По следам криминальной хроники
   
   Последний шаг
   
   Лето хмурилось. Чёрные тучи бродили над городом и никак не могли пролиться освежающим дождём. Духота и серость. Как раз то, что нужно в этот день.
   – Максимка, собирайся, – Майя потрепала сына по светлым кудряшкам. – Давай, пока дождь не пошёл.
   – Велтолётик пускать пойдём, да? Ты мне обещала, – сын с надеждой поднял на неё доверчивые глаза, захлопал белесыми ресничками.
   – Да, зайчонок, будем запускать твой вертолёт.
   – Ул-ла! – много ли ребёнку нужно для счастья.
   Майя обвела взглядом комнату, положила в пакет коробку с игрушечным вертолётом, подтолкнула сына к выходу. Чуть задержалась на пороге, потом решительно хлопнула дверью.
   
   Из дневника Майи
   Меня не поймёт тот, кто рос в семье, даже неблагополучной. Я не знаю, кто я и откуда. И никогда не смогу узнать. Няня Дуся рассказывала, что меня, грязную, голодную, зарёванную нашли на улице. Было мне три года, но я ничего не помню, что происходило со мной за эти три года. В мае я попала в детдом – без имени-фамилии. Меня назвали Майей и день рождения определили в мае. Вот так и маюсь всю жизнь.
   Детдом был вполне приличным, и воспитатели нас жалели, и директриса всеми силами пыталась облегчить нашу жизнь. И всё равно, как только появлялись какие-нибудь усыновители, вся малышня с надеждой глазела на них умоляющими глазами. И я была среди них. Однако не сложилось. Не приглянулась.
   А потом пришло осознание того, что я сорняк, никому не нужный. Это наложило отпечаток на мой характер. Несмотря на то, что рядом всё время кто-то был, я чувствовала себя одинокой. Бесило, что нет своего личного пространства, что приходилось есть и надевать не то, что бы хотелось, а то, что давали. Я с нетерпением ждала, когда исполнится восемнадцать и у меня будет свой угол.
   Вот только добрые наши воспитатели не научили нас жить за стенами детдома. Выпустили во взрослую жизнь, где мы хотели всего и сразу. А ничего не получалось.
   Шить я так и не научилась. В принципе, я ничему не научилась. Я жить не научилась. И когда получила долгожданную свободу в собственной маленькой квартирке, не знала, что с этой свободой делать.
   
   Майя вела за руку сына и вспоминала, как пыталась устроиться на работу. Хотелось сидеть где-то в офисе, но без образования не брали даже в секретарши. Подъёмные кончались, и она с ужасом думала, на что дальше жить.
   Тут-то и встретилась Ксюша, которая уже год жила самостоятельно и, судя по прикиду, весьма неплохо. Одно колье, блестевшее в вырезе красивого платья, убеждало, что у этой девушки всё в порядке. Она пригласила подругу в гости. Майя и предположить не могла, что есть такие квартиры. Всё было подобрано по цвету: и обои, и мебель, и занавески. Телевизор в полстены блистал яркими красками. И Майе в свои восемнадцать тоже хотелось так жить. Всего и сразу.
   Ксюша осмотрела Майю с ног до головы:
   – Майка, ты же вполне ничего, вон глазищи какие, и фигурка-стройняшка. А подкраситься, бровки выщипать, одеться поприличнее, - цены тебе не будет.
   Майя ушла с пакетом, в котором загадочно шуршало шикарное платье. А ещё комплект дорогого белья в упаковке. Ксюша вполне могла себе позволить сделать такие подарки.
   – Сходи, Майка, в бар ночной. Там много желающих до тел юных девушек. Хоть узнаешь, как можно жить в этом мире. Даже если на миг, поверь, это того стоит, – поучала Ксюша. – Иначе проживёшь гордой, но бедной. И ничего в жизни не увидишь.
   
