Автор: Эдуард Караш ЭТО - ЛЮБОВЬ... (Отрывки из романа-детектива «И да убоится жена...» Они спустились в подземный переход под проспектом Нефтяников, вышли на бульвар и направились к береговой кромке. Марина села на каменный парапет, всё ещё хранящий дневное тепло, и, повернув голову в сторону моря, чуть наклонила её, вслушиваясь в умиротворяющий плеск слабого прибоя. Багрово-красный сегмент солнца, погружающегося в зелёный покров Нагорного парка у верхней станции фуникулёра, уже не слепил, а отбрасывал косые лучи на поверхность воды, которые, смешиваясь с её штилевой синевой, отражались то нежно-розовыми, то пурпурными бликами. – А хорошо, что я тебя встретил. Мне вообще везёт в последнее время, – нарушил молчание Ширинбек, любуясь всем обликом сидящей перед ним женщины с царственной осанкой и величественным полуоборотом золотистой головки на красивой шее, – недавно повысили в должности, – он приблизился к цели своей сегодняшней прогулки – поделиться, наконец, новостью, распиравшей его изнутри, – я теперь буровой мастер, в бригаде тридцать два человека, и двадцать два из них по возрасту старше меня, э… Представляешь, Маринка, но меня это не пугает… И мы с тобой должны это событие отметить… Я приглашаю тебя в "Интурист", там же отметим и встречу старых друзей… Ну как? Марина слушала монолог Ширинбека, временами вглядываясь в его бархатистые сверкающие глаза и обнаруживая явное несоответствие слышимого с их жарким обволакивающим взглядом. Ей вдруг захотелось надолго погрузиться в этот взгляд, свести воедино того немногословного красивого парнишку-школьника – свою тайную симпатию, и этого молодого мужчину, уверенного в себе и, как выяснилось, тоже когда-то к ней неравнодушного. Чувства Марины с самых юных лет обычно не расходились с разумом. До двенадцати лет её характер формировался на примере матери – строгого и преданного делу партийного работника, секретаря парткома крупного машиностроительного завода, а после её смерти – отцом, директором школы, всячески способствовавшим развитию её логического мышления и способностей в математике, и поощрявшим увлечение литературой . Замуж она вышла скорее по расчёту за человека на двенадцать лет старше себя, что в её двадцать два года было разницей весьма существенной; подруги считали – "вышла за старика". Главным мотивом этого расчёта было желание скорейшей независимости и самостоятельности. В отношениях с отцом к этому времени наступило некоторое охлаждение; нет, они не конфликтовали, но Марину уже раздражали его постоянные нравоучения и их тон, приличествующие разговорам с маленькой девочкой, а не с выпускницей университета. Она несколько раз пыталась объяснить это отцу, но в ответ слышала новые порции наставлений, и вскоре оставила эти попытки, увидев в замужестве, в частности, возможность избавления от осточертевшего отцовского занудства. Отец, кстати, одобрил её выбор, в первую очередь, из-за существенной разницы в возрасте молодожёнов, посчитав, что отдаёт дочь в надёжные, опытные руки. Муж боготворил Марину – свою вторую жену, Марина же благосклонно позволяла себя любить, чувствуя его основательность во всём, а после рождения девочек – безмерную его любовь и к ним. Лишь одна черта его характера непонятно отзывалась в душе, то ли возвышая её, то ли унижая – постоянная, плохо скрываемая ревность. Марине, никогда не дававшей серьёзных к тому поводов, были очень обидны её проявления в виде нахмуренных взглядов, пружинящих желваков или даже демонстративного отчуждения ночами с обращённой к ней равнодушной спиной. И из-за чего сыр-бор?! Да просто из-за её общительной натуры – на кого-то слишком ласково смотрела, в театре очень даже мило беседовала с молодым соседом слева, в компании два (!) раза протанцевала с одним и тем же партнёром, недостаточно отстраняясь от его груди и т. п. До скандалов дело не доходило, но испорченного настроения хватало с избытком. Своим трезвым умом она понимала, что отчасти причина кроется в его комплексе "разных возрастных категорий", и ей надо бы держать себя посолидней, подстать мужу, поскольку ему уже не удастся быть ребячливей, но, с другой стороны, он ведь тоже не вправе подавлять в ней свойства характера и безобидные порывы молодости. Да, именно, не вправе… – Ты знаешь, Ширинбек, не пойду я с тобой в "Интурист", – тон её был решительный и категоричный, – не