Рассказ

 

1.

Был апрель и наступила православная Пасха. Вечером, перед всенощной, в городе звонили колокола всех церквей. Захлебываясь, восторженно, будто торопились высказать земле и небесам главную радость. Яков Наумович Лавринович, бывший лектор обкома партии, а ныне заслуженный пенсионер, сидел у раскрытого окна своего дома и,слушая храмовые перезвоны, невесело размышлял о прошлой жизни.

Горькое разочарование наполняло его душу." Выходит, напрасно я трудился всю жизнь,- с тоской думал он." Прежде Яков Наумович тридцать лет старательно и вдохновенно читал лекции по научному атеизму, специализировался, так сказать, на антирелигиозной пропаганде. Существовал в советские времена такой уникальный род деятельности. Профессия целая была - религию ниспровергать! Кто-то зарабатывал кусок хлеба у станка, другой землю пахал, третий- дома строил, а он ругал Бога! И тем зарабатывал на кусок хлеба, да еще с маслом, в отличии от простых граждан.

" Изводил я религию, уничтожал ее проклятую, слюной брызгал с тысяч трибун, наверное, а сегодня народ толпами валит в храмы. Посмотришь по телевизору- оторопь берет! Президенты, министры, генералы осеняют себя крестным знамением. Тьфу! В России скоро сам черт крестится начнет. А звонари-то как искусны! Откуда они взялись вдруг, из каких щелей повылазили, канальи этакие? Надо ведь не просто так за пеньковые веревки колоколов дергать, а мелодию какую-то разуметь, гармонию чувствовать.. Где они научились этому? Когда? Непостижимо! Лучше бы мне не доживать до этих времен! Не биография, и так- свисток в пустоту! Вот почему печень заболела. Желчи много извел! Врачи рекомендуют лечь на обследование в онкологию! И если что серьезное обнаружат - бог мне не поможет. Я сам оттолкнул его от себя!"

Дом Якова Наумовича стоял на краю города, в излучине маленькой речушки. Он видел в сумраке цветущую вербу, выглядевшую так, будто на деревце опустилась стая желтых шмелей, последние заплатки льда, уносившие зиму, слышал возню грачей, разбиравших на летний постой прибрежные тополя и против воли наполнялся чувством умиления, неведомым раньше суровому материалисту. "А ведь пение медных колоколов необыкновенно подходит к широким просторам Руси, где деревни и города будто в испуге разбежались друг от друга на большие расстояния- невольно думал он.- И колоколенки, будто поплавки в безбрежном океане не дают погрузится русскому народу на дно!"

" Неужели бог есть, а мне просто не суждено его постигнуть ? Какая у верующих точка опоры ?- продолжал он мучительные размышления , одновременно прислушиваясь, как в соседней комнате собирается в церковь вся его семья.- Надо признать - промахнулся я с делом жизни в молодости! Лучше бы мне в школьные учителя пойти, или в музей какой-нибудь. Разве я , историк с университетским образованием не знал того, что не было на земле царства, империи, или даже жалкого племени, которое обошлось бы без веры. И фараоны, и иудеи, и греки все имели религию! А мы, коммунисты, решили, что создадим, наконец, общество без дурмана.. Кто нас убедил в этом, почему мы поверили? О, как я некогда гордился тем, что распутываю тысячелетние заблуждения цивилизации, что нахожусь впереди человечества, обладаю неким просветлением недоступным другим!"

Оратором он, действительно, был талантливым! Высокий, красивый, обаятельный, остроумный, умевший носить хорошие костюмы, и яркие галстуки, он обладал недюжинным мастерством переубеждения. Его ценило обкомовское руководство. Едва в каком-нибудь городишке, или в сельской местности обнаруживалось религиозное брожение, заводилась секта, или появлялась запрещенная церковная литература- туда срочно, как пожарника к очагу возгорания, как эпидемиолога в центр заразы, как резерв главнокомандующего к обреченной, находящейся в окружении армии, посылался незаменимый в своем деле лектор-атеист Яков Наумович Лавринович.

О нем ходили легенды. Молва утверждала, что после его лекций в домах верующих падали со стен иконы, нерушимо висевшие там по многу лет, чадили и потухали неугасимые лампадки, а у многих при сотворении крестного знамения пальцы сводило жесточайшей, как при эпилепсии, судорогой.

Яков Наумович был не только импозантен и вальяжен в движениях, но имел широкие, как у тогдашнего первого коммуниста страны брови, что тоже служило дополнительным шансом в карьере. Он хорошо владел своим густым, богатым на колоратурные диапазоны голосом, и когда он,бывало, держал мертвой хваткой аудиторию, все убеждались в мудрости партии, вскормившей таких пламенных трибунов-ниспровергателей

Он патетически указывал пальцем в небо, объясняя заблудшим овцам, что там только бесконечные время и пространство, а не бог, что советские космонавты, проникнув за пределы Земли на передовой технике и всесокрушающем учении Маркса- Ленина никакой высшей эманации там не нашли, и это является бесспорным доказательством небытия бога...

В этот благостный вечер его семья продолжала сборы в церковь. Жена Екатерина, дочка, зять и маленькая внучка. Его бесила их восторженность , и он чутко прислушивался к разговорам.

--Олег! Мне кажется, ты вызывающе одет для посещения церкви!

--Нормалек, Екатерина Васильевна. Этот костюмчик две тысячи зеленых стоит. Посмотрим у кого богаче будет. Ха!

--Галстук очень яркий! Прямо бросается в глаза... Сменил бы.

--Мама! Что ты, Олежка моего пилишь? Церковь всех принимает. Кто в язвах, и кто в рубище. И кто в дорогих костюмах.

