Росой сверкали Ангелов улыбки. Их смех звучал сродни губной гармошке. Из-под закрытой навсегда калитки Ползли неторопливые улитки; На листьях отцветающей картошки Сверкали их простывшие дорожки. От завтрака оставшиеся крошки Куда-то уносили муравьи. И, пропадая в дебрях муравы, То здесь, то там мелькали многоножки; Торчали хоботки, виднелись рожки; В стручках гремели зрелые горошки; Росли на мальвах розовые брошки; Таинственные мельтешили бошки; Звенели и нектар сосали мошки… У каждого имаго свой надел И свой удел, и жизненный предел; Здесь только ты казался не удел; На склоне виноградника гудел И ползал, как пчела, трудяга – трактор; Все это твой фиксировал Х-фактор, Что терпеливо ждет своей поры, Способный видеть некие миры, Легко творить и подбирать созвучия Летучие, кусачие, ползучие… К любому имени от солнца до блохи; Во все и вся вносить свои штрихи; Ходить в низы и уважать верхи, Мариновать и жарить лопухи; И в микроскоп, рассматривая мхи, Уйдя от суеты и чепухи, Упиться музыкой, что льет из-под стрехи Какой-нибудь неведомый птенец; Услышать стук невидимых сердец; Скопировать с березовой коры Какие-то незнаемые руны. Затронуть чьи-то чувственные струны, Что терпеливо ждут своей поры… Но снова налетели комары Они бодались... И тогда рефрактор Ты применяешь вместо микроскопа И, слыша аромат гелиотропа, Душа твоя, кричит, как птеродактиль, И молит всепрощенья за грехи. … И сам ты знаешь – никакой редактор. Не сможет изуродовать стихи. 10.10.12 |