…Еще вчера юная Снежана была полна надежд, верила в дружбу и любовь. И мир казался ей светлым и прекрасным… Как внезапно все переменилось! Ее отец, видный военачальник, арестован по ложному обвинению, а она в одночасье выброшена на улицу, исключена из комсомола и отчислена из института. Все друзья и знакомые отворачиваются от нее. А тот, о ком она мечтала долгими ночами, навязывает ей фиктивный брак… Что же еще должно произойти, прежде чем Снежана начнет понимать, что ее несчастья не случайны, что их направляет чья-то зловещая воля? ГОРОШИНА ДЛЯ ПРИНЦЕССЫ Принцесс-то было вволю, да были ли они настоящие? Ганс Христиан АНДЕРСЕН Пролог Минск, начало июня 1933 г. - Снежка! Ты куда! Стой! - Ага, сейчас!.. - Подожди! - А ты догони!.. - И догоню! - Ага!.. Сначала Владимир хотел ее догнать, а потом махнул рукой. Разве догонишь! Этого сорванца… Он махнул рукой и упал на траву. Бог с ней! Пусть бегает сколько хочет!.. Он упал навзничь, закрыл глаза и раскинул руки. Как хорошо вот так лежать и не двигаться. Он открыл глаза и посмотрел в небо… И словно задохнулся… Потому что прямо ему в глаза смотрели льдисто-серые Снежкины глаза… Безумно близко… Тихонько подкравшись, она наклонилась к нему и всмотрелась... Что она могла в нем увидеть?.. Смешная, глупая девчонка! Ведь, малявка еще совсем! Всего-то четырнадцать с небольшим!.. Почему же у него так сжалось сердце?.. Почему всё сжалось у него внутри в эту долгую-долгую секунду? Почему?.. А, может, взять и повалить её на траву? Пощекотать? Посмеяться?.. Но что- то не позволило ему это сделать. Что-то сиявшее в ее глубоких как небо глазах… Что?.. А тишина звенела, не смолкая... Наконец, это бесконечное мгновение окончилось. Снежана отхлынула от него… Владимир закрыл глаза и перевёл дыхание. И сразу прорезались звуки окружающего мира. Плеск воды, веселые голоса отдыхающих, смех и громкая музыка… Боже мой… - Мы будем сегодня кататься? – спросила Снежка, стоя над ним. - Конечно! – ответил Владимир, кое-как справившись с сердцебиением. - Папа, папа! – вдруг закричала она. - Снежка! Я же тебя предупреждал! Не вопить и не носиться по пляжу, сломя голову! - комбриг Добрич строго посмотрел на дочь… Любимую… Единственную… - Папа! Хочу кататься! - ее звонкий голос не понизился и на пол тона. - Снежка! – нахмурился Добрич. - Да, папа! – подбежала она к нему и замерла, невинно хлопая ресницами. - Сне-жка!! – строго-настрого сказал комбриг, и, не выдержав, улыбнулся. - Папа, папа! – запрыгала она. - Беги за лодкой! - Ура! – опрометью кинулась она к причалу лодочной станции. - Снежка! Дочка вернулась к нему, и он погладил ее по белокурой голове. А потом взглянул на лежащего в траве молодого человека... - Возьми лодку, Снежка! И… – Добрич махнул головой в сторону Владимира. – Покатайтесь…А я посижу, посмотрю. - Папа! - Что, папа? - Хочу с тобой! - Ну, ладно… - Нет, хочу с ним! Господи, какая же ты поперечливая, подумал он, вот кому-то счастье достанется!.. Комбриг повернул голову и посмотрел на Владимира. На память он пока не жаловался… Младший летчик Иволгин Владимир Иванович. Двенадцатого года рождения. Окончил первую военную школу летчиков… Комэска его хвалил. Лихо летает, хорошо стреляет и ничего не боится… Неплохая была бы пара для Снежки… В будущем… Потому что она еще так молода!.. Впрочем, молодость с годами проходит… А он все чаще стал замечать, что годы мелькают, как листки на отрывном календаре… - Ладно, покатайся с ним, – сказал он. - Ура! – обрадовалась Снежка и закричала. – Володя! Побежали скорей кататься! - А где же лодка? – спросил он. - Сейчас!.. Владимир улыбнулся вслед убегающей Снежкиной спине и посмотрел на ее отца. Комбриг сидел и молча глядел в озеро, обхватив крепкими руками колени. Он полностью ушел в себя. И тяжело вздохнул, глядя прямо перед собой и ничего не видя… Наталия была такая красивая… И такая непредсказуемая… Самая любимая!.. Господи, почему она так рано их оставила?! Господи, почему дочка так на нее похожа?! Владимир исподтишка разглядывал командира. Это произошло совершенно неожиданно. Он, даже и не думал, что сможет однажды оказаться вот так вблизи, рядом с ним, настоящим летчиком-асом, героем Гражданской войны, трижды орденоносцем, человеком-легендой… Оказаться вблизи не в служебной обстановке, а просто так. Владимир был дружен с его дочкой, маленькой озорной белобрысой хулиганкой, и, видимо, поэтому, оказавшись в воскресный день на берегу озера совсем один, тут же попал под ее веселое покровительство. У Снежки были прекрасные отношения со всем миром. Комбриг овдовел много лет назад, и его дочка выросла на летном поле. И летчики и техники отцовской авиабригады, баловали ее как могли. Наверное, потому что она была такая непоседливая малявка!.. Владимир вздохнул. Жаль, конечно, что ей всего четырнадцать… А, вот, Тамаре уже двадцать шесть!.. Он встречался с ней тайком. Она была старше его на пять лет, успела три раза сходить замуж и очень многое умела... Он содрогнулся… Эта женщина в прямом смысле слова высасывала из него все силы! Ее губы были такими горячими, а язык таким неутомимым! Сладкая… Развратная… Ненавистная! Владимир усилием воли выбросил Тамару из головы. Нельзя о ней думать! Неправильно все это! Он ненавидел себя за то, что таскался к ней через день, но ничего не мог с собой поделать! - Воло-дя! – услышал он вдруг Снежкин голос. Смешная девчонка!.. Только маленькая еще совсем… Снежка… Снежана… Снежная… Чистая, как первый снег!.. Такая светлая… Такая хорошая… Она подскочила к нему и сказала: - Ты долго будешь здесь валяться? Вон лодка! Не видишь что ли, я привела уже? Владимир схватил ее за лодыжки и уронил на траву. А Снежка смеялась, отбрыкиваясь. Он отпустил ее, откинулся и остался лежать, закрыв глаза. Она навалилась на него и спросила: - О чем ты думаешь?.. - О тебе… – прошептал Владимир. Снежана отскочила как ошпаренная. - Ха-ха! – рассмеялся он. – И ты поверила! - Ха-ха! – рассмеялась она. – Конечно, нет! А, ведь, поверила… - Ну что, пойдем кататься?! – поднялся Владимир. - Пойдем! – улыбнулась Снежка. - Бежим? - А догонишь? - Догоню!.. Минск, начало июня 1936 г. …Пора бы уже навести порядок в личной жизни, товарищ страшный лейтенант… Сегодня Владимира вызвали в строевую часть и под роспись ознакомили с приказом, которого он давно уже ждал. Командир лучшего авиаотряда сто сорок второй истребительной авиабригады Белорусского военного округа, орденоносец, старший лейтенант Иволгин направлялся в Липецк на высшие летно-тактические курсы. Ему выдали проездные, воинское требование и аттестат. Теперь, как и положено, предстояло устроить отвальную. Но думал он не об этом. Помимо прочего, Владимиру надо было объясниться с Тамарой. Но и это не очень его беспокоило. Насчет Тамары он все уже решил. Просто не было подходящего случая поставить точку. Он думал о Снежке. И до сих пор не мог разобраться в своих чувствах… Он прекрасно помнил, как однажды, между полетами, его подозвал к себе комбриг… Снежкин отец. - Володя, - сказал он. – Снежана очень дорога мне. У меня никого больше нет. Вы дружите. И я не знаю, что делать… Внезапно он схватил его за отвороты реглана и, резко дернув, притянул к себе. - Что ты делаешь?!! – прорычал он. - Я ведь всё знаю про твои отношения с Тамарой!!! Зачем ты морочишь голову моей девочке?! Владимир не мог вымолвить и слова… Добрич встряхнул его. Приподнял и поставил назад. Смахнул с него невидимые соринки… И отвернулся. - Товарищ комбриг… – прошептал Владимир. - Георгий Александрович!.. – он сжал кулаки, прижал их к груди и опустил. – Простите… Я не морочу… Но… Простите… Я не могу… Это… - Смоги! – сказал комбриг и размашисто зашагал вдаль… Владимир совсем запутался… Последнее время они со Снежкой действительно сильно сблизились… Она была удивительной девушкой! Красивой, умной и начитанной. Простой и, одновременно, очень гордой. Иногда задорной, смешливой и проказливой, а иногда такой серьезной, что не подступись!.. Владимир проводил с ней почти все свободное время. Они вместе гуляли по вечерам, много и жарко спорили об искусстве, литературе и авиации… Ему было так легко с ней! Так хорошо! Почему же, проводив Снежку до дома, он плелся к Тамаре?!.. Ведь он не любит эту женщину! И каждый раз, побывав в ее постели, сам себя презирает!.. Сколько раз он давал себе слово больше с ней не встречаться! А потом, проклиная свою слабохарактерность, вновь оказывался у ее дверей… Комбриг прав! Пора кончать эту бодягу! И дело тут вовсе не в