--Папа! У тебя галстук, как у петуха хвост...Весь такой же цветной. Ой, умора!

--Нормалек! Засохнете, а то вовсе никуда не пойду. В гробу видал я эту Вашу Пасху! У меня еще деловые переговоры сегодня вечером.

Жили они в одном доме. Квадратных метров хватало на всех. Яков Наумович был предусмотрительным человеком. Когда-то обкомовцы решили построить для себя в престижном районе отдельную многоэтажку. С высокими, как в сталинские времена потолками, улучшенной планировкой, но Яков Наумович не захотел жить в партийном муравейнике. Он взял кредит и построил собственный дом.Теплый, уютный, большой! С клочком земли и прямым выходом на речку, где в низинке бормотал родник, точно поэт, слагающий стихи, и можно было гулять босиком по дерновому коврику.

Жена по образованию была архитектором, дочка преподавала биологию в школе, а зять был частным предпринимателем. Что он предпринимал, Яков Наумович в точности и не ведал. В этом зять был скрытен. Не называл ни имен, ни фамилий! Но он прекрасно ладил и с женой , и с тещей, покупал им дорогую косметику и безделушки. Словом, женщины от него были в восторге. Якова Наумовича он раздражал. Даже образования зятя он толком не мог уяснить. То ли кооперативный техникум, то ли два курса юридического факультета.

Посещение церкви ему явно не по душе. В самом деле, что ему там делать? Яков Наумович представил себе этого здоровенного упитанного мужика с пудовыми кулачищами, смиренно стоявшего на коленях перед какой-нибудь уважаемой иконой, грязной от копоти и замусоленной от целования и криво усмехнулся. То ли комедия, то ли трагедия! Не разберешь эту нежданно свалившуюся жизнь!

--Ира! Внученька! Ты у нас первый раз в церковь идешь! Не так ли?

Это жена Якова Наумовича, бывшая комсомолка, потом член партии начинала обрабатывать юное поколение единоверцев.

--Ура, бабуля! Ура!

Внучка явно была в восторге от предстоящего похода.

--Запомни, пожалуйста, несколько правил. Церковь это не детский сад.Это совсем особенное место. Понимаешь ли ты это?

--Да. бабушка! Я знаю! Все, все знаю! Там боженька живет, ангелы летают, серафимы и херувимы.

--Правильно! Молодец! В церкви нельзя вертеться, как юла, бегать туда-сюда, играть и смеяться. Ты умеешь крестится?

--Ага, только забыла немножко. Покажи еще раз, бабуля?

 

Материалист Яков Наумович поморщился. Все возвращалось на круги своя. Церковь опять обретала власть над человеком. На протяжении всей его жизни. Она крестила его при появлении на свет, находилась рядом при венчании, отпускала грехи, и провожала в другую жизнь. И никому не вырваться из ее цепких лап. Неусыпный контроль от рождения до смерти. Куда там разным спецслужбам! Веками отрабатывался этот изощренный механизм воздействия на душу человека. Сколько больших умов послужило церкви, укрепило ее основы!

Сзади неслышно подошла жена, положила свои теплые, такие знакомые руки ему на плечи, без всякой надежды спросила:

--Яша, может быть и ты пойдешь с нами? Смири гордыню.Посети службу хотя бы ради интереса. Все-таки Пасха, большой праздник!

Он молча поджал сухие губы, отрицательно помотал крупной седой головой.

--Дурь это у тебя! И гордыня! А гордыня - мать всех грехов.Переступить ее надо...

--Быстро же ты маску сменила! Оборотень!- прошипел он. Вот вся твоя подноготная и вылазит наружу.

--А хоть бы и так!- не обиделась она.- Не оборотень, а человек, способный менять взгляды в соответствии с эпохой. Прежде нам настольной Библией был Устав КПСС. Коммунизм, как и религия, тоже что-то мистическое, несбыточное. Он несет все черты христианского рая. Там тоже будет тепло, светло, и сыто.

Жена всю сознательную жизнь вычерчивала безликие советские пятиэтажки,где от архитектора требовалось лишь отличать горизонталь от вертикали, а в годы начавшейся перестройки стала проектировать особняки новых русских богатеев . И преуспевала. Оказывается, был у нее талант настоящего архитектора. Клиентов ей находил зять.

Половина твоих обкомовцев на службы ходит,- продолжала она,- и ни у кого еще, поверь мне, рука не отсохла.

--Я убеждения не меняю, как нижнее белье.Пойми, Катя,- с мукой в голосе произнес он.- Меня весь город, вся область знает. Нет, пойти в церковь - это выше моих сил! Это признать бесполезной свою жизнь.

--Да у тебя мания величия, Яша! Мы старые, больные люди. Все под богом ходим. Вон у тебя печень болит. В больницу надо ложиться. Бог все видит, и всем воздаст по заслугам. Никто кроме него тебе не поможет.Ты по заданию партии религию громил. Я в толк не возьму, на кого ты сердишься?

--На самого себя и злюсь,- сжав губы, проговорил он.-Историк близорукий. Если бы мне по молодости сказали, что я доживу до тех времен, когда народ поголовно устремится в храмы, я бы этому пророку в морду плюнул, или в психушку упрятал. Но вот- произошло!

--А ведь ты , Яша, на самом деле, поместил кого-то в психлечебницу. Так?

--Не вспоминай об этом,- поморщился он.- Действительно было такое. До сих пор стыдно. Оппозиционер один начал на мои лекции ходить. Так припирал меня к стенке простыми, казалось, вопросами, что я бледнел перед ним со своим научным атеизмом. Жалкий вид имел! Я буквально страдал физически.

