Что хочет автор. Литературные конкурсы

Сложный разговор Иосиф отложил на выходные, на эти выходные, на этот радостный солнечный день во второй трети хорошего лета без типичных дождей, мороси и промозглых туманов. Светило наше, как положено, согревало дома и асфальт, птички щебетали, а милые красавицы, оставив на теле лишь скудные лоскуты, призывно разгуливали по центру, очаровывая всех и вся. Сейчас предприниматель неспешно двигался в сторону офиса на достойном личном автомобиле для той самой беседы и пытался понять, сообразить, как же так получилось, как произошло, что человек, которого буквально подобрал на улице, растил, обучал, приблизил к себе, коему дал приличную должность и оклад, превратился в нечто несуразное! Отчего же он стал вести себя столь неадекватно? Как ему, вообще, взбрело в голову требовать премию, да ещё и в таком немыслимом размере? Никто не спорит, в минувшем полугодии мужчина потрудился неплохо, были определённые достижения, но ведь и не без осечек, не без обидных провалов! А, главное, беспокоило именно то, что тот вообще пришёл к своему работодателю с такой претензией! Будучи удачливым коммерсантом, возглавляя компанию уже два десятка лет, вытащив её буквально за волосы в число предприятий, с которыми считались в строительном бизнесе, Иосиф по ходу долгой и бескомпромиссной борьбы стал вполне прилично разбираться в психологии окружающих, особенно собственного персонала, с коим и проводил большую часть жизни. Наблюдая за людьми, созерцая их действия и даже страсти, ему однажды в голову пришла замечательная мысль, суть её в том, что по прошествии определённого срока с отдельными личностями начинают происходить непонятные метаморфозы. Покладистый – превращается в дерзкого и неуправляемого, неутомимый труженик, ответственный и аккуратный, становится безалаберным лентяем, преданный семьянин с головой ныряет в похождения и, найдя несусветную пару, подаёт на развод! Вне работы подобные изменения, конечно, утомляющие и родных, и друзей, всё же допустимы, но на производстве, в современных жёстких условиях, этакие выкрутасы ломают в муках выстроенные процессы, цепочки рвутся и результат оставляет желать лучшего… Разумеется, можно сразу уволить человека, попытавшись найти замену, но Иосиф считал иначе. Пройдя большой, местами тяжкий путь, он всегда старался понять причины, которые приводят к перевороту в сознании, понять и подсказать, понять и скорректировать поведение. Одним словом, за своего работника директор боролся, делая это сообразно своим представлениям, но всегда в интересах дела и, в конце концов, в интересах самого индивидуума, чем он и собирался заняться сегодня в очередной раз…

В то время как любое общение мужчины и женщины, подспудно есть попытка договориться об интимной близости, разговор представителей сильного пола между собой, всегда выяснение отношений двух и более самцов на предмет главенства. Иосиф знал это, а потому, подъехав к офису и увидев приглашённого, первым делом оценил его внешний вид и общее состояние. А выглядел тот несколько удручённым, может даже подавленным, что не предвещало в целом особых затруднений в предстоящей беседе. Её схема уже совершенно сложилась, и была прилично отточена в десятках подобных встреч! Первым, конечно, начнёт он, изложит свою позицию с чётким указанием промахов и провалов собственного главного инженера. Во второй части Егор Сергеевич, так звали сегодняшнего подопечного, начнёт оправдываться, выискивая независящие от него обстоятельства, что, разумеется, совершенно не прибавит ему очков, а станет однозначным фиаско. И вот уже на этом фоне, в третьем, окончательном и победном раунде, с сотрудником попытаются говорить несколько отстранённо, выясняя, что же произошло с ним такое, указывая меж тем на недопустимость подобного поведения, журя походу, но несильно, так по-отечески…

- Давайте начнём. Ваша просьба, практически требование, мне понятна. В целом работайте вы хорошо, коллектив управляем, всё выполняется вовремя и в срок или, лучше сказать, почти в срок… Давайте вспомним, например, стройку на Тобольской. Да? – Иосиф был строг, чеканил слова, давя собеседника собственной уверенностью, – вы бы записывали объекты, чтобы не упустить, когда настанет ваш черёд говорить!

И пошло перечисление площадок, где компания вела работы, откуда мелкими ручейками и потоками покрупнее лилось её благосостояние. Егору Сергеевичу предстояла задача нелёгкая, практически везде имелись недочёты, претензии заказчиков, а значит задержки по выплатам. Некоторые договора оставались не закрытыми месяцами, формы не подписывались, что, вообще-то, являлось рутиной для российской формы организации дел, да кто ж подобное будет декларировать… Директор намерено поместил свою вступительную речь, а с ней и всю философию текущей беседы, в вариант жизни под названием «Как должно быть»! Являясь демоверсией реального нагромождения и несусветного хаоса, выбранная редакция узостью рамок не позволяла ответчику слукавить, спрятаться или улизнуть в удобном и безопасном направлении, а ещё она допускала и строгость, и, главное, менторский тон, который уже сам по себе заставлял подчинённых виновато опускать головы.

- Меня интересует счёт, то есть количество неудач против достижений! В чью пользу? И уж после мы поговорим о вашей премии! Или я не прав? – подобный монолог всегда следовало заканчивать нужным вопросом, это чтобы изначально озадачить своего визави, заставить того отвечать и оправдываться. Так учили настоящие и стоящие мастера НЛП и собственный опыт!

А ещё Иосиф твёрдо, не мигая смотрел в глаза собеседнику и, вообще, непринуждённой позой, всем своим властным видом, как бы утверждал моральное превосходство и непререкаемый авторитет сильнейшего и доминантного. Получалось хорошо, собеседник, встретившись с ним взглядом, почти сразу отвернулся к ежедневнику, начал там что-то выискивать, нервно листать, чёркать. Вот уже сейчас, когда ему предоставили слово, мужчина тянул время, видимо, стушевавшись даже на этой стадии, осознавая неправомерность собственных притязаний.

Кондиционер деловито шуршал, создавая вполне достойный комфорт и климат в зоне своей ответственности. Полезное устройство знало порученную работу, знало на сто балов благодаря набору несложных команд, запечатлённых навеки в примитивном кремнёвом интеллекте творцами из обычной плоти и крови, правда, не с нашим разрезом глаз…

И вот после непростительно затянувшейся паузы главный инженер заговорил!

- Иосиф Васильевич, а вы неправильно смотрите в глаза. Мне известна игра, когда один пытается, как бы пересмотреть другого. Ну да, у боксёров-профессионалов так принято, помните? Но то всё шоу, в большей степени расчёт на зрелищность… Во-первых, если понимаешь суть происходящего, то и сама затея бессмысленна, можно сколько угодно отводить взгляд, это уже ничего не будет значит для меня. Изначально вы хотите вызвать тревогу, волнение, даже подавить, а получается наоборот, сами тратите силы при нулевом результате! Ну, и, во-вторых, вы смотрите мне в глаза, а нужно в район переносицы, чуть выше. Дело в том, что мы по своей природе не можем фиксировать себя сразу на двух точках, на обоих зрачках, и в вашем варианте получается метание взгляда, от чего весь замысел смазывается окончательно, – Егор Сергеевич продолжал что-то чёркать, выводить замысловатый рисунок, походящий больше на ныне модные татуировки рунического типа. Когда же он закончил свою мысль, то просто посмотрел на Иосифа, посмотрел совершенно спокойно и без тени смущения, на что был обоснованный расчёт.

Владельцу кабинета и целой строительной компании в первый момент показалось, что он опять на консультации у седовласого профессора, как это бывало в семидесятые, в эпоху получения заочного высшего образования, и опять в контрольном задании куча ошибок! Дедушка-преподаватель, получивший своё звание ещё до кончины Сталина, всем и всегда объяснял их промахи, объяснял очень подробно, буквально до запятой. И, как тогда, пришло беспокойство по формуле среднего студента, озабоченного, прежде всего нужной записью в зачётной книжке, а не объёмом собственных знаний. Сознание автоматически приняло соглашательскую позицию, а его, по сути, личный главный инженер продолжал смотреть в лицо. Нет, в его взоре отсутствовала игра в гляделки, которая вдруг показалась, действительно, детской и совершенно глупой! От Иосифа ждали ответа, ему предоставляли слово, но о чём тут говорить? Полный бред получался, традиционная схема дала сбой! Нет, её попросту смяли и даже порвали, словно то был черновик с прошлогодними набросками чего-то, что давно стало ненужным.

- Вы ошибаетесь, я просто, – слова и без того лишние, произнесённые спонтанно, вдруг замерли в глотке. Она внезапно пересохла и сжалась. Фразу стоило закончить, обязательно нужно бы закончить, но мысль другая царила в голове. Оказывается, его заставил оправдываться собственный сотрудник! – нет, это не так, просто у меня такая манера. Такая манера вести разговор…

Получилось уж совсем скверно! Во-первых, он явно и нелепо врал, а, во-вторых, им управляли, что непостижимо! По вискам прошла неуютная пульсация, и на лице предательски выступили красные пятна. Иосиф ощущал, как они в порядке хаотическом возникают то в одном месте, то в другом, припекая даже не кожу, а всё его скукожившееся эго.

- Да? Ну, тогда извините. Просто мне так показалось, – Егор Сергеевич смотрел лукаво на своего работодателя, понимая, что тот обманывает, тщетно пытаясь тем унять внутренний ажиотаж, – Хорошо, я могу ответить на ваши вопросы. Обязательно отвечу, если понадобится. Давайте поговорим о другом. Вот у меня матушка медик, и в детстве я наслушался много об их работе, много интересного. Кроме прочего она говорила, что у врачей, есть такая поговорка: у каждого хирурга – своё персонально кладбище. Ну, то есть фигурально, то есть из-за ошибок каждый отправил в могилу некое количество больных, что вообще-то неизбежно, как бы мы к тому не относились! Прискорбная, но необходимая часть обучения. Ну, так и у нас тоже самое! Только без трупов, хотя всякое бывает. Иосиф Васильевич, мы, люди, пришедшие в строительный бизнес из разных специальностей волей судеб. Я, например, чтобы не сдохнуть от голода двери дерматином обивал в те девяностые, с чего всё и началось! Уже на объектах постигаем премудрости, которые в советское время преподавали отдельно и целенаправленно, практику проходили в разных СМУ. И вот теперь ответьте мне, имею ли я право на ошибку? И если всё же, да, то повторяются ли они? Согласен, у меня есть своё личное кладбище, а у вас? А знаете, что зачастую приходится выбирать между двух зол. А директора, уж извините, периодически очень сложно найти, в том числе и по телефону…

Пауза снова возникла некстати, тишина нервировала, теперь её заставили работать против Иосифа! В прошлые времена по кабинету бы обязательно летала или беззастенчиво ползала муха, а то и две, разгоняя своей назойливостью атмосферу безупречного склепа. Но сейчас удалось-таки, зачем-то, добиться полной изоляции от всего неуютного и скверного, родом из того самого внешнего мира, который теперь уже сам с любопытством разглядывает нас, добровольно занырнувших в свои светлые и просторные аквариумы, куда по большому блату допускаются лишь проверенных веками безразличные кошки, собаки-подхалимы и вильчатые меченосцы сотоварищи.

Имея небольшие привязанности вне семьи, реализуя их, как правило, в рабочее время, Иосиф действительно отключал мобильный на время встреч. В конце концов, зачем весь этот бизнес и приличный доход, если не можешь позволить себе подобную малость! Да-да, теперь его явно упрекнули, намекая, видимо, на подобные обстоятельства… Краснота опять выплеснулась на лицо, а с нею и сотни полторы мелких росинок пота, они всегда пахли едко и непристойно, вытереть бы их, избавиться от навязчивого дискомфорта!

Теперь стало ясно, что его, генерального директора, владельца серьёзной недвижимости, в том числе и зарубежной, его, человека известного и уважаемого повторно смутил обычный наёмный трудяга, который жилья-то своего не имеет, что называется, ни жены, ни детей, ни родины, ни флага! Главный инженер не стал задерживаться в навязанной области «Как должно быть», он даже и не попытался ускользнуть в раздел «Как есть на самом деле»! Нет, он, совершенно не придерживаясь принятой этики, попросту давил на все болевые точки своего руководителя, на те, что приметил раньше и на то, что увидел сейчас! Обожжённое и обиженное эго клокотало, взывая ко мщению! Но Иосиф сдержал эмоции, понимая уже отчётливо, что инициатива как-то перешла в другие руки, и за руками этими необходим присмотр, а не бессмысленная реакция на уколы… Разум ещё сохранил часть присущего ему холода.

- Допустим, вы правы в чём-то, – ещё, конечно, стоило добавить нечто важное, нечто закруглённое с двойным, а то и с тройным смыслом, но эти невозмутимые глаза, сидящего напротив, чёткая последовательность его мыслей, непонятные вибрации с нарастающим темпом в, однако, спокойном голосе останавливали всякое движение озадаченного интеллекта. «Да, не гипнотизирует ли он меня?» Спонтанная идея, возникшая в голове директора, могла объяснить происходящее, но слишком уж она показалась экзотической. Сейчас время внимательно слушать и наблюдать! Иосиф пытался сообразить, что произойдёт дальше. Сначала его смутили, теперь обвинили, обычно, в подобных случаях, следует превознесение собственных заслуг! Наверняка в следующий миг Егор Сергеевич станет распространяться о чрезмерной нагрузке, об отпуске, коего не видел третий год, обо всём том, что может вызвать сочувствие в душе работодателя. Таким образом, игнорируя оппонента, главный инженер строил свой собственный базис, железобетонный фундамент, где таскать мешки с цементом и месить раствор ему собственными руками помогал досточтимый предприниматель, успешный и состоятельный! Когда же сооружение примет необходимые форму и прочность, вот тогда, опираясь на его уникальное основание, можно писать какую угодно хартию! Ведь трудились оба, подписи появятся автоматически!

- А раз так, то и нет смысла вести подсчёты, – главный инженер компании, походя, снёс последние руины хорошей режиссерской заготовки Иосифа, – Хотя, я могу перечислить объекты, большие объекты, которые вытянул один, вытащил своей глоткой и почти в личное время, но работа же у меня такая! Зачем выпячивать свои заслуги при достаточно приличной зарплате.

Последняя фраза выглядела, как широкий жест, как дежурная уступка поверженному рыцарю от великодушия рыцаря же! Мол, спасибо за достойное содержание и вообще, но… Но не эту сочную косточку ждал директор, совсем не эту… Уже в ту минуту стоило свернуть беседу под благовидным предлогом, перенести окончание, взяв паузу для сосредоточения и неспешных размышлений, но на стоявший за окном чёрный джип директора заскочил большущий серый кот, прямо на крышу! Рядом ничего не находилось, ни деревьев, ни других автомобилей. Неужели он с тротуара так сиганул, это на почти двухметровую высоту-то? Возникло ощущение, будто пушистая тварь материализовалась в нашем измерении из какого-то иного пространства и теперь, освоившись, бродила по нагретой жести, оглядываясь и выискивая себе лежанку поудобнее. Владелец машины и кабинета, любивший безобидных существ, аж вздохнул от этого видения, словно бродячая скотинка, как союзник, как одобрение, была послана ему свыше для поддержки! Он даже немного скривил губы в улыбке, устало навалившись на массивную столешницу.

- А вы знаете, что в других компаниях наши партнёры считают вас больным человеком? – вопрос, как и тот котик, тоже возник из неоткуда, вот только повис он в воздухе, заполняя своей бесстыдной неприкрытостью очередную тягостную паузу, – именно так! У меня всегда спрашивают, усмехаясь, мол, как ты с ним работаешь? Мол, у него такие тараканы в мозгу, что тасманские раки отдыхают! Я не обманываю, зачем мне это? Обратили внимание, если дело не касается денег, то все обращаются ко мне? И наши, и не наши… Люди не любят вас. Как человека не любят… А ещё глумятся над вашими тостами во время корпоративных пьянок. Хотя вы практически не пьёте, но таланта Цицерона вам явно не хватает, как бы вы не старались, извините! Помните, вы на e-mail новой сметчице отправили свой рассказик о том, как учитель налил подопечным кофе в разные по стоимости и красоте кружки, и как они выбирали напиток? Там, в конце концов, следовало резюме о том, что, вообще-то, они получают от питья одинаковое удовольствие, не смотря на внешность чашек. Девушка, конечно, поняла, что это намёк! И на кого конкретно намёк тоже… И это поняли все, а вы остались посмешищем! Для всех… Кроме меня… Я, вообще-то, ей сказал, что читать чужие письма плохо, но обнародовать очень личные послание, совсем никуда не годится… Хотя, если честно, можно было выразиться гораздо короче, без витиеватостей, о чём сказано задолго до нас: форма не определяет содержание. Что тоже является, как известно, спорным тезисом…

Иосиф после первых слов уже откинулся на спинку и замер. Улыбка, вызванная появлением смешного котика, как старая афиша на заборе, обтрёпанная непогодой, так и осталась на лице. Мозг устал. К матушке сейчас захотелось директору, в старый уютный посёлок у границы, в тишину с осенней листвой на асфальте. Да только умерла она лет десять назад. Пушистое животное, словно тигр-недоросток, развалилось на чёрной крыше джипа и невозмутимо смотрело в сторону офиса. И было в его взгляде теперь одно безразличие и море презрения. Опора пропала, её не оказалось ни снаружи, ни в сгорбленной душе. Зачем думать, о ком? О главном инженере, который так мастерски размазал его эго по этим белым стенам? Или, может, о той самой сметчице, которая фактически предала его, посмеялась в курилке и не один раз, и которая премию-то получила, наверняка и потратила уже?

Но Егор Сергеевич не унимался!

- Так вот, я не думаю, что у вас есть какие-то проблемы с психикой! Кто устанавливает норму? В чём она? Если человек своими действиями не угрожает окружающим или себе, разве мы вправе судить его за несоответствие стандартам, нами же выдуманным. Банальность! Но вспоминаем о ней лишь, когда дело касается нас самих, нас любимых. А мы ведь все разные, и это очень хорошо! Единообразие утомляет, семьдесят лет стандартизировались! Я вас поддерживал все годы и никогда не путал производственные отношения с личными, – последняя тирада, предназначенная для успокоения, звучала совсем уж как диагноз.

- Ладно, Егор Сергеевич, а вас понял, – голос Иосифа стал глухим, совсем тихим. Он перебил своего сотрудника, не понимая больше ни единого слова! Захотелось побыть одному. И дело вовсе не в том, как о нём думал любимый и неблагодарный Владивосток, а в том, что он, похоже, не ошибался, этот красивый и безжалостный город! Ведь сейчас где-то под ложечкой ожил, стал ворочаться отвратительный гомункул, который вот скоро очнётся окончательно и весь мир окружающий окрасится в цвет смердящих разложений. Гнусное существо по имени ревность запустит свои костлявые пальцы без кожи в самое сердце, сожмет его до нестерпимой боли, почти до рвоты и замрёт так на долгие часы, лишая успешного предпринимателя душевного равновесия и покоя, и даже сна. Оно станет искать жертву, заставлять куда-то звонить, что-то требовать у недоумевающих подчинённых и близких!

