- Расскажи мне о маме?

Дочь смотрела на меня настороженно.

- Сашенька, мне сейчас некогда! Ты забыла, что у меня завтра на работе важная встреча и к ней надо подготовиться?

- Нет, не забыла...

Девочка наклонила голову и затеребила рукав пижамы. Пальчики слегка подрагивали.

Глядя на эти пальчики и безвольно опущенные плечи, я мысленно ругнулся на самого себя и присел на краешек кровати.

- Ну, хорошо, что ты хочешь услышать? Мне кажется, я уже всё рассказал и не один раз.

Сашенька посмотрела слегка виновато и прошептала:

- Расскажи, как я родилась?

Сердце ухнуло куда-то и остановилось. Затем забилось снова и словно понеслось назад, вытягивая из прошлого бесконечную, так и не забытую боль.

Об этом я не рассказывал.

- Котёнок, может в следующий раз? - я растерянно смотрел в огромные серые глаза своей дочери, которые так напоминали глаза жены - моей единственной женщины, которую любил, но сберечь всё-таки не сумел.

На протяжении долгих лет меня не отпускала мысль - можно ли было помочь тогда жене? Всё ли было сделано? И нет ли в том, что произошло, моей вины?

Но ответ ни на один вопрос я так и не находил.

- Хорошо, – Сашенька смотрела на фотографию матери, которая стояла на столике.

- Девочка моя, ты ещё слишком мала, можешь не понять.

- Сказала же, хо-ро-шо! - по слогам произнесла дочь и отвернулась к стене.

Я осторожно повернул её к себе.

- Ну, ладно, только дай слово, что ты не будешь плакать, как в тот раз, когда я рассказывал о маме.

- Не буду, - дочь залезла на колени, обняла меня за шею и затихла.

 

Я задумался...

Рассказать Сашеньке правду? Да поймёт ли десятилетняя девочка, как тяжело мне было в тот день! Каким ударом стали, на фоне полного благополучия, слова врача, что ребёнок, по всей видимости, погиб и надо спасать женщину.

Как тяжело было принять правильное решение.

И каким шоком стало для меня известие о гибели жены, а затем – и о новорожденной девочке, чудом оставшейся в живых!

Как рассказать о том, что я долго не мог забрать её из родильного дома, считая чуть ли

не главной виновницей всего произошедшего?

Уже потом, на протяжении долгих лет, глядя на подрастающую дочь, я не мог представить своей жизни без этой сероглазой девчушки. Но тогда, в тот роковой день,

в тот страшный месяц…

 

Дочь, теперь уже требовательно, смотрела на меня в ожидании рассказа.

И я понял - время пришло. Она имела на это право.

Моя маленькая девочка, моя Сашка…

 

Серёжа, смотри! Аисты!

Моя жена Сашка – колобок - так звал я её из-за огромного живота, стояла на крыльце в одной пижаме и восторженно махала руками. Я вышел следом за ней и замер: на самом гребне крыши стояли два аиста!

- Хорошие вы мои, родненькие, спасибо, что прилетели, - приговаривала Сашка.

- Ты только посмотри, Сережа, какие красавцы!

Ты только посмотри! – она словно задохнулась от восторга и пыталась приплясывать, смешно подпрыгивая на месте и придерживая двумя руками огромный живот.

Я рассмеялся и обнял её.

Прошло три года после нашей свадьбы, но чувство год от года становилось только сильнее.

Как же я любил свою жену!

Маленькая и худенькая, словно девочка-подросток, с огромными серыми глазищами - Сашка, казалось, с удивлением смотрела на этот мир. Она так радовалась каждой мелочи, каждому цветочку, листочку. А как умела создавать из совершенно, казалось, обыденных ситуаций - праздник!

Пепельные волосы обрамляли милое личико, делая его настолько прелестным, что я, глядя на неё, закрывал глаза и не верил своему счастью.

И, казалось, не было такой силы, которая заставила бы меня, хоть на мгновение, забыть о моей Сашке.

