Глава 1. Пробуждение

 

Джоди проснулся. Он лежал с закрытыми глазами и силился вспомнить хоть что-нибудь. Шли минуты, но ему ничего не приходило в голову. И вдруг, без ужаса или страха, но ясно и отчетливо, он осознал, что он не помнит ничего. Он не помнил ни кто он, ни откуда он, ни где он находится. Все, что он помнил — это то, что его зовут Джоди Асадзе, и что в мае ему исполнилнится 8 лет.

«Может быть, я сплю», подумал он и слегка приоткрыл глаза.

Корабль плавно покачивало на легкой волне. В окно высокого прямоугольного окна фрегата били жаркие лучи полуденного солнца. Теплый воздух наполнял скрип снастей, а небо за окном было синие-синие.

Джоди сквозь полуприкрытые веки рассматривал просторную каюту. Она была отделана резными панелями из темно-красного дерева, обтянутыми посередине кусками синей кожи.

Он силился вспомнить хоть что-нибудь. Но все было тщетно. Память расстилалась внутри него непроницаемая и невозмутимая, как море.

- Здравствуй, Джоди, - услышал он негромкий голос.

Джоди наморщил лоб и запрокинул голову, чтобы увидеть того, кто это сказал. В его изголовье сидел человек в черном камзоле с расстегнутой верхней пуговицей и внимательно смотрел на Джоди.

- Где я? – спросил Джоди.

Ты среди друзей, - ответил ему человек.

 

Через три месяца, ранним июльским утром от борта фрегата «Габриэлла» отчалила голубая лодка. На веслах сидел человек в китайском сюртуке, застегнутом на все пуговицы, и китайской шапочке с кисточкой. На корме лодки съежилась фигура маленького мальчика в белой рубашке и темных штанах. Мальчик обернулся и увидел, что «Габриэлла» поднимает паруса.

Шел июнь 1721 года. Голубая лодка, минуя порт, плыла к берегам Санкт-Петербурга.

 

Глава 2. Сон

 

Первый помощник статс-секретаря Его Величества, доверенное лицо государя, богатый наследник, любимец женщин, ценитель лошадей и искусств, обладатель богатейшего гардероба и двухсотрублевого парика Ганс Иоганнович Штрухенбах сидел в просторном кабинете собственного дома, расположенного почти в самом центре Санкт-Петербурга. Перед ним лежал лист бумаги. Он сочинял вирши.

 

Уме недозрелый, плод недолгой науки!

Покойся, не понуждай к перу мои руки:

Не писав летящи дни века проводити

Можно и славу достать, хоть творцом не слыти.

 

Ему определенно нравилось написанное. Он вздохнул, откинул перо и потянулся.

Был жаркий июльский день. Окно было распахнуто, и белые легкие занавески слегка вздувались. Маленькие настольные часы, обрамленные темным деревом, показывали три.

«Однако, пора» - подумал Ганс.

Гансу было тридцать три, но он казался моложе своих лет. Сильный, стройный, он выглядел совсем молодым мужчиной. Его высокий лоб и немного близко посаженные глаза придавали его лицу значительный вид. Черты лица были тонкие, но резко очерченные. Темные густые волосы были зачесаны назад.

- Черт! – сказал Ганс и прихлопнул комара на шее. Разглядывая красное пятно на своих пальцах, он пробормотал:

- Проклятый сон...

Сказав это, он тут же, правда, перекрестился, вспомнив, что сон был все-таки о святых материях.

 

…Сегодня ночью ему снилось, что он идет по солнечному лесу. Вокруг порхали бабочки и бегали звери, совершенно его не боясь. Он вышел из леса на поляну и увидел всадника на белом коне. Всадник был в красном плаще поверх серебряных лат и держал в правой руке копье. Когда он приблизился, Ганс понял, что перед ним Святой Георгий Победоносец. Он преклонил колено, но всадник знаком приказал ему подняться.

- Ты найдешь мальчика, - сказал Святой Георгий, приставив копье к шее Ганса, - Лет ему будет от шести до шестнадцати. Узнаешь его по необычайности его, ибо второго такого не найти...

 

Ганс проснулся и выпил воды. «Приснится же такое», - подумал он.

В течение дня он забыл о сне, но вот проклятый комар опять напомнил...

 

Гансу надо было идти. Застегнув камзол и повязав шпагу, он одел свой бесценный парик, который был очень примечателен. Парик был мечтой любого придворного и завистью всех окружающих. Он не топорщился, крупные кудри его спадали на плечи гладко и аккуратно. Казалось, что это естественные его волосы. Парик по специальному заказу был доставлен с Голландии и обошелся Гансу в двести рублей.

 

Через несколько часов выйдя со службы, Ганс зашел в гости к молодой вдове дворянина Терехова. Напоив гостя чаем, Любовь Васильевна предложила ему подняться в ее светелку, чтобы посмотреть икону Божией Матери, привезенной ей недавно из Москвы. Ганс с удовольствием исполнил ее просьбу и со свидания вернулся очень довольный. Придя домой, он сел читать. Любимый Мильтон успокаивал его и настраивал на философский лад.

Поздно ночью Ганс заснул.

Ему снова снился тот же сон.

 

...Только на этот раз поляна и лес вокруг были серыми и унылыми. Небо было затянуто темными тучами, и холодный ветер бил в спину.

Всадник на белом коне подъехал к нему с копьем на перевес. Он приставил копье к шее Ганса, так, что ощутимо стало холодное дыхание его, и властно сказал:

- Ты должен найти мальчика, который ни на кого не похож, и представить его государю. Государь должен посадить его по правую руку от себя, ибо мальчик этот царских кровей, и Отец войдет вместе с ним...

 

Проснувшись, Ганс крепко задумался, но идти к государю с такой безделицей, как сон, даже если это сон о святых материях, он все-таки не решился. Он больше не смог заснуть и весь следующий день ходил нервный и немного злой.

Вечером на ассамблее в доме графа Шувалова он был отрешен и вел себя не совсем учтиво с сидящими рядом дамами. Мучины играли в шахматы, дамы щебетали, а Ганс молча сидел у своей тарелки и пил вино.

 

На следующую ночь Ганс боялся заснуть, а когда забылся тяжелой дремотой, ему снилось, что стоит он на узкой тропе горного ущелья.

 

...Всадник на белом коне, появившийся из-за скалы, приставил копье к его шее и сказал:

- Передай государю – кровей он царских и более всего на свете боится диктоптеров.

И всадник так надавил копьем на шею Ганса, что ему стало трудно дышать. Задыхаясь, он проснулся...

 

Утром Ганс поехал на Санкт-Петербурские королевские верфи в надежде застать там царя. Государь не ожидал его, и Гансу пришлось долго ждать. Наконец, царь освободился, и они прошли в каюту. Это была небольшая прайвит-комната для совещаний и частных встреч.

Ругая себя и боясь гнева государя, Ганс рассказал ему про все свои сны. Государь не прерывал его и во время рассказа молча ходил по каюте широкими шагами. Когда Ганс закончил, царь остановился против него.

- Мне снился тот же сон, - сказал он, наконец.

- Но, - начал Ганс и умолк.

- Ты найдешь мальчика, - сказал государь и вышел.

 

Их разговор был услышан. На нижней палубе недостроенного корабля, прямо под полом каюты, притаился невесть зачем забредший туда боярин Гаврила Афанасьевич Рыков. «Ванечка» - подумал он.

 

В поисках значения слова «диктоптер» Ганс перерыл все библиотеки своих знакомых. Ничего похожего он не нашел. Не сдаваясь, Ганс вооружился геральдикой. Он выписал всех детей знатного рода и интересующего возраста и стал проверять каждого на наличие царской крови. Таких оказалось очень много. Ганс зашел в тупик.

Под предлогом того, что по указу царя в городе открывается школа для дворянских детей, он стал объезжать боярские и дворянские дома и знакомиться со знатными отпрысками. Ничего особенного он не обнаружил – обыкновенные дети, симпатичные и не очень, смышленые и глуповатые, долговязые, невысокие, испуганные, воспитанные и не совсем.

 

После двух месяцев поисков, немного отчаившись, он встретил на улице боярина Рыкова.

- Почему не захаживаешь к нам, Ганс Иоганович? – спросил Гаврила Афанасьевич, кланяясь и улыбаясь из-под огромного парика, - С сынком бы моим познакомился, Ванечкой. Очень необычный он у меня. Скоро представлять государю его хочу, да вот как не знаю. Совета твоего испросить желаю...

- Необычный? – не подавая виду, что он заинтересован, спросил Ганс, - А в чем же он необычный?

- Господа нашего любит превыше всех сил. День и ночь молится. Его даже монастырские уважают, сам игумен в гости к нему приходил. А духовник его отец Сергий говорит, что редкое благо это – иметь такую праведную душу, да еще в такие младые лета.

- А сколько ж лет ему,- спросил Ганс.

- Четырнадцатый пошел, - ответил Рыков.

- Ну что ж, - сказл Ганс, стараясь не высказывать интереса, - Жди меня в субботу в гости.

 

Перед визитом к Рыкову он тщательно проверил Ивана на геральдику. Выходило, что Иван был двоюродным внучатым племянником Наталии Нарышкиной, матери государя. Хоть и с натяжкой, но царского рода.

Через три дня Ганс отправился к боярину.

 

Семья Рыковых жила в огромной двухэтажной избе, крытой на новый манер черепицей. Дом окружал добротный высокий забор с широкими массивными воротами. Ворота были распахнуты. Двор был большой, просторный и по нему бегали утки и куры под руководством босой девки-птичницы. Челядь сновала по двору, из конюшни доносился стук молотка.

Ганс обнаружил, что его встречают как дорогого гостя. Гаврила Рыков, одетый не по-домашнему, а в камзол, сам выбежал ему на встречу и завел в дом.

В просторной горнице был накрыт стол - видно было, что Ганса ждали. Помимо гуся, фаршированного яблоками и гусиного паштета на столе стояли оливки, сыры, холодец и с горкой большая тарелка румяных пирожков с мясом.

 

Кроме Гаврилы Афанасьевича Ганса встречали двое его сыновей – старший, двадцатипятилетный здоровенный Дмитрий, более известный Гансу как Митька Рыков, и бледный, несколько долговязый светловолосый подросток Иван. Оба были в современных камзолах, и худой Иван едва доходил макушкой до подбородка высокого, мощного своего брата.

Церемонно раскланявшись со всеми и познакомившись с Иваном, Ганс сел за стол.

Иван сидел за столом прямо, будто он спицу проглотил. Ел он неторопливо и мало, и жевал медленно. Глаза он старался держать опустивши долу, как подобает отроку.

 

- Говорят, Иван, в богословских науках ты сильно преуспел, - спросил Ганс, - Сие похвально.

- Библию читаю, и от чтения ея свет сердца возгорается, - тихо ответил Иван, все так же держа глаза долу.

- Похвально, - сказал Ганс, - В таких младых летах праведность блюсти – это не каждому под силу...

- Я стараюсь, - сказал Иван и перекрестился.

- Набожный он у нас, - хохотнул Митька Рыков, руками разделывая гуся, - А в кого набожный такой не понять.

- А тебе, братец, тоже молиться бы побольше пристало, - смиренно сказал Иван, - Вон и лампадка у тебя в светелке не горит, я третьего дня заметил…

- Да на что мне лампадка, - весело отозвался Митька, - Я и без лампадки помолюсь. А ты, тятя, своим диктоптером совсем его с ума сведешь. А он у нас и так чокнутый.

При этих словах Ганс чуть не подавился куском пирога.

- А что такое диктоптер, - спросил он, откашливаясь и стараясь не показать интереса, - Слово-то какое-то необычное...

- Истязание плоти это, - ответил с легким вздохом Иван, - Тятеньке сон приснился. Сам Святой Георгий Победоносец повелел во сне сплести три розги вместе и сделать из оных плеть, и плетью той истязать плоть по первым числам каждого месяца. Мучительно, но для души полезно.

- Истинно, истинно, - подтвердил Гаврила Афанасьевич, - Сам Святой Георгий явился мне во сне с указанием...

- Во-во, - не унимался Митька, - он у нас, Ганс Иоганыч, и так с приветом немножко, а тут тятенька ему диктоптеров придумал…

- Уймись, оглашенный, - строго прикрикнул на сына Гаврила Афанасьевич, - Мы еще все гордиться будем, что родственниками Ванечке доводились.

 

Следущего дня Штрухенбах доложил государю, что нашел мальчика.

Царь выслушал Ганса молча.

Значит, юный богомол... – сказал он задумчиво, - Иного я и не ждал. Но делать нечего. Зови его с отцом в пятницу вечером. Скажи — наслышан много, познакомиться хочу. Там посмотрим...

 

Глава 3. Встреча

 

Ибрагим Петрович Ганнибал, инженер-поручик бомбардирской роты, любимец государя, арап по происхождению, шел по городской площади нового города Санкт-Петербурга. На нем был голубой с темным рисунком камзол и высокие, выше колен ботфорты на квадратных низких каблуках. Левая рука его небрежно лежала на рукояти зачехленной в кожаные ножны шпаги.

Ибрагим не был великаном. Скорее можно было сказать, что он среднего роста, но он был статный и поджарый. Парика он не носил, темное лицо его обрамляли собственные длинные чуть вьющиеся волосы. Нос его был прямой и немного крупный, но он ни в коем случае не портил его, напротив, вместе со слегка выдающимся вперед подбородком придавал лицу волевой и решительный вид.

Был прохладный сентябрьский день. Солнце светило, но уже не грело так, как раньше. Торговец на углу площади выкрикивал громко:

Пирожки, пирожки, налетай, разбирай! Полушка штучка, десять кучка!

Вдруг Ибрагим услышал позади себя тонкий детский голос:

Подайте сирому, убогому, слепенькому...

Он обернулся. Перед ним стоял мальчик лет семи-восьми с протянутой рукой и крепко зажмуренными глазами. Одну ногу мальчик волочил по земле.

- Ты встань прямо, - сказал Ибрагим с улыбкой, - И я подам тебе копеечку.

Голос у него был сильный, глубокий, и в то же время волевой.

Услышав этот чарующий голос, мальчик вздрогнул, но глаз не открыл.

- Ишь ты, какой хитрый, - возразил он звонко, - Если я встану прямо, я перестану быть слепеньким и убогоньким, и ты не дашь мне копеечку!

- Встань прямо и открой глаза, - повторил Ибрагим настойчиво, - Я дам тебе копеечку. Я обещаю.

 

Мальчик секунду поколебался, но потом выпрямился, подтянул левую ногу, раскрыл глаза и взглянул прямо в лицо Ибрагиму.

«Все, - подумал Ибрагим, - Сейчас он испугается и убежит».

Но мальчик не испугался. Он изумленно и достаточно бесцеремонно рассматривал Ибрагима, пока, наконец, не спохватился и спросил:

- Ты – капитан?

- Я – инженер-поручик. Я строю корабли, а не командую ими.

- Я знал одного капитана, - сказал мальчик, - Это был настоящий капитан, и у него был свой корабль.

Ибрагим тоже разглядывал мальчика.

Мальчик, стоящий перед ним, был хрупкий и не очень высокого роста. Одет он был в тонкого и дорогого хлопка, но уже видавшую виды и немного несвежую рубашку и голубые штаны. На ногах его были кожаные туфли. Бледную кожу мальчика оттеняла шевелюра пышных темных волос, немного длинных и слегка спутанных. Но удивительнее всего были его темно-синие глаза, в которых, казалось, отражалось чистое, глубокое небо.

- Как тебя зовут, - спросил Ибрагим.

- Джоди. Джоди Асадзе, - ответил мальчик и слегка поклонился, - А тебя?

- Меня зовут Ибрагим Петрович Ганнибал.

 

Вообще-то Ибрагим спешил. Ему надо было успеть к своему другу Гансу Штрухенбаху. У Ганса он должен был взять чертежи, которые оставил на проверку, и успеть на встречу к государю. Но казалось, он все забыл.

Они медленно шли с Джоди по городской площади.

- Твоя шпага настоящая? – спросил Джоди.

- Конечно, - ответил Ибрагим, улыбаясь ему с высоты своего роста.

- А ты драться на ней умеешь?

- Джоди, если б я не умел на ней драться, я бы ее с собой не носил, - сказал Ибрагим своим бархатным, низким голосом.

- Ну да, ну да, - сказал мальчик и засмеялся.

Ибрагиму понравился его смех, легкий и беспечный. Он чувствовал симпатию к этому невесть откуда взявшемуся мальчишке со странным именем, идущему справа от него. Ему нравилась его раскованность и открытость, и в то же время какая-то внутренняя грация, забавная и трогательная в таком маленьком теле.

- А зачем тебе копеечка? – вдруг вспомнил Ибрагим

- Я хочу купить пирожок, - ответил мальчик, спохватившись.

Ибрагим терялся в догадках. Мальчик был явно не из крестьян, и совершенно не похож на побирушку. Что заставило просить его милостыню, да еще таким забавным способом?

- Почему ты не попросишь деньги у отца? - осторожно спросил Ибрагим.

- У меня нет отца, - ответил мальчик и вздохнул, - У меня никого нет.

- Где же ты живешь? – удивился Ибрагим.

- У китайца... Китаец давал мне рис, но потом он сказал, что человек может без еды прожить тридцать дней. Но я только два дня смог...

- Постой, постой, - сказал Ибрагим, - Ты хочешь сказать, что ты два дня не ел?

- Ел, - неохотно ответил мальчик, - Траву там... всякое...

Ибрагиму было почти тридцать. Он считал, что многое повидал в жизни. Он путешествовал с царем и своим покровителем государем Петром Алексеевичем в качестве его секретаря и доверенного лица с Великим Посольством. Он участвовал в Войне четвертого альянса на стороне французов и был тяжело ранен. Он не раз подвергал свою жизнь опасности. Трижды он дрался на дуэлях и каждый раз выигрывал. Он был, что называется, примерным офицером. Но услышав откровение Джоди про траву, он немного заволновался.

- Пойдем, - сказал он, - Пойдем покупать тебе пирожок.

Он быстрым шагом направился к торговцу. Мальчик едва успевал за ним. Иногда он останавливался и расставлял руки в стороны.

- Что ты делаешь? – удивился Ибрагим.

У меня земля из-под ног упрыгивает, - объяснил Джоди, у которого время от времени кружилась от голода голова.

 

Они подошли к торговцу в длинном крестьянском кафтане, на животе которого, с перекинутой через шею толстой широкой лентой, расположился лоток с пирогами, накрытыми куском чистой рогожи.

Сколько стоит пирожок — спросил Ибоагим, протягивая копейку.

Полушка, господин, полушка, - ответил торговец.

Я два возьму, хорошо? - оживился Джоди.

Нет, сказал Ибрагим, - Если ты давно не ел, то сразу есть много нельзя.

Джоди с послушным вздохом положил один пирожок на место. Потом, неожиданно повернувшись к торговцу, он надменно бросил ему:

Сдачи не надо.

Ибрагим поперхнулся. Когда они отошли, он удивленно спросил:

Почему сдачи не надо?

Потому что он не давал мне пирожок, когда я у него просил, - ответил Джоди, - Пусть теперь подавится своей копейкой.

«Странная месть», - подумал Ибрагим, только что в мгновение ока потерявший благодаря мальчику три полушки.

 

Джоди осторожно ел купленный ему пирожок, который оказался с капустой, и исподтишка разглядывал своего нового знакомого. Ему нравилось в нем все. Темная кожа, которую он определил как «очень смуглую», его подтянутая фигура, его уверенность, его ободряющая улыбка, внимательный взгляд темных глаз из-под немного низких и немного густых бровей. И очень нравился его глубокий, сильный, чарующий голос. Джоди чувствовал необъяснимое доверие к этому человеку. Ему хотелось взять Ибрагима за руку, но он резонно решил, что это будет чересчур фамильярно.

Недалеко от них остановилась карета, запряженная парой белых лошадей. Лакей открыл дверцу, откинул ступеньку, и из кареты появилась мужская нога в белом чулке и рука в пышных кружевах. Затем, чуть пыхтя, наружу вылез тучный мужчина в большом светлом парике.

- Ибрагим, душа моя, где ж ты пропадаешь, - закричал он, направляясь к Ибрагиму, - Тебя государь уже два часа ищет!

Он небрежно, по-барски оттолкнул Джоди и приобнял Ибрагима за плечи.

- Постой, постой, Михаил Алексеевич, - ответил Ибрагим недоуменно, - Зачем я понадобился государю, да еще так срочно? Он ждет меня к трем часам на верфях, а сейчас только полдень.

- Не знаю, в чем срочность, Ибрагим, но велено разыскать и доставить тебя немедля. Идем же скорее, - и он, подхватив Ибрагима под локоть, потащил его к карете.

- Подожди, - сказал Ибрагим, вспомнив о Джоди и освобождаясь от объятий. Он оглянулся в поисках мальчика, но Джоди нигде не было. Он словно растворился в толпе.

- Подожди, Михал Алексеевич, - повторил Ибрагим, - Тут мальчик был, маленький такой, лет семи-восьми. Ты не видел его?

- Какой мальчик? Ты с ума сошел? Хочешь гнев государя на свою голову? Идем же скорее, - и он почти силой затащил Ибрагима в карету.

 

Весь день Ибрагим был немного потерянный. Мальчик не шел у него из головы. Он отдавал приказы, сверял чертежи, разговаривал с государем и подчиненными, но мысли постоянно возвращались к Джоди. Вечером он направил коня не к своему дому, а на городскую площадь, где утром этого дня они встретились с мальчиком.

Вечерело. Какой-то мальчишка гонял гусей по лужам. Приманив его, Ибрагим спросил, не слезая с лошади:

- Ты знаешь, где живет китаец?

- Это тот, что колдовством промышляет, - живо отозвался мальчишка, - А как же не знать, знамо дело, знаю, – и он солидно шмыгнул носом.

- Проводишь меня до него? – спросил Ибрагим.

- Э-э-э-э... Мне мамка после вечерней дома быть велела...

Ибрагим кинул ему полушку, которую мальчишка поймал на лету:

- Подождет мамка, - сказал мальчишка, - Я провожу, господин. Езжай за мной, - и он побежал по дороге.

Дом китайца стоял на отшибе. Его окружал небольшой пустырь, только сзади дома рос огромный полузасохший дуб, искореженный временем. Под голыми, с редкими листьями ветками дуба расположилась жалкая лачуга, наполовину ушедшая в землю, с некрашеными покосившимися окнами без ставен и бычьим пузырем вместо стекол. Остатки забора окружали дом, но забор был такой ветхий и дряхлый, что поскрипывал от порывов ветра, грозясь рухнуть.

Ибрагим постучался в дощатую дверь и увидел, что она открыта. Он вошел.

Весь дом состоял из одной большой комнаты с одним маленьким скособоченным окном. У стены стоял топчан, накрытый цветастыми тряпками, а напротив, у другой стены, прямо под окном - грубый деревянный некрашеный стол. Больше в комнате ничего не было. Пол был земляной.

Китаец сидел посреди комнаты на небольшом коврике, больше напоминающем тряпку. В руках у него были четки. Он молился.

- Здравствуй, - сказал Ибрагим.

- Здравствуй, господина, - ответил китаец почтительно. Он прервал молитву, отложил четки, но не встал.

- Извини за вторжение, но я пришел спросить, у тебя ли живет мальчик? Невысокий такой, темненький, лет восьми?

- Мальчик нету. Китаец прогнал мальчик. Мальчик слишком много кушать...

- Кто такой этот мальчик? Откуда он? - спросил Ибрагим, надеясь хоть что-нибудь узнать про Джоди.

- Мальчик пришел, мальчик ушел. Китаец не знает.

Ибрагим на минуту задумался.

- Послушай, - сказал он, - Зачем тебе этот мальчик? Отдай его мне. Я смогу позаботиться о нем.

- Рубль, - сказал китаец

- Какой рубль? - удивился Ибрагим.

- Господина даст рубль – господина получит мальчик, - невозмутимо ответил китаец.

- Тебе мальчик этот совсем не нужен, - возмутился Ибрагим.

- Мальчик нужен, мальчик не нужен. Есть рубль – есть мальчик, нет рубль – нет мальчик.

- Да ты же этого мальчика даже не кормишь! – еще больше возмутился Ибрагим.

- Китаец сказал – господина сделал. Господина хочет мальчик – господина даст рубль.

 

После нескольких минут препирательств и увидев неумолимость китайца, Ибрагим сдался.

- Ну хорошо, - сказал он, - Я дам тебе рубль, но только после того, как ты отдашь мне мальчика.

- Господина слово держит, китаец верит. Мальчик придет, китаец его господина пошлет, - и китаец двумя маленькими сложенными ладошками показал, как он пошлет мальчика Ибрагиму.

- Вот что, китаец, я хочу сейчас видеть мальчика, - Ибрагим начал терять терпение.

- Завтра, завтра, - замахал руками китаец, - Сегодня мальчик нету. Завтра господина получит мальчик. Если даст рубль.

- Будет мальчик – будет рубль, - сказал Ибрагим и вышел, придерживая шпагу.

 

Следующий день был солнечный и сильно ветреный. Джоди немного мерз в тонкой белой рубашке. Сегодня китаец почему-то выдал ему новую одежду и даже покормил рисом. Рис был на воде и без соли, и Джоди ел его, давясь и морщась.

- На верфи, - сказал китаец, когда Джоди доел последнюю ложку, - Мальчик идти на верфи.

- Я не хочу на верфи, - сказал Джоди, - Я тут останусь.

За два месяца китаец до черта надоел ему своим ломанным языком, но у Джоди все еще теплилась надежда – вдруг Ибрагим разыщет его и заберет отсюда.

- Мальчик идти на верфи, - повторил китаец, - Мальчик ждут.

- Кто меня ждет? – спросил Джоди и вздохнул. Он не сильно рассчитывал услышать ответ. Он привык, что от китайца никогда и ничего невозможно добиться – он либо бубнил свои молитвы, либо пел какие-то китайские песни или псалмы, и никогда не отвечал на вопросы.

- Мальчик идти на верфи, - еще раз повторил китаец. На этот раз голос его прозвучал почти властно.

 

Часам к десяти Джоди добрался до Адмиралтейской верфи, работающей под личным командованием Его величества государя Петра Алексеевича. Идя по пыльной дороге, он еще издали услышал шум стройки, стук молотков и неразборчивый гул голосов, перемежавшихся криками.

Дорога, по которой шел Джоди, была оживленной. В ту и в другую сторону проезжали всадники, катились крестьянские повозки, шли люди. За поворотом дороги Джоди увидел верфи.

Три огромных фрегата стояли наполовину в воде у устья реки. Каждый корабль был одет в сложные деревянные сооружения, казавшиеся издали ажурными. Но, подойдя ближе, Джоди увидел, что это были мощные брусья, держащие платформы разного уровня, соединенные между собой стропилами или просто широкими досками, гнущимися, когда по ним шел человек или катили тачку.

Опасаясь быть замеченным, Джоди заприметил укрытие. Сбоку крайнего фрегата были навалены доски, бревна и несколько полуразваленных бочек, образующие уютное укромное место.

Джоди пробрался в укрытие, легко перепрыгнул через бочонок, заграждающий ему путь и тут, к своему удивлению, обнаружил, что он здесь не один. Небольшой молодой мужичок со светлыми волосами и жиденькими длинными висячими усами и бородкой сидел за бревнами на корточках, глупо и радостно улыбаясь.

- Ты что здесь делаешь, - спросил Джоди.

- От работы хоронюсь, - сказал мужичок и заулыбался еще радостнее.

Из укрытия хорошо была видна палуба самого большого среднего корабля. Это был трехмачтовый фрегат, и Джоди насчитал тридцать окон для пушек на его борту. На палубе что-то происходило.

Очень высокий, на голову выше других человек носился на тонких ногах по палубе с палкой в руках и орал на толпящихся рядом с ним мужиков и офицеров.

- Бездельники! Дармоеды! – доносилось до Джоди. Он еще что-то кричал, показывая наверх палкой, но слов было не разобрать.

- Кто это? – спросил Джоди.

- Царь, - радостно улыбаясь ответил его новый приятель, теребя длинный ус, - Вишь, веревка за брам-рею зацепилась, никак снять не могут.

Царь был одет в белую просторную тонкого хлопка рубашку и темные штаны с широким тканевым поясом. На длинных ногах были тяжелые ботфорты, и вся фигура царя немного напоминала журавля.

- Не снимут. Лезть надо, - сказал мужичонка.

- Лезть надо, - кричал царь, - Ну, бездельники, покажите, кто из вас на что-то способен

Все понуро молчали.

Боязно, государь, - сказал один из мужиков, - Такелажа даже нет, один канат да три щепочки. Не залезть по ним...

Джоди тем временем пробрался на палубу.

- Можно я? – сказал он, выступая вперед, - Можно я сниму эту веревку?

 

Подходя к верфям, Ибрагим услышал шум и возбужденные крики. Недоумевая, что случилось, он взбежал по стропилам на палубу и тут увидел, в чем дело.

Вокруг грот-мачты столпились мужики и офицеры, разъяренный царь бегал среди них и орал:

- Мне еще только мертвого мальчишки на палубе не хватало! Кто пустил его туда?!

- Ты ж и пустил, - тихо, чтоб не быть услышанным, проворчал один из мужиков рядом с Ибрагимом.

На грот мачте, на самой верхней ее рее, Ибрагим увидел маленькую фигурку. Он тут же понял, что это Джоди и от страха на секунду зажмурил глаза: если мальчик упадет, шансов выжить у него не будет.

Но Джоди держался уверенно. Белая рубашка его вздымалась от ветра у него за спиной, и он сидел, обхватив рею ногами и одной рукой держась за мачту, почти у самой брам-стеньги.

 

- Вправо, вправо тяни, - орал государь, показывая палкой, куда нужно тянуть веревку, - Развязывай узел, развязывай узел, кидай вниз веревку.

Джоди развязал узел и бросил веревку вниз. На палубе раздались победные крики.

Теперь Джоди предстояло самое трудно - спуститься. Съехать по канату, по которому он поднялся, представлялось ему невозможным. Джоди хорошо знал, что канаты могут резать руки в кровь, если по ним спускаться. А кроме этого каната ничего из такелажа не было...

Сидя на верхней рее, он посмотрел на палубу. Сверху все казалось игрушечным. От возбуждения и страха у Джоди колотилось сердце. «Если я упаду, - подумал он, - меня уже не соберут...».

Перебирая руками, он дотянулся до мачты, обхватил ее и встал, опираясь ногами о тонкую рею. Сердце его продолжало биться, а в ушах появился звон.

И тут Джоди вспомнил сон, который он видел у китайца.

 

...Была июльская ночь, и Джоди крепко спал. Вдруг кто-то положил ему руку на плечо.

- Вставай, Джоди, - услышал он голос. Он открыл глаза и увидел перед собой китайца.

- Пойдем, - сказал китаец ему.

Джоди быстро оделся и, недоумевая, вышел за китайцем на улицу.

Ночь была звездной и теплой. Ото всюду пели цикады, а Млечный Путь светился на черном небе громадной белой ладьей.

Во дворе стоял огромный крючковатый дуб. Дуб был почти засохший, лишь кое-где на кончиках его голых веток виднелись листья. Китаец жестом приказал Джоди лезть на дерево.

Во сне тело Джоди было легким и почти невесомым. Он прыгал с ветки на ветку, висел вниз головой и скользил по ветвям как рысь. Он чувствовал, что в теле его таятся совершенно неизведанные для него возможности, и от этого захватывало дух.

- Слушайся тела, - слышал он голос китайца, - Тело мудрее тебя. Доверяй ему...

И Джоди полностью доверял своему телу и совершал чудеса ловкости и гибкости.

Утром Джоди проснулся. Слабый свет сочился из затянутого бычьим пузырем окна. Китаец как всегда сидел на земляном полу и перебирал четки.

- Ты учил меня лазить по дереву? Сегодня ночью? – спросил Джоди.

- Мальчик глупость говорить, - ответил китаец, не поворачиваясь к нему.

- Ты учил меня лазить по дереву сегодня ночью. И ты говорил нормально, как все люди, - упрямо повторил Джоди.

- Мальчик глупость болтать. Китайца ночью спать, - ответил китаец, и больше Джоди от него ничего не добился...

 

Сердце Джоди стало биться ровнее. Он сглотнул, мысленно собрался и прошептал: «Ок, слушайся тела», - и вдруг, оттолкнувшись ногами от реи, он спустился на руках по мачте и схватился за то место на рее, где только что были его ноги. От тяжести своего тела он едва не выпустил рею, но через мгновение, обхватив мачту руками и ногами, он соскользнул вниз на один пролет и уперся ногами в следующую рею.

Его движению мешали стяжки, охватывающие мачту, но он использовал их, чтобы замедлить скорость, упираясь в них ногами.

Ему хотелось спуститься красиво. Он чуть напрягся, стараясь понять, что он сделает в следующую секунду.

Он стоял на второй сверху рее, и тут он стал медленно скользить руками вниз по мачте, одновременно скользя ногами вдоль по рее, пока не сел на ней на шпагат. Теперь он схватился руками за то место, где рея соединялась с мачтой, за самое ее основание. В таком положении он задержался на несколько секунд, затем вновь оттолкнулся ногами от реи и повис на руках в воздухе. Извиваясь, он обхватил мачту ногами и стремительно сполз еще на один пролет.

Наблюдавшие его с палубы люди крестились.

- Ну чисто белка, - сказал кто-то восхищенно.

Через несколько минут Джоди был внизу и упал в объятия царя.

- ТЫ! – закричал государь и, обнимая мальчика, начал трясти его так крепко, что Ибрагим забеспокоился, выживет ли в его объятиях мальчик, только что выживший на высоте.

- Ты кто такой?!!! – потребовал ответа царь, ставя Джоди на бочонок, стоявший посреди палубы.

- Я... Я Джоди. Асадзе.

- Это что ж за имя такое? – спросил царь, хохотнув, - Откуда ты свалился?

- Я не знаю, - ответил серьезно Джоди, - У меня память пропала.

- Совсем пропала? – спросил царь, удивленно.

- Совсем, - ответил Джоди.

 

За последние пять месяцев, что он помнил из своей жизни, Джоди никогда не видел царей. Может, до того, как он потерял память, он встречался с царями или королями, но поскольку он этого не помнил, он резонно полагал, что коронованную особу он видит впервые. Он с интересом разглядывал своего собеседника.

Стоя на бочонке, Джоди был примерно одного роста с государем. Он открыто и немного откровенно разглядывал круглое лицо царя с маленьким мягким подбородком, его густые вьющиеся волосы, закинутые назад и топырящиеся полоски недлинных усов над полной красной верхней губой. Ему понравились его глаза – живые и проницательные.

- Как ты сюда попал? – продолжал допытываться государь.

- Я приплыл на корабле, - ответил Джоди, - Два месяца назад.

- Грамотный? – поинтересовался государь.

- Чего? – не понял Джоди.

- Ну читать-писать умеешь?

Джоди никогда не пробовал читать по-русски, поэтому он решил не обманывать и честно ответил:

- Неа.

- И родителей у тебя, значит, нету? – допытывался государь.

- Нету, - согласился Джоди.

 

- Ну ладно, - сказал государь, отрывая от него взгляд - После переговорим. А пока надо определить тебя куда-нибудь.

Он оглядел народ, собравшийся вокруг них. В толпе были большей частью рабочие в простых рубахах и таких же белых штанах, но были и офицеры в напудренных париках и без них.

- Кто хочет взять этого сорванца к себе? – громко спросил царь.

- Я, государь, - послышался голос из толпы, и вперед вышел крупный мужчина в крестьянской робе, подвязанной веревкой и с небольшой, с проседью бородой, - Я возьму его к себе. Меня Бог детьми обидел, будет мне помощник.

- Добро, Тимофей, - сказал царь и продолжал смотреть на присутствующих.

Стоя на бочке и глядя на все сверху вниз, Джоди с интересом наблюдал за происходящим.

Вдруг взгляд его остановился на одном человеке. Это был знатный господин, очень невысокий и при этом немного массивный в теле. Огромный напудренный парик, сидевший чуть криво, придавал комичность его фигуре, которое усиливалось при виде тонких ножек в кюлотах и белых чулках.

Джоди насторожился. Что-то ужасно непрятное шевельнулось в его душе при виде этой немного несуразной фигуры. Тупое чувство неясной опасности вдруг подкатило к сердцу и сдавило его, и от этого Джоди стало немного не по себе. Не в силах понять своих смутных ощущений, он не мигая пристально смотрел на маленького человека в большом парике.

- Дозволь мне взять мальчика, государь, - сказал маленький господин, выходя вперед и кланяясь на тонких ножках, - У меня сынок, Ванечка, ты его знаешь, набожный сыночек. Товарищами будут. К тому ж у меня стол всегда сытный, пряники да пироги не переводятся – авось не обидим.

- Добро, Гаврила Афанасьевич, - ответил Государь, - Тебе, пожалуй, я отдам мальчика.

 

И тут Джоди услышал глубокий, властный голос Ибрагима:

- Дозволь мне взять мальчика, государь. Пряников с пирогами я обещать не могу, но о пище духовной для него я позабочусь...

- Эка сколько на тебя желающих, - сказал государь с довольным смешком, - Ну что же, сам решай, к кому пойти. Вот боярин – Гаврила Афанасьевич Рыков. Богат, знатен, дом большой имеет. Будешь жить у него как у Христа за пазухой, пирогами завтракать да пряниками закусывать. А вот – Ибрагим Ганнибал. Не смотри, что он лицом страшен, но он благороден и отважен. Книги любит и мне верно служит. Тебе выбирать, к кому пойдешь...

Джоди так и не понял причины легкой паники, охватившей его при виде маленького боярина. Как зачарованный он смотрел на Рыкова. Он легко спрыгнул с бочки и медленно сделал шаг по направлению к нему, так и не отрывая взгляда от его лица. Толпа расступилась перед ним. Джоди сделал еще два неуверенных шага и замер.

- Пища духовная – это хорошо, Ибрагим, - сказал над ухом Ганнибала Ганс Штрухенбах, - Но пироги остаются пирогами.

- Да, - сказал Ибрагим и вздохнул. Он начал проклинать себя за то, что медлил с предложением, хотя понимал, что ничего сделать он все равно не мог бы. Он с отчаянием смотрел на мальчика, ускользающего от него между пальцев.

 

А Джоди тем временем сделал еще один шаг по направлению к боярину. И тут Рыков совершил ошибку. Радушно улыбаясь, он присел и протянул к мальчику руки, словно стараясь схватить его. При виде этих худых, длинных веснушчатых рук, тянущихся к нему, Джоди пришел почти в ужас. Он вздрогнул и отшатнулся назад.

Почти тут же Джоди резко развернулся и, расталкивая толпу, со всех ног кинулся к Ганнибалу. Схватив его за руку обеими своими руками, он сказал, глядя на него снизу вверх:

- Я к тебе пойду, хорошо?

- Хорошо, - улыбнулся Ибрагим и положил руку на плечо мальчика.

- Я к нему пойду, - громко сказал Джоди, поворачиваясь к государю и обращаясь к нему.

- Добро, - сказал царь, помедлив, - Так тому и быть. Ты, Ибрагим, бери мальчика. Береги его – за него спрошу. Строго спрошу. Люби его как родного, за успехи хвали, за шалости наказывай. Будь ему заместо отца. На том и порешим.

Сказав эту слегка назидательную речь, царь хлопнул в ладоши и отдал приказ всем возобновить работу.

 

После этого Джоди обмолвился с Ибрагимом всего парой слов.

- Что же ты полез на такую страсть? – спросил Ибрагим, - А что, если бы ты упал?

- Да, мог бы, - согласился Джоди, - Да я сам не знаю.

- Ты ел? – спросил Ибрагим озабоченно.

- Да, китаец покормил меня утром, - уверил его Джоди.

Ибрагима тем временем ждали. Сразу три человека переминались около них, ожидая, пока Ганнибал закончит разговор.

- Иди, - сказал Ибрагим Джоди, - погуляй здесь, пока я с делами управлюсь. Скоро будем обедать.

Полтора часа до обеда Джоди провел великолепно. Он, уже не таясь, облазил всю палубу и успел подружиться с тремя рабочими и молодым офицером, а один из работников по имени Кузьма даже дал ему позабивать гвозди.

Познакомился он и с Гансом Штрухенбахом.

- Что ж ты от пирогов-то отказался, Джоди? - спросил его Ганс с улыбкой, - Пироги, они завсегда вещь полезная.

Ах, Ганс, - ответил Джоди со вздохом, - Пироги - вещь ненадежная...

Ганс рассмеялся.

 

В час ударили две склянки, и все, побросав работу, потянулись на обед.

Ибрагим поманил Джоди и завел его, держа за плечи, в кают-компанию.

Кают-компания, как и весь фрегат, была недостроенной, и в ней сильно пахло свежеструганным деревом и клеем. Посредине каюты стоял огромный квадратный стол, некрашеный, но аккуратный и добротный. Стол был такой большой, что с каждого боку его свободно могло разместиться по четыре человека. На столе, на простых глиняных белых тарелках, лежали куски курицы, яйца, зеленый лук, огурцы и соль, и стояли два глиняных кувшина с молоком. Белый хлеб был накромсан широкими ломтями.

Джоди усадили за стол напротив государя. Ибрагим сидел рядом с царем и получалось, что он был также напротив Джоди. Всего за столом разместилось человек пятнадцать. Кроме офицеров был один толстый англичанин, сидящий с важным лицом как надувшийся индюк и подпирая широкой грудью второй подбородок, а также Ганс Штрухенбах и боярин Гаврила Афанасьевич Рыков.

 

Джоди совсем не хотел есть. Утренний рис до сих пор комом стоял у него в горле. Но из вежливости он взял одно яйцо.

- Ну что ж, Джоди, - сказал государь, смачно разрывая курицу руками, - Рассказывай.

- Что рассказывать, - пожал он плечами. Ему совсем не хотелось ничего рассказывать в компании незнакомых людей.

- Как назывался корабль, на котором ты приплыл?

- «Габриэлла», - ответил Джоди.

- Шурманов, - обратился государь к одному из офицеров, - был такой корабль в порту?

Офицер отложил курицу и сказал:

- Я докладывал, государь. Странный корабль. Ночью он подошел к берегу без сигнальных огней, но в порт не зашел. Дозорные еле заметили его. Мы послали две лодки и разглядели название - «Габриэлла», под английским флагом. Она простояла час и снялась с якоря. Почему она тут появилась непонятно, государь.

- Ты что ли сбежал с корабля? – спросил государь.

- Нет, - ответил Джоди, глядя в свою тарелку, - меня китаец увез.

- Что ж они, продали тебя китайцу, а?

Небольшие губы Джоди сложились в скорбную усмешку.

- Продали, - с горечью ответил он.

Воцарилось неловкое молчание.

 

Видел я того китайца, - с сомнением сказал Ибрагим, - Не верится, чтобы он купил мальчика. Он беден как церковная мышь и, сдается мне, никто ему не нужен.

Государь вновь стал дознаваться.

