...Подружка пихнула Ольгу локтем и негромко сказала:

 

-На входную дверь посмотри.

 

Ольга обернулась. На входе супермаркета стоял Аполлон и занимался совсем не божеским делом - проверял сумки входящих. Высокий. Красивый. Обаятельный. Почти неотразимый. Такой, каким должен быть Небожитель. Ольга передернула плечами, с трудом отвела глаза, но странное ощущение, возникшее в неком неопределимом месте, и не то, чтобы неприятное, но тревожащее, не оставляло ее.

 

-Ну и что, - нейтрально сказала она. - Парень как парень, красивый, безусловно. Сексуальностью от него так и несет...

 

-Еще бы, - съехидничала Валька. - Он же жиголо.

 

-Кто-о-о?

 

-Жиголо. Платный трахальщик, - со свойственной ей прямотой вывалила Валентина. - Сексгигант с вооот этаким хером, - показала она руками нечто совершенно невообразимое.

 

Валентина стояла и с интересом наблюдала за реакцией подруги, а та потеряно молчала. Ольга пыталась совладать с лавиной неизвестно откуда возникших вопросов. Их было так много, что пока они, толкаясь и опережая друг друга, оформлялись в слова и выстраивались в очередь, успел подойти неторопливо прогуливавшийся по магазину муж. Она бросила на Валентину тоскливый взор, и, давясь незаданными вопросами и терзаясь неполученными ответами, поплелась за ним недра магазина.

 

Выходя, она уронила сумочку возле Аполлона. Честное слово, совершенно случайно. Он бросился ей помогать, и, передавая сумочку, оглядел с ног до головы и ненароком коснулся ее руки. Она только благодарно кивнула головой, потому что была не в состоянии связать двух слов. А сидя уже в машине, долгое время не могла унять противную внутреннюю дрожь. И все поглядывала на руку, казалось, обожженную его прикосновением.

 

-Ну, а теперь выкладывай про своего жиголо...

 

-Эге ж, зацепило? - довольно спросила Валентина, закуривая сигарету.- Ну, я ж на это где-то и рассчитывала.

 

Ольга, искоса глянула на подругу и опять уткнулась в чашечку с кофе.

 

-Ни фига не понимаю. Хочу мужика. До дрожи. Но в первый раз чужого...

 

Валентина шутливо вздохнула:

 

-Везет некоторым... А и своего не хочу, и чужого тем более.

 

Высокая, статная, яркоглазая Валентина постоянно притягивала мужские взгляды. Бойкая на язык и коммуникабельная, она частенько оказывалась объектом чьего-то внимания. С удовольствием флиртуя, старательно напускала туману вокруг собственной персоны, а потом в нем же бесследно и исчезала, как только дело доходило до дела, или хотя бы предложений. Наверное, только два человека - ближайшая подруга и муж - знали, что эта дама, столь привлекательная, подвижная и эмоциональная, ужасно не приветствует супружеские отношения, и лишь исчерпав все мыслимые и немыслимые уловки, сжав зубы, падает тяжелым бревном в постель и нетерпеливо ждет финальных содроганий потного мужского тела.

 

Ольга была совсем иной. Может, ей повезло больше. Ужасно неуклюжий и стеснительный в жизни, ее муж в постели оказался очень чутким любовником, и сумел сначала разбудить в ней женщину, а потом не давал уснуть ее сексуальности. Исподволь, медленно приучал ее к естественности и раскованности в постели, и в результате добился того, чего хотел. Оставив в далекой юности застенчивую девочку, он шел по жизни с неяркой, обаятельной женщиной, во всем облике которой мягко мерцала чувственность. И только радовался, когда на это клевали посторонние мужчины. Считая, что женщине всегда нужен флирт, ощущение того, что мужики штабелями укладываются у ее ног, столь же, абсолютно и бесконечно, уверенный в том, что кроме него ей никто не нужен. А Ольга действительно не хотела ни чужих губ, ни чужих рук, ни другого мужского тела, хотя была и не прочь ощутить повышенное внимание к себе. Заинтересованные взгляды и комплименты шкодливым шампанским веселили кровь.