 

Жили мы в городе. Ранней весной и на всё лето сбегали от шума и пыли в тихую деревушку, где давно пустовал дом моей бабушки. И хотя из этой, богом забытой деревушки, было далеко добираться на работу - лес, речка и домашние продукты, особенно парное молоко, которое любила Сашка – этого стоили. Мы часто бродили по лесу, порой просто так, а иногда брали с собой корзинку и набирали полную грибов.

В пруду, который начинался сразу за нашим огородом, водились огромные карпы. Даже Сашка не могла отказать в удовольствии ранним утром посидеть с удочкой на берегу. А наши ежевечерние посиделки на деревянном мостике, который уходил прямо в воду, стали так привычны, что мы с женой всю зиму мечтали об этом.

Так было каждый год. Мы приезжали сюда вдвоём.

Но этой осенью…

Однажды вечером Сашка прильнула ко мне и застенчиво прошептала:

- Ты знаешь, кажется, у нас будет ребёнок…

Что мне хотелось сделать в этот миг? Петь и плясать от радости, кричать о своём счастье? Больше, намного больше!

Я готов был обнять весь мир и качать, и баюкать его в своих ладонях, как своего будущего младенца!

Как мы ждали ребёнка, как готовились к его появлению!

И именно сегодня у Сашки был срок родов. Мы собирались уезжать в городскую квартиру, хотя у неё и не было никаких признаков того, что роды близко.

- Серёжа, - тихо прошептала жена, - я хочу их сфотографировать!

- Сашенька, фотоаппарат уже уложен, мы же хотели позавтракать и ехать. Ты забыла - сегодня на приём.

- Да, знаю я, знаю! Я быстро! Ну что стоит найти его в двух чемоданах, сейчас…

Сашка повернулась и, тяжело переваливаясь, зашла в дом.

Я улыбнулся, достал сигарету и сел на крыльцо.

И тут увидел, как по лестнице на крышу карабкается соседский кот – Барс. Огромный, весивший килограмм пять, котяра мог напугать не только аистов.

Я замер... Начни отгонять его сейчас - напугаешь и аистов, а они, видимо, только выбирают место для жилья. Не отпугни - их спугнет кот. Пока я раздумывал, как мне поступить, он залез по лестнице и одним прыжком влетел на крышу.

Аисты встрепенулись и, словно нехотя, взлетели…

Прекрасные птицы, приносящие счастье, парили над домом.

От злости на кота, я подскочил и швырнул в него, стоящий рядом, веник.

Но… аисты улетели...

Сашка вышла на крыльцо с фотоаппаратом в руках.

- Серёжа, представляешь... – она замерла, глядя на пустую крышу.

Глаза заблестели, и она зашмыгала, сразу покрасневшим, носом.

Эта особенность её носика, краснеть перед тем, как Сашке расплакаться, всегда вводила меня в умиление.

Я обнял жену и поцеловал.

- Ну, что ты, родная? Может они ещё прилетят!

- Нет, Сережа, не прилетят! Плохая это примета, - и она разревелась.

- Глупышка моя, ну какие ещё приметы! Пей своё молоко и переодевайся, а я пока проверю, везде ли закрыто.

Сашка зашла в дом.

Проверив сараюшки и подвал, я выгнал машину. Ехать нам недолго, всего час, а на приём жене после обеда, так что спешить особо некуда, можно остановиться и даже побродить по лесу.

На крыльце снова появилась Сашка. Огромные серые глаза смотрели на меня испуганно.

- Серёжа, у меня... кажется... воды отходят.

- Как отходят? А ребёнок?

- Не знаю, - Сашка всхлипнула и снова разревелась.

- Быстро в машину!

Я открыл переднюю дверцу и почти толкнул жену на сиденье.

- Я в пижаме!

- Ничего! Сиди, - скрипнул я зубами от злости на себя. Вчера надо было ехать. Вчера!

Ведь собирался же! Не захотел везти жену в пыльную квартиру, так как Маша - пожилая женщина, которая следила за ней и убирала в наше отсутствие, должна была придти только к вечеру.

Я заскочил в дом, взял чемоданы и закинул их в багажник.

Затем сел за руль и закурил - сразу стало легче.

- Ну, что я дёргаюсь? Только жену напугал! Ехать до города всего час.

