День выдался солнечный, тёплый. Умытое утреннее небо приветливо глядело сквозь рваные полосы подсвеченных восходящим солнцем облаков. Его живительные лучи радостно смеялись в каплях росы, зажигая мириады маленьких алмазов на зелёном бархате травы. Словно бы малютки-феи резвились среди полевых цветов и миниатюрных лопухов подорожника.

Я шла торопливо, сжимая в руках букет серебристых ирисов. Ветер прохладными пальцами нежно касался моего лица, обдавал бодрящей свежестью, трепал просторный походный плащ и волосы. Я спешила, сама не зная почему, хотя, в сущности, опоздать уже я не могла.

Вот я и на месте. Дикий, тенистый уголок. Три липы и затесавшийся между ними молодой клён встретили меня торжественным молчанием, нарушаемым лишь шёпотом ветра.

Я опустилась на колени, удобнее устроив меч. Поморщилась от лёгкой боли, да даже и не боли, а просто дискомфорта — рана, полученная относительно давно ещё давала о себе знать.

Здесь не было ничего лишнего. Только каменная плита с высеченным именем, твоим именем. Я знала, что здесь тебя нет — ты не вышел из той мясорубки, окончившейся нашей решительной победой, а когда бой закончился тела твоего так и не нашли. Что ж, хоть так…хоть такая память о тебе, скромная дань от тех, кто обязан тебе своей жизнью, свободой.

Историки и поэты назвали этот бой решающей битвой за Империю, за нашу свободу от ига выродков-фанатиков, говорили, что это — новая славнейшая страница в истории нашего государства. Говорили, что эта повесть, повесть об этой войне, вписана в летопись золотыми буквами. Проклятый, до чего же смешно! Смешно, если б не было так погано и дерьмово на душе! Я видела эту славу: дерьмо по колено, вываливающиеся кишки, кровь, дрянь и мразь! Если уж это всё и будет вписано в историю, то уж точно не золотыми буквами, а кровью. Кровью тех, кто подставлялся под мечи, копья и стрелы, под пули и ядра, лишь бы только не дать победить этим тварям в обличии людей, поправшим все человеческие законы и считающим, что они выполняют волю Господа Нашего, истребляя тех, кто, по их мнению, недостоин ходить по земле и дышать её воздухом.

И твоей кровью будет написана эта летопись.

Познакомились мы с тобой очень давно. Я случайно набрела на вас (то есть, вы подобрали меня). Полураздетая, голодная и трясущаяся от холода. Мне некуда было идти и нечего было ждать от жизни, кроме новых побоев, пыток и унижений. И мне ничего не оставалось, кроме как примкнуть к тебе и твоим кондотьерам. Я быстро научилась орудовать мечом и копьём, сносно метать ножи и стрелять из арбалета. Так же скоро стала уверенно держаться в седле и крепко усвоила всё то, что важно знать любому уважающему себя наёмнику. Важно же уметь держать марку — иначе подохнешь с голоду, как брошеный пёс. Так мы и зарабатывали. Относительно честным способом. Я говорю относительно, так как вряд ли словом «честный» можно охарактеризовать тех, кто продаёт свой меч и мастерство любому, кто предложит соблазнительную цену. Но как же иначе?

Хоть я и влилась в твой отряд, я многим отличалась от вас. Нельзя сказать, что только потому, что была единственной девкой, нет. Почему-то во мне крепко сидели какие-то представления о рыцарской чести и совести, и некоторые шаги мне просто претили. Может быть, не только…

Поначалу я не взлюбила тебя. Ты был таким повесой, какого свет не выдывал (может, потому, что в жилах твоих текла эльфья кровь), был неразборчив в связях, мог легко затащить в постель сразу нескольких женщин, которые при виде тебя будто бы лишались рассудка. Ты жил для себя, не отказывая себе ни в одной радости жизни, плевал на всякие ограничения, и будто бы всё тебе было нипочём. Ты мог запросто обмануть отряды королевских армий, отправленных за нами. Мог малыми силами выступить против врага, у которого были все преимущества, и лёгким, изящным, неожиданным почти небрежным ходом оставить его в дураках, посмеявшись над ним. Казалось, ты живёшь только для себя, самозабвенно. И любуешься только собой, наслаждаясь чувством собственного превосходства, — тебя не волнуют ни вопросы чести, ни достоинства, ни долга. Ты никому не должен — напротив, все должны тебе только за то, что ты есть, ты, черноволосый и синеглазый красавец, чей единственный взгляд, плутовская улыбка могли свести с ума даже ледяную королеву. Однако, мне ты не нравился. Можно сказать, я ненавидела и презирала тебя, несмотря на то, что ты упорно заигрывал со мной, при этом не стесняясь своих любовных интрижек. Я не упускала случая подколоть тебя, съязвить. Лишь бы досадить тебе, смутить. И на каждую мою колкость ты отвечал ещё более изящной колкостью и ещё более язвительно. Но в твоих словах не было и тени злобы, твои сапфировые глаза смеялись — для тебя это была ещё одна забавная игра. И это меня очень бесило. А ты, мерзавец, знал это и искренне этим наслаждался.