 

Страна эмоций казалась ей непостижимой. Она никак не могла понять, как можно волшебное чувство, взрывающееся внутри головы, разносящее тело по молекулам и соединяющее душу с Вселенной, раскроить бестрепетным скальпелем. А муж, наоборот, считая, что для полной гармонии в постели не должно быть запретных тем в разговорах, частенько устраивал "разбор полетов". Ей претило внедрение строгих медицинских терминов в таинство любви и, поэтому, сначала внутренне сопротивляясь этому начинанию, она постепенно привыкла и даже вылавливала в этих разговорах много полезного. Самым значительным открытием было, пожалуй, осознание странного противоречия жизни - что любовь и секс - совершенно разные вещи.

 

Она поражалась тому, как искренне любящий ее муж, во время великого, хотя почти ежедневного, праздника любви, умудряется отстраненно наблюдать ее реакцию. Она же не видела ничего. Задыхаясь в его нежности, и тая от своих чувств, просто летела куда-то под гору, вспарывая звездные россыпи и ловя их светлый холод пылающим лицом.

 

А муж видел все. И как-то, совсем не сразу, с легкой грустью заметил, что ее внутренние просторы явно жаждут чего-то большего, чем он может предложить. Она искренне удивилась его выводу, будучи твердо уверенной, что лучше быть уже не может. В запале любви и искренних возражений как-то выпустив из виду, что сравнивать было не с кем и не с чем - муж был первым и единственным мужчиной в ее жизни.

 

Интерес к этим анатомическим особенностям усилился с появлением в их жизни совместных просмотров порнухи, до которой муж был большой охотник. Тамошние мужики, потрясающие воображение своими грот - и фок-мачтами, вызывали у нее даже недоумение - как ТАКОЕ может вместиться в женском естестве. Хотя, как было видно, не только помещалось, но и, судя лицам потасканных девиц общающихся с этими несуразными предметами, даже доставляло им неземное удовольствие.

 

Телевизор выключался, картины чужой странной радости исчезали, не особо обременяя память, но какой-то знак препинания, может вопросительный знак, а может многоточие, запал в Ольгино подсознание и затаился в самых отдаленных уголках.

 

-А почему ты решила, что он жиголо?

 

-Я не решила. Я это совершенно точно знаю,- хмыкнула Валька. - Моя боссиха меня с ним как-то познакомила. Ты ж знаешь, она меня не стесняется, и при мне даже договаривалась с ним о свидании.

 

Валентина обладала редким даром располагать к себе людей. "Ее боссиха", сиречь жена владельца фирмы, где работала Валентина, частенько помогавшая мужу и проводившая в офисе немало времени, уже давно откровенничала с ней. Сначала она просто жаловалась на мужа, толстого, огромного мужика, награжденного целым букетом недугов, и не оказывавшего жене должного постельного почтения. То ли по причине многочисленных болезней, то ли потому, что сама боссиха была жирной и бесформенной бабищей. Весьма огорченная невниманием мужа, она активно искала любовника и очень подробно расписывала Валентине все свои попытки найти мужчину. И при этом очень сетовала на этих недостойных сынов Адама, которые мгновенно скрывались за горизонтом, увидев то, что им предлагалось. Но, однажды, объявилась радостная, с просветленным лицом, и поведала постоянной слушательнице, что нашла себе любовника. Когда на Валентинином лице появилось неосторожное недоумение, чуть смущенно призналась, что поскольку парень очень молодой, ей приходится как-то компенсировать его энергетические затраты. И тут же, захлебываясь от восторга, принялась живописать достоинства своего купленного любовника. Более того, распалясь, она даже предложила одноразово оплатить услуги этого молодого таланта, чтобы и Валентина смогла бы ощутить неземной восторг. Валентина вежливо поблагодарила за царский подарок, но от презента отказалась.

 

-А чего ты сама не попробовала?

 

-С моей-то фригидность? - фыркнула Валентина. - Если б знала, что это доставит мне удовольствие, не преминула бы... Хотя, честно говоря, намеки с его стороны были... Ты знаешь, в том супере (Валентина в нем иногда подрабатывала приходящим бухгалтером, и поэтому была в курсе теневой жизни этого торгового центра), на него вешаются почти все молодые бабы, но он на них плев-в-вать даже не хочет. Он старушек, вроде тебя и меня любит.

 

Валентина глубоко затянулась:

 

-Нее, для него бабы моложе сорока просто не существуют. Ну, бзык такой у человека...

