Размышления о духовном мире героев рассказа

Михаила Шолохова «Судьба человека»

 

Начнём с того, что мы подразумеваем под «духовным миром». Часто духовный мир (состояние, жизнь, рост) человека путают с душевным. Когда я, например, слышу или говорю о духовности, я всегда вижу перед собой незримую связь человека с Богом. Более того, его зависимость от Отца Небесного. «Иисус прожил Свою земную жизнь в полной зависимости от Бога, как и мы все должны жить (если желаем быть духовно здоровыми и развитыми людьми. — В.Н.). Подобная зависимость не разрушает человеческой личности. Напротив, человек только тогда достигает истинного и полного выражения своего личного ”Я”, когда живёт в полной зависимости от Бога. Только таким путём личность добивается своего. Только так люди становятся духовными личностями», — говорит Дональд Бейли (1).

Но как быть с тем, кто прожил жизнь без Бога в сердце и разуме? Можно ли говорить о нём как о духовно развитой личности?

На размышления о духовном в произведении Михаила Александровича нас натолкнули не скупые упоминания о церкви, не глупая (на первый взгляд) смерть верующего в храме, не употребление библейских сравнений, но внутренний мир самих героев: их отношение друг ко другу, к окружающим людям, к обстоятельствам жизни, к миру в целом… Ведь любая жизненная, пусть самая обыденная, ситуация в действительности имеет своё мистическое измерение.

«…Обыденной реальности вообще нет. На самом деле всё мистично, во всём проявляется либо светлая, либо тёмная духовность. А мы этого чаще всего не замечаем», — утверждает Виталий Каплан (2).

На самом деле в нашей жизни тема Бога всегда была, есть и будет присутствовать в скрытой ли или же явной форме… То, что не сказано словами, показано во взаимоотношениях людей с окружающим их миром. Именно об этом говорил апостол Павел: «…ибо, когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чём свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую…» (3; Рим. 2:14-15).

В ноябре 2003 г. по ТВ шла передача «Надежда есть», и нам хочется вспомнить высказывание народного артиста Сергея Безрукова, с которым нельзя не согласиться. Он говорил о том, что человек на подсознательном уровне, хочет он этого или нет, имеет эту связь с Богом, иначе откуда бы слова, слетающие с наших уст: «О Боже!», «Господи, помоги!», «Слава Богу!» и т.д.

Подобные фразы: «Как Бог свят», «Боже тебя упаси», «подай Бог» и др. — тут и там звучат в речи и шолоховских героев. Но по порядку…

М.А. Шолохов в своём рассказе умело описал суровую правду жизни с её трудностями и горестями, запечатлел борьбу за идеалы человечества.

За идеалы… Как это ни грустно, именно идеалы того времени зачастую порождали у самих же борцов презрение и ненависть к людям: заметьте, как отзывается Андрей Соколов о неразумных жёнах («дура», «шалава»), о малодушных сослуживцах («слюнявые», «сука в штанах», «хлюст», «мокрая душонка» и т.д.), о человеке, который из страха за свою жизнь доносит коменданту лагеря на своих товарищей («подлец»), о том же коменданте («гад», «змея»), о майоре-инженере («толстяк»), о безжалостных немцах («проклятые Богом гады и паразиты»)…

Но самое страшное, что сражающиеся за идеалы тех лет не только не ценили жизнь человека (подумайте, почему Андрей оставил в живых майора-инженера, — совсем не потому, что его жизнь была для Андрея бесценной), но и сами переступали через человеческие жизни (вспомните убийство Крыжнева). А ведь все они — люди с присущими им грехами и отрицательными качествами… Да, мы не должны принимать отрицательное в людях, но мы и не должны отвергать самих людей, ибо человек сам по себе гораздо больше и ценнее. И тем более нет у нас права убивать, каков бы ни был предлог! «…Настоящая, неискаженная христианская любовь — это любовь ко всем людям, без исключения. Это умение в каждом человеке видеть ”ангела, взятого в плен сатаной”. Другой вопрос, в чём конкретно будет выражена любовь к негодяям. Вовсе необязательно в подставлении щеки. Иногда лучшее, что можно сделать для подлеца, — это выйти против него с оружием в руках. Но и в этом случае главное — внутреннее сочувствие человеку, вера в то, что у него есть шанс исправиться, стремление помочь ему, не насилуя при этом его свободной воли», — говорит Виталий Каплан (2).