Но я продолжала узнавать тебя. Почему-то меня тянуло к тебе, хоть я и на дух тебя не выносила. Постепенно мне открывались новые стороны твоей натуры. Мне никогда не забыть, когда ты вырвал меня из лап одного из графов, с которым мы воевали, рискуя собой. Как ты тащил меня, раненую, по лесам и болотам, как согревал меня холодными ночами. Тогда выдалась на редкость лютая зима. И холод сковал землю как никогда раньше. Ты мог бы бросить меня. В конце-концов, кто я тебе? Выиграл бы ты что-нибудь от моего спасения? Но ты никогда не бросал товарищей. Никогда не бросал тех, кто действительно нуждается в помощи.

Я продолжала изводить тебя своим холодным, грубым тоном, продолжала язвить. Но, на самом деле, моё отношение к тебе уже изменилось. Я по-другому взглянула на тебя, и ты стал мне симпатичнее — тогда я с огромной неохотой всё-таки это признала…

Вот, я принесла тебе ирисы. Они из самых Королевств Солнца. Напоминание о странах вечного лета, тепла. Такие, какие ты любил. Тогда, в нашей первой задушевной беседе под вой вьюги ты мне об этом сказал. И почему-то я это запомнила. Ты любил жизнь, любил цветы. Ты был романтиком, скрывающимся под маской циничного гедониста. Это было твоей защитой. Щитом и латами для твоей чуткой, ранимой души и пламенного сердца. Я думала, что такие бывают только в сопливых дамских романах. А, вот, был ты, настоящий, живой. Со своими недостатками и достоинствами. Сильными и слабыми сторонами.

С этого дня я стала питать к тебе больше симпатии и доверия. И наши перепалки приняли совсем иной характер. Более дружеский, более душевный, мене едкий и колкий.

Знаешь, я виновата. Только сейчас я поняла, что ты любил меня. Любил самозабвенно и без памяти, крепко. Я лишь догадывалась, смутно, как в темноте едва угадываешь очертания предметов, и не отвечала тебе. До сих пор я не могу понять, почему? Был ли это страх, глупая девичья робость, или ещё что, но я не могла…или не хотела, потому что боялась признаться себе в том, что ты мне небезразличен. Что твоё очарование и обаяние растопило лёд моего очерствевшего от пережитых мук сердца, моё глупое тщеславие и гордость. Что бы то ни было, я всё откладывала на потом. И опоздала…

Потому что потом пришла война. Страшнее которой ещё не было за всю историю рода людского…

Уже не как наёмники, а как преданные бойцы мы влились в имперскую армию, когда пришли бресталийцы. И ты так же искусно и умело руководил нашими дерзкими рейдами изводящими и дразнящими врага. Из любой ситуации ты находил выход и выводил нас всех. С тобой мы могли вырваться из любого окружения, выполнить, казалось, невыполнимое.

Но Империя не могла противостоять грозной военной машине, разнёсшей в прах почти все Срединные Королевства. Имперские войска отступали, ведя ожесточённые арьергардные бои, но были близки к тому, чтобы беспорядочно, панически бежать.

Так мы отступали до предместий столицы. И там, в лесах и на полях разгорелась решающая битва. Дальше отступать было некуда, если бы врагами был взят оплот Империи — рухнули бы последние надежды, итак едва теплящиеся в наших удушаемых ужасом и неуверенностью сердцах.

Нам было нечего терять. И все, от князя и рыцаря, до простого латника и ополченца сражались с отчаянной яростью обречённых, но нас теснили…

Ты и тогда был в первых рядах, твой меч сверкал как молния, а ты, носился на своём вороном коне, как демон, разя направо и налево.

Нам тогда пришлось очень жарко. Закованная в сталь пехота Бресталии слаженно крушила нас мечами, рвалась вперёд лавиной, стальным ураганом. Сверкала сталь, кричали раненые и умирающие, рычали сражающиеся, щедро поливая землю кровью своей и чужой. Латы и мундиры настолько были залиты кровью, что было трудно отличить, где свои, а где чужие…

Мне никогда не забыть этого кошмара…

Тогда мне и оставили эту зарубку на память. Закалённые бресталийские мечи. Я уже распрощалась с жизнью, но ещё отчаянно надеялась, что спасусь…что ты спасёшь. И ты не обманул. Словно демон ворвался ты в смыкающуюся вокруг меня толпу этих псов, на взмыленном коне, в окровавленных латах, с окровавленным мечом. Ты рубился как бешеный, кружа вокруг меня, не давая даже приблизиться ко мне…ты вынес меня оттуда.

Изо всех сил цепляясь за ускользающее сознание, захлёбываясь своей кровью, прижимаясь к тебе, я пыталась сказать тебе то, что давно уже хотела, но не решалась. Слова путались, тонули в булькающем хрипе. Сердце колотилось, разум мутился. Ты успокаивал меня как маленькую девочку, подбадривал. Мне не забыть твоего нежного голоса и той заботы, и ни с чем не сравнимого тепла, которое шло от тебя и согревало моё сердце. Ты любил меня — я чувствовала это всеми фибрами моей ликующей души. Я была счастлива. Ты был рядом. Ты был моим.

