Ему было двадцать пять. От неумолимой в своей щедрости природы ему достались огромные голубые глаза с длинными и пушистыми как у девочки ресницами и хромающая походка. Передвигаясь по улице, он сковывал намеренно свои движения и всегда старался затеряться в толпе, еще больше привлекая к себе любопытные взгляды. Появляясь где-то в обществе, садился куда-нибудь в угол подальше от всех и молчал, будто бы чувствуя свою вину за то, что не вписывается в среднестатистическое общество со среднестатистической внешностью.

Его резкая амплитуда движения мешала сойтись «на короткой ноге» с противоположным полом, несмотря на то, что в его жизни случались иногда моменты, когда он вызывал неподдельный интерес. И если вдруг в какой-нибудь девушке рождалась к нему симпатия, ему казалось, будто его просто жалеют, и это не заканчивалось обычно ничем серьезным.

Будучи подростком, он страдал от несправедливой участи, доставшейся ему от природы, временами подумывал над самоубийством, читал объявления в газетах с предложениями по корректировке внешности, каждый вечер изматывал себя упражнениями, но не добившись никаких ощутимых результатов, возненавидел свою несчастную ногу. В припадке бешенства он бил по ней кулаком, вымещая всю злость от одинокой жизни, плакал от обиды и старался не выходить лишний раз из дома.

Особенно тяжело приходилось весной, когда апрельские теплые дни выманивали из подъездов и квартир парочки молодых влюбленных. Они ходили по улицам, держась за руки и выставляя напоказ свою любовь, целовались на виду у всех и прижимались друг к другу на скамейках в парках. В такие дни он, еще больше припадая на одну ногу и пряча от всех глаза, спешил домой, съедаемый сумасшедшим желанием - тоже вот так, со сладким стоном, уткнуться в чье-нибудь душистое женское тело и замереть. И пусть весь мир катится к черту, ему было бы наплевать на всех и все, особенно на свою ногу. И желание стать для кого-то самым нужным и единственным заставляло его кусать губы до крови, лежа на диване, уткнувшись лицом в подушку, и плакать, чувствуя, как сердце рвется на куски оттого, что некому отдать накопившуюся в нем страсть и любовь. В такие минуты и даже часы его мама сидела на кухне, тоже проливая слезы и прекрасно понимая, почему ее сын закрыл дверь своей комнаты. Что могла сделать мама лучшего для своего давно уже взрослого мальчика, как только не мешать ему выстрадать в одиночестве свою ненужность.

Единственным его развлечением была наука. Только в мертвых залах библиотек в трудах ученых среди книжных полок находил он то, что не требовало от него никакого даже соответствия общепринятой внешности. Любому человеку, не важно как он выглядит, есть ли у него вообще хоть какой-то облик, но имеющему великое природное преимущество – ум, дана возможность найти себя среди трудов и сочинений великих людей, тоже когда-то искавших смысл жизни.

С прекрасными оценками он окончил институт и аспирантуру и остался преподавать несколько предметов сразу. Его любили коллеги по работе за ум и серьезный, несколько оторванный от реальности взгляд на жизнь, побаивались за принципиальность студенты, и строили иногда глазки смазливые девочки, подсовывая ему свои зачетки и надеясь на лояльное к себе отношение. Кроме преподавания в институте, где ему платили унижающую человеческое достоинство низкую зарплату, он подрабатывал в редакции. Также как и в институте, стесняясь, поднимался по лестнице, стараясь не смотреть никому в глаза, не вступал в беседы с женщинами и выглядел очень скромно и даже как-то серо на вечеринках, посвященных каким-нибудь праздникам.

***

В тот вечер на нем был серый костюм, очки и давно уже ставшая привычной маска незаинтересованного в общении человека. Она показалась ему самой прекрасной женщиной на свете. От нее исходила такая сильная волна пьянящей женской сексуальности, такая вызывающая энергетика душевной щедрости, что когда он надумал уже уходить, а она попросила его не оставлять компанию, он так и сделал. Она была той женщиной, с которой бы он забыл о своих недостатках. Женщиной, чувство к которой пересилило его стыдливость и закомплексованность. Он бы бросился к ней, помани она его только пальцем. И ему становилось страшно оттого, что она может никогда не позвать его за собой.

