Дедушка наклоняется и выдыхает прямо мне в лицо, обдавая удушающим ароматом полупереваренного плохого спиртного.

- Андервилль, врубаешься? Андервилль, Фронтвилль и Бехайндвилль...

Я не врубаюсь. Похоже, его что-то раздражает в вышеперечисленных названиях.

Мы идем вдоль длинных рядов с курами. Куры тут такие же, как и все остальное - отсутствие солнечного света накладывает на всех этакий налет рахитичности - тощие, облезлые и раздражительные.

- Ну не знаю. Я индиффирентен к слову "Андервилль", - решаюсь вставить я. - Меня гораздо больше бесит собственное имя.

- Если бы ты знал собственное имя, - мрачно отвечает дедушка. - А все твоя мать. Нужно же было еще додуматься - называть Вожаком такого доходягу, как ты. Должно быть, она уже тогда была ненормальной.

На самом деле это единственная тема, которая ебет всех взрослых мужчин в моей семье. Будь я чуть потупее - как мой брат - решил бы, что по меньшей мере весь мир вращается вокруг безумия моей матери. Я нисколько не обижаюсь на доходягу. Я слишком привык.

Дедушка тормозит около одной из кур, сплевывает на пол и далее производит отвратительную вещь - он приподнимает птицу и всовывает в нее палец, туда, откуда обычно появляются яйца. Хотя я имею честь лицезреть этот процесс каждый день, все равно поспешно отворачиваюсь, чтобы не сблевать. Курица сладострастно кудахтает и выдает ему твердый зеленоватый шарик, который он с победоносным междометием выбрасывает в бак. Пробки образовываются у птиц от того химического дерьма, которым их пичкают круглосуточно.

Во мне поднимается волна припадка; чтобы подавить ее, я тоже сплевываю - не могу же я курить при родственниках - и спрашиваю:

- А скажи, - он вытирает руки об передник, удовлетворенно хмыкает и возобновляет свой горделивый путь. - Скажи, ты случайно не знаешь, как меня зовут на самом деле?

- Сынок, - дедушка напускает на себя крайне презрительный вид. - Ты разве еще не понял? Раз уж ты тут родился, тебе всю жизнь суждено прикрываться дурацкими прозвищами и вымышленными именами. А знаешь, почему? Как раз потому, что тебя НИКАК не зовут...

 

Я просыпаюсь от того, что что-то нестерпимо давит в бок; спросонок мне кажется, что это пружина продавленного дядиного дивана, но я отметаю эту идею - мы с сестрой уже четвертый год не живем у дяди. Открыв глаза, я делаю попытку сесть и соскальзываю на холодный металлический пол с груды наспех накрытых ковром бракованных мягких игрушек. День начинается с матерных выражений. Я прикладываюсь к канистре с холодной отдающей кварцем водой, которую Белла осмотрительно оставила под столом, привожу себя в относительный порядок и выхожу из комнаты.

Суета. Сегодня четверг, а это значит, что в цех привезли вторсырье, срочно нуждающееся в переработке.

- Тебе-то хорошо, - ткнув меня в плечо, оскорбленно произносит Кусок. - Тебе-то точно не надо мешки грузить, - и он с хмыканьем уходит, оставляя меня наедине с раздумьями относительно того странного фрагмента монолога, который я только что услышал. Пожав плечами, пересекаю грузовую трассу и иду к опорному пункту. Когда я уже кладу ладонь на ручку двери, меня окликает Белла.

- А, у тебя сегодня дежурство, - говорит она, увидев мой наряд. - Что ж, желаю удачи. И прости, что забыла тебя разбудить.

- Сегодня тебе это все равно вряд ли удалось бы, - заверяю я и захожу в пункт.