   Из дневника Майи
   Я смотрела на Ксюшку с восхищением. Всего год прошёл, как она покинула нашу обитель, а жила, как принцесса. Я спросила, откуда такая квартира и шмотки, которые мне и не снились. Оказалось, она нашла «папика», что жаждал молодого тела. И плевать она хотела на всякую любовь, главное, хорошо жить – есть вкуснятину, одеваться красиво, цацки разные иметь, квартиру удобную, в путешествия ездить… Мне, конечно, не хотелось платить телом за все эти блага. Но больше никакого капитала у меня не было.
   – Ксюш, – спросила я, – но это же не навсегда? Потом он найдёт кого помоложе.
   – Я знаю, – она как-то странно улыбнулась. – Зато попробую то, о чём и мечтать не могла в детдоме, на вкус красивую жизнь попробую. А потом, хоть потоп. Главное, не заморачивайся. Всё в этой жизни относительно.
   Урока из Ксюшиных слов я не вынесла. Мечтала, дура, о любви. Зачем только книги читала? Видимо, чтобы горько обмануться.
   
   Небо хмурилось всё больше. Майя торопилась: сейчас решение её было твёрдым. Но ведь всё может быть. Или не может? Разве она могла предполагать, чем обернётся её поход в ночной клуб? Она замедлила шаг. Вспышка воспоминания, которое пыталась забыть: импозантный мужчина, которого возомнила своим принцем, шампанское, икра, комплименты. И ведь поверила, что она вот такая звёздочка в жизни этого мужчины. В машине было ещё двое таких же «принцев». Они не церемонились. Она была для них игрушкой. Тот, первый, очень удивился:
   – Блин, она что, девственница? Как кровь-то отмыть с кожаных сидений?
   Этот вопрос его волновал больше всего. Поимели Майю все, успокаивая владельца машины, что кровь отмоют как-нибудь. В результате ей вручили объёмную пачку денег и выкинули где-то на трассе.
   
   Из дневника Майи
   Как так получается, что одни люди никогда не позволят себе подлости, а другие просто не ставят никаких барьеров? Что я сделала этим троим? Просто беззащитная девчонка, которую можно использовать ради своей похоти, потому что она не может оказать сопротивление. Эти трое явно были обеспеченными и могли позволить себе красоток в дорогих отелях. Но, видимо, приелось. Хотя бы денег не пожалели. Правда, я растерялась и даже не знала, что с этими деньгами делать, пока не поняла, что залетела.
   Я была в ступоре. Делать аборт или рожать ребёнка неизвестно от кого? Долго размышляла. Наконец отправилась к врачу.
   – Говорю сразу, – полная женщина в белом халате, на лице которой я не увидела даже крохи сочувствия, отрезала: – резус отрицательный, вполне возможно, что после аборта детей больше не будет. Решать тебе. Отец у ребёнка есть?
   – Нет, – еле-еле выдохнула я. – Меня изнасиловали.
   – И что это вас всех насилуют? Записываю на операцию.
   Как это говорится: расскажи о своих намерениях и рассмеши бога, кажется так. В общем, я рассмешила. Я сдавала анализы, вычёркивала дни в календаре до операции, торопила время, чтобы избавиться от этого греха. И буквально за пару дней до часа икс у меня поднялась температура. Высокая. Я металась в бреду, звала кого-то на помощь. Еле-еле доползла до соседки и там рухнула на пол. Пришлось вызывать «скорую». Где-то подхватила воспаление лёгких. Ужасно, но сроки для аборта прошли. Я была в шоке: кому нужен ребёнок, родившийся в результате насилия? Кому нужна я с этим ребёнком?
   Спасибо домуправше – устроила меня дворником. Несмотря ни на что сын родился здоровым. Сначала я смотрела на него с брезгливостью, хотела отказаться, оставить в роддоме. Уговорили покормить. Зачем согласилась? Жил бы сейчас Максимка в какой-нибудь приёмной любящей семье и горя не знал. Так нет же, проснулись материнские чувства. Какая никакая, а мать родная. И ещё. А вдруг бы не усыновили? Тогда детдом, и ещё один мальчишка без роду, без племени, который бы очень хотел знать, кто родители, что обрекли его на существование без корневой системы.
   