обижайся, ты тут ни при чём… Просто там могут быть люди… всем же не объяснишь, почему мы здесь… Начнутся кривотолки, а они не нужны ни мне, ни тебе… Ведь так, Ширинчик? – он не успел отреагировать, как она продолжила, – вот что, сейчас берём такси и едем ко мне, – она решительно тряхнула головой, откинув со лба свои мягкие золотистые волосы, и он вспомнил, как она таким движением обычно заканчивала в классе вывод на доске какого-то сложного уравнения или доказательства теоремы. А она посмотрела ему прямо в глаза и улыбнулась, – не беспокойся, я накормлю тебя не хуже, чем в "Интуристе". Пошли…, – и взяла его за руку. Ширинбек двинулся за ней, на ходу осмысливая ситуацию: – Подожди, Марина, ты что – ведёшь меня знакомить со своим семейством? Ты уверена, что твоему мужу это понравится – вот так, сходу? Он услышал ответ, на который подсознательно и рассчитывал: – Нет, конечно, сходу нельзя… Но он сейчас в отъезде, дети у бабушки, и сегодня четверг – у меня свободный вечер. Поужинаем, поболтаем… – А-а, понял, а потом, как в анекдоте, да, – муж возвращается из командировки, а у жены друг… ужинает, болтает… вы на каком этаже живёте? – оба рассмеялись. – Не бойся, во-первых, мы живём в посёлке Разина в собственном домике, доставшемся нам по обмену от его родителей, и окна первого этажа выходят прямо в тенистый сад, во-вторых, сегодня муж из командировки не вернётся, в-третьих, я надеюсь, что в любом случае нас не в чeм будет упрекнуть, – она по привычке выстраивала свои доводы в стройную логическую схему, – а в четвёртых, не слишком ли много лишних вопросов вы, молодой человек, задаёте красивой женщине, пригласившей вас в гости, а? Может поищете вопросы поинтересней? Ширинбек вспомнил её всегдашнее умение осаживать в нужный момент собеседника своими "во-первых, во-вторых…", перед которыми пасовали даже некоторые учителя из слабонервных, и подумал о том, что сегодняшнее его торжество может оказаться гораздо более праздничным, чем ему мечталось… Они как раз вышли к проспекту Нефтяников, и Ширинбек поднял руку навстречу приближающемуся со стороны здания "Азнефти" зелёному огоньку. Он галантно распахнул перед ней дверцу резко притормозившей "Волги" и вслед за Мариной сел на заднее сиденье. – Салам, даи (дядя, азерб.), – поздоровался Ширинбек с пожилым водителем. Тот в ответ кивнул, щёлкнул тумблером счётчика и вопросительно полуобернулся в сторону пассажиров. – На Разина довезёшь? Посёлок получил своё название, потому что располагался у подножья горы, знаменитой тем, что по преданию в её многокилометровых пещерах с выходами чуть ли не в Западном полушарии – это зависело от меры фантазии рассказчика, скрывался бунтовщик Степан Разин сотоварищи. – Далековато, а у меня скоро смена кончается... – Ширинбек знал эту уловку опытных водителей, набивающих цену на дальние маршруты. Затем должен был последовать довод "обратно придётся холостым катить", и, наконец, всю дорогу их бы ожидали жалобы о затратах на ремонт машины из собственного кармана, дороговизне бензина, поборах в таксопарке, и поэтому не стал торговаться: – Поехали, не обижу, два счётчика с меня, вперёд… Машина рванула с места, а Марина на хорошем азербайджанском языке, на котором вёлся разговор мужчин, объяснила водителю, что даже за пять минут до окончания смены он обязан доставить пассажира по любому адресу, пусть и с задержкой возвращения в парк. Водитель покачал головой, мол, больно все умные, и стал всё-таки излагать жалобы, о которых Ширинбек подумал лишь минуту назад. – Не терплю, когда меня за дуру держат, – вполголоса сказала Марина и взяла Ширинбека под руку, вложив свою ладонь в его. Он почувствовал тёплое прикосновение её плеча и упругой груди к своей руке и легонько сжал её пальцы. Она потёрлась щекой о его плечо и затем с закрытыми глазами медленно повернула к нему лицо. Ширинбек почувствовал, как её пальцы проскользнули между его и судорожно прижались к тыльной стороне ладони, увидел совсем близко приоткрытые губы и прильнул к ним, ощутив тонкий аромат её лица, мгновенно вернувший его на площадочку лестничного пролёта десятилетней давности. Машина резво проскочила под "багировским" мостом – транспортной развязкой, сооружённой по инициативе Мир Джафара Багирова, властного "хозяина" республики сталинских времён, и ещё прибавила скорость, выехав на "правительственное" шоссе в сторону