Снежке! А на самом деле, именно, в ней… И только в ней! Владимир вышел из штаба и наткнулся на ее взгляд. Она стояла у крылечка и болтала с дневальным. Увидела его и тут же отвернулась… Он спустился по ступенькам и остановился… Красноармеец вытянулся по стойке «смирно», а Снежка улыбнулась и дерзко спросила: - Что?.. На повышение пошли, товарищ старший лейтенант? Владимир покорно склонил голову и тихо сказал: - Снежка, можно тебя на минутку… Она замерла, услышав его слова. Махнула своими густыми ресницами. И кивнула: - Да, конечно… - Снежка, я уезжаю… – сказал Владимир, отведя ее в сторону. Ей было уже семнадцать… Она стала такая красивая! Пока он сам себя обманывал, она стала такая… Такая!.. А он! - Снежка… - Да… - Снежана… Стройная золотоволосая ясноглазая девушка подняла на него свои бездонные льдисто-серые очи. И Владимир потерял дар речи. - Что ты хочешь услышать? – спросила она. - Я уезжаю… – сказал он. - До свидания… – сказала она. - Прощай… – Владимир горько улыбнулся, махнул рукой и повернулся, чтобы уйти. - Стой! – сказала она. - Стою, - ответил Владимир. - Ты! – сказала Снежана. - Я… - ответил Владимир. Она подошла к нему. Она подошла к нему так близко!.. Безумно близко!.. Она просто обжигала его своим светлым, чистым огнем! Боже мой!.. - Ты уезжаешь? – тихо спросила Снежана. - Да… – прошептал Владимир. - Навсегда? – спросила она еще тише. - Да… – сжалось все у него в груди. – Нет… Не знаю… - Так, «да» или «нет»? - Снежана… - Что? - Так надо… Прости… – справился, наконец, с собой Владимир. - Прощаю… – прошептала она, отвернулась и ушла. И все вокруг потемнело… Но так было надо. Владимир пошел в магазин, набрал водки и закуски… - За Сталинских соколов!.. - Ур-р-ра!.. – кричали ребята. Теперь можно было их ненадолго оставить. Он хлопнул стакан водки и пошел в столовую. К той, которая выпила его почти до дна. - Ну, что, мой сладкий, - ухмыльнулась Тамара. – На повышение? - Почему ты такая? – спросил он… - Какая? – она подошла и прижалась к нему своими тугими грудями. - Почему ты - так? - отодвинулся Владимир. - Как?..– Тамара скользнула руками вдоль него. - Так?.. Или так?.. - она положила ладони ему на грудь и поиграла пальцами, шаловливо царапая его сквозь ткань гимнастерки. И Владимир, сам того не желая, сразу зажегся… Это было невыносимо! - Нет! – хрипло сказал он. - Да!.. Да!.. Да!.. – шептала Тамара. Она знала, что делала! Но на этот раз ошиблась. - Я уезжаю… – из последних сил оттолкнул ее Владимир. Тамара всхлипнула… Он взял ее лицо в руки и заглянул в глаза. И ничего в них не увидел… Кроме пустоты. - Прости, Тамара, но к тебе я больше уже не вернусь, - Владимир закрыл за собой дверь и ушел. Насовсем. Барселона, начало августа 1937 г. …День окончился неудачно… Впрочем, он все-таки вернулся домой… Но эти трехмоторные прошли. И сбросили свои бомбы. Владимир до сих пор так и не смог понять. Как можно убивать детей и женщин!?.. Зачем? Зачем они убивают женщин и детей?!.. Ур-роды!.. Вчера он ездил в город и видел по дороге эти разрушенные улицы, эти обрушившиеся дома, эти потухшие женские лица у водоразборной колонки… Он видел их глаза… И глаза их детей… Которых каждый день убивают фашисты! И за это их будет убивать он, старший лейтенант Иволгин! Будет убивать, потому что они – сволочи! Потому что никому никогда нельзя убивать женщин и детей! Мигуэль, механик его самолета, подскочил к нему сразу после того, как он зарулил свой «чато» на стоянку: - Муй бьен, ми капитан! Тодос уа сабе! Ту деррибар эн италиано авион! Владимир молча сбросил парашют. Ему не хотелось ничего говорить… Да! Он завалил «Фиат». Но «Юнкерсы» прорвались… Пули их не берут, что ли?.. Он всадил в одного почти полбоекомплекта! Фашист задымился, но сумел уйти. Потому что у Владимира вышли патроны… Вот тебе и «но пасаран»… Он скрипнул зубами… Сегодня они прошли. Но это в последний раз! В следующий раз он просто ударит эту сволочь собой! И разобьет об него свой «чато»!.. Лучше умереть… Чтобы больше не видеть этих уже ни во что не верящих женских глаз. Владимир швырнул свой шлем об землю и зашагал прочь. Мигуэль грустно посмотрел ему вслед. Эти русские парни каждый день поднимаются в небо, чтобы сражаться за его родину. И каждый день их возвращается все меньше и меньше… Но что он мог поделать… Мигуэль подобрал шлем и подошел к «чато», чтобы протереть тряпкой уставшие цилиндры. На глаза навернулись слезы. Но он сдержался… Мужчинам плакать нельзя! Поэтому Владимир просто налил себе вина. Красного как кровь испанского вина. Встал и выпил… Молча… Потому что сегодня из боя не вернулся Сергей… Хороший парень… Отличный летчик… Настоящий друг… Владимир вздохнул. Слава Богу, что не ему придется прятать глаза перед Серегиной матерью, сообщая о его гибели. Потом он, конечно, съездит в Оренбург. Потому что обязан рассказать матери, как погиб ее сын. Но, может, еще удастся отвертеться… Может, ему повезет, и его все-таки собьют на хрен… На счету Владимира было уже семь вражеских самолетов, но сам он до сих пор не имел ни царапины. Впрочем, никому не может везти до бесконечности! Так что шанс еще есть! Он сидел один в придорожном кафе. Доложив Анатолию о том, что видел в бою, в столовую он не пошел. Толя Серов – свой парень! В доску! И все понимает. Но Толя – командир! И, ясное дело, никакой самоволки не разрешил бы. Поэтому, никому ничего не сказав, Владимир взял и махнул в город… Это было серьезным нарушением дисциплины. Но ему необходимо было побыть одному… Сегодня он не смог спасти друга. Не успел! Но видел, как он погиб… Поэтому сегодня будет лучше, если он побудет один. Чтобы не сорваться… Солнце уже давно спряталось за красными черепичными крышами. Длинные тени принесли долгожданную прохладу. День тихо угасал. Маленькое кафе было почти пустым. Лишь в дальнем углу несколько седых, пожилых испанцев, прихлебывая вино и попыхивая сигаретами, вели неспешную беседу. Может о войне, а может о погоде… Он сидел у самого выхода. Иногда мимо проезжали машины. Изредка проходили люди. Все время туда-сюда бегали дети. Но он ничего не замечал… Владимир наполнил бокал до краев и выпил залпом. Может, завтра у него и будет болеть голова. Но это будет завтра… А сегодня он будет пить! Потому что сегодня ему нужно напиться и забыться! А завтра - будь, что будет!.. Даже если придет его черед… А придет и ладно! Значит, так тому и быть! Но перед этим он загасит еще одну фашистскую сволочь!.. Владимир твердо решил при отражении следующего налета таранить «Юнкерс». Чтобы у остальных трех моторных очко играло при виде «чатос»! Чтобы знали, сволочи, что им не пройти! Он сжал кулаки так, что захрустели пальцы… В этот момент к его столику подошла девушка и молча села рядом. Незнакомка была очень красива. Узкая талия. Высокая грудь. Пухлые алые губы. Иссиня-черные волосы. Огромные карие глаза… Чем-то неуловимым она напомнила ему далекую-далекую Снежку… Такая же юная… Такая же милая… - Как тебя зовут? - спросил Владимир. Он уже слегка опьянел, и спросил по-русски. Но она его поняла. - Исабель… Исабель Фуэгос. - А меня – Володя. Владимир Иволгин. - Русо? – Исабель подняла руки и грациозно поправила волосы. - Совьетико пилото… – пояснил Владимир. - Совьетико! Авиадор! – блеснули ее глаза. – Грасияс! Мучас грасияс! - За что? И опять она его поняла. И вместо ответа просто погладила Владимира по щеке… - А, ты - красивая, Исабель… – грустно улыбнулся он. И наморщил лоб. Как же это сказать по-испански?! - Ту белла, Исабель… Муй белла! Очень красивая! Она сидела перед ним, сложив руки на коленях. В простом темно-синем платье, с алой ленточкой в черных волосах. На вид лет восемнадцать. Едва ли больше… Стройная… Милая… - Исабель, – вдруг спросил Владимир. – А как по-испански «любовь»? Это было удивительно. Но переводчик им не требовался. А, впрочем, за эти долгие полгода Владимир научился немного понимать испанский язык. - Амор, - сказала она. А потом взяла его ладонь и прижала ее к своей щеке. - Симпатико… - Милый?.. Эс вердад? Это правда? - Си… - Исабель… – сказал Владимир. - Белла морена… Смуглянка… Она улыбнулась… - Почему ты здесь? – спросил Владимир, и помотал головой, осознав, что опять говорит по-русски. – Пор ке ту акуи? Но она его поняла и так. - Пор ке ту бебе? – Исабель взяла его за руку. Его встревожил ее внимательный взгляд. - Почему пью?.. Мой друг… – Владимир опустил голову. - Ми амиго эс муэрто. Погиб в бою… Эн комбате… - Ах, Володио… – прошептала Исабель, и ее прекрасные глаза