ДВОЙНОЕ ДНО

 

Что бы я сделал, если бы меня вдруг попросили написать небольшой рассказ с «двойным дном»? Сперва бы, я, как полагается, впал бы в панику, потом в прострацию. И, наконец, одухотворенный привычной мешаниной из кофе и сигарет, я написал бы простенький текст неважно о чём, в который попробовал бы впихнуть это самое злополучное второе дно. После того, как всё окончательно бы развалилось на части, я в обратном порядке впал бы сначала в прострацию, а затем в панику. Круг замкнулся бы снова на кофе и сигаретах, поскольку эту скрепу можно вставлять куда угодно и как угодно. И вот, весь такой в кофе, сигаретах и осколках неудавшегося рассказа, я бы вдруг понял, что и как мне надо сделать.

 

Я бы сел и все-таки написал бы этот долбанный рассказ о том, как некий мужчина совершенно случайно встречает женщину. Конечно, они знакомятся и идут куда-нибудь, неважно куда, приятно общаясь и проникаясь друг к другу всё большей симпатией. Потом, ближе к вечеру, мужчина затаскивает женщину к себе домой под предлогом того, что ему нужно накормить бедную голодную кошку. Дома они выпивают пару бокалов вина и, в конце концов, оказываются в постели. А под закрытыми дверьми спальни трется и помявкивает сытая, но недовольная сиамка.

 

Потом я написал бы главу про то, как мужчина просыпается рядом с любимой женщиной, как долго любуется ею, опасаясь при этом разбудить, но в конце концов не выдерживает и начинает её ласкать. А женщина полупросыпается, и её улыбка словно тёплое и чуть печальное облако. Через какое-то время они встают, завтракают и отправляются гулять. Рядом с домом есть парк, где почти всегда тусуется много собачатников. Навстречу нашей парочке неуклюже семенит на толстеньких лапках нескладный щенок. И женщина вдруг поворачивается к мужчине и шепчет: «Может, заведём собаку? Или кошку?» Сердце мужчины чуть не лопается от любви и жалости. Он пытается что-то сказать, но не находит слов и только кивает головой.

 

Наконец, в третьей части, я написал бы о том, как мужчина идёт на кладбище и долго сидит возле могилы, вглядываясь в фотографию женщины. Может быть, он даже разговаривает с ней. Он рассказывает, что у него всё хорошо, что он держится, что сменил работу, что ему очень одиноко, что вчера он смотрел их фильм, что всё плохо. Мужчина выпивает принесенную водку. Женщина ласково смотрит на него с фотографии. Мужчина встает и, покачиваясь, уходит с кладбища. По дороге домой он проходит через стихийный базарчик. И какая-то бабулька пытается всучить ему щенка или котёнка. Мужчина на ходу отнекивается, но потом что-то вспоминает и останавливается. Он забирает у бабульки щенка. Нет. С его работой он не сможет ухаживать за ним. Мужчина забирает котёнка. Бабулька пытается разменять всунутую ей тысячерублевку, чтобы дать сдачу, но мужчина уже уходит, бережно прижимая котенка к груди.

 

Вот о чем бы я написал в третьей части и на чем закончил бы свой рассказ с двойным дном. Ещё я расцветил бы его несколькими странными метафорами вроде «Если бы женщина была песней, то ее надо было бы петь по-французски». Или «Небо долго плакало дождями. А когда дожди кончились, небо заплакало солнцем и ветром». Не то чтобы я любитель таких метафор. Просто они должны были бы отвлечь внимание читателя от задуманного мной «второго дна». Потом я отодвинул бы кофе и сигареты, поразмыслил и сделал бы вывод, что «второе дно» это фикция, приманка, на которую я подловил себя сам, пытаясь рассказать о том, о чем рассказать невозможно. И, наверное, поэтому я никак не могу оставить таких попыток.