Из цикла: Ладные Хроники.

 

Благодарение Богу за то, что я всегда желаю большего, чем могу достичь.

Микеланджело Буонаротти

 

Лада любовалась им полгода. Когда она впервые увидела его изысканную красоту – капелька к капельке, то влюбилась и не могла забыть. Он ей даже снился порой – двойной ободок, сходящийся в центре блестящими пупырышками в виде стилизованных пестиков и тычинок, и маленькие округлые листики нежного венчика. Ограненное вручную серебро.

Лада, воспитанная в непритязательном однообразии советского коллективизма, была не избалована фактурностью и оригинальностью отдельно взятого предмета. Излишества всегда были желанны, но фактически – недоступны. И хотя Зинуля частенько потакала Ладиным прихотям в подростковом возрасте, возможности для проявления материнской любви были минимальны. К ним, пожалуй, Лада отнесла бы несколько любимых вещиц. Красную куртку из нейлона, привезённую от берегов призрачной Японии советскими моряками и проданную на барахолке в бухте Находка по сходной цене – невесомую, как эльф. Лимонную ветровку из тонкого хлопка – дар одесской толкучке от загадочной Индонезии. Пару индийских джинсов и шоколадные вельветовые брюки из-за моря-океана, почти с острова Буяна – Levis Straus из Канады. В ванной у Зинули всегда стояли пустые картонные коробочки, прозрачные бутылочки, пластиковые баночки, стеклянные флаконы и пузырьки от шампуней, мыла, духов и ароматизированной соли, которые она почти с религиозной фанатичностью расставляла по чистым уголкам, любуясь цветом и формой, вспоминая ароматы и консистенции.

Время от времени яркими бусинами вспыхивали новые любимцы, тонкими ниточками прошивая Ладину судьбу: мы привязываемся к некоторым вещам, неосознанно одухотворяя их сущность, и они становятся частью нашего бытия...

***

Перстень мышиного оттенка привлекал и манил, словно заколдованный омут Ладиных желаний и надежд. Она частенько припадала к витрине, и хрупкая продавщица Оленька тонкими длинными пальцами вытягивала из-под стекла заветную мечту:

- Примерь…

Лада вставляла средний палец в отверстие и вытягивала ладонь к прямоугольным потолочным лампам дневного освещения. Перстень тускло переливался ртутным светом:

- Моя прелесть… – Лада криво улыбалась, нехотя стягивала колечко, и Оленька привычным движением прятала его под стекло.

Лада же брела прочь, лениво махнув на прощание другу. Едва волоча ноги, стаскивала она себя на первый этаж и лишь на улице, вдыхая свежий воздух, стряхивала серебряное наваждение, деловито спеша по отложенным неотложным делам.

Она проделывала этот незатейливый путь почти ежедневно с неизменным мазохистским желанием ещё раз взглянуть на ртутное диво и двигаться далее по проложенным годами маршрутам. Сегодня у неё на пути – Сашка: взбалмошная, розовощёкая, голубоглазая с взъерошенными кудрями и курносым веснушчатым носом – шумная и смешливая.

- Привет… – Лада ввалилась в миниатюрную кухоньку и протиснулась между столом и стеной, где рухнула на спасительную лавку: ноги гудели от утренней беготни.

Сашка пекла пирог с изюмом и творогом. Кухня парила, чадила и дышала корицей.

- Компотику горячего? – Сашка покрутила половником.

На газовой конфорке в пятилитровой эмалированной кастрюле побулькивало вишнёвое варево.

- Ага… – Лада кивнула. – С удовольствием!

Осень, наконец-то, отступила, и рыхлый мокрый снег холодил щёки, обрывал последние листья, поджимал хвосты дворняг и пачкал ботинки. Лада с наслаждением втянула в себя обжигающую ярко-красную жидкость:

- Благодать-то какая!

- Сейчас и пирог поспеет… – Сашка мечтательно нагнулась к духовому окошечку.

- Мама, мама! – вокруг запрыгали Сашкины мальчишки – Горислав и Мирослав, – и нам пирожка, и нам компотика…

- Кыш-кыш-кыш… Когда будет готово, я вас позову… – Сашка раскраснелась от печного жара.

- …Веселинка не даёт нам свои краски! Мама, скажи ей… – близнецы капризно дёргали мать за подол.

- Веселинины краски трогать нельзя, – Сашка сдвинула брови. – Веселина… – она повысила интонацию.

- Я не дам им акриловые краски! – из детской послышался обиженный голос дочери.

