Что хочет автор. Литературные конкурсы

С именем этого человека связана целая эпоха в истории России. В сложнейшие времена после столыпинской эры («умиротворенная страна» уже беременна революцией – буржуазной, отнюдь не социалистической. Под видом последней позднее выдали обычный дворцовый переворот и установление партийно-идеологической диктатуры). Тогда человеконенавистнические чувства антисемитизма захлестнули широчайшие слои Русского общества. В.В. Шульгин нашел в себе мужество – из Киева, цитадели консерватизма бросить в лицо организаторов величайшей подлости – «ритуального процесса» Бейлиса – слова правды, возможно, сыгравшие определенную роль: они взывали к совести свидетелей и подготовили верноподданный Киев к оправдательному приговору.

«Известия» сообщили: издаваемый в Нью-Йорке эмигрантский «Русский Голос» опубликовали «Открытое письмо к Русским эмигрантам». Автором его является В.В. Шульгин. (Это, а также «Второе открытое письмо» - «Возвращение Одиссея», сопроводительное письмо «в редакцию газеты «Русский Голос» и вступительная статья «от издательства» помещены в брошюре «В.В. Шульгин. Письма к Русским эмигрантам. Издательство социально-экономической литературы. Москва, 1961»).

А. Строганов выступает в газете, как чистый компилятор: излагает, цитирует или комментирует В.В. Шульгина, выхватывает из «Открытого письма» все те мысли, которые легче использовать на злобу дня. С первых же строк своей статьи он делает весьма смелый пассаж, достойный лишь безответственному пирату пера. «Для послеоктябрьского поколения имя В. Шульгина почти ничего не говорит».

Право, если мы говорим о бесчисленных невеждах, составляющих так называемую советскую интеллигенцию, то это положение вполне верно, но мне трудно представить себе, чтобы действительно интеллигентный человек, не ослепленный тенденциозной пропагандой, умеющий извлекать зерна правды из шелухи лжи, чтобы такой человек не знал этого имени. Хотя бы по одному тому факту, что В.В. Шульгин вместе с А.И. Гучковым приняли отречение от Престола Царя Николая II в мартовские дни 1917 года. Конечно же, многие факты этой Великой Февральской революции, начавшей действительное демократическое преобразование России, замалчиваются и искажаются в советской историографии, но достаточно быть исправным современным читателем, даже не проявляя при этом особых интеллектуальных задатков, чтобы не единожды встретить имя В.В. Шульгина. Старшее поколение и любознательные молодые знают его еще и как писателя.

Произведения В.В. Шульгина издавали у нас в двадцатые годы, хотя Советская власть считала его своим заклятым врагом. Но для утверждения полноправия и пропаганды собственных идей в разоренной и не остывшей от азарта борьбы стране, тогда не брезговали, даже не боялись пользоваться свидетельствами своих идеологических противников. С тех далеких времен пропаганда трусливей стала, «осмотрительней», совершенно отупела, перестала быть убедительной, эластичной и деятельной. Она лишь только обороняет десятилетия тому назад обретенные позиции, да рассыпает взахлеб демагогические стрелы одноразового пользования. В ней больше нет убедительности.

А. Строгонов (мне так и хочется воспользоваться их приемом и сказать «какой-то А. Строгонов») проявил бездумную смелость и мещанское нахальство именно так заявить. А газета? Что газета: она терпела еще не такие передержки – вечно и всюду политика тенденциозная. Особенно она мало сговорчива во времена идеологических бурь и много бальных штормов.

В статье А. Строгонов высказывает мыслишки, вызванные дешево-наигранным и наивно-примитивным патриотизмом. На них не стоит даже останавливаться. Говоря честно, в те первые шестидесятые годы я еще особо и тщательно на такие вещи не обращал внимания. Искал побольше информации. Да, и мои мысли, во многом, были заняты другими вещами. На человека значительнейшее влияние оказывает его возраст.

И все же, статья А. Строгонова давала мне много, сообщила: В.В. Шульгин жив и проживает во Владимире. Чуть ли не первыми явились мысли: написать письмо. Но куда? Во Владимир – на «деревню дедушке»? Хотя некоторые именно так писали и письма находили адресат.

В тот же день, возможно на следующий я выслал в адресное бюро УМВД г. Владимира просьбу о присылке мне адреса В.В. Шульгина. В последних числах декабря 1960 года сообщили:

«Шульгин, Василий Витальевич, 1878 г., прописан по адресу г. Владимир, ул. Кооперативная, д. 1, кв. 1».

Почти что в канун нового десятилетия я выслал по указанному адресу письмо следующего содержания:

«Глубокоуважаемый Василий Витальевич!

После сообщения в «Известиях» о Вашем «открытом письме к Русской эмиграции», я решил написать письмо. Я знаю: у Вас время ограниченно, но надеюсь: Вы прочитаете это письмо. Если Вы сможете на него ответить, буду очень благодарен.

Я довольно хорошо знаю историю России первых десятилетий нашего столетия, знаю жизнь и быт Киева в эти годы. И здесь всегда и везде чувствуется Ваше присутствие. Знаю каждый номер Д.И. Пихно и Вашей газеты «Киевлянин», знаю Ваши произведения, опубликованные у России и в Советское время. Из всего этого я вынес мнение о Вас, как о кристально честном человеке своей идеи, как о великом патриоте России. Мне кажется, что сильнее, чем Вы любили и любите, Россию любить невозможно. И в политике я Вас знаю честным: Вы всегда говорили свою правду противникам. Нисколько не разделяя Ваших идей, я считаю Вас самым честным и искренним, самым благородным членом Государственной Думы, к голосу которого прислушивалась не только Дума, но и вся Россия.

Вашу передовую статью в «Киевлянине» в день открытия процесса Бейлиса* вся Россия** считала прекрасным проявлением гражданского мужества. Вас в то время называли совестью России.

Ваше «Открытое письмо» можно назвать знамением времени. Это один из самых мужественных и прекрасных поступков Вашей тяжелой и очень интересной жизни. Я считаю: только Вы могли совершить этот прекрасный подвиг.

Примите это письмо, как знак самого искреннего восхищения Вами. Желаю Вам, глубокоуважаемый Василий Витальевич, долгих и счастливых лет жизни. Желаю Вам совершить в жизни еще ни один поступок, подобный этому.***

С искренним уважением – М. Бельферман.

___________________________________________ ___________________________

* Процесс над М. Бейлисом открылся в Киеве 25 сентября 1913 г., а здесь речь идет о редакционной статье «Киевлянина» от 27 сентября того же года (приложение 2) (М.Б.)

** Конечно же, Россия прогрессивная, а не черносотенная. (М.Б.)

*** Мое пожелание осуществилось, хотя и частично. (М.Б.)

Случись мне вновь писать это письмо, возможно, проявил большую сдержанность, несколько скромнее по отношению к себе и к В.В. Шульгину. Более не написал таких слов: «Я довольно хорошо знаю историю России первых десятилетий нашего столетия, знаю жизнь и быт в эти годы».

Честно говоря, я много изучал те времена почти по первоисточникам и, если так случится, мне удастся написать свою, возможно, главную книгу жизни – о деле Бейлиса, я тем самым докажу, насколько прочны мои знания этого периода. Первичная литература об этом периоде у меня есть, но еще нужно работать и работать. Ныне я смотрю на вещи значительно шире и глубже, а дало Бейлиса – не только «дело»: эпоха, а вот эпоху все же знаю слабенько, хотя этому периоду посвятил почти десять лет жизни. Чем ближе подхожу к работе, тем настойчивее ощущаю необходимость ее осуществить, тем больше неуверенность и одолевают сомнения, хотя все данные позволяют быть увереннее в успехе. Только бы не помешали написать. Это одно юношество почти что не знает сомнений, но трезвый возраст и ум полны мыслей, поисков, терзаний, что легче и лучше всего можно выразить единственно емким словом – творчеством.

С воем письме я писал: «Я знаю каждый номер Д.И. Пихно и Вашей газеты «Киевлянин». Сказал несколько напыщенно, но соответствует действительности в том смысле: я читал, прорабатывал «Киевлянин» за определенные периоды – 1905-07-ые, 1911-13-ые годы, а также частично, приблизительно по полгода, - за 1910 и 1914 годы. Итого полных семь лет. «Киевлянин» же издавали с 1864 по 1919 год – 55 лет. Правда, я сказал о первых десятилетиях, и все же…

Семь лет из этих пятидесяти пяти вроде и немного, но это более двух тысяч номеров: пыльных, с несколько потускневшей печатью, с пожелтевшими страницами и часто неприятным, хотя и занимательным текстом. Правда, переплет газеты превосходный – из плотного, негнущегося картона: рассчитано на века хранения и пользования. Исследователь должен стараться быть максимально объективным, к противоречащему его собственным убеждениям мнению относиться спокойно и трезво. Я читал «Киевлянин» вместе с еще более крайне правыми газетами. Одновременно с этим я знакомился с прогрессивными органами. Сравнивал описания одних и тех же событий: предложены различными авторами – разделяют часто диаметрально противоположные политические взгляды. Подобная работа принудила меня отказаться от ограниченного и категорического мышления. Я не только приобретал знания, но одновременно становился опытнее, умнее. Меня больше не удовлетворяла одна точка зрения, какой бы привлекательной она не казалась. Как бы ее не пропагандировали и не навязывали.

В темном хранилище – одном из помещении Софийского собора, я провел многие вечера и воскресные дни: вчитывался в свидетельства вездесущих журналистов о событиях давно минувших дней. Я искал и находил часто в старых газетах ответ на интересовавшие меня сегодня вопросы. Массу информации получал. Одни сведения просто насыщали любознательность, другие являлись источником и фундаментом для новых раздумий и будущей работы.

Да, те времена представляли большой интерес. Во смыслах и отношениях – интересные. И газеты того периода интересные. Не в пример нашей скучной однообразности. Даже «Киевлянин»: не то, что «Киевская Мысль», прогрессивные Московские и С.-Петербургские газеты. Из номера в номер изучал я газеты разных направлений и политических оттенков: по интересующему периоду почерпнул столь обширные и разнообразные знания - подобной полноты нет ни в одной и даже нескольких книгах. Исторические работы часто создают на основе этих и других первоисточников. Материал просеивают, подвергают различным искажениям. Газеты – первоисточник.

Я полюбил старые газеты. Невероятно трудоемкая, неблагодарная работа с ними. Можно затратить целый день на переписку всего лишь одной статьи. Запрещают фотографирование. Через библиотеку эта очень несложная операция очень долго оформляется, дорого стоит. Нет возможности сразу же отработать материал на пишущую машинку, продиктовать его на диктофон или записать на магнитофонную пленку. Ничто не предусмотрено для удобной исследовательской работы: столы, стулья, душное помещение...

Все тут нельзя, нельзя! Не разрешают! И примитивнейшим способом, по-школярски десятки и сотни людей продолжают работать с газетами, а занятие это значительно более утомительное, чем даже штудирование учебников. Подбор материалов, исследование никогда не были легким делом, но работа с газетами – не знаю более изматывающего умственного труда. Подобна самой физически напряженной – обследование и осушение лесных болот.

Некоторые читатели умудряются использовать «в работе» ножницы или лезвия – это паразиты, братья и сестры каннибалов. Чего там трудиться? Они в два счета: вырезали, подрезали, выкрали… Нередко, некоторых ловят, но осторожные есть, неуловимые. Читаешь иногда, просматриваешь газеты: находишь дефект. Что там? Хорошо, при наличии дубликата, другого экземпляра подшивки, а если нет? Всегда почему-то кажется: вырезанные строки – заключают материал: его именно тщательно ищешь. В читальном зале редко развлекаются праздные искатели старины и экзотики. Здесь неутомимо трудятся исследователи: накапливают материалы для статей, научных диссертаций, всевозможных исторических исследований, трудов по экономике, искусствоведению, спорту, медицине… Захаживают и отдельные читатели: читают свежие газеты…

Хоть раз здесь побывавшего, человека увлекающегося, сюда продолжит тянуть: газеты сохраняют документы об истинных событиях и действительных моментах жизни. Только здесь узнаешь оценки современников о только что произошедшем событии: значительно позже станет оно достоянием истории. Эти оценки современников – пусть они не всегда достаточно дальнозоркие. Но в них чаще больше достоверности, искренности, выброса чувств и занимательности, чем во многих романах, повестях и детективах. Модными стали в последние времена изделия этого жанра. Тенденциозно изготовленный вымысел, ложь преднамеренного свойства выдают за партийную и классовую «правду жизни».

По указанию высших надзорных ведомств, администрация библиотеки – время от времени ограничивает выдачу материалов за определенные периоды. В своем подавляющем большинстве, запрету для общего пользования подлежат материалы за послереволюционные годы, вплоть до конца пятидесятых, а то и до середины шестидесятых годов. От читателей требуют отношения, разрешения и прочее… Этим значительно ограничивают доступ к важному первоисточнику. Нельзя не сказать несколько добрых слов об отзывчивых и неутомимых труженицах газетного отдела. За трудовой день им приходится переворачивать тонны грузов. Удовлетворяют желания всевозможных читателей. В их числе не все ведут себя достойно. Но все же эти девушки и молоденькие Женщины почти всегда проявляют достаточно такта, воспитанности, скромности и желания помочь читателю советом и делом. Они совсем немного зарабатывают. Многие заочно учатся. Нелегко. Но они трудятся и живут не в самых сложных условиях. Многим нашим Женщинам хлеб достается еще труднее.

В моем письме есть слова: «… знаю Ваши произведения, опубликованные у нас – в России и в Советское время»… Первая часть фразы почти полностью соответствовала действительности, но вторая… В 1968 году я с большим основанием мог это сказать, но в 1960 году – заблуждался: мне казалось, что я читал все произведения В.В. Шульгина, но это не так. Кроме «Князя Воронецкого» - его в одном экземпляре сохранили в общем фонде центральной научной библиотеки АН УССР, я добросовестно разыскал очень многие рассказы и новеллы – принадлежат перу В.В. Шульгина: помещены на страницах газеты «Киевлянин» и в литературно-политическом журнале, если не ошибаюсь, он носил название «Прямой путь». Значительно позже я смог прочитать «Дни» и «20-ый год». Эти книги изъяли из общего фонда библиотек и сохраняются лишь, если вообще сохраняются, в спецфондах личных библиотек, библиографической редкостью являются и недоступны не только массовому читателю, но и специалистам. Фактически в этом спецфонде содержат тысячи и тысячи книг многочисленных авторов, начиная с Ленина: первые два-три издания его сочинений, некоторые ленинские сборники – все это сохраняют в пыльной недоступности. Рядом с этими книгами стоят произведения Троцкого, Бухарина, Зиновьева, Каменева, Радека и еще доброй сотни политических и неполитических авторов.

Так что, В.В. Шульгин – не исключение. Честно говоря, произведения В.В. Шульгина только отдельные годны для нормального восприятия современного читателя, в других же – яд человеконенавистничества, грубой глупости и умного цинизма, чем всегда отличался этот человек. Вечно он проницателен, откровенен, проявлял развитые чувства поэтического восприятия действительности, владел превосходно художественным словом. Его образы, описания событий ярки, четко скроены, немногословны и запоминающиеся. Обо всем он говорит просто и занимательно, интересно и индивидуально. Просто-таки неповторим его стиль письма. Быть может, в его произведениях мало авторского вымысла, фантазии, но описание событий, произошедших на его глазах, образы знакомых ему людей – даются с глубокой проницательностью и художественным совершенством.

Произведения В.В. Шульгина для специалиста – находка. Массового читателя в них может заинтересовать увлекательная манера изложения. Иногда основная мысль петляет и часто отходит в сторону от определенной канвы. Каждое его произведение насыщено трех звездными отступлениями и резюмирующими авторскими выводами.

Даже сейчас, после полного разлада и разрыва отношений с этим человеком, я считаю В.В. Шульгина «честным человеком своей идеи», но ныне предпочитаю не распространяться о «кристальной честности». Эта честность относительная – наполнена суеверностью, упрямством, консервативной отчужденностью от действительного хода событий, непомерным высокомерием и самомнением. Он себя представляет в мыслях и тоне повествователя чуть ли не непогрешимым судьей, единственно стоящим прорицателем будущего. Ему Господь, Провидение раскрыли все тайны грядущего развития. Вразумили этого человека собственным видением и предвидением. Он наделен недюжинным умом, энциклопедическими знаниями, но современную жизни мало знает и понимает. Живет в вымышленном мире.

Да, он «великий патриот России», хотя идеалистический и старообрядческий его патриотизм имеет черты самосохранения. Он аскет. Невелики его потребности – готов и приспособлен жить в любых условиях. В нем удивительны жизнелюбие, вера в собственную предопределенность - настолько пронизали все его существо. Он верит в Б-га и судьбу: еще помогут ему исполнить жизненную миссию. В.В. Шульгин собирается прожить дольше, чем даже это возможно и позволено природой. А перед смертью – это ему нагадала парижская прорицательница – он осуществит некое грандиозное примирение в Берлине: для всей Германии и мира. Сумел подобное проделать в какой-то степени В. Бранд: опередил и перехватил тем самым почетную часть работы у В.В. Шульгина. Возможно, случилось такое недоразумение: часть судьбы В. Брандта ошибочно пристегнула почетному нашему старцу. В те далекие времена он являлся красавцем-Мужчиной среднего возраста.

Понаслышке я знаю об одном эпизоде из его жизни. Верно, это произошло в году 1919… Конечно, не знаю наверняка. Где-то в плавнях Днепра, на небольшом островке В.В. Шульгин зимовал. Отрезан от всего мира. Котовский пригласил его к себе… Требовали белые… Но он «хотел жить»: цитирую слова. В эпизоде этом одном очень ярко виден В.В. Шульгин – он весь. Сама жизнь для него дороже всех материальных благ.

И еще. Не помню по какому поводу возник разговор. Заговорили о Сталине. В.В. Шульгин высказался в том смысле: Сталин имел полное основание с ним расправиться. Еще в эмиграции в какой-то статье или книге он пересказал «грузинский анекдот», но… Сталин его помиловал. В интонации голоса и словах В.В. Шульгина чувствовалась признательность к диктатору. Погубил миллионы, но вот ему, В.В.Ш., жизнь сохранил. Становилось понятно: давно «простил» своему непримиримому, идейному и политическому врагу, многое, если не все: зверства и «ошибки» «периода культа личности» - за ту «маленькую услугу». Тот оказал ему - сохранил жизнь. Лично я особо жизнью не дорожу. Не имел определенных поводов и решающих обстоятельств. Ничто не убеждало меня: жизнь - занятие столь чтимое, ради него можно абсолютно всем пожертвовать. Конечно, попусту глупо жертвовать этой единственной жизнью. Не стоит ее превращать в фетиш. Условия существования еще не достойны человека. Гордому человеку позорно даже цепляться за эту чисто внешне видимую привлекательную реальность.

После смерти В. Сталина, в середине пятидесятых годов политическая ситуация в стране несколько изменилась. По отбытии почти половины срока заключения, В.В. Шульгина досрочно освободили. Он даже долго ходил в «хрущевских любимцах». С гордостью мне показывал пригласительный билет с первым номером (один ли был тот № 1 или таких выписали несколько тысяч?!) – на двадцать второй съезд КПСС. Этот билет В.В. Шульгин постоянно держит в нагрудном внутреннем кармане своего лучшего пиджака. Бумажный сувенирчик сей считает за некую ценность, венчающую его преклонные года. Как говорится, клюнул на гнилую фасоль. Он неравнодушен ко всякого рода почестям, в степени достаточно тщеславен. Верит в свою судьбоносную звезду: утвердит особую его роль в истории России.

При этом нельзя не заметить: В.В. Шульгин не потерял наблюдательность, трезвость, объективность. В несколько шутливой форме я задал ему вопрос:

«Ну, как съезд?»

«Жутко! – Моментально последовал его ответ. – Все читают по бумажкам».

Ему, одному из талантливейших ораторов нескольких Государственных Дум, неприятно и дико почувствовать многословие, никчемность, однотонную скучность большинства партийных выступлений. Но лишь стоило Н.С. Хрущеву и его супруге Нине Петровне усадить В.В. Шульгина подле себя на балконе Большого театра: конечно, это делали для заграницы… В.В. Шульгин к советскому лидеру сразу почувствовал непреодолимую симпатию: начал к нему относиться с почтением таким – подобно он на всю жизнь привязался к незабвенному П.А. Столыпину. Почти что это платонические чувства.

В письме я написал: «Мне кажется, сильнее, чем Вы любили и любите, Россию любить невозможно». Да, это так. Любовь к Родине отличает этого человека, но чувство Родины индивидуально в его душе. Возможно, его Россия имеет черты патриархальные: это Россия начала столетия. Впитала технический прогресс в себя, а, может, им несколько подпорченная. Не современная страна.

Хотя В.В. Шульгин, нередко, объясняется в любви к коммунистам, но любовь эта не взаимная и совершенно неправдоподобная. Подаяние просителю. Всякого рода просителей хватает: иногда нет от них отбоя. Просители попадаются разные. Как и всюду, каждый стремится и желает кого-то обойти, построить свое благополучие за счет другого. Мало кто умеет давать, но В.В. Шульгин щедр. Он очень общителен. Любит людей. Он любит дарить или делать людям приятное. При этом театральным жестом, немного рисуясь, незаметно кокетничая. Делает приятное другому, он тем самым, прежде всего, умасливает чувствительную свою душу. Сам получает удовольствие. В нашем обществе есть достаточно много людей садистского типа: находят удовольствия – в страданиях ближнего.

Как-то он мне заметил (верно, разговор происходил в 1968 – В.В. Шульгину уже 90 лет): он «не так стар, как кажется». Его «старит борода».

Вспоминаю другой случай: произошел во времена выхода на экран фильма «Перед судом истории». В анонсе-рекламе поместили фотографию старика с пушистой бородой – кадр из фильма. Об этом я сообщил в письме во Владимир. Верно, тут же забыл. Но В.В. Шульгин прочно запомнил этот факт и, невзначай как бы, позднее сообщил об этом выдающемся, чрезвычайном факте. Принялся я отрицать, но он категорически настаивал: «Это было! Было в Киеве!» Имелось мало смысла в такой пустяковой рекламе героя кинофильма. Тем более, сам фильм сняли через пару дней из-за отсутствия зрителей. Но для В.В. Шульгина это значило очень много: в родном Киеве помнят старейшего популярного жителя и политического деятеля. По воле слепого политического недомыслия, стал он изгнанником и нежелательным жителем в этом городе. Ведь случаются в нашей жизни всякие нелепости, парадоксы.

Могу привести десятки примеров подобных штришков, мелочных тщеславных побед: он ими гордится. Почти болезненны в нем такие проявления.

«… в политике я Вас знаю честным: Вы всегда говорили противникам свою правду». Да, это так. Нередко, он откровенен – до цинизма, до материальности грубой и материализованной грубости. Вещи называл своими именами, всегда был прямодушен. Но искренность его относительная. Он достаточно хитер. Умеет скрывать свои сокровенные мысли. Довольно часто высказывается двусмысленно и неопределенно.

Но политиком он был честным: намного честнее других политических деятелей, которые за демагогическим пустословием, втайне от наблюдателей, прятали свое отравленное ядом оружие. В.В. Шульгин любил говорить то, что делал, и смысл его речей и политики: «иду на вы!» А хитрости… Верно, без них нельзя обойтись в прошлом и в нашей жизни: хитрой и до глупости противоречивой, противоречащей иногда здравому смыслу и логике. Он был искренним. Это редкое качество – присуще лишь отдельным людям. Оно очень нечасто встречается в среде политиков.

В наше время люди, помимо своей воли, а, нередко, сознательно поступают как-то неопределенно. Согласуются с директивами некой инстанции и опасаются за свою безопасность и жизнь. Чуть ли не повседневной действительностью нашей стало противостояние между практикой и теорией. Между словом и делом. Лишившись чести, потеряв совесть, многие люди поступают вопреки правде и здравому смыслу.

Не так уж страшно: надуманную теорию отрицают - жизнью, практикой. Ведь в противном случае сама практике стала бы абсурдной, никуда не годной. К счастью говоря, таких прелестей в нашей жизни немало. Вообще-то жизнь разнообразна. Глупость в ней нередко соседствует с разумом, ложь – с правдой, добро – со злом, доброжелательность – со злым умыслом. Получается: разучились или не научились очень многие отличать одно от другого. Терпят их в соседстве и даже считают диалектически неотделимыми двумя сторонами явления, одного и того же. Разными лицами или масками.

Но В.В. Шульгин был честен, если вообще можно стать честным на бесчестном этом поприще – в политике. Люди чаще всего высказываются с единственной целью: обмануть противника, перетянуть на свою сторону симпатии избирателей. Правда, подобное происходило и в прошлые десятилетия. При «единодушной поддержке любого мероприятия партии, правительства» (научились «сколачивать «единодушие»: в услужении у властей находится целая «когорта добровольцев»). С мнением избирателей они не считаются. В любом случае, «нужный человек» пройдет по «единому списку кандидатов нерушимого блока коммунистов и беспартийных». Даже против него настроен весь район-область. Такое случается не часто. Подумаешь, не пройдет один ставленник, назначат другого: это в самом крайнем случае. Чего такому кандидату терять? Абсолютно ничего: уменьшится только хлопот или они видоизменятся. Ныне главное: не потерять доверие партии и советских органов – «действительно народной, наднародной власти». Только ей подвластны номенклатурные работники.

Стремящиеся совершить успешные карьеры, молодые люди и девушки должны прежде проявить свою «верность коммунистическим идеалам», активность в комсомоле. Добиться доверия среди партийных руководителей местного уровня управления. Пройти через «этапы доверия». Только при этом условии позволят командовать, выступать от имени народа. «Личным и коллективным мнением народа» никто никогда не интересуется. Их обязывают выполнять распоряжения. У нас принято: непогрешимым политикам даже преступления засчитывают за ошибки. При недолговечной народной памяти: все «прошлое» простят. Забудут! Возникнет необходимость, при соответствующей интерпретации – набившие на пропаганде, лжи и фальсификации «специалисты» могут «ошибкам» придать другую окраску, более милую сердцу и зрению. Действуют они по готовому принципу: «ловкость рук – никакого мошенства».

«Нисколько не разделяя Ваших идей, я считаю Вас самым честным, искренним, самым благородным членом Государственной Думы, к голосу которого не только Дума, но и вся Россия прислушивалась». Громковато сказано! Тогда я так думал и не собирался льстить и лицемерить. Сегодня, при необходимости говорить о «самых честных и искренних, самых благородных членах Думы», то назвал бы П.Н. Милюкова, В.А. Маклакова, А.Ф. Керенского и, возможно, еще несколько имен. Верно, в этот список я включил и В.В. Шульгина. При этом надо учитывать то обстоятельство, что взгляды некоторых из указанных политических деятелей только в частностях мне импонировали. С В.В. Шульгиным я никогда не разделял никаких идей. И все же, продолжительное время был с ним в добрых отношениях.

Говорить категорически: «всегда и всех» идей – не стоит. Глупо и не совсем так, но разные мы люди, чтобы искать друг в друге что-то общее, хот В.В. Шульгин и его супруга искали во мне некое сходство с ветхозаветным, инстинктивным Христианином или неким другим идеалом. Да, сам я высказываюсь, нередко, не догматически. Терпим к другим взглядам. Если именно это взгляды, а не обывательские заблуждения. К иным характерам. Особенно терпим я был в прошлые годы. В последнее время нервы часто шалят. Если мне удавалось это, всегда я стремился оставаться трезвым и видеть людей и вещи такими, какими они являются на самом деле. Верно, эти мои черты сыграли свою роль в том: долгие годы мы друг с другом, я с семьей В.В. Шульгина находились в приятельских отношениях.

К голосу В.В. Шульгина прислушивалась Государственная Дума и Россия. В те далекие годы нельзя было не слышать народных избранников. Газеты разных политических направлений давали широкие отчеты о всех перипетиях борьбы политической. Хоть происходила скрытая борьба мнений. Да, и избранники являлись народными, истинно народными. За них голосовали индивидуально, а не скопом. Выбирали лучшего кандидата из нескольких. А кого можно выбрать – из одного? Выступали депутаты Думы для народа. Под контролем неусыпного народного взгляда – оберегали свою репутацию на случай переизбрания. Их выступления являлись содержательными, интересными. К какой бы партии эти депутаты не принадлежали. С ними можно соглашаться, спорить. Поддерживать или отвергать? Но они – живые люди, а не заведенные одной рукой марионетки. Ныне во всех выступлениях – одна мысль, одни затертые и издерганные слова. Полуистлевшие истины. К тому же спорные – словесная эквилибристика. Хорошо это известно: из одноцветных слов можно наплодить множество всевозможных сочетаний и неповторимостей. Приятны слуху. Идеологически не подмоченные. Может кто сфальшивит, ему найдут пристанище в лагере буржуазной идеологии. Нередко, и ортодоксального теоретика, не угодного чем-то власти имущих, можно поместить в прокрустово ложе порочности.

«Ваше «Открытое письмо» можно назвать знамением времени»… В какой-то степени это так. Время всегда откладывает свой отпечаток на душу и ум автора. Но! Надо учесть не только время – в данном конкретном случае и обстановку. Это следует учесть: в те времена, да и позже, обстановка возникла задолго, не вполне благоприятной сохранялась. Эти люди из «другого мира» не могли привыкнуть жить в нашей жизни, полной пустоты и систематических нехваток. Они, особенно его супруга, Мария Дмитриевна Шульгина – не могла примириться с постоянными нехватками, с дороговизной и отсутствием продуктов и овощей. С очередями… А вкус у нее особый – не наш. Она – Европейка, а мы…

Возможно, это и знамение того времени: с ним автор вполне согласен. Видит его таким, каким оно действительно существует, а не представляется в виде пропагандистских панегириков.

«Знамение времени» - это звучно. Сейчас я подобного не напишу, но в те годы отдаленные я так считал. Мне не особенно совестно за эту высокопарность. Всегда я оставался идеалистом. Возможно, это удерживает мой тонус на определенном уровне с некими колебаниями от нормы и в нынешнем запутанном безвременье

«Это один из мужественных и прекрасных поступков Вашей тяжелой и интересной жизни». В основном, так. Правда, особого мужества, превосходных степеней в данном случае нет необходимости проявлять. Просто определенные люди определенно мучали. А В.В. Шульгин отзывчив на всевозможные просьбы. Считает своим гражданским долгом составление своих апоплексических евангелий «от Шульгина». К тому, в дополнение ко всему прочему, подобная работа очень низко оплачивается, если подходить к этому с масштабами Шульгина. Да, и большинство его сочинений последних лет на темы самые всевозможные сохраняют в неких хранилищах. Вероятно, лишенных доступа света и свежего воздуха жизни. У них отняли настоящее. Придет, когда Февраль: откроет архивы?

Жизнь В.В. Шульгина прошла очень сложно и интересно: ничего другого не скажешь. Часть этой моей фразы В.В. Шульгин поместил во втором письме к Русским эмигрантам «Возвращение Одиссея». Об этом ниже подробнее.

«Примите это письмо, как знак самого искреннего восхищения Вами». Не скрываю: в определенное время я почти беспредельно восхищался В.В. Шульгиным. Мне кажется, тот период оказался не очень продолжительным. По крайней мере, не менее трех-четырех лет.

В этом. Как и во всем письме, я был искренним.

«Желаю Вам, глубокоуважаемый Василий Витальевич, долгих и счастливых дет жизни. Желаю Вам совершить в жизни еще ни один поступок, подобный этому». Могут спросить: какое там счастье в его-то годы? Почему же… Упустил я – не написал о здоровье. Если не изменяет память, позже я писал: «возможного счастья»: это вернее всего и для его лет и для всей обстановки нашей жизни.

После 1960 года, конечно, вне зависимости от моего пожелания, в своей жизни В.В. Шульгин совершил несколько поступков, подобных написанию первого письма к Русским эмигрантам. И среди них – второе письмо, участие в съемках фильма «Перед судом истории», написание книги «Годы»… Обо всем этом ниже еще поговорим.

Здесь хочу заметить: в 1960 году я на десять, точнее, на 12-14 лет моложе. Более пылок, энергичен и деятелен. Конечно, в некоторых отношениях. К тому же я, при достаточной скромности, иногда доходящей до чрезмерности, собрался все-таки и написал В.В. Шульгину. А позже и поехал во Владимир: посетил на дому их семью.

Возможно, сегодня я не захотел подобного делать и, если не безразличным остался, то безучастным в этом отношении. Да, время сильно меняет людей. За прошедшие годы я сильно изменился. Верно, не зря написал тогда это письмо. Не зря я долгие годы поддерживал добрые отношения с В.В. Шульгиным. Объяснимы они плохо с точки зрения здравого смысла.

Как это могло случиться? Он – бывший политик, во многом бывший. Антисемит политический. Юдофобство в нем носило скорее торгашескую форму. Ненавистник революции и многого нового. Что эти качества могли принести с собой? Что они принесли?

Я же – Еврей, самый настоящий, чистокровный. По вине обстоятельств, лишен Еврейского воспитания. Недостаточно знаком с Еврейской традиционной религией, да и с культурой.

Так уж случилось: это нелепое знакомство, существовавшие отношения. Всему результатом явится книга: сейчас ее пишу. Верно, напишу. Сомневаюсь: издадут ее на этой земле? Да еще в нынешние времена? Вероятнее всего ею, другими своими произведениями лишь наживу себе массу неприятностей. Но это, все же, не главное. Писателю по призванию – главное в жизни высказаться, поделиться с абстрактным читателями своими знаниями, чувствованиями и мыслями. Жизнь, как она ни дорога любому живому существу – не говорим уже о человеке – смысл приобретает, да и значение лишь в полной самоотдаче любимому и нужному делу.

Послал свое письмо… Честно говорю: почти не ожидал получить ответ. Кто я такой? Чтобы сам Шульгин В.В. мне ответил? Тот большой человек прочитать мог мое письмо: заметил, ответит? Не учел немаловажный факт: В.В. Шульгин – интеллигент старой закалки. Он считает чувством порядочности написать ответ на письмо корреспондента. Не стану утверждать: он согласится вести переписку с назойливым человеком. Уверен: на первое письмо обязательно он ответит. Это письмо, конечно, написано в рамках приличия и не требует невозможного.

Прошло три дня, пять… Чуть ли не каждый день ожидал ответ. О расстоянии забыл - между Киевом и Владимиром, да и о нерасторопности почтовиков. Через некоторое время разуверился что-нибудь получить… Тянулись уж слишком долго дни… До получения ответного письма прошли две недели: показались они мне столь долгими, как никогда…

Ответ обрадовал и растрогал: своей искренностью, теплотой. В.В. Шульгин мое письмо прочитал, оценил. Понял: мое послание вызвали добрые чувства, самые искренние намерения. Мальчишеская моя пылкость вызвала даже непомерную с его стороны восторженность. Лестную характеристику. Сравнение с древним Диагеном…

Особенно меня заинтересовали два факта:

1. Дмитрий Иванович Пихно – отчим В.В. Шульгина.

2. Эпилог Бейлисиады.

Я знал совсем немного об отце В.В. Шульгина. Он профессор Киевского университета имени святого Владимира. Являлся автором популярных среди читателей нескольких очерков. В их числе необычное для того времени о женском равноправии.

Отец В.В. Шульгина – наделен многими способностями, личность. Блистал он ораторским талантом. В своих лекциях для студентов – он просто, красочно, еще дополнительно занимательно, а порой восторженно вводил слушателя в самую суть предмета. Студенты его любили: с большой охотой посещали лекции. Этот человек от природы обладал физическими уродствами: природа наделила его двугорбием. Такое невероятное сочетание!

Лекции Виталия Яковлевича Шульгина особенно восторженно посещали благородные девицы: он преподавал и в их институте. Одна слушательница стала его женой, матерью Василия Витальевича. После смерти Виталия Яковлевича, на молодой, состоятельной вдове женился его ученик Д.И. Пихно. Из имущества покойного унаследовал богатое поместье на Волыни, газету «Киевлянин»… И еще пасынка.

Вот это ответное письмо В.В. Шульгина:

«11.1.61 Владимир

Глубокоуважаемый М.И.

К сожалению, не знаю Вашего имени отчества.

Ваше письмо от 28.XII.60 получил 4.I.61. Простите, что запаздываю с ответом: на такие сердечные слова, как Ваши, хотелось ответить немедленно, но не удалось. Благодарю Вас за высокую оценку, которую Вы мне даете. Это не значит, что я с ней согласен. Но это значит, что Ваша собственная душа ищет доброго, честного и способна радоваться, когда ей кажется, что вот она нашла честного человека. И это меня обрадовало. Есть же, значит, в моем родном городе, старом Киеве, живые люди, которые, как древний Диоген, с фонарем среди белого дня ищут его, человека.

Вы упоминаете статью «Киевлянина» от 1 сентября (от 27 сентября – М.Б.) по делу Бейлиса. И вместе с тем вспоминаете о Д.И. Пихно, моем отчиме. Быть может, Вы не знаете, как близко Вы подошли к существу дела в сопоставлении этом. Д.И. умер 29 июля 1913 года. Последней его заботой и огорчением было это дело Бейлиса, находящееся в периоде следствия. Я был тогда сильно занят и утомлен, но как сквозь сон усталости, все же улавливал (мы жили в Петербурге вместе) его тревогу и скорбь. Он скорбел о том, что Русская Власть вступила на недостойный и опасный для нее путь. Когда он умер скоропостижно, я раздавлен был горем: я его любил, как отца. Вместе с тем, на меня свалился «Киевлянин», то-есть я стал его редактором.

В этой нашумевшей статье я утопил свое личное страдание, постаравшись как бы воскресить дорогого покойника. Он умер, но пусть его голос еще раз прозвучит со страниц «Киевлянина». Его дух водил моим пером. Это он был человеком честным, которого Вы приветствуете в моем лице. Я был только загробный голос ушедшего в иной мир Димитрия Ивановича.

Как меня распинали за эту статью мои друзья, Вы, вероятно, знаете. Но, может быть, Вы не знаете эпилога Бейлисиады.

В январе 1915 года я был на фронте. Ко мне приехал полковник, военный юрист, и сказал мне:

- По закону все дела о лицах, поступивших в армию, поступают к нам, военным юристам. Поступило и Ваше дело *, незаконченное в инстанциях. Но оно получило новое окончание. Вот – прочитайте.

«По докладу министра юстиции о деле Шульгина Государю Императору было благоугодно начертать: «Почитать дело небывшим».

«Почитать дело небывшим» обозначает как бы высшую форму оправдания.

Вот эпилог Бейлисиады и ответ Верховного Судьи, Царя, на загробный голос Д.И., моего отчима.

Желаю Вам здоровья и всего наилучшего.

Искренне Ваш В. Шульгин.

___________________________________________ _________________________

* Речь идет об утверждении в высших инстанциях и привидении в исполнение приговора Киевского окружного суда о присуждении редактора и издателя газеты «Киевлянин» В.В. Шульгина к непродолжительному сроку тюремного заключения за распространение в печати заведомой лжи и клеветы о высших должностных лицах (приложение 13). – М.Б.

Письмо В.В. Шульгина дало мне повод написать вновь: поделился с ним некоторыми своими мыслями и сомнениями. Представился, как мог.

На сей раз ответа на письмо не последовало. Почему? Верно, он со мной спорить не пожелал? Не хотел рассуждать или подтвердить некоторые мои спорные мысли? Болел? Находился не в настроении? Конечно, я огорчился, но на этот раз не очень. Хорошо понимал разницу между собой и В.В. Шульгиным. Ни в чем, никогда не пытался «утвердить роль своей личности в истории». Сделать себе карьеру за его спиной или с его помощью не собирался. Я только хотел получить возможно больше сведений о деле Бейлиса: оно меня долго держало в плену. Для меня значимо, самое ценное, по моим предположениям: В.В. Шульгин – один из участников «Бейлисиады». Я никогда не становился пленником, жертвой предрассудков. Всегда старался стоять отдаленно и выше всяких мелочей, дрязг. Возможно, поэтому не испугало непосредственное общение с человеком, с за ним укрепившейся кличкой «Черносотенец».

Стоит лишь добавить, эта моя рукопись книги о В.В. Шульгине – третья крупная моя работа. В 1971 году написал две части крупного произведения «Симфония жизни: люди, мысли, чувства…» Настоящей своей работой сделаю своеобразную паузу, «занятой пар» - перед предстоящим написанием книги о процессе Бейлиса и предвоенной и предреволюционной эпохой России.

Творческий путь – кривой. Вот я уже почти закончил новое произведение о Богрове «Кто он? Провокатор или герой?» - из эпохи дела Бейлиса. Более того, я приступил к созданию крупного произведения на современную тематику, а к самому делу Бейлиса еще боюсь подступить: слишком серьезно к нему отношусь – не хватает материала и времени. Для этой работы я еще не созрел. Только бы удалось осуществить мечту юности, цель жизни. Как я не хочу – этого я опасаюсь: главное мое несозданное произведение окажется слабее других.

Отхожу от «лирического отступления» - привожу свое письмо к В.В. Шульгину.

Глубокоуважаемый Василий Витальевич!

Вы не можете представить себе, как меня обрадовало Ваше письмо. Оно дало мне повод снова Вам написать.

Василий Витальевич, мне как-то неловко: своим предыдущим письмом вызвал я у Вас столько воспоминаний. Я только тем себя оправдываю: эти воспоминания не оказались для Вас неприятными и очень тяжелыми.

