Чеканные шаги высокого, широкоплечего, подтянутого майора гулким эхом раздавались в длинном извилистом коридоре разведуправления. Вопреки распространенному мнению, что все военные ходят одинаково, дежурные офицеры походки начальников различали безошибочно. Товарищ Гендин, начальник разведупра, шёл по коридору быстро, но так же быстро и внезапно он вдруг останавливался и поворачивался к дежурному. Мог отругать за внешний вид, а мог и спросить, который час. Ругал негромко, чуть сдавленным голосом, с хорошо расставленными классовыми акцентами. Спрашивал резко, ответа требовал чёткого и громкого. Когда он так резко поворачивался к человеку, глаза его превращались в неподвижные тлеющие угольки, которые так же внезапно пропадали, как и появлялись. В отличие от порывистого начальника, его зам Орлов словно скользил по паркету. Говорил тихо, подчёркнуто вежливо. Александр Григорьевич наклоном головы, внимательным взглядом, обрывками фраз, брошенными как бы невзначай, умел внушить собеседнику мысль, что он должен ещё что-то сказать, что он чего-то не договаривает… Собеседнику необходимо было очень и очень осторожным, чтобы не попасться в ловушку, кивнув не в том месте, или «не так» поддержав разговор. Офицеры знали: ошибка, неправильно сказанное слово могли стоить жизни! Но майор Кузьма Деревянко ходил красиво. Каждый его шаг не впечатывался, а ложился на паркет с лёгкостью взмаха крыльев бабочки, и, казалось, что звук либо немного запаздывает, либо существует как бы сам по себе. Любуясь майором, офицеры и солдаты на посту никогда не могли даже приблизительно угадать, что скрывается за всегда вежливым выражением лица. Многие из коллег майора стремились бы изо всех сил к «санаторно- курортной» должности начальника по хозяйственной части. Может те, кто его на неё назначил, и считали работу в управлении, да ещё и в столице, приятным довеском к ордену и повышению в чине. Пускай, мол, отдохнет человек после гор, пустынь и степей Монголии и Китая, где он занимался организацией тайного снабжения оружием… Но Кузьма Николаевич своим положением явно тяготился. К тому же, вокруг него почти физически ощутимо сгущался воздух. Братьев отца арестовали и осудили как классово-враждебный элемент. При новой власти трудяги из небольшого села в Черкасской области сумели накопить кое-какое имущество. Но как может офицер разведуправления иметь в родственниках классовых врагов?! Этот вопрос сквозил каждый день если не в рассуждениях Гендина, то в намёках Орлова. Начальник и его зам не поручали ему ни одного хоть мало-мальски важного дела. Вот и сегодня, как и вчера и позавчера, он шёл на приём к начальнику. Семён Григорьевич Гендин был в кабинете не один. Его зам Александр Григорьевич сидел за столом сбоку и листал до боли знакомую Кузьме Николаевичу папку – его личное дело. Орлов даже бровью не повёл, когда майор доложился. Семён Григорьевич только стрельнул на него быстрым взглядом и сесть не пригласил – ни словом, ни жестом. Начальник и раньше не отличался вежливостью, но сверхосторожный зам себе такого раньше не позволял. По крайней мере, при свидетелях. Не зря ведь у него юридическое образование. Значит, он с Гендиным заодно. Повисла длинная и напряжённая пауза... Семён Григорьевич писал (или делал вид, что пишет), Орлов шуршал личным делом. Прошла минута. Вторая. Кузьма Николаевич почувствовал, что уши у него стали краснеть. Сжав кулаки, он нарушил паузу: - Товарищ начальник, разрешите обратиться! Вместо Гендина ответил Орлов. - Знаем-знаем, с чем вы только и можете обращаться! – Дайте, мол, фронт работ, поручите важное задание… Всё спешите работать! Ваши коллеги подобной прыти не проявляли. Вот я изучаю ваше дело: длительное время были в Монголии, в Китае. Откуда нам знать, не переманили ли вас агенты империализма на свою сторону? Мы наблюдаем-наблюдаем, и вот она, правда, наконец начала проявляться. Скажите, ваши новые работодатели требуют от вас результатов, а их всё нет? Денежки, которые пересланы братьям отца, отрабатывать необходимо? - Я служу в разведке. В военной разведке. Отношения между военнослужащими регулируются уставом,– спокойно начал майор. - Устав не распространяется на классовых врагов! – перебил его Гендин, припечатав ладонью карандаш, которым писал, к столу так, что тот разлетелся надвое, в аккурат по линии склейки желобков. Кузьма Николаевич вдруг завел руку за спину, схватился за провод от электрического звонка, который должен звенеть у дежурного и резко дёрнул. Поступок этот был настолько неожиданным, что и без того узкое лицо Гендина ещё больше вытянулось, а рука Орлова так и застыла в воздухе со страницей в тонких, длинных аристократических пальцах. - Устав распространяется на всех, кто имеет право носить оружие. – Голос майора Деревянка звучал очень тихо, но при этом возникало безотчётное желание слушать и слушать, что говорит этот большой красивый человек. Его взгляд словно пригвоздил к стульям человека в очках и человека