Введение. Под слоем пыли, копоти и лжи, Из прошлого, нет-нет, проглянет Имя…. Историей забытые мужи, Кого бы помнить, наряду с другими. Деяния их нередко велики, На ход истории порой они влияли; Но авторам бывало не с руки – Кто неугоден, заносить в скрижали. Отрывочные сведенья едва Сквозь заговор молчанья проникали…. И в лживых комментариях слова, Лишь косвенно их как-то называли…. А толкователи менялись, и не раз, И каждый раз поступки искажались; Непредсказуема история у нас – Немного правды б ей…, такая малость! Теперь мелькнуло имя вдруг – Остей, Литвинский князь, в Московии служивший. Единственный, быть может, из гостей, Как за отчизну, голову сложивший. А мы ему за подвиг, за такой - Забвение, как не был он и вовсе…. Такой поступок он всегда плохой, Хоть оправданья и найдутся после. Итак, Остей…. В анналах я ищу, Какие хоть, и где ни будь весточки. И в толкованиях, я мало обрящу, Лишь крохи правды - больше заморочки. Стыжусь я здесь за земляков своих, За умолчание о подвиге, о смертном. Особенно - когда из стран других; Своих забыть, конечно, тоже скверно. Остей…. Прими, прошу я от души, «Спасибо» и поклон наш запоздалый…. Душе твоей, во ВременнОй глуши, Пусть это будет вроде дани малой. Пускай душе, витаюшей в раю, А в этом-то уж нет у нас сомнений, Поможет снять обиду ту, свою - Все память есть, по жизни поколений. Хотелось бы частично снять вину, За то, что в прошлом подвиг «умолчали»; У авторов истории страны Последствия есть горестной печали. Там разобраться сразу не смогли, При поиске, особо виноватых. Отзвуки Куликовской битвы. Еще не зажили у воинов рубцы От страшной битвы в Куликовом поле; Еще стучали в грудь себе бойцы, Печалясь и гордясь своею долей. Побит Мамай, и весть во все концы, Надежда есть над русскими краями…. А в грудь себе стучать, мы молодцы, Черта у нас в характере веками. Однако, так же есть у нас черта – Небрежность с безалаберностью вкупе; Веками не девалась никуда, Авось, небось…, потом порой, и в дупе. Прошло совсем, совсем немного лет, И на тебе, царит везде беспечность. «Глаз» и «ушей» у Дмитрия как нет, Как будто воцарился мир на вечность…. А время не теряет вражий стан, Изгнали там бездарного Мамая; Там Тохтамыш теперь – «великий хан», Процессы лишь Москва не понимает. И войск как нет, разъехались князья, Иные и враждуют меж собою; А на иных надеяться нельзя - Того глядишь, пути врагу откроют. Шел Тохтамыш с войсками по Руси – Но будто все того не замечали; Уж рядом он…, о Господи спаси! «Знать» из Москвы вся, в панике, печали. Опомнился как будто Дмитрий сам, Но где войска, и можно ли собрать их? Поди, попробуй быстро по весям – В беде, не все князья ему как братья. И Дмитрий быстро отбыл из Москвы, Да не один, а со своей дружиной; Московия без Головы, увы - А рядом враг, охочий до «поживы». Я понимаю Тохтамыша тут, Есть цель, и добивается он цели. Да, вероломен…. Так себя ведут Все те, кто сразу все предусмотрели. А Дмитрий, восхваленный гений вдруг, Свой город беззащитным оставляет…. По мне, похож он…, я не знаю как, На капитана, бросившего судно. Хотя, быть может, было и не так – Себя спасал…, подумаешь подспудно. Я Дмитрия бы, не хотел судить – Он, человек, прославленный навеки. И рву своих всех рассуждений нить - Раз уж не примут «суд» мой Человеки. Но, так ли, нет ли, не было его, Как не было родных его и близких. Добился ли он где-то, «своего», Хотел бы встретить я о том записки…. А из Москвы все разбегалась знать, Жить в городе, где власти нет, опасно. И иерархи церкви - удирать, Здесь, безнадзорно оставляя паству. Ну а народ, на то он и народ, От рук начнет без власти