   Майя крепко держала сына за руку и шла всё медленнее и медленнее, видимо, что-то её ещё удерживало от того шага, который она собиралась совершить. Было же в её жизни что-то хорошее. Хотя ей только казалось, что это было хорошее. А на самом деле и счастье оказалось миражом.
   Он возник, как чёрт из табакерки, когда Майя махала своей метлой.
   – Какая прелесть! Такая красавица и с метлой? – он заливисто засмеялся и забрал метлу, начал подметать в два раза быстрее. – А вдруг да на этой метле улетишь…
   – Вы что? – попыталась отнять орудие производства.
   – А ничего. Сейчас мы быстренько всё уберём и сходим куда-нибудь посидеть. Пообщаемся.
   – Я не могу. У меня ребёнок маленький, – как будто оправдывалась она, показывая на бутуза, игравшего в песочнице.
   – Тогда наберём вкусняшек и к тебе пойдём, – настаивал новый знакомый.
   
   Из дневника Майи
   Я была счастлива. Возможно потому, что меня никогда не любили. Никогда. Никто. И когда Сомов называл меня своей малышкой, я просто таяла. Я была пластилином в его руках – лепи, что хочешь и как хочешь. А он и лепил. Моряк. Красавец. Любящий мужчина.
   Месяца не прошло, как пришёл с шикарным букетом и кольцом. Предложение руки и сердца мне? Я даже не раздумывала. У меня будет семья. Я всегда мечтала о семье, которой у меня никогда не было. Максимке уже исполнилось два годика, и он скоро спросил бы, где его папа. А Сомов обещал усыновить мальчонку. Я ничего не замечала. Разум был вовсе отключён. Ну что я должна была подумать, когда он принёс белое платье?
   Всё произошло слишком быстро: свадьба, усыновление, опека. Целых три месяца я была счастлива, любима и любила сама.
   У меня не было подруг, я вообще не общительна. И вдруг, как казалось, такое счастье. Не устоять.
   
   Максимка замер, зачарованно глядя на красивого кота, который важно шествовал по двору. Майя тоже остановилась – Сомов, как этот кот, важный, красивый. Только коты не обманывают в отличие от мужчин. Боль в груди при этом воспоминании не давала вздохнуть.
   – Майка, жена моя любимая, что нам ютиться в твоей однушке? Мы же на Максимке не остановимся, правда? – кружил Сомов её по комнате. – Не хотел сразу тебе говорить, но я ведь в ипотеку квартиру взял, она в два раза больше. Не давали, пока я в холостяках ходил, а теперь у меня семья. Поедем, посмотришь, в каких хоромах жить будем. Одна комната наша, другая – детская.
   Майя продала свою квартиру за полтора миллиона рублей, чтобы Сомов мог внести половину стоимости ипотеки. Он тем временем занимался документами. Вскоре в её паспорте, который она даже заменить не успела, уже красовался штамп о новой прописке. Деньги за свою квартиру она отдала мужу, чтобы покрыть ипотеку.
   А потом… Что было потом, вспоминать не хотелось.
   
   Из дневника Майи
   Три месяца счастья кончились. Думала, на время, оказалось – навсегда. Сомов сказал, что его вызывают на судно. Прощание было нежным, у него в глазах блестели слёзы, а я окаменела. Я уже представить не могла, как буду жить без него. Обещал позвонить, как только будет в зоне вай-фай. Я ждала его звонка, не расставаясь со смартфоном. Машинально готовила еду, играла с Максимкой, убиралась в квартире – жила машинально. В ожидании звонка от мужа. Прошло две недели тупого ожидания. Я никак не могла встряхнуться. Думала, что это самое страшное в жизни – не слышать голос любимого человека, не чувствовать его прикосновений, не видеть его глаз. Таких правдивых глаз, таких искренних слов, таких нежных прикосновений. Я принимала желаемое за действительность. Неужели это предначертано мне судьбой?
   
