Семен Венцимеров Журфак Поэма поэм. Часть четвертая. Надрыв Книга 1. Морозы Мы возвратились.Предисловие к части четвертой .. И любопытство взяло верх: Мы, подождав, засуетились... -- Какие люди! Радость, смех – Мы вправду рады... Возвратились... Ну, это что – не мазохизм? Нас ждут не плюшки здесь, а плюхи... Осклизлый вывалят марксизм, Его лапша застрянет в ухе... Уже мы знаем, что процент Марксистской лажи перевесит... Но молодость легко акцент Смещает на любовь – и светит, Лучится, аж искрит, в глазах Любовь – и тайны раскрывает... Она звенит во всех сердцах И даже одухотворяет Историю КПСС... Ее любовный треугольник: Ильич, Надежда и Инесс -- Для нас важнее малахольных Катастрофических идей, Которые ведут к коллапсу Страну, а с нею – и людей... И здесь, поди, Никифор Ляпсус, Простите, -- Ляпис – подкузьмил... Кто льет народу в душу враки – Где он когда чего учил? Но явно, что не на журфаке... Мы возвратились... Мы опять Друг други пожимаем руки... Пусть плюхи – нам не привыкать! Галерники, рабы науки, Мы веруем в себя, в любовь, В свет мысли, что сильнее мрака, В то, что Господь позволит вновь Вкусить чудесный плод журфака, В священный сад наук войдя... Пусть нас с двойным энтузиазмом Дурачат в юбилей вождя, Нам не отказывает разум И мы способны выбирать, Не отравляясь тем дурманом... Журфак... Здесь есть, кому внимать, Чтоб видеть солнце за туманом, Здесь есть Учители, кому Мы сердце навсегда отдали, Кого – в душе -- с собой возьму В пока неведомые дали... Поэма первая. Я, Семен... В Союзе перепись людей. По головам пересчитают... Где Сеня? Не видать нигде... Глядишь – забудут, потеряют... Я ехал поездом домой -- И в иваненковский учебник Толкался, понимая: мой Ресурс познания волшебных Речений западных славян Исчерпан – и смогу едва ли Речь горделивых варшавян Своею сделать, но в запале Упорствовал... Притом, язык, Что с украинским схож изрядно, На слух понятен – и азы Усваивать легко, приятно. И надо бы познать его: Мой прадед жил и умер в Польше Под Ломжей где-то... Ничего О прадеде не знаю больше. Но в за семестр уставший лоб Не лезут буквосочетанья... И прежде – полный остолоп, А ныне вообще старанья Все втуне – даже не мечтай... В вагоне – ароматов вкусных! Вот проводник приносит чай... -- Да вы, наверно, первокурсник? В купе нас двое. Визави – Интеллигентный с виду парень, Земляк, похоже... -- Вы – за «вы»? -- Ну, отчего же? Погутарим? -- Давай! -- Я тоже из Москвы... -- Студент? -- Конечно, пятикурсник... -- Из МГУ? -- Да нет, МИФИ... -- МИФИ? Слыхал... -- О нас изустных Полно в студенческой среде С рожденья института мифов... -- Миф о МИФИ? Занятно... Где Вас учат те, на коих грифов «СС», как на савраске блох? -- Коль знаешь, значит, нет секрета... -- Ну, это – вряд ли... Впрочем, мог И сам бы рассказать... -- За это Ты мне расскажешь о своем... -- Ну, я могу без передышки И сутки «петь»... Сидим, «поем»... Мы, черновицкие мальчишки, Столичностью своей горды И принадлежностью к студентам, И оба мы на все лады, Как и положено адептам, С восторгом – каждый о своем Толкуем – лучшем в мире вузе... Чаек без передышки пьем, Он булькает в довольном пузе... Каникулы... Все знать хотят – Соседи, родичи, ребята. С которыми служил – долбят -- И всем ответь... Молодцевато – (Назвался груздем...) -- точно я – Сам ректор -- вуз мой презентую... Да, роль ответственнейшая, Но без утайки повествую, Себя, тупицу. не щадя, О трудном опыте семестра, Журфака честь и дух блюдя... Ну, отчитался повсеместно – Все в изумлении... А мне Даются эти две недели На то, чтоб осознать вполне: А пригожусь ли в трудном деле, К которому ведут меня Заботливые педагоги? Перед собою не темня, Сам о себе сужу, что тоги Академической покрой Мне не вполне по экстерьеру... А я не знал, что я такой Болван безмозглый... Как мне веру В свое призванье укрепить? Как обрести в себе опору? Чего нигде нельзя купить... Внутри себя беззвучно спору Я сам с собою предаюсь... А может, и не возвращаться В Москву – ведь я теперь боюсь... Ну. просто – тридцать три несчастья... Брожу по городу... Ищу Вчерашний день? Всегда в томленье Он погружал меня... Не льщу: Ведь он красив до изумленья! Но, как и прежде, в Черновцах Не по себе мне отчего-то... В душе какой-то... Нет, не страх – Конфликт непреходящий... Что-то Лишает здесь покоя – и Безудержно зовет куда-то... Не разберусь в себе... Мои Терзания – без адресата, Безотносительны к любым Резоннейшим предположеньям, А что-то в атмосфере... Дым Отечества? Брожу... Броженьям, Сомненьям фоном -- Черновцы... Мне в них недостает кого-то... Кого? Все те же продавцы Суют мне пирожки... Охота Мне с кем-то встречу пережить... Брожу по Университетской, По Русской... Переворошить Стремлюсь, но возвращенья детской Безоблачности – на бегу Не достигаю... Будто слово Забыл – и вспомнить не могу И мучаюсь, пытаясь снова И снова тщетно вспоминать... По книжным пробежался лавкам... Лениниана... Отыскать Такое б, чтоб идя по главкам, Ты что-то открывал в себе, Достиг бы ясности, прозренья, Добыл бы ключ к самой судьбе И снял бы навсегда сомненья, Но этих книг в продаже нет... Сам напиши... Ну, это вряд ли – Еще я «аховый» поэт, Еще мне не дано – погрязли Мои стишата – в шелухе... Сумею ли освободиться? В простом и искреннем стихе, «Редактора убив», раскрыться? «Горпищеторг»... Здесь – пацаном, Еще подростком несмышленым, Я был ответственным звеном -- Гнал холод в камеры... «Зеленым» Такой не доверяют пост – Экзаменован многократно – Все знал и понимал – и ГОСТ По холоду держал... Приятно, Что признаваем был тогда Не только классным машинистом, Но умным парнем... Вот беда – Как поглупел! А журналистом Мне все-таки охота стать... Быть может, снова поумнею? Быть иль не быть? Ждать иль не ждать -- И уходить сейчас?... Болею Сомненьем... Университет Передо мною Черновицкий... Подобных замков точно нет В столице.. Крытый черепицей В глазури пестрой, он пришел, Как будто, из «Декамерона»... Красиво как! Как хорошо! Я на него дышу неровно... Есть зависть к местной ребятне, Кто в этих учится палатах... Возможно, что не поздно мне Искать судьбу в родных пенатах, Оставив мысли о Москве... А здесь мне солоно и пресно, Но невпопад, а голове, Душе – невыразимо тесно... По Кобылянской «прошвырнусь»... Мы хаживали здесь когда-то Во вечерам с друзьями... Грусть – Сгустилась... Как вы там, ребята, В своем Израиле теперь, В Канаде, США...? Куда вы, В какую удалились дверь, Златые дни былой оравы Из техникума... Поверну К нему – и к прошлому причалю, Но здесь лишь стены те... Вздохну – И прочь пойду с моей печалью... По Кобылянской – до конца, А после – вправо – по Шевченко... Мне не хватает здесь лица – Не с фресок, не с картин квинченто, Не из альбома – из души... Его уже мне не хватает... Вот и ответ – развороши Судьбу, любовь... Душа взлетает, Когда подумаю о ней... Нет, я с журфаком не расстанусь, Воспряну... В тупости моей Не до конца судьбы останусь... Миную парк и стадион... Бориса навещаю в «Дружбе». Братан совсем не удивлен: -- В кино или ко мне? По кружке Чайку с печеньем – и пойдем, Устрою на приличном месте. Фильм вроде добрый... Ну, потом Домой шагаю честь по чести... Иду от «Дружбы» напрямик, Оставив психбольницу справа... Дом на Гайдара... Шкафчик книг... Где «Мартин Иден»?... И воспряла Душа: похожий на меня – Вначале – дуболом, тупица Себя вытаскивал, поднял... Так и со мной должно случиться... Еще поборемся... Идут Каникулы неторопливо... Гуляю... Вспоминаю.. Ждут К обеду дома... Переливы «Марички» в кухне по утрам: Здесь сабадашевская песня – Заставкой радио... Мечтам – Здесь тесно, душно, точно петля На шее – хочется домой... Домой – в общагу – и скорее... Уже отравленный Москвой, Мои пенаты, эмпиреи Я покидаю и – в Москву! Тем прекратив самокопанья, Готовясь новую главу Открыть, наперекор терзаньям... Москва... Общага... И журфак. Дорожка поперек сугроба... Конечно, в первый день – аншлаг – А что она – моя зазноба? Она загадочно молчит, А смотрит холодно и чуждо... Ну, что за встреча? Огорчит Ли что сильнее? Я наружно Стараюсь вида не подать, Как велика моя досада... Непросто девушку понять... Непросто... Может и не надо Такую дружбу продолжать? Все, полагаю разъяснится, Не суетимся, поспешать Не станем... Лекция... И лица Сокурсников! Читать по ним Уже умею, как по книжке, Какой заботой кто томим... И переглядки – переклички С иными заменяют мне Переговоры-диалоги: Два взгляда – и уже вполне Понятно: в радости -- в тревоге Твой собеседник? А томят Одни и те же всех проблемы... Иные, может быть, темнят, Но про себя все те же темы Обмысливать на все лады Не прекращают... Пунктом первым У всех – коллизии любви... ... А нам отточенные «перлы» Кириллов – логик выдает... Премудрый Вячеслав Иваныч Вдруг, точно Кио, достает Такое, что услышав на ночь, Сон потеряешь навсегда: Пойми, зачем оно, сужденье? А ежели суждений два, Рождаем умозаключенье... От новых терминов с башки Тихонечко съезжает крыша, Раскалываясь на куски... В соседстве Медведовский Гриша.... Не видно, чтоб его предмет, Как мама Кузьки, ошарашил... Спокойно пишет свой конспект... Меня ж предмет обескуражил... С трудом врубаюсь в смысл и суть Каких-то там еще негаций! Да что за нонсенс, бред, абсурд! Что пользы нам от импликаций, Конъюнкций и дизъюнкций? Но Приказано учить... Поучим... Пока еще в мозгах темно, Позднее результат получим... Заметим, что великий вождь, Кому сейчас мы юбилеим, И тот был к логике не гож – Четверку получил... Мы млеем: Нас отовсюду достают, Конечно, с жутким перебором... В маразме полном издают Наполненные жутким вздором Шедевры типа «Ленин и... К примеру ...коз осемененье»! Немало этой чепухи Мы видим на развалах... Мненье Мое и прочих -- тем, в Кремле, Которые дрожат за кресла, До лампочки... Опять во мгле СССР, как в дни Уэллса... Допустим, где-то то брякну я: -- Осеменяйте коз, ребята! – И что теперь? Галиматья В таких трудах, зато чревато, Коль я осмелюсь выступать, Свое печатая «сужденье»: Психушек много, чтобы дать Мне мигом «умо-заключенье»... Противоядием чуме Идеологии – идеи, Что отлагаются в уме Из западовских лекций, где я, Экстраполируя рассказ О том, как зверствет цензура На день сегодняшний, на нас, Соображаю, что цезура В рассказе – лектора намек... Конечно, Александр Васильич Все прямо нам сказать не мог, Но, повторяя про засилье Цензуры, часто замолкал... О нем тогда слушки ходили, Что он порою помогал Издаться молодым... Любили Его студенты... Излагал, Как, важный для литературы Век восемнадцатый, толкал В ту сферу пылкие натуры... А больше некуда идти... Все люди – «лишние» в России – И выбор невелик: кути, Расстрачивая всуе силы, А нет – пиши иль издавай, Чтоб слово дать другим, журналы... А нам что делать-то? Читай, Студент, написано немало От Кантемира до почти Потомка царского арапа, Все, что написано, прочти И уложи в мозгах... Не слабо? В те дни отрадой мне один Немецкий... Странно... Так бы каждый Предмет свободно проходил В мозги... Однако фактор важный Здесь сольную играет роль: «Нас оставалось только трое...» В спецгруппе... Ясно? Вот в чем соль, В чем счастье... Потому героем По языку не мог не стать И главный обалдуй журфака... Мы быстро начали «чесать» Почти по-климовски... Однако С такой накачкой брал язык, Попавший в странный фокус, выверт, Каприз, кунстштюк фортуны, бзик – Уральский парень «Пауль Зиберт»... Могу поверить: и его, «Арийца» Колю Кузнецова Учили так же... Отчего Любое так звучало слово, Из тех, что Коля изрекал, Что впору немцам поучиться – Такой был дикторский «вокал»... Мне на судьбу нельзя сердиться: Я за один лишь только «дойч» Уже журфаку благодарен – Уж худо-бедно, но найдешь Кусочек хлеба с маслом, парень! Миньковская – отменный спец... Она в тетрадке отмечала Пробелы каждого – и без Особой спешки подчищала -- Сама работала, заметь -- Не просто отбывала номер... Ну, как тут было не «запеть» На «дойче»?... Мы «запели» -- кроме Двух прочих... В сессию они До «Пауля» не дотянули, А значит, милый, извини – Вот нас и трое лишь... Втолкнули Каким-то чудом и меня В сию компанию «отпетых»... Тянусь до «Пауля» -- ни дня Без тренажа по «дойчу»... Это – Святое! И твержу слова, Текст повторяю хорошенько, Поверьте, что не раз, не два... По спецпредметам – Ярошенко Владимир Николаич нас, Радийцев, круто просвещает... Панфилов не ушел в запас... Поочередно навещают Два эти мэтра группу... К ним От нас навстречу – обожанье... Вот это мужики! Таким Вполне уместно подражанье... Владимир Николаич к нам С иновещательной закваской Явился... Редкий практик сам, Вплотную занялся натаской «Зеленых» в трудном ремесле Радийного корреспондента, Магнитофоны в том числе... С катушки метр за метром лента Стекает, как ручей, неся Мои неловкие попытки Сложить три фразы плавно... Вся Моя природа этой пытке Противится... Без «так сказать», Без «бэ» и «мэ» -- и четверть фразы, Я в речь свободную связать Не мог, а от него, заразы – Магнитофона, тщетно ждать Поддержки или пониманья... Невозмутимый, рад писать Все мэки,бэки, спотыканья... Ну, что поделаешь с таким? С ним ничего, а вот с собою... Следим за тем, как говорим, С ленивой нижнею губою Я заключаю договор О качестве артикуляций... Неужто я не справлюсь? Вздор! Объемный есть для модуляций И резонатор-голосник... Башка пустая, хоть на это Возможно, пригодится... Вник Дотошно в тонкости предмета... Скороговорки исполнять Стал по утрам при умыванье, Заучивать стихи -- читать Их с выражением... Старанье Окупится, уверен... Пусть -- Не сразу – не снижаю рвенье... Шагай вперед, коль вышел в путь, Терпенье, юноша, терпенье... Я ничего и не терял... Пример Георгия Зубкова Меня в том рвенье вдохновлял. В Париже – радио собкора... Был интеллект, светло писал, А вот во рту – сплошная каша... Произношенье исправлял – И ведь исправил... Воля наша Творить способна чудеса... А что ж она, моя зазноба, Моя сибирская краса? Сия серьезная особа У той, с кем некогда дружил, Узнал я, наводила справки, Когда я в армии служил В Хмельницком – (гляньте в прошлой главке)... Я из столицы написал В сердцах новосибирской Нелли -- И, ясно, виноватым стал... С обидой на меня глядели Ее зеленые глаза... Здесь бесполезны извиненья, А поцелуи? Да... Гроза Проходит стороной... Мгновенья – Не останавливайтесь, нет, Но приходите снова, снова! -- Тебе от Ярцева привет – На снимке написал два слова... -- Да тут не два... Гляди – куплет... Давнишний Томин друг, коллега Уважил: шахматист, поэт -- Не пожалел для нас куплета: * * * Кто ты такой, появившийся после, Благонамеренный иудей? Ну, расскажи, поделись: удалось ли Хоть на полшага приблизиться к ней? Наверно, он в сто раз умней, Стишок, гляжу, вполне умелый... Я верю: Бог за то, чтоб ей Со мною быть... Тут что ни делай, Не отменить, не изменить, Что мойры предопределили... (Античку стоило учить – Словечко отыскал...) Делили Отныне с Томой пополам Из дома взятые запасы Но постряпушки наших мам – Ее: домашние колбасы, Моей: с корицею пирог -- Закончились так бытро... Жалко! И захотел бы, так не смог На весь семестр везти... Читалка Полна: старается народ, А у меня опять затыки – И лезет мат, и зло берет, И где-то там болит в затылке... -- В чем дело, дорогой Семен? Так стала называть Тамара... -- Нам Ярошенко... -- Что же он?... -- Мы изучаем жанры... Мало Я понял, что он толковал, Об «информашках» – как их пишут... -- Сразил, акула, наповал!... Тсс! Тихо! Кто-нибудь услышит – Стыда не оберешься... -- Стыд Меня с начала курса гложет... -- Обиделся? -- Не до обид... -- Ты сможешь... Это всякий может... -- Сама же видишь – не могу... -- А тема? -- Нужно из газеты, Про США... -- Я помогу... Берем, к примеру... Ну. хоть это – И начинаем... Называл Вам Ярошенко те вопросы Ответ на кои бы давал Нам суть заметки?... – Да... -- Так просто На те вопросы дай ответ... -- И что получится? -- Увидишь... Когда? Сегодня... Что? Обед... Где? Дал в посольстве... Близко финиш... Кто? Зам. министра... Для кого? Ответственных чинов госдепа... С какою целью, для чего? Вопрос был о закупке хлеба... А результат? Каков итог? Закупки будут продолжаться... Как видишь, просто... Видит Бог, За эту девушку держаться Мне должно. Так судьба велит.... Я мэтру сдал ее заметку... Растет доверия кредит И, получив ее отметку, Не комплексую... Научусь!... Я о себе такое знаю Из школы и стройбата: чуть Среда другая – начинаю Я новое из-под нуля... Осваиваюсь постепенно – И поднимаюсь -- (без ля-ля) – До лучших... В общем, знаю цену Упорству – и мои дела Я никогда не оставляю... Поэтому, других хваля. Внутри себя я твердо знаю, Что неизбежно обойду Других в стихах и журнализме, В учебе, хоть сперва бреду, Как черепаха... Отвлеклись мы... Что изучаем мы сейчас, Каких достигли откровений? Нас Западов довел как раз До Ломоносовских творений... А мне особая видна В том мистика, что первой – ода Была – на взятье Хотина... Ведь это там, откуль я родом, От Черновцов – рукой подать... В духовном смысле – не случайна С ним перекличка – утверждать, Что символична, чрезвычайна – Оправданно: Хотин, стихи, Мой университет, газета, Происхожденье «от сохи»... Я обнаруживаю это – В симметрии – в себе и в нем... Он, правда, -- гений, я – тупица... Но знак мне: планку задаем Повыше... Есть к чему стремиться... Пока ж стремление мое Попроще... Не до высей-далей – Нам Ярошенко задает Теперь готовить комментарий... Конечно, если кто умен, Тому заданье проще репки... Но есть такие, как Семен, У коих голова – для кепки – И только... Я пытаюсь сам, Но как к заданью подступиться? Стучу по лбу... Мыслишка, там? Нет ни одной, ведь я – тупица! Но тут послал ее Господь... -- На чем застрял? -- Да комментарий... -- А повод? -- Ну, зерно... -- Погодь... Опять закупка? -- Ну... -- Читали, Что был неурожай в стране... Ведь комментарий – объясненье Событий, толкованье... Мне Вполне понятно: в исступленье Враги нас фактом уязвят: Не могут сами, неумехи, Колхозы плохо хлеб растят... -- А мы? -- Напишем про успехи... -- Тогда зачем же закупать? -- Чтоб сбалансировать структуру И сортность зерновых, поднять В них клейковину... Всю фактуру Обычно мы берем в НИИ И государственных конторах... Сейчас же важно, чтоб могли Продемонстрировать: в узорах Словесных притаилась мысль... Она высвечивает новость... -- Понятно? -- Вроде, да... -- Берись, Я здесь – и подскажу... Смололось Совместно с Томой то зерно... Читнул Владимир Николаич... -- Сойдет! С другими заодно Смахнул в порфель... По свойски: -- Знаешь, Коль наловчишься их строчить, Сподобишься на гонораре Совсем неплохо даже жить... Не зная, в душу лил кураре: А он-то, видно, полагал, Что я – раз-два – и комментатор – И выразительно кивал... Кивал и я в ответ... Диктатор, Он искренне помочь хотел, Он увлеченно нас песочил, Не снисходил и не жалел... Был строг и саркастичен... Впрочем, Должно быть, видел цель и знал, Чего от нас хотел добиться... Вся группа шла, куда он звал... Однако был один тупица... Что в мине нового? О чем Судачит в эти дни планета? О Сахаровском узнаем Письме из Би-Би-Си... Газета У нас, понятно, ни одна О чем он пишет, не раскроет... Лишь ругань – полная фигня – Она лишь интерес утроит – Здесь явно пропаганды сбой... А «термоядерный ученый» Привычно жертвует собой... Пресветлый ангел – силе черной, Тоталитарной смелый бой, Открытый гордо предлагает... Не тут-то было! Со злобой Я по течению плыву... Учеба – из куля в рогожку... Но, правда, иногда в «Литву» Тамару приглашал, в киношку... «Мосфильм»-то рядышком – и нам Порой себя являли мэтры... Толкуем с ними по душам, Обмысливаем их премьеры... Так обсуждали Мотыля – Он только что шедеврик склеил О белом солнце... Веселя, Впрямую им не юбилеил, Хоть пару раз и называл По имени вождя народа, Такие перлы выдавал! Вмиг на цитаты был разодран Тот философский боевик... Крутой и самоироничный – Дал отдых от серьезных книг И комплекс мой патологичный, Пусть и на время, устранил, И, солнечным наполнив светом, Энергией подзарядил, Чему-то научив при этом... У нас со временем – завал, Но новый фильм не пропускаем – Про Белорусский он вокзал... И режиссеру докучаем Вопросами: как, дескать, он, С войной знакомый по рассказам, Решил «...Десятый батальон» Воспеть? Понятно, что показом Премьерным в юбилейный год Две сразу «галочки» поставил «Мосфильм», ведь всорости градет Победы юбилей... Поздравил Андрей тепло фронтовиков... И здесь для многих символично, Что он фамилию «Смирнов» Не уронил... Небезразлично Андрей к наследию отца Отнесся... Подвиг ветеранов Воспел, не уронив лица... По всей стране звучит с экранов Марш про десятый батальон.. Я, сын фронтовика-матроса Расстроган «Белорусским...» Он Достойно и без перекоса Показывал: фронтовики По прежнему в строю... Сегодня, Их не затуплены штыки И надобны стране... Свободна Страна от внешнего врага Освободиться бы от гидры – Идеологии с ЧК, Психушками, ГУЛАГ’ом... Вытри, Страна, с чела маразм-марксизм! А с ним и прочие дурманы – Звериный антисемитизм... Мои обиды, папы, мамы Собрать... Мы в словарях найдем Над русским языком – позором Навек висящее – «погром»... Но привлекательным декором Пытается прикрыть ЦК Атавистическую злобу И ксенофобию... ЧК Врагу державы, ксенофобу Потворствует... Антисемит, Он разрушает, не евреи... Он враг отечества – бандит, Убийца... Будь ЦК умнее... Но там – такие же враги, Наследники «вождя народов» -- Кровопускателя, слуги Всенижнего... Толпа уродов... Будь интернационализм И вправду движушей идеей, То антисемитизм – фашизм Задушен был бы вмиг.. Радея О Родине, погиб мой дед, Дядья из боя не вернулись, Отец – калека... А навет, А бредни про «Ташкент» коснулись И их... Но ведает Господь Всю правду – и позором кривда На карму подлых ляжет вплоть До сотого колена их... Да, Господь все видит – и воздаст Коемуждо и по делом их... Проходит все... (Екклезиаст) Лишь отзвук подвигов весомых Легендой чистой сквозь века Пройдет – но постараться должно, Чтоб про фашизм и про ЧК Потомки помнили не ложно... А кстати, где отец сейчас? Когда я, отслужив, вернулся Везенье было, что как раз Объект был в Черновцах... Взметнулся Цехами новый комбинат Молочный... Вся его «начинка» Забота батькина – и рад Мне показать... -- Здесь будут, сынка, Представь, в пакеты разливать Продукцию... -- Невероятно! -- А вот! И важно угадать, Наладить, чтоб тип-топ... -- Понятно! -- Мороженого хочешь, сын? Как раз сегодня запускаем Фризёр на пробу... -- Первый блин, Все знают, комом?... -- Удивляем Иных своей работой, но Как раз не допускаем комьев... Иного нам и не дано: Лишь раз хозяев не устроив, Лишь раз халтуру допустив, Навеки потеряем имидж, А с ним – и деньги... Мой же стиль – Предел надежности... Увидишь – Сейчас получим в первый раз Мы шоколадные брикеты... Так, приготовились... Ну?... -- Класс! Впервые в жизни вижу это!... В те дни отец мне помогал: Писал мне кратенький конспектик -- Иначе я не успевал... В моем вступительном успехе – Его неоценимый вклад... Вот будь сейчас он снова рядом... Я это брякнул невпопад: И ныне он весомым вкладом Неоценимо помогал Дотациями – на степешке Не потянул бы... Он «пахал» По-черному, мои издержки Оплачивая... Каково Ему трудиться, инвалиду... Он отмахнется: -- Ничего! Что больно – не подаст и виду... Встают заводы... Без него Они бы до сих пор стояли... С квалификацией его Найдется ль кто еще? Едва ли... Порой показывал «Фитиль»: Лежит под снегом оснащенье Заводов – только батькин стиль – Лишь батькин – вот в чем упущенье... По письмам знаю: он сейчас В Молдавии – Кагул, Рышканы... Он там показывает класс, Заботясь, чтобы мне в карманы Два раза в месяц от него Перепадало по тридцатке... А от меня лишь одного – И хочет, чтобы все в порядке Во мне самом, в моих делах, В престижной для него учебе Сложилось... Правда, на балах Не прожигаю жизнь, но чтобы Его надежды оправдать, Мозгов недостает покуда... Всевышний мог бы мне придать Ума? Молю: такое чудо – (Ведь ты всевластен) – сотвори! И пусть хотя бы наш Кириллов Твои орудьем станет – зри, Как дрессирует нас, дебилов: Вот он вбивает нам в мозги Законы: тождества, ну, это, Почти понятно мне... Возжги, Господь, источник знанья-света, И пусть соображенья луч Подарит больше разуменья... Закон противоречья... Жгуч Башке моей напряг ученья... Еше какой-то есть закон... Достаточного основанья? Не о моих, понятно, он Мозгах – напрасны упованья! Пришел Пинегин. Удивил: Он выдал новость с воздыханьем, Мол, Пол Макартни объявил, Что «Битлы» кончились... Стенаньям Не предаюсь... Меня они Отнюдь не вводят в исступленье... Как раз в столице в эти дни Идут с аншлагом выступленья -- ...