отбиваться; И превращается в какой-то сброд, От стада перестанет отличаться. Раскрыты у богатых погреба, Что побросали город покидая…. Невиданная беднякам судьба – Гуляйте братцы, все, что есть сметая. Уйми, попробуй пьяную толпу, Она ж, все агрессивнее и злее; Не видеть бы такую срамоту, А за кремлем уже шатры белеют…. Что это, что? Неужто, это смерть, Как защитить Москву с таким народом? Возглавить сброд…, кому бы, как суметь – Залезешь в воду, не проверив брода… В толпе мы люди, как бараны все, В ней все подвластны стадному инстинкту. Без пастуха тут пропадешь совсем – А кто пастух, и по чьему вердикту? Пока толпа не думает о том, Она все мародерствует бездумно. Тут надо бы… не пряником, кнутом, И в то же время действовать разумно. Когда уже решается судьба – Найдется все же и достойный лидер, И присмиреет перед ним толпа, И в нем признает - это покровитель. Москву возглавил юный князь, Остей Литовский князь, своих как нет, достойных; И это стало лучшей из вестей, Надеждою он стал Первопрестольной. Решителен был этот юный князь, И в мудрости едва ль кому уступит. Не думал, может, сам-то отродясь – Что рано так на ратный путь он вступит. Остей. Остей, Остей…. Увы, короткий срок, Ему на подвиг Господом отпущен! Три дня сражений – горький всем урок, И не заметишь, где событий - гуща. Толпу, которую боялась Знать, Сумел он усмирить - уж как, не важно, Иных пришлось «примерно наказать», Ослушается после уж не каждый…. Где нужно, там расставил он людей, Обученных весьма, сказать бы слабо; И объяснил, когда попрет злодей, Как поступить, чтоб живу быть, хотя бы. Толпа она, конечно же, не рать, Тем более, нетрезвая отчасти. Когда не хочет кто-то умирать – То будет он в сражении участник. Кто, кто, Остей же точно понимал, Как не хватает Дмитрия с дружиной! Уже вон близок к стенам вражий вал – Не войско прет, а сжатая пружина. Поди, останови теперь врага, Защитники кремля слегка притихли; Сражаться нужно, поздно уж в бега, И так и эдак, к ним подходит Лихо. Стреляют метко лучники татар, Не увернешься, как ты не старайся. Однако бой и им не «божий дар», От кипятка и от смолы спасайся…. Три дня, три ночи… перерывов нет, И думать нечего кому-то о победе; Сошелся клином, будто белый свет, По сторонам одни пути трагедий. Все это понял, мудрый Тохтамыш, Тут пользы нет от лобовых ударов; Что и Остей тут, вовсе на «малыш», Он усмирил народ Москвы недаром…. Нет, надо поискать еще пути - Он в хитростях поднаторел немало; Чтоб без боев ему в Москву войти, Окольный путь найти бы для начала…. У русских слабость – их же земляки, «На равных» трудно им объединиться; Пути к согласию меж ними далеки – Тут много недовольных суетится. И даже близкая у Дмитрия родня Вполне ведь может услужить татарам. Он пожалел, что потерял три дня, Уже бы шарили нукеры по амбарам… И по Москве распространилась весть, Не хочет Тохтамыш с Москвой сражаться, Уже парламентеры даже здесь, И братья Евдокии к ним стучатся: - «Нет у народа, никакой вины, На Дмитрия лишь только царь озлился. Поскольку нет его тут, и жены, То смысла нет судиться да рядиться». И в довершение Василий и Семен - (Родные Дмитрия) все утверждают: «Поход мол, будет быстро отменен – А Тохтамыш вам милость выражает; Достаточно открыть лишь ворота, И выразить свою покорность этим. А почести не нанесут вреда - Давайте же царя достойно встретим».