Собрание

 

Ординаторская шумела, как уездная пивная. Май свалился на северный поселок сносной для Колымы погодой. Накануне поземка разбросала рыхлые сугробы. Утром слегка подтаяло и башмаки прохожих неряшливо ляпали на мокром тротуаре грязные следы. Пятничные хлопоты заканчивались и мысли служащих блуждали где-то между скудными шашлыками из полуфабрикатов и неспешным субботним променадом по штыкообразной центральной улице, именовавшейся в народе Бродвеем. Инвентаризированные настенные часы показывали 17 часов 30 минут, а время бежало, летело, ускользало.

- Тихо, товарищи! Раньше начнем, еще и в магазин успеете, - парторг Светлана Изольдовна впарила медицинским работникам диалектически верно выстроенную гипотезу.

- А перекурить? - Уролог Слепченко лукаво подмигнул травматологу Федченко. Травматолог Федченко как-бы незаметно кивнул анестезиологу Лукошкину. Анестезиолог Лукошкин не больно ткнул локтем в бок хирурга Климкина.

Коллеги поспешили в уборную, где резво раздавили две пол-литры коньяка.

- Можем начинать? – Светлана Изольдовна подозрительно посмотрела на румяную рожу уролога.

- Вполне, - Слепченко зачем-то надел колпак и машинально вытащил из кармана халата свернутый в спираль импортный мочевыводящий катетер.

- Иван Прокопьевич, теперь все? – Светлана Изольдовна облизала сухие мраморные губы и тяжело оглядела присутствующих.

Иван Прокопьевич Мурзило, суетливый маленький человечек с мясистыми ляжками и вздорными манерами, быстро-быстро затараторил:

- В вверенном мне отделении дисциплина хромает, Светлана Изольдовна. В Закарпатье, откуда я родом, гуси сообразительнее, елы-палы. Холмогорский гусь, к примеру, инстинкт насиживания имеет средний, в отличии от гуся тулузского, импортного. Зато, стадное чувство у гуся холмогорского завидное. Не убежит, не скроется. Шалит в меру. В воду – бултых…

- Иван Прокопьевич!? – Светлана Изольдовна взглядом попыталась остановить словесные извержения заведующего отделением.

- Слепченко нет, мне кажется, - Иван Прокопьевич мелко-мелко почесал переносицу.

- Как нет? Вон он с катетером в руках сидит.

- Тогда все. В Закарпатье, бывало, буряк в землю врастет. Чумазая зараза, от почвы не отличишь. Свекла свеклой, а из виду теряется. Нагнешься, ногой пошерудишь…

- Иван Прокопьевич! – Светлана Изольдовна назидательно повысила тон.

Иван Прокопьевич сконфузился и пробубнил:

- Извольте, конечно. Хряку буряк, це корове гармошка. То и понятно. Слова лишнего не скажи. Иван Прокопьевич, да Иван Прокопьевич. А я к изяществу склонность имею, может быть…

- А форточку можно открыть, Светлана Изольдовна? – медсестра Лида ехидно взглянула и на Слепченко, и на Федченко с Климкиным, - а то вокруг хирургов амбре отвратительное скопилось,

- Открой, Лида. Маем подышим, весны глотнем, - Светлана Изольдовна мечтательно закатила глаза, не уловив едкости женской психологии.

- Ага, тут, на Колыме, мая наглотаешься, разбежались, - пробурчал с места Слепченко, - в Москве уже пятнадцать градусов тепла передавали, а у нас мы вчера с Сашкой Климкиным геологу с отморожением третьей степени пол ноги оттяпали. На Колыме в уборной весной в шапке, тулупе и валенках на толчке тужишься. Сосульки считать.

- Кстати, - вмешалась старшая операционная сестра Валентина Ивановна, - вы, Георгий Константинович, на ногу геолога гистологию оформили? Мне уже из морга звонили. Нога без направления лежит.

- Я и говорю – дисциплина ни на гривну, - Иван Прокопьевич заелозил, возмущаясь, - вы, Слепченко, мне постоянно нервы ампутируйте. После собрания, имейте ввиду, – сразу в морг.