- Что ты делал на корабле? Ты прислуживал? - спросил он, жуя курицу.

Джоди вопросительно взглянул на государя.

- Ну, на стол подавал? - объяснил государь.

- Да, подавал, - сказал Джоди.

Джоди не был особо разговорчивым. Он совсем не хотел вспоминать про корабль.

- А честно скажи мне, били тебя? – вновь спросил государь.

- Били, - неохотно ответил Джоди, - меня Джерри.... То есть мистер Хоуп бил. Сильно. Я однажды аж сознание потерял…

Вновь наступила пауза. Ибрагим переглянулся с Гансом.

- А матросы? Матросы обижали тебя? – продолжал допрашивать государь.

- Нет, - ответил Джоди, - только Джон. Он хотел меня убить.

- Вот что, Джоди, - сказал государь, - Сходи-ка ты на палубу, разыщи Кузьму Платова и попроси у него табаку. Скажи — государь требует.

Джоди с готовностью и облегчением слез с большого для него табурета и вышел на палубу. Он разыскал Платова, взял у него пряно пахнущий мешочек с табаком и сел на доски, нагроможденные вдоль борта. Он не хотел возвращаться. В горле у него стоял ком, а в ушах звенело. Память упрямо возвращалась в последний его день на корабле.

 

… В ту последнюю ночь на корабле он ночевал с матросами. Капитан никогда не разрешал ему даже заходить в кубрик без сопровождения. И вот уже два дня капитан, смотрел мимо него и отворачивал взгляд, если Джоди хотел что-то спросить. То же делали Стонвилл и Хаггинс, а Джерри вообще нигде не было видно. В конце второго дня, с вызовом, Джоди ушел ночевать к матросам. Его никто не остановил.

Джоди не спал. Он обещал себе, что никогда больше не придет в каюту капитана. Отныне он будет жить и есть с матросами. «И не буду ничего доедать», - мстительно думал он, - «А лучше вообще не буду кушать и умру. И буду пить ром». Придумывая страшную месть для капитана, к двум часам он уснул тяжелым сном.

В четыре его разбудили.

- Капитан требует тебя, - сказал, тряся его за плечо, матрос.

Джоди встал с грязного гамака. Шея его затекла и ныла.

Идя по темной палубе, он думал, что не станет разговаривать с капитаном. Даже если капитан извинится. Ну, если извинится, то, конечно, будет. Но не сразу.

В большой кают-компании капитан был не один. На скамеечке сбоку сидел низенький, плотный человек в темном китайском сюртуке. Длинные усы и тонкая бородка его были седыми, а на макушке у китайца была круглая, под цвет сюртука, шапочка с кисточкой посередине.

Капитан сидел за письменным столом и что-то быстро писал. Не поднимая головы он жестом пригласил Джоди сесть. Но Джоди не стал садиться и остался стоять.

- Вот что, Джоди, - сказал капитан, складывая лист, - сейчас ты пойдешь с этим господином. Он отвезет тебя на берег. Твои вещи уже в лодке.

Джоди сглотнул ком в горле. Капитан, не глядя на него, подошел к китайцу и отдал ему письмо.

- Прощай, Джоди, - сказал капитан и отошел, отвернувшись к окну. Больше Джоди его не видел...

 

Как только дверь за Джоди закрылась, в кают-компании заговорили все разом:

- Врет мальчонка. Наверняка сбежал он с корабля...

- Еще б не сбежать, если так бьют. Вон, говорит – аж сознание терял… Убить хотели…

- Мой совет, откажись от него, Ибрагим. Кроме неприятностей ничего от него не будет...

- Да, мальчонка со странностями. Видать, ему от побоев мозги поотшибало...

- Слыхал я про этого капитана с «Габриэллы», - сказал один из офицеров задумчиво, - Говорят, поесть любит вкусно... Гурман называется...

 

- Да нет, он не гурман, он нормальный, - сказал вошедший Джоди. Он подал мешочек с табаком государю и возвратился на свое место, - Просто он любит, когда вкусно приготовлено. Он однажды сманил повара от одного графа, и все чуть не объелись. А когда они узнали, сколько повар им стоить будет, они хором сказали, что капитан с ума сошел. А Стонвилл сказал, что за эти деньги он лучше церковь построит и замаливать грехи будет. А капитан разозлился и сказал: «Раз так, ешьте со старым коком» и месяц платил за повара один, и ел все один... и они сдались...

- Это где ж ты такую историю слышал? - удивленно спросил государь, - Это когда ты на стол подавал?

- Да, - Джоди замялся, - Только я недолго подавал. Я... я один раз сильно не туда подал.

- И куда ж ты подал?

- Там супница была, тяжелая, и я.... я...

- Ты ее уронил, - констатировал царь.

Джоди отрицательно покачал головой и сказал с тяжелым вздохом:

- Нет, хуже. Я ее прямо на колени Хаггинсу подал...

Каюта громыхнула хохотом. Залился, запрокинув голову, государь, расхохотался Ибрагим, смеялся Ганс с офицерами и скалил зубы ничего не понявший англичанин.

- Ну что вы смеетесь, - обиделся Джоди, - Она ж горячая была, почти кипяток.

- И что Хаггинс, сильно ругался? - подмигнул государь, отсмеявшись.

- Да-а-а... Хаггинс взвыл как ошпаренный.

- А тебя за это наказали? – спросил Ибрагим, не зная, сочувствовать или смеяться дальше.

- О, да! – живо ответил Джоди, - Сильно наказали. Капитану даже было меня жалко.

- Ну-ка расскажи, - потребовал государь.

Джоди вздохнул и начал свой рассказ:

 

... Капитан и его офицеры – Джерри Хоуп, Стонвилл и Хаггинс – любили ужинать одни, без прислуги из матросов. Никто из них не терпел чужих за столом. Им выкатывали столик на колесиках, на котором были различные к ужину блюда и, конечно, вино. Капитан предпочитал красное.

Джоди сидел за столом между Хаггинсом и Джерри, напротив капитана. Вина, конечно, ему не давали, но зато было вдоволь разных напитков.

Ему нравились эти ежедневные вечерние бдения, он любил разговоры, шутки и то, что его принимали как равного. Он чувствовал, что капитан не обманул его – он был среди друзей. Но на вопросы о его прошлом никто ему толком ничего не говорил.

Впрочем, Джоди особо не озадачивался утратой памяти. Ему было хорошо среди этих людей, смелых и веселых.

Джерри Хоуп, молодой светловолосый парень с открытым лицом и белоснежной улыбкой, всегда готовый смеяться первым, любил шутить больше всех, и Джоди он очень нравился. Невысокий Хаггинс нравился тоже, нравился и здоровый как гора Стонвилл, спокойный и рассудительный. Они все ему очень нравились, но к капитану Эдварду Тейлору у него было особое чувство.

Капитан не часто с ним разговаривал, а сам Джоди робел говорить с ним первым. Но если капитан разговаривал с Джоди, он смотрел на него внимательно и серьезно, и Джоди всегда немного терялся и смущался от этого. Он разговаривал с ним так, как будто Джоди знал что-то особенное, чего не знал капитан. И Джоди всегда немного боялся, что капитан поймет, что он, Джоди, ничего такого особенного не знает, и перестанет с ним общаться...

 

- Так как тебя наказали? – спросил государь.

- Они посадили меня в другое место, подальше от столика, и я больше не подавал. Джерри... То есть мистер Хоуп после этого подавал...

 

... После несчастья с Хаггинсом дислокация за столом была изменена. Теперь Джоди сидел между капитаном и Стонвиллом, подальше от раздаточного столика.

На следующий день, когда страсти с обожженной ногой Хаггинса немного улеглись, они ужинали как обычно.

- Хаггинс, ты прости меня, - сказал Джоди в сотый раз, прижимая руку к груди.

- Если ты еще раз попросишь у меня прощения, я клянусь, что я такую же супницу тебе на голову одену! – взревел Хаггинс.

- Зря ты, Хаггинс, - сказал Стонвилл, похохатывая, - Тебе все-таки всего одну ногу ошпарили, а у тебя еще вторая есть.

- Я бы на твоем месте вел бы себя скромнее, Стонвилл, - сказал Джерри, жуя курицу, - Мало ли что теперь на тебя может упасть... – и он сделал страшные глаза в сторону сидящего рядом со Стонвиллом Джоди.

- Хватит вам, - сказал капитан, - Джоди и так наказан. На него жалко смотреть.

- Пожалей свою бабушку, капитан, - взвыл Хаггинс, - это была все-таки моя нога!

 

- Так как тебя наказали? – спросил государь

- Ну, не знаю... они смеялись, - неуверенно сказал Джоди.

- Да ты толком рассказывай, - немного рассердился государь.

- Ну я и рассказываю, - ответил Джоди и принялся рассказывать. Воспоминания захватили и оживили его. Когда он дошел до места, когда Хаггинс взвыл: «Пожалей свою бабушку, капитан!», он звонко засмеялся. Рассказ увлек его, и даже щеки его порозовели.

- А Джерри со Стонвиллом стали смеяться еще больше, - продолжал он, - А Хаггинс говорит: «Иди к черту, Джерри!» А Джерри ему: «Да я ничего. Только матросы интересуются, чего это Хаггинс на палубу второй день не выходит, а из каюты его дикие крики раздаются».

- А что, он и на палубу не выходил, - спросил Ибрагим осторожно.

- Ну как ты думаешь. Я его сильно обжег. Он с палочкой даже ходил и выходить на палубу стеснялся. А Стонвилл ему говорит: «Ничего-ничего, не смущайся. После Джона они все поймут».

- Джона что, ты тоже ошпарил? – хохотнув, поинтересовался государь.

 

Мы Джона разыграли, - оживился Джоди еще больше, - Как-то ночью, когда все легли спать мы с Джерри встали, взяли большую-пребольшую простынь и нарисовали на ней томатной пастой глаза и рот. Я залез на плечи Джерри и надел простынь на голову. И еще я взял ведро и швабру.

И вот темной-темной ночью мы с Джерри тихо-тихо выбрались на палубу и тихо-тихо подкрались сзади к Джону, который стоял на вахте. И тут Джерри сказал: «У-у-у!!!», а я ударил шваброй по ведру.

Царь хохотнул.

- И что Джон, испугался? – спросил он.

О-о-о, – мечтательно ответил Джоди, - Он сильно испугался. Он так кричал...

Офицеры снова расхохотались. «Бедный Джон!» - воскликнул кто-то. Ибрагим глядел на Джоди с улыбкой.

- А дальше? – потребовал государь.

- Дальше? Ну Джон не только кричал. Он дал сигнал общекорабельной тревоги «На нас напали»…

- Ну? – допрашивал государь.

- Ну и все выскочили, кто в чем и с ружьями...

- А дальше?

- Дальше? Дальше они увидели Джона, меня верхом на Джерри в простыне с ведром в руках, и с ними было примерно то же, что с вами....

Общество за столом покатывалось со смеху.

- Только Стонвилл был недоволен, - невозмутимо продолжал Джоди, - Он сказал, что нам повезло, что это Джон на вахте стоял. А другой огрел бы абордажной крюкой, и все…

- Подожди, подожди, - сказал государь, отсмеявшись, - Ты ж говорил, что Джерри тебя бил?

- Бил, - просто согласился Джоди, - У меня не было перед ним шансов. Он меня боксу учил. Он – чемпион колледжа по боксу...

 

Царь и Ибрагим, сидящий рядом с ним, да и все остальные терялись в догадках: если Джоди был ровней капитану и его офицерам, то как случилось, что его высадили на берег? Похоже, мальчик имел буйную фантазию и врал, а на самом деле все-таки просто сбежал с корабля. С другой стороны, если «Габриэлла» была английским кораблем, то как получилось, что мальчик великолепно владеет русским? - может, он и вовсе не имел никакого отношения к таинственному фрегату. Все это предстояло выяснить.

 

… Однажды капитан дал Джоди книгу. Она называлась «Маленький принц». Книга была тонкая, и на обложке ее был нарисован мальчик с длинным шарфом, стоящий на крохотной планете. Джоди прочитал ее, но не все понял. Может быть потому, что некоторые страницы книги были аккуратно вырезаны ножницами.

- А как этот человек попал в пустыню? – спросил он капитана. Они сидели в его каюте, капитан в кресле с книгой в руках, а Джоди на полу, складывая пазлы.

- Какая разница, - сказал капитан, - Главное, что он встретил там Маленького Принца.

- Есть разница, - возразил Джоди, - Маленький принц прилетел с перелетными птицами. А как его друг оказался в пустыне?

- Он отстал от каравана, - сказал капитан. Джоди это объяснение вполне устроило.

- А роза эта все-таки противная, - сказал он.

Да, - согласился капитан, - Розы часто бывают противными, но мы, мужчины, без них не можем. Так устроен этот мир...

 

- А вот скажи мне, - сказал государь, - Где ты ночевал?

- Вначале я ночевал в каюте капитана, - охотно ответил Джоди, - У него было две комнаты. А потом я перебрался к Джерри.

- А где тебе больше нравилось?

- Ну, с капитаном было немного сложно. Он все запрещал - в темноте не читай, при качке не читай, все доедай... - тут Джоди немного осекся, скосившись на Ибрагима; знать суровые методы капитана тому было совершенно ни к чему.

А с Джерри было весело, - продолжил он, - У Джерри в каюте были две кровати, подвешенные к потолку, такие, как качели, только длинные. И мы с ним ходили друг к другу на абордаж. Надо было раскачаться на этих кроватях и каааак пойти на абордаж. Только Джерри хитрый, он всегда только притворялся, что спит, а на самом деле не спал и отбивался.

И вот однажды... - Джоди аж зажмурился от воспоминания, - он уснул по-настоящему. И я тихо-тихо раскачался и кааак пошел к нему на абордаж, а он кааак вскочит, а кровать кааак рухнет — и прямо в стеку Стонвиллу...

- И что Стонвилл? - вновь хохотнул царь, жуя курицу.

- О, Стонвилл был очень недоволен, - живо ответил Джоди, - Он утром сказал, чтобы я убирался обратно к капитану. А капитан говорит: «Ага. Если ты такой умный, вот пусть он к тебе и идет» Стонвилл сразу стих и сказал, что еще молод и жить хочет. И все посмотрели на Хаггинса. А Хаггинс бы уже ошпаренный. И он сказал: «Нет, нет, пусть лучше все остается, как есть. И потом, Джерри у нас в некотором смысле доброволец».

Но это они шутили так. На самом деле я мог к любому из них пойти...

 

К этому времени уже мало кто верил Джоди. Пожалуй, только Ибрагим еще допускал, что хотя бы часть его рассказа может быть правдой.

- А скажи мне, Джоди, такую вещь, - сказал государь, затягиваясь трубкой и откидываясь на спинку стула, - на каком языке вы разговаривали на корабле?

- Как на каком? – удивился Джоди, - На английском, конечно.

Государь дал знак рукой, и в разговор вступил надменный англичанин:

Tell me, my boy, how did the captain look like? – спросил он, оживившись - Could you describe him?

 

… Описать капитана... Как Джоди мог описать его? Как описать ту осторожность, которая звучала в твердом голосе капитана, когда он разговаривал с ним? Как описать его глаза, его улыбку, когда он о чем-то спрашивал Джоди?

Капитан был высокий и статный. Он носил черный камзол, обшитый серебром, а на ногах его были черные с серебряными пряжками туфли. Его лицо с тонкими чертами было всегда гладко выбрито, а брови были длинные и ровные. Он никогда не кричал, но в голосе у него звучал металл, когда он отдавал команды.

Однажды они стояли на носу корабля около самого бушприта. Фрегат легко рассекал небольшую волну, но море уже было не синие, а стального цвета. Серое небо висело низко. Они входили в холодные воды.

Капитан поставил одну ногу на возвышение и положил локоть на колено.

- Ты знаешь, Джоди, - сказал он, - Я хочу сказать тебе одну вещь...

Он помолчал.

- Да, капитан? - сказал Джоди.

- Дело в том, Джоди, что Маленький принц существует.

- Конечно, - ответил Джоди, - Существуют же перелетные птицы.

- Ты не понял, Джоди, - сказал капитан, - Я знал его.

Джоди удивленно посмотрел на капитана, и губы его приоткрылись.

- Правда? – спросил он недоверчиво.

- Правда. Он прилетел ко мне на корабль на воздушном шаре. Я не сразу понял, что это Маленький принц. Ты же знаешь, он не очень любит что-нибудь объяснять.

- А когда ты понял? – спросил Джоди.

- Со временем.

- Вы подружились с ним?

- Да, - сказал капитан, - Во всяком случае, с моей стороны.

Он еще помолчал, вздохнул непонятно почему, потрепал Джоди по плечу и, повернувшись, быстро ушел.

Прошла всего неделя, и он предал Джоди. Он бросил его. Отдал китайцу и уплыл. Все оказалось враньем...

 

Джоди сидел с остановившимися глазами, небольшой рот его был приоткрыт, а дыхание стало неглубоким и прерывистым.

Why are you silent, boy, - захихикал англичанин, - Did you swallow your tongue? (почему ты молчишь, мальчик? Ты проглотил язык?)

Ибрагим внимательно и сочувственно следил за Джоди. Мальчик, и без того бледный, стал белее мела, испарина выступила на его лбу. И вдруг он закрыл глаза, зашатался и с грохотом упал навзничь с табурета.

Поднялся переполох. Все обступили Джоди.

- Воды, - потребовал Ибрагим, - Дайте кто-нибудь воды.

 

Обморок был глубоким и длительным. Когда Джоди очнулся, он лежал на голой деревянной скамье в той же самой каюте, под его голову был подложен чей-то камзол. Затылок зверски ныл от удара.

Государя не было. Еда со стола была убрана, на месте ее лежали чертежи, и люди, склоненные над ними, негромко разговаривали.

Джоди лежал с открытыми глазами и смотрел на потолок каюты, плохо соображая. Через некоторое время к нему подошел тот самый важный англичанин с двойным подбородком. Только сейчас он потерял где-то свою важность и довольно похихикивал, потирая маленькие белые руки.

- Мальчик есть лгун, - сказал он, - Мальчик будет наказать.

Джоди отвернулся от назойливого англичанина и уставился на доски стен корабля.

- Мальчик есть лгун, - продолжал он слышать хихиканье у себя над ухом.

Увидев, что Джоди очнулся, к нему подошел Ибрагим. Джоди нехотя сел на скамье. Его ноги не доставали до пола. Затылок ныл.

- Как ты себя чувствуешь, - спросил Ибрагим, садясь рядом и внимательно глядя на мальчика.

- Хорошо, - ответил Джоди. Он сидел, зажав ладони между коленями и глядел перед собой.

Он не мог поверить, что так опозорился. Он рассказывал о капитане весело и беспечно - так, будто ничего не произошло. Как будто капитан не предал его, не бросил его здесь одного.

Вспомнив свой рассказ, Джоди почти застонал. Он опустил голову и, согнувшись, обхватил ее руками, уперевшись локтями в колени.

- Зачем, зачем я рассказывал про капитана? – негромко и с отчаянием произнес он.

Ибрагим сочувственно обнял Джоди за плечи.

- Ничего. Ничего, - сказал он ободряюще, - Главное, что ты понял...

- Понял? – мальчик поднял голову и взглянул на Ибрагима. В его темно-синих глазах была такая боль, что Ибрагим на секунду осекся.

- Я понял, - сказал мальчик тихо и твердо, глядя Ибрагиму в лицо - Я больше никогда, никогда в жизни не буду рассказывать про капитана!

Он отвернулся. Губы его были плотно сжаты, а в глазах стояли слезы.

 

В комнату широкими шагами вошел государь.

- А-а-а-а! – закричал он, - Очнулся! Ну-ка иди, иди сюда, путешественник!

Мрачный Джоди подошел к царю. Все побросали свои дела и столпились вокруг них.

- Знаешь, что я делаю с мальчиками, которые забывают свое прошлое? – спросил царь, садясь на стул и беря в руки палку.

- Нет, - честно ответил Джоди.

- Я бью их палкой по голове, до тех пор, пока они все не вспомнят.

Джоди коротко вздохнул, стараясь осознать внезапно открывшуюся перед ним перспективу.

- Ну? – громко и весело сказал государь, - Начнем?

Тут в дело вмешался Ганс Штрухенбах:

- Sorry, gosudar, but he is too small and too week… (государь, он слишком мал и слаб)

С другой стороны к царю подошел Ибрагим:

- Государь, прошу тебя… - начал он.

Это внезапное вмешательство разозлило Джоди. Он резко развернулся к Гансу и почти закричал, от волнения размахивая руками:

And what, what if I am too small?! I want my memory back! I have any right for it! You don’t know, you can’t even imagine what it means to live without memory! (Ну и что, что я маленький! Я хочу свою память назад! Я имею право! Ты не знаешь, ты даже не можешь вообразить, что это такое — жить без памяти)

Услышав из уст мальчика столь роскошный спич, все замолчали, и в каюте воцарилась тишина. Мальчик говорил без малейшего русского акцента, с легким, нездешним жеванием звуков, которое не оставляло сомнений в том, что английский для него если не родной, то великолепно знакомый.

Царь опустил палку.

- I know, I know what it is about, - продолжал Джоди, торопясь и чувствуя, что перспектива возврата памяти может запросто уплыть из его рук, - The hands of the king have healing power! (Я знаю, я знаю, о чем это. В руках короля целебная сила)

- Что он хочет? - почти растерянно спросил государь.

- Он хочет, чтобы ты, государь, огрел его палкой по голове и возвратил ему память, - невозмутимо ответил Ганс, стараясь спрятать улыбку, - Он говорит, что в руках короля целебная сила.

Джоди стоял перед царем, покорно опустив голову, и ждал.

- Сделай что-нибудь, - сказал царь по-немецки, обращаясь к Гансу.

Ганс тут же взял инициативу в свои руки.

- Дело в том, Джоди, что государь тебя может так ударить, что ты забудешь то, что знал, - сказал он.

- I don’t care, - ответил Джоди с прежней горячностью, - I don’t care. I don’t have too much to forget and I don’t care to forget it! (Меня не волнует. Меня не волнует. У меня нет многого, чтобы забыть, и меня не волнует забыть это)

Джоди начал волноваться. Ему уже определенно стало казаться, что что-то идет не так.

- Понимаешь, Джоди, - продолжал спасать положение Ганс, - Государь не может тебя излечить...

- Почему? Он же обещал...

- Ну а вдруг ты принц?

- Ну и что?

- Государь не может ударить по голове принца, иначе пропадет вся его волшебная сила.

- Да не принц я, - с сомнением сказал Джоди, - Какой я принц?

- Мы этого не знаем, - сказал Ганс.

Офицеры вокруг принялись усиленно кивать и шумно подтвержать слова Ганса.

Поняв, что его обманули, Джоди тяжело выдохнул. Забыв приличия, он резко развернулся и, мрачный до невозможности, отошел к столу, заваленному чертежами. Он сел, демонстративно отвернувшись ко всем спиной. Облокотившись о стол, он запустил руку в густую шевелюру и стал водить пальцем по поверхности стола.

- Что, расстроился? – спросил Ганс, подходя к нему.

Вы, взрослые, только обещать умеете, - буркнул в ответ Джоди. Он больше не был расположен к разговорам.

What kind of accent do you have? - не отступал Ганс.

У меня нет акцента, - опять буркнул Джоди, - Это у тебя акцент.

 

Через час Ибрагим по велению царя ехал к хибаре китайца. Приказано было вызнать все про мальчика, но Ибрагим, вспоминая свою встречу с китайцем, сомневался в успехе этой затеи. Рядом с ним скакал его друг Ганс Штрухенбах.

При дневном свете лачуга китайца не казалась такой уж заброшенной. Вдали пели петухи, мычали коровы, и жизнь вокруг придавала вросшему в землю дому более жилой и приличный вид. Даже полузасохший дуб выглядел живым и тянул вверх зелеными листьями остатки своих пальцев.

Внутри никого не было. Ибрагим заметил, что с топчана в углу исчезли цветастые лоскуты, и он стоял старый, ветхий и голый. На стене сбоку Ибрагим увидел подобие картины, которую в первый раз не заметил. Над выцветшим, едва видным нарисованным огнем висел такой же выцветший котелок. Картина шла от пола до низкого потолка.

- Никого, - сказал Ганс.

- Никого, - подтвердил Ибрагим.

- Смотри-ка, - Ганс из-под топчана вытащил огромный саквояж.

Они открыли его. В саквояже были детские вещи и обувь.

- Похоже, это наше, - сказал Ганс и вытащил из-под топчана заплечную сумку. Это была необычная заплечная сумка, во всяком случае ни Ганс, ни Ибрагим такой никогда не видели. Она была яркого синего с красным цвета и очень аккуратная, как будто сшитая на заказ. Лямки были широкие, из того же необычного материала, что и сама сумка.

Они вытряхнули содержимое на стол. Там были какие-то безделушки, мячик, поломанные часы без стрелок.

Мячик был не совсем обычный. Светло-зеленого цвета с вдавленными белыми полосками, на вид словно сделанный из бархата, но твердый, он отскакивал от пола так, как будто его дергали вверх за невидимую веревочку. Ибрагим и Ганс разглядывали его, стараясь понять, из какого материала он сделан.

- Похоже, мы ничего не узнаем, - сказал наконец Ибрагим, убирая вещи обратно в заплечный мешок, - Я сейчас прикажу отвезти все это ко мне домой, и давай возвращаться на корабль.

Они вышли, и Ганс уже вскочил на коня, но тут Ибрагим вернулся в хибару.

Он подошел к столу и, проклиная себя за глупость, положил под чашку, стоящую на столе, рубль. Потом он повернулся и быстро вышел обратно.

 

- О, мои вещи! – обрадовался Джоди, когда они поздно вечером вошли в дом Ибрагима.

Еще через час Джоди наслаждался ванной, которая стояла прямо в большой кухне, чистой одеждой и горячим ужином.

- Откуда у тебя эта сумка? – спросил Ибрагим.

А, рюкзак. Не знаю, мне капитан его дал. Сейчас я покажу тебе, что в нем.

Он был в синей рубашке, извлеченной из саквояжа и голубых штанах, все нездешнего, несколько причудливого покроя. Длинные темные волосы его были мокрые, и он весь сиял чистотой.

Он порылся в рюкзаке и достал часы.

- Вот, видишь, они без стрелок. Это Стонвилл мне подарил. Он говорит, что по ним хорошо угадывать время.

- А вот смотри, - Джоди порылся в сумке и достал компас, - Это не просто компас. У него есть хитрость. Он всегда показывает на запад. Это Джерри подарок.

- А вот окаменелость, - Джоди достал прозрачный мутный камень желтоватого цвета, - Если посмотреть на него, то там внутри увидишь волос. Может, это мамонта волос. А сам камень – может, это даже алмаз... Мне его Хаггинс подарил.

- А вот мячик, - Джоди достал небольшой мячик и стал подбрасывать его, - Это от капитана.

Все это Ибрагим уже видел в лачуге китайца. Он хотел еще раз рассмотреть необычный мячик, но тут его внимание привлекла тонкая книжка, которую достал из сумки мальчик. Ибрагим прочитал название: «The Little Prince».

Джоди увидел, что Ибрагим взял в руки книгу, и помрачнел. Вся веселая оживленность его вмиг пропала. Он отрывисто вздохнул и сел на кушетку, вцепившись руками в низко наклоненную голову.

- Что с тобой, Джоди? – спросил Ибрагим.

- Они меня обманули, - сказал мальчик, не поднимая головы.

- Кто, Джоди? – Ибрагим говорил осторожно, стараясь не спугнуть мальчика. Он уже понял, что Джоди имеет привычку замолкать, когда ему что-то не нравится.

- Капитан. И все остальные.

Джоди поднял голову и посмотрел на Ибрагима. Губы его слегка дрожали. С горечью он произнес:

- Я им верил! Я им доверял! Я считал их своими друзьями, а они... Там, при государе, я рассказывал о них, как будто ничего не произошло. Я поклялся себе, что не буду о них больше рассказывать, не буду вспоминать, и вот опять – это мне Джерри подарил, это мне Хаггинс подарил! Не надо мне их подарков.

Он вскочил, схватил мяч и с размаху выбросил его в открытое окно.

- Джоди, что они тебе сделали? – спросил Ибрагим.

Мальчик поднял на него свои темно-синие глаза.

- Они бросили меня... – глухо сказал он.

 

Вечером, когда Джоди лег спать, Ибрагим взял книгу, оставленную мальчиком на столе. Она была на английском языке. «Маленький принц», перевел он. Английским он владел неплохо и, усевшись поудобнее в кресле, приготовился читать. Он повертел в руках книгу, полистал ее. Некоторые страницы были аккуратно изрезаны ножницами, так, что оставалась только половина страницы, верхняя или нижняя.

И тут, на внутренней стороне обложки, он увидел надпись, сделанную синими чернилами аккуратным ровным почерком.

 

«Не каждому выпадает счастье встретить на своем пути Маленького принца. Мне повезло – я его встретил однажды. Но знаешь, встретить Маленького принца это не только большое счастье, это еще очень тяжело. Потому что Маленький принц идет своим путем, оставляя нам - тем, кто любил его - горечь и боль разлуки. Но проходит время, и ты понимаешь, что эту боль ты не променял бы на все сокровища мира, потому что с этой болью ты стал другим и таким, каким был, ты уже быть не захочешь

Я знаю, ты однажды встретишь Маленького принца. И я знаю, вы подружитесь. Вы с ним очень похожи. Ты передай ему, что я очень его любил. Любил его улыбку, иногда такую легкую и светлую, а иногда мудрую и печальную... любил его смех, звонкомий и веселый, как будто это журчание ручейка, который бьется о лесные камни... любил смотреть, как он сидит, обхватив колени руками, смотрит на огонь и видит далекие, одному ему ведомые миры. Ты передай ему все это. И скажи, что мы с ним обязательно встретимся, и все будет хорошо».

Твой капитан Эдвард Тейлор.

 

Не веря своим глазам, Ибрагим несколько раз перечитал надпись. Потом, пролистав книгу, он открыл последнюю страницу и увидел еще одну:

 

«Я не говорил тебе никогда, но однажды я сделал больно Маленькому принцу. Я знал, что мне придется сделать ему больно, еще до того, как мы встретились. Но я не знал другого. Я не знал, как больно будет мне. Я готов был отдать за него жизнь, не думая, так же просто как дышу, но он уходил, а я даже не смог обнять его на прощание. Ты передай ему все это. Я знаю, он поймет».

 

Глава 4. Наказание

 

Прошло уже почти два месяца, как Джоди жил у Ибрагима.

Необычайно жаркое лето сменила необычайно ранняя и холодная осень. Северный ветер дул сильнее, а на дорогах ночью стали появляться первые заморозки.

В сундуке китайца кстати нашлась теплая куртка и зимняя обувь. И обувь, и куртка были достаточно необычны, и Ибрагим долго изучал их, стараясь понять, какой портной мог сшить все это.

Куртка была немного большой для Джоди, но он заявил, что «так модно» и подтянул на ней рукава. Почему модно, где именно модно, для кого модно - Ибрагим попытался это узнать, но вразумительного ответа не получил.

Ибрагим уходил на службу рано утром, а возвращался по-разному – иногда днем, иногда поздно вечерем.

Когда он уходил, мальчик обычно спал. Целый день Джоди был предоставлен сам себе, и его обучение тянулось из рук вон плохо. Ибрагим серьезно переживал из-за этого. Иногда по вечерам он занимался с ним сам и поражался его умению делить и умножать в уме двузначные цифры, легко решать сложные математические формулы и задачи. Мальчик также быстро выучился читать и писать по-русски, при этом полностью проигнорировав название букв и упорно не желая употреблять букву «ять». В общем-то, если разобраться, все шло неплохо, но Ибрагим полагал, что при способностях Джоди он мог бы играючи в десять лет достичь того, что другие тяжким трудом добиваются к восемнадцати. Если бы только учился.

В последние несколько дней он попробовал приобщить его к морской науке. Сегодня он наказал ему выучить название рей на грот-мачте. И вот, возвращаясь домой, Ибрагим думал, что мальчик как всегда ничего не сделает и будет целый день бездельничать.

Он был прав. Джоди и не думал заниматься бром-реями, стеньгами или бизань-мачтами. У него было куда более интересное занятие.

 

Закрыв дверь и усевшись за стол Ибрагима, Джоди учился рисовать. У него не все получалось. Вернее сказать, у него ничего не получалось. Лица выходили то кривыми, то круглыми, а фигуры были больше похожи на огурцы. Но Джоди не сдавался и изо дня в день упорно портил бумагу. Он пробовал перерисовывать другие рисунки, и это у него получалось гораздо лучше, поэтому он не отчаивался. Свои занятия он держал в тайне.

В перерывах между припадками творчества он либо шел на улицу играть с мальчишками, либо читал.

Читать, правда, у него тоже не очень получалось. Многие книги Ибрагима были на французском или латинском языке, а те, что были на русском и английском, казались совсем неинтересны. Как-то Ибрагим принес ему книгу «Юности честное зерцало», но Джоди прочел с трудом только полстаницы. Когда он дошел до места «неприлично отрокам по столам руками и ногами колобродить, но смирно ести», он хмыкнул и отбросил книгу.

Иногда Джоди читал «Маленького принца». Там все было просто и понятно. И Джоди думал – может, ему стать не художником, а писателем? Он мог бы написать о том, как Маленький принц летал на воздушных шарах и прилетел на корабль. «Но тогда, - думал Джоди, - нужно будет говорить о капитане». Это мысль охлаждала его и ставила карьеру писателя под сомнение.

 

Обычно они ужинали вдвоем.

- Я сегодня был у китайца, - сказал Ибрагим как-то, - Там никого нет. Дом заброшен.

- Угу, - ответил Джоди.

- Что ты думаешь о нем? Ты все-таки знал его почти два месяца. Говорил ли он тебе что-нибудь?

- Китаец странный, - ответил Джоди и замолчал.

- Почему странный? – спросил Ибрагим.

- Ну понимаешь... он не всегда говорил как китаец. Он иногда говорил как мы с тобой.

 

… Джоди снился один и тот же сон. Китаец молча будил его среди ночи, трогая за плечо, и они выходили во двор. Ежась от ночной свежести Джоди шел за китайцем и каждый раз не знал, что сейчас будет. Заставит ли китаец лазить его по дереву, или будет драться с ним на палках. Или прикажет разбивать ладонью доску. Или придумает что-то еще.

Во сне тело Джоди было упругим и послушным. Он прыгал с ветки на ветку и не боялся упасть. Он фехтовался так, что китаец еле уворачивался от него. Он проламывал доску ладонью, почти не чувствуя боли. Он метал ножи, попадая точно в начерченный мелом центр.

А утром китаец сидел за молитвой и на все вопросы говорил: «Китаец не знает», и Джоди в конце концов перестал его о чем-то спрашивать...

 

- Но... – сказал Ибрагим, - это были сны?

- Да, - ответил Джоди, - То есть, не совсем...

Ибрагиму хотелось узнать про китайца что-нибудь более предметное, чем детские сновидения, но Джоди больше ничего не мог или не хотел говорить.

Несколько раз Ибрагим пытался расспросить его о капитане, или вообще о корабле, но мальчик ничего не отвечал и каждый раз так стремительно мрачнел, что Ибрагим оставил эти попытки.

Ибрагим был бы не прочь переговорить с Гансом, но тот срочно уехал в Москву по государеву делу.

 

В комнату вошел Семен, неся сладкое. Это были какие-то пирожные, даже на вид казавшиеся сырыми.

Семен был здоровый молчаливый мужик, все время смотрящий исподлобья. Его густые усы переходили в недлинную квадратную бороду, а сюртук сидел плотно, и казалось, что он вот-вот разорвется под мощью его могучей спины.

Ибрагим в последнее время слегка устал от его угрюмости, но свои обязанности денщика Семен исполнял исправно, и Ибрагим его пока не менял.

Джоди же ничего не имел против Семена. Денщик был всегда молчалив и предпочитал сидеть в своей каморке, и он абсолютно не мешал мальчику.

Аппартаменты Ибрагима состояли из четрех комнат. У входа располагалась огромная прихожая, своими размерами больше напоминающая небольшу залу. Дальше шла столовая, одновременно кабинет – очень большая светлая комната с камином и колоннами. Вглубь от нее уходила спальня Ибрагима. С другой стороны холла была лестница на второй этаж в просторную комнату, где сейчас жил Джоди. А сбоку лестницы пряталась комната Семена, соединенная с большой кухней.

 

Семен поставил пирожные и удалился. Джоди, как всегда, не проявил никакого интереса к сладкому. До ужина он тоже почти не дотронулся. Ибрагим в последнее время стал понимать, что имел ввиду Джоди, когда обмолвился на корабле, что что капитан требовал от него доедать все до конца. Тогда он удивился, а сейчас и сам уже подумывал ввести подобную практику.

- Ну, - спросил он, - ты выучил название рей на грот-мачте?

- Неа, - честно признался Джоди.

Ибрагим даже не расстроился. Он ожидал такого ответа.

- Вот что, Джоди, - сказал он, - Ты уже большой, и пора тебе думать о науках. Негоже целыми днями ничего не делать и бить баклуши. Завтра, если ты не выучишь название всех рей, я тебя примерно накажу.

- Хорошо, - ответил мальчик. Ему неудобно стало перед Ибрагимом, который уже третий день просил его выучить название рей на этой дурацкой мачте, и он пообещал себе, что завтра с этим обязательно разберется. К тому же слушать, как будет ругаться Ибрагим, ему совершенно не хотелось.

 

Наутро, уходя из дома, Ибрагим приказал Семену срезать и замочить розги.

Этот день выдался для него напряженный. В чертежах обнаружилась ошибка. Высота надводного борта была рассчитана неправильно. Это грозило большими осложнениями, и боеспособность корабля роезко падала. Слава богу, фрегат находился в состоянии, когда все можно было исправить без особого труда.

Измотавшись с рабочими, чертежами и спорами, Ибрагим поздно вечером возвращался домой.

Было холодно, почти морозно. Сидя на своем гнедом коне, Ибрагим кутался в плащ, спасаясь от пронизывающего ветра. Тут он вспомнил о предстоящем наказании. То, что Джоди ничего не выучил и целый день пробездельничал, он не сомневался. Ему вдруг стало жалко мальчика. «Может, отложить, - подумал он, - Дать ему еще один шанс...»

Но с другой стороны, Ибрагим понимал, что только разумной строгостью он может заставить мальчика развить его блестящие способности, и жалость в данном случае неуместна и даже непозволительна. Наказать мальчика было обязанностью неприятной, но необходимой.

 

Джоди встретил его радостно. Он помог снять ему плащ и потащил в залу.

- Пойдем, - сказал он, - пойдем, я тебе что-то покажу...

Сегодня Джоди впервые в жизни написал стихотворение. Может, он и раньшее писал стихи, но за семь последних месяцев, что он помнил себя, это было впервые. Джоди нужен был ценитель, поэтому он ждал Ибрагима с особым нетерпением. Про свое обещание выучить названия рей на грот-мачте он забыл еще утром, а вспомнив, решил, что Ибрагим не будет очень сердиться, особенно, когда прочитает его стих.

Ибрагим снял плащ и прошел к столу. Книга с чертежами фрегата лежала на том же самом месте, где он ее оставил

- Ну, - спросил он, беря книгу, - ответь мне, что такое грот-брум-рей?

Джоди наморщил лоб и вопросительно посмотрел на Ибрагима.

- Грот-марса-рей? – спросил Ибрагим.

Мальчик молчал. Он с нетерпением ждал, когда кончится этот скучный допрос.

- Ну назови хоть один рей на грот-мачте...

- Нок-рея, - радостно выпалил Джоди. (нок-рея – окончание реи корабля)

 

- Ну что ж, Джоди, - со вздохом сказал Ибрагим, - я тебя предупреждал.

Он отложил книгу в сторону и крикнул:

- Семен!

Семен вошел в залу с длинной розгой, и Ибрагим впервый раз увидел, что лицо его было довольным.

- Иди же, - сказал Ибрагим и подтолкнул Джоди к кушетке.

Все еще не понимая, Джоди неуверенно подошел к Семену и оглянулся назад. Ибрагим стоял, глядя на мальчика, и молчал.

- Сымай штаны, - приказал Семен, стряхивая с розги капли воды и пробуя ее на воздух. Раздался протяжный свист.

Джоди растерялся.

- Ты что... – сказал он и вновь посмотрел на Ибрагима. Ибрагим еще раз вздохнул и отвернулся. Страх оцепенил мальчика.

Тем временем Семен молча и со знанием делела сдернул с него штаны и кинул его на кушетку. Он начал хлестать мальчика, прижав его спину своей здоровенной ладонью.

- Ты что, ты что! Что ты делаешь?!! - орал Джоди, брыкаясь, как юный мул, - Пусти, мне больно, больно!!!

- Ну довольно, - не выдержал Ибрагим после того, как розга седьмой раз свистнула в воздухе.

Семен не понял и заморгал ресницами.

- Я ж только начал, - растерянно сказал он, - Я и хлестнул-то пару раз, а так все по одежде...

- Довольно, - властно повторил Ибрагим. Он уже начал жалеть, что придумал всю эту затею.

Семен был явно разочарован.

- Довольно, довольно, - пробурчал он, - Это как же ж называется... погладил, а не выдрал... еще конфетку ему дать...

Продолжая ворчать себе под нос, он ушел из гостиной с лицом, гораздо более мрачным, чем обычно.

 

Джоди вскочил с кушетки и лихорадочно натянул штаны. Обычно бледное лицо его было красным. Он дрожал мелкой дрожью и смотрел на Ибрагима, тяжело дыша.

- Это наука тебе будет, Джоди, - сказал Ибрагим назидательно, - Впредь будешь внимательнее относится к моим просьбам, особенно когда дело касается учения...

Джоди не сводил с него своих темно-синих глаз и продолжал дрожать.

- Ну ладно, будет тебе, - не выдержал Ибрагим и примирительно сделал шаг навстречу мальчику. Самое тяжелое, как он полагал, было позади.

При его приближении Джоди отпрянул и взглянул на него как на гремучую змею.

Ибрагим растерялся.

- Джоди, ну что ты, - сказал он негромко. Он попытался подойти, но Джоди опять резко отпрянул на несколько шагов назад и вжался в стену. Он продолжал смотреть на Ибрагима широко открытыми глазами. Во взгляде его был ужас, и все его маленькое тело ходило ходуном.

- Джоди, - еще раз сказал Ибрагим и, подойдя, хотел взять мальчика за плечо, но Джоди вырвался, еще больше вжался в стену и молчал. Потом, медленно скользя спиной по стене и по-прежнему не сводя с Ибрагима полных ужаса глаз, он нащупал выход и рванулся в него. Запутавшись в занавеске и ударившись лбом о дверной косяк, он застонал, выскочил из комнаты, и Ибрагим услышал быстрый топот его ног по лестнице.

 

Ибрагим был расстроен. Все как-то было неправильно. Он вспомнил дикий взгляд мальчика, и ему стало немного не по себе.