--Ты? Жалкий вид! Неужели? Я ведь в тебя на атеистической лекции и влюбилась. Какой на тебе костюм был, какой галстук! Запонки золотые на белоснежной рубашке. А голос! Цицерон да и только. Гипноз! Тогда у меня, как у дурочки, все в голове и помешалось. Хоть ты и был на восемь лет старше меня...

--Он преследовал меня на всех выступлениях, и с некоторого времени мои победные трибуны стали для меня эшафотом.Я навел о нем справки.Его звали Андреем Батуриным. Он некоторое время учился на философском отделении Московского университета, а потом его отчислили за увлечение религиозными философами, запрещенными в то время- Бердяевым, Соловьевым. Пришлось принять меры. Я ведь тогда большой авторитет имел. После больницы он исчез куда-то. А теперь, представь, опять живет в нашем городе...Вернулся недавно совсем.

--И религией уже не занимается! Ты ему на всю жизнь охоту отбил.

--Черта с два! После больницы он закончил Духовную Академию, и теперь служит в одной из наших церквей. Говорят, ему предлагали сан и повыше, но у него до революции еще в этой самой церквушке служил прадед, которого расстреляли большевики.

--Да! Цельный человек!- с уважением сказала жена.- Впрочем, здесь его родина. Это мы с тобой люди приезжие. Ты в последнее время не встречался с ним? Не приходилось?

--Нет! Хотя, иногда хочется... Говорят, церковь он принял плохонькую, полуразрушенную, восстанавливал почти на свои деньги. Недавно в одной местной газете печатали интервью с ним. Жаловался, что протекает крыша, не хватает средств на ремонт...

--Яша? А может православная вера тебе претит? Не подходит по складу души?- осторожно спросила она, разглаживая его седые вьющиеся волосы, обрамлявшие высокий, как у настоящего мыслителя, лоб

--Что ты имеешь в виду? - насторожился он.- Какой еще склад души?

Может быть тебе к иудаизму обратиться. Слышала, что у нас в городе недавно синагога открылась.

--Ах, Катя!-вздохнул он.- Не болтай, пожалуйста, ерунду! Я уже давно такой же еврей, как ты- японская гейша!

--Ну извини! Я недавно проектировала коттедж одному уважаемому еврею .Хочешь сведу тебя с ним? Умный человек, религиозный, образованный, тактичный. Он поможет тебе разобраться в самом себе.

--Довольно об этом! -поморщился он.- Может быть ты мне предложишь уехать в Израиль? Или в Германию? Она, говорят евреев теперь очень полюбила. Лицемерие какое-то. А евреи, дураки едут! Новый фюрер там появится- легче уничтожать будет.Все в одном месте. Нет эту нацию история тоже ничему не научила за все века... Унижают их, бьют, а они все наступают на те же грабли. Ступайте же в церковь, а то опоздаете...

--Хорошо! Ухожу!- сдалась жена.- Кстати! Три дня назад, не далее, случайно встретила Артура Нуриева, твоего коллегу из обкома. Господи, как он изменился! Такой был лихой джигит! Стройный, галантный, МГУ по философии окончил. А теперь? Облысел! Пузатый, волосатый! Руки мохнатые, как у обезьяны...Будто одичал!

--Эх, друг Артур,- усмехнулся Яков Наумович.-Тоже судьба жестокую шутку сыграла. Он по национальной политике лекции читал.Убеждал всех, что народы Советского Союза будут жить в вечной дружбе... Ну, и где все это? Одна его Чечня любимая чего стоит! И весь Кавказ! Тоже, поди, стыдно теперь? Третьим дружком у нам Паша Вольнов был... Умер недавно. По социалистической экономике специализировался. Мол Америка и Запад загнивают со своими рыночными отношениями, а наше плановое хозяйство на высоте. Диссертацию даже защитил. Тоже жизнь- пустой свисток! Такая вот у нас трагедия!

--Чеченец твой без дела не сидит. Лавку антикварную имеет.Тебе привет передавал. Кстати, его младший брат главный врач в онкологической больнице. Говорят, хороший специалист. Стоит с ним познакомится.

В комнату к Якову Наумовичу вбежала внучка, дедова любимица. Она была чистенькая, нарядная, с живыми блестящими глазками, пахнущая ванилью и шоколадом. Яков Наумович прижал к себе хрупкое тельце, и опять с неприязнью подумал о цепких лапах церкви, ухватившихся даже за юные существа.

Работая острыми локотками, Иринка выбралась из рук деда и , насупив бровки сурово спросила:

--Деда?Ты почему, когда молодой был- боженьку ругал?

Яков Наумович недоуменно обернулся к жене, но та уже исчезла из комнаты.

--Все ругали , и я ругал, как велено было-обескураженно пробормотал он.- Раньше девочки и мальчики в церковь не ходили.Они в октябрята, в пионеры вступали... Хотя, впрочем, ты не знаешь, что это такое. А может быть это и к лучшему... Не надо никуда вступать. Надо просто жить...

Следом зашел зять Олег. Костюм у него был вишневого цвета, в тонкий рубчик. Холодного отношения тестя к себе он никогда не замечал.

--Яков Наумович?- сказал он, массируя пухлые с наперстнями пальцы.- Может дома с вами посидим? Бутылочку вина хорошего возьмем. Или коньяку, к примеру! Ну ее, эту церковную мороку! Я полный ноль в этом!

--Спасибо ,Олег! Но только тебе лучше пойти с женщинами. Хотя бы телохранителем.Время теперь неспокойное.

--Ладно! Дело говорите!- спокойно отозвался зять.- Вы не подумайте, Яков Наумович, что я в бога верю! Так для моды перед друзьями прикинулся...

