Рецензия Марии Гринберг
   
   «…Мало слов, а горя реченька.
   Горя реченька бездонная!..»
   (с) Н.Некрасов
   
   Для своего дебюта в «Облике» автор избрал жанр миниатюры — вполне, насколько я могу судить, успешно.
   Лаконично, без единого лишнего слова рассказана совершенно достоверная история, и финал, словно удар топора: «как дальше жить, не знали».
   О каких-то хитрых литературных приёмах речи не идёт — интриги нет, в первом же абзаце всё сказано, «сидел на игле», дальше голый информативный текст: ушёл, пришёл, повесился, спасли… и снова уйдёт, и всё сначала. И в то же время получился жуткий просто символ — мать из последних сил, только бы не упасть, держит на плечах взрослого сына, а он не в силах (или не хочет) даже поднять руку для своего спасения! И каково это видеть отцу после суток дежурства?
   Что ещё тут добавить? И я не знаю, как — но придётся жить.
   Может, молиться, на то уповать, что никому не посылает Бог креста не по силам?

   Рецензия Джона Маверика
   
   Пронзительный текст. Маленький, всего один эпизод — мы не знаем, как Сашка стал наркоманом, не знаем, сколько ему лет, чем он занимался до случившегося с ним несчастья. Ничего не знаем о его родителях, кем они работают, где живут. И все-таки ситуация кажется до боли знакомой, честной, настоящей.
   О чем этот рассказ? Мне кажется, о материнской любви, настолько безусловной, что принимает сына любым — больным, наркоманом, преступником, каким угодно.
   Придираться к стилю не хочется. Язык живой и внятный. Немного удивило выражение «разуться под порогом». Странно, что имя матери появляется только в середине текста, а в начале героиню называют безлично - «она». Благодаря этому рассказ воспринимается как отрывок из чего-то более крупного. Возможно, так и есть?

   Рецензия Ольги Немежиковой
   
   Свет далёкой звезды - установка на мотивацию к творчеству.
   Рецензия на рассказ Татьяны Буденковой «Сашка»
   
   Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным!
   Стругацкие. Пикник на обочине
   
   Рассказ хорошо написан, хорошим языком, содержание не вызывает разночтений. Очень меня взволновал этот рассказ, но не в плане праведного гнева на предмет среды, которая, как в девятнадцатом столетии, не развивает, а заедает. Хочется двигаться в литературе, понимая, куда и зачем, во всяком случае, пытаясь в этом разобраться. А потому мои соображения по прочтению следующие.
   У меня тоже есть созвучные рассказы, читая которые, у самой опускаются руки. Я их пока нигде не выставляю — считаю, что и без меня хватает негатива. Но эпизоды, из которых они выросли, меня не отпускают, терзают душу, не позволяют смириться с безжалостной реальностью. Мне кажется, я должна найти способ как-то работать с «безнадёжной» темой, как-то давать ей жизнь, искать свет. Зло будет всегда, так уж устроено. И каждый человек может стать жертвой или борцом против этого зла. Чтобы бороться, надо научиться смотреть злу в глаза, называя вещи своими именами. Добро должно быть сильным, для этого нужны мышцы. Слова — это мышцы и надо учиться говорить о том, о чём даже слышать никогда бы не хотелось, не то видеть, но нас не спрашивают, чего бы нам хотелось, чего не хотелось...
   В рецензии на этот рассказ у меня сама собой поднялась философская проблематика творчества. Как работать с такими темами, чтобы не множить безысходность и уныние? Потому что работать с отрицаловкой надо, сама жизнь требует. Констатировать внешние её проявления художественным языком — труд, по моим понятиям, совсем невеликий: праведный гнев, он всегда наготове — льётся само.
   Ведь литература, она как заговор, но заговор работает лишь тогда, когда сложен словами как кирпичная кладка на крепком фундаменте, когда строитель владеет мастерством в полной мере и знает, что он строит: без дверей для входа и выхода здания быть не может, да и окна ему не помеха — для света. На самом деле я чувствую себя во многом беспомощной в таких жёстких темах, но мне бы хотелось научиться врачевать наш мир словом, добавляя веры, которой всегда не хватает. Вот мои рассуждения, не претендующие на истину, переполненные сомнениями, но движущиеся в поиске выхода из тупика, в поиске возможности не пасовать в этой жизни ни перед чем, для начала её принимая. Не в оранжерее живём, и дальше легче не будет, а нам здесь жить, это наш дом. Литература ни перед чем не должна останавливаться, всяким явлениям находить названия, уметь их описывать, и, самое главное, она призвана, мне кажется, идти сквозь туман, пробивая неведомую тропинку там, где никто не бывал, если это настоящая литература, а не игра в неё.
   