Ты отдал меня на попечение монахам, а сам вернулся к своим.

Только потом я узнала, что ты был среди рыцарей князя и княгини Артесских, прикрывающих отход имперских армий, закончившийся почти полным уничтожением их отряда, который изо всех сил сдерживал яростный, фанатичный натиск бресталийцев. Этот отчаянный ход позволил нам победить. Дорогая цена была заплачена за эту победу, позволившую нам выиграть время и вновь почувствовать дыхание надежды.

Я не думала, что ты, рационалист, реалист и жизнелюб, способен на такой шаг…

Что тогда со мной было, я не помню. Сначала я даже не поняла, не поверила. Потом…. Словно всё погрузилось в туман, в пустоту. Холодную пустоту. Там, где раньше был ты… Да и, Проклятый, трудно передать всё то, что творилось со мной тогда! Как же я хотела, чтобы это оказалось сном! Слишком затянувшимся, кошмарным сном! Горячечным бредом! Чтобы орущее от безысходности и испепеляющей боли сердце не выдержало и разорвалось…но я продолжала жить….жить и сражаться! Ради тебя! За тебя!

Затем появилась Королева. Прекрасная Светлая Стражница. Её меч и самоотверженность, и в конце-концов, её страшная и великая жертва помогли нам вновь собраться с силами, укрепить веру и дух, и победить, справившись с той жутью и ужасом, призванными из самых тёмных глубин мироздания марионеточными паладинами Бресталии, выполняющими то, что было давно задумано куда более древними и страшными силами, чем безжалостные фанатики, жадные лорды и короли.

Всё давно прошло. На полях сражений цветы и травы скрывают ржавеющие доспехи и оружие. Города и деревни отстроены заново. Всё так же светит солнце и дует ласковый ветер, несущий разнеженным летней негой землям обильные дожди.

Только тебя нет рядом.

На цветах, обрамляющих надгробную плиту, на принесённых мною ирисах капли. Может роса, а может, мои слёзы, невольно катящиеся из глаз. Сдержать их я не могу, уж прости. Знаю, как ты не любил бабьи слёзы. Вернее, боялся их, чувствуя себя беспомощным и виноватым — это я уже узнала позже, когда мы стали с тобой ближе. Но я с собой ничего не могу поделать. Мне не хватает тебя. Пусто и холодно без твоей улыбки, смеющегося взгляда...

Жаль, ведь людям свойственно забывать, в том числе забывать тех, кто когда-то спас их от страшной беды. Многие из нас, после войны, попали на виселицу, из-за того, что желание жить снова поставило нас вне закона, ведь многие из нас не умели ничего, кроме как воевать. Так что, приходится вновь идти по лезвию ножа, не зная покоя и передышки.

Ясновельможные всё так же грызутся за жирные куски, пуская реки крови. Ради суетной выгоды идут на самые жестокие и циничные преступления. Поговаривают и о том, что скоро может грянуть новая война. Мы не поделили что-то с Альбианой при разделе Срединных Королевств. Человеческая природа берёт своё. Утешает только то, что человек всё-таки, сочетает в себе как Тьму, так и Свет, вопрос только в выборе, который он сделает, и мне всё-таки кажется, что больше он склоняется к Свету.

А я тебя никогда не забуду. Обещаю.

Ну что ж…мне пора. Хотя, никак не решаюсь уйти. Я должна тебе кое-что, и сегодня, хоть так…верну свой долг…

Я люблю тебя, слышишь?? Люблю!!! И всегда любила!!! И буду любить только тебя!!! Дэориале! Может, я слишком тупа и малодушна, но почему-то мне стало легче. Будто ты меня слышал. Хотя, я более, чем уверена, что ты слышишь…

Вот я сказала тебе то, что так давно хотела, но не решалась!

Я поднялась с колен, оправила плащ. Отошла. И, повернувшись, медленно побрела своей дорогой.

На сердце было чуть теплее. Я знаю, что ты рядом. Был и будешь всегда.

Никогда я не молилась, считая, что этими пустыми клянчащими словами мало чего можно добиться, но теперь…Дэориале, пригляди там за ним. Даруй ему обрести покой в Царствии Твоём…

Впрочем, я уверена, что ему там лучше, намного лучше, чем здесь…

Я шла по отороченной травой тропинке. Полы моего плаща окончательно вымокли от росы.

На душе было чуть легче. Так, как будто ты, так же светло и плутовато улыбаясь, шёл рядом. Будто бы даже мелькнул твой плащ, и я слышала твой полунасмешливый, наигранный полуутомлённый вздох уставшего учителя, который наконец-таки объяснил бестолковому ученику простую истину.

Ты рядом. Всегда.

На востоке всё выше поднималось солнце, разгоняя по лесам и оврагам ночной саван тумана.