- Рассмешили. В морге не идиоты работают, - вступился за Слепченко Федченко, - в пятницу после 15.00 в морге трезвых не бывает.

- В морге трезвым вообще не место, - добавил раскрасневшийся хирург Климкин.

Все оживились, зацепившись за формулировку.

Метель, разгулявшись за окном, через форточку проникла в помещение и разбросала разложенные на рабочих столах регламентирующие документы.

Северный майский ветер отметелил весеннее настроение, устранив таким образом иллюзию погожих выходных.

- В Закарпатье весной тропические континентальные воздушные массы из Европы дуют. Потому цветет все, благоухает, искрится, воодушевляет, - вздохнул Иван Прокопьевич.

Иллюзия благости охмурила собравшихся. Казалось, благодушием наполнились и лысые сопки, и серые бараки, и наглая бездушная продавщица тетя Дуся из ликероводочного отдела. И даже бюст Ленина, выставленный на стеллаже из влагостойкой древесно-стружечной плиты, казалось, расправил плечи и решительно выпятил слабовольный подбородок.

- А у меня в перевязочной из лотка с инструментами спирт все время исчезает! - Перевязочная сестра Люся, как на уроке, вскинула руку.

Лукошкин посмотрел в глаза Климкину. Климкин бросил взгляд на Слепченко и Федченко. Все уставились на Ивана Прокопьевича. Иван Прокопьевич устремил взор на Светлану Изольдовну. Светлана Изольдовна со вздохом взглянула на портрет Брежнева, заинтересовалась гравюрой «Обнаженная нимфа с пряжей» и фригидно отреагировала:

- Ты, Люсенька, в спирт зеленки или хлоргексидина добавляй. Такую муть даже патологоанатом пить не станет.

- Лютует, парторг, - прошептал Федченко Слепченко.

- В ней партийный работник сейчас говорит,- возразил Федченко Слепченко, - для хирурга спирт, что для наездника кобыла. Профессиональный инструмент, можно сказать.

- Возмутительный прецедент! Хирурги, видно, спирт уже из лотка лакают, - старшая медицинская сестра Валентина Ивановна влюбленно взглянула на Светлану Изольдовну, - а еще я хочу указать на подозрительную пропажу из операционного отделения новых хирургических перчаток. За две недели в операционной выполнено шестнадцать операций, включая экстренные. Берем в среднем по полторы операции в день, это если с выходными. За одну операцию, предположим, расходуется пять пар перчаток. Это если с запасом. Получается, в сумме где-то… восемьдесят пар перчаток с перевыполнением. А если беспристрастно взглянуть на реальность? Я получила сто тридцать пар перчаток в начале месяца. Из них осталось не более двадцати штук. Где остальные?

Возникла пауза. За окном выло и стонало.

- Ой, а я, кажется, догадываюсь, - заговорила молоденькая, симпатичненькая, не контролируемо эмоциональная операционная сестричка Настенька,- хирурги рассказывают, что резиновую перчатку нужно на горлышко трехлитровой банки натягивать, когда брагу готовишь. Если резиновая перчатка растопырится и надуется, то брага забродила и совершенно готова. Я собственными глазами видела. Так интересно! Пальцы у перчатки надуваются, как сосиски. Смешные такие…

- Иван Прокопьевич, как это понимать? – Светлана Изольдовна нервно отстукивала пальцами по столу то звуки бравого марша, то ритмы расстрельной барабанной дроби.

Иван Прокопьевич стремительно встал. Засуетился, задрожал, замаялся. Также внезапно сел. Взгляд у Ивана Прокопьевича остекленел и застыл.

- Иван Прокопьевич! – вновь окликнула заведующего отделением Светлана Изольдовна.

Иван Прокопьевич вздрогнул и несколько туманно произнес:

- У меня мысли в коме, Светлана Изольдовна. Дайте шанс подумать!

- У нас заведующий еще и думать пытается, - шепнул Слепченко Федченко.

- Остынь, - цыкнул на Слепченко Федченко, - а если обыск?

