Ничего общего.

Не молодой, худой и длинный. С неподражаемым Пятачком, из культовой мультяшки, у меня нет ничего общего. Кроме одного: до следующей пятницы я абсолютно свободен. Абсолютно.

Квартира выглядит обиженной. Оказывается, это умеют не только люди – три комнаты молчат, хмуро взирая опустевшими стенами и чистыми провалами окон, без занавесок и портьер. Когда-то я заметил: дом, в который недавно въехали, разительно отличается от того, из которого начали выезжать. Всё, вроде, одинаковое – хаос вещей, полупустые стены, отдельно стоящие стулья и прочие сегменты мебели. Висит одна картина. Нет ковров.

Но первый - улыбается, а второй плачет.

 

Я уезжаю.

Позади восемь месяцев суеты, блужданий по инстанциям, ссор и споров, кипы бумаг и справок. Инструкций по скайпу с противоположной стороны нашего шарика. Телефонных уточнений. Логичные доводы жены и моё невнятное бормотание.

Я уезжаю. Совсем.

Почти нетронутыми остались лоджия и кухня. Холодильник, по договорённости, в последний миг заберёт Сергеич, сосед по площадке, а на лоджии вся мебель сделана моими руками, встроена и привинчена… на века. Угловой шкаф, тахта, откидной столик. Реконструкцию этого летнего кабинета я проводил дважды, но дата основания сохранилась. На боковине шкафа видны засечки:

- 5 лет;

- 6 лет;

- 8…

Данькин рост. Первой зарубке… м-м-м… двадцать семь лет. Ха! - надо же: замеры снимал с Даниила, а вырос Даниэль…

Хорошо, кстати, вырос! Во всех смыслах… только Данька, вот, куда-то подевался…

 

Список. Я думал, что его потерял, а он здесь, на тахте. Зачёркнуты тридцать восемь пунктов, остался один: продажа квартиры.

Жена уехала месяц назад. Томка, вообще – холерик, если что делать, то сразу и мгновенно, желательно вприпрыжку. Да и повод был: внуку, стопроцентному американцу – четыре года. Мистер Майкл Д. Славински…

Я остался «зачищать территорию».

 

Шарик влево – шарик вправо. Шарик вле… нет, вопрос с отъездом решён, просто я так и не понял, хочу ли этого. Дело в том, что наш случай совершенно не похож на стандартные эмигрантские истории.

Зачем бегут? За лучшей долей.

Так, вот… грех жаловаться.

Мне шестьдесят один, с начала Перестройки я занят любимым делом, хищные девяностые, каким-то необъяснимым пируэтом, меня обошли, не зацепили, не покалечили. Гонорары росли, денег хватало.

Зачем бегут? За светлым будущим для детей!

Так, вот… Данька с третьего курса работал на америкосов, получал гранды, и по окончании университета, его, местного Гейтса, ждало уникальное место в далёком Балтиморе. Через шесть лет он получил гражданство, ещё через полтора – женился на дочке приличного бизнесмена. Фыркал тот папаша не долго, так как спустя месяцев восемь, Дэн Славински запатентовал что-то там такое, что капитал тестя стал выглядеть неприлично малым…

Американская мечта. В действии. Что ещё?

 

Раз в год мы летали в гости, наблюдая, как растёт благосостояние клана Славински, а у поджарого и патлатого ранее Даньки – живот и убедительно намечающаяся лысина. Джудит очень мила, Майкл (в мою честь!) – дай Бог каждому…

Разговоры о нашем переезде в Штаты начались два года назад. Я пожал плечами, восприняв, как досужий трёп, и посмотрел на жену… о-о!… этот взгляд! В нашей семье он назывался просто: «Уж если я чего решил, то выпью обязательно…».

Держался я больше года.

 

Вот только не надо эти песни про русские берёзки и украинское сало! Про обыкновенного окунька – на удочку! - и могилы предков. На Поминальный день добраться до кладбища машиной – часа три… а лёту, через Вену – одиннадцать. Раз в год можно и напрячься.

Были плюсы, были.

Например – медицина. Не двадцать лет уже… у нас, правда, последнее время, вроде как… да ясно, ясно! - если имеешь американские гривны!

Семья вместе. Внук растёт, а Славински-младший что-то там загадочно бормотал о внучке… всё логично и убедительно. Почему же так не хочется уезжать?… плюсы, плюсы!

 

Зато – язык. Томка шпарит вполне прилично, но мой английский, с ярко выраженным местечковым акцентом, оставляет желать лучшего.

