Избранного воина Христова и мученика предивного, поборника святыя веры православныя, Российскою землею рожденного и в земли Кавказстей возсиявшего, святаго мученика Евгения Нового, похвальными песньми почтим. Ты же, угодниче Божий, яко предстояй пред престолом Царя Славы, от всяких нас бед свободи, с любовию и благодарением зовущих ти:

Радуйся, святый и преславный мучиниче Евгение, скорый помощниче и молитвенниче о душах наших!

 

Прапорщик окинул взглядом казарму и пробурчал:

- Трусов, сегодня в ночь на «каэрпэ».

- С кем? – не вставая с кровати, ухмыльнулся сержант.

- Возьмёшь новичков: Родионова, Железнова и Яковлева.

- Ты, что, Коля, с ума сошёл? С новичками на этот пост?

- Так, сержант Трусов, - голос прапорщика стал официальным. – Приказываю вам сегодня тринадцатого февраля тысяча девятьсот девяносто шестого года заступить в наряд на «каэрпэ».

- Ну, ты даёшь! – рассмеялся сержант.

- Андрей, кончай придуряться, - сменил тон прапорщик. – Я что ли это придумал? Ротный приказал.

- Да, понял я, - он повернулся к сидящим солдатам и крикнул. - Родионов, Железнов, Яковлев, вам всё понятно?

- Понятно, - буркнул в ответ Игорь Яковлев.

- Не слышу энтузиазма в голосе, - рассмеялся их старший товарищ по оружию.

 

Скоро в караул. Чем перед караулом занимаются солдаты? Письма домой пишут, чтобы время скоротать:

«Мама, я не просто солдат, я – пограничник!

Солдат задумался, покусывая кончик ручки: «Нет, вряд ли такая фраза успокоит маму». И продолжил:

Помнишь, ты рассказывала, что в ночь, когда я родился, яркая звезда скатилась по небу и исчезла. Это действительно, к счастью».

- Кому пишешь? – спросил подошедший Железнов.

- Родителям, - улыбнулся Женя Родионов. - Мать всё беспокоится.

- Год почти прошёл, - подсел к ним Игорь. – Осенью на «дембель» будем собираться.

 

«Каэрпэ», контрольно-регистрационный пункт, находился на дороге, по которой чеченские боевики иногда перевозили оружие, боеприпасы и пленных. Он представлял собой обыкновенную будку – без света, без связи, без какой-либо огневой поддержки.

Их выгрузил, забрали бойцов старого наряда, и машина уехала, оставив одних во мраке сгущающихся сумерек. Лишь костер, словно вечный огонь, пылающий в бочке с соляркой, освещал караулку и шлагбаум, который, при желании, можно снести даже легковым автомобилем.

- Да, вот это караул! – покачал головой Игорь, когда все зашли в будку. – Даже света нет.

- Железнов, Яковлев – на пост, - пропустив фразу мимо ушей, приказал сержант. – Оружие применять лишь в самом крайнем случае и после предупредительного выстрела вверх.

- Андрей, нас уже все отцы-командиры об этом предупредили, ты один остался.

- Хватит базарить – быстро на пост.

Он проводил своих подчиненных взглядом до шлагбаума, осмотрел заснеженную дорогу, уходящую в горы. Подняв глаза, полюбовался мрачными в вечернем свете вершинами и, улыбнувшись, приказал:

- Родионов, завари чаёк! Там где-то керосиновая лампа. Погода не морозная, будем через час меняться.

Женя потрогал чайник, слегка поднял его:

- Он горячий и полный.

- Старый наряд о нас позаботился. Доставай паёк, поужинаем не торопясь, - он резко глянул в окно. – Кого-то остановили… Похоже крестьяне… Боевики на старых «Нивах» не ездят.

Тут Евгений достал штык-нож и стал колдовать над табуреткой.

- Что ты там делаешь? – удивленно спросил сержант.

- Табуретка совсем развалилась. Сейчас починю.

- Здорово у тебя получается, - залюбовался работой Андрей. – Ты что плотник?