наполнились слезами. – Ло сиенто мучо… - Да… Очень жаль… – тихо сказал Владимир, а потом спросил. – А хочешь, я тебе его покажу? - он вспомнил вдруг, что у него была с собой маленькая, девять на двенадцать, фотография. Он, Толя Серов и Серега возле обломков «Юнкерса». Владимир достал ее из нагрудного кармана и показал Исабель: - Ми амигос… Это - я, это - Анатолий, - тыкал он пальцем. – А это, Сергей… Крепкие парни в кожаных куртках, стояли, улыбаясь и щурясь на солнце, а за их спиной из земли торчал кусок крыла с ненавистным косым крестом на белом фоне. Исабель разглядывала эти веселые лица, и ее сердце переполняли тепло и благодарность. Наконец-то, она увидела тех, кто, не жалея своих молодых жизней, защищал ее от падающей с неба, свистящей и воющей смерти. - Давай помянем Серегу… – Владимир наполнил сначала ее бокал, а потом свой. И выпил, не чокаясь. Глядя на него в упор, Исабель медленно осушила бокал, а потом вдруг обвила его шею руками и поцеловала. Начавшись почти как сестринский, ее поцелуй с каждой секундой становился все крепче, все страстнее. Исабель прижалась к нему, и Владимир даже сквозь свою кожаную куртку, даже сквозь ее платье, почувствовал какая у нее упругая грудь… Фуэгос… То есть, огонь… Она действительно обжигала, как пламя. Ее тонкие пальчики нырнули и запутались в его шевелюре. У Владимира зазвенело в ушах. Жаркая волна прокатилась по телу… Но он не посмел ее обнять. Не имел права!.. И держал свои руки на привязи. Их поцелуй длился целое столетие… Когда она, наконец, оторвалась от его губ, Владимир инстинктивно огляделся. Но на них никто не обращал внимания. Исабель продолжала обнимать его за шею и смотрела сквозь свои черные ресницы прямо ему в глаза… Она смотрела на него каким-то необычайным, туманным взглядом… И от этого взгляда у Владимира все сильнее кружилась голова. - Исабель!.. Но! Но эс посибле!.. Нельзя!.. Маньяна ми тамбьен… Завтра меня тоже могут убить… Уо эс посибле эс муэрто эн комбате… – шептал он, утопая в ее глазах. - О, тонто… Олвиде де муэрте!.. О пор ля тарде соло амор! - шептала она. - Сегодня вечером только любовь? – переспросил Владимир. Его не просто штормило. Кафе болталось слева направо, как качели. Но он понимал, что это не от вина. Владимира никогда не штормило так даже от водки. Похоже, все дело было лишь в этой чудесной девушке с алой ленточкой в волосах, которая его сейчас обнимала. - Си, симпатико… - Исабель встала и, взяв его за руку, потянула за собой. – Бамос, куэридо… - Куда?.. Адонде бамос, Исабель? – поднялся он из-за столика вслед за ней. - Бамос а каса дэ ми… - К тебе домой? - Си, куэридо… Владимир достал из кармана несколько песет, уронил их на столик и, увлекаемый девушкой, вышел из кафе… Любовь с первого взгляда?.. Но, ведь, так не бывает!.. Или бывает? Владимир ничего не понимал. Впрочем, он и не смог бы… Даже если бы захотел… Потому что не дано это мужчине. Не дано мужчине понять женщину… Откуда ему понять!.. Что вокруг война… И смерть… Противоположность жизни… Когда она увидела Его, ее сердце так внезапно распахнулось навстречу любви, что Исабель и сама ничего не успела понять! Потому что никогда с ней такого не было! Этот широкоплечий рыжий парень с бутылкой вина был так одинок, что она не смогла пройти мимо… А потом, когда увидела его печальные глаза, не смогла оставить одного… А когда поняла, что кроме сегодняшней ночи у него ничего уже не осталось, что завтра его уже не станет, не смогла отпустить… А когда поняла, что влюбилась, уже было поздно. Владимир был околдован ее поцелуем. И позабыл обо всем. Кроме ее милых глаз, кроме ее нежных губ, кроме ее высокой груди и стройных ног… А она вела его за собой по улице, крепко держа за руку. И волна ее иссиня- черных волос тихо плескалась на теплом ветру. Иногда Исабель оборачивалась, бросая на него нежный взгляд. И его сердце под этим взглядом таяло словно воск… Сопротивляться было бессмысленно. Он и не сопротивлялся. Москва, декабрь 1937 г. …Грамоту Героя Советского Союза и оба ордена майору Иволгину вручил Всесоюзный староста Михаил Иванович Калинин, маленький сухонький старичок в очках, бородка клинышком. Помня предупреждение его секретаря, Владимир осторожно пожал слабую старческую ладошку и вернулся на свое место. Ванька Лакеев, которому тоже присвоили звание Героя, помог ему привинтить ордена Ленина и Красного Знамени рядом с орденом Красной Звезды, полученным еще в мае тридцать шестого за успехи в боевой и политической подготовке… Владимир вернулся на родину в начале октября. Написал отчет о командировке и получил законный отпуск и путевку в Сочи, в военный санаторий имени товарища Ворошилова. В санатории Владимир мало общался с остальными отдыхающими, хотя многих из них хорошо знал по Испании. Большинство пилотов и штурманов приехало в Сочи вместе с семьями и, глядя на счастливые женские лица, он еще острее ощущал свое одиночество. И словно лелеял его, большую часть времени проводя у бушующего моря совершенно один… Он молча смотрел на огромные волны, набрасывающиеся на берег с неукротимой силой, и старался вообще ни о чем не думать… Постепенно холодное, штормящее Черное море остудило его опаленную войной душу. Яркость воспоминаний понемногу потускнела. Но боль утраты никак не уходила. Владимир все еще не мог забыть Исабель… Прекрасная каталонка оставила глубокий след в его душе, хотя полюбить друг друга по-настоящему они не успели. В тот единственный вечер в их жизни она молча привела его к себе, в маленькую комнатку на окраине Барселоны. И как только за ними захлопнулась дверь, все также молча, обвила его шею руками и припала к губам. Поцелуй был таким жарким и глубоким, что у Владимира снова закружилась голова… А она то отрывалась от его губ, то снова целовала. Целовала то страстно, то нежно… Прижимаясь к нему всем телом… И он всем телом чувствовал ее… А его руки летали по ее спине, груди, бедрам, и голова у него кружилась все сильнее и сильнее. Вдруг она отодвинула его от себя и посмотрела ему прямо в глаза своими широко раскрытыми глазами. Владимир замер, затаив дыхание. А она, глядя на него в упор и глубоко дыша, опустила руки, развязала поясок на своем платье, а потом одним грациозным, невыразимо прекрасным движением, сняла его через голову. Словно тысячи тамтамов застучали у Владимира в ушах, когда она предстала перед ним почти нагая. Почти, потому что на ней еще оставались чулки и туфельки. Исабель медленно подошла к нему, сняла и уронила на пол его куртку, а затем стала расстегивать рубашку. Она вся трепетала… Также как и он… У Владимира все пересохло во рту! Он пылал, как факел в ночи!.. Но вовсе не потому, что уже очень давно не знал женщины! Это было что-то другое… У него были когда-то женщины. Но внезапно он понял, что такой у него не было никогда! Если бы только он знал! Если бы только он знал то, что понял лишь тогда, когда уже стало поздно… Тогда он был бы в тысячу раз нежнее… А, может быть, в миллион… Она тихо лежала в его объятиях, а Владимир не мог себе простить, что потерял голову и так страстно взял ее. Потому что теперь понимал, что оказался ее первым мужчиной… Мучаясь от острого чувства вины, он целовал заплаканные глаза и соленые губы Исабель. Его руки, лаская и успокаивая, нежно скользили по ее телу… А Исабель обнимала его, прижимая к себе все крепче и крепче, разгораясь от его поцелуев все жарче и жарче. И они снова принялись страстно ласкать друг друга… А когда, совсем обессилев, затихли, за окнами давно уже стояла ночь. Владимиру пора было уходить. Он одевался, а Исабель горько рыдала, уткнувшись лицом в подушку. Она плакала так безутешно, что у Владимира разрывалось сердце… Он встал на колени перед кроватью и стал гладить ее густые, пахнущие жасмином, волосы… - Уо волве, Исабель. Я вернусь, - шептал он. - Уо волве, куэрида… А она мотала головой и рыдала все сильнее: - Но!.. Но!.. Но!.. Тогда он посадил ее к себе на колени, крепко обнял и стал целовать милое лицо… Губы, щеки, глаза, лоб… Понемногу она успокоилась и притихла, прижавшись к нему… - Маньяна… - шептал Владимир. – Уо льегар маньяна, куэрида… Я приеду завтра… И она поверила ему. И отпустила… Но им не суждено было больше встретиться… Он шел пешком почти до самого утра. Шел по пустой дороге и считал звезды в черном испанском небе… И вспоминал горячие ласки своей Исабель… Владимир добрался до аэродрома в самое время. На востоке вовсю алела рассветная заря. Техники прогревали моторы «чатос». От выпитого не