Мы затронули тему любви. И тут же возникает два вопроса: что есть любовь и кого нам нельзя не любить, а кого не любить разрешается? Начнём отвечать в обратном порядке. Апостол Матфей, пересказывая слова Иисуса Христа, говорит, что первая заповедь есть та, что призывает человечество возлюбить всем своим сердцем и всем своим разумом своего Творца — Господа (3; Мтф. 22:36-38). Вторая заповедь — возлюби ближнего своего, как самого себя (3; Мтф. 22:39). Кто такой «ближний», объяснять не будем, — понятно, что человек (нет ни “своих”, ни “чужих”; сравните: «нет ни Еллина, ни Иудея» (3; Кол. 3:11)). Возможно ли?

Так что же такое любовь? Апостол Иоанн утверждает, что «Бог есть любовь» (3; 1 Ин. 4:8). «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая, или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто. И если я раздам всё имение моё и отдам тело моё на сожжение, а любви не имею, — нет мне в том никакой пользы. Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит» (3; 1 Кор. 13:1-7).

Какое отношение имеет тема христианской любви к рассказу «Судьба человека»? Разве она может быть отражена в произведениях того времени? Значит, может, раз отражена. Каким образом? Достаточно вспомнить жену Андрея, Ирину! Ирина без единого назидательного, обличительного и т.п. слова добивалась такого драгоценного в очах Бога «Прости!» Не было в её поведении места упрёкам, крикам, скандалам — только любовь и кротость… О, как близок нам образ Ирины! Познакомившись с ней «весёлой» и «угодливой», «ласковой» и «тихой», с ней смиренномудрой, более глубоко начинаешь понимать библейские истины, записанные апостолом Петром (3; 1 Пет. 3:1-4). Да, о Боге, о вере нет ни слова, но что не сказано, то показано.

Обладает ли такой же любовью Андрей? Нет, у Андрея Соколова не было этой любви к людям. «Любить — значит жалеть», — говорил народный артист Сергей Образцов. Но нет этой жалости у нашего героя… На первом месте, увы, идеалы… А ведь способность жалеть от возраста, ума, образования и прочего не зависит. Этим наделяет только Бог. Андрей Соколов был рожден в эпоху массового атеизма. Поэтому нет тесной связи с Творцом, отсюда и неумение прощать (тот же яркий пример с Крыжневым: даже после убийства у Андрея ни разу не мелькнуло сожаление о содеянном, — более того, ненависть к убитому ничуть не уменьшилась: «…будто я не человека, а какого-то гада ползучего душил…» — свидетельствует сам герой). Андрей часто впадает в осуждение других (вспомните его размышления по поводу писем с фронта). Неправильное духовное состояние Андрея Соколова (а точнее сказать духовная мёртвость) влечёт за собой крушение мечтаний о своём будущем и будущем сына Анатолия. Именно поэтому верующему легко понять, почему автор рассказа «хоронит» «последнюю радость и надежду», как говорит герой; легко понять, откуда эти глаза «словно присыпанные пеплом, наполненные такой неизбывной смертной тоской, что в них трудно смотреть». Эта «смертная тоска», безысходность и пустота диаметрально противоположны вере, надежде и любви, которые пребывают с верующим человеком, по словам апостола Павла (3; 1 Кор. 13:13), и к которым, на наш взгляд, шаг за шагом идет главный герой. Ведь, несмотря ни на что, Бог всегда рядом!

Мы можем видеть Божью милость в том, каким образом Андрей избежал смерти в лагере: «…и до того растерялся от такого неожиданного поворота, что и спасибо не сказал…» — говорит Андрей. Мы можем видеть Божью милость в том, что Андрея прикрепляют к немцу-инженеру.