В задумчивости подойдя к письменному столу, он увидел листок бумаги. Крупным детским подчерком, без «ять» было написано:

 

Взрезая пену высокой кормой

Корабль плывет над соленой волной.

Небо чертят белые птицы.

Я смотрю на них сквозь ресницы.

 

«Может, зря я насилую его морской наукой, - подумал Ибрагим, - мальчик явно не имеет к ней склонности...»

Тут взгляд его упал на книгу. Видимо, Джоди опять ее читал...

 

… Не каждому выпадает счастье встретить на своем пути Маленького принца. Мне повезло. Я его встретил однажды...

 

Ибрагим в задумчивости полистал книгу. «Зачем я это сделал?» - подумал он.

 

Он уже готов был идти к Джоди в комнату мириться, но подумал, что это будет чересчур.

- Семен, накрывай ужин, - крикнул Ибрагим.

Через полчаса Семен появился в дверях, неся на подносе дымящееся блюдо. Он поставил на стол только одну тарелку.

- А тарелка для Джоди? – спросил Ибрагим устало.

Мрачный денщик молча принес еще одну тарелку. Во всех его движениях чувствовалось неодобрение.

Не обращая на его недовольство внимания, Ибрагим велел позвать Джоди.

Когда Семен ушел, Ирагим пожалел, что не пошел к мальчику сам.

Семен вернулся и, не глядя на Ибрагима, доложил:

- Их сиятельства ужинать отказываются...

Ибрагим сидел один за столом и думал, что же делать дальше. Несмотря на недавний голод, аппетит у него совсем пропал. «Ну велика беда, выдрал мальчишку, - убеждал он себя, - глупо переживать из-за этого. Кому скажешь - засмеют».

И тут он вспомнил, как месяц назад они шли с Джоди вдоль Невы.

 

...Они шли по гальке вдоль реки. Мальчик шел рядом, держа руки в карманах. Рубашка у него вздувалась, а волосы были откинуты ветром назад. Вдруг он отстал и что-то начал искать в гальке, сидя на корточках. Он догнал Ибрагима и сказал:

- Смотри, Куриный Бог! Я нашел его!

- Какой бог? – не понял Ибрагим.

- Куриный. Видишь, этот камень с дырочкой. Он приносит счастье. На, возьми, - сказал мальчик и протянул Ибрагиму камень...

 

Ибрагим отбросил салфетку. Он встал, вышел в холл и поднялся по лестнице в комнату мальчика.

Он открыл дверь. Джоди лежал на своей кровати тихо, отвернувшись лицом к стене, и Ибрагим даже подумал, что он спит.

Если ты еще раз зайдешь в мою комнату, я запущу в тебя подсвечником, - вдруг произнес Джоди ровным, мерным голосом и все так же не шевелясь,.

Хмм, - невольно вырвалось у Ибрагима полуудивленно, полуодобрительно.

Он прошел в комнату.

Это я, Джоди, - сказал он.

Услышав его низкий, властный голос мальчик вздрогнул, но опять не пошевелился.

Ибрагим неторопливо подошел к стулу, стоящему возле небольшого письменного стола, взял его и поставил около кровати. Он сел, запрокинув ногу на ногу. Он был в расстегнутом камзоле поверх белой рубахи, ботфортах выше колен и в узких, облегающих его стройную фигуру штанах.

- Я понимаю, ты обижен, - сказал Ибрагим, стараясь говорить как можно более мягко, - Но нельзя так относиться к наукам. Ты уже большой и должен понимать, что...

Джоди резко сел на кровати. Один локон непокорно упал на его бледный лоб. На щеках были видны следы слез.

- Я никогда в жизни не сделал бы тебе больно, - медленно сказал он, глядя невидящими глазами чуть в сторону, мимо лица Ибрагима, - Я бы лучше умер, чем сделал бы тебе больно. И не потому, что я хочу умереть, а потому, что мне так легче. А ты... ты знал, что мне будет больно и... и... (Джоди так и не смог выговорить слова «стыдно»), и приказал этому... этому... а сам стоял и смотрел! Наверное, тебе нравилось!

Сказав это, Джоди так же резко лег и снова уткнулся лицом в стенку.

- Джоди, не говори глупостей, - сказал Ибрагим, немного ошарашенный.

- Глупостей... – мальчик аж задохнулся и опять сел на кровати, - Почему вы, взрослые, когда вас поймаешь на чем-то, начинаете говорить: «Не говори глупостей»?! Больше вы ничего не умеете сказать!

Он помолчал, прерывисто вздохнул и сказал:

- Я не хочу больше с тобой разговаривать. Уходи.

 

Раздраженный, Ибрагим вернулся в залу и сел ужинать. Мясо с грибами было пережаренным, но Ибрагим не обращал на это внимания. Его задели слова Джоди, и он не мог не признать, что в них была доля правды.

Он отодвинул недоеденную тарелку, встал и несколько раз нервно прошелся по комнате. Взгляд его опять натолкнулся на книгу. «Зря я это сделал,» - вновь подумал Ибрагим.

Еще через час он хотел вновь подняться к мальчику, но в последний момент передумал.

«Ну ладно, - подумал он, стоя в холле, - Утро вечера мудренее. Авось завтра все уладится».

Он увидел на вешалке совершенно мокрую куртку Джоди, которую забыл высушить Семен. Ибрагим взял куртку и отнес ее к камину.

 

Пробило двенадцать, а Ибрагим все еще сидел в своем кресле с трубкой в руке и листал «Маленького принца». Вдруг во входную дверь раздался стук. Было непонятно, кого могло принести в такое время.

Семен уже спал, и Ибрагим сам открыл дверь. Перед ним в ночи стоял Ганс Иоаннович Штрухенбах.

Ибрагим обнял Ганса.

- Ну здравствуй, друг мой, - сказал он, пропуская Ганса в дом, - Проходи, проходи, гостем будешь.

- Надеюсь, я тебя не разбудил, - сказал Ганс тихо, чтобы не перебудить дом, - Я мимо ехал и свет в окне увидел.

- Я рад тебе, - сказал Ибрагим, заводя гостя в гостиную.

Он достал бутылку вина, два бокала и печенье.

Сняв плащ и греясь в тепле камина, Ганс рассказывал о Москве, об ассамблеях в южной столице, о юных княжнах Чарторыйских, с которыми Ганс имел удовольствие познакомиться.

Ибрагим слушал его вполуха. Мальчик не шел у него из головы. В ушах звенел его упрек – «мне легче умереть, чем сделать тебе больно, а ты… ты…».

 

- Да ты не слушаешь меня! – воскликнул, наконец, Ганс, - Ты чем-то расстроен?

Ибрагим вздохнул, отставляя свой бокал.

- Да, Ганс, расстроен, - сказал он, - Мальчишка мой меня расстроил…

- Велика беда, - не понял Ганс, - Выдери его коль шалит, да и дело с концом…

- Да я так и сделал, - с горячностью сказал Ибрагим, - А теперь вот жалею…

- Жалеешь? – не понял Ганс, - Выдрал его и из-за этого расстроен?

- Ты не понимаешь, Ганс, - вырвалось у Ибрагима, - Его нельзя наказывать. Он... он не такой, как все.

- Что ты имеешь ввиду, - спросил Ганс, отпивая вино и внимательно глядя на Ибрагима.

- Он... другой, - повторил Ибрагим, - Иногда мне кажется, что он с Луны свалился... или с астероида...

- Да ты толком говори, - попросил Ганс, - Что такое астероид?

- Планета такая сказочная. Да тут толком и не расскажешь, - ответил Ибрагим, - Чтобы толком говорить, знать его надо...

Он помолчал и продолжил:

- Понимаешь, он мудрый, по-настоящему мудрый. Иногда такие вещи говорит, будто пронзает тебя. И в то же время он наивен как младенец. Обмануть его можно, что тебе семечку расщелкать. Даже страшно от этого. Иногда же посмотрит так, будто всего тебя насквозь видит... А иногда ляпнет что-нибудь, и не понимаешь, смеяться или плакать. Он будто не из этого мира, Ганс.

Ибрагим встал и в волнении стал ходить по комнате. В его памяти вновь вспыхнуло воспоминание о мальчике, который с диким ужасом смотрел на него, вжавшись в стену. Ему на мгновение показалось, что он здесь, прямо сейчас стоит и смотрит на него. От этого видения у Ибрагима перехватило горло.

- Знаешь, - сказал он, останавливаясь, – Мне сейчас кажется, что в руках у меня была ваза, красивее и прекраснее которой нет на свете. А я взял ее и с размаху об пол...

- Что, сильно выдрал? – сочувственно спросил Ганс.

- Да нет, - махнул рукой Ибрагим, - Другой бы даже не заметил...

Ганс молча пил вино.

- А выяснил ты, почему бросили его здесь? - спросил он после некоторого молчания.

- Да в том-то и дело, Ганс, что его не бросили... – ответил Ибрагим.

- Как так? – удивился Ганс.

- Да вот так - ответил Ибрагим.

Он подошел к столу и взял книгу.

- Знаешь, что это за книга? – спросил он, подавая ее Гансу.

- The Little Prince, - прочитал Ганс, и брови его приподнялись, - Что, про королевскую особу?

- Да нет, - ответил Ибрагим, - Это просто о мальчике. Мудром и наивном. Как Джоди.

Он сделал неопределенный жест рукой и замолк.

Ганс тем временем вертел книгу в руках и, наконец, открыв ее, увидел первую надпись, сделанную капитаном:

 

… Не каждому выпадает счастье встретить на своем пути Маленького принца. Мне повезло, я его встретил однажды...

 

Ганс читал, и лицо его вытягивались, а брови ползли вверх и, когда он дочитал надпись до конца, они задрались так высоко, что высокий лоб Ганса стал казаться не очень большим.

- Ты хочешь сказать, что капитан написал это твоему мальчишке? – спросил он.

- Выходит так, - ответил Ибрагим.

- Человек, командующий сотней людей, наверняка дравшийся не раз в боях, возможно на дуэлях, написал это маленькому мальчику?

- Мало того, Ганс - мне кажется, я его понимаю... Но это еще не все, - и он показал Гансу вторую надпись.

 

… Я не говорил тебе никогда, но однажды я сделал больно Маленькому принцу. Я знал, что мне придется сделать ему больно еще до того, как мы встретились. Но я не знал другого. Я не знал, как больно будет мне...

 

- Я готов был отдать за него жизнь, не думая, так же просто, как дышу, но он уходил, а я даже не смог обнять его на прощание... – прочитал Ганс.

Он положил книгу на стол, сцепил пальцы рук на груди и немного наклонил голову.

- Мда... – сказал он задумчиво.

Они помолчали. Ибрагим вновь сел за стол.

- А почему мальчик об этом не сказал? – спросил Ганс недоверчиво, - Почему он не говорил, что дружил с капитаном.

- Он не понимает, Ганс, - сказал Ибрагим, и низкий голос его стал чуть хриплым, - Он не понимает, что это о нем говорит капитан. Он слышать о них ничего не хочет, до того он обижен. Он уверен, что они его бросили. В этом он весь...

- Так ты хочешь сказать, что «Маленький принц» - это книга о Джоди? - после некоторого молчания спросил Ганс.

Ибрагим махнул рукой:

- Нет, это о другом мальчике. А может, о Джоди. Я уже сам запутался. Китец мог бы что-нибудь сказать, но он исчез, как сквозь землю провалился.

- Китаец... – сказал Ганс задумчиво, - дознал я кое-что про этого китайца...

 

… Китец купил лачугу семь месяцев назад, в мае сего года. До этого там ютилась семья плотника-пропойцы Ивашова, бывшего не раз битым за пьянство и прогулы. Но самое интересное, что Ивашевы никуда далеко не ушли – они переселились огромный дом купца Столетова. Дом этот тоже купил китаец. За какие деньги Столетов продал китайцу свой дом неизвестно. Известно только, что семья освободила дом в течение дня и съехала на пяти телегах в неизвестном направлении. Мальчишка Столетова хвастал, что они теперь «на всю жизнь богатые»...

 

- Ты хочешь сказать, что китаец купил большой богатый дом за огромные деньги и поменял ее на лачугу? – изумленно спросил Ибрагим.

- По документам и дознаниям выходит так, - ответил Ганс.

 

Шел уже третий час ночи, когда они распрощались. Ибрагим вышел проводить Ганса в холл. Когда дверь за Гансом закрылась, Ибрагим постоял некоторое время в задумчивости. Он хотел подняться в комнату мальчика, но передумал, боясь разбудить его.

Он вернулся в залу. Что-то ему не нравилось, но что именно он понять не мог. Тут его взгляд упал на тулуп, сохнувший у камина, и Ибрагима пронзила мысль. Он поспешно вышел назад в холл. Так и есть – башмаков Джоди у двери не было.

Он поднялся на этаж мальчика почти бегом и распахнул дверь. Комната была пуста.

- Семен, коня! – громовым голосом рявкнул Ибрагим на весь дом.

Накинув плащ, он вышел на улицу и в волнении стал ходить, ожидая, когда денщик оседлает коня. Было темно. На пустынной улице, на углу соседнего дома, слабо освещенная светом из окна, стояла какая-то телега с мужиком на передке, запряженная в пегую лошадку.

Было по-зимнему холодно. Морозный ветер дул с моря, по мостовой пробегала поземка.

Вдруг Ибрагим обнаружил, что мужик, сидящий до сих пор на облучке, слез с телеги и направляется к нему. Мужик был невысокий, в тулупе и шапке. В темноте лица его было не разглядеть.

- Не мальчика ли искать изволишь? – спросил мужик, снимая шапку.

- Да, да, - сказал Ибрагим, хватаясь за неожиданную удачу, - Невысокий такой, в голубых штанах и синем свитере. Не знаешь, где его искать?

- Как не знать, - ответил мужик, помявшись, - Знамо дело, знаю...

- Так говори же, - потребовал Ибрагим.

- Э-э-э-э... так ведь... - начал мужик, но Ибрагим сообразил и быстро дал мужику монету, не глядя на ее достоинство.

Мужик рассмотрел монету, подняв ее перед глазами, и казался довольным. Спрятав монету за пазуху, он сказал:

- Ехай до базарной площади, там дорога посеред идет, в милю-полторы. Дальше свороток, если вдоль дороги стоять вот в энту сторону будет. Туда он и пошел...

- Налево? – спросил Ибрагим.

- Налево, налево, - охотно согласился мужик, - Если на дорогу смотреть, то прямехонько туда.

Семен все медлил с конем. Мужик тем временем продолжал:.

- А я гляжу – мальчока раздетый. Ну, думаю, не простой мальчонка. Я его к себе на телегу и подобрал. И рогожи дал, а то совсем закоченел... Я к свату ездил, а тут гляжу – мальчонка. Я и вернулся. Дай, думаю, погляжу, вдруг искать кто его будет.

Ибрагим, выслушал монолог мужика и мысленно поблагодарил Господа за столь своевременное вмешательство.

Конь, наконец, был приведен. Ибрагим вскочил в седло и дал шпоры.

Когда он доскакал до развилки, конь его был весь в мыле. Дорога налево вела в порт.

 

Джоди тихонько выскользнул за дверь. Тулупа своего он не нашел, поэтому он оставался в одной рубашке и синем свитере поверх. Холодный ветер пронизывал до костей. Он быстро шел по спящему городу. Он хотел добраться до порта, сесть на какое-нибудь судно и уплыть.

Лошадь фыркнула у него над ухом, и с ним поравнялась телега.

- Куда путь держишь? – спросил мужик, сидевший на передке.

Джоди не ответил и продолжал молча идти.

- На, возьми рогожу-то, совсем застынешь, - сказал мужик, бросая ему кусок грубой ткани. Он продолжал неторопливо ехать рядом с Джоди.

- А я вот, вишь, к свату намылился, - сказал доверительно мужик, - у свата дочка сына родила, гулять будем...

Джоди молчал.

- Садился бы ко мне в телегу, - предложил мужик, - Вдвоем все веселее.

Джоди залез в телегу. Они поехали быстрее.

Когда телега достигла развилки дороги, идущей в порт, Джоди слез.

- Мне туда, - сказал он.

- Ну, прощай, сказал мужик и повернул направо.

 

Джоди долго шел по дороге и, совсем закоченев, увидел стог сена вдали. Он решил отогреться в сене и, может быть, дождаться утра.

Сено оказалось твердым и слежалым, и было не так просто вырыть в нем укрытие. Окоченевшие руки Джоди плохо слушали его. Вокруг было темно и тихо.

И вдруг ему стадо страшно. Повинуясь инстинкту, он обернулся. В ночи сверкнули два зеленых огонька. Потом еще два. Все было по-прежнему тихо.

Джоди стал лихорадочно рыть нору в стоге. Потом он попробовал залезть на стог, но соскользнул – сено после дождей заледенело и покрылось ледяной коркой.

Сзади послышалось тихое рычание. Джоди вжался в стог сена и в полутьме увидел метрах в десяти от себя темные очертания большого волка, и сбоку еще двух. Волк, чуть помахивая хвостом, медленно приближался, нагнувшись на передних лапах. Джоди уже видел оскал его зубов и вздыбленную шерсть на затылке.

Волк остановился, еще больше вздыбил шерсть и приготовился к прыжку. «Сейчас он будет рвать меня на куски, живого», - подумал Джоди и закрыл глаза. Прошла минута, может две.

Вдруг Джоди услышал долгий прерывистый визг. Он открыл глаза и увидел пятна крови на снегу возле лежавшего навзничь волка. Между ним и волком, в темном плаще, стоял человек со шпагой. С левого боку, ощетинившись и скаля зубы, отступали два оставшихся зверя. Держа в их направлении шпагу, человек повернулся к Джоди. Это был Ибрагим.

Все так же держа шпагу на вытянутой руке, он наклонился к мальчику и взял его за плечо.

С тобой все в порядке? - спросил он.

Не дожидаясь ответа, Ибрагим торопливо снял плащ и укутал в него мальчика. Он взял его на руки и, неся Джоди, как кулек с базара, быстро пошел к дороге.

 

Отдав мальчику свой плащ, Ибрагим оставался в одном камзоле. Дойдя до дороги, он поставил Джоди на землю и ушел, и минут через пять вернулся со своим конем. Посадив закутанного мальчика перед собой, он вскочил в седло, и они помчались галопом. Оба молчали.

Подъехав к дому, Ибрагим соскочил с коня и снял Джоди с седла.

- Иди в дом, - сказал он, слегка толкнув его в спину.

Джоди вошел, и через несколько минут появился Ибрагим.

- Семен, расседлай коня, - крикнул он.

Джоди неуверенно стоял в холле, все так же кутаясь в плащ. Ибрагим снял с него плащ и завел в гостиную. Он достал графин водки и налил стопку.

- Пей, - приказал он.

Видя, что Ибрагим злой и не смея ослушаться, Джоди одним огромным глотком выпил водку. Внутренности его обожгло, он открыл рот и стал часто дышать.

- Еще, - сказал Ибрагим, наливая новую стопку.

Джоди послушно выпил. Ибрагим дал ему воды, пододвинул к огню камина и стал отогревать ему руки.

- Я в порядке, - сказал Джоди, - Я согрелся в плаще...

Ибрагим подошел к столу, налил водку, на этот раз себе, и выпил. После этого он сел в кресло, рядом с Джоди и протянул замерзшие руки к огню.

- Ну? – спросил он, наконец, - Куда ж это ты собрался?

Джоди молчал.

- Ну отвечай, отвечай. Я жду.

Мальчик поднял на Ибрагима свои темно-синие глаза и твердо сказал:

- В порт. Я хотел сесть на корабль и уплыть отсюда. Навсегда.

 

«Господи! – подумал Ибрагим, - Он бы сделал это! И я бы никогда его не нашел!»

Второй раз за последний час он осознал, что мог потерять мальчика. Весь гнев его мгновенно улетучился, и он с горечью спросил:

- Неужели из-за глупой ссоры ты готов был бросить меня, бросить все и бежать на край света?

Джоди молчал. Он опустил голову, и свет от камина причудливо плясал на его лице. И вдруг он поднял глаза и сказал:

- Я никогда не говорил тебе, как они меня бросили?

Мальчик стал дышать неровно и более часто, губы его, как всегда в такие минуты, упрямо сжались. Он опять отвернулся к огню и продолжил, глядя на пламя:

- Я ничего им не сделал. Мы были друзьями. И вдруг... вдруг они перестали обращать на меня внимание. Словно я не существовал. Словно я провинился в чем-то. Я в эту ночь ночевал с матросами! А капитан даже не поинтересовался, где я, хотя он никогда, никогда не разрешал мне даже заходить в кубрик без его разрешения. А потом приплыл китаец, и капитан отдал меня ему. Он даже не посмотрел на меня, когда я уходил. Я ждал, я надеялся, а он смотрел в окно... Мы плыли в лодке с китайцем, и я все надеялся, что это шутка. Но я обернулся, а «Габриэлла» уже поднимала паруса.

Мальчик судорожно вздохнул и твердо закончил:

- И тогда я решил, что я всегда буду уходить первый. И когда ты... когда ты... я решил, что не буду ждать...

Ибрагим опешил.

- Но капитан... он же говорил тебе о Маленьком принце? Он же..

Лицо Джоди передернулось, и он почти закричал, прерывая Ибрагима:

Капитан сделал больно Маленькому принцу! Зачем же он сделал больно мне?!

Джоди осекся, выдохнул прерывисто и с горечью добавил:

Наверное, это только в первый раз трудно делать больно. А потом ничего... привыкаешь... – и он отвернулся, вытирая рукавом слезы.

 

Огонь в камне потрескивал и разгорался сильнее. Ибраним понял, что настало время все объяснить мальчику. Он клял себя, что не сделал этого раньше.

- Джоди, - сказал он и помедлил, - Дело в том, что они не бросили тебя...

Мне не нужно утешений, - резко ответил Джоди, все еще глотая слезы и глядя на огонь. На шее у него дернулась и замерла жилка.

Ибрагим старался подобрать слова.

- Да я тебя не утешаю, - сказал он, - Ну вот смотри. Говорил тебе капитан о Маленьком принце?

- Да, - неохотно ответил Джоди, - Он знал его. Он прилетел к нему на корабль на воздушных шарах. Капитан даже не понял сразу, что это Маленький принц. Мало ли что там... летает...

- Ну как ты думаешь, действительно мог быть такой мальчик, который летает над океаном на воздушных шарах?

- Конечно, - Джоди изумленно посмотрел на Ибрагима, - Капитан никогда не обманывал.

- Да в том-то и дело, что капитан тебя не обманывал, Джоди. Он действительно знал Маленького принца...

Джоди смотрел на него, наморщив лоб, как всегда в период тяжелых мыслительных процессов.

- Что ты имеешь ввиду? – спросил он наконец.

 

И тут Ибрагим понял, что его наводящие вопросы ничего не дадут, и надо идти напролом.

- Капитан знал Маленького принца, Джоди, - сказал он своим властным, низким голосом, - Ты был для него Маленьким принцем.

Джоди отшатнулся и ошалело посмотрел на Ибрагима.

- Я?!

- Да, ты, - ответил Ибрагим. Он встал, наклонился к мальчику, крепко взял его за плечи и посмотрел ему в лицо, - Все, что писал капитан о Маленьком принце, он писал о тебе. И для тебя. В надежде, что ты когда-нибудь это поймешь...

Джоди смотрел на него в изумлении и испуге. Потом он вскочил, подбежал к столу, схватил книгу и вновь уселся с ней у огня. Он раскрыл книгу и стал читать. Губы у него шевелились.

Ибрагим вернулся в свое кресло. Положив ногу на ногу он молча наблюдал за мальчиком.

Вдруг Джоди отбросил книгу и сказал:

- Ты все обманываешь меня. Ты просто меня утешаешь…

- Да не утешаю я тебя! – почти взвыл Ибрагим, - Это любой поймет, кто прочитает эту надпись!

Мальчик сглотнул и глухо сквозь слезы сказал:

- Я же говорил тебе, что капитан даже не смотрел на меня. Я уходил – навсегда – а он смотрел в окно.

- Понимаешь, Джоди, - сказал Ибрагим как можно мягче и убедительней, - Если бы мне пришлось отдать тебя, может быть для спасения твоей жизни, я бы тоже не стал смотреть на тебя. Я бы тоже смотрел в окно…

Джоди поколебался, потом вновь взял книгу и открыл ее на последней странице.

- Но, - сказал он, - тогда получается...

Он замолчал и долго сидел неподвижно.

Наступало утро. Серый свет стал сочиться в окно, а огонь в камине был уже не такой яркий.

- А откуда ты об этом знаешь? – вдруг спросил Джоди подозрительно, - Ты что, разговаривал с капитаном?

- Да нет, конечно, - ответил Ибрагим, - Я просто прочитал то, что он тебе написал.

- А как ты догадался? Ты точно это знаешь?

- Джоди, любой догадается... Это называется аллегория.

- И что, все эту твою аллегорию знают? – продолжал допрашивать Джоди.

- Тот, кто прочитает, тот узнает, - честно признался Ибрагим.

Джоди задумался.

- Тогда я спрячу эту книгу, - сказал он, - И никому не буду показывать.

- Почему? – удивился Ибрагим.

- Я не хочу, чтобы эту аллегорию кто-то знал, - ответил Джоди. Водка и усталость начали действовать, голова его слегка кружилась, а по телу расползалась слабость. Он на секунду уронил голову, и еще через пять секунд Ибрагим подхватил его на руки.

- Можно, я здесь спать буду? – спросил засыпающий Джоди и провалился в сон.

 

Он проспал до шести вечера. Когда он открыл глаза, то почувствовал, что он в комнате не один. Задрав голову, он увидел Ганса, который сидел в кресле и читал «Маленького принца».

- Помнишь ли ты меня, Джоди? – спросил Ганс, улыбаясь ему.

- Конечно, - искренне ответил Джоди, - Ты был на корабле. Ты помешал государю вернуть мне память.

- Надеюсь, ты за это не в обиде? – спросил Ганс.

- Нет, - ответил Джоди и вздохнул. Он потряс головой, пытаясь проснуться окончательно, и встал с кушетки.

- Джоди, достань, пожалуйста, в буфете вино и печенье. Я что-то совсем проголодался, – попросил Ганс.

Джоди с готовностью исполнил просьбу.

- Ну что, помирились вы с Ибрагимом?

Джоди упрямо сжал губы и посмотрел в сторону. Он не понял, откуда Ганс знает о ссоре, и, самое главное, что именно он знает. Ганс понял свою промашку и поспешил сказать:

- Я видел вчера Ибрагима, и он сказал мне, что вы поссорились...

- А он не говорил, из-за чего?

Нет, - стараясь казаться честным ответил Ганс, - Он только сказал, что ты обиделся на него.

Джоди поверил, и у него отлегло от сердца.

- Мы помирились, - сказал он.

Ганс налил себе вина и взял печенье.

- Очень интересная книга у тебя, Джоди, - сказал он, - The Little Prince.

- Она на английском, - немного натянуто сказал Джоди. Он уже понял, что Ганс видел аллегорию капитана и не мог решить, нравится ли ему это, или нет. Вообще Ганс ему нравился. Он даже немного напоминал ему капитана — такой же высокий лоб, тонкий, слегка орлиный нос, прямые брови...

- Так английский мне почти родной, - сказал Ганс, - Я в детстве шесть лет провел в Англии... Дашь ли ты мне книгу на пару дней почитать?

Джоди поколебался, потом сказал решительно:

- Хорошо. Бери.

 

Вошел Ибрагим.

Здравствуй, Ганс. Будешь ли с нами ужинать? - спросил он.

Ганс охотно согласился.

А что, Джоди, - сказал Ганс, когда они сели за стол, - Хочешь, я тебе подарок какой-нибудь подарю?

Джоди любил подарки. Он вспомнил о часах без стрелок, которые подарил ему Стонвилл, о загадочном компасе Джерри и мячике капитана. Сейчас он жалел, что выкинул его.

Давай, я дам тебе пятьдесят копеек, а ты купишь что-нибудь, что тебе нравится, - предложил Ганс.

Джоди разочарованно посмотрел на него.

Ну, это не подарок, - сказал он.

Скажи тогда, чего ты хочешь, - настаивал Ганс.

Если то, что я хочу дарить, то это уже тоже не подарок, - сказал Джоди, - Подарок это когда то, чего не знаешь...

Ну например? - засмеялся Ганс.

Ну например мне один человек звезду подарил.

Звезду... А какой прок тебе со звезды? - удивился Ганс.

Джоди задумался, потом объяснил:

Там, на ковше Большой Медведицы, с самого краю есть две звезды. Они близко друг к другу, и кажется, что это одна звезда. Если только знать и вглядеться, то увидишь, что это две разные звезды. Он подарил мне одну, а я ему другую. И он сказал, что когда две звезды превратятся в одну, я его забуду.

Джоди опять задумался ненадолго и закончил:

Только я всегда буду видеть две звезды. Они никогда в одну не превратятся...

 

Когда Ганс ушел они сели как часто садились – Джоди на полу у огня, а Ибрагим в кресле.

- Джоди, поди сюда, - вдруг сказал Ибрагим, откладывая трубку.

Джоди послушно поднялся. Его отточенные движения, их легкость и изящество всегда поражали Ибрагима, который и сам был не обделен определенной грацией. Мальчик подошел к нему.

Ибрагим взял его небольшие руки в свои и заглянул ему в глаза.

- Джоди, я был не прав, что наказал тебя, - сказал он, - Я обещаю тебе, что никогда не буду больше тебя наказывать. Но и ты обещай мне...

- Что? – спросил Джоди.

- Понимаешь, я могу сделать что-то не так — я никогда не имел дела с маленькими принцами, и тебе может показаться, что... Впрочем, просто обещай мне. Обещай что ты никогда не бросишь меня. Что бы ни случилось.

Джоди серьезно посмотрел на Ибрагима, потом прижался к нему и крепко, почти судорожно его обнял.

- Я никогда, никогда тебя не брошу, - сказал он тихо.

 

Через три дня, вечером пришел посыльный от государя. Государь приказывал Ибрагиму и мальчику явиться на ужин в следующую пятницу.

 

Глава 5. У государя

 

Ужин назначен был на 7 вечера в Зимнем доме государя. На встречу Джоди напялил свой неизменный синий свитер, из-под горловины которого виднелась белая полоска воротника рубашки, и свои неизменные же голубые штаны, которые он называл джинсами.

Мальчику уже давно пора было шить сюртук. Ибрагим как-то обмолвился об этом, но Джоди воспринял его предложение в штыки.

В сундуке достаточно одежды, - сказал он.

Друг мой, в твоей одежде только голубей гонять, - возразил Ибрагим, - Я хочу, чтобы ты выглядел прилично и соответствующе своему положению.

Нет, - сказал Джоди.

Ибрагим уже знал его бычье упрямство в некоторых вопросах, особенно когда он вот так коротко и непреклонно говорил свое «нет», ничего при этом не объясняя, поэтому решил пока не настаивать. Вот и получилось, что на ужин к государю Джоди пришлось идти в своем причудливом наряде. Единственное, что утешало Ибрагима это то, что свитер удивительным образом оттенял темно-синие глаза мальчика и очень шел его воспитаннику.

 

Поздней осенью 1721 года за столом государя собрались четверо - царь, Ибрагим Ганнибал, Ганс Штрухенбах и Джоди Асадзе.

За окном было темно, но просторный зал Зимнего дома блистал сотнями свеч. Позади гостей стояли трое слуг в мышиного цвета ливреях для подливания вина и подкладывания пищи.

Джоди сидел слева от государя, возглавлявшего стол. Напротив него сидел Ганс, и с другого края стола, напротив царя — Ибрагим.

Взрослые беседовали о своем, о взрослом, а Джоди лениво ковырял кусок говядины.

 

- А что, Джоди, ты примерный христианин? – вдруг спросил Петр.

- Как это? - не понял Джоди.

- Ну в Бога ты веруешь? – объяснил государь, беря в руки бордовый, изнутри граненый бокал и отпивая вино.

- Нет, - просто ответил Джоди.

- Как нет? – от изумления государь даже слегка подавился, - Совсем нет?

- Совсем нет, - ответил Джоди.

- Ну-ка, ну-ка... – сказал государь и поставил бокал на скатерть.

- По-моему, Бог – это сказка, которую придумали себе взрослые, чтобы было чем заняться… ну там в церковь ходить, молиться… - сказал Джоди.

За столом возникла неловкая пауза.

- Моя вина, государь, - сказал Ибрагим, - я не уделял должного внимания религиозному воспитанию мальчика.

Заметив изумленное замешательство, которое сопровождало его слова, Джоди был, в свою очередь, тоже в некотором недоумении. Ему казалось, что верить или не верить в Бога – это его личное дело.

 

- Послушай, Джоди, - сказал государь, - вот ты не веришь в Бога, а ведь он существует. Ты, значит, в рай не попадешь...

- Почему? – удивился Джоди.

- Да потому, что Бог не пускает в рай тех, кто не верит в него.

- Почему?

- Ну так это устроено.

- Я бы пустил, - убежденно сказал Джоди.

- Но ты же не Бог.

- А Бог что, хуже меня? – спросил Джоди.

- Конечно, Бог лучше тебя... тьфу ты! – разозлился государь, - Бог это Бог. Он все видит и все знает. И знает, что ты в него не веришь.

Джоди задумался на секунду, потом сказал:

- Ну допустим, ты живешь в Париже. А в это не верю. И вот я приехал в Париж, встретил тебя, а ты говоришь: «Привет, Джоди! Видишь – я здесь живу. А ты не верил». А я скажу: «Да, государь, это здорово!» И мы оба обрадуемся... Так же и Бог... он должен обрадоваться, когда я его увижу… и я обрадуюсь, если он есть.

 

Разговор становился забавным. Ганс хмыкнул, царь оживился.

- Если ты в Бога не веришь, то ты и Заповедей Божьих не соблюдаешь. Как же ты тогда в рай попадешь? – спросил он.

- Может я их соблюдаю, - сказал Джоди примирительно, - Может, наши взгляды совпадают.

- Чьи взгляды совпадают? – не понял государь.

- Ну мои и Бога, - ответил Джоди.

На этот раз хмыкнул Ибрагим, а Ганс расхохотался. Царь нахмурился, веля обоим молчать.

- А вот мы сейчас узнаем, - сказал он, - Какие заповеди Божьи ты знаешь?

Джоди пожал плечами. Никаких заповедей он не знал.

- Есть такая заповедь, - сказал государь, - «Не укради». Ты ее соблюдаешь?

- Не укради совсем-совсем, ничего-ничего? – аккуратно уточнил Джоди.

- Совсем-совсем, ничего-ничего, - подтвердил государь.

- А если война, и это документы из вражеского штаба?

- Э, нет, это не воровство. Это шпионаж. Другое, одним словом.

- А если ты с голоду умираешь, и это кусок хлеба? – настаивал Джоди.

- А вот это нельзя. Надо попросить...

- Я знаю людей, которые очень даже не умеют просить. Им что, с голоду умирать? – не уступал Джоди.

- Ты не путай меня, - начал сердиться государь, - Заповедь эта о другом. Вот сейчас я тебе объясню. Скажи мне, ты знаешь, где у Ибрагима деньги лежат?

- Знаю, - ответил Джоди.

- Где?

- В шкатулочке на верхней полке.

- А знаешь, сколько там денег лежит, знаешь?

- Вчера было три рубля тридцать две копейки.

- А откуда ты знаешь? – засмеялся Ганс. Он сидел напротив Джоди и весело его разглядывал.

- Я играю ими иногда, - признался Джоди.

Ну вот, Джоди, - оживился царь, - Ты можешь взять потихоньку копеечку, да так, чтобы Ибрагим не заметил?

Могу, - ответил Джоди.

Значит, возьмешь? - с надеждой спросил государь.

- Зачем? – не понял Джоди.

- Ну конфет себе купить.

Джоди замотал головой.

- Не, я сладкое не ем, - сказал он.

- Ну на карусели покататься.

- Это той, что на площади? Пффффф, - изрек Джоди, что означало у него крайнюю степень презрения.

Ну есть что-нибудь, что ты хочешь?

Есть. Коня, - и Джоди аж зажмурился, представляя, какого коня он хочет.

Ну, коня на копеечку не купишь, - согласился государь.

Ибрагим смотрел на Джоди с улыбкой. Он понял, наконец, почему его шкатулка с деньгами кочевала с одного края полки на другой.

 

- Ну хорошо, - продолжил царь, - Вот заходишь ты к Гансу в дом. А там мешок золотых монет, и никого нет. Возьмешь ты немного?

- Зачем?

- Ну, допустим, тебе надо... Коня купить.

Нет, конь это не надо. Конь — это хочу, - возразил Джоди.

Ну надо тебе. Вот надо, - настаивал государь.

- Возьму, - не колеблясь ответил Джоди.

- Аааа, - победно сказал государь, - Вот и значит, что ты украл.

- Почему украл? - пожал плечами Джоди, - Я же потом скажу ему, что взял немного.

- Надо вначале спросить, а потом уж брать, - объяснил государь.

- Но ты же сам сказал, что никого нет, - удивился Джоди. Нелогичность царя его несколько озадачила.

Царь рассмеялся.

Ну а вдруг Ганс тебе не даст денег, когда ты попросишь?

Даст, - сказал Джоди убежденно, - Если мне надо будет, то даст.

Ганс казался польщенным. Он сидел, откинувшись на спинку стула и с улыбкой рассматривал своего протеже.

 

Царь посмотрел на Джоди даже несколько недоуменно, потом опять спросил:

- А вот к Гавриле Афанасьевичу Рыкову ты зайдешь и у него мешок денег увидишь, возьмешь немного?

Джоди отрицательно замотал головой.

Почему? - не понял государь.

- Мне Гаврила Афанасьевич денег не даст, если я у него попрошу, - объяснил Джоди, - Так зачем же я буду брать тихонечко?

Ганс, с живостью следивший за разговором, рассмеялся. Он сидел в своем бесценном темном парике и в серо-синем с голубыми разводами камзоле, из-под рукавов которого виднелись широкие белоснежные кружева.

Мне кажется, государь, с заповедью «не укради» у него все в порядке, - сказал он, - Ты его о других заповедях поспрашивай.

 

- Ну хорошо, - сказал государь, - А вот есть такая заповедь «Не возжелай зла ближнему своему». Ты желал кому-нибудь зла в жизни?

Джоди подумал и ответил:

- Нет.

- Дело в том, - сказал государь, - что просто так зла не желают. Зла желают, когда сильно обижен на человека. Вот ты был когда-нибудь обижен на Ибрагима?

Джоди помолчал, сжал губы и сказал:

- Да.

- Сильно обижен?

- Да, - сказал Джоди, - Сильно.

- А вот тогда, в тот момент ты желал ему зла?

- Как это? – не понял Джоди.

- Ну вот ты говоришь: Ибрагим меня обидел, так пусть он с коня упадет и ногу сломает, или...

- Ты что?!! – почти закричал Джоди, - А если бы я пожелал ему ногу сломать, а он и вправду бы ногу сломал?!

- Значит, твое желание исполнилось, - сказал царь озадаченно

- По-моему, это какое-то дурацкое желание, - твердо сказал Джоди.

- Да? – удивился царь.

- Да. Так зачем же нужно, чтобы оно исполнялось?

 

Царь помолчал и прищурился.

А за что тебя Джон хотел убить? - спросил он.

Я не знаю, - честно ответил Джоди, - Вначале самом капитан приставил Джона ко мне, чтобы он следил, чтобы я с борта не упал, или на мачты не лазил. Это было глупо. И Джона все стали называть бебби-ситтер. А потом мы с Джерри его напугали. А потом он хотел меня убить.

 

... Джоди сидел на нижней палубе около загона для скота и читал книгу про бокс, которую дал ему Джерри. Сладко пахло прелым сеном. Одна из коров мокрым носом тепло дышала ему в плечо. Вокруг никого не было.

Вдруг Джоди увидел, что в люке сверху появилась чья-то фигура. Солнце било ярко, и за его лучами не было видно, кто это.

Человек спустился по приставной лестнице и спрыгнул вниз. Джоди увидел, что это был Джон. Не очень приятное предчувствие подкатило к его горлу.

Джон был пьян. Ухмыляясь, он подошел к Джоди и молча взял мальчика за грудки. Он прижал Джоди к стене так, что ноги мальчика оказались в воздухе.

- Сейчас убью тебя, капитанский прихвостень, - тихо сказал Джон, - и никто никогда не узнает...

Джоди смотрел ему в глаза. От Джона ужасно пахло ромом и табаком, и Джоди хотелось отвернуть лицо. Но он смотрел Джону в глаза. В глазах Джона были страх и ненависть.

И вдруг Джоди понял, что Джон хочет убить его. Не может, но очень хочет. По-настоящему...

 

- Только бы ему не стало легче, если бы он меня убил, - сказал убежденно Джоди, - Ему бы еще хуже стало...

Это еще почему? - спросил царь.

Да он не меня ненавидел. Не знаю... он мир ненавидел... если бы он меня убил, он бы еще сильнее стал все вокруг ненавидеть.

Петр глядел на него уже с любопытством.

- Так желал ты зла Джону, или нет? – продолжал допытывать он.

- Зачем ему зла желать, - пожал плечами Джоди, - Джону и так было плохо, без моего желания.

Джоди помолчал и продолжил:

- Ему потом еще хуже стало. Это было после того, как я Вилли спас.

 

… Шторм носил корабль как щепочку. Фрегат ложился на бок на огромной волне, и тонны воды обрушивались на борт. Треск снастей и крики людей заглушал грохот бури.

Джоди сидел в каюте. Капитан велел ему не высовываться на палубу. Он даже запер дверь на ключ, но потом открыл ее и прокричал сквозь бурю:

- Если корабль начнет тонуть, выбирайся на палубу и ищи лодку.

Джоди было страшно. Его мотало от стенки к стенке, и иногда казалось, что корабль наклоняется вертикально.

Вдруг, перекрывая шум бури, раздался страшный грохот и крики людей. Огромный корабль дернуло, как будто неведомая сила потянула его за невидимую нить, и он стал крениться на бок.

Держась за стенку, Джоди выбрался из каюты и почти ползком вылез на палубу. Огромная волна тут же чуть не смыла его в океан. Он, весь мокрый, схватился за снасти на борту фрегата. Бизань-мачта, ближняя к корме, была переломана у основания и балластом упала за корму. Потеряв маневренность, корабль мог в любую минуту пойти на дно.

- Канаты рубить надо! - доносились крики

- На мачте человек!

На упавшей мачте, в воде он увидел белую фигурку. Если обрубить такелаж, человек будет обречен.

Сидя на корточках под бортом корабля и продев одну руку сквозь снасти, чтобы его не смыло волной, Джоди лихорадочно обвязывал себя тонким канатом, висевшем на бортике. Фрегат в это время со страшным скрипом дергало и кренило на бок. Джоди кинул конец каната первому попавшемуся матросу и, стараясь не упасть, держась за борт корабля, добрался до поваленной мачты. Схватившись за канат такелажа, он съехал по нему прямо к потерянной в волнах фигурке. Резкая боль обожгла его ладони, и от неожиданности он едва не выпустил канат.