- Всё будет хорошо, - успокаивал я себя, но сердце словно сжимала и сжимала невидимая рука, а перед глазами так и стояли, взлетающие с крыши, аисты - словно уносили они на своих белоснежных крыльях моё счастье.

Я посмотрел на жену: Сашка притихла, вжалась в сиденье и испуганно следила за каждым моим движением.

Я перевёл взгляд на свои руки, лежащие на руле - они слегка подрагивали.

« Спокойно! Что ты кинулся в панику? Пожалей жену!»

- Сашенька, - я улыбнулся, глядя на неё, – ну, ты что, трусишка моя, мы так ждали этого дня! Ещё чуть-чуть и у нас будет прекрасная девчушка. Нас будет трое!

Когда мы придумаем ей имя?

Я наклонился и прижался губами к виску жены, вдыхая её, такой родной, запах.

Она вздохнула и прислонилась ко мне. Тревога потихоньку отпускала.

- Ну, всё – поехали, – я завёл машину и выехал со двора.

 

Я старался ехать с той же скоростью, что и всегда, хотя хотелось мчаться быстрее и быстрее, чтобы оказаться в спасительном роддоме, но я так боялся испугать жену.

Сашка снова вжалась в сиденье и испуганно поглядывала на меня.

- Всё будет хорошо. Успокойся, прошу тебя - ребёнок тоже нервничает.

- Хорошо... - она пыталась расслабиться, но снова вжималась в сиденье.

Впереди показались городские многоэтажки.

- Ну вот, минут через двадцать будем в роддоме, там врачи, - подумал я.

Сашка повторила за мной машинально, – Врачи...

Я и не заметил, что говорю вслух.

- Родная моя, мы почти приехали. Как ты себя чувствуешь?

- Не знаю... Странно как-то... Аистов жалко...

- У тебя не болит ничего?

- Нет... только давит вниз.

Я посмотрел испуганно на жену,

- Сначала же схватки должны быть!

Сашка опять заплакала.

Я сжал зубы и вцепился в баранку так, что побелели пальцы.

Машина въезжала во двор родильного дома, но тревога в душе только нарастала.

 

Акушерка в приёмном отделении недовольно посмотрела на нас и отставила в сторону стакан с чаем.

- Схватки есть? – она смотрела на огромный Сашкин живот.

- Нет... - голос жены дрогнул.

- А чего приехали?

- Воды у меня отходят...

- Чего тогда сидела? Сидят до последнего, вот родишь тут в приёмной! Что за люди!

Я не выдержал и вмешался.

- Да всего час, как начали отходить! Пока доехали из деревни!

- Да за час можно сто раз родить! – со злостью сказала женщина, - документы давайте!

Я молча подал документы и обнял Сашку.

- Выходите отсюда и подождите в холле, заберёте одежду, а ты раздевайся и проходи сюда. Первые что ли роды?

- Первые... - услышал я Сашкин дрожащий голос, и снова тревога сжала мне сердце.

 

Я сидел, стараясь унять дрожь в руках. За дверью было тихо.

Внезапно там послышался шум, быстрый топот, и опять всё стихло.

Я встал и нервно заходил по огромному холлу. Хотелось курить, но отойти, хоть на минутку, боялся.

Внезапно в приёмной послышался Сашкин крик и тут же голос акушерки:

- Не тужься! Ты что, с ума сошла! Дыши, говорю тебе! Дыши!

Снова топот ног и стук каталки.

Я не выдержал и забежал в приёмную. Сашка лежала на каталке, лицо было синюшно-багрового цвета, а вокруг неё бегали медсёстры и врачи.

Я подскочил к каталке.

- Да вы что? Помогите ей!!!

Сашка вцепилась в меня мёртвой хваткой.

Седой мужчина мельком глянул на меня.

- Муж?

- Муж.

- На родах готовился присутствовать?

- Конечно!

- За ширмой костюм: штаны и куртка – переодевайся.

Он говорил отрывисто, слушал в это время деревянной трубкой огромный Сашкин живот и с каждой секундой мрачнел всё больше.

Я заскочил за ширму и быстро натянул синий костюм, прямо поверх своей одежды и снова подбежал к жене. Она тут же схватила меня за руку.