 

Время брало свое. Муж еще восторженно поднимал седые брови вслед молодым и вызывающе задрапированным женским попкам, но Ольга-то знала, что это больше бравада. Как ни печально, но ныне только брови так стремительно и непринужденно вздымались по его первому желанию и оставались в этом положении столько, сколько хотелось. И, все чаще, она, потерявшая верного Боливара, бессильно обмякшего и не подающего признаков жизни за несколько мгновений до финишной ленточки, или грустно откладывала на завтра надежду получить то, что не удалось сегодня, или добредала до любовной истомы, ведомая чуткими руками и губами мужа. Несмотря на эффективность и даже некоторую приятность этих способов, для нее острота ощущений падала. Ожидаемый роскошный фейерверк неожиданно заменялся полетом одинокой дымящей шутихи.

 

Купленный когда-то в сексшопе внушительный искусственный ублажатель тоже не особо спасал положение. Ольга ощутила, что пространственные ощущения стали явно лучше, но исчез некий нюанс. Человеческий фактор, так сказать. И вот тогда она вспомнила о некоем анатомическом несоответствии, замеченном уже давненько мужем. И вынуждена была признать, что это действительно имеет место быть. Неутомимый латексный борец с неумеренностью женских аппетитов, вначале появившийся как игрушка, вносящая разнообразие в альковные развлечения, все чаще становился предметом первой постельной необходимости.

 

-Ну, с точки зрения возраста мы ему подходим, - грустно усмехнулась Ольга.

 

-Более чем, - согласилась Валентина.

 

-Осталось только выяснить у твоей боссихи его стоимость и ...вперед...- мрачно буркнула Ольга.

 

Верная подруга уже очень много лет безропотно выслушивала интимные откровения Ольги. В начале они были полны фантастическим восторгом, и, даже пару раз, совпадая с некоторым непонятным беспокойством, бродящим в крови, чуть взволновали и ее. Тогда Валентина с интересом ждала постельной активности мужа, в надежде, что именно сегодня наконец-то распахнутся двери в сексуальный рай. Но довольное сопение мужа переходило в ровный храп, а она так и оставалась перед закрытыми дверями. Печально убедившись, что подобные восторги для нее недостижимы, она со временем выработала в себе определенный иммунитет к подобным рассказам и, внутренне подхихикивая над чуждыми ее натуре проблемами, доброжелательно выслушивала подругу и честно старалась помочь ей советом.

 

Возможно, это было заметно только со стороны, но из года в год чуть менялась тональность рассказов. Последнее время все чаще и чаще проскальзывали в них нотки недовольства. Валентина догадалась, что Ольгины запросы оставались без изменений, а возможности мужа медленно угасали. Мало того, то ли из-за наплывающей слабости мужа, то ли из-за неугасающей активности Ольги, но некий знак препинания, запрятавшийся в глубинах ее подсознания, все чаще выползал на поверхность. И все чаще и чаще подруги обсуждали некую "недостаточность" Ольгиного мужа. Поскольку любопытства никто не отменял, однажды Валентина попросила продемонстрировать размер этого самого недостаточного орудия любви. Ольга, чуть застеснявшись, взяла бумажную салфетку, развернула, сложила, перегнула и предъявила подруге. Валентина прикинула, хмыкнула и объявила, что у ее благоверного ну никак не больше, хвала Создателю.

 

Почему-то именно в этот момент, внимательно созерцая салфетку, как мерило существующего неудобства, некие эмоции и мысли, уже давно бродившие в ее голове, неожиданно приобрели стройность и оформились в слова. И Валентина дала подруге абсолютно логичный, но циничный совет - найти себе любовника с о-го-генным членом и резвится на здоровье. Похоже, что подобные мысли уже приходили в голову Ольге, но она еще стеснялась их, а, услышав их из уст подруги, содрогнулась от их жизненности и неприкрытого цинизма. Ольга напустилась на нее, зашипела, что она, Валька, рассуждает чисто теоретически, а практически это и немыслимо с моральной стороны, и невыполнимо технически (откуда ж узнаешь, у кого какой). А с третьей стороны, у нее любовь к мужу... Но видно было, что совет не был отброшен на корню.

 

-Нет, Валька, - чуть подумав и преодолевая бродящие внутри нее сомнения, сказала Ольга, - как-то мерзко платить за то, что тебя еще и ...

 

-Поимеют? - рубанула подруга.

 

Ольга грустно кивнула головой.

 

-Но ты не печалься, красотка. У тебя ест шанс быть поиметой за так. Он нас видел вместе в супере и уже приставал ко мне как тебя найти.

 

-Не поняла... Но ты же сказала, что он этим... ну, подрабатывет, словом....

