В субботу вокзал особенно многолюден. Спрятав за спиной руку с букетом цветов, Дмитрий стоял в условленном месте, всматривался в лица и сильно волновался. Нет, он не боялся, что Настя опоздает, – за два года их знакомства, ему казалось, он хорошо ее изучил. Он нервничал от предстоящей поездки: Настя хотела познакомить его со своими родителями. Она была настойчива, а Дмитрий не до конца был уверен, что соглашаясь, поступает правильно. Он не знал, как придется ее семье, ведь до сих пор о них он знал только с ее слов. Она явилась из толпы неожиданно – вся сияющая, счастливая, чмокнула Дмитрия в щеку, и он, чувствуя, как ее пахучая косметика впитывается ему в кожу, тут же забыл все свои страхи. – Ну как, все хорошо? – Хорошо. Вот, успела! Он протянул ей букет. – Ой!... Спасибо. Только зачем? Мы же на дачу едем, а там цветов знаешь сколько?!... Но все равно, спасибо! Настя, хорошенькая девушка со сверкающими глазами, подвижная и юркая, будто вьюнок. Смотреть на нее было все равно, что наблюдать море в солнечную погоду: все время что-то происходит и меняется, и тут, и там, и всюду сразу. При каждой их встрече Дмитрий всматривался в ее черты и пытался понять, что больше всего ему в ней нравится. Вот и сейчас в электричке, с трудом отыскав два свободных места напротив друг друга, он, воспользовавшись ситуацией, снова любовался своей девушкой. Невысокая, физически не очень развитая, почти худая, но стройная; маленький носик, близко посаженные глаза, девственно припухшие губы... «Мышка» – неожиданно пришло сравнение еще в первые дни их знакомства. С тех пор Дмитрий так и звал Настю. От станции они шли пешком. Сначала по шоссе, потом свернули на проселочную дорогу, мимо кладбища на опушке леса, прошли деревеньку «в три дома» и, наконец, увидели дачный массив – цель своего путешествия. Навстречу потянуло теплым ветром, и у Дмитрия слегка закружилась голова: он только сейчас понял, что уже давно отвык от запахов живой земли; и ему тут же вспомнились родные места. Под деревьями и на грядках копошились фигуры. Люди пропалывали, взрыхляли, разравнивали. Кое-где горели костры, от которых в небо тянулся едкий дым. Настины родители поджидали их, сидя на террасе перед домом. Они оказались людьми довольно пожилыми для единственного ребенка. Мать была совсем не стройная, не очень красивая и казалась несколько старше своего мужа. Строгих правил, привыкшая в жизни полагаться только на себя, она по праву матери и учителя литературы в одном лице, в пример своей дочери всегда ставила героев, сильных характером. И хотя своим мужем в целом эта женщина была довольна, все же поворчать и покомандовать случая не упускала. «Если хочешь знать, какой будет твоя жена в будущем, посмотри на ее мать», – вспомнил когда-то и где-то слышанное Дмитрий, усмехнулся, но оставил промелькнувшую мысль и почти тут же забыл. Отец, бывший капитан милиции, был одет в «тельняшку» и спортивные темно-синие штаны с красной тонкой лампасиной – в память о форменной одежде. Он был сухой, энергичный, но с непомерно развитым брюшком. В отличие от матери, отец казался добродушным, общительным и по- мужски своим. Он крепко, до боли в пальцах, пожал Дмитрию руку, и как-то легко и быстро завладев ситуацией, повел его показывать свой участок. Мать пристально, чуть ли не прищурив глаза, посматривала на Дмитрия: дочь рассказывала ей о своем мужчине, но разве такой нужен ее дочери? – Что, в Тулу со своим самоваром?! – спросила она у дочери, не скрывая своего недовольства. – Это мне Дима подарил. Дай мне