На белом глянцевом фоне нарисованы две кошки. Точнее, кот и кошка. Чёрная кошка изогнулась с застывшей грацией древнеегипетской статуэтки. Зеленые глаза ее с легким презрением косятся на рыжего котяру. Глаза рыжего прищурены, уши прижаты, как будто его гладит невидимая рука. Он млеет. Хвосты черной и рыжего переплетены и сложены «сердечком».

Открытка старая, слегка утратила свой блеск, лежит она в дальнем углу секретера среди школьных аттестатов, свадебных негативов, свидетельств об окончании курсов программирования на Java и администрирования баз данных Oracle, придавленная потертым футляром.

Фотоаппарат в том футляре будет продолжать пылиться и в эту новогоднюю ночь. Хозяин дома возьмет наизготовку цифровую фотокамеру. Хозяйка отодвинется, чтобы не попасть в кадр:

– Стара я уже, чтоб фотографироваться.

– Брось, мать, – скажет он. – Фотокарточки с годами только красивее делаются. Лет через десять посмотришь и в восторг придешь.

– Нет уж,– махнет она рукой и придвинет в кадр вместо себя блюдо с праздничным тортом.

Торт домашний, полит глазурью из растопленной шоколадки. Качество покупных тортов заметно упало, а сын любит сладкое. Он обещал встретить полночь с друзьями и вернуться домой пораньше. Часам к четырем.

Сын стряхивает снег с куртки и ставит свои ботинки в прихожей рядом с отцовскими. Две пары зимних ботинок одного размера. Мать выходит встретить его и улыбается получившейся картинке с обувью: у нее уже такой взрослый сын.

Втроем они выпивают шампанского, по достоинству оценивают торт. «Мать, ты у нас самая лучшая»,– говорят ее мужчины, чуть ли не хором. Она смеется и соглашается все-таки сфотографироваться с сыном у елки.

Перелистываются каналы телевидения. Хозяйка зевает и уходит спать.

– Пап, сварим кофе?

Под грохот фейерверков на улице отец и сын усаживаются с чашками перед остатками торта.

– Зерна не очень удачные, – с сожалением говорит отец. – Я корицы добавил и гвоздики, чтобы замаскировать.

– Нормально. То есть вкусно, пап. Очень.

Выбрав промежуток между залпами новогодней канонады, сын спрашивает то, что давно хотел спросить:

– А вы с мамой… Как вообще было, а?

– Как я ухаживал? – переспрашивает отец. – Ну, нелегко было.

Сын кивает, говорит что-то про одну девушку, к которой он, ну, понимаешь… Слова его тонут в грохоте петард и радостных криках, но и так всё понятно.

– Мать, она очень красивая была.

– Я на фотках видел, – вставляет сын.

– Фотографии – ерунда. Она так улыбалась, так двигалась…Не нарочно, само собой так получалось. Кажется, она даже искренне удивлялась, с чего это у нее столько ухажеров.

Потому и говорю, что нелегко было, но я упрямый.

Отец приподнимается и подливает себе кофе:

– Всё было: и подраться пришлось, и букеты дарить, и на всю их компанию девичью угощение покупать. В гости друг к другу ходили, это уж немного потом было. Кофе варить я как раз тогда и научился, впечатление производил.

– А она?

– А она еще упрямее меня была.

Отец назидательно поднимает палец и говорит:

– Знаешь, что ее проняло? Я открытку ей подарил со стихами. Ни до, ни после никогда стихов не сочинял. Целую ночь промучился, хуже, чем сдохший сервер поднимать, но оно того стоило. На следующее утро она сказала «да». Давай-ка добавим к нашему кофе коньяку и выпьем за искусство!

Мать встает рано для утра первого января, часов в десять. Она поправляет одеяла на спящих мужчинах и идет на кухню.

Остывший кофе пахнет пряностями, и, повинуясь этому запаху, женщина подходит к секретеру, роется в бумагах и находит открытку с двумя кошками.

Она перечитывает выцветшие строчки. Вспоминает долговязого парнишку с букетом в руках. Вспоминает, как однажды, уже попрощавшись, он побежал дворами наперерез, чтобы еще раз увидеть ее, выходящую из автобуса. Вспоминает саму себя, твердо знающую, что она его не любит, и упрямо повторяющую «нет».

Она дочитывает стихи до конца, и ее накрывает тень тех стыда и жалости, что охватили тогда, много лет назад. Довести стопроцентного технаря до сочинения первых в его жизни стихов – это пахнет очень изощренным измывательством.

Она качает головой и шепчет:«Какие все-таки кошмарные вирши».

Переворачивает открытку картинкой вверх и ласково гладит нарисованного рыжего кота.

На белом глянцевом фоне нарисованы две кошки. Точнее, кот и кошка. Рыжий кот прищурился и гордо выпятил грудь. Черная кошка, грациозно изогнувшись, прижалась к нему, вот-вот потрется головой и замурлычет. Хвосты черной и рыжего переплетены и сложены «сердечком». Они счастливы.