Теменуга МАРИНОВА * * * Я еще здесь, и я еще жива, Но я на крыльях в небеса влекома. Не прежней красотою я права – В таком обличье я вам незнакома. Горячий воздух развернул крыла И над холмом понес в полете низком. Я – маленькая. Кровь моя тепла. И я так беззащитна пред убийством. Николь Николь тепла. Мудра Николь. Пахнет дождем, Травой неневестною. Николь – тайна. Николь – ореол, Осторожно начертанный Пальцами недерзкими. Сладкая жизнь Пока мы говорим, пока молчим, Пока стоим на грани тьмы и света, Пока клянем промозглый серый дым, Ругаем хлипкий зонт и натиск ветра – Весна всё будет вздрагивать в стволе, И капля – освежать сухие корни. Безвременье и стужу одолев, Нам прежних нас молва опять напомнит. Невнятные, бредем мы наугад, Но шаг наш тверд, мы друг за другом – строем. Ножами деревянными мы кроим Слова и души, с кровью на губах. Но в нас не кровь – подземная река, Стремительная, мутная и злая. Идущий первым глубину узнает, За ним другие – пропасть глубока. А после – легче начинать с нуля, Сосуд разбитый полон вновь водою. Ничтожно легок краткий миг покоя. А смерть моя – насколько тяжела? Иван МАНОЛОВ Дети спят Сияние какое – дети спят! Светлы иконы в сумерках вечерних. А за окном уже вот-вот исчезнет Мой город, где бушует снегопад. Белье окоченелое висит. Безжалостно свирепый ветер бреет Прохожих, что пытаются скорее Запрыгнуть в одинокое такси. То демоны безумные летят На карусели замети отчаянной? И провода оборваны – случайно Иль потому, что наши дети спят? Теперь без новостей и без кино Сидим вдвоем, и тишина пугает. Во мраке жизнь течет совсем другая, И давит боль, забытая давно. Любви незамечаемый распад – Расплата за жестокость и за жалость… Гашу свечу… И ты ко мне прижалась, Чтобы сказать о том, что дети спят. Конец мифологии Паучок в углу уселся ловко, Солнца луч на петельке подвесил. Не тяни отчаянно веревку, Коль слеза покатит по отвесу. Что в ней? Лишь сознание бессилья. Слезы боли чувствовать не могут. Посмотри, как Бабочкины крылья Пригубляют воздух понемногу. И напрасно тянутся мережи – Нет улова. Пыльно в них и пусто В низких сводах бытовых убежищ И провинциального искусства. Лишь в стекле качается туманно Горизонт и выгоревший парус. Мы стоим у края океана – Наш корабль ушел, а мы остались. А вокруг – безвыходная суша И – окаменелыми волнами – Город, чья судьба – стоять и слушать Зов сирен, плывущий вслед за нами. Темнота преображает вечер. Мы с тобой не празднуем победу. Никакой сказитель издалече Не придет о подвигах поведать. Берегом беспомощным владеют Мутные валы песка и мидий. Помним лишь, что спал Язон и Медеей, Только путь забыли до Колхиды. Ясность Чувствуешь ли – все кончается, милая? В небе играет огнистая россыпь, И на пространстве бездушно-унылом, За горизонтом, где стынет светило, Слышишь – поют под точилами косы. Бледные тени, как стертые карты, Смыло нахлынувшею темнотою. Что они там – иль во власти азарта, Или забыли, что, может быть, завтра Встретит их там, за последней чертою? Косу держу, зачарован свеченьем, Запахом трав и росистого сена. Замерло сердце, и ясно прочтенье Истин в прощальной цикадной вечерне – С ними делил я любовь и измену. Но ничего мне отныне не надо, В сердце моем нет ни скорби, ни страха. Скоро уснут, затаятся цикады. Слышишь, любимая? И до заката Недостает лишь последнего взмаха. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