Вокруг нее всегда были мужчины. Она умела пленить их какой-то своей безграничной свободой, непривычным для женщины юмором и чем-то еще, какой-то внутренней властностью, когда хотелось пасть перед ней на колени и забыть о том, что ты мужчина. Ему захотелось раствориться в ее глазах, когда она посмотрела на него своим насмешливым и в то же время проницательным взглядом. Горячая волна захлестнула его с головы до ног, когда она села рядом, показывая всем своим поведением, что выделила из толпы именно его. Когда она коснулась его рукой, ему захотелось припасть к ней и целовать голубые прожилки вен, и прижать ее ладонь к своему лицу, и еще какие-то сумасшедшие мысли лезли ему в голову. Но, войдя в комнату после очередного своего перекура, он понял, что она уже ушла, и холодная злая тоска наполнила вдруг его разгоряченное сердце.

Он не мог забыть ее образ очень долго, прекрасно понимая, что зря тревожит свое воображение. Каждый вечер, ложась в постель, он вспоминал ее улыбку или ее жест, и пытался представить себе, что и улыбка и жест предназначались только ему. Поэтому когда его пригласили принять участие в очередном празднике, он с радостью согласился, снедаемый томительным предвкушением снова с ней встретиться.

 

- Привет, Андрюш, где пропадал? – увидев его среди присутствующих, спросила

она, и их развели в стороны нахлынувшие в комнату люди. Следом за ней шел молодой человек, неся свою должность как знамя и не скрывая своего намерения просидеть рядом с ней весь вечер.

У него чуть было не навернулись на глаза слезы, когда он представил, что будет вне зоны ее внимания, но не прошло и минуты, как она вернулась, взяла его за руку и заставила сесть рядом. Чтобы не показаться смешным перед окружавшими его людьми, он придал своему лицу такую серьезность, что заставил ее подумать, будто бы зря она настояла на своем обществе.

 

Все происходило как обычно - она шутила и смеялась, другие смущались и смеялись ее шуткам, шампанское наполняло бокалы, она чувствовала на себе пристальное внимание окружающих, непринужденный разговор лился сам собой, а все ее внутреннее внимание было направлено на человека, которого она чувствовала своим правым плечом. Вся внешняя картина воспринималась ею как сон, реальностью же был только Андрей. Он подносил ей конфеты, помешивал растворимый кофе, а когда разговор зашел о том, что должны сделать мужчины ради женщин в день восьмого марта сказал вдруг, обращаясь только к ней и совершенно никого не стесняясь:

- Я вынесу мусор, помою посуду, постираю и даже приготовлю.

- А за котами уберешь? – спросила она, стараясь за напускным весельем скрыть какое-то щемящее чувство оттого, что ему вряд ли удастся когда-нибудь это сделать для нее.

- Уберу, - ответил он вполне серьезно.

 

Всю жизнь ее внимание привлекали именно те мужчины, кто внешне не подходил ей совершенно. Может быть, в этом и состояло вечно возвращающееся к ней испытание – отбросить в сторону предрассудки и дать другому человеку то, в чем нуждается он в данный момент больше всего на свете?

Это самообман, - высказался внутренний голос, время от времени напоминавший о себе, - Ты просто слишком жалостлива и думаешь, что можешь помочь. На самом деле только заставишь его страдать еще больше. Будешь приходить к нему домой, украдкой от всех. Привяжешь его к себе. А потом в одно утро уйдешь, чтобы больше не вернуться. И потом, кто тебе сказал, что нужна ему именно ты?

 

Я чувствую это, - возразила она, – я должна научить его быть смелым и свободным. Я покажу ему, что внешность мужчины нужна нам гораздо меньше, чем их ум, внимание и забота. Я стану его отправной точкой, его берегом, от которого он отплывет в мир уже другим человеком, гордо и открыто смотрящим в глаза окружающим. Я заставлю его хромать так нагло, что все будут восхищаться им. Я сделаю из него такого мужчину, что любая девочка не сможет пройти мимо, оставив его без внимания.

 

И ты согласна принести себя в жертву чьего-то мужского становления? Тогда вперед! Иди. Но только знай, что впереди у тебя будет боль. Ведь ты совершенно не знаешь его -: может он вовсе не такой уж и скромный, отнюдь не обделен вниманием, и у него уже давно есть и девушка и любовь. И вдруг он болтлив и только ждет момента, как бы расположить к себе женщину, чтобы потом растрезвонить на каждом углу о ее распутности, развязности и испорченности? Вспомни весь свой прошлый опыт – остались ли у тебя друзья после твоих необдуманных поступков, которым ты следовала, совершенно полагаясь только на свои чувства? Остались ли люди, к которым ты могла бы обратиться за помощью? Или хотя бы люди, с которыми ты рассталась без обид? Нет? Тогда я примерно представляю себе, чем закончится эта история.

