Мент и Совесть.

 

В одном далеком городе Страшнодырске, в небольшом, но уютном – на 34 комнаты - особняке жил был Мент. Именно так его и звали - Мент Иванович Призаконе. И папа его, Иван Филерович, был Призаконе, и дедушка Филер Колониевич – Призаконе, и даже прадед Колоний Тюремович, по слухам ведущий свою родословную от древних римлян, тоже носил небезизвестную фамилию. У Мента Ивановича, котрый свом происхождением сильно гордился, была старая заветная гинеологическая тетрадь, которую он, соблюдая завет предков, бережно хранил и куда надеялся когда-нибудь, лучше в ближайшем будующем, внести и своих потомков.

По материнской линии данных в тетради было не много. Имелось всего две записи, о матери Химере Васильевне и бабушке Нинет, ведущей свое тоже не простое происхождение от древнего рода малороссийских князей Буцегарня.

Нинет Буцегарня умерла, когда Менту Ивановичу было всего четыре года, и все, что он о ней помнил, это круглое лицо с лохматыми черными бровями и сильный грудной голос, полубасом повторяющий : «Ментик, маленький мой».

Химера Васильевна здравствовала по сей день, но была очень занята (работала в детской комнате милиции) и своим происхождением не интересовалась.

Сам же Мент Иванович увлекался гинеологией страшно. Частенько, бывало, откроет тетрадь на какой-то странице и смотрит в нее. До изнеможения смотрел, засыпал даже от переутомления. Но если быть честным, то интересовало его не столько прошлое, сколько будущее, а именно - поскорее оставить в тетради свою запись. Чтоб, значит, помнили. Чтоб потомки читали сделанную его рукой жирную запись и говорили: «Это вот мой прадед написал. Легендарный Мент Иванович, гроза преступности и страж государства».

Мечтать об этом было легко, а добиться – ой как не просто! Дело в том, что любви гражданин Призаконе не понимал. То ли в силу своей профессии, которая была подстать имени и фамилии, то ли в силу сурового воспитания, проводившегося параллельно с облавами, обысками и допросами. Ведь все предки Мента Ивановича, от самого дальнего пра-пра-прадеда служили в органах – в милиции, полиции, царской охранке и так далее.

Теперь уж и не разобраться почему. Не было любви. Не видел ее Мент, не слышал, не чувствовал.

Читал много про чувства возвышенные - Ромео и Джульетту, двадцать страниц; «Поющие в терновнике» - обложку и оглавление. Но как-то ничего не понял. Смотрел порнуху по видику – проняло, и тут же возникла еще одна проблема: секс и любовь, вроде одно и то же, а называется разными словами. И опять же, как быть с групповухой. Если арестовать проститутку и тарабанить всем отделом, как же потом разобраться, кто настоящий папа?

В общем, проблема встала перед Ментом Ивановичем не шуточная. Любви он не понимал, девушки с ним начинали говорить только в кабинете и то лишь в том случае, если им перед этим отбивали почки. Была еще Манька-шлендра, которая раз в неделю платила Менту за место и спокойную жизнь миньетом, но она почему-то от этого не беременела. Да и записать в заветную тетрадь: «от отца майора милиции Мента Ивановича Призаконе и проститутки Маньки-шлендры» Мент побаивался. До него ни одной такой записи не было, что наверняка означало - продолжать род нужно с девушкой порядочной.

Оставалось одно – назначить себе избранницу, выбрав ее из числа наиболее подходящих кандидатур. Критерием отбора считать следующие факторы: молодая, сильная (чтоб дети получились выносливые, работоспособные, пригодные к нелегкой и опасной службе в органах), чтоб любила стирать и синий цвет, и жила неподалеку (не хотелось переться с ухаживаниями черте-куда на другой конец города).

Оказалось - нет ничего проще. В пятиэтажке напротив особняка Мента Ивановича проживала некая Нюра Кучеряшкина. Студентка первого курса, высокая, статная, кудрявая, с бантиками, веснушками и большими зелеными глазами. Кандидатура вполне подходящая. Насчет стирки майор не был уверен. А касательно синего цвета не сомневался. Как его не любить? Синий цвет все любят, если конечно люди порядочные.

Тянуть не стал. Взял дежурную машину и поехал за девушкой лично. Привез в кабинет, усадил на привинченный к полу стул и выразил все свои чувства и намерения вот такой фразой: - Вам, гражданка Кучеряшкина, выпала честь занять славную и почетную должность моей жены и матери будущих защитников правопорядка. Организацию свадебного торжества я возьму на себя, а вы, тем временем, заберете из института документы. У вас на учебу не будет времени. Да и ни к чему. Работать вам не придется. И так все будет. В обморок от счастья падать тоже не спешите, - добавил он, видя, что дыхание девушки стало тяжелым и глаза закатываются, - я беру вас на испытательный срок – три месяца. Сколько вам нужно времени, чтобы вещи собрать? Предупреждаю, берите только самое необходимое, - по привычке добавил он в конце.

Удивительно, но Нюрка не согласилась. Не помог даже набитый Ментом Ивановичем синяк и угроза посадить до выяснения в клетку к задержанным.

- Мне, - говорит, - рожать вам детей совесть не позволяет!

Отпустил ее майор, а сам призадумался: «Кто же это такой, Совесть?»

Взял оперативников и устроил под Нюркиным домом засаду. Умело. Профессионально. В тот же вечер скрутили перед ее квартирой худенького высокого парнишку в очках.

Взял его Призаконе за воротник, тряхнул, как следует, и спрашивает: - Ты, что ль, Нюркина Совесть.

- Я, отвечает.

Так вот первый и последний раз встретился майор уголовного розыска Мент Иванович Призаконе с Совестью. Посмотрел ей в глаза и почему-то испугался. От испуга этого прицепил он парнишке два старых висяка и отправил по лагерям кочевать. В надежде, что за колючкой Совесть затеряется.

Вот что интересно, Нюрка все равно наотрез. И в институт писал, и родителям на вид ставил. Ничего не помогло. Вызвал он информаторов, а те донесли: «В народе говорят, молодец Нюрка, совесть свою не предала».

И встала Перед Ментом Ивановичем новая загадка. Что такое? Не предала - это как же?

Механизм предательства он знал хорошо, не предательство, как и любовь не понимал.

С тех пор гражданин Призаконе каждый вечер садился в кресло, брал в руки гинеологическую тетрадь, смотрел на свой чистый незаполненный лист и думал, что же это за вещи такие непонятные, которые ни убить, ни купить нельзя – совесть, любовь, преданность.

 

Братья Балагановы.