 

-А тут как в старом анекдоте "Чукча хочет- чукча дать шкурку. Твоя хочет - твоя дать шкурку"

 

Ольга вытянула сигарету из пачки Валентины и прикурила.

 

Валентина воздела руки к небесам:

 

- Господи, как хорошо, что нет у меня этой поебунчиковой болезни...- и грустно добавила, припомнив давний разговор. - Шанс-то у тебя точно есть, но как же твоя любовь к мужу?

 

Ольга сама часто себя спрашивала об этом. Она уже давно заметила, что нечто изменилось в их отношениях с мужем. Он, наверное, практически не изменился, может, даже стал еще внимательнее, а вот она сама... Ее раздражало старение мужа. С одной стороны, ей все так же хорошо было засыпать в его спокойных объятиях, а с другой, несколько действовало на нервы, что все чаще и чаще эти объятия были единственным их телесным контактом. И она с тоской вспоминала, как раньше, даже когда сын был совсем маленький, и не давал им выспаться, они умудрялись почти ежевечерне раскачивать старенькую кровать, и только после этого засыпали, обнявшись.

 

Но все осталось в прошлом. Об этом ей грустно напоминало и отражение в зеркале. Роскошная грива черных волос требовала уже тщательной прокраски. Настолько тщательной, что она уже подумывала о смене масти и стремительном превращении в блондинку. Вредный второй подбородок не упускал возможности напомнить о себе, животик тоже выпячивал свое присутствие, а спина сварливо обвисла складками. Радовали только грудь, сохранившая и форму, и упругость, да отсутствие целлюлита. И все еще остающиеся заинтересованными взгляды мужчин, не оставлявшие ее без внимания. Даже темперамент, когда-то так ценимый и превозносимый мужем, вдруг перестал находить себе применение и стал некоей напрягающей деталью бытия.

 

-А хрен его знает, что с той любовью. Я ж не говорю, что мужа не люблю. Я ему очень благодарна, очень уважаю, очень ценю...

 

-Не, Олька. Раньше ты говорила о нем совершенно по-другому, - перебила ее Валентина. - А сейчас ты говоришь, а в глазах я вижу - а ну его на фиг, я другого хочу...

 

Ольга тоскливо посмотрела на подругу и, стыдясь самой себя, кивнула головой.

 

-Слушай, сколько-то той жизни осталось? Давай я тебя сведу с Аполлоном, а там поглядим.

 

И, мучительно скованная чувством угасшей почти любви, но побеждаемая бурлящим в теле желанием, Ольга согласно опустила голову.

 

*****

 

Как неправы школьные учебники математики. Не может быть путь из пункта А в пункт Б быть точно таким же, как из пункта Б в пункт А. По накалу эмоций, страстей, бредящих душу ожиданий. Куда испарилась они на обратном пути, где возбуждение, жгучее желание, казалось разлитое в воздухе, где восхищенные взгляды мужчин, сопровождавшие ее все дорогу из пункта А. Все осталось в пункте Б. Одни эмоции сменили другие, и из пункта Б в пункт А ехал уже совершенно другой человек.

 

Она опустошенно сидела, чуть касаясь виском прохладного стекла автобуса. Возвращение домой пугало. Не хотелось никого ни видеть, ни говорить. Как хорошо бы забиться в любимый угол дивана, взять книгу и глядя сквозь страницы и буквы, вспоминать и пытаться понять вновь и вновь то, что совсем недавно было чудесным настоящим, а сейчас стало беспокоящим прошлым.

 

...Старенькая дверь... Нет, прежде был пес, ближайшим предком которого была растрепанная швабра. И старая карга, прародительница нескольких поколений ведьм. Они ничего не сказали вслед Ольге, просто остановились на лестничной площадке и проводили ее взглядами, а потом переглянулись и вздохнули. "Еще одна трахаться пришла", - гулким эхом пронеслось по лестнице и вылетело на улицу. "Трахаться? Трахаться!!!"... "Пришла?... Пришла...", - влетел хор голосов с улицы..." И трусики кружавчатые надела"... "И ноги побрила"... "Да и не только ноги".

 

Эхо затихло, прихлопнутое закрытой дверью . Что-то звякнуло за спиной, наверное цепочка на двери. "О, Оленька, как я рад. Проходи, проходи. Сумочку можешь оставить здесь, я по понедельникам не рву на части женские сумочки. Только по средам. Да, если хочешь помыть руки, это вот тут". Вода булькала, а она видела свои изнемогающие от желания глаза и дрожащие руки.