аэропорта. Справа потянулись однообразные пятиэтажки из сборного железобетона – "хрущобы" посёлка нефтяников имени Михаила Каверочкина, затем побежали назад стальные заросли нефтепромысловых станков-качалок и, наконец, такси, миновав железнодорожную станцию с вывеской на фронтоне "ст. РАЗИНА" и добротные каменные многоэтажные дома на пристанционной площади, углубилось в тенистые улицы старого посёлка с традиционно русскоязычным населением. – Здесь, пожалуйста, – чуть севшим голосом сказала Марина водителю, и тот уже по привычке очень плавно притормозил, а она повернулась к Ширинбеку: – Я пойду вперёд, ты за мной, увидишь, куда я зайду, обойди дом слева и заходи в калитку и через сад. Чтоб не дразнить гусей…Побежала…, – и чмокнула его в нос. Ширинбек щедро расплатился с таксистом, бросив на переднее сидение четвертной против девяти рублей на тикающем счётчике, сделал ладонью упреждающий знак "сдачи не надо" и поблагодарил: – Чох саг ол, даи. Таксист понимающе кивнул и подмигнул Ширинбеку: – Яхши йол, оглум…(счастливого пути, сынок, азерб.) Это была садовая зона посёлка, издавна застроенная частными домами с высокими заборами, за которыми весной цвели вишни и абрикосы, ближе к осени, как сейчас, поспевали яблоки, гранаты, инжир. Ширинбек еще чуть помедлил, следя за удаляющейся фигуркой Марины, и двинулся вслед. В сгустившихся сумерках при тусклом свете уличных фонарей она прошла два квартала и повернула за угол направо. Он прибавил шаг и свернув за ней увидел, как она поднялась на несколько ступенек крыльца второго от угла ухоженного дома под черепичной крышей. Ширинбек пошёл медленнее, чтобы убедиться, что она вошла в дом, и уже поровнялся с неосвещённым крыльцом, а она всё пыталась в темноте дрожащими руками попасть ключом в замочную скважину, а когда, наконец, попала, оказалось, что это не тот ключ, и снова стала нервно выбирать из связки нужный. – Ширинбек, – позвала она громким шёпотом, – иди сюда, помоги, я что-то запуталась… Он поднялся на крыльцо, и в тот же момент Марине неожиданно удался маневр с ключом, и дверь распахнулась. – Так я пойду в обход, – пошутил Ширинбек, – конспирация так конспирация… Марина мягко подтолкнула его к двери, зашла сама, защёлкнула замок и наощупь включила наружное освещение. В полумраке просторной прихожей он снова ощутил таинственный влекущий аромат, исходящий от этой женщины, а она – близость своей давней заветной мечты, и они одновременно кинулись в объятия друг друга. Он целовал её губы, глаза, шею, чувствовал, как содрогается всё её тело, почувствовал и своё страстное желание… Он подхватил её на руки и шагнул в комнату. – Спальня слева, – шепнула Марина ему на ухо, и Ширинбек ногой распахнул туда дверь… …Их свидание закончилось далеко за полночь. Оба были немного смущены теми порывами раскрепощённой страсти, которую они без устали дарили друг другу в этот вечер. В самодельной пристройке-баньке, куда Марина, спустя некоторое время, проводила Ширинбека, уже грелась газовая колонка, и бросался в глаза контраст между огромным деревянным корытом-ванной, изготовленным не позднее конца (а может и начала) прошлого века, и современным сверкающим, хромированным душевым комплектом. – Муж всё пытается заменить наш "бассейн" на модерновую ванну, а я не даю, мне так больше нравится, недаром ведь лучшие коньяки в дубовых бочках выдерживают, а не в эмалированных, а мы что, хуже разве? И девчонкам в радость здесь плескаться… Захочешь в воде полежать – вон, пробку заткни на место, потом вытащишь… А я уже успела искупаться, пока ты вздремнул… Марина стояла перед ним в лёгком халатике, с играющими на её лице отблесками газового пламени из колонки, а он никак не решался скинуть с себя простыню, в которую завернулся, очнувшись от её прикосновения после короткого забытья. Ей передалось его смущение, и она отвернулась: – Ладно, я побежала на кухню – обещала же накормить, а ты смывай свой пот, трудяга…, – она засмеялась, – твою одёжку я положу вот сюда на скамейку… Домой Ширинбек добрался около трёх часов ночи. Гюля не спала, и села в кровати на звук отпираемого замка. Не в её правилах было расспрашивать мужа о причинах такого позднего возвращения, найдёт нужным – сам скажет. Она лишь убедилась, что это действительно он (кому же ещё в такое время?), и снова улеглась. Успокоившись и уже проваливаясь в сон, слышала что-то