Ночи стали тёплыми и светлыми. Поспевала земляника и цвела таволга, этот запах далеко разносил летний ветер. В лугах кричала перепёлка. Где-то в густой листве пели невидимые птицы.

Гутя радовалась уже по-летнему яркому и горячему солнцу и своему счастью: впервые в своей жизни она полюбила. И, казалось ничто и никто не сможет их разлучить. Они давно бы с Николаем поженились, но ей только в августе исполнится восемнадцать. Решили подождать: куда спешить?

А сегодня она хотела ему сказать что-то очень важное.

Николая она увидела ещё издали, но не пошла навстречу, а стояла, прислонившись к берёзе. Он подошёл, обхватил её за талию и крепко прижал к себе:

- Гутя, я должен тебе сказать...

-Подожди,- она закрыла ему рот ладошкой,- Я тебе первой скажу.

Она помолчала, а потом шепнула ему на ухо, словно боясь, что кто-то её услышит:" Коленька, я беременна. Нас теперь обязательно распишут, и мы с тобой всегда будем вместе!"

Но увидев совсем не радостный взгляд Николая, заплакала.

Он целовал её губы, щёки и мокрые от слёз глаза:

-Гутя, голубка моя, люблю я тебя без памяти, но видно не суждено нам с тобой быть вместе.

-Но почему? Почему?

- Война! Сейчас по радио объявили. Ты только дитя сбереги, я своей матери скажу. Ждать меня будете уже вдвоём. Я вернусь! Я обещаю тебе, слышишь, вернусь! Только немца вот разобьём.

Они обнявшись, долго сидели под раскидистой берёзой, и тоска сжимала им сердца. Разом рушились все надежды и мечты.

Николай уехал. Он прислал ей только два письма. Она уходила к берёзе и читала, по нескольку раз перечитывала написанные карандашом строчки, обливаясь слезами.

Каждое письмо начиналось:" Здравствуй голубка моя. Солнышко ясное, цветочек мой голубоглазый"...

Потом долго не было писем, а затем на Николая пришла похоронка.

Она тогда была уже на седьмом месяце беременности. Горе обрушившееся на неё, рвало душу и сердце и не хотелось жить.

Пришла домой и слегла. Ночью уже ближе к утру начались схватки.

Ребёнок родился недоношенным и слабеньким. Да и сама она была без сознания, металась в родовой горячке.

Пришла в себя, а ребёнок умер, и его тайно похоронили.А Гутя так и не увидела сына. И никто, кроме родных и матери Николая о беременности и родах не узнал.

Жизнь потекла своим чередом. Поехала учится на трактористку. Работала в войну и после войны на тракторе.

Однажды осенью пахала зябь и от усталости задремала. От глубокого оврага оставалось совсем немного, когда услышала голос Николая:" Гутя! Проснись!" Она открыла глаза, а трактор уже на краю пропасти, едва успела заглушить. Вылезла из кабины, упала на землю и выла волчицей, руками разгребая стерню:" Колень...ка...аа ро...ди...мый, как же я без те...бя жить-то буду! Ко...ля!" Но надо было как-то жить дальше.

 

Окончилась война. Стали домой возвращаться солдаты. Приехал из Саратовской области Степан, назначили его бригадиром тракторной бригады. Увидел он её: стройную, с русой косой и голубыми, как весеннее небо, глазами, и влюбился с первого взгляда.

Старше он был, да к тому же ещё и женат. С женой разошёлся, а потом и к Гуте посватался. Не любила она Степана. но деваться некуда: на одного мужика тогда десять баб приходилось, почти всех молодых и здоровых война забрала.

Жили они душа в душу: ни одного худого слова от неё он не услышал, да и сам только по отчеству её и величал. Да вот после тех тяжёлых родов детей у неё больше не было.

Прожила она долгую, яркую, но трудную жизнь, так и не познав материнства, не подержав в руках своего дитя, и не покормив его грудью.