Я думаю, Надежда, что о цели написания лучше спросить у автора. На мой взгляд, рассказ написан для того, чтобы обдумать вопрос, надо ли разоблачать ложь, на основе которой было построено воспитание. Я уже выше писал о лжи некоторых матерей-одиночек по поводу отцов. Автор свой вопрос упаковал в яркую, вызывающую вон сколько споров упаковку, чтобы больше привлечь внимания к этому вопросу.
   
   Да в магазинах все не наше, и нас также легко потопить, как СССР, уронив цену на нефть. Так и занялось наше правительство, как и советское строительством реальной, конкурентноспособной­ экономики.
   
   Исключения подтверждают правила))
   
   Согласен с Вами, не дотягивает Единая Россия до КПСС пока (все же у КПСС было 99.9%).
   
   Жестокость с обеих сторон, согласен. Но не забывайте, что одной из сторон было государство, власть, которая брала в заложники своих граждан и расстреливала их без суда (а значит без вины).
   Следуя этой логике, теперь в Чечне сжигают дома родственников террористов. Кадыров: "Если боевик в Чечне совершит убийство сотрудника полиции или иного человека, семья боевика будет немедленно выдворена за пределы Чечни без права возвращения, а дом снесен вместе с фундаментом".
   Следующим шагом вполне может стать расстрел малолетних детей педофилов.
   
   У нас с сепаратистами договаривались, сравнивая Грозный с землей.

   Жаль, что Вы не поняли то, что я хотел сказать.

   Мария Гринберг: «А Вы думаете, что до публикации моего рассказа у народа были "общие символы и образы", "связь поколений", и только из-за меня он всего этого вдруг лишился?»
   
   Мария, никто и не говорит, что, именно Вы порушили все символы, Вы - внесли посильную лепту. Но еще большим преувеличением является Ваша мысль, что всё было порушено до Вас.
    Это величайшее заблуждение. И до Вас символы оплевывали и рушили, и после Вас будут этим заниматься. Но нация (народ) жива и будет жить только до тех пор, пока живы её символы, её духовные начала. Без духовного начала нет души, нет души – нет человека. Ничего живущего без души не бывает. Ушла душа и кончилась земная жизнь.
   Весь вопрос в том, какова эта душа? Какая душа – такая и жизнь. И никуда нам не деться от этого. Об этом нам рассказывали многие большие художники, например, Лев Толстой и Борис Пастернак. И наше с Вами СЛОВО тоже ложится либо на правую чашу весов, либо на левую. Но это относится к слову, потому что еще есть трёп, он посередине.

   Зато, Ольга, Вы получили Ваши желаемые тысячи.:(
   
   Да, пожалуй, пора заканчивать с этим рассказом.