осталось и следа. Ни запаха, ни похмелья. А сил было столько, что он только удивлялся… Анатолий с укоризной посмотрел на него, но ничего не сказал, и не спросил… В этот день Владимир сделал три вылета. В двух из них они столкнулись с «Фиатами» и «Хейнкелями». Но в этих коротких стычках никого сбить ему не удалось. Не удалось ему в этот вечер, и съездить в Барселону. А наследующий день опять был налет трехмоторных… Звено Владимира, в соответствии с планом боя, отсекло истребителей сопровождения и сбило двоих. «Москас» тоже хорошо поработали, разгоняя «Юнкерсы», но, тем не менее, несколько бомбардировщиков снова прорвались к городу… Лишь на следующий день вечером Владимиру, под каким-то дурацким предлогом, удалось таки отпроситься в Барселону. С трепетом приближался он к дому Исабель, мечтая обнять ее и крепко- крепко прижать к груди. И целовать, целовать, целовать до самозабвения… Но ее дома больше не существовало… Не было его больше… Прямым попаданием тяжелой авиабомбы, дом Исабель был превращен в груду развалин. Его сердце заныло от ужасного предчувствия. А потом он увидел алую ленточку, лежащую в пыли у него под ногами… Владимир медленно опустился на колени, поднял ее и прижал к губам… Мужчинам плакать нельзя. А он и не мог. На следующий день, во время отражения очередного налета, Владимир, сбив один «Юнкерс» и оставшись без патронов, разогнался и ударил второго по хвосту своим «чато». Фашист рухнул и взорвался на собственных бомбах. Лишь у самой земли, выброшенный сильным ударом из самолета, Владимир пришел в себя на мгновение, дернул за кольцо, и вновь потерял сознание. Когда он вышел из госпиталя, его отправили на Родину… Внезапно очнувшись от горьких воспоминаний, Владимир огляделся. Вручение наград окончилось. Его возбужденные товарищи, сверкая новенькими орденами на темно-синих френчах, поднимались со стульев, шумно переговариваясь и предвкушая большой кремлевский банкет с руководителями партии и правительства. А у Владимира на душе было пусто… Весь декабрь он провел в разъездах. Его выдвинули кандидатом в депутаты Верховного Совета по Солнечногорскому округу, и ему пришлось много времени посвятить предвыборным встречам со своими избирателями. Владимир рассказывал солнечногорцам о справедливой борьбе испанского народа с фашизмом, о героической обороне Мадрида, боях под Гвадалахарой, Теруэлем и Брунете… Оставаясь один, он доставал иногда алую шелковую ленточку и долго смотрел на нее. Запах пороха и кирпичной пыли почти уже выветрился. Но, поднося ее к лицу, Владимир по-прежнему чувствовал тонкий и нежный аромат жасмина… Со временем его боль понемногу притупилась. Герой Советского Союза майор Иволгин был избран депутатом Верховного Совета СССР первого созыва единогласно (явка – девяносто девять и девять, «за» - девяносто девять и девять). Впрочем, иначе, наверное, и быть не могло. Они встретились в фойе Колонного зала Дома Союзов в одном из перерывов во время первой сессии Верховного Совета. Помощник по ВВС командующего войсками Ленинградского военного округа комдив Добрич тоже был избран депутатом. - Ну, здравствуй! – сказал он, обнял и похлопал Владимира по спине. - Здравствуйте, Георгий Александрович! – ответил тот. - Возмужал, возмужал!.. Вся грудь в орденах!.. Настоящий Герой!.. - Да, что вы, товарищ комдив! – смущенно улыбнулся Владимир в ответ. - Ладно, ладно, не прибедняйся! Читал я твой отчет о командировке в Испанию. По долгу службы, само собой! И указ читал о твоем награждении. Но отчет - отчетом, а надо как-нибудь посидеть, поговорить поподробнее! Как думаешь, найдем время? - Очень хотелось бы, товарищ комдив! – сказал Владимир. Но еще больше ему хотелось встретиться не с комдивом, а с его дочерью. Снежана… Как она?.. Он вдруг с пронзительной горечью вспомнил их последнюю встречу. И его сердце защемило, как будто это произошло только вчера. Владимиру очень хотелось спросить комдива, как Снежана. Но заговорить о ней он не решался… И, все-таки не мог не заговорить. - А как?.. - неуверенно начал он и вдруг замолчал на полуслове. Потому что у него перехватило горло. Владимиру очень хотелось расспросить, как дела у Снежки. Есть ли у нее кто-нибудь? Не влюблена ли она? Не вышла ли уже, не дай Бог, замуж? Добрич не стал ему помогать. Нет, он не собирался мучить этого парня. Просто ему хотелось понять, хотелось почувствовать, не ошибся ли он в нем когда-то, решив про себя, что тот может сгодиться в зятья. - А как… - с трудом выдавил из себя Владимир. – Как Снежана?.. Как у нее дела? - Нормально дела, - ответил комдив, немного помолчав для порядка. – Взрослая уже совсем стала. В медицинском институте учится на втором курсе… Ему незачем было мучить Владимира, но очень уж хотелось убедиться, годится ли он в мужья его дочери на самом деле. Любит ли ее по- настоящему?.. Или это была обычная юношеская влюбленность?.. Памятная, может быть, но давно оставшаяся в прошлом. - Да… Взрослая… Еще краше, наверное, стала… Наверное, от женихов отбоя нет… - сказал Владимир упавшим голосом. Добрич пристально посмотрел на молодого человека… А, ведь, кажется, действительно любит. – А, может, она и замуж уже вышла? - решился, наконец, спросить Владимир. Комдив вздохнул. Нет, он не забыл, что Владимир путался одно время с Тамарой, заведующей летной столовой, безотказной и совершенно бесстыжей бабенкой. Он тогда по-отечески прочистил ему мозги. Как, впрочем, и было положено командиру и старшему товарищу… Однако, кто старое помянет, тому глаз вон… - Нет, еще не вышла, – сказал комдив. - И женихов у нее пока не наблюдалось, насколько я знаю… - а затем добавил, прищурившись. - А вот влюблена ли в кого, это тебе, наверно, виднее… И улыбнулся, заметив, как засияли глаза Владимира… Ленинград, начало мая 1938 г. …Почему ей так запомнилось это лицо?.. Оно преследовало ее даже во сне. Одутловатое, нездорового бледного цвета, с мясистым носом и широкими залысинами… Почему оно так пугало ее?.. Особенно этот пристальный, ощупывающий взгляд из-под пенсне. И еще пальцы. Толстые и постоянно шевелящиеся, как щупальца осьминога, пальцы… Ее передернуло… Надо отвлечься. Подумать о чем-нибудь другом… Но мысли сами возвращались к этому неприятному незнакомцу в кожаном плаще. Когда же это началось?.. Он садился вслед за ней на трамвай, а потом всю дорогу до института стоял рядом и смотрел. Снежке был противен этот липкий взгляд. Но, почему-то, она, мгновенно срезавшая любого остряка-однокурсника, способная поддеть за живое своим язычком кого угодно, цепенела под этим взглядом, как кролик… Снежку никогда не беспокоили ни чьи взгляды. Она не считала себя красавицей, и, заглядывая в зеркальце, находила свое лицо вполне заурядным, хотя и симпатичным. И только пожимала плечами, замечая иногда восхищение в глазах папиных знакомых, молодых и не очень, пилотов и штурманов. Вот, если бы Володька Иволгин хоть разочек так на нее посмотрел, вздохнула Снежана… Но они до сих пор оставались просто хорошими друзьями. Как и много лет назад, когда она была всего лишь голенастой, хулиганистой девчонкой-подростком, а он младшим летчиком отцовской авиабригады… Снежка вдруг разозлилась на него! Ей уже девятнадцать, а он почему-то упорно не желает замечать, что она уже давным-давно не ребенок, а абсолютно взрослая девушка! И даже ни разу не попробовал ее поцеловать! А она, дура такая, все равно думает о нем ночи напролет!.. Дура! Дура!.. А он ни о чем не догадывается! Ну и ладно, вздернула она подбородок! Пускай тогда на нее смотрят посторонние мужчины! Пусть рассматривают, сколько хотят! Раз он такой дурак! Ее мысли, сделав круг, вернулись к ужасному незнакомцу… Его взгляд был совсем не таким, как другие. Так смотрит удав на свою жертву! Господи, что же делать?!.. А, может, рассказать папе?.. Он был у нее самым лучшим на свете! Снежке было только семь, когда умерла мама… И с тех пор папа стал для нее всем! Как она им гордилась!.. Высокий, сильный, смелый! Герой Гражданской войны! Красный командир! Пилот! У нее не было от него никаких тайн! Никогда!.. Но сейчас ей почему-то не хотелось рассказывать папе о страшном незнакомце в черном кожаном плаще. Что-то подсказывало ей, что этого делать не стоит… Во всяком случае, пока. Она могла бы обратиться за помощью к Володьке и он, конечно, не раздумывая, навалял бы по шее любому, на кого она покажет пальцем! Потому что Володька вообще никого не боялся! Герой Испании! Комбриг! И кулаки у него были здоровенные, и гирями на спортплощадке