- Создавшуюся пренеприятнейшую ситуацию пока попытаемся урегулировать следующим образом: выдавать хирургам строго по одной паре перчаток на операцию, соблюдая учёность, а там посмотрим, - Светлана Изольдовна устало откинулась на спинку проштампованного стула и строго взглянула на Ивана Прокопьевича.

Иван Прокопьевич, даже находясь в измененном состоянии сознания, приуныл.

- Шерше ля фам, - вставил фразу хирург Климкин, - ищите женщину, когда мало проблем. А если одна пара перчаток порвется? А у оперируемого, положим, СПИД или вирусный гепатит С? Как быть тогда?

- Свободная от операционного процесса операционная сестра доложит суть проблемы старшей сестре. Старшая сестра - заведующему отделением. Заведующий отделением свяжется по телефону со мной. Я – отдам распоряжение. Будет вам еще одна пара перчаток. Еще есть вопросы?

- Обязательно, Светлана Изольдовна! - С воодушевлением откликнулась сестра-хозяйка, - из клизменной постоянно швабра пропадает. Утром прихожу – швабра на месте. В течении дня, бывает, спохватишься – швабры нет. Ведро стоит. Тряпка лежит. Клизмы и дезинфицирующие растворы никто не трогает. А швабры нет, хоть плачь навзрыд. Кто шастает, понять не могу.

Услышав термин «клизменная» хирург Климкин погрузился в воспоминания.

…Больница, поздний вечер, рассыпанные по небу звезды и сокурсница Вика Лопарева в строгом накрахмаленном белоснежном халате и красных синтетических босоножках. Загорелые острые коленки, стремительный ласкающе-интимный взгляда, гулкие сердцебиения и больничная суета. Волнующие запахи стерильности и духов «Красная Москва». Больничный коридор, исчезающий в романтике неизвестности.

- Мальчики! Чья сегодня очередь клизму ставить? Больных на операцию готовить пора, – смеется постовая сестра.

Плотный мужик с грубыми взглядом и тощими, жилистыми ногами. Скудный голубоватый свет на матовом кафеле и запахи хлорки, дешевого стирального порошка и туалетного мыла.

- Во, бля! Во, мерзавец! Ты че творишь, сука? – скрипит мужик, лежа на боку и подтянув к подбородку коленки, - дай передохнуть, сволочь. Злодей парршивый. Ты там скоро? Кишки же распирает, сейчас говно через глотку наружу полезет…

- Не капризничайте больной, - злится студент Климкин, манипулируя наконечником в прямой кишке, - думаете, я кайфую? Мне тоже, можно сказать, тошно и где-то неприятно…

И удивительное удовлетворение после хорошо выполненной работы. Физиология, милосердие и цинизм, сходящиеся в одной точке декартовых координат…

 

- Партия не туалет. Швабрами старшая сестра пусть занимается, - Светлана Изольдовна зло ущипнула взглядом сестру-хозяйку, - Валентина Ивановна – разберитесь, кто у вас из клизменной швабры тырит, извините за подробности.

- Безусловно, Светлана Изольдовна! – встрепенулся возвратившийся из комы Иван Прокопьевич и подобрал, ухватил и мощно рванул на себя было упущенную инициативу,- Колыма не Закарпатье. Тут строгости хватает. Не хочешь по-хорошему, будет как положено. Можем предоставить провинившимся господам и барышням и холод, и голод, и нары, и баланду из еловых шишек, и туманы в любом количестве. Да и добираться далеко не придется. Километра три-четыре, если напрямик через тундру.

- Вы, Иван Прокопьевич не это, не перегибайте палку. Можно и помягче, согласитесь. Длинным рублем по карману, например, - Светлана Изольдовна даже попыталась улыбнуться, - а теперь перейдем к повестке собрания, если позволите. Иван Прокопьевич, зачитайте пожалуйста…

Инвентаризированные настенные часы показывали 19 часов 30 минут, а время бежало и летело.

Ускользнуло время... Спешит, окаянное. Зачем спешит? С годами временной фактор «завтра» малоутешителен. Да здравствует сегодня! Пусть, в воспоминаниях или фотографиях, в книжных текстах или в музыкальных фрагментах. Сегодня мы молоды, здоровы, честолюбивы и богаты! А завтра?

 

Москва 2016 г.