 

В конце вечера, когда она уже собралась уйти, ей вдруг очень захотелось поцеловать Андрея и запустить пальцы в его волнистые светлые волосы. Но она сдержала свой порыв и только позволила себе протянуть ладонь для рукопожатия. Он пожал ее руку крепко, с какой-то благодарностью, а потом не выдержал и, не выпуская из своих пальцев, поцеловал. Она смутилась, убрала руку, превратила его порыв в шутку и ушла, сказав, что не забудет о его обещании прийти и убрать за котами.

В метро она еле сдерживала слезы - у нее уже давно не было такого щемящего чувства, и уже давно она не думала о каком-нибудь человеке с такой нежностью.

 

***

Весна перевернула мир - исчезли с тротуаров сугробы снега, оставив после себя только горы песка и грязи, в сыром воздухе носились теплые ноты надвигающегося лета, а в лицах прохожих появилась надежда на какие-то изменения в жизни.

Она полулежала на диване, положив себе на грудь подушку и опершись спиной о подлокотник. Ее руки перебирали его густые волосы, а он млел от счастья, положив на подушку голову, и читал вслух. Иногда приятное чувство наполняло его до краев так, что пропадал голос. В такие минуты он убирал на пол книгу и прикладывал ее прохладную ладонь с тонкими длинными пальцами к своим губам, закрывал глаза и думал только о том, что за эти несколько блаженных часов он не зря страдал вечность.

Их скрытые от всех, тайные короткие встречи приводили его к мысли, что он был заброшен в этот мир именно для того, чтобы почувствовать какое это счастье - любить. Переполнявшие его грудь чувства превратились в слова. И они были не пустыми и прозрачными, рожденными в порыве минутной страсти или слабости, а глубокими, объемными и плотными. Казалось, что больше этих слов не бывает ничего на свете.

- Я люблю тебя… Слышишь? – он повернул голову, стараясь заглянуть ей в глаза. Ему очень хотелось, чтобы она об этом знала.

- Слышу, малыш.

- Я люблю тебя больше всех на свете… Люблю, как ты улыбаешься. Почему когда ты улыбаешься, уголки твоих губ опускаются вниз?

- Может быть потому, что я все время думаю о чем-нибудь грустном, пока мое лицо держит улыбку?

- Не грусти. Мне становится больно, когда ты грустишь. Я мечтал о тебе всю жизнь. Знаешь?

- Знаю, - ответила она, понимая, что это не совсем так.

Он приподнялся на локте, и поцеловал ее. И в этом поцелуе была и страсть, и благодарность, и нежность, и восторг одновременно.

- У тебя такие ласковые руки, что у меня мурашки начинают бегать, когда ты прикасаешься ко мне… Правда ты не уйдешь?

- Я уйду тогда, когда не буду тебе больше нужна.

- Не обижай меня. Ты не веришь, что я люблю тебя?

- Верю, малыш. Только я здесь затем, чтобы ты открыл любовь в себе. Чтобы ты стал смелым, решительным, чтобы понял, что можешь все, чтобы поверил в себя, в свои силы, в свою необходимость. Я тоже очень люблю тебя, но любовь – это не стремление удержать, это умение давать крылья. Я хочу сделать так, чтобы ты не страдал каждый раз, когда я ухожу, хочу, чтобы после меня оставалось вдохновение к творчеству, какой-то деятельности, к чему угодно. Чтобы ты чувствовал, что у тебя за спиной крылья.

- Когда ты уходишь, у меня внутри все сжимается. Мне не до полетов. Знаешь, иногда днем я вдруг вспоминаю о тебе, и мне становится жарко, и хочется прижаться к тебе прямо там, на лекции. У меня даже волосы начинают шевелиться оттого, что я представляю себе, как ты придешь вечером, снимешь пальто, дотронешься холодной рукой до моего лица. Как пойдешь в ванную греться, как я буду кормить тебя ужином. Как ты будешь говорить мне «малыш».

 

Она слушала его, а сердце плавало в мучительной ртути. Из-за того, что это не будет вечно. Из-за того, что жизнь неумолимо будет ставить их перед выбором. Из-за того, что всегда не станешь прятаться от людей, и скоро придется резать по живому, отрывая его от себя. Из-за того, что будет больно ей и ему. И еще из-за того, что он скоро полюбит ту, кого должен полюбить, на ком должен жениться, кто родит ему детей. Кто будет приходить в его дом не украдкой, а гордо, не извиняясь ни перед кем и в порядке вещей, имея на это полное право, закрепленное на бумаге с печатью. Кто будет делить его с его матерью. Кого он будет опекать и жалеть, о ком станет заботиться, для кого работать. И для кого он должен пройти сейчас этот короткий, наполненный новыми, не знакомыми ему ранее ощущениями путь. И для этого проходит с ним этот путь она.