Это был Вилли. Он схватился за Джоди, и в этот момент такелаж обрубили. Корабль выровнялся, и с палубу раздались победные крики.

Их подтягивали к борту. Вилли, слава Богу, не самый крупный из матросов, зацепился за канат, и так вдвоем, как два куля, их вытащили на палубу. Джоди думал, что ребра его будут поломаны от сдавившего их каната…

Когда их вытащили, ладони Джоди были настолько окровавлены, что дождь сочился с них розовой струйкой...

 

- Ну и что сказал тебе капитан? – спросил государь.

- Ничего не сказал. Он только посмотрел на меня так, будто я его любимого кока съел, и все.

- А потом, - продолжил Джоди, - капитан отпустил меня к матросам. А они все пили, смеялись, потому что капитан дал им бочку рома. И тут вошел Джон. И стало тихо-тихо. Все молчали и смотрели на него. А он молча пошел дальше, но тут Сэм встал и перегородил ему дорогу. И они так стояли.

- А дальше?

- Дальше я сказал Сэму, чтобы он пустил его. И Сэм пустил.

- Что, ты так прямо и приказал Сэму?

Я не капитан, чтобы ему приказывать. Я просто сказал «Let him go». И Сэм постоял еще немного и пропустил Джона.

 

Все глядели на Джоди с любопытством. Как и тогда, на корабле, встал вопрос, верить его рассказу или нет. Ибрагим, хорошо уже изучивший мальчика, в словах Джоди не сомневался. Ганс и царь, казалось, были не столь легковерны.

А ты, часом, не врешь, - спросил государь, разглядывая Джоди, - про Вилли и про то, как ты его спас?

Джоди протянул ему руки ладонями вверх.

Вот, видишь, - сказал он, - До сих пор следы от каната остались.

Так это может следы от розги? - опять не поверил государь.

Может, - просто согласился Джоди и, зажав руки между коленями, уставивился перед собой.

 

- Ну хорошо, - примирительно сказал государь, - Допустим, эту заповедь ты соблюдаешь. А вот есть еще одна заповедь, самая трудная. Посмотрим, соблюдаешь ли ты ее?

- Посмотрим, - все еще несколько обиженно сказал Джоди.

Государь опять отпил немного вина и слегка наклонился к Джоди.

- Есть такая заповедь, - сказал он, - Она называется «Возлюби ближнего своего как самого себя». Вот ее ты соблюдаешь?

Джоди вначале не понял, даже наморщил лоб. Потом удивленно посмотрел на государя и недоверчиво переспросил:

- Правда? Есть такая заповедь?

Да, есть. Это самая главная заповедь христианства.

Джоди продолжал удивленно смотреть на государя. Дыхание его стало слегка слышным, видно было, что слова царя взволновали его. И вдруг неожиданно для всех он сказал:

Мне надо подумать.

Он откинулся на спинку стула, закрыл глаза и углубился в молчание. Прошла почти минута. Наконец он выпрямился и ответил достаточно твердо:

- Да, мне кажется, я ее соблюдаю.

- Но тогда, - сказал государь, - Тогда ты должен Джона любить как самого себя...

Джоди вновь изумленно уставился на государя.

Как я не додумался! – тихо воскликнул он, - Вся проблема Джона в том, что он не любил себя! Если бы он полюбил себя, хоть чуточку, для него бы все изменилось! Хоть немножко бы, но изменилось!

 

- Постой, постой, - сказал Ганс, который все так же оживленно следил за беседой, - Все любят себя, Джоди. И Джон любит себя. Эта заповедь о другом. Ты должен полюбить другого как самого себя.

Джоди озадаченно посмотрел на Ганса.

- Мне не нужно, чтобы Джон любил меня как самого себя, - неуверенно сказал он, - Джон себя не любил. Зачем мне нужно, чтобы он не любил меня так же, как он не любит себя?

- Каждый себя любит, Джоди, - сказал Ганс примирительно. Он сидел в своем блистательном парике, статный, красивый и с интересом смотрел на мальчика.

- Совсем не каждый. Любить себя - это очень даже редко бывает, - возразил Джоди.

- Что ты путаешь всех, - начал сердиться государь, повышая голос, - Каждый человек себя любит и хочет для себя самого лучшего. С чего ты взял, что Джон себя не любит?

Джоди тоже стал горячиться и тоже повысил голос, что совсем не подобало отроку.

Как ты не понимаешь! – воскликнул он, слегка взмахивая рукой, - Джон себя не любит. А тот, кто себя не любит, тот никого не любит. Он просто не умеет это делать. Ну это как глухой не умеет разговаривать…

При чем здесь глухой? - взвыл государь.

При том, что глухой не умеет разговаривать не потому, что он не умеет разговаривать, а потому что он не знает, как это делается, - оставался непреклонным Джоди, - Так же и человек, который не любит себя, он не сумеет полюбить другого потому, что он не знает, как это делается.

Государь хлопнул ладонью по столу и откинулся на спинку кресла.

Ну вот Ибрагим, любит он себя? - спросил он.

- Да, конечно, - ответил Джоди, не раздумывая.

- А Ганс?

- Конечно.

- А боярин Рыков любит себя? – потребовал государь.

Джоди отрицательно замотал головой.

- Тьфу ты! – рассердился в конец государь, - Ганс себя любит, а Гаврила Афанасьевич нет? Это еще почему?

Они разные, - сказал Джоди уклончиво.

 

Сидящий напротив Ганс с улыбкой смотрел на мальчика.

- По-твоему, заповедь «Полюби ближнего своего как самого себя» звучит так - «Превыше всего полюби самого себя»? - спросил он.

Конечно, - утвердительно сказал Джоди.

Тут Ганс неожиданно спросил, отпивая вино из своего бокала.

- А что значит любить себя, по-твоему?

Джоди посмотрел на него и ответил несколько недоуменно:

- Это так же, как и другого любить. Это значит уважать себя и не делать ничего такого, за что было бы стыдно. А если сделал, нечаянно, ну бывает - то надо верить, что можешь все исправить, а не казнить себя внутри. Тогда и другие захотят, чтобы ты полюбил их так же, как себя.

- Ну а Гаврила Афанасьевич почему себя не любит? - не унимался государь.

Джоди немного подумал.

- Понимаешь... - сказал он наконец, - Гаврила Афанасьевич смеется, когда ему не смешно, только потому, что все смеются. И он говорит, что не думает, чтобы угадать, что думают другие. Так не делает человек, который любит себя...

Повисло молчание.

 

- Сие интересно, - сказал, наконец, Ганс.

- Глупость одна, - фыркнул государь.

Он знаком приказал положить себе еду и налить вина. Затем взял в руки тяжелый граненый бокал и сказал:

- Вот смотри, Джоди. Ты спас Вилли. Ты снял для меня канат с грот-мачты. Похоже, что ты ничего не боишься. Или есть что-нибудь, чего ты боишься? Признайся мне, только честно… Я буду знать, если ты обманешь…

Джоди заерзал на стуле и ужасно покраснел.

Да, я боюсь, - сказал он, - Я боюсь тараканов. Если поднести таракана к моему лицу, я любую тайну выдам...

 

Глава 6. Второй ужин у государя.

 

Через день, в воскресение, ближе к обеду Ибрагим и Джоди зашли к Гансу.

Ганс встретил их в библиотеке. Он был в просторной белой рубахе и без своего драгоценного парика. Без парика он нравился Джоди даже больше. Его темные, слегка волнистые волосы шли ему, как считал Джоди.

Ганс ждал цирюльника.

А что, Джоди, давай мы тебя пострижем, - предложил он.

Идея понравилось Ибрагиму. Длинные волосы мальчика стали уже доходить ему чуть не до плеч.

Но на удивление, всегда достаточно равнодушный к своей внешности, Джоди вдруг проявил ужасную привередливость.

А у тебя цирюльник хороший? - первое спросил он.

Это лучший цирюльник в городе, - ответил Ганс с гордостью.

А он пострижет так, как я хочу? - продолжал допытываться Джоди.

Мы тебе горшок на голову оденем и пострижем, - засмеялся Ганс, - Ибрагим будет держать, а я буду стричь.

Нет, Ганс, ну серьезно... я хочу, чтобы меня постригли так, как я хочу... или нет, я лучше не буду стричься...

Ибрагим подвел его к зеркалу.

Друг мой, - сказал он, - Ты начинаешь походить на существо из дикого леса.

Из зеркала на Джоди взглянуло его собственное лицо, казавшееся небольшим из-за пышной копны темных волос.

Ну ладно, - сказал он, - Уговорили.

Ганс опять рассмеялся.

Пришел цирюльник — невысокий энергичный немец, с трудом говорящий по-русски. Пока он брил и стриг Ганса, Джоди немного нервничал.

Как я объясню, чего я хочу? Он же по-русски ни бум-бум, - озабоченно спросил он Ибрагима.

Ганс переведет, - ответил Ибрагим, слегка удивленный такой взыскательностью Джоди.

 

Наконец, Ганс сидел гладко выбритый и причесанный. Подошла очередь Джоди.

Мой haare оставлять длинный... вот такой, - и он показал длину, раздвинув большой и указательный палец, - haare длинный.

Немец улыбылся.

- Ja, ja, haare...

Ганс, скажи ему, чтоб коротко не стриг, - взмолился Джоди, - и виски, виски пусть оставит как есть, и уши закрытыми. А сзади лесенкой пусть пострижет, а лоб не сильно коротко...

Боже мой! - воскликнул Ганс, захохотав, - Ибрагим, мы все думаем, кто он. Да он же сын цирюльника!

Через полчаса Джоди был подстрижен. Он подскочил к зеркалу и придирчиво оглядел себя со всех сторон. В общем, он остался доволен.

 

Новый приказ явиться к государю на ужин пришел через неделю.

В Зимнем доме государя собрались все те же, но присутствовали еще двое — Гаврила Афанасьевич Рыков и его сын, тринадцатилетний Иван.

Разглядывая маленького, чуть грузного боярина, Джоди недоумевал, что могло так испугать его в этом небольшом человеке с огромным париком и длинными руками.

Его сын, высокий подросток с бледной кожей и светлыми волосами, слегка важный и слегка надменный, показался Джоди непрятным.

Ибрагим снова был посажен напротив государя. Джоди сидел так же, как и в прошлый раз, слева от царя, еще левее от него сидел Ганс, а напротив — Гаврила Афансьевич и Иван справа от Петра.

Из еды был подан кролик, томленый в сливках и фаршированный яблоками гусь. Слуги в мышиных ливреях с желтой оторочкой разлили всем вино, отрокам — яблочный сок.

Государь, казалось, веселился, в предчувствии разговора юного богомола и маленького безбожника.

Все две недели, сколько могло позволить время, Ганс религиозно подковывал Джоди. Он таскал его по церквям и рассказывал массу сюжетов из Библии, пока не убедился, что у мальчика начала слегка течь крыша от образовавшейся в голове каши.

 

- А что, Джоди, знаешь ли ты что-нибудь про рай, - весело спросил государь.

Джоди отложил вилку и нож в сторону и уверенно сказал:

- Да, государь, все знаю.

- Ну тогда расскажи нам, - потребовал царь.

Джоди напряг память. Из памяти выплыла фреска, виденная им в какой-то церкви, и он вдохновенно начал:

- В раю все с крылышками. И летают.

Все молчали, внимательно глядя на Джоди.

Та-а-ак, - изрек Ганс.

Джоди понял, что еще должен что-нибудь сказать.

И еще в раю все в белых ночнушках. И босиком... - и он замолчал, напрягая память.

- Так что ж они босиком-то? - участливо поинтересовался государь.

Джоди наморщил лоб:

- Э-э-э-э... мммм... - замялся он. Джоди решительно не знал, почему обитатели рая экономят на обуви.

А! - осенило его, - Ну это чтобы летать удобней было. Обувь-то тяжелая, крылья больше надо. А босиком — экономия на крыльях.

Ему уже стало казаться, что он знает предмет не так хорошо, как подумалось вначале.

- Ну и куда ж они летают? - еще более участливо поинтересовался государь.

Джоди вздохнул:

- Ну по делам там, всякое. Наперегонки летают... по работе.

- Так в раю же никто не работает, - напомнил государь.

- Да, они чуть-чуть работают. А урожаи большие. Они урожаи продают, и потому все богатые.

- Куда ж они урожаи продают? - продолжал допытываться государь.

- Ну в Ад продают. Там пшеница не растет, не климат.

 

Ганс уже беззвучно трясся от смеха за спиной Джоди. Ибрагим низко опустил голову, стараясь не расхохотаться. Один государь держал себя в руках.

- Ну а кто в рай попадает? - спросил он.

- Хорошие люди, - уверенно ответил Джоди, - И хорошие лошади.

- Лошади? - удивился государь.

- Да, лошади. У лошадей тоже крылья в раю вырастают. «Пегас» порода называется.

 

Юный Рыков сидел с закатанными вверх глазами. Отец его, Гаврила Афанасьевич, недоуменно смотрел то на государя, то на Ганса, беззвучно рыдающего от смеха за спиной Джоди.

- А, вот еще, - вспомнил, обрадовавшись, Джоди, - У них у всех, которые в раю в ночнушках летают, кружочки над головой... забыл как называются. И светятся... да.

- И что, сильно светятся? - кротко поинтересовался государь.

- О, да, сильно! - уверенно ответил Джоди, - Им свечек не надо. В темноте читать можно.

 

Тут грохнули все, кроме Ивана, оскорбленного в лучших чувствах, и его отца Гаврилы Афанасьевича, который просто за всеми не успел.

Джоди в недоумении смотрел на них. Ему казалось, что он очень хорошо все описывает.

- Это анекдот, анекдот такой про чтение, - простонал государь, - третьего дня князь Шуфрин рассказывал.

Джоди пожал плечами. Он такого анекдота не слышал.

 

Отхохотавшись, государь продолжил допрос, вытирая слезы на глазах:

- Ну а про Ад ты знаешь что-нибудь? Ну-ка расскажи.

Джоди напрягся. Он ступал на незнакомую почву.

- Там забор такой высокий, частокол. И вывеска над воротами: Ад... Да.

- Ну а за забором что?

- Там темно, и поэтому постоянно жгут костры. И черти. Злые такие, как комары. Укусят — и убегают...

- Врешь ты все, - не выдержал Иван, - в Аду черти грешников на сковородках жарят.

- Ну да, жарят, жарят, - миролюбиво согласился Джоди, - есть же им что-то надо...

 

Царь, довольный, откинулся на спинку кресла.

А вот ты сейчас Библию мне потолкуешь, - сказал он.

По его приказанию от Джоди отодвинули тарелку и положили перед ним большую черную книгу.

Вздохнув, Джоди открыл Библию и начал читать:

«О, пусть он целует меня поцелуями уст своих! Ибо ласки твои лучше вина! Хорош запах масл твоих, елей разлитый — имя твое; оттого тебя девушки любят! Влеки меня!»

Нет, это не надо толковать, - сказал царь, отбирая у него книгу.

 

После этого государь обратился к Ивану.

А скажи мне, Иван, какая твоя любимая притча Библии, - спросил он.

Иван, потупив глаза долу, смирно, как подобает отроку, ответил:

Про праведного Иова люблю я очень.

Ну расскажи нам, - предложил государь, - а ты слушай, пересказывать будешь, - обратился он к Джоди.

Джоди, который думал, что мучения его закончились, вновь напрягся.

Иван начал рассказ, неторопливо, напевно, тихим, но твердым голосом.

 

Из его рассказа выходило, что Иов, самый праведный из праведников и при этом очень богатый господин с кучей овец, верблюдов и прочего рогатого и нерогатого скота, а также с десятью детьми, пал жертвой спора между Богом и Сатаной. Последний утверждал, что праведность Иова исходит не от сердца его, а благодаря могущественному материальному положению, Богом же данному.

На спор Бог отдал Иова Сатане на испытание. Сатана же лишил Иова всех детей его, всех овец и верблюдов и вообще всего богатства, а потом ко всему поразил проказою.

Сидел Иов за городом в зловонии и нечистотах, но как ни уговаривали, оставался тверд и от Господа не отступился.

В общем, Сатана проиграл, и Бог в благодарность излечил Иова и послал ему вдвое больше богатств и столько же сыновей и дочерей, сколько у него было до этого, и в той же пропорции.

 

Иван рассказывал долго, сыпал именами и названиями мест, и все уже притомились. Наконец, он закончил:

- И благословил Бог дни Иова более прежнего. И было у него четырнадцать тысяч овец, восемь тысяч верблюдов и волов. И дал Господь Иову столько же детей...

«Странно, - думал Джоди, - Господь дал других детей... я бы не хотел другого Ибрагима ...»

Тут государь посмотрел на него.

Ну, - спросил он, - понял ты что-нибудь?

Э-э-э-э, - замялся Джоди, - все понял... я только не понял, на что они спорили?

 

Глава 7. Подвал

 

Он все-таки разбил это дурацкое стекло.

В три часа пополудни, встретив стайку знакомых мальчишек, Джоди побежал с ними играть. На беду свою он похвастал, что может запустить камень в перекладину окна и точно попасть в нее, не расколотив стекло. Мальчишки не поверили и заспорили. Джоди взял камень, выбрал подходящее окно с толстой рамой и сосредоточился.

«Слушай свое тело», - сказал он себе мысленно. Джоди не сомневался в успехе. Он помнил, как во сне у китайца он метал ножи и камни, и ни разу не промахнулся.

Он верил, что это были не совсем сны. Собственно, от реальности их отличало только то, что китаец говорил обыкновенно, как нормальный человек. Все остальное – запахи травы, дерева – все было настоящее.

 

Джоди прицелился и кинул камень. Стекло разлетелось вдребезги.

Мальчишки метнулись в разные стороны, а Джоди остался стоять один посреди улицы. Вдруг сзади кто-то схватил его за шиворот.

- Ну-ка пойдем, друг любезный, - сказал мужчина в темном плаще. По виду это был дворянин.

Он потащил Джоди к двери, которая при их приближении отворилась, и из нее выскочил огроменный слуга в охрового цвета до колен ливрее и парике с буклями. Из-под парика выбивался его собственный черный с проседью волос. Слуга помог затащить Джоди в дом. Навстречу им, из глубины залы, вышли еще двое мужчин.

- Кто таков? – грозно спросил один из них, который был повыше, - Как звать, где отца найти?

Человек в ливрее тряхнул Джоди за шкирку. Мальчик попытался вырваться.

- Меня зовут Джоди Асадзе, - сказал он, болтаясь в своей синей куртке с достоинством человека, которого представляли ко двору, - Я у Ибрагима Петровича Ганнибала живу. И если вы что-нибудь мне сделаете, Ибрагим Петрович вас на дуэль вызовет.

- Ишь ты, какой, - засмеялся высокий мужчина, - Да кому ж ты такой нужен, - и он с сомнением оглядел необычную куртку Джоди.

- Тихон, отпусти его, - тем не менее приказал он.

- Ты правда у Ибрагима живешь? – спросил другой господин, пониже ростом.

- Да, правда, - сказал насупившийся Джоди. Он стоял, освобожденный, и поправлял рукава куртки.

- Тихон, - сказал мужчина слуге, - отведи-ка его к господину Ганнибалу да вели вздуть как следует. Да заодно и за стекло спроси.

Джоди про себя отметил, что имя Тихон не вполне подходило здоровенному мужчине в охровой ливрее, белых чулках на мускулистых ногах и белом парике с буклями, но лингвистические изыскания свои решил держать при себе.

 

Тихон привел его к Ибрагиму. Всю дорогу он крепко держал Джоди за плечо.

- Вздумаешь удрать, догоню и плетью отделаю, - предупредил он.

Ибрагим был дома. Выслушав рассказ Тихона, он приказал Джоди достать и отсчитать деньги – восемьдесят копеек, за стекло и неудобства – и попросил передать свои извинения дворянину Зотову, чье окно было так неудачно расколочено.

Когда Тихон, раскланявшись, ушел, он повернулся к Джоди.

- Ну что ж ты так, - спросил он огорченно, - С чего это ты камнями вздумал швыряться?

- Да понимаешь, так получилось… - ответил Джоди и махнул рукой. Он был сильно удручен произошедшим, и тем, что у него ничего не вышло.

Впрочем, Ибрагим больше не ругался. Он сообщил, что должен быть на вечерней ассамблее и ушел, оставив мальчика одного с Семеном.

После наказания отношения с Семеном у Джоди были натянутые. Они оба усиленно старались не замечать друг друга.

 

Через день, в воскресение, Джоди с Ибрагимом возвращались от Ганса. Они шли пешком по морозной улице, и легкий снежок падал на их головы.

- Мне надо зайти в один дом, - сказал Ибрагим, - Я ненадолго. Ты погуляй пока здесь, подожди меня.

Он вошел в широкую дверь, оставив Джоди одного.

Джоди подождал немного, носком ботинка ковыряя снег. И вдруг он увидел очень подходящий камень. Камень был небольшой, круглый и гладкий.

Джоди немного поколебался. Он походил вокруг камня, покатал его ногой. Затем отошел, и вновь подошел к камню. Он нагнулся и поднял его – камень очень хорошо лег на ладонь. Он был не очень большой и не очень тяжелый – как раз такой, какой надо. Джоди вздохнул и решил, что это судьба. Он отсчитал десять шагов от стены дома, повернулся и посмотрел на окно.

«Окей, - сказал он себе, - Надо слушаться тела, и все получится».

Он долго стоял, сосредотачиваясь и, наконец, занес камень над головой. Затем опустил его и опять поднял. Прицелившись, Джоди метнул камень в перекладину. С легким звоном стекло осело большими осколками.

Он слышал, как внутри закричали люди, замелькали в окне лица. А он стоял и смотрел, и не мог поверить, что опять промахнулся.

Хуже всего, что на этот раз надо будет точно отвечать перед Ибрагимом.

 

Джоди не ошибся. Ибрагим вышел и быстро подошел к нему. Он повернул его и толкнул в направлении дома. Всю дорогу Ибрагим молчал. Джоди семенил рядом и тоже молчал, не зная, что сказать в свое оправдание.

Когда они подошли к дому, Джоди готов был плакать. Он совершенно не представлял, как объяснить Ибрагиму два разбитых стекла.

- Зачем ты это сделал? – спросил Ибрагим, наконец.

- Я хотел попасть в перекладину, - сказал Джоди, страдая от невозможности оправдать себя.

- Друг мой, ты разбиваешь второе окно за третий день, - сказал Ибрагим, - Этак я за твои шалости не расплачусь.

Джоди молчал. Он понимал, что был не прав. К тому же рубль с шестьюдесятью копейками, которые пришлось заплатить Ибрагиму за разбитые окна, были немалыми деньгами.

- Ну накажи меня, - сказал Джоди, становясь совсем несчастным. Он решительно не знал, что делать

- Я обещал, что не буду тебя наказывать, - сказал Ибрагим после молчания, - Экзекуции подвергать я тебя не стану, хотя ты ее заслуживаешь. Идем за мной.

Он прошел на кухню. Из кухни вниз вела небольшая, в семь ступенек, деревянная лестница, которая заканчивалась темной дверью, закрытой на тяжелый засов. Ибрагим спустился по лестнице, отпер засов и со скрежетом открыл дверь. От двери, рассыпаясь в разные стороны, пискнули крысы. Ибрагим жестом приказал Джоди пройти внутрь.

Это был небольшой подпол, невысокий, метра два на два шириной. Он был сырой, темный и абсолютно пустой.

- Посидишь здесь часик-другой, подумаешь о своем поведении.

Джоди попятился назад.

- Нет, пожалуйста, - начал он. Но потом, собравшись с духом, он мужественно шагнул в темный подвал. Его обдало холодом.

Ибрагим закрыл за ним дверь. В последнюю минуту Джоди не выдержал и, кинувшись к двери, стал колотить в нее руками.

- Не оставляй меня здесь, мне страшно, страшно! – кричал он. Из-за закрытой двери голос его раздавался глухо.

«И двадцати минут хватит», - подумал Ибрагим, поднимаясь наверх.

Тут он увидел куртку Джоди и приказал Семену отнести ее в подпол. Он собирался наказать мальчика, но мучить его холодом в его планы не входило.

Молчаливый Семен, кроша лук для супа, наблюдал за всем происходящим с видом полного одобрения. Куртку, правда, он отнес беспрекословно.

 

В эту минуту вдруг раздался нетерпеливый стук в дверь. Ибрагим открыл и увидел посыльного.

- Господин Ганнибал, государь требует срочно явиться в Сенат по неотложному делу.

Быстро собравшись и строго-настрого велев Семену освободить мальчика, как только суп будет готов, Ибрагим тронулся в путь, недоумевая, по какому делу он потребовался государю воскресным вечером.

В Сенате его встретил статс-секретарь Алексей Макаров. Он казались чем-то взволнован.

- Срочное дело, Ибрагим Петрович, - сказал он, - Вот пакет, надо передать графу Александру Даниловичу Меньшикову. Лично в руки. Дело секретное и государственной важности.

Александр Данилович Меньшиков в данный момент находился в своем дворце в Кронштадте, в пятидесяти верстах он Петербурга.

- Когда я должен выехать? – спросил Ибрагим.

- Немедля. К утру велено быть там да без ответа не возвращаться. Эскорт ждет тебя. Удачи тебе, Ибрагим Петрович.

 

Выйдя на улицу, Ибрагим увидел, что сопровождающий его эскорт был уже в сборе. Пять офицеров ожидали его у входа рядом со своими конями. Один из них держал под уздцы лошадь Ибрагима.

Ибрагим спустился по ступенькам Сената, оглянулся и подозвал молодцеватого офицера, стоящего поодаль.

- Как звать? – спросил он.

- Мичман Михайло Дроздов, - вытянувшись в струнку доложил офицер. Он был совсем молод.

- Вот что, мичман. У меня дома в подполе сидит мальчик. Поедешь сейчас ко мне на Латунный переулок 18 и лично убедишься, что мальчик из подпола выпущен. Все понял?

- Так точно, господин капитан, - отрапортовал молодой офицер, слегка выпучив от усердия глаза, - Латунный переулок 18. Мальчик в подполе. Лично убедиться.

 

К восьми часам утра следующего дня Ибрагим с сопровождающим эскортом прибыл в Кронштадт. Дворец Меньшикова был на центральной улице. Александр Данилович еще изволил спать.

Через час он принял Ибрагима. Это был высокий мужчина с обрюзгшим, но все еще красивым лицом и брезгливыми губами. Вскрыв письмо и прочитав его, он заметно озаботился.

- Ответ будет завтра к вечеру, - сказал он отрывисто и взмахом руки дал понять, что аудиенция закончена.

- Приготовить господину Ганнибалу апартаменты, полагающие его чину, - лично распорядился он слуге перед тем, как Ибрагим вышел.

Через два часа Ибрагим видел, как золоченая карета графа Меньшикова отъехала от дворца.

 

Через три дня, к вечеру, уставший, голодный и несколько злой, Ибрагим возвратился домой. Весь день он провел в седле и рассчитывал на теплую ванну, горячий ужин и чистую постель.

Джоди нигде не было. Семена тоже. Дом был пустой и казался даже немного нежилым. Он провел пальцем по столу. Свежий след от стершейся пыли остался на поверхности.

Ибрагим прошел на кухню, но, кроме прокисшего молока, ничего не нашел.

«Надо рассчитывать Семена, - подумал он, - Да и с Джоди у него не сложилось».

Он вновь вернулся в гостиную и затопил камин.

«Интересно, где это Джоди черти носят, - подумал он, - Наверное, у Ганса».

Он подбросил колотые поленья в огонь и раздвинул их кочергой. Поленья вспыхнули. Зверски хотелось есть.

«Надо учиться у Джоди, - подумал он с улыбкой, - Он никогда не хочет есть…»

И вдруг ужасное подозрение шевельнулось в душе Ибрагима.

«Да нет, ерунда», - отмахнулся он, но тем не менее, бросив полено на пол, он быстро прошел к погребу. Отодвинув тяжелый засов, Ибрагим распахнул дверь.

В углу, свернувшись калачиком и накрывшись своей курткой, сидел Джоди. Его беспомощная фигура казалась жалкой и потерянной. И, хотя свет от открытой двери был совсем тусклый, мальчик вздрогнул и заслонил глаза рукой.

Ибрагим кинулся к нему, но Джоди, отнимая грязную руку от глаз, отпрянул к стене и почти закричал:

- Не походи! Не подходи ко мне!

В глазах его был ужас.

Не обращая внимания на его крики, Ибрагим попытался взять его на руки, но Джоди вырвался и вновь закричал:

- Я стал крысой! Если ты будешь меня трогать, ты тоже станешь крысой!

Не слушая, Ибрагим схватил мальчика и вынес его наверх из душного, вонючего подпола.

Он положил его в гостиной на кушетку и тут увидел, что на рукаве его была кровь. Задрав на руке рубашку, Ибрагим обнаружил след крысиного укуса.

- Ты не понимаешь, - почти плакал Джоди, - Я стал крысой. Мое место в подвале. Я могу укусить тебя, и ты тоже станешь крысой.

 

Ибрагим действовал быстро. В одной рубашке выскочив на улицу, он нашел двух мальчишек и, дав каждому по копейке, велел срочно привести лекаря Георга Мюллера и Ганса Штрухенбаха. Возвратившись в дом, он обнаружил, что кушетка пуста.

Он вновь быстро спустился в подпол. Джоди сидел в том же углу и смотрел на него.

- Ты пойми, - сказал он, стараясь говорить как можно более убедительно, - Я больше не Джоди. Я – крыса. Я должен жить в подвале. Иначе я всех перекусаю.

Ибрагим схватил его и снова вынес из подпола.

Он раздел мальчика догола и обнаружил еще один укус, на ноге. Кожа вокруг укуса была красная и припухшая.

От Джоди пахло затхлостью. Взяв полотенце и водку, Ибрагим начал растирать его. Мальчик стал дрожать. Вылив на него бутылку водки и растерев докрасна, Ибрагим накрыл его всеми одеялами, которые только смог найти.

 

Первым пришел Ганс. Молча выслушав сбивчивый рассказ Ибрагима, он прошел в гостиную.

- Ну, как ты себя чувствуешь? – спросил он, стараясь казаться беспечным и садясь в кресло возле кушетки, на которой лежал Джоди.

- Ганс, объясни ему, я стал крысой, - взмолился Джоди, - Мне надо в подвал.

Ганс окаменел лицом.

- Как же вы не понимаете! – продолжал тем временем Джоди, облизывая сухие губы, - Я могу перекусать всех, и вы тоже станете крысами. Ведь это заразное…

- На, укуси меня, - сказал Ганс, подставляя руку к губам мальчика, - И ты увидишь, что ничего не будет.

- Я этого не хочу, Ганс, - замотал головой Джоди, - Я еще не совсем крыса, но я вот-вот стану крысой. Это неизбежно. Ганс, пожалуйста, отойди от меня.

 

В дверь постучали. Это был Георг Мюллер, знаменитый лекарь из русских немцев, услугами которого пользовалось все местное дворянство, а иногда и сам государь. Он стоял в сумерках, среднего роста, плотный, с круглым животиком, в плаще с капюшоном и коричневым саквояжем в правой руке.

Коротко описав произошедшее, Ибрагим провел Мюллера в гостиную. Во время осмотра Джоди вел себя тихо и выглядел совсем беспомощным. Только иногда он взмаливался и просил отпустить его в подвал.

Мюллер занимался раной на ноге мальчика. Вокруг трех красных точек кожа на икре воспалилась и была красной. Мюллер, недовольно цокая, порылся в саквояже, нашел какую-то мазь, положил ее на рану и перевязал ее. Джоди постанывал.

 

Ибрагим с Гансом вышли из гостиной.

Ганнибал в волнении ходил по просторному холлу, больше напоминавшим своими размерами небольшую залу.

Ганс сел на диванчик, стоящий посередине, закинул ногу на ногу и стал нервно теребить локон своего драгоценного парика.

Ибрагим остановился и тихо, недоуменно произнес:

Как же так... Я, такой большой, такой сильный... Я же погубил его...

Ганс оставил локон парика и принялся щипать свою бровь.

- Может, все еще обойдется, - неуверенно сказал он.

- Это Господь меня наказывает, - сказал Ибрагим, останавливаясь напротив Ганса, - Поклялся же я никогда не наказывать его… Знал же, что нельзя его наказывать…

Ибрагим стал опять нервно ходить по холлу. Минуты тянулись чрезвычайно долго.

- Как ты думаешь, пройдет это у него? – с надеждой спросил Ибрагим, вновь останавливаясь около Ганса.

- Не знаю, Ибрагим, - честно ответил Ганс, отпуская свою бровьи вновь принимаясь теребить свой парик, - Душевный недуг просто так не уходит. Знавал я одного сумасшедшего… Жуткое зрелище…

Ибрагим молча сцепил зубы.

 

Из гостиной вышел Мюллер.

- Ну что? – кинулся к нему Ибрагим.

- Wunde на ноге его должен затянуться к третьему дню… - Мюллер говорил с легким акцентом, мягким, усталым голосом.

- Я о рассудке его спрашиваю, - нетерпеливо прервал его Ибрагим, - Что с рассудком его, Георгий Карлович?

Мюллер вздохнул.

- Рассудок его в помрачение пришел, - сказал он, разводя руками.

- Это навсегда? – глухо спросил Ибрагим.

- Сие науке неведомо.

- Есть ли надежда, Георгий Карлович? – продолжал пытать Ибрагим.

- Dum spiro spero, надежда есть всегда, - снова вздохнул круглый Мюллер, - Мальчик твой, Ибрагим Петрович, есть натура деликатная и нежная. Может статься, пройдут у него видения. А может статься и нет. Но прежним он уже не будет никогда.

Ибрагим почувствовал, как кровь отхлынула от его лица.

- Что ты имеешь ввиду, Георгий Карлович? – упавшим голосом спросил он.

- Потрясение было слишком сильным, - ответил Мюллер, - Если даже он придет в себя, его душа останется надломанной, и снова может в этом месте сломаться. Возможны relapsus, сиречь повторения болезни.

Мюллер надел свой парик, который он снял во время осмотра, и продолжил:

- Сейчас ему нужен покой и хорошее обращение. Я дал ему снотворный pharmakon, и он скоро будет засыпать. А сон для мозга вещь великая и самая целительная. Ну а там будем смотреть. Обещать я ничего не могу. К сожалению, от душевного недуга порошков еще не изобретали.

 

Мюллер ушел.

Ибрагим сел на диван, наклонился чуть вперед, облокотившись локтем о колено и стал изучать носок своего ботфорта.

- Ибрагим, ну будет тебе, - неуверенно сказал Ганс, - Может быть, все еще обойдется…

- Знаешь, ведь я без него не смогу, - сказал Ибрагим, поднимая голову и глядя прямо в лицо Гансу.

 

Они тихо вошли в комнату. Оба молчали.

Джоди спал, укрытый горой одеял. Ибрагим подбросил дрова в камин. Потом он подобрал с пола и бросил в мусор грязную одежду Джоди.

- Вот что, - сказал он после некоторого раздумья, - Давай сделаем так.

План Ибрагима был прост. Надо было убедить мальчика, что все произошедшее с ним есть не более, чем сон. Он был в горячке, и ему все приснилось.

- Я переберусь пока к тебе, - говорил он Гансу, - А ты возьми несколько из своих людей и обоснуйся тут. Когда Джоди проснется, делай вид, что ничего не понимаешь, что вроде он в горячке был и ни в коем подполе не сидел. А я вроде уехал по делам государевым. А ты с ним, больным, возишься.

Ганс отнесся к плану скептически. Он считал, что душевное расстройство вылечить невозможно. Но тем не менее, он согласился попробовать. Пока мальчик спал, они решили съездить к Гансу и сделать необходимые приготовления.

 

Взяв с собой Дарью, ширококостную, с добрым лицом женщину лет сорока, и денщика Федора, Ганс отправился к Ибрагиму, оставив свой дом в его полном распоряжении.

- И не забудь приказать заколотить дверь в подвал, - напомнил Ибрагим при расставании.

Джоди проспал почти сутки и очнулся только вечером следующего дня. Его больше не знобило, и под одеялами было жарко. Он силился вспомнить, как из подвала он попал на кровать, но ничего не мог придумать.

В изголовье сидел Ганс и читал книгу.

- А, очнулся, - сказал он весело, - Как ты себя чувствуешь?

- Где я? – спросил Джоди, приподнимаясь на локте и оглядываясь - И почему ты здесь?

- Ты сильно занемог, - сказал Ганс серьезно, - В горячке был, бредил. А Ибрагим уехал. Вот и пришлось мне ухаживать за тобой.

- Я сидел в подвале, - сказал Джоди неуверенно, - Я стал крысой. Я это хорошо помню.

- Ах, Джоди, не говори глупостей, - сказал Ганс, - Ты три дня в бреду провел. Сейчас придет лекарь Мюллер, вот у него и спроси.

Джоди помолчал. Идея, что он стал крысой, сейчас казалась ему несколько нелепой. Но он хорошо помнил…

- А это что? – спросил он недоверчиво, показывая на повязку у себя на руке, - Это откуда?

Тебя действительно покусала крыса, пока ты в горячке лежал, - ответил Ганс уверенно, - Дарья недоглядела.

Широкая Дарья вошла в комнату, неся кувшин теплого молока. Джоди жадно пил.

- Я есть хочу, - сказал он, отрываясь от кувшина.

Покормив Джоди и дождавшись Мюллера, который оказался очень довольным осмотром своего пациента, Ганс поехал к себе домой, оставив мальчика на попечение Дарьи.

- Ну, что? – нетерпеливо спросил Ибрагим, встречая его в дверях.

- Victory! – доложил Ганс.

Этим вечером они крепко выпили и решили, что завтра к вечеру Ибрагим может возвращаться.

 

Днем Ибрагим разыскал Михайло Дроздова, того самого молодого мичмана, которого он послал освободить мальчика.

Явившись по его приказу, Дроздов вытянулся в струнку, приложив два пальца к треуголке.

- Я велел тебе выпустить мальчика из подвала? – спросил Ибрагим грозно.

- Так точно! - отчеканил Дроздов.

- Я велел тебе лично проследить, чтобы он был выпущен из подвала?

- Так точно! – вновь согласился Дроздов, заметно трухнув.

- Почему ж ты, собака, этого не сделал?

Дроздов моргал глазами, и Ибрагим сквозь гнев увидел, что он совсем мальчишка.

- Я, Ваше Высокородие, денщику вашему приказание отдал, - сказал он растерянно, - Денщик ваш сказал, что мальчонка спит.

Пересилив себя, чтобы не дать мичману в зубы, Ибрагим махнул рукой и отпустил его.

- Впредь, мичман, выполняйте все приказания дословно, иначе неприятностей не оберетесь, - напоследок сказал он.

 

Настала пора возвращаться. Ганс уже ждал его к оговоренному часу. Ибрагим подъехал к своему дому. На сердце у него было неспокойно, он боялся, что что-нибудь пойдет не так.

Он открыл дверь и первое, что услышал – это невнятный разговор и тихий смех Джоди. Сняв плащ, он зашел в гостиную и увидел, что Ганс с Джоди играют в шахматы и о чем-то весело болтают. Увидев Ибрагима, Джоди отставил шахматы в сторону и заковылял к нему, сильно хромая на правую ногу. За время болезни, и без того хрупкий, он стал совсем прозрачный.

- Ну, здравствуй, - сказал Ибрагим, потрепав его по плечу, - Как ты тут без меня справлялся? И почему ты хромаешь?

- А я болел сильно, - весело сказал Джоди, - И у меня нога воспалилась…

 

Пришел Мюллер. Он посадил Джоди на диван и, сняв повязку, осмотрел его ногу.

-Та-та-та, - недовольно поцокал он, - Надо operieren делать…

Щиколотка на правой ноге была бордового цвета и жгуче болела даже при легком нажатии.

- Не надо operieren! – взмолился Джоди, - Она сама пройдет, постепенно.

Но Мюллер был неумолим.

- Вы что же, Herr Джоди, хотите потерять свой нога? – строго спросил он.

 

Вскрытие раны Мюллер назначил на следующий день. Он велел к двум часам напоить Джоди водкою, да побольше, и иметь под рукою двух сильных мужиков, чтобы держать мальчика.

Первое желание Ибрагима было сбежать и не видеть всего этого. Но он взял себя в руки и заявил, что держать мальчика будет сам.

Он попросил присутствовать Ганса, но хитрый немец отговорился, сославшись на дела. Оставался Федор, которого Ганс пока оставил в полное распоряжение Ибрагима до того, как он не найдет подходящего денщика.

Джоди трусил. Мысль о том, что сейчас ногу его, которая и без того полыхала огнем, будут резать, вызывала у него тошноту.

Ибрагим трусил не меньше Джоди. Он поил его водкой и с ужасом думал, что, наверное, не сможет держать мальчика, и лучше вызвать кого-нибудь, пока не поздно.

К половине второго Джоди был смертельно пьян, и ему было все равно.

 

Пришел Мюллер. Он поставил на стол свой саквояж, достал длинный узкий нож, какие-то щипцы и приблизился к Джоди.

Джоди разом протрезвел. Он с ужасом смотрел на сверкнувший в руках Мюллера скальпель, который тот не успел спрятать за спину, и тут почувствовал, как Ибрагим вжимает его тело в подушку, а Федор крепко держит его ногу.

В следующую минуту мальчика пронзила такая боль, что в глазах его потемнело, а уши разодрал внутренний надсадный звон. Изо всех сил стараясь не закричать, он изогнулся и заскрипел зубами.

Операция длилась минут пять. К концу ее Джоди был весь в испарине и лежал с плотно зажмуренными глазами. На ресницах его висели слезы. Он так и не закричал, только стонал иногда.

- Ну, все, - сказал Мюллер, - осталось самый маленький малость, - и он прижег рану спиртом.

И тут Джоди заорал что было мочи.

Ибрагим отпустил его, выпрямился и отер рукавом взмокший лоб. Мюллер возился с бинтами.

- Очень мужественный patiens, - сказал он, заканчивая перевязку, - Не часто такой увидишь.

«Дорого же ему это проклятое стекло обходится. Да и мне тоже», - подумал Ибрагим, обтирая платком лоб мальчика.

 

Пришел Ганс, как всегда вовремя.

- А-а-а, ты все валяешься? – весело закричал он, - Тебе лишь бы баклуши бить!

Джоди обессилено улыбнулся в ответ. Он был рад, что не закричал. Почти не закричал. Он бы поорал с удовольствием, но ему было неудобно перед Ибрагимом, да и перед Мюллером тоже.

Ибрагим усадил всех, кроме Джоди, который отлеживался на кушетке, за стол. Мюллер отнекивался, но потом махнул рукой и решительно принял приглашение. Федор разлил вина и подал рыбный пирог.

Они выпили за здоровье Джоди.

- Очень, очень мужественный patiens – повторил Мюллер, наклоняя непокрытую голову с редкими кудрями – он снял парик перед операцией, да так и не надел его, - A capillo usque ad ungues, до кончиков пальцев то есть.

 

И тут в голову Ганса пришла блестящая идея.

