Кейсеризм – симптом идиотии. Часть 3.

 

Начнем с остановки. На чем остановились? Да, на серьезном предложении непонятно кого – Ильи Михайловича или Сол Кейсера создать Союз писателей. Я предпочитаю считать: идея эта высказана и осуществлена Майзельсом. Знаю его, как человека постоянно ищущего, творческого… Генератор идей! А Сол Кейсер – вечно на подхвате: обкрадывает всех окружающих его людей. Похищенное, ворованное – слово, идею, дело – выдает за свое! С полной «наивной уверенности» готов драться за приоритет этого настоящего плагиата.

Так вот – Союз писателей. Сол Кейсер пародирует саму идею. Называет его

Союзом Умеющих Писать. СУПом! Разве не смешно? Особенно для людей – с детским восприятием, природой и ехидной натурой. В качестве дополнительного аргумента – они выставляют стиснутые зубы, высовывают язык, корчат рожицы…

В тот Союз – Сол вошел, даже кооптировали его в Правление… И там шороху наделал! Оставил после своего пребывания недобрую память. Иначе он не может! Призван скандалить, выражать возмущение, социальный протест…

А время… Оно безостановочно, стремительно… Вот уже - «титры: «Первый всемирный съезд СУПа». Созывают членов – по всему миру расселившихся.

«Затрушенный вокзал в г.Верзань. Куры и такси «Жигули-01», со скрипящими счетчиками, толпятся на Привокзальной площади. Глубокие солнечные сумерки.

Начало декабря. Не по сезону жарко, Плюс ноль. По Цельсию. Однако, желая сделать приятное двум дальнозарубежным делегатам Первого съезда супа – Колу Мойсеру из Бразилии и Пиму Клею из очень Новой Зенландии, Маз попросил городские власти установить термометр с повышенной температурой: он показывает 31 градус. По Фаренгейту». Это сколько – при переводе на Цельсий? Сплошные загадки у Сол Кейсера – специально дурит человечество своими одесского происхождения шуточками, ребусами и загадками. Ведь он – одессит потомственного значения. Только в прошлом времени одесситов не бывает! По всему миру разбросанные одесситы – они и есть одесситы в полном смысле этого феноменального сверхъявления мистического свойства действия.

Имеет он в виду себя, самого любимого, единственного во всех смыслах – для сохранения закона правдивой справедливости: на съезд «ожидается еще один престарелый иностранец – Бельсей (Беня) Пфуйфербойм…» По этому случаю нечто готовят? Да нет! «Маз узнал у брата (правильнее: братка по имени… как его величают – не в натуре по метрической выписи и паспортным данным… Писатель со своими ухищрениями превратил живую личность огромного потенциального заряда действия – в маловыразительного Кола Мойсера. Мог назвать и Толом (Толиком) и даже Кола (Колей) – не по американскому архаичному образцу Кока-Колой, Пепси-Колой и прочими подобными тонирующими, но не алкогольными названиями личности.

И что еще мы узнаем из уст (из-под пера) закорузлого в классике писателя – новую суеверного свойства несмешную шутку, точнее: две – сразу, как принято торговать в Израиле – «две – по цене одной», это в России еще сохраняют спекулятивные дедовские методы торгово-оборота: «одну – по цене двух». И что же знают в обывательском мире цивилизованной в расово-потребительском смысле выражения Америке, точнее в Соединенных Штатов государственном устройстве:

«что в стране Измаиль (в данном случае намеренно допущена «описка» злобного типа восприятия – следует читать Израиль; как, привыкаете постепенно к шуточкам Сол Кейсера? Такой он злобствующий разгильдяй и пакостник – высмеивает даже самое святое. Свою примитивную юморную политику строит на низкопробной похабщине самого вульгарного смысла и звучания – М.Б.) привыкли пользоваться русским градусником (как мы русским матом – М.Б.). Кроме того, Беня плохо видит и – по старости лет – уже не может поднять голову. Просто, но уверенно смотрит под ноги, положив бороду на грудь. (Так мастер цинично звучащего художественного слова пытается создать видимость никчемного и немощного своего идеологического и нравственно-морального противника; хоть на этом заработать пару очков общественного интереса и внимания. Для полной справедливости не к ночи будет сказано: лет тридцать носил очки, но уже более десяти летков – обхожусь собственными глазами-гляделками. Не то чтобы зрение вернулось к нормальной кондиции – вижу достаточно хорошо из того, что мне надо, и не «вооруженными» глазами. А бороду давно сбрил – еще в 1998 году. Носил ее только в течение 12 месяцев – по причине смерти мамы. Из всей волосяной роскоши на лице – оставил узенькую бородку, полоской, немного с клинчиком. Коль верно меня проинформировала энциклопедия, подобные бородки носили испанские гранды времен Сервантеса. Не по случаю слепого подражания у меня возникло это «архитектурное украшение». – М.Б.)

Да, да – цитирую первоисточник: «Не знал, не знал Маз, что Беня сделает бородку очень маленькой, потратив на ее стрижку половину своего пособия на бедность, которое получают престарелые русские литераторы в стране Измаиль.

(Так вот, по пунктам: бородка маленькая – с этим историческим фактом не стану конфликтовать. А что касается «пособия на бедность» - я еще получаю 50% социальной добавки – расшифровать понятие не могу. В общей сумме это – примерно две тысячи шекелей, после вычитания медицинской части. Мне пособия этого хватает оплачивать коммунальные услуги, свое содержание и раз в году отдыхать по три недели в достаточно престижном санатории Карловых Вар в Чехии – М.Б.) В ихнeй валюте, именуемой «Шайkelgelt»… (Шекель – о нем так пренебрежительно высказывается автор нашего по смыслу порнографического произведения – стал уже или становится конвертируемой валютой. Что касается прославленного во всем мире долларе – упал в цене более чем в треть своей стоимости – мир не затрясся, сами американцы оказались в дерьмовой ситуации. Мои 2000 шекелей – это сейчас 600 долларов ежемесячно. Советуем помолчать американцу одесского происхождения. Уже начался закат Американской Империи с ее прославленной демократией. Даже природная стихия обрушилась злобно – за американское высокомерие, за излишне беспечный, роскошный образ жизни и

поощрительно-повелительное, менторское отношение ко всем без исключения странам, правительствам и народам. Вместе с навязчивой рекламой самого достойного и доступного американского образа жизни – имеющим свою историю и морально-нравственные ценности - навязывают свои пронафталиновые исторические традиции, ценности, привычки с гангстерской «культурой».

Язва – она и есть язва! Пусть хоть выскочит в виде чиряка на самом чтимом месте. Продолжает он упражняться-испражняться своими мелкотравистыми шЮтками-смехУёчками. Цитируем: «сделает он это из чисто технических соображений: окладистая толстовская борода (из полоски на подбородке – борода вдруг стала «окладистой толстовской» - лучшее доказательство небрежной работы автора. Возможно, он просто механически водит рукой – клацает по клавишам – не придает значения написанному тексту. В последующем – нелепости, противоречия становятся более заметными. Выпирают оглоблей – через дорогу. Характеризуют автора текст с очень даже отрицательной стороны. Как небритость, немытость и отвратительные запахи – М.Б.) делала шею короткой, и Бене прикрывала-таки объектив 10-долларового фотоаппарата, которым великий литератор собирался запечатлИвать товарищей по литературному оружию – клавиатуре и мышам».

Фотоаппарат мой не очень дорогой. Обычная оптика. Возможно, изделия такого свойства называют «мыльницами». Не знаю. Точно знаю: заблаговременно

договорился в фотоателье – сдал вечером негативы, а утром получил готовые фотокарточки. Успел передать всю пачку делегатам съезда, в раздаче сам не участвовал. Потом мне сообщили: драка произошла – за те карточки. Признаю: не все фотокарточки оказались высокого качества. Цветные, резкие – бытовые карточки для памяти. Некоторые фотокарточки оказались даже в художественном смысле хорошими. А таких насчитывалось более половины изделий. Меня немного удивило: фотоателье провинциального города – выполняло достаточно качественную продукцию. Секрет оказался простым. Владелец ателье – мастер высокого класса. Сотрудники поддерживали престижное имя - являлись почти эталоном города. Владелец ателье специально меня снял в нескольких позах-вариантах. Привез я из Рязани несколько достаточно выразительных фотопортретов.

