В центре роскошно накрытого стола, среди тончайшего фарфора и благородного серебра, на точёной ножке возвышалась хрустальная Ваза. Её до краёв наполняли невиданные ароматные фрукты и бархатные орхидеи, расправившие лепестки, словно диковинные бабочки - крылья.

Отражая резными гранями свет, Ваза сияла всеми цветами радуги, напоминая сказочную жар-птицу, невесть как залетевшую в этот гулкий зал.

Издалека доносилась музыка: хозяева давали бал в честь совершеннолетия своей единственной дочери. Подвески на люстре слегка покачивались в такт вальсам и мазуркам, и пойманные Вазой лучи тоже, казалось, порхали в танце вместе с невидимыми гостями, взлетая лёгкими цветными бликами…

- Как я хороша! Смотрите, какие па! – Ваза горделиво окинула взором совсем скромные, на её взгляд, Бокалы и Тарелки.

Те молчали: несмотря на сдержанную красоту, подаренную руками старых мастеров, им не по силам было передать павлинью расцветку спектра, как это играючи делала Ваза. Словно завороженные, любовались они прихотливым сплетением лучиков. Это было так щемящее – прекрасно, что невольно становилось грустно: ведь часто прекрасное – недолговечно…

 

Музыка заиграла тише. Гости перешли в столовую, где, наконец, начался праздничный ужин.

Под звон бокалов колокольчиками звучал смех подружек именинницы, им вторил низкий воркующий говор кавалеров. Подвески на люстре дрожали, и Ваза шаловливо разбрасывала отсветы на лица гостей.

- Послушайте, как я смеюсь! – она как раз хотела обратиться к Кувшину, затейливо украшенному резным золотым ободом, но в это мгновение её небрежно задел рукой один из кавалеров, и …

Цветы и фрукты разлетелись по столу среди сияющих осколков. На мгновение вокруг стало тихо.

Первой нарушила молчание именинница:

- Слуги! Уберите отсюда этот хлам! – требовательно хлопнув в ладоши и вытянув очаровательную шейку, звонко проговорила она. – Вы не поранились? – уже мягким голосом, улыбаясь глазами, обратилась она к виновнику бесславной смерти Вазы.

- Ну что Вы, несравненная Энелин! Как мог воин, побывавший в стольких сражениях…

Он понизил голос и наклонился к её нежному ушку. Барышня порозовела, словно распустившийся по утру пион...

Инцидент был исчерпан, и гости продолжили приятное времяпрепровождение, воздавая должное изысканным яствам и тонким винам. Через минуту Вазу уже забыли.

 

Служанка Салли отнесла хрустальные осколки вниз, в свою каморку за кухней. Поздней ночью, когда огромный дом уснул, она разложила их на столе и в скудном свете огарка долго любовалась волшебными радужными переливами.

- Зачем же выбрасывать такую красоту, - задумчиво проговорила она. – Отнесу-ка я всё это Карлу-стекольщику. Может, он и сотворит что-нибудь своими умелыми руками…

С этими словами она завернула останки Вазы в старый передник и легла спать – завтра тоже предвиделся тяжёлый день…

 

На следующее утро, улучив минутку, Салли забежала в стекольную мастерскую.

Карл работал, что-то выдувая и поправляя длинными щипцами. Присмотревшись, девушка угадала в этом огненном сгустке очертания диковинного цветка.

- Карл! – позвала она, осторожно тронув его за плечо.

- О, здравствуй, - переведя дыхание, ответил мастер. – Зачем пожаловала, милая?

- Вот…

Салли развернула передник. Осколки Вазы тут же подхватили красные лучики, вырвавшиеся из отверстия печи, и отбросили их на потолок, устроив весёлый хоровод.

- Ишь, баловница! – Карл улыбнулся всеми морщинками. - Помню её. Жаль, что разбилась…

- Ты бы сделал из этих стекляшек что-нибудь, - Салли тихонько вздохнула. Ей тоже было жаль Вазу.