о старом школьном приятеле, как посидели, как вспоминали, как то, да сё… Уловила и лёгкий винный запах, когда он лёг рядом и почти мгновенно уснул, и ещё какой-то слабый-слабый аромат. Но мало ли что… ........................................... ........................................... ........... Ширинбек ещё несколько раз наведывался в дом Марины, всякий раз тщательно соблюдая конспирацию, благо на дворе стояла осень – позднее светало и раньше темнело, так что предупредив о своём приходе, он, что ранним утром, что поздним вечером в темноте нырял в узкий проход между смежными заборами и, вспоминая Нани Брегвадзе, "отворял потихо-о-оньку калитку". В его дорожном чемоданчике всегда находилась бутылка шампанского или лёгкого вина "Кямширин", коробочка шоколадных конфет (приносить еду Марина категорически запрещала – "не на вокзале живём"). Но всё это было "на потом". А вначале каждый раз он быстрым шагом, почти бегом преодолевал "бесконечное" пространство в пару десятков метров по садовой дорожке, птицей взлетал на несколько ступенек заднего крыльца и, ворвавшись в заботливо распахнутую перед ним дверь на кухню, заключал в свои нежные объятия сияющую Маринку. – Ну, подожди, подожди, джигит, хоть папаху и бурку сними, – она снимала с него кепку, надевала её на себя козырьком назад или ловко набрасывала на штырь стоящей в углу вешалки, а помочь снять плащ уже не успевала, оказываясь у него на руках. – Сниму, сниму, всё сниму, не беспокойся, – смеялся он, неся её, барахтающуюся в его крепких руках, проторенным маршрутом... ........................................... ........................................... .............. . Ширинбеку не с кем было сравнивать её, кроме своей жены. Гюля обладала совсем иными качествами – домовитостью, сильными материнскими чувствами, предсказуемостью поведения, сочетанием ещё многих традиционных черт характера, за которые он её безмерно ценил. Эти две женщины представлялись ему пришельцами с разных планет, и со временем он всё больше убеждался, что не смог бы жить без каждой из них ........................................... ........................... …Марина, хоть и бодрилась, но каждое свидание с любимым человеком под семейной крышей всё же омрачалось каким-то дискомфортом. Она не столько беспокоилась о возможном раскрытии их тайны, сколько испытывала уколы совести, когда осознавала, что ещё вчера право находиться в этой комнате, сидеть за этим столом, ласкать её в этой постели принадлежало отцу её детей, а сегодня… Нечто подобное она ощущала в детстве, когда запершись в своей комнате, вместо привычных школьных учебников – истории, географии и других извлекала из своего тайника в книжном шкафу томик Ги де Мопассана, утянутый из отцовского собрания, мысленно превращаясь попеременно в каждую из его знойных героинь, или внимательно разглядывала фигуру микеланджеловского Давида и ей подобные скульптуры и картины в заимствованном там же "Собрании сокровищ Музея Изобразительных искусств им. Пушкина". Но вскоре, к счастью, обстоятельства изменились, и случилось это самым неожиданным образом. ........................................... ........................ Марина была счастлива. Она теперь, кажется, поняла выражение "на седьмом небе от счастья", потому что взлететь на такую высоту можно только во сне, когда чувствуешь себя легко и свободно, паришь, как вольная птица без забот и желаний, способная нести добро всему миру. И она боготворила того, кто наполнял её этим чувством – единомышленника, верного помощника, неустанного любовника. Кто знает, как люди находят друг друга, почему влюбляются, за что любят? Точно – никто, а приблизительно – каждый по разному: за внешность, мягкость характера или, наоборот, за твёрдость, за щедрость, а, может, и за хозяйственную прижимистость, за рассудительность и за порывистость, за скромность и раскованность, за тембр голоса или родинку в укромном местечке, за…, за…, за… Марина любила Ширинбека за то, что он есть, и чем дальше, тем больше. Она, как реалистка, не строила никаких собственнических планов, была готова довольствоваться статус кво, но уж это самое кво она никому и ничему уступать не собиралась. Как малоискушённую любовницу, не имевшую до этого опыта измен, её порой одолевал страх разоблачения, причём разоблачения с обеих сторон, с которых она защитила свою