Он не стал задерживаться у Ибрагима, а вышел с Мюллером, который вызвался подвести его, поскольку прибыл в карете.

Зайдя внутрь кареты, Ганс расположился на передней скамеечке. Мюллер, чуть пыхтя, забрался в карету и сел напротив.

- Георг Карлович, - спросил Ганс, как бы про между прочим, - Ты человек ученый, латынь лучше всех знаешь.

Мюллер благодарно наклонил голову.

- Латынь мне почти родной язык, Ганс Иоганнович, - польщенно сказал он, - Я ее с пяти лет изучаю.

- А знаешь ли ты, Георг Карлович, - продолжал Ганс, - Что означает слово такое «диктоптер»?

- Ума не приложу, где ты слышал слово сие, Ганс Иоганнович, - ответил Мюллер, - Но так случается, что я его знаю. «Dictyoptera» по латыни означает «schabe», сиречь «таракан».

 

Глава 8. Сердце Дракона

 

Через неделю Гансу пришла в голову блестящая мысль. Он решил стать крестным Джоди.

Для начала он поговорил с мальчиком.

Выслушав его, Джоди несколько скептически отнесся к предложению.

Ты же знаешь, Ганс, я с Богом в сложных отношениях, - сказал он.

После стольких заверений от людей, им уважаемых, Джоди начал сомневаться, что Бога нет, и вполне стал допускать его существование. Ему очень бы хотелось услышать мнение капитана по этому вопросу, и других, но это было невозможно. Но в общем Джоди стал думать, что Бог существует. Только он не определился с отношением к нему.

Ваши отношения с Богом рано или поздно уладятся, - ответил Ганс, - Зато я буду твоим крестным.

А что это значит? - спросил Джоди.

Ну вот сейчас ты мне никто, и я тебе никто. А если ты станешь моим крестником, я буду отвечать за тебя перед Богом. Я стану тебе как родственник.

Джоди понравилась перспектива и он согласился креститься.

 

Теперь у Ганса было два дела к государю: разрешение на крещение Джоди и диктоптеры.

Разрешение быть крестным он получил легко.

Добро, Ганс Иоганович, - сказал ему государь на аудиенции, - Я бы и сам крестил сорванца, да стар я, а ему помоложе защитник нужен. Благое дело, благословляю тебя.

Про диктоптеров же он выслушал молча.

Ганс был краток. Он рассказал только о разговоре с Мюллером.

- Значит, у нас теперь два мальчика, - сказал государь, когда Ганс закончил.

- Выходит, что два, - ответил Ганс и, после некоторого молчания, добавил:

- Государь, я думаю, что Иван – самозванец.

Не скажи, Ганс Иоганнович, - ответил государь, - Его диктоптеры посерьезнее твоих тараканов будут.

Но государь... - начал Ганс.

Все, - прервал его царь, вставая - Аудиенция закончена.

 

Крещение было назначено на субботу.

Ганс проинструктировал Джоди, что он должен твердо отвечать «Да» на вопрос, верует ли он в Бога и не вступать ни в какие дискуссии со священником. Джоди прикинул, что его вера в Бога 50 на 50 по математическим законам округляется до ста, и согласился. Конечно, он не мог не чувствовать логическую слабость своей позиции, но перспектива стать крестником Ганса была слишком заманчивой.

Это было обыкновенное крещение, ничем не примечательное. Джоди полили голову водой и объявили, что он теперь раб Божий, что, к слову, его совсем не вдохновило, но он решил терпеть ради Ганса.

Ганс же изо всех сил ждал хоть какого-нибудь знамения, но все оставалось спокойно: это была ничем не примечательная морозная суббота середины февраля, серая и унылая, без солнца и без снега.

Дома их ждал Ибрагим. Он разлил три бокала кагора, Джоди тоже, и это был единственный светлый момент дня.

 

Ибрагим, в свою очередь, начал всерьез задумываться о том, чтобы усыновить мальчика. Решившись окончательно, он стал размышлять, с кем ему лучше поговорить первым - с Джоди или государем? То, что государь даст свое разрешение, Ибрагим почти не сомневался. Но что ожидать от Джоди, у которого всегда была своя логика, он не знал. Поэтому вначале Ибрагим решил поговорить с ним.

Вечером они сидели у камина, Джоди на полу, Ибрагим в кресле. От камина было жарко. Ибрагим был в одной белой рубахе с широким отложным воротом и манжетами, в узких штанах, облегающих его стройную фигуру и ботфортах выше колен. Джоди тоже стянул свой свитер и сидел в белой рубашке, заправленной в голубые штаны.

Ибрагим не знал, с чего начать. Любое начало разговора казалось глупым.

Джоди, - сказал он наконец, - Поди сюда.

Мальчик отбросил кочергу и поднялся с легкой грацией крупной кошки. Он подошел к Ибрагиму и вопросительно посмотрел ему в лицо.

Джоди, - начал Ибрагим, - Ганс стал тебе крестным...

Да, - сказал Джоди, внимательно и выжидающе глядя на него.

Я тоже хочу стать тебе кем-то...

Ибрагим чувствовал, что само предложение, облеченное в слова, становится достаточно глупым и не знал, как продолжить.

Разве я не твой воспитанник? - спросил Джоди недоуменно.

Да, конечно. Подай мне, пожалуйста, трубку, - сказал Ибрагим. Ему вдруг совершенно глупой показалась вся его затея. «Пусть все остается, как есть», - подумал он.

 

Через две недели Петр вызвал к себе Ганса и сказал ему:

- Вот что, Ганс Иоганнович, в Шлиссельбург я еду по делам. Ибрагима с собой забираю. Велишь ему мальчишку к Гавриле Афанасьевичу определить. Скажешь, что это лично мое распоряжение. Чтобы мальчик богословской науки поднабрался и смирению духа у Ивана поучился. И Рыкову передашь, чтобы диктоптеры эти на нем попробовал, да как следует, слышишь, вели мальчишку не жалеть, довольно его Ибрагим балует. Посмотрим, кто есть кто. Да деликатно все это сделай, чтобы подозрений никаких не вызвать.

- Может, не надо диктоптеров, - пробовал заступиться Ганс, - Мальчик к наказаниям очень чувствителен…

- Не рассыпется, - ответил царь, - К тому же сие и для души, и для здоровья полезно.

 

- Я не хочу к Рыкову, - сказал Джоди, выслушав Ибрагима, - Я с Василием останусь.

Василий был молодой, улыбчивый денщик, который появился в доме после пропавшего Семена. Он был невысок, светловолос и всегда плохо побрит.

- Василия я с собой забираю, - ответил Ибрагим.

- Тогда я к Гансу пойду, - упрямо сказал Джоди.

- Ну, во-первых, Ганс тебя не приглашал, - резонно заметил Ибрагим, - А, во-вторых, это личное распоряжение государя.

- Государю какое дело, где я буду жить? – спросил Джоди.

- Государь хочет, чтобы ты в церковной науке поучился у Ивана Рыкова. Что тебе, кстати, совсем не помешает, - ответил Ибрагим.

Он отвез Джоди Гавриле Афанасьевичу Рыкову и лично вручил его боярину.

- Слушайся во всем Гаврилу Афанасьевича, - назидательно сказал он на прощание.

 

Вопрос существования Господа не особо беспокоил Джоди. Он резонно полагал, что Бог его не трогает, и он Бога не трогает, и этот паритет его устраивал. На государевых ужинах Джоди слушал Ивана вполуха и не особо вникал в то, что тот говорил. Но сейчас, как вновь обращенный христианин, Джоди решил разобраться с вопросом более основательно.

Три дня он мужественно терпел. Сидя в душной комнате Ивана он пробовал читать Библию, но ничего у него не получилось

- Мутотень какая-то, - пробурчал он про себя, откидывая толстенную книгу.

Джоди молился вместе с Иваном и старался так же истово бить поклоны и даже честно закатывал глаза, как это делал Рыков-младший, но почему-то Иван только злился.

- Почтения в тебе нет, - говорил Иван, - Смешно и срамно смотреть, как ты поклоны бьешь! В душе у тебя страха нет, видимость одна.

 

Много полезного для себя узнал Джоди за это время о Дьяволе в общем и о чертях в частности.

Дьявол, как понял Джоди, с завидным упорством и постоянством борется за души людские, а черти, по заверению Ивана, будут лично жарить его, Джоди, на сковородке, причем жарить вечно и без перерыва.

Бог же представлялся мрачным брюзгливым стариком, который всех любил и требовал, чтобы его любили в ответ. А тех, кто его не любил или любил, по его мнению, недостаточно, он отдавал Дьяволу, а тот, в свою очередь, чертям, на вечные муки.

Джоди все это казалось ужасно глупым, и он попробовал сказать это Ивану.

- Ну какой прок жарить вечно грешников, если они уже не исправятся? – спросил он, - Что им, чертям, больше делать нечего?

Иван вскипел.

- Грешникам надлежит быти в Аду за прегрешения их, а не за то, чтобы они исправились, - сказал он, - И ты в Ад попадешь, сомнения у меня в том нет, и гореть будешь в адском пламени вечно.

Джоди спорить не стал, про себя считая Ивана немного чокнутым.

 

Правда, на второй день он несколько изменил свои представления о Господе под воздействием речей Ивана, который в подробностях рассказывал Джоди о гневе Господнем и о том, сколько народу он положил за святое дело.

Как понял Джоди, первое, что сделал Бог – это смел с лица земли все живое с помощью потопа. Затем, когда люди оправились и отстроились, он уничтожил Содом и Гоморру, а заодно города поменьше, Севоим и Адму.

«И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба. И ниспроверг города сии, и всех жителей городов сих», - с упоением читал Иван.

Бог также уничтожил каких-то непонятных ханеев, которые ему лично ничего плохого не сделали – так, на всякий случай, как понял Джоди.

Одним словом, он переменил свое отношение к Богу, и тот стал ему представляться не блаженным стариком, а мрачным рыцарем в доспехах верхом на облаке.

 

К полудню второго дня, под предлогом посещения своего крестника, в дом Рыковых прибыл Ганс Штрухенбах. Обедать он отказался, сославшись на дела. Коротко переговорив с Джоди, Ганс отослал его наверх и остался один с Гаврилой Афанасьевичем.

Ну как мальчик, не шалит? - спросил он.

Ну что ты, Ганс Иоганович, шалостей мы не допустим, - заверил его боярин.

Вот что, Гаврила Афанасьевич, - сказал Ганс, решивший одним махом покончить с этим делом, - Ибрагим из рук вон плохо обращается с мальчиком, потакает ему во всем. Не дело это, да и государь недоволен. Ты бы на нем диктоптеры свои попробовал...

Отчего ж не попробовать, конечно попробую, - согласился боярин.

Да смотри, не переусердствуй. Пять-шесть диктоптеров ему достаточно будет.

Боясь вновь встретиться с Джоди, Ганс, придерживая шпагу, быстро вышел из дома Рыковых. Он чувчтвовал себя предателем

 

Хитрый боярин сразу смекнул, что приказ наказать Джоди исходил не от Ганса, а гораздо выше. Первым его желанием было избить мальчика до полуобморочного состояния, чтобы угодить государю. Но он опасался. С одной строны, пришлось бы отвечать перед Ганнибалом. С другой — кто его знает, мальчик мог испугаться, и тогда конкуренция Ивану с его стороны усилилась бы многократно.

Рыков очень жалел, что в свое время ему не удалось заполучить мальчика. То, что Джоди - тот самый мальчик, которого требовалось разыскать, боярин заподозрил сразу. Дальнейшие события утвердили его в этой мысли. Окажись мальчик в его руках, Гаврила Афанасьевич выигрывал бы при любом раскладе — и в случае, если бы выбор государя пал на Ивана, и в случае, если бы избранным оказался Джоди. Но так некстати тогда вмешался Ганнибал и все испортил...

Сейчас же, размышляя о распоряжении Ганса Штрухенбаха о диктоптерах, Гаврила Афанасьевич решил остановиться на чем-то среднем — наказать Джоди, но в разумных пределах.

Между тем, для Ивана Рыкова истязание плоти сводилось всегда к легким ударам импровизированной плети. Гаврила Афанасьевич робел перед сыном, и чем дальше, тем больше. К тому же он резонно полагал, что, поскольку сами диктоптеры и все это истязание плоти были плодом его же собственной фантазии, строго следовать этим указаниям не было никакого смысла.

 

К вечеру третьего дня, не выдержав пыток Библией и молитвами, Джоди сбежал.

Около десяти он постучался в дом Ганса.

У того во всю шла пьянка. За просторным столом в большой гостиной сидели пять офицеров, в расстегнутых камзолах, а то и вовсе в одних рубашках. Слуга был только один, для поднесения бутылок. Ганс, заседавший во главе стола, был пьян и весел. Увидев Джоди он удивился.

- Ты почему здесь? – озадаченно спросил он.

- Я, Ганс, у тебя побуду, хорошо? - сказал Джоди, заходя в гостиную.

- Ну, садись, коли пришел, - сказал Ганс и жестом приказал слуге пододвинуть для него стул.

После комнаты Ивана, с удушающим запахом лампадного масла, Джоди, казалось, вдохнул свежего воздуха.

Он проголодался. Он ел и весело рассматривал собравшихся офицеров. Одного из них он знал. Это был Зотов, то самый, чье окно он так неудачно расколотил полтора месяца тому назад.

- Сколько лет-то тебе, кнопарь? – спросил один из офицеров.

- Восемь. Скоро девять будет, - ответил Джоди с набитым ртом. Он был рад, что Ганс с порога не услал его в постель, а усадил рядом с этими веселыми людьми.

- А ты грамотный? – спросил другой офицер.

- Да он грамотней тебя будет, - ответил за Джоди Ганс, наливая себе вина.

 

Вдруг Алексей Зотов подмигнул офицеру, сидящему напротив него, и спросил:

- А что, Джоди, наказывает тебя Ибрагим?

- Нет, - ответил Джоди.

- Это хорошо, - сказал Зотов, - Он и другого мальчика никогда не наказывал…

- Какого мальчика? – не понял Джоди.

- Того самого, который у него до тебя жил.

Джоди молчал. Он никогда не слышал, чтобы у Ибрагима жил мальчик. Мысль эта была ему неприятна.

Зотов тоже помолчал, держа в руках кусок ветчины и отщипывая от него кусочки, и продолжил:

- Знал ли ты, что у Ибрагима до тебя жил мальчик?

- Нет, - ответил Джоди.

- А до этого мальчика еще один…

Офицер, сидящий напротив, прыснул и сказал, закашлявшись, чтобы подавить смех:

- Алексей, сколько мальчиков было у Ибрагима? Три?

- Четыре, - невозмутимо сказал Зотов, - И все они куда-то исчезли.

- Куда? – упавшим голосом спросил Джоди. Ему вдруг стало страшно. Лицо его вытянулось, он отложил вилку и нож в сторону и замер.

- Этого никто не знает, - сказал Зотов задумчиво, - Известно только, что в ночь полнолуния – такую же, как сейчас - он отводит их в лес, и больше их никто никогда не видит.

- Полнолуния? – переспросил Джоди. Сердце его начало колотиться.

- Да, в полнолуние. Только не зимою, а летом. В июне.

- А что они делают в лесу? – спросил Джоди упавшим голосом.

Видя его побледневшее лицо и явный испуг, офицеры вовсю начали веселиться. Алексей Зотов невозмутимо продолжал:

- А в лесу, друг мой, Ибрагим привязывает мальчика к дереву.

- Зачем?

Зотов наклонился к Джоди и тихо сказал, глядя ему в глаза:

- Чтобы вырвать его сердце.

Повисла тишина. Джоди застыл на месте и, не отрываясь, смотрел на Зотова.

- Зачем? – спросил он, наконец.

Зотов произнес низким голосом:

- Он съедает сердце мальчика и превращается в дракона.

- Зачем? – опять спросил Джоди.

- Он всю ночь летает над землей, наслаждаясь своим драконьим естеством. А потом возвращается на землю и вновь превращается в человека.

 

Офицеры прыскали. Ганс молчал и внимательно смотрел на Джоди. Тот стал белый, и губы у него приоткрылись. Он сидел, уставившись на Зотова и заметно дрожал.

- Будет вам, - прикрикнул, наконец, Ганс, - Ты что, Лешка, хочешь перед Ибрагимом отвечать за шутки свои? А ты, - обратился он к Джоди, - кончай дрожать. Что, не видишь, что глупости они рассказывают специально, чтобы напугать тебя?

- Да, - сказал Джоди и сглотнул.

Он продолжал сидеть с замершим взором, углубленный в свои мысли. Вся живость его пропала, и с этой минуты он рассеянно отвечал на вопросы.

 

- Мне надо идти, - вдруг сказал он и решительно слез со стула.

- Куда ж ты пойдешь! - удивился Ганс, - Полночь на дворе.

- Мне надо, Ганс, - сказал Джоди и направился к выходу.

Ганс догнал его.

- Объясни, что все это значит, - потребовал он, - Ты что, испугался?

- Да, немного. Мне надо идти

- Куда?

- В дом китайца.

- В такую пору! Ты с ума сошел! – воскликнул Ганс.

- Там ответы, Ганс. – просто сказал Джоди.

Услышав это, Ганс немного протрезвел.

- Ну хорошо, утром вместе пойдем, - сказал он. Он уже привык к тому, что мальчик всегда действовал по своей, одному ему ведомой логике.

- Нет, надо сейчас. Сердце дракона. В полнолуние.

- Тьфу ты, - разозлился Ганс, - Ты что, поверил всей этой ерунде? Да шутили они, шутили.

- Нет, я не о них, я о китайце. Китаец сказал – сердце дракона, в полнолуние… Ты не понимаешь, Ганс, мне сейчас надо идти, - сказал Джоди, порываясь пройти мимо Ганса к выходу.

- Хорошо, - решительно сказал Ганс, - Я пойду с тобой. Подожди меня, я хоть шпагу возьму, - и он повернулся, чтобы пройти в комнату, но тут же вернулся и сказал:

- Ты никуда не уйдешь без меня. Обещаешь?

Джоди кивнул головой.

 

Они скакали по безлюдной улице, Ганс сзади, перед ним Джоди. Полная луна освещала землю, и здания в ее свете казались остро очерченными и призрачными.

При свете луны дом китайца был виден издалека – на пустыре, далеко от всех других домов стоящая на небольшом пригорке темная лачуга. Позади дома чернело огромное дерево.

Никто так и не заселился в хибару. Место это считалось проклятым. Говорили, что по ночам оттуда доносятся сдавленные крики, и иногда виднеется чья-то тень, бродящая вокруг дома. Местные обходили это место стороной. Поговаривали, что трое мальчишек как-то забрались на спор в лачугу, да потом все трое умерли в течение недели неестественной смертью.

 

Ганс привязал лошадь к забору. Они вошли в дом.

Внутри было темно. Бычий пузырь на окнах не пропускал лунный свет. Еле виднелся стол, на котором угадывалась свеча. У Ганса не было ничего, чтобы зажечь огонь. Но тут Джоди пошарил рукой по столу, и вдруг в руке его вспыхнул крохотный огонек. Он зажег им свечку.

- Что это? – спросил Ганс.

- Зажигалка, - ответил Джоди.

Они говорили совсем тихо, словно стараясь не потревожить это место.

От свечи все вокруг озарилась мягким светом, и стало не так жутко. Джоди взял свечу и стал ходить по комнате. По всему было видно, что он взял инициативу в свои руки.

Ганс не возражал. Он почти совершенно к тому времени протрезвел. Он огляделся вокруг и увидел, что здесь ничего не изменилось. Тот же топчан, грубый, некрашеный стол и напротив стола тусклая мазня на холсте от пола до невысокого потолка. На холсте угадывался котелок, висящий над костром.

Джоди остановился у картины.

- Ганс, здесь должна быть дверь, - сказал он.

- Какая дверь? На улицу? - скептично спросил Ганс.

Тем не менее он вытащил шпагу и, разрезав ею картину, ободрал остатки холста.

За обрывками холста они увидели гладкую железную дверь светло-коричневого цвета без ручки.

Ганс толкнул дверь. Она не открывалась.

 

- Смотри, здесь код, - сказал Джоди и поднес свечку к самой двери.

Ганс увидел маленький круглый барабанчик с четырьмя окошками для букв и надпись: ENTER CODE.

- Надо выставить код, - сказал Джоди неуверенно, - Только как его узнать? Четыре буквы...

Больше часа они пробовали все варианты — Jody, Hans, home, hope, rope, room, door. Ничего не получалось. Дверь стояла мертво.

Джоди, обессиленный, отошел и рухнул на топчан.

Мы не знаем кода, - с отчаянием сказал он, - Без кода все бесполезно.

Ганс упрямо продолжал перебирать варианты.

Вдруг Джоди осенило. Он быстро подошел к барабану и набрал слово CODE.

Дверь мягко вздрогнула и с легким щелчком открылась.

 

За дверью была комната, освещенная ровным чистым светом.

Это был небольшой кабинет с двумя креслами напротив маленького столика. Кабинет был отделан темным деревом, стол и кресла были также из дерева, изящные и явно дорогие. На столе стоял какой-то экран, назначение которого Ганс не понял.

 

- Это компьютер, - сказал Джоди и, слегка повозившись, чем-то щелкнул на стоящем рядом ящике. Ящик был темный, с закругленными краями, и сделан из материала, неизвестного Гансу.

Экран вспыхнул. От неожиданности Ганс вздрогнул и чуть не отпрянул назад.

- Откуда ты все это знаешь? – спросил он недоуменно. Он видел, что Джоди ничего не боится и ничему не удивляется.

- Не знаю, - просто ответил Джоди, - Это внутри меня сидит.

Ганс оглядывался. Он не мог понять, почему так светло вокруг.

Это от лампочки, - сказал Джоди, - Видишь, на потолке лампочка. Это она свет дает.

В комнате было тепло. Джоди снял куртку, Ганс плащ.

 

Компьютер загрузился, и его экран загорелся сиреневым светом. Джоди поискал клавиатуру – ее нигде не было.

- Это какой-то неправильный компьютер, - сказал Джоди.

И вдруг тихий женский голос с экрана произнес:

«Программа «Оракул» рада приветствовать вас. Задавайте свои вопросы».

Джоди сел в кресло напротив компьютера и быстро спросил:

- Кто я?

Тихий женский голос произнес:

«Джоди Асадзе. Сын эмигрантов, рожденный в Америке 7 мая 2014 году»

- Ты из будущего! – выдохнул Ганс потрясенно.

Джоди изумленно уставился на экран.

- Ганс, сказал он ошеломленно, - я младше тебя не на 25 лет. Я младше тебя на 325 лет. Я даже еще не родился…

И тут он спохватился и сказал:

- Мы должны задавать вопросы. Какой бы еще вопрос задать?

«Вопрос «Какой бы еще вопрос задать?» некорректен. Пожалуйста, сформулируйте свой вопрос правильно», - сказал с экрана женский голос.

- Кто такой Ибрагим Ганнибал?

«Ибрагим Ганнибал, участник операции «Дракон». Представитель».

- Что такое операция «Дракон»?

«Ответ находится в стадии доработки. Ждите» - сказал Оракул невозмутимым тихим голосом.

- Спроси про меня, - попросил Ганс.

- Кто такой Ганс Штрухенбах? – спросил Джоди.

«Ганс Штрухенбах, участник операции «Дракон». Представитель».

- А государь?

«Петр Первый, участник операции «Дракон». Свидетель».

- Что за операция такая, «Дракон»? – опять задумчиво спросил Джоди.

«Ответ находится в стадии доработки. Ждите».

 

Тут экран вспыхнул, и Ганс увидел на нем залитый цветными огнями летний вечерний город. Люди шли по широким тротуарам, одетые необычно, ярко и празднично, а посередине мчались машины разных цветов. Кто-то сидел в кафе за столиками прямо на улице и пил кофе, кто-то шел с собачкой на поводке. Люди были одеты чудно. Женщины были либо в штанах, либо в коротких юбках, одежда мужчин напоминала одежду Джоди. Париков никто не носил.

- Что это? – спросил Ганс, зачарованно глядя на экран.

- Это наш город, - ответил Джоди, - Город будущего. Вот это машины едут – это у нас заместо карет. А это электричество, такое же как в этой комнате, только мощнее.

Ганс понимал, что ему надо получше рассмотреть достижения науки и техники будущего, но он не мог оторвать взгляда от девушки, которая шла ему навстречу. У нее были распущенные светлые волосы и юбка, такая короткая, какую Ганс не мог себе представить в самых смелых мечтах. Девушка тряхнула волосами и, остановившись, стала что-то доставать из сумочки.

И тут экран погас на мгновение и вновь засиял ровным сиреневым светом.

 

Все тот же невозмутимый голос Оракула доложил:

«Ответ на ваш вопрос «Что за операция такая, «Дракон?» готов.

Операция «Сердце Дракона», или, сокращенно «Дракон» направлена на предотвращение уничтожения человечества диктоптерами».

- Что такое диктоптеры? – спросил Джоди.

«Диктоптер, сокращенно «Дик», от производного «Dictyoptera», или «тараканообразный» - робот, ничем не отличающийся от человека, кроме размеров. Диктоптеры крупнее обычного человека и имеют стандартную высоту два метра тридцать сантиметров.

Диктоптеры названы так из-за блока памяти, внешне напоминающего таракана. По некоторым данным, шутка разработчиков. Диктоптеры созданы как для удовлетворения потребностей человека, так и для военных и полицейских целей.

В 2059 году диктоптеры ввели в действие программу Судного дня».

 

- Что такое программа Судного дня? – быстро спросил Джоди. Ганс мало что понимал.

«Программа по уничтожению человечества с помощью серии ядерных взрывов», - мягко ответил голос.

- Джоди, ты можешь объяснить, что это такое? – спросил Ганс нетерпеливо.

 

Компьютер щелкнул, и все тот же женский голос невозмутимо произнес:

«До ввода в действие мины наземного разрушения осталось 5 минут. Рекомендуется срочно покинуть помещение».

 

Джоди вскочил с кресла.

- Идем, Ганс, сейчас здесь рванет, - сказал он.

Но Ганс не собирался уходить от экрана. Он только приготовился задавать собственные вопросы.

- Подожди, - сказал он, - Ничего не будет…

- Сейчас рванет, Ганс, идем же скорее, - Джоди потянул Ганса за рукав.

- Кто такой Иван, - спросил Ганс.

«До ввода в действие мины наземного разрушения осталось 4 минуты. Рекомендуется срочно покинуть помещение».

 

- Ганс, бежим! – заорал Джоди. Он схватил куртку и плащ и почти выволок Ганса наружу, продолжая тянуть его подальше от дома.

- Но мы в безопасности, - сказал Ганс недоуменно.

- Ганс, это бомба наземного действия, у вас таких нет. Мы должны отойти как можно дальше. Бежим, у нас нет времени!

Ганс неохотно следовал за Джоди, по-прежнему не особо торопясь. Джоди выпустил его рукав, забежал к нему сзади и изо всех сил столкнул в небольшой овраг возле дома, и сам спрыгнул следом.

- Ложись, ложись! – заорал он, силой пригибая Ганса к земле.

В то же мгновение раздался ужасающий взрыв. Через секунду на Ганса и Джоди, лежащих на дне оврага, сверху посыпались обломки стен, камни и труха. Огромное бревно как щепочка пролетело над их головами, и все стало опять тихо.

Ошарашенный и оглушенный, Ганс выглянул из оврага.

От дома ничего не осталось, только бревна валялись в разных сторонах от бывшей лачуги. Железную дверь как соломинку снесло метров на тридцать; она была вся покорежена, с оплавившимися краями. Огромный дуб был выкорчеван взрывом и валялся на земле, подняв кверху могучие корни. От забора ничего не осталось, а лошадь Ганса была мертва и лежала на боку, дрыгая задней ногой.

Потрясенный, Ганс подошел к лошади.

- Надо же, - сказал он, - Совсем молодая лошадь. Три года всего… надо же...

 

Дом был снесен будто его срезали ножом. Не было даже остатков стен. Но, к изумлению Ганса, земляной пол дома был абсолютно не поврежден.

- Джоди, почему пол целый? – спросил он растерянно.

Джоди выбрался из оврага, стряхивая с себя пыль.

Потому что это взрыв наземного действия, - ответил он. Дав этот исчерпывающий ответ, он сел на лежащий рядом большой камень и стал думать.

Джоди был в мягком белом, немного громоздком свитере с закатанными рукавами, Ганс в недавно парадном золотисто-охровом камзоле — первое, что он успел схватить из своего гардероба, торопясь за мальчиком.

- Ты можешь объяснить, что все это было? – попросил Ганс, немного приходя в себя.

- Понимаешь, человечество будет уничтожено. Диктоптерами. Машинами, - сказал Джоди. Он был растерян.

- Это как же, телега или печатный станок уничтожат человечество? – недоверчиво спросил Ганс.

- Но у нас же другие машины, - ответил Джоди, - Они сложные. И такую машину сделали, которая от человека ничем не отличается. И, наверное, эти машины стали воевать с человеком. И победили его.

Он замолк и стал снова начал думать. Ганс стал бродить вокруг, пытаясь найти еще что-нибудь. Мысль, что какие-то непонятные тараканы уничтожат человечество, была для него нелепа.

 

- Пойдем, - вдруг сказал Джоди, поднимаясь - Там подпол есть. Китаец меня туда никогда не пускал.

- Может, утром, - неуверенно сказал Ганс.

- Нет, сейчас, - твердо сказал Джоди и решительно прошел к дому.

Вместе с Гансом они подняли и откинули тяжелую крышку подпола. Ганс прикинул, что крышка находилась как раз в том месте, где стоял топчан, поэтому ее не было видно.

Они спустились по почти отвесной деревянной лестнице. Было темно. Тусклый свет едва пробивался сквозь открытую крышку погреба. Постепенно их глаза привыкли к темноте и они увидели, что это не обычный погреб, а большой, размером с дом подвал. Высота его стен была выше, чем в самом доме. Подвал был абсолютно пуст.

Джоди в полутьме добрался до кирпичной стены и провел рукою по ней. Она была холодная и влажная.

И тут вдруг его рука ушла в глубину стены. Неведомая сила стала затягивать его внутрь, и на глазах изумленного Ганса он исчез, буквально провалившись сквозь стену.

Ганс кинулся за ним. Чертыхаясь, он дотронулся до стены и почувствовал, что она была мягкая, как сметана. Его тоже стало затягивать внутрь.

Ганс отпрянул и вырвался из объятий кирпичной стены. Он стоял перед ней и боялся вновь до нее дотронуться. Но потом, собравшись с духом, он прочитал «Отче наш», перекрестился, схватил рукоять шпаги и, зажмурив глаза, нырнул в кирпичную стену.

В следующую секунду он летел куда-то по наклонной плоскости вниз по чему-то, что напоминало совершенно черную трубу.

 

Полет занял не больше минуты, и Ганс вылетел, тоже из стены, в какое-то помещение.

Джоди уже был там. Он стоял, оглядываясь.

Мягкий свет разливался по помещению, хотя окон нигде не было. Ганс определил, что это подвал, только таких подвалов он никогда не видел – потолки были высокие, метра четыре вышиной, а по центру подвала шли толстые колонны. Сам подвал был такой ширины, что десять, а может и двенадцать карет могли свободно проехать по нему в ряд.

Вокруг было много людей. Видно было, что они здесь живут. Люди переговаривались негромко по-французски, и только надсадно плакал младенец, лежащий в грязной колыбельке. На бетонном полу играли чумазые дети. Одна девочка, лет четырех, в платье когда-то светлого цвета печально качала на руках деревяшку, обернутую в тряпье.

У одной из стен подвала стояло штук пятьдесят кроватей. Они были накрыты ветошью не более привлекательной, чем топчан китайца. У другой стены, за столами сидели люди у экранов, похожих на тот, который он только что видел у китайца. Люди были одеты причудливо, женщины были в штанах, и одежда была хоть яркая, но грязная и поношенная.

Никто не обращал на них внимания.

- Они не видят нас, - сказал Джоди, - Мы для них невидимые.

- Где мы? – спросил Ганс, оглядываясь.

- Мы в будущем, - ответил Джоди.

Он подошел к человеку, сидящему за столом, и что-то стал рассматривать на экране его компьютера.

- Сейчас 18 августа 2061 года, - сказал он Гансу, - Двенадцать часов дня.

 

Вид будущего более чем удручил Ганса.

- Кто это? – спросил он, - Рабы?

- Это обычные люди, - отрешенно ответил Джоди, - Они от чего-то прячутся. Наверное, от диктоптеров.

Несколько мужчин, вооруженных непонятным для Ганса оружием, подошли к выходу.

Дверь в подвал была не просто железная. Джоди заметил, что она была на рельсах.

Открутив круглое кольцо на двери, трое из мужчин стали тянуть ее на себя. Неохотно, со скрежетом дверь поддалась и поехала по рельсам. Толщиною она была с метр.

Мужчины – их было семеро – поднялись по бетонным ступенькам наверх. Джоди и Ганс прошли за ними.

Было холодно и сумеречно, шел снег. Вокруг, сколько видно было глазу, лежали руины огромного города. Не было ни травинки, ни деревца, только груды битых камней, наваленные всюду, да остатки обломанных стен выдавали цивилизацию.

- Ты сказал, что сейчас август, двенадцать часов пополудни, - недоуменно сказал Ганс.

- Это ядерная зима, - ответил Джоди.

 

Они сели на какой-то бетонный парапет, наполовину разрушенный. Семеро мужчин уходили вдаль, медленно пробираясь среди обломков.

Джоди вздохнул и сказал.

- Ядерная зима наступает после ядерного взрыва.

- А что такое ядерный взрыв? – спросил Ганс.

Джоди неопределенно махнул рукой, показывая на все вокруг.

- Это и есть ядерный взрыв, - сказал он, - Это взрыв чудовищной силы. И когда таких взрывов много – сто, двести - то пепел поднимается к небу и рассыпается по всему небу. И наступает зима. Летом зима, и зимой зима.

Он опять коротко вздохнул и продолжал:

- Первыми погибают деревья. Потом звери. Но хуже всего, Ганс, что все отравлено. Вода отравлена, и земля, и снег, который идет, тоже отравлен. Люди начинают болеть и умирают…

Он сидел согнувшись, положа локти на колени и бессильно опустив голову. Он больше не мог говорить.

Ганс прошел вокруг. В одной из каменных груд он увидел, как что-то синеет под завалами. Отбросив камни в сторону, он вытащил голубую табличку.

«Улица Шаз-Элизе» было написано по-французски.

 

Тем временем семеро ушедших мужчин возвращались. Осторожно пробираясь между развалинами, они шли цепочкой друг за другом. Они подошли ближе, и тут и Ганс, и Джоди заметили, что за ними кто-то следовал. Это был нереально высокий, на две головы выше остальных молодой человек с красивыми чертами смелого лица. Он двигался легко, и даже изящно. Несмотря на холод, он был в одних штанах и легкой футболке и, казалось, ничуть не мерз. Человек весь был увешан оружием.

Семеро мужчин не замечали его и продолжали свой путь к входу в подвал.

- Это диктоптер! – закричал Джоди и кинулся навстречу людям.

- Диктоптер! – орал он, - Сзади вас диктоптер!

Но его крики были не слышны, и люди в молчании продолжали идти по направлению к подвалу.

Вдруг последний из них, повинуясь то ли крикам Джоди, то ли какому-то своему предчувствию, обернулся и закричал. Остальные обернулись, моментально попадали на землю и открыли шквальный огонь.

Диктоптер, не таясь, побежал навстречу огню. Он бежал легко, красиво, и пули отлетали от него словно камешки, не причиняя никакого вреда. Он стрелял с двух рук. Через минуту все семеро были мертвы.

 

Потрясенные, Ганс и Джоди стояли поодаль, наблюдая за всем этим.

Диктоптер подошел к двери.

- Нет! – закричал Джоди и повис у него на руке. Робот ничего не заметил. Он только оглянулся, внимательно вслушался в тишину вокруг и вновь вернулся к двери.

Надавив на нее всем корпусом, диктоптер медленно сдвинул ее с места. Дверь неохотно поддалась и поехала внутрь.

Робот вошел в подвал. Его встретил шквальный огонь. Не торопясь, диктоптер вскинул свое оружие и начал стрелять.

Ганс и Джоди заскочили в открытую дверь. Крики и вой пуль окружили их. Диктоптер стоял посредине подвала и, не спеша, обстреливал все пространство. Лицо у него было бесстрастным, отрешенным и красивым.

Отчаянные крики людей и звуки выстрелов наполнили воздух. Джоди видел, как девочка, бросив куклу-деревяшку, быстро на четвереньках забралась под кровать.

Выстрелы становились все реже, и через три минуты все было кончено. Окровавленные трупы валялись по полу. Надсадно кричал младенец в колыбели. Подойдя к нему, диктоптер дал короткую очередь, и все стало совершенно тихо. Только запах пороха и дым висели в воздухе.

Маленькая девочка притаилась под кроватью.

Диктоптер, все так же не торопясь, обошел весь подвал, чтобы убедиться, что живых не осталось. Он подошел к кровати, под которой пряталась девочка и остановился, прислушиваясь. Джоди видел, как девочка зажала рот рукой. Он кинулся к роботу, и стал колотить его руками и ногами.

Диктоптер что-то почувствовал и прошел в другой конец подвала. Он был совершенно невредим, только одна из пуль срезала клок волос сбоку его головы, и футболка его была вся разодрана пулями в клочья.

Он еще раз огляделся и медленно вышел из подвала. Метровой толщины железная дверь со скрежетом закрылась за ним.

 

Девочка выбралась из своего укрытия. Она потерянно стояла среди окровавленных тел и тихо всхлипывала.

И тут Ганса и Джоди стало затягивать обратно, в бетонную стену.

- Мы не можем оставить ее здесь! – закричал Джоди, борясь с чудовищной силой, тянущей его внутрь стены, - Ганс, хватай ее!

Девочка что-то почувствовала. Она стала водить руками прямо перед лицом Джоди, словно делая пассы.

- Ангелы, не оставляйте меня, - пролепетала она по-французски, - Возьмите меня с собой, ангелы, не оставляйте меня здесь!

- Мы должны ее взять с собой! – орал Джоди Гансу, - Хватай ее!

 

Их обоих подбросило, вынесло в черное пространство и выкинуло наружу.

Когда Джоди очнулся, он увидел, что лежит на полу в подвале китайца. Ганс сидел на земляном полу рядом с ним.

Джоди вскочил и бросился к кирпичной стене. Она была непроницаемой. Он бил по ней плечом со всего размаха, но все было бесполезно.

- Как же так, Ганс! Мы оставили ее, - закричал в бессилии Джоди, со всей силы ударяя рукой по кирпичу, - Мы должны вернуться, Ганс! Сделай так, чтобы мы вернулись!

Наконец он сполз по стене на пол и зарыдал.

 

Насилу Гансу удалось уговорить его выйти из подвала.

Они поднялись по почти отвесной лестнице.

Светало. Несмотря на убитую, валяющуюся на земле лошадь да развороченный дом, все вокруг после того, что они видели, казалось тихим и мирным.

Джоди спрыгнул в овраг и достал свою куртку и плащ Ганса.

Они прошли до ближайшей улицы. Ганс нанял какого-то мужика с телегой, и через час они добрались до дома. Оба молчали.

- Иди спать, Джоди, - сказал Ганс устало, - Я сейчас велю постелить тебе.

- Нет, Ганс, - ответил Джоди, - Я к Рыкову пойду. Я хочу кое-что посмотреть там...

Не имея сил спорить, Ганс приказал отвезти мальчика к боярину.

 

Проспав десять часов как убитый, после обеда Ганс отправился за Джоди. Все тело его ломило, и происшедшее казалось сном.

Маленький мажордом доложил о его прибытии, и его тотчас провели в горницу, где за заставленным закусками столом обедали Гаврила Афанасьевич с Иваном.

- Садись с нами, гость наш дорогой, - засуетился Гаврила Афанасьевич, - отведай, чем Бог послал.

- Да я за мальчиком, - ответил Ганс, - Отдашь ли ты мне его, Гаврила Афанасьевич?

Отдам, как не отдать… только ведь, - он замялся, - Всю ночь где-то шлялся он... наказать мне его пришлось примерно, как ты велел, чтоб впредь не повадно было.

При словах «как ты велел» Ганс напрягся и скосился на Ивана. Он опасался, что тот выдаст его.

И опять-таки, государь наказал ему здесь быть... - продолжал сомневаться боярин.

- С государем я вину на себя возьму, Гаврила Афанасьевич, - успокоил его Ганс, - Где мальчик?

 

Джоди лежал на кровати и открытыми глазами смотрел в потолок. Увидев Ганса, он вскочил и тут же опять упал на спину, застонав.

- Забери меня отсюда, Ганс, - взмолился он.

- Что, сильно он тебя? – сочувственно спросил Ганс.

- Ерунда, - ответил Джоди, - Надо было у тебя оставаться.

Посадить мальчика на лошадь не представлялось возможным, идти он тоже не мог. Пришлось брать телегу у Рыкова.

 

Джоди молчал всю дорогу и лежал в телеге, отвернувшись к ее борту и свернувшись калачиком. Ганс ехал рядом верхом. Дома он попробовал дать мальчику горячего супа, но Джоди есть отказался.

- У нее нет шансов выжить, - сказал он, возвращаясь, по-видимому, к тому, о чем думал все время, - Она никогда не откроет эту дверь.

Ганс хотел сказать, что если она даже откроет эту дверь, то у нее все равно нет шансов выжить, но промолчал.

 

Ганс пробовал пытать Джоди по поводу будущего, но ничего вразумительного мальчик сказать не мог.

- Как же так? – недоуменно спросил Ганс, - У китайца ты все хорошо рассказывал, а сейчас ничего не знаешь…

- Я когда вижу, я знаю, - сказал Джоди, - А сам по себе я ничего не помню…

Как мог пробовал Ганс выяснить что-нибудь по поводу ядерного взрыва.

- Это что, как у китайца было, только еще сильнее? – спрашивал он.

- Что ты, Ганс, у китайца простая мина была, - ответил Джоди, - Ядерный взрыв по-другому действует. Это совсем другая энергия. Одной бомбы достаточно, чтобы полстраны уничтожить…

Он помолчал и продолжил:

- Хуже всего, что все становится отравленным. Вода, воздух, снег – все отравленное. И те, кто выжил от взрыва, начинают болеть и умирают… Представь, если по всей земле воздух отравлен…

Ганс вздохнул, вспоминая Париж 2061 года.

 

Один раз Джоди заговорил об Иване.

- Он муху поймает и ноги ей отрывает, - рассказывал Джоди, - И говорит: «Тебе в Аду черти так же руки-ноги будут отрывать…»

- Глупость, - сказал Ганс, - Никто тебе не будет рук-ног отрывать.

Да я не про себя! – воскликнул Джоди, - Я про муху. Представляешь, как ей больно?! Как она орет, а ее никто не слышит?!

 

Другой раз он вдруг вспомнил про подвал.

Это не сон был, да? - спросил он.

Ганс набрался мужества и сказал, что да — это был не сон.