он жонглировал легко и непринужденно, как цирковой силач! Снежка сама видела! Но в последнее время он как-то от нее отдалился. Стал реже бывать у них с папой в гостях… Раньше, бывало, не вытолкаешь, вздохнула она… А сейчас он почему-то стал ее избегать. Что же делать?!.. Снежке ужасно не хотелось опять ехать в одном трамвае с этим типом, у которого пальцы, как щупальца. Значит, сегодня она пойдет в институт пешком! Она быстро сунула тетрадки с конспектами в командирскую сумку, подарок отца. Положила туда же, ломоть хлеба с колбасой на обед, и, захлопнув дверь, дробно застучала каблучками по лестнице… Стояло прекрасное майское утро! Ночью была гроза, и умытый город дышал весенней свежестью. С огромных афиш новой, замечательной и безумно смешной кинокомедии «Волга-Волга», задорно улыбаясь, смотрела Любовь Орлова… Легкий ветерок трепал волосы и наполнял грудь. Снежке хотелось бежать босиком по теплому, все еще мокрому после ночного дождя асфальту и смеяться во весь голос! «Ах, ты радость молодая, невозможная!..» Как здорово, когда тебе всего девятнадцать и все-все еще впереди!.. И Снежка бежала, скинув туфельки, смеясь и размахивая своей командирской сумкой, и солнце сквозь прозрачные зеленые кроны тополей слепило ей глаза… Он стоял, заложив руки за спину. Его толстые губы кривились в усмешке. Прищурившись, он смотрел сквозь пенсне на испуганно замершую перед ним девушку… - Так можно и простудиться, - услышала она вкрадчивый голос. Чуть наклонившись, Снежка молча надела туфли. - Что вам нужно? - неожиданно хрипло прозвучал ее, обычно такой звонкий, голосок. - Меня зовут Златогорский. Генрих Семенович Златогорский. А что мне от вас нужно, я объясню вам позже и в другом месте. Возьмите, – он протянул ей листок в косую линейку. – Вечером я буду ждать вас по этому адресу. - Никогда, - отшатнулась она от него. - Никогда не говори никогда… - покачал головой Златогорский. - Добрич Снежана Георгиевна, русская, родилась пятого февраля девятнадцатого года, член ВЛКСМ, студентка второго курса Ленинградского медицинского института; мать, Добрич Наталия Николаевна, русская, одна тысяча восемьсот девяносто четвертого года рождения, умерла в двадцать шестом году; отец, комдив Добрич Георгий Александрович, серб, одна тысяча восемьсот девяностого года рождения, член ВКП(б) с двадцатого года, участник Гражданской войны, награжден орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени и медалью «ХХ лет РККА», в настоящее время помощник по ВВС командующего войсками Ленинградского военного округа. Снежана от ужаса не могла вымолвить и слова. - Будет лучше, если вы все-таки придете по указанному адресу, - он стер, наконец, с лица свою мерзкую усмешку. – Позвольте представиться еще раз. Майор Государственной безопасности Златогорский. Следователь по особо важным делам. - Ну и что! – запальчиво крикнула Снежка. - Ничего, - спокойно сказал Златогорский, откровенно разглядывая ее грудь. - Если вы будете послушной девочкой, то ничего… А если нет, - его глаза зловеще сверкнули из-под пенсне и потухли. – Тоже ничего… Пока ничего… - он снова криво усмехнулся, взял ее ладошку, вложил в нее листок и неторопливо удалился. Снежка смотрела ему вслед, не в силах пошевелиться… Очнувшись, она скомкала листок с адресом и отшвырнула подальше. А потом уронила сумку и подбежала к ближайшей луже, чтобы отмыть в чистой дождевой воде гадкое ощущение от прикосновения щупальцев этого чудовища… Снежку всю трясло, колени подгибались. Она подошла и прислонилась к стройному зеленому тополю. Вдруг налетел легкий порыв ветра, и весенняя листва прошелестела ей какую-то веселую мелодию. Теплый солнечный луч, проскользнув сквозь тополиную крону, согрел ее своим поцелуем. Прямо перед ней по асфальту запрыгал воробышек. Он подскакал к ней, наклонив свою головку сначала в одну сторону, а потом в другую. Чив-чив! Привет, прочирикал он, и Снежка улыбнулась. И тьма, распростершая было над ней крылья, испуганно ускользнула… Никуда она не пойдет! А, если этот тип в плаще, еще хоть раз к ней приблизится, она все расскажет папе, решила Снежка! А еще лучше, скажет Володьке, и он набьет ему морду! Разобравшись с проблемой и приняв решение, она повеселела. Бегать босиком ей пока расхотелось, но и опаздывать на лекцию не стоило. Ленка Терехина, староста их группы, и так на нее уже косится. Снежка выкинула из головы все свои неприятности, подхватила сумку и припустила в припрыжку по утреннему проспекту навстречу солнцу… ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ФИКТИВНЫЙ БРАК лето 1938 г. Глава первая …Светло-серые густые лохмотья облаков раскинулись над Ленинградом и тихо, почти незаметно, плыли по небу. Июньское полуденное солнце, то выскальзывало, то снова пряталось в тучи. И каждый раз, вырываясь на свободу, горячие солнечные лучи словно вспыхивали, отражаясь в червонном золоте волос невысокой, стройной девушки. Но она этого не замечала. Ее глубокие льдисто-серые глаза застыли от невообразимого, невозможного холода… Снежана Добрич стояла на Аничковом мосту, вглядываясь в свинцово-серую невскую волну. Идти Снежане было некуда… Нева текла и текла прямо у нее под ногами, она завораживала ее и манила… А, может, перелезть через перила и дело с концом?! Может быть, это будет наилучшим решением всех проблем? Ей было очень плохо! И никого не было рядом, кто помог бы ей пережить эту беду… Сегодня Снежану исключили из комсомола и отчислили из института… И никто! Никто не заступился за нее! Даже Маринка, ее бывшая лучшая подружка… Подружка до первого дождя… Снежана стояла посредине кабинета секретаря факультетского комитета комсомола, а члены бюро глумились над ней, задавая вопросы о связях с врагами народа. Она молчала. Впрочем, ее ответы никому и не были нужны… Разбирательство было недолгим. Потому что вопрос был совершенно ясен… - Кто за исключение комсомолки Добрич из членов Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи? – спросил Илья Шавкин, секретарь комитета. Снежана посмотрела на него в упор, и он отвел глаза. Когда-то, в прошлой жизни, когда она была еще дочкой героя Гражданской войны, Шавкин даже пытался за ней ухаживать... Безуспешно, естественно… Потому что она ничьи ухаживания никогда не принимала всерьез. Потому что для нее всегда существовал только один человек. Бюро единогласно проголосовало «За!». Даже Маринка… Снежана положила комсомольский билет на стол и, так ничего им не сказав, молча вышла. А потом ее вызвали в ректорат и дали расписаться на приказе об исключении из института. Она сдала студенческий и зачетку, также молча, как и комсомольский билет. Из документов, которые были у нее на руках, остался только паспорт. Это было ужасно. В одно мгновение ее практически вычеркнули из жизни и растерли в пыль… И никто не мог ей помочь!.. Нет! Никто не хотел ей помочь!.. Или боялся? А, вот, папа ей обязательно помог бы! Потому что никогда никого не боялся! Он не стал бы ничего спрашивать, а просто обнял бы, потрепал за челку и поцеловал в щеку… Он защитил бы ее! Он показал бы им всем!.. Он… Он… И тут слезы, наконец-то, покатились по ее щекам… Папа!.. А, ведь, еще вчера все было так хорошо… Засидевшись в институтской библиотеке, она прибежала домой поздно вечером, голодная как волк, и заскочила на кухню, что бы что-нибудь перехватить. Большой и вкусный кусок копченой колбасы, уложенный на толстый ломоть свежего хлеба, как всегда ей здорово помог. Жуя на ходу, она заглянула в большую комнату. Из-под двери отцовского кабинета пробивалась полоска света… Снежана давно уже привыкла, что он допоздна работает и, ступая на цыпочках, чтобы его не побеспокоить, тихонько прокралась в свою комнату. Ее кровать громко скрипнула, когда она со вздохом облегчения упала на нее. Раздеваться было лень. Она вытянула ноги и заложила руки за голову. Послезавтра - последний экзамен. А после этого – целое лето свободы! Папа обещал достать путевку и отправить ее в Грузию, в горы… А, может быть, ему дадут отпуск и они поедут вместе?.. Как это было бы здорово! Она размечталась… А, может, и Володьке Иволгину тоже дадут отпуск, и он поедет в Грузию с ними?.. Нет, сказала себе Снежана. Пусть Володьке дадут отпуск, пусть он запросится вместе с ними! А она скажет папе, что бы он ему не разрешил! Потому что в последнее время Володька, весь такой занятой, целый майор, командир авиабригады и Герой Советского Союза, слишком редко стал у них бывать! А, может, у него кто-то появился? Похолодев от