В столице выступал Кобзон... Я дважды покупал билеты -- Пропали в первый раз... Резон, Что Томе вчуже песни эти... А мне не вчуже... Убедил – И вот: пришли в театр эстрады... Певец в ударе... Кстати, был Концертик, юбилея ради, Весь посвящаем Ильичу – И соответствовали песни... А голос у певца! Молчу – И восхищаюсь... Нет, хоть тресни, А лучше не споет никто... Я вижу, пробрало и Тому... Отдали три часа, зато Она отныне по-иному Те песни будет принимать, Что для меня – как откровенье... Он, впрочем, может исполнять Любые с тем же вдохновеньем... Он в черном строгом пиджаке, На лацкане медаль... Сияет Там профиль Ленина в кружке... Подбор тех песен поражает. Программы этой сценарист – Герой Советского Союза Ирина Левченко... Артист – (Ему от арии до блюза По голосу – любой вокал, А сверх того – и пониманье, О чем поет) – не сплоховал... Застыла Тома – вся вниманье... Подарком публике в конце Кобзона поднялась поздравить И Пахмутова – о певце – Лишь дифирамбы... (Что лукавить – Приятно)... Поднялся Вано На сцену тоже – Мурадели... Вот повезло-то нам... Давно На «звезд» воочью не глядели, А я – так вовсе никогда... -- А ты? -- Я вижу их впервые... Он сверх программы спел тогда Еще – и в песнях, как живые, Предстали – (замирает зал) – От нас ушедшие недавно, Островский и Бернес... Внимал Любимым песням благодарно... Страна надеждами полна, Что у советского «фиата» Такая сложится цена, Что даже те, кто не богато Живет, сумеет обрести Обещанное авточудо, Не роскошь – средство... Подвести На смей, генсек, нас – будет худо.... В те дни Панфилов подводил Итог по курсовым работам, Меня отметив... Оценил Мои попытки – не отчетом Казенным сделав то эссе, А олитературить как-то... К примеру там разделы все Эпиграф содержали, факты Усилив строчками стихов... Главе, о том, как мы вещаем На соотечественников -- (Сентиментально помещаем Те образы, что в них борзо Находят отклик) – мной предпослан Стих Николая Доризо – Смысл коего теперь осознан... * * * ... Я помню тихий городок французский, Трамвай, о нем спешивший рассказать, И армянина длинный профиль узкий, Такой, что можно книги разрезать. В моем кармане кстати оказалась Коробка ереванских сигарет. Я протянул соседу эту малость – Мол, закурите, господин сосед. Он взял ее не в руки, а в ладони, Он взял ее – я это видел сам – Прижался к ней губами, как к иконе – И слезы покатились по щекам... Мир светлым маем вдохновлен, Победной славы настроеньем... В нем радостно преодолен – И все горды преодоленьем – Обид недавних горький груз Чехословацкого народа. ЧССР и наш Союз Решили: майская погода Да осеняет договор О дружбе... Договор подписан. Пусть крепнет дружба с этих пор, Ведя народы к светлым высям... Баранов Коля учудил: Являет к Томе воздыханье, Ее стихами задарил... Я проявляю пониманье: -- Сам приготовишь -- и хлебай! Неважно – сладко или горько, А на соседский каравай, Как поучает поговорка, Ты жадных губ не разевай. Учись писать стихи, кулема. Развейся, в парке погуляй. -- У всех весенняя истома... ...Весна в столице... Вдаль и вширь Она свои лучи простерла... В те дни на «Красный Богатырь» Послали... Практика... «Пятерка» Как воздух за нее нужна... Наш Игорь Нухович, наставник Проинструктировал сполна, Магнитофончик из исправных Мне выдан... -- Ну, ни пуха! Вслед Мне бросил Тхагушев... Сконфузил: Не скажешь ведь ему в ответ... -- Мне в заводской радиоузел... Жду в проходной... За мной пришли... Редактор радиогазеты – Приветлив: -- Если б помогли, Признательность моя за это Была безмерной... -- Коль смогу... -- Ну, познакомимся, с заводом? Хотя б немного, на бегу... Военным сорок первым годом, Представь, тревогам вопреки, Здесь, где когда-то были дачи, Завод поставлен близ реки – Решать военные задачи... Он уникален и хорош В своем отраслевом значенье И десять тысяч пар калош Любого,кстати, назначенья Для производства, в том числе, Он производит ежегодно... Асфальт на улицах в Москве И в валенках гулять не модно, А в селах это и сейчас – Наиценнейшая обувка. Вот там они нужны как раз -- Пимы с калошами и шубка – И сельской моднице мороз И мокрый снег уже не страшен, А каждый северный завоз Включает партии и нашей Продукции... Мы шлем ее, Представь, в Афганистан, где носят На босу ногу... -- А сырье – Отечественное? -- Завозят И натуральный каучук, Что на валюту покупаем... Он мягче, более упруг – По спецзаказу выпускаем И из него, а в остальном – Синтетика... Здесь цех раскроя... Я ужаснулся... Под ножом Вот-вот, казалось, брызнет кровью Из рук закройщицы, а нож Автоматический, машинный – Со стороны и не поймешь – То он казался лентой длинной, А то – снующим вверх и вниз Сквозь кипу сложенных слоями Пластин... -- Расслабься, разожмись... -- Мой страх не передать словами... Бывают травмы ведь? -- От них Нет, разумеется, гарантий... Но производство – не пикник... -- Ужасно! -- Только хиромантий Не надо! У тебя своя Профессия – у них другая... Над нашей, скажем, есть статья Весьма опасная... -- Какая? -- За клевету на славный строй... -- Поклеветать бы ради пробы... -- Ты, вот что, не болтай! Герой! Определись-ка с темой, чтобы Шедевр в итоге дать... -- Зачем? А как мне называть вас, кстати? -- Иваном Вонифатьичем... Я знаю, ты – Семен... Приятель, Шедевр -- ты спрашивал -- зачем? -- Я пошутил – и мне халтуру Гнать ни к чему... -- Ну, то-то! Всем Искусство надобно... Фактуру Найти – одно... Ты так подай, Чтоб слушали и по три раза... Так что же с темой? Выбирай... -- Закройщица! Ну, жду рассказа... Подвал журфака... Здесь сейчас В учебной студии вся группа... С магнитофона тек рассказ О той закройщице... Мне в трупа Хотелось превратиться вмиг: Стоял, как в цирке, гулкий грохот... И я сердился не на них – Сам виноват, что вызвал хохот Своим «шедевром» -- от стыда Готов сквозь землю провалиться... Уж лучше б вообще сюда Я не пришел... Чем похвалиться Решил пред группою? Дебил! А были классные сюжеты... Самылин вообще добил: Блестящий выдал в честь Победы Публицистичный монолог На фоне героичной песни... «Вставай, страна..» А я не смог... Умри я тут же и воскресни, Я б так же тягомотно ныл О технологии раскроя Калош.. Ну, что сказать – дебил!... Нет, что-то надобно с собою... Но лыком по парче не шьют -- Да что я в поле за обсевок? Со всех сторон лишь бьют и бьют. Свихнешься от сплошных издевок... Слоном родился, слон и есть. Но и медведей бьют да учат. Затронута душа и честь. Ну, ничего – еще получат. Еще увидим, чья возьмет. Я их, веселых, – не тупее. Пора придет -- вода пойдет. А на хотенье есть терпенье... Похоже, Тхагушев решил. Что надобно со мною что-то... Народ, довольный, прочь спешил... -- Вы задержитесь! – мне... Забота Терзала ментора чело... Молчали оба... Что тут скажешь? -- Не огорчайся... Ничего. Еще, Семен, себя покажешь... Давай зачетку... Ставлю «хор»... Ты сам с собою разберешься... Тот «Хор» был горше, чем укор... Как совести укол... Добьешься! Я дал себе в душе приказ – Еще оценок без натяжек... Терпи пока – не в первый раз, Журфак нам не дает поблажек... И я на нем пуд соли съем... В Москве укором мне открылся Съезд-праздник ВЛКСМ... Я не сподобился... Учился Без блеска – вот и обошли... А я б непрочь в кремлевском зале... Иных позвали, те смогли... Меня наглядно наказали... А в Ленинграде той порой – ЧП: евреи попытались – (И это стало мировой Сенсацией – но зря старались) – Под видом свадьбы самолет Гражданский захватить – и деру В свободный мир, но их сдает Подельник, погубив аферу. Такие выдались дела... Опять журфак мне бросил вызов... На фоне практики прошла Легко, пожалуй, без капризов, Сюрпризов сессия... Когда Я Шведову сдавал Вольтера, Где шел экзамен, к нам сюда Кучборская вошла... Хотела О чем-то Шведова спросить... Спросила и меня, подбросив – (Меня уж стало колотить) – Несложный, в общем-то вопросик: -- Чем завершается «Кандид»... Ответ я знал, но от волненья Во мне все ноет и вопит – Чуть исказал то выраженье... Они поправили меня Синхронно, слаженным дуэтом... Затем, в два голоса звеня Меня спрсили, что при этом Имел в виду старик-Вольтер, Оставив нам в наследство: «Будем Возделывать наш сад»?... Пример Могу ли привести?... Нетруден Вопрос – и я не оплошал. Чему-то научился все же... Короче, все, что надо, сдал, Учебный первый год итожа... Вы, «Рейтер», «ТАСС» и «АПН» В подборку новостей включите Сей факт: из факультетских стен Я вышел без «хвостов», учтите... В те дни какие на миру События ажиотажны? Землетрясение в Перу? В сравненьи с сессией – неважно. Ну, Тонга Англии «адью» Сказала, обретя свободу Едва ли сессию мою Факт затмевает... Я в угоду Болельщикам признаю... Да Чемпионат футбольный рядом Поставить можно... Вновь горда Бразилия... В стране парадом И фейерверками успех Команды и Пеле отмечен... Что ж, ладно... Я не хуже всех... Все впереди... Еще не вечер.... Душа устала, но домой По окончаньи не поеду... Зовет нас третий трудовой На стройотрядную планету... Поэма вторая. Тома Юстюженко Билет в агентстве мне купил – И в Домодедово с вещами Меня джентльменски проводил Грузин Людмилин... Восхищали За домодедовским окном Стремительные самолеты... В буфете очередь... -- Пойдем, Зачем буфет, послушай?.. -- Что ты, Мы рейс пропустим, Автандил, Пока обслужат в ресторане!... Нет, он совсем не убедил, И не привыкла Христа ради... Но вспомнила несчастный шарф... Решила: обижать не буду... Сидели, не спеша вкушав... Себе твердила: не забуду За объявленьями следить... Но в ресторане их не слышно – И удосужилась забыть... Вдруг точно шилом ткнули: вышла – -- Заканчивается, -- гудят, -- Посадка до Новосибирска... Несусь, толкая всех подряд... Бежать-то, в общем-то не близко – Сквозь весь огромный терминал... А Автандил несется следом С вещами – и не обогнал... Рекорды бьем таким пробегом – Единым духом добежав,... -- Прощай! Меня препровождают Вслед пассажирам... Поднажав, На лайнер второпях сажают... Меня кавказский джентльмен Вогнал невольно в перегрузку – Не отдышусь... Благословен Момент посадки в «Ту»... «Раструску» Мисс в синей форме провели – И вот уже гудят турбины... Разбег! И взмыли от земли, Густые облака пробили... Нас привечает на борту Пилот-начальник с экипажем... На сто тридцать четвертом «Ту» Теснее было... Ну, расскажем, Как я полет переношу... В «авоське» кресла нет пакета – Его заранее прошу У стюардессы... Входит это Всегда в полетный ритуал... Теперь могу, откинув кресло, Вздремнуть... Куда бы затолкал Семен свои ходули? Тесно Здесь даже мне... И Автандил – Ведь он Семена подлиннее... А вот Семен не проводил – Уехал раньше... Он о Нелли Новосибирской как-то раз Рассказывал... Что был солдатом, Она – студенткой... Тот рассказ, О том, что было с ним когда-то, Меня нисколько не задел... Наивно парень тем рассказом Себя мне выразить хотел... Такой большой, а детский разум -- Короче говоря, простак... Новосибирск в его рассказе Звучал паролем раз полста... Я прилетела к тете Тасе... И Ольга Руднева при ней – Свекровь с невесткою не ладит... Меж ними, как меж двух огней... Ну, прекратите, Бога ради! На двести пятый – и вперед! Вагонное стекло в узорах... Мой поезд – местный, он ползет, Быстрее бы домчался скорый. Но к двести пятому в Чанах Приспеет «Пазик» до райцентра, До Венгерова... Кто в пимах, Не мерзнет... Точно сколопендра Вползает в сапоги мороз – И пробирает до извилин... Почти мгновенный переброс Еще привычно мной осилен, Но возвращаться навсегда Сюда я вовсе не желаю – Зовут большие города... Окоченело прибываю В райцентр... Вот только здесь мороз И начинается ссибирский... Дрожу—пляшу... в перчатку – нос... Путь до Усть-Ламенки неблизкий. Пока автобус подойдет – Ты превращаешься в ледышку... Ну, слава Господу, везет... Я руки для тепла под «мышку» Засуну – и в анабиоз – То ль сон, то ль кома... Посередке... В Москве мороз – и здесь мороз Различны... Оттого без водки Не может вовсе сибиряк: Хоть на мгновенье согревает... Семен не пьет... Ему-то как? Усть-Ламенка меня встречает... Отец отбрасывает снег – Изба в январских горностаях... И вот я дома... После всех Нагрузок, стрессов – так устала... Я дома... Накалилась печь... Матрена—бабушка жалеет, Что, мол, худа... Скорей бы лечь... Мать у соседей баньку греет... Я долго не могу в парной – Не деревенского замесу – Погрелась, облилась водой – В избу... Скорей в постель залезу... Тепло и мягко... Только сон Меня в избенке не находит – Задумалась о том о сем... Да, о Семене тоже... Вроде И разницы особой нет – Всего лишь новый обожатель И не сказать, что клином свет На нем сошелся...Так, приятель... -- Соломинкой не подопрешь? Так, еле-еле, душа в теле... А что посеешь, то пожнешь.... -- Пословицы не надоели? -- Но карие его глаза С едва намеченной косинкой Во мне включают тормоза – Не убежать... Неявной силой Спокойный обладает взгляд, Он обволакивает душу... Четыре месяца назад Какую Дашу иль Танюшу В зрачках бездонных отражал? Ревную? Вот же ахинея! Наивный парень... Зря сказал, Что есть в Новосибирске Неля... Ведь он ей посвящал стихи... Конечно. слабые, но все же... Сентиментальной чепухи В районках начиталась... Может, Витковский с Волгиным не зря Его на читке отхлестали? Могу ль, с собою не хитря, Сказать: таким вот в идеале В мечтах являлся мне мой принц? Нет, он далек от идеала... Ирония судьбы, каприз? Еще его я знаю мало, Однако протянулась нить – И расстоянье не помеха... Ума хватает, чтоб ценить Надежность крепких рук, а эхо Доносит мне издалека С металлом голос – под Кобзона... Проснулась... Белый день... Щека Алеет – я во сне Семена Увидела – вот это да! А что там было – ну и казус! Такая снится ерунда! Похоже входим в новый фазис Взросленья – вот и в нем Семен Без спроса занимает место... А парень ведь в меня влюблен... Вот прямо – тили-тили тесто... Усть-Ламенка белым-бела... Сюда бы привезти Семена, Вся б фанаберия сошла... Забыла номер телефона Его родителей спросить... Наверно он сейчас пижонит? Студент московский --- фить-пирить! Поди, пред кем-нибудь кобзонит -- Бог голосищем одарил! Задатков-то у парня много – Недотянул, недоразвил – И, стало быть, в долгу у Бога... Мне даже боязно с таким: Ведь довоспитывать придется, Чтоб состоялся... Поглядим... Вот я вернусь, и он вернется... В деревне скучно мне теперь... А Черновцы – красивый город -- Твердил Семен... Поди, проверь! Нет, чтобы взять с собой... Здесь холод – Там юг – и, стало быть, теплей... Ведь есть и в Черновцах девчонка – Его подружка с детских дней -- Колдунья – длинный «хвост» и челка... Воображаю... И ушко, Конечно. в глупых «завлекалках»... Нет, впредь Семена далеко Не отпущу... Конечно, жалко... Его жалею, простака: Польстится легкою добычей – И ни за понюх табака Пропал... И о любви талдыча, Другая парня уведет... А это было бы обидно... Придется в жесткий оборот Брать парня – выхода не видно – Я не хочу его терять – Такая выросла петрушка... Похоже, надо уезжать... Ведь Валька, школьная подружка С Лариской вышли на простор... Без них, подруг, совсем тоскливо... Здесь мой мирок – изба и двор... Дней пять побуду – некрасиво, Приехав, сразу убегать... Ну, все соседи поглядели На чудо в перьях... С ними мать Дочуркой погордилась... Нелли! Ее мне надо повидать... Зачем – пока сама не знаю, Но надо... Ладно... Уезжать! Эх, сторона моя родная, Прости, но у меня дела... Меня сама судьба в дорогу Сейчас негромко позвала... В душе неясную тревогу Я ощущаю... Михаил... Еще одна моя забота... То красной нитью проходил Он по судьбе, а то кого-то Еще судьба мне привела... Но сравнивать парней нелепо: Я, деревенщина, нашла То в Мише, что духовным хлебом Для знаний жаждущей души, Моей души растущей стало... Источник знаний... В той глуши, Где выросла, я не встречала Таких, как этот эрудит... Его от знаний распирало – И вот девчонка, что глядит С восторгом... Губкою вбирала Все, чем делился Михаил... Ему же надо поделиться – Потребность важная... Он был – Наставником, я – ученицей... Был он, окончивший мехмат, Такой знаток литературы, Что – пусть филилоги простят – Нет среди них таких... Амуры Здесь вовсе ни при чем... Семен Ревнует – и напрасно, кстати... Понять не в состояньи он, Что с Мишей – в разной ипостаси... Семен необразован, прост... А тот напичкан разным знаньем, Что мне дает духовный рост... А этот... Обойдусь признаньем, Что место есть ему в душе... И вот – о нем ночные мысли... Но не сказала б, что уже Безумно влюблена... Изгрызли Те мысли голову дотла... Грешно Семену обижаться – Ведь он не муж мне, не дала Я обещаний воздержаться От содержательных бесед... И с эрудитом-аспирантом, Поди еще увижусь, нет? Надеюсь, да... Не арестантом Живу – свободная душа... Хочу встречаться – и встречаюсь... А коль кому нехороша – Свободен... Даже восхищаюсь Собою, смелой – какова?! А вот смогу ль сказать Семену Все эти, смелые, слова, Когда он смотрит так влюбленно? Вопросец на засыпку... Дать Прошу часок на подготовку... А Светка Назарюк, видать, В свою отправилась Кыштовку. Мы с ней соседки по судьбе... Был слух – она сходила замуж... Ну, тут уж каждая себе Сама судья... Ломаем сами ж Судьбу и втаптываем в ложь – Самим и отвечать за это... За все заплачу и за все ж И заплачу... Словам поэта Примеры есть в любой судьбе – И ложь не вынесешь за скобку, Но каждый верит, что себе Отыщет обходную тропку... Сосульки толстые висят Над окнами пятиэтажек... Морской проспект, дом 60... -- В деревне и недельки даже Не выдержала? -- Ждет Москва... И есть проблема, тетя Тася... -- Ты лучше отдохни сперва, Потом с проблемой расквитайся... Слоняюсь под Новосибирском, где на дорожке к пустырю прижата камушком записка: «Прохожий, я тебя люблю!» -- Скрываясь от Хрущева здесь, Писал когда-то Вознесенский... Духовности высокой взвесь Научный городок вселенской Известности отважно нес В шестидесятническом стиле... Здесь я жила и здесь пророс Посыл к журфаку – и растили Мне тайно душу и мозги Самою атмосферой здешней, Чего хватило для Москвы... Но я туристскою беспечной Сейчас слоняться не могу: Моя бессонная забота Торчит, как ржавый гвоздь, в мозгу – Так неприятно отчего-то... Итак, мне нужен телефон... 09... Называю имя — Его не стал скрывать Семен... Записываю... Нестерпимо Желанье осознать, понять... Звоню... Так долго нет ответа... Так соберутся ли поднять Там трубку? Ожиданье это Сердцебиенью даст разгон... -- Алло? Я слушаю... -- Вы – Неля? -- Да... -- Однокурсник мой, Семен, Поскольку, дескать, я – «земеля», Просил меня увидеть вас – И поделиться впечатленьем.. -- Ах, вот как! Интересно... -- В час Могли прийти бы... -- Без сомненья! Куда? -- В партийный кабинет Новосибирского райкома... Знакомо учрежденье? -- Нет... Нет, совершенно незнакомо... -- На Сибревкома... -- Я найду... Так ровно в час? Договорились! -- Коль надо, малость подожду... И вот – мы встретились... Вцепились Друг в друга взглядами... -- И как? Какое, то есть, впечатленье? Вас, значит, подружил журфак? Я вся – сплошное удивленье... -- Откуда... вам известно? Мне Не удается скрыть расстройства.. -- Он все мне рассказал в письме... Что ж, дар его такого свойства, Что ваш гуманитарный вуз, Пожалуй, то, что парню нужно... Здесь – мой подарок скромный... Груз – Неощутимый... Знаком дружбы – Книжонки тонкие стихов... Здесь знаменитые поэты И книжки наших земляков... -- Я передам... И все на этом... Но я расстроилась... Семен Меня обидно огорошил... Как быть с ним дальше мне, коль он, Выходит, не такой хороший, Каким казался... Я почти Его определила в принцы... Боюсь, что чувство не спасти.. Как жалко, что с мечтой проститься Придется... А была мечта? Не знаю... Может быть... Бессонно Все думаю... Считать до ста Берусь – не сплю из-за Семена... Опять Москва и филиал... Обшарпанная комнатушка... Скорее бы диплом – финал... И в напряжении макушка... Трамбуют вновь профессора Науки в черепушки туго... Едва ль труднее на-гора Ташить добытый в шахте уголь... Холодный интеллектуал – Профессор Западов... Вершина... С нее он нас обозревал... Картина та еще... Страшила Его познаний глубина... Век восемнадцатый России Профессор изучил до дна... Попробуй – что-нибудь спроси – и Он даст детальнейший ответ, Отметив, где читать об этом – Как все, считавший свой предмет Важнейшим... Он еще, заметим, Старался нас подвоспитать: То передразнивал студента, Что не способен постоять, Не опираясь, и момента, То сленг студенческий бранил, Взывая говорить по-русски... Один студент изобразил В три закорючки авторучки Его святым и с нимбом... Дед Старался не подать нам виду, Что тем рисунком был задет... С усильем подавив обиду, Экзамен учинил: мол, нимб Изображен над головою, А может, это все же лимб?... За этот микрошарж с лихвою Всем выговаривала нам, Стыдила строго Валентина Свет Тимофеевна... Азам Учила вежливости... Видно, Пожаловался Александр Васильевич... Его хватило Ненадолго... Души скафандр Зашитный, видно, прохудило... А разобрать по существу – Гордился б: явно, что с почтеньем К нему, почти как к божеству, «Художничал» студент... Но мненьем Моим профессор до сих пор Отнюдь не интересовался... А это, в общем-то не вздор... Простим ему – разок сорвался... Профессор Шведов... Светоч, ас... Он нам поведал о ваганте, И, завораживая нас, Звучавшая светло, andante Cantabile почти во всех Клетушках филиала, песня, Влруг стала весточкой от тех Предтеч эпохи мракобесья... Средневековые слова, Что современным европейцам Понятны если, то едва, А в них – печаль живого сердца... Великий Гинзбург перевел На русский эту песнь ваганта, Тухманов музыкой оплел Всей силой звонкого таланта – А Юрий Шведов завершил, Добавив смысла половину О барде, что когда-то жил... И вот, я вижу всю картину: Во французской стороне, На чужой планете, Предстоит учиться мне В университете. До чего тоскую я – Не сказать словами! Плачьте ж, милые друзья, Горькими слезами. На прощение пожмем Мы друг другу руки – И покинет отчий дом Мученик науки.. Вот стою, держу весло, Через миг отчалю. Сердце бедное свело Скорбью и печалью. Тихо плещется вода – Голубая лента... Вспоминайте иногда Вашего студента... Много зим и много лет Прожили мы вместе, Сохранив святой обет Верности и чести. Ну, так будьте же всегда Живы и здоровы. Верю, день придет, когда Свидимся мы снова. Всех вас вместе соберу, Если на чужбине Я случайно не помру От своей латыни. Если не сведут с ума Римляне