- Их уже не склеить. Но можно переплавить, добавить цвета… А сделаю-ка я стеклянную картину! Хозяйка как раз заказала новую дверь, вот этим чудом её и украсим! – Карл улыбнулся ещё шире, вконец смутив молоденькую служанку.

- Вот и ладно; потом на твою работу полюбуюсь, - Салли заторопилась. – Пора мне, дел много. Будь здоров, Карл! – уже от дверей она помахала ему ладошкой.

- Будь здорова, добрая душа, - тихо ответил стекольщик, задумываясь о будущей картине.

 

***

 

Через несколько дней дом украшала новая Дверь.

Смотрелась она великолепно: тонкая ковка в сочетании с ценными породами дерева, филёнки - из сплавленных кусочков стекла. Карл постарался на совесть; он недаром провёл в мастерской столько времени, подыскивая сочетания цвета и рисунка. Его картина, частью которой и стала Ваза, была выше всяких похвал, привораживая своим причудливым переплетением и волшебной игрой света. Казалось, она была живой…

- Посмотрите, как я хороша! – Дверь открывалась и закрывалась, и вновь цветные блики танцевали вокруг. – Как я сверкаю! Я просто неподражаема!..

Картины, жившие на стенах вестибюля, подавленно молчали. Они потускнели от времени и не могли тягаться с новенькой Дверью свежестью и живостью красок. Им оставалось только любоваться своей говорливой соседкой.

 

Однажды, перед большим праздником, в доме устроили форменный переполох: хозяйка ожидала целую армию гостей. Служанки постоянно сновали туда-сюда, что-то вынося и внося обратно. Дверь очень устала. Не успев закрыть, её вновь заставляли открываться…

И так – целый день!

Никто даже ни разу не восхитился её красотой. От такого непочтительного обращения она начала поскрипывать. А от постоянных ударов о косяк стеклянная картина, её сердце, каждый раз тоненько подрагивала. Отражённые лучи, словно сойдя с ума, беспорядочно метались по стенам, не находя ни выхода, ни покоя…

Это могло продолжаться ещё долго, если бы не вмешался шаловливый Ветерок. Он дождался своего часа, когда самая маленькая из служанок, зазевавшись, забыла закрыть Дверь. Залетев в дом через окно, он сначала поиграл с кисеёй штор, приподняв и закрутив их, а потом покачал Дверь. Она с радостью подалась, свет затанцевал – теперь плавно и мягко…

- Посмотрите, я – танцую! Я – прек…

Договорить она не успела. Ветерок был молод, нетерпелив и, не дослушав, улетел по своим делам.

Дверь захлопнулась с треском и звоном… Цветные капли рассыпались по ступеням…

 

***

 

- Деда, сделай мне бусики! – малышка Лина разжала грязный кулачок, предварительно вытерев им чумазый нос.

- Ну, непоседа, что там у тебя? – старик наклонился, чтобы лучше разглядеть очередное внучкино сокровище. – Да это же просто стекляшки…

- Они кр-расивые! – девчушка недавно научилась выговаривать «р», потому особо старательно её выделяла.

- Ну сделай бусики, и я стану кр-расивой! У меня от женихов отбоя не будет!.. – это она слышала от старшей сестры, которая частенько вертелась перед зеркалом.

- Если только женихи, - дед улыбнулся в бороду. - Ладно, сделаю. Будешь ты «кр-расивой»…

Он поковылял в дом. Весь вечер ушёл на обточку стёклышек, зато наутро Лина, передразнивая сестру, картинно любовалась своим отражением в зеркале, поворачиваясь так и эдак:

- Посмотр-рите, как я хор-роша! Я пр-росто р-раскр-расавица! И бусики у меня пр-рекр-расные! – пела она на только что придуманный мотив.

 

Наполнившись щедрым детским теплом, стекляшки вдруг ожили, и душа их засветилась. Пусть они больше не сверкали, став шероховатыми: об этом ничуть не жалелось. Ведь истинная красота - совсем не в блеске…

Бусы слушали песенку девочки и грустно улыбались – себе и своему давнему прошлому.

 

Теперь они поняли: светить самим, хотя бы чуточку, всегда лучше, чем отражать чужие лучи, пусть даже очень яркие.