1

 

Если хочется заплакать,

Но глаза сухи, как песок;

Если никого нет рядом,

Но слова нужны, как никогда;

Если ночью

Просыпаешься от собственного крика,

А в ответ

Недовольный сосед стучит в стену –

Не бойся!

Порви в клочья

Своё отражение в зеркале

И развей его по ветру.

Потом загляни

В лицо Ночи

И приходи к нам –

Мы научим тебя

Выть на луну

И защищаться

Взглядом жёлтых, хищных глаз...

 

 

 

2

 

Говорят, Песнь состоит из мелодии и ритма, слов и звуков... Это верно. Но это – человеческая Песнь. Она создана человеком и создана чтобы быть прекрасной... Создана... А ведь это уже означает – закована, ограничена... приручена... Из безграничного Океана мелодий и звуков извлекается лишь... материал. Материал для Песни – пусть самой прекрасной из всех, что когда-либо ласкали человеческий слух, но... приручённой, домашней Песни...

Но есть и другие Песни – дикие, никому не подвластные... Они есть – но, чтобы услышать хоть одну из них, любой должен пожертвовать чем-то очень-очень дорогим, быть может даже частицей собственной души. Никто не знает наперёд, что станет ценой Песни, и никому не дано увидеть её заранее – тот, кто решается – ступает на коварную тропу Поисков, где нет ни единой вехи, ни одного указателя пути.

То, что кроется порой в недрах Пути, неведомо никому из смертных. Мало того – нет двух одинаковых путей, ибо у каждого есть свой – какую бы дорогу он не выбрал... Нет ни пути безопасного, ни тупикового – но каждый раз исход странствия всецело зависит от Путника и ни от кого другого...

 

Волчья Песнь – одна из диких, необузданных мелодий. Её невозможно записать или напеть, невозможно выразить через цепочки звуков, как это можно сделать с любой человеческой Песней. Волчья Песнь... Немногим из людей удаётся пережить её, и никто из переживших не остаётся таким, каким был прежде. Она отнимает часть Души, поселяется в сердце, не даёт покоя лунными ночами и будоражит кровь, заставляя совершать порой необъяснимые и... странные поступки...

Никому не дано постичь всю Волчью Песнь – каждый видит лишь малую толику, которая, в свою очередь, принадлежит ему одному...

Волчья Песнь неизмерима и непостижима человеческим умом – в неё нужно смотреть, но нельзя увидеть; её нужно слушать, но невозможно услышать, её надлежит чувствовать, но не дано запомнить... Волчья Песнь... Теперь уже никто не знает, почему она названа так. Она – не волчий вой лунной ночью, не тоска и одиночество. Волчья Песнь... у каждого своя. Разумеется, лишь у каждого из тех, кто осмеливается переступить порог дозволенного и принять Песнь в своё сердце. А таких очень, очень немного...

 

 

3

 

Прежде чем рассвет раздерёт в клочья мрак и пронзит его безжалостными лучами солнца, ещё минует время... Но нет, ещё город находится во власти тьмы и скован узами сна...

Улицы города пустынны и безлики, ибо лишены своих дневных маскарадных костюмов и карнавальных масок. Каждый уголок, кажущийся днём таким знакомым и близким, теперь словно овеян неведомыми чарами...

 

 

4

 

 

 

Шелест листьев за окном,

Шёпот трав на лугу

И печальная улыбка луны

Манят меня в даль.

Я седлаю коня

И растворяюсь

Во мраке Ночи,

Натянув поводья.

Цокот копыт и шум крыльев

Моего скакуна

Убаюкивают их...

Я тихо улыбаюсь,

Прикасаясь губами

К прохладной стали

Клинка

И вдыхаю аромат Ночи,

Слушаю говор деревьев

Во мгле

И уханье совы,

Что приветствует меня...

Я вновь занимаю свой престол,

Кутаясь в мантию Тумана...

 

 

Слова эти словно сами по себе звучат в моих мыслях, словно они там и должны быть. Я бреду по пустынной улице, вглядываясь и вслушиваясь в темноту. Если не наоборот, конечно, – позволяя темноте пронизывать меня, отражаться во мне, переполнять всё моё существо, накапливаться во мне, направлять меня...