и греки, Сочинившие тома Для библиотеки, Если те профессора, Что студентов учаи, Горемыку школяра, Насмерть не замучат, Если насмерть не упьюсь На хмельной пирушку, Обязательно вернусь К вам, друзья-подружки... Расин, Корнель, Вольтер, Руссо... Как я жила бы, не изведав Всей мудрости?... Как важно все, Что открывал нам Юрий Шведов -- Филлипыч, мэтр, шекспировед... Да разве только о Шекспире?... Рабле, Сервантес, Данте... Свет Тех мыслей озарял нам в мире Высоты и глубины... Шаг С ним новый совершив к прозренью, Умнели прямо на глазах И обретали вкус к ученью... Кириллов... Здесь вот был тупик... Похоже, все, кто на журфаке По логике – к нулю впритык... В библиотеке и общаге Я трачу долгие часы На разбирательство с предметом... Хоть дергай на себе власы – Суть вроде бы ясна... При этом Решить задачку, хоть одну Патолгически не в силах... Веду неравную войну... Уж он, такой-сякой Кириллов. Коль сей предмет превозмогу, Который разумею худо – (Нет нужной лампочки в мозгу) --- То это точно будет чудо... Калинин – нашей группы шеф -- (Но он еще и зам. декана И лектор) -- обещал отсев Еще и потому – (вот странно!) – Что Вакуров на нас ему Пожаловался:слабо учим... И вправду странно... Почему? С чего бы к нам, таким дремучим Ему бы гоголем лететь, Перед девчонками пижонить, Глазами синими блестеть И ежиком седым фасонить?... Девчонки в группе все твердят, Что он ко мне неравнодушен – Что ж, и его запишем в ряд Поклонников – и чуть присушим – Все ж будет легче выживать.. Где тот, кого я присушила, Которого Семеном звать? Конечно, я его простила... Не в силах противостоять Его влюбленности открытой, Готовности прикрыть, обнять... Нет, не ношусь с моей обидой, Как с торбой писаной дурак... Проехали... Штурмуем вместе Твердыню грозную – журфак -- Нахрапом одолеть не грезьте.. Еще пока ему трудна Вся непривычная наука, Но мне уже вполне видна Способность впитывать, как губка, И пропуская сквозь мозги, Науку делать инструментом... И нет в нем ни на гран брюзги... Видать, стройбатовским цементом Его душа укреплена – Все доблестно претерпевая, Растет – и звонкая струна Его простой души, взывая К моей, находит отклик в ней... Учеба не дает поблажки, Она, похоже, все трудней... Берусь стирать ему рубашки – Хоть этим поддержать чуток... Развешивала на просушку В их комнатенке... Грохоток Альбинаса будил... -- Подружку, Семен, уйми: в такую рань Всех нас до срока разбудила... -- Альбинас, не ленись, а встань, Побегаем – прибудет сила... В завалах книг студгородок -- От них так трудно оторваться, Но нужен воздуха глоток... Семен давно хотел прорваться, «Твой дядя Миша» посмотреть, В котором сам играл в Хмельницком... И вот мы в Малом... Буду впредь Сама репертуарным списком Заведовать... Ведь лабуда! Так несъедобно и отвратно... -- Ну, что Семен, пойдем? -- Куда? -- Куда же нам идти? Обратно В общагу... -- Подожди, прошу... Хочу чекиста Ковалева Увидеть... Ладно, приглушу Досаду... Вместо Хохрякова Семена мне вообразить Чекистом вовсе невозможно, Хоть удосужился хранить Афишный снимок... Так тревожно И грозно тот чекист глядит, В кожане, маузер в лапище... -- Меня от этого тошнит – Подальше спрячь! Духовно нищи Творенья эдаких писак... В боренье с космополитизмом Был Жорж Мдивани злейший враг Культуры, совести... С цинизмом Достойных унижал коллег... -- Искусству нужен Жорж Мдивани, -- Наш Гришка Медведовский рек, -- Как ж... два гвоздя в диване... Похоже, этот афоризм Он сам и сочинил экспромтом – Зарифмовать любой трюизм, Добавив перцу, -- этим спортом Григорий увлекался сам – И провоцировал Семена... Ну нет уж! Этому не дам Глупить стихами забубенно... Хотя по сути Гришка прав... Расин с Корнелем и -- Мдивани... О культпоходе том узнав, Едва ль бы пребывал в нирване Филиппыч... А в Москве – весна... Грядет зачет по фотоделу... Я что-то показать должна... Вот, поедом когда-то ела За снимки Васю Кидло... Был Энтузиастом-самоучкой, С «Зенитом» по пятам ходил, А я указкой-авторучкой -- Небрежно: то да то сними... Жаль, нет в столице Васи Кидло! Не сдам ведь съемку, шут возьми! И, значит, все -- мечта погибла... Хотела б снять весну в Москве – Красиво распустились почки... Подснежники, ручьи... Но все Идеи – в брак... Дошла до точки... Когда за горло брал цейтнот, По набережной погуляла... Сняла в расстройстве ледоход – Не бог весть что, но угадала... -- Конечно, снимок бледноват, - Сказал Вадим Евгеньич Стяжкин, -- Но ракурс тот же точно взят, Как на открытках... Без поблажки – Зачет – за фотокорский глаз... Уф! Словно с плеч гора свалилась... Я в первый и в последний раз Снимала... Нет, не вдохновилась... Упоминала, что жила Со мной Семенова в общаге... Однажды в комнату вошла В расстройстве ... -- Что? ...У бедолаги – С ее любовником – облом... -- Ну, успокойся, Валентина, Ведь не последний день живем... Тут Валька сцену закатила: Мол, хочет руки наложить... (Все это, кстати, при Семене..) -- Ей, дескать, без любви не жить – И спрятала лицо в ладони... Семен, наивная душа, Переживал за Валентину... Я жду, какие антраша Она нам выдаст? И картину Занятный завершает штрих: Она: -- Пойдем со мной! – -- Семену... Он встал... Ну, нет. Нэма дурных... -- Сиди! – Я парню непреклонно... Семен: -- Но надо же помочь! -- Не детка. Справится с соплями... Уйдешь – забудь меня! Морочь, Других, подруга, между нами.... Записывают в стройотряд... Парней берут и то – с разбором... Семен, понятно, нарасхват – Стройбатовец-гигант... С мажором Мне доложил, что нас берут: Семен протекцию составил... С ним не боюсь – не умыкнут, Не даст в обиду... Но избавил Меня от выбора... В Сибирь Я не поеду нынче летом... А ты, судьба моя, расшить Мой кругозор, храня при этом... Рагулин, доктор, удружил: Вновь прописал профилакторий, Где мне, для поддержанья сил Фруктовый сок дают, в который Подкачивают кислород... Считают: для всего полезно... В соседстве Люська вновь живет... А парни где? При нас... Чудесно! Порой, прорвавшись вечерком, Ребята на ночь остаются... Там, у Людмилы, -- все путем, А здесь «твердыни не сдаются», Хоть поцелуями полна Вся ночь – и нежности с избытком – И даже близость не нужна, Хотя приблизиться попыткам Семена потеряла счет... Я не желаю торопиться – И так чудесно... Не зовет Пока меня природа слиться... И парень, в общем, не спешит – Он девствен, как и я, представьте! И каждый миг принадлежит Наш с ним друг другу... Люди, славьте В познании своей любви Все восхитительные вехи: Молчанье ваше виз-а-ви... Касанье робких рук... На смехе – Неловкий первый поцелуй И целомудренных объятий Тепло... Ах, солнце, не ревнуй – Ты не согреешь так... Изъятий Не допуская, мы идем С Семеном медленно друг к дружке Духовной близости даем Взаимные дары... Подушке Профилакторской не судить – Права ли я, врата слиянья Не отворив – куда спешить? Здесь не бывает опозданья... К нему доверия полна, Прикрыв нескромное рукою, Из душа вечером для сна К Семену выхожу нагою... Мне нравится, как смотрит он – И пламенно и восхищенно... А нежность крепких рук!... -- Семен!... Так хорошо в руках Семена... Конечно, мы сто раз могли... Но нас не тянет к «блицтурниру»... До кульминации дошли Зато уроки по «тыр-пыру»... На главной выставке страны В редакции многотиражки Мы сделать практику должны... Но я же – профи, мне не тяжки Корреспондентские дела... В одном из агропавильонов Новосибирскую нашла «Элиту» -- тамошних ученых Весьма научный агрегат Для лучшего семеноводства... Вмиг написала и—виват! – У группы и у руководства На уважительном счету: Я доказала профпригодность, Приблизив на шажок мечту. Корреспонденции добротность «Тыр-пырный» шеф наш подтвердил, Лопатников: мол, для газеты И сам он находить любил Такие сочные сюжеты, Когда работу начинал В «Экономической газете». Теперь он – в «зубрах», аксакал, Обозреватель, гуру... Леди Из нашей группы мне слегка Завидуют – мой опус круче: Сюжет, и тема, и строка Мои увереннее, лучше... -- Семен, послушай: удались На часик – у меня здесь встреча... -- Не с Михаилом ли? -- Не злись... Да, с ним... Боялась: изувеча, Хлестнет лапищей по щеке... Но он взглянул с тоскою только... Как в разобиженном щенке, Скукожилось лицо – и, горько Вздохнув, он встал – и вышел вон... Я аспиранта пригласила – И не хочу, чтоб с ним Семен Завелся, осердясь... Ведь сила – И добрая – бывает злой... Мне нехватает здесь лишь драки... Как быть мне – мужики порой Ранимы... Жаль, что на журфаке Не учат, как нам поступать В коллизиях, подобных этой... Боюсь, истпарт и совпечать Здесь не помогут – и газетой Нам раны сердца не прикрыть... И вот, встречаю Михаила... На этот час хочу забыть Семена – и почти забыла... А Михаил опять ведет Уже привычную учебу: Что, мол, читаю... Мол, грядет В Манеже выставка. Мол, чтобы Там непременно побывать... Теперь в нем больше от доцента, Хоть он годков всего на пять Постарше... Да, конечно ценно, То, чем незрелые мозги Он неустанно наполняет... Но... и во мне теперь Москвы Полно – и так же осеняет К мечте зовущая звезда В колосьях над высоким шпилем... Он изощрялся, как всегда, Все знанья изливая с пылом. Но стала несколько скучней Не обновляемая песня... Теперь мне все знакомо в ней И как-то... малоинтересно... Для Михаила припасла «Философическую» книгу Камю... Я всех, кого могла Подвигла, чтоб нашли, всю клику Новосибирскую мою... Конечно, отличился Ярцев... Я аспиранту отдаю – Одним из модных чужестранцев Пополнятся его мозги – И сможет мудрое озвучить... А что свое в нем? Лишь круги От чуждого... Еще наскучить Он мне покуда не успел... Но к этому идет, похоже... Еще немного посидел... Ждала – придет Семен попозже, Но он в тот вечер не пришел... Нашла назавтра в Филиале... -- Пойдем! -- Сказал он – и повел... В парк под крылечко наше... Встали... Немногословен был и сух: -- Тебе не место в стройотряде! И словно мне отшибло дух -- И слезы потекли... Не глядя, И не прощаясь, он ушел... На лавочку в слезах упала... И будто сотня злющих пчел Мне в сердце вдруг вонзила жала... Поэма третья. Люся Журавлева ...Нас, грамотеев, тот плакат У «Трансагентства» на проспекте Дразнил... Журфаковцы галдят, Забыв о праздничном аспекте, И тычут пальцем... «С Ильичём » -- Дугой над головою в кепке С ошибкой явственной, причем. Народу – безразлично – крепки, Видать, нервишки у толпы -- И этим не обескуражить, Не вытащить из скорлупы.... А нас, студентов, будоражить Упрямо продолжает «ё»... Второй семестр... Чуть-чуть полегче... Уже привычное житье – И не сгибаюсь узкоплече Под бременем забот и дел, Но тут внезапно перегрузку Мой организмик углядел... О брусья отбивая гузку, Набрав инерцию, лечу – И падаю... И пропадаю... Очнулась... Зал, а я лежу Под брусьями... Я отдыхаю, А рядом прыгают врачи... Сбой сердца... Врач беспрекословен: -- Все, перегрузки исключи – В разнос пошло... И пульс неровен... Каникулы-то как прошли?... ... Каникулы прошли чудесно: Читала... Вновь с отцом могли Предаться нашей с ним воскресной Прогулочно-спортивной пре, Но, состязаясь понарошку, Мы посвящали той игре, Сближавшей так отца и дочку, Охотно долгие часы... Они меня дружить учили С мужчиной... Белые носы И щеки растерев, те мили Пройдя вдвоем по целине, По настороженному лесу, В досужей, вроде, болтовне, Набросив легкую завесу Стеснительности, обсуждать Могли серьезные вопросы – Анализировать, вскрывать Все болевые точки... Профи- Районщик, пресловутый «волк, Которого кормили ноги», Он знал в газетном деле толк, Ему обязана я многим В моем вхождении в судьбу... Итожу: славно отдохнула, Сняв напряжение во лбу, В груди… Но где-то вновь замкнуло -- И беспристрастной ЭКГ, Увы, придется подчиниться – Причина – в нервности, булге.. Гимнастика, прощай! Чиниться – Немудро... Переведена К ослабленным... Сижу в сугробе... Коньки... Смогу ль, как Роднина? Еще не знаю... Первой пробы Сегодня незабвенный день... Ко мне подходит Вова Греков: -- Ну, наконец, коньки надень, Поедем вместе, а побегав, Опять в сугробе отдохнем... -- А ты-то на катке умеешь? -- Я нынче первый раз на нем, Пойдем, пойдем – не пожалеешь... И, вот, за ручку – гоп-ля-ля -- Мы метров пять преодолели, Такие выдав кренделя!... Кто это видел, ошалели... Но притяжение земли На нас, конечно, отыгралось – И мы подняться не смогли – Ни я сама, как ни старалась, Ни вместе с Вовой – чудаком, Вполне типичным Паганелем... И до сугроба я ползком Тащилась... Так престранно к целям Оздоровления вели Нас педагоги-чемпионы... Жаль, что умнее не могли... А у врачей свои резоны – И направление дают В профилакторий. Он в высотке. Врачи, столовая, уют – И Автандил со мной... Знать, сроки Пришли – и пусть теперь любовь Мое излечивает сердце... Возможно, чувство гонит кровь... Коль так, любовью и рассейся Болезнь... Хожу на все-все-все И лекции и семинары, Кружусь, как белка в колесе... С утра и до темна – все пары Я не могу не посетить: Ведь я же староста – примером Обязана другим служить Подобно юным пионерам. Что Шведов с Западовым суть Вершины – это понимала... Но каждый был научен, сух... Я хуже их воспринимала, Тем более, что был пример Татариновой и Кучборской... Различье лекторских манер К тому ж при внешности неброской Мешало мне воспринимать Литературных корифеев... Английский нам преподавать Могли бы лучше... Эмпиреев Мы не достигнем, коль ни в ком Не вспархивала ввысь идея: Ты несуразен, языком Международным не владея, А слабой «тичерше», увы, Умения недоставало Добыть ее из головы И нам воткнуть... Успехов мало – И в фотоделе, хоть реви... Отец дал книгу мне: «Иофис. Искусство фотографии»... В ней подетально, четко – пропись, Как совершенства достигать... На это временных ресурсов – Ну, совершенно негде взять – Недели бешено несутся... Нам полагалась курсовой Дать знать, насколько поднялись мы В любом предмете... Выбор мой – Конечно, -- русский... Архаизмы И фразеологизмы, как Рудник идей фельетониста... Отец мой, кстати, был мастак В том трудном жанре – и цветисто Словами пестрыми играл, В них смысл отыскивая новый... Искусством этим покорял Правдистский смехоман фартовый – И. Шатуноаский, лексикон Которого взяла под лупу... Как ловко изощрялся он! Да, мастер... Право слово – любо Исследовать и наблюдать Изыски виртуоза слова... Есть, что сказать, о чем писать – Примеров масса... В них основа Трактата... Вовремя сдала Свою работу Валентине Ивановне... Она прочла – Отлично! Ладно... Вся в рутине Размеренных учебных дел, Не жду от факультета стресса... Знать, бес завистливо глядел И, видна, по подсказке беса Случилось... Вызвали меня Для объясненья к Рыбаковой... -- В чем дело, Люся? Вот, ни дня Без огорчений... Мне толково Сейчас же четко объясни, Зачем внушила Мухаммеду Надежды?... -- Что?... -- Несчастный, с ним Болезнь случилась... -- Я не въеду, О чем ведете разговор... -- Письмо прислали из посольства От Мухаммеда... -- Что за вздор Шизофренического свойства? -- А что же было? -- Ничего... Не вы ли нам наказ давали Брать на буксир? Вот мы его Подтягивали, помогали По дружбе – только и всего... Ну, надо же, какие чувства!.. -- Ты вот что: не дразни его... Вот-вот экзамены начнутся... Иди, учись... Я поняла... Стресс изливала на китайцев Вновь пограничная была Попытка их на нас кидаться, Как на Даманском, но отлуп На этот раз им дали резкий – Ударил «Град»... Был вправду глуп, Предполагавший, что Советский Союз позволит им шалить, Оставив шалость без последствий... Попробовали нас позлить? Мы разозлились... Кто от бедствий Вас, недалеких, оградит? Бутылочка чернил гранатой В окно посольское летит... Мне тоже разрядиться надо – И я метательный снаряд На белую швыряю стенку, А телекамеры глядят – Пусть знает мир, что на затейку Проверить крепость духа мы Ответим так, что станет жарко... И нам тепло от кутерьмы, И стекла – вдребезги – не жалко, Красуйтесь кляксами, друзья. Вам поделом за вашу шкоду... Советских задевать нельзя – Не суйтесь к нам, не зная броду. На совести китайцев грязь... Я в санкомиссии в общаге... И вот, по комнаткам пройдясь, Итоги предаем бумаге. Известны нам все уголки – (Со мной в комиссии Раиса )– На расстоянии руки, Где может пыль и грязь таиться... Мне жаль Наташку Воливач: С ней в комнате две толстых Оли, Грязнули жуткие, хоть плачь, Хоть разбирай на комсомоле: Соревнование у нас С призами – чья каморка чище, А тут – с бельем нечистым таз, Кастрюли с завонявшей пищей... Я об одной из этих Оль Рассказывала в книге третьей... Ведь есть же «Новость» и «Персоль», В бадье не надо воду греть ей – Лишь постирай да прибери, Посуду вычисти до блеска – И в чистоте учись, твори – Будь репортер, будь поэтесска... Весна раскинула опять Над миром пламенные зори, Любовь выводит зоревать... Вновь повезло в профилакторий Синхронно с Томою попасть... При нас два верных кавалера, В глазах парней любовь и страсть... Любовь – и свет, любовь – и вера... Стук в дверь... -- Войдите! – Автандил: -- Там во дворе Семен страдает – Какой-то к Томе Михаил Пришел – и Тома не пускает... -- Семена? -- Мы летим во двор... Семен с тоской глядит на окна, Где Тома «умный» разговор Ведет, а у него намокла Щека, хоть он не замечал... -- Семен! Смотрел потухшим взглядом И ничего не отвечал... -- Иди, мы тут побудем рядом – Сказал мне тихо Автандил – И оба молча мне кивнули, И каждый взглядом проводил... Летят в сердца порой, как пули, Неосторожные слова, Необязательные встречи – И вот уже душа мертва От тех невидимых увечий... По счастью, Автандил и я Друг к другу бережны и чутки – Пожалуй, что идиллия: С ним рядом рада бы и сутки Неразделенно проводить... В парк у китайского посольства Частенько любим приходить, Где круглый пруд... От беспокойства. Пожалуй, лучше средства нет... По зеркалу пруда неспешно Кружат, ловя вечерний свет Красавцы-лебеди... Конечно, Глядим – и взгляд не оторвать... Известно ль горделивым птицам, На коих тайная печать, Как заставляют сердце биться? Идем к церквушке на холме – (Венчался будто в ней Кутузов) – И смотрим на Москву – и мне Известно: в ней отличных вузов – Десятки, здесь, где мы – один... Мы счастливы, что в этом вузе, Оглянемся и поглядим – Стоит... Он лучше всех в Союзе... -- В «Литву»? -- Пойдем!... Кинотеатр Часть нашей жизни суматошной... Потом обсудим каждый кадр... Едва ль где есть такой дотошный И скрупулезный киновед, Как универская общага... Могли бы дельный дать совет И режиссерам ради блага Искусства... Сильно впечатлил Студент Раскольников экранный: Георгий Тараторкин был Так убедителен – и, странный, С надрывом, болью – убедил: Да, он студент – и ужаснулись, И пожалели... Лишь один Тот фильм задел... Не приглянулись Другие... Но пришла пора Держать ответ за прегрешенья... Пошла извечная игра Студент – профессор... В утешенье Одним, в отчаянье – другим... Вот Шведов раздает вопросы... В мозгах копаемся, сидим... Тут вам стенозы и неврозы – Брейнсторминг – вспоминай, студент, А нет – изобретай экспромтом... По сути – творчества момент, Миг вдохновенья... Но о чем там Профессор – Масловой... Гляди: Профессор «осчастливил» Олю «Декамероном»... Учуди, Подруга, что-нибудь... Главою Качает: -- Нет, подобных книг Я аморальных не читаю... Все, вписан в вечность этот миг – Чуть авторучку не глотаю От смеха... Шведов огорчен – И отправляет «героиню», И ей, понятно – «незачет»… Легко Филлипыч дурь павлинью Сбивает – глупость не в чести: -- Еще до университета Вам, девочка, расти, расти… Я сессию отлично эту В сверхнапряжении сдала, Но сразу не могу уехать: Нас Рыбакова «запрягла» -- И три недели мы без спеха Сшивали личные дела… Вот тоже – не было печали… Москва сияла и цвела, А душу песни озвончали… Поэма четвертая. Саша Иваненко -- Лыжню!... Ботинки – по ноге.... Мы в университетском парке Средь темных елей, как в тайге... Спортивные боренья жарки.... Один, затем второй кружок... Я вижу над «тайгой» высотку... Мне хорошо – я легконог, Мазь подобрал – и мчу – в охотку... А накануне к нам «приплыл» Отмеченный крестом «Ikarus»... Как раз армейский праздник был -- (Февраль !)– и хлопал точно парус Взывавший к совести плакат: «Вступайте, в доноры! Студенты, Сдавайте кровь! Глядишь, солдат Спасется...» Точно, сантименты – Для нас приманка... Все идут, Ложатся под иглу отважно, Грамм по четыреста сдают... Сдаю и я пол-кварты ажно. А нынче на лыжне – финал! Не мог я упустить финала... Бегу... Не то, чтобы устал, Но – ощущенье: закипала Оставшаяся в жилах кровь... В «Ikarus’e» предупреждали: Пока не восстановит вновь Потерю печень, нам едва ли Себя разумно нагружать... Врачи, они, конечно, правы – Не остается сил бежать, Но добежал – и в снег... -- Куда вы? -- Эй, Иваненко, встать! Лежу... В тревоге подбегает Хорош: -- Что с вами? Рассказал... -- Гляжу: Большие, а мозгов.... Напорешь Тут с вами ерунды... Давай, Я помогу... Нельзя валяться – Простудишься еще.. Вставай! Теперь дыши... Дыши! Держаться Мне стало легче на ногах... -- Проходит? -- Да... -- До общежитья Дойдете? Я кивнул... В Глазах Его тревога... Пережить я, Конечно, это пережил... Еше два дня – и оклемался... Урок от жизни получил, Чтоб, дескать, впредь не нарывался... Итак, теперь семестр второй Уже запишут нам в матрикул... Опять согнулись под горой Нагрузок, словно бы каникул И не было... Как быстро, жаль, Умчались славных две недели... В воспоминаниях – печаль... Мать и отец меня хотели Для отдыха заполучить... На этот раз -- к отцу... Как странно: Не нужно ничего учить! Никто не будит... Невозбранно Спи до полудня... У отца В друзьях – актеры драмтеатра... -- Спектакль посмотрим? К игрецам Заглянем за кулисы... Завтра – Рыбалка! Научу тушить, Отменно рыбу с овощами... Чудесно! Так бы век прожить... Увы! Вновь быстро отощали, Когда подкинул нам февраль В матрикул новые предметы... ...Лингвист великий Розенталь К нам в группу заглянул... Ответы Выслушивает... А в конце Сам для чего-то просит слово... -- Вы.ведь из Тулы? На лице У Райки удивленье... Снова: -- Вы из Сибири... Как узнал? Нам не понятно, в чем тут фокус – Как Мессинг, точно угадал... -- А вы... Да, вы, сидящий сбоку... Скажу по правде, не признал – Откуда по происхожденью? -- Он – мне... -- Ну. я везде вбирал И добавлял к произношенью: В Поволжье – оканье. В Москве, Напротив – аканье.. Немецкий Добавил кнаканья.. Себе – И польский приобрел... Советский Армейский прицепил акцент И даже – чуточку – хохлацкий – Едва ли подсчитать процент От каждого смогу... Не цацкой, Выходит, может быть акцент... С таким, как наш премудрый, профи, Шпион, провалишься в момент... Ты только выпьешь чашку кофе, Со старичком потолковав, Глядишь -- тебя уж повязали... Как? Почему? По «R» узнав: «Он из Детройта!», тут же в зале Передает тебя агент Специалистам-скорохватам... Ты схвачен, а виной – акцент... Нафантазировал... Декадам Семестра начался отсчет... Пугает нас Кириллов – логик.. Известно: мало кто зачет Получит сразу, без подштопок. Кириллов как-то вскользь сказал, Что в логике поляки – асы... Я мигом в «Дружбу» поскакал – И точно: кучу денег в кассу -- Зато в портфеле новый, мой, Толстенный университетский Учебник логики... Домой, Читая, еду... Не советский, А польский... Верно – крутизна! Детальность, всеохватность, точность, Полно примеров, глубина Да плюс афористичность, сочность И вкусность языка... Люблю Его вербальность и вокальность... По-польски логику долблю, Но не затем, чтоб уникальность Языковую подчеркнуть, А просто вправду есть желанье Умишко малость подтянуть... Отсюда и мое старанье... Я даже стал переводить На русский тот большой учебник: Смогу кому-то подсобить... Подумайте: еще у древних Был в разработке сей предмет, В нем разбирался Аристотель... Придется – нам, не то – привет! Ну, нет, наш ум не обесплодел И современник наш едва ль Глупей калеки Стагирита... Ну, гений – невидаль... Нет, жаль --- Что я не гений... Вот обида... В те дни немало суеты Другой сосредоточил гений: Куда бы нос ни сунул ты – Повсюду на портретах – Ленин. Сто лет великому вождю Всемирного пролетарьята... К любому гнутому гвоздю Любая пьяная бригада Приклеивает в эти дни – «Идя навстречу юбилею....» От бестолковой той чухни Я просто-напросто болею... Кучборскую сменил у нас По зарубежке – Юрий Шведов... Профессор. Классный персонаж: Тактичный, умный... Суть изведав До запредельнейших глубин В твореньях европейской мысли, Вступил на ту тропу один. А нас вел следом, чтоб не кисли Мозги от Данте и Рабле, Петрарки, Сирано, Расина... И на «Дурацком корабле» Провез нас мощно и красиво.. Он видел мысль, он вникнул в суть... За непристойностями даже, Показывал: есть светлый путь В том, что всего, казалось, гаже... Мы до Сервантеса дошли С Филиппычем уже в апреле... От солнышка мозги текли, Все над конспектами корпели.... Тут Шведов -- (щелкнуло в башке, А может быто, в районе . опы?)