А сколько раз Бог дарует Андрею жизнь: в первый раз, когда Андрей мчался к сослуживцам со снарядами и его машина взорвалась; во второй раз после побега, когда он был истерзан собаками; в третий раз, когда на него донесли коменданту лагеря…

Для чего Бог делает это? «Благ Господь», — говорили ещё пророки, в частности Наум (3; Наум 1:7). Бог благ, а потому Он даёт человеку время и возможность, пройдя через испытания и трудности жизни, приблизиться к Царствию Небесному, к Своему Создателю настолько, насколько это возможно. И Андрей делает пусть неуверенно, пусть тяжело и не слишком широкие, но шаги к Богу через сердечное раскаяние в своей грубости с женой Ириной в минуты расставания; через душевную благодарность военврачу, которому несколько минут назад он же бросал фразы вроде «ты, видно, ветеринар, а не людской доктор», «бессердечный ты человек», «фашист несчастный»; через воистину отцовскую (не по плоти, но по Духу) любовь к Ванюшке… «А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» (3; 1 Кор. 13:13). Именно любовь зажёг в Андрее Соколове новый Лучик, имя которому Ванюшка, от которого «на душе стало легко как-то и светло», говорит герой рассказа.

Ни разу мы не видели, чтобы Андрей когда-нибудь плакал о родном сыне, даже стоя возле гроба, и только Ванюшка, этот Лучик Света пробил сожженное горем и безверьем сердце Андрея Соколова. Как мало слов об Анатолии! Ещё меньше о Настеньке и Олюшке. Андрей несколько раз упоминает о том, что гордился сыном: его способностями к математике во время учебы, его «капитанством» и «командирством» во время войны, но заметьте: ни слова о любви! А ведь гордость и любовь идут разными путями. Настоящая любовь «не гордится», пишет апостол Павел (3; 1 Кор. 13:4).

Однако это вовсе не означает, что Андрей — плохой отец. Андрей следует Божьему Слову в исполнении своих семейных обязанностей: «Всю получку домой несу, семья стала числом порядочная, не до выпивки», — говорит он. Не думаю, что эти деньги доставались Андрею легко. А разве не сказано в Бытии: «В поте лица твоего будешь есть хлеб…» (3; Быт. 3:19)?

Размышляя о любви, хочется процитировать апостола Иоанна: «…любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение…» (3; 1 Ин. 4:18). Мы видим, что Андрей не имеет страха перед смертью (вспомните его чувства в тот момент, когда его окружили немцы после взрыва: «…никакой паники, ни сердечной робости в эту минуту у меня не было»). Андрей, не находя объяснения своему состоянию, говорит: «…как потешно человек устроен…»

Но у верующих людей есть другое объяснение, начиная с того, что человек «дивно устроен» (3; Пс. 138:14). Верующие не боятся смерти, ибо смерть для них, говоря словами апостола Павла, есть «приобретение», а «жизнь — Христос» (3; Флп. 1:21). Более того, в верующем человеке живёт большое «желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше» (3; Флп. 1:23). Большинство людей, не знающих Бога, не имеющих надежды и веры в жизнь вечную, боится смерти. Возвращаясь к утверждению апостола Иоанна о том, что «любовь изгоняет страх», можно предположить, что уже на тот момент у Андрея были начатки настоящей любви. Посмотрите, как он дальше описывает события. Казалось бы, к кому, как не к фашистам, должна быть у советского солдата особая ненависть, но, как ни странно, мы не находим такой обостренной ненависти у Андрея. «Чернявый», «как волчонок» — какая-то мягкость в этих описаниях. Здесь же следует отметить, что Андрей, снимая с себя сапоги, запрошенные «чернявым», а вместе с ними и ненужные немцу портянки, тем самым угождает Богу (3; Лук. 6:29).