Из Вашего письма я узнал много интересных сведений. Номер «Киевлянина» с Вашей передовой статьей по делу Бейлиса был конфискован, хотя большинство читателей получили, его прочитали. Это я знал. Знал: Вас, как редактора, должны были привлечь к ответственности. Но чем окончилось это дело, я не знал.

Мне сейчас представляется: своей резолюцией по Вашему делу, Царь Николай II хотел как-то предать забвению это ужасное дело Бейлиса.

Я подробно знаю об отношении к этой статье всей России: Вас называли не только совестью России, но некоторые Вас обвиняли в подкупе Евреями. Друзья ваши некоторые не поняли этого благородного поступка. Но тем то и прекрасна Ваша жизнь: Вы всегда говорили правду в лицо, как иногда она не была горька.

Совесть 12 почти безграмотных мещан и мужиков-присяжных заседателей, совесть всего Русского народа побудила оправдать невинного Бейлиса и спасти его от каторги. Но нельзя забывать: бессовестность Российской администрации держала два года Бейлиса в заключении, два года Евреи жили под угрозой погромов. Она привела к необоснованным обвинениям таких видных деятелей, как Н.А. Красовский. Е.И. Мищук, А.Д. Марголин и других. Из-за беспримерного этого дела пострадали многие редакторы газет. Да, и против Вас возбуждено было судебное преследование.

Мне сейчас неприятно писать, но «зачинателем» дела Бейлиса был один бессовестный человек, сотрудник «Киевлянина», А.И. Савенко. Если бы не его письмо к Меньшикову, может быть, не было и самого дела Бейлиса. Я знаю: за это он был удален из «Киевлянина» на некоторое время. Знаю: «Киевлянин» все время очень объективно освещал сам процесс, а также и подготовку к нему – предварительное следствие.

Знаю: «Киевлянин» основан Вашим отцом. Знаю: «Киевлянин», после его смерти, перешел к Дмитрию Ивановичу Пихно, профессору политической экономии Киевского университета бывшего имени св. Владимира и члену Государственного Совета. Но то, что Дмитрий Иванович был Вашим отчимом, я, извините, не знал. О Вашем отношении к Дмитрию Ивановичу, о том, как он был Вам дорог и как Вы скорбели по его кончине, я знаю по опубликованным в газете некрологу, надгробной речи и другим Вашим высказываниям.

Зная красивый язык Ваших произведений, их глубокое содержание, я страстно желал бы прочитать о Вашей жизни, об интересных событиях, свидетелем и участником которых Вы были. Я думаю: читатели с большим интересом прочитали бы в новом переиздании и ранее изданные книги.

Если хотите, несколько слов о себе. Мне двадцать пять лет. Я окончил Лесохозяйственный институт, но, кроме основной своей специальности, у меня есть и любимые занятия – это литература и история: история родного города, история России, всемирная история. Этим занятиям я стараюсь отдать все свое свободное время и эта страсть побудила меня написать Вам письмо.

Будьте здоровы, глубокоуважаемый Василий Витальевич.

С искренним уважением – М.

В конце 1961 года вышла из печати и появилась в продаже брошюра В.В. Шульгина «Письма к русским эмигрантам». Известное мне по специально подобранным выдержкам из статьи А. Строганова, ныне можно прочитать в полном изложении.

При встречах и беседах в В.В. Шульгиным я узнал частично подробности той кухни: в ней творились его произведения. В различное время, разные люди просили, умоляли, увещевали, обольщали, совращали, тянули за язык, взывали к совести и гражданскому долгу: хотели узнать его мнение и высказать отношение по определенному вопросу. Наконец, требовали. В.В. очень общительный и трудолюбивый человек, писатель и философ: потребность высказываться в нем жива. Социальный заказ он не воспринимает как что-то обидное: его выполняет. А уж потом люди, для этих целей предназначенные, смотрят и думают, что можно сделать с его рукописями. Большая часть его работ, в их числе все рукописи, у него изъяты и хранятся в недоступных для читателях местах, но некоторые произведения оскоплены, в них проделаны соответствующие купюры и в таком причесанном виде они появились на суд читателя. Верно, в какой-то степени прошли те же стадии и оба открытых письма к Русским эмигрантам: появились в прессе. Как точно происходило дело я не знаю, никогда об этом не спрашивал. Вообще-то я никогда у В.В. Шульгина не спрашивал. У меня вообще нет привычки спрашивать. Если я что узнаю, то только то, что мне доверяют, что я сам вижу, слышу и наблюдаю. Очень многое у В.В. Шульгина я хотел узнать и он бы мне это открыл, но я для этого ничего не сделал. Не считаю возможным менять свою натуру. Презираю назойливое любопытство.

В сопроводительном письме в редакцию «Русский Голос» В.В. Шульгин таким образом поясняет «неполитическое» выступление.

«По многим причинам я давным-давно ушел от политики и не имею желания и сейчас к ней возвращаться. Но есть времена и времена. Иногда сказать то, что думаешь и чувствуешь, - не политика, а некий долг совести.

Сейчас именно такое время. И человек, чуждающийся политики, если только он не впал в старческий маразм, не может не видеть, что человечество стоит над пропастью. И оно в нее упадет, если чувство самосохранения не одержит верх над роковым безумием, толкающим людей к самоуничтожению.

В такое время, как никогда, может быть оправдано знаменитое некогда «Не могу молчать» Льва Толстого. Последний был великий писатель, я писатель маленький, но задача, стоящая перед нами, писателями большими и маленькими, превышает, как мне кажется, по своему значению все, что до сих пор доступно было влиянию слова.

Мне показалось, что если я хоть на вес паутинки могу уменьшить давление мирового напряжения, то я обязан это сделать.

Враждебное отношение некоторой части Русской эмиграции к своей Родине является одной из сил, повышающей международную озлобленность. Желанием хоть чем-то смягчить эту опасную психику вызвано настоящее обращение к эмиграции».

Сказано вполне ясно, понятно. Не удержаться от следующего замечания. В.В. Шульгин обращался лишь только «к некоторой части Русской эмиграции». Она известна своим враждебным отношением к современной России, к Советскому Союзу, к своей Родине. Усилия его тщетны. Если действительно существуют эти люди, они – политические фанатики. Никакие увещевания, аргументы разума им не помогут. Ненавидящий свою Родину и свой народ – человек не сможет в ней жить, стать счастливым. Он просто ее не достоин.

Несмотря на преднамеренное ограничение своей аудитории, можно понять: В.В. Шульгин все же обращается ко всей Русской эмиграции. Так и есть! Только зря он ее обвиняет во «враждебном отношении… к своей Родине». В этой фразе и заключена значительная передержка. Эмигранты никогда не проявляли к России враждебного отношения. Они выступали словесно и с оружием в руках, то только против режима власти и методов руководства страной в послереволюционное время. Отожествление Родины с одной из форм коммунистической диктатуры в виде Советской власти: упрощенчество и подмена понятий. Является шаблонным средством. Ни одна политика, ни одна партия, ни даже сумма партий и политик не могут быть отождествлены с понятием «родины», абстрактным и конкретным, индивидуальным и своеобразным понятием, неповторимо свойственным каждому человеку.

Как хорошо известно, в любой политике - допускают свои ошибки. Случаются часто ошибки в массовом масштабе. Но при чем тут Родина? Если даже политики ошибочные свои действия интерпретируют стремлением принести благо Родине: это только увертливые слова. Так случилось: очень многие авторы проституируют на этом высоком и великом, по-своему непогрешимом понятии Родины. А судьи и политики несогласных, инакомыслящих наказывают по уголовному кодексу под видом осуждения «изменников Родины». Словесная карусель – и только. Законы периода культа личности доныне существуют: срочно нуждаются в радикальном пересмотре. Но настроения и симптомы неосталинщины в руководящих сферах сильнее, чем им противодействие. В этом-то и заключены многие опасности возрождения приемов подавления свободной мысли. Они отвергнуты партией и народом. Сильны потуги замены «советской демократии» методами произвола и беззакония. Да, нам еще очень далеко до правовой государственности.

Сам того не желая, В.В. Шульгин разделил старое заблуждение: пошел на компромисс со своей совестью, ради неких призрачных ожиданий. Получал он часто санаторно-курортные путевки, отдыхал в домах творчества. Строго очень не станем его осуждать. Ведь он старый, больной, беспомощный человек. Что один он может сделать? Многие тысячи здоровых идиотов творят неправые дела. В это самое время другие натренированные глотки на «бим» по команде громогласно, раскатисто отвечают «бо-о-о-ом!»

Не знаю: сумел ли В.В. Шульгин «смягчит эту опасную психику». Не знаю. Что тут поделаешь? Нередко, современная практика приносит обильную пищу Русской эмиграции, прочим нашим идейным противникам. Работу В.В. Шульгина сейчас можно воспринять, как одну их попыток примирить непримиримое. Что поделаешь в данном случае? Он абсолютно не виновен в частностях момента: примирение не состоялось. Как говорится, попытка – не пытка.

Написание писем, издание принесло В.В. Шульгину дополнительно, временно некоторые материальные средства. При его почти постоянных материальных затруднениях не могло не явиться положительным фактором. Деньги оказывались быстро растранжиренными расточительной супругой Марией Дмитриевной

В первом «Открытом письме к Русским эмигрантам» (1960 год) В.В. Шульгин себя представляет такими словами:

«Сейчас мне 82 года… в течение 60 лет я был сознательным свидетелем великих событий нашей эпохи. Но не только свидетелем, а в некоторой степени и участником в политической жизни России… в 1907 году был избран в Российский парламент, иначе сказать, в Государственную Думу, членом которой состоял до 1917 года включительно.

Государственной Думе предшествовала война с Японией. Я разделял мнение той части общественности, которая против наших «дальневосточных авантюр». Но когда война все же разразилась, мы стали энергично бороться с теми, кто в поражении России видел залог либеральных реформ. Это направление себя называло «Освободительным движением». В борьбе с Самодержавием оно объединилось с революционными течениями, требовавшими не конституции, а свержение Монархии вообще. На развалинах последней предполагалось построить социалистическое государство.

Открытая революция разразилась в 1905 году. Крутыми мерами правительство подавило восстание. Затем пришел к власти новый премьер – Столыпин, которого в Государственной Думе я убежденно поддерживал, оставшись его почитателем и после его смерти.

В течение войны 1914-1918 года в Государственной Думе произошли значительные сдвиги. Перед лицом врага ожесточенные политические противники, т.е. кадеты и более правые группировки заключили перемирие «во имя победы». Образовался так называемый «Прогрессивный блок» из шести фракций. По вопросу о назначении министров «с согласия Государственной Думы» у последней произошел конфликт с Короной. Это столкновение кончилось Февральской революцией 1917 года.

Фракция, к которой я принадлежал, вошла в состав «Прогрессивного блока», и судьбе было угодно, чтобы именно я принял отречение от Престола Императора Николая II 2 марта 1917 года. А на следующий день я присутствовал при отказе принять Престол со стороны брата отрекшегося Государя, великого князя Михаила Александровича. Последнего я только что, т.-е. утром этого дня, провозгласил Императором под именем Михаила II.

Так было, хотя я принадлежал к числу тех монархистов, что сочувствовали глубоко Николаю II, понимая безвыходную трагичность его положения (в книге «Дни» описаны мною обстоятельства отречения двух Императоров).

Затем наступила эпоха Временного правительства, обычно называемого правительством Керенского. Последнего мы поддерживали. Нашу тогдашнюю психику ярко выразил Родзянко, председатель Государственной Думы, в формуле РСРС:

- Рубашку снимите, Россию спасите!

Менее красочно, но то же самое, сказал и я на одном собрании членов Государственной Думы. В данном случае я обратился к социалистам с такими словами:

- Мы предпочитаем быть нищими, но нищими в своей стране. Если вы можете нам сохранить эту страну и спасти ее, раздевайте нас, мы об этом плакать не будем.

Я упоминаю об этом потому, что на это выступление отозвался Ленин в газете «Правда» 19 мая 1917 года в таких словах:

«Не запугивайте, г. Шульгин! Даже когда мы будем у власти, мы не «разденем» вас, а обеспечим вам хорошую одежду и хорошую пищу, на условии работы, вам вполне посильной и привычной!»

Ленин не досказал, но из его слов в газете «Правда» я с очевидностью понял нижеследующее. Надо бы продолжить фразу Ленина так: «Мы вас не разденем, а обеспечим вам хорошую одежду и хорошую пищу на условии работы, вполне вам посильной и привычной в том случае, если вы будете работать с нами, или по крайней мере будете лояльны по отношению к Советской власти». * Но мы Ленину объявили войну».

___________________________________________ ___________________________

* При чем тут Советская власть, если слова Ленина датированы маем 1917 года?

Вряд ли в те времена Шульгин читал ту «Правду»: ему ее подсунули через сорок с лишком лет и сказали – сам Ленин дал указание как с вами поступить, - теперь видите, какой он был прозорливый? Шульгин умилился.

Сам В.В. Шульгин вкратце описывает свою предреволюционную политическую деятельность.

Предостережение В.И. Ленина и одновременное его обещание в судьбе В.В. Шульгина сыграло определенную роль: об этом скажу позже. Предостережение само «Не запугивайте, г. Шульгин!» может лишь характеризовать свойства, стиль политической деятельности самого В.И. Ленина, но оно, конечно, высказано не к месту. Я знаю то выступление В.В. Шульгина: он воспроизводит его довольно точно. Здесь нет запугиваний: одна сыновняя любовь к России и согласие пренебречь материальными благами, ради ее спасения.

«Не запугивайте!» вполне созвучно столыпинскому «Не запугаете!» Как видно, в политике крайности, нередко, сходятся. Различные политические течения для самоутверждения применяют идентичные методы.

Молодого В.В. Шульгина с франтовскими усиками я, конечно же, не знал, но тот высокий, прямой старик, которого я знал, бессребреник, довольствующийся самым необходимым и не мечтающий ни о чем, что может быть отнесено в разряд роскоши. Своей многострадальной жизнью нынешний В.В. Шульгин заслужил лучшего обхождения. Люди, от которых это зависит, должны были выполнить свои обещания, предоставить ему хоть возможность вырваться в более благоприятные условия жизни. Будь-то в Киеве, на Волыни или в ином месте на нашей планете. Ведь многие безобразия нашей жизни быстро забудутся. По отношению властей к В.В. Шульгину, к другим писателям и деятелям культуры, искусства будущие поколения будут судить о демократичности и гуманности нынешнего строя. Вечно политики оберегают свою репутацию, но предпринимаемые меры, их разумность и необходимость необходимо обосновывать действительными потребностями, но не произвольными решениями. Но так уж у нас повелось: каждый себе хозяин и многие руководящие товарищи, по всевозможным надуманным обоснованиям, вытворяют то, что заблагорассудится их левой ноге.

«Наступила Октябрьская революция. - В.В. Шульгин пишет далее. - На нее, как сказано выше, мы ответили, взявшись за оружие. Мы – это казаки, восставшие почти поголовно; часть офицеров, с них сорвали погоны, часть интеллигенции, не стерпевшей позора Брестского мира, по которому Германии был отдан весь юг России. Но если бы до нас своевременно дошло: Ленин, подписавший мир от лица России, сам назвал его «гнусным» и «архитяжким», если бы мы достаточно поняли значение таких определений, то, может быть, гражданская война получила бы некое иное обоснование».

Без всяких натяжек В.В. Шульгина по праву назовем превосходным мастером художественного слова. Берем только приведенный абзац: цензурой представлен он историком… довольно некомпетентным. События рассматривает односторонне – уделяет внимание отдельным сторонам. Не замечает всего целого. Видно, и ему привили современную партийную тенденциозность идеологической трактовки истории.

Кстати, В.И. Ленин не нуждается в посмертной реабилитации и признании. Так неумело осуществлена. В.И. Ленин, партия совершили удачный государственный переворот. Вскоре возникла сложнейшая проблема: должны удержаться у власти, сохранить в стране диктатуру большевистской партии и власть Советов. Поэтому они готовы пойти на сделку с самим Чёртом – не только с германским кайзером. Защита «похабного мира» доказывает, как реальный политик Ленин поступал в самых, казалось бы, безвыходных положениях. Звучит «версия»: большевики вернули Немцам «свой долг за германские деньги на подготовку большевистского государственного переворота». Германия оказалась в числе стран, потерпевших поражение в Первой Мировой войне. Ее победы только на Восточном фронте, против России.

Гражданскую войну в России вызвало не только подписание «Брестского мира» - хорошо известно: договор просуществовал недолго. Уже к осени того же года «договор» денонсировали, благодаря разразившейся революции в Германии самой. Отняли Свободную Украину – из-под опеки Германии. Вернули «прочные дружеские объятия родственному Славянскому народу».

Офицеры тут ни при чем: погоны с них сорвала Февральская революция 1917...

Репрессивная внутренняя политика власти выступала под классовым лозунгом «диктатуры пролетариата и беднейшего крестьянства»: способствовала развитию тирании, преступности, бандитизму, расширению гражданской войны в России. В случайном порядке назовем отдельные действия диктатуры.

1. Введение строжайшей цензуры во всех органах печати чуть ли не на второй день, после «победы революции».

2. Отказ от проведения обещанного права всех наций и губерний России на самоопределение, вплоть до отделения в самостоятельные государства. Этим правом воспользовались лишь Польша и Финляндия.

3. Создание беспощадных карательных отрядов – ВЧК и других, в частности, продовольственных.

4. Насильственная экспроприация продовольствия – «продразверстка», имущества, введение контроля на предприятиях.

5. Уничтожение демократических свобод: разгон Учредительного Собрания, арест депутатов – демократическим путем они избраны на всей территории России.

Это лишь некоторые из фактов того смутного, жуткого времени. Ленин или некто из его сподвижников-юмористов время назвал образно, по-хохмачески – «военным коммунизмом». Большевистская диктатура продолжила столыпинщину: ей «легко все удалось». Ведь демократия в России всегда имела очень узкую основу, непрочный фундамент: являлась бездеятельной, безынициативной. Точно сказать: демократии в России никогда не существовало. Народ в демократию не поверил. Исторически, нравственно, духовно к ней не готов. Вот в одночасье он подпал под жестокую «диктатуру пролетариата».

Впрочем, свобода в России существовала: кажется, 243 дня в 1917 – между двумя революциями. Февральской и «октябрьской революцией», фактически: малокровным государственным переворотом.

Можно привести еще ряд фактов для доказательства предыдущей мысли. Сразу после смены власти в стране, зажженную факелом свободы в Феврале, Россией продолжили управлять ужесточенными диктаторскими методами: из света надежды в одну осеннюю ночь страна окунулась в безысходность и тьму.

Не только казаки, часть офицеров, крестьянство, интеллигенция возмутились «неправомочными действиями власти». Порабощенные окраины требовали на практике осуществления декларативных обещаний о праве наций и народностей на самоопределение. А рабочие? Крондштадские моряки требовали Советской власти – без большевиков-коммунистов.

Брестский «мирный договор» - это только эпизод…

Очень жаль: В.В. Шульгин забыл или не пожелал все это вспомнить. Думаю: не его в том вина – поработал цензор. Вовсе не объяснение: В.В. Шульгин решил сам, добровольно и сознательно – потрафить власти. Только учесть изначально следует: начнешь «сотрудничать с властью» - окажешься ее жертвой, в любом случае.

В.В. Шульгин себе противоречит. Отвергает предыдущее объяснение начала, возникновения гражданской войны. Зачем нужно было создавать в ноябре 1917 года Добровольческую армию? Ее создали не в ноябре, как мне это кажется и как о том свидетельствуют документы. Ниже приведу такие строки:

«Я был в числе основателей Добровольческой (Белой) армии в ноябре 1917 года. Я помогал по мере своих сил генералам Алексееву, Деникину, Врангелю. Когда война кончилась, я очутился в эмиграции и там написал книгу «1920-й год». В ней я высказал свое мнение, почему белые проиграли войну. Эта книга, по-видимому, по личному желанию Ленина была перепечатана в Советском Союзе».

В год написания «писем к Русским эмигрантам» - в СССР по идеологическим представлениям оставался еще Ленин с «не подмоченным авторитетом». Некто надоумил В.В. Шульгина «спекульнуть на Ленине». Предположительная его фраза последняя больше отдает должное Ленину. Факт опубликования в Советской России и в СССР книги «1920-й год», не только ее – доброго десятка книг Русских эмигрантов - не может пояснить. Партийцы верили в классовую справедливость издавали такую литературу в двадцатые годы: не боялись «идеологических диверсий». Эти произведения, в основном, мемуарного жанра – позволяли советским читателям реально ощущать слабость, гнилость свергнутого режима. Видели, ощущали они силу, будущность революционного пути. Представляли революцию созидательной, молодой, задорной. Сталин государственной политике передал черты своего характера: наделил осмотрительностью, трусливостью. Искали подстрекательную деятельность враждебных иностранных разведок в любом трезвом слове. Даже во сне они помышляли об уничтожении Советской власти. Многое в тридцатые годы изменилось. Переродилась революция: начала пожирать самых верных своих детей. О ненасытном чреве любой «передовой идеи» не стоит долго распространяться. Печально, трагично: некоторые симптомы страшного прошлого дошли доныне. Они имеют право гражданства. О себе часто заявляют громогласно.

Попробуйте сейчас достать книги двадцатых годов. Сейчас их нет. Не время даже их уничтожило: преднамеренность власти. В этих условиях выщелачивания действительных исторических фактов – существует созданный, до наших дней сохранившийся миф о «социалистической революции» и «гражданской войне». Партийным руководителям нужно «воспитывать» молодежь, коверкать ей психику.

Следует отметить важный момент: В.В. Шульгин проявлял нечеловеческое почтение к приблизивших или даже мельком вспомнивших о нем властителям: к П.А. Столыпину, В.И. Ленину, Н.С. Хрущеву… Относил их к небожителям.

«В 1925-1926 годах, - В.В. Шульгин пишет далее, - мне удалось проникнуть в Советскую Россию и вернуться в эмиграцию. По возвращении я написал о своем путешествии книгу под заглавием «Три столицы». Основная мысль этой книги в том, что, несмотря на перенесенные испытания, «Россия жива»… Но вместе с тем эта книга была полна резких и даже просто грубых выпадов против Ленина. Об этом я сейчас сожалею».

Я не имею под рукой этой книги. (Если верно помню, ее прочитал в 1968 году во Владимире. Воспользовался библиотекой В.В. Шульгина).

Следует отметить: к моменту нелегального проникновения ВВШ и путешествия по СССР – В.И. Ленин уже умер. Любые замечание о нем уважаемого автора заинтересуют историков и читателей книги. Сам ВИЛ ответить не мог, ленинцы, многочисленные «ленинцы» этого делать не стали. Только что следователи-судьи с 1944, да и идеологи наших дней – могли напомнить ВВШ-ну. Это следует особо подчеркнуть. Да, и власти обхаживали, подкармливали семью В.В. Шульгина: это поясняет причину – его мнение о В.И. Ленине за последние сорок лет изменилось даже очень. Современники по его «реальной политике», многочисленным словам, приказным резолюциям не смогли его оценить должным образом. Поклоняться ангельскому лику начали новые поколения, да в сравнении со зверем Сталиным – сильно идеализировали предшественника, его образ. Чуть не лишили полностью человеческих черт и слабостей. Его наделили ореолом героизма, непогрешимости. За эти десятилетия резко изменился сам В.В. Шульгин, изменились условия его жизни. Я утверждаю это: близко видел современного В.В. Шульгина, несколько посвящен о детали его жизни. Только могу несколько представить его прошлую жизнь. Дополнительно знаю его личное мнение о нашем дорогом вожде: оно не изменилось. И доныне разделяет он не вполне лестную характеристику – дал П.Б. Струве: «Ленин – это мыслящая гильотина».

Что ж, В.В. Шульгин позволяет себе компромиссы в частностях, но он нигде и никогда не отходит от главного. Отдает должное личности Ленина, но не признает ленинских и после ленинских методов политической деятельности, способов разрешения экономических, национальных и иных проблем.

«В 1927 году открылось: «тайное» мое путешествие по России было от начала до конца известно соответствующим органам Советской власти. Причины, почему меня не задержали, мне не совсем ясны и по сей день. Но тогда, в 1927 году, я счел себя одураченным политиком и имел великое желание совсем и навсегда сойти с политической арены. И только в 1937 году покончил с политикой. В качестве совершенно частного человека находился в одном городке Югославии, где и пережил Вторую Мировую войну».

Здесь имеется не только признание самого факта успешной деятельности ведомства Ф.Э. Дзержинского (наследника системы государственной охраны Российской Империи времен П.А. Столыпина), но и отдается должное органам разведки: так оперативно и тщательно осуществляли свою деятельность. Что же касается причин не ареста, то я могу об этом лишь предполагать. Сами органы его одурачили: свое бессилие выдали за некую высокую политику. Жаль, сам В.В. Шульгин ничего не рассказывает о действительной причине своего путешествия по Советскому Союзу. Он искал пропавшего сына. Абсолютно не собирался заняться контрреволюционной деятельностью. А коль так, то не было причин его арестовывать. Несомненно, за В.В. Шульгиным шлейфом тянулись прошлые хвосты. Он вместе с другим депутатом Государственной Думы Гучковым приняли Отречение от Престола Российского Императора Николая II: без прямого указания В.И. Ленина.

Так вот, в 1925-26 годах Советская власть посчитала возможным не арестовать В.В. Шульгина и не судить. Не мстить за его неприятие новых правителей, их идей и политики. Но в 1944 году В.В. Шульгина вывезли тайно из Югославии, судили за преступления – их прежде игнорировали. За двадцать прошедших лет «утекло много воды», но и коренным образом изменилась сама власть. На его защиту не стал И.Б. Тито. И сам В.В. Шульгин за это время постарел. Он даже несколько политически прозрел. Он отказался от активной политической деятельности и почти одновременно познакомился со зверствами оккупационного произвола нацистов и их пособников. Об этом он рассказывает:

«Мне удалось не покориться Гитлеру. Его теория о том, что немецкая раса, как сероглазая (точнее: арийская раса – М.Б.), призвана повелевать над людьми с темными глазами, казалась мне непостижимо нелепой. И в особенности потому, что нелогичный этот расист начал истреблять сероглазых же, т.-е. Англо-саксов, Норвежцев, Чехов, Поляков и Русских.

О делах нацистов я мог судить, наблюдая с какой жестокостью их подручные, Хорватские усташи преследовали Сербов… за каждого убитого или раненого Немца или Хорвата расстреливали десять Сербов. Эти десятки брались из числа совершенно ни в чем не повинных людей, сидевших в тюрьмах как заложники.

… у меня не хватило мужества протестовать против всего этого громогласно, публично. Да, и средства для этого не было. Ни одна газета не напечатала бы моей статьи. Я мог бы только войти в застенок усташей и крикнуть палачам в лицо то, что я о них думаю. Но это было бы самоубийством некоего героического комара, о каковом великолепном акте никто бы не узнал. Я воздержался, поэтому в герои и не гожусь».

Не хочу полемизировать с В.В. Шульгиным. Для утверждения справедливости должен заметить: среди публики имелось достаточно фанатиков, правдолюбцев - в лицо врага дерзко бросали свою правду. Часть из них не остались безвестными: их возвели в ранг героев. На их примере воспитывали и воспитывают миллионы. Вообще-то умение открыто высказывать свои мысли – не признак героизма. Что правда: в своеобразных наших условиях для этого нужно обладать достаточным мужеством, проявлять готовность к терниям, гонениям и издевательствам со стороны властей. Но способность человека откровенно, честно высказываться по всем волнующим его вопросам: доказательство его морального духа, проявление и утверждение индивидуальности. Никакие угрозы, репрессии неспособны изъять, уничтожить, истребить правду – сохранится она в общественной жизни. Всех ее носителей невозможно преследовать, наказывать. Пусть знают, кому это следует: тщетны их усилия. Пусть вознамерятся всевластно утвердить вездесущую ложь. Можно убить одного человека, даже миллиона, как в России. История знает еще такие примеры. Но надолго, полностью уничтожить, выкорчевать правду никому еще не удавалось. Верно, не удастся. Ее можно на время усыпить, упрятать, даже многих правдолюбцев запугать, но правды не истребить. Высказываться прямо, откровенно, поступать только по велению своей совести – признак мужественного и честного человека. Это отнюдь не геройство. Пусть в наш беспринципный век их осталось очень и очень мало. Но эти люди живут. Будущие поколения станут по ним сверять «часы совести и чести».

Герои и вожди нужны только примитивным людям. Самостоятельный человек умеет руководствоваться моральными принципами, жить своим рассудком. Умеет он отличить правду от лжи. Видит ложь в ее своеобразном разности, великолепии и нюансовых частностях, разбирается в событиях, может мысленно представить себе векторную составляющую противоречивых чувств, характеров, интересов, желаний, стремлений, навязчивых идей, трусости, легкомыслия, недоброкачества, политического обмана и прочего-прочего. Это обязательно входит составляющей частью в каждое явление. Такой человек не нуждается в стимулирующем обмане. Он может, должен проявлять честность, порядочность в более широком масштабе и объеме.

«Сейчас со времени вынесенного мне приговора прошло 13 лет. - В.В. Шульгин столкнулся лично с советским правосудием: о нем объективно судит. Замечание побуждает к серьезному размышлению. – Это тоже давность! Многое можно и должно забыть. И во всяком случае было бы неправильно прошлое вменять настоящему, поскольку две эпохи отличаются друг от друга. Произошли великие сдвиги, и именно это есть причина, почему я пишу Вам, друзья мои, настоящее письмо».

Вспомним вкратце эти годы. Двадцатый съезд КПСС осудил преступления периода «культа личности», сталинщину – с ее произволом, беззакониями. Сотни и сотни тысяч людей изолировали от общества по неправым оговорам и ложным обвинениям. Многие тысячи других посмертно реабилитировали, избавили их семьи от оскорбительного положения общественных париев. Очистили от ярлыка позора - «семьи врага народа», до этого пришлось им отведать всевозможные репрессии, всю их горечь. Освободили из тюрем, трудовых лагерей и прочих мест заключения: бывшие зеки возвращались к нормальной жизни. В эти первые годы, верно, после не совсем добровольной кончины тиранствующего диктатора, ввели радикальные шаги для развития совершенно разоренного сельского хозяйства, роста промышленности, улучшения материальных и жилищных условий простого народа. Даже глубинные народные массы воспрянули духом, пробудились, после долгой спячки. С верой и надеждой они смотрели в будущее. По меркам климата -политическая оттепель оказалась недолгой: обманула и В.В. Шульгина. Загорелся он личностью новейшего преобразователя России - Н.С. Хрущева. Увидел в нем почти продолжателя дела «преобразователя», еще «висельника» П.А. Столыпина (в истории России – совмещение обычное). Не упускать из вида того факта: Н.С. Хрущев сыграл определенную роль в жизни самого В.В. Шульгина, способствовал его досрочному освобождению из Владимирской тюрьмы. Слышал: уважаемого автора - В.В. Шульгина в определенных сферах называли любимцем «дорогого нашего Никиты Сергеевича».

Шестидесятые годы убили веру в полезность многих преобразований, руками самого Н.С. Хрущева они развенчали надежду на возможные облегчения, лучшее. Затем к этому приложили руку другие люди. Жизнь входила в очерченные строго рамки, границы, берега и общественной инициативы. Не позволили выплеснуться наружу ничему стихийному, заранее не предусмотренному. Угомонились быстро люди: дисциплинировали языки, сдерживали порывы души. Производственная деятельность вновь загнали в плановые рамки соцсоревнования. Общественную жизнь приглушили, забили (саму «общественность» сфальсифицировали в наших условиях. Сохранили, поощряли откровенное попугайничание, да дозволенное

ползанье на четвереньках под неусыпным контролем партийных, комсомольских, профсоюзных, идеологических и прочих «внутренних» органов). Неустрашимых некоторых непризнанных идолов вездесущего контроля строго карают: другим -для примера и острастки.

Да, нелегко нам вырваться из гнили и плесени прошлых десятилетий: во все поры вклинились, всю жизнь пропитали. Функционируют строго специальные учреждения: призваны охранять привилегии одних, номенклатурных, полу-правие других: не удостоенные чести попасть в разряд элиты. Их миллионы и миллионы: трудятся, рожают детей, развлекаются, пьянствуют, спят, болтают, безропотно переносят любые лишения, преодолевают трудности (это канонизированная формула)… По некоторым теориям, трудности закаляют здоровье и характеры: постоянные наши спутники – трудности, нехватки.

На словах – словесные СМИ – ведь бесценны – отдают должное простому труженику, но фактически жмут, давят со всех сторон - хищнически относятся к его здоровью и физическим силам, а об удовлетворении насущных потребностей принимают постановления, дают словесные заверения, но от всего этого лучше не становится. Если и становится легче в отдельных случаях, то по вопросам другим – почти полная компенсация отрицательных свойств и явлений. Жизнь медленно ползет вперед. Люди варятся в собственном соку, растрачивают свои силы пустышечно только на дозволенном и контролируемом поприще. Всякие попытки добиться свободной общественной жизни пресекают в корне и преследуют по статьям уголовного кодекса. Как таковых, политических преступлений у нас не существует. Все уголовники – поди докажи, что это неправильно.

«Судьба Русской эмиграции, после 1940 года мне мало известна. – Пишет В.В. Шульгин. - Часть эмигрантов. По-видимому. Примкнули к Гитлеру. Зная общие взгляды и убеждения эмиграции, мне не верится, чтобы примкнувшие к Гитлеру разделяли идеи фюрера и оправдывали его дела. И потому мне не ясно, как это все случилось, т.е. что они решились служить расистам, если это было на самом деле. Так как я сам не герой, то я не осуждаю их, но о том, что произошло, глубоко скорблю. Я стараюсь объяснить все это самому себе тем, что в лице Гитлера они увидели сильного противника Советской власти – и только. Они закрыли глаза на то, что видели некоторые».

Противники Советской власти во времена Второй Мировой войны были не только и не столько в лагере эмиграции, но они оказались и внутри самого Советского Союза: получили наименование власовцев по имени генерала Власова, изменившего Родине и перешедшего на сторону врага: с оружием в руках эти люди сводили счеты со своими соотечественниками. Сама же власть, видя свою недостаточную популярность в стране и больше не надеясь на эффективность устрашающего террора, обещала, что в результате победы над врагом, она осуществит некоторые коренные реформы. В числе которых был намечен и обещан роспуск колхозов. Попробуйте ныне заикнуться об этих «священных коровах», лучше уж покупать зерно в США, Канаде и Австралии, чем ставит под сомнение их существование.

В.В. Шульгин пишет о людях – сводили счеты со своими соотечественниками: «Я слышал, что некоторые мои друзья бывали в среде так называемых «власовцев». Этих «власовцев» было ничтожное число, если сравнить с громадой армии и народа. За что же дрался этот народ, истекая кровью? Для меня это ясно – за Родину!»

Интересно только, когда В.В. Шульгин столь разительно прозрел? Самое сложное и ответственное решение, если оно согласуется с совестью, принимается добровольно – под давлением груза обстоятельств, бывает очень простым, до примитивности очевидно. Оно просто-таки озаряет голову.

«Из этого стало очевидно, - пишет он далее, - что своей родиной эти люди считают Советский Союз, а Советскую власть считают своей властью. Этот факт разрушил главный устой эмигрантской идеологии».

Не нужно забывать: Русский народ долго не терпит иностранных завоевателей: примеры Карла XII, Наполеона и Гитлера, приведших массовые армии в контакт с Русским народом, достаточно общеизвестны (Татаро-Монгольское иго – не в счет). К собственным же властителям народ более терпим. Не велико терпение и податливость Русского народа даже вошли в поговорку – в этом одновременно состоят положительные и отрицательные стороны Российского характера, но ныне речь идет не об этом. Конечно же, большинство эмигрантов придерживалось в предвоенные и военные годы следующих позиций:

«- Не за всякую цену мы можем продаться. Мы не должны присоединяться к тем, кто будет воевать не только с Советской властью, но и с Россией, и с Русским народом».

С Россией и Русским народом они и не собирались воевать: в гражданскую войну это было со всей определенностью доказано. Но если все же среди Русской эмиграции имелись отщепенцы и экстремисты, которые для того, чтобы подстричь волосы, готовы были отхватить всю голову, то только самая тенденциозная пропаганда по ним может характеризовать всю эмиграцию, что когда-то и делалось, да и сегодня еще не полностью отказались от рецидивов прошлого.

В 1918-23-ие годы эмиграция из Советской России носила массовый характер: это трагедия – ее пришлось пережить народу и стране. Явление некогда пытались интерпретировать самоочищением. Мне кажется, еще до сих пор страна глубоко ощущает недостатки и болезни – со всем этим связаны. Еще до сих пор народ не может заделать ту брешь – она возникла: многие тысячи, миллионы специалистов и интеллигентов, деятелей культуры и искусства, писателей, учителей избрали нужду и свободную жизнь на чужбине, но не пожелали мириться с диктаторскими порядками у себя на родине. Да, за последние десятилетия подготовлены новые миллионы специалистов – работают в различных отраслях народного хозяйства. Расплодилась «новая интеллигенция». Но все эти миллионы слишком податливы, безынициативны: они больше потребители, чем созидатели. В этом одна из причин: наша страна все более и более отстает в экономической гонке, опережая других, возможно, лишь по темпам развития военных отраслей промышленности.

Как нужен был бы нам сегодня трезвый ум, знающего себе цену интеллигента: умеет поставить политика на свое место. Позволяют номенклатурным чинушам, ничтожествам и неучам вмешиваться не в свое дело. С каждым годом и днем контроль доводят до уровня абсурда. Но контролируемые молчат, мирятся: заботятся только о своем собственном благосостоянии. Абсолютно безразличны им нужды собственного народа – из него они «вышли», ушли. Успели они его позабыть. Стоит удивляться: время перестало сиять благородством, стало ныне чуть ли не самым важным побудительным и движущим мотивом - шкурничество. Ни о чем ином, моральном – в наши бесцветны дни никто не помышляет. А если что и совершают нынче доброе, то больше для заполнения соответствующей графы отчетности, для вида. Для воссоздания авторитета или насыщения собственного самолюбия. У нас все великие слова превращены в подобие подсолнуховой шелухи: ими только плюются, изымая зерно в более укромных и обыденных местечках.

«Мы, эмигранты, думали примерно так: - В.В. Шульгин приводит рассуждения эмигрантов. – Пусть только будет война! Пусть только дадут Русскому народу в руки оружие. Он обернет его против «ненавистной» ему Советской власти. И он свергнет ее!»

Русские эмигранты и сам В.В. Шульгин не учли того факта: власть за время своего существования «классовой политикой» - добилась невиданной в мире разобщенности между нациями, отдельными слоями народа и людьми. На словах создается коллектив, но фактически прививается и множится разобщенность, непонимание, недоверие, безразличие, наушничество, доносительство. До сих пор никто не уверен друг или враг трудится рядом с ним в коллективе: можно ли положиться на своего сослуживца и соседа или же его стоит остерегаться? В напряженные политические моменты и, особенно, в военные времена еще более увеличивается разобщенность между людьми. Наряду с этим широкую активность приобретает деятельность политкомиссаров, их явных и тайных агентов. Они бдительно наблюдают чуть ли не каждым шагом человека с оружием. Это тяжело бывает понять, но недремлющее око стражей закона в единении со всеобщим страхом делали свое не вполне чистое дело. Вооружали даже штрафников, но за их спинами шли эшелоны энкеведистов. Тут же на месте расстреливали трусов, дезертиров и подозрительных людей.

А как у нас поступали с теми несчастливцами, которые попадали в нацистский плен? После освобождения из одного рабства, они попадали в советские концлагеря трудового перевоспитания. Здесь их тщательнейшим образом проверяли. Прежде всего принудительным трудом. С этими людьми, жертвами обстоятельств у нас обращались ничуть не лучше, чем Немцы с военнопленными, чем наши – с Немцами-военнопленными. Огромной кровью и неисчислимыми страданиями наш народ спас человечество от нацистской чумы, да и внутренняя чумка не казалась шелковой. После многих лет почти беспрерывных несчастий, лишений, горя, народ достоин лучшей участи в материальном и правовом отношении. В Союзе постоянно нарушают права гражданские и личности.

«Нам могут приписать все, что угодно, наши враги, - В.В. Шульгин пишет далее, - но мы то сами знаем правду. Лучшая часть Русской эмиграции за Русский народ болела. Ее мечта была свергнуть Советскую власть. В лице Гитлера эмиграция увидела «освободителя». Я держал в руках открытку с портретом фюрера, под которым была подпись по-русски «освободитель». Многие этим соблазнились и заблудились.

У меня глаза открылись. Кого мы хотели освободить? Тот народ, что умирает за своих «угнетателей»? Я сказал себе:

- Война всегда почиталась великим экзаменом, неким проверочным испытанием народов. Более современным было бы выражение «плебесцит». Вторая Мировая война была неким голосованием в отношении Советской власти. Поставлен был вопрос: «Желаете ли вы свержений Советской власти?» Умирая на полях битв, советские люди отвечали:

- Не желаем.

Значит, мы ошиблись. Этот народ не желает «освобождения» из наших рук. Когда я это понял, наши усилия по свержению Советской власти показались мне и трагическими, и смешными».