- У меня отец и столяр, и плотник, и мебельщик, - улыбнулся Женя, с удовольствием продолжая ремонт этого несложного предмета мебели. – И сам я до армии почти три года на мебельной фабрике работал.

- Ты с какого года-то?

- С семьдесят седьмого. В мае девятнадцать исполнится. Я после девятого на фабрику пошел. У нас в Курилово только начальная школа.

- Курилово – это где?

- Подольск – слыхал?

- Под Москвой что ли?

- Да. С Курского вокзала на электричке можно за час добраться.

- Женя, ты в Бога веришь? – вдруг переменил тему разговора сержант, увидев на шее парня крестик на прочной верёвке.

- Верю. Когда мне одиннадцать лет исполнилось, бабушка надела мне крестик и сказала, чтобы никогда не снимал. Один раз пришлось снять, когда цепочка порвалась. После этого я его на шнур продел. Так надёжней, никогда не порвётся и не развяжется. Крестик я теперь до самой смерти не сниму.

- Завидую тебе, - серьёзно произнёс Андрей. – Ты хоть во что-то веришь. У нас в России уже никто ни во что не верит. Здесь – война, на гражданке – рэкет. Ладно, давай порубаем и на пост.

 

Час ночи. На дороге мрачные тени от костра, и такие же мрачные горы, уходящие вершинами в небо.

Сержант Трусов и рядовой Родионов подошли к шлагбауму. За пять часов дежурства ничего стоящего внимания не произошло.

- Холодрыга! – поёжился Андрей, подставляя спину костру.

- Кажется, машина, - Евгений стал вглядываться в темноту. – Вроде «скорая помощь».

- Всё равно тормознём. Мало ли что? – сержант Трусов вышел за шлагбаум.

Машина остановилась. Андрей подошел к передней двери, но толком разглядеть ничего не успел. Средняя дверь резко распахнулась, и выскочивший оттуда чеченец, ударил его прикладом по голове. Следом как черти из табакерки стали выскакивать боевики. Двое бросились к караулке. Короткая автоматная очередь в воздух остановила всех.

- Стоять! – раздался твёрдый голос Родионова. - Стреляю на поражение!

И тут из машины вылез военный в генеральской форме.

- Ты что, солдат, с ума сошёл, - крикнул он грозным голосом. – Перед тобой бригадный генерал Чеченской Республики Ичкерия.

Женя опустил автомат, удивлённо вглядываясь в незнакомую форму военного. Удар по голове… Темнота…

 

Тело окоченело от холода, в голове шум. Рядовой Родионов открыл глаза. Темнота. Кто-то рядом застонал и вскрикнул от боли.

- Игорь, ты? – спросил Женя, слегка толкнув в бок лежащего рядом товарища.

- Я-я! – сдавленно отозвался тот. – Зубы, гады, выбили… Боль дикая, до тошноты...

Глаза понемногу привыкали к темноте, и они увидели, лежащего рядом Железнова.

- Сашка, живой? - Игорь потряс друга за плечи, тот, приподнявшись, кивнул.

Сержант неподвижно лежал в стороне. Евгений с трудом приподнялся. Тело, которого вначале не чувствовал вовсе, на каждое движение отзывалось противной ноющей болью.

Он уже хорошо различал в потемках: огромный, расплывшийся в отеке, сизо-багровый синяк сделал лицо их командира неузнаваемым.

Все бросились к тому, с тревогой вглядываясь в мертвенно бледное с бурыми следами потеков запекшейся крови лицо друга. На какое-то мгновение Жене показалось, что тот не дышит, и стал тормошить командира, пытаясь привести в чувство.

- Андрей, Андрей! Андрюха, ты живой!

- У-у-у, - стон в ответ, затем глаза медленно открылись. – Где мы?

- У чеченов, наверно, - Игорь ухмыльнулся. - На госпиталь не очень похоже.

- Что произошло-то? Помню приклад автомата перед глазами… И всё.