Бог помещает Андрея в такие жизненные обстоятельства, которые и без знания Слова Божьего помогают понять, что значит находиться в плену… Андрей прекрасно знает, что такое плен: «Ох, браток, нелёгкое это дело — понять, что ты не по своей воле в плену. Кто этого на своей шкуре не испытал, тому не сразу в душу въедешь, чтобы до него по-человечески дошло, что означает эта штука», — говорит главный герой рассказа. Когда человек пережил подобное, думается, не так сложно ему «в душу въехать, чтобы до него по-человечески дошло», что означает быть «не по своей воле в плену» греха… Андрею Соколову также хорошо знакомы не просто трудности жизни, но «нелюдские муки», которые он испытал в лагере. А это даёт возможность понять нечеловеческие муки Иисуса Христа, умиравшего на Голгофском кресте. Мы можем заметить близость Андрея ко Христу и в том, как поступает он с хлебной буханкой: «донесу ребятам», «всем поровну»… А ведь он был настолько голоден, но, несмотря на это, думал о других! Сравните: даже в момент смерти, будучи пригвожденным ко кресту, Иисус думал не о Себе, но о человечестве: «Отче! Прости им, ибо не знают, что делают» (3; Лук. 23:34).

Плен для Соколова не просто школа жизни, но особое благословение от Господа. «Если невозможна нормальная, естественная религиозная жизнь — Бог всё равно найдёт какие-то пути, чтобы привести к себе обманутых...» — говорит Виталий Каплан (2).

Закончить размышления хотелось бы именно словами Виталия Каплана, который писал, что «человек хранит в себе образ и подобие Божии, и потому ему присуща способность различать доброе и злое, справедливое и несправедливое. К добру человек стремится, зло его расстраивает, тяготит…

…”Общечеловеческие” наши ценности — это на самом деле ценности евангельские. Пускай многие об их происхождении забыли (или не знали), но это действительно так» (2).

 

Список литературы:

1. Серия 2:7. Учебная программа для членов церкви. — © 1974, 1978 by European Literature Outreach. Originally published as TYRANNY OF THE URGENT by Charles E. Hummel. Translated and printed by permission of original publisher, стр. 32

2. Каплан В. Религиозные мотивы в творчестве Владислава Крапивина. — http://kapvit.narod.ru

3. Библия (Синодальный перевод, канонические тексты).

 

Выдержки из стенограммы обсуждения доклада

 

Т.В. Саськова: У меня ряд вопросов к докладчику. Я понимаю, что журналистика, но тем не менее… У нас, например, в литературоведении остро стоит проблема пределов интерпретации, т.е. понимания смысла текста. В Вашем докладе звучало: «Бог», «апостолы», «пророки», герои и Вы, — а Шолохов где? Впечатление такое, что Шолохов в данном случае выступал в качестве медиатора, передавая Божественные заповеди через сюжет и композицию, которые ему как бы диктовались, что плен для Андрея специально послан, чтобы он почувствовал Божью благодать и т.д.

В. Новая: Знаете, мне очень понравилась цитата на стене аудитории, как раз из самого Шолохова: «Я хотел бы, чтобы мои книги помогали людям стать лучше, стать чище душой, пробуждали любовь к человеку». Мне кажется, этим всё сказано.

Т.В. Саськова: Нет, не всё. А был ли сам Шолохов верующим человеком?

В. Новая: Я не знаю наверняка, но из биографии... Думается, что нет.

Т.В. Саськова: Так всё-таки с этим надо познакомиться как-то. Понимаете? И потом, это направление, которое сейчас достаточно широко развивается в шолоховедении и в литературоведении, но у меня вопрос: считаете ли Вы, что нравственность может быть только религиозной? И что атеисты, допустим, не могут быть нравственными людьми?

В. Новая: На мой взгляд, нет неверующих людей. Любой человек верит, но другой вопрос — во что, в кого он верит, насколько серьёзно в это верит. Поэтому в самом начале я и прочитала текст, где апостол Павел говорил, что люди, язычники — в данном случае мы, — будучи не знакомыми со Словом Божьим, Писанием, Евангелием, пусть ни разу не читали, в руках не держали Библию, и тем не менее поступают по совести, — как Вы говорите, «светская нравственность»... В человека заложена эта нравственность, к добру человек стремится. Я не думаю, что человек от рождения стремится быть... не знаю... гангстером...

