[«Анекдоты об Остапе Бендере»? Легко! Прилагаю два. Надеюсь, они украсят почти бесплатный сборник юмористических текстов. Ну, если и не украсят, то привлекут внимание не общим выражением авторского лица.
   А деньги Семен Г. не прилагает — их у него не было и нет. Но если бы и были, он бы их не на публикацию своих текстов пустил, а на пропитание. Но, с другой стороны, этот гордец и гонораров от издателя не просит...]
   
   Как известно многим, Остап Ибрагимович Б. однажды сочинил киносценарий с впечатляющим названием «Шея». Ровно через девяносто один год он отважился снова пойти тернистым писательским путем...
   
   Двушеее
   (миниатюрморт из серии «Мастер-класс неподсудного плагиата»)
   
   ______________ Шеей называется место между головой и плечами.
   ______________ (Аристотель, «О частях животных»)
   
   «Как же это я сразу не догадался!» — снова обиделся на себя Б., полночи провертевшись в своей безыдейной постели. Тут он устремил мечтательный взор на недостижимый шведский Эверест. Не более чем через минуту мечтатель вернул свой взор в суровую реальность спальни, погладил близлежащую, с детства знакомую, книгу по теплой оранжевой обложке и, промолвив: «Гоморра», созвучное классическому «Голконда», быстро перевернулся с бессонной спины на привычный живот. Затем Б. счастливо заснул со сжатым кулаком, в котором содержалось перышко идеи, оброненное пролетавшей поблизости Жар-птицей. Между прочим, беззвучный черно-белый сон его носил игривый характер Содома...
   Не будучи талантливым, а всего лишь способным юмористом, он целый месяц сидел у подоконника и в других местах своих двухкомнатных хорОм и писал; и при бесплатном дневном свете, и при дорогом электрическом. И при экономном свете спермацетовой свечи Б. тоже писал. Будучи самокритичным, почти все написанное он зачеркивал.
   Жар-птица, еженедельно залетавшая в окно в поисках утерянного перышка, перебирала исписанные листки. Чаще морщилась, но изредка удовлетворенно хмыкала.
   Между тем перед сочинителем открывались весьма привлекательные пейзажи, извечно интригующие человеческие тела и отдельные их части. Увлеченный ими Б. не замечал регулярных смен дня и ночи, а деликатные небесные светила, прикрывшись плотной облачностью, не мешали творцу. И весь одушевленный внешний мир, существовавший за пределами одинокого квартирного творчества Б., не мешал ему, хотя дышал и шевелился, бодрствуя, а также посапывал и хрипел в ежедневных снах.
   Так, почти незаметно для Природы, прошел Болдинский месяц Б., и наступила финальная ночь трудного дня — a Hard Day’s Night. И повинуясь ей, литературно уснуло почти все вокруг.
   Заснул новатор (юмора гигант), валетом с ним и чуждый шутке лирик, задрых в Европе призрак-плагиат, сопел в две дырки твердолобый критик. Спят буквы все, и слоги, и слова, и фразы спят, и знаки препинанья, абзац, катрен, Онегина строфа, надежда мало-мальского признанья. В сердцах храпят хорошие стихи, вповалку: ямбы, дактиль, амфибрахий... Ненормативной лексикой стихий анапест сонный ими послан на хер. Уснул и самый поздний модернизм, а в унисон посапывает проза, мертвецки спит забытый символизм, навек заснула на морозе роза. Порталы спят и книжный магазин, хрипят темкаталог библиотеки и пьяный славный бард («Ты вспомни, Зин?»)... Заснули Капулетти и Монтекки. Читатель спит и автор Имярек (так в паспорте написано, в натуре), и сапиенс по кличке Человек... Давайте выпьем вместе — за Культуру!
   В интимных же пи-окружностях сочинения Б. тоже властвовал Морфей. Невидимые в глазок, в темных углах своих камер спали, не перестукиваясь, арестанты Содома и Гоморры. Неподалеку от них, по другую сторону глазка, тоже не перестукиваясь, спали самые заядлые вертухаи-доминошники­.­ Мелкие сутенеры спали на свободе, где придется, подложив под себя свой жалкий товар. Этой же технологии следовали и откупившиеся владельцы крупных домов общественной терпимости...
   Не спали Двое. Дежурный Пегас бродил по периферийным литературным пространствам, осторожно переступая через критиков, волоча за собою немодные крылья и суя морду в приватные квартиры в поисках приемлемых шедевров. Подошел он и к окну сочинителя Б. и, положив голову на подоконник, иронично посмотрел на дописывающего в упор.
   — «Иди, иди, лошадь, — цитатно отшутился эрудированный труженик пера, — не твоего это ума дело!»
   На том они по-доброму и расстались.
   С рассветом, когда литературный мир стал оживать и между писателями уже бродили специалисты с аппаратно-программны­м­ обеспечением в карманах, просительно выкликая: «Кому книжки верстать?», Б. окончил свой труд, вставил в принтер чистый лист бумаги и 18-м кеглем распечатал на нем заголовок:
   «Шея-2»
   (6-серийный порнофильм)
   [синопсис сценария]
   