любовь неравновесной ложью. Задумываясь об этом, она понимала, что главная и наиболее весомая ложь – это, конечно, её предательство человека, с которым она связала судьбу, хоть и не страстно любимого, но весьма достойного и уважаемого ею, отца её девочек. ........................................... ............................... В холле гостиницы один мужчина с чемоданом у ног заполнял анкету гостя, другой – в зелёных полосатых пижамных штанах, судя по акценту явный земляк, жаловался солидной портье, похожей на артистку Нонну Мордюкову, на барахлящий телевизор: – Панимаш, палоска прыгит, звук нэт, забражени савсэм кривой… – Хорошо, я поняла, пришлю мастера. Я вас слушаю, – обратилась она к Ширинбеку. Зелёнополосатый земляк посторонился, но задержался у стойки то ли в ожидании её конкретных действий по его жалобе, то ли тоже определив в Ширинбеке "своего". – Здравствуйте, у меня путёвка и направление. Я хотел бы у вас отдохнуть в одиночной камере. – Одноместных свободных номеров нет, – решительно ответила "Мордюкова", глядя в упор на Ширинбека. – Ийирми беш манат вер (дай двадцать пять рублей, азерб.), – вполголоса произнёс сосед. Ширинбек мгновенно внял "голосу опыта" и протянул "Мордюковой" свой паспорт с выглядывающей из него фиолетовой полоской ассигнации. – Вот мой паспорт, поверьте, у меня, действительно, напряжённая круглосуточная работа, устаю очень… – Я вижу, работу даже с собой возите, вон же она сидит в кресле – вас ждёт, – она неуловимым жестом смахнула "подарок" в ящик стола и подняла телефонную трубку: – Катерина, ты? Из триста восьмого выехали? Ага… А вы убрались уже? Хорошо, так я посылаю, угу, ну всё. Повезло вам, вот анкетку заполняйте, сейчас ключи спустят… А гости у нас до двадцати трёх часов, товарищ Расулов, – добавила категорично вслед Ширинбеку. – Мадам, ты хотел мастыр вызыват, – подал голос "зелёнополосатый", и "Мордюкова", подмигнув ему, как соучастнику "акта благодарности", снова потянулась к телефону… Перед входом в кабину лифта Марина ещё раз, скорее по инерции, оглянулась и тут же сама рассмеялась над своей "манией". Номер был добросовестно прибран, на стене красовалась копия морского пейзажа Айвазовского. Ширинбек обошёл всё "хозяйство" – проверил зуммер телефона, включил и тут же выключил телевизор, пощёлкал всеми выключателями, заглянул в шкафы, тумбочки, ящики письменного стола, открыл дверь в ванную, повернул ключ входной двери и подошёл к Марине, молча наблюдавшей за ним, стоя посреди номера. Они обнялись и долго стояли так, нежно поглаживая головы и плечи друг друга. – Подожди, – шепнула она и, отведя его руки, закрыла за собой дверь ванной. Марина появилась минут через десять. Поверх костюма Евы на голове высилась чалма, сооружённая из личного полотенца, и набедренная повязка – из банного. Она царственной походкой проследовала мимо зачарованного её видом Ширинбека к кровати, элегантным жестом откинула покрывало и улеглась, прикрыв веки, со словами: – Прошу глупостями не беспокоить… Молчание длилось не более пяти секунд, затем оба звонко расхохотались… и отдали достойную дань "глупостям". Нельзя же, в самом деле, подумал Ширинбек, как гласит восточная мудрость, быть у ручья и не напиться… Около девяти они вспомнили, что целый день почти не ели, и спустились в ресторан. – Ширинчик, а ведь мы впервые за четыре года вместе в ресторане, на людях. – О да, это надо отметить… Ужин получился отменный ("смотри – москвичи, а готовят тоже вкусно"), вино заказали азербайджанское – Чинар, музыка звучала негромко, певица оказалась с приятным голосом и незатасканным репертуаром, а может быть, всё это так воспринималось потому, что они были молоды и счастливы… Ширинбек проводил Марину "домой", впрочем она не пустила его дальше выхода из метро Октябрьская, – в ней зазвучали отголоски "мании преследования", но он незаметно для неё всё же проследил её путь до самых дверей гостиницы и уже спокойно вернулся к себе. ........................................... ......... "Святая Мария" появилась в десятом часу. Ширинбеку уже давно не сиделось в номере, и он встречал её на улице перед гостиницей, когда она выскочила из подошедшего такси и бросилась к нему: – Ты беспокоился, Ширинчик? Теперь всё в порядке, просто пришлось три раза звонить свекрови, пока она, наконец, сообщила, что её сыночек звонил из аэропорта, едет за детьми, и