какую-нибудь вазу. – Лучше б он тебе подарил ... – Ой, ладно, мама! Хватит ... Но мать и так уже замолчала, не придумав, чего лучшего мог бы подарить парень ее дочери. Она только достала из шкафа трехлитровую банку и протянула ее Насте. Дорожка, огибая яблони и кусты роз, выложена по краю крашеным известью булыжником. Вдоль забора кустарники малины и крыжовника. Ухоженные грядки с картофелем, морковью, луком. Желтыми цветами радуют глаз подсолнухи. Во всем видны хозяйская рука и знание дела. И вдруг из-за поворота из кустов точно выскочил из засады милиционер. Дмитрий даже вздрогнул от неожиданности, но быстро успокоился и невольно улыбнулся: всего-навсего это было пугало, одетое в милицейскую форму. Отец вел беседы «ни о чем», и Дмитрий плохо его слушал. Ему было совсем не интересно, когда и какие деревья посадили и сколько собрали урожая. Сначала отец показал ему сад и грядки, потом повел показывать дом. На первом этаже – одна большая комната, две комнаты-спальни на втором, мансардном этаже. Сама же обстановка комнат резала глаза полной безвкусицей. Настя выносила на террасу и расставляла на столе тарелки с холодными закусками. В блюде нарезанные ломтями пироги, вазу с яблоками и грушами. Отец по такому случаю откупорил бутылку вина, а мать принесла кастрюлю, с паром и вкусно пахнущую, и начала раскладывать содержимое по тарелкам. – Что с тобой? – вдруг повернулась она к дочери, и деревянная ложка застыла у нее в руке словно меч. – А что, у нас мыши завелись? – спросила Настя, и показала булку хлеба с отъеденным уголком. – Ну, вот, дожились... Уже хлеб из-под носа воруют, – изрекла мать и ехидно посмотрела на мужа. – А я что?... Я мышеловок наставил. Дело времени! Будет и результат ... – Сам кошек всех перестрелял, вот тебе и результат! – Кошки не лучше. Тоже ничего оставить нельзя было. Дмитрий ничего не понимал и лишь растерянно смотрел то на мать, то на отца, то на свою девушку. Когда немного отпили вина, отец обратился к Дмитрию уже по-свойски: – Значит, ты художник?! – Мне остался еще год учиться ... – Знаю, знаю. Настя говорила. Ну, а потом? – Что потом? – Ну, кем ты будешь? В смысле деньги чем будешь зарабатывать? – Еще не знаю. Я ведь живописец. Картины пишу ... Мать, до этого молчавшая и, кажется, без особого интереса слушавшая их беседу, вдруг, не выдержав, произнесла: – В картинах я разбираюсь не особенно хорошо, но зато я хорошо разбираюсь в том, что нужно для счастья моей дочери, – в ее голосе одновременно чувствовались упрек и непоколебимая вера в свою правоту. Для себя она давно уже решила, что художник вряд ли будет хорошей парой ее дочери. «Надо бы для Настеньки поискать другого», – подумала она, а отец добавил: – Ну, это же не профессия! Это так – баловство… хобби. Деньги разве можно зарабатывать на картинах? Дмитрию хотелось прекратить этот неприятный разговор, и он в надежде посмотрел на Настю, но она безучастно ковыряла вилкой в своей тарелке, и Дмитрию ничего не оставалось, как ответить неопределенно, надеясь, что эта тема сама собою иссякнет: – Кто-то зарабатывает ... – То-то и оно, что кто-то. Нет, тебе надо какую-то стабильную и приличную работу... Для настоящих мужчин!... Кроме умения картинки рисовать, твой диплом тебе еще что-то дает? Дмитрий чувствовал себя провинившимся школьником, он тяжело вздохнул и, собравшись с мыслями, сказал: – Я имею право преподавать... – Тоже не то! Какие зарплаты сейчас у преподавателей?! Копеечные! Мать тряпкой протирала стол и, собрав мусор в тарелку, понесла за угол