   Читать уголовную сводку, даже художественно написанную, может скоро надоесть — в этих местах заведомо нет позитива, но много безысходной тоски, особенно если сводка эта заглянула к тебе в душу дальше, чем просто праздное любопытство. Этот рассказ в душу заглянул, вызвал сострадание к семье злосчастного Сашки. Семья умирает на наших глазах: Сашка, не в силах справиться с пагубной страстью, залез в петлю. Странно, что он ещё не в местах, не столь отдалённых, но за этим недолго осталось, ведь всё, быстро оборачиваемое в деньги, из дома он уже вытаскал, а доза требоваться не перестала, и дальше только воровать, но воровать, опять же, надо уметь, ну да ломать не строить — оно быстрее движется, как и расплата за содеянное.
   Но гадать в данном случае о будущем героев — дело неблагодарное, по той простой причине, что в рассказе мы видим исключительно внешнюю картинку, которая не особо разгоняет фантазию и, скажем прямо, ничего душе не даёт — случай банальный и счастливы те, кого бог миловал, на пророка Сашка ещё не набрёл, и не факт, что набредёт, тропинка у него прямая и узкая, на ней пророки, прямо скажем, не особенно водятся.
   Но дух веет там, где хочет. Именно о духе хотелось бы почитать. Который бьётся. О духе той же матери. Но она, похоже, давно смирилась, матери очень сложно быть объективной в отношении сына. Однако под сыном в петле что-то в ней, ну, как читатель, я очень на это надеюсь, должно бы случиться, если она не умерла сама. Отец в рассказе совсем как тень, которая живёт едва не отдельно, что на самом деле вполне может быть, и раскрытие этого состояния тоже есть жизнь души, а не внешнее её описание.
   Да и Сашка в петле должен был переживать что-то, коль не удавился на отцовском ремне. (Кстати, не поняла, что за труба водопроводная, на которую он набросил ремень, откуда она взялась на потолке? В квартире ещё отыскать надо, на чём повеситься.) Ремень, он шансы-то оставляет, в отличие от верёвки, которую даже скрутить вполне можно — но тема именно отцовского ремня лишь «хвостом махнула», а далее автор не стал трудиться. Вот и читателю — чего зазря мучиться, гадать?
   Татьяна, помните, последний семинар Александр Григоренко всё повторял, что литература — это то, что исследует жизнь души? Понятно, мысль вечная, мудрая, но не грех её озвучивать снова и снова.
   На мой взгляд, литература и репортаж с места событий, кроме основ языка для повествования, ничего общего между собой не имеют. Нам рассказан, по сути, именно репортаж, внешняя картинка-зародыш, первичная посылка художественного произведения, которое само должно быть ни чем иным, как исследованием сути события, или хотя бы попыткой оного, или что-то около него, ради чего этот случай озвучен. Как раз те, кому предстоит стать наркоманами, её однозначно не прочитают, да и наркоманам она ничего не даст, как и людям, что вынуждены рядом с ними в одном доме жить. А вот с чего началось — это многим было бы интересно. Однако это «начало» трудно показать, очень трудно.