   Тучи сгущались. Их свинцовая мощь давила на Майю. Она подняла голову и всё поплыло перед глазами.
   – Мама, надо быстлее, а то дождик пойдёт. – Максимка очень хотел запускать вертолётик.
   Майя шла к намеченной цели и мысленно в который раз возвращалась в тот день, когда в дверь их квартиры раздался звонок. Она побежала открывать, уверена была, что это весточка от мужа. Может, не надо было открывать? Хотя всё равно ничего бы не изменилось.
   На пороге стояла незнакомая элегантная женщина. Она по-хозяйски, не разуваясь, зашла в комнату.
   – Что вы хотели? – спросила удивлённая Майя.
   – Странный вопрос. Ваш муж сказал, что в конце месяца вы принесёте деньги, – недовольно ответила женщина, – а уже пять дней следующего прошли, а денег я не вижу. Как говорится, если гора не идёт…
   – Подождите, какие деньги? Муж, наверное, забыл мне сказать, просто он быстро в море собрался.
   – Ну это не мои проблемы. Он мне заплатил за первый и последний месяц проживания. А за этот месяц вы должны были принести деньги. Что непонятно?
   – Вы кто? Ничего не понимаю.
   – Я хозяйка этой квартиры. Ваш муж снял её.
   – Как? У меня же вот штамп о прописке, муж взял эту квартиру в ипотеку.
   
   Из дневника Майи
   Я никак не могла с этим смириться. Всё оказалось фальшивым: и штамп о прописке, и разрешение опеки на выписку и усыновление, и муж. Главное, муж был фальшивым, как и вся «любовь». Брачный аферист. В полиции сказали, что ничего сделать нельзя, сделка продажи моей квартиры была оформлена по всем правилам. А мой, так называемый, муж уже давно в розыске. Много нас таких дур по стране. У меня не было теперь ни жилья, ни денег, ни работы. Опека заберёт сына, потому что хозяйка нам разрешила пожить лишь до конца месяца.
   Но как? Как можно так обманываться в человеке? До сих пор не укладывается в голове. Иногда кажется, что это совсем другой Сомов так посмеялся надо мной. Артист… Хотя я ведь сама шагнула навстречу этому обману. Ведь даже сомнений не возникло.
   А мне больше ждать нечего. Я всё уже решила. Осталось сделать последний шаг. Зато не надо будет ни о чём думать. Не надо переживать, что твой ребёнок, единственный родной человечек на этом свете, будет у ворот детдома ждать добрых родителей, которые его обнимут и приласкают. И если этого не случится, будет таким же неприкаянным, как его беспутная мамаша. Я не могла допустить ничего такого с этим ребёнком. Я так не хотела, чтобы он повторил мою судьбу.
   Сегодня последний день последнего месяца.
   
   Майя грубовато схватила сына за руку и твёрдо пошла туда, куда собиралась. Мальчик еле-еле поспевал за ней. Они поднялись на десятый этаж многоэтажки – там был выход на крышу.
   Максимка побаивался идти по крыше, но желание запустить вертолётик было сильнее. Майя вынула игрушку из коробки…
   Она не смотрела, как летел Максимка к земле, отвернулась и закрыла уши, чтобы не слышать его крик. Осталось сделать последний шаг. Сейчас последует за сыном, только миг – и избавление. Она перешагнула через парапет. Но… Что-то случилось, а Майя не могла осознать, что происходит.
   Страх вселился в каждую клеточку её тела. Сознание освобождалось от этой липкой субстанции, но тело не подчинялось рассудку. Руки вцепились в парапет так, что побелели пальцы.
   Она смотрела вниз, туда, где собиралась толпа, где распласталось тело маленького Максимки. «Прыгай, прыгай, – твердила Майя, – и тогда все кончится». Душа рвалась туда, где был сынишка. Но пальцы не разжимались, как будто животный ужас сковал мышцы. Страх действовал помимо её воли, ведь она ждала смерти как избавления. Майя не могла понять, почему не прыгает. Одно движение отделяло её от вечности. Но безотчётный страх оказался сильнее страха остаться здесь с грузом вины за смерть сынишки, с нерешёнными проблемами, с осознанием того, что добровольно она не смогла преодолеть границу между жизнью и смертью.
   Ей казалось, что руки сами держатся за парапет помимо воли. Подошедшим спасателям с большим трудом удалось разжать её пальцы и оттащить от края крыши. Она сопротивлялась и кричала: «Помогите мне спрыгнуть! Помогите! Помогите сделать последний шаг!»

