Парадокс Фаты Морганы

Дежавю

Послесловие к рассказу Всеволода Карловича Каринберга "Фата Моргана"...

 

 

Мираж, иллюзия, кажимость, видимость существования – как горизонт, который невозможно достичь, невозможно, нереально: вечное расстояние между тобой, точкой, и линией смыкания земли с небом.

 

"В тумане вдруг безмолвно проявилась под покровом мистики тайна существования."

 

Туман этот – облачение, одеяние, фата самой Морганы, феи ("фаты"), фата на Фате, покров мистики, то есть самой Фаты Морганы. Выходя из тумана в надежде раз-облачить Моргану (Исиду), овладеть Истиной как женщиной, непременно оказываешься в положении саморазоблачения. Женщина овладевает, заставляет сбросить последние одежды, обнажиться перед всем миром, балансируя на остром краю пропасти, заглядывая в которую приходишь в ужас, так как всю свою жизнь обитал в комфортной тюрьме.

 

Что же это за тюрьма, в чем ее суть, сущность (если вообще она таковую сущность в себе заключает)?

Морфеус в первой части кинотрилогии братьев Вачовски объясняет Нео, что такое Матрица:

- Это чувство, которое ты испытываешь всю свою жизнь. Чувство, что в мире что-то не так. Ты не знаешь, что именно, но это чувство сидит у тебя в голове, словно заноза и сводит с ума… Матрица повсюду, вокруг нас, даже здесь – в этой комнате… Это мир, который вертится перед твоими глазами, чтобы ослепить тебя и не дать увидеть истину.

- Какую истину?

- Ту, что ты раб, Нео. Что ты, как и все, был рожден связанным… что тебя держали в тюрьме, которую нельзя ощутить на вкус, на запах, которую нельзя осязать. Это тюрьма для твоего разума.

 

Морфеус глубоко ошибался. Он никогда не встречался с Морганой, иначе бы он не сказал: "Это тюрьма для твоего разума". Наш разум – это наши привычки, стереотипы, предрассудки, каковые никогда не могут быть свободными в принципе, ибо они – УЖЕ тюрьма. Герой рассказа Всеволода Карловича Каринберга это понимает, оставляя нас перед неразрешимой проблемой. Ведь тюрьма может быть построена не только из золота, но и из грязи, барахтаясь в которой ты мечтаешь об одном – о золоте. Как сознанию освободиться от идеи мнимого, несуществующего счастья? Как ему освободиться от идеи как таковой, и обрести качество зеркала, отражающего Фату Моргану. Задавая вопросы, мы и заточаем сами себя в тюрьму. Разум – вот тюрьма для меня такого, какой я е с т ь, разум – это тюрьма для настоящего, каковое всегда таинственно. Тайна присутствия и есть истина, то есть само существование, недоступное разуму. Но как только мы пытаемся открыть тайну истины (женщины), все наши попытки пресекаются собственным представлением того, что невозможно представить.

 

Вот где корни всех фантазий человека: если вечность – бесчеловечность, то зачем мне такая вечность? Но это не мой вопрос, это вопрос логики, репрессирующей мое воображение. Здесь же коренятся и два великих фантазма: фантазм философской претензии на обладание истиной, каковой является не чем иным, как банальным снобизмом, и фантазм мужского шовинизма, каковой всегда оборачивается нарциссизмом мнимой мужественности. Не Ницше разоблачал истину, истина САМА раз-облачалась, обнажалась, сама срывала с себя покровы, одеяние. Ницшеанская истина – стриптизерша, апофеоз иконического знака, каковой всегда искусственный.

 

Фата Моргана – не знак, но Символ, дошедший до нас из древних хроник: младшая сестра Верховного короля Артура, вечный его враг, могущественнейшая королева Горры Моргана. Не она ли была в обличье Нинианы, обманувшей самого великого Мерлина?