Просто сейчас, наконец-то, всё встало на свои места, всё сложилось, и на картинке из пазлов чёрным пятном застыла издевательская улыбочка! Тот самый гомункул с пустыми глазницами, задыхаясь от собственной слизи и алой сукровицы, помог глупому хозяину, осознать, что на крыльце возле офиса не просто шипят и сплетничают в его адрес, а создают партию влияния, результатом чего и явился сегодняшний разговор. Очевидно, Егор Сергеевич знал о премии, которую в конверте с логотипом компании Иосиф собственноручно вручил молодой и аппетитной сметчице, проработавшей на него чуть больше двух месяцев. Всё именно так и обстояло! А уж после обиженный главный инженер явился к нему с претензией. А сообщить о полученных деньгах могла только сама барышня, ведь не было никаких росписей и никаких свидетелей! Из чего с уверенностью можно сделать вывод, что те двое уже давно спелись, и они любовники! Да, они совершенно точно любовники! А иначе, зачем бы она рассказала ему о вознаграждении, полученном в большей степени в виде аванса, как знак внимания и возможного предпочтения со стороны щедрого руководителя.

После этаких рассуждений поруганная логика покинула мозг, и в нём воцарились омерзительные видения с картинами нежностей подлой парочки, вплоть до обнажения и страстного соития. Мало того, что его предали, не оценили ни мудрость отправленного рассказа, ни великодушия с выплаченной премией, так ему ещё и предпочли другого! Егор Сергеевич блестяще закончил беседу, удачно проложив свой путь по нестабильной области парадоксов, и уже давно ушёл, не прощаясь. Уже зачем-то Иосиф запер изнутри кабинет, уже даже тот кот на крыше автомобиля выспался и пропал, видимо, вернулся в своё измерение. Гомункул же, истощая зловоние, всё продолжа нашёптывать о несчастной душе, истерзанной и раздавленной злыми людьми, о планах возможной мести, о необходимости действовать уже сейчас. Но увещевания остались без ответа в те часы. И лишь две мокрых полоски пролегли от глаз директора до самого подбородка, намочив походу стриженые усы цвета прошлогоднего сена…

А ещё прошла ночь в беспокойном сне, а ещё наступило утро и светлый день без воспоминаний и другое утро не заставило себя ждать. Минула неделя, и вторая уже развернулась к выходным, в компании всё оставалось по-прежнему, платежи проходили вовремя и средств хватало на всё, декольте сметчицы так же манило взор, а главный инженер продолжал нагнетать рабочую обстановку. Непогода обходила стороной Владивосток, позволяя рядовым жителям беспечно наслаждаться великолепными видами спокойного моря в лучах скучающего солнышка. Неспешный разговор под навесами и холодное пиво тоже были вполне кстати. Казалось, и беседы-то никакой не случилось! Именно это и настораживало директора, погружённая в ожидание, уже немолодая и уязвлённая психика прибывала в тревожном ступоре. Почему Егор Сергеевич, фактически выиграв схватку, даже не пытается воспользоваться плодами своей победы, почему не требует контрибуцию, почему не вспоминает про премию? Утверждение о его тайной и интимной связи с молоденькой сотрудницей и дальше не требовало доказательств, а в совокупности со странным поведением, вообще, привело Иосифа к выводу неутешительному! Стало ясно – в жизни успешного предпринимателя появилась новая переменная, с которой придётся считаться, если дать ей окрепнуть и возмужать, если позволить превратить стройное уравнение понятного бытия в безумную функцию с неопределёнными решениями. Вернувшаяся логика, не смотря на полученные увечья, доподлинно определила главного инженера, как личность агрессивную, которая использует любую возможность для реализации собственного мужского начала, того самого начала, что заставляет иных подавлять всякого соперника в окружении и добиваться всякой женщины в доступном ареале обитания. Разговоры же о недополученных деньгах, в таком свете, представлялись лишь средством спровоцировать конфронтацию, это был вызов, как и тайная связь со сметчицей, такой милой, ещё не растратившей своих прелестей по многочисленным койкам, от чего и намеченная директором на роль очередной привязанности. Полмесяца пошло на сосредоточение, но действий никаких не последовало, хотя ситуацию никто и не собирался оставлять в текущем положении, не тем человеком являлся Иосиф, совсем не тем! Реванш намечался, реванш с тотальным ущербом для провинившегося и с последующим увольнением, разумеется! Но сведений о Егоре Сергеевиче не хватало, как определить где его уязвимое место, кто подскажет, кто поможет? И тогда возникла интересная идея…

А Владивосток не спал далеко за полночь, продолжая своё движение по кофейням, ресторанам и набережным, общее неспешное и почти степенное движение людей, разомлевших от жаркого дня и благостной эпохи Путина! Той самой эпохи, которая, в конце концов, пройдёт и о которой ещё сложат столько легенд и баек, причислив нынешнего лидера к небольшому числу руководителей государства Российского, давших гражданам и самоуважение, и сытость…

Он появился на свет в конце душного приморского лета 1955 года, когда же настало время осознавать себя, полученное от родителей имя, воспринималось им как издевательство над здравым смыслом. Оно незаслуженно выделяло его из общей массы сорванцов и совершенно не клеилось к этакой худосочной фигурке, стоящей в конце шеренги во время школьных построений. А нарекли мальчугана Иосифом, разумеется, не в честь одного из полузабытых святых, а в честь великого руководителя великой державы, победившей в страшной войне! Банальные и традиционные Саши, Серёжи и Митяи, дети инженеров и военных по праву рождения и по росту всегда смотрели на него как на природное недоразумение, возникшее по пьяному делу от смешения кровей убогой доярки и забулдыги тракториста, которых ради мнимого равенства партийные органы заселили в замечательную квартиру с центральным отоплением, водой и туалетом. И ни одного шанса хоть немного продвинуться в сложившейся иерархии малолеток далёкого таёжного посёлка, возведённого по приказу товарища Сталина для комфортного проживания защитников восточных рубежей социалистической родины, да ещё из касты неприкасаемых – пограничных войск НКВД. Конечно, он умудрялся как-то вклиниваться в общие развлечения и забавы, но в основном в качестве массовки или в роли солдата вражеской армии. Если же речь заходила об игре в прятки, то приходилось водить первым, когда же сам, затаив дыхание, хоронился в исключительно надёжном убежище, его или выдавали девчонки, или попросту забывали искать. Мальчишки, разбиваясь на две команды для футбола или иной затеи, при чётном количестве ещё сохраняли Иосифа, как боевую единицу, хоть и на вторых ролях, а вот при нечётном – изгой становился первым кандидатом на изгнание. А однажды один из признанных авторитетов среди местных пацанов вообще заявил, что откажется от очередного предприятия пока «этот» не уйдёт отсюда. Пришлось в тот день с позором руководить стайкой малышей, и, напустив на себя важности, разруливать их нехитрые ссоры…

Но пока гормональный фон детского организма оставался в волшебной стадии непорочного развития, дела обстояли терпимо, время текло ровно и неспешно, расходуясь на учёбу, книжки, на огородные и домашние повинности, на семейную ругань со старшими, на прослушивание постановок по радио о сказочной жизни в городах, о трудовых и военных свершениях.

Однако, тот самый день приходит ко всем и отказаться от его визита мы не вправе, не можем, да и не хотим. Выясняется, что люди поделены на две равные части с особым смыслом, и подглядывания за девчонками в общественной бане или у реки теперь не только удовлетворяют здоровое любопытство, но ещё и вызывают эмоциональный подъём до неудержимого сердцебиения. То же самое любопытство, вдруг обращённое в сторону собственного тела, приносит-таки результаты и результаты неожиданные. В памяти внезапно всплывает всё ранее случайно увиденное, увиденное да не понятое, увиденное, но не заинтересовавшее, всё связанное с внезапной хаотичностью и сладострастием совместных движений, начиная от бесстыдных кошек и заканчивая ненасытными молодожёнами из ближайшей родни. Всё это, а ещё и простые слова, такие как «грудь», «беременность», «женственность», наполняются особой значимостью, волнующей и будоражащей, заставляющей подсознание рождать вполне определённые образы и смутные пока неосознанные желания. Всё, что ниже шеи и выше колен у обычных одноклассниц, притягивает взгляд, как будто они излучают сильнейшие магнитные поля, бороться с которыми совершенно не хочется, напротив, это становится постоянной потребностью, необходимостью до тягости. Сперва мысли пугают своей плотской направленностью, но после к ним привыкаешь, учишься жить с ними и уже понимаешь, что они в тебе обосновались на годы и что с этим придётся что-то делать! Змей-искуситель, видимо, обладая запретными знаниями, умудрился напитать яблоко, съеденное Адамом и Евой, не только сладостью, но ещё и способностью передавать по наследству пробуждающие свойства, для соблазнения всех последующих поколений на тысячи и тысячи лет…

Ещё мужское братство подростков наполнено смыслом, ещё дешёвый алкоголь распивается в дружной компании, ещё вражеским группировкам даётся достойный отпор. Но уже и те самые группировки, и весь местный альянс приобретают аморфный вид, дробятся, распадаются на фрагменты, в чей состав постепенно, но неумолимо проникают уже иные персонажи, персонажи с округлившейся плотью, с бессовестным рельефом и заманчивыми выпуклостями. А они, ощутив к себе повышенное внимание, из назойливых мух, вечно снующих у носа, превращаются в крепости, взять которые, конечно, можно, но опыта совсем нет, алгоритмы ещё не наработаны! Хотя так хочется попасть туда или хотя бы увидеть, а ещё лучше потрогать, почувствовать молодую упругость, ощутить её, задохнуться и тихо умереть от счастья…

Хорошо было тем, у кого рост выше, да кость шире, кого папа и мама одевали из закрытых отделов военторга, кто пользовался завоёванным авторитетом! Девушки, подвластные тысячелетним правильным инстинктам, всегда готовы на многое для подобных, вплоть до самого главного! Иосифу же, мелкой и тщедушной его личности, ещё с большим унынием приходилось созерцать, как ржавчина из женских особей разъедала былое сообщество пацанов, уводя от него даже тех единственных, кто хоть как-то общался с ним, с кем хоть изредка можно было поговорить. И пришло кромешное одиночество и лишь мечты, да ещё и с плотским подтекстом, а сними и зависть, и потаённая злоба, больно сверлящая воспалённую психику. Не помогали ни успехи в учёбе, ни железные снаряды во дворе и школе! Видимый мир окончательно превратился во вражеское окружение, которому не было дела до умного мальчика с хорошими задатками, оно понимало лишь силу или хитрую пронырливость и совершенно не желало склоняться перед интеллектом, не давало возможностей проявится таланту… Так жить вечно совсем не хотелось, оставалось одно – найти таких же как сам, таких же нищих, обездоленных и серых от рождения!

Наступил долгожданный вечер, вожделенная прохлада опустилась на измученный Владивосток, она собрала влагу из душного воздуха, рассыпав её почти живыми капельками по траве, листьям и прочим поверхностям. Дышать стала гораздо легче, жизнь даже без кондиционера снова одела свою самую приветливую улыбку, а если к ней прибавить ещё и окончание напряжённой трудовой недели, то мир из борцовской арены превратится в нечто похожее на заслуженный и беззаботный рай аж на два дня и сегодняшний вечер. Иосиф любил именно эти несколько часов перед наступлением субботы. Они как естественный зазор между двумя отделениями пьесы, где персонажи и действия первого – уже порядком притомили, а взаимоотношения со следующими ещё стоило прописать, приготовить необходимые декорации и реквизит, придумать и после сотворить с ними свою собственную, отдельно взятую реальность.

Жена с формами пышки предпенсионного возраста в зелёном халате с жар-птицами, принесла блюдо с канапе из креветок вперемежку с отбитым осьминогом и горкой пахучей зелени от разных народов планеты Земля. Запах и вкус морепродуктов своей изысканностью и недостижимым для мирских блюд колоритом даже при скромных рецептах возбуждают аппетит аристократический, по сути, по силе же сравнимый с чувством голода отпетого босяка, случайно попавшего на царскую кухню. Но закуска без доброго напитка с соответствующим градусом не сможет до конца раскрыть нюансы и тонкости букета, а потому на столе заждалась заветная бутылочка виски, она покрылась испариной от нетерпения. Десять минут уже прошло, как хозяин достал её бережно из холодного погребка, установил на гордый пьедестал, позволив влаге укутать прозрачное стекло матовым бархатом, который вскорости отяжелел от насыщенного воздуха и свернулся в бесчисленные пупырышки-росинки. Но и они, не захотев оставаться презренной мелюзгой, набухли, выросли, насупились и потекли слезами радости от предвкушения грядущей трапезы солидного человека в собственном садике за высоким забором из металлического профиля.

До начала священнодействий оставалась одна деталь – небольшая, но значительная. Любитель старых, а ещё лучше старинных вещей, Иосиф, приобретя достаток, вырастив детей, построив дом себе и обеспечив жильём обоих отпрысков, занялся хаотичным коллекционированием. Темы особой в том увлечении он не имел, да и страсти тоже, просто в вялотекущем режиме покупал на блошиных рынках и в интернете, как ему казалось, подходящие предметы. К подобным экспонатам относились, конечно, книжки, ещё открытки поздравительные и с видами городов, карты игральные и географические, зажигалки, монеты, бумажные деньги и всякий бытовой хлам, кажется, царских времён, сомнительного происхождения и такой же ценности. Но всё, что попадало в руки неутомимого оптимиста, обязательно реставрировалось им сами, как он это понимал. Среди любимых шедевров был и железнодорожный фонарь из латуни с большой рукоятью в виде кольца и керосинкой внутри, разумеется, его отремонтировали и начистили до блеска. И вот теперь предстояло зажечь аккуратно фитиль и насладиться процессом затухания солнечного света и борьбой рукотворного огня с вязкой тьмой, под неспешное потягивание терпкого виски и заедание его достаточными порциями из смеси даров моря и даров огорода.

Уже после того как, жидкость из второй рюмки понемногу иссякла, в мерцающий купол тусклого света вползло умиротворение и покойное ощущение уюта. Тихое одиночество не тяготило, напротив, сознание Иосифа опорожнилось до самых дремучих закоулков, вечная необходимость и потребность контролировать дела и персонажей покинули мозг, и он рассеяно углубился в созерцание красоты вечера, насыщаясь ароматом хвои и запахом прелости из парковой зоны соседнего санатория. Бравое стрекотание и перезвон вездесущих насекомых являлись должным фоном ко всему прочему. Простив друг другу обиды, душа и разум безмятежно созерцали дрёму степенного мужчины, от которой тот пробуждался лишь, чтобы влить в трезвеющий организм небольшую порцию дорогого напитка, для восстановления блаженного состояния.

Подобное могло продолжаться часами вплоть до полуночи. Сегодня, как и всегда по пятницам, процесс закончился бы крепким сном на широкой массивной кровати из дерева с не проходящим ароматом тропической флоры… Но лежащий чуть в стороне телефон распорядился по-иному, он очнулся, прибавив к живому свету столетнего фонаря нечто голубоватое, видимо, с претензией на святость, вернув тем самым единственного обитателя беседки в лоно матушки текущей цивилизации. Предусмотрительно отключенный звук и вибрация сделали возвращение в реальность плавной, бес резких скачков и перегрузок, хотя и не без мысленного неудовольствия. Когда же Иосиф увидел, кто его беспокоит, разочарование сменилось злостью, он резко взял мобильник и без ненужных преамбул грубо поинтересовался:

- А что утром нельзя было позвонить?

- Конечно, можно и утром, - ответили спокойно, но с обидой, - вы же сами сказали, как всё выясню, сразу сообщить. Хорошо, давайте завтра позвоню.

- Нет, говори сейчас, - раздражение уходило, вечер испорчен, но новости могут того стоить.

- Он завтра утром едет с компанией на ту самую заимку. Трое парней и две девицы, он без пары. Всё… - отрапортовавший умолк, ожидая адекватной реакции.

Сообщение действительно было хорошим, а, лучше сказать, нужным и ожидаемым.

- Я понял, да. Ты молодец, свободные домики там есть, узнавал?

- Узнавал, есть и много, на полгорода хватит!

- Шутник! Всё, давай спать, - Иосиф удовлетворился, стал миролюбивым и добрым боссом.

По окончанию разговора он налил полную рюмку крепкого напитка, как бы догоняя упущенное, и залпом выпил, закусил, улыбнулся и вызвал другого абонента.

- Не спишь? – теперь голос из твёрдого и руководящего превратился в бархатное произношение заботливого отца или старшего брата, или нежного любовника-покровителя.

- Уже почти заснула. Ворочалась, правда, почти час, - на том конце говорили тихо, почти неслышно, как это бывает после внезапного возвращения из объятий добрейшего старика Гипноса.

- Как я и обещал, Сергей завтра будет загородом, на заимке у Дмитрича, помнишь, думаю, мы там в то лето отдыхали пару раз. Они едут с компанией, два мальчика с девочками и он, он без барышни. Я сейчас выясню, какие домики они забронировали, твой окажется рядом. Надеюсь, с этим проблем не будет. Дальше. У него душевная травма, его подруга, с которой они встречались почти два года, изменила ему, на что есть весомые и неопровержимые доказательства. С момента окончательного расставания прошло около трёх недель, то есть сейчас самое подходящее время для вашей случайной встречи, знакомства и последующего. Я всё рассчитал, слушайся меня и не чуди! Никакой инициативы пока. После свадьбы и рождения ребёнка можешь делать, что заблагорассудится, но пока... Если, конечно, ты хочешь всё это.

- Иосиф, зачем ты так? Я же слушаю тебя, я согласна, мне нужен законный муж, который станет отцом, - девушка замолчала, решив, что достаточно ясно текстом и интонацией продемонстрировала свою покладистость и зависимость от знаний и опыта милого друга.

Мужчина молчал, его мозг производил анализ услышанного, сопоставлял со своими словами и рассчитывал возможные варианты собственных реакций и к чему они приведут. Совсем не хотелось стать заложником личного настроения или сумбурных непредсказуемых эмоций беременной женщины, совсем ещё молодой и неопытной женщины. Раздражение нарастало, беседу стоило свернуть до завтра, на ночь ей достаточно информации, а подробные инструктажи, как показывал опыт, надёжного результата не дают, всё равно действия пойдут по иному пути и учесть альтернативные варианты не представлялось возможным. Это как раз и злило, можно рассчитать партию досконально, можно подготовить правильные движения процессов, заинтересовать необходимых персонажей, но всегда найдётся балаболка секретарша, которая забудет сообщить нужную информацию или по своему личному разумению не станет перезванивать, в случае если номер занят. И вот уже интересующая тебя струйка в великой реке событий отклонилась от заданного курса, она уже живёт своей жизнью, она уже размывается, поглощается другими потоками, теперь все силы и время брошены не на достижение задуманного, а на спасение всей ситуации, на получение хоть какой-то пользы из, казалось бы, простой комбинации. А она, комбинация, теперь не сверкает и не красуется чёткостью и правильностью граней, она вдруг превращается в медузу, выброшенную волнами на гальку, того и гляди расползётся, собирая липкой слизью песок, обрывки водорослей и размокшие окурки.