   М. Гринберг: «Что такое «историческая проза»? ... «Война и мир» Л.Н. Толстого – понятно, историческая. А, скажем, «Доктор Живаго» Б.Л. Пастернака? Хотя и то, и другое – истории людей, живших в то время...»
   Мария, ответ на Ваш вопрос, применительно к «Картине», я была дала такой.
    Роман Толстого о войне и вселенной – историческая проза, потому что в нем рассматривается борьба миров, и, в первую очередь, борьба материального и духовного мира. Он пронизан поиском первопричин счастья и смысла жизни. А роман «Доктор Живаго» (публикация и распространение которого оплачивались ЦРУ), повествуюет о превратности судьбы и поисках способов выживания клопа запечного во время этой самой войны миров.
   Роман Толстого проясняет причины живучести русского мира, причины победы русского мира над миром ему чуждым, несмотря на популярность этого чуждого в среде паразитирующей элиты. Кредо Андрея Болконского можно сформулировать так: «Надо, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтобы на всех она отражалась и чтобы все они жили со мной вместе!». А в Докторе Живаго рецепт, мне думается, такой: клоп выживет в любой войне, если будет удачливо лгать и юрко прятаться в надежную щелку.
    В атмосфере безграничной толерантности и плюрализма мнений оба романа являются исторической прозой, но истории в них разного калибра. А какой калибр матери-истории более ценен? Вот тут мнения расходятся. Для одних наиглавнейшее - история выживаемости клопа, неважно в каком мире. Для других - поиск счастья для всех в родном мире. Это не только совершенно разные калибры, но и разные «поверхности» жизненных установок. У этих поверхностей единственное пересечение только в тезисе - надо жить. Можно жить на «клоповой поверхности» небрежно практикующего доктора. За исследование такой жизни присудили Нобелевскую Премию. А можно жить, как описал Толстой - на «поверхности» родного мира и, не щадя живота своего. Толстовское исследование удостоилось всего лишь всемирного признания потомков. Какая награда выше, на той стороне и историчность, остальное - суета житейская.
    Мне кажется, интересные мнения высказали Джон Маверик и Игорь Колесников.
    Джон Маверик: «Собственно, речь в рассказе не идет о предательстве. Обе героини – жертвы... Марийка... обычная девчонка. Зина – жертва мелкой девичьей ревности... жизнь продолжается даже во время войны – девчонки любили парней и ревновали к друг другу, и совершали мелкие подлости... И да, особенно в условиях оккупации такая мелочь могла привести к трагедии».
    Игорь Колесников: «... ложь и предательство интернациональны, всеэпохальны... что было бы, если бы этот высосанный из пальца сюжет явился правдой? А ничего бы не было. Так же бы и было... «Идут пионеры – салют Мальчишу!» Вот это-то и по-настоящему страшно...».
    Добавлю от себя: «Вешают патриотку - не страшно... Нюрнбергский процесс – страшно... расстрел Белого Дома - не страшно... и так - страшно.... не страшно.... до скончания века.
   Удобные, приятные соображения. Значит, имеем обыкновенную историю обыкновенной недалекой девчонки, но немножко злой и завистливой. Владелица таких нехороших качеств немножечко оговорила подругу. Ретивый полицай - это вам не советский Аниськин, разбираться и профилактировать не стал, а из шкурных интересов быстренько передал всё на вышестоящий властный уровень. Там уже стали истину искать – пытками. Не получилось, дочь не выдала мать, имевшую связь с партизанами, и никого не оговорила. Единственным серьезным проступком было распевание частушки, оскорбляющей партизан. С добрыми оккупантами можно было бы и договориться, но подгадили пришедшие издалека партизаны. И власти пришлось ужесточить мерки малости проступка и (тоже в корыстных карьерных целях) неповинную девушку повесить. А узнав о наступлении советских войск, решили еще больше отличиться и заодно изнасиловать и казнить всю деревню. Вот такая «заботливая» оккупационная власть. Этому процессу попытались помешать партизаны, из-за ложного понимания лозунга «наших бьют». Естественно, малоумные партизаны стали жертвами неправильных духовных установок. Эта цепочка событий, порожденных маленьким проступком, естественным во все времена и у всех народов, развивалась на нашей территории, захваченной добрейшими и заботливейшими людьми. Да, они неожиданно озверели, но их вины в озверении нет. Сами посудите. Как они должны были реагировать, если в благодарность за заказанную в фатерлянде сеялку, партизаны взрывают, а на фронте бьют? Того и гляди, выпрут в благодатный фатерлянд или, не дай бог, на тот свет. Естественная реакция благороднейших и добрейших - изнасиловать и сжечь. Уж с какой целью сжечь – можно только догадываться. Автор рассказа на таких мелочах не останавливался, его интересовала живучесть, польза и вред лживости, порожденной коммунистическим режимом. И по замыслу для полнейшего раскрытия темы нужно было хоть кого-нибудь из мелко провинившихся сохранить. Поэтому население деревни было спасено подоспевшими войсками, одурманенными «лживым» патриотическим воспитанием. Спасение оказалось тотальным. Оккупационный режим исчез, а уцелевшее первичное звено лживости соединилось с лживыми цепями родного государства и, естественно, начало строить на лжи свое благополучие. В процессе роста благополучия был построен новый режим, насквозь лживый. Как мы уже знаем, насквозь лживый был сметен новейшим режимом лживых борцов за очередную лживую правду. Что будет дальше, мы не знаем, хотя Игорь Колесников оптимист и пророчит прежний ход событий. А посему обсуждать эту катавасию с режимами нет смысла.
    Во всех эпизодах борьбы лжи за благополучное выживание, лжецы представляются бедными жертвами лживости режима и всеми фибрами стараются быть святее папы римского, но ничего не могут поделать, потому что режим .... Он лжив, а им жить хочется - по правде, сытно и благополучно, ведь они имеют на это право? Почему они должны жить при советской власти, если при оккупации жилось сытнее? Почему - в социалистическом государстве, если в рыночном – сытнее и вольготнее... некоторым? Почему они такие несчастные? Почему-почему? Да потому, что лживый режим в принципе не дает им жить сообразуясь с собственными желаниями, а ограничивает лживой моралью и, страшно сказать, идеологией. И как истинные лжецы, они никогда не признаются, что не режим лживый, а они сами старательно делают его таким.
    А с чего начинается процесс их неутомимого творчества? С легкой уловки - назовем донос оккупанту легким проступком, совершенным по недомыслию. Ну, что взять с восемнадцатилетнего ребенка, выращенного тотально лживым режимом? Автор ведь только мимоходом сообщает, что её ровесница не солгала и приняла смерть за правду и веру. И целиком сосредотачивается на живописании выживания лжецов и встраивания их в государственную систему. Которая, естественно, будет лживой при вышеупомянутом понятии малости проступков в системе «клоповых ценностей».
    Чем кончается это живописание? Тотальным объявлением существующего жизнеустройства лживым и губительным для нации и народа. А еще подспудным призывом – давайте уничтожим этот режим, потому что в нем жить нельзя! Почему? А потому что лжецы не согласны с тем, чтобы великое преступление - предательство Родины, считалось преступлением, если в его основании была маленькая ложь. Для них это сущая чепуха. И совершивший чепуху, ничего кроме дружеского сочувствия и морального оправдания не заслуживает. Ну, что с него взять, с маленького человека, который не представлял, чем кончиться его донос, и ложь была во все времена, и будет.
   Да, клопы живучи. И правда их вечна. И право на жизнь они имеют, потому как тоже твари божьи. Вот только вопрос, стоит ли из них делать героев и тем более борцов за правду?
    Нет, такие борцы, как Марийка, не являются носителями «неудобной правды», которая якобы благотворна. Они, как показала М. Гринберг, лжецы изначальные и остаются таковыми всегда и везде, маскируясь под истинных правдолюбов. Но в рассказе сквозная лживость «правдолюбов» так старательно заклеена лейблами лживости режима, что только напряженные размышления помогли мне докопаться до лживой сути рассказа. Обвинение, что в наших бедах виноват лживый режим с лживыми методами воспитания и лживой идеологией – ЛОЖЬ! В наших бедах виноваты «маленькие проступки», которые имеют неустранимое свойство нарастать, как снежный ком. Их идеализация и опушистивание - это очередная маленькая ложь, из которой вырастет очередное большое несчастье. А оно нам надо?