--Понятно! Отставать от моды нельзя. Я ведь тоже когда-то из-за моды атеистом стал.

 

2.

 

Едва все ушли из дома, Яков Наумович прошел в переднюю, набрал номер бывшего коллеги Артура Нуриева. Ответила жена.

Здравствуйте Ольга Васильевна! Это Лавринович!

Яшенька! Добрый вечер! Узнала тебя. У кого еще голос такой. Как у Левитана...

Можно с Артуром переговорить?

- Его нет дома!- нервно отозвалась жена.- Он в лавке своей день и ночь пропадает. Этот проклятый чеченец бизнесом занялся. Антиквариат, билеты партийные, ордена... Все на продажу. Неуловим как призрак! И , наверняка, изменяет мне. У него там сауна есть с девками похабными. Яша, я скоро с ума сойду! Ты бы приструнил его...Он раньше к тебе прислушивался.

О бизнесе я в курсе! Какой адрес его лавки?

Бывший книжный склад на окраине. И " Дом колхозника". Ни склада, ни гостиницы больше нет. Он все захватил... "Лавка Алладина" называется.

Знаю это место. Спасибо за информацию. Ольга Васильевна, это правда, что младший брат Артура главврач в онкологической больнице?

Да правда! Лучший специалист, как говорят... А что случилось, Яшенька?- тревожно спросила жена.

На обследование к нему надо поступать. Печень замучила... Болит постоянно!

 

После телефонного разговора Яков Наумович прошел в свой кабинет. Для себя, как работника умственного труда, он когда-то оборудовал в доме отдельную комнату.

Здесь, в тишине и спокойствии он готовился к лекциям, изучал тщательнейшим образом новую атеистическую литературу, конспектировал ее с карандашом в руках, выписывал цитаты классиков, делал наброски к газетным статьям. Все тогдашние средства массовой информации с удовольствием печатали его остроумные материалы. Он так набил в журналисте руку, что даже мечтал погрузится в будущем в мемуары, предвкушая и свое творческое удовольствие, и экстаз восторженных читателей. Разумеется,после того , как ни одного поклоняющегося церкви в государстве не останется. И он расскажет о своих титанических трудах по искоренению веры и формировании человека нового типа.Этакие вот тщеславные поползновения были не больше, не меньше. Но сегодня он понял, что воспоминаний атеиста он никогда не напишет. Позорным был итог жизни. Только усталость и грызущая боль в правом боку.

Половину кабинета занимал старый, древней столярной работы диван, Он достался Якову Наумовичу из подвалов монастыря, разрушенного в годы репрессий на церковь. Диван был настолько массивен, что никто и не претендовал на обладание им. И только Яков Наумович, польстившись его историческим прошлым вызволил из мрака забвения, перевез к себе и отреставрировал. Грузили диван восемь человек, а реставрировал старый мебельщик- еврей, отец которого до революции заведовал мебельным салоном в Туле.

Яков Наумович был уверен, что на этом диване, мог сидеть даже сам хан Батый. Монголо- татары в своем зимнем походе на Русь в 1238 году никогда не грабили монастыри. " Не обижайте урусутских шаманов,- говорил своим воинам жестокий, плосколицый хан-Батый.- Они будут служить мне, когда весь поднос земли завоюют монголы!" Батый и его окружение иногда пировало в монастырях, поэтому диван вполне мог помнить степного полководца, с легкостью разорившего десятки русских городков.

Сняв пиджак, и закатав рукава Лавринович принялся отодвигать диван от стены. Около часа, сантиметр за сантиметром патриарх мебельного искусства древности выползал на середину комнаты. В задней стенке дивана был потайной деревянный сейф. Он не имел никаких запоров, но открывался лишь после прочтения молитвы "Отче наш". Это было невероятно.Однако атеисту Лавриновичу пришлось когда-то выучить назубок эту простенькое заклинание.

Вот и сейчас, встав на колени, он прочитал молитву.... Дверца послушно открылась.

В сейфе хранились не драгоценности, не валюта, но пузатый , из настоящей крокодиловой кожи портфель. Этот портфель был неразлучным спутником лектора Лавриновича. Никто не видел их порознь. Они служили дополнением друг к другу, составляя одно целое. Здесь хранились постановления партии по идеологии, указания, инструкции, на фундаменте которых и дерзал Яков Наумович свою разрушительную деятельность. Сам бы он разве посмел! Но партия верила ему! Если бы она поручила доказывать существование бога- он с таким же энтузиазмом отдался и этой теме. Отдельный кабинет в обкоме, спецбуфет, уважение, зависть неудачников! Разве мало причин быть верным сыном партии.

Вышед на пенсию, он спрятал портфель в древнерусский сейф, надеясь на лучшие времена, когда его опять призовут рассеивать туман веры, но сегодня, когда в церковь пошла даже внучка, он вдруг осознал, что ремесло атеиста в этой стране больше никогда не пригодится! Исчезнет такая профессия- бога ругать!

Он бережно погладил нильского крокодила, предки которого, возможно лицезрели воочию египетских фараонов и съели не одного строителя грандиозных пирамид.

Открыв застежки, он вытащил наугад несколько бумажек. Это были записки слушателей его лекций. Прежде эти бумажки казались ему проявлением любви, уважения к своей персоне, подогревали тщеславие, а сейчас он с горечью в душе понял, что его и тогда всерьез никто не воспринимал, и людей, возможно, посылали на лекции принудительно, для наполнения аудиторий, как солдат на концерты симфонической музыки.