- Спи, красавица, я завтра подъеду к девяти, привезу деньги и обсудим всякую мелочёвку. Всё будет как надо, как надо тебе и малышу, - незачем накручивать нежное создание на ночь, да ещё перед началом важнейших событий в её жизни. Событий, где Иосиф отвёл себе роль судьбы, которая должна замести небольшой след от их тайной связи.

- Я целую тебя, - голос прозвучал тихо с правильной интонацией благодарной женщины.

Комаров Иосиф недолюбливал, как всё, что не умел контролировать, они же, невзирая на значимость солидного человека и опыт успешного предпринимателя, вечно пытались включить его в свою пищевую цепочку! Минут десять назад их рой совсем уж перешёл все мыслимые границы, а потому пора было возвращаться в дом, в уют и замкнутость кабинета. Часы отдохновения от обязанностей одного из творцов текущей реальности закончились, и клокотание жизни бесцеремонно заполнило оставшееся от пятницы время. Очнувшись, назойливый азарт впрыснул в кровь немного адреналина, и работа закипела. Полетели необходимые звонки, вечный друг телефон сообщил прогноз погоды назавтра, безропотный интернет забронировал домик в нужном месте и ещё произвёлся ряд действий, направленных на закругление ситуации с Натальей. Но прежде, повинуясь внутренней дисциплине, недопитую бутылку бережно обтёрли от испарин, надёжно запечатали и вернули в погребок, пусть себе мёрзнет, преображая содержимое в приятную тягучую жидкость с хорошим цветом и запахом. Ещё потушили фонарь, а закуску, к сожалению мокриц, многоножек и прочей мелюзги, отправили в огромный холодильник, живущий своим бытием в огромной же кухне, очень удобной, светлой и укомплектованной.

В конце концов, и азарт удовлетворился, дела сделались, а сон, как правильная точка в повести о насыщенном дне, явился во всей своей обыденной красе. Он с материнской нежностью обмахнул усталое лицо хозяину широченной кровати и владельцу пяти соток дорогой земли в ближайшем пригороде Владивостока, обтёр, чтобы приступить к неспешному отключению систем бодрствования, от чего суетное сознание степенного мужчины, слегка затуманившись, начало сжиматься, покрываясь хаотичной рябью будущих видений. Остатки мыслей, приобретя спокойные пастельные оттенки, плавно кружили вокруг неплохой возможности для встречи двух человеческих особей, одна из которых являлась любовницей, беременной от творца, а вторая – хорошим парнем, работающим в конкурирующей структуре. Если задуманное найдёт своё воплощение, то получится маленькая, но совершенно замечательная конструкция. Намеченный в мужья Наташе Сергей, будучи сыном генерального директора той самой компании, являясь по совместительству её главным инженером, станет растить и воспитывать дитё Иосифа, а он получит доступ к некоторой информации о предприятии своего старинного, заклятого друга. В перспективе же возможно и скрытое влияние, если дела пойдут совсем хорошо, если умной и амбициозной невестке удастся перейти на работу в семейный бизнес предполагаемого супруга. Хотя, перед барышней сегодня никто подобных задач и не ставил. Но ведь сейчас только первый этап комбинации, нечто напоминающее зачатие, даже пол ребёнка ещё не определён, однако, зная о его зарождении, мы уже мечтаем и о хорошей школе за плату немалую, и о престижном университете, желательно в районе Лондона или Парижа…

Ко всему прочему, где-то глубоко под сердцем, ближе к диафрагме, у Иосифа навечно обосновалась корявая заноза. Края её за долгие годы немного пообтесались, почти не причиняя боли, вообще же, она давно вросла в мировоззрение очень взрослого мужчины, став не только его маленькой частью, но и, вступив в альянс с подсознанием, превратилась в фактор, определяющий существенную часть желаний и устремлений этого действительно дельного человека, не лишённого, правда, суетных страстей. Суть этого инородного тела заключалась в том, что из двух официальных детей, один, определённо, не являлся его ребёнком.

Закончив школу, будущий творец поступил в ПТУ и без труда получил специальность судового радиста. Так как учёбе он посвящал времени немало, то диплом вышел вполне приличным, что, конечно же, учли при распределении, и впереди ровной лентой развалилась широкая дорога для моряка дальних плаваний, с перспективой на посещение вожделенных портов стран капитализма. Всё так и произошло. Вахты, переходы, дисциплина, жёсткие правила, основанные на идеологии, государство рабочих и крестьян, как могло, компенсировало, в том числе позволяя рассматривать иную жизнь, разрешая даже отщипнуть от неё микроскопические кусочки в виде джинсов, кроссовок и магнитофонов невероятных форм и звучания! Таким образом, через совсем краткий срок Иосиф из сельского растяпы внешности незавидной превратился в мечту половины девушек на выданье из нашего делового и всегда корыстного Владивостока. Одна из таких мечту сию и осуществила, предварительно оградив себя от сексуальных партнёров более приятных, но не имеющих достойных возможностей в обществе сплошной бедности, не говоря уже о дефиците. Свадьбу сыграли хорошо, даже незабываемо, разумеется, с беременной невестой, которая в должный срок принесла законному мужу очаровательную ляльку, мальчика, который и чертами лица, и коротконогой фигуркой походил на своего записного отца. И это было первое, и почти осознанное творение Иосифа в сфере человеческих судеб!

Но покидая семью на долгие месяцы любой мужчина-добытчик, будь то колониальный солдат или оккупант соседней державы, или же флотский человек, должны помнить, что женская физиология и её духовность требуют постоянного внимания и участия со стороны противоположного пола. Не у многих хватает выдержки надолго, но даже если и произойдёт подобный казус, то по итогу мы получим этакое существо непонятной формы с неизбывной тоской в голодных глазах, вдобавок, со скверным характером. А это, в свою очередь, неминуемо приведёт к банальному расставанию с вернувшимся супругом, тем более, если вояж оказался удачным и кошелёк туго набит, и в чемоданах сокровища и тряпки из далёких стран! Ведь есть те, те другие, кто не мучал свои организмы воздержанием, чьи формы аппетитны и зовут, они найдут необходимые доводы, чтобы уложить с собой удачливого путешественника, утешат его и одарят долгожданным теплом… Эти будут только ласкать, слушать и ласкать, ласкать и слушать о крае света, где побывал герой, о его победах и невероятных приключениях… И он, возблагодарив судьбу за чудесный подарок, уронив от счастья скупую слезу, после третьего дня попойки, сам перетащит баулы с добром к своей новой избраннице, улыбчивой и всегда радостной особе с гладкой кожицей и без морщин. А ту, что верно ждала, молилась от детей украдкой за лёгкие путь и добрых попутчиков для своего суженого, ту самую Женщину, которых славят все и пишут с большой буквы, он оставит, вернув её опять в объятия тоски и кручины, где место веры, надежды и любви займут водка, пиво и вино в тетрапакетах. А потому женский флирт во время нашего долгого отсутствия, видимо, стоит рассматривать как некую профилактику разводов и алкоголизма!

Супруга Иосифа, разумеется, была человеком достойным, но и за православным календарём особо не следила, в чём он себе отдавал отчёт. С раннего детства жизнь его не жаловала, а посему, обретая семью, создавая свой маленький кусочек мира, заселяя его живыми существами, он не питал иллюзий в отношении этих самых существ. Тем более, что бытие среди моряков преподносило целую галерею примеров с неверными жёнами, со скандалами и расставаниями. Большинство из его товарищей были давно и навечно разведены и, не имея постоянных подруг, как правило, спускали, заработанное в тяжёлых плаваньях, быстро, бездумно и нерационально, оставаясь тем, что у нас принято называть перекати-поле. Молодого мужчину подобное устраивало мало, а потому, когда на свет появилась дочка с незначительной задержкой почти на месяц и с внешностью жительницы далёкого Кавказа, он не стал разбираться и выискивать правду, он промолчал и, несмотря на большой отпуск, уговорил руководство отправить его в длительный рейс. Всё всегда имеет начало, и именно тогда у него впервые на судне, да и вообще в жизни, появилась временная женщина, в дальнейшем поток случайных и промежуточных связей уже не прекращался.

После случившегося отношения в семье не казались натянутыми, супруга, благодарная за благородство мужа, сделала необходимые выводы и больше ни малейшим намёком не давала повода, заподозривать себя в неверности. Но Иосифа это уже интересовало мало, она в его сознании приобрела постоянный статус смотрительницы дома и дежурного сексуального партнёра.

Дочка же росла длинноногой, черноокой красавицей и была им намеренно выдана замуж, как только ей исполнилось восемнадцать лет, за сына далёкого друга, с переездом в шикарный город Ленинград, чем ознаменовала второй опыт своего названого отца в обустройстве чужих судеб. Сложно сказать, что произошло с ним, чего стоило ему постоянно видеть перед собой плод чужого семени, но одним из эффектов сложившейся ситуации была именно та заноза под сердцем, которую со временем, конечно, обволокла рубцовая ткань, не позволявшая острым краям причинять боль, но которая своим присутствием диктовала определённые устремления и действия. Суть их сводилась к почти маниакальному желанию одарить очередную любовницу, как правило, барышню замужнюю своим собственным детёнышем. И вообще любое присутствие красивой женщины, будь она сотрудницей офиса или же подругой ближайшего соратника, воспринималось им на уровне вызова! Возникало непременное желание доказать целой вселенной, а в первую очередь себе, простую истину гласившую, что дело вовсе не в нём, и его благоверная изменяла бы и другому, как, например, вот эта похотливая самка счастливая в своей семье и дарящая теперь ему столько неистовой страсти, просто невозможной на банальном супружеском ложе!

Прошедший день ознаменовался чередой дел, которые намечались ранее и были исполнены в нужной последовательности и с ожидаемым результатом. Немного их в жизни обычного человека, как правило, где-то, что-то складывается плохо или совсем плохо, или вообще не складывается. У тех же, кто по внутреннему зову вынужден вести нелёгкий бой, за вечное право находиться в районе золотой жилы, с подобным и вовсе очень даже нехорошо! Но и у них такое случается, как, например, это произошло у Иосифа в минувшую пятницу! А потому постель оказалась вдвойне более мягкой и уютной, она приняла его усталое, но довольное тело, укутала собой, позволив мышцам расслабиться, а сознанию окунуться в мирные воспоминания о доброй матушке с её ласковой ладонью, о старинных ходики, вывезенных ещё дедом с далёкой Украины, где весенние сады напоминают бело-розовое марево с отчаянным медовым ароматом… Разум предпринимателя, в конце концов, затих, понемногу истончившись до состояния невесомой паутинки, и она уже самовольно ускользнула от цветения абрикоса к Елисейским полям или, как говорят французы, Шанз-Элизе, да так и осталась там до рассвета где-то между радиальной площадью Звезды и просторной – Согласия…

Субботнее утро обещало заботы и хлопоты далёкие от бизнеса, который Иосиф, конечно, уважал, пестовал, перед которым даже приклонялся, суеверно веря в свою удачу, принося в жертву на его голодный алтарь большую часть энергии и самой жизни. Эпоха Горбачева, разрушив величайшую державу всех времён и народов, как известно, позволила приподняться и возмужать тем, кто в советской действительности имел шансов немного. Те из них кого пощадили девяностые годы, кто не сдался, кто упорно брёл через немыслимый бурелом к сверкающей мордашке золотого тельца, кто таки дошёл, тот теперь мог ни только реализовывать свои материальные амбиции, это, как раз, произошло быстро, но и осуществлять самые безумные мечты унылого детства или отвратительные видения прыщавой юности. Там, в том мире серьёзных людей с немалым достатком он имел репутацию, о нём знали многие, многие считали человеком достойным и не стеснялись подать руку, уважая как предпринимателя, знавшего все правила и имевшего кое-какой вес в приличном обществе. Ко всему прочему, два высших образования, мелькание в районах настоящего искусства, чрезвычайная начитанность и информированность добавляли к деловому образу ещё и шлейф твёрдой интеллигентности по старинному образчику, конца эпохи царей и государей.

Кофе для него всегда готовила жена, кандидат биологических наук, заместитель заведующего лабораторией головоногих. Она его именно готовила, предварительно обжаривая подсушенные кенийские бобы, перемалывая их в устройстве, изготовленном в далёкой Европе пару веков назад. Категорически запрещалось делать это заранее, всё происходило тут и сейчас. Уже на первой стадии кухня заполнялась тончайшим ароматом обожжённого продукта, дробление же его добавляло ещё и чуточку пикантного запаха из самой заповедной сердцевины зёрен. К моменту окончания священнодействий, когда напиток уже был разлит по белым чашечкам из тончайшего фарфора, когда его густая темень, едва прикрытая тиной из невесомой пенки, в придачу к благоуханию уже соблазнила глубиной, отгоняя сомнения, тогда насильно пробуждённый организм уже непросто вяло ожидал завтрак, нет, он предвкушал, трепетал, сглатывал слюну и потирал нетерпеливые ладони. И вот жизнь возрождалась вновь, птица Феникс кудахтала от нетерпения где-то рядом с разогретым сердцем, таким большим и таким добрым!

На работе же, на деловых встречах, в высоких собраниях под взором сотрудников и партнёров он пил исключительно зелёный чай, ещё, никакого спиртного и табака, таков был имидж Иосифа, интеллигентного человека, удачливого предпринимателя, с заботой о собственном здоровье, без излишков веса и иных явных изъянов…

Пара бутербродов из чёрного хлеба, из сыра твёрдых сортов с отварной телятиной и веточкой кудрявой петрушки подарили мужчине достаточный запас прочности. Оставался волшебный напиток. Обжигаясь, вводя в блаженное состояние ротовую полость, он со смаком вливал в себя не столько кофе, он запускал по жилам и венам свежесть, радость, оптимизм, граничащий с бравурностью.

А дальше мелкая страстишка стареющего самолюбия… Гаванская сигара, купленная самолично на фабрике в ПИНАР-Дель-РИО, табачной житницы кубинского народа. Один раз в неделю и только по субботам, и только если нет ни детей, ни гостей, Иосиф позволял себе пять минут запретной услады. В том не было необходимости, никакой зависимости, только запах и густой дым, выходящий изо рта клубами, а из ноздрей двумя плотными струями. В образовавшемся облаке, как в тёплом тумане расплывалась, таяла домашняя обстановка, а с ней и сама действительность на миг ускользала от внимания, захмелевшего в никотине сознания. Кофейное послевкусие мешалось со вкусом прекрасного табака и полученный букет ещё долго, как дорогой парфюм на теле, оставался во рту, напоминая, что вот он может себе позволить подобное, что серийное удовольствие есть плод его стараний, его достижение, его заслуга и почти полная победа! От чего мужское естество торжественно напрягалось, позволяя хозяину ощутить себя настоящим доминантным самцом среди толпы достойных, добрых и необходимых тружеников.

Чёрный джип приличных размеров неспешно выехал за ворота, до трассы по узкому извилистому просёлку коттеджного нагромождения Иосиф двигался медленно, так хищники выходят на охоту из ночного логова, настороженно озираясь и принюхиваясь. Через три четверти час машина остановится возле дома Наташи, впереди короткий разговор, последние советы и, главное, прислушаться к её ответам, оценить состояние, степень решимости и не спугнуть! Не спугнуть, теперь это основное. Машина наконец-то вырвалась из теснины усадебных построек, удовлетворённо фыркнула перегаром солярки и понеслась по широченной автостраде, показывая все свои способности, с наслаждением предаваясь азарту движения. Все механизмы работали чётко, без посторонних звуков, выверенный организм железного друга являл собой пример безмолвной преданности хозяину, и хозяин отвечал, конечно же, взаимностью, хорошее топливо, масло, необходимые регламенты и уход всё производилось своевременно и без финансовых ограничений. Почему же живые люди не понимают такой простой истины – чем больше хорошего ты сделаешь Иосифу, тем выше он станет ценить тебя и не оставит в беде, поможет, оплатит и не столько службу, а, скорее, признание старшинства и верховенства.

Шины приятно шуршали по умытому ночным туманом асфальту, глубочайшая синь неба приморского города без единого облачка обещала день приятный для семейного отдыха. Для спокойного пребывания среди красот дальневосточной природы, на прогретом песке после объятий солёных волн, сегодня кротких и ласковых. А ещё можно весёлым коллективом с шутками и музыкой прорваться за живые стены зелени, в самые дебри тайги на пару денёчков с палатками, с вином и хорошо промаринованным мясом, к кристальной воде горной речки, вечно звенящей и поющей обо всем, что встречалось на её каменистой дороге.

Солнышко ещё не совсем проснулось, повинуясь логике выходного дня, оно ещё томно, с ленцой пыталось одолеть первую четверть дневного пути, почти не грея, посылая лишь вскользь лучи на грешную твердь и высокое небо, подмешивая к его сочной голубизне едва уловимую капельку золота, совсем небольшую, только для сияния, для ощущения счастья.

Девушка встретила своего тайного любовника и покровителя в простецком халатике без пуговиц, в совсем коротком халатике, который можно даже не снимать, не распахивать, всё доступно, всё его собственное, вся молодость, упругость и зовущий аромат! И это только его, пока только его... И тут в далёком уголке сознания проступила крошечная мысль, от которой уже не найдётся спасения, она только маскируется в ничтожество, но она настойчива, и она прожорлива, её уже не получится усыпить или изгнать, она много лет блуждает среди желаний, отравляя собой самые пристойные устремления. Иосиф сразу сник, включился автоматический режим, и личность распалась на части. А он со стороны, испугано забившись в тишину души, наблюдал как одна половинка, обычная и повседневная, используя привычные штампы, функционирует, пьёт отвратительный чай красноватого цвета с безвкусной булочкой, шутит, вещает банальности. В то время, как вторая, словно уродец, рождённый без кожи, сдирает со своих конечностей пелену плевры, измазанную сукровицей и слизью, желая поскорее вырваться из родового вместилища, чтобы наполнить весь оставшийся день зловонной желчью и ненавистью. Мужчина боялся этого гомункула, он не выносил видения его алых мышц с трещинами синюшных вен, с желтизной суставов и сухожилий. Хотелось поглубже утонуть в безмолвии холодеющего сердца, хотелось заскулить, расплакаться, не вытирая слёзы, чтобы все узнали насколько он несчастен, как сильно его обидели. При появлении этой твари, всегда голодной, всегда требующей корм, в голове, как гимн ревности всякий раз всплывали две строчки: «…Мне вдогон смеялась речка: «У милашки новый друг» …». Иосиф знал, он точно знал её основное меню, она питалась местью, с приправой из злобы, злобы до зубовного скрежета, злобы до лопнувших сосудов в глазах! Лютая злоба и, как следствие, чёрная месть могли успокоить, погрузить в дремоту жуткое существо, но лишь в дремоту с едва прикрытыми веками и чутким слухом.