 

Каталку долго катили по каким-то коридорам. Я шёл рядом и шептал Сашке, что всё будет хорошо, что я люблю её и нашу будущую малышку.

Перед родблоком меня попросили подождать. Сашка сжала мою руку:

- Сережа, а аисты улетели...

Каталку закатили в родзал, а я стоял в каком-то оцепенении и смотрел на закрытые двери.

Время шло. Мне казалось, что прошла целая вечность. За дверью было тихо.

Наконец вышел врач.

Я в недоумении посмотрел на него:

- Почему меня не пускают? Я хочу присутствовать на родах! Вы же говорили.

- Положение осложнилось - вам туда нельзя. Вы должны написать расписку, что согласны на операцию.

- Какую расписку? Какая операция? Что случилось?

Врач вздохнул:

- Родить сама она не сможет, надо оперировать, - он посмотрел мне в глаза и тут же отвёл взгляд в сторону.

- Почему!!! Почему не может родить сама? У нас всегда всё было нормально!!!

Сам того, не замечая, я почти кричал.

- Поверьте, вы не поймёте медицинских терминов, но надо решаться и очень быстро.

Полное предлежание плаценты, отслойка - тоже почти полная, кровотечение...

Только – Кесарево сечение, другого выхода нет. Вы должны решиться, иначе она умрёт.

- А ребёнок?

- Скорее всего – мёртв, сердцебиение не прослушивается.

Я опустил голову.

- А, если...

- Нет, тогда погибнет и женщина.

В его взгляде я видел жалость ко мне и уверенность в правильно принятом решении.

- Да... конечно, – прошептал я.

Врач повернулся и пошёл в родзал.

Я вышел в холл и сел в кресло. Сидел и вспоминал всю нашу совместную жизнь, каждый её день.

- Ну, за что? Я всё делал для Сашки! Ни разу на приёме у врача не сказали, что у неё что-то не в порядке.

Мне казалось, что время остановилось.

 

Наконец появился врач и сразу прошёл на улицу. Я вышел за ним следом, достал сигареты и протянул ему. Мы закурили, и он поднял на меня глаза.

- Мы сделали всё, что могли, но... она умерла...

Я стоял и ничего не мог сказать, только перед глазами мелькали детские игрушки и бельишко, которое мы с такой любовью выбирали для своей малышки.

И вот... Я сжал зубы.

Врач, делая затяжку за затяжкой, молча смотрел на меня.

Наконец я смог проглотить комок и спросил:

- Жена знает?..

Врач снова опустил глаза.

- Ваша жена умерла... Девочка в тяжёлом состоянии, но она будет жить...

 

... Только через месяц я смог переступить порог родильного дома.

Мне снова дали штаны, рубашку и повели по коридору.

Я шёл за медсестрой, не видя ничего перед собой, но мне надо было увидеть этого ребёнка и принять решение.

Я не мог представить встречу с той, кто забрал жизнь Сашки, моей единственной Сашки, которую я так любил и боготворил.

Мы подошли к детской палате. За стеклянными окнами – крошечные кроватки с малышами. Медсестра посмотрела на меня и сказала:

- Кроватка вашей дочери у двери, вам будет хорошо видно, подождите здесь.

Она зашла в палату и подошла к самой ближней кроватке. Ребенок спал.

Я равнодушно смотрел на маленький свёрток.

Внезапно моё внимание привлекла бирка, прикрепленная поверх детского одеяла, а на ней - моя фамилия и имя жены. Я до боли сжал зубы, но сдержаться уже не мог – слёзы застилали глаза. Только сейчас я понял, что этот ребёнок – частичка моей Сашки и это всё, что оставила мне жена...

Я рассматривал личико своей дочери - крошечные губки, носик.

И тут она открыла глаза - меня кинуло в жар.

На меня смотрела моя Сашка… Маленькая Сашенька...

 

... Я замолчал. Прошло несколько минут.

Мы сидели с дочерью и смотрели на стоящую перед нами фотографию молодой женщины в чёрной рамочке. Я с тревогой наблюдал за Сашенькой. Наконец она повернулась ко мне и снова обняла за шею...

Дочь, как и обещала, не плакала.

Я прижал её к себе и вздохнул с облегчением.