поблагодарила меня за такую заботу. А я вчера забыла взять номер твоего телефона… – Да ничего, Золотко, ты здесь – и ладно. Больше не будешь по сторонам оглядываться? Ты знаешь, я, кажется, договорился с дежурной по этажу, чтобы нас на ночь не разлучали, только обещал твоим паспортом доказать, что ты не местная потаскушка… – А какая? – А никакая, а моя гражданская жена. А нашу легенду я тебе потом расскажу. Пошли ужинать, а то у тебя глаза голодные, – он прикоснулся губами к её векам, – и холодные… – Так что, сначала согреваться будем или кормиться? – Марина хитро прищурилась. – Кормиться, кормиться, бегом в ресторан… – Ну смотри, как бы на сытый желудок спать не потянуло. Учти – я тебя будить не буду… Они посмеялись и, обнявшись, прошли через холл в ресторанный зал. ........................................... ........ Счастливые "московские каникулы" заканчивались в Кремлёвском Дворце съездов на концерте Муслима Магомаева, которого в его редкие приезды в Баку ни Ширинбеку, ни Марине послушать не удалось, да и здесь просто повезло. Они прогуливались по Александровскому саду в районе Боровицких ворот, когда перед ними остановилась статная седовласая дама в пенсне. – Ой, какая прелесть, какой контраст, – она говорила как бы сама с собой, переводя взгляд с него на неё и обратно. Они в растерянности тоже остановились. – Извините, молодые люди, но в природе нечасто встретишь такое чёрное и такое золотое, а тем более, их рядом… Я обязательно попробую золотом по чёрному фону… или наоборот. Да вы не пугайтесь, я в порядке, просто художники мир воспринимают через краски, цвета, а тут навстречу такое сочетание. А кстати, не хотите ли на концерт? Сын с невесткой не смогли пойти, у меня лишние билеты. Марина в сомнении оглядела свои и Ширинбека свёртки с покупками: – Н-не знаю, как это… – Да ну, что вы, милая, это Москва – полтора миллиона приезжих ежедневно, сдадите свой багаж в гардероб, и дело с концом… – А что за концерт, – поинтересовался Ширинбек, – и где? – Здесь, за углом, – засмеялась дама и тоном конферансье выразительно объявила: "Поёт Муслим Магомаев!", чем разрешила все сомнения... После концерта он проводил Марину в её гостиницу – ему нужно было с утра в аэропорт, ей – собираться на поезд. Они долго прощались у станции метро, договаривались о встрече в Баку, снова обменивались впечатлениями от концерта, перескакивая на другие события последних дней, и вдруг одновременно замолкали, подолгу вглядываясь друг в друга с любовью "как хорошо было, правда?", и с надеждой "и всё будет хорошо, да?…" Ей вспомнились печальные строки А. С. Кочеткова: "И каждый раз навек прощайтесь, Когда уходите на миг…" Подумалa: "Нет, это не о нас…", ещё раз прикоснулась губами к его лицу, и её каблучки прощально застучали в тишине полуночной Москвы. ........................................... .... На открытие бакинского универмага «Москва», в микрорайоне, Ширинбек пришëл по настоянию жены. Он поднялся на второй этаж, в отдел готовой одежды. Здесь было так же многолюдно, как и внизу, у примерочных – и женских, и даже мужских выстроились очереди из собственно примеряющих и их сопровождающих. Пройдя в сектор детской одежды, где ему приглянулись мальчиковые куртки с капюшонами из ГДР, он попросил продавщицу выписать чек на две курточки – на десять и восемь лет, и подобрать куртки разного цвета. Он направлялся в кассу оплатить чек, когда в дальнем конце торгового зала, в секторе мужских костюмов вдруг заметил знакомую золотистую головку. Ширинбек, стараясь не выпустить Марину из поля зрения сквозь мельтешащие перед ним фигуры, повернул в её сторону, на ходу придумывая приветствия типа "каким счастливым ветром в наши края?" или "сколько печальных лет и холодных зим без вас, мадам…", хотя последнее свидание было три дня назад, а следующее должно быть через пару дней, а может подойти сзади и "девушка, не поможете подобрать костюмчик на ваш вкус?" "Стоп, Ширинбек, а что она, собственно, делает в мужском отделе? – спросил себя и тут же разглядел ответ, – да она уже помогла другому мужчине выбрать костюм, мужу, наверное, со спины не видно, вон, наклонился к ней, поцеловал, даже шапка с головы свалилась, а она улыбнулась... Жаль, не подойти теперь… ". Он уже хотел незамеченным продолжить свой путь к кассе, но тут мужчина в поисках шапки оглянулся…, и мгновенно кровь