- И ещё – там нет пыли! – Этот довод жена приводила одним из последних, как контрольный выстрел.

Необъяснимо, но - правда. С какой такой радости у нас, в приличной квартире с евроремонтом и застеклённой лоджией, каждый день приходится ходить с мокрой тряпкой, а у них, в Балтиморске, даже при открытых окнах, выходящих на зелёный газон, пыли нет и в помине. Обратная сторона луны…

Почему ж так не хочется ехать…

 

Стереотипы, на то и стереотипы, чтоб раз втемяшившись в голову, сидеть там упорно, и не допускать всякого вольнодумства. Не знаю, почему, но у меня сложилось: здесь – естественная среда обитания… природная… да, не всюду чисто, иногда пованивает… но – своим же! Родным!

А там – стеклянный колпак, аквариум такой… стерильный. В лесопарке под дерево стать нельзя, терпи до ближайшей кабинки, их там понатыкано…

Да знаю я, что всё это чушь! Американского дерьма – завались, полным-полно, только - на других этажах. А там я не был… и не буду… и - слава Богу!

Что ж так ехать не хочется…

 

Точку в спорах о целесообразности отъезда поставил Данька. С матерью он, видимо, сговорился давно, потому что удивление Тамара разыграла не убедительно.

- Да ты что?! Правда?! Прямо рядом с тобой? – разговор шёл по телефону, сын звонил из машины, продираясь сквозь привычные пробки на работу. – Двухэтажный… сколько? Сумасшедший… Миша! Мишка! – она позвала меня и включила громкую связь.

- Да, маман… теперь у вас есть недвижимость в округе Колумбия. В миле от меня… ну, и что вы делаете там… на южном берегу Хацапетовки?

- Так отец до сих пор канючит… ты ж его знаешь!

- Знаю, знаю… давай батю.

- Славинский! - да брось свою бритву! - иди, Даня зовёт!

 

***

До пятницы ещё два дня.

Это не дата отлёта, билеты у меня на вторник. В пятницу, кстати – 13-е! – наша квартира получит нового хозяина, а я – пачку цветной нарезанной бумаги, зеленоватого оттенка. Это – цифровой эквивалент тридцати двух лет жизни, материальное отображение счастья и неудач, смех юной Томки и первые шаги Даниила Михайловича, отзвук гремевших праздников, стоны любви и чёрные дни потерь. Большая, такая, пачка должна получиться, пухлая.

 

Покупатель – молодой хлыщ Феликс, лет тридцати, классический продукт своего времени. Явился он благодаря длинной цепи рекомендаций: от Даньки, последовательно - через пару знакомых, и, как часто случается в нашей миллионной деревне, оказался сыном моего институтского приятеля… которого я не видел Бог весь сколько, и который уже пять лет, как умер. Торговался он умело и напористо, но так как я человек совершенно не коммерческий, выбил хлопец немного – я просто заранее определил цифру, ниже которой переставал разговаривать.

- А вы хорошо ведете торг… грамотно… - похвалил Феликс, когда мы ударили по рукам. – Вы адвокат? Вот задаток.

- Писатель.

- О-о! Надо же! Я думал, что это отмершая профессия… типа хобби – да, а заработать…

- В общем, правильно… но есть исключения. Роулинг, например.

- Кто?

- Роулинг. Джоан… Гарри Поттер. Знаете, Феликс, у меня ещё условие. Документы мы оформим в пятницу, но выехать я смогу только во вторник.

- Да без проблем. Пару дней… во, как раз ещё соточку сбросите… ладно, шучу, шучу!

Ни хрена он не шутил. Просто реакция у него – глаза в глаза – была отменная.

 

***

В списке необходимых дел, который о тридцати восьми пунктах, было не всё.

Это больше походило на навязчивую идею. Ни в какие логические схемы позыв не укладывался, ничем не объяснялся. Я твёрдо знал, что хочу съездить к Алещеву.

К примеру, сегодня.

И тридцать девятый пункт был внесён – Шурка.

 

Два дня погода вытворяла, что хотела. Дождь, ветер, температура упала до семи градусов… плюс, плюс, конечно. Октябрь - понятно, но ещё позавчера было около двадцати, и этот перепад… а сейчас опять лето, солнце. Тепло.

Я вызвал такси на час дня. Во-первых, звонить было… да невозможно! Если встреча ещё как-то представлялась, то разговор по телефону…

Во-вторых – номера у меня просто не было. А когда-то помнил наизусть.