   Вадим, а Вы читали газетные заметки с фрагментами дневниковых записей?
   Вадим, Вы вели дневник? И знаете, как пишут дневники разные люди, особенно молодые девчонки? Насмешили, право. Мой дневник (я вела его до 22 лет), например, часть написана в прошедшем времени, часть в форме писем, потому что дневник не обязательно пишется о том, что происходит сейчас, а больше осмысливает, что уже прошло.
   Авторский текст - действия, дневник - мысли.
   А Вы продавали квартиру с прописанным маленьким ребенком, у которого это жилье - единственное? Опека следит, чтобы жилищные условия ребенка не ухудшились. Во всяком случае, когда сын продавал квартиру, в которой был прописан внук, от нас потребовали такое разрешение, которое выдали после того, как внука прописали в доме у отца бывшей невестки.
   По поводу мужиков не знаю, может, им было интереснее без презерватива, может, порвался - ГГ было точно не до того, когда ее насиловали.
   Ни одно Ваше замечание не принимается.
   И вообще, Вадим, складывается такое впечатление, что Вам неинтересно обсуждать сам рассказ, главное, найти недостатки, которые очень часто и недостатками не являются.

   Особенно в криминальной хронике. Ну хоть не смешите.
   Я еще раз повторяю: дневники все пишут по-разному.
   Я считаю, что разница есть.
   Я Вам рассказала, что от нас потребовали, когда мы продавали квартиру сына. Или Вы считаете, что я это придумала?
   Я предпочитаю, чтобы рассказы обсуждались, а не только выискивались блохи, которых еще и нет.

   А с чего Вы взяли газетные статьи? Я четко сказала, что рассказ по следам криминальной ХРОНИКИ.
   Сюжет не придуман автором. Но нынче все сюжеты уже были, если это только не фантастика и фэтези, которые я не люблю.
   Сейчас сплошь и рядом: то детей в аэропорту оставляют, то в лесу, то вместе с крыши прыгают, то продают. Я считаю, что это женщины не в адеквате, но у каждой свои причины. Однако автор ГГ и не оправдывает. Мужчины, правда, тоже иногда отличаются неадекватными поступками по поводу своих детей. Но здесь речь о конкретной девочке, которая не справилась с жизненными обстоятельствами, отсюда и отклонения в психике.
   Согласна, я и описала ГГ именно такой, которой хочется денег по-легкому срубить, потому что она ничего не умеет, но жизнь заставляет и дворником поработать. А оставшись без жилья, денег, поддержки, вообще теряет ориентиры.

   1. И что из того, что сюжет из криминальной хроники? Я могла взять этот же сюжет из рассказа очевидцев (этот случай был в нашем районе, буквально недалеко от моего дома). Не знаю, что Вам здесь не так.
   2. У каждого человека свой характер, свой темперамент. К тому же ГГ отмечает, что детдом был хороший, воспитатели жалостливые. Она ведет себя как растерявшаяся девочка, которая не умеет вырывать блага зубами.