... -- Кто нарисует на доске Сейчас мне карту всей Европы, Испанию отметив в ней И обозначив Барселону? Молчит наш курс... Придется мне... Пошел к доске, прикинул зоны И загогулину мелком Провел на запад от Таймыра... Здесь Кольский... Скандинавским львом – На юго-запад... Здесь обмылок – Гренландия... За край доски Британия упрямо лезет.... Ла-Манш, Па-Де-Кале... Мелки Выкрашивались... На обрезе Как раз и Пиренеи... Есть! Поставим точку – Барселона! Здесь – Аппенины... Могут влезть Балканы... Ну, вполне резонно Здесь обозначим и Босфор, А с ним, понятно, Дарданеллы, Эвксинский Понт... Не перебор? Азов и Каспий... Дальше? Белый Европы контур на доске Я постепенно дополняю: Вот Балтика... Опять в руке Мел – в крошки... Голубой хватаю, Набрасываю ленты рек: Днепр, Волга, Дон, Урал с Дунаем, Шпицберген... -- Милый человек!, -- Мне Шведов, -- -- Хватит, продолжаем... Аплодисментов, честно, ждал – И получил их в полной мере... Очнулся даже тот, кто спал... У самой кафедры, «в партере» -- Два неизвестных мужичка Шептались, на меня взирая... Пошел на место, а пока Филиппыч, нам очки втирая, Сервантеса «благословлял», Указкой тыкал в Пиренеи – Не зря, выходит, рисовал... Пример случайной ахинеи, Что может повернуть судьбу... Меня и кой-кого со мною: -- К декану! Вряд ли там сорву Аплодисменты, но и злое Едва ли что произойдет... -- Освобождаю от занятий, -- Декан: -- Кто сможет, тот придет, А так – вся группа, без изъятий... В распоряженье тех двоих, Что возле кафедры шептались – Тэвешных режиссеров... В их Мозгах бредовые рождались Идеи, как на этот раз Привлечь к экрану голубому Страну... В том бреде родилась Задумка, дав студентам бонус, Доверить нам, зеленым», ту Ответственную, как в разведке, Игру, работу, суету.. Подарки от фортуны – редки... Готовим, чтобы вышел в срок, «Зеленой» нашенской бригадой Мы первомайский «Огонек»... Серьезные дела! Бравадой – Не пахнет... Пашем, как рабы: Героев, что за столик сядут, Найти, изюминки судьбы Осмыслить, написать, к раскладу Сценарному пристроить... Жуть! Два эти парня, режиссеры Черкасов с Яковлевым, в суть Нас погружали, как майоры В учебке – новобранцев... Власть Их на площадке – беспредельна... Прикажут – и не пикнешь... Всласть Меня пожучили, но цель: на Весенний праздник -- «огонек» Устроить добрый, извиняла... Три дубля вытерпел... Как мог, Улыбкой щерился... Снимала Пролог бригада... Поздравлял Я с майским праздником сограждан, Тост Первомаю поднимал, Энтузиазм вздымая аж до Тян-шанских шапок снеговых... Сергей Черкасов бросил: -- Снято! Все дух перевели... Ведь их Тревожил старт, но снято – свято! А в студии жара! Слепят При съемке дуговые лампы... Ротару Соня... Все хотят С ней пообщаться... Дифирамбы, По правде, заслужила... Петь Приходится под фонограмму, Придирки строгие терпеть... А ведь в те дни она – на маму Как раз готовилась сдавать Ответственнейший свой экзамен... Задрапирована... Снимать Ее по грудь лишь можно... Замер Весь съемочный состав... Она Поет улыбчиво и мило... Дебют и у нее.. Страна Тот подвиг и не оценила... Чудесный голос... Красота... Поет легко и окрыленно... Не женщина – сама мечта, Землячка нашего Семена... Записывают в первый раз И «Добрых молодцев»... Кораблих Задорный этот -- (Песни –класс!) -- Из Ленинграда... Тот ансамблик Впервые вообше «в народ» В той майской вырвался программе... Рискуя, режиссер берет Сплошь дебютантов... Папе-маме Звонили, полагаю, все, О зрелище предупреждая, Мол, отпрысков во всей красе Увидят в праздник Первомая... Я в Николаев отзвонил, Отцу сказал о передаче Отец весьма доволен был: -- Знай наших! Так держать и дальше!... Всплакнула мама, услыхав, Как подадут меня на блюде... Весь Новокуйбышевск узнал Об Иваненковском дебюте... Понятно, что и факультет В нешуточном ажиотаже.. К нам, «огонечным» -- пиэтет... Немножечко неловко даже! Как будто нет важнее дел... Не сотвори себе кумира! Я этот «Огонек» смотрел На мониторе. Не с эфира Поскольку светлый Первомай Провел у брата в Ленинграде... Бродили с ним – шалтай-болтай По Невскому общенья ради, К Володе Фокину зашли -- Товарищ Юры, чья супруга -- Дочь Обручева... Не могли, Я полагаю, вы из круга Любимых детских книг изъять И «Землю Санникова»... Автор, Сумевший тот шедевр создать, Науки популяризатор, Геолог и географ, чьи Открытия вполне сравнимы С Колумбовыми, мир семьи Володи, тем необъяснимым, Чудесным светом озарил, Что проливался и на ближних Друзей, к которым относил И Юру Фокин – умник, книжник... Как с этим городам быть мне? С ним, отказавшим мне в признанье, Оставивишим сурово вне Поэзии его, в касанье Толкнувшим по большой дуге, Как мяч тугой -- ногой Стрельцова – (Сперва к границе с ФРГ)... Как быть -- я спрашиваю снова -- С тем городом, что мне принес Лишь испытанья и печали С хвостом обид и тайных слез... Вот подтвержденье: повстречали Мы с Юрой Таню у Невы... (О ней читали в книге первой И, может, не забыли вы...) – Та встреча мне – пилой по нервам... Мы от Гостиного двора К Неве шли с Юрой... Эта встреча – Судьбы ехидная игра... Их увидали издалеча: Ее сынишка, папа-врач, Меня в зятья не пожелавший – И Таня... Как уж ни судачь, Но сценарист, так расписавший, Судьбы случайный эпизод, Плетя житейские узоры, Синхронизировав подход, Какие-то имел резоны... Я словно ощутил ожог – В душе не затянулась рана... У Тани – видно – тоже шок – Ведь не из книжки, не с экрана Для нас та драма... На себя Взял Юра бремя этикета... Должно быть, солнышко, слепя, Глаза мне увлажнило... Мета Несостоявшейся любви И в Таниных глазах сверкает... Без подготовки – визави... Случайность эта обжигает... Весь в любопытстве папа-врач, Он видит: оба мы – в порядке... Сердечен Юра и горяч... Папаша про себя закладки В рассказе делает о том, Что Тане, видимо, медвежью Услугу оказал... Потом К себе зовут: мол, редко езжу К ним в Питер, просят навестить... Вот потому дебют тэвэшный Пришлось нам с Юрой пропустить: Раз обещали, то, конечно, Поехали в Сосновый Бор... То было, собственно, прощанье С любовью юношеской... Вздор Не повторяйте, дескать, счастье Меня в судьбе еще найдет... Найдет – и ладно.. Только жалко, Что юность, шедшая на взлет, Пылавшая светло и жарко Любовью, этот свет и жар, Лила в холодное пространство – И Господа бесценный дар Сгубило мерзкое мещанство... Столица... Снова в гуще дел... На конкурс дикторский направлен Немецкий... Я учил, пыхтел -- Статью журнальную... Исправен Мой «дойч», а конкурса предмет – Произношенье... Отстрелялся... Увы, не победитель, нет... Отмечен... Ну, не зря старался... И рад – не разочаровал Пославшую на конкурс «немку», Не первый, но не сплоховал, Что мне отличную оценку И обеспечило за год... ВДНХ... Здесь наша группа На практике... Слегка везет, А может, не слегка, а крупно: В те дни готовилось как раз Открытье новых экспозиций... Вот здесь мы и покажем класс: Корреспонденция... Гордиться, Пожалуй, есть чем: выдал в срок, В плюс записав оперативность... Для снимка ракурс выбрать смог – Плюс за находчивость, активность: Приметил нужный экспонат: Коленчатый автоподъемник... К шоферу с просьбой... Он и рад: Поднял – я щелкнул... Дело скромных Не любит... Скромный репортер – Оксюморон, бесплодный нонсенс... Газету выручит напор, Находчивость... И воленс-ноленс Такие находи в себе, Коллега, качества и свойства: От нагловатости в судьбе До безоглядного геройства... И сессия легко прошла.... На крылышках авторитета Летел – (известность помогла) – Я от предмета до предмета... Тем часом всем туманил взгляд, Бред романтических фантазий, Экзамен жизни – стройотряд... Об этом – в будущем рассказе... Поэма пятая. Таня Коростикова Поеду в Николаев... Мне Уже пообещала мама Лохань салата «оливье» -- Его мне, сколь ни дай, все мало... В той незапамятной поре: -- Идут «артистка» с «журналисткой»! – Дразнили в детстве во дворе Меня с моей подружкой близкой.. Вот из столицы возвратясь, Я, детской дружбе благодарна, Бегу к подружке... -- Зойка, здрась! Мы после сессии угарной Наговориться не могли... В артистки-то стремилась Зойка... Дебют в столице... Не прошли! Я это выдержала стойко. Журфак меня в итоге взял В студентки со второй попытки... Был поучителен провал В арт-вузе и для Зойки... Прытки Сто тысяч наших «Мерилин», Но слеп и неподкупен жребий... И те, чей – комом первый блин Не отрезвил в их тяге к небу, И те, кого он приземлил, Те и другие – правы, право... И, может, счастьем наделил Вторых господь щедрей, а слава – Обременительна... У нас Есть много общего в ученье: Она на русском в «педе»... Класс! Учила, что и мы в теченье Семестра... Можем обсудить, Потолковать о педагогах, О «Слове о полку...» Учить Пришлось и ей «истпарт» у строгих Носителей «больших идей»... Но нас то «Слово...» вдохновляло, Что позабытых лет вождей, Нам возвращая, прославляло... Каникулы... Примкнула к нам Еще подруга Поля Стровас... Филологическим делам Причастна и она... Готовясь Ударно, поступила в вуз В Макеевке – язык французский... И у меня он – важный плюс – Почти мне как родной, как русский... Конечно, мне пришлось отчет Детальнейший подругам выдать, Что был покруче, чем зачет... Из памяти несложно вынуть То, что так ярко и свежо... Пред тем, как поступать вторично – (Не взял, журфак? Гляди ужо!..) – Порепортерила прилично Здесь в молодежке... Новый шанс На этот раз не упустила... Иных ввела столица в транс: Околдовала, ослепила – Забыли, для чего в Москве... Конечно, я столичной жизнью Вдохновлена, но голове Я не даю предаться шизу – Учусь ответственно вполне, По всем предметам успеваю, Язык французский близок мне – (О нем позднее)... Получаю Стипендию... Из дома шлют Дотационную подпитку – На жизнь хватает... Не дают Скучать подруги... Я навскидку, Конечно, Галю назову Феклюнину... Мы с ней – как сестры. С ней в кельюшке одной живу И в общежитии, где остро Нужны поддержка и тепло... Вот их друг в друге обретаем, Что и в учебе помогло: Что изучили – обсуждаем. Конспекты пишем на двоих – Так получается надежней... Еще кто в группе? Из лругих Суворову отметить можно И Катю Травкину... Парней Олега Кулиша и Сашку... Один заметнее, видней, К вниманию привык... Промашку Дала, фамидию забыв Назвав второго: Бондарь Сашка... Его персоны лейтмотив – Умен.. И славный мальчугашка... Со мной и с Галей кров деля И стол, и время, и конспекты, Порой – последних три рубля, И смех, и слезы – и аспекты, О коих трудно рассказать, И Маша Кузьмина зубрила... Успела и «повоевать» -- Ну, в смысле – в армии служила... В мою общажную семью Входила Света Крысякова... Подруг в общаге, как судьбу, Не выбирают, но толково И с ней и с ними по уму Вполне мы можем разобраться И даже в толк я не возьму, Зачем здесь ссориться и драться? Нет, Господу хвала, у нас Такого не было в помине, А у других? Ну, да, сейчас Насплетничаю, ждите! Ныне, Когда семестр позади, Как на духу отвечу честно: Учиться – трудно... Вот, гляди – Конспекты... Но ведь интересно! Я помню, как с собой борясь, Кучборская об Эпикуре, Краснея, явственно стыдясь – Ее чувствительной натуре – Претило – (а иной студент Наверно, ждал почти порнухи) – Что Эпикур: «-- Лови момент!»... Решилась... Задрожали руки – Так застыдилась... Хорошо Нам представляла Одиссея... Среди студентов слух пошел, Что, мол, была актрисой... Млея, Потом сдавала ей зачет... Была у нас одна малышка На курсе – Олечка – (почет – Быть среди взрослых деткой...) – вышла Она Кучборской отвечать – Да невпопад: она решила Мол, Ифигенией назвать Кукленку... Чуть не удушила Ее Кучборская... Унять Гнев разошедшейся мэтрессы Никто не мог... Потом сдавать Пришлось другому – вот же стрессы!... С подругами поговорю Немного и на древне-русском... Я от души благодарю Татаринову нашу... Вкус нам Привила – и теперь люблю Читать возвышенные книги На гордом языке... Вживлю Язык тот крепко в душу... Сдвиги В мозгах заметны... Мне открыл Социологию Евгений Свет Палыч Прохоров... Влюбил В предмет, в который, явный гений, И сам он без ума влюблен... Он для меня и многих – супер, Хоть для других, несчастных, он С его предметом – жуткий жупел... Мне жаль таких... Я тонну книг Прочла по прохоровской теме... Он на моем пути возник Так своевременно... Системе Учил вниманье уделять, Структуре... Познакомил с Коном... Намного глубже понимать Все, следуя таким законам, Мне удается с этих пор... Да, это ценное открытье... Рахманин – зверь? Да глупость, вздор! Как знал он русский, оценить я Сумела... Повезло и с ним, Львом Власичем – порою строгим, А часто – юморным, смешным... Да, педагоги – наши боги... Замечу, что писала я Диктанты – без одной ошибки... Лев Власич Галю и меня Рассаживал, но до засыпки Не доходило – и она, Феклюнина, диктанты пишет Отлично – как и я, сильна В «великом и могучем» -- слышит И чувствует родной язык Прекрасно... Верю: не случайно И он в моей судьбе возник, Рахманин... Помысл Бога – тайна... Конечно, были у подруг Свои истории в семестре... Послушав, расширяла круг Познаний... Погуляли вместе, Делясь и тайнами души... Подруги знали: был Володя, О ком мечтала я в тиши... Мечтаем... Не всегда выходит... Что о семье вам рассказать? Отец и мама – заводские... В КБ на «Коммунаре» мать Суда «рисует» боевые... Инструментальный цех отец Ведет к успехам на «Кристалле»... Есть школьник-брат Сергей, малец. Нас с ним ментально разделяли Во времени аж десять лет И я ему – вторая мама... Смешной и любопытный шкет, А как любил собак! Немало К нам в дом щенков перетаскал И прятал от отца в чулане... Как он их нежил и ласкал! Спортсмен... Меня же на аркане На стадион не затащить А в МГУ закон железный: С физвоспитанием дружить Студент обязан... Все болезни Себе в медчасти приписав, Я получила направленье К «ослабленным»... И, кстати, прав Был врач... Впервые наслажденье Я получила от «физры»... Нас, «полудохлых» наставляла Гимнастка – не хухры-мухры! Лицом бабуська не блистала, Зато фигура зависть всех Девчонок группы вызывала... Побегаем слегка под смех Соседей – нам и горя мало... Нам хорошо – не тяжело, Как в детсаду, играем в игры... -- Устала? Отдохни! Тепло Наставница с заботой. – Икры Массажем мягко разомни... Проверит пульс... -- Еще побегай, Не до усталости – ни-ни! Порой нас развлечет беседой О том, как тело закалять... Вот это вправду – физкультура! И нормы ГТО сдавать Не надо... Так моя натура Согласна к спорту привыкать – В пределах личного ресурса – Слегка побегать, поиграть – Другие пусть стрелой несутся, Пусть прыгают вперед и вверх, Пусть плавают, кому охота, Пропахивают носом снег. Футболят до седьмого пота... А ведь нешуточно «физра» Могла мне осложнить ученье... А так – подвигались с утра – И моцион и развлеченье... Студенты, если припечет Изобретательность являли... Я вспоминала, как зачет Татариновой мы сдавали: Профессоршу боялись все, Ее экзамен – не потеха... Решили на кривой козе Психологической подъехать... Подумали: уж коль она Так трепетна и лучезарна, Как летописная княжна, Как та, из «Слова...» Ярославна, То, может, в ней расшевелишь К нам, бедным, сопереживанье? И вот: несет Олег Кулиш Цветы от группы – в упованье На пробужденье доброты... И ведь сработало, однако! В тот раз нам помогли цветы Труднейший взять барьер журфака... Я этим опытом делюсь – От Поли с Зойкой нет секрета... Когда я на журфак вернусь, Сердечное общенье это, Наверно, будет согревать Меня в воспоминаньях долго... Но вот пора и уезжать. Обратно к исполненью долга Нас «альма матеры» зовут... Кому куда, а мне в столицу Обратно, где встречают, ждут -- С недавних пор родные -- лица... Вновь третий корпус, филиал... Опять в привычной тихой келье Теперь второй семестр собрал Меня с Феклюниной... Заделье Вновь трудное студентов ждет... Но, говорят, глаза боятся. А руки делают... Вперед, Опять нам за конспекты браться... Выходим вечером... Манеж... Напротив – Кремль.. О, ужас: с неба Как раз над входом в наш «коллеж» Глядит на нас Ильич свирепо – Подсвеченный аэростат С гигантским ликом юбиляра... Коленки в ужасе дрожат... Картина эта убивала... В столице зрелищ – дополна! Меня вот больше привлекали Ансамбли танца... Голодна По этим зрелищам... Едва ли Смогла бы вне Москвы попасть На представления «Березки», На Моисеевский – и всласть Искусства Терпсихоры блестки Глазами жадными впивать... На выступления Муслима Всегда старалась попадать, Душ восхищенных властелина. А на классический балет В Дворец Кремлевский?... Ах, отрада! Фундю, батман и пируэт! А фуэте? Ах, видеть надо! Душа взмывает до небес, Вдохновлена искусством этим... Ко мне особый интерес От Коли Кузьмина заметен, Но душу первая любовь До сей поры заколдовала И хоть злословь хоть не злословь, А Коля мне ее нимало Не может заступить, затмить... А Галочкой Хатан увлекся – И не ошибся... Полюбить Мою подругу – ексель-моксель – Конечно есть за что!... Она, Архангельская северянка, И симпатична и умна – Михал Василича землячка – Надежна в дружбе и верна... А ежели полюбит Галя – То – не удержишь – допьяна Напоит страстью, обжигая Огнем сияющей души... Зря ль русских выбирают женщин Мужчины всей земли? Впиши Нас в свод чудес для чужеземщин, Чем привлекает пришлых Русь... Не спразу я сдружилась с Галей... Сперва со Стрельниковой льщусь Дружить... Ее не отвергая, Я вскоре Галю обрела В подруги... Стрельникова, кстати, Татьяна, дочерью была Известного правдиста... Нате, Сейчас последует рассказ О парне, чьим был предок Батый, А, может – Чингис-хан... А нас, Представьте, «дикий» Хатанбатор Учил Бетховену внимать В консерваторском антураже И с восхищением впивать Виолончельные пассажи... Поскольку сам он был скрипач, Да не любитель – классный профи – Уж хоть судачь хоть не судачь – Консерваторский, высшей пробы. А захотел еще добыть Образованье журналиста... Вот он-то Галю полюбить Сумел возвышенно и чисто... Мы с ним бродили по Москве... Он, напевая лейтмотивы, Их пояснял – и в голове Рождал неспешно перспективы Для восприятия искусств... Мне Хатанбатор – как подружка – И весь букет девичьх чувств Так тонко понимал и чутко... Об этом я перебрала, А собиралась – коротенько... Как шли учебные дела? Вел профпредметы – Кондратенко – Правдист. Отменный практик... Он Был и в теории подкован – И в репортерский марафон Вводил нас постепенно... Вел он Нас к практике за шагом шаг По жанрам, рубрикам и темам Вот здесь-то истанно журфак Давал тренаж, как профи.... Всем нам, Кто опыт собственный имел, Придя в студенты из газеток, И кто всего-то лишь успел Пяток внештатных дать заметок, Нам всем полезен мастер-класс Большого профессионала – Пусть шелуху снимает с нас, Счищает штампы – их немало... Еще один сюжет на «ко» -- (Спецсеминар вел Кондратенко) – Я о фрашцузском. Шел легко, Учительница – Бондаренко... В той группе, правду говоря, Мне делать нечего – скучала, Чтоб время не теряла зря, Учительница пожелала Отдельное заданье дать -- И я переводила книгу... Ей угораздило послать – (Видать, послушала шишигу) – К декану – был как раз слушок, Что АПН из самых-самых Парней – (для всех на курсе – шок) -- Спецгруппу формирует... Там их Подтягивать по языку Начнут до высшего стандарта... -- Пойдем к декану. Помогу – (А дело шло к Восьмому марта) – Глядишь, в честь праздника тебя Возьмут в поряде исключенья Туда... Заранее скорбя, Боялась этого решенья, Желая все-таки его... Зашли к Засурскому... Внимая О совершенстве моего Французского, сказал, кивая, Что, дескать, разрешим вопрос – И к Алексеевой направил... Я пролила немало слез – Привыкла в сто восьмой... Лукавил Со мной Засурский или так – Прослушав, не придал значенья – Каприз девчоночий, пустяк – А тут – двойное огорченье: Марина мне, что это бред И зря ссылаюсь на декана: Девчонок в этой группе нет... Но я же не сама! Толкала Меня «француженка» к тому, Чтоб мне язык учить с элитой... Какая радость – не пойму – Так оскорблять? Ушла с обидой... А Бондаренко все меня Из группы вытолкать стремится, Теперь в испанскую гоня... В испанской я рыдаю... Тщится Меня Коробкина понять, Татьяна, умная maestrа... В слезах пытаюсь доказать, Что, мол, в испанской мне не место, Хочу французский-де учить, А вовсе не хочу испанский... -- Так в чем проблема? Так и быть! И я назад ушла с опаской, И там сижу настороже, Что снова выпихнуть потщатся, Но более меня уже Насильно не толкали в «счастье»... Теперь – о логике... Предмет – Как песня, логик – « Магомаев»... Кириллов – чудо... Спору нет: Логичность мысли – помогает... В особенности был один Аспект полезнейший предмета: «Искусство спора», Поварнин... Кириллов заставлял нас это Изданье доставать, учить... А их в Москве всего три книжки – Вот и попробуйте добыть! Мы дни теряли в «Историчке», Пока освобождался он, Боясь: ему «пристроят ножки»... Но, кто достал, тот вдохновлен: Восьмого года, без обложки – Брошюрка даже, а не том, Но столько мысли в ней набито – Практической, живой притом... Той книжкой много нам открыто... Пункт первый: начиная спор, Вначале четко обозначить, О чем он, собственно? Задор Пусть вам не даст переиначить Пункт первый, дабы не попасть В капкан безмозглой перебранки, И время у себя не красть, И в речи не растить поганки... Сдавать Кириллову предмет -- Кошмар! Особенно девчонкам: Он к нам особый «пиэтет» Питал.... Я рассчитала тонко: Едва освободился стул Перед столом у аспиранта, Я – шмыг! Едва не оттолкнул Меня коллега, но таланта, Талана – больше у меня – И я в два счета «отстрелялась»... Девиц Кириллов по полдня Мытарил – маленькая слабость, Наверное, в мужских делах – И он за это, нам в отместку, Со страстью, как любой маньяк, Терзал, разыгрывая пьеску «Красавица и хулиган», Бывая иногда и душкой – И не захлопывал капкан... Как было, например, с подружкой Суворовой Татьяной.... Ей, Что всем известно, виртуозно Дается списывать... Умей Так я сама – (вполне серьезно!) – Была бы счастлива... Увы, В таком искусстве неспособна. Лишь с напряженьем головы Забег одолеваю ровно... Татьяна села в первый ряд... Кириллов на минутку вышел. Другие на нее глядят – Татьяна же из книжки пишет Буквально на глазах у всех... Тут возвращается Кириллов... Та книжку мигов – в стол... На грех Там полки нет... -- Ну, что тут было! -- Сказать по правде – ничего: Кириллов только ухмыльнулся, Но день Татьяна близ него Cтрадала – мучил, оттянулся... Конспекты по истпарту... Труд Безрадостный, тупой, рутинный, Ад предварительный... Дают Списать коллеги – коллективный Итог: в тетрадочках у всех – Маразм-марксизм один и тот же... И я впадала в этот грех: Как все, передирала тоже... Конспект копируя, его Немного все же изменяла – Труда немного моего Таким макаром добавляла... Учебной практики итог – «Допрашивала» Розенталя... Доброжелательно помог – (Я пред великим трепетала)... Привел в какой-то уголок, Едва за шкафом поместились... Профессор в русском – царь и бог... Соображеньями делились – Я с ним, представьте, он со мной – О строе языка в газете... Конечно, как никто иной Он компетентен был в предмете – И ненавязчиво акцент На экономии ресурсов Он делал... Важный прецедент: Поджилки, может и трясутся – Интервьюируемый – бог, А ты свою решай задачу Корреспондентскую... Итог – Беседа в «Журналисте»... Значу Уже и в собственных глазах – И в мнении коллег поболе... Так учимся – за шагом шаг – Стиль обретая поневоле... В копилку опыта беря Бесценных откровений крохи... Журфак нас вел вперед, даря Преображенье в крепких профи... Журфак нас к фото приучал – Один из инструментов профи-с... О фотоделе нам вещал Мэтр-вгиковец Евсей Иофис... Что аппаратов нет плохих, А есть фотографы плохие – Согласна с мэтром... Среди них – И я.... Буквально нулевые Мои способности снимать, Тем паче – проявлять, фиксажить... Лишь на поддержку уповать Тех, кто снимал... Спешат уважить: Дают мне снимки на подбор, Рассказывают о режиме – Там диафрагма, спуск, затвор... Слова запомнила... Грешили Другие той же слабиной И тем же способом старались Проблему разрешить... Со мной В тех-кретинизме состязались... Зачет... Мы вспомнили сюжет С Татариновой – и решили Вручить Иофису букет... Ну, он взъярился! Оглушили Евсея вопли: -- Я вам кто? Кокотка, балерина? Мусор Убрать! Прокол... Уж он зато Над нами измывался... В ступор В два счета хитрых загонял, Разоблачая «фотозайцев»... Со мной, как сытый кот играл С несчастной мышкою – и признаться Пришлось в подлоге... Что возьмешь С такого фотоинвалида? -- Зачет, прошайте! – Прочь ползешь -- В душе и радость и обида... Так – день за днем, за стрессом стресс. Студенческая жизнь – не сахар... Но сессия сдана – прогресс Внутри и вне... Старайся, «пахарь»!... Поэма шестая. Ольга Боголюбова ... Видели вы горы? Они прекрасны. Особенно весной. Глры покрыты пестрым ковром цветов. Гордо подняв свои красные головки, стоят тюльпаны, чуть дальше – рубиновые маки . В один из теплых дрей ребята ушли в поход. Гора была небольшая, но ребятам казалось , что они где-то под облаками. Девочки собирали цветы, а мальчишки, потеряв всю свою важность, бегали. Ребята решили назвать покоренный ими пик именем 7-го «б» . Кто-то крикнул: -- Люди, мы хотим мира! В горах отозвалось эхо. И тут наш фантазер Вовка сказал: -- Ребята, слышите? Горы тоже хотят мира! До самого вечера мы были на нашем пике. Когда мы запели песню «Пусть всегда будет солнце», горы пели с нами. Оля Боголюбова. Узбекская СССР, г. Коканд Из книги «И я, и ты, и мы». Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая Гвардия, М., 1970 г., стр. 44 * * * -- Иван, ты что?... Отстань!... Уйди! Ты спятил!... Закричу!... Ну, Ванька! Да что с тобой? Не ерунди!... Не трогай ты меня!... Отстань-ка!... Когда три месяца спустя – И он -- студент и я – студентка – Вдруг спросит словно бы шутя «Маньяк» -- Иван Калиниченко, Почто так яростно тогда Я от объятий отбивалась? Была признанием горда: -- Я все еще не целовалась! Внезапный всплеск гормонных буйств Так напугал сию девицу, Что в панике от знойных «чуйств» Чуть не покинула столицу... Рыдаю – так оскорблена – И собираю чемоданы... Москва к рыданью холодна... В столицу из Узбекистана Примчалась штурмовать журфак... Шепчу, не прекращая плакать: -- Не знала же, что будет так – И больше не хочу журфака... В Коканде, там, где я росла, Соседствовала сотня наций, Но ни одна там не жила По доброй воле – конфискаций, Переселений, ссылок, бегств -- Подарком от советской власти, Изломанных карьер и детств, Семей, разорванных на части – Чеченцы знали горький смак, Корейцы с Дальнего Востока, Татары... Жили дружно так, Хоть власть была ко всем жестока... И греческая махалля, Что значит – улица, страдала, Армянская... Вождей Кремля Здесь ни одна не восхваляла... Бежал из-под Череповца C семьею дед от красных оргий... В хрестоматийного борца С режимом сам режим негодный Насильно деда обращал... Моталось по стране семейство... Режим преследовал, стращал... В итоге добрались до места. Откуда не было пути... В Коканд пришли без документов... Без них едва ль смогли б врасти В жизнь... Нелегальных элементов Все та ж всесильная ЧК В два счета бы передавила... Передохнув два-три денька, Помчался дед назад... Сулило То возвращенье – западню... И было все, видать, непросто... Средь прочих дел предал огню Крестясь, церквушку у погоста, Где сам в крестильные тома Был вписан, предки и потомки... Страшила красная чума: Пойдут прследовать подонки... В кого-то даже дед стрелял, О чем писала и газета... А документы все ж достал – И зажили в Коканде... Это – Мой город... В нем я родилась... Ходила а школу... Пионерка... Мой дед, особо не таясь, Пророчил: на исходе века Социализм в тартарары Падет – и распадутся скрепы... С ним спорю -- и до Бухары, Летит мой крик, что, мол, нелепы Его пророчества, а дед «Необразованный», «отсталый»... Он повторяет, как завет: «В Россию!»... Этот непрестанный Рефрен мне даже надоел: Люблю Коканд, ведь я в нем – дома... Дед только с жалостью глядел... -- В Россию, -- повторял, -- кулема... В Узбекистане хлопок -- бог На очистительном заводе Дед был завскладом, а замок На складе был надежен... В ходе Войны, когда тащили все, Кто только мог и отовсюду Со склада не был унисен И малый хлопка клок... Иуду, Способного на подлый грех, Когда беда объединяла В бетон сопротивленья всех, Расправа бы не миновала -- Патриархально был суров Василь Михалыч Боголюбов, Был Боголюб и Богослов, Читал – и мне про город Глупов Разобъяснил – я поняла, Что город стал большой страною, А в ней-то я как раз жила... О вере толковал со мною... Снимали как-то фильм «Фуркат»... И деда досоветский облик Привлек киношников... Хотят В жандармы -- деда... -- Нет, соколик, -- Дед режиссеру, -- Нет, уволь, Нам это баловство не личит... Он исполнял по жизни роль С достоинством – никто не «тычет», Все с уважением к его Суровой честности и вере... Дед не воспринял ничего Из лжи, царящей в СССР’e. А сын его и мой отец Стал оголтелым сталинистом. Во всем изверившись вконец, Хотел и сам стать коммунистом: -- Происхождением -- каков? -- Из бедняков... -- А коль подумать? -- Ну, может, из середняков... -- Точней! -- Из кулаков... Угрюмо Отец свой жребий заливал По Маяковскому – не квасом... Слесарил... Без конца давал Рацпредложения... Но с «классом» Рабочим не соотнося Себя, он в жизни потерялся... Жизнь мамы заключалась вся Во мне... Во мне весь смысл собрался, Вся сконцентрировалась цель: Помочь мне выбраться из тлена, Упорно строя аппарель, По коей можно постепенно Мне выбираться из низов... Она меня оберегала От хлопководства... («Вечный зов» Узбекистана)... Уезжала – Учительница – на поля До декабря с подшефным классом, Мне это строго – не веля – И я не ездила... Отмазом – Что пела, танцевала я, Играла на виолончели, Газеты выпускала я – Была при комсомольском деле... В Россию!... Дедовский рефрен Во мне за что-то зацепился... В Коканде русский был – нацмен, Немного русских, но учился По-русски в школе юный грек. Казах, литовец и чеченец И даже коренной узбек, Кореец и поволжский немец ... По доброй воле мог любой Учить узбекский на здоровье... Я не учила – Бог с тобой! Зачем в России инословье? О ней мечтала вся родня, В Ферганском выживая пекле, Конечно, в бедности, ценя Духовность трудовой копейки. В том прошлом, под Череповцом. Дед брал весомые подряды... Конюшн были, светлый дом... Все отнимали продотряды... И мне, увы. не побывать, Не постоять на пепелище, О прошлом не погоревать... Мы и следов его не сыщем: Над ними много лет бурлит Уныло Рыбинское море... Конечно, до сих пор болит Обидой родовое горе... По вере -- я хочу простить, Но дедовой судьбой задета... Как ярко он бы мог прожить! Обидно, горько мне за деда... Та боль таилась глубоко... Но люмпенской судьбе в отместку Мы почитали высоко Ученье... С чушью вперемешку Учила вещие слова Духовнейшей литературы Моя душа и голова По соответствию натуры, Вконец испорчена была Классической литературой, Сама восторженной слыла Чудачкой- недотрогой – дурой... Придумала особый мир – Мир грез... Я в нем и обитала... К романам трепетным – гарнир – Моя виолончель... Играла В оркестре... А по вечерам – Работала в библиотеке... Еще я школьница... Мечтам Нет удержу... Мои узбеки, Спасибо, земляки, за кров, За солнце, за цветы, за дружбу, За виноград, свисавший с крон... Учу, зубрю на всю катушку – Уже семь лет в душе живет Дворца со шпилем четкий образ... В Москву, в Россию он зовет, И то же дед велит... Готовясь, Я вспоминала: в первый раз В столицу я десятилетней Попала с мамой – в пятый класс Переходя... Поездкой летней За школьные поощрена Неординарные успехи... Тогда и поняла: должна Учиться в МГУ... Без спешки В кокандской школе досижу, А цель уже определилась... И тут в газете нахожу Анонс о конкурсе... Включилась... «У нас друзья на всей земле» Так назван в «Пионерской правде» Серьезный конкурс, в коем мне Участвовать хотелось ради Осуществления мечты... Я написала сочиненье... Тут много разной суеты – Кончался год учебный... Рвенье Утроила – нельзя, чтоб сбой Взорвал мои приоритеты В кооперации с судьбой... И вдруг... На полосе газеты Подводят конкурса итог... В числе его лауреатов И я, представьте... Видит Бог – Забыла... Пару «рефератов» И публикуют... Здесь и мой. Моя фамилия впервые Под текстом... С бедной головой Едва не обморок... Родные Все рады... И грядет вояж: Впервые в жизни – за границу! Весь двор постиг ажиотаж И школа – в шоке... Я в столицу Доставлена... Меня – в отель... В редакцию... Ну, дальше – больше... Купе – и мягкая постель... Очнулась, огляделась – в Польше... Нас принял у себя премьер... В его рабочем кабинете Простой и строгий интерьер... Он всех поздравил и приветил... Товарищ Ярошевич нас Расспрашивал о наших странах... Мы слушали его рассказ О Польше... Нереально, странно: В числе детей из разных стран И я здесь – Оля из Коканда! А в лагере по вечерам – Подростковая наша банда Пути к общенью находя, Поет, танцует доупаду, То просто, весело галдя, Творили арлекиниаду... Нас в Краков, Быдгощь повезли, Потом – в мемориал «Освенцим»... Какзалось, что из-под земли Шли стоны... Их вбирая сердцем, Я ненавидела фашизм... Самой хотелось что-то сделать, Чтоб Землю защитить и жизнь От злобных нелюдей... Поведать Ту правду, что открылась мне О зле бездонном, о фашизме... Ему не место на Земле! Я размышлять о журнализме, Как о призвании всерьез Там, в Польше начала впервые... Прощанье... Было много слез... Ах, эти стрессы ростовые! Для становления души Их роль в судьбе неоценима... Куда ты, детство? Не спеши! Но дни идут. Недели мимо Бегут. А годики – летят... Но почта мне приносит письма На разных языках... Хотят Друзья, чтоб временная призма Нам дружбу сохранила ту, Что родилась и крепла в Польше... Отсчет взросления веду От этих дней... Как жаль: им дольше Сиять нам было не дано -- Промчались, пролетели, сдвигу В судьбе подножием на дно Души легли... Позднее книгу В Москве издали... В ней опять Мой опус опубликовали, Чем продолжает вовлекать Судьба... Еще меня избрали Ребята президентом КИД... Пусть скромный школьный клуб фашизму Открыто противостоит, Бесовскому кошмару-шизу... Едва мне школьный аттестат Под поздравления вручили – Прощай, Коканд, Москва. виват!... В столице родственники жили... В Измайлове... По счастью, есть Где ночевать провинциалке... С утра мне на журфак... Бог весть, Как отыскать... В метро... Но жалки Попытки выплыть из «трубы» -- Как мне к «Националю» выйти? То я сюды, то я туды – То в те, то в эти ткнусь развилки -- В подземном переходе бес, Меня обманывая, водит... Который час брожу... До слез Нечистый, бедную доводит... Но все же выбралась... Иду Мне маяком фронтон Манежа... Теперь, наверное, найду... Но вредный бес, меня манежа, Опять заводит не туда... Я повернула в закоулок... Но здесь журфака нет! Беда!... Психфак, медфак... Довольно шуток! Спрошу прохожих, где журфак... Но, как на грех, никто не знает... Мне стало страшно... Как же так? Меня столица не пускает К судьбе... Растерянно брожу «Туды-сюды» по закоулку, И даже не соображу, Зачем здесь оказалась... Гулко Звучали в тупичке шаги, А я уже почти рыдаю... От солнца плавятся мозги... А вот и вечер... Выползаю К проспекту... Справа тихий сквер... В нем лавочки... Зайду, устала... Наитьем добрых сфер Послали – сразу увидала Табличку – к ней-то я и шла, За ней – журфак обетованный, Но вечер – свернуты дела... Наутро вновь метро... К желанной Табличке сразу подошла... Читать мы не умеем знаки Судьбы... Вчера не поняла, Что этим летом на журфаке Мне не светило... Не прошла... Опять в Коканд, тружусь в музшколе.. Мозгов ресурсы собрала – Готовлю новый штурм – и вскоре Лечу в столицу на «ликбез» -- Подготовительные курсы... Но тут Иван без спросу влез... Возможно в Африке зулусы Галантность проявляют так... А я в рыданьях и обиде... Еще чуть-чуть – прощай. Журфак Вразрез с судьбой... Господь увидел – И глупый шаг предотвратил... Экзамены сдала отлично... На сочиненье казус был: Вдруг Сашка Газазян стал зычно Мне что-то важное шептать... Я, разумеется, ответно... Народ негромко стал роптать – Ведь это было всем заметно... Экзамен Шанская вела... И нас Тамара громогласно С угрозою остерегла... Шутить с профессршей опасно... На устном, выйдя отвечать – (Не по подсказке ли бесовской?) – -- В Москве решила поступать Затем, что здесь жил Маяковский! – Ареопагу изрекла... А говорить прилось о Горьком, Его рассказах ранних... Шла Ва-банк: рассказывала только Не по программе... -- Из какой, -- Спросили, -- вы московской школы? -- Из двадцать первой – не Москвой Воспитана – Кокандом! Что ли Господь препоны удалил? А бес пытался отыграться: Со мною в группу угодил И Ванька... Я его бояться Все продолжала – и пришлось Заботиться о переводе В другую... К счастью, удалось: Ушла к радийцам... Группа, вроде, Хорошая... Здесь -- Газазян, Сто раз, наверно, поступавший, Поклоны клавший образам – И все же на журфак попавший, На курсе – комсомольский вождь, Ответственный и добродушный Веселый, умный – парень-гвоздь... Однажды разговор нескучный О чем-то он со мной завел -- (Минута до начала пары) – Про легендарный комсомол – И под руку берет... Ошпарил Прикосновеньем... От него Рванулась, точно из капкана... -- Да что с тобою? -- Ничего! Не прикасайся! Так чеканно Мне вбиты в душу и мозги Духовные приоритеты, Мол, целоваться не моги, Коль нет любви... Законы эти, Их почерпнув из толстых книг, Сама себе установила – И так живу – и верю в них... Казалось мне, что я любила: Жил-был в Коканде паренек – Красивый, умный, славный –Толик... Был мною с головы до ног Секретно обожаем... Горек Дар неотвеченной любви... Он поступил успешно в ГИТИС... За ни в столицу –(сэ ля ви) – Я и помчалаь... Ну. дивитесь: С ним повстречалась пару раз – И он уже не интересен... Видать, еще не родилась Любовь... Зато онюдь не пресен Вкус дружбы... Несть числа друзьям – Всю группу в них зачислю смело... Уже мной назван Газазян – Иных вам назову – приспело: Меж нами – братская любовь: Брунов, Невзорова. Алиев... Будь Газазян здесь назван вновь, Плюс Коннова, Абдукаримов... А в общежити жила Я с Андриенко, Большаковой, Раисой Мельник... Собрала Судьба нас, в общем-то, толково.. Способны чем-нибудь помочь Друг дружке в смысле пониманья, Ну, а случится занемочь – Заботливого состраданья... Физвоспитание... Кошмар! Наум свет Моисеич Хорош Судьбу высокую сломал Десяткам! Как же быть? -- Спроворишь Бумагу от врача: болят, Мол, печень, почки, селезенка И сердце бьется невпопад – И он отвянет... Так девчонка Проинструктировала нас, Студентка, запугав до дрожи... Мы в абитуре про запас Перенимали опыт... Кто же Желает трудности копить – Их жизнь и так горстями сыплет... Ну, что ж, попробую пробить... На медосмотре стоном выбит Желанный результат: меня В спецгруппу «дохлых» зачисляют... Ну, повезло! Мы, семеня, Ползем по кругу... Проверяют У нас, «непоноценных», пульс – Комедия, а мы и рады – От перегрузок не свалюсь, А чемпионства мне не надо... Ракетку в первый раз взяла... Весь тренинг – «Как ракетку держат...» Хоть поиграть бы нам дала Инструкторша, но слишком нежат Нас с перебором, а других Гоняют до седьмого пота... В числе «ослабленных», таких, Как я, два полных обормота – Ольсинский с Семеновским... Мы «Три грации» с энтузиазмом Среди спортивной кутерьмы «Ослабленным» физкульт-маразмом Предельно развлекались... Нам Не тяжело – и слава Богу! И не глядим по сторонам: Нам лишь бы вовремя к порогу Аудитории попасть И там – на лекции Кучборской Себя послушно ей во власть Отдать... А ей, что перед горсткой Студентов монолог держать, Что пред заполненным театром – Не станет ослаблять, снижать Накала, с коим бьет по чакрам Потоком страсть... Графичность рук!... Сразила мифом об Арахне... Стоп-кадром пальцы врозь – паук! То словом по мозгам шарахнет, То жестом – и не совладать С ее всесильным обаяньем... Не повторить, не передать! Театр профессорши! С камланьем Его воздействие сравню: Все словно бы в глубоком трансе... В богатом творческом меню – И жесты – четки, как в мимансе, И голос – сочен и глубок, И смех – раскатистый и звонкий... Ее премьера – сильный шок, Стресс для восторженной девчонки... С английским были нелады. Глаголы – будь они неладны... К примеру – «падать»... Чехарды Трех форм мне не исполнить складно. А «англичанка» вновь шипит, Кайф от ответа получая: -- Miss Olga, can you please repeat Three forms of “fall”? Я начинаю, Но заплетается язык: -- «Фол».... «фул»...., «фыл»..., «фал»... Она хохочет.... Попытку повторяю... Пшик... Смеется, будто кто щекочет... Зато шел русский «на ура». Учитель – Вакуров Владимир Свет Николаевич, пера Не выпускал из рук – и вымел Сор южных говоров из нас, Варившихся в нерусской каше... А на груди – «иконостас»: Он фронтовик и – счастье наше – Сам литератор и стилист, Фразеологии редчайший Знаток... Печальный оптимист... Бывал в общаге... Высочайшей Оценки нашей заслужил. Ведь и студенты ставят баллы... ...«Литведчик» наш не заслужил Моей «пятерки» -- убегала С «литведа» чаще, чем с других Занудных бесполезных лекций... А коль была. То просто их Забалтывала и рефлексий Я не имела, проболтав С подружками «истпарт» унылый... На нашей кафедре состав Радийцев-профи был нехилый: Историк Ружников был сед, Он старше всех из наших мэтров... Был артистичен Любосвет – Красавец Дмитрий Любосветов, А Игорь Тхагушев был добр... Благощаря тому составу – Уж не погибну «аки обр», А профессионалом стану... Таскали гордо «репортер», Осанку криво оттопыря... Являясь к нам, пускалась в спор О роли радио Музыря – Из репортеров – репортер, Одна из тех, кто создал «Юность», В партнерстве с Визбором... Мотор Шестидесятничества... Сунусь И я в радийные дела... Нам все разобъяснили мэтры... И счастлива, что я нашла Романтику дорог... Пусть ветры Нам обдувают микрофон, Но «наше право быть влюбленным...», Летя на зов знамен, имен С товарищем-магнитофоном, На оклик подвигов, на крик О помощи, на всхлип негромеий Вселенной, на воззванье книг, На шелест тополей на кромке Дорог... А близко от страны – Мир мал – в Камбодже и Ливане Покоя нет и тишины, В огне Вьетнам... Переживали, О том, что происходит, все, А нам положено по рангу – Иы журналисты... В полосе – Читаем –( полагалось «Правду» Выписывать – и проводить Политбеседы в каждой группе) – Что США распостранить Хотят войну в Камбджу вкупе С Лаосои и Вьетнамом... Мир. Покой планете только снится... Все войны в близости такой От государственной границы Страны... Тревожно... Договор – (Что хорошо) -- вступает в силу, Что страны с бомбой с этих пор Решают, чтобы мир в могилу От атома не угодил, Поставить жесткие заслоны Распостраненью адских сил В другие страны и районы... Вот так... Вступив на факультет, Я, в школе – супер-активистка, Активничать забыла... Нет Совсем желания... Не близко Общественное мне в Москве... И личной жизни нет в помине... Учеба? Да... Но в голове На первом месте – по причине, Что скрыта в тайниках души – Концерты, выставки, спектакли, Музеи... Успевай, спеши – Ведь здесь все лучшее, не так ли? Владимир, Суздаль, Ярославль И все окрестности столицы Я с сентября и по февраль Объездила... Для выпускницы Кокандской школы русский мир Был полон трепетного смысла – И обрела ориентир, Но лишь печаль острее грызла: Обидно было наблюдать Ошметки отсиявшей славы, Еще хранившие печать Величия былой державы. Увиденным оглушена, Услышанное ослепило... Для осмысления должна С родными пообщаться – ныло, Зудело сердце – и лечу Я в ноябре до Андижана... Скорей в Коканд, домой хочу... Мой городок смотрелся странно: Он неизменно тепл и щедр И ярко к празднику расцвечен, Но будто ниже стал на метр... И тысячу один отвечен Вопрос в разрезе разных тем... И вот уже лечу обратно С большим букетом хризантем... Приятно, девочки, приятно... Замечу, кстати, что летел В одном со мною самолете Абдулов Александр... Хотел, К родным и он на праздник вроде... Та пауза нужна была... Аудитории арена – Заметно, что произошла Разительная перемена: Когда сентябрьские лучи За наши головы цеплялись, Не-москвичи и москвичи Весьма заметно отличались... А вот на нас глядит ноябрь – Теперь нас различишь едва ли... Картина очевидная: Мы тоже москвичами стали... Полезный навык обрела, Освоив быстро пишмашинку. Инструкторша добра была, Жалела: нпебо, мол, с овчинку И так у каждого из нас, Студентов – не перегружала... Истпарт – признаюсь без прикрас – Весь протрепалась, проболтала. Меня хоть хлебом не корми – Дай потрепаться доупаду. Соседи шепчут: -- Не шуми! Профессор не скрывал досаду – Знай, с Газазяном все трындим.... Так и «марлен» с ним протрындели С «литведом»... Хорошо сидим! И не мешайте, в самом деле!... Но приближалась на рысях К нам сессия – боялась жутко... На нервах – исстрадалась вся... Тогда мной исполнялась шутка: -- Ой, скоро будут исключать – Ха-ха! Такой вот юмор. Черный... Куда бежать? С чего начать?... Но я, как в сказке – кот ученый, «Налево», правда, не ходя, Все «сказки» лихо исполняла... ... Явился Новый год, вводя Общагу в сладкий грех... Сначала Мы разбрелись по уголкам, По комнаткам, по тихим кельям... А в полночь... Залп! И надо нам, Всем в общий круг... Волшебным зельем Опьянены – вдохновлены, -- Все – вдруг – и застучали двери, И стало ясно: мы нужны Друг другу – и с больщим доверьем Друг другу руки протянув. Мы закружились в хороводе... На лицах чистый свет... Замкнув Тот круг магический, мы, вроде, Друг другу верности обет На жизнь оставшуюся дали... Да не погаснет этот свет... Потом, гитары взяв, играли И пели барды... Так мудры И незатасканны их песни... Головкин, Красников... Смотри, Запомни текст тех песен – весь ли, Один ли кратенький рефрен – Пусть что-нибудь в душе пребудет... За кирпичом общажных стен – Великий город... Знайте, люди: Мы, пришлые, ему нужны... Он сам