 

Зачем делать из всего трагедию? – задал вопрос ее внутренний человек, обернувшись и посмотрев ей в лицо. Ей иногда казалось, что ему лет сорок-сорок пять. И у него морщины. Он шатен, и у него впалые щеки.

Не ты ли всегда упорствуешь и споришь со всеми вокруг, что от человека, и только от него самого зависит все течение его жизни? Что только от того, какой он сделает выбор, зависит его дальнейшая судьба? Что он сам выбирает, быть ему счастливым или нет? Так почему же ты не останешься рядом с Андреем, не закроешь глаза и уши на всеобщее неодобрение твоего поступка и перестанешь ждать от жизни только плохого?

 

Ты прав, Андрей хочет быть со мной сейчас, но завтра он станет тяготиться мной. Любовь, которую он испытывает ко мне, искромсается всеобщим неодобрением, изотрется в пересудах, обесцветится от неудобства быта. У него может быть жена, которая будет подходить ему гораздо больше, чем я. Она будет не так растянута в пространстве и во времени, как я. И она родит ему детей, которые будут бегать по дому и отвлекать его от работы. Иногда он будет злиться оттого, что в доме не стало тишины, но будет счастлив, что у него есть близкие и любимые ему люди. Не могу же я лишить его всего этого, дав взамен только свое тело, стареющее с неумолимостью времени.

 

Опять ты сводишь все к материальному. Может, уступишь, наконец, душе то место, которое она заслуживает? И не кажется ли тебе, что твои представления о будущем – это только прикрытый стыдливо, завуалированный эгоизм? С одной стороны ты такая благородная, сделала мальчика счастливым и передала его дальнейшей жизни смелым и уверенным. А с другой стороны? Может, он готов пожертвовать всем, чтобы только остаться с тобой? Может быть все, что ты нарисовала, совершенно ему не нужно? А нужна ему только ты, с твоими глазами, с твоими руками, твоей чувственностью? Может быть, останься ты с ним, он горы свернет? Нарисовала его в счастливом семейном кругу среди бегающих детишек. А если при этом ему достанется сварливая жена, которая будет портить ему жизнь, постоянно напоминать, что он мало зарабатывает, будет ссориться с его матерью и плюхаться своим жирным задом на рукописи, нечаянно оставленные на диване? Если его дом зарастет грязью и пылью, наполнится не его вдохновением и звенящей нотой творчества, а серым мрачным недовольством и разочарованием? Не скрывается ли за твоим видимым благородством обычный бабий страх за то, что твоя собственная личная жизнь окажется неудачной? Не боишься ли ты того, что не оправдаешь его надежд на тебя, что тот образ, который ты создала в его воображении, просто блеф, и на самом деле тебе вскоре станет снова скучно, и ты захочешь сбежать? Не является ли вообще твое присутствие здесь только твоим очередным капризом, прихотью испорченной нравственности? И не есть ли твое, как ты говоришь, искреннее желание помочь человеку выжить в окружающем мире, только исковерканным представлением о долге? Не преследовала ли ты во всем этом только цель насладиться чужой чистотой восприятия, которой так не хватает тебе, сталкивающейся только с негативными последствиями тобой же самой предпринятых действий?

 

Она в последний раз провела по волнистым волосам Андрея и встала.

- Не уходи, еще рано, - попросил он и ощутил в груди тоску, которая приходила к нему вместо его возлюбленной. Особенно тогда, когда он закрывал за ней дверь и возвращался в комнату. Такую пустую и неуютную без нее.

Она поцеловала его на прощание и вышла из дома.

 

***

Странно, - думала она по пути домой, - что еще нужно, ты любишь, тебя любят, что мешает тебе быть счастливой? Но еще никогда любовь не приходила к ней одна. Всегда ее сопровождали отчаяние и страх потери. Стоило только избавиться от страха, не позволив ему точить сердце, как вместе с ним исчезала любовь. Стоило только сказать себе, что человек, которого она любит, не принадлежит ей, что он свободен в своем выборе и в своей воле, как тут же она переставала ощущать к нему привязанность. Что-то с ней было не так. То ли неуверенность в своей необходимости рождала в ней чувство одиночества, когда ей казалось, что она не должна обременять собой какого-либо человека, обрекая его на жизнь рядом с ней. То ли нелюбовь к себе и неприятие себя вынуждало ее идти на разрыв, заранее предрекая негативные последствия отношениям, но она давно заметила за собой неспособность сохранять постоянство в своем выборе. Вернее, постоянным для нее стало само непостоянство.