Мужчина не стал снимать халатик с Наташи, всё произошло крайне грубо и изощрённо, в бешенном темпе без удовольствия, а лишь с остервенением и разрядкой словно смертельный выстрел из гаубицы. Девушка знала о подобных эмоциональных всплесках ненаглядного дружка, она даже знала о причине, их порождавшей. Разбирательства на эту тему не являлись редкостью во взаимоотношениях русой красавицы и седеющего сатира, бегущего не то чтобы от старости, но, видимо, и не за молодостью. Вот сейчас, после кульминации чувств внезапно расстроившейся психики, любовник замрёт с подавленным видом, может даже расплачется, а после станет снова милым и трогательным как щенок, отвалившийся от сукиной сиськи. Она женским чутьём, отлаженным на восприятия мужского настроя, чувствовала, что тот страдает, что мучается, но унять коверкавшие жизнь подозрения не могла, она пыталось как-то облегчить его боль, однако, гомункул, завладевший сердцем Иосифа, всегда побеждал, оставалось только безропотно пережидать омерзительные атаки из глубин воспалённого мозга. Скандалы, затеваемые ревнивцем, всегда заканчивались близостью, которая поначалу ею воспринимались как знак неконтролируемой страсти. Наташа честно старалась насладиться этими всплесками, но получалось плохо. Организм всегда отставал от его напора и к моменту заключительного аккорда неспешное естество самки могло лишь добраться до стадии поверхностного возбуждения, после чего едва разогретое тело, не получив удовлетворения, ввергалось в состояние разочарования иногда до полного ступора. И уже раза с третьего или четвёртого включились защитные рефлексы, и девичье сознание перешло в режим симуляции с необходимыми для партнёра признаками, достаточными для насыщения эгоизма, царившего в голове безумной твари. Красивые чувства, пробуждённые ранее солидным ухаживанием, постепенно превратились в уважение к его статусу и в жалость по материнскому типу, в жалость к несмышлёнышу-подростку, которого нужно поминутно успокаивать демонстрацией своей безграничной лояльности. И ещё остался душ с тёплыми струями, под которыми можно прейти в себя, и под которыми так удобно удалять мужские выделения, удалять буднично и бесстрастно…

Иосиф выполнил должное, отвратительная скотина в мозгу задремала, на прощание бормоча проклятья Сергею, хорошему парню, по воле скрытого кукловода предназначенного на роль мужа и отца чужого ребёнка. И совсем неважно, что тот даже не касался ещё Наталии, а, скорее всего, и не видел её, но он уже виноват, он уже враг, так как хотя и с санкции творившего реальные судьбы, но он будет тискать и целовать ненаглядную красавицу, от которой, впрочем, пора избавляться… На сегодня их близость не планировалась, но в теле любовницы нужно было оставить след, поставить печать, отметиться, прикрепить значок хозяина, и пусть теперь это убожество лобызается с ней в губы, обнимается, там теперь есть часть его генетического материала, а это значит, что он тайно опустил, унизил своего соперника, раздавил его по законам Иосифа, сделал ничтожеством, презренной тварью… Успокоение тяжело, но всё же возвращалось в душу, теперь наступил черёд инструктажа и последних наставлений.

Управляющий заимки не умолкал, добрый дядька пенсионного возраста, ещё крепкий, но с совершенно белой шевелюрой явно из бывших военных, он проводил девушку в бревенчатый домик, внешне напоминавший сказочную избушку. Древесина не успела потемнеть даже снаружи, а внутри от неё исходил приятный запах свежих опилок. Скромные апартаменты делились на пару комнат с широкими кроватями и небольшое общее помещение с обстановкой в стиле минимализма турбаз времён советской власти. На окнах белые занавески, на полу ковровые дорожки с красным орнаментом, как в далёком детстве, на потолке китайские люстры с плафонами в виде истрёпанных соцветий, стопка журналов про моду и правильное поведение, графин со стаканом на сложенном столе-книжке. Ещё на стене красовался плоский телевизор, единственное, что указывало на современность, остальное же упорно возвращало постояльцев к тихому застою семидесятых годов, а реечная этажерка без книг так и вообще к временам интервенции.

- Наташенька солнышко, ну вот и ваш домик, вся постель чистая, только сегодня из прачечной. Если есть скоропортящиеся продукты – можно принести маленький холодильник. Душ тоже есть, вход с другой стороны, если нужна банька, мы топим каждый день, только заказывать нужно сейчас, минимум за полтора часа, смотрите, а то мужики займут, народ-то прибывает. Погода так и шепчет – налей и выпей!! Но не дома же… Разумеется, есть веники, простыни, полотенца, это всё за отдельную плату. Так вот сейчас. Мы до октября точно не простаиваем, - дядька явно хотел понравиться. Девушке он напомнил недавно умершего отца, бывшего таким же приветливым, так же балагурившим без остановки, когда она студенткой приезжала в свой тихий городок, ещё более провинциальный, чем весь российский Дальний Восток. И столько же искренней радости, и готовности поделиться с новым слушателем настроением, выпалить за час все новости, скопившиеся за полгода отсутствия любимой доченьки.

- Я всё поняла, спасибо большое. Только покажите, как газ включается, у нас в городе электрические печки, - Наташа тоже хотела подружиться с добродушным администратором, папы явно не хватало и место его в сознании, как и стул главы семейства в маминой кухне, оставалось пустым.

Мужчина с энтузиазмом принялся показывать краники, достал и подарил не курящей барышне спички. И всё от души и с радостью, ведь можно помочь, помочь, а не услужить.

- А когда ваша подружка приедет? Она будет на своей машине или её подбросят? Я спрашиваю опять же насчёт баньки, - дядька замер в ожидании ответа. Ему так хотелось, чтобы девушки обязательно попарились в настоящей русской бане на дровах, с настоящей парной, с раскалёнными камнями, с вениками.

- Да вы не беспокойтесь, если она задержится, мы и завтра можем сходить, мы не пьём даже пиво, мы можем и днём, - никакой подружки быть не могло, это мифическое существо выдумал Иосиф, оно своим отсутствием должно приманить необходимую персону к скучающей и якобы разочарованной особе.

Они поговорили ещё минут десять о разной всячине, о ближайшем магазине, о том, где купить уголь на шашлыки, а если девушки предпочитают на дровах, то и их можно организовать. Потом у дядьки заголосил телефон, он тут же преобразился в саму строгость и, выслушав доклад со сдвинутыми бровями, командным голосом отдал распоряжение, после чего гордо улыбнулся и, радуясь собственной востребованности, произнёс: «Дела», развёл руками и скоренько удалился.

Наташа уселась на кровать, понаблюдала возню пары мух у плинтуса, откинулась на махровое покрывало и закрыла глаза. В гостиничных номерах трудно создать уют, в них всё подобрано лишь для временного пребывания, всё для скорой руки, для сна и для бездумного отдыха под ненавязчивое бормотание телевизора. Они, по определению, не могут быть ни отчим домом, ни уединённой берлогой или интимным логовом… Даже самые шикарные из них, по сути, всего лишь привал среди таёжных взгорий, место с дежурным костерком, с похлёбкой, часть той системы, которая заставляет и позволяет личности находиться в тонусе, а за душевным комфортом мы уползаем совсем в другие места, туда где никто не выскребает ежедневно твой запах, где с ночи оставленную подушку и сбитую в объятьях простыню не потревожит чужая рука, там всё подобрано, там всё облюбовано.

Мысли девушки расслабленно перемещались по незначительным делам на работе, по старым выездам на природу с подругами и прошлыми кавалерами, ещё вспомнился кредит за малосемейку, заботливо обустроенную, но такую мелкую. В конце концов, предательская кривая вывела её на образ нынешнего любовника, на своё положение и на то, что предстояло сделать на этих выходных. И чего совершать совсем не хотелось… От воспоминаний об Иосифе девушка поморщилась. Может лучше сделать аборт и избавиться от обоих разом, а может родить детёныша для себя, ведь делают так многие, а дальше как получится, как выйдет. Но, что выйдет, что получится, Наташа прекрасно понимала! Это значит прощание с Владивостоком, с небольшой, но руководящей должностью, с заманчивой перспективой на многие годы. А ещё заботливые глаза соседей и школьных подруг, которые так и не смогли вырваться из проклятой тишины далёкого захолустья, глаза, в которых искорками прописана русская поговорка, из тех, что не преподают филологи и не печатают в учебниках: «Чужое горе – тройная радость». Сочинённая, как вопль отчаянья вечно обманутых и вечно честных, вечно готовых подставить вам плечо и мечтающих подставить ножку, эта поговорка приклеится к ней, как назидание другим, таким же ретивым и амбициозным, чтобы помнили, чтобы место своё знали… А после появится слюнявый сынок местного лавочника, который окажется моложе на целую вечность и который так и не сможет повзрослеть. Она станет презирать его с первой секунды и будет с наслаждением изменять ему при первой же возможности, убеждая с издёвкой это местечковое убожество в том, что ему всё кажется и, что его ревность не более чем предмет для рассмотрения психиатров… А дальше – аляповатые тряпки с китайских прилавков, целлюлит и морщины! Для кого держать себя в форме, для кого терзать тело пилатесом? Кому это интересно среди убитых дорог и остатков мужского населения, для которых камуфляж – верх удобства и эстетики? А в это время городские подруги, не обременённые чистоплотностью и гордыней, посетят и Филиппины, и Фиджи, а Иосиф заведёт новую любовницу, и та, быть может, всё сделает правильно, коль придётся! Мысли теперь уже скакали и прыгали, воображение выписывало апокалиптические картинки собственной жизни, сердечку уже не сиделось на месте, ему не хотелось к старушке-матери, в её панельное жилище с не проходящим запахом заслуженной старости. И решение как-то незаметно вползло в душу, вползло этаким маленьким ужаком и обосновалось там, и уже до смерти, став чем-то родным и до очевидности правильным… План Иосифа признали достойным и даже остроумным, а, главное, не придётся сходить с дистанции и отправляться в огромную армию сбитых лётчиков, туда, где обыденность – как череда упущенных возможностей, где томные вечера состоят из воспоминаний, кручины и тяжёлых вздохов.

Была ли у милой барышни другая стезя и была ли она лучше? Тяжек выбор между мерзостью и подлостью, между собственным унижением и унижением другого! Кто станет судьёй для молодой особы, даже если задуманное воплотится, кто вынесет приговор и кто его исполнит? Сможет ли человек, сломавшись однажды, начать сам жить по-иному или лучше каяться у православных батюшек с завидной регулярностью, обвешавшись распятьями и завалив жильё иконами, чтобы за пару лет до смерти с суеверным страхом бормотать молитвы перед ликами святыми?

И опять преданный дружище-джип весело шуршит по асфальту, светило наше незабвенное – уже практически в зените! Оно, наконец-то, очнулось от субботней дремоты, поднатужилось и в плановом порядке включило всю свою мощь, дабы наделить теплом и беспечных голубей, увлечённых блужданием и поиском корма, и трясущегося от похмелья дядьку, в затасканных шортах семенящего за пивом, и вон тут парочку на гранитном парапете. Стройная девушка совсем даже прилично выглядит, а вот кавалер её какой-то никакой, с этакой улыбочкой счастливого придурка, влюбился, наверно. А ещё с просторов мирного моря заявился добродушный бриз, сегодня ему не до озорства, нет, сегодня он обласкает всех, потреплет немного по щекам и шевелюрам, зацелует лица наших приморских красавиц, скользнёт, как бы невзначай, холодком в пройму платья и, согревшись о грудь, вынырнет между двух холмиков, самых очаровательных, самых желанных… Старый сатир даже слюну сглотнул от вожделения, он бы ещё и блаженно зажмурился, но сейчас пальцы уверенно сжимали руль, а управление дело хоть и не хитрое, важен опыт, но весьма ответственное, особенно, что касается людей, их здоровья и жизней.

Встречи по бизнесу Иосиф уважал, более того, он жил ими, он умел слушать собеседника и слышать недосказанное. В словах для него была лишь формальная информация, а вот мотивация, как правило, таилась в интонациях, в выражениях лица, в движениях глаз или рук, но, главное, в сопоставлении сказанного и иных данных, в том числе заранее подготовленных для беседы. Ещё учитывались сопутствующие факторы и возможные интересы третьих лиц. Наводящие вопросы и, как бы случайные, оговорки, так же реакция на них уважаемого визави, позволяли начертать более или менее сносную карту местности. И вот по ней предстояло проложить свой собственный путь, но желательно удобный и для противоположной стороны, так, чтобы сторона эта сама захотела перейти в состояние партнёрства, стать сообщником и соучастником в проекте или маленькой части его, с вытекающими дружбой, помощью и взаимными обязательствами.

Пятница у нас святой день, почти такой же, как суббота, на земле обетованной, только с выпивкой, банями и дежурными встречами с отдушинами нашими от семейных банальностей, с милыми нашими подругами, которых почему-то принято называть любовницами… А потому жители Владивостока, в большинстве своём или состоятельные, или просто достойные, приходят в надлежащее состояние лишь к обеду следующего дня, и только тогда садятся за рули автомобилей удобных и красивых, в отличии от чудовищ отечественного автопрома, которых у нас мало и их не жалуют… Именно в этот час Иосиф и попал в затор на одной из трасс второстепенной значимости. Движением, конечно, подобное безобразие не назовёшь, но прошедшие переговоры с руководителем интересного проекта казались удачными, и настроение приподнялось выше средней планки! Удалось-таки подружиться с полу трезвым небритым питерским интеллигентом, конечно, пообещав определённую сумму, от чего у того глазки забегали, заискрились, и он заказал себе кружочку холодного светлого, на раненую вчера в артёмовской сауне душу. Проклятый гомункул мирно посапывал в глубинах подсознания, насытившись безобразным соитием с красавицей Наташей, и птица Феникс, в очередной раз, восстав из пепла, подгоняла творца нескольких текущих миров к дальнейшим действиям.

Серая лохматая кошка из пустяшной дворовой братии неспешно перебежала дорогу и остановилась, обнюхивая новый бордюр. За ней метнулся чёрный котяра, явный повеса и местный авторитет с разодранным ухом и частично потерянным хвостом. Интересно было наблюдать за их пантомимой! Женская особь, как бы и не выказывала заинтересованности, и держала нужную дистанцию, но стоило пушистому самцу немного отвлечься, замешкаться, как та притормаживала, пытаясь что-то найти с сосредоточенным видом, будто в своей босяцкой жизни она имела ещё нечто, полученное после рождения. Притом возможный отец ближайшего приплода из вида не выпускался! Так они и ушли парой, короткими перебежками в сторону большой парковки у театра Горького. «Интересно, - подумал предприниматель, - а что если кот откажется от своих намерений и просто остановится или свернёт в сторону? Кошка побежит за ним или смерится с неудачей?». А и действительно, что произойдёт, если проказник не станет больше преследовать свою избранницу или заметит другую, более доступную, и отправится за ней? С людьми всё гораздо проще, проще до озвученной предсказуемости! «Чем меньше женщину мы любим…»!

Затор, казавшийся бастионом, внезапно распался, словно некто доброй рукой, перекрестив стояльцев, открыл запруду, позволяя автомобилистам, уняв раздражение, растечься по торговым центрам, по взбудораженным набережным и придремавшим кафешкам. Иосиф любил Владивосток! И было за что!

Сморщенный сопками ландшафт города, архитекторам эпох начиная с царской таки не получилось изуродовать! Природа сама позаботилась о том, чтобы упрямым застройщикам не удалось возвести на диких склонах ни перпендикулярно-параллельных кварталов с их сакраментальной обыденностью, ни поражающих воображение божественно-вычурных колоссов, а то, что вышло, в конце концов, не особо портит общую задумку творцов уже иного порядка! Ведь местным зодчим пришлось воплотить старую, но добрую террасную систему с вынужденной логичностью размеров и приятной последовательностью, адаптируя её к изыскам взбалмошных окрестностей. Центр Владивостока великолепен! Конечно, это не Регенсбург и не Брюгге, но, что совершенно точно, блуждая по его проспектам и улочкам, легко заблудиться и, заплутав, совершенно точно не скажут, мол, кажется, я уже был тут или, что всё здесь на одно лицо! И это касается даже тех мест, что появились на свет благодаря пятилетним планам наших вождей из советского прошлого…

Чуть дальше прибрежной зоны, обосновались навеки здания почти музейной категории, радующие глаз канонической гармонией высоких этажей и величавых фасадов с непременными арками, с колоннами всех размеров, с фальшивыми и подлинными портиками, с замысловатыми башенками, увенчанными частоколом шпилей. Чуть выше взобрались уже иные постройки, с более спокойной геометрией окон, крыш и очертаний, но и тут ещё, как вскрик фантазии, нет да, проявится витиеватость форм, чтобы уже в следующих уровнях утихнуть окончательно, доведя простоту и технологичность до положения безусловности. Современности нашей достались уже совсем крутые и скалистые участки, те, что ближе к вершинам, но и их покорили, оккупировав нестройными рядами таунхаусов, которые словно на выставке демонстрируют все текущие стили, начиная от мудрёной псевдоготики до совершенного минимализма. И, разумеется, в цветах разнообразных и ярких, будто в город с экватора заявилась весёлая популяция пёстрых попугайчиков. Остались одни гребни, но и их то там, то тут уже облюбовали вездесущие инвесторы. Предвкушая приличную прибыль, они изначально предназначили свои строения для личностей с удачной судьбой, имеющих серьёзный достаток, и желающих расположить свои семейства поближе к небесам, видимо, «… чтобы чаще Господь замечал…». Возводимые на макушках сопок дома, не являются копией американских небоскрёбов – гораздо скромнее и, а в архитектурном смысле, разнообразнее, от чего город становится интересней, добавляя себе рельефности и роста, как бы восстанавливая вековую справедливость, реставрируя, стёртые временем пики старинных гор. И, наконец, мосты! Подлинно величественные сооружения с непреклонными пилонами и ажурной паутиной вант, они явились одними из самых сложных, больших и красивых на планете Земля! При подходе со стороны моря, их очертания первыми, словно сторожевые башни, проявляются сквозь туман, как бы, сообщая своей безусловной доминантой, что путешественника ожидает город достойный и гордый, знающий цену себе и всем прибывшим на его берега…

Чёрный джип реального творца человеческих судеб, наконец-то, набрал желаемую резвость и заспешил вверх, в район фуникулёра, где дорога на одном промежутке настолько крута, что пропадает из виду на миг, и кажется, будто колёса уже оторвались от грешной тверди и впереди лишь небо, облака и вечный восторг!

Он обожал свой город и всё с ним связанное! Было с чем сравнивать…

Будучи в молодости моряком, Иосиф видел много стран, те, что поближе к Владивостоку он не любил, их населяли мелкие жёлтые существа с глазками узкими настолько, что любое доверие к ним казалось сущим безумием. Латинская Америка, в основном, конечно, братская Куба, ему казалась непростительно беспечной. Люди там жили даже не одним днём, а именно мгновением, благость, в котором и удовольствие они умудрялись растянуть на часы и годы, находясь в постоянной праздности, ко всему прочему, ещё и с непременным пистолетом в обнимку, желательно размером побольше, что тоже настораживало! Население же чёрной Африки ему представлялось странным сборищем противоестественных имбицилов, созданных случайно в стародавние времена, да так и забытых, заброшенных, теперь расплодившихся и имеющих смысл лишь в качестве иллюстрации возможных ошибок либо богов, либо иных кудесников. Разумеется, не о чём подобном в те времена не говорил ни на судне, ни дома, во-первых, обязывал интернационализм, а, во-вторых, был дорог заветный паспорт моряка, забытое нынче удостоверение личности вечно гордого гражданина Советского Союза!

