I Когда стеною сумрачный туман И не таится ни кусочка света, – Наивно ждать соломинку совета, С которой не срываешься в обман. Надежда с верой забрели в капкан, Не суждено сокрыться от навета, Вопрос не удостоится ответа, Танцует равнодушие канкан. Бесславно задыхается терпенье, С поникших веток не слетает пенье, Сплошную ложь лепечет лебеда. А кислород проигрывает смогу, За неудачей шествует беда, И в жизни некуда поставить ногу. II И в жизни некуда поставить ногу, Не наступив случайно на других, Далёких, близких, даже дорогих, – Не обратишься в юркую миногу. Зачем наивно выряжаться в тогу Прозрачной призрачности строк тугих И звонких слов – заманчивых, таких, Которые противятся итогу? Молчи, кричи, а бытие хохочет, Проникновенности и знать не хочет; Проклятый мрак ничуть не поредел. Но не доверишь облегченье грогу, И непроглядной тьме придёт предел: Спасёт рассвет, вставая понемногу. III Спасёт рассвет, вставая понемногу, Когда отчаянье ступает вслед; Десятилетия спадают с лет, А славословье улетает к Богу. Медведь сомнений прячется в берлогу; Уверенность точнее, чем балет; Счастливый в руки прыгает билет И призывает к смелому прологу. Идеи наводнением текут, Ковёр крылатый неустанно ткут; С тобою провидение согласно. Открытья миг хранит, как талисман, А всё невероятное подвластно; И поведёшь себя, как атаман. IV И поведёшь себя, как атаман Светлейших и восторга, и печали, Которые свершенья помечали Значком, что их творец – почти шаман. Благословенный мыслей ураган, Какого и в природе не видали, Неудержимо увлекает в дали, Где даже не мерещится курган. Легко вздымаешь прошлого плиту, Грядущее хватаешь на лету, Ныряешь вслед за золотою рыбкой. Мгновения вкушаешь, как гурман; Но вдохновенность остаётся зыбкой, Когда в судьбу врывается дурман. V Когда в судьбу врывается дурман, Сбивая с толку вкус и обонянье И маской надевая обаянье, – За твёрдым словом ты не лезь в карман. По лживой сладкой лести, «великан», Не примеряй «на вырост» одеянье, Не принимай и слово-подаянье, Свободным будь, спонтанным, как вулкан. Лихой соблазн заводит в прегрешенье; Но мудро не торопится решенье, А ждёт тебя в содружестве с умом. Губами редко прислоняясь к рогу, Откроешь кладезь ты в себе самом: Выводит сердце душу на дорогу. VI Выводит сердце душу на дорогу, Когда остыл в потёмках след светил, Презренный призрак за руку схватил И потащил к ближайшему острогу. Оберегая сущность-недотрогу, Возьми хребет, который враг бранил, А сам Всевышний с неба обронил, Дыханье дав заветному отрогу. Зовущие крахмальные вершины Возносят зоркой истины аршины, Слепую грязь отбрасывая в прах. Так оседлай коня, перо, пирогу И с ними устремись на всех парах К возвышенному светлому порогу! VII К возвышенному светлому порогу Летит стремглав крылатая душа, Преграды огибая иль круша, – Как вечная владелица к чертогу. Поставив ногу на горы треногу, Как мысль на остриё карандаша, Засмотришься, от счастья не дыша И отгоняя мнимую тревогу. Задумчивый заоблачный карниз Без опасения сорваться вниз Дарует опьяняющую веру. Здесь невозможен жизни графоман, Свобода перемен имеет меру, И ложный закрывается роман. VIII И ложный закрывается роман, Где эпилога истинна страница; Пока вдали искомая граница, Ты сам себе неверный басурман. Свободу дум укоротил тиран, Напрасно лучшие мелькают лица, И полутёмной кажется светлица, А ты, минуя зрелость, – ветеран. Но если пруд заполонила ряска, Очистит время и поможет встряска; По дням, как по булыжнику, идёшь. Сбивая наваждение такое, Уже неудержимо страстно ждёшь, Когда же счастье обретёшь в покое. IX Когда же счастье обретёшь в покое, Себя в долине горной ощутишь, Где царствует таинственная тишь И длится настроение благое. Нет груза дум о сером волчьем вое, В былую пропасть больше не летишь, Судьбе в глаза уверенно глядишь И видишь в них участие живое. Мечтами очарованы недели, Которые ничуть не надоели, Легчайшую поэзию тая. Не думая о дальнем упокое И сокровенном смысле бытия, Вкусишь блаженство мудрое такое. X Вкусишь блаженство мудрое такое, Что и помыслить было не дано; Небес благоволение одно; Волнение – стороннее, морское. Но стынет сердце, ко всему глухое, И не стучится ветерок в окно; Да не сверкнёт паучье волокно – Предвестие известья неплохое. И проплывают караваном дни, Неся отдохновения одни От празднества, что так неутомимо. Покой, какого мир не выдавал: Не тронув душу, всё проходит мимо; Не шевельнёт и сам девятый вал. XI Не шевельнёт и сам девятый вал, Когда вдали от зыбкой жизни – славно; Заботится касательная плавно, Чтоб ветер в скорлупу не задувал. На ровном месте не грядёт провал, Благое самочувствие заглавно, А камнепады не грозят облавно И выстраданным кажется привал. А если даже что-то и не видно, Его ведь нет, нисколько не обидно, И ничего не хочется шатать. Вне моря и не встретишься с медузой; Желание не жаждет ожидать, Когда же штиль окажется обузой. XII Когда же штиль окажется обузой, Рванёшься в жизнь несытою душой, Казавшейся напрасно небольшой, – Срезая катеты гипотенузой. И дружба не вредит с рабочей блузой, Промасленность не кажется чужой, Рука привычно властвует вожжой, А динамичный шар не бредит лузой. Не гнать же в шею вереницу дней, Чтоб вычитаньем делаться бедней На разность бытия и проживанья! И как такой покой одолевал? Вчерашний день без дерзкого желанья Уйдёт, как будто не овладевал. XIII Уйдёт, как будто не овладевал, Столетний сон с оттенком летаргии Незримо и без пышной литургии, Поскольку душу он не задевал. Опять светлеет жизни перевал, Не предвещает вечер ностальгии, И властной хочется драматургии, Чтоб буйный вихрь страстей обуревал. Но если и берёзы склонны гнуться, Не хочется, как прежде, промахнуться И стать заложником чужих саней. Привязанность не обернётся узой; А качество – количества ценней; И увлечёшься истинною музой. XIV И увлечёшься истинною музой, Что только для тебя и создана, Надёжна, как Китайская стена, И не навесит каменного груза; Блондинкою, брюнеткой или русой С такой прозрачной правдою до дна, Что затмевает всех она одна, А ты пред ней, как некогда, безусый... И так повеет трепетом любви, Что тёплый миг, как счастье, ты лови! Избыточно любое опасенье. Взаимопонимание – лиман, Целебный и дарующий спасенье, Когда стеною сумрачный туман. XV Когда стеною сумрачный туман И в жизни некуда поставить ногу, Спасёт рассвет, вставая понемногу; И поведёшь себя, как атаман. Когда в судьбу врывается дурман, Выводит сердце душу на дорогу К возвышенному светлому порогу; И ложный закрывается роман. Когда же счастье обретёшь в покое, Вкусишь блаженство мудрое такое; Не шевельнёт и сам девятый вал. Когда же штиль окажется обузой, – Уйдёт, как будто не овладевал; И увлечёшься истинною музой. |