дома. Дмитрий, кажется, тут же учуял запах, несильный, но явственный, с оттенком затхлости и разложения, и в это самое время мать вскрикнула. В ведре с мусором сидела маленькая мышка, неизвестно каким образом туда угодившая. Ее лапки скользили о пластмассовые стенки, но она барахталась и не теряла надежды за что-нибудь зацепиться. Диме даже стало ее жалко. Вчетвером они стояли вокруг ведра и не знали, что придумать. – Погоди, я принесу пистолет ... – сказал отец и уже хотел направиться в дом, но мать остановила: – С-щас... Так я тебе и разрешила ведро испортить. Тогда отец придумал другой способ. – Тут нужна особая сноровка, – сказал он и, вооружившись березовым поленом, стал в охотничью стойку. С замиранием сердца Дмитрий ожидал, что все обернется шуткой. Мать наклонила ведро, и мышка бросилась на свободу. Юркнула в одну сторону, но сильный удар безжалостно сотряс землю буквально в нескольких сантиметрах от нее, она ринулась в другую сторону – и чуть обратно не угодила в ловушку. Отцу не потребовалось делать повторного замаха. Дима подумал, что Настя испугалась мышки, метнувшейся в ее сторону, и толком не понял, что произошло дальше. Он лишь вздрогнул, когда услышал, как под ногой его девушки что-то хрустнуло и лопнуло. – Фу, какая мерзость, – с пренебрежением сказала Настя, поднимая медленно ногу. – Тоже мне – охотнички! Она запрыгала на одной ноге, пока не облокотилась на плечо Димы, быстро взглянула на подошву, но, ничего не обнаружив, спокойно ногу опустила. Ошеломленный, Дима смотрел на Настю и не знал, что ей сказать. В ушах все еще стоял отвратительный хруст. Казалось, что время остановилось, и одна мысль не давала ему покоя: вдруг он ошибся? Дмитрий осторожно посмотрел туда, где только что стояла девушка. Мышка лежала на одном боку, поджав передние лапки, а задние сильно вытянув вдоль хвоста. Кажется, они еще какое-то мгновение дергались в предсмертной агонии. Вокруг открытого глаза выступили капельки крови. Мать взяла веник и совок. Несколько раз попереворачивала трупик мыши с боку на бок и, убедившись, что зверек мертв, замела его на совок, а затем скинула в ведро. Собрала рассыпавшуюся картофельную шелуху, другой мусор и навалила сверху, прямо на мертвую мышку. Дмитрий закурил. Отец посмотрел на Дмитрия и тоже закурил. – Эй, охотнички-добытчики, хватит курить! – скомандовала мать. – Пора обратно за стол. Чайник уже вскипел. Настя в чашку Диме подлила кипятку. Он в знак благодарности мучительно ей улыбнулся и отпил из чашки. Он сидел неподвижно и тихо и смотрел невидящими глазами прямо перед собой, боясь встретиться взглядом с Настей. Очевидно, он был очень бледен, потому что Настя обратила на это внимание. – Что с тобой, котик? – спросила она. – Ты выглядишь совсем неважно. Он почувствовал прикосновение ее руки и пробормотал в ответ что-то бессвязное: – Нет... ничего... Просто мне уже пора возвращаться... За столом воцарилась странная, напряженная тишина, словно все чего- то ждали. Из дома стало слышно тиканье часов. Дмитрий поднял чашку двумя руками, поднес к губам и стал дуть, следя, как разбегаются волны. Ему это было нужно скорее для того, чтобы унять внутреннюю дрожь, вдруг в него вселившуюся. Прощаясь в конце улицы, Настя спросила: – Когда увидимся? – Не знаю ... Ты сколько здесь пробудешь? – Недолго. Я здесь долго не выдерживаю, – сказала она и, мгновение помедлив, добавила: – Я позвоню. – Хорошо, созвонимся, – сказал он, отпустил ее руку и зашагал в сторону станции. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