 

Такси шуршало по набережной. Юный Козлевич почему-то решил, что я не знаю, как с Победы добраться до Строительной академии, и погнал по большому кругу, через центр. Ладно, посмотрю город.

С Шуркой Алещевым я знаком лет с шести. Может – семи. Росли на одной улице.

 

… значит, так… - сказал малолетний бандит и шмыгнул носом. – Будешь в защите. Твоё дело – отбить мяч, подальше. Станешь водиться – получишь по сапатке.

Выглядел он чуть старше.

Пятёрка будущих звёзд футбола насторожено молчала, рассматривая меня.

- Чего это – в защите? Я всегда на воротах… - обещание «по сапатке» я, пока, решил пропустить. Вообще, Сашка был ниже на полголовы, но крепче, и явно с приличным опытом улицы… не то что я, классический маменькин сынок. У меня даже кеды были.

- Поговори… - он красиво, по блатному, сплюнул. – Яшин нашёлся, голкипер… я в рамке, понял!

- Слышишь, Лещ… а ты его проверь! – Чернявый пацан в порванных на левом колене штанах, весело скалился. – Может, он и в защите не потянет!

 

Дело происходило на заднем дворе школы, в конце улицы. Сосед Валерка, притащивший меня сюда, куда-то исчез. Вообще, дело не сильно пахло футболом…

- Ну – давай! – Я махнул в сторону импровизированных ворот: стойки были, а перекладина отсутствовала – по пять пеналей!

Банда заржала.

- Давай, давай… - Лещ сделал мастерскую «подсечку», и я рухнул в пыль. – Ты вообще – откуда взялся? На нашей улице?

- Мы с "Кирова" переехали… - главное было – встать. А моё личико маменькиного сынка многих обманывало… ещё не распрямившись, я боднул головой в худой живот атамана.

Говорят, Бог любит троицу. Так и вышло. Эта стандартная пацанячья драка, положившая начало полувековой дружбе, была первой из трёх, вехами обозначившими повороты жизни.

Где-то я слышал: дуэли происходят именно с друзьями…

 

***

Я расплатился и вышел из такси.

Улица детства. За последние лет тридцать я, конечно, много раз был здесь, но всё – проездом, на машине. Что интересно, родной квартал изменился не сильно: правая сторона – это граница студенческого городка строительного института… ну да, теперь – академии. От общежития сталинских времён на одном конце, до современного центрального корпуса на другом. А вот левая…

В конце 50-х, напротив входа в общагу, стоял забор, прятавший за собой два столетних дома. Одноэтажных. Что такое коммунальная квартира – знают все. А у нас был коммунальный двор… восемь семей. У каждой – свой самостоятельный вход, ни одного совместного коридора, зато водопровод и поразительно старый туалет, который целиком следовало перенести в исторический музей – собственность общественная, расположенная под открытым небом, посередине поместья.

Сейчас на этом углу стоит многоэтажная стекляшка – то ли вычислительный центр, то ли просто офисные соты. Но! Каким-то чудом сохранился гигантский старый каштан – он и тогда был огромным! – затиснутый между стеклянным уродцем и примыкающим домом красного кирпича… тоже, кстати, раритет.

И – всё. Весь остальной квартал, вплоть до трамвайных путей и той самой школы, претерпел чисто косметические изменения: забор – фасад – калитка, забор – ворота - фасад…

Сашкин двор находился где-то посередине.

 

Жили Алещевы трудно. Классическая пролетарская семья, отец слесарил на какой-то фабричонке и круто выпивал. Атмосфера скандала, как и странный кисловатый запах, не выветривались из дома годами. Бывать у них не хотелось... ни в детстве, ни в юности… никогда.

Но порой, всё же, приходилось.

Тогда, тридцать три года назад, тоже была осень…

 

… Ну? И что будем делать? – пауза висела нереально долго, минут пять, и всё же, сорвался Алещев первым.

Сложно сказать, кому было хуже, но, наверное – мне.

- А что я могу тебе сказать? Ты всё видишь, всё у тебя на глазах… история стара, как мир…

- Мне твои высокоумные интеллигентские аналогии – что зайцу стоп-сигнал… по барабану! Я Шекспира не читал и в университетах не учился!

Это точно. Закончил он техникум, потом армия… что не мешало ни ему, ни мне. Слишком много лет пролистано, костров спалено… а дружба, как и любовь – понятие не исследованное, полу мистическое. Да и врал Шурка – про Отелло мы ещё в юности, вместе читали. Он вообще был книголюб… А мой универ – ну и что? Нищий инженер-романтик, пишущий дрянные повести, которые никто не печатает. То ли дело – технолог крупного цеха!