Сходил на лекцию по научному атеизму- получи талон на покупку ковра, или пылесоса. И как он этого не понимал? Народ был мудрее идеологических пастухов. Вот одна из записок." Товарищ, лектор! Оно, конечно, партия правильно тягает за бороды попов и мало того... их собственными кишками удавить, но моя жена пребывает в данный момент отсталым религиозным существом , таскается по службам, и спит отдельно от меня, разжигая пожар сексуальной войны. И причем тут космос ваш, и бородачи передового учения, если происходит томление плоти?" Народ жил обыкновенной, полной забот и грехов жизнью.А вот еще один клочок бумаги."Иуда! Сын изралиев! Во второй раз тебе Христа не распять!" Яков Наумович никогда не зацикливался на своей национальности , но ядовитые напоминания о еврейских корнях раздражали его.

Следующая просьба от неизвестной слушательницы."Товарищ выступающий! Вы мужчина видный и зажигательно говорите, но после смерти мужа мне, пугливой вдове, являются по ночам религиозные явления. Подежурьте в моей спальне , чтобы душа мужа успокоилась на том свете!"

Яков Наумович опять раздосадованною усмехнулся. Его, несомненно, обожали женщины, но, наверняка, принимали за шута горохового, этакового партийного Петрушку? Слепец! А может и правду надо было подежурить! Махнуть рукой на свой моральный облик. Нет, Яков Наумович никогда не изменял жене, даже помыслить об этом не мог!

А вот записка от идейного противника. Того самого Андрея Батурина, который теперь служит в плохоньком храме с протекающей крышей." Товарищ лектор! Как вы относитесь к теории непротивления злу?". Отвечал он ему начиная с древне-греческого философа Эпикура, одного из первых атеистов. Эпикур да еще Сократ здорово выручали современных безбожников. Нужна было лишь толика ораторской ловкости.

Вы утверждаете, что бог- это всепроявление материального мира ,что он всемогущ и стремится побороть зло? - спрашивал Яков Наумович у оппонента.

Да, конечно! - отвечал тот.- Бог- это прежде всего любовь!

Может быть он хочет, но не может предотвратить зло?- едко спрашивал Яков Наумович.- Тогда он не всемогущ ваш бог! Если же он может истребить зло, но не делает это- тогда он не любит людей, и такому жестокому существу нечего поклонятся. Если же он и хочет и может, то откуда берется зло?

Дальнейшие рассуждения оппонента Яков Наумович уже высокомерно не выслушивал и очень довольный собой уводил тему в сторону...

Бегло просмотрев остальные записки отставной лектор прихватил портфель под мышку и решился идти с ним к своему бывшему коллеге, а ныне владельцу антикварного магазина.

Яков Наумович уже давно не бродил по своему городу в темное время суток , и считал, что все население в это время спит . Но вдруг, к своему удивлению обнаружил, что и у них в провинции сильно развита ночная жизнь, как в каком-нибудь Париже. Светились вывески кафе, ресторанов, пивных салонов, по главным улицам фланировали проститутки, перестреливались, убивая друг друга, местные крутые парни.

Яков Наумович вышел в центр города и скоро очутился у монументального здания бывшего обкома партии. Сердце забилось учащенно. С какой гордостью ходил он сюда на работу много лет подряд. Вон на третьем этаже окошко его кабинета. Теперь там протирает штаны на его стуле какой-нибудь говорливый демократ. Яков Наумович не был заплесневелым консерватором, демократию он уважал, но видя, как беспомощна новая власть. сомневался в полезности перестройки, в замене Первого секретаря обкома на губернатора.

Первый секретарь был уважаем, его ставила Москва. И оспаривать это не приходилось! А губернатора выбирали из толпы народной! Кто всех перекричит, обильнее плюнет в прошлое, наобещает кучу благ.

 

Перед обкомом какой-то пьяный мужичок, куражась в демократической вольности, снял штаны и показывал новой власти голую задницу. И это в такой праздник! При этом мужичок искусно матерился , громоздя мерзкие глаголы в многоэтажную конструкцию. Раньше бы за такое пришлось рассчитываться долгим томлением на лесоповале в тайге вятской , а нынче пальцем никого не трогают.

Правда, из проезжающей милицейской машины прямо на ходу высунулась резиновая дубинка, шлепнула мужика по оголенному месту и блюстители порядка с хохотом покатили дальше. Дерзкий мужик заорал от боли, но штаны натянуть и не помыслил. Он развернулся и стал показывать задницу удаляющейся машине. Вот она, неуправляемая демократия!

На все происходящее безмолвно смотрел каменный Ленин. Этот монументальный гость все еще возвышался в центре площади , однако время жестоко подшутило над ним. Кто-то ночью отпилил ему кисть вытянутой руки, указывающей в будущее, а потом приклеил вновь, но ладонью вверх. И выходило, что не направление пути указывал теперь вождь пролетариата, а униженно просил у губернских властей подаяние.С ближайшей свалки прилетела ворона и,усевшись на голове титана мысли, дерзко принялась чистить клюв о козырек знаменитой ленинской кепки. Да прежде и ворону бы эту отыскали соответствующие органы и лапы отрубили у живой. Даже бы гнездо ее определили и вытряхнули птенцов.

3.

Ошарашенный Яков Наумович, дабы не влипнуть в темную историю , посчитал за благо уклоняться от больших улиц в темные переулки, но и там грабили, насиловали и резали. В старые времена граждане вечера проводили у телевизоров, внимая бодрым сообщениям всесоюзной программы "Время", рассказывающей об очередных успехах страны, или под чаек "Три слона!" бестрепетно пересказывали на кухнях анекдоты про Брежнева, а теперь выползли на улицы и дают волю буйным инстинктам. Глаза бы не смотрели на происходящее. Разве можно русскому человеку давать свободу. Он понятия не имеет как ею пользоваться. Он просто шалеет от нее и превращается в дикое существо.