Пересмешник Сол изображает меня, да и остальных персонажей в своей не смешной манере. Его плоскоступный юмор – безотказно действует на простаков. Достаточно показать палец – закатываются в смехе: до коликов в животе. «Он так и написал Мазу по Емеле: «ПРЕЕДУ С ФОТААППАРАТОЙ ДЛЯ ФОТАСЪЁМКЕ. ФОТКИ ВИШЛЮ С ДЕНЬГАМИ В МЕСТИ! ОБИСПЕЧЬТИ ОТСУТСТВИЕ КОЛА». При чем тут Кол? Не ожидал даже его встретить, познакомиться на Учредительном съезде. Он меня, между прочим, лечил коньяком. От перебродивших солянок в гостиничном кафе – у меня случилось отравление желудка. Чуть не дал дуба! Хорошо вырвал и попил марганцовых растворов. Слабость организма – огромная: сопутствующее явление. В чужой стране. Кажется, приехал без медицинской страховки. И без ночлега! Надеялся на ближайшую родственницу… Зря надеялся… Ночевал в поездах. Понимаете?! Проклял я ту декабрьскую поездку в Россию.

И дальше: заблатыканный Сол Кейсер – в своем репертуаре: «Но что мог сделать Маз?! Он тогда еще не имел концов в Интерполе, не знал офицеров в Шереметьево-2 и даже -1. Не был вхож в графско-княжеские дома, и даже не грелся в отблесках «Золотого Ножа Всея Руси».

До такой степени мелочное, завистливое, недоброжелательное, коварное и

мстительное это человеческое существо – беспримерно! Дивишься такому чуду!

«Но приближенные к Мазу круги сообщили нам, что дело совсем в другом. Он (этот самый Маз, возможно, с подсказки Валентины Александровны – М.Б.) в те времена возлагал на Кола большие надежды. (И на меня он мог возлагать надежды: во время послесъездовской встречи – пытался подарить картину, хотел снять со стены своего кабинета, но я воспротивился. И в процессе последовавшего затем обеда – он сообщил о себе некоторые довольно секретные подробности, пытался вовлечь в денежные операции Портала+Издательства. Но я не смог проявить достойную щедрость. Как Сол –М.Б.) Тот имел в Бразилии (в самых настоящих США – М.Б.) свой бизнес: торговал струями водопада Игуасу по очень сходной цене. И – самое главное! – ПИСАЛ книжки, сидя в тени водопада. А значит, была надежда на то, что удастся его ободрать. Больше, чем на пару тысяч долларов, публикуя книжку в издательстве «Безвременный». И тогда можно потерпеть любые выходки. Даже если Кол напьется на банкете, как свинья. Или даст Бене по башке Бениной же толстой, трудно читаемой и совершенно не понимаемой никем, кроме самого Солденикина, книгой, написанной заглавными буквами. И жирным шрифтом. (Книга моя действительно толстая. Я ему подарил один экземпляр – на рассчитывал: прочтет и поймет. Надо знать историю евреев – в России. Не в одесском варианте осведомленности – М.Б.)

«Кроме того, Маз попал под влияние Алевтины и глупо старался каким-то образом, как-то, культурно, спокойно, неуверенными мелкими шажками направить сайт по пути литературы. Он был твердо уверен, что знает значение этого слова! Незаменимыми членами СУПа, в таком случае, становились Алевтина, Кол, и очень смешной автор Алеша Сякой-то-Такой-то. Маз его работ не читал (и всех других авторов – тоже), но ходили слухи, что они интересны и умелые, хотя Алеша и дружил с Колом. (Важная, центральная фраза последнего абзаца – ее запомним:

«хотя Алеша и дружил с Колом». Понять наличие в предложении «хотя» - не могу и поныне. Оставим на совести автора: пусть он сам за все отдувается – М.Б.)