- Конечно, нет… – Сашка строго глядела в темноту коридора. – Дай им старую гуашь, что на верхней полке.

- Я не хочу гуашь, – захныкал Горислав.

- И акварель, что осталась от твоей работы… – Сашка дипломатично сдавала позиции.

- А я хочу, – Мирослав вдруг сорвался в коридорную синь.

- И я хочу! – за ним мгновенно выкатился Горислав, испугавшись, что гуашь и акварель достанутся исключительно Мирославу.

- Ты видела Веселинкину работу?

Лада отрицательно качнула головой.

- Такая интересная… Веселина! Покажи Ладе Романовне свою птицу…

Через пару минут на пороге возникла Веселина – долговязый подросток с пшеничными косами и кукольным личиком. В руках она держала полуватман с роскошной жар-птицей, обвившей своим павлиньим хвостом золото металлической клетки. Казалось, птица застыла перед прыжком. Лишь радужный, но неуклюжий хвост сдерживал ожидаемый порыв.

- Хм… мило, – Лада внимательно разглядывала бумажное полотно. – Довольно эмоционально, непосредственно… Сама придумала? – на Ладину реплику Веселинка гордо кивнула. – Интересный образ, неплохая композиция, поймано движение… Центральная часть несколько перегружена, но это авторское видение. Что ж… молодец. Зачёт получила?

Веселинка радостно закивала.

- Не зачёт, а самый высокий балл, – похвасталась Сашка. – Похвалили за индивидуальность, раскрытие темы и изображение мелких деталей. Гляди, как каждое пёрышко выписано…

- Да, уж, – умничка… – Лада торжественно вручила гордящейся матери пёструю картинку.

- А пирог когда будет готов? – Веселина хрустнула крекером, случайно найденном на столе, покрытым клеенчатой скатертью.

- Минут через пятнадцать.

- А компотика можно?

- Можно… – Сашка зачерпнула половником горячий компот. – Ягоды будешь?

- Нет… – Веселина осторожно, маленькими шажками, понесла кружку в детскую: от кружки валил густой пар.

- Смотри, не обожгись… – Сашка осторожно примостила Веселинкину «Птицу» магнитами на холодильник. – Пусть мамкин глаз порадует!..

Два персидских кота надоедливо тёрлись о ноги, выпрашивая подачку.

- Пошли отсюда, – Сашка ногой подтолкнула котов к двери, – ну, не дают покоя… Брысь, – шикнула она.

- Саша... – из гостиной раздался протяжный голос Петра – Сашкиного суженого. – Пирог готов?

- На подходе… – громко крикнула Сашка в дверной проём, улыбаясь и подмигивая Ладе.

- Позовёшь?.. – Пётр зашелестел газетой.

- Позову… – Сашка придавила дверь всем корпусом. – Теперь не помешают…

В этот миг старенькая стиральная машина у Ладиного плеча затряслась и забилась в конвульсиях. Лада глянула на Сашку, подняла глаза к потолку, и они дружно расхохотались.

***

Сашка пододвинула табурет ближе к Ладе. На столешнице стояла сахарница с рассыпавшимися сахарными крупинками, две немытые чашки из-под кофе и сладкий крекер в блюдце – любимое Веселинкино лакомство.

- Ещё компотику?..

- Да, нет… достаточно, – Лада оперлась спиной о стену. – Это твоя консервация?

- Вишня в собственном соку. Литровой банки хватает на целую кастрюлю воды!

- Без сахара?

- Да, полчаса стерилизации…

- Вишнёвый компот посреди холода и слякоти – это колдовство! Ты Сашка – чародейка!

Сашке явно понравилась похвала. Она удовлетворённо и расслаблено навалилась локтями на стол:

- Ну, где была?

- Где была?.. – Лада задумчиво поглядела в окно сквозь пелену ажурных занавесок.

Там начиналась первая за этот сезон метелица. Небо посерело, наваливаясь на тёплый подоконник рваной стекловатой. На карнизе застыла желтогрудая синичка, прижимаясь к человеческому окну в желании обогреть озябшие крылышки, но, почувствовав Ладин взгляд, скользнула вниз, проваливаясь в вязкие, туманные хлопья.

- Знаешь… – Лада запнулась.

Она ещё ни с кем не делилась своей тайной. Лишь красавица Оля знала её почти ежедневные бдения у ювелирной витрины.