Джоди задумался, потом сказал:

- Только ты Ибрагиму Петровичу не говори ничего. Зачем?

 

Их обоих тянуло на улицу. Может быть для того, чтобы убедиться, что деревья есть и птицы летают.

Они гуляли по Невскому, медленно идя вместе с толпой, и Ганс подумал, что они с Джоди напоминают двух смертельно больных людей, которым надо жить в ярком, сияющем мире и притворяться, что ничего не случилось.

Возле дома китайца Ганс приказал поставить круглосуточную охрану и дал строжайшее распоряжение в подвал никого не пускать.

 

К вечеру следующего дня Ибрагим прислал посыльного, что он вернулся. Ганс распорядился отвезти Джоди в карете, а сам засобирался к государю.

Джоди ни о чем его не спрашивал.

Всю дорогу он простоял в карете. Задница у него болела еще больше, чем вчера. Ганс несколько раз порывался посмотреть раны, но Джоди категорически отказался. Ганс настаивал.

- Нет, - сказал мальчик так непреклонно, что Ганс отстал.

Ибрагим ждал его ужинать. Василий, улыбаясь, поставил на стол две тарелки горохового супа и ушел в кухню.

- Ну, - спросил Ибрагим, когда они сели за стол, - Что ты делал у Рыкова?

Ибрагим был уставшим и оттого несколько раздраженным, и даже встреча с мальчиком не сильно прибавила ему настроения.

- Мы про Авраама с Иваном читали, - ответил Джоди, водя пальцем по столу и уставившись в свою тарелку, - как Авраам чуть сына своего не зарезал.

- Не зарезал, а принес в жертву, - сказал Ибрагим, размешивая суп.

- А ты бы так смог? – спросил Джоди, поднимая на него глаза.

- Что? - не понял Ибрагим.

- Ну если бы Бог приказал тебе меня в жертву принести, ты бы меня зарезал?

- Джоди, что ты глупости говоришь! – рассердился Ибрагим, - С чего это Бог захочет тебя в жертву принести?

- Чтобы тебя проверить, - повторил настойчиво Джоди, не отводя глаз, - Ты бы зарезал меня?

- Джоди, сколько раз тебе говорить, чтобы ты не извращал Священное писание, - отложил ложку в сторону Ибрагим, - Ты путаник в этом деле. Просто запоминай, что тебе скажут, и все.

- Значит, зарезал бы? – упрямо спросил Джоди.

- Нет, - коротко ответил Ибрагим, вновь берясь за ложку.

 

- Ты чего-то совсем не такой, - сказал Ибрагим после ужина, - С чего ты такой грустный? С Гансом, что ли поругались?

Джоди отрицательно покачал головой.

Через некоторое время Ибрагим опять спросил:

- Что ты ерзаешь все время? Что с тобой?

- А чего ты ко мне придираешься? – возмутился Джоди, - То я ерзаю, то я грустный!

- Нет, ты сегодня какой-то не такой, - повторил Ибрагим, - Случилось ли чего?

Джоди замотал головой.

- Джоди!

- Ну хорошо. Меня Гаврила Афанасьевич наказал...

- Ах, вот оно в чем дело! – сказал Ибрагим, - Сильно наказал?

Джоди опять замотал головой.

- Ничего, - сказал он, - Ерунда.

Около десяти вечера раздался звук отдаленного взрыва. Ибрагим вскочил и подошел к окну. Было темно, и ничего не видно.

 

Отправив мальчика к Ибрагиму, Ганс поехал к царю. Несмотря на позднее время и на то, что он был с дороги, государь принял его.

Рассказ Ганса занял около получаса. Государь слушал молча, почти не перебивая вопросами, только про диктоптеров он спросил:

- Они что, правда неуязвимы?

- Если иметь одного такого, можно не иметь армии, государь, - честно ответил Ганс.

Выслушав Ганса, государь велел седлать лошадей, и они, в сопровождение двух десятков людей, отправились к дому китайца.

Оцепление, поставленное Гансом, было на месте.

Невысокий капитан подскочил к государю и доложил:

- Ваше Величество, доверенный мне объект охраняется исправно. Есть происшествия.

- Что за происшествия? – спросил царь, нахмурившись.

- Ваше Величество, некий солдат, Гришка Марков, в подпол залез.

- Приказ был в подпол не лазить? – еще более нахмурился царь, - Батогов ему.

- Так, Ваше Величество, нельзя…

- Это почему же?

- С ума он сошел, Ваше Величество.

- Что говорит?

- Ничего не говорит, Ваше Величество. Мычит только.

 

Царь походил вокруг, глядя на разрушения, причиненные дому, недоверчиво осмотрел неповрежденный пол и, приказав всем остаться, спустился с Гансом в подвал.

- Вот, здесь это было, - сказал Ганс, освещая путь факелом и провел рукой по стене.

Государь подошел, потрогал стену, и вдруг рука его мягко провалилась в кирпич. Он навалился всем телом на стену и через секунду исчез за ней. Ганс ринулся следом.

Они стояли на освещенной вечерней улице, той самой, которую Ганс видел в компьютере. Мимо мчались машины, слышался смех людей, и та же самая светловолосая девушка в короткой синей юбке шла в толпе навстречу Гансу.

- Это будущее, - сказал Ганс.

- Вижу, - ответил государь. Он сделал шаг вперед и - растворился. Ганс последовал за ним. Все видение заняло не больше нескольких минут.

Они вновь оказались в том же подвале.

Выбравшись наружу, царь отдал приказ охранять место, где стоял дом китайца, днем и ночью, и никого в подвал не пускать под страхом смертной казни.

Они уже оседлали коней, как вдруг раздался ужасающий взрыв, рвущийся из подвала. Куски вывороченной земли стали сыпаться вокруг них. Кони метнулись. Люди закричали, кто-то кинулся к государю.

Он был невредим, впрочем, как и все остальные. На месте подвала зияла огромная яма. Если бы государь задержался хотя бы на пять минут, его бы не просто не было в живых – от него ничего бы не осталось.

Царь повернулся к Гансу и разъяренно крикнул:

- К Ибрагиму!

 

Раздался грозный стук в дверь. Ибрагим открыл. Перед ним а проеме высокой двери стоял государь.

Сделав взмах рукой и слегка поклонившись, Ибрагим пригласил государя войти и растерянно отошел в сторону.

Царь быстро вошел, за ним появился Ганс.

- Смею ли я верить, государь... - начал Ибрагим, но царь, не слушая его, стремительными широкими шагами прошел в гостиную.

- Где он? – грозно спросил царь.

- Кто, государь?

- Мальчишка твой, Джоди. Где он, я спрашиваю?

Ибрагим, и без того обеспокоенный внезапным появлением царя, при упоминании о Джоди совсем встревожился.

- Государь, я не знаю, в чем провинился мальчик, но в любом случае он слишком мал… - начал он.

- Все в порядке, Ибрагим, - сказал Ганс, - Позови мальчика.

 

- Я здесь, - услышали Ибрагим тонкий голос Джоди за спиной.

Джоди стоял босиком и в пижаме, кутаясь в одеяло. Оно мягко облегало его хрупкую фигуру и волочилось за ним по полу как мантия.

Царь резко обернулся и стал молча вращать на него глазами.

- А ну, иди сюда, - сказал он наконец садясь за стол и, грубо дернув, поставил мальчика перед собой, - Рассказывай.

- Что рассказывать? – спросил Джоди.

- Все рассказывай, - закричал государь, - Все, что знаешь.

Джоди тоже повысил голос:

- Я ничего не знаю! – сказал он, глядя государю в лицо, - Все, что я знаю, мне только кажется!

- Тогда рассказывай то, что тебе кажется! – стукнул ладонью по столу государь.

Джоди перевел дыхание и начал говорить. Его голос, обычно негромкий, звучал сильно и глухо.

- Мне кажется, - сказал он, - что человечество будет жить все лучше и лучше, и самые бедные станут богаче ваших богатых. Люди будут смеяться, любить, сочинять прекрасную музыку и стихи. И никто никого не будет обижать. А потом придут диктоптеры. И они взорвут землю. И все погибнет. Исчезнут птицы, цветы, деревья, и наступит вечная зима. Люди будут умирать, потому что воздух, которым они дышат, будет отравлен. И они будут прятаться в подвалах, как крысы, а диктоптеры будут находить их и убивать. И когда они убьют последнего человека, он не будет знать, что он последний. Он будет верить, надеяться, что еще где-то есть люди - но он будет последний. И на этом человечество кончится. И история кончится, потому что машинам не нужна история. Они будут вечно ходить по Земле и смотреть, чтобы жизнь больше никогда не возродилась. И мне кажется, - добавил он, скривив губы, - Когда я смотрю на некоторых людей, мне кажется иногда, что человечество заслуживает такой участи…

Он замолчал. Наступила мертвая тишина. Слышно было только неровное дыхание Джоди.

Он обмяк и сказал:

- Я устал, я спать хочу.

Государь оторвал взгляд от лица мальчика и тоже слегка ссутулился.

- Иди, - разрешил он устало.

Джоди повернулся к Ибрагиму.

- Можно, я в твоей комнате спать буду? – попросил он.

- Конечно, конечно, - ответил Ибрагим и, взяв его за плечи, мягко провел в свою спальню.

Когда дверь за ними закрылась, он спросил:

- Что все это значит?

Джоди махнул рукой.

- Они все расскажут, - сказал он.

Уложив Джоди на небольшую кушетку, стоявшуй у стены сбоку, и накрыв его одеялом, Ибрагим вышел в гостиную к Гансу и государю.

- Ради всего святого, что все это значит? Вы можете объяснить... - начал он.

Он не сказал тебе, Ибрагим? - прервал его Ганс, растерянно глядя на Ганнибала, - Он из будущего. Он здесь, чтобы спасти мир.

 

Глава 9. Святое Писание

 

Оставшись один в спальне Ибрагима, Джоди натянул на себя одеяло и постарался уснуть. Спал он плохо и забылся крепким сном только к трем часам. Он проснулся от легкого постукивания в окно. Это был воробей. Когда мальчик зашевелился, воробей вспорхнул и улетел. Наступала весна.

Джоди встал, умылся и постоял в задумчивости. Он был в пижаме, одежда его осталась в его комнате.

Открыв дверь и пройдя в гостиную, он увидел, что Ибрагима нигде нет.

- А где Ибрагим Петрович, - спросил он Василия, пройдя на кухню.

- Обещались быть к обеду, - ответил Василий, ощипывая курицу - Так что сейчас будут.

Поднявшись в свою комнату и натянув свой синий свитер с джинсами, Джоди вновь спустился вниз и уселся у камина. Хлопнула дверь – пришел Ибрагим.

Он зашел в гостиную и сочувственно спросил Джоди:

- Ну, как ты?

Джоди молча сидел у камина и бросал кусочки хлебного мякиша в огонь. Он даже не повернул головы в сторону Ибрагима.

- Все хорошо, - вяло сказал он.

Ибрагим прошел к своему креслу и сел около мальчика, расстегнув верхнюю пуговицу камзола.

- Тебе Ганс все рассказал? – спросил Джоди, по-прежнему глядя на огонь.

- Да, все.

- Понимаешь, она там одна осталась. Такая маленькая. Одна, среди… трупов, - последнее слово Джоди произнес с усилием.

Ибрагим не знал, что ему сказать.

- Джоди, - мягко начал он, - Может, этого всего не будет. Может, это только видения… В конце концов, Бог милостив…

- Бог все это сделал, - сказал Джоди и вскинул на него свои пронзительные темно-синие глаза, - Богу все кажется, что его мало любят… - и губы его скривились в презрительную усмешку.

На этот раз Ибрагим не стал читать Джоди нотации о священных материях, а только вздохнул и сказал вошедшему Василию подавать на стол.

 

- Ешь, - сказал он, ставя перед Джоди тарелку овсяной каши, специально для него приготовленной.

- Я не хочу, - вяло сказал Джоди.

- Ешь, - повторил Ибрагим властно, - Что толку, что ты себя голодом морить будешь? Если ты что-то хочешь сделать, ты должен есть, чтобы быть сильным.

Джоди подчинился. Он поковырялся в каше и с трудом проглотил две ложки.

С этой поры его стало не узнать. Вся его веселая оживленность, беспечный смех, звонкий голос – все исчезло, как будто было стерто, как надпись мелка со школьной доски. Он ходил мрачный, молчаливый и беспомощный.

Ни Ганс, ни Ибрагим не могли расшевелить его. На пятый день у Джоди открылась горячка.

Срочно вызванный Мюллер пустил ему кровь и, недовольно цокая языком, сказал, что дело не есть очень хорошо. Это была вторая серьезная болезнь мальчика за последние полтора месяца. Мюллер опасался, что его ослабленный организм очень некстати подвергается новому серьезному испытанию.

Два дня Джоди лихорадило. Он не бредил, только тихо стонал. Ибрагим, отговорившись от службы, почти не отходил от его кровати. Ночью его сменяла Дарья, присланная по этому случаю Гансом. К концу второго дня Джоди открыл глаза.

- Где я? – спросил он, оглядываясь, - Как я сюда попал?

Он увидел Ибрагима и слабо улыбнулся.

- Мне сон снился, - сказал он, - Будто ничего не случилось. И так хорошо…

 

Ибрагим напоил мальчика горячим молоком с медом и подумал, что, кажется, можно вздохнуть свободно. Хотя Джоди был ужасно слаб и беспомощен, горячка его прошла, и по крайней мере за жизнь его можно было не опасаться.

Мысль о том, что мальчик из будущего, ужасала Ибрагима. Он понимал, что он может так же легко потерять его, как и нашел, особенно учитывая эти порталы, как назвал их Джоди, которые находятся прямо у всех под носом.

О произошедшем они почти не говорили. Также не говорил об этом и Ганс, зашедший к Ибрагиму несколько раз за это время.

Ибрагим ожидал, что после болезни Джоди встряхнется и придет в себя, но тщетно – он стал еще угрюмее.

 

На пятый день после болезни, вечером, Джоди лежал на своей кровати и смотрел открытыми глазами в потолок. Он не знал, что делать дальше. Отчаяние, казалось, сломало его и вывернуло наизнанку всю его душу. Он никого не хотел видеть и слышать, он хотел одного – забыться, уснуть и больше не просыпаться.

Вдруг в потолке над его головой, прямо напротив его взгляда, что-то дрогнуло. Джоди напрягся и стал всматриваться. Потолок снова дрогнул и немного потемнел. Джоди вначале решил, что это свеча погасла. Но нет, свеча вспыхнула с новой силой, освещая комнату, а потолок продолжал темнеть. Он стал вначале серым, а потом темнее, еще темнее, пока не превратился в черную зияющую пустоту. И тут он медленно сдвинулся с места и стал снижаться на кровать Джоди.

Джоди лежал, вжавшись в матрас, и с ужасом смотрел на опускающийся на него потолок. В следующую минуту черная мгла покрыла его.

Он летел куда-то сквозь время и пространство. Вокруг него вспыхивали многочисленные огни и проносились миллиарды звезд, туманности увеличивались, превращаясь в галактики, и над его головой нависали черные космические пустоты. Звезды превращались в солнца, обжигая его кожу, но он несся дальше, и тут же холод космоса пронизывал его до костей.

Скорость его стала замедляться, и вдали он увидел Землю. Она была маленькой звездочкой, которая постепенно росла, принимала очертания планеты, и вот превратилась в огромный, круглый голубой шар, висящий в пространстве.

Он опустился над Землей и долго несся над ней, едва касаясь океанов и незнакомых земель, и потом его мягко опустило на землю.

Это было какое-то поле с редкой растительностью среди невысокой травы.

Недалеко от него, повернувшись спиной, закутанный в черный плащ, со шлемом, закрывающим лицо, на высоком холме стоял Он.

Джоди сразу понял, кто это, но спрятаться было негде.

Бог стоял в безмолвии, не шевелясь и не оборачиваясь, и только черный плащ его слегка развевался на ветру. Он был огромен, таинственен и могуч. Вокруг Него разливалось слабое сияние.

Джоди зажмурился, затем открыл глаза. Он медленно стал подходить к Богу. Тот, казалось, не замечал его, все также стоя спиной и глядя куда-то вдаль.

«Я, должно быть, невидимый, - подумал Джоди, - Как тогда, в подвале».

Вскарабкавшись на холм, Джоди вплотную подошел к Господу. Он уже был окутан Его сиянием. Он мог коснуться Его плаща. Он хотел разглядеть Его лицо, но оно было спрятано за железной маской.

И тут мощная сила стала скручивать его изнутри, выжимая из него его сущность и вливая в мозг гнев и холодную рассудительность. Сквозь дикую боль Джоди понял, что он превращается в Бога.

Он почувствовал, как тяжелый плащ развевается за ним, как руки охватывают железные перчатки и лицо исчезает за железным забралом, а вокруг разливается слабое сияние. Джоди смотрел на мир Его глазами.

Была ночь. Вдали поднимался к небу свет сотен тысяч огней, и Джоди казалось, что он слышит смех людей, доносящийся с города. Холодная ярость поднималась у него внутри. Ему надо было уничтожить этот город. И все города вокруг. И всех людей. Чтобы все начать с начала. Он мог уничтожить этот город мановением руки, но что толку с одного города. Он имел План.

Он стоял на высоком холме, одинокий, могущественный и беспощадный.

 

Джоди очнулся на своей кровати. Он тяжело дышал. На лбу у него выступила испарина, и он бессильно озирался вокруг.

Свеча ровно горела у него в изголовье, слабо освещая перо и бумагу, лежащие на его небольшом письменном столе.

Джоди тяжело и прерывисто вздохнул.

Произошло то, чего он так боялся. Бог существовал. И Бог был его врагом.

 

В дверь постучали.

- Ибрагим Петрович кушать зовут, - сказал вошедший Василий.

Джоди прикинул – если он сейчас отговорится, Ибрагим сам придет за ним. Поэтому он слез с кровати и послушно проследовал в гостиную.

В гостиной, кроме Ибрагима, находился Ганс.

- Господи, - воскликнул он, - От него же ничего не осталось! Впору кормить его насильно.

Джоди улыбнулся своей очаровательной улыбкой.

- Я хочу есть, - сказал он.

Джоди был спокоен. Выход был найден. Портал к Богу находился прямо у него в комнате. Все, что надо сделать – это еще раз попытаться проникнуть в Его Божественную Сущность и узнать подробнее про Его Божественный План. Джоди уже решил, что завтра вечером он опять попробует превратиться в Бога.

Но Ганс объявил, что государь приглашает их на ужин. Завтра вечером.

 

Государь как всегда возглавлял стол. Иван восседал по левую руку от него рядом с отцом своим Гаврилой Афанасьевичем. Дальше, напротив царя расположился Ибрагим. Ганс сидел справа от царя, потом, между ним и Ибрагимом, сидел Джоди.

Джоди молчал и был немного угрюм. Он был раздражен из-за того, что сегодня ночью, из-за государева ужина, он не может совершить задуманное и пройти сквозь портал.

К ужину были поданы три утки с разными соусами и осетр.

Ешь, - тихо приказал Ибрагим Джоди.

Боясь, что Ибрагим заставит его кушать дома, если он сейчас ничего не съест, Джоди яростно заковырял вилкой в куске утки, положенной ему на тарелку.

 

Когда блюда были убраны, и на столе остались только вина, напитки и яблоки, Ганс неожиданно сказал:

- Государь, Гришка Марков, тот самый солдат, что в подпол у китайца залез, заговорил.

Джоди вздрогнул, но промолчал.

- Господи, - сказал Гаврила Афанасьевич и перекрестился, - Спаси и сохрани!

- И что же он говорит? – поинтересовался государь.

- Да вот Гаврила Афанасьевич лучше меня скажет, государь. Он видел его…

Царь посмотрел на боярина Рыкова.

- Да уж ясное дело, Страшный Суд грядет, - сказал Гаврила Афанасьевич и снова перекрестился, - Вот Ванечка расскажет, он беседовал с тем Гришкою…

Иван сидел с видом человека, победившего на скачках.

Он отложил вилку в сторону и ответил, не дождавшись вопроса:

- Гришка Марков, солдат, охранял место проклятое. И вот в подполе видение ему было. Узрел он ангелов небесных, и ангелов тех было трое, и ликом они были светлы и прекрасны, и ростом были высокого, как дерево. И оружие у них было чудное и неземное, которое поливает огнем и железом.

И ангелы те грешников расстреливали. И грешники падали на землю десятками, моля о пощаде, но не было им пощады перед лицом гнева Божьего, и умирали они в муках…

 

- А тебе их не жалко? – вдруг, не выдержав, неожиданно для себя прервал Ивана Джоди.

- А чего их жалеть? – удивился Иван, - Они же грешники…

Джоди понял, что сморозил не к месту глупость, и вновь уткнулся в свою тарелку.

Иван же почувствовал, что настал его звездный час. Он победно посмотрел на Джоди и смиренно сказал:

- Государь, заверить смею, что мальчик сей богохульником является.

- Это почему же? – удивился государь.

- Жил он у нас, и немало я его безбожию поражался.

- Ну? Что же такое он делал? – живо поинтересовался государь.

- На Святое Писание чертом ругнулся.

- Не на Святое Писание, а на то, что оно мне на ногу упало, - возмутился такому подлогу Джоди.

- А еще, - продолжал Иван, игнорируя его уточнение, - Авраама и сына его, агнца Исаака, дураками назвал.

- Это как? – удивился государь.

- А вот так, государь. Дал я ему прочесть историю поучительную про Авраама и жертвоприношение его, а он читает и смеется. И вопрошает: «Это что же, Бог приказал Аврааму, и он сына своего как барана резать потащил?» Я ему объясняю как могу, что это о послушании Господу притча, а он читает дальше и опять смеется, нехорошо так, и говорит: «Вот дураки!» Я, сохраняя благость в душе, спрашиваю, кто же, по его разумению, дураки будут. А он ответствует: «Да оба!»

 

От неожиданности Ибрагим закашлялся, чтобы подавить невольный смех. В отличие от Ивана он понял, кого Джоди назвал двумя дураками. Он думал перекреститься, но махнул рукой, полагая, что сие уже вряд ли поможет. Ганс положил лоб на сложенные руки и еле слышно всхлипнул.

Джоди сидел ни жив, ни мертв, надув губы и смотрел перед собой на скатерть стола.

- И Святое Писание он трактует так, будто это не Писание вовсе, а книжечка занимательная, продолжал Иван.

- А вот мы сейчас посмотрим, как он Святое Писание трактует, - сказал государь, пристально глядя на Джоди, - Принести сюда Библию.

 

Через минуту слуга в серой ливрее положил Библию перед Джоди. Он беспомощно смотрел на огромную черную книгу и про себя проклинал все на свете.

- Ну-ка, Ганс, - сказал государь, - Найди ему что-нибудь… подходящее…

- Государь, пусть он с сотворения мира и начнет, - сказал Ганс и положил раскрытую книгу перед Джоди.

- Читай, - сказал он и показал пальцем место. Это было самое начало Библии.

Джоди прокашлялся и начал читать, запинаясь и водя пальцем по строчкам:

«В начале сотворил Бог небо и землю. Пустынной, необитаемой была земля. Мрак окутывал бездну, и Дух Божий летал над водами... и солнце стало черным, и небо, и реки, и моря. Исчезла надежда и ушла жизнь из всего живаго…»

 

- Постой, постой Джоди, ты где читаешь? – спросил Ганс, вначале слушавший вполуха, но тут недоуменно очнувшийся.

- Да вот же, - ответил Джоди, держа палец на строчке.

Ганс заглянул ему через плечо и не увидел ничего, кроме обычных, знакомых библейских строк:

«И сказал Бог: «Да будет свет!» И появился свет».

Он многозначительно и растерянно взглянул на государя.

- Хватит? – с надеждой спросил Джоди.

- Читай дальше, - неумолимо потребовал царь, - Сначала читай.

 

Джоди вздохнул и, запинаясь почти на каждой строчке, повторил:

«В начале сотворил Бог небо и землю. Пустынной и необитаемой была земля. Мрак окутывал бездну, и Дух Божий витал над водами... и солнце стало черным, и небо, и реки, и моря. Исчезла надежда и ушла жизнь из всего живаго.

Но нашли они Духа Святого, и обрадовались те, кто мог радоваться, и обрели надежду те, кто мог надеяться, ибо Дух Святой послан им был во спасение. Но сказал Отец небесный Духу Святому:

- Не меч, но мир послал я с Сыном Своим возлюбленным, но не увидели они мира, ибо меч был им дороже. Пришло и ушло время собирать камни, пришло и ушло время сеять, и давно пусты мои житницы, и нет семян, одни пеле... пле...вела остались. Не затушить дыханием огня и лучом не перерубить стальной нити, и Смерть Твоя будет напрасной».

Но ответил Дух Святой Отцу небесному:

 

Джоди перевернул страницу и стал читать дальше:

- Яви свои секреты, - сказал профессор Снейп и дотронулся волшебной палочкой до пергамента...

Джоди запнулся, озадаченно перевернул страницу назад и вновь прочитал:

«… Но ответил Дух Святой Отцу небесному:

- Яви свои секреты…»

- Здесь о чем-то другом, - сказал Джоди, поколебавшись.

- Читай, - велел государь.

Запинаясь, Джоди продолжал читать:

«- Яви свои секреты, - сказал профессор Снейп и дотронулся волшебной палочкой до пергамента.

На гладкой поверхности карты вдруг пробежали слова, словно их выводила чья-то невидимая рука:

- Мистер Муни приветствует профессора Снейпа и просит его не совать свой длинный нос в чужие дела».

Джоди, прочитав это прыснул, но тут же взял себя в руки и стал серьезно читать дальше. Голос его окреп, и он больше не запинался:

«Снейп остолбенел. Гарри Поттер смотрел на послание как громом пораженный. Но карта на этом не остановилась. Следующее письмо появилось ниже первого:

- Мистер Пронгс подписывается под словами мистера Муни и хочет только прибавить, что профессор Снейп – урод и кретин.

И тут же на пергаменте появилась еще одна надпись:

- Мистер Падфуд хотел бы знать, как такой идиот мог стать профессором.

- Ну-с, - тихо проговорил Снейп, - Мы этим займемся.

С этими словами профессор подошел к камину.

- Люпин, - позвал он, - Вы мне нужны на пару слов.

В пламени камина обрисовалась длинная фигура, которая быстро вращалась, и из огня собственной персоной появился профессор Люпин.

- Вы меня звали, Севериус? – спросил он.

- Этот пергамент полон черной магии, - сказал Снейп и поднес карту к глазам Люпина.

- Черной магии? Вы так полагаете? – сказал Люпин невозмутимо, - По-моему, это всего лишь кусок старого пергамента. Впрочем, я этим займусь. Гарри, следуй за мной.

В кабинете Люпин сказал:

- Я не буду спрашивать, как эта карта оказалась у тебя, Гарри, но я ее тебе не отдам. Неужели ты не понимаешь, что этот пергамент, окажись он в руках твоих врагов, может стать дорогой к тебе?

Гарри молчал. Эта мысль не приходила ему в голову…»

Джоди перевернул страницу:

«И возопили сыны Израилевы: Господи! Нет нам пощады…»

 

Довольно, - сказал государь.

За столом стало совсем тихо. Джоди отодвинул Библию. Он чувствовал, что что-то не то начитал. Но так интересно было про Гарри, и про этот пергамент волшебный, и про то, как профессор прямо из камина появляется!

- Ну а теперь потолкуй нам, что ты прочитал, - сказал неожиданно царь.

Джоди помолчал.

- Я это… я не очень хорошо Библию толкую.

- Ты потолкуй, потолкуй, а мы разберемся, - сказал государь.

- М-м-м-м, - начал Джоди, - Бог сотворил землю…

- Так, хорошо. А дальше?

- Ну и все, - сказал Джоди неуверенно.

- А про Духа Святого?

Джоди собрался с мыслями, поерзал на стуле и изрек:

- Э-э-э-э… было у Бога два сына…

Ибрагим опять закашлялся.

- Один умный, другой дурак, - подсказал охотно Ганс.

- Не путай меня, Ганс, они оба умные были! Одного Исус Христос звали, а другого Дух Святой.

- Дух Святой есть триединство Господа, - возмутился Иван.

- Ну да, ну да, - примирительно сказал Джоди, - Но Бог любил его как родного.

- Ну а дальше? – опять спросил государь.

- Дальше? Дальше послал их Бог на землю.

Зачем?

Джоди надолго задумался, затем опять изрек:

Неурожай у них на небе случился. Бог говорит: «Амбары мои пусты, хлеба совсем нет, семян даже нет… Плохо совсем». И меч велел на землю отнести. Вот Исус и пошел. Он старший был, да... И Дух Святой тоже пошел. Только он потерялся.

Кто потерялся? - удивился царь.

Дух Святой потерялся. Маленький был, наверное.

Кто был маленький?

Ну Дух Святой. Раз потерялся.

Ясно. А дальше? - государь был неумолим.

Джоди опять поерзал на стуле и облизнул губы.

Дальше?... Дальше на земле Христа распяли.

Ну?

А потом плакали... жалели очень... да. А потом Духа Святого нашли и обрадовали-и-и-ись...

- А чего ж они обрадовались? - смиренно спросил государь.

Откуда я знаю, чего они обрадовались, - с досадой буркнул Джоди, - А, ну да, ну да... Они говорят: одного распяли, а тут еще один, нераспятый есть… ну и обрадовались…

 

Услышав последнее откровение, Ибрагим встал и, закашлявшись, подошел к маленькому столику сбоку, усиленно на нем что-то разыскивая. Ганс уткнулся лицом в спику стула Джоди, упав лбом на свою руку в большом белом кружаве, и тихо вздрагивал.

Почувствовав что-то не то, Джоди опять буркнул:

- Я это, плохо Библию толкую. Может, я что-нибудь другое потолкую.

- Ну потолкуй, потолкуй, - разрешил государь, - Вот о чем ты дальше читал, о том и потолкуй.

- А что там толковать, там все понятно, - мрачно сказал Джоди и посмотрел на Ивана.

Иван сидел с лицом, будто его угостили хорошей порцией уксуса. Губы его сложились в скорбную усмешку, словно говорившую: «Ну вот, теперь вы сами все видите...»

- Кто такие эти… как их? – спросил государь.

- Муни, Пронгс и Падфуд? – ответил с готовностью Джоди, - Это я не знаю. Волшебники, наверное.

Иван перекрестился. Государь грозно взглянул на него.

- И карта, наверное, эта тоже волшебная, - продолжал Джоди, не заметив жеста Ивана, - А Гарри Поттер – мальчик. Он, наверное, в школе учится. А профессор Снейп его не любит, а Люпин любит. А еще у Гарри есть какие-то враги. Наверное, они все волшебники.

- Это откуда ж ты все это узнал? – спросил государь изумленно.

- Но там же написано, - ответил Джоди, - профессор Люпин сказал: «Эта карта, окажись она в руках твоих врагов, может стать дорогой к тебе». И еще он из камина выпрыгнул. И пергамент волшебный тоже.

- И ты вот так все запомнил?

- Да, - изумился Джоди, - Там же все просто…

- Ну тогда почитай-ка нам еще раз, - попросил государь.

 

Со вздохом Джоди вновь пододвинул к себе Библию, но ничего в ней не мог найти.

- Ну? – спросил государь.

- Тут это… про другое совсем, - сказал Джоди, лихорадочно листая туда и назад страницы книги.

- Ну как же так, ты только что читал, а теперь найти не можешь? – строго спросил государь.

- Ганс, помоги, - тихонечко взмолился Джоди, весь взмокший от волнения.

И тут царь расхохотался.

- Это ж Ганс тебе листок подсунул, а ты и попался! – веселился он.

- Ты-ы-ы?! – обернулся к Гансу Джоди.

Ганс, довольный, кивнул головой.

Знаешь же, что у меня одни неприятности с этой… Святым писанием, и еще мне листочки подкладываешь?! – тихо, чтоб не было слышно, негодовал тем временем, задыхаясь от возмущения Джоди, - Ну, Ганс, ну спасибо тебе…

 

- Почтения в тебе нет, - вдруг сказал Иван.

- Чего?! – отвесил челюсть Джоди.

- Почтения. Если дяденька Ганс посмеялся над тобой, над твоей же глупостью и наивностью, надо спасибочки дяденьке Гансу сказать и вместе с ним посмеяться...

- Знаешь что?! – резко прервал его Джоди, дернув плечом.

- Что? – растерялся Иван, захлопав глазами.

- Мы как-нибудь сами, без тебя разберемся! - так же резко отрезал Джоди и отвернулся.

- Да, да, Иван, - сказал Ганс, пряча губы в белоснежный платок, - Мы сами разберемся… Спасибо, Иван.

- Как будет угодно, дяденька Ганс, - скромно потупил очи Рыков.

- Дяденька Ганс, - хмыкнул Джоди.

Этого Ганс и боялся.

 

- А теперь ты, Иван, потолкуй нам Библию. Тот самый листок, что Ганс Иоганнович Джоди подложил.

Иван с удовольствием начал:

- Про бесовских этих профессоров даже срамно говорить, непотребность одна. А вот про Духа Святого я отрывок этот чудесный никогда не слыхивал…

Джоди, не слушая Ивана, углубился в свои мысли. Ему хотелось побольше узнать про Гарри, и почему профессор Люпин выскакивает из камина, и что это за волшебный пергамент такой. Можно было, конечно, попросить Ганса дать ему почитать книгу, но Джоди был на него обижен – так опозорить его перед всеми… такого коварства Джоди не ожидал.

Под монотонный голос Ивана он уже несколько раз повторил про себя страницу, которую читал. Особенно ему нравились надписи: «Мистер Падфуд хотел бы знать, как такой идиот мог стать профессором». Вспомнив, Джоди тихонечко хмыкнул.

Иван тем временем закончил свою видимо блистательную речь и, довольный, сидел с победоносным видом.

 

- Ганс! – вдруг закричал Джоди, - Ганс!

- Что? – испугался от неожиданности Ганс.

- Ганс, скажи «бум»!

- Что? – не понял Ганс.

- Скажи «бум»! Скорее! – потребовал Джоди.

- Бум, - недоуменно сказал Ганс.

В ту же секунду огромная люстра хрустнула чем-то сверху и с грохотом упала с потолка на стол. Свечи рассыпались по столу и полу, все повскакивали с места, и только Джоди сидел ужасно довольный и хохотал.

- Это тебе за Библию, - сказал он Гансу.

 

- Ты откуда знал, что люстра упадет?! – громовым голосом заорал государь, - Это ты сделал, чтобы она упала?!

Джоди почувствовал проблему.

- Нет, государь, - честно сказал он, - Я ничего не делал.

- Тогда откуда ты знал?!

Я не знаю, - ответил Джоди, - Я просто знал.

Ты что-о-о-о-о?! - заорал Иван, - А если б она на пресветлую государеву голову упала???

Джоди воздержался от комментариев, что было бы с пресветлой государевой головой, упади на нее люстра, утыканная сотней свечей, и примирительно сказал:

- Да я видел, что она на стол упадет.

Переполох продолжался. Набежало с десяток слуг, которые кинулись собирать свечи. Наконец, государь, забрызганный соусом от утки, приказал:

- На сегодня прием окончен. Все вон, - и быстро вышел из залы.

 

Они ехали в карете с Ибрагимом и Гансом. Джоди был весел. Несмотря на то, что государь их всех выгнал, вечер, по его мнению, удался.

- Здорово я тебя, Ганс? – спросил он довольно, - Не будешь мне листки подсовывать…

Ганс в полутьме кареты что-то промычал.

Когда они приехали, было уже одиннадцать ночи. Отправив Джоди спать, Ганс и Ибрагим остались одни.

- Ну, что скажешь? – спросил Ибрагим.

Ганс быстро подошел к письменному столу, сел за него, взял бумагу, обмакнул перо в чернила и начал писать.

- Я хочу записать то, что говорил мальчик, - сказал он Ибрагиму, не отрываясь от письма.

На последней строчке он сбился.

Как там было? – спросил он.

«Не затушить дыханием огня и лучом не перерубить стальной нити, и Смерть Твоя будет напрасной», - сказал Ибрагим.

Ганс откинулся на спинку стула и перечитал написанное.

- Значит, мы имеем мальчика, который читает то, что никто не видит и чувствует то, чему только надлежит случиться, - сказал он, - Тебе не кажется, что мы должны ему все рассказать?

 

Джоди не спал. Он не раздевался и лежал на заправленной кровати, ожидая, когда уйдет Ганс и пойдет спать Ибрагим. Время 12.00 казалось ему самым подходящим для задуманного. Но полночь приближалась, а Ганс с Ибрагимом все сидели в гостиной.

Неожиданно дверь распахнулась, и в комнату вошел Ибрагим.

- Джоди, - сказал он, - Не мог бы ты спуститься к нам...

Это было очень неожиданно. Обычно Ибрагим отправлял Джоди в кровать в 11 часов без пререканий. Недоумевая, Джоди обулся и спустился вниз.

- Ты можешь повторить, что ты читал про Духа Святого, - спросил его Ганс.

Чувствуя, что происходит что-то серьезное, Джоди забыл про свою обиду на Ганса.

- Нет, конечно, - ответил он, - Ну Дух Святой, ну нашли его... А что?

Ибрагим положил перед ним Библию.

- Вот, смотри, что попросил прочитать тебя государь:

«В начале сотворил Бог небо и землю. Пустынной, необитаемой была земля. Мрак окутывал бездну, и Дух Божий летал над водами. И сказал Бог: «Да будет свет!» И появился свет. И увидел Бог, что свет хорош. Отделил Он свет от тьмы и дал свету имя «день» а тьме «ночь».

Видишь, здесь нет ничего, что ты говорил про Святого Духа.

 

Джоди стоял над Библией и читал.

- Да, - сказал он, - но это же Ганс мне листок подсунул.

Я тебе никакого листка не подсовывал, Джоди, - сказал сидящий напротив Ганс.

Джоди ошарашенно посмотрел на него.

- Как не подсовывал? - не понял он.

- Так, - ответил Ганс, - Никакого листка не было...

Продолжая так же ошарашенно смотреть на Ганса, Джоди рухнул на стул. Наконец, он спросил:

- Я — сумасшедший?

- Да нет, не похоже, - заверил его Ибрагим.

- Но тогда выходит... выходит, что я... что я...

- Что ты читаешь то, что не видят другие, - констатировал Ганс.

Ибрагим уселся на стул.

- А что это за история с пергаментом? - спросил он, - Можешь ее повторить?

Запинаясь, Джоди начал:

- Яви свои секреты, - сказал профессор Снейп и дотронулся волшебной палочкой до пергамента...

Хоть и спотыкаясь через предложение, Джоди прочел отрывок до самого конца:

«Я не буду спрашивать, как эта карта оказалась у тебя, Гарри, но я ее тебе не отдам. Неужели ты не понимаешь, что этот пергамент, окажись он в руках твоих врагов, может стать дорогой к тебе?

Гарри молчал. Эта мысль не приходила ему в голову…»

 

И вдруг Джоди стало дурно.

- Неужели ты не понимаешь, что этот пергамент, окажись он в руках твоих врагов, может стать дорогой к тебе? - повторил он.

Он покрылся испариной и стал оттягивать ворот на своем синем свитере, судорожно хватая ртом воздух. Спина его взмокла, и еще чуть-чуть и он упал бы в обморок. Он крепко схватился руками за стол.

- Что с тобой? - почти хором спросили Ганс и Ибрагим.

Ибрагим быстро поднялся и взял сзади мальчика за плечи.

Ему плохо, Ганс. Дай воды, - сказал он.

Джоди залпом выпил поданный ему стакан и справился с полуобморочным состоянием, но он был белее мела.

- Я... Я тоже не говорил вам... Я был в Боге...

Как мог Джоди рассказал свое видение и свое намерение проникнуть в голову Господа сегодня ночью.

Я сейчас только понял. Это предупреждение. Если я снова войду в него, это может стать дорогой ко мне...

 

Ибрагим и Ганс долго молчали.

Это не Бог был, - сказал наконец Ганс, - Бог везде. Даже сейчас, в этой самой комнате, Он с нами. И Он милостив.

Джоди, который пережил тесное общение с Господом, его слова не убедили.

Никого в этой комнате нет, - сказал он, - Ты не представляешь, как это быть, рядом с Ним. Как это страшно...

Может, это Дьявол был? - предположил Ганс.

Джоди отрицательно замотал головой.

От него сияние исходило, - сказал он, - От Дьявола исходит сияние? И он был всемогущ...

 

Ибрагим подошел к письменному столу. Он был в расстегнутом камзоле, облегающих штанах и ботфортах.

Взяв исписанный Гансом лист бумаги с пророчеством Джоди, он повернулся к мальчику.

Вот смотри, - сказал он, - ты читал «...и солнце стало черным, и небо, и реки, и моря. Исчезла надежда и ушла жизнь из всего живаго...» Это же то, о чем ты говорил — все будет отравлено и мертво.

Да, - ответил Джоди озадаченно.

А потом нашли они Духа Святого, - продолжил Ибрагим, - «Нашли» значит «обрели». Во спасение свое обрели, понимаешь?

Джоди не понимал. От коварства и двуличия Святого Писания он аж задохнулся.

Какое спасение, какое спасение?! - с негодованием почти закричал он, потрясая перед собою рукой, - Если все будет отравлено и мертво, то какое спасение?!! Кого спасать?!!! Или как — убить почти всех, а оставшихся спасти?! С Него станется! Он уже убивал ханеев просто так, мне Иван рассказывал...

 

В час все разошлись — Ганс к себе, Ибрагим с Джоди по своим комнатам.

Джоди тихонечко лежал в своей кровати и думал, что делать. Узнать План Господа больше не представлялось возможным. Вход в портал был намертво заколочен предупреждением:

...это может стать дорогой к тебе...

Мысль, что Бог может его найти или каким-то другим образом разгадать его планы, приводила его в ужас. Если это случится, тогда все пропало – Судный день будет неотвратим.

Вдруг его осенила идея. Он еще полежал, обдумывая ее, и наконец встал и сел за свой небольшой письменный стол.

Он достал листок бумаги, обмакнул перо в чернила и вывел твердой рукою:

 

Дорогой Дьявол,

Я слышал, что ты заинтересован в покупке человеческих душ. Если это так, то я готов продать тебе свою душу. Взамен я прошу, чтобы Судный день был отменен. Я имею ввиду тот день, когда на Земле появятся диктоптеры и человечество будет уничтожено.

Если тебя заинтересует мое предложение, пожалуйста, дай мне знать.

С уважением,

Джоди Асадзе,

24 марта 1722 года.

 

Глава 10. Покушение

 

Вопреки ожиданиям Ганса, государь не дал отставки Ивану Рыкову и его отцу Гавриле Афанасьевичу. Он также приглашал их по пятницам вместе с Джоди, разве что вечерние бдения становились все реже и реже, к огромной радости Джоди, которому сильно претила компания Ивана, особенно в последнее время.

Зато Джоди стал частым гостем у Ганса, который учил его фехтованию и верховой езде. О Судном дне никто не вспоминал. Жизнь, казалось, налаживалась.