Продолжим экскурсию по памятным местам. «Над входом в гостиницу висели два транспаранта: «КАЗИНО, вход справа» и «Да здравствует СУП! Дадим каждому читателю Рунета по литератору!». Конечно, ничего подобного не существовало даже в помине. Своим красноречивым художеством автор пытается разнообразить жизнь с ее происходящими прелестями, чередой событий, сменой лиц, мнений, конфликтов…

«Всходила ночная заря. Стол накрылся. Шампанским и не пахло» (происходил

обычный трудовой ужин. Для скромного сборища повесткой дня и репертуаром не предусмотрели щедрую выпивку – желающие разочарованы. Пусть даже не показывают своим внешним видом – под внутренней сдержанностью исторически важного момента – М.Б.)

«Камера показывает панораму ярко освещенной тёмной площади перед небоскребом гостиницы «Булгартабак», построенной в центре Верзани, якобы, писателями балканской национальности. Крыша отеля скребла черное, покрытое черными облаками, звездное небо зарождающейся из ничего будущей столицы литераторов мира. Подъезжает громыхающее такси с буксующим на легком теплом морозце сцеплением. В воздухе запахло баббитом. Из машины пытается вылезть крупный мужчина невысокого среднего роста, в дубленке и без бороды. Водитель, едва скрывая счастливую улыбку, подает небольшой чемодан, черный, в тон дубленке.

- Спасибо, спасибо, большое спасибо! - Говорит водитель. – Спасибо, песатель!

- Not at all! (По сленговому высказыванию понятно: «бразильский американец» Сол Кейсер зажал часть платы – удовлетворился благодарностью «стреляющего»

за заработком «частника» – М.Б.) – Скромно отвечает хозяин черной дубленки и чемодана на ломаном бразильском языке. – Я просто не знаю пока курс валютов. Ехайте осторожно, а то сцепление выпадет*. (* выпадет, браз. – перестанет работать: перевод автора синопсиса киносценария кино)

Человек с черным поворачивается, поднимает голову, чтобы прочитать транспаранты, камера наезжает на него, и зрители видят уставшее после 24-часового перелета, небритое, но родное лицо. Хромающей походкой на правую ногу, тот поднимается колом по ступеням уходящей в небо лестницы, одновременно стараясь разогнуть обомлевшую от перелета и поезда спину и обдумывая свою очередную критическую статью с критикой чьей-то несчастной работы. По его лбу бороздят мысли». (Так Сол Кейсер видит самого себя – со стороны критического пафоса, отцовской любви и прочих отсутствующие у него в помине качеств, свойств и черт характера. Ведь он – наглец и хам высшей категории некачества. Ни в один ГОСТ не вмещается – даже в качестве «отходов производства» по графе отчетности «неликвид» - М.Б.)

«Камеру уже закатили в гигантское фойе. Виден человек, писатель по национальности, но с совершенно русским, московским лицом, в костюме и жилетке. Он стоит у выполненной из чистого золота местного разлива регистрационной стойки и беседует с вытянувшимся по стойке штатом. Верзаньским. (Не станем принимать во внимание нехудожественную сторону «художественного произведения» - обязанность критики оставим за квалифицированным литературоведом. Наша задача: показать натурально-художественный образ героя нашего времени в процессе диалектики природы и жизненных странностей. – М.Б.)