Мне тяжело понять и поверить в то, что Русская эмиграция называла Гитлера освободителем: как это могло случиться? Весь цивилизованный мир, в том числе те страны и народы, которые отвергают советский путь развития, поднялись – не на словах – на борьбу с фашизмом (в советской идеологической прессе этот термин принят – вместо нацизма – М.Б.). Союзническая помощь нашей стране дала возможность выстоять в этой жесточайшей битве, а затем и победить. Была разнообразной помощь: техника и оружие, материалы и продукты, ленд-лиз и безвозмездная помощь – зря это позабыли в послевоенные времена. «Свиная-де тушенка» - отшучивались! (Прошло уже три десятилетия с тех пор, а у нас еще не смогли наладить производство подобной по вкусовым качествам тушенки: очень жирную производят и ее не берут.) Зря козыряют у нас отсутствием в первые годы Мировой войны второго фронта союзников. Укажем для точности: речь идет о втором фронте против гитлеровской Германии, ибо второй фронт против Японии Соединенные Штаты открыли с конца 1941 года. Не стоит упускать из вида: в те годы Япония являлась не менее агрессивной и технически развитой страной, чем ее западная союзница.

Получается чуть ли не парадоксальное явление: подняли на борьбу с нацизмом-фашизмом народы всего демократического мира, а вот относительно немногочисленная Русская эмиграция ослеплена ненавистью к Советской власти, увидела в Гитлере «освободителя». Несколько выше В.В. Шульгин высказался в другом смысле: тогда он был более прав.

«Если эмиграция не сделала вывода из трагического голосования, в 1941-1945 годах совершившегося, - пишет В.В. Шульгин, - и продолжает деятельность, направленную к свержению Советской власти, то это ошибка…»

Эх, это «если»! Зачем В.В. Шульгину повторять измышления: ими наполнены лишь головы пропагандистов. Кто это пытается свергнуть Советскую власть? Каким образом? Что значат эмигрантские страсти-мордасти против великой, вооруженной до зубов державы: гороховое пугало может принести больше практической пользы. Эмигранты, пусть хоть только некоторые умом и душой находятся в единстве со своим народом, но они просто не представляют и не могут представить себе нашу жизнь. Разве кто из них смог бы безмятежно жить в наших условиях?

«… Это не нужно тем, для кого она (эмиграция) радеет. - Конечно, верен вывод В.В. Шульгина, но он тут же увлекся патетичной риторикой. – Оставьте их в покое. Пусть они сами устраивают свою жизнь, как знают. Они не поддержали нас, белых, в 1918-1920 годах, в годы гражданской войны. Они отвергли и уничтожили примкнувшие к Гитлеру батальоны во время Второй Мировой войны, в 1941-1945. Неужели не довольно? Неужели еще раз, в третий раз, мы, непрошенные, пойдем «освобождать» Русский народ? Под чьим знаменем? Аденауэра? Преемников его?»

Пугало Аденауэра долго маячило на небосклоне, но стоило только заключить советско-западногерманский договор, как наша пропаганда приобрела умеренные тона. Верно, так обстоит дело и в других политических вопросах, на которые ныне напирает пропагандистская машина. Не связываясь ни с чем с реальностью, она выполняет свои функции. К несчастью, политическое словоблудие, достигло таких грандиозных размеров – тут так же заметна тенденция эскалации и расширения. Просто-таки невозможно, представить себе истинное положение вещей и событий по этой пропаганде.

Насчет же агрессивных намерений эмиграции, В.В. Шульгин использует ту же самую передержку, которая свойственна чуть ли не всем нашим политическим журналистам. Он сам вписался в когорту пропагандистов:

«Могут быть голоса из Русской эмиграции:

- Зачем вы нам приписываете то, чего у нас и в мыслях нет? Мы не зовем к войне!

Но я отвечу:

- Нет, вы готовите войну, настоящую войну, «горячую» войну, поскольку вы занимаетесь «холодной» в сохранившихся до сих пор антисоветских организациях.

И это потому, что в методы «холодной войны» входит распространение лживых и неверных сведений о Советском государстве. Это иногда делается и от неведения».

Слава Б-гу, эпоха «холодной войны» канула в лету, а нынче мы переживаем своеобразную эпоху «разрядки напряженности» - в ней сольно звучат голоса холодной борьбы нервов.

«Вы готовите войну» - смело сказано. В.В. Шульгин, хотя и «не герой», он человек смелый. Только зря он очень податлив на компромиссы с совестью и от назойливых людей отделывается тем – идет к ним, соглашается на всяческие уступки. В некоторых случаях он чрезмерно упрямый, в других – слаб, податлив. Он интеллигент: не может отказом обидеть, даже оскорбить. Но старые мерки интеллигентности сейчас не применимы. Это-то В.В. Шульгин не учитывает. Он уже стар. Насквозь пропитан другим воспитанием. Консервативны вечно привычки – ему не грозит опасности осовременится. Отделаться от воспитанности архаичной, глубокого интеллекта, всемирно признанной культурности. Слишком вульгарно материалистична наша интерпретация культурности. Постоянно входит она в противоречие с действительной культурой с ее «бесклассовостью» и «классовостью». Этой отзывчивостью В.В. Шульгина часто пользовались люди нещепетильные, бессовестные. Ныне его, «любимца» отвергнутого «дорогого» нашего лидера, оставили в относительном покое. Почти забыли. Но возле него все еще копошатся различные люди: пытаются всячески его использовать, хоть воспользоваться его именем. Появись возможность, позволь им растащить самого В.В. Шульгина по частям, без остатка, они бы это сделали без угрызения совести, всякого сожаления. Это уже несколько другой вопрос: пример проявления хищнических тенденций – свойственны самой природе человека. Каждый хочет жить, обязательно устраиваться за счет другого или других. Правда, удается это только некоторым экземплярам.

«В эмиграции, возможно, знают, - приводит В.В. Шульгин любопытный факт, если не анекдот. Фамилии он не сообщает, - некоторые деятели «холодной войны» послали для проникновения в Советский Союз некого молодого человека. Его задержали на границе и стали допрашивать. Он не стал запираться, но постоянно повторял следователям:

- Довольно, довольно! Когда к стенке?

Ему, наконец, объяснили, что к стенке его не поставят, а поставят у станка, на заводе, если он придет в себя и поймет, как обстоит дело.

Тогда он сказал:

- Какая это страна? Должно быть, я ошибся границей. Говорят по-русски, но это не Советский Союз. В Советском Союзе ставят к стенке.

Человек явно ошибся. Сейчас иначе. Знать современность обязательно для всех, кто занимается политикой».

По-своему характерен приведенный случай: супруга самого В.В. Шульгина Мария Дмитриевна привезла из Венгрии в 1956 году массу бытового имущества, «вплоть до умывальных тазов, кастрюль, тарелок, блюдечек, чашек и т.п.» и даже подумывала о том, чтобы прихватить с собой кровать-раскладушку: она была уверена, что всего этого в нашей стране просто нет. Приведенный случай дает автору мемуаров возможность заключить, что руководители эмиграции не имеют о стране верных сведений, а «из неверных сведений рождаются неправильные поступки».

К нашему несчастью, подобные факты отсутствия нужных вещей, нехватка систематическая, «дефицит» все еще существует и поныне: попробуйте приобрести тысячи нужных в повседневном быту предметов – их просто-таки нет в продаже или завозят в ограниченном количестве, да с большими перебоями. И это в столичном городе. А что делается в провинции, на севере и востоке страны – об этом уж лучше промолчать. Конечно же, с каждым годом увеличивается ассортимент продукции. Но многие нужные предметы, товары снимают с производства. Нередко, об этом пишут в прессе. А каКчество продукции?! Благо, и ныне еще многое подбирают подряд, но уже не все идет нарасхват. Склады забиты многомиллионными остатками и многие предприятия продолжают все еще, так сказать, «планово работать – для склада». Верно, абсурдные вещи так часто в мире нигде не соседствуют, рассудку вопреки, да и наперекор всем стихиям. И все же, она – машина – работает. Со скрипом и скрежетом мы ползем вперед.

Без сомнения, многое изменилось со времен явной диктатуры, со времени бесконтрольного властвования «культа личности». Но и до наших дней по наследству передались беззакония культяпок. Возможно, проводят не столь явно и беззастенчиво. Но в недалеком от наших дней ставили «к стенке», пока не стало «иначе». «Поставят у станка, на заводе…» или обменяют на соответствующего советского контрразведчика. Саму эту историю полу анекдотического характера В.В. Шульгин повторил с чьих-то слов, а мнения, комментарии к событиям, как хорошо известно, нередко разнятся от самих фактов.

«Случай с наивным человеком, - заключает В.В. Шульгин, - он думал, что ошибся границей, любопытен. Но важнее этого разобрать поступки тех, кто его послал. Верят ли они в то, чем нашпиговали голову одного эмиссара? Если верят, то они плохо осведомлены. Если не верят, то зачем это делают, то есть зачем лгут сознательно?

Человек, любящий свою родину, радуется, узнав, что там, в его отечестве, нечто изменилось в лучшую сторону. Но враг думает иначе:

- Чем хуже, тем лучше!

Врагу выгодно не признавать никакого прогресса, это подводит некое моральное основание для нападения».

Эмигранты – враги: они не могут не желать и поступать так, чтобы на их родине было хуже. Конечно, сей вывод скороспелый, смехотворный, наивно-политический вывод. Между прочим, этот парадоксальный вывод о пользе вреда высказывался другими лицами и используется также в другом лагере. Принципу этому, между прочим, был верен В.И. Ленин – он оказался прав в своих прогнозах.

Русские эмигранты, как я их понимаю, ныне – приспособленцы, разрозненные, полу ассимилировавшиеся. С родиной их связывают лишь одни воспоминания детства и рассказы «очевидцев». Какую опасность эти люди могут представлять? В одном отношении обиженные судьбой, но преобразившиеся одновременно под влиянием европейского и американского образа жизни. Среди них осталось не так уж много фанатиков: способны пойти на самоуничтожение: к иному исходу

контрреволюционная деятельность ныне не может привести. Поистине эмиграция – «бумажный тигр». И все же многие страшатся их идейной стойкости и сохранившегося идеализма: пример! У нас проявляют опасения и страх перед эмиграцией и ее пропагандой: безбожно глушат волны на диапазонах работы радиостанций. Во всех падежах склоняют «Свободу», пишут о ее передачах скрипучие, идеологически непримиримые статьи, обвиняют их в существующих всех и несуществующих смертных грехах. Верно, тем самым страхом заразили нашего уважаемого автора. Он не посчитал для себя гнусным напрокат отдать свой талант и имя: возвысить голос в борьбе с единоверцами и в прошлом единомышленниками. Он и ныне разделяет основные взгляды исторической – не нынешней эмиграции.

И мне кажется: нельзя находиться на старых позициях - под влиянием фактов жизни меняется само мироощущение человека. Конечно, человек не должен оставаться слепцом и неподступным упрямцем.

«Мне кажется невозможным оставаться на старых рельсах. - В.В. Шульгин прав. - Надо признать: наш поезд сошел с пути, поскольку мы призывали свергать Советскую власть. Свергать Советскую власть не надо. Она есть один из устоев мира. И этим все сказано. Когда смотришь в лицо грозящей человечеству опасности, то все вопросы, кроме войны и мира, кажутся мелкими. Каждый, кто хочет мира, - друг. Все, кто хотят войны, - враги. Так я чувствую. Лишь избежать приближающейся катастрофы, все остальное приложится. «Две системы будут существовать, на благо людей состязаясь в том, кто лучше устроит жизнь на земле. И еще в том, кто полнее овладеет небом, т.е. космосом».

Все это, конечно, относительно верно. Если же остановиться подробнее и отдельно на «относительном», то обнаружится, что наш мир и мир наших идейных противников, в более широком понятии, чем мирок эмигрантщины, - оба эти мира подходят ко всем филологическим понятиям и явлениям действительности с противоположных точек зрения – это в политике, но в своей деятельности осуществляют аналогичные вещи.

Что касается пропаганды, то здесь сам черт ноги может поломать. Так уж заведено, что даже самые отъявленные человеконенавистники взывают к миру, хотя в то же время активно стремятся осуществить массовое истребление своих соплеменников: поди проверь и разберись, где мир просто слово, а где – реальность.

Смотреть же все время «в лицо опасности, грозящей человечеству», чтобы увидеть «все вопросы, кроме войны и мира» - «мелки», совершенно не надо. Стоит учесть: страх взаимного уничтожения делает руководителей обоих противоборствующих систем податливыми, более сговорчивыми: выходит, что даже в плохом есть что-то доброе; если бы не этот страх ответного удара, мир уже давно мог воспламениться и сгореть свечой.

Мирное сосуществование и состязание систем можно только приветствовать, но в том-то все дело, что даже в гонке вооружений противники-партнеры неких неписанных правил джентльменства придерживаются, хотя и норовят положить друг друга на лопатки. В идеологических областях, как у нас говорят, не может быть договорных обязательств – одна непримиримая антагонистическая борьба. Ох, если бы системы состязались лишь в том, «кто лучше устроит жизнь на земле… Кто полнее овладеет небом…» Но в том-то вся беда, что надуманный и ложно понятый престиж вынуждает политиков урезать и без того скудный жизненный уровень народа, чтобы тратить невероятные средства на гонку вооружений, организацию «малых войн». Можно – последние десятилетия это доказывают – «избежать приближающейся катастрофы», но все остальное прилагается. Сейчас поступательный темп развития настолько медлительный и недостаточный, что хотелось бы протестовать и требовать, но спрашивает голос осмотрительности: что тебе больше всех надо? Другие вообще не задумываются. И так все идет, тянется и будет тянуться десятилетиями, благо, что нет конца нашему долготерпению, а человека, соглашающегося быть обманутым, легче всего обмануть, околдовать, околпачить…

«Хотят ли мира здесь, в Советском Союзе? Я до сих пор не встретил человека, который хотел бы войны. Насколько я понимаю, в этом отношении Советская власть действительно отражает мысли и чаяния советского народа.

… У меня здесь 220 миллионов единомышленников».

Да, тяга к миру среди нашего народа не проходящая. До сих пор в людях еще кровоточат раны, их не могут покинуть ужасные воспоминания прошлой войны. Это так. Если бы все зависело от народной воли и сознания, войны никогда бы не случилось. Нельзя также упустить из виду: в любом обществе существует много достаточно авантюристов и кровожадных зверей: у них просто руки чешутся на недоброе. Да еще к этому беда с одновременной прелестью: у нас нисколько не отказались от коммунистической идеологии, которая обязательно требует победы во всемирном масштабе. А эта победа, если она возможна, то непременно поведет к немирным пертурбациям, хотя не исключены мирные пути перехода к социализму (события в Чили тому пример, но демократический социализм непрочен – те же Чили). Не стоит упускать из виду: в данном случае социализм нисколько не будет напоминать диктатуру и тоталитаризм. Пусть он хоть будет напоен романтикой, предусматривает рабочее самоуправление. В основном же, -то и скрывать особо не стоит, - за осуществление социализма и капитализма нашего толка и образца, население должно заплатить многими страданиями, кровью: без этого он не будет нами канонизирован и отнесен к истинным, проведенным по утвержденному образцу и шаблону.

Почти все люди Земли хотят мира, но наш мир несет в себе гибель всего иначе устроенного мира. Вот и выходит: мы – за мир, но этот мир должен явиться нашим, иначе мы не согласны. Вся наша политика строится на убеждении, что наше дело – правое: победа будет за нами.

А пока что… «Я не хотел бы «лакировать» действительность (выражение Н.С. Хрущева), ни мазать ее одной черной краской. Сказать по чистой совести, трудных вопросов еще достаточно».

Прежде всего отвергнем авторство Н.С. Хрущева на лакировочное слово (быть может сам В.В. Шульгин впервые услышал сие популярное словечко от «нашего дорогого…» (задолго до этого Коптяева высказала такие глубокомысленные слова: «Замазывание, лакировка действительности никогда не приводила ни к чему хорошему». Само слово «лакировать» встречается в словаре Владимира Даля, но кто к нему впервые прибавил «действительность» мне точно не известно. Но я хорошо знаю, что это словосочетание широко использовали в прессе и до Н.С. Хрущева. Вот в «кузькиной матери» его авторство непререкаемо: больше не один правитель этих слов публично не произносил. Что же касается трудных вопросов, то их наличие – постоянный закон нашей жизни. Как на один из примеров этих «трудных вопросов», В.В. Шульгин указывает на жилищную проблему и отмечает, как она разрешается во Владимире.

«Строительство старо советских домиков совершается в «индивидуальном порядке», как подсобное, в помощь большому строительству, государственному. Последнее шагает в семиверстных сапогах. И это совершенно необходимо. Жилищная теснота – одна из главных проблем современной Советской России. Это понимают все, и, надо думать, «бисова теснота» будет ликвидирована в обозримом будущем. Когда? Говорят, что через 15 лет будет 15 квадратных метров жилплощади на душу населения. Это достаточно».

Прошли почти что все эти пятнадцать лет, но не достигли еще меньшей нормы жилплощади. Многие люди все еще ютятся в развалюхах (трущобах), теснятся в полуподвалах, даже подвалах. При этом надо учесть то обстоятельство: прописка новых поселенцев в городах почти полностью прекращена: можно оказаться в городе и получить здесь квартиру, лишь используя неправедный путь. Человек у нас не может жить там, где он желает.

Хватит ли еще пятнадцати лет, чтобы полностью разрешить жилищную проблему? Смотря как к этому вопросу отнестись. Вероятно, прекратив наплыв людей в города, возможно обеспечить наличное население в цельно-панельных коробках малогабаритными клетушками. Но предоставить людям право жить там, где им хочется и вздумается, не позволяет жестокая паспортная система. И все-же постоянная нехватка малоквалифицированной рабочей силы и другие причины побуждают жителей сел перебираться в города, а коль так, приходится строить дома с учетом вновь прибывающих. Так что создавать резервный свободный жилищный фонд в наших условиях очень трудно, если это вообще возможно осуществить в самом недалеком будущем. Человек, которому приходилось бывать в командировках, знает, что, сплошь и рядом, в городах и поселках негде остановиться: хоть ночуй на улице, вокзале или автостанции, что некоторые иногда вынуждены делать. А то еще: приедешь в село, хоть деньги есть, нигде не покушаешь…

Следует остановиться на следующей выдержке: «Может ли быть высокий уровень жизни там, где людей заедают клопы? А вот люди известного возраста прекрасно знают, что раньше провинция, а иногда и матушка-Москва страдала от клопов. Теперь клопов нет. И это великое достижение сравнительно недавних дней…»

К великому сожалению, не везде и поныне у нас кончили с клопами: люди еще не свели с ними свои счеты. Эти отвратительные насекомые все еще вольготно чувствуют себя в некоторых местах, хотя клопы и перестали уже являться стихийным бедствием: помогают химические средства. Да, химия помогает и одновременно убивает живое: об этом хорошо информировано современное поколение людей.

В.В. Шульгин пишет о Москве: «В Москве я был. О Москве написаны целые тома. Я заболел, пытаясь объять необъятное на старости лет, и потому видел меньше, чем хотелось бы. Москва по внешности напоминает большие европейские столицы – Париж, Берлин, Вену. Кремль оберегается любовно вместе с древними храмами, превращенными в музеи. Сокровища Оружейной палаты меня доконали, и я залег в высотной гостинице «Ленинградской». Эта гостиница – роскошный небоскреб, который внутри и снаружи обрамляет влияние готики. Но я успел побывать в Филях, вошедших в черту города. Там во всей неприкосновенности сохраняется изба, где в 1812 году держал совет Кутузов.

Я был в Большом театре. В августе 1917 года здесь было большое политическое совещание (около 2 тысяч человек) под председательством Керенского. Здесь говорили генералы Алексеев, Корнилов, Каледин и корифеи тогдашней политики. Выступил и я, многогрешный. Сейчас я в этом театре смотрел новый балет «Бахчисарайский фонтан». Балет превосходен. Большой театр еще лучше, чем был.

В другом театре, в самом Кремле находящемся, я слушал обширную концертную программу. Произвел на меня наибольшее впечатление великолепный хор. Большой хор, быть может, стоголосый. Девушки и молодые люди с великим подъемом и силой восклицали:

- Россия, Россия, Россия – родина моя!

Скажу честно, что интеллигенция моего времени, т.е. до революции, за исключением небольшой группы людей, слушали бы это с насмешливой улыбкой. Да, тогда восхищаться родиной было не в моде; не кто иной, как я сам, очень скорбел об этом.

Что еще сказать о Москве? Женщины стали хорошо одеваться. Но это стремление наблюдается во всех городах Советского Союза. Говорят, что и в колхозах происходит то же самое. Позднее я в этом убедился…»

Да, в последние годы у нас стали более бережно относиться к историческим памятникам. Давно пора! В бурные революционные годы сильно разграбили Кремль и другие культурные центры. А в послереволюционные годы, в прямолинейной борьбе с религией, у нас закрывали и разрушали церкви, синагоги, мечети, уничтожали многие культурные ценности, созданные за прошлые века. Сейчас многое, в том числе и развалины, взяты под охрану государства. Что ж, лучше даже позже, чем никогда.

В среднем, в последние годы увеличился жизненный уровень. Я не решаюсь сказать «резко», да этого и нельзя сказать. Жизненный уровень основных масс народа стоит на некой неизменной точке замерзания, а в некотором отношении даже уменьшился, в связи с проведением денежной реформы 1961 года и связанным с нею резким увеличением дороговизны продуктов питания на базарах и нехваткой их в магазинах, ростом цен на очень многие промышленные товары, одежду. Зарплата растет лишь среди отдельных категорий работников и этот рост зарплаты чаще всего отстает от роста цен. Инфляционные процессы происходят на наших глазах. О реальной зарплате у нас не говорят, а стоило бы… Бюджеты семей исследуют с некими секретными целями. Мы переживаем постоянную инфляцию, но об этом стыдливо помалкивают – тычут перстом на Запад.

И все же, люди одеваются, покупают автомашины, телевизоры и т.д., но кто и как? У некоторых людей накопилось очень много денег (бумажных денежных знаков), но купить нужное почти невозможно. Другие покупают вещи, отказывают себе в пище: экономят на собственном желудке. А продукты питания: чем только нас кормят?! Идут в продажу дохлые куры и утки, почерневшее мясо, ржавая сельдь, гнилые овощи, «сливочное масло» без вкуса и запаха… При всем этом, очень многие работники торговли дважды обманывают каждого покупателя на всякой покупке: недовешивают и недодают сдачу. Да еще оскорбляют похабными словами, если кто позволит себе обратиться к ним с замечанием, даже просьбой.

«Стремление масс выбиться на жизненный уровень, и раньше, во время дореволюционное, был доступен только немногим, для меня ясно.

Дореволюционная Россия напоминала океан, из которого торчали к небу немногочисленные острые вершины. Это были выразители Русской культуры – Пушкины, Гоголи, Толстые, Достоевские. Последние два светили всему миру. Но дно океана было глубоко под водой. Там таились Русские низы, темные и бедные.

Сейчас двинулось вверх самое дно океана. Оно поднялось над волнами и образуют огромные острова и даже материки. Население этих, подводных еще недавно стран хранит печать своего недавнего появления. Вода еще стекает с них. Понятно, что не все еще ладно при таком грандиозном процессе. Но вода с них стекает быстро».

Все это очень красочно описано и верно: страна пробудилась от вековой спячки, но большинство людей все еще живут как полу-заспанные, ленятся, не умеют продуктивно работать и сознательно жить. Государство взяло на себя удовлетворение чуть ли не всех забот, в очень многих случаях просто-таки освобождает человека от необходимости принимать самостоятельные решения. Поэтому мы так беспомощны в кризисных обстановках: теряемся и не знаем, что необходимо и как предпринять. Любой человек – индивидуалист: это инстинкт, и никто не знает лучше, чем сам человек своих потребностей и нужд. Однако, всевластное и вездесущее государство не доверяет своим гражданам, опекая их с самого же дня их рождения до смерти: в этом вся суть.

Часто пропагандируют коллективизм такого свойства, словно инстинкты стадные вновь должны развиться до своего апогея.

Ниже В.В. Шульгин переходит к более обыденным вещам. Вдохновенно пишет о них, возвышенно.

«Я хочу рассказать о Владимирской области. Почему именно о ней? Конечно, я предпочел бы дать очерк во всероссийском масштабе. Но это превышает мои возможности. Силой обстоятельств я попал сюда, а не в другое место. Но выбор, сделанный самой судьбой, неплохой».

Лично я не верю в судьбу, в ее предопределенность, хотя вижу каким иногда невероятным может сложиться стечение обстоятельств. Поселившая В.В. Шульгина во Владимире, судьба оказалась материальной и в ней должное место принадлежит людям из НКВД. Преобразовано затем в КГБ. Если это судьба – пусть судьба.

Не знаю, насколько совпадали чувствования и мысли В.В. Шульгина с тем, что он писал в 1960 году, но уже через несколько лет, после написания этих строк о «неплохом» выборе, сделанном самой судьбой», в 1962-1963 годах он был готов бежать из Владимира. Суровый климат и многие другие «мелочи» тяготили его душу. Поэтому-то он сразу же откликнулся на предложение сниматься в фильме «Дни» (фильм вышел на экраны под наименованием «Перед судом истории»), как только ему пообещали выделить квартиру в городе Киеве. Об этом постараюсь еще написать ниже, в соответствующем месте.

Вот как описывает он Владимирскую область: побывал лишь на промышленной выставке.

«Владимирская область, так сказать, средняя. Ее нельзя считать отсталой, но и нельзя назвать передовой. И потому она до известной степени отображает среднее лицо теперешней России. Начнем с выставки, суммирующей достижения этой области. Она так и называется «Выставка достижений народного хозяйства Владимирской области».

Итак, на днях я был на этой выставке. Моя спутница, Мария Дмитриевна, любительница лошадей, предвкушала удовольствие полюбоваться знаменитыми владимирскими рысаками, из которых трое образовали лихую тройку, посланную в дар Сайросу Итону и поразившую Американцев. Но на выставке не оказалось троек. Это была скорее промышленная, чем сельскохозяйственная выставка. Моя спутница вскоре утешилась тем, что увидела на выставке, и на время позабыла о владимирских лихих тройках.

Выставка показала нам такие «сдвиги и смещения», о которых эмигранты, 40 лет тому покинувшие Россию, не догадываются. Чем был славный древний Владимир на Клязьме в эпоху, предшествовавшую мировой войне 1914 года? Провинциальным городком в 40 тысяч жителей, о котором старожилы и теперь добродушно говорят, что это был город скучный, деревянный и мещанский. Он тихо дремал, вспоминая свое былое величие. Из промышленных предприятий в нем был, кажется, один только свечной завод.

Но тот, кто посетил областную выставку города Владимира, не может с тем не согласиться: древняя столица Андрея Боголюбского, наконец, проснулась, встала с печи и начала так работать, как и полагается городам Земли Русской.

То, что представлено на выставке, как продукция Владимира и Владимирской всей области, в первый момент ошарашивает посетителя, который ожидал увидеть легендарные тройки и рукоделия кружевниц. Перед вами проходят павильоны с экспонатами, делающими честь высокоразвитой техники. Мы видели тракторы, машины, технические приспособления для точных работ, станки и готовую продукцию, в нее входит все, начиная от телевизоров, радиоприемников, кончая мотоциклетами, мебелью, текстилем, посудой, хрусталем, предметами ширпотреба.

И не думайте, что это какой-нибудь захудалый провинциальный товар. Нет, есть среди экспонатов вещи, которые сделают честь любой европейской или американской витрине.

Эти произведения Владимира, Мурома, Коврова, Гусь-Хрустального и других как будто никому не известных городов Владимирской области напоминают чем-то былинные достижения Ильи Муромца, спавшего 40 лет на печи, но, к жизни призванного, сумевшего и разбойников победить, и Татар разбить, и послужить всей Русской земле.

Сравнительно с дореволюционной Россией совершилась великая перемена: глубоко земледельческая страна стала высоко промышленной.

От этого факта никак нельзя отмахнуться. Кто хочет иметь понятие о Советской России нынешний дней, тот обязан хотя бы в пределах своих сил взглянуть в лицо советской промышленности».

В.В. Шульгин вполне искренне пропел гимн советской промышленности. Но о некотором своем заблуждении потом он мне признался. Ничего удивительного и особенного в этом нет: местные власти для пропаганды действительных и желаемых своих «успехов» - научились оформлять витрину. Хорошо знает свое дело пропаганда: воздействует на умы доверчивых людей так же, как лихая тройка владимирских рысаков, которую подарили С. Итону должна была в США сослужить добрую службу Советской власти. Поразила ли она Американцев? Вряд ли: невидаль-то какая. Она могла поразить только людей, никогда не видевших классных лошадей, а специалист смотрел на эту тройку критически: искал достоинства и недостатки. Доказательством правильности наших рассуждений могут послужить те немаловажные факты: до сих пор торговые отношения между США и СССР не налажены, а отдельную хвалебную статью могли воспринять как манну небесную лишь люди, выискивающие в буржуазной прессе малейшие благословения, в то же время ведущие непримиримую войну с «буржуазной пропагандой». Так уж ведется: все положительное о нас хвалебно перепечатывают - в то же время всякую критику отвергают, как преднамеренную ложь, клевету и поклеп на героическую советскую действительность. Монополией критики недостатков обладают лишь центральные органы партии, правительства, а остальные люди обязаны подпевать и обезьянничать.

О тех «сдвигах и смещениях», о которых не догадываются эмигранты»… Сказано не вполне ясно. Видят ракеты, спутники, образцы советского оружия – снабжают ими чуть ли не все развивающиеся страны и континенты – понятным становится промышленная мощь страны, ее возможности в определенных областях. Нужно оставаться круглым идиотом – этого не понимать, не видеть. Но вот простых самых промышленных товаров широкого потребления нет в продаже или же они встречаются в ограниченном количестве. Появляющееся в продаже часто до дикости низкого качества. Продолжают гнать «вал», некондиционными изделиями забиты склады. Но их не снимают с производства. И в то же время люди некоторые с десяток лет ищут простую мясорубку и не могут ее купить, так как мясорубки не выпускают в достаточном количестве. Их не завозят в некоторые места. (С мясорубками за последние пару лет дело наладилось: жизнь все же меня опередила. Хоть в этом – я счастлив).

О чем это говорит? О том же самом: об однобоком развитии хозяйства. Сейчас уже больше говорят о производстве промышленных товаров для населения. Да и не все зависит от верхов и планирующих органов. Верно, последние давно уже запутались в своей цифирной неразберихе. Дорогостоящими телевизорами и стиральными машинами не очень высокого качества можно завалить магазины, как раньше завалили отштампованными, но неточно идущими часами, но какой-нибудь резиновый пассик для магнитофона годами нельзя найти в продаже. О чем это говорит? Наша торговая сеть, промышленные предприятия к потребителю мало приспособлены. Не учитывают его вкусы, желания. Нужды его не выполняет. Для них потребитель – абстрактная личность в одно лицо, а не живой человек с определенными вкусами, желаниями, потребностями. Все это последнее у нас пытаются высочайше навязывать, прививать. С приверженностью конкретного человека к определенным вещам считаются мало. Чаще всего рекламируют устаревшее, залежавшееся на складах.

Вот и получается: на выставке «есть среди экспонатов вещи, которые сделают честь любой европейской или американской витрине», а мы этими вещами не можем пользоваться: видит око, да зуб неймет.

По единственному только посещению промышленной выставки получить можно превратное представление о положение в стране. Ведь одно – в витрине, но совершенно другое – в магазине. Да, и как собирают экспонаты на выставку? Самое – самое – самое сюда попадает. Изготавливают его в качестве опытного образца, еще не принятого в налаженное производство. Иногда смотришь на такое изделие: красиво, экономично, полезно, но приобрести ведь эту вещь нигде невозможно за любые деньги. Сей оптический обман может быть и полезен для пропагандистских органов. Очень часто те желаемую перспективу выдают за действительное.

Мне кажется: вся страна еще дремлет – только частично вступила в век прогресса, научной и технической революции. И город Владимир, как мне показалось, до сих пор «город скучный… и мещанский». Трудно «согласиться с тем, что древняя столица Андрея Боголюбского, наконец, проснулась, встала с печи и начала так работать, как и полагается великим городам Земли Русской».

Труд в наших условиях все еще изматывает много физических и нервных усилий, но он остается малопроизводительным – связан с устаревшими станками и оборудованием. Многие наши рабочие кадры все еще подготовлены слабо технически – им нельзя доверять современные автоматизированные станки. У нас частично поэтому зарплата столь низкая. Официально прожиточный уровень даже не выводят: большинство населения живет ниже всякого уровня. А пропаганда гремит – сеет легенды: они годны лишь для внутреннего потребления.

В.В. Шульгин в душе поэт. Он легко поддается нахлынувшим чувствам. Самые обыденные вещи, события воспринимает возвышенно. Иначе трудно пояснить, как это успехи городов «средней» «Владимирской области напоминают чем-то былинные достижения Ильи Муромца…»

Конечно же, это красиво сказано, но, к сожалению, верно, только по отношению самого Ильи Муромца, но не к области.

Да, и вся наша в прошлом «глубоко земледельческая страна» еще пока не стала высоко промышленной. А о развитом сельском хозяйстве только мечтают в последние десятилетия. Ведь древнее земледелие – чуть ли не самая отсталая отрасль нашего хозяйства. Хорошо известно: от урожая зависит сама политика. Год нынешний, 1972, обещает стать на редкость тяжелым: малоснежная и суровая зима уничтожила много озимых посевов.* Вот и все: насмарку идет непомерная пропаганда и возвышение до небесных высот отдельных достижений. Дело-то неважно, совсем неважно и «от этого факта никак нельзя отмахнуться».

Промышленное и сельскохозяйственное производство стран «Общего рынка» в суммарном исчислении опережает наше. Япония следует по пятам – настигнет вот-вот и нас опередит, хотя ее население едва достигло ста миллионов человек. Ее территория меньше многих из наших республик. Третье-четвертое место в мире – не так уж жирно для такой обширной страны, как наша. Факты побуждают к серьезности. Больше нельзя отмахиваться от коренных реформ в стране с целью ее демократизации, высвобождения колоссальных общественных сил от диктата управления. Одними партийными лозунгами это осуществить невозможно. Мы понимаем: очень сильны консервативные тенденции. Можно только диву дивиться – изредка нечто полезное пролетает и проскакивает сквозь эти бюрократические заставы и препоны. Но время не терпит: к нему необходимо прислушиваться. Оно говорит зычным голосом, его веления неутомимо влекут людей к неосознанной нами некой цели. Мне не страшны обвинения в идеализме. Знаю: человеческая воля не всесильна, от нее чаще случается зло, недоброе. Любой человек слаб и глуп – это только для слабонервных чванливо-напыщенные гордецы кажутся изготовленными из сплава металлов. Фактически и они – те же слизни: для проявления этого нужно только изменить условия.

* Год 1975 опять повторяет семьдесят второй. Покупают заграничное зерно. Уже то хорошо: не собираются кормить гороховым хлебом, как происходило в 1963-64 годах. Но скот режут: нечем кормить.

В.В. Шульгин описывает посещение завода «Автоприбор». Приводит выдержку из своего дореволюционного произведения:

«Фабричные рабочие – это класс, на который цивилизация наступала своим лакированным каблуком».

Сказано очень метко и красочно. Он считает: это характерно для прошлого. Для нашего же настоящего «каблучки были, может быть, даже они были лакированные, но кого эти каблуки держат под каблучком,- для меня это не ясно». Это не ясно для очень многих людей, для которых настоящее скрыто пеленой секретности. Никто из нас не знает, что происходит рядом, не говоря уже о том, что творится на всем белом свете. Все мы заблуждаемся из-за отсутствия обильной и правдивой информации. Человек творческого, аналитического склада ума умеет составить определенное достоверное представление об общей картине по отдельным штрихам и разрозненным фактам. Но умозрительное это представление неполное и неточное. С определенной степенью схожести.

Возможно, у наших «специалистов» В.В. Шульгин научился основам техники пропаганды: недоговаривать, передергивать факты. Например, в описании факта: на заводе «Автоприбор» он посетил несколько цехов. В их числе «цех, который считают сравнительно тяжелым. Здесь слегка пахнет какими-то техническими ароматами, не особенно полезными для здоровья. Работающие здесь получают дополнительные отпуска и усиленное питание. Но их здесь очень мало. Живых людей вытесняют автоматы. (Это машины работают сами, бесчувственные к условиям труда).

На целый ряд станков приходится один наблюдатель или наблюдательница. Здесь происходит цинкование, омеднение, бромирование, кадмирование и еще что-то. Интересно окрашивание деталей.

Работает сильный пульверизатор…»

Мне тоже приходилось бывать в подобных цехах: «аромат» и другие вредные компоненты, в том числе от лакокрасочных материалов одуряет, пухнет голова, а «усиленное питание» составляет пол-литра обезжиренного молока в день, да еще за год набегает несколько дней дополнительного отпуска. Конечно же, работа – есть работа. Всюду она есть такая: визг, скрежет металла, выделение газов или еще какие «удовольствия», но зачем это – «цех… сравнительно тяжелый», «слегка пахнет»… Пухнет голова! Атрофируются органы чувств!

Автоматы! Сейчас их еще немного, а десять лет тому – и подавно.

Простенькая технология окраски – так заворожила В.В. Шульгина, не нуждается в дополнительном пересказе. Для него, интеллигентного человека первой четверти ХХ столетия – ему суждено жить и в ее третьей четверти. Это – «волшебство техники, опирающейся на науку, - и вот кисть маляров, длительный и тяжелый их труд отходит в прошлое».

Было бы очень хорошо, если бы неквалифицированный, утомительный труд сменился трудом осмысленным, более легким. Но как часто около автоматов и полуавтоматов работа, хотя она и производительнее, еще более изматывает нервную систему рабочего-техника, сохраняет при этом часть физических сил. Человек превращается в придаток автоматизированной линии. Но с этим парадоксом почти ничего нельзя поделать.

Здесь же в цеху существует техника без опасности: это интересно и достойно всяческого поощрения.

«Все эти станки безопасны. Но есть один опасный. Под пресс, исполняющий известные операции, надо подложить деталь. Если молодая девушка, подающая эту деталь, замечтается, ее рука будет раздавлена с украшающими ее часиками. Так бывало. Но теперь это невозможно. Пресс опускается, если на него действует ток. Ток же действует только в том случае, если девушка нажмет педали. Педали же две, справа и слева от работницы. Раз обе руки на педалях, то они никак не могут очутиться под прессом».

К сожалению, не везде еще столь безопасна работа, не по-родительски об этом заботятся: велик производственный травматизм. Об этом, да и многом другом нигде не публикуют. Достаточно много тем у нас опутаны пеленой секретности.

В другом цеху «работа… считается сравнительно легкой, здесь 90 процентов работают Женщины. По внешнему виду они здоровы, нарядны и даже улыбчаты. Истомленных лиц, которые привычно связываются с понятиями о Женщинах, работающих на фабриках и заводах, не заметно. Я прошел зал из конца в конец. Если это «рабыни» Советского Союза, как принято о них говорить в некоторых кругах, то этого «рабства» со стороны не заметно и вряд ли они его ощущают.

Средний заработок их 700 рублей в месяц. Уровень образования: свыше 50 процентов кончили десятилетку (по старым понятиям – гимназию), продолжают многие учиться без отрыва от производства».

В.В. Шульгин подошел к самому, быть может, болезненному нашему вопросу и решает его очень просто и легко: нет рабынь в Советском Союзе. Да, нет: закон защищает Женщин в том смысле, что позволяет им без устали работать на производстве и плодить незаконнорожденных детей, наравне с супружескими. Им дозволяют совокупляться по собственному выбору, за собственный счет делать аборты (соцстрах такие бюллетени не оплачивает), учиться и расти по службе. Еще много и других льгот государство предоставляет Женщинам, включая и возможность помещать детей в дет-ясли, сады и школы-интернаты. Да, «рабство» со стороны не заметно и вряд ли они его ощущают». Но все же ропщут разумные Женщины: им приходится тянуть двойную лямку: на производстве и отрабатывать дома вторую смену. Но они вынуждены трудиться: нужно же как-то жить. Работа у нас – не прихоть, не удовольствие, а настоятельная, необходимость истинно жизненная. Единственно представляет нежирные, но честные средства для существования. Вот и приходится… У нас каждый человек еле-еле заработать может только на себя. С горем пополам, работающие супруги в состоянии одеть, прокормить одного-двух детей. Что же делать? Приходится работать, как говорят, вкалывать. Если оно и существует рабство, то оно «добровольное», вынужденное. Часто даже случается такое, Женщины встречаются на самых утомительных и низкооплачиваемых работах: сюда Мужчин не заманишь. Как правило, являются низко оплачиваемыми те сферы производства: где работающие Женщины в них составляют большинство. Как пример, можно привести врачей, продавцов, учителей, воспитателей детских учреждений… К несчастью, среди работников этих нередко процветают случаи взяточничества, мошенничества. Но что им остается делать? Ведь жить-то все хотят и чаще всего не хуже своих друзей, соседей… Как-то устраиваются – за счет других.

Что же такое средний заработок в 700 (после денежной реформы 1961 года – только 70) рублей в месяц? Учтем некоторое увеличение зарплаты за последние десять лет, возьмем за теперешнюю среднюю зарплату рабочих цеха 90 рублей. Что же это такое 90 рублей? Конечно, не так уж мало… Для этого цены должны соответствовать низкие и стабильные. А что получается? Например, до денежной реформы в летние месяцы пучок редиски у нас стоил 10-20 копеек, но после этой реформы торговцы требуют «все те же» 10-20 копеек. Даже государство «торгует» в подобном смысле. Хотя масштаб рубля на бумаге увеличился в десять раз.