Наконец, запыхавшись, мокрый от страха, Яков Наумович достиг искомого пункта -фирмы своего друга " Лавка Алладина".

Прежде здесь, действительно, существовала областная книжная база. Обкомовские работники посещали ее часто. Хорошие книги всегда были дефицитом. А здесь можно было выбрать, все что душе угодно. Еще до отправки в городские книжные магазины. Хоть Дюма, хоть Пушкина, или Пикуля. Даже что-либо предосудительное, или полузапрещенное. А под запрет попадали разные авторы, в том числе и классики. То Достоевский, то Есенин! Отчего это происходило, Яков Наумович не знал, но библиотека у него собралась чудесная. При сборе книг он предавал партию. Если видел " крамольную " книжку- покупал ее непременно. А когда автора по идеологическим причинам задвигали, просто перемещал его дома на нижнюю полку, но никогда не выкидывал. Власти постоянно меняли свое пристрастие к литературным авторитетам, за ними было не угнаться, но Яков Наумович, вопреки им держался своей точки зрения. Он умел ценить хорошие книги, даже "вредные". Лишь бы автор был талантлив.

На этот склад доставлялась и партийная литература. Ему припомнился курьезный случай. Однажды сюда разгрузили собрание сочинений тогдашнего генсека партии Брежнева. Книги его, как известно, издавались космическими тиражами. На них ушло столько леса, сколько нет древесины, скажем, в какой-нибудь Германии. Эти книги предназначались для повседневного чтива советских людей. Они должны были читать их всюду. Однако массы уклонялись от покупки, хотя стоили эти, великолепные с полиграфической точки зрения тома, буквально, копейки. По крайней мере за стоимость бутылки водки можно было узнать, что намыслил и наговорил густобровый вождь за двадцать-тридцать лет жизни.

Так и лежали книжные Монблана на базе невостребованным товаром. Народ читал книги Войновича, Аксенова, слушал тайком песни Высоцкого, а Брежнева читать не желал. Прибегает однажды в обком заведующий складом, и в ужасе сообщает, что генсека погрызли крысы. Как погрызли? Натурально! Они твари с голодухи бесценные тома источили своими острыми, всю жизнь растущими клыками. Это какой мог политический скандал выйти! Долго и келейно придумывали всем обкомом выход из щекотливого положения. Заведующий кабинетом политпросвещения даже хотел застрелится от позора. Его вовремя напоили водкой и отправили домой спать. Первому секретарю доложить о казусе не осмелились. Он недавно лично был на приеме у Леонида Ильича, выпросил там что-то для сельского хозяйства области, и находясь под сильным влиянием щедрости генсека, мог отвинтить головы у многих. Тайно отправили на базу десяток работников, в том числе и Якова Наумовича. Они больше недели рвали драгоценные тома и отправляли их в макулатуру.

Именно здесь Нуриев открыл здесь свою коммерческую фирму. В новое беспартийное время. Здание книжной базы и гостиницы "Дом колхозника", куда сельские труженики приезжали прослушать советы по возделыванию кукурузы, получить ордена и медали, было радикально перестроено. Над ним навели общую арочную крышу, выложили цветной плиткой подъезды, а всю прилегающую местность обнесли высоченным металлическим забором. Ни дать, ни взять секретный объект.

Яков Наумович увидел на воротах желтую кнопку вызова. Нажал, давая знать о себе во внутренние покои. Над головой прошипел динамик и хриплый мужской голос недовольно вопросил:

Слушаю! В чем дело? Здравствуйте!

Да ни в чем? Мне нужен хозяин!- сердито отозвался Яков Наумович, прижимая ладонью правый бок, охваченный тупой болью.

Какой хозяин?- включил тупого охранник.

Твой! Артур Гасанович!

Ясно! Как о вас доложить?

Лавринович Яков Наумович!-

Вы один?

Слушай, может довольно вопросов! Или здесь приемная КГБ?

Извините!

Динамик смолк, а потом зашипел опять.

Дарагой, слушаю тебя! С чем пришел? Говори в открытую, да.

Яков Наумович тотчас узнал этот глухой, с неистребимым кавказским акцентом голос.

Эй ты, старый чеченец? Тебе доложили мою фамилию? Отпирай ворота, а то разнесу все твои запоры к чертовой матери,- с дерзким придыханием произнес Яков Наумович, подражая бывалому грабителю.

Вай, нехорошо говоришь, дорогой! Я знаю одного человека по фамилии Лавринович. Но он сейчас спит. Он всю жизнь соблюдает режим... Он на пенсии, он старый больной человек. Савсем больной, ай!

Врешь! Он не всегда был таким. Ты с ним когда-то этом здании крыс гонял. Они очень любили книги одного партийного писателя, полководца и орденоносца.

Яшка!?- пораженно воскликнул Нуриев.- Лавринович? Мать моя партия! Это ты! Здорово, заслуженный еврей! Что билет партийный принес продавать? Скажу сразу-опоздал. У меня этими билетами уже два сейфа набито.

Хрен ты от меня партбилета дождешься! Рожа спекулянтская. Но товар для тебя кое-какой есть. Впускай!

Вай, какой грубый стал. Понял! Яша! Стой на месте! Сам встречу дорогого гостя.

Связь отключилась. В глубине двора возникло полуголое страшноватое на вид существо- мохнатое, сутулое, с плешивой головой, и пудовым выпирающим животом. При мреющем свете фонарей Нуриев был похож на первочеловека из школьных учебников истории. Он, видимо, только что вышел из сауны и парил, как вареный рак. Шлепанцы его хлопали по мокрому асфальту, как ласты диковинного чудовища

Вид у тебя, однако, как у неандертальца.- пожимая руку, рассмеялся Яков Наумович.- А пузо распустил,о! Раньше постройнее был...