- Вы на пост ушли. Мы чай новый заварили. Только сели и тут эта «скорая помощь». О-о-о! – Игорь схватился за челюсть, но всё же продолжил. - Затем выстрелы. Мы автоматы схватили… Я первым выбежал и тут удар. Успел среагировать. Упал от толчка. Сашка выбегает и чечену кулаком в пасть. Тот отлетает, другой его с ног сшибает. Ну, я выскакиваю и ногой ему по башке. И тут меня прикладом по лицу.

- Я успел ещё кому-то «репу» разбить, - вставил Александр. – Затем другие набежали, с ног сбили и запинали. Похоже, все ребра переломали.

Они были мальчишками и, конечно же, на «гражданке» участвовали в драках. И сейчас, вспоминая случившееся, пока не осознавали, что это война, и жизни их висят на волоске.

 

Когда в зарешеченное оконце наверху заглянуло утро, раздался скрежет открываемой двери.

- Вышли, быстро!

Двое бородатых боевиков с автоматами вытолкали ребят из подвала.

Заснеженные горы. Несколько жилищ притулившихся к склону. Их вывели на какой-то двор. Из дома вышел тот самый военный в генеральской форме.

- Я бригадный генерал Чеченской Республики Ичкерия Руслан Хайхороев.

- Что-то мы о такой республике не слыхали, - усмехнулся Андрей.

И тут же удар прикладом по спине.

- Предлагаю вам принять ислам и воевать в наших рядах против неверных, - продолжал «генерал».

Размеренно вышагивая перед пленниками, он с презрением смотрел на российских воинов. И вдруг его лицо исказилось злобой.

- Это что такое? – «генерал» ткнул пальцем в крестик на груди солдата.

- Крест православный, - Женя смело взглянул в глаза чеченского командира.

- Сними и брось под ноги.

- Не по твоей воле я его надел и не по твоей сниму.

Удар по лицу отбросил солдата назад, но он устоял. Вытер кровь, полившуюся из разбитой губы, и встал рядом со своими товарищами.

- Ничего, нам спешить некуда. Мы здесь навсегда, - Хайхороев усмехнулся и снова ткнул пальцем Евгению в грудь. – А ты свой крест сам снимешь с груди и растопчешь. Это я тебе обещаю.

Он махнул рукой и озверевшие боевики, повалив ребят на землю, стали избивать ногами.

- Смотрите, до смерти не забейте, - буркнул «генерал», направляясь в дом.

 

- Погибнем мы здесь, - с горечью в голосе прошептал Игорь.

Женя оглядел подвал, остановил взгляд на зарешеченном окошечке вверху, из которого лился свет заходящего солнца, и как бы про себя произнёс:

- А окно-то широкое. Вполне можно через него пролезть, - он посмотрел на друзей. – Санёк, ты меня удержишь?

- Давай попробуем, - загорелся идеей Железнов. Он встал, закусив губы, потер ушибленную руку. – Андрей, Игорь, помогайте!

Евгений схватился за решётку, подёргал.

- Шатается. Найдите, что-нибудь твердое.

- Вот камень острый, - протянул ему Андрей. – Попробуй!

- Сойдёт.

Он долго расковыривал деревянный потолок и расшатывал решётку, пока у Александра хватало сил держать его. Отдохнули. Продолжили.

Солнце уже село, и в окошко виден лишь кусочек серого неба. Ребята, сменяя друг друга, поддерживали Евгения, а он ковырял и ковырял камнем потолок, расшатывая решетку. Всю ночь - до мозолей, кровоточащих порезов на ладонях и пальцах.

И, о радость, под утро решётка поддалась и, сдвинув её, Женя выкарабкался наверх.

Через некоторое время заскрежетал запор… и в подвал ворвались чеченцы. Ударами прикладов вытолкали ребят во двор. Женя Родионов, весь окровавленный, лежал на покрытой изморозью земле.

Вышел «генерал», брезгливо пнул Женьку носком сапога. Солдат кривясь от боли встал.

- Не передумал крестик свой снять?

- Нет.

 

«Сними крестик… Сними крестик… Сними крестик»

«Тепло… Наверно, утро. – Женя открыл глаза. – Утро… Сколько я вишу на этой «дыбе»? Тело не чувствую… Может, его совсем нет?»