бросилась в голову Ширинбека: "Не муж… Сергей… это же Сергей Юркевский, механик…, – мысли забились в голове, как частицы света в броуновом движении, – так это она так чётко регулирует наши рабочие графики, чтобы мы не пересекались в её постели, когда муж в дальней командировке… И чтобы не знали друг о друге… Она-то знает, что мы вместе работаем… А может он и знает обо мне, и они оба посмеиваются, как над дурачком, мальчишкой. Нет, Сергей не знает, он не такой, он ни при чём… Дают – бери… А Маринка-то, предательница… Святая, ха… Сейчас я покажу тебе, как водить за нос трёх мужиков, и даже не за нос… У-у, сучка грязная, – и это был самый безобидный из эпитетов, которыми он мысленно наградил "предательницу", решительно зашагав в её сторону. Теперь Марина оказалась стоящей спиной к приближающемуся Ширинбеку. Сергей первым заметил подходящего приятеля, улыбнулся и протянул ему руку. Ширинбек мягко отстранил её "подожди, Серёжа", и Марина резко повернулась на звук его голоса. Она увидела на его лице брезгливость и презрение, глаза, сверкающие яростным блеском, и попыталась предотвратить непоправимое: – Нет, Ширинбек! Нет! Сергей, переводя взгляд с Ширинбека на жену и обратно, так и замер с правой протянутой рукой и с костюмом, перекинутым через левую; Ширинбеку же эти мгновения казались кадрами замедленной съёмки, но, наконец, накопившееся негодование прорвалось и выплеснулось на побледневшую Марину потоком бессвязных оскорблений: – Значит, меня тебе было мало… Сергей, и нас обоих ей будет мало… Третьего мужика найдёт… А муж не в счёт, да?… Я же говорил – не ревнуют только к мужу… И ты должна знать, что мы с Сергеем знакомы… Может, даже друзья… Как же ты можешь?.. Сколько лжи… Столько лет… А я-то – Святая Мария… Шлюха – вот ты кто! – он как-будто выплёвывал эти короткие рубленные фразы сдавленным голосом ей в лицо, прикрытое ладонями. Сергей уже всё понял. Он железной хваткой тренированной кисти сжал Ширинбеку руку выше локтя: – Замолчи, Ширинбек, прекрати оскорблять мою жену… Я сам с ней разберусь… – С каких это пор – жена?.. Мне тоже – жена… Отпусти руку… Сергей разжал пальцы: – Да уж девятый год, да, Мариночка? – он говорил нарочито медленно и тихо, что под силу только человеку, с юных лет привыкшему "держать удары", и со стороны никто бы и не подумал о том, какие страсти сейчас кипят в этом классическом людском треугольнике. – Как девя…, – на Ширинбека как-будто обрушился столб ледяной воды, – Марина, а как же Юра, муж?! – он взглянул на Сергея с надвинутой на лоб шапкой-ушанкой и узнал в нём того самого мужчину, которого видел как-то в рост на фотографии у Марины. Общий облик… Ну, конечно, Юркевский… Юра… Теперь его бросило в жар, язык прилип к гортани, он с трудом глотнул слюну: – Марина, прости, я… – Дурак, всё испортил…, – она повернулась к Сергею, – ну что, муж, поехали "разбираться", – и с гордо поднятой головой твёрдой походкой направилась к эскалатору, как Мария Стюарт на эшафот. Сергей сунул костюм в руки вконец потерянного Ширинбека "отдай им", и догнал жену. Дата публикации:02.03.2008 05:19 ******************************************* ********* Эдуард Караш [ 28.10.2005 ] Роман полностью Такой-то-Сякой [ 28.10.2005 ] Уважаемый Эдуард! Было бы достаточно самонадейно с моей стороны расхваливать Мэтра за то, что он профессионально написал прозу или ститхи.... м-да, другого у Вас, признаться, и не читал. Ограничусь тем, что присоединяюсь ко всем теплым словам сказанным в Ваш адрес, как Автора романа. А, вот приятно Вы меня удивими тем, что изловчились сократить свой роман в десять раз без потери качества. Вот это действительно мастерство. Неоднократно сталкивался с тем, что когда, даже наши мастера, вынуждены публиковать отрывки, от они здорово проигрывают первоисточнику. Недавно сам столкнулся с тем, что меня попросили "сократить" для публикации - Боже! Какая хрень получилась!!! А всё от того, что пытался угнаться и сберечь все нити, а Вы широкой и щедрой рукой отсекли все темы и оставили, лишь одну яркую нить. Спасибо за урок!!! С уважением и пожеланием всяческих благ! Алексей З.