- Мишка, не тот случай. Голова не при чём… очнись. У тебя блажь, пройдёт. Вспомни, из-за чего рушатся империи и начинаются войны…

Я усмехнулся.

- Теперь ты – высоким штилем… да, деньги и женщины…

 

Началась катастрофа совершенно обыденно: пикник, выезд в лес. Старая, проверенная компания – три семейных пары и два просроченных холостых барбоса – я и Шурка. Понятно, с барышнями. Сейчас даже имя той девчушки не помню…

Зато прекрасно помню имя красавицы, с которой появился Алещев – Тамара.

Ни я, ни он, никогда не были обделены женским вниманием. Ни я, ни он, добравшись уже почти до третьего десятка, не верили в ту вспышку, о которой предостерегают книги: есть такое! Ещё как!! Случается… караул!!!

Беда была в том, что Судьбе вздумалось резвиться по-полной. Марево накрыло обоих - меня и Томку. И не надо было касаться друг друга - искры не пробегали, а взрывались фейерверком, когда между нами оказывалось меньше метра.

 

Праздник умер. Шурка напился в хлам и ушёл спать в лес, завернувшись в скатерть-самобранку. Просидев всю ночь возле костра, я рано утром сбежал в город.

Вечером второго дня Тамара позвонила…

 

- Сашка, не дури. Блажь пройдёт… В конце концов у тебя с ней ничего не было, вы знакомы – неделю!

- Мне хватило!

Неожиданно он цапнул меня «за грудки».

Глаза. Бешеные.

Десять секунд. Обвал Вселенной. Тишина.

- Всё… вали... – выдохнул, с хрустом, так! – разберусь…

Повернулся и ушёл в дом.

 

На свадьбе его, конечно, не было. Мы не виделись много лет, и историю ещё одной дружбы, похороненной под классической магией женских чар, можно было бы на этом закончить. Но оказывается, закон: «Бог троицу любит» - тоже работает.

 

***

… Лето девяносто четвёртого.

Надо было выживать… да мне ещё повезло! Я успел наработать кое-какие связи, переквалифицировался в мистического детективиста, и меня продолжали печатать. Поток делился пополам: первая часть, под дурацким псевдонимом, уходила в Москву, Киев и Минск, вторая – в стол, в надежде на светлое будущее.

 

Недавно прошёл дождь, асфальт парил. Я вышел на набережную.

Прямо на меня, по тротуару, летел джип.

Визг тормозов.

Я прыгнул в сторону и покатился по липкому чернозёму клумбы, качественно политому дождём. «Чероки» остановился, и ничего хорошего это не сулило.

- Вставай, мужик, вставай… нечего там… - лысый браток был удивительно мал ростом, и ещё удивительнее широк в плечах. Конкретный куб с огромными кулаками.

- Да ладно, всё в порядке… - я вынырнул из болота и встал на ноги… мокрый и чёрный, как квадрат Малевича.

- Вот и ладушки. – Он открыл заднюю дверь. – Прошу. С Вами поговорить хотят.

- Не надо. Я сам выйду, - кто-то завозился в салоне, с той стороны хлопнуло, и из-за багажника появился Шурка.

 

- Да брось ты! Сколько лет… всё, что ни делается – всё к лешему! Давай, Мишель…

Сидели мы в ресторане «Амурские волны». Вдвоём. Четверо опричников за соседним столом тянули пиво. Меня переодели в чью-то гавайку и шорты, пообещав через час вернуть прежний вид.

Шурка. И не Шурка… и не Сашка. Скорее – Александр Викторович. А тот квадратный бультерьер, один раз обронил – Локи. Локи, значит…

 

- Да женат, конечно, женат… прекрати, всё – быльём… что сам-то? Вот веришь, я как поднялся - раз десять собирался тебя найти… но всё как-то… теперь – лады? Давай ко мне, тут делов – за полжизни не разгребём!

- Вряд ли, атаман… рэкет – не моё…

- А кто сказал – рэкет? Я просто бизнесмен… бензин, водка… тачки из бывшего Третьего Рейха… - но улыбаться перестал, и глаза сделались колючие.