Здесь, в месте и в данное время мы замолкаем – вчитываемся-вдумываемся в каждое слово. Запоминаем! Ведь описан два года назад безвременно скончавшийся наш друг, очень скромный человек и большой писатель – Алексей Павлович Синельников. Его беда и несчастье: себя не щадил - безотказно исполнял распоряжения и просьбы делового и личного свойства. Пользовались этим многие. Злоупотребляли. Трудился на износ. И вот он – перед нами:

«- Вы понимаете, писатели – очень странный народ. Мы любим пошуметь. Вот я, писатель из Мухосранска, ну, батенька, Вы сами должны понимать, не требую ничего специального. Я всех люблю, даже метроотеля вашего, но честно вам скажу, если вы придете завтра на наш банкет, но понимаете, что мы, естественно, должны подготовиться к нему, так вот, я, допустим, пишу с грамматическими ошибками, ну не умею без Ых, ну мама таким родила, но меня уважают. А вы меня уважаете? Вот. По списку почти все в сборе, ждем Кола. Не удивляйтесь, я очень прошу вас, если имена и фамилии будут отличаться от списочных. Или, например, пол автора. Ну, не половину я имел в виду, не половину, а наличие той самой штучки. Или отсутствие, я бы сказал. Вот я – Алеша Сякой-то-Такой-то, но Вы же знаете уже мою настоящую фамилию. Тс-с-с... Седельников. Это, понимаете ли такое дело, виртуал, писатели, творческие натуры. Даже хорошие попадаются. А завтра вам попадется у стойки чудесная, ну, чудесная Лора де Голь и необыкновенный, замечательный Александр Казар. С женой. Но не надо беспокоиться, прошу вас, потому что он может, например, ну, к примеру, оказаться женщиной, а жена, ну только для красного словца, - мужчиной. Или наоборот. Не обращайте внимание. Мы все – виртуальные личности, региональные литераторы из разных регионалов. И еще приедет однофамилец Эдуарда Хиля, помните, он пел когда-то по центральному телевидению, песни. Нет, наш Хиль, ну, красавец, высокий, интересный, он не поет, а пишет тексты песен. А не поет он потому, что наш сайт, ну, не принимает МП-3 файлы, я Мазу несколько раз говорил. И вполне допускаю, что он сам же и поет файлы.

- Ма-а-аз?! Мы же его знаем, он – аблокат по профессии, скидку для всех вас получил...

- Ну, зачем же так, ну, почему вы не хотите понять, да не Маз, куда ему, у него возле дома даже душа нет, а Хиль, Эд Хиль, поэт. А вы видели, мы вместе из Мухосранска приехали, очаровательного Злата Столыпина – Очерковского? Он глуповат, конечно, но я его обожаю, жалею, он отец-одиночка. Граф. Настоящий. Как Лев Толстой. Николаевич. (Последние фразы Сол Кейсер посвящает нашему Председателю Союза писателей. Ее переименовал в мужчину: мало этого! Он еще пытается представить ее… ну как сказать… И только по простой причине: она его значительнее образованнее и продвинута, как сейчас говорят. Ее графское происхождение в данном случае важно и… не столь важно! Она морально, воспитана! А он… что он: дворовой пошляк, уличный подонок, несоциальный тип…)

– Алеша повернулся, чтобы набрать воздух в легкие и чтобы клерки (так теперь называют в Верзани работников регистрационных стоек) не почувствовали тяжелый запах легкого коньяка. Глаза его расширились, он сделал все-таки вдох и бросился навстречу хозяина черного чемоданчика, в тон дубленке. – Боже мой! Да вы посмотрите, это же сам Кол, дай я тебя обниму, мы ждем-с, ждем-с, а тебя все нет, а от вокзала-то три минуты пешком. Я уж, подумал, не отоварили ли тебя местные литераторы по дорожке с лужами. Дай поцелую! Как дошел?

- На такси приехал.

- Да зачем же, зачем же так, впрочем, у бразильцев свои привычки. Нам, региональным классикам не до такси... Пойдем, там все ждут тебя, дергаются, нервничают. Сдай оружие в регистратуру, и в лифт. На сто тринадцатом этаже, в номере Маза и Алевтины, все уже собрались».

Вот так – весело, по-братски описывает автор в своей огромной работе юморно-памфлетного свойства незабываемую встречу с нашим Алешей Синельниковым.