Глаза невольно опустились вниз. Тело было на месте, как и трёхпудовый мешок с песком, привязанный к ногам. Лишь кожа чувствует солнечное тепло, мышцы окоченели. Затем посмотрел на небо, на фоне которого крестом чернели его привязанные руки со сломанными пальцами.

«Сколько мы в плену? Три месяца… Лето уже… А какое сегодня число? Ведь у меня день рождения… У Андрея спрошу, он считает…»

Появились чеченские мальчишки, один показал на весившего на «дыбе» пленного. Тут же другой прочертил черту и те стали камнями попадать в него. Чувствовалось, как камни врезаются в тело, но боли не чувствовалось… давно не чувствовалось. Хотелось крикнуть:

«Ведь не по своей воле мы пришли сюда. Нас прислали. Зачем? Мы и сами не знаем. Что вы делаете, пацаны?»

А те попадали и попадали в него камнями, а он терпел, а он страдал. За тех, кто развязал эту войну, кто послал их, таких же мальчишек, но немного постарше. Заставил убивать родственников этих пацанов, и те возненавидели его. Те, кто послал, сейчас сидели в своих шикарных кабинетах и никакого им дела до Женьки, висящего под градом камней на «дыбе» и искупающих их вину перед чеченским народом.

Из подъехавшей машины вышел Хайхороев, и пацаны разбежались.

- Снимите! – приказал тот, торопливо заходя в дом.

Евгения сняли и бросили в подвал.

- Женька! Женька!

Губами он почувствовал кружку с водой и стал жадно пить. Напился, на лице появилась слабая улыбка:

- Андрей, какое сегодня число?

- Двадцать третье мая.

- Сегодня праздник Вознесения Господня, - Женя вновь улыбнулся, - и у меня День рождения, девятнадцать лет исполнилось.

- С праздником, Женька! – чуть ли не хором воскликнули друзья.

И тут открылась дверь.

- Выходите, - приказал один из вошедших боевиков.

 

Их привели на зелёную поляну, пестреющую цветами. Лишь небольшой овражек портил прекрасную летнюю картину. К нему и подвели пленных.

Вскоре подъехала машина, из которой вылез бригадный генерал Ичкерии. Он подошел к российским воинам.

- Всё, герои, - с вымучено улыбкой произнёс Хайхороев. – Нет больше времени с вами возиться.

Вновь обвёл глазами ребят, что-то решая про себя. Остановил взгляд на Андрее Трусове:

- Ты у них старший. Отрекись от своей Родины, прими Ислам и своим подчиненным прикажи.

- Да, пошёл ты! – зло огрызнулся сержант.

Взмах руки «генерала», и выстрел в затылок. Андрей дёрнулся всем телом и упал.

- Ты?

Вновь взмах руки и падает Игорь Яковлев.

- Ты?

И Сашка Железнов.

- А вот теперь поговорим с тобой, - «генерал» Хайхороев подошёл к рядовому Родионову. – Сейчас ты снимаешь свой крест, бросаешь к моим ногам, принимаешь ислам и становишься моим воином.

- Нет.

- Через минуту он всё равно упадёт к моим ногам, но с твоей головой, - злость исказила лицо чеченца, повернулся к подчиненным и крикнул. – Нож!

Он смотрел в глаза русскому парню и не видел в них страха.

- Минута прошла, - Хайхороев поднёс к горлу парня кинжал, лицо исказила злость. – Безумец!

Острая сталь впилась в шею. Рука Жени дёрнулась и прижала крестик к груди…

 

Избранного воина Христова и мученика предивного, поборника святыя веры православныя, Российскою землею рожденного и в земли Кавказстей возсиявшего, святаго мученика Евгения Нового, похвальными песньми почтим. Ты же, угодниче Божий, яко предстояй пред престолом Царя Славы, от всяких нас бед свободи, с любовию и благодарением зовущих ти:

Радуйся, святый и преславный мучиниче Евгение, скорый помощниче и молитвенниче о душах наших!