К европейской же популяции, куда бы она ни расселилась, он относился очень даже терпимо и в силу своей принадлежности к ней, и из-за отсутствия скрытой или явной угрозы от её представителей. Но общаясь с ними, наблюдая их быт, правила и условности, Иосиф пришёл к внезапному выводу, суть которого в том, что образ мысли и жизнь этих людей ему совершенно не подходили, и патриотизм его зиждился на вполне определённом понимании. Блоки, из которых они создали своё бытие, настолько подогнаны друг к другу, настолько логичны и, где-то даже срослись так, что представляют собой огромный монолит, чья прочность и сущность устраивает большинство и оно, это большинство, самостоятельно, без особого надзора и принуждения поддерживает сложившееся положение! Это в России он являлся бизнесменом, это у нас он весьма прилично зарабатывал, дуря всех, начиная от собственных работников и кончая любимой державой. Это тут его уважают, не спрашивая, какова задержка по зарплате в его компании, и на какие такие средства построено великолепное семейное гнёздышко на дорогущей земле, если официально на предприятии трудится порядка пятнадцати человек с ежемесячным доходом, как у подёнщиков в Конго! Нет, он не считал для себя возможным нормальное предпринимательство при отсутствии прорех и щелей, в которые тараканьими тропами можно протащить, по сути, украденное. Внутри себя Иосиф понимал, что вся риторика по поводу глупого устройства государства Российского, по поводу налогов и мздоимцев, есть нечто похожее на всеобщее успокоение остатков стёршейся в хлам совести, и, доведись ему, как и большинству коллег, попасть в те самые образцовые страны, то, занимаясь бизнесом, и на гнилое яблоко не удалось бы заработать.

Телефон проснулся, завибрировал, запел приятным треком из доброго фильма о любви и нежности, что оказалось тщетным. Как бы он ни надрывался угодливо, как бы ни нервничал, отвечать на его призыв никто не собирался! Звонила сотрудница, почти уже старуха, умудрившаяся, как-то и от кого-то, родить позднего детёныша, разумеется, болезненного, разумеется, самого любимого и от того несколько неадекватного. С интеллектом у мальчика всё обстояло благополучно, но вот какой-то он получился не наш, не рода человеческого, да ещё и картинки малевал! Ну, не иначе – целый Церетели подрастает! «…Мы все глядим в Наполеоны; Двуногих тварей миллионы…». Всё бы ничего, вот только матушка уж слишком спекулировала своим сокровищем, его умом и якобы талантом… А ещё отсутствием приличного жилья и собственным одиноким положением, и слабым здоровьем последыша, и, разумеется, дефицитом как счастья, так и денег, к добыванию коих всё и сводилось, это когда жалость посторонних являлась оружием против них же самих!

Вот и сейчас вопрос стоял именно так! Тётка внезапно заспешила в отпуск, пытаясь вторую неделю вымучить у Иосифа подпись на соответствующем заявлении, а ещё и получить сразу и зарплату за отработанный месяц, и отпускные в полном объёме, включая неучтённую отчизной часть! Он поговорил с женщиной, из любопытства, пытаясь выяснить, что же такое случилось в её блёклой жизни, зачем столько денег и сразу. Всё оказалось просто и без дорогих приобретений на старости лет, и без душевных тайн, конечно… Случилось так, что какой-то доморощенный искусствовед из бывшего Свердловска, того что на Урале, пригласил сына работницы на провинциальную выставку, посвящённую молодым талантам, выделив тому аж два места в центральном зале. А значит нужно лететь! Выслушивая объяснение, Иосиф постепенно впадал в уныние. Нет, она не хамила, не требовала, не зачитывала статьи из Трудового кодекса, куда уж там! Наоборот в речи её и словах вдоволь хватало безоговорочное уважения к статусу директора, к его доминирующему положению, в глаза она, как и положено, не смотрела, так только поглядывала просительно… По мнению престарелой барышни у мальчика появился шанс проявить себя, как говорят, засветиться среди людей, знающих толк в искусстве, а это значит, что его непременно заметят, и он получит хороший старт и нужное развитие. И чем дольше она говорила, поминутно пытаясь найти в творце чужих судеб союзника своим фантазиям, тем больше тот убеждался в беспочвенности её надежд! Наверняка юного художника пригласили для количества, возможно, в надежде, что из-за расстояния он не приедет. Скорее всего, осваивая средства спонсоров, устроители действовали с их согласия или даже под их руководством, и победители уже определены заранее, и дальше в столицы поедут те, кому положено, а уж там схлестнутся одновременно и таланты и, стоящие за ними деньги! После этого самые достойные отправятся в сторону вожделенной Европы за славой и, конечно, за почтенной и обеспеченной жизнью!

В конце концов, обычная человеческая беседа превратилась в восторженный монолог матери, ослеплённой глупой иллюзией, со сглатыванием слюны, с бессмысленными пассами, будто она пыталась заколдовать своего работодателя, заворожить его, чтобы выманить необходимую сумму. От непроизвольного качания головой, из окрашенной хной причёски, вывалились две облезлые невидимки, одна упала на паркет, вторая – на морёную поверхность дубового стола, сработанного лучшими мастерами Италии. Женщина не обратила внимание на этот казус, пересохшие волосы бесстыдно распахнулись с правой стороны, показав свои посидевшие корни с белёсым кусочком немолодого черепа в редких, но крупных порошинках перхоти… Иосифа передёрнуло от увиденного, решение к тому моменту уже созрело, и слушал он исключительно из вежливости, улыбаясь грустно и понимающе. Разумеется, ей предоставят отпуск и дадут немного денег, но уж точно не на билеты, зачем потакать бессмысленной затее? И никакие подлые кошки не скреблись у сердца. В данном случае совесть его была чиста до голубого сияния, ведь, оставляя без должного внимания просьбу барышни, он совершал подлинный акт милосердия, экономя дружному семейству их скудный заработок! Конечно, они не поймут мудрости поступка генерального директора, основанного на опыте многих лет. И они не поймут, что печально… Наверняка всплакнут пару раз в подушку, проклиная несправедливость мироустройства, но зато кто-то вышний учтёт этот безусловно полезный поступок рассудительного творца реальной жизни! В конце концов, если уж так приспичит, то на каждой остановке, на каждом рынке есть пункты выдачи наличных, правда, под проценты сумасшедшие, но ведь и его предприятие совсем не благотворительная организация!

Пройдёт совсем немного времени, очередная неудача беспардонной особы займёт положенную строчку в длинном перечне несбывшихся надежд, почти забудется, а тот разговор с руководителем превратится почти в легенду, где ему отведут роль чуткого и неравнодушного человека. И матушка неадекватного чадушки станет относиться к нему с ещё большим пиететом, почти на грани обожания! Типичный стокгольмский синдром на бытовом уровне! Впоследствии он обязательно сделает что-нибудь доброе для мальчика, например, подарит вышедший из моды, но вполне рабочий нетбук, чем укрепит нужное к себе отношение старой женщины...

Притихший было телефон, вдруг снова запел, завибрировал, оживляя покой, изолированного пространства внутри уютного салона.

- Алексей, слушаю тебя, - руководитель компании вошёл в нужный образ.

- Тут кладовщица звонила. Говорит, что вы обещали дать зарплату и отпускные. У неё там что-то срочное. Я не стал слушать, - заместитель не задал вопрос, ответ на который и сам знал! Его интересовал мотив отказа. Сам же он ничего уместного не мог изобрести! Директору же сегодня думать на заданную тему не хотелось.

- Я сейчас занят, скажи, мол, не дозвонился.

- Хорошо. А может нам её уволить через пару недель, а то тянет на себя одеяло? Монтажники с вокзала жалуются на неё к тому же. Провод не по заявки отгрузила. Кстати, они тоже ещё не всё получили за позапрошлый месяц, живут на авансах. Ноют, конечно, но не мешают работать своими звонками. И вообще… - что может следовать за «И вообще…», видимо, Иосиф должен поставить сам. Такой подход ему нравился.

- Нет! Никого мы увольнять не станем. Она человек хороший и заслуженный, пусть трудится… А вот ревизию на складе ты мне уже второй месяц обещаешь! – внезапное озарение понравилось хозяину предприятия. Пусть барышня отвлечётся от своих глупых фантазий. Он не стал выслушивать банальный ответ и отключил трубку с полной уверенностью, что необходимое мероприятие начнётся уже утром в понедельник.

В целом и сегодня всё шло вполне благополучно, дела складывались и получались! Оставался один открытый вопрос, связанный с тем самым главным инженером, устроившим полтора месяц назад форменную порку своему работодателю, который мог бы его сразу уволить, но который решил по разумению, что простота в подобных случаях весьма не уместна! Непременно требовался реванш и полная победа с тотальным ущербом для наглеца! В связи с чем сегодня предстояла ещё одна встреча, она планировалась в обстановке доверительной, почти интимной в полумраке уютного кафе, расположенного в цокольном этаже то ли памятника архитектуры, то ли – истории.

Конкретно это заведение облюбовали провинциальные блоггеры, они собирались тут по вечерам и до глубокой ночи трепались, сплетничали, обсуждали беды как своей малой родины, так и России в целом. С ними, на радость персонала, прибывала многочисленная продвинутая братия, сложенная из персонажей несостоявшихся в повседневности, из промежуточных личностей и прочих мелких проходимцев, не умевших добывать хлеб насущный, но всё же как-то умудрявшихся существовать небедно, а главное совсем нескучно. Разумеется, тусовку разбавляли и девушки, основной ценностью коих являлась половая принадлежность, с помощью которой они пытались приобщиться к выбранному отделению общественной жизни, мечтая, видимо, оставить след не только на смятых простынях. Но то всё происходило после заката, сейчас же, скучающие официантки томно созерцали фальшивые кирпичи на стенах бывшего бомбоубежища, вообще-то, изначально выстроенного в качестве винного погреба. Кислотного звучания музыка из новейшего поветрия, как капель из плохо закрытого крана, раздражала слух, но совсем немного, только так, чтобы не уснуть окончательно. Сейчас собеседница закажет крепкий кофе и сладкое, а Иосиф обойдётся чайничком с зелёным чаем, возможно, возьмёт пару бутербродов с сёмгой, не стоило обижать застарелый гастрит.

Заботясь о безопасности своей компании, своего детища, своей маленькой доли вселенной, вырванной из-под юрисдикции богов, генеральный директор кроме прочего использовал и корпоративные номера мобильных телефонов, розданных сотрудникам для служебной надобности. С этой целью у системного администратора имелся ряд программа, которые позволяли отслеживать и сортировать абонентов по времени общения, по частоте контактов и многое другое. Существовали и иные возможности, с помощью чего удалось-таки выявить одного ренегата, часами говорившего с работником конкурирующей фирмы! Правда, привлечённые ребята с нужными возможностями и опытом доложили, что речь скорее идёт о тривиальных отношениях мужчины и женщины…

Побочным же эффектом данного процесса защиты интересов предприятия, стало увлечение Иосифа личной жизнью сотрудников. Как бы находясь над схваткой, он с энтузиазмом рассматривал и сайты, которые их интересовали, и поминутную перекличку смс-сообщениями, и долгие переговоры людей неравнодушных друг другу. Устанавливались фигуранты, находились их следы в интернете, выискивались фотографии и высказывания, выложенные на общественных страничках, до досье дело, разумеется, не дошло, но и персонажей-то активных было немного. Всего-то человек пять из двух десятков, как-то деятельно проявляли себя вне служебных отношений… До определённого момента сбор информации носил форму бессмысленного подглядывания, но именно в ситуации с главным инженером произошёл коренной перелом, и бессистемные действия из банального любопытства трансформировались в средство для достижения вполне конкретной цели.

Используя свой немалый опыт и возможности преданного сисадмина, за что ему платили весьма прилично, творец реального мира скоренько вычислил текущую душевную привязанность Егора Сергеевича. После чего, как бы случайно, познакомился с барышней в социальной сети, познакомился, встретился и разжёг огонь дополнительной страсти! Любовниками они стали совсем недавно, Светлана, так её звали, оказалась женщиной весьма сообразительной и без особых принципов. А потому возникшая связь не напрягала вечно загруженную психику Иосифа. Кроме того, нетипичная простота её, лёгкостью своей напоминала приятный сквознячок из офисного кондиционера в нужное время и в нужных пропорциях.

Красавице минул сорок первый год, но природа её тела наотрез отказывалась признавать сей факт, грудь настырно держала форму, прискорбные излишества чудесным образом обходили и талию, и живот, и всё, что ниже. Морщинки тоже не спешили заселиться на лоб и шею, только в уголках серых глазок, недавно появившиеся лучики-бороздки, могли намекнуть на возраст, но и они не портили общее впечатление, лишь подчёркивая доброту и открытость приятного лица. Тёмно-русые волосы до плеч, конечно, слегка поредели, что также не казалось критичным, тем более, что постоянный уход и хорошая краска должным образом прикрывали и этот небольшой изъян. А ещё высокий рост, а ещё правильная речь, возможность и способность одеваться достойно и со вкусом, у мужского населения и грядущего поколения, которому она в соседней школе преподавала великий язык и великую же литературу, всем им, выше перечисленное, указывало на личность весьма далёкую от заурядности.

Некогда Светлана уже состояла в браке, но вышние силы деток не дали счастливой семье, а потому супружество, возникнув от красивых чувств, после решения квартирного вопроса и постепенного обустройства быта, тихонечко сползло к состоянию бесцельного совместного проживания. Бывший муж работал простым инженером, хотя и в стабильной компании, правда, зарплата получалась очень средняя, амбиций же он совершенно не имел, да, и руководящего таланта тоже. Шли годы. Трудовая повинность перед обществом, выезды загород, встречи с друзьями, серийные посещения Китая, всё слилось в одну сплошную полосу, где время исчислялось от ссоры до ссоры, от одного застолья до другого… Однажды супруг отправился в Магадан на заработки, да так и остался там. Развод лишь зафиксировал реальное положение дел и дал возможность обоим найти себе достойное применение уже в иных отношениях. И опять шли годы! Одинокое положение не особо тяготило Светлану, тем более, что среди мужского окружения она непременно вызывала и внимание, и желания, и даже страсти, чем беззастенчиво пользовалась, разумно пологая, что женский век недолог и есть смысл упиться им допьяна, насытиться, наломать как следует дров, а уж после подумать о старости и о заслуженном отдыхе.

Но однажды появился высокий и стройный Егор Сергеевич, этакий властный горделивый красавиц всех времён и народов! Его показали подругам и младшей сестре, глазки у тех мгновенно покрылись поволокой, а кисти рук с удвоенным изяществом, принялись поправлять причёски, как бы предлагая, новому визави Светы свить небольшое уютное гнёздышко и с ними. Из чего сделали однозначный вывод, который гласил, что парень сорока лет вполне подходит для остального, а эти замужние курицы пусть удавятся со своими пузатыми муженьками! Была ли в том любовь или нечто родственное? Кто знает, кто знает, что это за субстанция такая… И ещё прошло два года. Отношения новой пары всё крепли, но без должного уведомления органов государевых. Гражданский муж не обижал барышню, были и стоящие подарки с букетами цветов в виде дополнения, и хорошие рестораны, и пара полётов в заморские страны, и даже небольшой, но свой собственный автомобиль! Вот только Егор Сергеевич, с головой погружённый в руководство одной из компаний, реального, человеческого внимания своей подруге оказывал недостаточно. Часто возвращаясь, домой незадолго до полуночи, усталым и безразличным ко всем раздражителям, он бесстрастно ел и тупо смотрел в телевизор, и это если не было необходимости разбирать чертежи и выверять таблички с метрами и рублями. В конце концов, к женщине пришло ощущение, что отношения между ними медленно, но верно сползают в область похожую на финал предыдущего брака.

И вот, когда ситуация совершенно зашла в уютный и тёплый тупик, с безмолвными вечерами и почти без секса, появился Иосиф! Он на правах старшего и весьма успешного гуру, с галантным энтузиазмом иезуита приступил к формированию черт характера, удобных для дальнейшего бытия в условиях зарождения параллельной реальности, которая Светлану не только взбодрила, но и открыла её очаровательные глазки во всю ширь! Например, выяснилось, что жизнь, это действительно «… миг между прошлым и будущим…» и, что все с успехом пользуются этим решительным постулатом! Мигов же тех может быть великое множество, главное с умом распределить их между необходимым и желанным, и незачем информировать о том даже самых близких! Что библейское: «Не судите, да не судимы будите.», - хорошее пожелание и стоило бы многим его вспоминать почаще! А презумпция невиновности, вообще, гласит – что человек становится вором ни тогда, когда украл, а тогда, когда его поймали. Главное, подготовить и донести до окружающих понятную версию развития событий. Ежели они усомнятся и выдвинут свою, близкую к действительности, то лучше с усмешкой всё отрицать, любые доводы и факты игнорировать, можно даже ни на что не ссылаясь. Пусть сами копаются в своих идиотских умозаключениях!

И вроде бы новый друг ничего неведомого не сообщил, но, как-то своеобразно апеллируя к мудрости веков, он ухитрился просочиться даже не в душу, а гораздо дальше, в область подсознания. А оно, как известно, управляет нами и любит нас беззаветно, позволяя многое, словно добрая матушка, желающая из своего ненаглядного чада, вылепить первую частичку не поротого поколения! Встретили Иосифа в том отделении женской сущности как долгожданного гостя, и окружающий мир вдруг заиграл и бриллиантовым блеском, и перламутром, и сочной радугой, рождённой тёплым майским дождём. Внешне жизнь Светланы изменилась мало, та же работа, та же квартира, магазины, швея, парикмахерские, но вот внутреннее содержание стало ярче, а действия уже не носили характер плоской рутины. Совсем скоро, превратившись в любовников, они бесстрашно занырнули в приветливый микрокосмос запретных желаний, который всегда ждёт нас с бескорыстным радушием, однако, прикрывая внешности для приличия камуфляжными цветами таинственности и конспирации.

Уже сам факт соблазнения подруги своего ведущего сотрудника, несколько поуспокоил рваные раны побитого эго. Кроме того, с точки зрения активного самца, исходные данные по росту и возрасту были не на стороне Иосифа, что, в свою очередь, после заслуженной победы, охарактеризовало его, как личность действительно незаурядную с вполне определённой мужской харизмой. Но почивать на лежбище из лавров никто не собирался! Достигнутая цель являлась лишь скромной, хотя и эффектной высоткой в неспешном пути по реализации проекта: «Главный инженер». Успешный предприниматель не торопился… С позиции его собственной реальности, он располагал вечностью, нечто похожее на бытие китайской империи, где в рамках тысячелетней истории любая война или другое значительное изменение представляется лишь парой иероглифов в длинном свитке из драгоценного шёлка.