   Так, я слышал, говорили,
   Очень часто повторяли:
   "Водопад, и тот в паденье
   Не всю воду выливает,
   Точно также песнопевец
   Не споет всех песен сразу.
   Лучше вовремя их кончить,
   Чем прервать на середине"

   Совершенно верно, ещё раз выражаю Вам своё восхищение, Маруся – Вы точно улавливаете сделанные мной намёки.
   Всего ведь раз упоминается отец Марийки, к тому же, вспоминая его, она фактически насмехается над умершей матерью, до конца продолжавшей ждать, не верившей похоронке?
   Что ж, и не так ещё людей жизнь ломает. Была ли она такой с колыбельки – всё же сомневаюсь.
   Ну а любовь её к Родине, понятно, игра – но ведь умеет она играть так, что верят ей. И разве это плохо?
   Неужели лучше было бы, если бы она раскаялась и созналась, перед этими ребятами заявила: всё я вам лгала, никакая Зина не героиня, а я, орденами увешанная – преступница, вяжите меня...
   Да просто не поверили бы ей, сказали бы – переутомилась, да и заперли.

   Может быть и так, очень странные порой бывают примеры дружбы.
   Но я ведь и не пытаюсь кого-то убедить, что Марийка – положительный герой, сама она себя искренне называет и гадиной, и мародёром.
   Коли так, два пути – или самой в петлю, или как-то дальше жить – по лжи.
   Выбрала второе, втянулась, привыкла, "стыд – не дым..."
   Что же тут недостоверного?

   Ну, почему же – видит ведь она плоды своей воспитательной деятельности, этих милых девчат, что, ложью её вдохновлённые, на подвиг готовы за Родину.
   Почему бы ей их и не пожалеть, не совсем уж она монстр?
   А главное – ничего ведь уже не изменить, проснулась ли совесть, или спит, или и вовсе её не было?
   Или всё-таки...
   Интересное, кстати, могло бы быть развитие сюжета, если бы она всё-таки сошла с ума и покаялась?
   Впрочем, я уже писала выше, ничего бы и тут не изменилось, отправили бы её в психушку, а кто-то другой детям рассказывал о её с Зиной подвигах.

   Надежда Цыплакова: «Меня интересовал бы ещё один вопрос: с какой целью написан подобный рассказ?»
   
   Многоуважаемая Надежда!
   Я думаю, чтобы сформировать прочное, глубинное, неосознаваемое, т.е. рефлекторное отвращение к Победе, защитникам Родины, советскому государству, советскому прошлому. И одновременно - внедрить понимание и терпимость к предательству, фашизму, тотальной терпимости в любом вопросе.
   
   Об этом неопровержимо свидетельствует задействованный автором "художественный" прием.
   
   Какие чувства возникают при чтении натуралистических сцен казни и трупного разложения героини, принявшей мученическую смерть? Отвращение, "неприятие, омерзение". В прошлогодних чтениях народ то и дело бегал к унитазам.
   Это проверенный способ. Так вырабатывают, например, рефлекторное отвращение к алкоголю. Дают алкоголь и тут же рвотное средство. Возникает условный рефлекс. Как видит человек алкоголь - его тошнить начинает.
   Так и с нами. Только вместо алкоголя – Победа и Герои Советского Союза.
   
   Что еще происходит с человеком при чтении натуралистических кошмаров?
   «Есть речи – значенье темно иль ничтожно,
   Но им без волненья внимать невозможно»
   Вследствие сильнейшего эмоционального воздействия возникает шоковое состояние с утратой контроля сознания.
    В такие моменты читатель становится исключительно уязвимым и ему можно беспрепятственно внедрить представления, которые в ясном уме он в свою голову не впустит.
   А когда читатель приходит в себя, то даже не ОСОЗНАЕТ произошедших с ним изменений.
   Он не замечает, что ему ВДРУГ стали нравиться несчастные марийки, безобидные полицаи, любящие наш чернозем и дарящие сеялки коменданты...
   
   "Чудо" свершилось - они уже "на одной стороне баррикад, читатель и автор!" ))