Ы. Отдельное "прости" за ошибки - знаю, Вы не любите.... Извините!!!! Эдуард Караш [ 28.10.2005 ] Спасибо огромное, Алексей, за отданное мне время и тёплые слова, не скрою, приятные мне ... и роману. Очень хотел бы, чтобы Вы на региональном досуге осилили остальные 9/10 романа, и КРИТИЧЕСКИ отозвались бы о картинке в целом. Думаю, что Вам - пытливому мудрецу, будет интересно погрузиться в среду морских нефтяников, независимо от перипетий непростого сюжета. И вопрос - доколе в вашем литературном предбаннике роденовский Мыслитель будет решать проблему - сейчас раздавить бутылочку или оставить на потом? Если, конечно, в ней не моча для анализов... Я понимаю, что региональному Гиганту мысли необходимо соответствующее воплощение для Истории, но всё-таки, всё-таки... (-Посмотрите на эту несчастную горбатую лошадь- как её искалечила война... - ПОзвольте, но это не лошадь - это верблюд! - Я понимаю, но всё-таки...) С неизменным уважением, невзирая на грамматику, и пожеланиям новых успехов и удач, Эдуард. Такой-то-Сякой [ 29.10.2005 ] Доброе утро (вечер), уважаемый Эдуард! О романе А вот и прочитал! И рецку написал! А кто не сделал этого, настоятельно рекомендую, особенно своим коллегам. Задача, честно скажу, не простая - с экрана читать (додумался распечатать, под конец). Но удовольствие (особенно любителям детективов, любовных романов, иронической прозы, "моряков" обоих океанов) получите огромное. А самое главное прекрасный урок по технике написания. По большому счету, его отрывки могут быть распределены по всей палитре наших сегодняшних конкурсов. Особенно интересен финал. Еще, когда читал, задавался вопросом, как закончит? Как соединит все нити в одну? Мне бы понадобилось еще столько же написать (поэтому я Т-т-С, а не Э.Караш). А Эдуард это сделал парадоксально и просто – двумя фразами (чему, как мне кажется, сам удивился), чем вызвал здоровое раздражение у всех "ожидальцев" другого развития событий (судя по рецкам, - все "ожидальцы"). Короче, читайте, пересказать это невозможно, если вы, конечно не Автор! О себе, любимом Замечательную тему затронул Эдуард! О месте регионального классика, его образа на страницах Портала. Я, как человек обладающей чудовищной скромностью, соизмеримой только с присущим мне талантом, должен сказать честно, что сам диву даюсь, чего я здесь делаю. Прочитав наших Мэтров (стер две строки имен и ников, поняв, что могу увязнуть в перечислении, и не дай Бог кого забуду), я понимаю, что ни при каких обстоятельствах и озарениях не смогу писать, как Они. У меня есть несколько рассказов, которые я не постыжусь поставить рядом, но писать стабильно с таким же качеством, как у Них, увы, но я на это не способен! Но я могу служить прекрасным фоном, поэтому и не гоните меня!!! Иначе останетесь на фоне тЕХ (три строки, неполных), на которых и я смотрюсь как литератор. О памятнике С Роденом не знаком, врать не буду! А памятником я обязан человечеству и… дочери. Как-то, давно, четырехлетний ребенок, послушав наш с женой разговор, сказал: «Папа, человечество тебе и так обязано, за то, что ты не окончил музыкальную школу, стихов не пишешь и песен не поёшь!». Ну, про «истину и младенца» Вы все знаете, повторяться не буду. Что-то я разошелся – тема интересная, видать, попалась! Друзья мои, коллеги (пять с лишком тысяч имен и ников), послушайте меня! Читайте наших Мэтров и Эдуарда Караша, как яркого их представителя!!!! Таланта это вам, конечно, не добавит, но писать хорошую прозу и удобоваримые стихи научит!!! Отличить Мэтра от «фона» просто, так же, как найти на безоблачном небе Портала яркие звезды, достаточно открыть рассказ или стих и прочитать, и всё вам будет ясно. Попробуйте, хоть сейчас начав с этой ссылки. По поручению, занятого неустанной заботой о человечестве, Такого-то-Сякого С уважением, к прочитавшим Синельников Алексей Злата Рапова [ 28.10.2005 ] Очень интересно само произведение. Вернее, как я понимаю, его отрывок. Но смотрится весьма цельно. Прекрасный слог, захватывающий поворот событий, нетривиальный подход к избитому вроде бы уже давно сюжету. Ну и, конечно, концовка. С уважением, Злата Рапова Эдуард Караш [ 28.10.2005 ] Спасибо большое, Злата, за внимание и добрые слова. Если найдёте время и желание, прочтите весь роман, теперь знаю - Вам понравится, т к. это лишь ровно 1/10 часть сложного и занимательного жизненного сюжета. С благодарностью, Э.К Мария Даценко (Сударушка) [ 22.03.2006 ] Захватывает. Хоть не все и не везде, местами кажется длинноватым. Но ведь это роман... Спасибо. А уж конец этой выборки! Дыхание перехватило. |
Положение о Клубе
Сделать стартовой