Программа действий предполагала три этапа, первый из которых уже с успехом был пройден! Второй – заключался в сборе информации о прошлой жизни Егора Сергеевича, о его предпочтениях, а, главное, о страхах и фобиях, которые есть у всех. Стыдливо укутанные слоями из решительности, улыбок и суровых взоров, они, как Богом данные гениталии, кажутся невидимыми и не тревожат до поры! Едва ощутимые на теле, тайно копя заветные гормоны, эти крохи из крови и плоти знают, что наступит тот самый час и вверенный человечку организм, поступит в их полное распоряжение, с вытекающей бессонницей, похотливым блеском в глазах и с не совсем пристойными действиями, направленными в адрес некой особы противоположного пола. За что и любим! Кошмары же наши, как пасынки, как постылые жёны, совсем другое место занимают в приоритетах, хотя и им свойственно отдавать команды, но в обычном состоянии, в трезвом виде, будучи начеку шансов мы им даём немного… Опять же, если нет внешних раздражителей, если, как в случае с ревностью, никто не подпитывает, чаще дремлющих, хотя и всегда голодных, омерзительных гомункулов! О! Иосиф знал о том не понаслышке, уж он-то точно знал! В чём и заключался третий и финальный этап. Растревожить, растормошить душевных монстров Егора Сергеевича, дать им желанного корма, заставить того мучиться и рыдать, рыдать навзрыд, да так, чтобы и в спокойной старости дрожь пробирала от воспоминаний о текущем времени, некогда мирном и благостном. А дальше тот и сам уйдёт из компании, очистит место для свежей струи другой беспокойной крови. И так сладостно засыпать среди россыпи мыслей о грядущей и неотвратимой мести!

- Привет! – улыбка барышни буквально озарила сумрак уютного кафе. Официантка выслушала пожелания, всё подробно записала и нехотя удалилась, словно вновь прибывшая заняла её законное место.

Обмен любезностями длился недолго, вспомнили и про чудесную погоду, и про ужасный бензин на всех заправках кроме одной, про жуткие очереди у банкоматов, не иначе скоро реформа. Ещё Светлана рассказала о новой коллекции мягкой мебели, выставленной аж в трёх уровнях бывшего секретного завода. Она рассматривала её утром, на что потратила целых два часа, кое-что приглядела, но всё неоправданно дорого! В рассрочку дают, но нужен первый взнос, а Егору зарплату задерживают и ещё какую-то премию директор, кажется, не собирается отдавать…

- Насчёт премии не знаю, а вот долг перед ним, думаю, мы закроем к концу следующей недели, – женщина до сей минуты не подозревала о том, что её гражданский муж работает у досточтимого Иосифа, а потому эффект от произнесённого оказался ожидаемым, нужным и вполне удовлетворительным для творца чужих судеб.

Любовница на миг превратилась в озадаченного пёсика, которому пьяный хозяин зачем-то показал синюшный язык, она даже голову также слегка наклонила набок, а в очаровательных глазках появился лёгкий налет сомнения.

- Я не могу понять, как так получилось, но твой супруг, оказывается, работает на меня. Хотя чему удивляться, Владивосток город маленький, уж точно не Москва, – продолжил Иосиф. Он сообщил, что просто увидел её фотографию в телефоне Егора Сергеевича и спросил, кем она ему является, что было сущей правдой, – а где он сейчас, по-твоему?

- В субботу он объезжает объекты, – Светлана напряглась ещё больше. Нет ничего хорошего, когда милый друг знаком с мужем, ещё хуже, если первый у второго начальник. Стоило прервать эту внезапную связь, хотя… Семь бед – один ответ! Что случило, то случилось! В нашем языке достаточно пословиц и поговорок, которые можно использовать в качестве решающего аргумента для собственного оправдания.

- Так оно и есть, но это, к сожалению, не вся правда. У меня не так много объектов, чтобы на инспекцию тратить почти целый день, да и не на всех по субботам работают, опять же к сожалению… Вот смотри, что я тебе хочу показать, – он открыл свои шикарный портфель и достал небольшую фотографию в розовой рамке и на подставочке. На ней были запечатлён главный инженер с фужером вина и приобнявшая его та самая сметчица. Улику Иосиф попросту сфабриковал, взяв снимок из фотоотчёта о своём дне рождения, из третей его четверти, это когда все уже достаточно хорошо употребили, и безобидным вольностям был дан зелёный свет.

Кто ж вспоминает о своих прегрешениях, поняв, что его беззастенчиво обманывают! А если она, та самая вздорная воровка, ещё и с естественным цветом волос, со свежей улыбкой и упругой грудью, то произошедшее вообще может звучать как смертный приговор такому короткому женскому веку. Голос барышни внезапно задрожал, белые зубки до боли прикусили правый уголок нижней губы, и на глазах выступили две слезинки, в них отразился голубой софит, и они, блеснув парой лучиков, живя уже самостоятельно, беззащитными сапфирами заскользили по печальному личику своей бывшей хозяйки. Её спонтанная горечь и даже боль могла бы растрогать самого искушённого художника, и он бы сотворил шедевр, способный вырвать сострадание даже у самой вечности.

- Кто она такая? И откуда у тебя эта фотография?

- Ну, девушка работает у меня сметчицей, а фотография с её стола. Я, как только понял, что он твой супруг, сразу решил рассказать об их связи, да не хотел, чтобы всё выглядело как офисная сплетня. Доказательств не было, а вот фото увидел неделю назад, но тоже не решался тебе показать… Вообще, об их отношениях у нас знают все, да они особо и не таятся. Вот видишь, она это даже себе на стол поставила! Как-то так получается… Ты осторожней, не урони, завтра поставлю на место…

Удар был мастерски выверен! Дальше оставалось лишь следовать за эмоциями барышни, их даже не пришлось бы подпитывать, наоборот, стоило с приличной долей осмотрительности вести дела, сдерживая женскую непредсказуемость, направляя её в русло мелких страстишек, в область банальной мести с типичным враньём гражданскому супругу и с доносами на него. Получилось всё очень и очень мило! Впоследствии, после того как Рубикон уже перейден, постепенно и понемногу глупышку можно трансформировать из простого информатора в фигуру влияния, в механизм, позволяющий проводить в жизнь волю Иосифа, это чтобы коверкать текущую реальность Егора Сергеевича, чтобы жилы тянуть из его психики, причиняя нестерпимую боль! Добро пожаловать, красавица, ты окончательно стала частью проекта по имени: «Главный инженер»! О нет, ты сама стала проектом, только второстепенным и под названием: «Светлана»! Радуйся и гордись, ведь мало кому выпадает такая доля, а ещё тебе сохранят нечто – ты добровольно останешься любовницей творца множества миров, который с ещё большим наслаждением будет заниматься с тобой сексом, после получения необходимых отчётов и инструктажа на следующий период! Удача и в этот раз не отвернулась от предпринимателя, он внутренне торжествовал!

Прошло около часа, прежде чем женщина успокоилась до состояния, когда её без ущерба для грядущих свершений можно было отправлять в объятия уже почти поверженного Егора Сергеевича. Главное, дать ей возможность продержаться первый день и ещё неделю, а дальше втянется, и даже самой понравиться! Во всяком случае, с другими всё так и происходило…

Галантно-изыскано Иосиф проводил подружку до её машины, он шёл чуть впереди, краем глаза поглядывая на походку и движения Светы, а она уже неотступно следовала за ним, почти как собачка, как маленький, преданный йоркширский терьер, вот только с опущенной мордочкой и без радостного помахиванья хвостиком. Но это ничего, это допустимо в первые часы и минуты. Дальше красавица сама себе всё объяснит, переживёт, выстроит внутри себя новую действительность, найдёт опору в лице текущего любовника, чтобы впоследствии презрев все глупые условности нашего несовершенного бытия придаться разгулу окончательно, примкнув к фантазиям творца, вплоть до выполнения щекотливых поручений с иными мужчинами и в иных ситуациях.

Путь домой, в загородную резиденцию, обещал быть недолгим, малочисленный общественный транспорт лениво брёл по проспектам, не оказывая решающего влияния на трафик, служебные фургончики, грузовички, исполнив долг к вечеру, разбежались по стоянкам. Автомобилисты же, частники, напротив, спешили во Владивосток, возвращаясь из районов санаторной зоны, от разрушенных салатов из океанской снеди, от холодного пива, от тёмных вод неутомимого Японского моря, которое и завтра примет их, как самых близких обнимет, закачает, смоет усталость солёной волной и отпустит до следующих выходных, брызнув вслед шипяще пеной.

По тротуару, вдоль путепровода, уверенно двигался большой человек, вернее – высокий, в возрасте, коей принято называть: глубоко за сорок. Одетый в светло-бежевые лёгкие брюки и в ослепительно-белую рубашку свободного покроя, он шёл куда-то вполне целенаправленно, явно не прогуливаясь. Левая рука его жестикулировала, словно наматывала что-то на что-то, правая же держала телефон, в который вливалась возбуждённая речь этого довольного субъекта. Предприниматель хорошо знал мужчину, когда-то успешного руководителя одной из служб компании, расстались не очень хорошо, даже пришлось ему не выплачивать часть серой зарплаты. Иосиф не любил подобных людей! Этот вот после добровольного увольнения короткое время пометался по предприятиям города и, в конце концов, стал работать самостоятельно, давая какие-то консультации различным структурам. Вершителю судеб хотелось знать о нём больше, но тот, как совершенно дикий зверь, видимо, ощутив к себе повышенное внимание, резко прервал большинство старых связей, замкнулся, но выглядел вполне прилично, чем и раздражал своего бывшего директора, который верил в постулат, гласивший, что жить в обществе и быть свободным от общества нельзя! А ещё этот типчик имел наглость каждый раз при редких случайных встречах смачно сплёвывать в сторону уважаемого и успешного бизнесмена…

Джип предпринимателя миновал зону строгих светофоров и, выйдя на оперативный простор, летел по широкой автостраде. Лавировать почти не приходилось, казалось, сама дорога подталкивала и подгоняла отлаженный аппарат. Из-за сопок, после очередного перевала, выплыло два больших облака, они-то явно не спешили, безразлично созерцая нижний мир, но, в конце концов, ветерок шаловливый побеспокоил и их, погнав спесивые те тела, раздутые влагой и важностью. Он насильно соединил края небесных творений таким образом, что сверху и снизу получились, как бы две обратные воронки, разделённые едва заметным перешейком, в целом силуэт мог напомнить огромные песочные часы. Иллюзорная картинка позабавила Иосифа. Машина побежала с горы, и в верхнюю прореху чудного хронометра стало опускаться пылающее солнце, оно двигалось по её средней части медленно и точно в горловину. Вполне видимые и ощутимые лучи как-то уж зловеще озарили и замершие облака, и притихшие остатки тайги, и, ставшую вдруг узкой дорогу. Мужчина заворожённо смотрел на безмолвную пантомиму небес, она манила, она не отпускала, её навязчивая грандиозность что-то шептала успешному предпринимателю… Хотелось досмотреть постановку, хотелось увидеть, как усталое светило провалится, исчезнет на миг, оставив за собой горящую корону, исчезнет и вынырнет в нижней воронке, чтобы вскорости скатиться за горизонт для тревожного сна.

Всё бы так и произошло, но идущий впереди контейнеровоз внезапно завилял по трассе и почти у самого подножья сопки, на повороте, с правой стороны от него сначала отскочило одно колесо, а за ним и второе, оно, бешено крутясь и подпрыгивая, помчалось к обочине. Транспорт на скорости стал заваливаться, чертя и буравя асфальт краем тягача, внезапно тот подскочил, упал, выпустил сноп искр, металл завыл, заскрежетал и автопоезд замер в клубах пыли и гари. Иосиф среагировал с запозданием, хорошие тормоза не подвели, но инерция тяжёлого джипа сделала своё дело и машина со всего маху влетела в заднюю ось прицепа, ремень врезался в грудь, остановив дыхание, подушки безопасности больно ударили по лицу и в бок. Сзади раздался треск, это в бампер въехал следующий бедолага и, кажется, ещё и ещё… Безотчётная паника напала на предпринимателя, нужно было срочно бежать, покинуть помятый солон, ведь сквозь треснувшее стекло он увидел, как огромный металлический ящик стал сползать по накренившейся платформе в сторону его разбитого автомобиля. Иосиф Васильевич, отстегнувшись, никак не мог открыть дверь, замок от двойного удара заклинило, горло пересохло и сжалось, трясущиеся руки слушались плохо, а в сознание пришло оцепенение… Контейнер уже разрезал и совершенно смял капот, он двигался грозно и неуклонно, обещая через полминуты опрокинуться на крышу джипа… Но вдруг что-то произошло с нестабильной конструкцией, она замерла на короткий миг, словно некто остановил её. Некто остановил и задумался… Что будет лучше, оставить ли успешному предпринимателю возможность творить свои собственные реальности или, лучше, успокоить его неугомонный дух, уже дать ему отдохновение в иных мирах, в мирах без тревог, без грусти и печали! Где-то там смотрели и размышляли, не позволяя и металлическому ящику раздавить утлую скорлупку из стали и пластика, и, бьющемуся в дверь Иосифу, тоже не давали открыть испорченный замок…

Но время вышло! Вышло и время, отпущенное действительным творцам, вышло, потому что пылающее светило уже полностью погрузилось в облачную горловину. Вот оно пропало само, оставив за собой лишь алое зарево из острых лучей, вот уже это зарево блеснуло и в нижней воронке воздушных песочных часов, вот уже и там показался его край, вот уже солнце почти полностью вытекло вниз, играя и переливаясь дьявольским перламутром. Контейнер вздрогнул, покачнулся и накрыл-таки машину, и как раз в ту секунду, когда пламенеющий шар окончательно выскользнул из-под перешейка и вновь приветливо засиял всему сущему в этой части планеты Земля.

Но смерть не явилась за телом предпринимателя, видимо, вседержители так и не приняли решение, куда же поместить его душу, в отпущенный им срок не смогли понять, чего было больше в пёстрой судьбе Иосифа. Правда, возможности ему на всякий случай ограничили, порвав расколотыми рёбрами лёгкие, совершенно раздробив таз, а, главное, повредив некий мост, связавший головной мозг со всем телом. В момент аварии, обескураженный творящейся несправедливостью, разодранный ужасом организм, в последний миг метнулся под приборную доску автомобиля, чтобы, скуля, но, не теряя сознания, прочувствовать каждой клеточкой чудовищное давление десятков тонн груза, груза, принадлежащего иным людям, которым творец текущей реальности не сделал ничего плохого. Найденный в совершенно невероятной позе, перекрученный и распластанный, он был передан доблестными спасателями медикам из дежурного реанимобиля, которые честно исполнили долг и вернули державе статистическую единицу.

И потянулись дни, недели и месяцы борьбы за то, что здоровьем-то называется условно и с некоторой долей иронии! Спортивные залы, качественное питание, отсутствие уж очень вредных привычек, а ещё хороший уход с правильными врачами позволили и костям срастись, и мясу нарасти, но вот нервную ткань восстановить не получилось… По факту, совсем недешёвые доктора констатировали поражение ствола головного мозга в результате образования тромба в правой позвоночной артерии, ставшего причиной обширного инсульта, что погрузило Иосифа Васильевича в вегетативное состояние, правда, без потери сознания, ещё известное под названием синдрома запертого человека. Смысл этого жуткого медицинского термина в том, что физически здоровый организм продолжает снабжать свою личность необходимыми соками, позволяя той и мыслить, и ощущать все прелести этого мира, ставшего в одночасье чудовищным, потому что нет уже никакой возможности пошевелить хотя бы кончиком языка. Тело, такое родное и послушное, превращается в недвижимый футляр, в биологический гроб для метущейся души, способной лишь беззвучно плакать и созерцать безразличную вереницу восходов, закатов и чужих свершений.

Первые и самые трудные месяцы Иосиф находился в состоянии искусственной комы, что позволило медицинскому персоналу с немалыми учёными степенями отстоять самое главное, по их мнению, отстоять жизнь, способность физиологических процессов чётко и последовательно осуществлять функционирование тканей ещё вполне крепкого организма. Ситуация практически полностью стабилизировалась, что подарило близким огромную надежду, надежду на выздоровление, на возврат к уютным зимним вечерам возле фальшивого камина, к сочным барбекю, без стеснения сдобренных жидким дымом, к спокойствию, а, прежде всего, к стабильности, к которой так привыкаешь, и ради которой можно пожертвовать многим…

Искусственный сон уходил долго и какими-то порциями, сначала сознание зафиксировало тишину, вернее, едва уловимый звон в ушах, и розовое свечение сквозь закрытые веки, поднять который не было ни сил, ни желания. Отвыкший от восприятий мозг почти сразу устал и вновь погрузил Иосифа в безмолвный покой, но он уже знал, что какой-то мир существует, и предстоит возвращение. Следующий раут оказался более продолжительным, но ещё без эмоций и желаний, рассудок, балансируя на паутинке, лишь удостоверился, что предыдущие ощущения не есть видения, и тут же отключился. Дальше всё шло по нарастающей. Время вне забытья увеличивалось, а мгла, окружавшая душу, нехотя отступала. Однажды он явно услышал речь и даже различил пару слов, правда, тут же забыл их, опять свалившись в глубокий сон, ставший к тому моменту тягостным. У некоторых подобное может длиться неделями, но только не в этом случае! Заключённый глубоко в подкорковой области, не установленный учёными мужами генератор, включившись при первом пробуждении, уже не давал покоя дремлющему сознанию, он постоянно зудил, тормошил, напоминал о множестве дел и даже немного стыдил. Восстановленный врачами обмен веществ теперь уже с удвоенной энергией очищал растерзанный организм от наркотических и снотворных веществ, ведь уже стало ясно, хотя и не сформулировано рассеянным мозгом, что окружающая реальность, временно чужая реальность, с нетерпением ожидает вмешательства уважаемого предпринимателя, она просто требует коррекции в отдельных своих областях.