   Из троих героев поступок здесь совершает только Сашка — это тоже сюжетная линия для автора. Почему отец назывной, мать лишь страдалица? Они совсем на себя рукой махнули и давно ничего от этой жизни не ждут? Может, таки, смерти сына ждут, освобождения от напасти? Интересно, каким и откуда видится им «чудо», если видится? Почему отец с матерью всё ещё вместе живут, что их связывает, кроме жилплощади? Ведь сын тянет их тоже в петлю, в которую затянула среда — редчайший человек такой агрессивной среде способен противостоять, пройти горнило, в которое сам забрался из нам неведомых причин.
   Тема злободневная, но не раскрытая ни на йоту. От автора, понятно, никто решений данной ситуации не ждёт, тем более, хеппи-энда. Редко те, кто «вырвались», живут потом долго и счастливо. Но есть такое: чтобы кто-то начал жить, кто-то должен умереть, и эта идея продуктивна, во всяком случае, для литературы.
   Формально в рассказе всё устраивает. Содержание поверхностное, в этом месте автор не трудился, не заглядывал в душу своих героев — именно репортаж оттуда, если в том месте ещё хоть какое-то движение, вера, надежда, любовь, был бы безумно интересен.
   На самом деле, в обсуждении этого крошечного рассказа всплывают очень непростые вопросы: зачем мы пришли в литературу? Что хотим этим сказать, если хотим, а не просто говорим посредством именно такого самовыражения? Какие задачи ставит перед собой автор в конкретном тексте, что хочет разглядеть, что хочет понять? Что он сам ищет в чужих текстах? Что ищет в себе посредством литературы?
   Что лично мне как читателю не нравится в этом рассказе? Даже не безнадёжный тупик — я и сама знаю, что выход из подобных ситуаций мало кому светит. Не нравится то, что автор констатирует очевидные вещи, сам не пытаясь найти выход. Важна ведь попытка и усилия в ней. Пускай не наркомана — он, похоже, в этой истории самый сильный, сильный настолько, что даже автор подчинился его энергетике. Пускай попытка не родителей наркомана — они, похоже, давно никакие, и именно этим совершенно не интересны. А вдруг они были «какими»? Даже если с этими героями выход один — их оставить, как они есть, то имеет смысл двигаться в пространстве повествователя, внеположенного тексту. Солнце светить не перестало, птицы поют, цветы цветут и за зимой появляется весна — обратиться к вечному, к природе, которая над всем «этим» — как вариант. К тому же, не все тянутся к наркотикам, несмотря на их доступность и, казалось бы, абсолютность эффекта: человек «забывает» терзающие его проблемы, отныне проблема лишь одна — доза, это ему понятно — цель отныне ясна, да и результат устраивает, другое дело, что не держится «всерьёз и надолго». Где-то, в чём-то надо искать УСИЛИЯ — читать страдания и только одни страдания, это на узкого любителя. Тема наркомании, как и чумы, и войны — прекрасный фон для демонстрации усилий, тех самых, что заставляют выползать из старой кожи, из удобной системы ценностей, из всего того, о чём Ницше, и не только он, вся история человечества — всё о том же, по большому счёту.
   