Верно, Яша!-- здороваясь со старым другом прохрипел Нуриев.- Прежде нам Устав партии не позволял расслабляться. Требовалось,чтоб костюмчик хорошо сидел. Сауну желаешь посетить?

Откажусь решительно! Какая ночью сауна? Да и чувствую я себя неважно.

Они прошли внутрь бывшей базы. В апартаментах хозяина были кожаные диваны, столики для кофе, и даже восточный кальян.

Едва расселись за стеной грянул хор пьяных голосов.

Извини,Яша!- развел руками Нуриев.- У меня гости. Небольшой банкет. В честь православной Пасхи. Христианского люда правда немного, в основном мусульмане, но люди солидные...Показывай свой товар!

Яков Наумович с готовностью выставил на стол желтый крокодиловый портфель.

Помнишь сей предмет? Забыл? Пошевели чуток мозгами.

И шевелить нечего!-хмыкнул Нуриев.- У меня такой же был. Мы вместе приобрели их на областном совещании в закрытом ларьке. Я свой уже продал.

Купи и мой! Вместе с бумагами! Этот портфель -реликвия! Он свидетель наших идеологических заблуждений.Историки когда-нибудь будут драться за эти документы...

Не болтай ерунду, Яша!--поморщился Нуриев.- Портфель куплю... Его можно продать.Бумаги отнеси в туалет. У меня не исторический архив...Кого будут интересовать наши заблуждения? Разве только психиатров!

Яков Наумович намеревался расспросить Нуриева о брате-враче и отправится домой, но тут вдруг, как в кабинете фокусника открылась сбоку потайная дверь, и к вящему изумлению Якова Наумовича на пороге возник голый, драпированный простынью мужик, в котором он узнал родного зятя. Который сейчас должен был вместе с семьей отбивать поклоны в церкви. Он тоже парил, а на шее его висела совершенно без всяких одежд девица, рыжая, пьяная и большегубая.

Яков Наумович?! Вы? Здесь?- Олег оторвал от себя девицу, подтолкнул к выходу. Та покорно исчезла, сделав обиженное лицо и послав всем сочный воздушный поцелуй вялыми лягушечьими губами.

Вай! - дико вскричал Нуриев.- Вы же родственники! Забыл совсем. На свадьбе лезгинку танцевал... Олег, сходи оденься, сейчас будем с твоим праведным зятем конфликт улаживать.- Он натянуто хихикнул.- Дело плевое. Мы же мужчины! Так, Яша!? И чего ты приперся среди ночи? Жил бы в неведении. Ай, нехорошо! Я сейчас трубку мира раскурю.

И пока он возился с кальяном,продувая его и заправляя табаком, Олег, уже тщательно одетый в свой вишневый , в тонкий рубчик, костюм опять возник в кабинете. Он вовсе не казался сконфуженным. Молча сел на диван и невозмутимо закинул ногу за ногу. Яков Наумович уже догадался, что его старомодные теории о супружеской верности в этой циничной компании будут пустым звуком и поэтому избрал наступательную тактику. В голове его созрел мгновенно некий план.

Олег?- глядя зятю прямо в глаза жестко заговорил он. Тебе, насколько я понимаю, необходима гарантия моего молчания? Не так ли?

Да, Яков Наумович! Правильно вы все понимаете!- перекинул ноги зять.- О том, что вы видели меня с другой женщиной в семье знать не должны. Ни жена, ни теща Екатерина Васильевна.

Логично! Но молчание- золото!- изрек Яков Наумович.

Понял! Вам нужно денег?- сцепил на коленях пальцы рук Олег.

Да! Именно денег. О которых тоже никто в семье не должен знать.

Вай! Как поумнел человек!- вскрикнул на диване Нуриев.- Яша ты понял главное- деньги правят миром. Я горжусь тобой.

Согласен! Какая сумма? - равнодушно спросил зять.

Полтыщи! И я закрываю глаза на твои грязные похождения.

Полтыщи чего? Рублей?

Рубли мне не нужны . Полтыщи ваших! Зеленых!

Яков Наумович, это не наши деньги, это валюта Соединенных Штатов Америки.

Не учи! Вот вы с Артуром наши, а чужой валюте поклоняетесь...Отечество предаете.

Вай! Какой умный человек! Такое тяжелое время, а он за родину переживает,- хмыкнул Нуриев.

Договорились!- заключил Олег и повернулся к хозяину нервно посасывающему, хрипящий как фагот, кальян.- Артур Гасанович ! Из причитающейся мне доли выдай моему тестю пятьсот долларов. Сейчас. Наличными. Сможешь?

Олежек!--добродушно развел руками Нуриев. О чем волнуешься дорогой? Эта сумма нас не может разорить. Рад, что вы все уладили миром. Такая хорошая семья, разве можно ее грязью мазать. А сауну я, пожалуй, закрою... Доходы она не приносит, а неприятностей кучу.Там , где в дело вмешиваются женщины- бизнес страдает.

 

3.

От бизнесмена Нуриева бывший лектор-атеист с валютой в кармане отправился пешком в другой район города, противоположный предыдущему- к своему давнему оппоненту по религиозным спорам.