Т.В. Саськова: Но это очень спорные вопросы опять-таки...

В. Новая: Да, это всего лишь моя точка зрения.

Т.В. Саськова: Я понимаю, но всё-таки Вы затронули такой вопрос, где без прояснения Шолоховской позиции обойтись нельзя. Понимаете, получилось, что Ваше восприятие... оно никак не учитывает авторскую позицию. Вот допустимо ли это? До каких пределов? Вы можете прочитывать это как угодно как человек, но как исследователь Вы должны свою интерпретацию проверять аналитическим образом, чтобы быть доказательной.

В. Новая: Здесь было очень много докладов, в том числе и по рассказу «Судьба человека», и я заметила, во многих докладах прозвучала некая связь с Писанием. Тот же образ матери сравнивался с образом Марии...

Т.В. Саськова: Просто, понимаете, я ещё раз говорю: в Вашем выступлении, достаточно интересном и отражающем Ваши внутренние поиски, совершенно как-то нет Шолохова.

Т.В. Смирнова: Я не могу с этим согласиться...

Т.В. Саськова: Нет, «Бог», «апостолы», «пророки» — и ни разу не сказано о Шолохове.

Т.В. Смирнова: Мне вообще показалось, что очень смелое такое решение, смелый анализ, потому что, мы знаем, образ Соколова представлен в литературоведении, в критике совсем иной. Очень уж заштампованный, традиционный и принятый уже всеми читателями. Здесь, на мой взгляд, исследовательница попыталась посмотреть действительно с позиции христианства, с позиции приближения к Богу и достаточно умело это подтверждала текстом. И мне кажется, такие доклады вправе делаться, когда и свой взгляд и своя точка зрения может быть. Тем более, когда она так отличается, я повторяюсь, от устоявшейся традиционной точки зрения на образ главного героя Соколова. А вот рассуждения о том, как сам Шолохов относился к вере и т.д… Если говорить о биографических моментах, мы не очень четко знаем, верующим он был или неверующим, но сегодняшние исследования и новое прочтение текстов «Тихого Дона», «Поднятой целины», «Донских рассказов», они, мне кажется, всё больше нас убеждают в религиозности писателя. Но не в той религиозности, когда службы стоят с утра до ночи и храмы каждый день посещают, но во внутренней религиозности его как человека. О пацифистских мотивах, о вере в человека с позиции данности, Божественности и т.д. Я как раз услышала эту сторону, здесь много спорных моментов, это, действительно, доклад, который может вызвать вопросов ещё не один десяток, но мне показалось интересным необычное, смелое... просто смелое решение.

В. Новая: Спасибо.

Т.В. Смирнова: Это моя точка зрения.

В.В. Петелин: Уважаемые коллеги, буквально два слова. Я с Татьяной Викторовной Смирновой согласен.

Потому что действительно прозвучало новое прочтение «Судьбы человека». И мне кажется довольно убедительным анализ: там и о жене, там и отношение к жертвам, там и отношение к палачам — т.е. это очень шолоховское. И причём надо учитывать, конечно, что Анастасия Даниловна воспитывала юного Михаила Александровича Шолохова в вере: он носил крестик, он православный, и она оставалась до 72 лет глубоко верующей, и сын (вот у меня мать тоже глубоко верующая), и сын, конечно, чтил это отношение к Богу и никогда не нарушал при ней традиции. Поэтому Вы, Вера, наверно, совершенно правы…

Но и традиционное прочтение, оно же не с воздуха взято, а из текста, поэтому то, что Вы сейчас нам прочитали, и то, что говорили наши предшественники, — это надо уместить в одном исследовании, и тогда получится любопытная работа...

Т.В. Саськова: Вот я как раз об этом и говорила...

В.В. Петелин (с улыбкой): Да, я и Вас поддерживаю.

 

2004 г.