   Однако по прочтении мне сразу захотелось написать что-то необыкновенно жизнеутверждающее вопреки! Пожалуй, именно к этому неизменно стремлюсь в своём творчестве, другое дело, всегда ли оно получается — выйти к свету, отыскать... Но даже сама попытка сдвинуться с места изнутри, а не за счёт внешних «спасителей» — денег, врачей, магов, служителей культа достойна усилий. Да и кто, кроме автора, передаст чувства, которые испытывают герои?! Это не гордыня, смею надеяться, это желание воспевать вечный процесс вечной жизни и позитивная установка на мотивацию к творчеству и к жизни. Никто за автора не будет искать свет, быть может, в том и предназначение — искать свет, даже там, где, казалось бы, найти его невозможно. Искать, чтобы найти и поделиться с теми, кто ищет. Ведь читатели в литературе ищут ответы на мучащие их вопросы, а не только сравнение с тем, что у кого-то хуже некуда или удовлетворения праздного любопытства. Многие читатели не за бытописанием обращаются к литературе, а к единственному источнику, где не теряют надежды найти ответы на свои вопросы. Конечно, не всё напечатанное есть литература. Литература — это то, что остаётся во времени и вне времени. То, что живое. То, что если не отвечает, то помогает искать — возрождает веру в жизнь, в человека в ней.
   Вспомним Чехова. Ведь там беспросветность лишь на первый поверхностный взгляд. Про Толстого и других классиков (Золя, Бальзак, да всех не перечислишь!) смело можно сказать, что они неизменно показывали две стороны медали, их мир никогда не был одноцветным.
   Даже если, как говорится, ничего невозможно сделать, надо, обязательно надо постараться дать хотя бы утешение... Кстати, именно долгие раздумья над этим маленьким рассказом Татьяны и подвигли меня на идею в безнадёжных случаях давать утешение хотя бы через реминисценцию, которая ...стоила этого ада, и герой не перемотал бы плёнку даже за ту цену, что вынужден платить. Другое дело, что надо быть убедительным, а это не по-детски сложно — много души придётся вложить, долго думать, ещё дольше сомневаться, идти, считай, наугад. Так что, буду надеяться, в пространстве этих рассуждений, многократно превышающих объём рассказа для обсуждения, кой-какие подвисшие свои рассказы смогу, таки, докончить со спокойной душой, что я, как автор, сделала всё, что смогла. Мы же авторы, а не репортёры с места событий! Так что я призываю искать жизнь — не может быть, чтобы она закончилась: никто за нас не будет искать свет.
   Свет, мне нужен в произведении хоть какой-то свет, иначе оно для меня мёртвое, о семье мертвецов. Неинтересно. Пусть мёртвые хоронят своих мертвецов. А литература всегда была и будет светом, даже если это свет далёкой звезды, видимой из безнадёжно глубокого колодца.