Подобное произошло не только с овощами, но и другими продуктами – пусть не столь разительные перемены. На «колхозном рынке», в основном, перекупщики торгуют. Но и в государственных магазинах мухлюют. Этому даже подыскали легко объяснение. В связи с увеличением зарплаты в некоторых отраслях промышленности, увеличилась стоимость сельхозмашин, удобрений. С этим одновременно зарплата механизаторов и специалистов сельского хозяйства. Так что, еще нужно благодарить: государство продает мясо ниже себестоимости его производства. Та «временная мера» - увеличение цен на мясо, молоко и мясо-молочные продукты вынужденной явилась, но временной. Планирующим органам можно об одном жалеть: могли и должны были тогда резче увеличить цены.

Кто ведет учет, где публикуют данные об этом стихийном и постоянном увеличении цен на промышленные товары? Кого интересует: на определенном каком уровне находится материальное положение, жизненный уровень слоев низкооплачиваемого населения. Это явление происходит с конца пятидесятых годов: с тех пор прекратили осуществлять политику систематического сокращения розничных цен. Совсем не зря государство отказалось от этого эффективного очень мероприятия по улучшению материального уровня народа. Увеличение зарплаты с одновременным увеличением цен – это постоянная инфляция: по пятам неотступно следует. Бедные и голодные остаются нищими, не знают, как свести концы с концами. Вынуждены постоянно занимать деньги в промежутках между зарплатой и авансом. Да, жизнь очень нелегка: балует лишь избранных – накопили они массу денег и не всегда имеют возможности их так тратить, как угодно душе.

Теперь перейдем к простой арифметике:

«… Настал час обеда. Белые халаты запрудили большую столовую, светлую и чистую. Меню разнообразно, но овощей мало. Обед из двух блюд 3-4 рубля; из трех – около пяти рублей. Если считать на ужин и на какое-нибудь баловство, сласти, еще 5 рублей в день, то работница тратит на пищу 300 рублей в месяц. Комната, если она отводится заводом, дешева, если по найму – дорога».

У В.В. Шульгина работница должна питаться в день по два раза, чтобы в бюджет уложиться: он отводит на питание 300 (30 – по новому курсу – М.Б.) рублей в месяц.

Возможно, так и было. Но сейчас обед из двух блюд, если покушать кусочек хоть натурального мяса или даже воспользоваться мясным запахом, стоит не дешевле 60-80 копеек. При этом следует учесть, при систематическом питании в столовой, как говорится, наживешь желудочную хворь, быстро протянешь ноги. К тому же, общественное питание очень безвкусное.

Предположим, наша работница пожелала позавтракать в общежитии: она пожарила кусочек колбасы с двумя яйцами, выпила стакан чаю, съела булочку с маслом (простите, набор не кошерный – в смысле Иудаизма, но Христианке это позволено) – 60-70 копеек. На ужин уйдет столько же денег. Стоимость питания на день – не менее двух рублей – это еще то питание! Ведь нужно добавить в рацион овощи, фрукты, творог, сметану и многие другие продукты. Но разве можно себе это позволить? На эту нищенскую зарплату необходимо еще одеваться, а может, и одеть ребенка. Заплатить за детсад. Оплатить проезд в городском транспорте. Деньги так и проскальзывают между пальцами. К тому же, девушка, Женщина должна не только одеться, но одеться красиво, элегантно, даже модно. Экономить на собственном желудке приходится молоденьким работницам. Урезать во всем: не казаться хуже других. Нелегкий их удел. Совсем нелегкий. Совращающая эта рассрочка: купишь что – влезаешь в добровольное ярмо. Нет, работнице нынче нелегко жить. Очень нелегко. Даже не нужно считать ее ресурсы по арифметике Пупкина без картинок. Все и так ясно: финансы поют романсы.

За десять лет зарплата несколько повысилась, но цены неудержимо росли. Само государство часто столь непомерно взвинчивало цены: даже частники совестятся – свою продукцию лучшего качества продают дешевле.

«Лечение бесплатное и притом всяческое. Поликлиник много и оборудованы они хорошо, разными передовыми приборами».

Лечение то бесплатное, но как лечат! Не даром говорят: бесплатное лечение – копейки не стоит. Медицинские работники очень мало зарабатывают. Смотрят «в руки» многие: ожидают, что им «положат в лапу». Многие из них совершенно безразличны к больным. В их душах не теплится сострадание. Лекарства очень дороги, да и недоступны многие препараты. Человек имеет доброе мнение о нашей системе здравоохранения до тех пор, пока с ней непосредственно не вынужден сталкиваться. Да, есть отзывчивые врачи, медсестры. Их мало. Многие другие ничем не доказывают своей верности клятве Гиппократа. Саму клятву в последнее время изменили. Клянутся в верности коммунистическим идеалам, словно от этого больным добавляется здоровье. Медицинских работников сильно разбаловали подачки. Да, и что делать: на ту зарплату далеко не разбежишься?!

«Время от времени работницы получают путевки в дома отдыха по сниженным ценам».

Это так, но попробуй выбей-получи ту льготную путевку, даже если это крайне необходимо. Рядовым членам профсоюза это нелегко сделать. Возможно все - в теории. В основном, отдыхают и лечатся те, кто в лечении особенно не нуждается – у них есть деньги, а на деньги в наше время все можно купить. Работнице дико должно повезти, чтобы она смогла заработать-получить льготную путевку. Вокруг каждой путевки сколько мнений, разговоров, склок, скандалов… Саму путевку не захочешь получать от этих пересудов. У нас жадные, завистливые люди: их не корми, но дай возможность потрепаться языками – перебрать чужие косточки.

Стоит все же отметить, как это сделал В.В. Шульгин:

«При заводе есть цветочные питомники и оранжереи. Дороги деревьями обсажены.

Есть спортивные площадки. Библиотека. Читальня».

Конечно, все это хорошо. О приближении физического труда к умственному, о пользе спорта и некоторых других вещах следующая выдержка.

«… Современному рабочему так же необходим спорт, как инженеру и вообще людям умственного труда. Что губит здоровье интеллигента? То, что его тело, его мускулы не работают. Чтобы быть здоровым, надо дать работу телу. На заводах, работая на автоматах, современных рабочий начинает приближаться к людям умственной профессии, он не упражняет своего тела. С другой стороны, для работы на автоматах требуется повышенное развитие. Поэтому инженер и рабочий приближаются и в этом смысле обоим категориям нужен спорт. Вот почему, когда молодые люди увлекаются футболом и другими видами спорта, а люди постарше не оставляют и в зрелом возрасте спортивных навыков, и так до преклонных лет.

Этой же цели содействует, когда люди заводов и фабрик увлекаются землей, т.е. садоводством, цветоводством и прочим. Все эти занятия происходят на свежем воздухе и требуют известных физических усилий, не говоря уже о том, что плоды и овощи являются необходимым противовесом мясной пище, таящей в себе подводные камни».

Прочитал о мясной пище и «подводных камнях» - не все понял. Позже узнал: В.В. Шульгин убежденный вегетарианец. Жаль, не развил философию здорового питания и долголетия.

Несколько ниже В.В. Шульгин описывает коллективный сад:

«Здесь тянутся фруктовые сады разных возрастов. Мы вошли в 10-летний сад. Вишни хорошо уродили в этом году. Ожидается урожай малины. Клубника отходит.

В основу этих садов положен принцип коллектива, пришедшего на помощь индивидуальным усилиям. Руководство коллективом осуществляется через агрономическое управление. Но каждый рабочий, желающий трудиться лично над землей, получает свой участок. Он его обрабатывает и берет с него плоды. За ним участок остается даже в том случае, если он перейдет на другой завод здесь, во Владимире, или поблизости. На участках видны маленькие летние домики среди деревьев, где можно проводить часы и дни отдыха.

Наблюдая это, я подумал, что мысль, родившаяся у меня, когда я смотрел на без мускульную работу рабочих у станка, уже осуществилась. Здесь явственна тенденция в какой-то мере вернуть тружеников станка к земле и природе для их пользы и здоровья. Меня это обрадовало. «Лакированный каблук цивилизации», пугавший меня 50 лет тому назад, будет побежден».

«Разве не правы эти созидатели, - в другом месте В.В. Шульгин пишет, - они гордятся трудами рук своих. Надо их понимать. Надо понимать и то, что они чувствительны и даже раздражаются, когда им указывают недочеты. Недочеты кажутся им мелочью в сравнении с тем, что сделано, делается и будет сделано.

По-разному воспринимают жизнь эти строители и те, кто страдает от недочетов. Пусть это мелочи, но обыденная жизнь складывается из мелочей. Советская жизнь настоящих дней необычно пестра. Рядом с величайшими достижениями может быть нехватка в предметах пустячных, но необходимых. Это происходит потому, что жизнь стремительно летит вперед. Те, кто работает на великое, не могут оглядываться на мелочи. Позже, позже! Эту страну подхватил смерч созидания, быть может, они и сами не знают, в чьей они власти. Но нельзя не ценить того, что они в своем творческом вдохновении совершают».

Беда многих наших руководящий работников состоит в том: строительство они осуществляют для блага абстрактных будущих поколений. Не щадят, не экономят

человеческую энергию ныне трудящихся людей. Происходит чисто хищническое отношение к человеческой жизни и его способностям. Государство все более и более становится всевластным и всеобъемлющим. Проникает во все поры жизни. Кажется, нет ни одного вопроса, где бы государство не пыталось установить свою гегемонию, свой повседневный и всеохватывающий контроль.

С этих-то позиций вечно правого и руководящего организма партийные и государственные работники относятся к своим подчиненным и подопечным. Себя они считают почти непогрешимыми богами. Обязаны вести идеологическую пропаганду и борьбу с теориями и людьми – ставят под сомнение, если не само их существование, то правомочность произвольных действий. Поэтому они случая не упускают расправиться с теми «критиками». Эти новоявленные антисоветчики – без благословения высших властей и без их личного разрешения и соизволения выявляют многочисленные неполадки государственного аппарата, отдельных его звеньев и об этих недостатках открыто говорят. Таких критиканов признают врагами Советской власти. Ни один ревнивый супруг не проявляет столь ощутимо свои чувства, как наши ревностные аппаратчики и советские чиновники на своих номенклатурных должностях. В их сплоченной среде существует круговая порука. Любые недочеты, даже служебные проступки «своих» малосущественными кажутся, мелочью. А на «мелочи» у них вечно не хватает времени, да и нет особого желания последние расследовать и преследовать.

Очень верно сказано: «Эту страну подхватил смерч созидания, быть может, они и сами не знают, в чьей они власти…»

Нелегко сразу разобраться, чьи же интересы некоторые люди блюдут больше всего: государственные либо свои собственные – под видом государственных интересов. Эти люди прочно, цепко держатся за свои кормушки – не оторвать. Никто из них добровольно не отступит, не уступит. Это нужно иметь в виду. Именно поэтому каждую критику недостатков они воспринимают чуть ли не как личное оскорбление и преследуют по всей строгости уголовных законов еще периода культа личности – всех смелых и отважных людей: осмеливаются свои мнения открыто высказывать. Временами захлестывают страну аресты в среде инакомыслящих. Но критика недостатков от этого нисколько не уменьшается. Наоборот, люди взрослеют, приобретают поистине человеческие черты, больше не соглашаются жить скотской жизнью безропотных исполнителей руководящей воли. В головах некоторых людей зреют, а затем реют в воздухе многие мысли о необходимости радикального преобразования нынешней общественной структуры – лишь после этого возможно одемократить жизнь, научиться уважать законы уже существующие. Предстоит еще очень долгая борьба. Оппозиция режиму слишком слаба и разрозненна. Уже положительно: находятся люди – не страшатся угроз и репрессий. Осмеливаются мужественно высказывать свои мысли – к ним масса чутко прислушиваются. Сам народ все еще инертен, бездеятелен, загадочен, туп и не способен ни на что более, чем проявить праздное любопытство и ожидать того момента, когда все дело совершат за него другие. Он придет на готовенькое.

Эти самоучки, партийные аппаратчики, само-дрочильщики мнят себя повелителями человечества

«Нам показали зал, - В.В. Шульгин описывает работу самодеятельных кружков в клубе Тракторного завода, - в нем попеременно происходят доклады – ученые и литературные. Они сменяются школой танцев. Мы видели комнату: занимается здесь подготовкой к своим выступлениям духовой оркестр, но духовой оркестр в этот вечер не работал. Поэтому мы посетили комнату струнного оркестра. В этот вечер играли домбры под баян. Медиатором работали исключительно молодые девушки под руководством такого же молодого дирижера, и это зрелище было трогательное. Они очень мило играли, совсем юные работницы.

… Директору клуба много возни, чтобы приютить все кружки и распределить время. Но он не унывает. Редко можно встретить такого энтузиаста этого дела.

Каково же это дело? Можно ли определить его только организацией вечеров и концертной программой? Или же тут есть нечто больше, чем занять рабочую молодежь в свободное время. Это я подумал, прослушав занятие хора в одной из комнат. Тут, несомненно, происходила работа, напряженная и настойчивая, по достижению вершин, которые уже приближаются к настоящему искусству. Они исполняли романс, всем известный «Однозвучно гремит колокольчик». Слушать его, разумеется, нам приходилось в первоклассном исполнении знаменитых хоров. И если мы с великим удовольствием слушали исполнение этого романса группой учеников и учениц завода, изготавливающего тракторы, то, значит, исполнение было превосходным. Замечательно тут то, что здесь не было никаких профессионалов, т.е. лиц, которые думают посвятить свою жизнь искусству. Это были просто рабочие и работницы, обнаружившие музыкальные способности. Их нашли, и в руках необычайно талантливого и темпераментно настойчивого руководителя они составляют ценный коллектив в мире искусства.

Показали нам еще комнату, где в свободное время происходят занятия рисования. На столе величественно возвышался Аполлон Бельведерский во всей своей античной красоте. Но кроме этих классических занятий захватывают и современные темы молодежь; и некоторые пейзажи, исполненные маслом, показались нам интересными.

После изобразительных искусств, мы обратились к той отрасли, которой в древнее время покровительствовала муза Терпсихора, т.е. мы смотрели балет. Балет этот очень занятный, в него вложена мысль. Представлено, как борется со скверными сорняками добродетельная кукуруза. В смысле хореографическом интересно применение топота ног для изображения гнева. Это очень правильно. Всем известно, что, когда человек очень рассердится, он топает ногами. Здесь это облечено в форму красивого танца, причем, конечно, побеждает добродетельная кукуруза, за которой стоит колхозница, апофеоз – ее торжество».

Да, самодеятельному искусству у нас все еще уделяют большое внимание, но В.В. Шульгин не знает того, в каких сложных условиях приходится работать руководителям самодеятельности, как неохотно многие ныне идут в эти кружки. Главная беда наших людей состоит в том, что даже наличное свободное время мы не умеем разумно распределять: оно, в большей части, уходит попусту. Нет пристрастий у людей, они не развивают свои способности. Много пустых людей. Главные жизненные их интересы – напиться или другим способом распалить свою фантазию, поразвлечься в постели, соснуть минут с шестьсот, да оттарабанить смену кое-как. Все! Их пугает однообразие, но пусты развлечения, никчемна, сера, однозначна жизнь. Любовь превращают в разврат, в систематизированные страдания и безмыслие - саму жизнь. Живут, существуют, как получается – без излишнего фантазирования.

Участие в «художественной самонадеянности», самодеятельность так часто называют, не спасает от скуки, не делает саму жизнь более интересной и привлекательной – это лишь своеобразная нервная разрядка. Тоже немало.

Опытные хореографы вынуждены искать новые «формы красивого танца» - отвечающие политической злобе дня и принципам социалистического реализма соответствия: дурачат людей тем, что изображают «как добродетельная кукуруза борется со скверными сорняками». Иносказательно, но символично – отображают героику наших дней, диалектическую противоречивость жизни. Слава Б-гу, давно прошла кукуруза мания, но взамен ей приходят другие мании и кампании. И так будет вечно. Устраивает это или не устраивает – никого не спрашивают, но принуждают со всем «добровольно» мириться. Такова уж специфика нашего существования: хочешь жить – лги в унисон, кричи здравицы кукурузе, ракетам, минудобрениям и обязательно партии. Иначе тебе не позволят спокойно жить, да и могут лишить самого места на этой земле. Партия всегда права, даже тогда, когда от ее имени и ее руками творят произвол и беззакония. Все молчат и ты должен молчать, если жизнь дорога, если не желаешь испытать на себе физические страдания и издевательства.

И все же – не все молчат.

Теперь несколько слов об искусстве и его месте в общественной жизни, как это разъясняет В.В. Шульгин. Со слов некого своего покровителя.

«Тут, может быть, можно сказать несколько слов о том, как представляют себе роль искусства в Советской России. Дело в том, что техника будет освобождать много времени у людей. Ведь будет достигнут 6-ти и 5-ти часовой рабочий день. Его можно употребить, да простят мне это выражение, на черт знает что, а можно употребить его на дело полезное и приятное. Признаю, искусство облагораживает людей. Но если так, то идея состоит в том, чтобы вовлечь в облагораживающее это занятие весь народ. Профессионалы останутся только в роли руководителей. Конечно, до этого еще далеко, но тенденция интересна».

О, да, в таких условиях и досуг людей можно контролировать – «мероприятие» важное. Придет же кому интересная, но сумасбродная идея и находятся рьяные проводники. Вездесущее телевидение рассчитано на «массового потребителя»: станет набивать пустые головы всяческой чепуховиной на постном масле, воспитывать стандартизованных людей в должном духе и в соответствующем направлении: наше великое будущее прекрасно. Но никто не задумывается над тем, почему наше поколение людей: оно живет в относительно материальном достатке - несчастнее многих предыдущих поколений, а будущие поколения, возможно, будут еще несчастнее нас. Это так. Подобное может случиться, даже, наверняка, произойдет. Этот вывод навеян совершенно не пессимистическими нотами, а здравым отношением к тенденциям развития.

Само искусство стало настолько массовым, что им будут увлекаться все поголовно, обязательно выродится, как любое массовое производство теряет качество. Искусство может учить жизни и воспитывать чувства в том случае, пока им заняты люди по призванию, по побуждению души, не по штатному расписанию. Искусство – это величайшее достижение человеческой цивилизации и его легко можно свести к уровню служанки политической системы, если деятелям искусства постоянно навязывать темы, сюжеты, методы работы и от них требовать, чтобы конечные результаты их работы стали созвучны некому эталону. Уже сейчас заговорили о серятине. Нельзя же больше молчать, но без радикальных мер тут делу не поможешь. А таких мер у нас некому предпринять, ибо руководящая идея остается – массовость. Не хватает бумаги, не плодят массовое чтиво: макулатуру. Мало пленки, но по плану выпускают ничтожные кинофильмы – их смотреть не идет зритель. В программах телевидения почти нет интеллектуальных черт - их передачи рассчитаны на уровень ниже среднего.

Теперь вместе с В.В. Шульгиным остановимся на проблемах молодежи. Я всегда говорю – это так и есть: когда человек начинает критиковать молодежь - самый яркий признак того: он стареет. О В.В. Шульгине подобное высказывание может быть понято только иронически и даже кощунственно: он древний старик. Беда всех критиков и критиканов состоит в том, что они «вышли из того возраста», забыли себя молодыми и всеми правдами и неправдами стремятся подавить молодые поиски смысла жизни, стараются навязать молодым свои понятия, подавить их стремления собственным жизненным опытом. Конфликт поколений – невыдуманный конфликт. Проблема «отцы и дети» вечно стояли в обществе и останется существовать, вопреки желанию тех, которых подобное не устраивает. Это биологический и психологический закон - директивами и постановлениями его невозможно устранить. От него лишь возможно подобно страусу спрятаться, как уже неоднократно и делали.

«Что разуметь под сорняками? – Дадим все же возможность высказаться нашему уважаемому автору. – Многое. Быть может, даже нечто совершенно неожиданное.

По вечерам довольно поздно по той же улице М. Горького гуляют молодые люди и молодые девушки. Причем есть парни, которых в последнее время стали называть «стилягами». Что такое «стиляга»? Это юноша, который весь смысл своей жизни видит в том, чтобы одеваться по последней моде, т.е. стильно. В этом желании хорошо одеваться еще нет ничего предосудительного, но все в меру и не до бесчувствия. Когда переходится некая грань, то «стиляги» переходят в «сорняки».

Учтем разные факторы времени и возраста - В.В. Шульгину можно многое простить – не подпевание громящей пропаганде типа отщепенцев «стиляг» - «сорняков». Молодые наследники передового учения, дела Ленина-Сталина в прогрессивном идейно-политическом, передовом смысле, «архитектурными излишествами», своими модными выкрутасами предательски, без подобающего энтузиазма мешают признанному лидеру научно-технического развития, отрасли сельскохозяйственной – крупно-качанной «айовской пшенке, кукурузе» занять главенствующие позиции в строительстве счастливого коммунистического завтра.

Я прекрасно помню то время, да оно и ныне еще не знает своего окончания… Тогда по ширине штанин и расцветке галстука человека относили к «стилягам», к «сорнякам»… Газеты, журналы, радио распространяли рефераты о том, лучше что и полезнее, учили людей одеваться и думать только по утвержденному высочайше катехизису. Стиляги – первые инакомыслящие. Вольнодумство началось с малого. Мода, музыка… Джаз подорвал коммунистическую идеологию. В человеческом сообществе вечно много глупцов, их немало среди руководящих и направляющих. Вот и улюлюкают, травят людей. Некоторые хоть чем-то стараются отличаться от человеческого общества-стада. Они проявляют как-то свою индивидуальность. Нет, у нас не признают индивидуальностей. Все личное, свое стремятся подавить в человеке. Консервативным коллективом управляться легче: родной своему нутру. Здесь безотказно действует закон круговой поруки.

Вчерашние «стиляги» смогли проявить себя в работе: о них забыли, но вновь и вновь выискивают поводы для того, чтобы затуркать, заклевать, заплевать ту молодежь – сделать ее себе подобной. Лишить тех творческих черт, которые она проявляет. Отцы часто не могут с тем мириться: их дети более развиты, способны – вот и срабатывает «комплекс Эдипа».

Очень жаль, и В.В. Шульгин, по наущению других, оказался в этом лагере гонцов и охотников: он не проявил хоть столько трезвости, сколько проявляет в других вопросах.

Всюду в мире ропщут на ту молодежь. Особенно озверело Американцы недавно ведут кампанию. Часть молодежи серьезно заинтересовались политикой, а это – угроза существованию системы и их образа жизни. Когда молодежь только развлекалась и бунтовала в моральных областях: это ей прощали. У нас даже этого малейшего бунтарства не желают прощать. Все обязаны хрюкать по директивным нотам.

В.В. Шульгин мне рассказывал, как его повезли в показательный колхоз, туда вообще возят всех иностранцев и советские делегации. По одному хозяйству такому – в каждой области подобные «образцовые хозяйства» для показухи существуют в одном-трех экземплярах. По ним выдают «успехи» колхозного строительства во всем СССР. В другие же места гостей не возят, не допускают. Лишь посетив эти специально оборудованные для туризма колхозы, конечно, нельзя составить себе представление о нашем сельском хозяйстве. При помощи оптического обмана зрения – пропагандисты стремятся добиться: посетители видят подобранную картинку, по ней заимеют идеализированное представление. Искажают общую картину – розовые и голубые тона демонстрации, потемкинские пейзажи романтического благоустроенного покоя.

К чему это? Верно, в этом деле есть своя цель, логика: недоступны пониманию они примитивного нашего мышления.

За последние десять лет многое улучшилось в сельском хозяйства, но еще много и много нужно потратить капиталовложений, человеческих сил, энергии: сделать его урожайным, превратить в рентабельное производство. А то, как бывало в прошлые десятилетия? Из деревень и сел вывозили подчистую всю продукцию, но взамен мало что завозили. Трактора? Но бездействует добрая их половина: нет запчастей, не хватает прицепных орудий. В сельскохозяйственном производстве многие стадии до сих пор не механизированы. Часто скармливают скоту малокалорийную, почти безбелковую пищу. Много есть всякого… Следует учесть: как специалист сельского хозяйства – я слабенький. На работе проектной около сельскохозяйственной проработал более семи лет. За эти годы посетил много сел Киевской области, трудился в Херсонской, Винницкой, Проскуровской и Луганской областях. Признаюсь, по совести, мне ни разу не удалось побывать в доме колхозника, так хорошо обставленного, как его описывает В.В. Шульгин. Известно, многие колхозники сейчас живут безбедно. В пригородных селах так живут, работающие на производствах люди: им приходится тратиться только на одежду, хлеб и сахар – все остальное свое. Чаще всего мне приходилось в избах колхозников ночевать. Еще мало в хозяйствах существуют дома для приезжих гостиничного типа. Так что гостей во Владимирской области, как и повсюду у нас, легко околпачивают. Ну, и пусть! Украинцы говорят: «Нэхай йим щастыть!»

Конечно, в деревнях и селах у жителей есть деньги, но полки магазинов все еще пустые. Иногда в них можно запросто приобрести дефицитные товары: тех мало в городе. Относительно недавно жители сел из города везли хлеб, многие продукты. Сейчас этот поток почти прекратился. Из города сейчас увозят больше промышленные изделия, мебель. Самих горожан снабжают этими товарами в недостаточном количестве. Люди ропщут, но что поделаешь? «Культурная форма общежития» становится все более частой гостьей сельского населения. Нередко, одежду и обувь легче купить в селах и районных центрах. Получается все такое из-за самодеятельности планирующих органов. Даже бессмысленно держать такую массу людей. Недостаточно они учитывают спросы, вкусы, материальные возможности, сезонные потребности – административными способами команд, распоряжений затоваривают одни районы, а в другие не завозят необходимое. К удивлению, администраторам и планировщикам все это легко сходит с рук.

Особенно хорошо устроились колхозники сел: расположены возле областных и промышленных центров. Они легко, с выгодой реализуют излишнюю продукцию со своего приусадебного участка. Иногда они сами торгуют на рынке. Появилась новая профессия «скупщика» или «перекупщика». Они приобретают продукты у своих соседей – на рынках их перепродают по спекулятивным ценам. И в городах в торговлю подались свои «перекупщики». Так, в Киев привозят свои продукты на Житний или Сеной рынок – большинство действительных колхозников. Городские спекулянты скупают оптом их продукты, затем перевозят их на более дорогой Бессарабский или другой крытый рынок. Тут уже перепродают по взвинченным ценам. Покупают. Что остается делать? В государственных продуктовых и овощных магазинах нет свежего – торгуют гнильем. Не стоит удивляться: люди некоторые в овощных магазинах покупают оптом апельсины, другие фрукта с юга и реализуют их на рынках за двойную цену. Да действуют стихийно законы спроса и предложения, законы рынка.

Меня могут обвинить в необъективности, даже в предвзятом отношении к фактам. Приведу полностью гимн колхозному строительству – собственноручно написал В.В. Шульгин:

«Знать, что будут на Руси и такие колхозы, было бы нам полезно, когда мы в эмиграции рассуждали о колхозах вообще. Но надо принять во внимание и то, что в 30-х годах таких колхозников и колхозниц в этой деревне еще не было. Нам рассказал председатель колхоза, что его колхоз пережил в прошлом печальные дни, было время, когда он был накануне развала, что-то, наконец, развалилось даже и отделилось от главного ядра. Затем опять спаялись воедино, поняли люди, что им легче и жить, и работать сообща, чем порознь. Таких условий жизни, такого заработка, такого усовершенствования хозяйства они не могли достигнуть, работая единолично на не особенно плодородной владимирской земле, требующей хорошего удобрения. Удобрения здесь, в этом колхозе, много, благодаря большому поголовью скота.

Теперешний заработок колхозника или колхозницы не ниже, а часто выше заработков служащих и рабочих в городских предприятиях. Свою зарплату они получают авансом в зависимости от выполняемой работы, заинтересованы они потому выполнять ее как можно лучше. Есть несколько категорий в смысле оплаты труда. В конце года при окончательном подсчете доходов колхоза они получают добавочное вознаграждение, если колхоз ведется хозяйственно и рационально.

Когда-то Мужчины из этой деревни уходили «в отхожий промысел». Не на что было прокормиться семье. Они организовывались в артели каменщиков, маляров, уходили на строительные работы в город, но осенью возвращались ни с чем, «с рублем», как говорилось, проев и прожив в городе все свои заработки. В деревне оставались Женщины, дети и старики, которые жалко ковыряли неблагодарную землю. Была беда.

А теперь? Теперь земля начала благодарить за организованный труд и удобрение. Жизнь пошла по-новому.

И если этим людям, я имею в виду колхозников, еще чего-нибудь да хочется от жизни, то только не того, чтобы уйти из хорошего и дающий доход колхоза, который обеспечивает им человеческие условия жизни и материального благосостояния».

Одно общее замечание: В.В. Шульгин строит фразы, много уточняющих слов- паразитов. Не имел возможности править рукопись. К ней приложили руку другие люди.

Право, в своей самокритике В.В. Шульгин доходит почти что до абсурда, сетуя на отсутствие в среде эмиграции пророческих способностей и черт предвидения: «Знать, что будет на Руси и такие колхозы, было бы нам полезно, когда мы в эмиграции рассуждали о колхозах вообще». Какие уж там колхозы?! И все же в том есть много положительного: человек не знает и заранее не предполагает, каково оно будущее – только отдельные люди по тенденции развития могут предугадать с какой-то долей достоверности контуры будущего.

В нескольких случаях В.В. Шульгина ввели в заблуждение. И насчет удобрения – его здесь «много, благодаря большому поголовью скота». Много может иметься органических удобрений и ни грамма минеральных: одно не совсем заменяет другое. В.В. Шульгина ввели в заблуждение и насчет того, что «заинтересованы колхозники выполнить ее (работу) как можно лучше». Как правило, ни одна система оплаты труда в наших условиях не исходит из требований определенного качества. Давай каКчество и гони количество.

Насчет заработков в городе и «длинного рубля», то верно: пропойцев немало таких бывало: домой они возвращались с рублем, даже без рубля. Но, в основном только Мужчины ввозили в деревню средства для существования в долгие зимние месяцы. В колхозах умудрялись ничего не платить или выдавали граммы зерна и копейки на трудодень.

В остальном, если дело касается показательного колхоза, можно с выводами согласиться. В других хозяйствах дела состоят несколько иначе. Но колхозы уже столь прочно укоренились на земле и в сознании людей: их трудно преобразовать в другие заведения. Да, и найдется совершенно немного людей, которые ныне согласятся трудиться самостоятельно, индивидуально на своем клочке земли. У многих людей атрофировались чувства хозяина. Другие отвыкли от физически тяжелой работы. Постепенно пропала заинтересованность в результатах общего труда: колхозное, наше – чужое. Коллективизация сельского хозяйства и социализация земли привели к тому, что орудия и средства труда обобществлены от производителя. Итогом этого явилась почти полная потеря заинтересованности в результатах своего труда и ответственности за общее состояние. Как идет – так пусть и продолжается. Да директора совхозов и председатели колхозов с их многочисленной челядью не позволяют вмешиваться в дела хозяйства простым сельским труженикам. Только время от времени «вводят в курс дела» активистов и правление хозяйства. В таких случаях действуют для формального соблюдения устава и «для протокола». Сельхозартели «выносят на общие собрания», ставят на голосование, подлежащие демократическому обсуждению вопросы. В сельском хозяйстве, как никогда не было никакой демократии, так и нет. До сих пор лишены паспортов большинство колхозников. Они не имеют права проживать в избранных местах. Они даже не имеют права выехать за пределы родного района. Поездка на учебу или отдых возможны с согласия местных органов власти. Необходимо при этом заручиться справкой, удостоверяющую личность. Сказать без оговорок, что колхозы – хорошо – имел право только В. Маяковский, великий пролетарский поэт. Он умел отличать «хорошее» от «плохого» - учил этому детей. На этот раз предпочитаю промолчать – выставляю как вескую причину свою недостаточную компетентность.

Вот дело и подошло к выводам, заключительным напутствиям. Прежде всего, В.В. Шульгин поясняет, зачем он предпринял попытку собирать факты, какими ему их представили.

«Все это я рассказываю в память о наших беседах и суждениях в эмиграции. Рассказываю для того, чтобы Русские эмигранты узнали кое-что новое и, может быть, стали и думать по-новому».

Желание, конечно, благородное, но вряд ли благодарное. Но дело начато. Дело сделано».

«Общее положение в мире мне кажется ясно. Но если оно ясно, то ясно и то, что нам надо делать, если мы хотим сами спастись и спасти других. Не Советскую власть надо свергать, друзья мои, - она борется за мир. Свергать и низвергнуть надо мысль о войне. Она страшна, как та античная медуза, которой никто не мог взглянуть в глаза и не умереть. Она – наш истинный враг».

В.В. Шульгин призывает: перед угрозой войны – сплотимся и забудем все наши разногласия и обиды. В этом призыве есть своя логика. Но лишь непонятно, какое влияние имеют Русские эмигранты на судьбы войны и мира? Мне кажется почему-то, что к их голосу лишь ревностно прислушиваются наши пропагандисты, но совершенно не замечают правительства и народы тех стран, где они нашли политическое убежище и гражданство. Единственное, что могло дать это письмо В.В. Шульгина к эмигрантам – напоминание о себе: и только.

Медуза, сестра мифических горгон, не так страшна, как угроза термоядерного уничтожения, но до тех пор, пока существует страх перед ответным ударом противника, жизнь человека на земле будет обеспечена. Любые писания и самая убедительная логика в этом деле много не значит. Хотя это все печально, но нужно признать и со всем согласиться, ибо это так. Миллионы подписей под самыми полезными воззваниями – это внушительно: оказывается недостаточно, чтобы переубедить беспристрастного политика – в факте этом заключена трагическая судьба простого человека современной эпохи.

Дальше в брошюре В.В. Шульгина идет гимн коммунистам:

«Быть может скажут:

- То, что вы говорите, Шульгин, твердят коммунисты. Не стали ли вы одним из них?

Правда, что это «твердят коммунисты». Я сожалею, что ведущую роль в этом деле играют они, а не их противники, т.е. антикоммунисты. Но неужели только потому, что коммунисты высказывают мысли, которые я разделяю, я должен им возражать? Это было нелепо! До сих пор я не мог высказаться. Но теперь, когда эта возможность мне дана, не обязан ли я говорить?

Некогда мы мыслили почти одинаково. С тем, что мы считали злом, боролись. Но если зло явственно переменило свое место? Неужели мы будем колотить по- прежнему по пространству, которое как-никак наша родина?

Но я не стал коммунистом. Прожив долгую жизнь, я пришел к мысли, что всему свой черед.

Коммунисты свершают то, что им положено свершить. Дисциплинированный коллектив, пользующийся достижениями науки, техники и поддержкой своего народа, способен дать людям высокий уровень жизни. Мне кажется, это доказано.

Но я не стал коммунистом. Наоборот, мне приходилось с коммунистами спорить и даже иногда ожесточенно. Я думаю, что на это следует обратить внимание, т.е. на мои споры с коммунистами. Самая возможность этого, кажется мне, превышает по своему значению многое из того, что я до сих пор сказал.

В конце концов, в результате этих споров, стороны (если возможно называть меня стороной) пришли к согласному заключению. Никита Сергеевич Хрущев был прав, когда говорил:

- Не надо говорить о том, что разделяет, надо говорить о том, что объединяет.

Что же разделяет, а что объединяет?

Разделяет прошлое. Не надо говорить с прошлым! Человек, который потерял все, не может чувствовать так же, как тот, что все приобрел. Может, впрочем, в том случае, если он святой. Святой, теряя все земное, приобретает царство небесное. Но я не святой. Я человек обыкновенный. Быть может, именно таких, как я имел в виду Ленин, когда он говорил: быт творит сознание.

Я могу примириться и даже примирился с происшедшим. Я искренне не желаю возвращения того, что свергнуто жизнью. Это перевернутая страница истории, но на той перевернутой странице было написано мое маленькое человеческое счастье. Могу ли я, похоронив прошлое, отречься от него? Это была бы с моей стороны черная неблагодарность.

С другой стороны, те, кто занимает сейчас высоты, естественно, мыслят иначе. Если бы революции не было бы, они и миллионы таких же, как они, быть может, проводили бы жизнь в бедности и горе. Совершенно естественно и справедливо, если они так думают, но и для меня натурально, чтобы я думал о прошлом не так, как они. И потому не надо говорить о прошлом – оно разделяет.

Но не надо говорить и о будущем. И оно нас разделяет. Грядущий рай н земле мы мыслим не в одинаковых очертаниях. Коммунисты мечтают о том, чтобы все возможное сделав на земле, овладеть небом. Я же, смотря в глаза космосу, о том думаю, что бессмертна не только материя, но и человеческая душа. И мечтаю о времени, когда и коммунисты с этим согласятся. Не надо говорить о будущем.

Что же объединяет? Объединяет настоящее. Пусть меня спросят в упор:

- То, что делают коммунисты, полезно ли для людей?

Я отвечу без уверток:

- То, что делают коммунисты в настоящее время, т.е. во второй половине ХХ века, не только полезно, но и совершенно необходимо для 220-миллионного народа, который они за собой ведут. Мало того, оно спасительно для всего человечества, они отстаивают мир во всем мире».

То, что В.В. Шульгин не стал коммунистом, не разделяет идеологии коммунизма, мне хорошо известно. Признаваясь в этом, он честен. Согласен ли он со всей нынешней практической деятельностью Советской власти?

Нет. Я знаю это точно. Мне он рассказывал, как по заданию определенных органов составлял книжку, в которой описал свое отношение к различным сторонам советской действительности. С его слов я понял, что заказчики даже испугались, познакомившись со всеми этими мыслями, и тут же упрятали рукопись в сейф. Сколько таким образом изъято у него материалов, я не знаю, но факт остается фактом. Единственный вопрос, где точки зрения сходятся, это вопрос о судьбах мира и угрозе войны. Но и тут сходство лишь внешнее, ибо отношение к этим вопросам в правительственных сферах должно соответствовать освещению определенному подобной деятельности в органах пропаганды. С последним В.В. Шульгин иногда согласен и то по общим вопросам, но не в частностях.

Его категорическое утверждение, что «дисциплинированный коллектив, пользующийся достижениями науки, техники и поддержкой своего народа, способен дать людям высокий уровень жизни», несколько поверхностный, имеет под собой лишь долю истины. Пока что, при наших нехватках, систематических и разнообразных, говорить об этом просто не подобает: теорема еще не доказана и для ее доказательства нужно время и время.

Для подтверждения мысли о том, что в Советском Союзе в последнее время многое изменилось, В.В. Шульгин приводит тот аргумент, что ему позволили вести ожесточенные споры с коммунистами. Признаем: аргумент не веский, так как споры и дискуссии проводили за закрытыми дверями, не выносили сор из избы. Такой спор мог напоминать дискуссию немого с глухим. Чувствую тщетность попыток договориться, В.В. Шульгин соглашается на компромиссную формулу Н.С. Хрущева:

«Не надо говорить о том, что разделяет, надо говорить о том, что объединяет».

Такой принцип, конечно же, вполне разумен в политике, но не знаю могут ли сосуществовать люди на такой зыбкой основе: я сомневаюсь. Но так или иначе, общая основа найдена.

В.В. Шульгин признает без обиняков: прошлое разделяет договаривающиеся стороны. Расхождения вполне существенны. Мало вообще людей признают свою прошлую жизнь бесполезно прожитой, даже если она и вправду не получилась. Политическая и личная жизнь В.В. Шульгина все же получилась, хотя в ней тоже были розы и тернии, радость и печаль, победы и поражения, любовь и ненависть, успех и безвестность, сытость и нищета, популярность и отверженность, годы неизъяснимого безмолвия, уважение родины и скитания по чужбинам… Все было! Многое должно было произойти в прошлом прежде, чем В.В. Шульгин признаться смог, что он «примирился с происшедшим». Это тягостное признание и мало у кого из людей хватило бы мужества на подобное откровение. Но В.В. Шульгин – Шульгин! Тем он и отличается от других политиков и вообще людей: всегда способен высказать свою правду, какой жгучей и неприятной она бы не была для него самого.

Не станем теребить прошлое: пусть оно спокойно себе находится в небытии. Забвение прошлого может привести к нашей полной слепоте. Из поговорки исходим: кто старое помянет, тому глаз вон, но кто его забудет, стоит тому оба глаза выколоть.

В.В. Шульгин предпочитает не говорить и о будущем: «грядущий рай на земле мы мыслим не в одинаковых очертаниях».

Возможен и нужен тот рай на земле? На эту тему можно говорить бесконечно долго и в конце разговора каждый из собеседников останется при своем мнении. Не согласится с аргументами оппонента.

Имея такое представление, насколько мы правы, не знаю, но могу высказать такую мысль не очень категорически. От этих непродуктивных расходов во всех сферах военных, около военных исследований скоро мы все чахоточными станем – начнем харкать кровью. Не наладим дела на самой земле - всяческие попытки овладения космосом – приводят к дорогостоящей гонке. Чревата она опасностями многочисленными. Пожирает неисчислимые жертвы. Престиж требует! На земле все эти средствам ох как пригодятся – на цели созидания. Дорого стоит сама пропаганда – без ее металлического оскала. Надеются на дивиденды в далеком будущем? Оправданы ожидания?

Право, лично меня более удовлетворит дискуссия о «бессмертности материи и человеческой души». Но с моим желанием никто не захочет считаться. О моих желаниях не спрашивают. Мне навязывают мысли и идеи – с ними согласиться не могу. И еще требуют: должен безропотно относиться к насилию над моей волей. Нет, со мной этот номер не пройдет.