И вот однажды, на закате, произошёл ошеломляющий взрыв, он, как прародитель вселенной, разорвал тишину и небытие, обрушив нежданно на бедного Иосифа все свои чистейшие краски, звуки, запахи и нестабильность! Личность вновь осознала себя, вспомнила до последней запятой, кем является, поняв, к прочему, что произошла страшная катастрофа, выжить в которой, однако, удалось! И в том была хорошая новость, но новость та оказалась единственной положительной, ведь в какофонию забытых ощущений от внешнего мира, настойчиво и требовательно вливалась боль. Большая боль, от изуродованного чужим контейнером тела, текла непрерывно, она билась, истерически пульсируя, в раздробленном и не совсем правильно сраставшемся тазу, в вывернутых жутким давлением суставах и сухожилиях, коленных чашечках и рёбрах. Поджившие раны саднили и безумно чесались, словно сотня чёрных муравьёв услужливо продолжала штопать лапками-иголочками живое мясо. В гортани трубка для искусственной вентиляции лёгких, высохнув, за долгие месяцы натёрла мозоль! Постоянные спазмы икр не унимались. Но хуже всего дела обстояли с ушибленной головой, в ней многократная мигрень клокотала, пузырилась, переливаясь густым парафиновым шариком от висков в затылок, возвращалась, уходила в лоб, отдаваясь в десятке зубов. За пару минут страдания, переполнив обескураженный разум, стали прорываться наружу! Иосиф застонал протяжно, с надрывом, потом ещё раз и ещё, хотелось привлечь внимание этого медбрата, который улыбчиво ворковал в телефон очередной самке свежий анекдот. Желание сбросить выматывающую боль, заставило мужчину пошевелить головой из стороны в сторону и ещё, и ещё! Наверное, так же себя чувствует младенец, которого сначала зачали без его на то дозволения, поместив в уютную утробу матушки, а после вышвырнули в непонятный мир с набором неопознанных факторов, прогнав предварительно по родовым путям, варварски сдавливая и перекручивая в течение часов, а то и дней…

Но предприниматель не услышал ни собственный голос, не ощутил движения своего тела. Он попытался вновь, он отчаянно заставлял напрячься хоть какую-нибудь мышцу. Тщетно! Тело полностью оставалось недвижимым. И лишь в полуприкрытых глазах зрачки, расширившись почти до размеров радужки, метались сверху вниз… А дежурный парень в опрятной, голубой курточке и штанишках всё продолжал вещать далёкой подруге любовные банальности, улыбка его переросла в беспардонный, звонкий смех, вот уже разговор непринуждённо соскользнул в область интимных тем, вот и почти договорились! Разбухшая боль уже превратилась в жуткий шар цвета густой крови, она закипала, она настолько вызрела, что, казалось, приобрела собственную плоть, которую можно ощутить физически, если притронуться к ней ладонью. Но притронуться нельзя было, исчезла эта функция у Иосифа. Тренированный годами интеллект быстро нарисовал сюрреалистическую картину собственного положения, краски в ней оказались исключительно тёмными до беспросветности, а ещё их жёсткие мазки имели вполне ощутимый объём и заострённый рельеф, который царапал и рвал исстрадавшуюся плоть в едва заживших ранах. Раздирал он и душу, измученную уже первыми минутами, после возвращения в эту реальность, с персонажами которой в своё время можно было творить то, что необходимо, что они заслуживали по праву ли рождения или по праву текущего положения.

Недели через полторы тот самый медбрат заметил биение зрачков больного и его вполне осмысленный взгляд, о чём немедленно сообщил старшему персоналу. Какой-то профессор, высокий, плечистый и с чёрными усами, проверил рефлексы, посветил в лицо острым лучиком, ушёл и, вернувшись на следующий день, попытался установить контакт с подопечным, используя, адекватную реакцию глаз. Всё получилось, но лишь по принципу: ноль – единица, да – нет. Так или иначе, подобное уже принесло облегчение, во всяком случае, стали колоть обезболивающие и давать снотворное. Близкие, окрылённые ещё одним успехом, принесли большой телевизор, включив его на канал постоянных новостей, и радовались как дети. Доктор же рассказал честно и почти беспристрастно об истинном положении пациента, о том, что шансов совсем мало, но можно попробовать, что есть упражнения и у некоторых кое что получается, хотя не всё в наших руках. Иосиф вполне зримым, но всё же приведением присутствовал при том разговоре, у него возникли вопросы, но мир, который он с наслаждением искушал собой, превратился в чужое реалити-шоу, где бывший предприниматель твердо занял место объекта для медицинских опытов, психофизических тестов и испытания новейших метод. Однако, он попытался, и уже через месяц удалось обойтись без аппарата искусственной вентиляции лёгких, получилось самостоятельно открывать и закрывать глаза и немного шевелить большим пальцем правой руки. Вполне ощутимый прогресс в недалёком будущем обещал хоть какое-то послабление режима заключения в собственном теле невиновной души творца чужих судеб. Вполне возможно удалось бы восстановить и речь, наладить, таким образом, прямой диалог с врачами, с близкими. Это чтобы выслушивать их доклады и уже самостоятельно принимать решения по поводу собственного здоровья и насчёт своей же небольшой империи, состояние которой, разумеется, вызывало беспокойство! Мужчина воспрял духом, мужчина выкарабкается, он способен, он способен на многое, вот только бы добраться до этого многого…

В тот день солнце явно не определилось в своих желаниях, оно то светило ярчайшей звездой, щедрой и радостной, то вдруг решало, что достаточно уже им, нижним, дарового тепла, и обижено пряталось за пологом серых, морщинистых туч. К вечеру всё стало уныло, влага совсем сгустилась, она, размыв горизонт, объединила море и едва видимое небо. Пожелтевшее пространство постепенно сжималось подмешанной темнотой, туман намочил асфальт и приглушил звучание города, включившись, свет от фонарей и рекламы расползся, потерял и насыщенность, и чёткость, жители безотчётно притихли, сбавили темп. Владивосток готовился к первому снегу, наступила печаль и ожидание…

Вот именно в эти грустные минуты у постели Иосифа собрались самые близкие, сын, жена и, зачем-то прилетевшая из Санкт-Петербурга, дочь. Предприниматель залюбовался молодой женщиной, высокий рост, гармоничная фигура с правильной грудью и такими же бёдрами, открытое лицо, словно списанное со скульптуры Родена, грива почти чёрных волос ниже плеч колыхалась при каждом движении, в глянцевых кожаных брюках тёмно-синего цвета белыми пятнами призывно отражались софиты. Она не смотрела на отца, даже не взглянула, присев на самый краюшек стула, стоящего чуть поодаль. Её брат при входе кивнул родителю и без вступления начал:

- Мама, мы уже переговорили с Анжелой, осталась ты. Давайте вместе примем решение. Смотри, вчера мне опять принесли счета за реабилитацию, сиделке заплатил, а вот сейчас ещё и за палату. Знаешь, сколько они содрали? Не поверишь! Почти по сто долларов в день, и это без лечения, без лекарств, а этот тренер, он, что мировой корифей, чтобы я ему столько платил, - основной упор первенец Иосифа сделал на слове «столько», видимо, желая усилить эффект, произвести впечатление на пожилую мать.

- И что? Он твой отец и деньги тоже его, - супруга непонимающе смотрела на сына, - ну, что ты хочешь сказать? Прикажешь капельницы ему не ставить?

Дальше последовал скучный для взрослых деток монолог об ответственности, о том кто вырастил их, воспитал, дал образование, жильё и многое другое. Её слушали, не перебивали, дочь то рассматривала ногти, то поправляла причёску, сын, опустив глаза, теребил шнурок от жалюзи. В конце концов, он прервал всё же материнские излияния.

- С чего ты взяла, что я собираюсь делать, что-то плохое? Мы должны сократить расходы. Ты же видишь, что в стране твориться. Всё стоит, заказов нет, почти нет, компания выживает, зарплату задерживаю. Ты хочешь, чтобы народ разбежался? На что жить будем, мама? Заберём его домой и будем делать всё то же самое, я уже переговорил с доктором, он вообще считает, что шансов на восстановление мало. Зачем зря тратить деньги?

Иосиф слушал и не понимал к чему весь этот разговор, да ещё в его присутствии, но происходящее ему явно не нравилось!

- А реабилитация? Вообще, зачем меня позвал, если уже всё решил? К чему этот цирк? Анжела, а ты что молчишь? И когда планируешь забрать его? – жена уже достала платочек, вот уже и слёзы потекли.

- Ты слышишь нас или нет? Сходи сама поговори с врачом, кончено всё, пойми же! Отец не встанет! Завтра и заберём, я уже специальную машину заказал и оплатил!

У дочери зазвонил телефон, она посмотрела на экран и вышла, начав по пути разговор. Наступило молчание, но и оно длилось совсем недолго, плачь супруги из беззвучного перерос во всхлипы, а через минуту и в рыдания. Сын поморщился, потоптался немного и отправился вслед за сестрой.

И они остались одни, он – недвижимая туша с живыми глазами и она – та, кого презирали последние лет тридцать, прелюбодействуя с десятками красавиц. Возраст давно забрал у женщины привлекательность, формы расплылись и обвисли настолько, что не представлялось возможным определить, какого характера была её красота в молодости и была ли она вообще. Платок вскоре промок, не смог он остановить ни потока слёз, ни горечи в бормотаниях бедной бывшей подруги, с коей, разбитый параличом муж, забыл, когда просто спал в одной постели, не говоря уж о большем!

Прошло ещё минуты две, супруга вдруг умолкла, решительно высморкалась, откашлялась, отошла от Иосифа и достала телефон.

- Аркадий, этого завтра привозят! Так что давай… А я что могу сделать, сынок его так решил, - в приглушённом голосе прозвучали нотки ехидства, - Собирайся, я вернусь, дам тебе денег, поживёшь немного в маминой квартире. Нет, мы ремонтировали её и не сдавали. Давай пару недель, думаю, всё рассосется, и вернёшься, что-нибудь придумаем. Через час, наверное. Нет, не утром, сейчас я сказала!

Вошли дети, его дети, совсем самостоятельные детки, они молча разошлись по разные стороны большого больничного окна и безразлично уставились на отца. Жена рылась в сумке ярко-зелёного цвета со стразами, вот она достала мокрый платок, опять вытерла покрасневшие глаза.

- Да, мама, поговори с ним, - сын сказал это доброжелательно и почти ласково, лишь усмешку сдержать не удалось, но женщина её уже и не видела, закрывая дверь.

- Ладно, давай, а то мне ещё сегодня в ресторан, а утром самолёт! Дальше уже сам! Позолоти ручку, - Анжела, улыбаясь, картинно, как на подиуме, пошла к брату, цокая высоченными каблуками и, потрепав того по волосам, вопросительно склонила прелестную головку, выставив полочкой точёную ладошку.

Молодой мужчина достал из пиджака несколько пузатых конвертов, самый толстый взвесил в руке и отдал сестре.

- Давай, целуй брата в щёчку!

Она чмокнула.

- Я тебя люблю!

И ушла уверенной походкой победившей львицы.

Кем является тот Аркадий, Иосиф догадался сразу, но сама мысль о том, что жена имеет любовника, просто потрясла его! Нет, дело вовсе было не в моральном аспекте, он хорошо знал повадки реального мира, и в подобном любому бы дал фору… Но её бесформенные телеса, складками проступающие сквозь ткань недешёвого брючного костюмчика, мальчишечья стрижка с фиолетовым оттенком и эта жуткая сумка со стразами! Кто же позарился на такое, кто ж смог?! «Боже, воля твоя! На что способны мои деньги и современные препараты!» А, вообще, мозг устал, захотелось спать. Стоило, чтобы вечер поскорей закончился, пришёл бы то самый улыбчивый медбрат, он бы сделал нужный укол, после погасил свет, а с ним обездоленное сознание.

Но боги и сын не прислушались к тихому шёпоту мыслей нездорового дяденьки!

- Мама! А, ты уже переговорила с доктором… Не зайдёшь, спешишь? Уже в машине? Да, правильно, подготовь спальню отца! Конечно, нужно убраться. Ну, всё, давай, до завтра, целую! Как будем выезжать, я позвоню.

Мужчина спешно вышел и почти тут же вернулся с врачом и кем-то ещё, с кем-то в ладном пиджаке и с огромной золотой печаткой на безымянном пальце левой руки. Они втроём отошли в сторонку и стали, что-то обсуждать вполголоса. Иосиф расслышал лишь слова о дееспособности, про подписи и регистрационную палату, но и этого хватило! Стало ясно, что вот сейчас всё имущество его перепишут на сына, и перед ним ещё и банальный серый нотариус, который, видимо, решил удостовериться у специалиста, что пациент безнадёжен и его доблестная карьера не пострадает. Всё остальное уже не имело значения для бывшего творца судеб, хотел заснуть. Чистый белый куб палаты с избытком заливал розоватый свет от софитов, он и прежде вызывал раздражение своим изысканным безразличием, походившим больше на улыбки стюардесс южнокорейской авиакомпании, сейчас же его почти ощутимые струи совершенно омертвели и мешали дышать, сердечко сжалось в маленького зайчика, обречённого и испуганного.

- А что вы сказали матери? Ну, чтобы мы одно говорили, - уже в полный голос произнёс сынок.

Доктор, получив свой конверт, уже собрался уходить.

- А она не подходила ко мне, - он, нахмурив брови, вопросительно посмотрел на спросившего.

- Да? Ну и хорошо!

Нотариус быстро и профессионально пересчитал полученные деньги и, не прощаясь, вышел. И их опять осталось двое.

- Пап, да всё будет хорошо и даже замечательно! Завтра – домой, а родные стены, как известно, лечат, - и его кровинка, его детёныш выросший, заулыбался радостно, а после вдруг вытянул руку и, как мертвецу, закрыл отцу глаза, опустив ладонью веки, и засмеявшись в голос, скорым шагом удалился, не оборачиваясь.

И вот когда ноябрьские сумерки в целом растасовали народонаселение по светлым и уютным клетушкам, когда шумные ресторации и рюмочные впитали последних посетителей, когда улицы и дворы окончательно перешли во владение бродячих собак и хмурых котов, вот тогда в бездонной пустоте небес появились белые мохнатые хлопья! Они не торопились, они медленно спускались, неспешно кружа в случайных потоках. Первые снежинки не доживали до земли, они распадались и таяли, ещё больше насыщая отяжелевший воздух влагою, но это ничего, это же нормально, ведь в их задачу ещё не входило заполонить собой притихшие кварталы. Им сегодня нужно лишь обозначить себя, заявить, что прошлые дни ушли безвозвратно, что наступила новая эпоха, очередная эпоха, в которой не будет много тепла и ласковых брызг, коротких платьев и манящих декольте. Но и грядущее мы запомним, привыкнем и к хрустящему насту, и к кинжальному ветру, привыкнем и одобрим. Запомним и тысячу раз благословим весёлую позёмку в розовых и оранжевых лучах озябшего солнца, запомним бриллиантовые искры на сугробах, фейерверки и шампанское, в канун Нового года, мы сами окрасим замёрзший мир и замершую природу радужным жизнелюбием, ведь мы люди и Он создал нас такими, не оставляя выбора!

Да, всё так, всё так! И колючий снег, и дивные пейзажи, и игристые вина, и даже хаотичное движение токсично-городского воздуха, и всего лишь простой переход в три минуты от офиса до скучающей машины, всё это и ещё многое другое способно взбодрить нас, освежить восприятие, раздуть лучину оптимизма в утомлённом сознании. Всё так, всё так… Мы всегда действуем, мы создаём, мы движемся. Мы своими желаниями и неугомонными потребностями разгоняем мир до какой-то чудовищной скорости, но, находясь на борту, словно в вагоне экспресса, не ощущаем этого, за глухими окошками лишь что-то мелькает… Всё так, всё так. Даже когда путаем движение с перемещением, даже тогда есть хотя бы иллюзия! Но однажды, как правило, без нашего на то дозволения нечто или некто ссаживает нас с поезда, а то и просто вышвыривают беспардонно и без оглядки на прошлые заслуги! С чего бы так и что может быть этим? Внезапная безработица, после десятилетий честного труда, уход любимой, с которой освоили не один пуд соли, а может и тюремное заключение, тоже неожиданное, хотя никто и не зарекался. Но страшнее всего – когда тебя, здорового мужика с грандиозными планами, с теми самыми возможностями, которые в качестве неизбежной репарации, отдаёт уже покорённая судьба, тебя, сильного и до мозга костей мудрого, приковывают, нет, даже привинчивают к месту настолько, что свобода личных испражнений превращается в неизбывную мечту.

И появляется сиделка, русская и опытная, если достаточно средств, ежели нет – то нанимают узбечку без постороннего запаха и не из аула. А ещё приобретается дорогущий противопролежневый пневматический матрац, удобное судно с правильным покрытием, мочеприёмники, катетеры с манжетками, которые можно не менять до месяца, конечно, памперсы последних модификаций. И, разумеется, раз в десять дней приглашается хороший врач, понимающий толк в лежачих больных и умеющий давать рекомендации таким образом, чтобы близкие и дальше пользовались его услугами. Потратив, этаким способом, значительные средства, часто средства самого пострадавшего, угомонив тем зудящую совесть, введя её в привычное состояние дремоты, родные, наконец-то, честно заявляют, мол, сделано всё и даже чуточку больше! И друзья утвердительно качают головами, мысленно крестясь и поминая Господа совсем не всуе.

А узбечка, добрая женщина лет тридцати пяти, старается изо всех сил, ведь ей так повезло! Теперь у неё нет необходимости разгребать проклятый русский снег, мести исковерканные тротуар или вымывать заплёванные туалеты! Нет, теперь у неё есть всё, и работа, и приличный доход, и стол, и кров, а, главное, уверенность, что и завтра всё это не исчезнет! Жизнь явно улыбнулась ей, вот только плохой кишечник подопечного почти непрерывно и шумно исторгает из себя поток отвратительных газов, которые мешаясь с испарениями камфары, создают атмосферу далёкую от идеальной. Кондиционер помогает плохо, и приходится открывать окна почти каждый час, даже в стужу, даже в проливной дождь… Хозяева сюда заходят редко, но ведь и самой дышать-то нужно.

Иосифа процедура проветривания раздражала, к своему запаху он почти сразу привык, а вот зимой становилось холодно, мёрзли и пощипывали кончики ушей и носа! Летом же в помещение, к гнилостному душку и на беспомощность, сползались и слетались мухи, и это несмотря на надёжную сеть! Узбечка отгоняла их, как могла, устраивала дежурные охоты, но, в конце концов, тихо выругавшись славянским матом, принималась за более важные дела. Насекомые же, раззадоренные безнаказанностью, глумились от души, они усаживались на лицо, на руки и с нескрываемым наслаждением курсировали по чувствительной коже, всё что-то высматривали, вынюхивали своими хоботками, спаривались… Однажды, после того как парализованного отца семейства перевели уже из его спальни на самый верхний этаж, зачем-то пришёл этот самый Аркадий, он к тому моменту совсем освоился и не скрывался. Насвистывая модный мотивчик, дородный дядька и сущая деревенщина начал бить мух, одна уселась на широкий лоб творца чужих судеб, но, вот удар, и ей досталось-таки, только крылышки разлетелись из-под газетки, размазанное тельце, правда, немного охладило ушиб! Как раз в ту минуту в комнатку вошла жена и заулыбалась.

- Ну и что ты тут устроил, заняться больше нечем? – они оба рассмеялись спонтанно и беззлобно, словно детишки-несмышлёныши, обманувшие несмышлёнышей-взрослых. Женщина взяла салфетку и удалила с лица супруга растерзанные останки насекомого, потрепала по волосам инвалида, наклонилась, как для поцелуя, но, передумав, нежно ущипнула за щёку, - мосечка ты моя!

В первое время друзья, партнёры по многочисленным делам и соседи приходили ещё посмотреть, попроведать культурного человека и некогда удачливого предпринимателя. Они в сопровождении то сына, то жены, словно посетители московского мавзолея, со скорбными лицами и в такой же тишине разглядывали из любопытства это явное диво, однако, из суеверия боясь приблизиться и, не дай Боже, хотя бы дотронутся до сидящего в специальном кресле бледного существа, словно его поразила проказа, а не чужой контейнер! Через пару месяцев Иосиф для всех из достопримечательности посёлка переместился в разряд обыденности и о нём тихо, но бесповоротно забыли, во всяком случае, перестали учитывать, как что-то значимое.