   Да, очень меткое сравнение.
   Вот так начнёшь, в самом деле, задавать себе вопросы" зачем мы пришли в литературу? Что хотим этим сказать, если хотим, а не просто говорим..."
   — и запахнет, пожалуй, солидолом от твоей каши?

   Чтобы исчезла вся проза — действительно, невозможно.
   Представить более лёгкий ужастик: смертный приговор поручику Достоевскому приведён в исполнение 22 декабря 1849 года.
   А зимой 1851 года в стычке с горцами убит юнкер Толстой.
   Вы думаете, нынешний мир был бы иным?

   Звучит вроде бы парадоксально — "не прогнали бы Наполеона в 1812 году, если бы не Толстой, родившийся 16 лет спустя"?
   Но, если подумать, доля правды здесь есть — знаем ведь мы не подлинную историю, а "намертво" (опять-таки великолепное определение!) написанное о ней классиками?

   Татьяна!
   Писать обнадёживающую неправду, понятно, проще - ещё проще! И глупее, конечно же. Первый о наркомании в СССР писал Чингиз Айтматов, когда пошёл в рост уже не "безобидный" кокаин. И у него со светом в "Плахе" всё в порядке - там есть, во что верить. И автор бился насмерть, искал выход самым радикальным образом, под флагом одной лишь веры. И потому "Плаху" будут читать и перечитывать - в ней пищи для души предостаточно.
   Мой личный взгляд на проблему наркомании - это судьба... Неизменно страшное испытание для семьи, для этноса - смертное испытание. Вроде чумы, холеры, когда нет ещё антибиотиков. И воспитание тут особой роли не играет.
   Параллельный пример: из восьми оставшихся в живых детей Льва Толстого работали лишь двое, кажется. Остальные вели праздную жизнь, которую мать, сама всегда вкалывающая, у своих детей очень даже культивировала - любила их... А Лев Толстой крепко страдал. Подумать только, пример ТАКОГО ПОДВИЖНИЧЕСТВА никакого влияния на сытых лентяев не оказал - нет пророков в отечестве своём.
   Как сказал, кажется, Макаренко, "если бы наука воспитание существовала, мы бы все воспитывали гениев". Но она не существует, и здесь влияет среда гораздо сильнее, чем даже кнут и пряник. Убери кнут и пряник - и среда восторжествует, за исключением тех, кому посчастливилось родиться независимыми - так звёзды встали.
   А сейчас насаждается психология потребительства при попустительстве государства, так что среда становится всё более агрессивной. Кстати, эту проблему в современном обществе крепко и ультражёстко пробил Мураками Рю - всё скотство наизнанку и романы читают (кто может, конечно - с них выворачивает, но молодёжь, как раз, читает и выводы делает).
   И ещё такое дело, что примеры в непосредственной близости для многих очень даже показательны. Так что несколько поколений - и общество самоочистится или придёт к какому-то устойчивому состоянию потребления галлюциногенов без экспансии, как это развернулось во время перестройки.
   Даже если у Вас миниатюра, а это сверхнебольшой рассказ, на мой взгляд, она совершенно сырая. Тем более, чем мельче форма, тем сложнее достичь эффекта содержания.
   Редкая мать не подставит плечо - тут Вы ничего нового на отыскали. Вы, Татьяна, вообще не искали - пересказали то, что знаете. Невелик труд с Вашим владением словом. А труд не вложен - и выхлоп тоже поверху. Как борьба с наркотой - назывная, всё больше, иначе бы не было в стране такого разгула этой беды. Ведь семье не под силу справиться с таким давлением жажды сверхнаживы. Делец чует, кого "подсадит", а кто соскользнёт, и он прибыль свою не упустит. Большинство семей, изнурённых выживанием и хоть каким-то соответствиям навязываемым "нормам потребления" просто не до разговоров по душам с детьми. Да и на Руси традиционно дети росли как трава подзаборная, по меткому выражению Салтыкова-Щедрина. Разве что выжившие дворянские линии сохранили какие-то традиции духовного общения. А в крестьянских семьях даже и не обедали за одним столом, вместе - и столов-то таких в избах не стояло - печка посреди пятистенки, общие столы для обеда - это всё выдумки кинематографа советского. Трудом семья сплачивалась, или ниществовала по лени. И то и другое было.
   Я к тому, что "обличать" без поиска хотя бы для живых хоть какого-то глотка воздуха - ни о чём. Все и так знают, что плохо, совсем плохо. Надо, необходимо показывать не только внешние картинки. Внешнее - оно вроде маскарада эпохи социализма.
   Мучения того же Сашки уже могли бы свет пролить хоть на что-то. Не факт, что он вешался по чувству вины, мог вешаться, чтобы прекратить невыносимые страдания жажды дозы.
   Вспомнила. У моей знакомой дочь резко завязала, лишь когда убедилась, что ВИЧ-положительна. Почему-то в этом месте ей стало невыносимо страшно, хотя по семь доз много лет вкалывала - семья очень богатая, они "не замечали" утечки огромных сумм денег, да и состояния девушки - в работе оба, как в дыму, были. А на героине можно сидеть всю жизнь. В этом месте - СПИД - многих пробивает. В этом месте - месте их страха и надо искать, так думаю. Получается, есть граница, где останавливается жажда дозы, даже доступной. Как бы воля у них на ином уровне просыпается.
   У другой знакомой дочь после десятилетнего опыта завязала в тюрьме - там чисто, нет доступа. Там и одумалась - их регулярно водят "на крокодилов" глядеть и эта профилактика очень даже работает. Но долго она потом тоже не жила, хотя уже никогда не кололась. А мать её билась с ней, билась... Как воду в решете носить: мать всё надеется, бережёт, а её садить надо было сразу, не отмазывать, может, и спасла бы. Жёсткая изоляция необходима, и не на один год, чтобы отвыкнуть успели и как следует жить захотели. И то не всем помогает. тут как чума - немногие выживают. Но кто выжил - уже пожизненно. Хотя, какая там жизнь, редко кто от чувства вины избавляется - оно уже добивает.
   Такие у меня мысли на эту тему больную.