Через полчаса я понял, что нас за столиком – трое. Пока мололи прошлое, причуды юности и анекдоты совковых времён – Алещев был прежним Сашкой, капитаном команды, надёжным другом и душой компании. Как только темы пересекали рубеж конца восьмидесятых – Шурка пропадал, на его стуле устраивался Александр Викторович, периодически заменяемый таинственным Локи.

Впрочем, кто такой Локи, я знал.

 

Принесли мою одежду, чистую и выглаженную.

- Лады. Смотри сам… как хочешь, только время не упусти… вот телефон. Сейчас отвезем тебя домой, заскочим там… мухой, на минуту…

 

Джип летел по вечерней набережной. Гаишники отворачивались.

Свернули направо, в частный сектор, и остановились возле какого-то гаража.

- Щас-с, Мишель, мигом… - и тут на заднем сиденье что-то запиликало, задреньчало.

- Алло! Алло! – слышать-то я слышал, но первый раз в жизни видел это чудо техники - мобильный телефон, размером с городскую булку и, явно, тяжёлый… около килограмма.

- Что?! Сейчас? Возле «Пламени»?! Да, мгновенно… звони Моне… - он прикрыл микрофон. - Всё, брат, всё… извини… сам домой, сам… давай, давай!

Меня практически вытолкнули из джипа, и я быстро пошёл к повороту на набережную. Там обернулся.

Братки суетливо таскали из гаража оружие. В багажник.

 

***

Вот этот дом.

Достроен второй этаж, ворота, по-прежнему, зелёные, но не деревянные, а металлические. В общем, фасад ухожен… а на берлогу, на лежбище крутого авторитета не тянет! Нет, не тянет. Да и калитка, никак, открыта…

Знакомый двор. Та самая беседка, где много лет назад Сашка хватал меня «за грудки». Выцвела, и крыша немного… того… и вообще – упадок, двор заброшен и сер.

- Хозяева!

- Я здесь. Не кричите.

На крыльце стоял… нет, конечно, это - сын. Но как похож! Выглядит, правда, лет на сорок… фуфайка, вот, на голое тело.

- А я Вас знаю. Вы мало изменились… - он стал спускаться, передумал, и махнул рукой. – Подождите, я сейчас.

Интересно. Он меня знает… я зашёл в беседку и сел на шаткую скамью. Через минуту хозяин появился – в одной руке банка с огурцами, в другой – бутылка с парой одноразовых стаканов на горлышке.

 

- Знаю. Вы Славинский… Мишель… - он сел напротив, и я ещё раз поразился сходству. – Отец много о Вас рассказывал… когда я ещё пешком под стол… и фотографии. Я – Михаил Алещев. Выпьем?

Не хотелось. Отрицательно покачал головой.

- Ваше дело… - пожал плечами, опрокинул в себя "полтинник" и хрустнул огурцом.

- Ну, хорошо, тёзка. Похож ты здорово. А где батя?

- Да нет его… давно уже. Четырнадцать лет… пятнадцать. – Криво усмехнулся. – Вот, ведь - разводит жизнь… друзья! Убили его.

На крыльцо выглянула старуха, забормотала что-то осуждающее. Мишка скроил зверскую рожу, и дверь захлопнулась.

- Взорвали. В девяносто седьмом. - Тёзка ухнул стакан, на этот раз – полный.

 

Осень, осень… похолодало. Говорить не хотелось.

- Ладно, я пойду. Прощай.

Он махнул рукой.

 

***

В молодости я летал очень много, и прекрасно помню аэропорты того времени: муравейник. Наш аэропорт всё время пуст… или это я так попадаю? Или это только у нас? За час до рейса появляются люди, просачиваются в положенные залы, оформляются, целуются, и – опять тишина.

 

Я курил при входе. Родина провожала мелким дождём.

Говорят, что лет через семь – восемь, Город потеряет статус миллионера. Да, падает рождаемость, демографическая апатия. И ещё: люди уезжают. В Европе масса нелегальных эмигрантов, в Украине – тоже, но только транзитом.

Сигареты в кармане за что-то зацепились. Это список необходимых дел… вот, непорядок. Я достал ручку, и зачеркнул номер 38 – квартира, и номер 39. Список бросил в урну.

- Ой, прошу прощения… Вы не поможете… - молоденькая девчушка, явно в расстроенных чувствах, закусила губу, - у меня аккумуляторы сели, позвонить не дадите?

- Как Вас зовут? – я протянул трубку.

- Тамара.

Ха! Надо же – Тамара!

- Звоните, Тома. Это – подарок…

Повернулся и пошел к стойке регистрации.

 

***