В воздухе чувствуется тот неповторимый аромат ночи, которого порой так не хватает среди дневной суеты и ослепительной пустоты того Ничто, которое норовит втянуть в свою смертоносную воронку всякого, кто возомнит себя самостоятельным. Ха. В это ещё многие верят, как ни странно... Многие, из дневных, я имею в виду.

Мир словно возвращается в своё привычное русло, дыхание Времени становится размеренным и спокойным -–никто не торопит его, никто не торгует временем, никто не умоляет об отсрочке... Дневные скованы сном, их мысли тяжелы, как свинец и уже стараются опередить время, уже несутся куда0то сломя голову, планируют, рассчитывают – экономят время... Смешные они всё-таки, эти дневные...

Я медленно шагаю по улицам зачарованного города и вдыхаю аромат Ночи, становлюсь частичкой Волчьей... тссссс, именно её...

 

 

 

5

 

Город задыхается от жары

Под свинцовым пологом знойной Ночи...

Ночные кошмары преследуют нас,

Подобно неумолимым койотам;

Дыхание застывает на губах кровавой пеной, и

Детские Мечты разбиваются с жалобным

Хрустальным звоном

Под коваными сапогами Времени...

Бой часов, пронзающий Тишину,

Возвещает о беспредельном могуществе

Мрака,

И туман, выползая из потайных нор,

Душит огоньки одиноких свечей

На подоконниках...

Наши сердца сковывает Тьма,

И холодное Безразличие ослепляет нас...

 

6

 

Удивительно, насколько быстро привыкаешь к свободе... Насколько естественно начинаешь воспринимать Время, понимаешь, что оно не спешит и не медлит, не бывает ни милосердным, ни жестоким. Время...

Удивительно, насколько бессмысленыным начинает казаться дневной мир после того, как тебя примут здесь...

Удивительно...

 

 

7

 

А ещё начинаешь искать. Искать среди дневных тех, кто видел. Тех, кто знает.

Они выделяются взглядом. Может статься, и видом, и походкой, и манерой говорить, но – прежде всего они выделяются взглядом.

Встретившись взглядом вы чуть заметно киваете друг другу...

 

«Волк в зеркале криво усмехается, обнажив клыки. Раньше он меня пугал, а теперь мы даже подружились. Сколько раз доводилось мне спорить с ним до хрипоты, что это не жизнь, что Steppenwolf хорош, да не хватает пресловутого «человеческого фактора»...

И ничего – живу... Иногда просто чувствую, что он стоит рядом. Тогда я оборачиваюсь и мы понимающе скалимся друг другу.

Может, это и не правильно, но иногда чертовски помогает, когда очередная подножка не вгоняет тебя в панику, а просто заставляет щериться и ставит дыбом шерсть на загривке. Р-р-р-р. Осторожно, волки – они ведь ещё и кусаются... А пристальный холодный жёлтый взгляд хищника действует в тысячу раз лучше, чем любая из «человеческих» уловок.

Одинокая цепочка следов в снегу, рядом только твоя тень, а холодный ветер почти дружедюбно перебирает шерсть на загривке и так здорово пахнет свободой...

Р-р-р-р-р...

Не пугайся, если посмотришь как-нибудь мне в глаза, и тебе почему-то почудится волчий вой и лунный, заснеженный лес... Страшно? Мне тоже раньше было страшно.»

 

...и идёте по своим делам. Дела... О Волки, до чего смешно это звучит – дневные «дела»... Вернее, смешно даже не это, смешно то, что дневные верят в свои курьёзные «дела», верят и судорожно цепляются за них, складывают из них цепочки и разные узоры, любуются ими, сравнивают одну цепочку с другой и... гордятся ими...

 

Я иду в сторону реки и уже чувствую, как в воздухе что-то неуловимо меняется – наступает предрассветная пора. Солнца ещё нет и в помине, но ночной аромат в воздухе уже постепенно начинает меркнуть, уступая место острому, щекочущему ноздри запаху утра и... Света...

 

Что ж, тогда пора и мне. Пора превращаться в марионетку, в нелепую куклу в карнавальном костюме и идиотской маске...

Пора...

Пора готовить свою несуразную роль в этом безалаберном дневном спектакле.

Впрочем, я вовсе ничего не имею против – наоборот... Я-то знаю, где всё на самом деле начинается. И кого угораздило сказануть, что утро вечера мудренее?..

Ну всё, теперь мне и правда пора...