   Татьяна, речь о том, что этот рассказ - просто уголовная хроника, пересказанная художественно, а не художественное произведение, над которым бился автор - содержание поверху, внешняя картинка. Бытописание и ничего больше. Если Вас устраивает уровень таких бытописаний (это филологические тексты, как филологические стихи - форма без особого содержания, подбор слов, за которыми ничего особо и не стоит - ниочёмки по пути - что вижу, то пою), то это обыкновенная графомания, а не усилие заглянуть в суть вещей.
   Есть форма, есть содержание. Вполне можно "работать" только над формой. Это нетрудно, это ремесленничество. Впрочем, тут и форма, всего-то, представлена адекватным языком, хотя пару символов общими усилиями мы нарыли: мать держит на плечах детину и детина в петле отцового ремня. Но эти символы без авторских усилий - Вы их сами не заметили и не развили - читатель не будет делать за Вас Вашу работу.
   Я к тому, что если хотите расти - необходимо пробивать содержание. Это труд уже не "материнской любви", которой всё сгодится, хотя дитятко уже не тешится, а вешается, это идти сквозь скалу, это пытаться понять и выразить чувства героев. Зачем дублировать газетную уголовную хронику или сплетни из автобусов и на лавочках? В этом какой-то смысл? Они имеют смысл, если сам автор в них что-то находит, а тут Вы ничего не отыскали, потому что не искали - готовое пересказали.
   
   Никакого света от любви попустительской матери в этом рассказе я не вижу, наоборот, как раз - тьма непроглядная.
   
   Татьяна, я понимаю, что очень трудно взглянуть на произведение со стороны. Авторская глухота свойственна всем, именно потому те, кто хотят расти, объединятся, чтобы эту глухоту преодолевать, начинать видеть своё произведение более объёмно. Но это - видеть с разных сторон и вглубь, очень больно, рождает больше сомнений, чем уверенности, и держать эти сомнения, чтобы проходить сквозь них, это как бить тоннель в гранитах, на это слишком многие не готовы. Лучше пойти к маме, которая восхитится искренне и окрылит своим восторгом! Другое дело, на что окрылит? К чему? К надежде, что " дух снизойдёт" и другие тоже воспоют? Но они не мама - их мнение надо оплачивать, хотя бы взаимным кукованием.
   
   Просто для меня как читателя, да и как критика, всегда актуальна проблема содержания, глубина содержания, факт труда автора над текстом. Текст должен либо вибрировать от сомнений, что всегда волнительно и ты тоже включаешься в это пространство, если оно и тебя волнует, либо текст уже гармоничен - автор СДЕЛАЛ, и ты обмираешь от восторга при восприятии этого произведения искусства.
   
   Если бы я не рецензировала Ваш текст, честно скажу, я бы не то, чтобы его стала перечитывать, вообще больше ничего бы читать не стала - мне неинтересна констатация банальностей типа "война - это преступление". Интересны не общие слова, а души людей: их чувства и мысли, психологизм интересен - внутреннее состояние. Но я обязана, раз взялась за рецензию, донести свою точку зрения и обосновать. Другое дело, вполне понимаю, что чужое мнение входит в сознание постепенно, мы истово сопротивляемся и не желаем меняться.
   Опять же, согласна с тем, что большинство авторов углубляться не способны по сути своей - им дана лишь внешняя картинка, у них и ресурсы-то отсутствуют ИДТИ ДО КОНЦА, как идёт в своих текстах наша Мария Гринберг, снимая всякие гуманистические барьеры, что неизменно меня восхищает. Здесь свет появляется уже от факта титанического усилия самого автора - текст просто вибрирует от усилия этого и в вибрации этой стоит как колосс, готовый рассыпаться от лучика твоей любви и веры, потому что пройдено до конца - ПОЗНАНО. Ты видишь явственно, где животное, а где человеческое. Опять же, если видишь - видеть это тяжело с непривычки, нужны мускулы, надо быть взрослым. У Марии - хоррор, для взрослых. А у Вас получилось для детей - однозначно: вот хорошо, вот плохо. Мне бы хотелось эту разницу и донести, показать.

   Татьяна, дорогая, не горячитесь!
   Да, со мной тяжело работать - меня бесят тексты, которые мне кажутся слабыми (а таковых по жизни подавляющее большинство), не знаю, почему, но так было всегда, ещё со школы, я и с советской программой сходилась не по всем канонам и многое читала, скрипя зубами от ярости.
   При том, что свои тексты в бытность текущую бесят меня в первую очередь невысоким уровнем, и, если честно, постоянно их перетрясаю и постоянно осваиваю что-то новое, ну да я в самом начале пути, а учиться писать необходимо всю жизнь! В этом месте предела совершенству быть не может!
   