   
   Жестокое порно
   (миниатюрморт с обнаженными телами и технологиями)
   [из серии «Мастер-класс неподсудного плагиата»]
   
   Всю ночь Б. вытворял нечто трудноописуемое. Стороннему же наблюдателю показалось бы, что он просто писал. Однако писать просто Б. не умел. Он писал «при веерном отключении любви к электричеству и дрожащем пламени вынужденной спермацетовой свечи». Странное название некогда весьма популярной свечи проталкивало в его голову вереницу причудливых образов...
   С рассветом с образами и свечей было покончено. Б. «вставил в принтер чистый лист бумаги и 18-м кеглем распечатал на нем заголовок» — «Тропики близнецов». И от себя приписал полужирным курсивом: «синопсис сценария». Ароматизированный гонорарный дым неожиданно возник перед его удовлетворенными глазами.
   
   На 1-й Государственной фабрике порнофильмов имени Генри Миллера был тот ералаш, какой бывает только во второразрядных домах терпимости и именно в ту минуту, когда всем избалованным аристократическим обществом ищут себе на вечер извращенцев.
   Б., зашедший туда по надобности, — он хотел продать свеженаписанный синопсис — принялся было расхаживать по фабрике обычным своим мужским шагом представителя сексуальных большинств, но вскоре заметил, что никак не может включиться в этот соблазнительно кружащийся мир. Никто из мужчин не отвечал на его приставания, никто из женщин не останавливался, чтобы вглядеться в его волнующий профиль.
   — Надо будет примениться к гендерным особенностям этого сообщества, — принял решение Б.
   Он тихонько снял с себя рубашку и, обнажив свой знаменитый торс, сразу же почувствовал облегчение. Ему удалось даже перекинуться двумя интимными словечками с каким-то полуобнаженным сотрудником. Тогда сообразительный Б. с возможной быстротой снял брюки и вскоре заметил, что включился в темп. Теперь он бежал губа в губу с заведующей литературной частью в бикини.
   — Что у Вас? — томно осведомилась заведующая.
   — Синопсис сценария «Тропики Близнецов», — призывно закатил глаза Б.
   — Какой? — спросила завлитша, виляя бедрами.
   — Страстный! — ответил Б., выдвигаясь на полкорпуса вперед, чтобы собеседница могла оглядеть его ягодицы.
   — Я вас спрашиваю, какой? Обычный или 4D?
   — Обычный — 4D.
   Легко выбрасывая толстые ноги, странно покрытые густыми волосами, завлитша обошла Б. на повороте и эротично простонала:
   — Не надо!
   — То есть как — не надо? — спросил Б., начиная возбуждаться.
   — А так! Мягкого порно с технологией 4D уже нет. Обратитесь к жестким порновикам.
   Оба они на миг остановились, неудовлетворенно осмотрели друг друга и разбежались в разные стороны.
   Через минуту Б., размахивая своим творчеством, опять бежал в подходящей компании, между двумя обнаженными консультантшами.
   — Синопсис! — сообщил им Б., почему-то тяжело дыша. Консультантши, дружно взмахнув грудями крупных форматов, оборотились к Б.:
   — Какой синопсис?
   — Жесткое порно. С технологией 7D.
   — Не надо, — отказали ему консультантши, наддав ходу. Б. ощутил, что возбуждение его куда-то запропастилось, и позорно заскакал.
   — Как же это — не надо?
   — Так вот и не надо. Жесткое порно вчера запретили, а технологию 7D еще не до конца освоили.
   В течение получаса добросовестной рыси со стриптизом Б. уяснил себе щекотливое положение дел 1-й Государственной фабрике порнофильмов. Главная щекотливость заключалась в том, что разрешенное мягкое порно с жестко привязанной к нему технологией 4D уже не снимают в связи с устарелостью последней, а применять экспериментальную технологию 7D, мягко ориентированную на жесткое порно, нельзя, поскольку последнее давеча временно запретили.