… Не верит обещаниям Остей, Наслышан он елейных рассуждений. Но, он один, к тому же из «гостей», А местный люд не мудрствует в сужденьях. Сраженьем был уже напуган он; Где милость обещают населенью, И город их не будет разорен - Прислушаться бы надо к Повеленью… Остей задумчив, он не верит сам, Но, как быть тут…? С решением торопят, Уже дары готовит кто-то там; Не он, так, все решат уже холопы…. Ох, не к добру все это, не к добру, Но что поделать – мир не переделать, Придется выйти завтра поутру, И унижение пред гибелью изведать. Разор Выходят представители Москвы, Понурые…, униженно сгибаясь; С Остеем впереди, в отсутствие главы, Тот, как на казнь идет слегка шатаясь. Враг вероломен, знает наперед, По чести поступил он, верный долгу; Как говорят у нас, «судьба ведет», Спастись ведь мог, лишь захоти, задолго…. Не посрамит побегом честь свою, Уж лучше смерть, чем род унизить славный. Род Гедеминов был всегда в строю – В нем честь была понятием заглавным. О чем он думал, не узнать теперь, Быть может, слезы вспоминал Юрате, В прошедшее, увы, закрыта дверь, Едва ли тут поможет и заклятье. Перед врагом открыты все врата, Москва осталась вовсе без защиты. Защитники – святая простота, Куражились недавно и, поди, ж ты…. Воспользоваться не преминул враг, Татары ль виноваты тут, не знаю…. Веками в нас сидит Иван-дурак, Я часто и в себе такое ощущаю. Большой, большой здесь загулял разбой, Разбойники творили, что хотели, Их жертвой становиться мог любой, Так шли теперь кошмарные недели. Ограничений нет им никаких – Насилие, глумленье над святыней; Ну, разве что, предел фантазий их…, Дозволено им всякое отныне. И мало ли, весь город запылал, Тушить тут было, нечего и думать. Таким оформил Тохтамыш финал, Москву покинув, в завершенье глума. Когда вернулся Дмитрий в город свой, Все в пепелище, сплошь тела сограждан…. Что было с ним, как овладел собой, От вида, что сравнить бы можно с адом? Увы, история о том молчит, Как скрыла весть, собрал ли Дмитрий войско; Не поднял он на Тохтамыша щит, Того догнать бы, покарать бы жестко… Войска искал, иль отсиделся где, Такой вопрос нет, нет, да возникает. Ведь знал же он, все княжество в беде, Отсутствуя, он это допускает. И за врагами не погнался он, Тем трудно далеко уйти, понятно, Конвой «трофеями» обременен; Без войск вернулся Дмитрий…, вероятно. Десятки тысяч убиенных тел, Не посторонних лиц, своих сограждан; А он, тут защищать их не посмел, Хотя их защищать и был обязан…. Вот, кое-как закопаны тела; И выясняют, кто тут «виноватей». Не сунемся в «судебные дела», Хотя, в Рязани направил Дмитрий рати… Рязань, конечно Дмитрий наказал, Тут требовалось мужества немного. Но, кто, когда: - «Он прав», о нем сказал? Молчу. Запрет я выполняю строго. Послесловие Пусть Дмитрий и останется святым, У нас в стране святой – непогрешимый…. Не мне решать, слова мои - лишь дым, Хочу лишь знать, с Остеем как решим мы. Он бескорыстно отдал жизнь свою, В то время «местного» героя не сыскали. И был убит он, не в «честнОм бою», Хоть это записали бы в скрижали…. Неужто, не воздвигнем монумент, От благодарных жителей России? Как пращуры страдальцев давних лет, И так ли много нужно тут усилий? Не где-нибудь, а прямо у кремля, Я бюст бы князя из Литвы поставил…. И украшали бюст тот, вензеля В старинном стиле из литовских правил. Он, князь Остей – великий сын Литвы, И в то же время надо бы нам помнить, Великий сын России и Москвы – И перед ним должны мы долг исполнить. Ведь согласитесь, и Остей – «святой» Хотя, канонизируют едва ли. И если в памяти не царствует застой, Мы б медлить с благодарностью не стали. А сколько их, святых таких имен, Уносит Время в спрятанных анналах. Чем дальше будет кто-то отдален, То тем труднее к ним найти каналы. А совесть нации мы очищаем тем, Что к справедливости пути себе находим. А сказанное здесь – одна из Тем, Которые, сегодня на подходе. |