В.В. Шульгина с коммунистами объединяет настоящее. Произносит он смелое очень признание: полезно для народа – все то, что делают коммунисты. Хочется со всем этим согласиться, но факты жизни говорят о другом. Вместе с благом народа не забывают сумасбродную идею о победе коммунизма во всемирном масштабе. Много делают для этой интернациональной цели. Дорого, очень дорого стоит наш интернационализм: самый жирный кусок отрывают от каждого рта и бросают в ненасытную пасть войны холодной и горячей. Одновременно они происходят - в «обстановке всеобщей разрядки напряженности».

Сама мысль: вся наша политика спасительна для всего человечества – смела настолько: доказывает чрезмерную самонадеянность власть имущих. Мнения своего собственного народа они не спрашивают – в то же время самоуверенно говорят от имени всего человечества. Если это мысль и верна, то только в своей одной части – не больше. Многие факты говорят: отстаиваем мир мы во всем мире, но этот мир своеобразно понятый. Мир наш. Мир для нас. Основанный на уничтожении антиподов – мир. Установлению такого мира должны предшествовать социальные революции, освободительные войны, прочие катаклизмы. Пока что мы стоит за мирное сосуществование, построенное на принципах Хельсинкской декларации. Самые принципы нарушаем, но строго следим за действиями других.

В.В. Шульгин пишет гимн человеку. В нем он увидел нового спасителя России. Он к нему привязался, как некогда к П.А. Столыпину. Человеком этим стал Н.С. Хрущев. Вот как звучит этот гимн:

«Клич «мир всему миру» вырвался из уст коммунистов. Они нашли и слова вдохновенные, зажигающие массы, нашли и людей, которые умеют разговаривать с правителями. Они выдвинули замечательного человека на мировую арену. Из страны в страну он носится по воздуху, но, спускаясь с неба на землю, говорит ей, земле, вполне земные речи. Речи эти исполнены величайшего значения.

Этот человек обладает несравненным искусством говорить языком, понятный народам, и, кроме того, великим бесстрашием. Он проповедует всему земному шару братство всех людей. Он зовет к сближению всех племен и народов. Он стремится внушить людям разных настроений взаимную терпимость, в том числе он призывает и коммунистов и не коммунистов понять друг друга. (Курсив всюду мой – М. Бельферман).

В Индии, в Калькутте, ему был подан адрес от жителей этого города. Там было сказано:

«Индия верит в наибольшую свободу индивидуума потому, что она считает, что только в таком случае можно достичь полного развития личности. Однако, Индия также понимает, что могут быть и различные страны с другими системами и идеалами. Терпимость является ключом индийской культуры. Правда одна, но дороги, ведущие к ней, различны».

На это человек, о котором я говорю, ответил 26 ноября 1955 года в городе Бангалоре в Индии:

- Вы можете по-разному относиться к нашим идеям. У нас с вами может быть разное понимание ряда вопросов. Вы сами выбираете свой путь развития, какой Вам больше нравится. Мы вам в этом не только не будем мешать, а будем помогать в ваших добрых делах, направленных на развитие страны, на пользу вашего благородного и великого народа».

В эти дни в Индии многократно повторялось: руссы и хинди – братья! И под этим знаком братства народов советский корабль величественно пролетел через самые высокие горы мира. Так говорил этот человек на Востоке. На Западе он выразился примерно так:

- Вы богаче нас, но мы вас догоним! Вам не нравится наш образ жизни, а нам не очень по сердцу ваш. Но разве из этого следует, что мы должны враждовать? Разве кто-нибудь может возражать против того, что мы вам предлагаем мирное и честное соперничество? Соперничество в чем? В том, кто из нас устроит более счастливую жизнь своему народу и кто из нас достигнет наибольших результатов в научных открытиях и технических достижениях. Взгляните на это, как на спортивное состязание, если хотите. И вы должны будете признать, что никогда еще не было более благородного спорта.

Человек тот, который вдохновенно призывает всех людей к миролюбию, - Первый секретарь Коммунистической партии, коммунист из коммунистов, их глава, словом, - это Никита Сергеевич Хрущев.

Золотые слова, им произнесенные, записаны миллионами перьев и не могут быть стерты со страниц истории. Как все большие слова, они вызвали много любви и много ненависти. В ответ на последнее раздались слова резкие и даже угрожающие. Но они не должны, я верю в это, затуманить не смогут основную линию, которую преследует этот замечательный человек. Мир во всем мире восторжествует».

Это еще не все! В письме от 17.9.61 г. («Известия» от 1.10.61), специально ему адресованному, В.В. Шульгин делает удивительный комплимент Н.С. Хрущеву: он государственный деятель «все время которого посвящено проблемам сохранения мира между народами».

Если бы так! Все же какую-то часть своего времени Первый секретарь уделял и другим вопросам: ракетно-ядерной индустрии, сотворению и урегулированию берлинского и кубинского кризисов, расщеплению монолитного социалистического содружества на советский и китайский толки, подысканию Героев Советского Союза среда арабских националистов, обрезанию расценок, северных, восточных льгот и доплат, проведению денежной реформы и всяких «временных» мер по увеличению розничных цен. Не один, конечно, Никита Сергеевич этим занимался: ЦК партии, Совет Министров и местные органы власти всячески помогали ему в этом.

Вот и проект «Программы КПСС» появился в те времена: «единодушно всем народом воспринят, поддержан» – только ожидал утверждения на партийном съезде.

В.В. Шульгин оперативно откликнулся. Для него «по первому впечатлению Программа показалась… труднопонимаемой, так как она заключена в крепкую оболочку коммунистических воззрений, которые… (для него «прогрессивного монархиста» - М.Б.) не всегда приемлемы». Не может с трибуны Государственной Думы внести поправки. И в данном случае он вспомнил волшебные слова, всегда выручают: «Не будем говорит о том, что нас разделяет, будем искать то, в чем наши мысли едины». В момент озарения он понял:

«Она прекрасна. Она утоляет и насыщает голод сердца. Это песня, или лучше сказать симфония, о будущем счастье человечества, о том времени, забудут когда роковую поговорку «Человек человеку – волк», а, наоборот, будет человек человеку друг, товарищ и брат».

Послушайте!

Так это и есть видоизмененная евангельская мораль: «полюби ближнего как самого себя», забудь вражду и рознь – стань человеком: ведь все мы – братья и сестры. И потому-то с архи-коммунистами - сошелся искренний Христианин В.В. Шульгин. И вот для него «труднопонимаемая» Программа стала источать «высокие цели… Партия решила добиться счастья… для всего человечества. Поистине высокая цель, что может быть выше ее!»

Он видит «титаническую борьбу за высокий уровень жизни. Непредвзятый любой свидетель свершившегося в России… не может не признать:

- То, что делают коммунисты, не только полезно, но совершенно необходимо для 220-миллионного народа, который они за собой ведут… То, что совершается в этой стране, спасительно для всего человечества».

Запомним: «для всего человечества»!

Вот оно – мессианство!

Только жаль, что так много вокруг нас неверующих в коммунистическую догму, почти нет неофитов. Есть Вьетнамцы: отличаются они от дикарей камбоджийцев? Не явится объединенный Вьетнам нашим идейным противником? Сколько он уже нам стоил?!

Зачем обращаться ко всему человечеству? Внутри самой страны не достигли еще нормально-постоянных условий жизни. Даже от климатических лихорадок не умеем избавляться.

«Но дорогу к счастью - преградил страшный барьер: это призрак войны. Если его не устранить с пути, то кого будем мы наделять счастьем? Если война разразится, то люди в своем целом могут быть отброшены к пещерному периоду, и мысль сама о счастье человечества может быть утеряна».

На кого воздействуют подобные увещевания? Они лишь дополняют пропаганду ту, которая оберегает политику, ее не обнажая. В мире, где человеческая кровь ежедневно течет, где насилие стало дозволенной политикой правительств и отдельных экстремистов, слова о мире годны для песен. Не происходят войны ныне, да и не останавливаются от одной воли и желания народов. Оснащают их технически военно-промышленные комплексы. Подготавливают и оснащают все глухонемые к массам политики. В демократических странах Запада определенные нюансы возможны. Голосующая масса избирателей отчасти влияет на политику правительства. Существуют и другие законодательные сдерживающие элементы. Судьба Никсона – не прецедент. Пострадал он один – не его политика. В наших условиях невозможна даже такая спокойная передача власти: жди дворцового переворота.

«Нужно стоять очень высоко, - продолжает автор письма, - чтобы до конца знать положение в мире. Этим знанием я не обладаю. Но я не сомневаюсь в том, что Коммунистическая Партия Советского Союза выражает в своей Программе действительно искренние стремления – мир прежде всего. Не сомневаюсь я и в том, что мирное сосуществование государств различных систем достижимо».

Конечно, более информированным людям легче понять современный мир в его неспокойном развитии, но можно сомневаться, что современные правители стран руководящих понимают механику вокруг происходящих событий, осведомлены они, какими соображениями руководствуются их оппоненты. Для этого обладать нужно сверхъестественными способностями. Действуют они прямолинейно: «ты -так, а я в ответ…» Потому столько ошибок – таких грубых! – у всех. Пропаганде есть, где пастись. Еще следует учесть такой момент: исполнители подправляют и извращают решение правителей – вот она бюрократия в действии! Приходится власти считаться с ее существованием и корректирующим влиянием.

Мирное сосуществование: еще не лучший принцип. Это просто необходимость реального состояния. В этих условиях «позволительно» вести непримиримую идеологическую борьбу, мало чем отличающуюся от холодной войны. На разных направлениях происходит эта холодная война.

Мир не превращают в фетиш: им пользуются для достижения поставленных конкретных целей. Политических, экономических, военных, дипломатических, финансовых… Стоит резко нарушить ядерное равновесие – в определенную сторону, не знаю как тогда удастся затушить пожар.

«Первую предпосылку для счастья человечества Программа видит в материальном благосостоянии людей. Действительно, не может быть счастлив голодный и холодный, необутый, неодетый, безжилищный, неприкаянный человек».

Это сегодня можно так рассуждать, а ведь было время: посылали умирать голодных – называли это счастьем. Все дело в философском освещении. Просто нам не удалось изменить природу человека, а потому пошли ему навстречу: стали лицом к жизни. Вот китайским руководителям в этом отношении повезло больше: потому они принуждают свой народ рыть бомбоубежища и траншеи, готовиться к «стихийным бедствиям». Мы уже давно растеряли свою революционность, а они ее продолжают эксплуатировать: вот в чем дело! Подвести можно под любое деяние идеологическую подкладку.

«…грандиозные замыслы Коммунистической партии по дальнейшему развитию промышленности, новой экономики Советского Союза, выраженные в Программе, дадут возможность еще больше помогать слаборазвитым странам, до сих пор испытывающим значительные лишения».

(Не могу отказать себе в слабости. По поводу новой Программы КПСС некий виршеплет отозвался иронически-вульгарно – со всем злопыхательством злой сатиры. Без пафосной декламации пересказывали фольклорный анекдот: «Вышла новая программа: .рать не меньше килограмма. Кто на..рет целый пуд, тому премию дадут». Не уточняют величину премии и грозящее наказание любителям поржать по любому поводу, особенно по такому ответственному).

В определенных кругах вражеского лагеря нас уже давно называют торговцами оружием. Еще оказываем помощь пропагандистскую, людьми, технологией: пусть полюбят нашу систему – к ней устремятся. Мы готовы использовать даже десять процентов стоимости вооружений - другим в качестве бескорыстной помощи больше передать. Вот только Китайцы настроены на особый лад: помешают нашей щедрости. Своим противодействием они способствуют действенности нашей пропаганды. Ведь одно дело – предложить, а другое – осуществить.

«Вторая предпосылка для счастья человека: его умственное развитие. Человек должен быть на высоте жизни. Он должен понимать структуру нового мира, ему необходимо знать прошлое Земли без искажения в ту или другую сторону. Это необходимо для того, чтобы он мог ценить свое настоящее. Но неотступно его мысль должна быть устремлена в будущее, ибо человек живет во времени, таков закон природы. Время, значит движение. Все движется в мире, надо идти вперед, хочешь или нет. Для того, чтобы быть на высоте жизни, человеку надлежит стать всесторонне образованным. Кроме знаний по своей специальности, необходим ему развитый мозг. Все это есть в проекте Программы».

Потому-то до сих пор с удивительным упорством продолжают вбивать в головы философию прошлого – марксизм-ленинизм. В вузах отдают на ее изучение часов больше, чем даже на освоение специальных предметов. Таким образом, извратив психику молодого человека, продолжают его держать даже в зрелом возрасте в плену иллюзий и заблуждений, на расстоянии политических бурлений. Прошлое, настоящее, будущее – все это искажено. Нет ясного представления в головах людей. Их сознание создают, регулируют идеологическим давлением. Программа декларирует… Слова, слова, слова… И еще раз: абстрактные слова, софизмы…

Вот уже с десять лет о той Программе вообще не вспоминают (некоторые детали Программы не выполнили, другие устарели). Чего хитрого: новую возьмут, объявят – есть ведь уже Программа мира.

«… третья предпосылка, это – моральная высота человека. Здоровая мораль противодействует ядам, отравляющим душу. Этих ядов множество. В Программе указываются меры для того, чтобы парировать социальные болезни, Программа придает глубокое значение отношениям человека к человеку и другим моральным началам».

До сих пор мораль считали классовой и воспитывают в людях патриотизм типа болотного. С ядами в достаточной степени не борются – их обнажают. Считает В.В. Шульгин: человек «должен быть свободен… от зависти и сопутствующей ей ненависти», а их специально плодят, поджигают, особенно в собственнической среде, натравливая на любое инакомыслие образованных зверей общественного кодла.

Это письмо помогло В.В. Шульгину попасть на XXII съезд КПСС, определило оно его дальнейшую жизнь. Непростительно обойти молчанием этот факт.

Я точно не знаю, с чего началась эта противоестественная дружба совершенно разных двух людей. Верно, большую роль в этом сыграло освобождение из мест заключения В.В. Шульгина. В те времена, сразу после неестественной смерти И.В. Сталина, объявили массовое освобождение, широкую амнистию, реабилитацию… Причастным к этому являлся Л.П. Берия. Но в происходившей ожесточенной внутрипартийной борьбе - Берия вскоре исчез, так случилось: пальму первенства снял, всеобщей благодарности удостоился Н.С. Хрущев.

Пережившие те времена люди, хорошо помнят: неуемный страх в обществе постепенно сменялся ожиданиями надежды. После разоблачения зверств и беззаконий периода тиранического сталинского руководства, страна воспрянула к жизни. С трибуны партийного съезда советскому народу дали торжественные обещания: подобные преступления никогда больше не повторятся. Начался период недолгой общественной оттепели.

К тому времени, между странами узаконили самые холодные отношения. Словно на Земле установился ледниковый период. Необходимо совершенно стало растопить льды холодной войны, установить отношения добрососедства между государствами и народами. Это явилось нелегким делом, но решаемым. Для этого требовался не один день и год.

После мрака предыдущих десятилетий, словоохотливый и темпераментный Н.С. Хрущев многими людьми воспринимался некой лучезарностью: блеснула на горизонте. Немалое значение сыграло: при его правлении расформировали часть лагерей «трудового перевоспитания». Другим людям восстановили добрые их имена – очень многим посмертно. Положительные явления коснулись очень многих семей: ведомственные и правительственные решения и меры сыграли определенную роль на их судьбах. В те времена начали жилищное строительство – в довольно широких масштабах.

В среде собственного народа важное значение для успокоения определенного психоза сыграла нормализация международных отношений: постепенно, медленно ограничивают действия, не ликвидируют плотный, непроницаемый «железный занавес».

Пропаганда закрепила за Н.С. Хрущевым ореол строителя и миротворца. Он мужественно перечеркнул «ошибки прошлого». Он грубо убирал со своего пути всех возможных конкурентов, постепенно становился единоличным правителем. Своим постоянным реформаторством, беспрерывными преобразованиями и расточительством доводил страну до разорения.

Лично у этого человека отрицательных черт, да и негативных проявлений в политике – больше, чем достаточно. Важно: во времена его правления резко замедлился экономический рост страны. Значительно ухудшалось материальное благосостояние широких народных трудовых масс. Произошло резкое сокращение зарплат многих категорий промышленных рабочих: в их число попали рабочие севера и востока, металлурги, горняки… Непрерывно росли розничные цены, постоянно ощущалась нехватка мяса, масла, молока, овощей… Изнеженное войной население начали кормить хлебом: в состав выпекаемой смеси добавляют кукурузную муку, молотый горох, еще неведомо что… Выпекаемый хлеб вреднее мамалыги. Все это вызвало сильный рост кишечно-желудочных хворей.

Особенно в последние годы своего правления Н.С. Хрущев с родственниками своими ближайшими совершали туристские набеги в зарубежные страны, щедро транжирили и раздаривали национальные богатства страны. Беззаботно человек этот размахивал ядерными боеголовками и ракетами над головами человечества. Во время одного из приступов беззастенчивости, он авантюристически ввез на Кубу ракеты: этим довел мир до грани катастрофы. Без стеснения, он матюгался во всеуслышание. Этим доказывал: в наши времена неприкрытый хам может торжествовать на виду у культурной и просвещенной публики. Он сам-то пожил всласть, но не давал народу жить спокойно, материально обеспеченно. Сталин – тот хоть явный зверь: всем от него доставалось, но он все же формально снижал цены. Что-то систематически делал для общего блага. Не выбалтывал в то же время по десять томов сельскохозяйственных речей. Страна являлась сплошным трудовым лагерем. Двери в него широко растворены перед каждым: не зависело от возраста, пола, номенклатурного ранга провинившегося.

Все положительное в стране сделали до конца пятидесятых годов. Дальше – хуже. Хуже Хрущева никто не правил. Размагничивание «вечной дружбы» с Китаем – тому доказательство. В этом конфликте в равной степени виноваты обе стороны. Н.С. Хрущев внес политику, точнее, вынес из нее на широкие просторы жизни самые жуткие методы. Прежде их творили скрытно от посторонних взглядов – тем самым доказывали: самое грязное дело политика. Добропорядочных людей – в ней нет.

Первоначальному успеху Н.С. Хрущева способствовало: талантливый демагог он и беспринципный политик. Как говорится, туго знал дело, постоянно гнул свою линию. Во многом зависело от настроения, погоды, необъективных факторов… Не зря его руководящее течение назвали субъективизмом. К идеалистическим разновидностям материализма отнесли. Благо, наши видные философы и теоретики задним числом умеют абсолютно ко всему приклеить ярлык, даже осуществить здоровую, конструктивную критику.

«Золотые слова» - пришло такое время – остались, но самого Н.С. Хрущева даже при его жизни загнали в гроб небытия, а потом постарались вытравить из памяти людей имя не вполне удачливого руководителя. Призывы о мире ныне произносят другие люди с несколько иной интонацией.

Свое первое послание к Русским эмигрантам В.В. Шульгин заключает следующими симптоматическими словами:

«Я – мистик. Мистицизм плохо совместим с материализмом.

И если я призываю эмиграцию помочь коммунистам, борющимся с грозным призраком войны, то не потому, что я почитаю незыблемым их учение, а потому, что в данном деле, т.е. в деле борьбы с войной, мысли их правильны, чувства человечны и поступки их склоняются к спасению всего человечества».

Насколько автор прав и в чем ошибся судить не мне и даже не читателю, но В.В. Шульгин написал эти слова вполне искренне. В наши дни не такое частое это и подобное явление. Нельзя не уважать мнение человека, непримиримого борца и критика в прошлом. После долгих мучительных раздумий в какой-то миг он вдруг понял: был неправ, а может и прав, но события жизни прошли где-то рядом с ним, помимо его воли. Задели лишь стороной. Миролюбие и всепрощение стали в его жизни основополагающими факторами. Этот человек собственными глазами перевидал многое. На склоне своих дней нашел в себе мужество громко сказать то, что другие стесняются или не осмеливаются сказать. В себе подавляют или сохраняют втуне.

«На этом я кончаю. – Заключительные строки этого первого письма. – К сей эпистоле можно отнестись как к совету человека, дожившего до преклонного возраста. Можно рассматривать этот очерк и как осведомление «разведчика» некого, проникшего в Страну Советов несколько дальше границы, как случается это с незадачливыми лазутчиками.

Правильнее всего будет, если мое обращение к бывшим единомышленникам будет понято как некая исповедь, в которой рассказано, отчего и почему к концу жизни я пришел к мыслям и чувствам, в настоящем письме изложенным».

Этими словами оканчивается письмо.

В основном, А. Строгонов верно цитировал В.В. Шульгина, но останавливался он лишь на некоторых строках, живительно нужных только пропаганде. Прочитав же полностью все письмо, получаем более ясное представление о В.В. Шульгине и его взглядах.

«Второе открытое письмо к Русским эмигрантам» названо «Возвращение Одиссея» - дополняет первое и читается с не меньшим интересом. Многие критики указывали на занимательную манеру письма В.В. Шульгина. Между прочим, сам он весьма польщен таким указанием критиков.

Уже в предисловии В.В. Шульгин так поясняет несколько необычное название своего письма:

«Более трех тысяч лет тому назад некий Грек, испытав всевозможные приключения, вернулся на свою родину, остров Итаку. Он был в отсутствии 20 лет. Его всем известное имя было «многоумный Одиссей».

Что он нашел у себя дома, рассказал один странствующий певец, Гомер по прозванию. Сказания его были записаны и дошли до наших дней.

По какой-то причине в течение столетий педагоги всего мира не находили другого способа воспитывать юношество, кроме нижеследующего. Заставляли они мальчиков и молодых людей изучать мертвый древне-греческий язык, на котором ни один живой народ уже не говорил. А для чего? Для того, чтобы читать Гомера в подлиннике.

Б-г им судья! Я прощаю им бесконечные часы, которые мои сверстники и я потратили на изучение «в подлиннике», как бегал «быстроногий Ахиллес», вместо того, чтобы самим бегать взапуски. Гомер отнимал у нас здоровье. И все же я, на старости лет, вспомнил о бедном Одиссее.

Это потому, что мое отсутствие длилось не 20 лет, а, можно сказать, все 40. Однако мои странствования не будет воспевать Гомер наших дней. Я должен «воспеть» себя сам. Но почему? Потому что в сентябре 1960 года я позволил себе обратиться к Русской эмиграции с открытым письмом. Последнее требует продолжения. Это продолжение я назвал «Возвращение Одиссея» и вот представляю сие сочетание на суд благословенному читателю.

Современные педагоги воспитывали наше и более позднее поколение на ином материале. Прививали юношеству несколько иные ценности и идеи. Оказавшиеся чаще позже пустыми. Тоже в позолоченной идеологией скорлупе. Что спросишь с них? Ведь эти педагоги не обязаны прививать знания, культуру веков. Главное для них – быстрым темпом с привалами пройти по составленной и утвержденной программе. Авторство ее принадлежит анонимным чиновникам от педагогики. Нас поэтому не считали обязанными подробно познакомить с Гомером, пусть хоть в русском переводе. Благо, не принуждали зубрить иностранные языки. Изучали английский (или другой язык) поверхностно – теорию, не для чтения газет и литературных произведений. Даже родной или государственный язык Русский мало кто из учеников грамотно усваивал. Массовое образование таит в себе неожиданно емкое количество негативных сторон. Кого в том винить? После окончания средней школы, особенно сельской, выходили и выходят молодые недоросли. Плохо подготовленные для другого, институтского метода усвоения знаний. Другие, чаще всего горожане, слабо приспособлены к самостоятельной жизни. Очень глупо, но до сих пор у нас кичатся собственным, советским методом образования. Нечем особенно гордиться. В отдельных школах хорошо поставили вопросы образования и воспитания. В сотнях и тысячах других школ образование из рук вон плохо. Только слепцы могут всего этого не видеть, считать нормальным педагогический процесс. Очень много факторов этому мешают.

Во вступлении к «Возвращению Одиссея» В.В. Шульгин поясняет основную причину ее написания.

«В (первом – М.Б.) письме… есть слабое место, ахиллесова пята, в которую легко пустить полемическую стрелу при желании. А именно:

- Вы видели, Шульгин, одну лишь Владимирскую область, а делаете смелые обобщения для всей Советской России. Допустим, это ваше дифференциальное уравнение верно. Но по какому закону вы его интегрировали?

Считаю такой упрек правильным, хотя мне еще его, кажется, никто не сделал. Я сам себя упрекал и упрекаю; и в такой степени, что судьба и люди пришли мне на помощь. И мне дано было увидеть больше, чем Владимирскую область».

В.В. Шульгин верно подметил одну из слабых сторон первого выступления своего. Он не учел также: видел не саму Владимирскую область, а «потемкинскую деревню долгосрочного пользования»: создана в этой области.

Легко понять его стремление вырваться из плена затворничества, желание выйти на всесоюзную и всемирную арену: ведь он писатель. Но может оставаться уверенным человек, живущий в наших условиях: его не станут так же дурачить несуществующими успехами и показывать строения, для пропагандистских целей специально возведенные.

Что поделаешь: все это система и против нее бессилен любой человек. Глубоко продуманные всевозможные методы задаривания, лицемерные обещания – того добиваются: пусть нужный человек поверит в несуществующее. Не замечает он пусть «пятен на Солнце». В нашей жизни есть много хорошего, но существующее уже зачем дополнительно лакировать, идеализировать, приукрашивать: глупо все это, непорядочно. Ну, обманули человека в одном месте, в другом: обязательно глаз наблюдательный заметит пороки, язвы, так и торчащие ослиными ушами из-под занавеса.

Этот показной патриотизм и захваливание своего болота приводит лишь к тому – многие безынициативные люди не желают искать и добиваться чего-то нового. Консервативно настроены к действительно нужным, просто необходимым любого рода изменениям и преобразованиям. Страна задыхается от консерватизма, но ей не позволяют двигаться быстрее по пути общественного прогресса. Остерегаются: как бы не вышла она из-под контроля.

Итак, В.В. Шульгин, верно, впервые выезжает за пределы области: помещен он в ней на постоянное поселение. Это произошло 11 ноября 1960 года. Лежал через Москву маршрут – в Киев.

Комфортабельный вагон…

«Наш скорый поезд нес мягко. – Интересны рассуждения В.В. Шульгина. Прямо соотносятся они к истории железнодорожного транспорта. – Вагоны такой длины, каких раньше не было. Все пассажиры имеют целую койку, то есть спальное место (верно, место расположено в купе, возможно, плацкарта – М.Б.). Это бывало и раньше. Россия в отношении комфорта поездов шла далеко впереди Западной Европы. Мы были очень избалованы в этом смысле. И ездить в европейских поездах было для Русских чистой мукой. Впрочем, сами Французы одну из своих главных магистралей Париж – Лион – Море (Средиземное) в непереводимой игре слов называли: «Пожалейте несчастных».

Старую русскую традицию усвоила Советская Россия. Купе просторны, удобны. Проводники разносят чай в мельхиоровых подстаканниках, хороший чай с лимоном, хотя в этом поезде нет вагона-ресторана. Радиоволны, несущиеся около 300 000 километров в секунду, смеются над земными расстояниями. Для них поезд, делающий хотя бы сто километров в час, ничем не отличается от неподвижного вагона. Поэтому вы так же слышите радио в купе, как если бы вы сидели в своей комнате. В известных случаях в некоторых поездах вы можете из своего купе говорить по радиотелефону с друзьями, с оставшимися дома или вас поджидающими в отдаленном городе, куда вы едете».

Тут же рядом приведены рассуждение о московских магазинах.

«Московские продуктовые магазины представляют любопытное зрелище. Если можно так выразиться, торговля бьет ключом. Однако спрос явственно превышает предложения и образуются очереди. Эти очереди не всегда приятны. Они о двух явлениях свидетельствуют. Первое: денег у покупателей много. Второе: их все растущие потребности еще в настоящее время не представляется возможным. Однако, можно думать, что то внимание, которое Советская власть обращает на увеличение производства продуктов сельского хозяйства, ставя его центральной проблемой сегодняшнего дня, гарантирует, что эти трудности будут преодолены».

Да, очереди – непреодолимая перманентность, постоянные наши спутники. О многом свидетельствуют очереди: не только о замеченном В.В. Шульгиным. Еще до сих пор сельское хозяйство и промышленность не учитывают должным образом нужды и потребности населения. Их не обеспечивают. В продажу идет некачественная продукция и быстро раскупается. У нас не хватает магазинов и продавцов. Работающие пренебрежительно относятся к покупателям во многих случаях: почему-то их считают недостойными уважения.

Вообще наши люди очень редко проявляют уважение к своему ближнему: в большинстве случаев хамят, ругаются. У них быстро сдают нервы. По пустякам распускают языки. И я не всегда сдерживаюсь. Введение самообслуживания в сети магазинов еще не решает всей проблемы. В тех самых магазинов не стало намного больше продуктов и товаров. Саму торговлю не ведут качественнее и быстрее. Появились новые факторы: недоверие к покупателям. Каждого человека, любого покупателя изначально считают вором: внимательные взгляды продавщиц «обыскивают каждого» с головы до ног. Продавцы не разучились хамить, когда им вздумается. Преодолены одни «трудности», но возникают новые: непреодолимые сочетания обстоятельств и злой человеческой воли. Культурную торговлю нельзя осуществить в обществе: в нем общая культура находится на очень низком уровне. Это понять прежде всего: постепенно добиваться повышения культуры людей. Высокий уровень образования – не признак культуры. У нас смешивают часто эти два взаимосвязанных понятия: не поглощают друг друга.

Свои чувства и опасения В.В. Шульгин описывает поэтизированно. Находится в их власти – по причине опубликования в США «Открытого письма».

«Мысли… бежали вместе с вагонами. Под стук колес легко думается. Тем более, что ночь наступила… В окнах пропал однообразный пейзаж Русской равнины. В темноте иногда проходили ярко освещенные станции, солидные новые постройки.

Яркие огни на мгновение отвлекали от дум; но темнота возвращала их снова. Беспорядочные, разрозненные мысли утихомиривались плавным ритмом колес и в конце концов сосредоточивались на одном предмете. На моем послании к Русской эмиграции, появившегося в Америке 18 сентября. Еще не прошло месяца с этого дня. Кроме сочувственного отзыва газеты, его поместившей, резонанса еще нет. Каков он будет? Будет ли он вообще. Или?

«… Оно умрет, как звук печальный

Волны, плеснувшей в берег дальний…»

Дальний, заокеанский…

Опережая события, мысли рисовали перспективы, возможности. Поймут? Или распнут?

Наконец, я устал и заснул».

Да, В.В. Шульгин умеет красочно и ярко, предельно сжато и ясно выражать свои мысли и чувства: он большой мастер слова – талант и опыт вместе взятые. Главным действующим лицом почти всех его произведений является он сам или человек его склада ума и характера. Психологически тонко он описывает также людей своего ближайшего окружения. В этом отношении его творческое искание неземное: не сильно питается фантазией, но язык произведений яркий очень, запоминающийся. Поступки персонажей логически отточены, индивидуальны. По мельчайшим деталям и интонациям В.В. Шульгин запоминающуюся картину легко воссоздает. Да, жаль: читатели не имеют возможности прочитать прошлые его произведения. Да, и многие нынешние его рукописи упрятаны в недоступных архивах. Чуть ли не все из того, что им написано, упрятано. Невероятно злая судьба покарала писателя: обрекла его на безмолвие, на безвестность. Страшнее нет этой писательской участи.

Красочны и музыкальны, многоцветны скупые строки В.В. Шульгина. Каждая из них наполнена мыслью.

В.В. Шульгин в душе поэт. О самых простых вещах может писать вдохновенно и ярко, запоминающе. Вот описания вида, открывшегося ему с балкона гостиницы «Украина»:

«Красота! Солнце освещало «прозрачных тополей листы» (Пушкин). Они были цвета, как и должны быть в Киеве в первой половине октября. Зелень уступала золоту. Они, тополя, стояли в ряд; строй уже прекрасный, еще более обещающий. Это не топольки-дети; это сильные юноши. Им еще полвека впереди. Тополь хорош во всех возрастах. Эти молодые, пришедшие на смену старикам, помнящие еще генерал-губернатора Бибикова, доживут до 2000 года».

Подобное описание может зачаровать даже киевлянина, проходившего тысячи раз по этому бульвару, другого же читателя оно манит магнитом, неизъяснимое желание возбуждает во что бы то ни стало познать красоту и прелести города, одного из старейших и прекраснейших городов нашего Союза, неофициально носящего наименование «матери городов Русских». Города Киева.

«… Этот бульвар, что перед моими глазами, бывший Бибиковский, - автор далее пишет: - называется сейчас бульвар Тараса Шевченко…

Важно, что удачная мысль высадить пирамидальными тополями красивую длинную аллею воспринята новыми созидателями нового Киева; воспринята и любовно сохранена, но и улучшена. Бульвар асфальтирован, поэтому не боится капризов природы, как было ранее, и окаймлен красивой решеткой».

Да, этот бульвар – одна из достопримечательностей города. Обязательно по этому бульвару провезут прибывающих в город туристов. Опытные экскурсоводы специально поднимутся на Воздухофлотский мост: покажут прекрасную панораму этой дивной улицы с возвышенности. Верно, лучшей в Киеве. Владимирский собор… Вдоль бульвара только отдельные запоминающиеся строения. Щедрая зелень, прелесть стройных тополей, ботанический сад имени Фокина – некогда его посадили студенты Киевского университета имени святого Владимира. Рядом на Владимирской улице, перед университетом, чудный скверик с памятником Т.Г. Шевченко. На этом месте некогда стоял памятник основателю университета Царю Освободителю Александру II. Шевченко в университете трудился недолго мелким служащим. Но Украинцы таким способом восславили своего национального поэта. Слышал мнение специалиста: Т.Г. Шевченко проявил свой творческий талант больше художником.

Этот скверик подступает к бульвару: придает ему большее изящество. Зелень к себе влечет: удивительный и причудливый зеленый оазис внутри города. Такое обилие зелени, щедрость природы не часто встретишь в другом городе.

«За строем тополей с моего балкона виднелись многоэтажные дома. Это не тоскливые коробки с дырками (окнами) вместо украшений. Здесь, показалось мне, работала рука инженера, что-то ощущавшего в сердце своем. Что именно? Любовь к своему родному городу! Позже я понял: это чувство как бы витает над всем Киевом. Здесь при стройке каменных громад музы боролись за красоту. Кто были эти вдохновленные созидатели? Кто бы они ни были, но они заслуживают благодарность потомков».

Лет десять-пятнадцать тому, да еще не повидав начавшие возникать тогда жилые массивы, можно было подобное писать. Нет, «при стройке каменных громад музы» не часто «боролись за красоту». При создании новостроек руководились и руководствуются больше земными и обыденными побуждениями экономики. Сколько наклепали коробок с малогабаритными комнатками-клетушками с давящими на сознание низкими потолками, мало изолированными от нежданных звуковых посещений. Много строят, но жилья все же не хватает. И все же киевская планировка массивов, облицовка и оформление домов, расположение комнат в квартирах не хуже, а в отдельных случаях даже лучше, чем подобное в других городах.

Тут же рядом В.В. Шульгин помещает философские раздумья о судьбах человечества.

«Когда я любуюсь красотой жизни, я всегда одновременно ощущаю атомную смерть, витающую в наши дни над всей Землей: над улицами, над площадями, над бульварами…»

Как не страшен этот призрак смерти, он грозит одновременно человечеству всему, не отличая при этом правителей от народов. Именно этот страх перед взаимным уничтожением может сделать войну невозможной с применением термоядерных и других средств массового уничтожения. В наш век изобрели массу усовершенствованных методов порабощения и уничтожения людей: ничем они не лучше, не предпочтительнее атомной смерти. Так уж принято: из двух или многих зол – выбирают меньшее. И оно зло.

Уже более тридцати лет, кажется, нет спокойного, мирного, дня без жертв: в какой-то части планеты проливают кровь. Часто обильную кровь. Свыклись люди с этим: не считают предосудительным. Хотя убийство – всегда убийство, с какой бы целью не осуществили. В современной жизни используют словесный камуфляж, явную ложь, изощренные способы политического одурачивания и введение в заблуждение. Еще многое другое используют. Приспособленческая и бездумная часть общества соглашается безропотно выполнять указания властей. А мыслящая часть бессильна хоть чем-то повлиять на произвольные, «научно обоснованные» для привлекательности отнесенные, решения властей из местной бюрократии. Подобная анархия, неразбериха творится почти во всех странах мира. Поэтому столь необходима государственная машина насилия. Основной своей целью она имеет активно контролировать чуть ли не каждый шаг сограждан. Добровольное согласие с принуждением, даже под угрозой применения оружия – эти функции исполняет государственная машина насилия. Как это переносить не тягостно: оно привлекательнее самосуда масс: отупевают от инстинктивных чувствований. Власть приходится терпеть – это неизбежное зло.

В.В. Шульгин лирически тонко, самокритично вспоминает себя юношей. На улице Льва Толстого расположен его отчий дом. Воспоминания навеяны посещением этой улицы…

«В двух шагах от моего дома был приличный особнячок, принадлежащий де-Толли. В этом особняке несколько лет прожили Кузьминские. Он был видным юристом, председатель суда или палаты. Я был в университете с его сыном Мишкой, он был такой же плохой юрист, как и я, но виртуозно играл на балалайке, был учеником знаменитого Андреева. Он бывал у меня, и я аккомпанировал ему однажды «куявяк» Венявского.

Но сам я к Кузьминским не ходил. Я был изумительно глуп в мои молодые годы. Как маньяк любил природу, а к людям был равнодушен. Ничем не старался я подражать Пушкину, Лермонтову, Байрону, т.е. мировой скорби ни в коей мере не ощущал. К литературе относился предвзято, утверждая, что шум леса выше стихов Пушкина и Днепр несравненно прекраснее, чем гоголевское его описание.

Еще меньше я интересовался кулисами искусства. Поэтому я и не знал, кто такая мать моего Миши Кузьминского. Она была «Наташа Ростова», т.е. она была родная сестра графини Софьи Андреевны, жены Льва Николаевича. С нее писал Толстой Наташу, ту Наташу, которую нынче сценаристы всего мира стараются воскресить на экране. Она была та, которой Фет посвятил стихотворение:

«Сияла ночь,

Луной был полон сад».

Но я мог видеть и слышать эту Наташу, мне стоило только сказать:

- Миша, представь меня своей матушке, ведь мы живем рядом.

Но я был глуп и, сверх того, горд и не подумал этого сделать. Даже соловья прославленного я находил мало музыкальным трещоткой, хотя он принадлежит вполне к природе. Я слушал внутри самого себя таинственный голос, который я называл голубым звуком. И еще слушал балалайку Мишки Кузьминского, пренебрегая несравненной певицей, той Наташей, которая сводила с ума людей, вдохновила гениального писателя и даровитого поэта».

Лев Николаевич превосходно написал Наташу – один из лучших женских образов в мировой литературе. Непоседливая и взбалмошенная девчушка, превратившаяся почти что в кокотку: чуть ли не в каждой Женщине заключены подобные черты».

В.В. Шульгин не единственный в мире человек: совершенно бессознательно он проходил в детстве-юности мимо прекрасного и знаменательного. Все мы в какой-то степени грешим тем же и бываем так напоены, потрясены: лишь внимательнее ощутим, ближе познакомимся с окружающими людьми. За мало выразительной маской человека вдруг обнаруживаем нечто из ряда вон выходящее. Иногда нужно сделать встречный шаг – окажешься лицом к лицу с тем: прежде тщетно искал годы. Как много мы теряем из-за своей незаинтересованности другими, не наблюдательности. Нам кажется: оно не смыкается с привычным ритмом жизни. В безумной спешке – вечно заняты: не успеваем оглядываться по сторонам. Время теряем попусту и пропускаем многое доброе: протекает оно мимо нас.

В.В. Шульгин делает далеко идущий пассаж, как вывод и заключение истории этой - любопытное повествование.

«Когда я об этом думаю, оторопь меня берет. Быть может, и сейчас по глупости и гордости я пренебрегаю чем-то главным, что таится в этой стране, и пойму в том случае только, если, прожив 82 года, проживу еще столько же».

Не только В.В. Шульгин «по глупости и гордости» пренебрегает главным, его не понимает. Трудно понять, чего нет. В таком точно состоянии находятся многие люди. Как часто за главное выдают другое. При этом тщательно прячут в тайниках все, что действительно творится. От народа скрывают действительное положение и истинное состояние дел. В секреты государственной важности превращают все почти: статистику трамвайных переездов, бюджеты семей, данные о прожиточном минимуме, численности армии, количество помощи иностранным государствам… При чтении наших газет, почти абсолютно нельзя составить себе представление ясное, что творится в мире. Не понять взаимосвязь событий. О собственном доме – и говорить не приходится. Когда дело касается серьезных дел и вопросов, вдруг многословная пропаганда становится скупой на каждое слово. У значительного количества людей головы забиты тырсо-образным материалом – для государства это благо. Но встречаются отдельные люди: смотрят, видят, рассуждают… Даже некоторые слушают иностранные передачи: получают информацию – сравнивают факты. Ох, как часто сравнения получаются не в нашу пользу. А в столице нашей Родины, в Москве в то же время говорят об усилении идеологической борьбы и партийном контроле. Но куда еще их усиливать? Что еще контролировать? И так уже этот контроль повсеместен, вездесущ, постоянно вмешивается в функции и дела ему несвойственные. Даже со стороны смотреть, любопытно наблюдать, как свою бесконтрольную деятельность осуществляют вне- и над-конституционные органы. И все же существуют признаки: былой их авторитет безвозвратно иссяк. Нет больше подобострастного ползания перед ними. Хозяйственники выполняют планы часто – учитывают «государственные интересы». Одновременно все они остерегаются партийных репрессалий личного характера. Любые постановления, решения по несколько раз «уточняют», «дополняют», видоизменяют до степени такой: становятся совершенно неузнаваемыми. Пока они до непосредственных исполнителей доходят… Превращается почти в свою противоположность так часто - доброе. Компрометируют те органы, от имени которых сие осуществляют.