   В разгаре рабочего дня, когда чувственный бег ассистенток, консультантш, актрис, администраторш, режиссерш, гримерш, осветительниц, сценаристок и хранительниц большой электронной печати достиг резвости лошади — «Крепыша-2», сына знаменитого в свое время «Крепыша-1», — распространился слух, что в каком-то кабинете сидит женщина, которая в срочном порядке собирает жестокое порно в формате 8D. Уже через пять минут удачливый Б. со всего ходу вскочил в искомый кабинет и остановился, пораженный. На краю стола сидела изящная блондинка с бородкой Троцкого и в чеховском пенсне со шнурком. Нагнувшись, она с усилием стаскивала с ног нижнюю часть купального костюма.
   — Привет, крошка! — громко сказал предельно обнаженный Б. и дважды обернулся вокруг своей оси, давая себя рассмотреть.
   Но блондинка не ответила. Наконец, она сняла свои почему-то мужские плавки и принялась вытряхивать из них презервативы.
   — Здравствуйте, миссис!! — добавил децибелы Б. — Я принес синопсис сценария.
   Дама с бородкой не спеша надела корсет и молча стала его шнуровать. Закончив это дело, она повернулась к ноутбуку, призывно сняла пенсне и, закрыв оба глаза, принялась вводить текст.
   — Молчать!!! — не совсем логично заорал Б. с такой силой, что на столе кинодеятельницы звякнул старинный пейджер.
   Только тогда блондинка подняла голову, открыла один глаз, посмотрела им на Б. и сказала:
   — Пожалуйста, говорите громче. Я не слышу.
   — Пишите ей записки, — посоветовал Эйзенштейн с большой афиши «Броненосца Потемкина», висевшей на стене, — она слегка глуховата.
   Б. подсел к столу и набрал на клавиатуре: «Вы жестокий порновик?»
   — Да, — отписалась глуховатая.
   «Принес синопсис сценария с технологией 8D. Называется «Тропики Близнецов». Международная трагикомедия с инцестом и стрельбой в равнобедренном любовном треугольнике», — безошибочно написал Б.
   Глуховатая посмотрела на монитор сквозь пенсне со шнурком, ощупала бицепсы Б. и сказала:
   — Прекрасно! Мы сейчас же втянем вас в жестокую порнографическую работу. Нам нужны свежие эластичные мускулы.
   «Рад содействовать. Как в смысле аванса?» — поиграв брюшным прессом, написал Б.
   — Извращения сиамских близнецов с сексуально одаренной девочкой — это как раз то, что мне нужно! — вскричала глуховатая, непостижимым образом постигнув геометрическую суть сценария.
   — Полежите здесь, я сейчас приду и прилягу с вами. Только никуда не уходите. Я ровно через минуту.
   Глуховатая ловко выхватила из рук Б. синопсис с восьмимерными фигурами плотской любви, профессионально прижала его к себе и в чем была выскользнула из кабинета.
   — Я разведу вас со сценарием и втяну в группу порнозвездных актеров! — пообещала она, скрываясь за дверью. — Через минуту я вернусь. В залог оставляю раритетное пенсне, подаренное мне известным драматургом.
   Услышав это, Эйзенштейн, сидящий на афишной лестнице, поднял руку с мегафоном и хотел что-то в него сказать, но аппарат оказался неисправен...
   После этого Б. пролежал в кабинете полтора часа. Он интересно провел время, беседуя с Эйзенштейном о мизансценах, но глуховатая не возвращалась. Только выйдя на лестницу и включившись в темп, Б. узнал, что бородка Троцкого уже давно уехала на извозчике и сегодня не вернется. И вообще никогда сюда не вернется, потому что ее внезапно пригласили в Мексику на пробы для мюзикла «Ледоруб Меркадера». Но позорнее всего было то, что глуховатая увезла в другое полушарие синопсис сценария...
   — Ну что ж, глубокого глоточника Дамиано из меня не вышло, — полузнакомо изрек жестоко облапошенный Б. — Придется в очередной раз переквалифицироватьс­я.­ Предположительно, в челюстника Спилберга...