этой ужасной мысли, Снежана резко села на кровати. Этого не может быть! Потому что не может быть никогда!.. Пусть только посмеет!.. Пусть только они посмеют!.. Тогда она его!.. Тогда она их!.. Тогда она!.. Но как?! Как он может?! Как он может с ней так?!.. У нее на глазах выступили слезы. Снежана уткнулась в подушку и немножко поплакала. Так, самую чуточку! Но слезы быстро высохли, потому что долго плакать она не умела. Пускай делает все, что хочет! Пусть гуляет, с кем хочет! Ей абсолютно все равно! Потому что она его вовсе даже не любит! Снежана прикусила нижнюю губу… Как же! Не любишь! Себе самой-то хотя бы не ври!.. Это он тебя не любит совсем! Он!.. А ты!.. Слезы тут льешь, дура!.. Внезапно Снежана очень разозлилась! Дура! Дура набитая! Неужели непонятно, что не нужна ты ему вовсе! Не нужна!.. Она опять заплакала. Плакала, плакала, и незаметно уснула… Комдив тихо вошел в комнату дочери, подошел к кровати и вздохнул. Сорванец… Опять уснула одетой... Набегалась за день, и уснула в одежде, как в далеком детстве. Волосы комдива давно посеребрила седина, но он все еще был очень крепким мужчиной. Высоким и широкоплечим. Холодный стальной взгляд его светло-серых глаз выдерживал не каждый. Горбинка на носу и резкие складки возле рта только подчеркивали силу и несгибаемость характера... Комдиву было сорок восемь лет. Почти двадцать из них он прослужил в Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Его призвали осенью восемнадцатого. Когда разрозненные мятежи, не без помощи Антанты, переросли в полноценную Гражданскую войну. Честно говоря, снова браться за оружие Георгий не собирался, так как к этому времени уже навоевался досыта. Тем более, что, судя по всему, стрелять предстояло не в немцев и прочих турок, а в своих же соотечественников. Однако, деваться было некуда… Опять же паек… На призывной комиссии Георгий невзначай упомянул о своем знакомстве с авиационными моторами и был незамедлительно направлен для прохождения службы в Красный Воздушный Флот. С легкой руки неведомого канцеляриста он попал в Первый советский дивизион истребителей. Сначала был механиком, а потом стал пилотом... Сражался с Колчаком и Юденичем, Врангелем и Пилсудским… Труса Георгий не праздновал, летал смело, и был награжден двумя орденами Красного Знамени. За беззаветную преданность делу революции и отчаянную храбрость… А пока он воевал, любимая терпеливо ждала его и баюкала маленькую Снежку. Она родила ее суровой зимой девятнадцатого года… Холодной и многоснежной… И, наверное, поэтому назвала Снежаной… Георгий и Наталия обвенчались за два года до Германской. Их любовь была взаимна и до скандальности романтична. Влюбившись с первого взгляда, они не могли прожить друг без друга и одного дня! И лишь война сумела их разлучить… Но, к счастью, не навеки! Судьба хранила их, а они хранили свою любовь! И встретились снова, несмотря ни на что!.. Спустя три года… Как им хотелось никогда уже больше не расставаться! Но, видимо, не все устали от войны! И вскоре те, кто никогда не сидел в окопах, раздули ее по новой. И опять стали погибать люди. На фронте - от пуль, штыков и сабель, а в тылу - от голода. Впрочем, во время гражданской междоусобицы фронт от тыла отличить не легко… Георгий вовремя увез беременную жену из Петрограда в деревню, к родственникам своего боевого товарища. Лишь благодаря этому Наталии и малышке удалось выжить. Они виделись очень редко. И все же Георгию иногда удавалось ненадолго вырваться в Петроград. Он приезжал к жене и дочке и проводил краткие мгновения в светлом раю нежной и верной любви… Когда окончилась эта бесконечная братоубийственная война, он подумал, что, наконец-то, они заживут счастливо. Все вместе… Увы, тяготы и бедствия военного времени подкосили и без того хрупкое здоровье его Наталии. Она долго болела и ушла, тихо и печально, оставив его в безутешной тоске, с семилетней Снежкой на руках. А жизнь продолжалась… В двадцать седьмом его назначили командиром бригады. Через год вручили третий орден, к которому он был представлен еще в Гражданскую. Многие красавицы вздыхали по нему тайком. Но Георгий никогда больше не посмотрел ни на одну женщину, хотя был молод и знаменит… Шли годы... А он по-прежнему все свободное время посвящал любимой дочери, которая становилась все более и более похожей на свою мать… Комдив стиснул зубы. Наталию он уберечь не смог. А теперь и Снежка оказалась в опасности… Из- за него… На что он надеялся?! Ведь, все было ясно с самого начала! Когда был раскрыт военно-фашистский заговор маршала Тухачевского и после краткого и невразумительного процесса все фигуранты этого дела были немедленно расстреляны, у него в душе зашевелилось недоброе предчувствие. Которое, как обычно, не обмануло… Как ни разу до этого не обманывало в бою. Добрич никогда не был особенно близок ни к Уборевичу, ни к Тухачевскому, хотя не один год прослужил под их командованием. Георгий слишком хорошо знал и того, и другого. И не питал никаких иллюзий насчет военного «дарования» обоих! Впрочем, поручик Тухачевский, наверное, мог бы стать неплохим командиром роты. Если бы подольше ей покомандовал, а не просидел всю войну в плену!.. И подпоручик Убаревич-Губаревич роту, вероятно, потянул бы… Однако, на волне революционного энтузиазма и по причине катастрофической нехватки военных кадров оба в одночасье вышли в командармы. И наломали немало дров, пока усваивали азы стратегического искусства. Залив рабоче-крестьянской красной кровью и Великия, и Малыя, и Белыя. А потом еще и Польское царство, и Кавказ, и Среднюю Азию в придачу… Впрочем, судили Тухачевского и иже с ним не за печально знаменитый марш-бросок на Варшаву с открытыми флангами и не за перегибы при подавлении народных волнений, Тамбовского восстания и Кронштадтского мятежа. Их судили за измену Родине, шпионаж, вредительство, диверсии и террор! По поводу барских замашек «красного Бонапарта» Георгий был наслышан. Но в то, что тот являлся немецким шпионом, не верил. Бонапартизм и интриганство - это одно, а шпионаж - совсем другое! Вполне возможно, и Тухачевский, и Уборевич, и Якир с Гамарником, действительно считали Ворошилова дураком и неучем и подсиживали, как могли. Это, само собой, было достаточной причиной для снятия виновных с должностей, понижения их в звании и даже увольнения в отставку… Но не для судебной расправы, шельмования и расстрела! Сразу после казни участников заговора начались повальные аресты командного состава и в армии, и во флоте. За год бесследно исчезли многие сослуживцы Георгия. Его боевые товарищи. Его бывшие начальники и подчиненные… Как и его предшественник в нынешней должности комдив Лопатин. Добрич понимал, что своей очереди ему тоже долго ждать не придется. Однако время шло, а его не трогали. В феврале за успехи в боевой, политической и технической подготовке он был даже награжден орденом Ленина. Но уже в конце весны почувствовал, как над ним стали сгущаться тучи. А в последние дни это ощущение стало почти нестерпимым. И он понял, что вот-вот за ним придут… Скорее всего, ему предъявят стандартное, высосанное из пальца, обвинение в шпионаже в пользу какой-нибудь европейской державы. Или нескольких держав одновременно. А вдруг его обвинят в том, что до революции он был... Комдив нахмурился. Неужели, все-таки, дознались?!.. Нет! Вряд ли… Тогда все было бы иначе. И совершенно безнадежно. Господи, как же уберечь от всего этого дочь?!.. Надо было бы уже давно отослать ее куда-нибудь… А куда? И как он объяснил бы ей необходимость бросить учебу и срочно уехать неизвестно куда, неизвестно зачем? Комдив тихонько потрогал ее за плечо: - Снежка… - Володя… - нежно прошептала она сквозь сон. И проснулась... В комнате было темно… - Снежка, нам надо поговорить, - наклонился к ней отец. - Да, папа, - заморгала она спросонья глазами. - Снежка, я хочу, чтобы ты знала… Что бы обо мне ни говорили, это все неправда! - О чем ты, папа? – она ничего не понимала. - Обещай мне! Что бы обо мне ни говорили, этому не верить! Обещаешь?.. - Да, конечно! Но почему?.. Что случилось, папа? – Снежана села на кровати, поджав под себя ноги. Он присел рядом с ней и обнял за плечи. Она посмотрела на него и вдруг заметила, как он сдал за последние дни… Похудел, под глазами мешки… - Что случилось? - Сейчас я не могу ничего тебе объяснить. Придет время и ты сама все поймешь… Помнишь наше место?.. В Петергофе?.. В парке?.. - У старого дуба? - Да! Молодчина!.. Там, в дупле, я оставил кое-что для