нас выбирал из массы... Москва... Отныне в наши сны Входить без спросса ей... Громады Высоток... Звезды над Кремлем... Легенды старого Арбата... Он выбрал нас, мы в нем живем – И это счастье – так, ребята? На удивление прошла Нормально сессия... И снова – Неужто Оля привлекла? – Абдулов в самолете... Клево! Коканд... С визитами к друзьям И родичам -- «столичной штучкой»... Являлась я по вечерам... Вот по английски «сделать ручкой» Зовет товарищ школьных лет... -- Давно не видел, где скрывалась? -- Я в МГУ учусь... -- Ответ Мне непонятен... Оказалось – Не знает, что есть МГУ... Не может быть! Ушам не верю! -- Тогда прощай. Спешу! -- Бегу Прочь от такого... Нет, потерю Не жаль такую... Той зимой Скончался маршал Первой конной... Когда я прибыла домой Дед : был ли мной Семен Буденный Сопровожден в последний путь? Заинтригована вопросом, Чем обусловлен, в чем тут суть? Казалось, задан с перекосом... Но дед и вправду уважал За храбрость старого рубаку И конника --- и горевал О нем нешуточно... Однако! Опять москва. опять журфак... Я – староста лечебной группы... Мы – лыжники... Скользящий шаг Нам не дается... Полутрупы – На лыжах – тот еще видок... Пригорок – мы снимаем лыжи – И -- на карачках... Видит Бог – Мы не нарочно так.. Бесстыже Гыгычут те, с кем дружит спорт... Усугубляют наши муки Коньки... Вот – не было забот! Нас на каток влекут под руки – И мы там: я, Артур, Виктор По два часа стоим в сугробе, Спиною подперев забор – Вот анекдот московской пробы... А на катке, как в айс-ревю, «Тулуры», пируэты, танцы... Завидно мне – и я реву... Артур с Виктором, африканцы, Глазеют... Им – бесплатный цирк, А я, отлипнув от забора, Немедленно в сугроб – кувырк! Мне стыдно. А другим – умора... Все по накатанной пошло: На первом месте не ученье... А в чем-то даже помогло Мое – столицей увлеченье: Не остается без следа Театр, любимовский включая... Гуманитарная среда Обогащает, обучая... Какая музыка в Москве! Здесь есть кого и где послушать И повздыхать о волшебстве Московских гениев, обрушить Умеющих на нас обвал Вселенской невозможной страсти! Жаль тех, кто это не слыхал. Я слышала и это – счастье! У африканцев я – звезда... Артур, Виктор имеют мненье: Некрасов Николай, когда О русских женщинах в селеньях Писал, меня имел в в виду: Коня остановлю в галопе, В избу горящую войду... Подобных, дескать, нет в Европе... Могу и с ними погулять, С сирийским парнем Мухаммедом Пришлось в Абрамцеве бывать... В общагу из похода едем... Об этом парне шел слушок, Что он ложится спать обутый... Спросила, затаив смешок... -- Да, если холод... С той минуты К нему потерян интерес.. А о любви уже мечталось... Но мудрой волею небес Еще с любовью не встречалась... Лобанов Валя, землячок, Признался мне в любви в столице... Меня лишь легкий сквознячок Овеял, а душа томится... Веду лирический дневник. В нем есть страницы и о Вале. Вот он в моей судьбе возник, Но словно бы заколдовали -- И чувство спит... Придется ждать... Ах, Валя! Может, всеж влюбиться? Обидно парня обижать... А вдруг другой не соблазнится? Я доверяю дневнику Мои сомненья и печали... А вдруг не встречу на веку, Кого мне небеса послали? Общажшый торопливый быт – Столовая плюс сухомятка... Есть кухня... Приготовишь – сыт... Но в воспитанье – опечатка: Я в кулинарии – кретин – Готовить мама не учила... Известно: путь к душе мужчин – Через желудок и – причина Разводов многих, что жена, Как я, на кухне – неумеха... В той жизни я была должна Учиться... Кухня же – помеха, -- Считала мама и меня От той помехи ограждала... А в результате – западня... В Москву мне мама присылала – Ах! Маринованный чеснок! Порой народец удивлялся: -- Откуда этот запашок? Вокруг никто не признавался В диверсии... Но на себя И я вину не принимала, А это лакомство любя Есть регулярно продолжала... Пришел веселый Первомай... Меня шарахнула идея: Как хочешь, так и понимай -- Туда, где на толпу глазея, Наш Генеральный секретарь – (Кому он наш – ну. это ладно...) – Верховный наш партийный царь Ладошкой помавал отрадно, -- В толпе журфаковской поасть На Красную святую площадь – И поглазеть разок на власть... Осуществить? Чего уж проще, Поскольку требует нутро – На улицу Тимура Фрунзе Качу с рассветом на метро... В соседстве человек о скунсе Чесночном вдруг заговорил... Не отношу к себе те бредни... Денек великролепным был – И не испортило обедни, Что вновь и вновь о чесноке В соседстве были замечанья... Должно быть, кто-то нес в руке Душистый этот фрукт, скучая И развлекался так... Не вздор Меня подозревать в подобном? Сюрприз! Артурчик и Виктор Нас ждали в уголке удобном, Мечтая, как и я в толпе На Красную проникнуть площадь... Да прямо... Да прямо... Ничего себе -- Как грубы с ними стражи! Ропщет Артур на грубость, а Виктор Привык, что поступают грубо... Людской бурлящий коридор Провел журфаковцев у ГУМ’a, Меж нами и трибуной шли Колонны с флагами, цветами – И мы увидеть не смогли Трибуну Мавзолея... С нами, Выходит, пошутили... Зря Полдня пешочком прошагала... Себя за зряшный день коря Потом в постели отдыхала... Потом слепила репортаж Из камеры вещей забытых... Увы, теряется багаж В метро... Зачумленных, забитых, Рассеянных с Бассейной – тьма... И я, случается, теряю В метро чего-нибудь сама... И вот – в магнитофон вещаю, Что, прибежав издалека, Забытый красный конь в подземке Здет терпеливо седока... Ведь это я не для газетки – Для радио... И он звучал, Мой репортаж, на семинаре, Что нашу практику венчал... И вновь экзамены сминали В гаромошку жизнь, но пронесло... Лишь логика была барьером Непроходимым... Помогло, Что примитивнейшим манером Рыдала... Мэтр рукой махнет, Пренебрежитенльно жалея... -- Идите, девушка... Зачет... Восторг! Ведь эта ахинея Мне даже даром не нужна... Зачем-то это Бог не дал же... Что дальше? Дальше – тишина... Покажет жизнь, что будет дальше... Поэма седьмая. Ганна Павловна Миньковская * * * Es sheint mir, dass gefallene Soldaten, Die man sehr lange noch erwarten wird, Grabstaette nicht im Feld gefunden hatten – Sie ziehen, als die Kraniche im Wind. Bis heute noch seit den blutroten tagen Hoert man von oben irhen shrillun Ruf… Vielliecht darum kann niemand etwas sagen Als dieser Zug sich oben langsam ruert… Ich sah sie abends oft forueberziehen, Sie schnuerten meine Seele schmerzenvoll… Dort unter ihnen ist ein Platz geblieben, Ein kleiner Platz, den ich einnnehmen soll… Bald kommt der Tag… Im langsamen Geschwader Verlasse ich die alte Welt geheim… Dann rufe ich zusammen mit dem Fater Euch, teure und gebliebene daheim… Kraniche. Гамзатовские «Журавли» в немецком переводе Семена Венцимерова под редакцией Ганны Павловны Миньковской Весна... Зачетная кадриль... Свецгруппа... Ну, орлы, глядите! -- Семен, не «априль», а «априль»! Уж вы меня не подводите... Был убедительным ответ – И на тебе – такая бяка! -- «Пятерка» вам, но – мой совет... -- Учить получше? -- Да! С журфака Погонят из-за этих бяк... Спецгруппа – эталон, элита... И без того-то на журфак Такой отбор! Сюда же слита Верхушка, кто упорней всех... Непросто подбиралась группа... И вот – «пятерки»... Мой успех? Конечно! Но, тем паче, -- глупо Испортить мненье о себе Одним нелепым удареньем – Выговорешник! В этом «лбе» Я вижу детское смущенье... Дни торопливые летят... Я – столько лет в стенах журфака Среди талантливых ребят... Мне пятьдесят уже... Однако! Нечасто выпадает час Повспоминать былые годы... Трудшы и горестны для нас Порою в прошлое заходы... Отец и мама у меня Эстляндские, но не бароны... Происхождение ценя, Я помню, что семейства корни Местечко Вильянди хранит... Кто запретит воображенью Взмыть над Европою в зенит И оказаться в окруженье Великолепной старины И аккуратного уюта, Невозмутимой тишины?... Здесь ощущаем бег минуты, В минувшее бросая взгляд... Вксь город точно врос в природу... Семь сотен быстрых лет назад Здесь эсты бились за свободу... С кем? С немцами... Был бой кровав -- И онемечились эстонцы, К несчастью, битву проиграв... И там ливонцы и тевтонцы, Что значит – немцы – семь веков Рулили – и невзвидев солнца, Не в силах эсты снять оков... «Приют убогого чухонца» -- И вправду жалок и убог – Бароны держат в черном теле. Похоже, их оставил Бог – Так, выживают еле-еле... Язык немецкий... Без него В том городке не обойдешься, Нигде не купишь ничего, Домишком не обзаведешься... И ашкеназы в городке, Перемежают дойчем идиш... Матроны ходят в парике, А в пейсах – старики.. Но видишь, Что постепенно молодежь, Заветы предков уважая, Храм покидает... Мир, зовешь Из гетто молодых, внушая Желанье преодолевать, Маня в дорогу миражами... Вот так отца и маму звать Стал мир – и их не удержали Ни «Мальчик с рыбою» -- фонтан Ни орденское городище... Поклонимся родным местам – И в путь... Всегда чего-то ищем... Еще им вспоминать потом И ратушу и старый замок, Ступени к озеру и дом – Сокровища из самых, самых... Сокровищ драгоценней нет, Тех, что в душе по миру носим... И детства отдаленный свет Мы на детей и внуков бросим, Как некогда его на нас Бросали наши папы, мамы... C родителей начну рассказ... Свилетели кровавой драмы, Что первой мировой звалась... Отец мой – Пейса, мама – Глике... Судьба Европы взорвалась – И тысячи людей на пике Событий с мест, где им жилось Привычно и благопристойно, Снялись... Вот и моим пришлось: Когда гремел заупокойно Орудий крупповских набат, В Москву из Ревеля примчались... Уже в империи разлад И голод... Вряд ли обвенчались, Как встарь водилось, под хупой -- Благословенным балдахином... И, применяясь к жизни, мой Стал папа Павлом: как хинином Здесь выворачивало рты, Когда он представлялся «Пейса»... Вот мы уже у той черты, Когда нас стало трое... Грейся, Душа, теплом родимых душ... В Москве фамилия Биале Известна, ведь не бил баклуш Отец -- не просто выживали В столице папа с мамой – нет: Отец здесь -- представитель фирмы Из Кракова... Ее расцвет На весь мануфактурный мир мы По праву отнесем на счет Ее московского агента... Московский филиал растет, Усилий к продвиженью «бренда» Немало приложил отец... Военные перипетии Не помешали. Он – купец Весьма успешный... Воротилы Торговли дружат с ним -- «вась-вась»... В изготовлении протезов Зубных и мама поднялась... Росла хоть не в семействе крезов, Но был благоустроен быт... В Кривоколенном переулке – Шестиэтажный, под гранит – Дом... Мама с папой, две дочурки И няня Дуня, что вошла В семейство семнадцатилетней – И с нами до сих пор... Жила – В семействе, как своя – в отдельной Девичьей... Комнат было семь... Нам и просторно и удобно: Уединиться можно всем, Собраться для общенья... Скромно Живут родители, в трудах... Вы знаете,какой для мамы Принес подарок папа?... -- Ах! Неужто «Зингер»?... -- Да, он самый... Тот «Зингер» с нами и сейчас – Подарок для трудолюбивых. А повод для него –как раз Мое рождение... Красивых Принес им аист дочерей... Что характерно: в папу -- обе... Высок, изящен он, скорей В актеры гож... Его подобье – Я отмечала, мы с сестрой Аннеттой... Не скажу, что мама Не отличалась красотой... Отец все ж ярче... Панорама Безоблачно счастливых дней – Осколочна калейдоскопно... Вот мама... Часики на ней – Подарок папин тоже... Словно – Слепящее сверканье звезд – Браслет в сапфирах, бриллиантах... Я, бросив через время мост, Замечу: дочь моя в тех камнях Сегодня ходит по Москве... Она, представьте, египтолог... Вот засверкал в моей главе – Воспоминаньй яркий сполох О том, как с мамой и сестрой Отец нас отправляет в Таллинн -- (Год двадцать пятый иль шестой, В Кремле еще несмело Сталин Тяжелый проявляет нрав) – Эстонские воспоминанья Нечетки... Здравый смысл поправ, «Кремлевский горец упованья Людей наотмашь в клочья рвет... И под «закручиванье гаек» Семейство наше попадет... Вампирствующий злобный карлик Вначале отменяет нэп, Стране принесший краткий роздых... Куда-то пропадает хлеб, Когда крестьян в силках колхозных Удерживают... И отец Свой магазин мануфактурный Закрыл на Сретенке... Конец! Тот таракан карикатурный, Что вечно в страхе пребывал, Страну от мала до велика Пещерным ужасом сковал... В ответ – ни возгласа ни вскрика... Нас уплотнили... Только три Нам оставляют комнатушки... Тоскливей жизнь, скудней котлы – И ужас, ужас до макушки... В попытке противостоять Гнобящей лютости системы, Отец решается опять Купить квартиру, чтобы стены Семейный маленький мирок От злого мира отделяли... И вот – купил – из четырех Клетушек... Но не оставляли И здесь, на Сретенке семью Парт-шариковы... Вновь съезжаем Уже в двухкомнатешную... Так и для всех в стране сужаем Умышленно простор души – Удавка туже, туже, туже... Не улыбайся, не дыши... Спаси, Всевышний, наши души! Жизнь превратилась в мрачный ад – Стране не вырваться из клети... Но дни идут, года летят – Я подрастаю... Здесь, на Третьей Мещанской в школу я пошла: От дома где живем – напротив... Читать, писать, считать – могла – --Так, во второй меня берете? Берут – и «мадемуазель» Справляется с учебным планом... Простыла... Педиатр Кисель Отпаивал меня бальзамом... Вот он, авторитетный врач, Узнав, что через класс шагала, Был сильно возмущен: -- Забрать! Вернули в первый класс... Рыдала: Неинтересно повторять, Что мне давным-давно известно, Жаль было целый год терять – И неумно и неуместно Вмешательство того врача В судьбу успешной ученицы, Чем Киселю и посейчас Пеняю... Быстро время мчится По коридорам школьных лет... Как все, была я пионеркой... -- А в комсомол вступали? -- Нет! Ты, комсомол, мозги коверкай И душу – только не мои... Мне жалко большевистским ядом Туманить ясные мозги, Жизнь восславлять, что стала адом... Шел тридцать третий год... Отца – (За что?) – при мне арестовали... В квартире – обыск... До кольца Все украшенья с мамы сняли... Браслетик дутый – у меня – Содрали и его с ребенка... Чекиста алчная клешня Мне долго снилась... Работенка Такая для подлейших душ... По счастью, папу не убили, Вчинив отъявленную чушь, В ГУЛАГ’е страшном не сгноили, Лишь запретили проживать В столице... А к Москве впридачу И в Ленинграде... Было пять В запрете... Все и не означу... Москву любил он... Но журавль, Что в небе, хуже, чем синица В руках... Он выбрал Ярославль... А там, представьте, подружиться С архиепископом сумел, Что было к папиной удаче... Владыка честен был и смел – На собственной богатой даче Отца бесстрашно поселил... Они, два интеллектуала, Впадая в философский пыл, О вере спорили... Бывало – Ночь в раннем растворялась дне – Они все не кончают спорить... Решили, что на лето мне Гостить на даче той позволит С сестрой владыка... Провели Мы вместе славные недели, Чудесно отдохнуть смогли... А к осени – снялись, взлетели – И всей семьей перенеслись В старинный этот град на Волге – И вновь в одну семью срослись... Как вся страна – и мы в тревоге, Однако, в замкнутом мирке Мы счастливы, что снова рядом – Синица радости в руке... На улице Свободы ладом Живем на верхнем этаже – Отец взял весь этаж в аренду... А в Ярославле я уже Пошла в девятый, дивиденду Столичной школы не дивясь: Я лучшая по всем предметам – И школа мной горда и класс... (Коль прочитаете об этом, Волжане-ярославцы, то, Когда в некрасовскую школу С букетами живых цветов Несетесь, вспомнив Терешкову, Не забывайте и меня)... Меня лишь физик «задвигает» -- В любимицах другая... Мня Неправое, ее толкает Любой ценою на медаль, Меня отпихивая грубо... Учитель, а забыл мораль, Что для учителя сугубо Греховно... Словом, ту медаль, Заслуженную мной по праву, Отдали ей... Ее мне жаль: Всю жизнь нести в душе отраву Неправедности тяжело... Ну, я в итоге – с аттестатом... Мой выбор сделан – и взошло Моей сульбы светило... Статус Студентки мне дает иняз... Язык? Естественно, немецкий, Знакомый с детства... Ведь у нас В семействе, если неуместной Та информация была, Которой меж собой делились, Для слуха чуждого (беда – Чужой узнает) – обходились Немецким... Я могу сказать – Язык приобрела в наследство – И глубоко смогла впитать – Легко все схватывает детство... А мама с папой обрели Его в гимназии немецкой... Впервые я от них вдали... Мне дали общежитье... Веской Причиной место в нем держать Отец считал маразм эпохи... В учебе надо поднажать... Профессора – светила, боги, Нам дарят новый взгляд на мир... Все вдохновенно, все чудесно... У однокурсников – кумир – Артемов... Очень интересно Нам психологию читал... Мы профессурою довольны... Но... То один вдруг исчезал Бесследно, то другой... По школьной Привычке мы хотим дружить С наставниками, жаль терять их... Кому хотелось потушить Высокое сиянье ярких? Понятно: тем, в чьих душах мрак... Тридцать седьмого помраченье Шизофреническое: враг Вождя – любой, без исключенья... Иначе понимая: сам -- Враг всем и каждому в стране он, В глаза бросавшимся усам, Ответно закипали гневом Сердца... И будто черный смерч Выхватывал из жизни ярких, И, посылая их на смерть, Он упивался кровью... -- Так их!... Накатывал жестокий вал На всех кроваво и сурово... На Метростроевской стоял Наш – (это -- в бывшей Соловьева Гимназии) – элитный вуз... А эта улица когда-то Звалась Пречистенкой... Хвалюсь: Училась хорошо, ребята... Как водится, вначале нас Гоняли за произношенье, Наращивали слов запас... Бесчисленные упражненья Вбивали в руку и мозги Грамматику с правописаньем... Учителя-ученики, Со сверхтерпеньем и стараньем, Рвались упорно вширь и вглубь, Язык наматывая туго... Отсиживали напрочь хлупь,* В коспекты пялясь близоруко... Седая немка Витгенштейн Рассказывала нам о немцах. Ведь, чтоб вполне язык ферштейн**, Понять и душу надо, в сердце Уметь народа заглянуть... Здесь верный путь – литература В ней Мартенс нам расчистил путь. С ним постигается культура Немецкая, и глубина Философических исканий... Мы одолели все сполна, Гранит науки, эти скалы Изгрызли – и пришла пора Отчета за года учебы – Извечная с судьбой игра – Итоговые «госы»... Чтобы *Кончик крестца (у птиц). ** Понять (нем). Внезапно их не завалить, На финише уча, зверели, Забыв, что надо есть е пить... Но вот – последний... Одолели И педагогику... Притом, Что в эти дни уже гремели Раскаты над страною... Гром Орудий, а с небес летели На Киев, Минск и Ленинград С фашистских «Хейнкелей» -- «подарки», Творившие кромешный ад... Тревоги и в столице... В арки Метро под вой сирен спешат Укрыться от даров небесных Тодпою москвичи... Грозят Все кулаками: мол, немецких Захватчиков сомнем в три дня, Но вести с запада тревожней... Эстонская моя родня Уже «под немцем»... Осторожней В Москве с немецким языком! Нам, свежеиспеченным «немцам» Нельзя отныне ни при ком Друг с другом «шпрехать»... С легким сердцем Еще недавно это – «гут» -- Друг с другом «шпрехали», трепались, А нынче – могут самосуд Толпою, если бы попались, В безумной злобе учинить... Вернусь чуть-чуть назад в рассказе: Необходимо объяснить Возникших несколько оказий, Что приключились в беге лет... Я в общежитье прописалась, Отцовский выполнив совет, Но не жила там... Обреталась В семье у папиных друзей... Здесь для меня и стол и крыша... Семья большая: сыновей – Четыре. Самый младший – Гриша – (Мы с ним ровесники) – и дочь... Мать на меня имеет виды... Что ж, с Гришей я дружить не прочь... Мне с ним отдельные обеды «Со смыслом» сервирует мать... А Гриша в ту игру втянулся – Влюбился, надо понимать, Азартно в чувство окунулся... Мамаша испугалась вдруг – За нами учинила слежку, Хоть он мне лишь приятель, друг, А сердце занято – и между Мной с добрым Гришей – ничего... Но мать подстерегла однажды Почти в объятьях нас... Его Тотчас же отругала... Каждый Сообразил бы: уходи! И я покинула семейство... Нет, Гриша, ты меня не жди: Дружить так тесно – неуместно... Судьба меня подстерегла Еще до жизни в Ярославле... Подружка у меня была Все там же, на Мещанской... Вряд ли О ней зашел бы разговор, Но так судьба определила, Необъяснимая: с тех пор Она слегка моей рулила Судьбою... Точно наяву: Она с котом... Такой забавный! Небрежно важную главу, Что, оказалось, стала главной В моей судьбе тогда она, Не ведая того, открыла... Был день рождения... Весна... Я с поздравленьями... Любила Подружку Раю, как сестру. Подросточек, «утенок гадкий»... Позднее станет на смотру Невест московских самой сладкой... Не кто иной, как Левитан Моей подругою пленился... Пред красотою трепетал, Ухаживал... Потом женился... Но это – позже... А пока – Апрель... У Раи – день рожденья... В квартире – шум до потолка... Подружка мне – не скрыв смущенья: -- Пойдем... Там Фима, мой кузен... (Зовет знакомиться с кузеном...) Он взрослый... Строгий взгляд... Шатен... И кровь быстрей бежит по венам.... Он выговаривает мне... За что? Представьте – за Толстого... Мол, мы еще с подружкой вне Понятий взрослых – и на стол нам Роман позволен не любой... А повод: он нашел у Раи Роман... Он вроде про любовь, Но странный... -- Где взяла? Сгорая На том допросе от стыда, Меня испуганно подружка Кузену строгому сдала... Потом с меня «снималась стружка»: Вопрос все тот же: где взяла Ту «Крейцерову...» я «...сонату»? Скрывать мне нечего: была У нас библиотека... -- Надо, -- Внушал рассерженно Ефим, -- Брать книги с позволенья старших... Но сразу между мной и им – (Пусть в воспитательных демаршах Меня он жучил – и не раз) – Невидимая нить связалась... Синхрон сердец, сиянье глаз... Вдруг я влюбленной оказалась... Ефим, когда закончил фин, В НКВД мобилизован. Он – старший лейтенант – Ефим, Позднее – капитан... Основан В Москве в то время новый вуз – (От нашего отпочковался) – Иняз -- военный... Я зовусь Туда... Но командировался Ефим по службе из Москвы... Октябрь... Шестнадцатое... Утро... Кладет неяркие мазки Художник-осень... Златокудро В окне скучают тополя... Грузовичок примчался к дому, Скрипя рессорой и пыля... -- Так, собирайся быстро! -- В кому Так можешь, сонную, вогнать... -- В чем дело? -- Пять минут на сборы – И в поезд... Нас не будут ждать, Нет времени на уговоры... -- Ботиночки, пальтишко взять? -- Прошу быстрее, не копайся... Сказал ведь, что не будут ждать – Ну, собирайся, собирайся!... И мы помчались на вокзал... -- Куда, зачем? – Не отвечает... Вот тут-то страх меня сковал: Толпа вагоны окружает, Народ штурмует эшелон, Как будто враг уже в столице... Наш поезд в стороне... Вагон Оцеплен – и народ не тщится Сюда, на сизые штыки... Ведут с охраной нас к вагону.... Внутри холщовые мешки Набиты чем-то... Воспаленно Носясь по поезду, Ефим В купе заглядывал украдкой... Словечком переброшусь с ним – И будто все уже в порядке... Но загоняют в тупики – Пережидаем фронтовые В теплушках – смертные – полки, Пока веселые, живые... -- Но все-таки, куда, Ефим? -- На Волгу, в Куйбышев... -- Понятно! -- Правительство спасти хотим... -- А Он? -- В Москве... -- Когда обратно? Когда прикажут...