 

"Н а в и с л о пасмурное небо над Москвой, и з а ш у р ш а л вдруг дождь в немой листве вязов, быстро п р е в р а т и в ш и с ь в ливень. Первая летняя гроза о б р у ш и л а с ь на город, с м е л а с улиц и площадей текущую толпу людей. Дождевая вода, н и з в е р г а я с ь с кровель крыш, в водосточных трубах з а в и л а с ь в хлещущие на мостовую косы, и з а ш у м е л а по подъездам. И первый отдаленный гром р а с к а т и л с я по скверам и дворам. Я отодвинулся вглубь подъезда, куда меня з а г н а л потоп, подальше от брызг, л е т я щ и х в открытую парадную дверь." (Разрядка моя. – Дежавю).

 

И апофеоз:

 

"В с п ы ш к и близких молний и вслед за ними у с т р а ш а ю щ и е р а с к а т ы грома, казалось, Р А З Л А М Ы В А Ю Т над тобой крыши домов". (Разрядка и пропись мои. – Дежавю).

 

Это – Фата Моргана. Ведь легенда – отнюдь не вымысел, но нарратив, повествование о событиях, имевших место в реальности, отвергаемой ныне академической историей. События эти проявляются в символическом плане нашей жизни. Моргана пришла к нам из Иного мира. Она сама – Иная, Другая, Чужая – Ведьма, Фата, та самая Моргана, которая в блеске золота своей короны опустилась на колени перед умирающим Артуром: "Брат, они ожидают тебя, предайся им, ибо судьба твоя свершилась".

 

Олицетворяя сегодня Моргану со Злом, мы заранее встаем на неправильный, ложный путь. Моргана – вне зла. Но и вне Добра. Мир, в котором мы живем, мы же сами и рационализируем, подчиняем логике смысла, в то время как Моргана – вне смысла, а являясь к нам, она оказывается еще и вне Реального, лишь представляя нам свой мир. Не мы представляем Реальное, а Реальное само представляется в Символе Фаты Морганы. Это представление – мираж, каковой по определению не Реален, но – Символичен. Это – проблеск самого Реального в нашей нереальной реальности, отнюдь не образ, не знак. Это – "звонок оттуда", если угодно, звонок от Наката Хидэо.

 

Вот, на мой взгляд, сильнейшие слова рассказа:

 

"Где-то там, далеко, я оставил свою душу. Вернется ли из иного – любовь? Или даст только успокоение. Всегда стоишь перед выбором: власть обладания или освобождение души. Может быть, я вернусь в облике змея, приползу на брюхе в райскую землю, где уже навечно буду с ней! Эта моя плоть в Москве – так мало радости приносит, словно пустая оболочка без души".

 

В облике змея? Но в том-то и парадокс: Моргана д а р и т не свободу змея, а свободу от змея. Это свобода от рутины жизни, от власти денег, от тоски, свобода от того, чтобы "быть коммерсантом". Моргана подводит к двери, о существовании которой мы и не подозревали, никогда не стучали в эту дверь. Что за нею? Страшно? – Страшно:

 

"А еще – страх потерять все. Сколько поколений твоих потомков должны смениться, чтобы быть довольными наследуемым богатство как должным, и когда притупиться у них страх за свою судьбу?"

 

Ведь за дверью – вечность, бытие. И теперь понимаешь, что само сочетание слов "быть коммерсантом" – противоречие в определении. Это – исток нашей раздвоенности, шизоидальный симптом, коренящийся в самом языке. И это же – исток гения, каковой всегда злодей: мучается сам и заставляет мучиться нас, читателей "Братьев Карамазовых".

 

Моргана освобождает от гения. В этом и состоит ее символический эффект. Трагедия героя рассказа в том, что в мечте о свободе от рутины жизни, в самом призыве Морганы он разрывается на части перед сдачей и видением Божественной красоты, воплощенной в художественный раритет. Но между Божественным и Фатой Морганой – никакой разницы. Довериться Моргане, значит доверится Той, кто выталкивает нас из мнимого бытия в экзистенцию с тем, чтобы подвести к двери, за которой бытие подлинное, без-образное (невообразимое), бытие, не нуждающееся не только в искусственном з н а к е, но и в каком угодно – фантастическом ли, реальном ли, соблазняющем или ужасающем – о б р а з е.

 

Довериться Моргане, значит, отказавшись от инфантильных воспоминаний счастливого прошлого своей жизни, довериться ж е н щ и н е, бросившей вызов м у ж ч и н е.