Отец решил продать корову, Тогда мне было десять лет; Негромким голосом сурово Сказал, вздохнув: «Сведу в обед». И будто сознавала Зорька, Что близок расставанья час; И было стыдно, больно, горько За обречённость грустных глаз Бурёнке хлеб снесла украдкой, Кормила, гладя мокрый нос. Знобило! Словно в лихорадке! Зачем так с ней? Немел вопрос. Возникла мысль почти внезапно: Корову спрячу, не найдут. Решила! Поздно на попятный! Свела в лесок, за дальний пруд… Домой под вечер объявилась, Отец всё понял – не ругал; За дерзость оказал мне милость: На сенокос всё лето брал… Проступок? Подвиг ли? Не знаю – Горжусь, как благородный вор, Глаза коровы вспоминая; Жива как будто до сих пор. |