В.В. Шульгин осматривает место своего детства: угловой дом выходит на улицы Толстого и Горького. Вот она улица Толстого.

«Здесь, на бывшей Караваевской, когда-то стоял одноэтажный, деревянный, приличный, но очень скромный особнячок, а перед ним такой же палисадничек. Улица была широкая, как и сейчас. Палисадники были перед всеми домами с обоих сторон.

Я сожалею, что они были скромные. Мне сейчас приятно было бы думать, что здесь было буйство роскошной сирени, как на улице Никольско-Ботанической, например. Но этого не было. Наш дом был слишком «умственным», и некому было заботиться о цветах».

Сейчас на этом месте существует строение…

«Дом импозантный шестиэтажный. По низу магазины с окнами в виде арок. На самом углу магазин строительных материалов, по Кузнечной нечто телевизорное. Средний дом…»

Вот и улица Горького:

«По Кузнечной тогда шел молодой бульвар. Молодой! Сейчас каштаны в расцвете. Они старше меня. Эти деревья видели меня, а я их. Узнают ли они меня сейчас? Это по меньшей мере сомнительно, но я их узнаю. Пусть судьба пошлет долгий век тем, что их сберегли, а бульвар приукрасили».

В.В. Шульгин большой мастер краткого, до плоскости зримого описания: его картинки сами вырастают перед глазами. Особенно интересно сравнивать его зарисовки со своими наблюдениями. Конечно, о том же самом я писал бы иначе – в этом индивидуальные особенности писательского дара, своеобразного и неповторимого.

В.В. Шульгин не создал запоминающихся литературных образов, но меткие его, документально точные описания событий и всего окружающего могли бы войти в историческую летопись.

Ниже идут его раздумья:

«Скорблю ли я, что моего домика больше нет? Я мог бы по сему поводу патетически декламировать Пушкина:

«И старый дом, где он родился,

Где знал и труд, и мирный сон.

И все, чем в жизни насладился,

Что добровольно бросил он».

Добровольно? Не совсем. Но об этом сейчас не будем распространяться. Будем говорить о другом.

Скорблю ли о потере своего скромного домика? Я посмотрел на шестиэтажное существо, стоящее передо мной, и на соседние такие же и решительно ответил самому себе:

- Нет, я не скорблю. Не скорблю именно потому, что он был так незначителен».

Ниже он дает переоценку ценностей, философски тонко проделанную, разбор критический всей прошедшей своей жизни.

«Я запаздываю против жизни. Если бы я своевременно соорудил на посланной мне земле нечто стоящее, оно и сейчас, быть может, существовало, как живут еще эти общеполезные каштаны.

Доказательство?

Вот оно у меня перед глазами. С первого взгляда мне показалось: от прежней нашей усадьбы ничего не осталось. Но когда я рассмотрел то, что сейчас стоит на ее месте, то понял, что исчез только угловой деревянный особнячок, в котором я родился, вырос, почему он и был дорог моему сердцу. Но, кроме этого особнячка, в этой усадьбе был выстроен трехэтажный каменный дом с расчетом: в случае

надобности можно будет достроить и четвертый этаж. И я с удивлением увидел, что это именно и случилось. На третий этаж поставили четвертый и примкнули его к новому, шестиэтажному дому так, что эти два дома кажутся одним. Трехэтажный дом не представлял из себя какой-нибудь архитектурной ценности – приличный был, но скучный. Однако, так как он принадлежал к постройкам общеполезным и был пощажен войной, то остался, и в нем живут люди, это меня и обрадовало».

Обрадовало В.В. Шульгина и другое: в селе Ставки, переименованном позднее в Ленино, сохранился большой дом, принадлежавший некогда его дяде, брату отчима. А перед «октябрьской революцией»

здесь было агрономическое училище.

«… в 1917 году, после Февральской революции, и в этом агрономическом училище произошли всякие беспорядки и оскудения. Ко мне явилась в Киев летом 1917 года депутация от этого училища с просьбой принять на себя почетное попечительство училищем и помочь ему так, как помогал мой покойный отчим. Я обещал им приехать в Ставки.

И вот приехал в октябре 1960 года. Значит, ехал я довольно долго. От Киева,

отделявшие Ставки сто километров, я ехал сорок три года. Но это потому, что «по дороге» заезжал в разные города – столицы. Был в Константинополе, Бухаресте, Софии, Белграде, Будапеште, Праге, Варшаве, Берлине, Париже, Москве. Сверх того, во Владимире продолжительное время. Но все же я приехал…»

Сейчас в этом доме располагается больница…

«… уехал я все же в радостном настроении. Почему? Потому что нашел этот дом, он живет, существует и опять приносит пользу людям. Значит, грозные и величественные события пощадили и этот второй дом, связанный с моей жизнью.

И второе доказательство. Мало того, не только уцелел дом, но уцелела память о тех, кто в нем жил и трудился. О тех людях, которые стремились окрестному крестьянскому населению помочь по мере своих сил. Сохранилась память и добрая память, в чем я убедился, побеседовав с тамошним народом».

В.В. Шульгин рассказывает о своем отчиме Д.И. Пихно. Вспоминает историю создания Бабино-Томаховского сахарного завода: им принадлежал.

«Незадолго до своей смерти, быть может, в предчувствии ее, он сказал нам, своим сыновьям и мне, пасынку:

- Я строю этот завод не для себя и даже не для вас. Я твердо знаю: там, где вырастет сахарный завод, окрестное население не будет знать бедности. Найдет оно применение своим силам, участвуя в этом предприятии».

Надо сказать к месту важное, в те времена сахарная отрасль казалась очень прибыльной, перспективной, уже не новой, но только недавно ставшей модной. Приносила большие доходы. Почему бы Д.И. Пихно не вступить в конкурентную борьбу с самим Бродским? Д.И. Пихно не только государственный, общественный деятель, политик – он еще богатый предприниматель. Упускать эту возможность быстрого заработка он не хотел.

В.В. Шульгин об этом сахарном заводе говорит в другом месте: повторяться не станем.

Произошла интересная встреча между В.В. Шульгиным и колхозниками. Автор сам рассказывает без достаточных подробностей.

«На хуторе Агатовка, что в 15 верстах, находится могила основателя завода, о которой вряд ли кто помнит из работающих сейчас на этом предприятии. Но люди, живущие в Агатовке, хорошо знают все, что было, и по рассказам своих дедов и отцов даже узнали меня, когда я приехал поклониться могиле. Узнали, сердечно беседовали, угощали превосходными фруктами и тепло напутствовали при моем отъезде».

При этом В.В. Шульгин не досказал: могила отчима находится в запустении. Не рассказал о любопытной встрече в той же Агатовке. Здесь он увидел бородатого старика и направился к нему, назвал по имени. Но он ошибся: старик оказался сыном обладателя этого имени. В.В. Шульгина, конечно, подправили, но старики заключили друг друга в объятия и трижды расцеловались по русскому обычаю. Это была очень трогательная сценка.

Вот и вывод, вынесенный из всех встреч, симптоматично любопытный вывод: как жаль, что этих самых вещей не хотят даже нынче понять, с ними примириться. Не говоря уже, своей узкой классовой градацией власти все послереволюционное время самозванные власти отвергали даже возможность примирения между противоположными слоями населения. Саму возможность в данном направлении трансформации взглядов в этом направлении воспринимали как явную попытку насаждения контрреволюции. В народной памяти остались добрые воспоминания и чувства о прошлых правителях России, Династии Царей Романовых. Жестокости послереволюционных десятилетий их только обнажали.

«Мысленно суммируя все эти впечатления, я раздумывал о том, почему меня так радужно встречали. Ведь надо же отдавать себе отчет, что встретились люди различных политических воззрений, в прошлом ярко враждебных. Почему же мы сидели вместе за дружеским столом, почему же провозглашали мое здоровье и желали всего лучшего?

Вероятно потому, что я не пришел сюда вместе с иностранными войсками вернуть силой оружия то, что когда-то мне принадлежало. Я примиренный пришел сюда, с сознанием, что страница истории перевернулась и наступила новая эпоха, с новым укладом и новыми возможностями. Я пришел сюда, забыв прошлое и желая всем этим людям лучшего будущего. На дружеские мои чувства ответили мне дружественно. Вот и причина простая в целом, но очень сложная в своих частях, так как психика бывших противников не везде одинаковая. Злоба родит злобу. Дружба – дружбу».

Я не знаю тех людей – в их встрече не участвовал. Но я несколько изучил Украинцев при многолетнем общении. Верно, многим из них приятно посидеть рядом с бывшим барином – на равных. Другие прикидывали возможную выгоду. Украинцы в поступках, поведении часто соответствуют возможной выгоде. Это они сами такие корыстные. По причине «демократической критики» и от природы им свойственного «доброжелательного антисемитизма» - присущие собственные черты характера отрицательного характера, с целью своей самозащиты, прямой наводкой адресуют всем Евреям, жидам в их цензурных выражениях.

В.В. Шульгин не остановился на некоторых деталях прошлого. Определенна группа людей являлись собственниками. Некогда принадлежавшее ему, другим помещикам и владельцам имущество, в бурные революционные годы, да и позже расхитили, уничтожили, себе присвоили. Земельные наделы, промышленные здания с оборудованием социализировало государство. Сообщили о формальном его переходе в пользование трудящихся. Потом наступила эпоха коллективизации с одновременной жестокой борьбой с кулачеством, как классом. Сейчас требовать у нынешних колхозников – нечего. Даже если кто вздумает проявить инициативу самодеятельно. Подобных претензий государство не примет. Не надо являться очень умным для понимания: чрезмерно самонадеянным явится выдвижение таких подобных нереальных претензий.

Как правило, ум не представляет чего-то незаурядного. Наблюдательность это и логическое согласование в систему противоречивых обстоятельств и фактов.

Нужно принять во внимание: в своей массе помещики не являлись злодеями такими, какими их выводит пропаганда. Конечно, существовали садисты. Такого «добра» хватает среди всех слоев населения, во все исторические эпохи люди такие проявляли свои особенности. Они не показатель. В после реформенное время, с 1861 года, преодолели почти все пережитки крепостничества. Лучше хозяйничали на помещичьих усадьбах: разумно, рационально, технические новшества применяли, вводили севообороты, вносили удобрения. Помещичьи владения являлись своеобразными культурными очагами среди чересполосицы пестрой нищеты единоличников. На помещичьих землях появились впервые коммуны. Частично их затем преобразовали в совхозы и колхозы.

В последнее время вводят «научно обоснованное ведение хозяйства», но еще мало науки в нашей колхозно-совхозной практике. Самой техники, удобрений тоже мало. Люди трудятся без достаточной охоты. Лишены они возможности хоть как-то влиять на хозяйственную деятельность. Не прислушивается никто к их советам. Землю оторвали от производителя. Материальная заинтересованность лишь денежные и другие вещественные поощрения предполагает. Без любви к земле, без уважения своего полезного – не «мартышкиного труда» - колхозник и рабочий совхоза не могут добиться существенных показателей в урожайности и качестве произведенной продукции. Для рационализации всего сельскохозяйственного производства все это необходимо. Нет на земле настоящего хозяина – главное. Хотя всюду есть свои «хозяева» и «хозяйчики». Абсолютно их не трогает дело. Для них важно: в своем владении удержать прибыльную кормушку. Некоторые из фактов: расточительство, бесхозяйственность, запустение, безразличие, лодырничество, безответственность. Составляют суть общих взаимоотношений наших в производстве и к производству. Желание каждого: урвать себе побольше, а там – пропади все пропадом. Пусть трава не растет. Пусть даже потоп зальет произведенное.

Уже много принято решений. Еще больше их могут принять в будущем. Но при этой малоэффективной системе ведения хозяйства – нельзя коренным образом преобразовать сельскохозяйственное производство. Какой смельчак возьмется менять систему? Продолжат вести дела по уже выверенной схеме: установили ее наши отцы и деды по партийным директивам. Все продолжит осуществляться подобным образом, наперекор стихиям, вопреки здравому смыслу. В нашей жизни и при возникшем обществе нет такой силы, способной разрубить этот гордиев узел. Направить движение по другому руслу. О чем может идти речь? Составлены потолочно закупочные цены: нисколько не учитывают себестоимость продукции. В последние годы их повысили: не так грубо обирают колхозы и производителей. Сами государственные планы предполагают наличие убыточных хозяйств. Лишен возможности производитель влиять на производство. Самими хозяйствами часто руководят люди, чуждые селу. Запасливо приобретают партийные рекомендации и направления. Наше сельское хозяйство почти полностью зависит от влияния климатических стихий. Строят на фундаменте бездушных, абстрактных директив. Почвообрабатывающей, движущейся, уборочной техники не хватает. Удобрений недостаточно. Да к наличному относятся по-варварски. Что говорить…

Несколько лет подряд мне приходилось ездить в колхозы, совхозы в разных районах и областях Украины. В технологии сельскохозяйственного производства я слабо разбираюсь. Хорошо видел утвердившиеся «порядки». Не иначе: это и есть современное крепостничество. О какой законности можно вести речь?

Долгие десятилетия из сел только вывозили. Ныне положение улучшилось несколько: во многих пригородных селах и деревнях жить стали более зажиточно. Некоторые предприимчивые торговцы снимают сливки, собирают своеобразную дань с граждан: пользуются условиями бесхозяйственности в торговле и органах

сельскохозяйственных. Изголодавшиеся горожане все подбирают на рынках: не смотрят на цены. Это обычное состояние: государство не в состоянии обеспечить население продуктами: ни в количественном, ни в качественном отношении. К тому же в последние годы возросли государственные розничные цены, особенно на овощи, фрукты, мясо, молокопродукты. Это явилось прецедентом достаточно веским для увеличения цен на рынке. Денежная реформа 1961 года оказалась почти настоящим народным бедствием – для горожан. Прикидываются дурачками сельские барыги: требуют цены на свои продукты непомерно высокие цены. Для них вроде не относится десятикратный обмен курса рубля.

После описания своих кратких путешествий, В.В. Шульгин возвращается вновь мысленно к «своему дому»: его он оставил на углу улиц Льва Толстого и Горького.

«Вот я опять стою перед ним и размышляю. И после продолжительного размышления, я, наконец, вошел в ворота своего бывшего дома, то есть той части его, которая уцелела.

На доске прочел имена квартиро-содержателей. Их много десятков. Но ни одного знакомого имени. Новые люди имеют здесь крышу над головой. В садике играют их дети. Мне здесь делать нечего».

Но на этом размышления автора не останавливаются: это лишь отправной пункт для дальнейших глубоких выводов, раздумий о месте человека в обществе, на Земле. Это глубоко поэтические раздумья человека, увидевшего столь много разного в жизни, сохранившего даже в преклонном возрасте трезвость ума и тонкость видения мира.

«Мой дом… - Приведем полностью эти его рассуждения. – Что это такое? Что значат эти слова?

Мой ли он потому, что моим родителям принадлежали его стены? Этих стен уже нет. Деревянные, слабенькие, они сменились каменными, могучими. А он, дом, все же остался «моим». Переменились и видимые владельцы. Нашу семью в этом смысле сменило государство, и все же он «мой», т.е. я как-то живу в нем, хотя в этих каменных стенах мне негде и голову преклонить.

Почему же, в конце концов, он «мой»? Он «мой» потому, что в нем я родился, в нем впервые увидел свет.

Этот факт нельзя изменить, и потому с этим местом до конца дней моих будет связана моя жизнь.

У турецкого султана было три тысячи жен, но мать одна. Я переменил за свою жизнь много, много домов. Но «моим» домом был и будет этот, хотя его больше уже и нет. Место рождение человека больше всего другого, кроме времени, определяет его судьбу. И потому с этим пунктом земного шара я связан нитями невидимыми, но неразрывными.

Этот дом «мой» потому же, почему «мой» и город, в котором я нахожусь. Минувшие судьбы града Киева, до самых отдаленных, наложили на меня какую-то печать, и в его настоящем и будущем я как-то и сейчас участвую. В развернутом более понимании «мой» дом – это город Киев; а в еще более широком «мой» дом – это моя родина, Русь – Россия».

В.В. Шульгин – великий патриот России. Не поняв этого, можно увидеть только трагическую сторону его превратной судьбы. Но в том-то все дело, что человек этот, веря в сверхъестественное, все же не считает свою судьбу роковой. Приучен он к велико-терпению. Но душа его наполнена надеждой, верой. Вообще-то без всякой веры живут пустые люди и преступники. В.В. Шульгин – большой человек, мыслитель. Переменчивые общественно-политические обстоятельства в его жизни дополнены личными моментами, сложностями, трагическими эпизодами… Многие годы скитаний, лишений, дополнены тюрьмой. Он приучен мириться со всем. Основная его беда в том заключалась: он не один – безумно любил супругу, не замечал многочисленных ее безосновательных требований, даже тиранства. Но об этом несколько ниже.

Больше мысленное понятие родины в душе этого человека носит характер не абстрактный, а конкретный. Мария Дмитриевна Шульгина была по-своему права: в ленинградском оперном театре им. Кирова она отозвалась нелестно о Федоре Шаляпине – в голодные революционные годы он обирал студентов. Истинным патриотом России она назвала своего мужа. Оказалась близка к истине. Да, он патриот России. Для него родина: не только популярное слово: с ним ныне модно проделывать цирковые трюки. Особенно в этом преуспевают проституирующие литераторы. В конъюнктурных целях они готовы писать и пишут обо всем, что только от них потребуют социальные заказчики. Возможно, в чем-то В.В. Шульгин и уступил господствующей идеологии, но в другом, основном, он непреклонным остался в своих убеждениях. Родину он никогда не пытался распродать оптом и в розницу или променять ее на прибыльную должность. Возможно, он не во всем прав, но его заблуждения столь же искренни, как и остальные поступки.

Вот какие слова он пишет о своей родине:

«Нельзя уничтожить законы бытия. Бесчисленные люди всех времен и народов приложили к ней свои усилия. Направили и дальше будут направлять реальную историю нашей Родины. В этим бесчисленным отношусь и я – малая букашка. Причем безразлично, был ли я за или против власти существующей. Поэтому и на мне лежала и лежит некая маленькая ответственность за судьбы народов, имена, формы общежития меняющих, остающихся Великим сообществом, проживающих в определенных пределах. И эти пределы, и суть в обширном смысле слова – «Мой дом».

В.В. Шульгин – гражданин Вселенной, искусственно поделенной на классы, партии, группы, блоки, системы, государства. Он выше всего этого, хотя и он – «малая букашка». Если в недавние времена об этом еще можно было так писать, то ныне подобные мысли опасны, психологически чужды, генеральной линии совершенно не соответствуют. А потому их пресекают всеми находящимися в руках государства средствами.

В нынешних условиях завинчивания гаек и систематического промывания мозгов подобные строки не увидели бы свет, не стали достоянием читательской аудитории. Фактически не признаем «великое сообщество» людей. Руководящий

строй страны считают: его следует переделать по нашему методу и образцу. Цель мировой политики в этом: призвана утвердить господство социализма во всех странах и частях света. От этой основной цели никто никогда не отказывался, вот только методы достижения этой цели меняются, совершенствуются, усложняются. Довольно часто это происходит. Ныне они не столь прямолинейны и откровенны, как это происходило в двадцатые и тридцатые годы. Тогда многое не скрывали. Не умели еще скрывать, да и делать это не находили нужным. Сейчас политику разрабатывают в тайне. Ее осуществляют за дымовой завесой. Прячут в шелухе словесности.

И все же В.В. Шульгин не ограничивается одной нашей планетой. Он выходит на широкие просторы космоса. С позиций находящегося в космосе человека, себя представляет смотрящим из безбрежных глубин: призван пропеть гимн Родине.

«Это широкое понимание слов «мой дом», но не широчайшее. Широчайшее настолько шире широкого, настолько Вселенная больше Земного шара.

В наше время нельзя уже отмахиваться от вопросов, которые выдвинул космос. Ленин был прав, когда обронил однажды:

- Только овладев космосом, человек узнает, что он такое есть.

Мы близки к разгадкам этой тайны».

Ой, как мы еще далеки от распознания этой тайны! Подобные оптимистичные излишне высказывания свойственны рьяным пропагандистам. Их призвание и служебная обязанность, цель – рекламировать «достижения», разъяснять политику, пережевывать давно набившую оскомину жвачку. Но наш уважаемый автор резко хватил через край. Он осмелился и решился высказаться по тем вопросам, по которым он имеет только общее представление.

Но такова уж человеческая натура по природе создания: сильно внутренняя потребность высказываться даже по тем вопросам, по которым конкретный данный человек имеет самые примитивные представления. И мои не столь уж редкие заблуждения вызваны тем же качеством. В этих словах не самокритичное сюсюканье, не заигрывание на чувствах доверчивости, а искреннее признание действительного положения вещей. Я лично не верю в безгрешных людей: это лишь в легенде они могут быть и становятся безгрешными, даже бесполыми.

А В.И. Ленину – мода такая – приписывают самые невероятные откровения: провидец такой! Особенно он удивляет своими предсказаниями светлого бесклассового будущего.

И вот следуют слова – в них заключены религиозные мысли о братстве всех людей. Эти чувства легче всего осуществить в одиночестве, вдали от Земли.

«Юрий Гагарин был в космосе неполных два часа. Он не успел ощутить тоски по Земному шару. Когда человек полетит на Венеру, его путешествие туда и обратно будет длиться около года. За это время космонавт научится думать о покинутой им Земле, как о бесконечно далеком и бесконечно дорогом своем родном доме. У него будет одна мечта – вернуться хотя бы на одно мгновение на ту свою истинную Родину, где все прекрасно и любимо и все люди покажутся ему земляками».

Это только в мыслях человеку действительно может казаться, что «все прекрасно и любимо». В действительности, многое не так: не надо обманываться.

Чувства родины и братские чувства к другим людям должно ощущать на Земле – для этого совершенно не обязательно лететь в космос. Лишь только для очень далеких мыслителей этот пример может показаться убедительным и В.В. Шульгин зря им воспользовался. Стоит ли потрафлять невеждам? Конечно же, после нескольких десятилетий беспрерывной пропаганды иных взглядов, пользоваться нужно счетными палочками, примитивными примерами: этим поколебать сознание коллективно воспитанного человека. Мыслящие люди понимают и без подсказок все это. До какой глупости все мы дошли? Для разъяснения общепонятных истин нужно прибегать к высоким материям. Цитировать Ленина. Указывать на решение партии на очередном партсъезде. Ведь мы же сами вводим себя в примитивное состояние: из него предкам человечества удалось выйти за несколько десятков тысячелетий. И все это лишь только для того, чтобы утвердить неограниченную власть группы людей. Не слишком ли велика плата?

«Не случайность, - В.В. Шульгин пишет, - проникновение в бесконечную Вселенную совпадает по времени с опаснейшей для человечества эпохой. Наука раскрыла для нас перспективы ослепительные в своем сиянии и в те же времена столь ужасные, что мысль цепенеет при их созерцании.

Перед нами, человечеством, две дороги.

Одна – признать, что Земной шар есть общий дом для всех людей, живущих на нем, и в соответствии с этим приложить к этому своему общему жилищу могучую современную технику, созданную умом и трудом людей. Человечество в этом случае действительно ждет рай на земле, по крайней мере, рай материальный. А затем, получив материальный достаток, довольство, обеспеченную жизнь, человек будет совершенствовать и свои духовные ценности, без которых невозможно счастье человеческое. Я хочу сказать, что придет новый человек, умеющий быть счастливым, ибо быть счастливым – это дар просветленного сознания и возвышенных чувств.

Другая дорога для человечества – это война со всеми вытекающими отсюда ужасными последствиями.

В зависимости от того, какую дорогу человечество выберет, в дни завоевания космоса узнается, «что такое есть человек», как об этом думал Ленин. И вместе с тем исполнится заповедь, начертанная на стенах дельфийского оракула, любимая Сократом:

- Познай самого себя».

Пора, давно пора сделать хоть первые начальные шаги к самопознанию, к изучению собственной сути. Просто невероятно бывает сравнение столь грандиозного прогресса науки, техники и в самой технике со всей суммой наших знаний о человеке. Это не ходкий афоризм, а действительность: легче технически создать робот, подобие человека, чем проникнуть во все тайны человеческой природы, научиться ею управлять, изменять сущность.

Прогресс техники несет с собой ощутимую материальную выгоду, а вот тайны человековедения: кому они нужны? Техника все более и более порабощает человека, делает его своим придатком и это превосходно устраивает власть имущих. С мнением простых смертных никто не считается, не сверяется, не собирается устраивать плебисцит для выявления волеизъявления. Фактически, всякие опросы, голосования дают лишь общее представление о сиюминутном мироощущении различных групп населения. Не приносят истинного понимания вещей, ибо подавляющее большинство людей редко право.

Истина имеет своим свойством: она кажется подобной хамелеону, скрывается от взоров. Иногда она очевидна, но чаще всего – непознаваема. Разобраться возможно в отдельных свойствах. Таков частично человек: непоследовательный, противоречивый, неопределенный, уступчивый, упрямый, слабый, мнительный, коварный, мстительный, жестокий, жалкий, лживый, пустой, жадный, ненасытный, подлый, хищный, ненормальный, нервный, вспыльчивый, бездумный, бездушный, тупой… Попробуй за один раз охватить его всего на фотографическую пленку!

Хоть это и нелегко сделать, но все же в силах человеческих самопознанием заняться. Кто знает, какую власть над природой принесет человеку подобное изучение собственной сущности. Правда. Как говорится, нельзя ждать милостей от природы, ее помощи в познании ее же сокровенных тайн после того, что мы с ней сделали. Всякое увеличение власти человека над природой влечет к ее разрушению. Власть человека, особенно, бездумная и бесконтрольная власть – опасная власть. К сожалению, человек никогда больше не станет частью природы, но в этом – разумная альтернатива всеразрушающему его влиянию. Каким путем в будущем пойдет развитие жизни, как говорится, будем посмотреть. Это узнают грядущие поколения – продолжат они род человеческий на этой планете.

Реально проступает одно возможное спасение: в какой-то период наступит пресыщение материальными благами – подобное даже обязательно. Быть может, в этом случае человек станет больше питаться духовной пищей, свою природу изменять и совершенствовать. Возможно, тогда родится, возникнет человек идеальный, но и он будет одинок в джунглях городов. Оптимист по своей природе, я в данном случае остаюсь неизлечимым скептиком.

В.В. Шульгин таким видит центральную улицу Киева Крещатик:

«Эта улица, безусловно, красива. Конечно, она не в стиле Алешина – белые стены с узорами, чуточку золота, темнокудрые тополи.

В каком стиле новый Крещатик? Не знаю. Я бы сказал, что это стиль – удачные ансамбли. Не стесненная границами собственников, властная рука творила из груды послевоенного мусора то, что подсказывали ей талант и фантазия архитекторов и строителей. Строили быстро, тем не менее удачно».

Конечно, я дилетант: в вопросах архитектуры и строительства имею самые минимальные познания. Но как человек любящий и ценящий красоту, должен признать: Крещатик в его новом ансамбле мне никогда не нравился. Нахожу одно только оправдание его не стилевым строениям: нужно было как можно быстрее восстановить нами же взорванную улицу. Да, это не только разговоры, но и печатное свидетельство А. Кузнецова: подтвердил – Крещатик действительно заминировали советские саперы и взорвали при сдаче города в 1941 году.

Все эти причудливые башенки, безобразные статуи рабочего, колхозницы, эта мишура величественности, вознесённой – то позже вполне резонно назвали архитектурными излишествами, словно должно явиться новым архитектурным стилем. Надергали из разных эпох. Противоречивый. Дорогостоящий. Безвкусный.

Я встречал очень многих людей: им Крещатик нравится. Ну, что ж…

Лет пятнадцать-двадцать назад, сохранившаяся правая часть Крещатика считалась молодежной. А по другой стороне степенно, без толкотни и ажиотажа прогуливались средневозрастные люди. Среди них очень сильны критиканские настроения по отношению к «современной молодежи». Позже все перемешались.

Если бы сегодня пришлось вновь застраивать Крещатик, он оказался иным. С тех пор минули годы, сменились эпохи.

Да, Крещатик мне совершенно не нравится, но я привык принимать такими вещи, какими они есть. В.В. Шульгин несколько идеализирует: поверить ему мне трудно – со знающим, любвеобильным сердцем… Так уж понравились все эти строения? Возможно, его провезли на автомобиле по Крещатику, а мне лично приходилось тысячи раз видеть эту улицу вблизи.

Еще важный момент: В.В. Шульгину с супругой обещали выделить жилье в Киеве. Не станет он готовиться к переезду с критическим настроением.

Уже позже появились достаточно официальные сведения: Крещатик взорвали уже в момент пребывания в городе нацистов. Этот бессмысленный взрыв явился основанием для нацистских зверств. Прежде всего против Евреев: с помощью Украинских полицейских и добровольных местных осведомителей – Евреев города отправили в Бабий Яр для прославления героизма нацистов и Украинцев.

«Когда я спрашивал, кто же эти одаренные люди, которые, несмотря на грандиозные темпы строительства, все же отвоевали и защитили красоту, - В.В. Шульгин продолжает, - мне ответили:

- Коллектив.

Это меня не удовлетворяет. Слишком хорошо я знаю человеческие коллективы. Коллектив – это тот же цензор, только многоголовый. Коллектив хорош для критики или для исполнения. Но творит одиночка. В моем понятии: в науке – мыслитель; в технике – изобретатель; в планировании зданий – инженер-архитектор; в планировании города – инженер-урбанист.

Но кто эти новые люди, чья мысль, витая над хаосом военного разрушения, созданная в своем воображении воздушные замки? Они творили мечты, которые немедленно облекались в плоть и кровь, т.е. в кирпич, камень, железо и бетон. Я хотел бы знать имена этих удачливых мечтателей, как я знаю имя Алешина, чья мысль не облекалась в материю, а осталась только поэтическим вздохом.

На мои настойчивые вопросы мне однозначно отвечали, что это создано коллективом лучших архитекторов Киева, Москвы и Ленинграда, участвовавших в конкурсе, объявленном украинским правительством, признавшим совершенно необходимым восстановить Крещатик».

Да, коллектив чаще всего: это механическое единение чисто случайных, в него попавших людей. Любой коллектив в своей массе безынициативен, малодеятелен сер, консервативен: нуждается в постоянном руководстве, в толкаче.

Именно: всегда и везде творит одиночка! Но за спиной творца вечно удобно пристраиваются многие приспособленцы, нередко даже трутни: им тоже хочется отведать курс пирога. Приобрести толику почестей, утолить хотя бы частично свое беспочвенное тщеславие. Так устроен человек со своей очень упругой природой. Со всем этим мало что можно поделать. В подавляющей своей массе завистливы люди. Спокойно не могут мириться с чужой большей способностью, удачливостью – талантливость часто воспринимают подобно осуждаемой ненормальностью. О, эти идеализированные коллективистские чувства!

Способному человеку совсем нелегко оказаться под властью, произвольной часто властью какого-нибудь злобствующего ничтожества. Но к этому нужно привыкнуть. Руководящие, номенклатурные должности - в этом мире сплошь и рядом занимают именно ничтожества. Сами они выдвинулись, но чаше всего их выдвинули по совершенно случайным признакам. Получило оно звучное название «подбора, выдвижения и расстановки кадров».

Для человека бесталанного такое «демократическое положение вещей» даже нравится. И он имеет возможность выиграть в жизни: в «кадровой лотерее». Люди мыслящие хорошо видят всю бестолочь и связанный с ним нравственный разврат. Нет никаких возможностей протестовать. Но и мириться не может с подобными отвратительными явлениями жизни. На головы способных и талантливых людей наваливается «коллектив»: подобие кары Б-жьей за несовершенные проступки и грехи. Так бездумное большинство использует всегдашнюю свою правоту силы – в ущерб самого общества.

В.В. Шульгин прав. В теории и принципе существующее государство призвано приносить благо людям. Но… Властители позаботились: государственная власть, бюрократическая администрация людей порабощает. Превращают в полновесную собственность. Это же государство заинтересовано, как можно прочнее подавить в них индивидуальности, их личное «я». Вместо субъективных прав, в их сознание подсовывают - одни обязанности. В извращающих сущности, в таких условиях -легче «руководить». Произвольно использовать власть и влияние.

Постоянно увеличивается и увеличивается власть правительств государств. Технический прогресс призван облегчить жизнь людей. Полнее удовлетворить насущные потребности общества. Не всегда имеет свою зримую, но всесильную негативную сторону. Он порабощает человека, труженика, гражданина. Больше все и больше его превращает в придаток техники, почти в собственность самого государства. Строй общественной жизни, система имеют здесь малое значение. Всеядные, всепожирающие государства превращаются в бесполых чудовищ. Они слабо наделены нравственными ценностями. Их действия не всегда отгорожены рамками, запретами. Им чужда совестливость, сомнения, сострадания. Чванятся они зря – без стеснения утверждают о своем всемогуществе, способностью с собой уничтожить условия самого существования человека на земле.

У нас не чтят личностей, имен. Только после смерти выдающихся личностей, рассекречивают имена «героев». Многие тысячи людей соглашаются творить в таких условиях. Ради чего? Только ради имущественной самостоятельности и материального достатка? Да, среди них одни – глупцы-фанатики, другие - просто приспособленцы. Призрачные надежды, пустые обещания, фисгармонные-фантастические мысли побуждают людей соглашаться с любыми условиями работы и жизни, но лишь бы… Это «лишь бы» убивает самостоятельность людей, порабощает их души. Лишает права распоряжаться результатами своего труда. Они становятся роботами, даже рабами государства.

Против таких явлений и проявлений не может не протестовать интеллигент первой половины нашего бурно-безумного века. В.В. Шульгин может и не знать всей трагедии общественного перерождения, работы и жизни многих людей.

Многие люди не могут с этим согласиться. Видят: можно заняться любимым делом, добиться в творческом труде чего-то определенного – для этого следует продать свою душу бесчувственному советско-коммунистическому дьяволу. Эти люди, самими условиями существования, становятся хищниками, вульгарными материалистами, ненасытными и циничными эгоистами. Страдания других их не трогает: лишь бы ничто не нарушило их спокойствие, благополучие. Ничто из постороннего мира не должно проникать в их затхлый мирок. Их стремление в жизни – добиться условий существования, подобных номенклатурных элитников. Постоянно процветают, наслаждаются. Это наш правящий класс номенклатурных бонз с их тунеядствующими семействами. Эти люди когтями и зубами держатся за свои кормушки. Заранее узнают по аппаратной телефонной связи о возможных всех, им грозящим опасностям.

Да, В.В. Шульгин прав по-своему:

«Ни одного имени.

«Да, возвеличится Россия,

Да гибнут наши имена!»

Скромность поистине удивительная. Но, кажется мне, доброй памяти заслуживают те строители, что воскресили погребенный под развалинами Крещатик и притом в обличье величественном и прекрасном.

Слава вам, коллективные творцы!»

Бездоказательно выскажу предположение. Партийное руководство в свое время осудило «архитектурные излишества». Верно, репрессировали всех «растратчиков социалистического имущества». И… предали забвению все их творческие достижения и, конечно, сами имена… Киевляне оказались в списке. Вот и все…

Разве только эти люди достойны доброй памяти? Но как у нас делают? Вдоль магистральных дорог поместят, обвесят площади десятками безыменных портретов… Не поясняют, кто эти люди? За какие заслуги-провинности их изображения обязаны обветриваться и пылиться на улицах? Такова своеобразная наглядная агитация. Нечему тут удивляться. Даже к живым людям у нас относятся часто по-зверски, хищнически. Используют физические силы, эксплуатируют наши способности, таланты… Взамен даже не выговорят доброго слова. Удивляться после этого стоит? Даже почести у нас часто превращают в подобие оплеухи, в плевок в душу, во всенародное осмеяние. Но ведь многим людям достаточно сказать одно доброе слово: они ответно совершат полезное дело. У нас не умеют дозировать слова. Не умеют сами почести выдавать вне казенной обстановки. Без отрепетированной и годной на все случаи жизни - клоунады.

В.В. Шульгин обладает поэтическим слогом. Он зря замечает: «Гоголь мог бы написать об этом лучше, а я не умею». Одно место его брошюры:

«В Киеве из земли, потрясенной катаклизмами военного разрушения, как бы вырвалась некая духовная сила, сила, противодействующая варварскому уничтожению, сила созидания. Эта огненная лава, затвердев, приобрела материальные формы, застыв в образе замечательных зданий».

После окончания Второй Мировой войны, Киев сильно преобразился. Часть построили, другое перестроили. Очень мало создали «замечательных зданий» - больше жилых коробок, малометражных квартир. На многих массивах все еще плохо наладили транспорт, снабжение… В субботние и воскресные дни, а то и неделями до многих квартир часто не доходит горячая, да и холодная вода. Тут, конечно, не место перечислять многочисленные изъяны и недостатки типового нашего строительства и обслуживания. Всего этого В.В. Шульгин не знает, да ему этого не надо знать. Такие вещи не показывают. О них не рассказывают. Да, в год его посещения Киева, жилищное строительство только начиналось. Надеюсь, не ошибаюсь: в те годы строили Первомайский массив, да и приступили к созданию жилищного массива на левом берегу Днепра. Сейчас Киев непомерно разросся, но внутри самого «старого города» строительство ведут слабенькое. Возводят только отдельные здания. Крошат кварталы дичайших трущоб. Возможно, в черту города вернется строительство: окажется оно более рациональным, эстетически запоминающимся. Вся эта серость – так надоела!

Недавно я объездил почти весь город, включая и новые массивы. Однотипно всюду. Мало что радует глаз. При наличии современной строительной техники за те же средства – можно строить куда лучше, красивее. Нужно только отказаться от устоявшихся шаблонов, от типовых схем. Разработаны они давно – людьми не вполне творческими. Да, нынешнее поколение архитекторов и строителей может с полным правом называть себя коллективом: за ним скрывают свои имена и лица. Не всегда можно гордиться своими творениями. Иногда их сердца щемит стыд. Но вообще-то, кому-то стыдно, а есть такие друзья-рубахи: им ничего не стыдно. У них вместо атрофированного стыда явились некие низменные потребности.

В.В. Шульгин готовил себя, да и прежде всего психологически Украинское руководство к своему скорому возвращению на родину. Не учли его желания: не впустили. На это хватило власти у украинских властителей-националистов. Как-никак в их власти – «суверенитет». Воспротивились они – не впустили. Так позже центральные советские власти отказались выпустить за границу этого человека без «гражданства».

«Я имел возможность пробыть в Киеве только четыре дня, - сообщает В.В. Шульгин, - что убийственно мало. Я ощутил красоту этого города, так сказать, на лету схватывая ансамбли. «Путеводитель-справочник» дал мне возможность проверить и уточнить свои впечатления. Я не ошибся. Много зданий в самом деле хороши и еще выиграют при сосредоточенном разглядывании».

Возможно, так, вполне возможно, новизна вблизи блекнет, радужные надежды рассеиваются. Своей зеленью, парками, рельефом, древностями Днепром, Киев красив – не современными строениями. Только отдельные здания запоминаются (из доныне сохранившихся старых строений, тоже можно назвать лишь какую-то дюжину зданий; верно, не более). Может я не во всем прав, но таково мое мнение: его привык высказывать нелицеприятно.

В.В. Шульгин не был в городе четыре десятилетия. Дополнительно по этой причине – он так жадно всматривается в город: в себя впитывает всю его новизну. Следует учесть: перед этой своей поездкой в Киев за последние двадцать лет он сильно истосковался по современному городу. Все эти годы его окружала война, тюрьма, провинциальный Владимир… Можно понять человека: считает удачей –вырвался на волю из своего забвения, одиночества, почти заключения. На все он смотрит широко раскрытыми глазами. Часто мыслимые заблуждения – выдает за действительное.

«В том головокружительном темпе я осматривал выставку достижений народного хозяйства, которая находится около Голосеева. Голосеев был в мое время хороший лес, принадлежавший Голосеевскому монастырю… (Сейчас на огромной территории, представляющие все отрасли хозяйства Украинской республики, а последняя по площади равняется примерно территории Франции. Учебные и производственные корпуса сельскохозяйственной академии находятся недалеко в лесу). Когда я туда поехал, выставка была занята в части своей чешскими экспонатами, прибывшими из Праги. Поэтому я не мог тщательно осмотреть Киевскую выставку. Но ясно, что ее размах грандиозен. И, конечно, я вынес такое впечатление не от конфет и сигарет, экспонированных на выставке, а от архитектуры и искусства, техники и индустрии этой второй по величине союзной республики страны Советов».

Даже человеку молодому невозможно обежать выставку за один день, а тем более это затруднительно совершить человеку в столь древнем возрасте, в каком находится В.В. Шульгин.

На выставке нет особо запоминающейся архитектуры – помпезность, дань той эпохе, когда создавали это сооружение. Конечно, нет на выставке искусства: есть техника, индустрия, образцы промышленных изделий – на любителя. Все вещи эти я не очень люблю. Не дружу с техникой. Но здесь много зелени: превосходный лесопарк, пруды… Иногда на этой выставке устраивают интересные отраслевые выставки. Только что-то в последнее время нет ничего оригинального. Те самые, пусть лучшего качества изделия разглядывать на выставке – они появляются в витринах магазинов.