 

"Вина? Белого, красного? Какие у тебя красивые руки. Если бы я был скульптор или художник, я бы обязательно запечатлел тебя для потомков". Она залпом проглотила вино. "Хочешь еще вина?" "Да. Хочу. И вина тоже"...

 

Ссыпались на ковер никому ненужные одежды, и медленный фаэтон, пахнущий молодой здоровой кожей, погоняемый низким, красивым голосом, направляемый сильными руками с ухоженными ногтями, постепенно набирая ход закачался, заскрипел неся ее под водопады наслаждения, к пикам немерянного плотского счастья и ущельям гортанных воплей.

 

Когда ее опустило на землю, он сидел рядом, неторопливо поглаживая по спине. Умелая рука, нежные слова, спокойные глаза, безумное наслаждение, ставшее прошлым, и наплывающее неудобство постепенно осознаваемого дискомфорта.

 

Она подхватила свои вещи и убежала в ванную. Смотреть в зеркало было стыдно. Но еще стыднее было ощущать на себе его спокойный взгляд. Взгляд молодого человека, не намного старше ее сына. Наверное, в нем не было ничего особенного, обычный мужской оценивающий взгляд, но ей было не по себе. Он что-то говорил, пытаясь растопить возникший лед, а ей хотелось побыстрее уйти. Распрощавшись, и даже бездумно дав свой номер телефона, она бросилась на остановку автобуса.

 

…Дома неожиданно повезло. Муж уже лег спать, а сын ушел с друзьями. Она налила себе любимого вермута и села покурить. На душе было мерзко. Она уговаривала себя, что ничего, в принципе не произошло, естественный порыв оголодавшей женщины. Потом обозлилась на Вальку, эту бессовестную сводницу. Ну, право, если бы не она никогда бы не свалилось на нее это невероятное чудо. То есть это безобразие...

 

Разделась, и закатилась под бок к мужу. Неизвестно откуда, нахлынуло ощущение виноватой нежности. Она ласково погладила худые плечи и дряблый живот и испуганно отдернула руку. Уж очень хорошо ладони помнили гладкости кожи молодого накачанного тела. Она вспомнила ощущение невероятной наполненности, испытанное впервые в жизни, вдруг ощутила на своем теле его спокойные умелые руки и застонала сквозь зубы. Горела каждая клеточка, задевая соседку: "Меня гладили"…"И меня гладили"… "А меня целовали"… "И меня, и меня, и меня". Губы дернулись, вспоминая мощь обцелованного покорителя глубин. И вновь, как несколько часов назад, заныло внизу живота. И тело послушно выгнулось навстречу, увы, отсутствующему, но так хорошо представимому и желанному орудию.

 

Муж всхрапнул в подушку. Морок, раскачивавшийся перед глазами, пахнущий желанием и молодой прытью, исчез. Ольга встала, выпила холодной воды и уселась возле кровати, глядя на мужа. Седые брови, поредевшие волосы, пепельная щетина. Как много они прошли вместе. Общее прошлое, неровная и извилистая дорога, где и мозолей много натерли, и синяков понабивали, с сегодняшнего дня вдруг обогатилось узкой тропинкой, на которую она забежала в одиночку. Пусть и ненадолго. Побегала и опять выбежала на каменистый шлях, подхватив мужа под руку.

 

Ну и подумаешь, побегала одна. Положено же ей даже сейчас простое бабье счастье. Ох, какое счастье... В минуты все нашел. И позы, которые муж месяцами оттачивал, и заветные уголочки, забрасывающие в беспределье восторга.

 

И будущая дорога, ведущая в даль, в которую давно уже не очень-то и хотелось заглядывать, вдруг представилась ей вязью таких тропок, по которым она будет идти одна, а муж будет ковылять по своей дороге. Изредка и она будет выходить к нему, по привычке проходя с ним кусок дороги.

 

Непростой жизненный путь с сегодняшнего вечера изменился до неузнаваемости.

 

Душевное тепло, уют, понимание с полуслова ... и воняющий новенькой покрышкой заменитель несостоятельного мужа.

 

Отточенная техника, звезды в глазах, крики... и стыд, наваливающийся еще в постели и с трудом отпускающий потом...

 

Клубок сомнений медленно смешивался с табачным дымом и полз к открытому окну. Переваливал через подоконник и растворялся во влажном воздухе.

 

И вновь возникал в комнате, вроде бы дожидаясь новой струйки дыма...