- Знаешь… – и Лада уже не могла удержаться. – Я на него с весны гляжу! Он такой… такой… Нет, не изящный… какой-то изысканный. Такие, верно, средневековые барышни носили в длинных колпаках с вуалью и в пигашах с загнутыми носками. Как на старых фресках… Почти каждый день я прихожу к Оле. И как Оля терпит меня до сих пор!..

В глазах Сашки мелькнула странная искорка:

- А какой он из себя?

- Капельное серебро в виде цветка, только чуть вытянутое, овальное… лепестки в виде двойных серебряных ниточек… ободок тоже двойной, а на обратной стороне сплавленный в одну линию. И внутри, как семечки у подсолнушка, блестящие капельки… – Лада перевела дух. – Такое очарование…

- А цена?

- В этом-то всё и дело, – Лада уныло вздохнула. – Не могу себе позволить.

- А Генрих знает?

- Даже заикнуться боюсь… Не хочется ставить его в неловкое положение. Сама же знаю ответ.

- М-да, времена не выбирают…

- Стоп-стоп… – Лада в отчаянье махнула рукой. – В них живут... На этом остановимся.

- Ничего-ничего, – Сашка похлопала Ладу по руке. – Девяносто шестой будет счастливым…

- Будет счастливым… – эхом откликнулась Лада.

***

Она прекрасно помнила Сашкин тоскливый взгляд полтора года назад. Сашка стояла в квадратном Ладином коридоре, бледная и подавленная.

- Представляешь, открываю кухонный ящик, а там пусто… даже горошины не завалялось. Ни одной. Всё подчистили. Просто не знаю, чем буду кормить детей сегодня вечером…

Лада выгребла тогда из своих скромных запасов полкило гречневой крупы, что стояла в трёхлитровой банке под мойкой, насыпала старых мюсли в судок, вытащила, припрятанные загодя, несколько конфет.

- Вот… что могу, – она задумалась и быстро развернулась к холодильнику. – Ещё могу дать топлёного масла… Больше нет ничего.

Голодное, непонятное время. Никогда не забудет Лада, как из дальнего магазина целый час пёрла она замороженный блок заокеанских окорочков – ледяным прямоугольным куском в десять килограммов! Наличных денег тогда на руках не было, а лишь суррогатные чековые книжки – выдумка заводской администрации, отмывающей чёрные налы. И серые чеки, на которые купить было нечего – магазинные полки встречали и провожали покупателей безраздельной и всеобъемлющей пустотой. И вот нежданная радость – куриное мясо! Помнит Лада, как всё лето ели они эти пресловутые птичьи ножки, пили жёлто-зелёные жирные бульоны – до тошноты, до истерики. И невозможно было сдобрить осточертевшую стряпню ни картофелем, ни крупой, ни зеленью… ни солью. Все перечисленные продукты покупались на размножившихся, словно клоны, и разросшихся, словно раковая опухоль, рынках, но, естественно, за наличные деньги. А их не существовало. Просто не водилось в природе и всё. Когда же во время посещения мамы Генриха в далёком Житомире, за недурно накрытым столом с малознакомыми родственниками, Лада с горечью поделилась своими проблемами, на лицах кузенов и кузин возникло искреннее недоумение:

- Всё лето ели окорочка? Ух, ты… Мы окорочка позволяем лишь к празднику!

…Лада внезапно очнулась от бурных воплей близнецов:

- Мама! Мама! Горислав пинается! Мирослав толкается!

***

Конец декабря накатил внезапно, окрашивая вечера новогодними ожиданиями и радостными вестями: предприятие Генриха вдруг взялось выплачивать небольшими порциями своему персоналу зарплату за сентябрь и октябрь. Но Ладиной радости не было предела ещё и потому, что Генрих застенчиво вручил ей необходимую для перстня сумму:

- Это тебе, Даня… к Новому году… купи, что сможешь.

Лада скользила замшевыми ботинками по затоптанным снежным тротуарам. Она целый месяц не навещала Олю – декабрь всегда суетливый и хлопотный. Да и холодно шастать по улицам. Десять раз подумаешь, прежде чем сделать крюк по заснеженным стёжкам-дорожкам, калеча ботинки об обгрызенные льды.

Оля приветливо кивнула.

- Ну, где оно? – Лада, тяжело дыша, склонилась над витриной. – Что-то я его не вижу…

- Купили его… – Оля, извиняясь, развела руками. – Недавно совсем. Пару дней назад… Вот как зарплату стали давать, так и купили.