Ладно, спи... Пойду я... Дел в дороге много... То едем, то стоим в степи – Трудна военная дорога... Здесь ехать-то – от силы ночь, Мы на колесах – третьи сутки... Претерпевать уже невмочь – Поди пожалуйся... Не шутки... Везде на станциях толпа Берет «на абордаж» вагоны... Горька, безрадостна судьба Страны, лишенной обороны, Страны, которой комсостав Забит, расстрелян, пересажен... Их кровью упырь пьян и здрав... Но мы читателя уважин: Уверена: все знает сам И все прекрасно понимает – И окровавленным усам С подобострастьем не внимает... Но, наконец, мы доползли... Весь Куйбышев толпой запружен... Приезжих – тьма... Не все могли Найти пристанище.. У мужа – Бессонно – служба... Бдит Ефим... НКВД – сатрапа око... Кто черным замыслом томим, Ефим выискивает зорко... Недолго, впрочем... Вдруг его Затребовали вспять, в столицу... -- А мне что делать? -- Ничего... -- А ежели война продлится?... -- Тсс! Вражью пропаганду брось... -- Но мне-то как? Куда податься? Ответа нет... -- Как долго – врозь? -- Так... До Свердловска добираться Придется, видимо, тебе: Там Рая, все мои родные... Все понимаю... Но в судьбе Нам всем, увы, несладко ныне... Я написал моим письмо: Примите, дескать, как родную... И это все, что сделать смог... Прости – нет времени... Бегу я... А в то мгновенье Левитан... Из черной зазвучал «тарелки» Мне знаком: дескать, как вы там?... Я в найжутчайшей переделке За всю сознательную жизнь И за моих родных в тревоге... Свердловские огни зажглись Над головой моей в итоге... В те дни промышленный урал Усилием всего народа Был в оборонный арсенал Преображен... Сюда заводы Везли, спасая от врагов Свои станки и инженеров... И только скрежетом зубов, И перенапряженьем нервов, Раздувшихся в усилье вен Давался всенародный подвиг... На пустырях еще без стен В самосжигании голодных, Еще бездомных – те станки Включались под открытым небом. Ковались для бойцов клинки... Дождем политые и снегом Запорошённые, они Ковали доблестно победу... В Свердловске зажигал огни МХАТ вечерами... В осень эту Сюда сместился Эрмитаж, Театр красноармейский главный, Столичный... Бум, ажиотаж, Культурный всплеск... И -- первоправный Открылся при УРГУ журфак... Сюда НИИ и наркоматы Эвакуировались... Враг Еще за города и хаты Поплатится... Урал пошлет Танкистов-добровольцев корпус Отец-рабочий в бой пойдет, К станку – точить снарядный конус Сынок-подросток встанет... Я Ищу себе в Свердловске место, Уж коль причудой бытия Заброшена сюда... Здесь тесно... Жилье – проблема из проблем: Метр с половиной на персону... Картошка в скверах... Трудно всем И голодно... Уже к фасону Не так придирчивы... Надеть Хоть что-нибудь бы – и согреться... Кого просить, куда глядеть, Как обустроиться, одеться? Здесь с дочкой – Рая Левитан В приемной облисполкома – Секретарем, а главным там -- Предисполкома -- Гусев... Дома – А я у Раечки жила – Прошу мне с ним устроить встречу... Не знаю, как она смогла, Но, пригласили... И, замечу, Со мной предисполкома мил – Отнесся с полным пониманьем... Поговорили... Предложил Работу... Рада со стараньем Включиться... Лишь одна беда: «Зеленому» экономисту – Да старшему – чужда была Вся математика... Учиться Не поздновато ли считать На счетах?... Впрочем, согласилась... Бюро продкарточек... Скрывать Не стала неумелость... Милость Начальница ко мне тогда Добросердечно проявила... -- Вот счеты... Так считают... Да... Ну, ладно, подучу... Решила: Беру... Сперва мне невдомек, В какую влезла заварушшку... Продкарточки... В них – жизнь! И мог За них иной убить... В нагрузку Мне дали область: я держу Роздачу жизни на контроле... В районы езжу, развожу Всем жизнь... Серьезней этой роли Едва ли я когда дождусь... За карточками шла охота... Мне, несмышленой, страшный груз Вновь доверяют... Видно, кто-то Обезопасивал себя, Меня нарочно подставляя... Такая, стало быть, судьба... Дают заданье, посылая Со спецбумагою к Перми Печатать эти боны жизни... Предзнанье было: не прими Заданье это, откажись... Мне Шептала явственно душа... Я отказаться не посмела... И поезд покатил, спеша... До Краснокамска – ночь... Шумела Пообочь колеи зима... Бумагу повезли в багажных... В купе прокуренном – сама... Конечно, при бумаге – стражник С винтовкой... В общем, добрались... Пересчитали упаковки – Одна пропала... -- Ну, колись: Кому-то продала? Головке Вмиг сделалось нехорошо... Майор энкавэдэшный мрачно Встал, нависая над душой: -- Для вас все крайне неудачно, Но впереди еще печать – Хотя бы здесь не провороньте – Придется строже отвечать... Ведь вы здесь тоже, как на фронте... Уже и за охрану бдя, Жизнь области везла к Свердловску... НКВД-шного вождя Был вызов... Что своя, мол, в доску – Майор пред боссом прикрывал... С гадючьим взглядом коротышка В военной форме... Убивал Одним лишь взглядом... И мыслишка Сложилась: здесь вот и умру... Огромный кабинет и жуткий, А я, как кролик... «Вмиг сожру!» -- Во взгляде прочитала... Шутки Едва ли он шутил со мной -- И револьвер на полировке Мне подтверждал, что путь земной Здесь завершится: он в головке Проделает дыру свинцом – И подметут меня с паркета, И больше с мамой и отцом Не встречусь... -- Нарушенье это, -- НКВД-шник проскрипел, -- Я верю, будет вам уроком... Не отстраняем вас от дел, Идите... Леденящим оком Меня, как пулей просверлил: -- Идите, я сказал! Учтите... Итог же архистранным был: Не спрашивая, мол, хотите? -- В хромлитографию меня Вдруг назначают с повышеньем... Вот здесь – ни часа и ни дня – Без стрессов... Я должна хищеньям Все тех же карточек заслон Поставить – и бессонно бдела... Потом я с ними – в спецвагон – И в область... Половина дела – Их по заводам развести, Эвакуированным, старым, От расхитителей спасти... Схватить кусочек жизни даром Стремились многие... Меня Хранил Господь – справлялась с делом... Мою ответственность ценя, Начальство поощряло... В целом, В сравненьи с многими, моя Эвакуация сложилась Вполне... Была столовая В облисполкоме... Я разжилась Служебным пропуском туда, Где лишь доверенных кормили... Квартирный был вопрос... Когда Приехала в Свердловск, где жили Родители Ефима, к ним Не захотела поначалу, Хоть дал с собой письмо Ефим... Решила: к Раечке причалю... Позднее все-таки пришлось – И я перебралась к Миньковским... Ефиму как-то удалось Примчаться из Москвы... Московским Его рассказам вся родня Внимала, требуя детали... Услышав, чем живу, меня Потрогал: наяву жива ли? О приключениях моих Не все ему и рассказала... Он, что меня касалось, псих... Вмешался б, мне б пришлось сначала Искать работу... Словом шли За днями дни... Мы притерпелись... Мы, где могли и как могли, Победу приближали... Ересь, Что, дескать, я от ратных дел В сторонке... А вообразите, Как танковый завод хотел Меня к себе позвать... -- Везите, Продкарточки скорее нам, Непозволительна задержка С из выдачей и на день... Там, Где в бой ведут танкисты дерзко «Тридцатьчетверки» на врага -- В их огневую мощь работа Добавлена моя... Снега... Потом ручьи... Цветы... Всего-то Мне, между прочим, двадцать два, А так уже устала... Ребус – Когда войне конец? Жива Надежда... В гороле тролейбус Пустили – чуть полегче жить... Здесь киностудию открыли, Что вдохновляет... Ладно... Ныть Бессмыленно... Терпели, жили, В победу веря... Меж людьми Царили доброта и братство... С командировкою в Перми Я побывала... Перебраться Туда родители с сестрой Смогли... Уже покрылась Волга Ледком – и леденил порой Вой бомб летящих... Стыло, волгло На барже, что везла родных От смерти явственной – к спасенью... И бомба не настигла их... Терпел сверх силы – к невезенью -- Обмороженье до Перми – (Тогда, замечу, назывался Тот город Молотовом) – и В больнице папа оеазался... Пошла гангрена – и сперва Загнивший палец удалили. Затем стопу... Едва-едва Лишь в третий раз остановили, Гангрену, ногу отхватив Аж до колена... Бедный папа... Лежал в больнице еле жив. Хотел курить... Отрезы драпа, Оставшиеся с прошлых дней, Одежду мама продавала... И по секрету от врачей В Больницу папе доставляла Табак – без курева не мог... Его врачи предупредили: Для обморженных-де ног Куренье – смерть...Мол, или – или... Закурит – пригрозили – вон... Он этот договор нарушил – И выписан... Ошеломлен Отец несчастьем... Занедужил Не только телом – и душой: Такой всегда активный, сильный – Сейчас он просто был большой Ребенок... Где былой двужильный Душою твердый, как алмаз?... Меня увидел – и закапал Соленый дождь из наших глаз... -- Держись, ведь ты мужчина, папа! Он горестно взмахнул рукой... Как сильно мама похудела... Лишь той же яркой красотой Сестра сияла... Я глядела На дорогих моих людей – Мне было горестно, и больно, И стыдно: в сотню раз сильней Они страдали... Хлебосольно, Как было принято в семье, Старалась мама... Гостьи ради, Не подавая виду мне, Как трудно, вышла «при параде» И приготовила обед, Что был – (ей мнилось) – королевским: Котлеты из конины... Вслед Махали долго мне... И не с кем Мне эту тяжесть обсудить, Что я ношу в душе с той встречи... Ах, только б дотерпеть, дожить Нам до победы всем... Далече Еще благословенный день... Я вноь с продкартами в Тагиле... Н мне – не в страх, не в труд, не лень – Лишь только бы быстрей добили, Те танки, что ковались здесь, Врага нещадно в ратном поле... Отмщенья пламенная взвесь – Сплав ненависти, горя, боли Воистину объединял Фронт с тылом в монолит ударный, Врага разивший наповал.... Фишист, жестокий и коварный, Стране принесший море бед, Уже он ощутил: пружина, Что прежде сжалась, вдруг в ответ Разжалась – и неудержимо Пошла захватчиков давить Народа доблестная сила... -- Дай дотерпеть и пережить Войну! – Я Господа молила... Лишь в сорок третьем, в декабре Пришел нам вызов от Ефима В столицу... В чистом серебре Уральские предгорья... Мимо Уже теперь мне близких мест Скользил наш выстуженный поезд... Здесь жизнь моя лежит окрест – Хочу ей поклониться в пояс, Прощаясь, видно, навсегда... Отъезд и радостен и тяжек... Куда, судьбы моей звезда, Ведешь сейчас?... -- На Сивцев Вражек – Там ждет семейное гнездо... Вот лишь теперь замужней дамой Мне становиться – от и до... Что ж, осчастливлю панорамой Квартиры, где придется жить В семиэтажном старом доме... Соседи, с кем теперь дружить Придется неизбежно... Кроме «Миньковской» крохотной семьи, Справлявшей здесь медовый месяц, На кухоньке кастрюльки чьи? Кто с нами здесь житье замесит? Один – известный всей Москве Был композитор Виктор Гершов – (Оранский – псевдоним)... Молве Дал пищу он, толпу потешив Горячей сплетенкой: ушел Он от супруги из квартиры На Горького... Да-да... Душой Вдруг прикипел к другой... Хоти мы Иль не хоти – с любовью нам Не сладить... Зрелый композитор Подругу Раи в свой «вигвам» Привел, лишь нотных папок «сидор» На Сивцев Вражек перенес... Был, кстати, плодовит маэстро И знаменит... Увы, склероз У всех... Хотя бы мне уместно Напомнить: Гершов написал Балеты – (все неординарны) – К примеру – «Футболист»... Стяжал Балетом славу – благодарны Поклонники за новизну: Игрался и футбол на сцене Большого... Тот спектакль вдохнул Вторую хизнь в балет.. Забвенье, Увы, коснулось и его... А, между прочим, он путевку Дал творчеству еще того Великого, кто постановку С тех пор, быть может, больше ста Осуществил народных танцев... -- Кто, Моисеев? -- Да! Мечта – Ансамбль, восторг у иностранцев Он вызывает много лет, А старт был дан на том «футболе»,. За коим творческий дуэт «Трех толстяков» осилил... Соли Немеряно валили в суп Друг другу Гершов, Моисеев... -- Еще такой пассаж – ты труп! -- Ты лиходей из лиходеев! А после вся Москва рвалась На небывалую премьеру, Где, кстати, отмечалась власть... Сосед описывал манеру Своих балетных партитур, А эталоном был Стравинский: -- Мои – в подобие гравюр Барочных – сложные изыски, Его – попроще, а пишу Стремительно – балет в полгода... Перед войной немалый шум У терпсихорного народа Последний Гершовский балет, Шекспировский, веселый вызвал... Оранский-Гершов высший свет Столичный зная, много выдал Мне околобогемных тайн... Рассказывал о Пастернаке, Цветаевой... Он “Ja” и “Nein!” Знал по-немецки... Если «якал» -- То часто означало «да»... Он был обломовец натурой – Приветлив и смешлив всегда... Жена – с отличною фигурой Блондинка, прибалтийский тип, Да, кстати, и была оттуда, Из Латвии... Оранский «влип»... И это – видно: не причуда»... Женой Оранского сперва Была народная артистка Анастасия Зуева... Ушел – и все! Судьбы расчистка? В том обиталище жила – В каморке, что была при кухне, И мать с ребеночком... Была Немолода... Как прежде, будни Нещедры, часто голодны... Пора пристраиваться к делу... Мы с мужем тоже влюблены, Но надобно и здесь Победу Моим участьем приближать... Я восстанавливала связи, Друзей пыталась отыскать, С которыми росла в инязе... Тем часом, младшая сестра, Анетта, тоже замуж вышла... Жизнь, знаете, сложна, пестра... Замужеству причиной было, Я полагаю, лишь одно Стремленье: из Перми-глубинки К столице вырваться... Оно Две чужеродных половинки Слепило вместе кое-как... Она и до войны встречалась С мужчиной... Ведаю, что в брак С ним более не собиралась... А он, закончив институт, Причался в Пермь на самолете... Дала согласье... Им дают На номерном его заводе Квартиру в Ступине... Ока, Чудесный милый городишко... Вот там все и живут пока... Там папа, мама, няня... Ишь как... ...В библиотеку повлекла Студенческой поры привычка... По счастью, вовсе не дотла Сожгла война язык... Отмычка К полузабытому – она -- В толстенных старых фолиантах... Как я к наукам голодна... -- А вы, при ваших-то талантах И тонком чувстве языка, Куда исчезли после вуза? -- Преподаватель... Я слегка Растеряна... А вдруг от груза Меня тревожащих проблем Случайный виз-а-ви избавит? Я поделилась горьким, тем, Чем голова полна... Кивает: -- С профессоршей поговорю... Маскальская припоминает Студентку лучшую свою, В иняз военный приглашает – Клянусь, не подведу ее... И вот я приступаю к «дейчу» -- И смысл московское житье Вмиг полный обрело... Надежду, Опору в жизни обрела С зарплатой и престижем вместе... Я просто счастлива была... Вы сами оцените, взвесьте: Военный важный институт, В котором я и переводчик, Преподаватель... И зовут Меня по отчеству, как прочих... Когда вхожу в учебный класс, Меня приветствуют вставаньем... И под прицелом зорких глаз Стремлюсь, стараюсь упованьям Орденоносных, боевых Все повидавших офицеров, Уча как можно лучше их, Здесь соответствовать.... И нервов На них потрачено – ого! Немецкий вправду очень труден... Как лучше донести его? -- Товариши, мы вместе будем Бороться с трудностями... Вот: Различье гласных: долгих – кратких, Закрытых – и наоборот – «Гортанье и шипенье «ах» - «их», Глухие – звонкие... Язык Так требователен к дыханью, К артикуляции... Не бзик – Преподавателей старанье В произношении... Крепись, Курсант, лиха беда начало, Произношению учись... А впереди других немало По морфологии проблем, По синтаксису, переводу... Кому-то, а возможно – всем, Вуз интересен... Им в угоду Детализирую: сперва При том инязе, где училась, Был создан факультет... Молва С причиной вмиг определилась: Стоим в преддверии войны... Небезизвестный граф Игнатьев Вещал, что, доблестно должны, Язык врагов, чтоб лучше гнать их, Учить, стремления полны... А главным в воинском инязе – И это люди знать должны – Был генерал-майор Биязи, Ник-Ник – курсантская братва Так сокращенно называла, Конечно, за глаза... Москва О новом факультете знала Немного: стартовый набор -- Всего-то двадцать три десятка Курсантов, что брались в упор Учиться шпрехать... Опечатка Моей судьбы, что в институт Я в сорок первом не попала, Как намечалось... Фима тут Помог иль помешал... Ковала Я на Урале щит страны, За что отмечена медалью... И вуз военный от войны Отправлен осенью подале... Он в Ставрополе продолжал Готовить фронтовых лингвистов И марку высоко держал... Биязи был в делах неистов... Сам знал четыре языка... Сверх десяти... В начале века Россия лучшего стрелка Не знала... Вот уж человека Всевышний щедро одарил... Родился Николай в Тбилиси... Чудесной родословной был И предками всегда гордился... Вот знаменательный нюанс: Певице Лебедевой Дарье, Сам Глинка посвятил романс... -- Его бабуле? -- Угадали! Дед генерала, Саша Пальм, Был вместе с Федей Достоевским, Взведен на эшафот... Жанларм- Палач уже движеньем резким Удавкой шею окрутил... Депеша тут пришла с посыльным: Царь «милость к падшим» проявил» Пальм каторжным, а после – ссыльным, Как Федор Достоевский стал... («Записки...» Федора читайте Из «дома мертвого»...) Финал: Теперь его с Толстым встречайте: Он Севастополь защищал – И показал себя героем, Чем внуку честь завоевал Гимназии бесплатной... Вторим Воспоминаниям о нем, Кто помнил мальчика Биязи: Горела творческим огнем Душа с младенчества... Заразе Театра мальчик отдал дань: С пяти годков играл в спектакле... С таким, попробуй, рядом встань, Неординарен ведь, не так ли? Спортсмен, какого поискать: Единоборства, матчи, дерби – Везде Биязи, а стрелять!... И даже первый гейм по регби С его участием прошел... Он полон сил и ненасытен: Бокс, яхта, велоспорт, футбол, Коньки, и автогонки... Виден Азарт и удаль... Побеждал... И в языках не знал предела: Он шпрехал, спикал и аблал – Четырнадцать их знал! Хотела И я бы знать их хоть пяток... Четырнадцать! Представить страшно: А Николай Биязи – смог... В четырнадцатом в рукопашной, В лихой атаке штыковой, Ему, конечно, нету равных... Лазутчик, удалец, герой, Один из доблестных и славных, Кому Георгиевский крест Вручают... В службе продвигают... Не выдаст Бог – свинья не съест – О нем и в Петербурге знают – Продвинут в офицерский чин... Поди, война казалась спортом? А тут – октябрь... Не он один Был на развилке... Патриотом И тот считал себя, кто шел На Дон в Корниловские роты... Биязи – красный... Не футбол, А смерть за смерть... Его зеботы – Охрана станций и дорог В прифронтовой черте Кавказа... А в сорок третьем он помог, На время кабинет иняза Покинув, создавать отряд Из альпинистов-рекордсменов, Устроивший кромешный ад Для «Эдельвейса»... На спортсменов Расчет был верен... «Вертикаль» Недавний классный фильм с Высоцким На тех героев намекал... Я и иняз к стенам московским Синхронно возвратились... Взял Бразды правленья вновь Биязи – Выходит гороскоп совпал, Коль суждено мне с ним в Инязе Ковать победу... До войны, Что означает: до иняза, Он был в Италии – (должны Лишь удивляться, что от сглаза Рок генерала уберег – Не ошельмован был шпионом) – Военным атташе... И мог, Имея сходство с дуче, с оным На итальянском языке, Владел которым безупречно, Решать проблемы... Вдалеке От Родины, грустил, конечно... Хотя происхожденьем был Отчасти – итальянец... С фронта Вернулся в новом званьи... Пыл, Не растерявший, он охотно Вникал в учебные дела... И полковым «переводягам» На фронте сильно помогла Книжонка-крошка... В книжку загнан Окопный фрицевский жаргон... Сам некогда солдат окопный, Отлично разбирался он В душе солдатской... Неудобный В общении высоком, слог, В окопах был вполне уместен... Зато в самом инязе смог Брань вывести... Суров и честен, Живой носитель-эталон Военной этики старинной... Уж если обещает он, То выполнит... Гигант былинный – Ученый, интеллектуал, Он, кандидат наук военных, И в педагогику вникал До самых-самых сокровенных Глубин... И хоть часы сверяй – Он никогда на опоздает И на минуту... Просто рай, Когда начальник спец и знает Отменно в нашем деле толк... Но требователен – безмерно, В том видя свой служебный долг... Он – в гневе – не срывался нервно, А только голос понижал - И точно в ледяную прорубь Одним лишь взглядом погружал... Любой, впадая в стыд и отупь, Готов был провалиться в ад... -- Филологи! Интеллигенты!... Два слова – и холодный взгляд... За генерала из легенды Любой инязовец готов – В огонь и воду... В сорок пятом – Парад Победы... Он орлов Иняза – -- Четче шаг печатай! -- Пред Мавзолеем так провел, Что сам Верховный удостоил Похвал – мол, генерал -- орел... Я на трибуне... Озаботил Вначале нежеланный дождь... Но вскоре все о нем забыли... На празднике и я, и дочь... В едином теле вместе были... Вначале девушки прошли – Парадом физкультурным, ярким... Я любовалась, чтоб легли Картины красоты, закалки На облик дочери моей, Которую в себе носила... Потом парад военный... Всей Отчизны доблестная сила Здесь отражение нашла... А сила вражья к Мавзолею Поверженная в прах легла... Конечно, я, как все, лелею... В душе и гордость и восторг, Когда, чеканя шаг, на площадь Вступает институтский полк... И то не дождик нам полощет Лицо и душу в этот миг, А слезы радости, и счастья, И горечи за тех, родных, Кто оказался личной частью Вселенской гибельной беды... Из восьмерых дядьев и теток – Ни одного в живых... Звезды Над прахом нет – и кто найдет их В оврагах смертных и ярах, Куда их сваливали кучей... Фашизм – мой личный вечный враг – И вечная хвала могучей Советской Армии моей, За то, что спасена свобода, Мир сохранен от тех зверей... Господь иного бы исхода Той битвы битв не допустил... Разволновалась... Успокоил Привычный вид моих верзил... Экзамен Нюрнберг нам устроил... Евгений Гофман – выпускник, Позднее – сам преподаватель, Немецкий знавший не из книг – Парламентер и дознаватель В допросах пленных... Это он На знаменитом трибунале Так обеспечивал синхрон, Что руку Жене подавали И Жуков и Вышинский... Так Трудилась и его бригада Инязовских «переводяг»... Иных примеров и не надо... Мы в вузе, точно у станка... При том, что велика нагрузка -- И сверхнагрузка велика: У Сталинграда, возле Курска Трофеи – документы... Мрак: Их эшелонами возили. И горы вражеских бумаг Мы день за днем переводили... Еще: готовил институт И разговорники для фронта... Учебник классный издадут... Ведь фронту не один патрон-то Необходим... Готовил вуз Преподавателей военных Училищ ... Словом, перегруз Был сильным... И к допросам пленных Порою привлекали нас – Все прибавляли нам работы – До полного отказа глаз... Роптали? Вовсе нет! В заботы О завершении войны Всем коллективом военвуза Восторженно погружены – И нам заданья – не обуза. Для многих – готика трудна... Но я-то с детства так читала... Те документы, что должна Переработать, -- понимала... Нам радостно: свой скромный вклад Привносим в скорую победу. И каждый в военвузе рад Чуть больше сделать, только б эту Скорее завершить войну... Побочный результат – неслабый Профессионализм... Пойму Сей факт позднее... Боже правый – Какой дисциплинарный пресс И педагогам и курсантам! Все под приказом. Скажешь: -- Есть! – И стой – таким себе Атлантом Под грузом непосильных дел – Изволь их все исполнить к сроку... Иной повеситься хотел, Случайно опоздав к уроку – Так жестко за него брались, Снимая стружку, командиры... Одно спасение: винись... Мои начальники – кумиры – (Как без кумиров молодым) – Все те же: генерал Биязи, Маскальская... И важно: им, -- (Когда лилось немало грязи На «инвалидов» той графы, Что выдавала иудеев) – Я верю: -- Только головы Не забивайте! Мы злодеев Не держим... Все для нас равны... По принадлежности – в инязе Космополитам нет цены... Но не поэтому ль Биязи Отставлен вдруг на взлете... Он Для боя гож и для парадов, А вдруг неправедно смещен... Пришел на смену некто Ратов – Разведчик, генерал-майор... Он был в военной сфере – дока, Сердечен, прост... В делах – мотор... Командовал у нас недолго... Меня усиленно склонял За диссертацию садиться... От психопатов охранял – Имела повод убедиться... Пик помраченья всей страны Для иудеев вправду грозен... В инязе мы защищены: Сюрприз – и он отставлен... Хозин, Анекдотичный солдафон, Чья голова – «ать, два» вмещала... Незадолго пред нами он Приволжским округом удало Командовал... А брошен к нам, Надеюсь, в виде поощренья? Все возрыдали... Он к чинам Питал лишь старшим уваженье. Преподавательский состав, Курсанты для него, что быдло... У проходной привычно встав, Высматривал с утра: он, видно Немалым комплексам страдал: Глядел: достойно ль козыряют Ему?... Повторно заставлял Себя приветствовать... Сияют У генерала три звезды На каждом золотом погоне, Лампасы-прибамбасы... Ты Пред ним, как муха на ладони... Как энтузиастично он И радостно тебя прихлопнуть Стремится! Словом, солдафон... От