   Я пишу, ссылаясь на собственный опыт. Сын продавал квартиру в Подмосковье. Они получали разрешение от опеки. Сначала мы пытались прописать внука у себя, но наша квартира оказалась ухудшением условий жизни ребенка (хотя до сих пор не пойму, в чем ухудшение), тогда его прописали в доме деда, после чего опека выдала разрешение на продажу квартиры. И никакие ссылки на законы меня не убедят, опыт показывает другое. Поэтому Ваш снисходительный тон здесь не уместен.
   
   На основании п. 2 ст. 37 ГК РФ установлено положение, что опекуны и попечители, к которым в данном случае отнесены и родители несовершеннолетнего,­ не могут давать согласие на совершение сделок по продаже, сдаче внаем, аренду или в залог недвижимого имущества без согласия органа опеки. Согласие органа опеки является обязательным документом, предоставляемым в Росреестр для регистрации перехода права собственности на объект недвижимости, право собственности на который принадлежит несовершеннолетнему.­
   
   Источник: https://glavny-yurist.ru/prodazha-kvartiry-s-nesovershennoletnimi-detmi.html

   Вадим, ситуация аналогична ситуации с моим внуком. Ребенок прописан в квартире, и опека должна быть уверена, что в дальнейшем он не останется без жилья. Согласие опека дает лишь после того, как будет представлена прописка ребенка в другом месте.
   При продаже квартиры, в которой зарегистрирован ребёнок, согласие органов опеки и попечительства требуется, если собственниками жилого помещения являются законные представители ребёнка (ч. 2 ст. 20 Федерального закона от 24.04.2008 № 48-ФЗ «Об опеке и попечительстве»).
   Чтобы у несовершеннолетнего прекратилось право пользования жилым помещением, необходимо снять его с регистрационного учёта. При этом оставить ребёнка без постоянной регистрации нельзя. Основанием для снятия с учёта будет регистрация в другом жилом помещении.
   Местом жительства несовершеннолетних признаётся место жительства их законных представителей – родителей, усыновителей или опекунов (ст. 20 ГК РФ). В связи с этим можно зарегистрировать ребёнка по месту жительства одного из родителей. При этом так же, как и при продаже квартиры, принадлежащей несовершеннолетнему,­ жилищные условия ребёнка не должны ухудшаться.
   Таким образом, несовершеннолетний, который является собственником продаваемой квартиры ИЛИ ПРОЖИВАЕТ В НЕЙ, имеет право на сохранение жилищных условий, которые были у него до совершаемой сделки.
   https://danilovsky.mos.ru/safety-and-security/detail/1510343.html
   Не ляп.

   Галина,
   
   коротко сформулирую: для того, чтобы прописать ребенка к родителям, разрешения органов опеки НЕ ТРЕБУЕТСЯ - это ситуация из рассказа.
   Сходите к юристам, проконсультируйтесь.­
   
   Вашего внука прописывали, по Вашим словам, не к родителям, а, к тому же, возможно он был сособственником продаваемой квартиры - в этих случаях разрешение органов опеки ТРЕБУЕТСЯ.

   Еще раз:
   1. Чтобы прописаться не к родителям, а к деду или к одному из родителей - ТРЕБУЕТСЯ разрешение опеки - ситуация Вашего внука.
   2. Чтобы прописаться к родителям - НЕ ТРЕБУЕТСЯ разрешение опеки - это ситуация в рассказе.
   
   "Иначе где гарантия, что родители продадут квартиру, а другого жилья у них нет - права ребенка будут нарушены."
   
   про этот пробел в законодательстве давно уже говорят и пишут. Закон не совершенен, но он - закон.

   Законы законами, а опыт опытом. Как я уже сказала, невестка специально прописалась к отцу, чтобы потом прописать туда сына, при этом, чтобы дать согласие на продажу квартиры, опека запросила условия, куда будет прописан ребенок.
   В рассказе вообще все документы по прописке, усыновлению, собственности жилья, куда прописывали ребенка, были фальшивыми.