У Джоди были необычайные способности к шахматной игре. Уже не осталось никого, кого он не выиграл бы более или менее легко. Ганс давно сдался садиться с ним за шахматную доску.

В середине апреля Ганс давал что-то вроде бала. Ожидался приезд самого Александра Даниловича Меньшикова. Джоди упросил Ганса не оставлять его одного дома, а разрешить тихонечко посидеть у него в кабинете, пока гости не разойдутся. Ибрагим не возражал.

Шумная толпа собиралась в просторной зале. К дому то и дело подъезжали кареты. Но все это мало интересовало Джоди. Он, как и обещал, сидел с ногами в кресле в большом кабинете Ганса и читал «Двенадцатую ночь» Шекспира. У Ганса были интересные английские книги, не то, что у Ибрагима.

Вдруг дверь отворилась и вошел Ганс.

- Джоди, пойдем-ка со мной, - сказал он.

Джоди, несколько недоумевая, слез с кресла, обулся и последовал за Гансом. Ганс дал ему пройти в просторную залу.

Дамы в атласных платьях с оголенными бюстами и руками, мужчины в белых чулках и туфлях с пряжками — все затихли и с любопытством уставились на Джоди. Ему стало не очень уютно. Он чувствовал себя несколько нелепым среди этой блестящей толпы, в своих вечных джинсах и синем свитере, удивительным образом оттеняющим его темно-синие глаза.

- Идем, - подтолкнул его Ганс.

Он подвел его к массивному господину с надменным, несколько нервным лицом.

- Вот мальчик, про которого я говорил, Александр Данилович, - сказал Ганс важно.

- Этот? - поднял брови кверху надменный господин, - Что-то уж мал больно.

- Здрасьте, - сказал Джоди.

- Джоди, этот господин — Александр Данилович Меньшиков, - наклонившись к Джоди сказал Ганс, - Он очень важный человек. Он второй после государя. И он очень любит играть в шахматы.

До Джоди начало доходить, зачем его все-таки позвали.

Ты хорошо играешь в шахматы? - спросил Меньшиков.

Да, - ответил Джоди.

Сыграешь партию со мной? На тебя Ганс Иоганович ставит.

Джоди вопросительно взглянул на Ганса.

Игра на деньги, - пояснил тот, - Ты уж не подведи...

Столпившиеся вокруг них гости стали шумно делать ставки. На Джоди поставили только Ибрагим рубль и Ганс три рубля, да еще один невысокий господин пятьдесят копеек.

Видя огромную кучу денег, собранную в пользу Меньшикова, Джоди почувствовал, что можно сорвать куш.

Мои 10 процентов, - заявил он.

Все вокруг расхохотались. Даже Меньшиков одобрительно ухмыльнулся.

Игра началась.

Джоди сразу понял, что имеет дело с сильным соперником. Он еле успевал уворачиваться от атак, и никак не мог перейти в контрнаступление. Меньшиков же, в свою очередь начавший игру расслабленно и даже вальяжно, собрался и над каждым ходом стал задумываться все дольше.

Джоди, наконец, перехватил инициативу, но ему не давала покоя меньшиковская ладья. Она все время на несколько ходов вперед расставляла ловушки и, в конце концов, отыграла у Джоди пешку. Положение начало становиться серьезным. Былые победы растаяли под напором могучего противника.

Они сражались уже почти два часа, и оба, не замечая того, слегка пыхтели от напряжения. Наконец Джоди увидел блестящую комбинацию. Три хода и, если Меньшиков ни о чем не догадается, победа будет в кармане.

Джоди взял в руки коня, чтобы сделать решающий ход, и вдруг...

 

...Вдруг все вокруг осветилось таинственным светом. Исчезла комната, исчезла шумная, пышная толпа, и он снова оказался на той же равнине, поросшей небольшим кустарником.

Напротив него, за огромными шахматами, задумчиво склонившись над ними, сидел Он. Железная маска лежала рядом, но Его лица не было видно из-за сияния.

Превозмогая страх, Джоди оторвал взгляд от Его лучезарного лица и взглянул на доску. Его король был под смертельным ударом...

 

В ту же секунду тело Джоди ослабло, и он грохнулся на пол, обливаясь холодным потом.

Очнулся он в кабинете Ганса, накрытый одеялом. Ибрагим был рядом.

Джоди рванулся с кушетки и схватил Ибрагима за руку.

Мы одни? - прошептал он.

Ибрагим утвердительно кивнул.

Слушай, это срочно, очень срочно, - горячим и нервным шепотом выпалил Джоди, - Я опять был в Нем. И я увидел, что он играет в шахматы, и что он хочет убить моего короля. Скорее, мало времени.

Да что случилось-то? - недоуменно спросил Ибрагим.

Государь. У него книга. В сером мышином переплете с серебряной застежкой. Страницы книг склеены, они отравлены. Если ты не успеешь...

Ибрагим понял все и сразу.

Оставайся здесь, - сказал он, - Я все сделаю.

Он быстро вышел через черный вход и, схватив коня, помчался к государеву Зимнему дому.

Он колотил в дверь, пока ее не открыл несколько взъерошенный, видимо со сна, лакей.

Срочное дело. Доложить государю немедленно, - приказал Ибрагим.

Государь почивать изволит, - недовольно и даже несколько гневно ответил лакей.

Буди под мою ответственность. Скажи — Ибрагим Ганнибал здесь с неотложным делом государственной важности.

Царь вышел хмурый и в халате. Пока Ибрагим его ждал, меряя широкими шагами большую залу, он чуть не пошел на попятную. Шуточное ли дело — ворваться к государю среди ночи, и с чем? - с какими-то видениями маленького мальчишки. Но отступать было уже поздно.

Ну? - грозно спросил государь.

Государь, у тебя есть книга в мышином переплете с серебряной застежкой? - спросил Ибрагим прямо.

Есть, - ответил государь.

Читал ли ты ее?

Сейчас собирался. В чем дело?

Страницы книги отравлены, государь. Джоди опять было видение.

У государя начали выкатываться глаза, и лицо его передернулось судорогой. Но на удивление он справился с припадком гнева и стал даже почти спокоен.

Он приказал принести книгу, отрезать уголки страниц и положить их в блюдце с молоком. Напоили кошку.

Кошка благодарно урчала и продолжала виться вокруг ног. Затем она прыгнула на софу и, свернувшись калачиком, уснула.

Ибрагим с государем ждали. Время шло. Кошка спала. Ибрагим опять начал нервничать. Наконец, он подошел к кошке и потрогал ее. Та не шевелилась. Ибрагим поднял ее за передние лапы. Тело кошки беспомощно повисло, а голова свесилась набок. Она была мертва.

Что происходило после в государевом доме, Ибрагим предпочел не наблюдать и быстро вышел вон.

 

Дело о попытке отравления государя быстро зашло в тупик. Князь Алексей Красовский, давший государю злополучную книгу, был той же ночью найден мертвым в своей постеле без признаков насильственной смерти. Слуги были допрошены, наиболее подозрительные с пристрастием, но ни от кого ничего невозможно было добиться. Единственное, что выяснилось — книга эта принадлежала Красовскому и уже давно была в его библиотеке. Это вспомнил Ганс, который полгода назад искал значение слова «диктоптер» по библиотекам своих знакомых.

Дважды государь вызывал к себе Джоди. Но тот только твердил: «Я увидел мышиную книгу с серебряной пряжкой и знал, что страницы отравлены». Про Бога он бы не сказал, даже если бы к его лицу поднесли таракана. Ибрагим и Ганс также молчали.

 

Две недели спустя Ганс был у Ибрагима с важной вестью.

Джоди, - сказал он, - государь не забыл о твоей услуге. Он жалует тебе коня.

Двенадцать коней прибыло из Крымского ханства в подарок государю. Джоди разрешалось выбрать себе любого.

Он отправился на конюшню вместе с Гансом. Вдали от других построек стоял большой, высокий амбар. Они вошли. После легкой весенней прохлады Джоди обдало теплом и запахом сена и конского навоза. Сердце его билось, он боялся выбора.

«Лучше бы мне государь просто коня подарил, какого попало», - подумал он.

Кони все были ахалтекинцы — поджарые, стройные и высокие. Они были разной масти — гнедые, пегие, иссиня-черные с белоснежными ногами. Джоди потерялся. Он всегда мечтал о высоком коне черного цвета. Напротив него стоял точно такой, какой был в его мечтах, но что-то удерживало Джоди.

Вдруг он увидел, самую дальнюю в ряду, невысокую лошадь. Она была значительно меньше остальных и необычного цвета — ровно светло-коричневая со стальным отливом. Джоди подошел к ней. Лошадь слегка перебирала передней ногой.

Я эту хочу, - сказал уверенно Джоди.

Ты же всегда хотел коня. А это лошадь, - удивился Ганс.

Ну и что, - возразил Джоди, - Я ее хочу. Грета. Я назову ее Грета.

Ганс не одобрил выбора Джоди.

Во-первых, - сказал он, - лошадь эта явно малорослая. Во-вторых, взрослый человек не сможет объездить ее, не сломав ей хребта.

Я сам ее объезжу, - упрямо сказал Джоди и, как не уговаривал его Ганс, он даже не захотел смотреть на остальных коней.

 

Следующие две недели Джоди объезжал Грету. Прежде всего, он несколько дней часами водил ее под узцы по городу, чтобы приручить к шуму и крикам улицы, и только потом надел седло и стал водить Грету по городу уже оседланную.

Когда Грета перестала шарахться от извозчиков и мальчишек, Джоди с помощью Василия водрузил на седло большой мешок с песком и стал водить ее по городу под ношей. Наконец, в конце второй недели он рискнул осторожно, с постамента, сесть в седло сам. Грета не шелохнулась.

Ганс, одобрительно наблюдавший за всем этим, поздравил его. Оставалось только научить Грету слушать команды. Но тут дело пошло быстро. Через три недели Грета была полноценной, объезженной лошадью.

 

Приобретение Греты пришлось как раз на день рождения Джоди 7 мая. Ганс подарил ему небольшое испанское седло, удобное для новичков, а Ибрагим уздечку с прошитой серебряной нитью на налобном ремне.

 

Глава 11. Майк

 

В теплый июньский полдень Джоди сидел на бревенчатой изгороди и задумчиво смотрел на быка, метавшегося в загоне рядом. Бык был огромный, даже могучий. Гаврила Афанасьевич хвастал у государя, что привез его из Англии в целях разведения и улучшения породы и заплатил за него немалые деньги. Рядом с Джоди, привязанная к изгороди, мирно стояла Грета.

Вдруг из-за поворота дороги появился всадник на черном коне. Всадник был закутан в темно-синий плащ из-под которого виднелась длинная шпага, и он был слегка горбат.

Привет, Джоди, - весело сказал незнакомец, подъехав, - можно я с тобой посижу?

Конечно, - ответил Джоди и, хотя места кругом было предостаточно, он вежливо пододвинулся в сторону.

Незнакомец сел рядом. Они помолчали.

Хороший бык, - сказал незнакомец, - Жалко, что скоро сдохнет.

Откуда ты знаешь? - слегка удивился Джоди.

Я многое знаю, - ответил незнакомец, - Я — архангел. Архангел Михаил.

Джоди. Джоди Асадзе, - представился в свою очередь Джоди.

Они опять помолчали.

Ты можешь называть меня Майк, - сказал архангел Михаил.

А часто архангелы с неба спускаются? - спросил Джоди.

Бывает, - ответил Майк.

Они опять замолчали, и Джоди подумал, что с Майком удивительно лего молчать.

Если бы этот бык не сдох скоро, я бы с ним подрался, - сказал Майк.

Архангелы дерутся с быками? - удивился Джоди.

Архангелы много чего делают, - заверил его Майк.

Джоди мучили сомнения. Ему сразу понравился его новый знакомый. Понравились его серые глаза, темные длинные волосы и приподнятые уголки губ, которые придавали его мужественному лицу несколько детское выражение. Он не мог вот так вот сказать, что он, Джоди Асадзе, ненавидит Бога, что Бог — его личный враг. Это могло обидеть Майка, тем более, что он был явно из свиты Господа. Поэтому Джоди сказал уклончиво:

Знаешь, Майк, я не верю в Бога...

Майк внимательно посмотрел на Джоди.

Что, совсем не веришь? - спросил он.

Джоди немного покраснел, поднял на Майка глаза и ответил:

Мне не нравится Бог. Мне не нравится то, что он хочет сделать...

Майк помолчал немного и сказал задумчиво, переведя взгляд куда-то вдаль:

Это хорошо. В этом наша надежда.

Вдали показались два всадника. Это были Ганс и Ибрагим.

Твои друзья едут, - сказал Майк, поднимаясь, - Мне пора.

И, вскочив на своего коня, он дал шпоры и быстро исчез за поворотом.

Кто это был с тобой? - стал допытываться Ибрагим, когда они с Гансом подъехали к Джоди.

А, это так, - отмахнулся Джоди, не желая вдаваться в долгие объяснения.

Дома у Ибрагима Ганс еще раз спросил:

Так все-таки, Джоди, кто был с тобой там, на изгороди.

Ангел Михаил, - ответил Джоди, - Вернее, архангел Михаил.

Ганс поперхнулся вином.

Джоди, с чего ты взял, что это архангел Михаил? - недоуменно спросил Ибрагим.

Он сказал.

Это что, к тебе подъехал незнакомый человек, сказал, что он — архангел Михаил, и ты поверил?

Да, - просто ответил Джоди.

О чем вы с ним говорили? - продолжал допытываться Ибрагим.

Да так, о быке. Майк сказал, что бык хороший, только сдохнет скоро. А так он бы с ним подрался.

Ганс вновь взялся за бокал.

Джоди, ты понимаешь, что кто-то тебя обманул. Или разыграл, - сказал он, - Архангелы не сидят на изгородях. И не дерутся с быками.

Откуда ты знаешь? - спросил Джоди.

Это все знают, - ответил Ганс, - Архангелы являются, и они не скачут на конях, а шевствуют.

Ты как Иван, - возразил Джоди, - Это у него все шевствуют. И откуда ты знаешь про архангелов? Ты что, много архангелов в своей жизни знал?

Джоди, ты когда-нибудь раньше видел этого человека? - продолжал обеспокоенно допытываться Ибрагим.

Нет, - Джоди был уверен.

Ты ему что-нибудь сказал?

Да, - замялся Джоди, - Я сказал ему, что мне не нравится Бог и то, что он хочет сделать.

А он?

Он сказал, что это хорошо...

Почему хорошо? - Ибрагим еще более стал обеспокоен.

Не знаю, он так сказал. Что в этом надежда...

Ибрагим с Гансом переглянулись.

 

На следующий день пришел приказ Гансу, Ибрагиму и Джоди явиться в субботу 12 июня к семи часам вечера во дворец Монплезир, что в Петергофе.

Ехать решили все вместе в карете Ганса. Ганс и Ибрагим были в парадных камзолах. Джоди, несмотря на сопротивление Ибрагима, опять напялил на себя свой вечный синий свитер с белой рубашкой под ним и голубые джинсы.

Два часа они тряслись по проселочной дороге и вот, наконец, остановились около длинного и невысокого, с красной крышей и розовыми стенами дворца. Широкие, почти до земли окна обрамляли белые колонны, над которыми шла белая как снег балюстрада.

Воздух был морской, свежий и дул с моря. Был светлый июньский вечер. Белые ночи пришли в Санкт-Петербург.

Следом подъехала другая карета. Это были боярин Гаврила Афанасьевич Рыков с сыном Иваном.

Иван степенно вылез из кареты и также степенно поклонился Ибрагиму и Гансу. Джоди он проигнорировал.

Слуги распахнули двери, и их провели по длинному коридору в парадный зал Монплезира.

Джоди оглядывался. После скромного убранства Зимнего дома все вокруг казалось торжественным и величественным. Взлетающий к небу потолок, украшенный фресками, который поддерживали белоснежные атланты и кариатиды, стены темного дерева и множество картин в черных рамах, висящих всюду вдоль стен. С обоих сторон залы, почти от потолка до самого полу, шли с каждой стороны по три высоких окна. Справа за окнами лежало северное холодное море, с другой стороны виднелся сад с фонтанами, украшенными фигурами, и ровными дорожками.

 

Царь стремительно вошел в залу.

- Ну что, Джоди, нравится тебе мой Монплезир? – весело спросил он мальчика.

- О, да! – не скрывая восхищения, ответил Джоди, целуя ему руку.

Царь жестом пригласил всех за трапезу.

Как обычно он возглавлял стол. Джоди на этот раз оказался сидящим напротив Ибрагима и рядом с Гансом, подальше от государя. Слева от государя сидел Гаврила Афанасьевич, за ним Иван и Ибрагим. Кресло напротив государя оказалось пустым.

Подали еду. Цельный гусь, обложенный со всех сторон печеными яблоками и разукрашенный свеклой и морковью, растопырил крылья на середине стола. Рядом стоял поросенок, приготовленный в сметане. Паштеты, соленые огурцы, грибы в фаянсовых тарелках украшали стол. Молочно-белые, красные, золотисто-бежевые соусы были поданы к блюдам.

Четверо слуг в светло-красных ливреях стояли за стульями, готовые подкладывать гостям еду.

Говорили оживленно. Вчера на воду был спущен 74-пушечный фрегат «Олимпия», и это обстоятельство очень вдохновляло Петра. Сам он при спуске корабля не присутствовал, поэтому хотел все знать. Он распрашивал Ибрагима детали и довольно похохатывал.

 

Было уже около восьми, и все так же светло.

Вдруг за окном прошелестел ветер и брызгами рассыпалась волна за окнами залы, выходящими на море. Что-то звякнуло в висящей над потолком люстре. Входная дверь широко распахнулась и в комнату вошел человек, закутанный в темно-синий плащ, из-под которого торчала шпага.

Длинные темные волосы обрамляла его смуглое, слегка квадратное лицо, немного близко посаженные серые глаза смотрели прямо, очерченные уголки губ были чуть приподняты. На подбородке у него была большая мягкая ямочка. Ко всему он был не очень высок и горбат. Рядом с незнакомцем семенил лакей, забегая то сзади, то сбоку и пытаясь остановить непрошенного гостя.

- Кто такой? Почему без доклада? - нахмурился царь грозно.

Появление незнакомца в покоях царя, незваного, вечером, да еще и вооруженного, само по себе было огромным нахальством. Начальник охраны мог угодить на каторгу, так же, как и наглый гость, и там они имели все возможности познакомиться поближе.

- Да это же Майк! – вдруг закричал Джоди и, вскочив со стула, подбежал к вошедшему. Он взял его за руку и обернулся к присутствующим:

- Это Майк, - объяснил он, - Он – ангел.

- Не ангел, а архангел, - поправил его вошедший господин в темно-синем плаще.

Незнакомец скинул плащ, и два огромных белоснежных крыла взмыли над его головой.

- Разрешите представиться, - сказал он, слегка поклонившись, - Архангел Михаил.

В зале повисла мертвая тишина. Слышно было, как тикают часы на стене.

И вдруг раздался грохот. Вошедший вместе с Майком лакей свалился в обморок.

Майк, держа на руках плащ, недоуменно уставился на лежащего без чувств лакея.

- Друзья мои, - обратился он наконец к четырем остальным слугам, стоявшим в остолбенении, - не могли бы вы вынести своего товарища отсюда?

Слуги, двигаясь словно во сне, подняли беднягу на руки и вышли с ним вон.

 

Сидящие за столом снова уставились на архангела. В зале остались только они и Майк.

Ну вот, теперь нам никто не помешает, - сказал Майк и сделал неопределенный жест рукой.

Джоди подбежал от Михаила к столу.

Государь, это Майк, архангел. Он мой знакомый. Можно, он вместе с нами отужинает?

Государь опомнился, прокашлялся и сделал приглашающий жест рукой.

- Зови гостя к столу, - сказал он.

- Пойдем, Майк, пойдем, - тем временем уже тянул Михаила за руку Джоди, - Садись возле меня.

Архангел подчинился и неторопливо прошел к столу. Он сел в кресло напротив государя, между Джоди и Ибрагимом. Его крылья уперлись в сиденье и задрались еще выше.

- Твои крылья всех смущают. Их надо умять, - сказал Джоди и стал давить на крылья Михаила, стараясь опустить их пониже.

- Ох! – вскрикнул архангел, - Ты мне сейчас крылья сломаешь!

- А что делать-то? – растерялся Джоди, - Ты же понимаешь, что со своими крыльями ты не совсем нормально выглядишь...

- Вот что, - сказал Михаил, - мне не кресло, мне стул нужен. Давай-ка мне свой стул, а себе возьми мое кресло.

Он поднялся, и Джоди, пыхтя, поменял стул и кресло местами. Михаил сел, и на этот раз его крылья, которым больше не мешали ручки кресла, опали вниз.

- Вот, - удовлетворенно сказал Джоди, накидывая на Майка плащ, - Теперь ты на человека стал похож...

Все по-прежнему сидели слегка окаменев. Ганс застыл с вилкой, на которой был нанизан кусок поросенка, Ибрагим держал руку на бокале, Гаврила Афанасьевич судорожно глотал большим ртом воздух. Только Иван молитвенно сложил руки и что-то тихо шептал, умиленно глядя на Михаила.

- Надеюсь, я не помешал? – спросил Майк учтиво, обращаясь ко всем присутствующим.

Первым обрел дар речи государь:

- Да, - сказал он.

 

Ибрагима, как и всех, охватило напряжение. Он сидел напротив Джоди и рядом с Михаилом и чуть искоса рассматривал архангела, стараясь понять, что можно ожидать от этого божественного посещения. То, что появление Михаила связано с Джоди, он не сомневался. Но к добру ли это? Он посмотрел на сияющего мальчика и подумал, что пока все идет вроде бы неплохо.

- Государь, разреши мне обслужить этот стол, - тем временем сказал Майк и, дождавшись утвердительного кивка, ударил в ладоши.

Тотчас дверь отворилась, словно кто-то стоял за нею, и в комнату вошли пятеро слуг. Мигом убрав все со стола и заменив тарелки, они вышли, и другие пятеро занесли новые блюда. На серебряных подносах лежали в основном фрукты: темные и светлые горы винограда, порезанные на тонкие круги бананы и ровные кубики сочного золотистого ананаса.

Слуги поставили на стол два больших хрустальных кувшина, один с красным вином, другой с ледяной водой, сверху которой плавали кубики льда. Был еще один кувшин, не очень большой, золоченый и инкрустированный голубыми камнями. Что в нем было, неизвестно.

 

Майк взял золоченый кувшин за изогнутую ручку и разлил его содержимое в высокие и узкие хрустальные бокалы.

- Я предлагаю за встречу выпить мой любимый напиток: лимонный сок с солью, - торжественно сказал он.

- Лимонный сок с солью – это гадость, - тут же откликнулся Джоди.

Ты ничего не понимаешь, - возразил ему Майк, - Лимонный сок с солью – это лучшее, что есть на этом свете. Главное, соблюдать пропорцию. Три чайные ложки соли на стакан сока и треть воды.

И он залпом выпил свой бокал, при этом оставшись очень довольным.

На, поробуй, - сказал он Джоди, ставя перед ним высокий бокал, наполненный до краев мутновато-светлой жидкостью.

Пфффф, - презрительно изрек Джоди и отвернулся.

Следующему Майк предложил напиток Ибрагиму.

- Не пей, - предупредил его Джоди, - Это гадость.

Ибрагим и сам сомневался, но уверенный вид архангела и то, как он залпом и с явным наслаждением выпил свой бокал, вселило в него определенную веру. Ибрагим сделал большой глоток. Сок лимона обжег его до груди, соль саданула горло. Он задохнулся, схватился за бокал с водой и жадно его выпил.

Я ж тебя предупреждал, - сказал Джоди сочувственно.

 

Следующей была очередь Ивана.

Иван так и сидел с молитвенно сложенными руками и благостно созерцал Майка. Когда бокал, поданный собственноручно Михаилом, оказалась перед ним, он взял его, вздохнул и начал пить. На полпути лицо его сморщилось, но он пересилил себя и выпил все до дна. Он сидел, обалдевший, невольно и жадно хватая ртом воздух, а из глаз его хлынули слезы.

- Ты виноградиком, виноградиком заешь, - участливо посоветовал сыну Гаврила Афанасьевич..

- Он после первой не закусывает, - мстительно сказал Джоди.

Ибрагим, Ганс и царь рассмеялись. Обстановка переставала быть такой натянутой. Ибрагим сел поудобнее на своем стуле, а Ганс, наконец, осторожно положил обратно на тарелку кусок своего поросенка.

- Ну что, понравился тебе лимонный сок? – с любопытством спросил Майк Ивана.

- Очень, - выдавил из себя Иван.

- Может, еще? – Майк с готовностью наполнил его бокал снова.

- Неужели выпьет? - радостно спросил Джоди, которому чрезвычайно нравилось все происходящее.

Иван назидательно слонил голову и изрек:

- Из рук ангела Божьего...

- Можно выпить любую гадость, - закончил за него Джоди.

После второй стопки Иван все-таки закусил. Он жадно ел виноград и часто моргал светлыми ресницами.

Следующей была очередь Гаврилы Афанасьевича. Боярин взял свой бокал неуверенно, отпил малений глоток и поставил бокал на место.

Мы люди простые, - сказал он, - Божественные материи не для нашего понимания.

Государь едва пригубил свой бокал и также отставил его.

Настала очередь Ганса. Ганс вздохнул, перекрестился, взял бокал и, неожиданно для всех, повторил подвиг Ивана.

Что ты делаешь?! - закричал Джоди и стал срочно обеими руками ссыпать в тарелку Ганса виноград, который оказался весьма кстати.

Обстановка становилась раскованной.

 

Однако, я здесь по делу, господа, - неожиданно сказал Майк и откинулся на спинку стула.

Небольшое оживление, охватившее присутствующих при дегустации лимонного сока, прошло. Все вновь напряглись.

- Ищу я праведника, - сказал архангел и обвел глазами всех присутствующих. Его взгляд остановился на Иване.

- О, эт к Ивану, - сказал Джоди, уплетая виноград. Он один не заметил общего напряжения, - Он здесь самый праведный праведник.

- Да, я вижу, - тихо подтвердил Михаил, пристально рассматривая Ивана - В таких младых летах и уже праведник... это удивительно...

Иван вновь молитвенно сложил руки.

- Неужто я в глазах Господа нашего праведником нарекаюсь? – с замиранием спросил он, и лицо его приняло благостно-преданное выражение.

- Ты не просто праведник, - немного торжественно сказал Майк, - Ты – праведник первой ступени посвящения.

- Господи! – сказал Гаврила Афанасьевич и перекрестился.

- А что это значит? - живо спросил Джоди, но Майк сделал ему знак рукой молчать, и Джоди затих.

- Многие дивятся твоей праведности, и на небесах, и на земле, - продолжал Майк, - многие ангелы небесные замирают в изумлении, глядя на тебя. Да что ангелы небесные! Сам архангел Гавриил посетил твой дом с молящими и много дивился твоему благочестию!

- Архангел Гавриил, - тихо выдохнул Иван, и лицо его при словах Майка расплылось как воск над огнем, а улыбка стала немного блаженной. И он тут же добавил, обращаясь к отцу:

Ну вот, тятенька, а вы хотели всех молящих из дома гнать...

Джоди хмыкнул.

Да что архангел Гавриил! – продолжал Майк, распаляясь, - Сам Дух Святой неузнанным прибыл в твой дом и три дня провел в нем, и дивился много благостью твоею.

Дух Святой?! - задохнулся Иван, крестясь в изумлении.

Да, Дух Святой. И много ты пищи дал ему для размышления своими молитвами, и возрадовались ангелы на небесах, ибо давно нам нужен такой праведник...

- А зачем он вам нужен? – поинтересовался Джоди. Он ел виноград и терпеливо ждал, когда Майк закончит свои служебные дела.

- Во исполнения замысла Отца Небесного и Духа Святого по спасению живых и просветлению праведников, - ответил Майк, подняв кверху указательный палец.

- Что б я что-то понял, - сказал Джоди.

А не понял, так сиди тихо и не мешай ангелу небесному с праведником разговривать, – посоветовал Майк, не поворачивая к нему головы.

Да пожалуйста, - слегка обиделся Джоди и отщипнул новую виноградину.

Где уж тебе в святых материях-то разобраться, - покорно вздохнул Иван.

Затем он продолжил после небольшой паузы.

- Вопрос я имею, пресвятой архистратиг. Можно?

Майк ободряюше кивнул:

- Спрашивай. Всегда за благость с праведником разговаривать.

 

- Довел Господь меня жить с этим мальчиком несколько дней, – начал Иван, - И дивился я много его безбожию и богохульству. И беспристанно молился я о спасении души его. И вот хочу знать, дойдут ли молитвы мои до Господа и помогут ли спасти его бессмертную душу?

- Вполне может быть, Иван, что молитвы твои окажутся напрасны, и мальчик этот погубит свою бессмертную душу — беспечно ответил Михаил.

Иван со вздохом перекрестился.

Ибрагим снова напрягся. Ему не нравился этот разговор. О том, что Джоди рано или поздно погубит свою, а за одно и его, Ибрагима, душу, он в последнее время и сам неоднократно думал.

Но сейчас его обнадеживало то, что Михаил явно дружески относился к мальчику. Хотя в то же время он не мог не признать, что к Ивану Михаил тоже относился благосклонно.

Иван и Джоди были слишком разные, чтобы благоволить обоим сразу, поэтому столь внезапное продвижение юного Рыкова в небесной иерархии и высокая оценка его праведности со стороны архангела изрядно тревожили Ибрагима.

Он отпил глоток вина, стараясь собраться с мыслями.

 

Тем временем, сделав достаточно кислую мину, Иван продолжал:

- А еще много сокрушаюсь я Ибрагимом Петровичем и Гансом Иогановичем. Они благоволят мальчику. Ибрагим Петрович хлеб свой делит с ним и кров над головой, а Ганс Иоганович крестным его изволит быти. Вопрошаю я, не погубят ли они через это свои бессмертные души?

Вполне возможно, что через общение с этим мальчиком и они могут погубить свои бессмертные души, - так же беспечно ответил Михаил и отпил лимонного сока из своего бокала.

Теперь напрягся Джоди. Он исподлобья смотрел на Майка и думал, что врагам своим все-таки доверять нельзя.

 

Стало тихо. Слышно было, как потрескивает огонь в камине, а за окном поют сверчки.

- Я здесь еще по одному делу, господа, - прервал молчание Михаил. Он откинулся на спинку стула и вновь оглядел всех.

- Итак, господа, - продолжил он, - Есть еще один мальчик. И мальчик этот почти три месяца назад, а именно 24 марта сего года, написал письмо Дьяволу с просьбой продать ему свою бессмертную душу.

При этих словах Джоди вцепился руками в кресло и жутко напрягся. Ибрагим пристально посмотрел на него. Остальные ахнули и зашумели, а Иван непрестанно закрестился.

- Письмо это у меня с собой, - сказал Майк, доставая сложенный втрое лист, - Я прочту его с вашего позволения. Если ты, конечно, не возражаешь, Джоди.

 

Джоди вскочил на ноги. Обычно бледное лицо его покрылось темным румянцем.

- Я возражаю! – закричал он, сжимая кулаки, - Я возражаю! Это мое личное письмо, лично Дьяволу, и все это мое личное дело! И я вообще не понимаю, как письмо оказалось у тебя!

- Успокойся, Джоди, - сказал Майк, - По поводу того, как письмо оказалось у меня – не будет же Дьявол являться сюда без приглашения. Он попросил меня быть в этом деле посредником. А по поводу того, что это твое личное дело – ты сам знаешь, что ты неправ. Здесь есть люди, которые любят тебя...

- Именно поэтому я не хочу, чтобы они что-то знали! – резко ответил Джоди. Он стоял со сжатыми кулаками напротив Майка, готовый к бою.

- Джоди, - сказал Майк, и голос его прозвучал чрезвычайно мягко, - Люди, которые любят нас, отдают нам частицу себя, часть своей души. Принебрегать этим, говорить, что это твое личное дело – неразумно и даже жестоко. Неужели я должен объяснять это тебе?

- Здесь не все, кто меня любит, - буркнул Джоди.

Здесь все, кто нам нужен, - возразил Михаил.

Джоди судорожно сглотнул и сел в свое кресло.

- Хорошо. Читай, - сказал он, чуть опустив голову и упрямо сжав губы. Взгляд его застыл на кувшине с лимонным соком.

 

- Итак, - продолжил Майк, - письмо было написано 24 марта сего года. Оно было доставлено по всем правилам пересылки почты подобного рода – а именно, через камин, где было сожжено ровно в три часа ночи в доме господина Ибрагима Петровича Ганнибала.

Он раскрыл листок и в мертвой тишине начал читать:

 

Дорогой Дьявол,

Письмо оформлено по правилам английской грамматики, где слово «дорогой» означает «уважаемый», - пояснил Майк и продолжил:

 

Дорогой Дьявол,

Я слышал, что ты заинтересован в покупке человеческих душ. Если это так, то я готов продать тебе свою душу. Взамен я прошу, чтобы Судный день был отменен. Я имею ввиду тот день, когда на Земле появятся диктоптеры и человечество будет уничтожено.

Если тебя заинтересует мое предложение, пожалуйста, дай мне знать.

С уважением,

Джоди Асадзе,

24 марта 1722 года

 

- Вот такое письмо, - сказал Майк, сворачивая бумагу, - Прежде чем мы приступим к обсуждению его, я бы хотел знать мнение праведника — я подчеркиваю, единственного среди присутствующих праведника. Иван, что ты думаешь?

Иван облизнул пересохшие губы и сказал:

Он Дьяволом обуреваем. Его сжечь надо. На костре с третьими петухами.

Джоди поднял голову и уставился на него.

- Зачем?! – изумился он.

- Затем, что душа его тогда не достанется Дьяволу, а вознесется прямо к Господу.

- Послушай, какое тебе дело до моей души?! – нетерпеливо воскликнул Джоди, - Это все-таки моя душа!

- Твоя душа принадлежит Богу...

- Моя душа принадлежит мне!

- Твоя душа принадлежит Богу, - смиренно, но твердо повторил Иван, - А ты хочешь у Господа украсть то, что тебе не принадлежит и продать Дьяволу. Не веришь – ангела небесного спроси...

- Так, так, - довольно сказал Майк, - продолжай, Иван.

- А вот можно еще бить его плетью. Всю ночь бить, до третьих петухов. А с третьими-то петухами Дьявол и вылетит...

- Можно, - согласился Майк, - А ты сам стал бы бить плетью этого мальчика?

- Да... - замялся Иван, - Только силенок у меня маловато будет, для Дьявола-то. А вот если Ибрагим Петрович и Ганс Иоганович будут бить его? Сил-то у них поболе... А я буду молитвы читать?

- Так вот в чем дело, Иван, - возразил Михаил, - А что, если Ибрагим Петрович и Ганс Иоганович откажутся бить мальчика?

- Да как же они откажутся, если им ангел небесный прикажет? – изумился Иван.

 

Джоди хотел что-то сказать, но Майк опять сделал ему знак рукой, и Джоди недовольно отвернулся.

- А вот скажи мне, Иван, - продолжил он, - Господь наш Иисус Христос. Он ведь жизнью своей пожертвовал ради спасения рода человеческого. Так?

- Так – согласился Иван.

- И за это мы чтим его беспристанно, и хвалы ему возносим ежедневно и еженощно. Так?

- Так, - опять согласился Иван.

А мальчик этот душу свою готов отдать, чтобы спасти род человеческий. И разве жертва его не столь же высока, разве не столь же достойна она восхищения, как жертва Господа нашего Иисуса Христа?!

Да?!! - воскликнул Джоди, подпрыгнув на своем кресле, и победно уставившился на Ивана.

Но Иван не смутился. Лукаво улыбаясь, он ответил:

- Хитрость я вижу в твоем вопросе и на хитрость ответствовать могу.

- Ответствуй, - разрешил Майк.

- Господь наш пошел на жертву великую по приказу Отца Своего небесного. А мальчик этот украсть хочет у Господа то, что ему не принадлежит, и через это возвыситься. Много чего, наверное, хочет попросить он у Дьявола, и хорошо, что ангел небесный пролетал и не дал нечествому делу совершиться...

- Ой, я не могу, не могу больше, - прервал его Джоди, хватаясь за голову руками, - Зачем ты вообще его о чем-то спрашиваешь? - обернулся он к Майку.

- Зачем? – переспросил Майк и помолчал, - Затем, чтобы ты знал, ради кого ты идешь на эту жертву.

- Ради ког... Да плевать я на него хотел. Пусть живет. Он, между прочим, на вашей Библии свихнулся...

Но ты идешь на эту жертву ради него тоже.

Ну пусть.

И ради Семена.

Ну пусть.

И ради Джона.

- Какого еще Джона?

- Того, который был на корабле. Который хотел тебя убить.

- Послушай, - почти закричал Джоди, вскочив и размахивая руками, - На корабле была сотня людей! Там был капитан, и Сэм, и Джерри... Что же, топить весь корабль только потому, что там один Джон завелся?

- Ну хорошо, - примерительно сказал Майк, - считай, что это была формальность.

Формальность, - фыркнул Джоди, снова садясь в кресло, - Ну теперь все формальности улажены?

Не совсем, - ответил Майк, - Тебе нужны представители, - и он обратился к Ганнибалу:

Ибрагим Петрович, согласны ли вы быть Представителем мальчика в предстоящей сделке?

Что? - рассеянно отозвался Ибрагим, - Ах, да, конечно. Я согласен.

Вы, Ганс Иоганович?

Да, - ответил Ганс, - Джоди мой крестник. Значит, и отвечать будем вместе.

Хорошо, - сказал Майк одобрительно, - Теперь нам остается выбрать Свидетеля. Не согласится ли наш радушный хозяин и государь взять на себя эту миссию?

Что я должен делать? – спросил царь, вытаскивая изо рта трубку.

Свидетельствовать. Перед Землей и Небом.

Государь опустил голову в знак согласия.

Прекрасно, - Майк казался очень довольным, - Теперь все формальности улажены. Можно звать Сатану.

 

При этих словах Ибрагим сам чуть не подпрыгнул на стуле. Ганс и государь вскочили на ноги, а Гаврила Афанасьевич помертвел. Иван выпучил глаза и забыл про все свое благочестие.

- Ты хочешь звать сюда Дьявола?!!! – закричал царь, вращая глазами.

- Да, конечно, – недоуменно ответил Майк, - Письмо пока осталось неотвеченным.

Все разом зашумели, потом наступила относительная тишина, только слышен был тихий голос молящегося Ивана. Михаил ждал.

 

И тут Ибрагим резко и громко приказал Джоди:

- Сейчас же выйди отсюда!

Джоди поколебался, но Ибрагим взглянул на него так свирепо, что Джоди беспрекословно подчинился и быстро вышел из залы.

Когда дверь за ним закрылась, Ибрагим немедленно обратился к Михаилу:

Я опекун мальчика. Могу я на этом основании отменить встречу?

Можешь, - все так же беспечно ответил Михаил, - Но в этом случае встреча состоится в другом месте и в другом составе.

Хорошо. Могу я, как его представитель, предложить свою душу взамен его души?

О, - сказал Майк, - об этом надо говорить с Сатаной.

Чертов мальчишка! - воскликнул Ибрагим и откинулся на спинку стула.

О, да! - отозвался Михаил.

 

Джоди стоял за дверью в маленькой пустой комнатке перед входом в залу, невесть для каких целей сделанной, и размышлял. Предстоящая встреча с Дьяволом его не пугала. Его беспокоило, на чьей стороне Майк. Ему казалось, что Майк на его стороне. В голове его было легко и пусто.

Дверь из залы открылась, и вошел Ганс.

Вот что, Джоди, - сказал он, - Ну и заварил ты кашу. Откажись от встречи, откажись сейчас же. Скажи, что ты пошутил... Майк... Михаил хорошо к тебе по всему относится... Я же со своей стороны...

Помнишь ту девочку, Ганс? - прервал его Джоди, - Ту, которую мы оставили в подвале? Я не пошутил.

Они вернулись. Джоди сел на свое место, боясь взглянуть на Ибрагима.

 

Светлое июньское небо вдруг стало черным, и в зале стало темно. Тут же, сами собой, зажглись свечи на люстрах. Огонь в камине вспыхнул сильнее и ярче. Все напряглись. Ибрагим положил руку на рукоять шпаги.

Простая вежливость, - успокоил Майк, - Сатана предупреждает, что он уже в пути. Кстати, Дьявол предпочитает, чтобы его называли мессиром... на крайний случай, господином Воландом.

 

Вдруг камин внезапно ярко вспыхнул и погас. Через минуту из него раздался негромкий гул, и из камина высунулась чья-то нога. Вслед за ногой появился ее обладатель — высокий человек, одетый, как Джоди сразу определил, на манер его современников: в светло-серый костюм, но сильно нелепый. Брюки были коротки, пиджак задран вверх, а на носу у прибывшего торчало треснутое пенсне. Не вынимая руки из кармана, пришедший из камина слегка поклонился и представился:

Коровьев. Прислан доложить, что мессир будет с минуты на минуту.

Следом из камина вылез невысокий плотный господин в котелке с волосами рыжего цвета и веснушчатыми руками. В правом углу его рта торчал большой клык.

Азазелло, - представился он, учтиво приподнимая котелок над головой.

Последним появился огромный черный кот. Встав на задние лапы и сняв с себя зеленую шляпу с полями и белым пером сбоку, он церемониально поклонился и представился:

Бегемот. Благоговейно рад приветствовать высокое собрание.

Говорящий кот! - воскликнул абсолютно счастливый Джоди.

И тут за дверью раздались шаги. Они были тяжелые и медленные, и неумолимо приближались.

Стало совсем тихо. Свечи почти погасли, и полутьма разлилась по зале.

Вдруг свечи вспыхнули с новой силой и мощно осветили пространство. Дверь распахнулась, и в залу вошел Сатана.

 

Держа руку на массивной белой рукоятке своей трости и не глядя ни на кого, мессир встал в середине залы. Он был высок, немного массивен и изысканно одет. Его черный камзол сверкал серебром, из-под рукавов виднелись белоснежные широкие кружева, в ухе матово отсвечивала большая жемчужина. Темные, с проседью волосы свободно спадали до плеч, крупные черты лица казались невозмутимы. Большой крючковатый нос был обрамлен тонкими нервными ноздрями, а его глаза были абсолютно черными, как две безумные бездны.

Я вижу, высокое собрание уже в сборе, - сказал он наконец низким, медленным голосом.

Царь опомнился. Встав, он пригласил гостя к столу. За царем поднялись все остальные, кроме Ивана.

Благодарю, - ответил мессир.

Стул Его Темнейшеству мессиру! - заорал Коровьев, все так же держа руки в карманах.

Стул Его Темнейшеству мессиру! - вторил ему Бегемот.

Внезапно тяжелое кресло, стоящее у стены, само собой сдвинулось с места и подъехало к столу, встав между стульями Майка и Ибрагима.