   Так думаю: пусть лучше каждый говорит то, что чувствует в тексте, как им прочитано, без всякой скидки, тогда будет толк от работы.
   Единственное условие - без оскорблений.
   За одного битого двух небитых дают.
   
   В "Облике" нет хозяев - мы собрались, потому что хотим искать и двигаться, потому что автору необходимо ПРОЧТЕНИЕ людей, которые читать тебя готовы и трясти при этом как грушу, потому что их чутью ты доверяешь. Потому что необходимы реальные указания на проколы с пояснениями, а не подтверждение уже достигнутого и "спасибо"...
   На вершину всякий раз приходится восходить заново, и каждое новое произведение - тёмный лес, а не петли всё по тому же полю.
   
   Вполне допускаю, что я неправа, вполне. Любой имеет право на ошибку. Святая обязанность автора - отстаивать свои убеждения, кто бы что вокруг не говорил. Обиды - это глупости и ничего более. Внутренняя работа - дело не быстрое, но капля камень точит.
   Тем не менее, мне странно слышать, что Ваше отношение к собственным текстам сформировалось.
   Зачем тогда вообще рецензии?
   И стоит ли искать что-то в том, что "давно и жёстко" ясно?
   До такой степени, что даже нет к читателям вопросов.
   А у меня всегда вопросов этих миллион!
   Потому что всё под сомнением, особенно в собственных текстах.
   И потому что всегда хочется прыгнуть выше, чем до сих пор получается.
   
   Уважаемая Татьяна, предлагаю не горячиться.
   Автор Вы замечательный, предел прочности показался мне более чем устойчивым, разбирала без скидок - неужели в Вас ошиблась???
   Да, где-то палку перегибаю, но где-то и попадаю! Ну, не рождена я учительницей начальных классов "давно и жёстко"...
   Сопли и слюни обидчивых авторов мне отвратительны, а вот романтизм с идеализмом близки весьма и весьма, а ещё я верю в усилия.
   Искренне считаю, что тепличным цветам делать в литературе нечего - её могут делать только волы, как сказал Бальзак. И предпочитаю воинов домохозяйкам. На войне как на войне!
   
   Оставайтесь, Татьяна! Уверена, что с нами Вы многое увидите в своём творчестве - то, что никогда, может, и не видели! А оно дорогого стоит и, уж точно, не стоит пустых обид. А мы от Вас узнаем о своих текстах явно что-то новое, увидим их иначе и взбодримся не по-детски. Вы ведь из тех, кто говорит то, что думает, а это очень и очень редкая способность во все времена.
   Как по мне: пускай любой говорит, что считает нужным - всегда отфильтрую!
   Дохлую собаку не пинают, а меня пинают всю жизнь - значит, живая!!!
   И я пинаю лишь того, на кого не жалко тратить усилия. Я редко что берусь рецензировать. Только лучшее, то, что меня увлекло и удивило! Восхитило! Ваш рассказ на семинаре мне очень и очень понравился! Без ложной скромности скажу, что он поразил моё воображение! Да, вкусы не совпадают у людей, и это совершенно нормально, но канонические требования к текстам актуальны во все времена! Смею надеяться, что в "Облике" мы не занимаемся вкусовщиной, местничеством, а в меру сил стремимся оценить достигнутое и указать на недостатки. Проблема в одном - в желании самого автора двигаться, а не получать "спасибо за удовольствие", хотя и оно актуально, если на самом деле удовольствие.
   Извините за всё, что вышло не так. Ей-богу, хотела как лучше, чтобы наверняка, и Вы бы убедились, куда заглянули, чтобы, действительно, впустую воздух не молотить. А может, это Вы нам проверку на вшивость устроили? Почему нет? Обычная практика - разведка боем.
   С уважением, Ольга.

   Спасибо, Мария, за доверие. Сбрасывайте ссылку на почту, напишу. Или возможно, что следующая встреча будет с вашим произведением?
   С уважением, Татьяна.