тебя… Только не ходи туда сразу. Потом, через какое-то время… Хорошо? - Хорошо… Но скажи, все-таки, что случилось? – она всерьез разволновалась. - Ничего пока не случилось… - он поцеловал ее в лоб и прошептал. – Милая моя девочка… - и погладил ее по голове. - Но скоро может случиться… - он вздохнул. - Ты у меня самая сильная в мире! Ты справишься! - Папа! – Снежана по-настоящему испугалась. – Почему ты так со мной разговариваешь? - Ты его любишь? – вдруг спросил он. - Кого? – потупилась Снежана. - Владимира… Ответь мне, для меня это важно. - Да… - прошептала Снежана, и вдруг всхлипнула. – А он!.. А он!.. Отец погладил ее по голове и сказал: - Владимир – хороший парень! Если ты выбрала его, то я одобряю твой выбор. Он любит тебя и никогда не покинет в беде… Я в нем уверен… С какой надеждой Снежана посмотрела на отца! - Владимир никому не позволит тебя обидеть! – повторил он. И в этот момент в дверь позвонили… - Помни! Что бы обо мне ни говорили, не верь! – отец крепко-крепко обнял ее и снова поцеловал в лоб. А потом встал и пошел открывать. Сердце Снежаны болезненно сжалось… - Комдив Добрич? – услышала она незнакомый холодный голос в коридоре. - Да! – твердо ответил ее отец. - Вы арестованы! Сдайте оружие! Сразу же после этих слов по квартире загрохотали чужие шаги, а в большой комнате включился свет... - Предъявите ордер на арест, – спокойным голосом сказал отец. И добавил, после некоторой паузы: - Мой пистолет в верхнем ящике письменного стола, в кабинете. Все остальное было непрерывным кошмаром. Отца вскоре увели. А в квартире вовсю хозяйничали крепкие молодые люди в синих фуражках с малиновыми околышами… Снежана стояла у стены в большой комнате, а они рылись в шкафах, перелистывая каждую книгу, встряхивая каждую тряпку, швыряя все просмотренное на пол и топча это сапогами. И, похоже, это доставляло им удовольствие. Иногда они прохаживались по ней плотоядным взглядом, но тронуть не решались. За связь с дочерью врага народа можно было и самому угодить под раздачу… А, ну ее! На их век и обычных комсомолочек хватит! Обыск окончился лишь под утро. Снежане разрешили взять только ее документы. А потом в присутствии понятых, дворника дяди Васи и его жены, опечатали квартиру. И ей пришлось уйти… Она дождалась открытия институтской библиотеки и взяла с полки недочитанный учебник. Буквы расплывались у нее перед глазами. Она сидела, глядя на одну и ту же страницу, пока за ней не пришли и не пригласили на заседание комитета ВЛКСМ факультета… И исключили из комсомола. Наверное, кому-то это было очень нужно, потому что не прошло и пол суток с момента ареста ее отца, а в институт уже сообщили. Не дожидаясь поступления официального уведомления из НКВД, ректорат Ленинградского медицинского института немедленно принял решительные меры по очищению рядов своих студентов. И вот теперь дочь разоблаченного врага народа Снежана Добрич стояла на Аничковом мосту… Одна… Без копейки денег… Без маломальского пристанища… Ей было так плохо! И никого не было рядом, кто помог бы ей пережить эту беду… Нева текла и текла прямо у нее под ногами, она завораживала ее и манила. А, может, перелезть через перила и дело с концом? Может быть, это будет наилучшим решением всех проблем? - Снежка… Вот, ты где… - вдруг услышала она за своей спиной. Она обернулась и увидела Владимира. Он подошел к ней и обнял… И тогда, слезы, до сих пор лишь тихо катившиеся по ее щекам, хлынули огромными градинами… И она затряслась от рыданий, уткнувшись в его плечо. А Владимир обнимал ее и гладил по голове… Беда. Это действительно беда. Ну, что же… Пусть выплачется. В то, что ее отец, его боевой командир, герой Гражданской войны, был врагом народа, он не верил и не поверит никогда! Но сделать ничего не мог. Что же это за время такое! Владимир скрипнул зубами. Помочь комдиву он ничем уже не мог. Но ее… Ее он может и должен защитить! О том, что Георгий Александрович арестован, ему сообщили рано утром. У него были друзья в штабе округа. Свои, проверенные в боях, ребята. Зная о дружеских отношениях Владимира с комдивом, они предупредили его… На всякий случай… Он никогда не забудет этого! А, впрочем, в бою иначе не бывает! Спина к спине! Чужих - бьем! Своих не сдаем!.. Иначе всем каюк… Когда он узнал о происшедшем, то сразу подумал о Снежане. Что с ней? Где она?.. Он бросил все и помчался в Ленинград… Квартира Добрича на Невском была опечатана. Перепуганный дворник мычал что-то невразумительное. Владимир махнул на него рукой и кинулся в институт. Но и там ее не застал. Разве что узнал о решении ректората и комитета комсомола. Как-то все слишком быстро провернулось, подумал он! Это было очень странно… И, как подсказывала интуиция, очень, очень опасно… Где же ты, любимая?.. Владимир метался на машине по городу, обыскивая все места, где хоть раз бывал вместе со Снежкой или знал, что она там любила бывать, одна или с отцом… И, наконец, нашел ее. У Владимира защемило сердце, когда он увидел одинокую девичью фигурку посреди моста… Она стояла, опустив голову… Такая беззащитная… Нет! Он никому не даст ее в обиду! - Снежка, - шептал он, обнимая ее и гладя по голове. – Снежана… Милая… Что же делать?.. Легко сказать – никому не дам в обиду! А как это сделать? Как?!.. А может?.. У Владимира даже сердце зашлось от этой смелой мысли… Но, Боже мой… Разве он может ей это предложить?! А вдруг она согласится только потому, что просто оказалась в этой ужасной, в этой безвыходной ситуации? Снежана была так холодна с ним все последнее время… Ему даже показалось, что она его избегает… И Владимир подумал, что она влюбилась в кого-то, и он стал нежеланным гостем! Ведь он старше ее на целых семь лет! Может быть, она влюбилась в кого-нибудь более подходящего ей по возрасту?.. В какого-нибудь однокурсника… Владимир переживал молча… Ему было очень больно, но он сумел взять себя в руки и незаметно стал все реже и реже бывать в гостях у комдива. Чтобы не стоять у Снежки на пути. Потому что знал, как к нему относится ее отец, и понимал, что Снежане будет очень трудно пойти против его воли. Но он не имел права использовать свои отношения с Георгием Александровичем для того, чтобы заполучить его дочь! Это было бы подлостью! Это было бы предательством по отношению к ней! Владимир знал себя очень хорошо. Он иногда даже сам себя боялся! Потому что знал, что порвал бы любого, кто посмел бы встать между ними!.. Но если это был ее собственный выбор?.. Взяла и влюбилась. В другого… Вот с этим он уже ничего не мог поделать. И должен был уйти. Но только не сейчас! Потому что сейчас он должен ее защитить! Выплакавшись в объятиях любимого, Снежана успокоилась… - Ведь, это все неправда!.. – прошептала она. - Неправда! – твердо сказал Владимир. - Володя, ведь, ты не оставишь меня одну? - подняла она на него свои заплаканные глаза и опухшие, искусанные губы. Владимир стиснул зубы, но все-таки удержался, чтобы не исцеловать ее всю, с ног до головы, прямо здесь, на мосту, посреди Невы… - Никогда! – сказал он. – Не переживай! Скоро все выяснится! Скоро разберутся, что это ошибка! Владимир говорил, но сам не верил своим словам… Не потому, что думал, что его командир – враг народа… Нет! Просто он знал, что практически никто не возвращается оттуда, куда увозят ночью на черном вороне… А еще он знал, что было что-то совсем неправильное во всем происходящем… Он чувствовал какую-то злую волю во всем этом… Но разве мог он ей об этом сказать?! - Снежана, - сказал он. – Все так сложно… Она взглянула в его теплые карие глаза своими ясными льдисто-серыми глазами. - Ты должна меня понять, - он опустил взгляд. Боже, как трудно сказать об этом! - Я хочу тебе помочь… Снежана улыбнулась и доверчиво склонила голову ему на плечо… От запаха ее золотистых волос Владимира просто повело… Что же делать?!.. Боже мой!.. Как же сказать-то ей об этом?!.. - Будет лучше, если ты выйдешь за меня замуж… - наконец, выдохнул он. Наверное, это было не самое удачное признание в любви… Она отшатнулась от него. Владимир вдруг испугался, что она неправильно его поняла, и заговорил быстро и сбивчиво: - Снежана, выходи за меня! Ты возьмешь мою фамилию. Пока! Это ненадолго, поверь! Когда все выяснится, мы сразу разведемся. Правда! Это просто фиктивный брак! Поверь! Я не прикоснусь к тебе никогда!!.. И она поверила… Снежана смотрела на него своими огромными, бескрайними глазами, и Владимир вдруг с ужасом понял, что она его просто ненавидит! Боже мой!.. А, ведь, он только