с орденом. Они забыли, что перед ними подчиненный, и почувствовали себя обычными людьми. - Вы правы, Александр Григорьевич, в деле написано далеко не всё. Там нет ни слова о Дмитрии Сологубе. Это ветеран Русско-Японской войны, выживший в плену, рассказы которого я слушал в детстве. Он рассказал, что пытка бамбуком придумана японцами. И что японцы – самые дисциплинированные в мире солдаты, которые выше всего на свете ценят честь. Я пошёл в армию, выучил японский и воевал на Востоке. Воевал! – это слово майор не сказал, а гаркнул во весь голос, отчего его слушатели отшатнулись. Никогда ещё раньше и, тем более, потом ни в какой ситуации Кузьма Николаевич не позволял себе голос повысить. – Я смотрел на врага глаза в глаза, а не через лафет орудия! – это был камень в огород Орлову, воинской специальностью которого была артиллерия. – О своей классовой сущности тоже могу много рассказать. Мы жили в очень бедной деревне каменотесов. Семья большая, часто в доме не было куска хлеба. Особенно туго приходилось зимой, когда долго сидели без работы. Отец мой всегда и всем говорил правду, кто бы перед ним ни стоял – чиновник или полицмейстер. Из-за этого нашей семье пришлось пожить в ссылке, вдали от родного края. Но благодаря ссылке я научился читать, писать и считать. А полное образование получил благодаря службе в Красной Армии. Да, я женился на дочери священника из своего села и ни разу не пожалел. Семью эту я хорошо знаю, и строгости воспитания в ней могут позавидовать многие столичные девушки. – Этот выпад был направлен в Гендина, признанного ловеласа: некрасивый и морщинистый, но хамоватый и прилипчивый, он не пропускал ни одной юбки. Причем его не останавливало ни замужество, ни собственное мнение его жертвы. - Да, я «преступник». Вот уже четыре месяца чувствую себя живым мертвецом. За что государство платит мне деньги, и деньги немалые? Из-за вашей трусливой перестраховки я связан по рукам и ногам! Думаю, что этот разговор останется между нами. Всего доброго! Так же красиво, как вошел, Кузьма Николаевич повернулся и вышел, аккуратно закрыв дверь. С минуту Гендин с Орловым просидели неподвижно. Орлов, который пришел в себя раньше, злобно прошептал: - Партия разберется! И, наконец, перевернул страницу дела, которую, не замечая, держал всё время двумя пальцами вверху. *** Что же, партия, судьба, история разобрались. Сначала товарища Гендина, год спустя и Орлова, который из зама стал начальником, расстреляли. «Заявляю о моей готовности работать на любом участке в системе РУ… Самым горячим и искренним моим пожеланием была бы отправка на фронт, безразлично куда — на Запад или на Восток… Наконец, если и здесь я не годен, прошу ходатайствовать и рекомендовать меня на работу научного характера в особых условиях (отдаленные и малоизвестные края и местности, горные и пустынные районы)»,– писал Кузьма Николаевич в каждом рапорте. Майор Деревянко упорно добивался и добился, наконец, перевода на другое место службы – советско-финский фронт. «Успешно руководил разведывательно- диверсионными действиями отряда, принимал личное участие в разработке всех его боевых рейдов по тылам противника. За мужество, отвагу и находчивость, проявленные в борьбе с белофиннами… был награжден именными золотыми часами и орденом Красной Звезды»,– вспоминают сослуживцы. Великую Отечественную войну Деревянко прошёл по большей части разведчиком. «Во всех штабах повысилась организованность, улучшилось управление, организация разведки, и, что самое главное, штабы и командование приобрели навыки в быстром и глубоком анализе обстановки…». Так К. Г. Жуков оценивал работу штаба 53-й армии, которую организовывал Кузьма Николаевич Деревянко, теперь уже генерал-майор. Но его звёздный час наступил 2 сентября 1945 года в Токийском заливе. На борту линкора «Миссури» он был свидетелем «пяти минут позора» Японской Империи. Кузьма Николаевич не командовал военными действиями. Это целиком заслуга маршала Василевского. Его слава не гремела так, как у Георгия Константиновича. Она просто была другой. За годы службы в армии, Деревянко стал искусным военным дипломатом, который знал языки, прекрасно разбирался в людях, умел предсказывать их поступки, обладал тонким чувством такта и огромным обаянием. Такими качествами обладали единицы, и все эти люди принадлежали к верхушке мировой правящей элиты. У сына бедного, но честного каменотёса из глубинки была большая мечта – увидеть настоящего самурая. И вот он не просто смотрит в раскосые глаза японцев, а подписывает исторический документ, принимая капитуляцию Японской Империи от имени великой державы – Советского Союза! На фотографии, которую знает весь мир, запечатлены последние секунды самой кровавой войны в истории человечества: статный генерал-лейтенант ставит точку и – переворачивает эту страницу мировой истории. Просто. Аккуратно. Слегка наклонив голову. Сразу видно: наш человек! | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