Бледная Лада осиротело стояла у витрины. Внутри неё оборвалась звонкая струна, что звенела в сердце с самого утра, выскакивая счастливыми искрами из глаз, полуулыбок, морозного румянца на скулах. Крылья отяжелели. Она ощущала, как давит плечи безысходная тоска. Сердце сжал тяжёлый обруч. Взгляд потух.

- Да не расстраивай ты так… – Оля огорчённо вздохнула. – Я бы отложила, если бы знала, что ты за ним придёшь. Хоть бы зашла… предупредила.

Лада вяло махнула рукой.

- Ну, погляди… у нас все колечки замечательные… Может, ещё лучше подберёшь…

Лада вновь повернулась к витрине. Перед ней лежала бархатная прямоугольная подушечка с весьма поредевшей цепочкой из серебряных колец.

- Почти всё раскупили… – Лада прикусила губы.

- Да… как денежки начали давать, так и покупатели набежали. Идут – один за другим. Новый год, всё-таки…

- Понятно… – Лада попыталась улыбнуться.

Она подняла глаза на Олю:

- А кто его купил?..

- Да дамочка какая-то… Я точно не помню. По-моему, в чёрном кожаном плаще. За последние дни столько людей прошло… Разве всех вспомнишь?..

- Понятно… – Лада вновь уперлась взглядом в угольный бархат – без подарка уходить не хотелось.

Деньги расползутся – не заметишь. А так – хоть что-то останется… на память о девяносто пятом.

- У нас какой год-то наступает? – Лада вопросительно подняла голову.

- Крысы…

- Точно?

- Абсолютно, – Оля улыбалась.

- Не люблю крыс… Гадкие, неразборчивые грызуны… – Ладин взгляд споткнулся о кольцо, имитирующее панцирь миниатюрной черепашки, из-под которого вытягивались четыре пухленьких, аккуратных плавничка. – Черепахи тоже гадкие: скользкие и противные. Одним словом – пресмыкающиеся, – Ладе весь белый свет казался сейчас омерзительным и скверным.

- А что? – Оля потянулась к колечку, – великолепная идея!

Лада хмыкнула:

- К гадкому году…

- Гадкое колечко! – они рассмеялись.

Ладе уже полегчало, сквозь бледность проступила естественная постморозная розовость – Лада страдала аллергией на мороз. Если спиртовой столбик падал за отметку 10-ть, она старалась не появляться на улице. Удивительно: в якутском детстве мороз в 30-ть градусов казался ей упоительно манящим. И никаких аллергий!

Лада пристроила колечко на палец. Размер подошёл. Она многозначительно глянула на Олю и покрутила рукой, пытаясь поймать электрические лучики черепашьим панцирем:

- Неплохо… очень даже неплохо… – Лада поджала губы.

- Берёшь? – Оля не отводила взгляда от Ладиных рук.

Лада запнулась:

- …Даже не знаю.

- Бери… – Оля согласно кивнула. – Мне оно всегда нравилось. Такое необычное.

- Так может… – Лада удивлённо подняла глаза. – Я не хочу, чтобы ты… как я.

- Нет-нет, – Оля успокаивающе махнула рукой. – Оно мне не подошло.

- Велико?

- Мало…

- Да у тебя же такие длинные тонкие пальцы? – Лада искренне изумилась.

- Но я высокая. И хотя кажусь худой, размер ношу пятидесятый… Бери… такого ни у кого не будет. Точно говорю. Только наша хозяйка их возит… каждое – в единственном экземпляре.

***

Новогодняя ночь маячила за порогом. Весь день Лада варила и жарила, строгала и резала, мыла и чистила под неизменную музыку Микаэля Таривердиева и беспечный баритон Сергея Никитина: «Если у вас нету дома, пожары ему не страшны…» Часов в шесть вечера дверной звонок отвлёк её от очередной порции моркови для «Оливье». На пороге стояла Сашка в своём вечном кожаном пальто с огромным, почти в человеческий рост, воздушным шаром, напоминающим обрядовый фаллос. Прихожая сразу наполнилась шумной, карнавальной радостью.

- Это тебе, – Сашка сияла. – С Новым годом! Пусть всё получится! Пусть всё сбудется!

- Мне!? – Лада расхохоталась. – И что это означает, хотелось бы знать?..

- Много-много… счастья! – Сашка прыснула в ответ.

- Понятно… – протянула Лада. – Может, пройдёшь?

- Нет-нет… бегу дальше. Ещё столько дел… Да, кстати, это не всё… Вот тут, погляди… Веселинка тебе открытку нарисовала…

На хвостик шара ниткой был натянут бумажный колокольчик, раскрашенный с двух сторон золотистой краской.