Украинская республика обширна и богата чуть ли не всеми отраслями народного хозяйства. Но по самой выставке трудно сказать об истории, самой Украине и об Украинцах. На выставке собраны вместе бесчисленные экспонаты пролетарско-интернационалистического назначения. Техника сильно подавляет национальные черты производителя и производства. Затирает индивидуальные грани и различия. У нас это делают с особой тщательностью. Выхватывают время от времени пугало национализма и бьют как раз по центру: это действительно из жизни следует устранить. Разрушают вековые традиции. Искореняют самобытное. Даже пусть оно не направлено против добрососедского сосуществования разных национальностей. В это самое время широко, свободно процветает шовинизм, чванство, высокомерие, пренебрежение к своеобразию малых национальностей. Явные чувства неприкрытого, злобствующего антисемитизма. Не пресекаемые ничем, никем не наказываемые. Свое национально-политическое высокомерие проводят под видом борьбы с полу-призрачным сионизмом. Зарубежных всех Евреев наша пресса называет сионистами. Дирижирует в этом направлении Суслов. Используют примитивнейший способ мазания всех в один цвет. Почему, отчего? Самое опасное здесь: пропаганда падает на благодатную почву. Многие Россияне, Украинцы, да и другие, подобно своего Спасителя, ждут благоприятного момента для «окончательного решения Еврейского вопроса» на этой Земле.

Возможно, Украинцы, Славянская нация – самая развитая, трудоспособная из всего населения Советского Союза. Исключая население республик Прибалтики. Да, и нечего сравнивать с немногочисленными Поляками, Чехами и другими у нас живущими Славянами. Чувства национального самосознания в Украинцах еще слабо развиты. Только западные Украинцы века проживали в более сложных условиях, побывали в большом контакте с другими нациями и влияниями Запада, обрели подобное самосознание. Ощутили важность свободы в развитии. Какой-то это парадокс: возможно, в Киеве ярче, ощутимее, чем в любом другом городе, происходит водораздел политических, других влияний. В определенной степени, Киев служит своеобразной лакмусовой бумажкой. Здесь почти всегда начинают любые политические кампании. Обретают они законченный, оточенный вид. Из Киева постоянно исходят консервативные веяния. Всегда так происходило и остается. Частично это в характере киевлян. Но чаще всего подобное от них совершенно не зависит. Сами они оказываются жертвами эксперимента, отсюда нагрянувшей политической струи. Тоньше нюх у здешних приспособленцев. Украинцы – самые карьерные большевики-коммунисты. Лезут в высшее руководство

В.В. Шульгин рассказал о действительно интересном цельносварном мосте через Киев – носит имя Патона. Переносит в другой район города. Позже в Киеве построили еще более интересный двухъярусный мост метро.

«Левый берег Днепра представляет собой теперь новый промышленный город.

…Вокруг промышленных предприятий вырос второй Киев. О темпах роста этого города хорошо сказал наш водитель, т.е. шофер, - я сидел с ним рядом:

- От тут ихав я весной в апреле, ничого не було, як есть песок голый, а теперь...

Я посчитал на пальцах, сказал:

За полгода выросли огромные массивы многоэтажных жилых домов с большими магазинами, асфальтированными мостовыми, электричеством, водопроводом, школами, клубами и детскими домами.

В 1959 году 20 тысяч семей киевлян получили новые квартиры, из которых львиная часть падает на рабочий Дарницкий район. В прошлом этот район представлял из себя сосновый лес на песке с дачами. Война унесла дачи и лес, остался один песок. Вот на этих пустырях вырос второй промышленный Киев».

Да, в районе Дарницы создали несколько благоустроенных массивов, но в этих местах располагается большая часть наших химических предприятий. Нередко, в этом районе воздух вреден для дыхания. Правда, дующий с Днепра сильный ветер его несколько разряжает. Стоит учесть, на левом берегу создали лучшие из наших новостроек. Во многих местах песок намыт из Днепра. Здесь относительно хорошая транспортная сеть.

И все же, когда нам предложили квартиру в Дарнице, переезжать туда мы отказались. Лишь побывав раз здесь проездом, В.В. Шульгин заметил:

«Находясь тут, я почувствовал неизбежное зло крупнейших промышленных центров – атмосферу, отравленную заводскими газами, которые вредны для здоровья людей».

Это так. Никакие частичные меры тут не помогут. Нужно запретить химическим предприятиям выбрасывать свои отходы в воздух и в воду. Действует запрет этот только частично. Возможно, не в таком массовом масштабе, как прежде, химия на промышленной основе свои отходы извергает наружу: уничтожает жизнь. Химия такого свойства не нужна людям. Она способствует укреплению государственной власти над теми же людьми. Самих людей не делает здоровее и богаче.

«Восстановить природу, которая здесь была, надо, - очень разумно считает В.В. Шульгин. Он безответственно повторяет слова сопровождающего его лица в поездке, - и это будет сделано. Вырастут рощи и молодые леса. Скорее их вырастут сады и цветники. Пока же борются на этом фронте путем возможного озеленения. Здесь все принесено в жертву скорости. Скорей, скорей – это лозунг левобережного строительства. Поэтому в качестве «скорой помощи» лишь усилено садят самое мощное дерево наших мест – черный тополь».

Конечно, все это прекрасно, но не больше, чем полумеры. Загрязнение среды обитания, неконтролируемый выброс в атмосферу и водоемы отходов в огромном количестве – тягчайшее преступление против нынешнего и будущих поколений. В наши дни такое совершают в довольно широких масштабах.

У нас фактически нет общественного контроля: некому сказать свое веское слово по этому поводу. Наша общественность глухонемая, когда дело касается охраны окружающей среды, как и гражданских и человеческих прав. Но она зычно орет, как только увидит дирижерскую палочку власть имущих. Кому нужны все эти темпы, бесконечная гонка? Ведь соревнуются прежде всего в военной сфере, а не в отраслях промышленности. Дешевыми, удобными товарами, продуктами не стремятся снабжать человека. Здесь нужно лишь дого-о-о-онять! Мы отстали от США на полстолетия по выпуску многих видов продукции, нужных потребителю. Когда начнут осуществлять обещанное? В афро-азиатском мире найдется много друзей: способны они лишь брать. Да, и дают им часто не то, в чем действительно нуждаются эти народы. Наша страна специализируется на выпуске вооружения, техники взаимоуничтожения. От всего этого ни нам, ни им не станет хорошей жизнь. Вооруженная сила не способна разрешить ни одной проблемы: людей она только ожесточает. Появившимся во множестве «друзьям», Русские, Европейские мерки не приемлемы. Эти люди другого морального склада, иных убеждений. Они никогда не пойдут умирать за наши партийные, интернациональные интересы. А вот нашим гражданам уже приходилось погибать за чуждые даже нашему народу политические концепции. Неужели они никогда не отойдут от политического фанатизма, не образумятся? Должен же когда-нибудь остановить голос здравого разума: хватит! Тенденция не успокоительная. Аппетит приходит во время еды: он достаточно велик, этот аппетит ненасытного человека нашего мира. Осуществить вознамерились: себе не силам и средствам. Головы некоторых, близких к власти, людей еще заполнены сумасбродной идеей мирового господства.

По-своему интересен разговор В.В. Шульгина с инженером строительного комбината – крупного размерами и выполняемых заказных работ.

«- …Перед вами огромный комбинат, он готовит блоки, которые в современном строительстве заменяют кирпичи… Киев не отстает в этом деле от других городов страны. И все же мы недовольны. Надо строить скорей! Надо найти способы, методы, чтобы усилить гонку сооружений.

Я рискнул заметить:

- Чтобы усилить гонку сооружений, надо ослабить гонку вооружений.

- Конечно! Поэтому-то наше правительство, - продолжал инженер, - и ведет такую последовательную и упорную борьбу за всеобщее разоружение. Если мир этого добьется, мы сможем все средства вкладывать в строительство городов и сел. Если вы меня спросите, - заметил инженер, - какая часть средств тратится всеми государствами на вооружение, я не сумею ответить, но это громадные средства. И если бы правители всех стран бросили их на улучшение человеческой жизни, то результаты могли бы быть действительно сказочными. Люди строили бы не дома, а дворцы. Они превращали бы целые страны в цветущие сады, пустыни – в моря и соленые, негодные озера – в плодородные земли. Сахара стала бы одним сплошным оазисом.

Словом, все то, что не мог бы предвидеть ни один Жюль Верн, ни вообще какой-либо изобретательнейший фантаст наших дней, все это стало бы реальностью».

Подобные же мысли я не раз встречал в других источниках, но, к сожалению, они в огромной своей массе беспочвенны. Вот это «если бы» портит все дело. Рядом с всепожирающей, ненасытной гонкой вооружений происходила и происходит наша последовательная и упорная борьба за всеобщее разоружение. Возможно, еще удастся когда-нибудь договориться об определенном уровне вооружений, но о всеобщем и полном разоружении вряд ли вообще можно подписать и выполнить договор. Подойдя к черте абсурдности, политики могут совершать парадоксальные вещи. В других случаях абсурдные вещи защищают всей мощью государственной машины. Ведь Россия – авантюристка, хищница.

О дворцах вместо домов, о целых странах, превращенных в цветущие сады, о сплошном оазисе в Сахаре в ближайшем будущем я просто не верю, ибо вижу отвратительные вещи человеческой жизнедеятельности. Уничтожают пресные озера, захламляют поверхность морей отходами, уничтожают жизнь Мирового океана, уничтожают рыбные нерестилища, доводят до запустения почву, к тому же еще пожираемую эрозионной деятельностью. Отравляют атмосферу городов. Если бы у правительств и людей имелось больше наличных средств, перед ними открылись бы еще большие возможности и в этом разрушающем направлении. В душе почти каждого человека сидит чудовищный разрушитель. При этом все гадости, уничтожения совершают «для блага человечества», ради возвышенных каких-то интересов. Люди не умеют разумно обходиться нынешними средствами, от роскошной жизни им ничуть не станет лучше, да они не исправятся. Наоборот, расточительность еще более увеличится, не зная предела, ограничения. Только те относительно счастливые люди – умеют жить по наличным средствам.

В.В. Шульгин переходит к вопросам искусства, причем делает это естественно вполне без каких-бы то ни было натяжек.

«Инженер так красиво и убедительно говорил о сказочной эпохе, которая могла бы осуществиться, но на пути которой еще стоят мрачные чудовища, что как-то захотелось увидеть сказку без если. Сказку, которая бы как-то освежила нервы, постоянно напрягаемые, волшебными, вместе с тем и суровыми перспективами. Словом, захотелось для отдыха и перемены увидеть просто сказку.

Оказалось, что это возможно. И в этот вечер в театре имени Шевченко я смотрел балет «Лесная песня», поставленный по сказке Леси Украинки. Но я назвал бы этот балет странно звучащим именем – «Чуть-чуть».

Подлинная поэзия этот балет! Танцоры превосходны, но главное действующее лицо – лес. И так как в театре все от искусства, то за этим балетным лесом скрывается душа художника. Того художника, что этот лес выдумал. Не то слово! Не выдумал, а сотворил. Нет. Не сотворил, а увидел в экстазе созидания.

Но я ошибся. Лес все же не главное действующее лицо в балете «Лесная песня». Главный лицедей – Время. Оно идет своей роковой поступью, одевая лес в весенние, летние, осенние уборы. До чего это прекрасно! Сказка, уносящая на своих крыльях в волшебный мир и зовущая обратно на землю строгими чертами реализма.

Но я опять ошибся.

Время еще не главный актер. Глубже Времени – Смерть. Этот призрак сделан так тонко, с таким чувством меры, что невольно вспоминаешь Гончарова:

- Искусство рождается там, где начинается «чуть-чуть»…

Призрак смерти чуть-чуть намечен. Но от этого прекрасного «чуть-чуть» мурашки бегут по телу. Душа преклоняется в ужасе и смирении.

Неужели бессмертный художник, который увидел в своем творческом трансе такую смерть, умрет?

Призрак отвечает без слов:

- Смерть необходима, и потому она прекрасна.

И потрясенный зритель уже готов с этим согласиться. Но вдруг приходит то, что сильнее Смерти.

Что сильнее Смерти?

Сильнее Смерти Жизнь, или, что то же – Вечная Любовь.

Где-то… в другой жизни… или в другом месте… или в другом времени. Все недосказано. Сказано «чуть-чуть». Чтобы каждый понимал «Лесную песню» по-своему, понимал, как ему понятнее. Там, в неведомом, все возобновляется, все оживает. В плане реальном приходит весна, лес возрождается, после зимней Смерти в новой листве, в новой красе.

В плане мистическом две души, юноша и девушка, снова сплетают свои судьбы, они созданы друг для друга, их любовь вечна. Но суровый реализм мира разлучает их. После осени приходит зима, но Лес не считает ее Смертью. Для него зима только время года. А человек этого не знает. Он всю зиму называет Смертью. Лес хочет поделиться с человеком своим глубоким знанием.

Весна, лето, осень, зима. Что такое зима? Отдых. Молодость, зрелость, смерть

Что такое смерть? Сон. Лес знает, люди не знают. Узнайте же любящие души! Смерти нет, есть только Время. Смерть есть мера Времени. Отмерив свою меру, Смерть уйдет. И снова придет Жизнь.

И это показано в балете «Лебединая песня». Снова в ожившем лесу сходятся юноша и девушка. Существа, рожденные друг для друга, находят родную душу. Почему? Потому что любовь вечна. Вечность сильнее Времени. Время слуга Вечности. Но Вечность только слуга Любви. Пройдет положенное, умрет и Вечность. Но Любовь пребудет. Любовь есть Жизнь. Жизнь же конца не имеет».

Я видел на сцене драму-феерию Леси Украинка «Лисова писня» еще в том возрасте: не умел тогда делать философских обобщений. Я запомнил необычный этот спектакль. Балета я не видел, да и в этом жанре слабо разбираюсь. Не могу о нем ничего сказать. Мне кажется: только философски чувствительная душа В.В. Шульгина, такого тонкого ценителя искусства могла воспринять спектакль столь поэтически. Лично я, да и подавляющая часть зрителей не способна на такой подвиг. В.В. Шульгин несколько идеализирует спектакль. Выдает свои ощущения за действительные намерения, которые постановщики балета желали отобразить. Подобное мироощущение, пропаганда подобных мыслей, как они В.В. Шульгиным представлены: советские власти могут воспринять как кощунство над идеологией, философией «нашей героической действительности». Надо признать: рецензией на спектакль в духе идеализма, В.В. Шульгин оказал не совсем добрую услугу солистам и постановщикам. Тут нечего удивляться. Это один из неразрешимых парадоксов нашей жизни: всем заправляет чудовищный принцип – «чем хуже – тем лучше; что хуже – то сходит с рук». За эталон приняли серость, идеологически выдержанную посредственность.

Сам я не особенно большой поклонник балета, По этой простой причине не имею морального права об этом много писать. У меня по этому поводу мнение собственное. Не уверен: они смогут представить особый интерес. В любом случае отношения: прекрасное – прекрасно. «Умирающий Лебедь» К. Сен-Санса в исполнении Майи Плисецкой в моей памяти запечатлелся на всю жизнь.

В.В. Шульгин заканчивает этот раздел следующими словами:

«Я допускаю, что другие зрители поняли «Лесную песню» иначе. Но я понял так. Несомненно, одно, что постановкой все мы были восхищены».

В.В. Шульгин переходит к заключительным аккордам своего пребывания в Киеве.

«Итак, мне приходится покидать Киев. Но как же побывать в Киеве и не задуматься над религиозными вопросами – это все равно что по поговорке «побывать в Риме и не увидеть Папы».

Киев – древний религиозный центр Русского народа, и с религией неразрывно связана тысячелетняя его история. Пусть сейчас Советская Россия отреклась от всякой религии и развивается под знаком атеизма, но поговорка, на этот раз греческая, говорит:

«И сами Б-ги не могут сделать бывшее не бывшим».

В.В. Шульгин – глубоко верующий человек и свидетельством этому служить может его особая заинтересованность современным состоянием религиозных дел – об этом он пишет отрывочно и неполно. Не имел достаточной возможности он сам изучить этот вопрос. Только случайно, набегом выхватил несколько фактов из всего комплекса вопросов, он не составил при этом общей картины. Немногое это представляет определенный интерес.

Его замечание: «Советская Россия отреклась от всякой религии и развивается под знаком атеизма» - не совсем верно. Сам атеизм, фетишизация общей теории классовой борьбы, остальные идеи в наших «классовых условиях» превращены в своеобразные религиозные догматы. Некоторые основоположники, учители нравов теории социализма возведены в ранг ветхозаветных пророков. Их превратили в ранг непогрешимых мессианских созданий. Эту простую нашу истину В.В. Шульгин не заметил. Мог не додумать мысли до логического конца. Почти субъективно его видение реального мира.

«Как же спелось атеистическое настоящее с религиозным прошлым в этом самом древнем Русском городе?

Этот предмет очень трудный и очень сложный. Вся жизнь государственная и общественная подчинена велениям атеистических воззрений современного советского общества. Это надо помнить и учитывать, как основной фактор. Будет ли это промышленность, заводы, будет ли это строительство, будет ли это воспитание, вся школа, низшая, средняя и высшая, - все это проникнуто духом атеизма. И в этом смысле не надо делать себе никаких иллюзий…»

Именно так это и происходит: изменить состояние дел ныне не в человеческих силах. Добровольно и насильственно – в головы людей вдалбливают новую эту религию атеизма. По своему невежеству чванливо действуют: отвергают другие точки зрения – пусть они хоть чем-то отличаются от господствующих. Государство с целью бесконтрольного управления широко развило карательный аппарат: направлен разящими силами на подавление любых проявлений инакомыслия, против религиозных воззрений, определенных духовных чувствований, симпатий литературных, музыкальных. У нас в загоне, запрещены любые живые мысли, всякие самостоятельные проявления общественной деятельности, свыше не регламентированные. И что самое чудовищное и невероятное: обрели иной смысл и звучание абсолютно все философские понятия. Они служат подсобную роль в утверждении политического полноправия коммунистической партии и отдельных ее представителей. Надуманные понятия и слова софистические, словосочетания с каких-то пор приобрели вид истины. Как по эталону, по ним сверяют направление движения. И время – под них подводят.

«… и тем не менее…»

В жизни существуют и другие мысли, воззрения, чувствования…

«И тем не менее религия существует и даже весьма ярко выражается самой внешностью города.

Когда входишь в Лавру, острые впечатления вихрятся вокруг. Крутые спуски и подъемы. Каштаны большой старости; старинные здания церковного стиля. Красота прошлого, обаяние ушедшего».

Религия не только существует… После долгих десятилетий почто варварских гонений, она обновляется – впитывает в себя новых прозелитов. В последние десятилетия в Христианских церквах сектантство получило распространение особое. Тупое бездушие гонений мало что может сделать, противостоять. Самое интересное: свою антирелигиозную политику власть осуществляет руками самих верующих или себя выдающих за них людей. Так, под неослабным давлением власти, Еврейская Религиозная Община Киевской синагоги решила не допускать молодых людей на моления и во время Иудаистских праздников. За счет средств общины в среде еврейских парахов (с паршой на головах) и держиморд набирают дружинников: «следят за порядком». Люди хотят войти в синагогу – их не впускают в Храм Б-жий. Это – кощунство над верой! Поставили бы у ворот милицию – так нет! Молодчики в штатском все время прохаживаются и за происходящим наблюдают. Смотрят они строго, как общинные держиморды предписания властей выполняют. Говорят: они на чужом горбу въезжают в Рай.

Есть ли вообще предел нравственного разврата?! Предел этот давно пройден. Но находят все новые и новые пути и возможности «воздействия». В услужение к себе государство призвало и лучшие умы: не только номенклатурных ничтожеств.

«И вот я у входа в «Ближние» пещеры. До «Дальних» сегодня не добраться.

Вход в темное подземелье светлый. Это много-стекольное здание как бы преддверье храма. На стенах старинные картины (трудно назвать их образами), изображающими Ад и Рай. Впрочем, больше Ад. Я не имел времени рассмотреть их, как они того заслуживают.

Картины эти предназначены для тех времен, когда пещеры посещали почти что пещерные люди.

Каковы они сейчас, те, что входят и выходят из древних подземелий? Как верят они?

Часть тут неверующих, это любопытствующие. Часть и сейчас, вероятно, верят по-пещерному. Но есть, конечно, и такие, которые верят не по-пещерному, а гораздо тоньше и возвышенней. Но я с такими не имел соприкосновения».

За последние десять лет кое-что в Лавре изменилось. Если я не ошибаюсь, в том же 1961 году на некоторое время ее закрыли «для реставрации» - это повод. Изгнали из пещер монахов, схимников, запретили производство и продажу свечей. В брошюре В.В. Шульгина есть такие строки:

«В пещерах проведено электричество, свечи теперь не нужны. Но по традиции старой покупают восковые свечи, которые продает монах, сидящий у входа. И входят в пещеры с зажженными светильниками в руках. Раньше электричества не было и в смысле душевных эмоций было лучше. Не подходит победоносный свет к порожденному смирением миросозерцанию. Едва мерцающие лампады были бы осмысленнее».

В те самые времена я трудился в институте «Укрземпроекте»: располагался в здании бывшего ипподрома. Размещены рядом с Лаврой. Знаю, к нам приходил наниматься на работу (могли его прислать) молодой, интересный, бородатый монах (сейчас немало таких безыдейных последователей Ф. Кастро): он закончил сельскохозяйственную академию. Не знаю точно почему, но к нам он на работу не поступил. Его могла не удовлетворить наша нищенская зарплата.

Конечно же, Лавра – значительный памятник древнерусской культуры. Сейчас культпоходами водят большие группы людей. В основном, как в зоопарк или на промышленную выставку. Нет, о благочестии или духовных нюансах не ведут никаких речей. Только примитивно разоблачают религиозный фанатизм. Цитируют классиков об «опиуме для народа». В душах посетителей пытаются создать чувства сочувственного презрения к тем мученикам: они добровольно отдавали здоровье и свои жизни служению «несуществующего Б-га». Ради призрачных целей, подвергали себя лишениям. Опять и опять подчеркивали основную мысль: Б-га нет – это «доказала» наука. Как-то попутно говорят об архитектурных достоинствах строений подземелья.

Верно, с полным правом я сегодня могу себя назвать атеистом. Но вся эта мышиная возня возле религиозных воззрений мне отвратительна, чужда. Тем более, взамен религиозной нравственности не выдвинули ничего существенного. Одно бездоказательное пустословие.

Вера в какой-то степени укрепляла семейные узы, нравственные побуждения. А что сейчас? Безудержный разврат – всюду. Стоило затевать весь сыр-бор? От всего толку почти никакого. А вреда… Вреда!

Началось религиозное обновление. Сейчас уже не убеждают безграмотные слова услужливых пропагандистов о «религии – опиуме для народа». Формула эта рассчитана только на невежд и рабов с примитивным мышлением.

Более полустолетия ожесточенных гонений нисколько не доказали простого: истинная религия не нужна обществу, она даже вредна, мешает коммунизму победоносно шествовать по планете. Как правило, верующие являются более выдержанными нравственно людьми. Они даже ближе к части идеалов из Программы коммунистической партии, чем сами коммунисты. Пусть многие из них. Чего только не случается в этом мире?!

А между тем, продолжает В.В. Шульгин:

«В подземных ходах по-прежнему лежат мощи в гробах, покрывалами прикрыты – видны только руки, сложенные на груди. Они кажутся сделанными из потемневшего воска, но это подлинные кости, обтянутые усопшей кожей.

Среди других можно увидеть и руки Нестора-летописца, свыше 600 лет тому назад начертавшие:

«Откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первее княжити, и откуда Русская земля стала есть».

В подземной церковке пели женские голоса в порядке «самодеятельности». В них не было благости, потому что они что-то кому-то доказывали. Доказывать не надо. Истина, если она истинна, победит сама собой. Если не победит, то истина не истинна».

Последние две-три фразы мне тоже хотелось бы высказать и повторить. Но в том-то вся загвоздка: доказывают, убеждают, до потери сознания вбивают, в головы вдалбливают пустые вещицы и ни к чему дельному не подпускают на пушечный выстрел. В мире происходит нескончаемая борьба идеологий. А если человеку не нужны идеологические одеяния, даже если они филигранно отделаны, - ему нужно знание правды, но не трехкопеечной, газетной, а правды действительной. Человеку нужны знания не оскопленные, не искаженные.

Найдутся люди, которые спросят: что за неестественные потребности?!

В.В. Шульгин пишет:

«Я шел с трудом. Я стар, а древние ступени обветшали. Струя людей, обойдя «Ближние» пещеры, вынесла на свет Б-жий. С трудом я поднялся к тому месту, где был главный собор, Успенская церковь. Ее в 1941 году начисто уничтожили новые вандалы ХХ века.

Почему? Отчего? По какой причине злоба обрушилась на эту святыню? Никто не мог мне объяснить».

Это тяжело объяснить. Как мне кажется, немецкие оккупанты не уничтожили в Киеве ни одного культурного памятника Украинского народа. Разграбили многое, но они не уничтожали.

Успенскую церковь собираются воссоздать в первоначальном облике.

«Другие церкви, жилые здания и Трапезная стоят среди вековечных каштанов. Под ними оживленно торгуют книгами, здесь же можно купить историю Лавры. Конечно, эта история изложена в атеистическом стиле. Но уцелевшие памятники истории бережно сохраняются. Стоит и мраморный крест над могилой Столыпина, убитого в Киеве в 1911 году. Около нее есть надпись, соответствующая взглядам коммунистов, но самая могила сохранена.

Рядом со столыпинской находятся могилы Искры и Кочубея: казнены Мазепой перед Полтавской битвой, т.е. 250 лет тому назад.

В общем, Лавра превращена в нечто вроде музея и на официальном языке называется «Державный заповиднык – музей «Киево-Печерська Лавра».

Ко всему этому можно лишь добавить: на территории Лавры часто устраивают интересные выставки, в их числе выставка исторических сокровищ представляет особый интерес.

«Ярослейф Вальдемарович, иначе Ярослав Владимирович, вошел в историю с прозвищем «Мудрый».

Быть может, потому что он построил в Киеве замечательный собор, в 1038 году оконченный, в честь святой Софии, а слово «софия» по-гречески означает «мудрость».

Ярослав умер в 1054 году. Я любил приходить сюда в часы, когда в Софийском соборе было тихо и пусто. Гробница была наглухо закрыта крышкой тяжелой, как тысяча лет. И мне не хотелось ее открыть. Лежит ли там прах мудрого Ярослава или гроб пуст? Я не стремился это проверить. Но в ХХ веке Софийский собор был объявлен музеем, и торжествующая наука вошла в этот храм. Гробницу Ярослава вскрыли. Гроб не оказался пустым. В нем нашли останки человеческие.

После тщательных исследований, пришли к выводу: скелет, обнаруженный в гробнице Ярославовой, действительно относится к останкам великого князя Ярослава Киевского, скончавшегося в 1054 году.

Как пришли к такому заключению? Путем тщательного изучения письменных документов. Летописи сохранили несколько происшествий из жизни Ярослава, например, его ранение. Травматические повреждения должны были вызвать известную деформацию на костях. И эти следы на скелете, найденном в гробнице Ярослава, оказались налицо.

Когда было признано, что в гробнице действительно находятся останки Ярослава, наука захотела по возможности восстановить и его внешний образ. Возможности к этому были. Искусство реставрации за последнее время шагнуло далеко вперед. Ученые и художники этой специальности восстанавливают лица по черепам. И они воскресили образ Ярослава, каким он должен был быть при жизни. Тогда останки его вложили обратно в гробницу, где они лежали 900 лет».

Справедливости ради, стоит заметить: князя Ярослава прозвали «Мудрым» не только из-за постройки Киевской Софии. История Человечества знает Соломона Мудрого, царя Иудейского. Не мне судить, кто из них Мудрее?

Воссоздавшая внешность князя фотография, висит тут же в соборе. Метод восстановления мягких частей лица по черепу разработал М.М. Герасимов, советский антрополог.

В.В. Шульгин диалектик и всепрощенец: это ярче всего понятно из двух рядов взаимосвязанных мыслей.

«Софийский храм превращен в музей. Будем говорить о том, как сохраняется эта древнейшая русская реликвия.

Невесело, конечно, было войти в алтарь храма тому, кто помнит благоговейное служение в Софийском кафедральном соборе, и видеть престол обнаженным от золотых риз, т.е. тяжелую каменную глыбу из серого цемента. Здесь в течение веков совершалось таинство бескровной жертвы в память кровавой расправы, учиненной над безвинным и добровольным, в которую позднейшая церковь закутала евангельскую простоту. То, что совершено было без малого 2000 лет назад, настолько ужасно, что не драгоценная парча, а вот такой серый камень, бездушный, не ведающий сострадания, должен быть подножием Голгофы.

Эта мысль меня утешила…»

Так думает глубоко верующий человек. Однако он не принял в расчет тот факт: созданный в честь Мудрости храм – несет ныне антирелигиозную, атеистическую «мудрость». От того верующим ценности должно быть не так уж много. Поэтому вся его «диалектика» оказалась беспочвенной, а всепрощение ненужным. София Киевская оказалась ограбленной в период революции. Также похитили многие сокровища Московского Кремля, Зимнего и других дворцов. Уже позже часть их вернули на место.

Революция грабила, древности, литературу пускала по ветру, отдавала стихии всепожирающего огня. Да, страшным оказалось то время. Душу успокаиваешь тем только: время все более отдаляет общество от того трагического времени. Может и не отдаляет? Недалеких людей бездумная пропаганда держит под постоянным напряжением. Они всегда готовы выкрикивать, предоставленные в распоряжение их лозунги и одновременно творить гнусности, черные дела, ради «светлой цели». Ох, уж эта хищническая черта человеческого характера! Эксплуататоры зверских побуждений, инстинктов, невежества – они еще долго смогут праздновать тризну. Свою произвольную власть оберегать от неприятностей.

Между тем, В.В. Шульгин продолжает:

«… безутешен я был в том, что окружающие стены храма безмолвны. Они не отражают сейчас поистине райских звуков, рождавшихся здесь в то время, когда я был молод. Никогда я не слышал и, вероятно, не услышу хора, подобно певшему здесь, в Софийском соборе, знаменитому хору Калишевского.

Известно повествование Нестора-Летописца о том, как была выбрана новая вера на Руси язычником киевским князем Владимиром, отцом Ярослава. Послы Владимира побывали всюду и в Царьграде (нынешнем Стамбуле) тоже. В Киеве, вернувшись, они сказали Владимиру:

- Когда мы там были у них в храме и слышали, как они воспевают своего Б-га, то не знали, на земле ли мы еще или уже на небе…

Так рассказывает Нестор о звуках, рождавшихся в Царьградском храме в Х веке нашей эры.

Но это только красивая легенда! – так нам казалось. Однако в ХIХ столетии в Киев приехали не безымянные послы Владимира, а очень известный и даже знаменитый музыкант Петр Ильич Чайковский. Он был поражен резонансом Софийского собора. И говорят следующее:

Он, Чайковский, силился в одной из своих опер («Пиковая дама») передать мистические песнопения, предшествующие появлению мертвой графини (сцена в казарме). И будто бы Чайковский вдохновлялся при этом звуками, слышанными им в Софийском соборе во время панихиды. Это были звуки неземные, звуки с того света.

- И не знали мы, на земле ли мы еще или уже не небе…

Произошедшее в Х веке в Царьграде, повторилось в ХIХ веке в Киеве, быть может, это не совпадение. Дело в том, что Киевская София построена в подражание Царьградской и при участии греческих мастеров. Они, быть может, приложили при постройке свои веками добытые таинственные знания.

Чайковскому, разумеется, не удалось разгадать тайны Софийского собора. Он был музыкант, а не ученый зодчий и не археолог. К разгадке этой тайны подошел ХХ век. Ученые, которым поручено было быть хранителями музея «Софийский собор», отнеслись к своей задаче любовно. И они, выстукав стены, как врач сердце, открыли в разных частях собора замурованные глиняные сосуды, служившие резонаторами. Так через тысячу лет древний храм открыл свою тайну.

Во всяком случае, одна стена, прозванная «Нерушимая», уцелела. И вот она сейчас передо мной, т.е. в октябре 1960 года. Это восточная стена, возведенная при Ярославе. Западная стена восстановлена позже. И вообще весь храм имеет совершенно иной вид, чем в ХI веке. Однако мозаика, та самая мозаика, которая была положена на эту восточную стену в 1038 году, сохранилась до удивительности. Золотой фон сияет так, как будто он сделан сегодня.

- Как это может быть?

Молодой ученый, дававший объяснения (их можно бы назвать лекциями), на мой вопрос ответил примерно так:

- Мы обнаружили, изучая мозаику Софийского собора, высокую технику мастеров, ее изготовивших, благодаря чему она блестяще сохранилась до наших дней. Недавно, проводя реставрационные работы, мы очистили и смыли мозаику, и теперь она предстала во всей своей неувядаемой свежести.

Это мозаичное, художественное произведение представляет из себя молящуюся Б-гоматерь с поднятыми руками. Такого рода изображения в иконографии принято называть «Орантами», что на латинском языке значит «Молящаяся».

Молитва, которая длится без малого тысячу лет! Это величественная мысль сама по себе. Но интересно и то, что она хорошо выражена художниками одиннадцатого столетия. О чем же десять веков молится киевская Оранта?

В этой «нерушимости», в ужасающей неподвижности изображенной Женщины, видящей своего сына на Голгофе, умирающего в нечеловеческих муках, чувствуется никогда не ослабевающая память и сверхчеловеческая воля. Эти глаза не закроются; эти воздетые к небу руки не спустятся; эти тяжелые складки одежды не шевельнутся, пока молитва ее не будет услышана. О чем же она молится? В наши дни это мне стало ясно. Она молится о мире всего мира, она молится о Вселенской Любви».

Сколько поэзии и мысли в этих неспешных описаниях?!

Я не помню запоминающихся образов в произведениях В.В. Шульгина (быть может, только Януш, князь Воронецкий, да Марыся – романтические образы: их нельзя забыть, хотя они и ангелоподобно витают над жизнью). Конечно же, его произведения больше мемуарного характера – тем-то они и ценны: свидетельства очевидца, написаны с большим мастерством, своеобразным талантом.

О молитве матери Иисуса… Помнится, проживала она на Севере… Только что ей могли послать СМС: призвали поприсутствовать на казни собственного сына…

«Две древние святыни Киева, - проследим за мыслью В.В. Шульгина, - в былое время наиболее почитаемые, превращены в музеи и тщательно в таком виде сохраняются и изучаются. Но в этом случае уважали не веру, а старину. Третий же памятник не старины, а искусства, оставили для верующих, здесь происходят богослужения.

Я был в этом храме в конце 1925 года, когда нелегально побывал в трех столицах России. Тогда я с грустью отметил, что замечательные религиозные картины, запечатленные на стенах собора, приходят в упадок. Это происходило потому, должно быть, что храм плохо отапливался и сырость грозила уничтожить живопись великих мастеров искусства, как Васнецов и другие.

Сейчас, в октябре 1960 года, войдя во Владимирский собор, я был несказанно обрадован. Этот храм светлый, хорошо освещается окнами.

Я могу сказать, что, может быть, даже в первый день своего открытия в конце ХIХ века Владимирский собор так не сиял блеском красок, богатством позолоты, безупречной чистотой мрамора: плиток пола, облицовок стен и художественных завитушек оград и колонок на хорах».

Ко времени прибытия В.В. Шульгина в Киев в соборе проводили большие реставрационные работы. Вообще-то храм содержат в хорошем состоянии и в Православные праздники людей здесь бывает столько: вовнутрь не пробраться. Конечно, основная масса людей неверующих, но люди чтят свои традиции.

Мне приходилось бывать в Православных храмах. Особенно фанатичных лиц здесь не встречается. Если уж встретишь – среди нищих, обнажающих свои язвы инвалидов. В основном, на лицах молящихся написаны нормальные человеческие выражения.

Во Львове я захотел послушать орган. Зашел в Католический кафедральный собор. Передо мной предстала несколько другая картина: коленопреклоненные верующие, низкие поклоны, напряженно-неестественные выражения лиц. Хорошо известно, вера у Католиков очень строгая. Возможно, из религия требует столь строгую молитву. Верно, здесь больше религиозных фанатиков. Не знаю. Не надо всех этих людей палкой отгонять от веры, как иногда пытаются делать. Зря силой вбивают в головы людей иные верования, мысли, по сути дела, не превосходящие ничем и мало отличающихся от религиозных.

У разных людей и народов по-разному чувствительна совесть. Каждый человек чему-то своему отдает предпочтение. Давайте научимся уважать человеческую совесть – не насиловать. Пусть каждый человек свободно избирает свою судьбу. Пора, давно пора научиться уважать чужую своеобразность, индивидуальность, неповторимую особенность мыслительных аппаратов различных людей. Пусть себе Китайцы пытаются целенаправленно изменить природу человека, в нужное государству русло направлять его способности. Но мы же не Китайцы. Хотя нужно с большим уважением отнестись к их беспримерному вкладу в развитие мировой цивилизации. К тому положительному, что и ныне творится в их обществе, жизни.

В.В. Шульгин продолжает повествование о посещении Владимирского собора:

«Именно желание пройти на хоры в этот неурочный час дало мне возможность познакомиться с «конституцией» этого собора. Я обратился к священнику, разговаривавшего с Женщинами, продававшими свечи у стойки, стилизованной и резной, как все в этом храме.

- Батюшка, не откажите подняться на хоры, я – приезжий.

Священник сказал:

- Я служитель и только. Вот хозяйки храма.

Хозяйки не напоминали монашек, они скорее похожи на «сестер милосердия» прежних времен. И я вспомнил, что древнейшая традиция наших краев – это братства и сестричества, спокон веков возникающие вокруг церквей в целях из защиты и благоустроения. Очевидно, что и сейчас некое модернизированное сестричество заботится о Владимирском соборе. Этим сестрам верующие обязаны, вероятно, тому блистательному состоянию, в котором я увидел его, Владимирский собор, увидел, о чем в качестве «добросовестного разведчика» и доношу, кому следует».

Верно, хозяйки храма не позволили В.В. Шульгину подняться на хоры – под благовидным предлогом. Нет его описаний картины сверху.

Мне неизвестна специфика управления Владимирского собора, как и других отдельных церквей, но так уж сложилось (знание это получил от верующего отца – пусть сохраниться благословенной о нем память): Комитет по культам при Совете Министров республик – через всяческих податливых и подставных лиц – управляет почти что всей религиозной деятельностью, даже внутренней жизнью отдельных религиозных общин. Большевистская революция устранила влияние церкви на политику государства. Одновременно утвердила влияние государства на все религии и отдельные церкви, мечети, синагоги… Это влияние не стоит даже недооценивать – не сбрасывать со счетов.

«Как эти священно- и церковнослужители ладят с атеистами, правящими этим городом, я не знаю…» - замечает автор.

И он выдвигает свою гипотезу, правда, годную только как гипотеза.

«Могу, впрочем, сделать одно предположение.

…Атеисты – это не сатанисты. И мне лично атеист, требующий мира во всем мире во имя Человеколюбия, куда ближе, чем архипастыри Христианских церквей, благословляющие верующих на атомную войну.

Чему учит Христос? Человеколюбию. А атеисты? Зовут ли они истреблять людей во имя своей доктрины, или, наоборот, выше своего учения, которому глубоко преданы, ставят прежде всего спасение всех людей, без различия мнений, от надвигающейся вселенской катастрофы?

Если так, то не в этом ли ключ к неписанной конституции, согласно которой верующие Владимирского собора ладят с правящими киевскими атеистами?»

Право же, В.В. Шульгин умный человек, а все же пишет столь наивные вещи. Верно, он не знаком с главной доктриной партии о неизбежности окончательной победы коммунизма. А при коммунизме, какие могут быть религии и верующие? Возможны разные формы политики, но цель движения – одна. Спрашивается, кого интересует «спасение всех людей, без различия мнений…»? Наивно, по-детски это, оторвано от реалий жизни. Нет еще достаточно силенок утвердить свое единовластное господство – вот где разгадка вопроса. А людей – «живые машины», не особенно пощадят. На учениях военные неприкрыто говорят о том, что если разразится мировая война, то она обязательно будет ракетно-ядерной и т.д. Они же говорят об учреждающем ударе и прочих играх взрослых людей, которые в совершенстве владеют все уничтожающим оружием.

В данном вопросе В.В. Шульгин чистый идеалист, но существуют в противовес ему «чистые материалисты»: они-то сейчас заказывают музыку, пьют шампанское.

В.В. Шульгин подробно остановился на «архипастырях Христианских церквей: благословляют верующих на атомную войну». Не преминул этой возможностью.

«Необычно сложно, запутанно и противоречиво положение Христианской религии во всем мире вообще, а Православной церкви в особенности.

Высшие иерархи Русского Православия, находящиеся в «рассеянии», т.е. в эмиграции, требуют, чтобы меч поддержал крест. Некоторые из них даже свою паству благословляют на звериную войну, на жестокости, каких еще не видел свет, на поголовное истребление целых народов. Во имя чего? Во имя торжества веры Христовой. Но ведь Христос, кротчайший из самых кротких, провозгласил, что Б-г есть Любовь. Каким же образом можно проповедовать атомную войну во имя Христа?

