Как же не хочется умирать летом. Сушь. Неодолимая, маревная, тяжелая жара. 43 по Цельсию. Воды нет. Во рту песок, в носу песок, за шиворотом песок. Он везде. Ты дышишь песком – раскаленным, мелким, почти стеклянным от жары. Дышишь исправно, жадно, пока можешь. Ведь мочь тебе осталось, по-видимому, недолго. Офицеров выбивают первыми. И тебя выбили. Не погоны сдали тебя, не командирский голос, не глупенький рядовой, в чистом поле отсалютовавший тебе. Тебя выбил косоглазый снайпер. Стрелял, потому что знает тебя в лицо. Но дышишь ты еще потому, что он – косоглазый. Ты лежишь лицом к солнцу. Небо глубокое, синее, как твои глаза. Но жара безжалостна. Вдох-выдох. Как тяжело. Горячий пот покрывает тело. Вдох-выдох. Грудь горит огнем. Хочется пить. Вдох-выдох. Ты умрешь и останешься лежать на этой жаре. Вдох-выдох. Ты сгниешь здесь летом за три дня. Тебя родная мама не узнает. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Очень не хочется умирать летом.

 

Так не хочется умирать осенью. Небо противно серое. Вязкий туман. Мелкий гадкий дождик. Морось даже, а не дождь. И листьев почти не осталось. А те, что остались, висят печальными дворняжкиными ушами, обтекая холодными каплями и один за другим – сдаваясь, разжимая пальцы и умирая. А ты лежишь в окопе, мордой в луже, весь в грязи и крови. В тебе две пули, и ты думаешь, глядя на листья - вот так бы взять и сдаться. Просто отпустить жизнь, разжать пальцы и падать, падать, умирая, оставаясь на холодной раскисшей земле кучкой мертвой плоти – как лист с очень большого дерева. Но это гадко и горько. Противно до слез. Умирать осенью очень не хочется.

 

Но умирать зимой еще противнее. Бушлат сгорел. Поэтому самая теплая вещь на тебе – это бронежилет. Автомат греет еще меньше. Мороз – минус пятнадцать. А вокруг снег, грязный, растоптанный, черно-серый снег. Пальцев ты уже не чувствуешь. Они еще сжимают автомат, но замерзли так, что спустить курок ты не сможешь. Лежишь на снегу и смотришь в небо. Серое. И сверху на тебя сыплется мелкая колючая крупа. Падает на лицо и не тает. Единственное теплое место на твоем теле – это левый бок чуть ниже бронежилета. Там осколок эфки. Бок горячий, пульсирующий болью. Но ты знаешь – это ненадолго. Скоро боль пройдет, огонь в боку замерзнет, и сам ты станешь похож на этот серый снег – холодный и мертвый. Среди грязи, ледяного ветра и развороченной взрывами земли. Как же противно умирать зимой.

 

Но как тогда умереть весной? Когда солнце на небе кажется большим горячим одуванчиком. Когда каждая ветка наливается жизнью. Почки сладкие. И ты можешь съесть их целую горсть. Муравейники раскрываются, и серьезные козявки ползут по своим делам. Когда трава зелеными иглами пробивается из теплой земли, и ты вдыхаешь ее аромат. Дурманящий, яркий, ни с чем не сравнимый. Аромат жизни. А завтра у тебя день рождения. И все это несовместимо с одним знанием. Ты знаешь, что где-то там, за лугом, сухим мягким пахучим лугом, - залег снайпер. В рощице, нежно-пушистой от избытка жизни. Над тобой звенят дурные от весенней радости мухи. Ящерица, зеленая, как сама трава, шуршит в полуметре от твоей руки. А ты лежишь, уткнувшись носом в пахучую цветочную кочку, и ждешь смерти. Только подними голову, и тебя превратят в нечто совсем чуждое этому лугу, в нечто абсолютно, бесповоротно и безнадежно мертвое. Нельзя умирать весной.