- Сними его, когда пробьёт полночь… – Сашка заторопилась. – Мы там тебе поздравление написали… От всей нашей семьи Никитиных… Но только, когда пробьёт полночь, ясно? Не раньше!

- Ясно, – Лада улыбнулась. – Спасибо тебе, дружок. У меня для тебя тоже подарочек припасён.

Лада вернулась к двери, держа в руках стеклянный подсвечник со свечой:

- Вот… а это – от нашей семьи… Пусть живой огонь сегодня ночью отпугнёт злых духов зимы от твоего доброго дома. С наступающим тебя, милый друг!

- Это притом, что год Крысы – мой год! – Сашка с восхищением разглядывала прозрачный сувенир.

- Да ну! – Лада хмыкнула. – Будем надеяться, что он принесёт нам…

- Много денег! – эмоционально вставила Сашка. – С остальным мы справимся.

- Правда… – Лада вздохнула. – Пусть наши мальчики почувствуют себя успешными, независимыми…

- И щедрыми!.. – Сашка смеялась. – Ну, я побежала! Вкусной ночи…

- Вы идёте куда?..

- Нет! Дома будем… Может, после пойдём прогуляться. Я люблю дышать новогодним воздухом.

- Ну, счастливо!.. – Лада захлопнула дверь и с красным шаром подмышкой прошла в детскую, где Стефан ковырялся в «Лего», выстраивая высокую башню из пластиковых зубчатых кубиков.

- Гляди, тыквочка, какой шарик подарила нам Александра Николаевна…

- Ух, ты! – малыш Фаня задохнулся от удивления и восторга.

***

Ночью они с Генрихом напились шампанского и задарили Стефана подарками, словно желая компенсировать длительное отсутствие игрушек и сюрпризов. А после полночных фейерверков за окном, радостных криков и топота на лестничной площадке, отвалившись от пустых тарелок, Лада схватилась за телефон:

- Алло, папа? Ты слышишь меня? Слышишь?.. С Новым годом тебя и Зинулю!..

Потом Лада долго сидела и глядела в одну точку, задумчиво покручивая колечко из капельного серебра в виде панциря черепашки на среднем пальце, а Генрих смотрел «Бенни Хилла», вытянув в кресле ноги и заложив руки за голову, когда из детской Стефан приволок Сашкин шар. Генрих укоризненно поглядел на Ладу:

- Это ещё что такое?

- Сашка подарила…

- И что это означает?

Лада рассмеялась:

- Много-много… счастья! – и тут же вспомнила. – Ой, она же там открытку подписала, которую Веселинка нарисовала! Самое время прочитать…

Лада осторожно распутала нитку и сняла бумажный колокольчик.

- Гляди-ка… Тут написано… Что она очень обязана нам… Вот ведь выдумала…

Генрих пожал плечами:

- А она, кстати, вернула тебе долг?

- Душенька… – Лада поморщилась. – Ну, о чём ты в праздник, дорогой?

- Говорят, что долги нельзя переносить в новый год… – расслаблено вытянув длинные ноги и заложив руки за голову, Генрих приподнял бровь. – Что ещё пишет?

- Пишет, что признательна и благодарна… Очень-очень… и что в хвостике шарика для меня… сюрприз?.. Какой сюрприз?

Лада с удивлением потянулась к шару.

- В хвостике… Это как? Ах, вот, смотри, ниткой перевязано… Чем бы подцепить?..

Лада беспомощно оглянулась. Ничего не найдя под рукой, она ногтем зацепила хлопковую нить, потянула на себя и вдруг поняла, что узла на нити нет, что нить просто тщательно обвязана вокруг хвостика, который непрозрачной красной резиной обтягивает небольшой, будто карамелька, предмет. Потянув за кончик, Лада быстро размотала нитку, и на её ладонь выпал… перстенёк – двойной ободок, сходящийся в центре блестящими пупырышками в виде стилизованных пестиков и тычинок, и маленькие округлые листики нежного венчика из капельного серебра…

У Лады перехватило дыхание. Сердце стукнуло, сбиваясь с ритма. Кровь отлила от скул. Генрих сначала с удивлением, а потом уже с тревогой вглядывался в Ладино лицо:

- Что с тобой? Даня… тебе плохо?..

Лада, глядя сумасшедшими глазами на свою ладонь, замотала головой:

- Нет… мне хорошо, – последние слова сорвались в дикие, истеричные слёзы.