Заканчивалась Пасхальная ночь. Воздух был прохладен и сух, к тому же слегка подмораживало. Под ногами с оглушительным треском лопались ночные , затянутые молодым ледком, лужицы. На востоке в торжественном величии поднималось огромное розовое солнце, пульсирующее радостным светом. Яков Наумович вспомнил уверения церкви в том, что на пасхальное утро даже оно, если хорошо всмотреться, тоже ликует воскрешению Спасителя. Остановившись, он долго вглядывался в неяркий пока солнечный диск, на который безопасно можно было смотреть невооруженным глазом и , действительно, увидел как солнце трепещет, подобно живому восторженному сердцу, раскидывая во все стороны искры необыкновенной радости. " Может и радуется , как говорят проклятые попы, а может физика тут всего-навсего, преломление лучей в нижних слоях атмосферы,- материалистически подумал он."

К небольшому храму, стоящему на краю города, где служил его бывший оппонент, он подошел в разгар крестного хода. У забора из железных прутьев стояли мальчишки- подростки, для которых служба являлась развлечением. Яков Наумович просунул руку, поймал за куртку одного из них.

Эй, христоверец сопливый!- сказал он ему.- Я напишу батюшке записку, а ты отнесешь и лично передашь ему. Усек, что ли, балда?

Да пошел ты куда подальше, дядя! - буркнул тот.-Батюшка занят. Может и кадилом по голове звездануть... А оно железное, небось! Будешь всю жизнь улыбаться.

Я не тормоз какой-нибудь... Незадаром попрошу!,- убедительно заверил пацана Яков Наумович и показал заранее приготовленный доллар,который вручил ему час назад плутоватый зять .- Знаешь, небось, что это такое?

А то! Еще бы не знать. Бакса это! - уже гораздо веселее откликнулся тот, и шмыгнул розовой пуговкой носа. Ты, дядя, сразу бы в тему говорил! А то прикинулся шлангом..

А ведь ты, подлец, за эту бумажку и родину можешь продать?- сказал Яков Наумович, желая испытать молодое поколение.

У тебя, дядя, или башня поехала, или ты шпион какой?

Это почему?- дернулся Яков Наумович.- При чем тут башня?

Кто ж ее купит, Родину твою? Она же не продвинутая... Даже

"Пепси" не делает. И "Чупа - Чупс" тоже.Телега на скрипучем ходу, эта твоя родина. А говоришь, что не тормоз!

Зачем тебе "пепси?" Ты квас русский пей. Чаек употребляй. Куда как полезно! - не удержался от патриотического совета Яков Наумович.

Квас- пойло для лохов.Рожай что-ли записку, дядя! А то передумаю!

Яков Наумович, вытащив блокнот, написал послание отцу Андрею.

Деньги вперед!- потребовал рассыльный, и когда зеленая денежка оказалась у него в руках, бросился исполнять поручение.

Вернулся он , буквально, через три минуты. Отдышавшись, доложил:

Попяра вашу записку прочитал. Кадилом по башке не долбанул. Велел дожидаться. Дед, подари еще баксу!

Понос от радости будет!

Ожидая Батурина , Яков Наумович взволнованно ходил вдоль ограды, и поневоле разглядывал выходящих из храма людей. Его поразили их глаза. Они точно светились изнутри. Интересно с какими лицами выходили слушатели его атеистических лекций? Подхихикивали наверное, как над человеком занимавшимся бесполезным, никому не нужным делом.

Отец Андрей пришел, когда храм покинул последний человек. Лавринович предполагал, что Батурин забыл его напрочь но оказалось он его хорошо помнил.

Подойдя, слегка поклонился.

Приветствую вас, Яков Наумович!- мягко, с благоприветливой, поразившей Лавриновича интонацией, сказал он.- Отчего же вы к нам не заходите?

Мне, Андрей Егорович, дорога в храм заказана бесповоротно. Сами, надеюсь, понимаете. С моими -то грехами...

Отнюдь! Бог милостив ко всякому. Прошлое человек должен оставить на пороге храма.

Батурин за прошедшее время сильно постарел, осунулся, но взгляд остался прежним- внимательным, полным внутренней силы и достоинства. С таким же взглядом он сокрушал когда-то слабенький, на хилых ножках атеизм Якова Наумовича.

Я хочу извиниться за то недоразумение, которое возникло между нами,- вздохнув , сказал Яков Наумович.- С некоторых пор оно стало причинять мне боль. И стыд...

Раскаяний мне от вас не нужно.- мягким движением руки остановил его Батурин.- Именно в психиатрической больнице я определился окончательно в выборе служения. Теперь я знаю, что стоит за словами: "Да будут благословенны все обидевшие меня." Не вы лично сводили со мной счеты, а система. Которой вы обязаны были служить. Так что не терзайте себя!

Спасибо! Я прочитал недавно в газете, что у вас финансовые трудности с реставрацией храма.

Да, действительно!- кротко улыбнулся священник.- Крыша вот, к примеру, банальным образом протекает. Как дождь- жди потопа. А строительные материалы нынче весьма дороги...

--Я хочу передать некоторую сумму на ремонт.- Яков Наумович протянул отцу Андрею деньги. Руки бывшего атеиста подрагивали. И было отчего. Впервые в жизни он давал деньги на процветание религии.- Это, так сказать, пожертвование частного лица!

Благодарю! Подозреваю, что для вас это нелегкий шаг И в тоже время радуюсь- передо мной уже не актер, не лицедей, а живой человек...Божья милость да пусть пребудет с Вами!

Он перекрестил Якова Наумовича и, не оглядываясь, удалился.

Бывший атеист тоже вдруг сложил пальцы щепотью, намереваясь сотворить знамение, но коварная боль в правом боку, терзавшая его последнее время, вдруг ожесточилась настолько, что он до крови закусил губы и присел у ограды. Через короткое время сознание и вовсе покинуло Якова Наумовича. Он и сам не заметил перехода границы из реального мира в потусторонний. Умер он не сразу, а через полгода от запущенной болезни печени.