Как странно, как невероятно сложились обстоятельства! Если правде прямо в глаза посмотреть, то выходит, что душевный мир с самим собой, Христианский иерей обрел под крылом атеизма.

Вот, например, этот батюшка, с которым я столкнулся случайно здесь, в Киеве, под сводами этого дивного храма, так любовно оберегаемого верующими. Когда он молится «о мире всего мира у Господа просим» и хор отвечает ему: «подай, Господи», то и он и все верующие соединяются в одном устремлении к Христу.

Но когда эти же слова провозглашаются за океаном и иных Православных храмах, они звучат убийственным укором правящим службу священнослужителям и едкой насмешкой над паствой, над молящимися, над верующими Христианами.

Не надо иметь острого зрения, чтобы сквозь дым кадильный видеть, кто тут «правит бал», и не надо иметь тонкого слуха, чтобы явственно слышать торжествующий дьявольской хохот».

Обо все этом я ничего не знаю: молчу. К сожалению, резкие высказывания на совести обеих сторон остаются: архипастырей и самого автора. Если на Западе творят подобные вещи, то это чудовищно, но… Мы не знаем объективно, что там творится. Если там существуют отдельные мракобесы, (мракобесы существовали во все века и эпохи) – высказывают они кощунственные мысли о пользе войны и прочем подобном, то к ни нужно относиться соответствующим образом. Ими не заслонять саму Церковь, Православную или Католическую, искренне молящуюся о мире и помогающую своим народам и правительствам этот мир сохранить на нашей планете. Утвердить его – частью государственной политики.

Подошло время отъезда В.В. Шульгина из Киева.

«Перед отъездом я посетил старинное Байковское кладбище, где нашел мраморы, под которыми могилы моих родителей. Я не нашел могилы сына, но я посетил место, где он погиб».

В.В. Шульгин ошибся: этот его сын живой – обнаружился через несколько лет. Об этом – в свое время и на соответствующем месте.

Все же пришло время попрощаться с Киевом…

«Прощай, «матерь городов Русских».

Я верю в Русскую правду, родившуюся здесь, и верю в твою счастливую звезду».

Как говорится, блажен тот, кто верует.

Без истинной веры не может быть правды, справедливости. Верующий в добро человек – не станет преступником. Конечно, если обстоятельства жизни таковым его не сделают.

В.В. Шульгин – действительно верующий человек и потому в нем столь много положительных черт.

После почти двухнедельной поездки, В.В. Шульгин вернулся во Владимир.

«Здесь я решил подытожить свои впечатления от моей поездки и сравнить, насколько они соответствуют моим прежним владимирским ощущениям, с которыми я выехал отсюда 12 дней тому назад.

Мирная созидательная жизнь народа, как в зеркале отражающая внешнюю политику своего государства, гигантский рост промышленности, напряженное, чтобы не сказать – бурное строительство, нарастание материального и культурного богатства общества.

Эти владимирские впечатления оказались в полном согласии с тем, что я видел в Киеве и иных местах.

Другими словами, выехав для того, чтобы найти решение символического некоего дифференциального уравнения, я, осмысливая эту поездку, до известной степени приблизился к его интегрированию.

Итак, я вернулся во Владимир с твердым намерением написать о своем путешествии целую книгу, независимо от того, будет ли это произведение где-нибудь и когда-нибудь напечатано. Немало было книг на свете, навсегда оставшихся в рукописи».

Кто-кто, а В.В. Шульгин более других знает, что осуществить литературную работу – еще не значит сделать ее достоянием читателей, которым она предназначена. Многие тысячи рукописей мирно покоятся где-то в хранилищах Комитета государственной безопасности или других местах. В том числе и его, В.В. Шульгина, рукописи. Разве и мои произведения не может постигнуть та же участь? И еще: абсурд и глупость-то какая – автора произведения судят на уголовном процессе «за распространение клеветнических измышлений» (??!!). То бишь за написание произведения, отображающего собственное, писательское, личное видение мира. Ничего другого не содержащее, ничем не порочащее существующий государственный, общественный строй в стране. Государственная юстиция, «народные избранники» выносят приговоры соответствуют требованиям политического момента. Чудовищно все это. Но против безрассудства и силы, как говорится, «никуда не попрешь».

Абсолютно прав Мишель де Монтень: справедливость невозможно сделать сильной. А коль так, силу приравнивают к справедливости. Больше не остается ни одного наводящего и провокационного вопроса. Все стало по своим местам.

«Я стал работать над мемуарами, - В.В. Шульгин продолжает, - дал название «Возвращение Одиссея». Ну и почта тоже заработала. Слабосильная, на мой взгляд, волна, которую я послал через океан, ударившись «о берег дальний», возвращалась назад, притом с шумом. Резонанс оказался сильнее, чем можно было предполагать. Он стал еще звучнее с тех пор, как 17 декабря в московских «Известиях» повилась выдержка из моего открытого письма к Русской эмиграции, напечатанного в Америке. Теперь это был резонанс советский. Эти письма были от людей, меня раньше не знавших. Да, оказались и такие, старые мои друзья, включившиеся здесь в новую жизнь. Были и недруги, ставшие друзьями. И почта так застучала в мою скромную дверь, что прекратила тихую, мирную мемуарную работу, работу человека, молившего судьбу только об одном.

- Разреши мне, Богиня, работать для архивов.

Но она ответила:

- Нет! «Еще одно последнее сказанье».

Я сократил написанную уже часть «Возвращение Одиссея», т.е. записки о Киеве, до размеров, допустимых для открытого письма. Я выбросил почти все исторические реминисценции, сосредоточившись на настоящем. Это составило первую часть второго открытого письма, т.е. данного.

Сделав это, я приступил ко второй части. Она является ответом на многочисленные письма, которыми меня почтили читателя открытого письма №1»

Имя В.В. Шульгина широко известно, как в среде Русской эмиграции, так и среди нашей интеллигенции. Действительной интеллигенции – не относящейся к ней по графе в анкете, социальному происхождению и положению. Знает кое-что о нем и так называемая советская интеллигенция. Тут нечему удивляться. Многие литературно-макулатурные произведения на историческую тему тенденциозно освещают революционную и послереволюционную эпохи. Упоминают это имя в списке ярых противников новой власти.

Получить же автограф или насытиться новыми впечатлениями: кто откажется от этого? Вот и пошла писать канцелярия. И я оказался среди этих последних. Моя переписка оказалась продолжительное время. Оказалась насыщенной. Для этого существовала определенная причина. Я встречал людей: хотели просто получить автограф В.В. Шульгина.

Теперь о письмах – «Отклики».

«Когда я посылал первое письмо, эмиграция представлялась мне в виде некой туманности. Сейчас я вижу ее гораздо яснее. С той поры прошло много времени. Я читал газету «Киевский Голос», иногда доходили обрывки других газет, кроме того, я получил очень много писем, которые освещают мне положение. Письма приходят, как я уже сказал, из эмиграции и из Советского Союза. В общем скажу так насчет писем. Бранных писем я не получал ни с той, ни с другой стороны. Все письма сочувственные. Поэтому, если бы я судил только по письмам, то я бы сказал, что мое послание встретило очень благоприятную атмосферу.

Письма приходили, если не со всех концов света, то во всяком случае, из многих стран и государств. На конвертах стояли штемпели Москвы, Ленинграда, Киева, Бразилии, Франции, Алма-Аты, Минска, Мурманска, Брянска, Ростова-на-Дону, Берлина, Сталинабада, Харькова, Львова, Австралии и других городов, стран».

Можно позавидовать и одновременно посочувствовать В.В. Шульгину за столь обильную корреспонденцию. Он ведь интеллигент старого покроя и привык на письма подробно отвечать. Не игнорировать корреспондента типовыми фразами: их размножают на ротаторе. При этом надо принять во внимание: он очень слаб здоровьем и зрением. Самостоятельно трудиться он в состоянии ограниченное время. Тем ценнее эти его ответы.

«Были письма просто приветственные, были письма сердечные. Были письма трагические. Совершенно невозможно рассказать о них даже вкратце. Только некоторые выдержки я решаюсь привести.

Вот, например, пишет бывший киевлянин:

«…Поздравляю Вас с тем, что Вы дома и не только физически, но и в какой-то мере духовно…»

Далее В.В. Шульгин приводит небольшую выдержку из первого моего письма и его комментирует:

«Вот письмо, которое меня растрогало и взволновало. Но именно вследствие чрезвычайной сердечности этого письма, покрывшего меня незаслуженной похвалой, я не могу его цитировать, кроме последней фразы:

«Ваше «Открытое письмо» можно назвать знамением времени. Это один из мужественных поступков Вашей тяжелой… жизни».

Когда сейчас я перечитываю то свое юношеское письмо, оно нравится мне самому пылкостью и искренностью, что со мной случается часто и не часто. И особых ошибок в том письме я не нахожу. Но не могу не сделать существенного одного замечания: в первых двух фразах три раза встречается слово «письмо» - слишком много. Возможно, тогда я просто не заметил этого упущения, но сейчас оно режет мой слух. Да, за последние годы я стал более требовательным к своей работе: стараюсь не пропустить ни одной погрешности. Но они все же плодятся бессознательно. Приходится все время трудиться, а времени не на все хватает. И вот через определенный срок перечитываю свои писания – им ужасаюсь: сколько в них казусов и недоделок?! Почему раньше не видел, не исправил? Хоть пиши все заново. Время лимитирует. И еще: это нелегкая работа – приходится себе зарабатывать на существование. Находишься в плену безысходности: это самое страшное! И не видно никакого просвета, нет конца работы. Изматываешь себя, без отдыха проводишь дни и полу-бессонные ночи… Творческий зуд – это какая-то зараза: нет от него и без него спасения. Без этой работы – нет во мне мысли. Немыслимо настоящее и будущее. Опутало меня, почти всего в себя втянуло это творчество: цепко держит в своих руках. Все норовит уложить на лопатки. Другой жизни не мыслю: все личное отдал этому своему призванию.

Всю черновую и беловую творческую работу: написание тектов, редактирую, провожу корректуру, печатаю все материалы – все один осуществляю. Это во вторую смену, после кормящего служебного труда. В его «дополнение». Времени, наконец, физических сил на все не хватает. Работать приходится урывками. Еще работы, замыслов – тьма тьмущая. Нет, одной моей жизни не хватит переделать всю работу: о ней мечтаю, ее обязан выполнить – очиститься перед собственной совестью. Как можно шире высказать по всем вопросам – меня они волнуют, даже не дают спокойно жить. Ведь писательство: призвание, цель и смысл моей жизни. В первую очередь, я – неутомимый труженик с неиссякаемым терпением. Кроме этой своей работы, почти ничего другого я не признаю. Не хочу делать, совершать и понимать. Людей часто вижу, воспринимаю, словно обнаженными. Такими, какие они есть на самом деле: без прикрас, всяких некосметических финтифлюшек. В своих произведениях я обязан запечатлеть многие явления жизни, характеры и образы знакомых и незнакомых мне людей. Современникам и потомкам оставить свои мысли, образы. Без этой поисковой, творческой работы вся моя жизнь станет пустой, окажется бессмысленной. Подобна существованию многих-многих пустых людей. Наводнили они города и села. Составляют большинство населения планеты. И я обычный человек: наделен необычным даром. Сам себе принадлежу не во всем. Сам себе не принадлежу.

«Один известный советский писатель, - продолжает В.В. Шульгин, - имя его я не считаю возможным привести, так как! Не имею на то его согласия, привел мне письмо, весьма сердечное и содержательное. Я позволяю себе привести только несколько строк из него.

«Прочитал Ваше письмо в «Известиях», я хочу поздравить Вас с Новым годом вообще и с Новым годом в Вашей личной жизни.

Быть стариком – дело не легкое и не очень радостное. Но старость становится легкой и очень радостной, когда чувствуешь новое в жизни и сам участвуешь в новизне наших дней… Думаю, что нет большего счастья, чем найти вновь свою Родину и ощутить кровную близость со своим народом.

Я был Вашим злейшим врагом, а в настоящее время приветствую Вас как политического союзника и идейного противника».

По моему личному мнению, здесь приведена выдержка из письма Д. Заславского. Никаких достоверных данных у меня нет для подтверждения этого предположения. По стилю и содержанию отрывка, по тому, что позднее В.В. Шульгин просил меня раздобыть брошюру Д. Заславского о нем (прилагаю текст – приложение 24), да и по редко подводящей меня интуиции – я в этом уверен. Не исключено полностью, что я добросовестно ошибаюсь. Вообще-то, сам факт принадлежности авторства того или иного письма определенному лицу не имеет существенного значения: несет в себе лишь познавательную ценность.

«Из Бразилии я получил письмо от одного старого друга. Оно характерно тем, что выражает, как мне кажется, мысли многих эмигрантов, сомневавшихся в авторстве «Открытого письма». Вот что он пишет:

«Все мы читаем копии Вашего письма эмигрантам… пришлите письмо… не надо даже письма – достаточно одной Вашей подписи, чтобы быть уверенным, что Вы живы и Ваше письмо к эмиграции написано действительно Вами…»

Я послал ему и свой автограф и теплые, сердечные слова благодарности».

Подобные явления возможны только из-за того, что существовал между мирами и до сих пор еще не разрушен «железный занавес». Я его назову сплошной железобетонной берлинской стеной. Мешает контактам между людьми, идеями. На совершающееся в нашей стране абсолютно все - пытаются набросить пелену секретности. А вырвавшаяся из намордника таинственность, противная пресса сразу окружает ореолом сенсации – превращает в известие. Не будь этих всех существующих ныне препон и рогаток, настроение станет веселее, повеет надеждой. Учтем: ничто долго нельзя удерживать в тайне. Появляется основание для уверенности: скрывают факты – больше от собственного народа. Неведомо как, какими путями – заграница узнает!

Еще один адресант:

«А вот выдержка из письма бывшего офицера белой армии, проживающего в Белоруссии:

«…Вы пришли к нам из того мира, который я покинул 40 лет назад. Во время Октябрьской революции я был юнкером Киевского инженерного училища…

К тому выводу, к которому пришли Вы сейчас, что Русский народ поддерживает большевиков и всякие авантюры против Советской власти бесполезны, я пришел еще в 1920 году…»

Вопрос этот все же очень сложный, чтобы от него отделаться незначительной одной фразой. Здесь и не место поднимать беспочвенный разговор, но признать нужно, что не все происходило в те годы так гладко, не легко было выскочить на водораздел событий или переметнуться из одного лагеря в другой. Совершенно зря не очень умный, должно быть, корреспондент козыряет тем, что «к этому выводу… я пришел еще в 1920 году…» А может его к этому выводу привели?

Совершенно не для аналогий я хочу привести исторический факт. В свое время Царский режим пользовался всенародной поддержкой, за исключением очень малым. Но когда он развалился, на его стороне сторонников совершенно не оказалось. Да, и такое случается: человеческая история невероятно запутанная, непонятная, необъяснимая. Она полна парадоксов, противоречивости и прочими невероятными вещами, обстоятельствами… Непостижимы человеческим умом простого современного человека. Любое явление поддается интерпретации с самых противоположных точек зрения. Только в хлевной пропаганде вечно все ясно и понятно. «Подтверждает генеральную линию и общую тенденцию развития».

Если бы люди захотели или смогли детально разобраться в происходящем, то легко бы заметили, как захлестывает любую «закономерность» противоречивая стихия. Не позволяет ей развиться и проявить себя, теоретически разработанные свои особенности. Декларировать и планово-программировать основное явление жизни – могут пытаться лишь самые неизлечимые догматики. Они замечают лишь только то, что желают видеть. Жизнь чаще всего проходит мимо них, сколько бы они не цеплялись за обветшалые «истины». Все законы общественного бытия не познаны, во всей полноте непознаваемы. Возможно, нет никаких законов – одни вероятностные совпадения. Это не идеализм, а трезвый взгляд на общество и события. Вывести невозможно одну равнодействующую общественных интересов, сил, страстей, побуждений. Да, и нет на то особой надобности. Несколько таких равнодействующих способны с большой долей приблизительности отразить те процессы, которые происходят в жизни общества.

Одна партия, один класс, одна идеология, одна политика – годны, возможно, для пещерного уровня развития. Не для современного состояния общества. Это та же тупость – единомыслие. Причем, тупость преднамеренная. Она обреченная заранее на язвенное загнивание. Ко всему этому примешивается такой факт показательный: сами авторы, проводники идей – не верят в распространяемые идеи. Творят противное. Отсюда проистекает столь разительный разрыв между практикой и теорией.

В.В. Шульгин заканчивает разбор писем – заключает:

«Я привел всего лишь несколько строк из приветственных, сердечных писем: чтобы не утомлять внимание читателей и не создавать впечатления саморекламы».

Такого «впечатления саморекламы» приведенные строки не вызвали, не создали. Обо всех впечатлениях по обширной корреспонденции, к сожалению, судить не можем. Очень жаль, В.В. Шульгин привел несколько немногословных выдержек. Было бы интересно перечитать сами письма.

Когда дело касается откликов прессы, то «здесь дело меняется». Нет никаких доказательств: приходится верить автору на слово. Мы ему верим, но обязаны проверять. Так учит партия и суровая жизнь.

Узнаем: у В.В. Шульгина существуют долгие счеты с частью эмигрантских кругов. Но обо всем этом – по порядку.

«Русская туманность, приютившаяся на гостеприимной груди Северных Американских Штатов, для меня прояснился; я вижу не только очертания политических групп, но даже выступают образы отдельных лиц и даже знакомых мне лиц. Вообще говоря, существуют два стана Русских эмигрантов на Западе. Один стан, который сочувствует делу мира и даже энергично за него борется и потому дружественно смотрит на Советскую власть. И другой стан, который против мира и яростно Советскую власть ненавидит».

Слишком уж это грубое деление: два лагеря – за, против. Детей определенного возраста, недалеких людей может привлечь подобное отношение к общественной мысли, ярче всего выраженное в небезызвестных словах: «Кто не с нами – тот против нас». Очень жаль, очень скользкая дорожка, ведущая от этих горьковских слов, увлекла и нашего уважаемого автора. Даже непонятно, как случиться могло это, да почему? Он достаточно терпим к иным взглядам, другому строю мысли, но, конечно, старчески упрям и вот, связанная с этим нетерпимость одна пояснить может, почему он так резок против части «русской туманности, приютившейся на гостеприимной груди Северных Американских Штатов». (Почему-то Соединенные Штаты Америки В.В. Шульгин называет их прежним наименованием – «Северо-Американские Соединенные Штаты»).

Можно сделать логический вывод: «русская туманность» (то-бишь, Русские эмигранты) в остальных странах и частях мира более про-советски настроены, а, значит, резко не выступает против самого В.В. Шульгина. У нас нет материалов никаких: нет возможности комментировать и дискутировать. Затем, к чему это искусственное объединение «мира» с «Советской властью», как равнозначных компонентов? Только прямолинейная пропаганда может козырять подобными вещами. Еще раз хочется заметить: прямолинейность, категоричность мышления не убеждает, а принуждает: недостойный это метод выяснения истины.

Приведем здесь обширную выдержку – издания эти автор отнес к первому стану: они «дружественно смотрят на Советскую власть».

«В первую голову я должен отметить «Русский Голос», в котором напечатано было мое открытое письмо. Эта газета, ее читатели представляются мне конструктивной формацией, идущей по здоровому пути. Я сердечно благодарен всем тем лицам, которые поняли меня, поддержали и умело, мужественно меня защищали и защищают против нападок из другого стана. Но я благодарен и Глебу Струве, который не разделяет позиции «Русского Голоса», однако написал статью в «Русской Мысли»: деловито, документально, с полным знанием дела рассказал всю знаменитую историю о «Тресте» - историю о ложных обвинениях в связи с органами ГПУ во время моего нелегального пребывания в России в 1925 г. И это тоже конструктивный шаг, потому что всякая правда всегда плодотворна, как всякая ложь разрушительна в конце концов.

Тут, кстати, я хочу рассказать нижеследующее.

В некоторых эмигрантских газетах, объявивших мне войну, пытались заподозрить и то обстоятельство, что в 1925 году поехал искать своего пропавшего без вести сына. По их мнению, это было только предлогом, выдуманным московскими чекистами с целью заманить меня в Советскую Россию. Сейчас я могу заявить. В октябре 1960 года мне удалось побывать в гор. Виннице. И там я нашел врача, который подтвердил, что в 1925 году действительно Вениамин Шульгин, мой сын, находился в психиатрической лечебнице, именно там, где я предполагал, что он должен быть, но в 1925 году мне не удалось этого установить.

И если уж приходится рассказывать общественности о моих семейных делах, то необходимо отметить выступление в печати Татьяны Билимович. Насколько я знаю, она напечатала ряд статей в разных эмигрантских газетах, выступив в мою защиту. К сожалению, этих газет я не получил, а узнал о выступлении Татьяны Александровны из статьи Вейнбаума в «Новом Русском Слове». Из этой статьи Вейнбаума я заключил, что племянница каменно верит в своего дядю, за что я ей благодарен. Она находит, что в моем открытом письме есть и «возмутительное» и «отвратительное», и поэтому она утверждает, что меня заставили так писать. Она думает, что ее дядя не мог написать «возмутительного» и «отвратительного». Я отвечаю ей той же каменной верой, но как же согласить это не согласимое?

Дело в том, что идейные убеждения Татьяны Билимович характерны и для других эмигрантов. Эти люди, если можно так выразиться, танцуют от печки. И миросозерцание, оформившееся главным образом в эпоху гражданской войны, застыло на этом этапе. Застыло, как непререкаемость, на всю жизнь и потому, если находится человек, который говорит: «Да ведь что было, то было, но ведь пришло же новое, другое», они отвечают: «Нет, нового, другого нет и не может быть».

Ну, а если это может быть? Тогда «возмутительное» и «отвратительное» перестает таковым быть, потому что это правды. И мой дружеский и родственный совет Татьяне Билинович, подумать над этим.

К великому моему сожалению, моя дорогая племянница и другие дорогие мне и не дорогие, безнадежно отстали от жизни. Но ничего безнадежного для тех, кто исполнится решимости пересмотреть свои заблуждения, которые им казались святыми убеждениями.

Сейчас они не только потеряли святость, но просто влекут в адскую бездну».

Все же признаем, что эти люди заблуждаются, искренне ошибаются, но в их побуждениях нет ничего преднамеренного, нарочитого, несовместимого с желанием в конкретных вопросах советской действительности разобраться здраво. С такими людьми можно спорить, убеждать, переубеждать, но это – люди: таково мнение В.В. Шульгина.

Далее он пишет:

«Теперь перейдем к другому стану, стану, который желает войны. Я должен сказать, что мне тут, в Советском Союзе, говорили, что таковые существуют, но я этому не верил и отвечал, что этого не может быть. Не может быть, чтобы люди желали в настоящее время войны, сопряженной ужасами термоядерных бомб. Но я ошибался. Таковые люди, как я теперь убедился, есть. Этот стан эмиграции представляется мне просто непонятным».

И мне непонятно, для чего сам В.В. Шульгин осуществил «небольшой уклон» этот в сторону от разбираемого вопроса. От окликов на свои письма к эмиграции перешел к ужасам термоядерной войны. Последние, бесспорно, человечеству грозят: над ним повисли дамокловым мечом бомбы, ракеты и кое-что другое. Но непонятен переход, непонятно почти все дальнейшее изложение. Конечно, ракетно-ядерное оружие – не «бумажный тигр», а оружие массового уничтожения и самоуничтожения. Каждый акробатический этюд с этим оружием может навечно нарушить мир и спокойствие на этой планете вместе с человеком. Стоит серьезно относиться к тем безумцам, которые размахивают, как кадилом, разрушительным самым оружием? И опять же: как эти «бесноватые» люди откликнулись на письма к эмиграции? Зря все же В.В. Шульгин так смело ступил на столь неблагодарную тропинку донкихотства и вознамерился привести в чувства «бесноватых». Это вообще-то возможно?

Непонятно, для чего только В.В. Шульгин приводит несколько сумасбродных высказываний патологических человеконенавистников? Неужели только для того, чтобы убедить С.Л. Войцеховского – «Нет, Войцеховский не бесноватый…»: в ответном «Открытом письме» он говорит: «…Нас, эмигрантов, Вы обвиняете в желании войны, даже в ее подготовке, как это не смешно и как ни странно такое обвинение…»

Право же, чрезмерные потуги. Правда, одновременно с этим наш уважаемый автор подбрасывает хворост в пылающее сознание читателей, а это основное.

Каков же вывод?

«Итак, С.Л. Войцеховский должен признать, что есть Русская эмиграция, которая открыто и даже исступленно, упиваясь своим собственным безумием, зовет термоядерные бомбы упасть с неба на головы человечества. Но, может быть, С.Л. Войцеховский просто этих статей… не читал и не слыхал высказываний тех лиц, о которых он упоминает в своей статье? В таком случае мой совет их прочесть и отгородиться от этой части Русской эмиграции решительно и твердо».

Конечно, резковато, но довольно хорошо известная старческая нетерпимость: может быть со спокойной совестью прощена автору. Но следующая выдержка уж слишком безапелляционная – звучит в духе что ни на есть «холодной войны нервов». Верно, заимствована из арсенала политических фигляров: обвиняют противника демагогически – в собственных погрешностях.

Вот что пишет В.В. Шульгин:

«…сейчас я вижу С.Л. Войцеховского среди поджигателей войны, так как он совместно с Б.К. Ганусовским выступил с открытым письмом и тем самым как бы солидаризировался с этого рода мыслителями».

Сам факт написания открытого письма в соавторстве с другим лицом В.В. Шульгин расценивает как провокацию и поджигательство войны: это что-то у него новое, ему несвойственное. Верно, сию мысль ему на ухо нашептал шепелявыми губами некто из «доброжелателей». Сама собой эта мысль в его сознание не могла прийти. И слог не его, иной оборот речи. Не хочется верить, что столь низко опустился сам В.В. Шульгин. Зачем ему заниматься несвойственным занятием? От подобных слов ясно слышится политический фанатизм. Нет, до такой грани нельзя доходить. За чертой начинается всеверие и оглупление. Неужели наш умнейший старец теряет трезвость мысли? Невероятно!

Что же Б.К. Ганусовский?

Оказывается, он в газете «Новое Русское Слово пишет:

«Нормальным состоянием человечества является война, а не мир. До тех пор, пока люди остаются людьми со всеми их достоинствами и недостатками, до тех пор войны будут оставаться нормальным состоянием».

Оказывается, «этим изречением» Б.К. Ганусовский не только присоединился к тем, кто желает сейчас третьей мировой войны, термоядерной, но и узаканивает войну на вечные времена. Так было, так будет. Всегда друг друга люди резали и будут резать дальше».

Будем справедливы: в высказывании Б.К. Ганусовского слышим констатацию векового факта: так происходит на продолжении всей мировой истории. Не много оригинального. Только для нашей прессы в современных условиях в словах этих почувствовали «прелесть новизны». Зачем возмущаться? За последние двадцать лет, а то и за все тридцать пять-сорок лет почти не проходило дня, чтобы на планете не лилась человеческая кровь. Что ж, давайте скрываться от «теории» подобно страусу, но признаем существующую «практику».

Что же можно сказать о будущем? Не знаю. Но тяжело поверить в человека идеализированного, да и в разумное общество: слишком стихийны страсти, низменны инстинкты, близок животный предок человека. К несчастью, «всегда друг друга люди резали…» Как случится в будущем? «Будем посмотреть…»

В.В. Шульгин даже не желает «отвечать по существу» тому Б.К. Ганусовскому. Раскрывает его моральное и человеческое лицо – припоминает «один эпизод, который дает ключ к пониманию его позиции и личности. Тот Ганусовский, по его собственным словам, был офицером в так называемой «власовской армии» и притом в действующих во время войны частях в Югославии.

«Я жил тоже в Югославии, в одном маленьком городке Сремски Карловцы. Там я не видел ни четырех с половиной миллионов, о которых будто бы Власов говорил немецкому командованию, но 42-х тысяч кавалеристов, о которых говорит Ганусовский. Я видел вот что. Однажды в Сремски Карловцы пошла примерно сотня всадников. В них легко было узнать Русских казаков. Спешившись, они остановились на площади. Кто они такие? Мы не знали. Я был крайне удивлен появлением здесь Русской кавалерии. Лица у этих людей были неприятные, но ничего звериного они не делали. Наоборот, покупали фрукты на базаре. И я тоже некоторым помог в качестве переводчика. С ними был и офицер, с лицом не казачьим. Он подошел ко мне, сказал:

- Вы эмигрант?

Он улыбнулся и сказал:

- Ну, как Вы нас находите?

- Рад, что казаки не грабят.

Он посмотрел на меня каким-то особым взглядом и сказал так:

- Я не казак, хотя и командую ими, я петербуржец. Грабить нам нечего, у нас денег много. – И прибавил пониженным голосом. – Но мораль…

Он ответил:

- Ужасающая.

На этом разговор прервался. И я его не понял. Но через несколько дней стали доходить со всех сторон слухи. И сербское население просто было в отчаянии. Они говорили:

- Вы подумайте, и это руссы.

Всем известно, что Сербы до конца оставались русофилами. И то, что им легче было перенести от Немцев, было нестерпимо переносить от Русских. Объясняли они, что те казаки, которые прошли через Сремски Карловцы, избрали себе специальность: вешать людей на всех окрестных бандерах (столбах).

Тогда я вспомнил петербуржца и его слова об ужасающей морали».

Да, это ужасно, отвратительно, преступно, не может не вызвать ответно, под впечатлением - гадливых чувств, негодования. Хорошо известно о жестокости казаков, самих Русских… Конечно, в военное время – особенно.

В Югославии происходило массовое партизанское движение под руководством Иосифа Броз-Тито. Верно, каратели расправлялись так жестоко с партизанами. Среди повешенных могли находиться и мирные жители.

Дополнительно узнал смысл слова бандеры – это не только фамилия степана, «народного героя» современной Украины.

К чему этот рассказ? Оказывается, в приведенном эпизоде есть свой смысл. Послушаем В.В. Шульгина:

«А теперь я думаю, после письма Ганусовского, что вот это и были те самые власовцы, которыми он командовал, находясь в кавалерийском корпусе немецкого генерала фон Панвица. И теперь мне до конца понятна природа Ганусовского, выражающаяся в доктрине: «…Нормальным состоянием человечества является война, а не мир».

Я жил в России – часто слышал от разных людей: когда что-то кажется, то принято креститься. По поверью Православных.

В.В. Шульгин делает зигзагообразный пассаж. Во что бы то ни стало хочет дискредитировать своего оппонента. Ему кажется: этого добивается. Не знаю, как кому, но мне противны подобные методы «идейной борьбы»: не против самих мыслей, против их носителей. Очень жаль В.В. Шульгина: сам поганит свою душу. Что значит Б.Г. Ганусовский, в конечном счете? Б-г ему судья. Высказывать такого рода подозрения почти то же самое, что совершать деяния тех «руссов». Давайте лучше полемику не доводить до столь непримиримого ожесточения. Не классовая тут борьба и не стычка времен славной, много-жертвенной гражданской войны.

Третий ответ: открытое письмо принадлежит перу профессора Д.Н. Иванцова – с ним В.В. Шульгин «разделывается» по правилам японской борьбы дзюдо:

«С г-ном Иванцовым вступать в полемику по вопросам развития сельского хозяйства в Советском Союзе я не намерен, т.к. недостаточно подготовлен для этого, да и к тому же я привык с детства уважать высокие титулы ученых. Но если г-н Иванцов действительно серьезно интересуется этими проблемами, то я ему искренне советовал бы воспользоваться документальными материалами, которых в Советском Союзе изобилие. Я имею в виду доклады, речи и выступления участников Пленума Коммунистической партии, проходившего в январе 1961 года специально по сельскому хозяйству, и последующие зональные совещания, на которых выступал Никита Сергеевич Хрущев с присущей ему энергией и глубоким знанием дела.

Сейчас все эти документы изданы в специальной книге, которую я рад любезно преподнести по первому его желанию. Но если профессор официальным данным не доверяет: опубликованы в Советском Союзе, то он мог бы с пользой почитать совпадающие выводы о состоянии советской экономики и в том числе сельского хозяйства в солидных органах печати США, Англии и других западных стран».

Да, профессору Д.Н. Иванцову выдавался определенный наряд на работу: изучайте состояние советского сельского хозяйства по речам. Не слишком ли много мы уделяем значения словам, верим в их магическую силу, в всесилие и непогрешимость? Благо, что сам проводник волюнтаристской эпохи выболтал с десяток томов сельскохозяйственных речей. Но от этого толку было не так уж много: пришло время и заставили народ есть горохо-кукурузный хлеб, нюхать мясные обрезки.

Опять идет тяжелый год: какие обычные сюрпризы еще принесет? Обильным словоизлиянием не накормишь ни одного человека: они лишь портят настроение, одновременно усиливают аппетит.

Ох, уж эта сельскохозяйственная тематика: сколько уже шкур содрали с села-деревни, а те обрастают заново. Почти как отава. Верно, Д.Н. Иванцов плохой специалист по нашему сельскому хозяйству, коль не понимает простой истины: можно «вести успешно дела», даже вопреки здравому смыслу. Для этого только нужно читать газеты и случать радио – обязательно вещающие из Москвы.

В заключение «Возвращения Одиссея», автор нашел возможным «уточнить вопрос, почему Шульгин, отсидев 12 лет в тюрьме, не выехал при освобождении за границу».

Верно, этот вопрос поставили в эмигрантской прессе или письмах. В любом случае, уточнение достаточно важное для понимания самого В.В. Шульгина, его выступлений в печати, более поздних кинематографических экспериментов.

Вот что он об этом пишет:

«Почему, почему? Чтобы это рассказать, надо поставить контр-вопрос: а почему Шульгин выехал за границу в 1920 году, т.е. эмигрировал? Если держаться точной истины, то я вовсе не эмигрировал. Меня эмигрировала судьба в виде бури, бросившей меня на берег Румынии. Кто знает, если бы не непреоборимый этот норд-ост, как бы сложилась моя жизнь?

Во всяком случае, в 1921 году Шульгин, выйдя из Варны (Болгария), переплыл Черное море и снова был на Русском берегу (Гурзуф, Крым) в поисках своего безвестно пропавшего сына. Поиски были неудачны. Шульгин бежал из Крыма, в Варне подвергся «неаккуратному обращению» со стороны болгарских жандармов, сломавших ему руку. В 1925 году он снова в России нелегально, гонимый туда отцовским чувством, сделавшимся осью его жизни. На этот раз неаккуратного обращения не было, сына найти не удалось, и Шульгин бежал снова за границу.

Я хочу сказать: были причины, почему Шульгин то эмигрировал из России, то хотя бы на короткое время возвращался снова на родную землю. Каковы же причины? Естественные человеческие чувства родственной любви? Политика? Или еще нечто? И каковы причины, заставлявшие его снова и снова бежать в другие страны?

Начнем с последних: это всего проще. Шульгин бежал из России, спасая голову и личную свободу. Дальнейшие события показали, что если жизнь ему подарили, то долголетняя тюрьма его ждала в отечестве. Что касается родственной любви, то меня может понимать тот, кто ее имеет. У кого такие чувства атрофированы, понимать эту материю не может. Не могут понимать и другую любовь, любовь к Отечеству, те, для которых это только фраза, а живое чувство к Родине умерло. Во мне оно всегда было живо. Я приспособлялся к другим странам, я ценил в них многое и мог полюбить отдельных людей, но я не принял никакого чужого подданства, и этим сказано все. Что же касается политики, то она сопровождала меня во всех своих делах, но не как любимое знамя, а как тяжелый долг перед Родиной. Таким я был, таким я остался».

Так полно и глубоко В.В. Шульгин рассказывает о себе: способны на столь обнаженную искренность не многие люди. С его мнением и чувствами можно соглашаться, но человеку нужно обладать мужеством говорить даже добрые вещи. Я, конечно, не имею в виду в данном случае приспособленцев, которыми кишит все вокруг и от которых задыхается наша земля.

Свою эмиграцию В.В. Шульгин поясняет инстинктом самосохранения - очень просто.

«Почему я эмигрировал, бежал из отечества несколько раз? Да потому, что никому не хочется умирать сразу или умирать в тюрьме долгие годы».

Это так и было: со своими явными и скрытыми противниками Советская власть расправлялась жестоко, быстро и эффективно. Лишь только бегство за границы, охваченной огнем и голодом страны, могло сохранить человеку жизнь и свободу. Конечно, были и такие эмигранты – подавляющее их число: они бежали из страны «сдуру». Обмануты чужой пропагандой, «бабскими слухами», испуганные чрезмерной жестокостью властей. Для В.В. Шульгина не оставалось места на этой земле. Родину он оставил в тоске и великой печали.

Но вот наступил 1956 год – год всеобщей надежды. Но добрые начинания вскоре засыпали гравием жестоких, неосталинских приемов, подобной им политикой. И все же в том году, среди выпущенных на свободу миллионов людей – оказался и В.В. Шульгин. Отпали причины, побудившие его бежать из России.

«Но в 1956 году эти причины отпали: меня освободили и расстреливать не собирались. Это много или мало? Попробуйте. Тогда поймете, что значит жизнь и личная свобода, т.е. возможность ходить туда-сюда по белу свету, видеть людей и жизнь, ну и все прочее».

Напоенная свободой жизнь, казалась другой, совершенно другой, частью забытой свободной жизни (курсив мой – М.Б.). Это сейчас можно задавать наводящие вопросы, с ними влезая в душу:

«А политическая свобода? И вы могли ее предать за свежий воздух?»

В те дни, сразу после освобождения, не хотелось уж очень задумываться: только насладиться свободой (курсив мой – М.Б.): внутри всего существа явственно и звучно ощущались торжественные мелодии, гимны, неспокойное сердце в радостном порыве вырывалось из узкой клетки груди.

Сказать по правде, о политической свободе в первые дни я не думал. Я был в настроении Юанна Дамаскина:

«Благословляю вас, леса,

долины, горы, нивы, воды,

Благословляю я свободу

и голубые небеса…

…О, если б мог всю жизнь обнять я

И душу вместе с вами слить.

О, если б мог в мои объятья

Я вас, враги, друзья и братья,

И всю природу заключить».

Еще в тюремные камеры, задолго до освобождения, врывалась слухи (курсив мой – М.Б.).

«Однако подготовка к этому восторженному настроению совершилась еще в тюрьме. За решеткой сидя, мы чувствовали, что и в тюрьме и за ее пределами совершается нечто большое и замечательное.

Мне казалось, что те причины, которые меня гнали раньше из отечества, смягчаются, и верилось, что лозунг «лицом к человеку» - не только красивая фраза, а воплощается, внедряется в жизнь».

В стране бурлили новые веяния, подтачивавшие ледниковые напластования сталинской эпохи. Во всех слоях населения, в том числе и в тюрьме, возникла надежда, родились чувства ожидания чего-то нового, доселе неведомого. Вся страна взбудоражена посмертными реабилитациями безвинно погибших людей. Таких оказалось многие тысячи.

И вот прошел ХХ-ый съезд КПСС: одним махом перечеркнул беззакония прошлого. Открыл новую страницу в жизни страны и населяющих ее народов.

Жизнь побеждала мрак и тьму (курсив мой – М.Б.).

Поэтому-то в те времена политической и общественной оттепели (курсив мой – М.Б.) В.В. Шульгин решил остаться на Родине.

«При таких условиях я не смог ответить согласием на сердечное приглашение одного заключенного, раньше меня освобожденного и вернувшегося к себе на родину в Западную Германию. Он предлагал мне поселиться к нему вместе с женой и жить у него до конца дней моих на правах близкого родственника».

Правы Англичане: все, что творится в нашем доме – мое, ибо это моя, моя страна. Эти чувства родства и близости к своему народу В.В. Шульгиным не потеряны в эмиграции и даже в тюрьме: он остался Русским патриотом. Даже больше – Патриотом. И слова из песни нельзя выбросить. Не надо выбрасывать. В нем сильны, не проходящие чувства сыновней привязанности к Родине.

В.В. Шульгин остался в Советском Союзе. Впрочем, нет даже малой доли уверенности: могли выпустить?

На первых порах ему пришлось нелегко. Совсем нелегко.

«За неимением родных в Советском Союзе, которые могли бы нас с женой взять на иждивение (она приехала ко мне из Венгрии), мы были направлены в инвалидный дом. Более трех лет почти всеми забытый, проживая в Гороховецком, а затем во Владимирском доме инвалидов, я внимательно присматривался к событиям и людям».

Даже эти мрачные времена прошли. Оставили после себя лишь тягостные воспоминания. В.В. Шульгин, с его слов, смог бы так прожить всю оставшуюся часть жизни. Но с ним находилась супруга. Да, ее настойчивые требования его вынудили добиваться и добиться еще большей свободы. Шульгины получили отдельную однокомнатную квартиру во Владимире.

Вот и заключительные аккорды письма к Русским эмигрантам:

«В этой стране, где я живу, осужден «культ личности». Вопреки этому, личность Хрущева постепенно меня захватила. И, наконец, мне стало просто стыдно только наблюдать его самоотверженную борьбу за мир. Я не был сам у власти, но в свое время я был к ней достаточно близок, чтобы понимать, как тяжело и трудно приходится человеку, имеющему мировое значение и несущему ответственность за судьбы народов. И я решил принять посильное участие в этой благородной борьбе. Я начал писать обращение к эмиграции. Русские эмигранты – единственная аудитория, которая, может быть, меня выслушает, - думал я. Осуществить эти намерения помог один знакомый московский литератор. Он посодействовал мне при ознакомлении с новой советской действительностью.