…Перепуганный Стефан жалостливо глядел на мать, а Генрих держал у Ладиных губ холодную воду с каплями «Валокордина». Лада махнула рукой, перемещая за щекой, словно апельсиновый леденец, таблетку валидола и утирая мокрые щёки салфеткой:

- Я – в порядке… в порядке…

- Да уж… мы видим, – Генрих ворчливо вернулся в своё кресло и плеснул себе коньяку. – Ну, и ночка…

Лада же сняла телефонную трубочку:

- Алло… Сашка?..

И из глубины проводов:

- Ты уже развязала хвостик?

- Развязала…

- Ну, и как?!

- Да ты меня чуть не уморила, дорогая…

- Вот на такой эффект мы и рассчитывали!

- Хотели меня уморить? – Лада уже слабо улыбалась.

- Хотели тебя обрадовать… а заодно и долг вернуть. Ведь мы с Петром вам здорово задолжали.

- Да как же ты узнала, что это оно? Вы же с Олей не знакомы.

- Узнала… Подошла и спросила: «А где тут колечко в виде цветочка?» Мне продавщица его и показала…

- И как ты вообще додумалась?..

- Да сразу же и додумалась… – Сашка была довольна собой. – Пока ты компотом грелась!

***

Стоя перед кухонной раковиной и обмывая ледяной водой стеклянные бокалы, Лада задумчиво поглядывала на столешницу, где в прозрачной креманке лежал Сашкин гостинец, таинственно поблёскивая ртутными кристалликами под электрическими лампами.

Фаня давно посапывал на своём детском диванчике, обрамлённый родительскими дарами, как алмаз негранёный. Генрих всё ещё пытался смотреть новогодние программы… Она почти успокоилась. Почти.

- Невообразимо… это сон… – Лада закрыла глаза и вновь открыла.

Гостинец продолжал мигать капельками.

- Это, как в сказке… Махнула правым рукавом – озеро, махнула левым – лебеди… Так не бывает…

Она осторожно составила влажные бокалы на белоснежное полотенце, приглушила яркость светильников, сняла полосатый фартук. Руки сами потянулись к креманке. Лада натянула гостинец на указательный палец. Рядом переливался холодными бликами черепаший панцирь.

- Вот ведь как… никогда не знаешь, где найдёшь, где… потеряешь. То – ничего, то – сразу всё… – ресницы дрогнули.

Лада вдруг крепко, до боли, сжала переносицу – меж бровей заломило, задёргало. Виски отчаянно запульсировали, увлажнились… В полустоне Лада опустилась на краешек стула, не сводя глаз со своих драгоценных обновок. Слепые котята! Кажется, всё рухнуло, а на самом деле – наоборот: найден лучший путь! Ты же не догадываешься – мечешься и бьёшься, как Веселинкина жар-птица в клетке, ибо на графической линии собственной судьбы, своим близоруким зрением, видишь лишь миг в прошлое и миг в будущее. И не можешь понять Великий Замысел. А от недомыслия, из множества чудесных граней, тянешь лишь одну – самую горькую, т.к. в трудностях и тревогах перестаёшь верить в лучшее. Верить, что где-то там, в небесах, тебя точно любят. Потрясённая, она судорожно закрыла ладонями лицо и долго сидела в новогодней тишине:

- Что ж, крысиный год не поскупился на сюрпризы. Сашкино время… м-да… – Лада благодарно подняла влажные глаза к белому потолку, на котором колыхались сумеречные тени. – Спасибо, Великая Мать, за науку. Спасибо, друг Сашка, за чудесные колечки. Спасибо… щедрая Огненная Крыса и… прости.

Она уперлась локтями в круглый стол, устраиваясь поудобнее. Из гостиной доносилось едва слышное телевизионное бормотание. В самом центре стола трепетала, потрескивала и ломала световое пространство толстая оранжевая свеча, оберегая Ладин дом от бурь, непогоды и призраков ночи.

- Ещё один такой подарочек… и можно вызывать неотложку, – она хмыкнула. – Какая разница, что спровоцирует инфаркт? Радость или печаль? – и задумалась, безотчётно поглаживая переносицу. – Всего должно быть в меру. Как нас учили на журфаке? Мм... aurеа mediocritas – золотая середина… – и вдруг улыбнулась собственным мыслям, лукаво подмигивая Сашкиному перстеньку цвета крысиной шкурки. – Золотая?.. Нет, пожалуй… серебряная!