рева зычного оглохнуть Недолго... Утверждал себя Муштрою генерал-полковник... Заноза в нем торчит, свербя: Подобострастных и покорных, Как наилучшимх привечал, Гнобил достойных, честь имевших... С утра на КПП торчал... Разносов, издали гремевших, Услышав генеральский рык, Неслись к забору офицеры... Какой в башку сатрапа бзик Втемяшится? Ведь есть примеры: Ломал карьеру, исключал, Конечно тех, кто поспособней... Похоже, мстил им генерал, Тем, в ком заметил дар Господний.... Его, как пропасти, боюсь... Но исключен был ас из асов – И вынужден покинуть вуз Лингвист от Господа, Кудасов... И я, от страха, чуть жива, Взвалила на себя обузу: Отправилась качать права: Мол, делу нашему и вузу Кудасов нужен, он талант... К отпору, видно, непривычный... -- Ну, пусть останется курсант, Коль вправду он такой отличный... Кудасов получил диплом, Служид в Германии, наверно... Надеюсь, поминал добром Ту, кто его спасая, нервы Сжигала, преступая страх... Десяток лет упорно копит В военинязовских стенах Моя персона важный опыт... Прийти сюда сподобил Бог... Преподавательских изысков Полно... Теперь я – педагог... И знаю, как учить лингвистов... И доброй памятью воздав Моим коллегам за заботу, -- (Преподавательский состав Вел незаметную работу, Шлифуя навыки, даря Взаимно ценные находки) – Перелистнув календаря Четыре тысячи коротких, Так быстро выпавших страниц, (Какое время, не забудьте...) Ценнейший опыт из крупиц Собрав, я снова на распутье... И дочери двенадцать лет, И мне уже плшло за тридцать... Я, институт, мой факультет Давно нерасторжимы... Длится Роман с немецким языком... Чудесный коллектив, где склоки Немыслимы... И нет ни в ком Друг к другу зависти... Эклоги* * Сентиментально-идиллическое восхваление прелести мирного, безмятежно-счастливого существования в кругу семьи... По умолчанью не в чести. Все время -- делу... В нашем круге Корпоративном все почти -- Сердечные друзья, подруги... Из самых близких назову Чуваеву и Иванову... Бывает, и склоню главу В расстройстве к их плечу... Суровы Все околичности судьбы – Сестра – красавица Анетта Внезапно умерла... Рабы Судьбы мы все... За что ей это? Сиротка – сын... Удар судьбы, Когда не ждешь, хлестнет с оттяжкой... И коль начальники тупы, Лишь дружба выведет из тяжкой Депрессии... У Веры был Серьезный опыт заграничный: Наш генерал ее включил В комиссию со специфичной – Задачей: возвращеньем к нам, Сверхценных книжных раритетов, Которые найдутся там, В Германии... И книговедов Послали, разыскать тома В тисненых древних переплетах Из наших городов... Весьма Сверхделикатная работа.... У Ивановой – фронтовой Толмаческий сверхценный опыт, Геройской жизнью боевой В сражениях жестоких добыт... Не зря наш вуз ценим в Москве Хоть конкурс к нам особо строгий... В верховной чьей-то голове Идейка родилась... В итоге Один из лучших – институт Закрыли повеленьем свыше – Коту под хвост – гигантский труд – И вот мы все лишились крыши... Но опыт с маркой ВИИЯ Воистину открыл все двери... И вот Чуваева, и я, И Иванова -- в той же сфере, Лишь крышей – университет... Экономфак, истфак вначале – И журналистский факультет... Здесь нас надолго задержали Судьба, декан, и коллектив И одаренные ребята... Я записала в свой актив, Что первый страх пред ними как-то Превозмогла... А страх-то был... Что мне о них порассказали – Мол, каждый – гений! Их, верзил, Попытку пресекла вначале Пофамильярничать со мной... Я панибратство пресекала Холодной вежливостью... Мой Подход одобрен ими... Встало Все сразу на свои места... У них, в спецгруппах, спецпрограммы... И их задача непроста: Язык шесть раз в неделю... Гаммы Скрипач играет каждый день – Им так же постигать немецкий – Глядишь – зашпрехает и пень... Да с подготовкой неважнецкой В спецгруппы наши не берут, Да в группах по три человека... И вскоре каждодневный труд – И мой и их -- нас вел к успехам: Уже их трудно отличить От немцев и по разговору И по письму... А страсть – учить Войдет к ним в плоть и кровь – и скоро Таланты вырвутся на свет – Пойдут открытья и сюрпризы... Тот – голосистый бард, поэт, Другой – веселые репризы Придумывал на языке – Все соберем в одной копилке Учебе в пользу... В юморке – Разрядка, передых –зубрилке... Цель наших студий – говорить, А жизнь поодбрасывает темы... Нам все равно о чем рядить На языке... Мифологемы Осмысливаем, что в мозги Вошли студентам от Кучборской... Пришел на улицы Москвы Всемирный фестиваль... Заморской В столице молодежи – тьма... Спрос на студентов-полиглотов... Концерты, встречи – кутерьма... От интенсивных переводов Мои студенты устают... Но счастливы: они впервые От немцев прямо узнают, Что не напрасно вдохновили Их прорываться на спецфак: Язык у них живой, надежный... Для них сюрприз, что вправду так, Как учат их, пошпрехать можно С конкретным немцем... В первый раз Вошли в реальное общенье, В котором показали класс – И осознали смысл ученья... Полет Гагарина... О нем, Улыбчивом смоленском парне, Апрелским незабвенным днем, Взлетевшим над планетой, шпарь мне, Студент! Задорный монолог Я репликами направляю... Задача, чтобы сам он мог Свободно говорить... Гуляю С моей спецгруппой по Москве... Кого, что видим – обсуждаем... Пускай не только в голове Язык останется... Не знаем: Возможно, и в ногах-руках Моторика помочь способна Общению живому, как Предполагаю... Полнокровно И страстно входит в душу к нам Серьезный интерес к ученью, Когда не только по глазам Оно проходит к вдохновенью... В то время и сама могла Еще чему-то подучиться, Когда в писательский пошла Спецсеминар... Могло сложиться, Что я на вольные хлеба Уйду – переводить романы... Кто знает, как решит судьба? Еще меня любая манит Доступная из перспектив... Еще в освоенном, привычном Не закоснела... Значит, жив Дух творчества. И в двуязычном Самодовольстве не гордясь, Я понимаю: нет предела Для совершенства... И учась Литпереводу, одолела Привычки, что приобрела За переводом документов Военных... Очень помогла В кругу журфаковских студентов Писательская школа мне... На рубеже семидесятых – Спецгруппа... Личности! Вполне Предвидимый отбор зубастых Веселых «гениев»... Семен, Сергей Ромашко и Лабутин Борис... Не по годам умен – Сергей... Во всем дойдет до сути – Московский интеллектуал... Борис пришел из сельской школы – Невиданным упорством брал... Мои упреки и уколы Семену доставались... Он Был архистранным персонажем: Всех старше возрастом... Силен.... Геракл --- Гераклом... С виду даже И туповат и грубоват... Но весь в эмоциях... Ранимый... Его душа то в рай, то в ад Кидаема... Непросто с ними... Борис с Сергеем – ничего, Всегда готовые к уроку... Семен – проблемный... Мне его Депрессии... С какого боку, Тогда, не знаю, подойти... То вдруг порывы вдохновенья – Тогда он – первый... В общем, жди То яркого стихотворенья, То вдруг угасшего лица... Тогда к нему не достучаться – И так все время, без конца... Короче – тридцать три несчастья... С таким не заскучаешь, нет... Сергей с Борисом притерпелись: Мол, что с него возьмешь – «поэт»... Спаялись три дружка и спелись – Сложился крепкий симбиоз – Взаимовыручка, поддержка... Педагогический прогноз Семену: иль прорвется дерзко К вершинам творчества... А нет – Угаснет, пропадет в унынье... Что приготовил нам, «поэт»? Представьте, попытался ныне Сам свой рассказ перевести... Но получилось суховато... Попробуем рассказ спасти... -- А где оригинал? Мне на дом Его дадите на денек? -- Ну, разумеется!... Лиричный Психологичный монолог... Ритм, настроение... Критичный Взгляд на Семенов перевод: Нужна сплошная переделка... Сижу, перевожу... Ну, вот – Так много лучше... Но оценка И автора важна... Семен, Читая, смотрит благодарно... И восхищенный возглас – стон: -- Невероятно! – И у парня – Слеза в распахнутых глазах... -- Понравилось: -- Еще бы! Классно!... Потоловали об азах Литперевода... Не напрасно Я на писательский тренаж Тот, переводческий, ходила... Достйным наполненьем наш Союз журфаковский скрепила. Учительский авторитет Берет начало только в деле... Слегка разболтанный «поэт», Кого я прежде еле-еле Могла заставить кое-как С упорством должным заниматься – Блеск оживления в глазах – И начал прибавлять, стараться... Он прежде выезжал на том, Что память дал Господь большую... На перемене зырк – готов! Никак «поэту» не внушу я, Что надо вкалывать, пахать: Язык немецкий необъятен – И не позволю отдыхать: Спецгруппа – потрудись, приятель, Не как-нибудь, от сих до сих... Тут речь Семена заиграла – (Поэт всегда немного псих) – Я вижу – новых слов немало Сверх минимума приобрел... Похоже, парень что-то понял – И, видимо, в азарт вошел... В его – лопатами – ладонях – Листок... Ну, почерк – не прочесть... С трудом доискиваюсь смысла... Опять творенье? Так и есть! В аудитории повисла Торжественная тишина... Сергей с Борисом с любопытством Ждут, что скажу... Тут я должна С невольным справиться ехидством И переводик похвалить... Гамзатовскими «Журавлями» На дойче тщится удивить... Причем, замечу (между нами), Что, в общем, перевод неплох... -- Семен, позволите подумать? Возьму его с собой?... Кивок... Муж удивился: -- Не пойму, мать, Писать стишочки начала?... Мелодия во мне звучала Не отпускают от стола Те «Журавли» -- и раздражало, Что не находятся слова... Вот «schnuerten» кстати прилетело... И в напряженье голова... «Daheim»! Два места я хотела Поправить... Вроде удалось! И стало малость поэтичней... Вот так с тех пор и повелось... Мне стал казаться симпатичней Корявый с виду Геркулес... А он, признав авторитетом, Из кожи вон упрямо лез... И я отныне им, «поэтом», Довольна... С памятью такой, Которой сам цены не знает, Непозволительно главой Качать, что, мол, не понимает... Что память парня ого-го! -- Мое вниманье обратила Стажерка, что взялась его Тестировать... -- Вот это сила: Он полстраницы без труда Легко на слух запоминает, Лишь раз услышав – это да! -- Журфак. Здесь всякое бывает... Наложен навсегда запрет: Нельзя по русски на уроках При всех и даже тет-а тет... За нарушенье – самых строгих Парням пообещала кар... -- А если я не знаю слова? -- Другими обойдитесь! Дар Общенья развивая, снова И снова пробуя слова И дефинируя понятья, Найдете выход... Голова Должна трудиться... Буду знать я, Общаясь с вами, есть нужда Совсем уж в редкостном словечке, Подброшу вам его тогда... Давапйте танцевать от печки... -- А печка, это значит, -- вы? -- Семен, я шутку оценила... Друому б не сносить главы, А этому тотчас простила... -- Теперь отправимся гулять... Вы – по Москве экскурсоводы, Должны мне что=то рассказать, Чего бы я не знала... Сходу: -- За мной! – Командует Семен И всех ведет на Огарева... -- Дом композиторов... Здесь он Жил, мой кумир... Мне, право слово, О нем нем непросто говорить: Те песни, что писал Островский, Мне помогают жить, творить... (В глазах Семена вижу слезки...) -- Он словно бы писал с меня И для меня свои творенья, Они, в моей душе звеня, Во мне рождают вдохновенье – Со мной везде, со мной всегда, Слезой меня даря и смехом, «Возможно», «Лунный камень», «Да» И «...Остается с человеком»... «Дожди», «Не встретимся», «Весна», «Как провожают пароходы, Цикл, о девчонке, что одна Пленила сердце – и сквозь годы Зовет меня издалека, Из старого двора, из детства – О Люде... Все ее пока Не смог я выставить из сердца... О городе, что тихо спит, Меня едва ли вспоминая Кругами по воде... Летит «Доверчивая песня»... Тая, Готовь я слушать вновь и вновь И песню о «Московских зорях» И «Слушай, сердце»... В них любовь... Я прежде ждал, что будет вскоре Опять, как солнечный удар, В эфире – мне подарком новым Премьера песни... Только вдаль Ушел кумир... Прощальным словом Пусть этот мой рассказ летит До тех миров, где души лучших Гоподь лелеет и хранит... В словах Семена, резких, жгучих, Такая прозвучала боль, Что замечанья неуместны... Но он свою исполнил роль – Ведь говорил он по-немецки... Борис Лабутин и Сергей Ромашко нам свои рассказы Исполнили... У трех друзей – Все разное – слова и фразы, Сюжеты, темы и места В столице с разным содержаньем... Методика моя проста, Но, в целом, эффективна... Данью Она взимает жуткий стресс – Я устаю от тех прогулок, Но толшько глубже интерес К моим студентам... И охулок На руку не кладя, с плеча – (Усиливая притязанья) – Их наставляю, что уча Должны особое вниманье На управленье обращать, На соответствие предлогов Глаголам, четче помещать В контекст их пары... Можно строго Теперь, когда они «мои», Но уважительно, не грубо... Теперь – хоть калачом мани, В них, погрузившихся сугубо В язык, горячий интерес К нему не погасить... Продолжим.... Теперь они не смогут без... И проживут отныне с дойчем... Мы сверх программы вчетвером Устраиваем культпоходы... Нас собирает вечерком Зал «иностранки»... Переводы Уже ребятам не нужны – Немецкие глядим картины... Всемерно развивать должны Языковые креативы... Из множества прекрасных книг, Прекрасных авторов немецких, Мной выбран Генрих Белль для них... О светлых временах и мерзких С печальной мудростью писал... Коль у Ремарка поколенье – Потерянное, Белль искал Опору в жизни, обретенье В послевоенной кутерьме, Хоть самой слабенькой надежды... А для учебных целей мне Язык его подходит: между Поэзией и говорком В кофейнях... Пересказы книжек – Моей методики прием Для ускорения подвижек, Обогащенья языка Словами Беллевсих рассказов... Лабутин... Резко паренька Белль в лидеры выводит сразу... Вот славно! Педагог, гордись: И к этому нашелся ключик... -- Чудесный пересказ, Борис! Воистину, Господь мне лучших Студентов в группе подарил... И Миловидовой сказала – (Борис ее боготворил) – Она ему преподавала, В той группе, где он прежде был... Раиса, встретив в коридоре, Его поздравила.. Любил Похвальные подпитки Боря... Позднее Боря выступал В немецких утренниках часто, Доклады важные читал – Произношеньем чистым хвастал. Мог и рассказик юморной Исполнить, шуточную сценку... Трудился, словом – и весной, Отличную ему оценку Я ставлю с радостью... Сергей -- Тот, как всегда, безукоризнен. – (Учительское сердце грей Набор студентов)... Лишь капризен Семена-виршеплета дар... -- «Априль», Семен, отнюдь не «априль»... Под дых ошибкой глупой дал... Вторично он на эти грабли, Надеюсь, больше не шагнет... Скорей бы наступило лето! Был год, как жизнь, а жизнь, как год... Вот, заразилась от «поэта»... Поэма восьмая. Иван Калиниченко Заходит студент в комнату, где сидят преподаватели, и жалобным тоном: - Граждане преподаватели, простите, что я к вам обращаюсь! Сам я не местный, на вокзале украли зачетку со всеми оценками . Будьте так милостивы, поставьте кто сколько сможет! Из студенческого фольклора Калейдоскоп бегущих дней – Студенческая интенсивка... Домой ! В Любимовку – к моей Отцовской хате....Тянет сильно... В Москве, вдали от милых мест Сражался я с моим незнаньем... Начальный, стартовый семестр, Что был нелегким испытаньем, Осилен мной, преодолен – И вот: я возвращаюсь в детство, К истокам... Вот опять Херсон... Каховка... Нравственным наследством -- Любимовка, гле отчий дом Грустит-сумует у Каховки... Я год назад родным селом Бродил солдатом (без винтовки)... Три полных года в ПВО -- Вначале место службы -- Рюген... Дурная слава у него, У острова... Был слух: загублен Он взрывом атомным – (ого!) – Фашистской – самой первой – бомбы... Что немцу – смерть, нам – ничего... Я в те не верил гекатомбы, Но рад, когда перевели Впоследствии меня в Ней-Рупин... Там дни армейские прошли... Он сонно тих и изумруден, Тот городок, где год назад Поставил точку в службе ратной... -- В Германии служил, солдат? -- В Германии... Но – тсс! – понятно?... Ведь это же большой секрет! Не разгласил военной тайны? Вы догадались сами, нет? Но только – никому!... Случайно Сболтнете, ну, а вдруг шпион Стоит американский рядом? К примеру, Саня иль Семен... А Мухаммед – гадать не надо -- Он так и тщится раздобыть Секреты нашей обороны, Чтоб их тотчас в Израиль сбыть... Шучу, конечно... Микрофоны, Считают многие, стоят В любой общажной комнатенке Почти наверное... Следят За тем хотя бы, чтоб девчонки Не соблазняли бы парней, Их отрывая от учебы... Мы словно между двух огней: Ведь мы же не слепые, чтобы Не видеть: Света Назарюк Так ослепительно красива... Все просто валится из рук, А по утрам мужская сила Буравит одеяло... Да... Но есть проблема: нет деньжонок... Сам голодаю – маета, Тем более на них, девчонок, Не остается ни рубля, Не хватит даже на аптеку Копеек жалких... Гоп-ля-ля! Иду тогда в библиотеку... Чтоб как-то статус у девчат Поднять, я пичкаю их вздором: Отец, мол, у меня богат И служит в Ялте прокурором... Отец... По совести сказать, Ему своей хватало славы... В сорок четвертом штурмовать Отца послали в бой кровавый -- Сапун-гору – и этот бой Был для него в войне последним... Здесь ранен в голову... С судьбой Потом сражался... Я, наследник, Стеснялся: фронтовик, герой – Гол как сокол – по поговорке – Присочинил, что батька мой Богат как Крез -- и нос в махорке... Ну, а по правде, он с войны В Любимовке – механизатор... Печально, что должны сыны Стесняться бедности... На трактор И сам я после школы сел... Потом в Каховке репортерил, До областной взлетел – сумел Газеты комсомольской вскоре.... Потом призвали в ГДР... Но графоманские привычки Впитались в плоть и кровь... Барьер Языковой не выше спички: До армии свои писал Заметочки на украинском, А здесь на русском... Вскоре стал И части нужен... На старшинском Конечно, уровне – сачок: Приходится давать поблажку – Статейку пишет мужичок... Рад замполит – и я вразмашку Кропаю опусы опять... Газета гордо называлась «Советской Армией»... Читать Стал много... Думалось, мечталось -- Учиться... Долго выбирать Не приходилось... Брат Василий Был в МГУ – и поступать Решил и я в Москве... По силе? А что же я, глупей других? Нужна, конечно, подготовка – За службу столько умных книг Я прочитал... Потом – Каховка, Херсон... И, кстати, думал я. Что в армии кропаю даром, А вышло: каждая статья Вполне приличным гонораром Оплачивалась, но его Мне собирали на сберкнижке... При увольненье – на! Чего? Четыреста рублей! Деньжишки Немалые. Но если б знать. Писал бы вдвое, втрое чаще... Приятно деньги получать... Есть, есть в деньгах немного счастья!... Июнь... Поехал на ликбез – Подготовительные курсы... Иные поступали – без.. Как говорится – дело вкуса... Маленько подучили нас, А поселили в филиале... Экзамены – сплошной атас! – Все, как осенний лист дрожали... Но я, короче, поступил... Эх, если б эти гонорары В студенчестве, тогда бы жил Кум королю... Ходил на пары, С утра лишь хлебом со стола Бесплатным с чаем оскоромясь, Такие вот пошли дела... А с однокурсницей знакомясь, Что б для затравки предложил -- Кафе, культурную программу? Ну, как-то Свету пригласил На круговую панораму, Чем сильно месячный бюджет Подрезал – и лишь духом святым Питался – денег нет и нет... А впрочем, так и все ребята... В общаге делят кров со мной Еще четыре охламона... Из них ближайший кореш мой – Игнатьев Коля – удивленно На мир глядевший весельчак... Экс-стрелочник лениногорский, Он завоевывал журфак – Как у меня – хлеб, чай с махоркой – Все разносолы у него... А все ж с его лица улыбка Не сходит: ладно, ничего... Была ли с умыслом ошибка, Которую за разом раз Он на английском повторяет, Смеша весь наш английский класс, А вместе с классом умирает И «англичанка»: Николай, Когда написано «important» -- (Что значит –«важный»...) Прочитай – И дальше -- весь исходит потом, Но произносит «импотент»... -- «Important» -- поправляет мягко Учительница, а студент С упорством – (все лежат под лавкой) – Твердит упорно: «импотент» -- И сам смеется над собою... Отличный парень и студент Неглупый – с непростой судьбою... Английский, надо вам сказать, Давался «сыну прокурора» Неплохо – бегло мог читать. Болтать... И Прохорова Нора Наумовна со мной проблем Не ведала – учился сносно... Сегодня English нужен всем – Наш Ясен «спикал» виртуозно.... Заметим, избран Николай В профком всеуниверситетский... -- Ты там чего-то вытворяй, Чтоб профсюзик наш советский Хоть со жратвою нам помог... И вправду – подсказал Коляша: Профилакторий! Видит Бог Чай из шиповника и каша Профилакторские меня Спасали от голодной смерти... Но, чувство голода гоня, Мы все же счастливы, поверьте. Гордимся званием «студент» Гордимся славной профессурой. Надеемся: придет момент – Все образуется... Посулы Грядущих жизненных удач, Свершений вдохновенных знаки -- Important... Вера, как калач, Судьбу питает на журфаке... Нельзя сказать, что тишь да гладь – Бывало всякое в общаге... Вдруг кто-то начал воровать... У Мухаммеда, у бедняги – Украли галстук... Нас трясли, Допрашивали в «околотке»... Ни вещь ни вора не нашли... Заметив, сам бы взял за глотку, Не стал бы вызывать ментов -- Такого гада, словно крысу, Я лично удавить готов... Эх, где б добыть хоть горстку рису?... Сирийскмй парень Мухаммед У земляков в авторитете... Он член БААС, а в тот момент Его в земляческом совете Избрали на верховный пост... Ответственность, не синекура... А в целом парень добр и прост, Умен, понятно, и не шкура... Когда он видел, что кранты! Звал нас в землячество «на кофе».... Так выживали – и хвосты Держали гордо... А о штофе – Забудь -- здесь нам не до того. Мы здесь от хлебушка пьянеем... Но держим марку. Ничего. Все одолеем. Все сумеем. У Мухаммеда нелады Пошли по части жизни личной... Представьте: расточал меды Какой-то Тане симпатичной... Носил цветы ей, угощал, Водил в кино, на вернисажи – И до квартиры провожал... Домой не пригласила даже, Захлопнула пред носом дверь... Араб в депрессии великой – И даже – вот уж верь – не верь – Слезинки проливал над книгой... И, кстати, надобно назвать Тех, кто дерзал со мной в сто третьей Азы науки познавать... На тусклом групповом портрете – Куратор нашей группы – Лев Арсентьевич Истомин, «папа»... Подстегивал, что, мол, отсев Грядет, журфак, мол, на арапа Мы не осилим... И грызем Гранит науки ошалело, И семя знаний в чернозем Кладем мозгов, чтоб там созрело. Андрошин Саша – он правдист, Умна – Савельева Людмила... Покамест каждый – чистый лист, Еще нас жизнь не закружила... Савельева... Она у нас – В фаворе – (медалистка, прима)... А мне случилось как-то раз, Не выставляясь, без нажима, Ее в учебе обойти: Диктант Аникина-русистка Давала группе... Но учти: Диктант журфаковский и близко Со школьным рядом не стоял: Слова даются потруднее И синтаксис, чтоб наповал... Однако пишем, как умеем... И вот – подводится итог: У большинства – ошибок двадцать -- Вокабуляр, увы, убог – С таким нельзя не ошибаться... Всем любопытно, как она, «Звезда», Людмила, написала... -- Шесть!... Подготовка недурна У медалистки... Знать немало Хороших в детстве книг прочла, Кладя слова в мозгов ячейку... Учительница подошла: -- А лучший – он, Калиниченко – Ошибок только три... -- Всего? Не может быть! -- Да, три, представьте! Есть в группе брать пример с кого, С упехом лидера поздравьте... Нет, право, я не виноват: Не ошибался не нарочно... А у Людмилы мрачный взгляд: Неужто рассердилась? Точно... А я в сто третьей – групкомсорг... Но, правда, пробыл им недолго... Ученье, понимал я, – долг Священный... Исполненье долга Всей группой, полагал, моя Святая миссия, забота... Тут подвернулась колея – Я и погнал без поворота: Студентки стали пропускать Занятия... Игнатов Коля Деканом вздернутый, шпынять Пошел меня, мол, здесь не школа%2 | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