хотел ее защитить! Он никогда не посмел бы сделать ей предложение, зная, что она влюблена в другого! Но не мог же он бросить ее сейчас одну, на произвол судьбы! - Ты!.. – она отвесила ему звонкую пощечину и горько-горько заплакала. Владимир ощутил себя последней сволочью. Он не имел права предлагать ей это! Но он должен был это сделать! Потому что знал, что другого выхода нет… И в этот миг дал себе слово. Если она согласится выйти за него замуж, никогда ее не трогать! Она плакала, а он по-прежнему держал ее в объятиях. Но, уже не прижимал к себе, а лишь едва касался руками ее тела… Господи!.. Снежане хотелось закричать, хотелось избить его до полусмерти! Но она не могла… Он же не виноват, что полюбил другую… Ее всю сотрясало от рыданий. Если б она могла, то завыла бы во весь голос… Господи! Она оказалась права! Он ее не любит! Он не любит ее совсем!.. Она была готова не раздумывая пойти за ним хоть на край света… А он!.. Фиктивный брак! Ненадолго! Как все выяснится, сразу разведемся!.. Она плакала над своей несчастной судьбой, над своей разбитой вдребезги жизнью, над своей поруганной, убитой любовью… Господи! Да, за что же ей все это?!.. Внезапно она перестала плакать, оттолкнула этого, уже чужого теперь человека в чине майора, и отвернулась, вытирая глаза тыльной стороной ладоней. На сегодня слез достаточно! Она выйдет за него замуж, раз он так хочет… Но никогда не позволит себе к нему прикоснуться!.. А как все выяснится, они сразу разведутся!.. - Снежана… - тихо сказал Владимир. - Снежана Георгиевна… - холодно поправила его она. - Как?.. - прошептал ошеломленно Владимир. - Снежана Георгиевна?.. Ты что, Снежка?!.. - Обращайтесь ко мне на вы, товарищ майор… - пронзительным ледяным взглядом посмотрела она на него в упор. Владимир закрыл глаза и помотал головой, отгоняя наваждение… Но когда открыл их, все было по-прежнему. Рядом с ним стояла совершенно чужая стройная золотоловолосая девушка с гордо поднятым подбородком. Прекрасная и холодная, как снежная королева. Но ведь, он только хотел ее защитить! Владимир отступил от Снежаны на шаг и схватился за голову. Неужели он потерял ее?!.. Боже мой!.. Он ее потерял... Убежать! Нет! Прыгнуть с моста! Нет! Броситься под трамвай! Нет!.. Застрелиться. Владимир застонал… Нет... И этого он пока не может сделать. Потому что нужно спасти, нужно защитить эту, пускай и ставшую внезапно такой чужой девушку, от беды… А он сердцем чувствовал, что над ней нависла какая-то ужасная, черная тень… Владимир взял себя в руки… Ну, что же… Он оказался прав. Она его не любит. И никогда не любила… Это была всего лишь детская привязанность, которая осталась в прошлом… Просто осталась в детстве… Но это ничего не меняет! - Вы, выйдите за меня замуж, Снежана Георгиевна? – спросил он ровным голосом. - А если я скажу «нет»? – холодно прищурилась Снежана. - Тогда я снова спрошу вас. И буду спрашивать до тех пор, пока вы не скажете «да», - сказал он. - Вам необходимо срочно поменять фамилию. Поверьте, так надо! Это не моя прихоть! - Да, уж верю, - усмехнулась Снежана. - Я только хочу помочь. - Какое благородство! – едко сказала она. - Вы, выйдите за меня замуж, Снежана Георгиевна? – спросил он ровным голосом. - Да! – крикнула она, и отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы. Господи, вдруг ужаснулась Снежана!.. Что это? Что же это она делает?!.. Ведь, жениться на дочери врага народа, означает погубить навсегда карьеру! А, может, и жизнь… За что она ему мстит так жестоко?! Ведь, он не виноват, что полюбил другую женщину! Она должна была ему отказать!.. Но, он не примет отказа. Он такой упрямый… Такой хороший… Зачем, ну зачем она ему нужна?.. Господи, он на самом деле хочет ей помочь! А она!.. Нет, она не может его ненавидеть… Потому что любит и будет любить его всю жизнь, до самой смерти! И, никогда! Никогда ему об этом не скажет! - Пойдемте в машину, Снежана Георгиевна, - тихо сказал Владимир и предложил ей руку. Которую она не приняла. Владимир зажмурился. Его сердце рвалось на части от безнадежности и тоски. Он помотал головой… Хватит!.. Надо просто это пережить! И все! А потом, когда все кончится и они разведутся, у него всегда найдется для себя патрон… Владимир решительно взял ее под руку и повел к своей «эмке». Чем скорее они уедут из Ленинграда, тем лучше. Здесь регистрироваться нельзя. Если они распишутся в каком-нибудь из Ленинградских ЗАГСов отыскать ее будет проще простого. Нет, они зарегистрируются в какой- нибудь деревеньке по пути к военному городку, в котором дислоцировался штаб его бригады. Они заехали в фотоателье, и Снежана сфотографировалась на новый паспорт. - Давайте перекусим где-нибудь, пока сделают ваше фото, - предложил Владимир. - Не хочу, - резко сказала Снежана, хотя со вчерашнего дня у нее во рту и маковой росинки не было. Сказала и тут же пожалела. Но вместо того, чтобы признаться в этом, только еще выше вздернула свой подбородок. Владимир сжал губы так, что они превратились в тонкую линию. Но сдержался. - Как хотите, Снежана Георгиевна, а я чего-нибудь перекушу. С утра, знаете ли, в бегах. Кишка кишке протокол пишет! Вот так брякнул! На счет протокола. Лучше уж промолчал бы!.. Владимир помотал головой. Ну, что он за дурак такой!.. А потом разозлился… На себя… На нее... На весь белый свет! - Так! - сказал он. – Вот шашлычная! Я возьму две порции. Если хотите, можете, свою выбросить… Она не стала выбрасывать. Снежана приняла тарелку из его рук с легким недовольством, как и положено королеве, сморщив свой курносый носик. Но съела с аппетитом. Впрочем, «спасибо» от нее Владимир так и не дождался. Ну, и не надо! Он забрал в ателье фотографии, сунул ее паспорт в карман и на полной скорости погнал машину на юг, прочь из Ленинграда… Не доезжая Пулково, Владимир свернул в сторону. Изрядно попылив по проселочным дорогам, они выскочили к какой-то деревеньке. Здесь, вдруг решил он! Владимир притормозил на околице, вылез из «эмки» и снял френч. Чтобы не сверкать на всю деревню своими орденами. Вывернув френч подкладкой наружу, он кинул его на заднее сиденье вместе с портупеей и фуражкой, а ТТ и документы переложил в бриджи. А потом заехал в сельпо и запасся сорокоградусной валютой. - Подождите меня немного. Я быстро, - сказал он своей спутнице и отправился в сельсовет. Председатель сельсовета, маленький серенький мужичок с хитрецой в глазах, оказался понятливым и к выпивке относился очень даже положительно. Поэтому вопрос был решен решительно и оперативно. Ящик водки и никаких бюрократических проволочек! - Иволгина Снежана Георгиевна, - высунув от усердия язык, вписал председатель имя молодой в свидетельство о браке. Затем достал из сейфа чистый бланк паспорта. Заполнив его, он покосился на ящик с бутылками, уже перекочевавший к нему под стол, и подмигнул Владимиру: - Э-эх! Были когда-то и мы рысаками!.. Поди, умыкнул девку-то? А, паря?.. Чо, папаша с мамашей возражали? Владимир кивнул. - Ничо, ничо, теперя никуда не денутся! – председатель дыхнул на печать и от души саданул ей по новенькому паспорту, а затем протянул его Владимиру. – Была девка, стала баба… На!.. Владей!.. Старый паспорт Снежаны Владимир забрал назад. Председатель почесал в затылке, прищурился, а потом выразительно посмотрел на водочное горлышко, торчащее из кармана необъятных бриджей Владимира. Намек был ясен. Владимир достал и поставил на стол еще один, припасенный им как раз для этой цели, пузырь, и председатель залихватски махнул рукой. Забирай, дескать, и эту книжицу! А, ну их к лешему бумажки эти! Возись с ними потом! А так - окрутили девку, и концы в воду! Они ехали молча до самого Пушкина… Когда Владимир отдал Снежане новый паспорт, она, не глядя, положила его в сумочку и снова отвернулась… Все было не так. Она мечтала совсем о другом… Мечтала о прозрачной фате, о пышном белом платье, мечтала о море цветов и свадебном марше. Мечтала о том, как в их первую брачную ночь ее суженый будет с ней нежен и страстен. Мечтала уснуть в его объятиях и поутру проснуться рядом с ним… Она искоса взглянула на мужа. Владимир сосредоточенно смотрел прямо перед собой. Снежана закусила нижнюю губу… Нет! Все не так!.. Она вышла за него замуж, она теперь его жена, а он сидит как сыч, и даже словечка не вымолвит! И тут она осознала, наконец, происшедшее. Господи! Теперь она его жена! Что же она наделала!.. продолжение размещается здесь: ХТТПС://zelluloza.ru/books/2892/ | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
