В детстве все кажется не совсем обычным.

Я росла не особенно смелой девочкой, не испытывала желания обязательно выяснить из чего состоят, например, лягушки, и вообще страшно боялась насекомых, земноводных и прочих не самых приятных в моем понимании созданий.

Родители привезли меня в тот год в Крым для "оздоровления перед школой". Местечко было станичное, не слишком загаженное курортниками, море чистое. Вот только густая заросль травы около тропинки, ведущей к спуску на пляж, пугала меня непонятными шорохами. Заросли казались мне, тогда шестилетней, каким-то дремучим, возможно, заколдованным, лесом. Несмотря на жаркое южное солнце, стебли травы и цветов в этом месте были толстыми, сочными, высокими, а листья всех возможных оттенков зеленого, переплелись между собой наподоюии тропических лиан. Внутри же, под травянистыми сводами, царил мрачный полумрак.

Я была вынуждена ежедневно проверять свою силу воли и проходить мимо хотя бы два раза, а то и все четыре – в зависимости от настроя моих родителей на купание. Как я уже говорила, «нехорошее место» находилось по дороге к морю, другой же дороги на пляж близко не было. Поначалу я еще пыталась упираться, отказываясь проходить мимо того места, что меня так пугало, но мама пригрозила оставить меня без купания, если я не перестану капризничать и портить ей отпуск. И вот день за днем я, отчаянно сжимая кулаки, и что-нибудь покрепче, навроде сачка, старалась незаметно прошмыгнуть следом за взрослыми. Спокойно перевести дух мне удавалось только метров через десять после преодоления опасности. И на несколько часов можно было расслабиться – купаться, собирать ракушки, строить из галки оборонительные сооружения возле воды – да мало ли какими еще очень интересными пляжными играми. А потом все повторялось.

Возможно, обладай я меньшим воображением (или большей смелостью), то я бы не испытывала такого ужаса каждый раз. Но, тут уж ничего не попишешь – ни с воображением, ни с трусостью. А заросли как нарочно встречали меня каждый день новым испытанием.

Иду я мимо, и вдруг сбоку как что-то (или кто-то) зашуршит! Мое воображение, помноженное на трусость, сразу рисовало картинку, в которой огромная змея (а может и не очень огромная, это уже не столь важно) выползает на дорогу прямо передо мной (а может и сзади, что хуже), тянет свою треугольную голову посмотреть, кто смеет ходить около ее гнезда… А противный раздвоенный язычок угрожающе направлен в мою сторону…. Как правило, дальше я додумать не успевала – одним прыжком преодолевала оставшееся расстояние и вцеплялась в руку кого-то из родителей. Как-то раз я и прямь заметила острый зеленый хвост, стремительно удирающий в траву. Папа пытался мне втолковать, что хвост принадлежал ящерице, но попробуйте объяснить что-либо перепуганному насмерть ребенку...

Еще заросли любили пугать меня многоголосыми шорохами. Звуки разной тональности, от загадочно жужжащих до тревожно стрекочущих, окружали меня со всех сторон, стоило только ступить на опасную тропинку. И конечно, мне мерещилось, что сейчас на меня нападет и искусает рой пчел или ос, а гигантские кузнечики обязательно прыгнут на мои голые ноги и начнут противно щекотать мохнатыми лапками. Здесь надо добавить, что я настолько всегда боялась насекомых, что даже бабочки-красавицы не вызывали во мне ничего, кроме панической брезгливости – при ближайшем рассмотрении у них оказалось мохнатое тельце, а после поглаживания крыльев на пальцах оставалась противная пыльца.

Но звуковые атаки были не самым страшным оружием моего противника. Гораздо хуже становилось, когда с моря дул сильный ветер. Тогда стебли хлестали меня по рукам, пригнутые к земле, цеплялись за босоножки, а головки трав и цветов так и норовили забить мой открытый в ужасе рот. Этого я боялась тем более сильно из-за того, что по телевизору недавно просмотрела передачу о травяных блохах и клещах. Там рассказывалось как раз о том, какие опасности для человека могут представлять эти насекомые. Поэтому после преодоления препятствия, я всегда останавливалась и заставляла маму тщательно меня осматривать на предмет этих самых тварей. Мама, надо отдать ей должное, не отмахивалась никогда от просьбы и внимательно перетряхивала мои косы и одежду.

Но даже и не клещи пугали меня больше всего в зарослях. Мне казалось, что есть опасность пострашнее… Глаза! Каждый раз я чувствовала всей кожей, что за мной из травы кто-то наблюдает, а иногда в сумраке даже светились чьи-то круглые глаза. Папа уверял меня, что это обычные лягушки, но я не могла поверить, что обычная маленькая лягушка может вот так пристально смотреть мне в спину. И не квакать при этом! В этом случае даже мое воображение боялось вырисовывать что-либо конкретное, лишь туманно намекало на некое фантастическое животное, возможно инопланетное.

Сейчас, будучи взрослой, я с улыбкой пишу о своих детских страхах, но только представьте себе, что переживала я, маленькая, и сколько мужества требовалось ребенку, чтобы ежедневно преодолевать себя.

В постоянном ожидании нападения прошла половина нашего отпуска. Родители несколько подустали от моих неожиданных вскриков, прыжков и цепляний за их одежду, и папа, сжалившись, иногда переносил меня на руках через заросли. В такие дни я чувствовала себя победительницей. Но и заросли не оставались в долгу и в следующий раз, когда я, набравшись решимости ничего не бояться, ступала на их территорию, обрушивали на меня какой-нибудь новый прием, например, мошкариную атаку. И когда я, ревущая и отплевывающаяся от гнуса, выпрыгивала из зоны боевых действий, клянусь, что слышала вдогонку хихиканье. И это была полная победа зарослей надо мной.

Иногда я задавалась вопросом, почему заросли не трогают моих родителей? Почему именно я стала объектом для преследования? И только сейчас поняла – мама и папа давно выросли из возраста, когда ощущаешь природу точно живое, равное тебе существо, их взрослый ум оценивал мошкару только как неудобство, которое надо травить чем-то типа «Фумитокса».

А однажды мы как всегда подошли к «нехорошему месту» и не узнали его. Заросли были полностью скошены. Трава лежала передо мной безжизненной, вялой, уже успевшей подсохнуть на солнце, массой. Еще немного и от нее останется лишь сухая, колкая солома. Ветер лениво перебирал какие-то чудом уцелевшие былинки. И вокруг была гнетущая тишина. Никто ни шуршал, ни стрекотал, ни жужжал. Не было видно ничьих любопытных глаз. Все живое, что жило в зарослях, умерло вместе с ними, потому что они составляли единое целое.

Впервые я спокойно прошла через поле боя и, казалось, должна бы испытывать радость оттого, что не надо теперь никого бояться, но почему-то радости не было. Как будто я неожиданно лишилась друга. Друга, с которым часто ссорилась, но который делал мою жизнь более разнообразной.

Останки зарослей разметало южными ветрами по всему побережью, и конец отпуска прошел в совершеннейшем спокойствии. Лишь в предпоследний день пролились сильные дожди. И когда мы перед отъездом пошли прощаться с морем, я увидела, что на месте зарослей стали пробиваться новые зеленые травинки. Они изо всех сил тянули к небу свои тонюсенькие головки, что бы вскоре вымахать и сплестись в новые заросли – дом для тысяч живых существ, к которым мы зачастую относимся как досадливым помехам, а на самом деле это неотъемлемое звено всей живой сущности природы.

Я помахала им на прощание – кто знает, быть может, мы еще подружимсяя?