В ее жизни были периоды, когда к ней тянулись люди. Или ей только казалось, что людей к ней тянет? А на самом деле это она своими длинными липкими щупальцами находила в них все самое низменное и притягивала это к себе. Иногда ее саму воротило от взглядов, которые просверливали ее со всех сторон, пытаясь определить, что же есть в ней такого притягивающего. Спасибо природе за то, что она не сделала ее неотразимой красавицей. Иначе не известно, с чем бы ей пришлось столкнуться в этой жизни.

Да, ну и запутала она природу, уставшую уже исполнять все противоречивые желания. Каждый раз ей хочется чего-то нового, и хочется так страстно, что само время сходит с ума и торопится выполнять ее прихоти. А потом она вдруг остывает к своим прежним желаниям, и они, недоделанными повисают в воздухе. Может быть, именно поэтому она к возрасту полной человеческой зрелости не приобрела не только узаконенной и прочной ячейки общества, но и мало-мальски обеспеченного существования, которое давало бы ей право уверенно стоять на земле, как всем ее сверстникам? Мимо нее проходят те, кто мог бы взять ее в помощницы для жизни. Проходят потенциальные работодатели. А она вместо них выбирает людей, которые только замедляют ее личностное развитие, ее нормальное взросление, губят здоровый человеческий поиск выгоды.

Но может быть ее никогда и не любили успешные мужчины? Может быть, они боялись ее взбалмошности, ее самодостаточности, ее мнимой показной уверенности в себе? Они часто говорили, что если бы она только позвонила и попросила… Позвонила и попросила. Нормальным женским образом, ласковым голосом, униженным тоном. Так, чтобы рука сама потянулась дать то, чего она хочет. Но она не может представить себе просящего тона. Ее тошнит от него. Ей кажется, что ее просьбы несло бы ложью. Это от просьб других женщин веет беззащитностью, нежностью, хрупкостью. Сразу у мужчин появляется гордая осанка и недюжинная сила в плечах, которые они тут же незамедлительно и подставляют. А она, знакома ли она с этим чувством мужского плеча?

Она не понимает, зачем ей кого-то обманывать, если она – сильный человек, и ей не нужно притворяться беспомощной. И потом, использовать людей в поисках выгоды наказуемо. Как все-таки от слова «выгода» несет могильным холодом.

 

***

Она как море – всегда разная. И как будто в ней нет дна, - думал часто Андрей. Иногда ему становилось жутко от ее глубины. Иногда пугался своих чувств и своей страсти и хотел бежать от своей любви, которая казалась невыносимой. Но он ни за что не променял бы свои терзания на то спокойствие и одиночество, которое было у него раньше. От любви невозможно бежать. Невозможно стать холодным настолько, чтобы уйти от нее после того, как узнал всю ее сладость.

… Он лежал, прижавшись к ее телу, и думал о том, что, наверное, это и есть гармония – уют и спокойствие. Он встретил своего человека, лег рядом с ним и успокоился. И не хочет вставать, чтобы встретиться с остальным миром. И в этот момент в его душе – высокое и светлое до щемящего восторга небо. И хочется сказать ей о том, что она должна, наконец, остаться навсегда. И пора сказать об этом всем.

 

Она перебирала рукой его волосы и думала о том, что ее действия будут зависеть от того, насколько честно он сможет представить свое будущее и совместить его с ней. И как бы не сложились их дальнейшие отношения, ее всегда будет внутренне подогревать та любовь, которую она нашла в нем. В конце концов, любовь может согревать сердца людей и на огромном расстоянии. Это придаст ей, конечно, соленоватый вкус печали, но, с другой стороны, навсегда спасет от серой притертости быта.

- Не торопи время, малыш, - произнесла она невпопад.

Он на секунду отрывался от своих мыслей и повернул к ней лицо, пытаясь проникнуть в смысл сказанной ею фразы. Через ее пальцы, поглаживающие его волосы, электричеством пробежала волна невыносимой нежности, от которой у него закружилась голова. Он снова прижался к ее ладони и закрыл глаза.