Где-то года через полтора, во время какого-то застолья, их всегда было немало и при прежней жизни, в комнату вошла супруга, она привёл с собой на экскурсию и ту самую Наташу, и того директора, за чьего сына Иосиф Васильевич собирался выдать, эту барышню. Молодая женщина выглядела просто потрясающе! Роды совершенно точно состоялись, и они пошли на пользу её фигуре, она слегка раздалась, но лишь до той степени, при которой становится понятен смысл слова «совершенство»! Красавица светло улыбалась, и улыбка та решительно заявляла окружающим, что у хозяйки всё вполне благополучно, и девушка знает цену себе! А ещё некогда скромная грудь прибавила в объёме, приподнялась, находясь в нужном контрасте с талией, она кроме постоянного вожделения вызывала непременную гордость у любого, кто мог хотя бы изредка обладать ею. Наверняка Наталья вышла замуж за того, за кого и предполагалось, а сейчас вот уже и влилась в нужную семью. Красивый проект реализовывался, но жил он совсем самостоятельно, как-то развивался, вот только без участия и не на пользу для своего прародителя…

Кто-то из гостей позвал жену, она что-то ответила, поправила краешек одеяла у мужа, всхлипнула и удалилась. Когда же шаги совсем стихли, оставшаяся парочка очнулась от скорби и, не обращая внимания на инвалида, приступила к любовной игре. Через минуту престарелый руководитель ранее конкурирующей фирмы, распалившись, как следует, схватил в охапку барышню нарочито грубо, прижал её к двери и стал яростно лобызать, тиская пухлой пятернёй ягодицы. А та и не думала сопротивляться, напротив, деловито и по-хозяйски обвила раскрасневшуюся шею неистового кавалера и самозабвенно отдалась его поцелуям…

- Ну, всё, хватит, хватит, сейчас Сергей заявится, он пасёт меня постоянно! Я устала от твоего сынка, понимаешь! Откуда эта ревность? – женщина резко отстранилась, не смотря на протесты и на наигранное насилие, - всё, идём вниз. Доживёшь до завтра или до послезавтра!

Иосиф закрыл глаза, и опять, как тогда в больнице, захотелось уснуть, уснуть, провалиться, рухнуть на дно скучной пропасти без отчаянья, с травкой-муравкой и с радостным трепачом-ручейком, с верным джипом, с его ребристым рулём, с рубиновым стеклом увесистого телефона, но, главное, с обречённой покорностью глаз той самой Наташи! Вот они бы поддержали, они бы выручили, обязательно выручили бы…

Но узбечку отпустили утром и на целые сутки, а значит свет, как уже не один раз, будет гореть всю ночь, окно бы хоть кто-нибудь закрыл, осенний ветер уже занёс первые капли большого дождя в комнатку. Разбившись о частую защитную сеть, они пока лишь усеяли подоконник и не претендовали на большее, но кто же их спрашивать будет! Непогода ещё только входила в силу, она, прикрыв звёзды и месяц вздорными тучами, едва поигрывала мышцами, разминаясь и тренируясь на верхушках ворчащих сосен, теребя их и ломая все, что не прочно или не гибко. Совсем скоро к Владивостоку подойдёт основной фронт, состоящий из несокрушимых армий, и они, смяв и посрамив свои же передовые части, приступят к истязанию города! Они смешают прибрежные воды Японского моря с песком и илом, закрутят их, взбесят, а, доведя до состояния неистовства, швырнут на причалы, доки и набережные, да так, что обезумевшие волны, встретившись с прочностью камня, взвоют от безысходности и взорвутся пеной и миллиардом брызг. А дальше уже штормовой ветер с индульгенцией на всё вырвет из тяжёлого воздуха сонмы солёных капель, сольёт, переплетёт их с косыми струями дождя, переплетёт и выстрелит по пустынным улицам форпоста государства Российского! Метнёт, как из катапульты, в надежде сокрушить эту гордую цитадель, смести её дома со всеми жителями, оставив лишь песок, гальку, да зияющие скалы в редкой поросли прекрасного багульника.

А для Иосифа потянулись часы, и они складывались из огромных минут, и числа им было не счесть. Промозглость с повадками лазутчика вскорости перелилась от подоконника к полу, она под вой непогоды растеклась и незримым телом по-свойски развалилась во всей комнате. Брызги дождя, подвластные скорости и направлению ветра, то совсем пропадали, то вдруг холодной взвесью осаждались и на постельное бельё, и на лицо несчастного. Лампочки в люстре дружно продолжали пережигать электроэнергию в нещадные лучи, а те свёрлами проходили сквозь сжатые веки, окончательно прогоняя сон, они каким-то чудом достигали самые отдалённые уголки сознания, оно же, расстроенное отвратительной вознёй с участием бывшей любовницы, не нашло ничего лучшего, как придаться воспоминаниями. И уже в который раз пошли картинки из личного музея славы теперь бывшего реального творца чужих судеб.

Одна своей незабываемой колоритностью выделялась особо. Это как с сорокадвухлетней красавицей, удалось сотворить уж совсем несусветное! Напоив новоиспечённого мужа на свадьбе, Иосиф провёл великолепную первую брачную ночь с ней, с невестой, правда, под постоянный аккомпанемент бессвязных бормотаний и выкриков незадачливого, невменяемого женишка… Разумеется, через несколько месяцев пара, после мучительных терзаний друг друга, распалась окончательно. А что, разве ситуация могла повернуться иначе? Какова дальнейшая планида того мужичка он не знал, не отслеживал, тот получил своё, получил по заслугам, по его законам, по законам вершителя и удачливого предпринимателя. С барышней же иногда встречались и даже до интимности, ведь подруги сердечные, как и разведчики, бывшими не бывали в том, в созданном им отдельном измерении! А она всё не унималась, войдя во вкус, продолжала ломать дрова на блистающих обломках собственной судьбины, да ещё с каким наслаждением, чем вызывала непременную зависть у более робких подруг, во всяком случае, высокомерная красавишна так заявляла Иосифу, довольному и гордому собой Иосифу.

Если бы мог, инвалид и предприниматель обязательно бы улыбнулся, но совсем грустной и даже печальной улыбкой. Всё дело в том, что, конечно, воспоминания и те, и иные являлись чем-то особенным, по сравнению с плоскими и прямолинейными уделами среднего гражданина РФ, но вот сейчас, казалось, его опять заставили просмотреть книгу о своей жизни, и уже в который раз, словно он был обязан что-то найти, вычитать нечто значимое. Но зачем же? Зачитанное до дыр собственное произведение, много лет назад само переродилось в пафосную брошюрку с картинками яркими, но бессмысленными и без общей идеи, от того в неё совершенно не хотелось заглядывать. Хотелось лишь двигаться, хотелось малевать дальше незамысловатые этюды, малевать и выкидывать их в звенящий эфир, не оглядываясь… И вот теперь некто аккуратный собрал абсолютно всё, сброшюровал, требуя непременно дать название каждому холсту, а ещё лучше и с пояснениями от автора, от самого творца. Но зачем, зачем же это нужно?

Примерно в то же время и также думал стрептококк под мудрёным названием Streptococcus pneumoniae. Он уже несколько дней как обосновался в ослабленном организме инвалида, но пока дремал, размножаясь потихоньку, концентрируясь в лёгких, расправить которые не было у мужчины никакой возможности. Мокрота в них застоялась, перемешалась со слизью, загустела и, в конце концов, зацвела лоснящимся золотом с примесью зеленцы, что в ближайшем будущем не предвещало ничего хорошего. И вот, наконец, настал тот самый нужный миг, он пришёл вместе с холодным дождём, он пробудил колонию отвратительных микробов, и они, кишащие, безудержно плодясь, приступили к уничтожению хозяйской плоти, той самой плоти, которая предоставила им уютное жильё и чудесное питание. Часа через три или четыре после полуночи, кто ж его знает, поднялась температура, это упрямый организм всё ещё пытался одержать очередную победу, но количество стрептококка уже превысило все мыслимые пределы и шансы на выздоровление неуклонно стремились к нулю. Тем более, что узбечка, видимо, давно спала в гостях у своих соплеменников и не могла, согласно предписанной процедуры, подойти ночью к творцу судеб. Да и шторм, не высмотрев подходящей жертвы, решил отыграться хотя бы на этом недвижимом существе, неспособном не только противостоять его прихоти, но даже просто скрыться или всего лишь закрыть окно.

Постепенно усталость, сон и болезненное забытье перемешались настолько, что мысли предпринимателя приобрели вполне ощутимые формы, окрасились, став чудным видением далёкого детства. Вот пошла добрая матушка с полным ведром парного молока, вот выпивший отец под смех и злые шутки соседских офицеров полез на тополь, пристраивать кривой и убогий скворечник, сработанный, как и его первенец, по пьяному делу. Иосифу и тогда было стыдно и больно за нетрезвого родителя, особенно когда тот неуклюже дёрнулся и порвал об ветку ветхие штанишки и кальсоны, показав голую ягодицу с огромным синяком, от чего собравшиеся разразились таким хохотом, что первомайское «ура» показалось бы стоном умирающего. Начальник заставы нашёлся, он подскочил к дереву и забрал лестницу, ещё усилив общий гогот.

- Васька! Ты же в лётное хотел, вот давай покажи советской родине на что способен!

- Ага! А нам там парашюты выдавали, товарищ капитан, ну, верните ступеньки. Ну, ладно уже, - отец хорохорился, схватившись за ствол одной рукой, а второй пытаясь приладить к заднице вырванный треугольник материи.

Иосиф знал, что произойдёт дальше! Папаша быстро устанет, на чём и строилась шутка, упадёт, нелепо размахивая руками, больно ударится. Кто-то побежит в лавку и принесёт пострадавшему утешительную бутылочку водки, все дружно усядутся за столик и, непринуждённо глумясь над простым работягой, нальют и выпьют и ещё, и ещё, и ещё. А тот, довольный нежданным вниманием офицеров, начнёт глупо бахвалиться, доводя компанию до полного изнеможения. Часа через два довольный народ разбредётся, но не отец, он заснёт на лавке, и его в сумерках чуть живого уведёт молчаливая жена. А дальше уже соседские мальчишки, дети тех самых командиров из пограничных войск НКВД, смеясь и улюлюкая, проводят семейную пару по следу её немыслимых галсов, тяжеловат был коротконогий Василий для хрупкой женщины.

От произошедшего заячье сердечко будущего предпринимателя разозлится, забьётся в отчаянье, но получив каплю адреналина, всего лишь выведет несчастного из забытья. И он увидит много чистого, белого света и ощутит чистейший же воздух с нужною порцией озона. Посрамлённая Владивостоком буря-непогода, растратив на твердыню сказочного города свою горделивую мощь, отправилась уже умирать в таёжные отроги глухого Сихотэ-Алиня, хулиганя ещё по пути, разгоняя хотя бы ворон и подсвинков. А у кровати собралось много людей, они, испуганные, как-то так нелепо суетились, что-то делали или просто перемещались. Там была и охавшая жена и тот самый доктор со стетоскопом в руках, и узбечка, ставшая окончательно незаметной, но весьма деятельной, единственной, кто производил нужные и осмысленные движения. Вот она упаковала в целлофан грязный памперс, вот принесла тёплую воду и стала губкой обтирать испачканного инвалида, все, как по команде, отвернулись, зажав носы. В приоткрытую дверь заглядывал Аркадий с заплывшим от вчерашних возлияний лицом, в углу, в классической позе Наполеона, молча стоял сын, он просто созерцал происходящее и никому не мешал.

Иосиф равнодушно смотрел на домашних, даже то, что боль в голове и костях, ставшая вечной, ушла почему-то, никак не радовало предпринимателя. После отнятой возможности творить или хотя бы просто двигаться, у него забрали и все желания, вернее, они сами по себе испарились, как рудимент прошлой невероятно яркой, деятельной жизни. Вера, надежда и, как их производная, любовь были похоронены заживо в той больничной палате, в последний вечер перед возвращением домой. И вот, наконец-то, заявилось блистательное и холодное, как айсберг, безразличие, оно забило колотым льдом и уставшую душу, и ставшее неповоротливым сознание, и отяжелевший мозг. Яростное некогда сердце то замирало вдруг, то, передумав, опять запускалось само, пульс двоился, организм сдавался, мокрота, тягучая и с зеленцом, уже переполнила альвеолы и перетекала в трахеи, не позволяя лёгким вбирать достаточно воздуха, дыхание стало частым и прерывистым.

Иосиф умирал, и он это осознавал, осознавал и не тревожился, главное, нет желания что-либо исправлять, и нет возможности, и нет боли, а значит совсем скоро придёт темнота, бесчувствие и с ними полный покой. В конце всего, где-то очень далеко зажжётся синяя звёздочка, она станет расти, расти и, в конце концов, превратится в освещённый тоннель, который, как финишную прямую, нужно преодолеть, а там…

Лёгкая дымка наполнила комнату, контуры людей и предметов расплылись, ближние совершенно смазались, перемешались, с боков, сверху и снизу подступал навязчивый сумрак. Вот уже и свет померк совершенно, вот уже только телевизор на дальней стенке остался в фокусе, диктор с усмешкой смотрел прямо в глаза предпринимателю и сообщал ему новейшие новости про курсы валют и про Европу. В последний миг сознание всё же испугалось, оно захотело отобрать себя у смерти зачем-то, попыталось встрепенуться, вспомнить про стоимость доллара, единственное, за что можно было зацепиться! Но молодой человек в ладном костюме и с галстуком уже пропал с экрана, его место заняли какие-то индейцы в ярких нарядах и с перьями, а ещё они пустились в пляс. Изображение совсем сжалось и помутнело, но вдруг на секунду всё прояснилось, стало чётким до последней детали, зрачки расширились и замерли, мир пропал окончательно, лишь стихающий звук ещё пару минут блуждал по пустынному мозгу, но и этот канал вскорости угас. Нижняя челюсть неестественно низко опустилась к горлу, и изо рта стал вываливаться мясистый язык фиолетового цвета, казалось, это какой-то огромный желудочный паразит покидает тело мёртвого хозяина, таща за собой слизь и слюну. Узбечка в ужасе стала пятиться и закричала, закрываясь руками.

- Заткнись, дура, - жена выругалась на седелку, ей тоже стало жутко. Всем было жутко…

Остались одна чернота и безмолвие. Но ожидаемая звёздочка не появилась, и тоннель предпринимателю не показали, и дух его не воспарил над собственным телом, видимо, ему не хотелось созерцать близких, уж насмотрелся, да наслушался… Однако, сознание вдруг прояснилось в другой реальности, в светлой реальности, на горизонте показались белые кучевые облака, ниже – морские волны, они мирно и с шелестом накатывались на жёлтый песок обширного пляжа с дюжиной роскошных пальм. Картинка устоявшись, успокоила Иосифа и стала понемногу двигаться, словно некто поворачивал панораму, оставляя умершего на месте. Появились густые заросли тропиков с лианами, с большими листьями, с красочными попугаями и с мартышками, всё либо перемещалось самостоятельно, либо колыхалось от лёгкого бриза.

Прибрежная полоса пропала окончательно, зелёные джунгли приблизились, и на их радостный фон залетела милая колибри. Она выскользнула откуда-то снизу, остановилась в полёте и, мелко жужжа едва различимыми крылышками, уставилась на предпринимателя своими чёрными глазками-бусинками. Расстояние до неё исчислялось сантиметрами, и он мог хорошо различить и её несоразмерно-длинный клюв-хоботок, и идеально подогнанные пёрышки, которые переливались в лучах солнышка, играя от цвета чистейшего изумруда до сапфировой синевы. Птичка явно красовалась, ей, как девочке-подростку, нравилась заинтересованность зрелого мужчины. Но вот изображение снова повернули, однако, колибри не отставала от движения. В поле зрения попало чудное растение, облепленное, как гирляндой, множеством мелких цветов красно-кораллового оттенка. Шаловливая пташка тоже заметила их и, забыв про Иосифа, изогнула шейку, погрузив хоботок между сочных лепестков, это чтобы с наслаждением полакомиться душистым нектаром. Воздух наполнился тонким ароматом ванили.

Время всё длилось и длилось, его было много, целая огромная вечность, непостижимая вечность, и с пониманием этого пришла совсем тихая, покойная радость, она поселилась в исстрадавшейся душе, улыбнулась, вмиг залечив все рваные раны и позеленевшие синяки. Птичка неспешно продолжала свою трапезу, облетая щедрую гирлянду, нисколько не повреждая цветы, она выглядела такой красивой, идеальным живым изумрудом с множеством пластичных граней, и почему-то обладать ею совсем не хотелось, хотелось просто знать, что она будет тут и будет всегда. А ещё появилось желание расплакаться, предприниматель ощутил, наконец-то, в уже умершем сердце любовь без вожделения, ту самую любовь, которая была у матушки, которую он сам заложил в эфемерном ломбарде, обменяв на страстишку соответствовать чему-либо, да так, чтобы все знали об этом.

С этим чувством Иосиф опять ощутил себя мальчиком, который стоит посреди старого двора на далёкой окраине великой державы, победившей в страшной войне. Ребятня, раззадоренная беспомощностью его пьяненького родителя, уже подступалась и к нему, уже проход к подъезду перекрыли, их было так много, целая злая стая, целая вопящая непристойности и обидное свора. И он струсил, и побежал стремглав к лесу, с ужасом осознавая, что спасения ждать неоткуда, что скоро наступит расправа, что впереди лишь заросли крапивы, и никто не пожалеет. Хотя где-то должен быть джип, большой и удобный, а ещё загородный дом на дорогущей земле, вот только где нужное направление парнишка не знал. Ноги уже заплетались, воздуха, как тогда перед смертью, не хватало. И он споткнулся, и он упал, проехав коленками по мелкой щебёнке, резкая боль стрельнула в паху, а потом в живот, и, наконец, на губах, с прикушенного языка сочилась солёная кровь, это мальчишки настигли Иосифа и били ногами, радостно вопя и улюлюкая. А потом они разом остановились, и стали дружно мочится на него, на его ссадины, и они защипали, и на руки, на ноги, но хуже всего, что моча попала на лицо, в глаза и в нос. Как теперь выходить на улицу? А ещё подбежал малец без трусов и тоже присоединился к общему торжеству.

Но ведь был же джип, точно был и дом тоже был, и даже не один, и ещё в Венгрии, и в Таиланде… Ведь он всё это заработал своим трудом, старанием, своим умом, чтобы подобное уже никогда не повторилось, чтобы самому смотреть сверху с усмешкой на поверженных, застёгивая ширинку… Но пацаны снова здесь и делают тоже самое! Он всё понял! Захотелось завыть от отчаянья, захотелось взлететь до Вседержителей, впиться в их божественную плоть когтями и зубами, захотелось изорвать в клочья их непогрешимые лица! Это они, словно воры, словно бандиты, отобрали всё у предпринимателя, забрали даже само бытие, будто и не было этих пятидесяти девяти лет! Путь пройден, ему всё объяснили. Но Иосиф не соглашался, он спорил! Да, колибри – красивое существо и тот заморский пляж и лианы тоже хороши, но лишь как экзотика, как глянцевая картинка, как мечта в дни труда и терзаний на благо тех, кто затеял всё это на планете Земля! Затеял всё тысячи лет назад, придумав, вылепив из сельских мальчиков легион гадёнышей, тех, кто смог, тех, единственно оказавшихся способными, своей мерзостью создать этот невероятно сложный мир, знания, о будущем которого закрыты.