Его светлость пирует в светлице, Лошадь хрумкает сено в сенях. Над лампадами - скорбные лица, За окошком скрипят ясеня. Челядь спит на полу где попало, Что ей челяди? - Водка одна. Эх, опала моя, ты опала... Наливай до краёв, пей до дна. Мимолетна царицына милость, Скоротечна, как золота звон. Словно ветка, любовь обломилась, Да и с глаз долой, из сердца вон. Сколь стоял с нею в церкви обеден! Сколь встречал в её спаленке зорь! А теперь её лик хмур да бледен, И тяжёл её каменный взор. Было время: был нужен да нежен. Томный голос так душу ласкал. Кабы знать, что конец неизбежен, Он поболе б добра натаскал. Нынче кто ж на Руси не ворует? Всяк возьмёт, коли плохо лежит! А сворует, так после пирует Да закатывает куражи. Догорает последняя свечка, До слезы горек в водке имбирь... А с утра по заснеженной речке На санях во Сибирь, во Сибирь. И другой у неё уж в фаворе. Он не брал для неё крепостей. Кобелей молодых в царской своре Нынче жалуют всяких мастей. Отвернулись и други, и слуги... Стол оструган, как гроба доска. Пьют с ним вместе две мрачных подруги, Две попутчицы: скорбь да тоска. Сколь пробита в боях треуголка! Сколь запуталось пуль в парике! А теперь опозорен и гол, как Тот сокОл в шутовском колпаке. За окном слюдяным вьюга злится. На столе - опрокинутый штоф. Его светлость пьёт водку в светлице, Заедая вопросом: "За что?" Потопил кораблей он немало, И немало сгубил янычар... Сколь клинков за неё поломал он! Сколь за чары её пил он чар! Его светлость искал мутным взором Милый образ среди образов. Вой хоть волком с тоски да позора - Не услышит никто его зов. Так и манит курок самопала. Ствол прохладен и цель так близка. Эх, опала моя, ты опала... Бей в упор в перекрестье виска! А с утра под медвежий он полог Упадёт прямо в сани с крыльца. Кто же знал, что сырым будет порох, Да и штоф не допит до конца? 05.05.1998 Москва |