Мессир неторопливо подошел к креслу и сел, запрокинув ногу на ногу и отведя трость в сторону.

Майк и остальные сели вслед за ним.

 

- Итак, - начал Воланд, медленно обведя всех присутствующих своими безумными черными глазами и задержав взгляд на Джоди, - мы собрались здесь по делу всем известно вам мальчика... Это кто там еще зубами стучит?!

- Праведник, - дал наводку Майк.

- А, праведник... – Воланд посмотрел на Ивана, - Действительно, праведник. В таких младых летах, а уже праведник... Любопытно...

Иван дрожал мелкой дрожью. В последние полчаса он как-то больше не ждал для себя ничего хорошего.

- Ну-ка иди сюда, праведник, - велел мессир, - Иди, иди, не бойся.

На онемевших ногах Иван приблизился к Дьяволу.

- Ближе, - сказал мессир, - Еще ближе... Вот так.

Мессир не изменил положения тела при приближении Ивана, он только повернул голову чуть вправо.

- А скажи мне... как тебя? Иван, - сказал он, - Не хочешь ли ты заключить со мной сделку?

Иван бешено замотал головой в разные стороны.

- Да ты погоди отказываться, - продолжал мессир, - Ты ведь даже не знаешь, что я тебе хочу предложить...

Иван что-то замычал и вновь замотал головой.

- Странные эти праведники, - тихо, будто себе сказал мессир, - От счастья может быть своего отказываются только потому, что не из того департамента посланник. Ну да ладно. Слушай сюда, Иван. Я хочу предложить тебе сделку.

Прежде всего, сделка эта абсолютно безопасна для тебя. Ты останешься на той же первой ступени посвящения Рая, я тебя к себе не заберу. Мало того, если сделка не понравится, взмолишься Духу Святому, и он освободит тебя от договора.

Сейчас ты возвышен премного благодаря своему благочестию. Это похвально. Хочешь возвыситься еще больше? Я удесятерю число твоих последователей. Я пошлю тебе сны, которые изумят окужающих, и все будут дивиться твоим словам и мыслям. Ты возвысишься над всеми, и никто не узнает, что это Я диктую тебе твои сны, что это Я рисую тебе твои видения. Взамен я хочу одного – чтобы ты позволил мне это сделать.

 

Иван стоял с бледным лицом и тяжело дышал. Он перевел взгляд на Михаила и воззвал к нему с такой беспомощной мольбой, что его даже стало жалко:

Пресвятой архистратиг, - прошептал он, - Не дай свершиться беззаконию...

Майк пожал плечами:

- При чем здесь я, Иван, - сказал он, - Не хочешь не соглашайся.

Иван перевел взгляд на Воланда. Худая грудь его вздымалась, а на лбу проступила испарина.

- Я... я...

- Ну? – грозно спросил мессир.

Я... не совершаю сделок с... с... - Иван никак не мог вспомнить новое имя Дьявола.

Мессир, - шепотом, сложив ладони в трубочку, подсказывал изо всех сил Джоди со своего кресла, - Мессир...

- Ну?! - грозно повторил мессир.

- Я не совершаю сделок... с... с... с мессир, - простонал Иван и упал замертво у ног Дьвола.

- Господи! – воззвал Рыков-старший, кидаясь к сыну, - Это что ж такое делается! Перед лицом ангела святого!

И он с грохотом упал подле Ивана.

 

- Ты что, их убил? – с любопытством спросил Джоди, заглядывая через стол на валяющиеся на полу тела Рыковых.

- Ни в коем случае, - ответил мессир, - Они спят и видят сладкие сны, и когда проснутся, то помнить ничего не будут. Азазелло, Коровьев, - негромко подозвал он.

Двое тотчас появились перед ним.

- Вот что. Отнесите-ка этого голубка с его отцом домой. А утром пошлите такие сны и знамения, чтобы весь город заговорил об его святости...

- Он что, согласился? – недоуменно спросил Джоди.

- Абсолютно.

- Но он же сказал «нет», - не поверил Джоди, - Он же отказался.

- В душе он согласился, - сказал мессир.

А как ты это узнал? – не успокаивался Джоди.

Когда душа согласна на что-нибудь, или не согласна, мы сразу это видим.

Ты не мог ошибиться? - не успокаивался Джоди.

- Исключено, - ответил мессир.

- Понимаешь, Джоди, мы определяем это безошибочно. Это как тебе определить, горит свеча, или она погасла, - объяснил ему Майк.

 

- Эту маленькую сделку, господа, я заключил для того, чтобы вы поняли, как я вообще заключаю сделки, - произнес мессир медленно, важным голосом, - Неважно, что говорится на словах. Важно, на что согласна – или не согласна – душа.

- При сделке должен быть представитель, - вдруг сказал Джоди, - Почему у него не было представителя?

- Для такой незначительной сделки представитель не обязателен, - ответил Воланд, - Впрочем, ему бы такого предоставили, если бы среди присутствующих нашелся желающий.

- Но здесь был его отец, - не унимался Джоди, - Это был его отец. Почему вы ему не предложили?..

- Если бы он захотел, Джоди, ему бы предложили, будь уверен - просто ответил Майк.

- Понятно, - сказал Джоди и вспыхнул, - А сколько всего представителей может быть?

- Обычно один, в серьезных случаях два. Максимальное число представителей – три.

- О, у меня, значит, два представителя?

Три, - ответил Майк, - Я тоже твой Представитель.

 

Глава 12. Ад и Рай

 

Когда тела Рыковых были убраны и из свиты мессира остался один Бегемот, Воланд изрек:

Итак, господа, теперь когда нам никто не мешает, можно приступить к делу. Для начала я и архангел Михаил предлагаем вам посетить Ад и Рай.

Он поднялся. За ним поднялся Михаил, за ними все остальные.

Мессир в сопровождении Бегемота подошел к двери. При его приближении дверь засияла неестественным, ярчайшим светом, от которого у всех ослепило глаза.

Прошу вас, - сказал он и жестом показал на дверь.

Все из присутствующих кроме Ибрагима уже были знакомы с порталами. Но в этот раз даже Гансу было не по себе — все-таки Ад. Но когда он вошел в дверь вслед за остальными, оказалось, что они стоят в той же маленькой комнатке перед залой, только стенки у комнаты были гладкие и ровные, без картин, а сбоку двери виднелся прямой ряд кнопок.

Наша первая остановка — Рай. Первый его уровень.

Воланд нажал одну из кнопок, и комната мягко поплыла вверх. Через минуту она остановилась, двери ее раздвинулись, и они, вслед за архангелом Михаилом, вышли.

Они оказались в достаточно унылом саду. Нечастые деревья с довольно чахлой листвой возвышались вокруг. Небо было затянуто серым. По нему летали редкие ангелы.

Это — рай? - с сомнением спросил Ибрагим.

Он, - подтвердил Бегемот, - Первый его уровень посвящения.

А почему нет солнца? - спросил Джоди.

А кто сказал, что в Раю есть солнце, - спросил Бегемот, - где-нибудь в Священном писании сказано, что в Раю есть солнце?

А туалеты в Раю есть? - спросил Джоди.

Где-нибудь в Священном писании сказано, что в Раю есть туалеты?

А кто это... летает? - снова спросил Джоди.

Это вновьприбывшие праведники, - объяснил Михаил, - Им еще не надоело летать. Мы для них невидимы. Как призраки.

Так кто ж такие праведники? - спросил Ибрагим, так же как и все с недоумением оглядывая унылый райский сад.

Праведниками мы называем тех людей, которые на словах проповедуют любовь, но злы и коварны в душе, - ответил ему Михаил, - Они творят низости и иногда даже верят в то, что низости эти исходят из высоких устремлений. Во всяком случае, высокими устремлениями они свои низости оправдывают.

Дав всем насладиться видом чахлого рая, Михаил продолжил:

Здесь, как вы видите, достаточно тоскливо, но это не наказание. Душа, в зависимости от тяжести мыслей и груза чувств, пережитых ею на земле, сама находит соответсвующее место в мироздании, и изменить это место невозможно. Разве что новым воплощением.

Новым воплощением? - не понял Ибрагим.

Михаил пояснил:

Каждая душа имеет право на новое новое воплощение, — сказал он, - Это основной закон мироздания. Души самых ужасных преступников и злодеев, томящиеся в нижних слоях Ада, даже они имеют право быть вновь рожденными и пройти жизненный путь заново, чтобы возыситься или опуститься еще ниже. Это выбор каждого.

А почему здесь все такое... затхлое?

Это, Ибрагим, лучшее, что можно было сделать из мыслей праведников семи первых кругов посвящения Рая, - снова ответил ему Майк, - Но не волнуйся. Каждый следующий уровень лучше и немного легче предыдущего.

 

Тут Джоди заметил, что на лицо Михаила надета прозрачная, едва видимая маска.

Зачем это? - спросил он.

Понимаешь, воздух, которым дышат праведники, воздух их мыслей и чувств, совершенно не пригоден для обитателей высших кругов Рая.

А мы? - спросил Джоди.

Вы — призраки здесь. Хочешь попробовать подышать этим воздухом?

Джоди утвердительно кивнул. И тут же его почти сшиб с ног запах, который был похож на запах скунца, только еще сильнее и острее. Джоди замахал руками, схватился за горло — и вновь задышал свежим воздухом.

Вслед за Джоди вызвался Ганс. Он продержался не дольше. Государь отказался. Настала очередь Ибрагима.

Удушливая вязь окутала его горло, но он продолжал дышать, стараясь что-то понять, сам не зная, для чего. Лоб его взмок.

Ему плохо, - сказал Джоди тихо, беря Ибрагима за руку, - Сделайте что-нибудь.

Тут Ибрагим вдохнул полной грудью. Он оглянулся — искореженные очертания вновь приобрели прежний вид.

Это чревато, Ибрагим, - тихо сказал Михаил, - мысли праведников могут деформировать твои собственные мысли, и иногда надолго... Именно поэтому так опасны миссии по просветлению праведников.

 

Далеко-далеко ровным пламенем сиял свет.

Что это? - спросил Джоди.

Это мое царство. Это Ад, - ответил мессир, - Мы сейчас идем туда.

Они двинулись по направлению к свету.

Мессир, Ибрагим и Джоди шли впереди. Джоди крепко держал Ибрагима за руку. С другой стороны Ибрагима шел Воланд, важно опираясь при ходьбе на свою трость.

Царь с Гансом и Михаил шли сзади и постепенно отстали, то ли пошли другой дорогой.

Чем дальше они удалялись от того места, куда они прибыли, тем больше праведников попадалось вокруг. Только они уже не летали, а лежали на земле, некоторые тихо стонали. Один праведник бился лбом о могучее райское дерево.

Что он делает? - спросил Джодию

Старается заглушить душевную боль, - ответил Мессир.

Помоги ему. Почему ты ему не поможешь?

Я не в силах ему помочь, - ответил Мессир.

Но ты же всемогущий...

Не в этих вопросах. Не в вопросах душевной боли. Здесь только сам человек является себе хозяином.

Они долго шли молча. Ибрагим с благодарностью чувствовал теплую ладонь мальчика в своей руке.

«Надо было усыновить его, - подумал он, - Может, сейчас было бы проще».

- Не озадачивайся, Ибрагим, - сказал мессир, отвечая на его мысли, - Ваш договор был заключен значительно выше.

Издали начали раздаваться звуки едва различимой музыки. Сияние за горизонтом усилилось.

А скажи, Рай — он весь такой? - спросил Джоди.

Нет, не весь. Сигмарион очень интересен.

А что такое Сигмарион? - не отставал Джоди.

Это верхние круги Рая, начиная с пятидесятого уровня и выше, - важно ответил мессир, шагая рядом с Ибрагимом и опираясь на свою трость, - Представители Сигмариона могут выбирать себе миссию и, соответственно, судьбу. Чем выше уровень Сигмариона, тем больше и ответственнее выбор.

А что еще можно в Сигмарионе?

Многое. Например, обитатели Сигмариона могут выбирать себе ангела-хранителя.

Они знают своего ангела-хранителя до рождения? - догадался Джоди.

Да. Часто это друзья, - ответил мессир, - Кто может защитить тебя лучше, чем твой собственный друг?

Джоди некоторое время шел молча, потом снова спросил:

А сколько всего уровней в Сигмарионе?

Начиная с пятидесятого — двадцать семь освоенных.

А праведники могут подняться выше?

Теоретически, да, - ответил мессир, - Но это опасно для них. Разряженный воздух более высоких кругов Рая непригоден для их дыхания. Им становится плохо, так же, как стало плохо тебе, когда ты дышал их воздухом. Мы пришли.

 

Ганс, царь и Михаил уже ждали у края крутого обрыва. С обрыва было хорошо видно, как от края до края простирается царство Воланда, все залитое разноцветными огнями и гремящее музыкой.

Когда мессир с Ибрагимом и мальчиком подошли и встали около других, край обрыва вдруг отделился и мягко и тихо опустился вниз, навстречу празднику потусторонней жизни.

Четверо людей, архистратиг и Дьявол ступили на землю Ада.

 

Огромная, поддерживаемая колоннами арка возвышалась сбоку от них. Перед ней, из пасти дракона, бил фонтан. Рядом с аркой стояли накрытые белоснежными скатертями столы, ломящиеся от всевозможных напитков в хрустальных бокалах и изысканных закусок, приветствуя вновьприбывших. Всюду слышался смех. Звон бокалов, казалось, наполнял воздух.

Мимо них прошла женщина в зеленом платье с оголенной спиной.

Мы в Раю? - спросила она, смеясь.

Говорят, что это Ад, - ответил ей щеголеватый мужчина.

Ах, как хорошо, что я в жизни грешила! - смеялась женщина, запрокидывая голову.

В фонтане между тем шла возня. Оголенный мужчина схватил женщину в серебристом облегающем платье и начал срывать с нее одежды.

Что они делают? - спросил Джоди мессира, по-прежнему держа Ибрагима за руку.

Они собираются заняться сексом, - невозмутимо ответил мессир. Он стоял величаво, положив скрещенные руки на массивную рукоять своей трости.

Джоди поднял глаза на Ибрагима.

Так дети получаютя, да? - спросил он, заглядывая ему в лицо.

Да, - улыбнулся ему Ибрагим и несколько неловко сжал его ладонь.

Женщина, призывно крича, вырвалась из объятий мужчины и убежала. Мужчина ринулся за ней.

Тут на сцену вышел Бегемот.

Забравшись на голову дракона, из пасти которого била струя воды, он закричал:

Дамам шампанского!

Фонтан вмиг заполнился светлейшим шампанским. Все, смеясь, стали подставлять бокалы под струю или зачерпывать прямо из фонтана.

Бегемот появился с подносом, на котором стояло пять бокалов.

Попробуйте, - сказал мессир, - Чистейшее «Вдова Клико».

А мне шампанского? - слегка возмутился Джоди.

Если Ибрагим Петрович разрешит, - отозвался мессир.

Ибрагим не выдержал.

Ты хочешь забрать его себе, а спрашиваешь у меня разрешения на бокал шампанского? - недоуменно спросил он.

Пока мальчик находится под твоей юрисдикцией, - ответил мессир, не оборачиваясь.

С разрешения Ибрагима Бегемот принес Джоди шампанское. Джоди не удержал наполненный до краев бокал, и несколько капель пролились на землю. Тут же брызги обернулись бабочками и разлетелись в разные стороны.

Джоди засмеялся и плеснул еще немного. Маленькие разноцветные птички вспорхнули с земли. Джоди выплеснул весь бокал. Грациозный белый лебедь, взмахнув крылами, поднялся в воздух и улетел.

Еще хочу! - попросил Джоди.

Ты исчерпал свой лимит, - ответил мессир, - Кроме того, это — творчество. А творчество в моем царстве запрещено. Так же, как и любовь.

Я собираю у себя в Аду все достижения цивилизации, - продолжил неторопливо мессир, - Все, что ублажает тело человека, в распоряжении моих постояльцев. Для особо привередливых есть даже молочная река с кисельными берегами.

Какой же смысл в таком Аду? - недоуменно спросил Ганс.

В моем царстве запрещены творчество и любовь, - ответил мессир, - А между тем, эти две субстанции пронизывают всю жизнь человека. Даже если это простой крестьянин, он с любовью бросает зерна в землю и с любовью ждет всходов своего труда. Гончар с любовью выбирает глину для своего горшка и уже видит свое изделие мысленным взором. Если этого нет, то ад наступает еще при жизни. Вы увидите.

Рядом с ними каким-то образом оказалось что-то вроде семи сноубордов. Все, следуя примеру мессира, встали на голубые полированные доски и медленно поднялись вверх. Поначалу те, кто были людьми, чувствовали, как сноуборды колеблятся у них под ногами.

Управление идет мыслями, - объяснил мессир, - Немного усилий, и все получится.

Первым летающим сноубордом овладел Джоди. Он взмыл вверх и описал круг над компанией. Его догнал Бегемот, и они рванули вперед наперегонки.

Постепенно остальные тоже научились управлять странным летательным аппаратом. Они неслись низко над землей Ада и видели грандиозные строения, пышные дворцы и великолепные парки.

Они видели огромную, высотой с три трехмачтовых фрегата извивающуюся горку, по которой, хохоча и крича, грешники скатывались прямо в большое, дымящееся теплотой озеро. Они видели какие-то железные отвесные горки длиною с милю, по которым, визжа от страха и восторга, скатывались обитатели Царства Тьмы. Они видели громадные карусели, которые бешено крутились над землей Ада.

Но чем дальше они отлетали, тем тише становилось вокруг. Все заметили, что грешники больше не смеялись, а потеряно ходили по достаточно опустевшей земле.

В конце концов Ад начал напоминать первый круг Рая. Так же, как и в Раю, люди лежали прямо на чахлой траве. Некоторые стонали, другие сидели и раскачивались, обхватив голову руками.

Вот то, о чем я вам говорил, господа, - сказал мессир, указывая на мучеников, - Со временем, без любви и творчества душа начинает смертельно страдать, и тогда наступает самый настоящий ад. Этого невозможно избежать, это закон.

Это навсегда? - спросил Ганс.

Нет. Каждая душа имеет право на перевоплощение, - ответил Воланд, - Мы возвращаемся.

Довольно быстро они промчались назад и вновь оказались у фонтана. Все, даже Джоди, были молчаливы.

Воланд пригласил гостей в пустой зал большого павильона. Посредине стоял стол, накрытый белой скатертью и заставленный экзотическими фруктами — точно такой стол, который они оставили несколько часов назад в парадной зале дворца Монплезир.

- Вы должны сесть так, как вы сидели перед прибытием сюда, - распорядился мессир.

Компания расселась по своим местам. Внезапно стало абсолютно темно. Потом вспыхнул свет, и все увидели, что они сидят на тех же местах, как сидели до их странного путешествия. Парадная зала дворца Монплезир была перед ними.

 

Глава 13. Искушение

 

Джоди оставался задумчив. Он сидел в кресле в своем синем свитере, из-под ворота которого виднелся мягкий воротник белой рубашки, и старался не смотреть на Ибрагима, сидящего напротив. Ибрагим же, наоборот, внимательно и чуть исподлобья изучал мальчика так, будто видел его впервые.

Значит, - сказал наконец Джоди, - если я попаду к тебе в твое царство, я немного поскучаю пока снова не воплощусь?

Нет, - сказал мессир, как всегда медленно, - Снова воплотиться тебе уже никогда не удасться.

Значит, я буду скучать вечно? - спросил Джоди озадаченно.

Нет, скучать ты не будешь, - ответил мессир, пристально глядя на Джоди, - Среди моих постояльцев ты всегда сможешь найти десяток-другой, которые будут тебе интересны. Кроме того, Бегемот, Азазелло и Коровьев будут в полном твоем распоряжении, а они-то уж скучать тебе не дадут. Ко всему, тебе будут разрешено творчество. Ты будешь выдумывать и творить, и с удивлением увидишь, как плоды твоих мыслей и мечтаний причудливо воплощаются на Земле.

Джоди слушал недоверчиво.

Голос мессира зазвучал громче и еще более властно.

Но даже не это я предлагаю тебе, Джоди, - медленно и торжественно сказал он, - То, что я предлагаю тебе, гораздо выше пустых и суетных развлечений Ада.

Он помолчал мгновение, все так же испытывающе глядя на Джоди своими черными как бездна глазами, и продолжил мерным, торжественным голосом, держа руки на массивной рукояти своей трости:

То, что я предлагаю тебе - это Вечность. Я унесу тебя в глубины Вселенной, и мы будем слушать ее дыхание, и Вселенная отдаст нам свои тайны. Миллиарды солнц станут доступны нам. Мигом я умчу тебя к далеким планетам, где на неведомых тропах мы будем охотиться на невиданных зверей, и под шум лиловых дождей, ночью, в пещере, под треск костра я буду рассказывать тебе сказки о сотворении мира.

А если ты заскучаешь, если ты только заскучаешь, мой мальчик, в мгновение ока я перенесу тебя обратно. Бешенные кони, сотканные из тумана будут мчать нас над ревущим океаном, и соленые брызги будут освежать наши лица. Мы будем слушать шум ветра в горных ущельях и встречать рассвет солнца, стоя на Крыше Мира!

Воланд выпрямился и замолк.

После его низкого, торжественного голоса в зале стало совсем тихо.

Джоди не отрываясь смотрел на мессира. Рот мальчика приоткрылся, и его дыхание стало прерывистым.

Вау! - наконец издал он звук в тишине, - Вау!!

И, тут же вскочив со своего кресла, он закричал:

Я согласен! Конечно же, я согласен!!!

Он опять рухнул в кресло, и мечтательная улыбка разлилась по его лицу.

Но есть одно «но», Джоди, - медленно продолжил Воланд, так же пристально рассматривая его.

Да... какое «но»? - рассеянно переспросил Джоди. Он сидел, мечтательно глядя перед собой, и улыбался.

Дело в том, что я не могу предотвратить Конец Света, - торжественно и медленно произнес Воланд.

Да? - переспросил Джоди, все с той же мечтательной улыбкой на лице, - Ты не можешь предотвратить Конец Света?..

И тут его как подбросило в кресле:

Как не можешь?! - воскликнул он и в изумлении уставился на мессира. Улыбка исчезла с его лица, - Как не можешь?! Это же сделка. Я на ничего подобное и не рассчитывал... но это же сделка, - и он облизнул вмиг пересохшие губы.

Я не могу предотвратить Конец Света, - так же торжественно продолжил Воланд, пристально глядя на Джоди своими черными как смоль глазами, - Сделать этого не в состоянии ни я, ни все ангелы небесные, ни даже сам Господь Бог.

Значит, Конец Света неотвратим, - упавшим голосом спросил Джоди. Сердце колотилось у него в груди.

Я этого не сказал.

Но ты сказал...

Я сказал только, что ни я, ни сам Господь Бог не в состоянии предотвратить его.

Значит, кто-то может? - продолжал допытываться Джоди.

Да, - ответил мессир, - Такая персона существует.

Кто же это? Кто же может сделать то, что никто не может?

Мессир молчал, все так же пристально глядя на Джоди. Тянулись секунды. Наконец он произнес:

Ты.

Словно от удара, Джоди отшатнулся от него и вжался в спинку кресла.

Я??? - ошалело спросил он, - Я???

На лице его был ужас. Мессир продолжал пристально смотреть на него.

Да, ты, - торжественно сказал он, - Слушай внимательно, Джоди, слушай и запоминай. Сила, разрушающая нашу систему — ужасающая сила, Джоди — пришла к нам из другого мира. Справиться с ней нельзя ни с Неба, ни с Ада. Справиться с ней можно только с Земли. И сделать это можешь только ты.

Наступило мертвое молчание.

Но... как? - наконец прервал его Джоди.

Вопрос не в том - как. Вопрос — какой ценой.

Какой ценой? - живо поинтересовался Джоди.

Воланд снова помолчал, сидя в своем кресле, немного массивный и грузный, затем изрек:

Со времен сотворения Мира ни одна душа не была уничтожена. Это запрещено, это невозможно. Но если у тебя ничего не получится, Джоди, твоя душа погибнет.

Как это? - не понял Джоди.

Никто не знает, как это будет. Такого никогда не было. Не было во всей истории Вселенной.

Да? - прерывисто спросил Джоди, - А мир?

Мир погибнет вместе с твоей душой.

А если у меня получится?

Тогда и с твоей душой, и с миром все будет в порядке.

Понятно, - протянул Джоди, - Понятно...

Он сидел, немного встрепанный, взгляд его блуждал.

Дело в том, Джоди, что у тебя очень мало шансов, - голос мессира звучал почти сочувственно.

Да? Мало? - Джоди вновь уставился на него, - А сколько?

Безумно трудно переводить космитогорическую систему измерений в земную, но если перевести, я бы дал три шанса из тысячи.

Ско... сколько? Три из тысячи? - упавшим голосом переспросил Джоди, - гм... это действительно немного...

Тут в разговор вступил Майк.

Я бы дал больше шансов, гораздо больше.

Сколько? - настаивал Джоди, переведя на него взгляд.

Я бы дал... я бы дал... три с половиной шанса из тысячи.

Джоди, заморгав, в изумлении уставился на архангела.

О, спасибо, Майк, - сказал он, - Это, конечно, совсем другое дело.

Он сидел, немного растерянный.

Зачем тогда мне все это знать? - спросил он, наконец, - Если у меня так мало шансов, то лучше вообще ничего не знать... И зачем всем все это знать?..

Ты не понял, Джоди, - сказал Майк мягко, - Мессир здесь, чтобы сделать тебе предложение.

Какое предложение?

Я предлагаю тебе отказаться от задуманного и спасти свою бессмертную душу, - еще более торжественно произнес мессир.

Ты предлагаешь мне Крышу Мира и все такое прочее? - спросил Джоди. До него начало доходить. Голос его зазвучал совсем растерянно.

Да, - ответил мессир, слегка склонив голову.

- А... а мир?

У мира не останется шанса. Мир погибнет.

Джоди молчал несколько секунд. Потом он резко вскочил на ноги. Рот его был полуоткрыт, дыхание стало еще более прерывистым. Взгляд его темно-синих глаз с расширившимися зрачками блуждал между мессиром и Майком.

И если... если сейчас я скажу «нет», то не важно, что я скажу, важно, что я решил в душе, - надрывно вырвалось у него. Затем он тяжело и прерывисто вздохнул и со стоном, беспомощно рухнул в кресло, вжавшись в его спинку. Его стало колотить.

Шли долгие мгновения. Дрожь его стала мощнее, его трясло. Вцепившись в ручки кресла, он еще сильнее вжался в спасительную спинку и крепко закрыл глаза. Короткие конвульсии стали содрогать его тело, а на виске забилась голубая жилка.

«О Господи! - подумал Ибрагим, неотступно следивший за мальчиком, - Это и есть искушение!»

 

Он наблюдал за всем происходящим исподлобья.

Государь давно забыл про свою трубку, и она лежала потухшая на столе.

Ганс выпрямился и наклонился к Джоди. Он взял его за руку и сказал как можно мягче:

Ну, что ты... ну, успокойся.

От прикосновения его руки Джоди почти перестал дрожать.

Да, да, мне надо успокоиться, - сказал он и залпом выпил ледяную воду, которую налил для него Майк, пока он трясся в кресле. Майк налил ему еще.

Мне надо успокоиться, - повторил Джоди, приходя в себя, - У меня есть вопросы.

Спрашивай, - сказал мессир, - Спрашивай столько, сколько тебе надо для принятия решения.

Джоди еще раз облизнул сухие губы.

Значит, если все погибнут, то все переселятся на Небо или в Ад, а потом все назад воплотятся?

Ему ответил Майк.

Нет, Джоди, - сказал он, - Для того, чтобы воплотиться, нужны некоторые... м-м-м-м... условия. После Судного Дня условий этих не будет. Перевоплощение окажется невозможным.

Значит, все окажутся на своем месте? Кто-то будет страдать в Раю, кто-то в Аду, а кто-то будет наслаждаться в Сигмарионе. Значит, это только праведники и грешники будут страдать вечно? Значит, это все для таких, как Иван, как Джон?

Не совсем, - вновь ответил Майк, - Дело в том, что система Сигмариона, Земли и Ада неразрывно связана. Если прекратится цикл перевоплощений, то произойдет что-то вроде заболачивания. Первыми, конечно, пострадают самые нижние круги Рая и Ада, но постепенно процесс дойдет и до Сигмариона. В конце концов в Сигмарионе жизнь станет такой же, как в нижних уровнях Рая, это дело времени... Но мы что-нибудь придумаем.

Что? - допытывался Джоди.

Есть варианты... например, есть вариант начать эволюцию с начала.

Как это?

С пауков, лягушек.

Капитана — в паука? Джерри — в лягушку???

- Ну конечно ничего хорошего, Джоди, - примирительно сказал Майк, - Но делать-то что-то надо.

Джоди молчал. Затем он тяжело и прерывисто вздохнул и сказал:

Мне надо подумать.

Думай, - сказал мессир, - Тебе никто не будет мешать.

 

Джоди вновь опрокинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Как у умирающего, у него промелькнула перед ним вся его короткая жизнь. Он вспомнил корабль в белой пене волны, вспомнил ревущую бурю, когда он спасал Вилли. Пред его глазами встали Джерри, Стонвилл и Хаггинс. Он видел их в лучах солнца. Джерри заразительно смеялся, а Хаггинс что-то говорил довольному Стонвиллу. Он вспомнил, как первый раз встретил Ибрагима и поразился его лицу, его улыбке. Затем он отчетливо увидел капитана и вспышкой вновь ощутил свои чувства, когда он понял, что его не бросили.

 

Он выпрямился в кресле, взял бокал воды, налитый для него Майком, и сказал:

Знаете... я все-таки попробую.

Все молчали. Джоди забеспокоился.

Что? Я на самом деле отказался? - тревожно спросил он.

Нет, ты согласился, - ответил мессир, - Я попрошу нашего высокого Свидетеля засвидетельствовать этот факт, - и он стукнул тростью о мраморный пол.

Из-под трости сверкнули искры, и вновь воцарилась тишина.

Наконец Джоди вопросительно произнес:

Ну все, дело сделано?

Не совсем, - ответил Воланд, - Тут еще есть твои Представители.

Джоди заволновался. Он уже давно боялся смотреть на Ибрагима, а сейчас испугался еще больше.

Что могут сделать мои представители? - неуверенно спросил он, - Они же не могут мне запретить...

Нет, запретить они тебе ничего не могут

Есть возможность спасти его душу? - спросил Ибрагим голосом, почти таким же низким, как у мессира.

Воланд помолчал. Затем, взглянув на Ибрагима, он сказал:

Да, такая возможность существует.

Он опять замолчал, как будто задумавшись, и затем продолжил почти тихим голосом:

Душа мальчика будет спасена, если вы, господин Ганнибал, или вы, господин Штрухенбах, по отдельности или оба, пожертвуете своей душой ради спасения души этого мальчика.

 

Не-е-е-е-е-е-е-е-т!!! - дико завопил Джоди и бросился через стол к Дьяволу.

В ту же секунду неведомой силой он был вдавлен назад в кресло. Из кресла, невесть откуда, появились жгуты и вмиг крепко прикрутили руки мальчика к его ручкам. Он пробовал брыкаться, но в то же мгновение ноги его были так же крепко стянуты. Широкий кляп из пластыря залепил его рот.

Кажется, тебе никто не мешал думать и принимать решение, - с негодованием произнес Воланд, - Почему же такое неуважение к другим?!

Мммыы пффппм ммппмм ыымммы!!! - ревел Джоди из-под пластыря.

Да? - иронично переспросил мессир, - В таком случае, ты сейчас вылетишь за дверь, где составишь компанию Бегемоту.

И кресло тотчас отодвинулось вбок от стола и повисло в воздухе, а створка двери из залы широко распахнулась.

Джоди сразу перестал дергаться и обмяк. Кресло, повисев в воздухе и описав полукруг, вновь с громким стуком грохнулось на прежнее место.

Джоди сидел со связанными руками и ногами и сверлил Воланда взглядом, не сулящим последнему ничего хорошего. Ибрагим смотрел на встрепанного мальчика с улыбкой. Наконец, Ганс заступился за Джоди.

Полно, мессир, - сказал он просительно, - Освободи его.

Я освобожу его, если он пообещает вести себя прилично.

Джоди бешено закивал головой, продолжая смотреть на Воланда с такой же ненавистью.

Вмиг путы его ослабли. Джоди лихорадочно освободился от них и стал сдирать с лица пластырь. Это было непросто.

Мессир вновь обратился к нему:

И запомни, если ты своим сопением, кряхтением или стонами будешь мешать господину Ганнибалу и господину Штрухенбаху думать и принимать решения, ты тут же вылетишь за дверь без предупреждения, и заседание будет продолжено без тебя. Ты меня понял?!

Да! - сказал Джоди, с размаху шлепая отодранный пластырь на стол.

«Бум!» - дверь захлопнулась.

 

Итак, господа, - продолжил мессир как будто даже устало, - Надеюсь, я успел донести до вас свою мысль. Душа этого мальчика будет спасена, если вы, господин Ганнибал, или вы, господин Штрухенбах, по отдельности или оба, пожертвуете своей душой ради спасения его души. Что скажете, господин Ганнибал?

Ибрагим словно очнулся и сказал несколько рассеянно:

Да... да... я согласен. Конечно.

Джоди беспомощно взглянул на него, но за стоявшими в глазах слезами ничего не увидел.

Вы, господин Штрухенбах?

Ганс немного замялся.

Я... я... я думаю... я думаю, что я согласен, - закончил он твердо.

В зале снова повисла тишина. Ганс нервно отпил глоток воды из своего бокала. Ибрагим сидел спокойно и чуть расслабленно, положив ногу на ногу. Наконец, мессир прервал молчание:

Вы не только думаете, господин Штрухенбах, - сказал он, - Вы действительно согласны отдать свою душу для спасения души этого мальчика. Так же, как и вы, господин Ганнибал. Я прошу нашего высокого Свидетеля засвидетельствовать этот факт, - и мессир вновь ударил тростью по мраморному полу, высекая искры.

 

Нет! - в белой ярости поднялся Джоди со своего кресла. Он стоял напротив Воланда бледный и разъяренный, стесняясь вытереть слезы, которые текли из его глаз, чтобы мессир не увидел его слабость.

Нет! - железным голосом повторил он, - Ничего они не согласны, понял ты, Сатана?! Ты обманул меня! Ты пришел на сделку с пустыми карманами! У тебя ничего не было, кроме твоих несчастных трех из тысячи, а они у меня и без тебя были! Ты ничего мне не смог предложить, а взамен забрал себе их души. Знаешь, кто ты после этого?! Ты мошенник, ты... ты просто шулер!

Михаил попробовал его урезонить.

Джоди, успокойся, - сказал он примирительно.

Успо-кой-ся?! - Джоди отпустил взглядом Воланда и в ярости уставился на архангела. Он сделал широкий жест рукой, словно Майк взял его за руку, а Джоди вырвался, - Успо-кой-ся?! А ты, а-а-а-нгел святой! Это ты заманил их в эту ловушку! Они будут твоими представителями, они будут твоими представителями... ты должен был, ты обязан был предупредить, я бы отказался...

Он рухнул в кресло, обхватив голову руками и чуть не рыдая.

Вы меня обманули! Вы оба меня обманули!

Затем он снова вскочил и, обращаясь к Воланду, почти закричал:

Я не буду спасть этот мир! Раз вы такие, я не буду ничего спасать! Я хочу воспользоваться своим шансом, и ты не имеешь права мне отказать! Ты что думаешь, что...

Я ничего не думаю, - невозмутимым голосом сказал мессир, - Я просто жду, когда ты отбушуешь, чтобы иметь возможность продолжить наше маленькое заседание.

Продолжить? - опешил Джоди. Он посмотрел на Майка.

Еще ничего не решено, Джоди, - ответил Майк быстро.

Да? - Джоди сел на место, нервно сглатывая.

 

Мессир вновь взял слово. Глядя перед собой и держа сложенные руки на массивной белой рукояти своей трости, он медленно произнес:

Итак, вы, господин Штрухенбах и вы, господин Ганнибал, вы оба готовы пожертвовать своей душой для спасения души этого мальчика. Свидетель успел засвидетельствовать этот факт, пока я не был прерван столь бессовестным образом этим... несносным созданием. Но этого мало.

Чего же еще тебе надобно? - спросил Ибрагим.

Для того, чтобы жертва была принята, необходимо согласие мальчика на эту жертву.

Да??? - опять вскочил на ноги Джоди, на этот раз сияя, - Я его даю! То есть, я его не даю! Ну вы сами там разберетесь... Мессир, простите мне мое поведение...

Учитывая все предыдущее, оно не удивительно, - сказал мессир, не поворачивая головы.

Нет, нет, - запротестовал Джоди, - Я себя так никогда не веду. Я просто испугался... я...

Я не о твоем поведении. Я о твоем решении. Ваша жертва не принята, господа. Наш высокий Свидетель, я прошу засвидетельствовать этот факт, - и мессир вновь стукнул тростью по мраморному полу. Сверкнули искры.

Ибрагим не понял.

Постой, постой... как не принята?! - недоуменно переспросил он.

Категорически.

 

Ибрагим грозно взглянул на Джоди.

Выйди немедленно, - коротко приказал он.

Джоди дернулся, но заколебался.

Немедленно, - повторил Ибрагим, сдерживая гнев, и Джоди, от греха подальше, поспешил исполнить приказ.

За спиной он услышал голос Майка:

Это бесполезно, Ибрагим. Все, что у тебя есть — это пять минут чтобы уговорить мальчика изменить решение.

Ибрагим тут же поднялся и быстро вышел, схватив стоящего в проходе Джоди и швыряя его в маленькую комнату. Он захлопнул дверь, схватил Джоди за плечи и стал трясти.

Знаешь, что я с тобой сделаю? - яростно спосил он, - Я буду сечь тебя до тех пор, пока дух из тебя не вышибу! Я... клянусь Господом, я...

Джоди молчал и улыбался.

Ничего ты мне не сделаешь, - сказал он, - Ты отдал мне свою душу, а я ее не взял, - и он тихо рассмеялся.

Помнишь тот подвал, где крысы тебя чуть не съели? Это не сон был. Это я тебя туда посадил, специально, - не сдавался Ибрагим.

Я знаю. Но ты не специально, так получилось. Все же обошлось...

Джоди, - почти взмолился Ибрагим, крепко взяв его за плечи и нагибаясь к нему, - Ты пойми, мне так будет легче...

Да я понимаю, - прервал его Джоди, - Но ты тоже пойми. Мне тоже так легче.

 

Дверь открылась, и вошел Ганс.

Ганс! - воскликнул Джоди, - Спасибо...

Спасибо, - фыркнул Ганс, - Пороть тебя некому, вот что я скажу. У Ибрагима все руки не доходят, видать, придется мне этим заняться.

Ганс, я...

Полно, - прервал его Ганс, - Пойдем, тебя ждут. Мессир хочет попрощаться.

 

Когда Джоди вошел в залу, все происходящее стало казаться ему сном. Он видел, как мессир поднялся с бокалом красного вина, за ним поднялись все остальные. Джоди тоже хотел подняться, но отяжелевшее тело не слушалось его, и он остался сидеть, глупо улыбаясь.

Затем мессир направился к выходу. Дверь засияла ослепительным светом, и немного массивная фигура Воланда растворилась в нем.

Тебе пора спать, - сказал архангел Михаил.

Нет, Майк, нет, - запротестовал Джоди, стараясь пересилить вяжущую его изнутри дремоту, - Мне так много нужно спросить...

Тебе пора спать, малыш, - повторил Майк и подхватил падающего в сон мальчика в свои руки.

Он отнес Джоди на кушетку и бережно уложил его, сняв с него обувь. Затем он скинул плащ, и два огромных белых крыла взметнулись над его головой. Он накрыл мальчика своим плащем.

Майк склонился над Джоди, встав на одно колено и укладывал его поудобней. Торжественности момента мешала муха, упорно кружившая над Гансом.

 

Майк, лишившись плаща и беспощадно обнажив свои крылья, спросил у Ибрагима:

Ты не возражаешь, если я возьму твой?

Ибрагим утвердительно кивнул, и Майк вновь спрятал свои крылья, укутавшись плащем Ганнибала.

Устал я, - сказал он, снова садясь за стол и наливая себе лимонный сок.

Вы с мессиром как будто довольны, - не выдержал Ибрагим, не обращая внимания на его ремарку.

Конечно, - ответил Майк просто.

Но... три из тысячи... с каких пор это считается много? - низкий голос Ибрагима звучал немного удрученно и чуть хрипло.

Ибрагим, пойми. Три из тысячи — это совсем немало. Когда он воплощался, у него было ноль — ноль шансов из бесконечности. Вся миссия его была безумием. Из нуля уже получилось три, это уже цифра. Это невозможно, но это факт. А у него еще есть время.

Ибрагим снова спросил, на этот раз с надеждой в голосе:

Скажи мне, только честно, значит все не так плохо?

Пока все совсем неплохо, - ответил Майк, отщипывая виноград от большой виноградной кисти, которую он взял с серебряного подноса.

Слова Майка не совсем успокоили Ибрагима. Он продолжал выспрашивать:

Сущность, в которую попадал Джоди, что это такое было?

Майк ответил уклончиво:

- Джоди увидел Конец Света в символах, доступных его воображению. Но он может быть любым, пока существует... - и он умолк.

Что существует? - допытывался Ибрагим.

Майк молчал, неторопливо поедая виноград.

Поняв, что ответа он не дождется, Ибрагим опять спросил:

А кто были люди, которые привезли его сюда?

Каритан Тейлор и его офицеры? - переспросил Михаил чуть задумчиво, - Это люди его времени. До этого они не знали Джоди, и узнали его только за три месяца плавания. У них был строжайший приказ - ничего не объясняя мальчику, отдать его тому, кто приплывет за ним на голубой лодке.

Он сделал паузу.

Кстати, надпись на книге была сделана в нарушение приказа. Да и вообще, сам приказ едва не был нарушен...

А китаец? Кто он был? - продолжал выпытывать Ибрагим.

Китаец? - вновь переспросил Майк даже несколько недоуменно, - Китаец это архангел Гавриил.

 

Михаил действительно сидел уставший и даже казалось, что крылья его под плащем опустились еще ниже.

Сегодня знаменательная ночь, - продолжил он, - Говоря словами Ивана, сегодня все ангелы на небесах возрадовались, а с ними Господь.

И Дух Святой тоже? - спросил Ганс недоверчиво.

Дух Святой нет. Дух Святой сейчас смертельно устал...

Смутное подозрение шевельнулось в душе Ибрагима, но он промолчал.

Кто же тогда Джоди, - не унимался Ганс, - если он уморил самого Духа Святого?

Джоди? - переспросил Майк. Затем он подумал немного и сказал, - Джоди и есть Дух Святой...

 

Молчание, которое повисло над столом, казалось, можно было пробить камнем.

Нет, - сказал Ибрагим, - нет, нет...

Государь опомнился первым.

Ты хочешь сказать, что Дух Святой его ангел-хранитель? - спросил он, уставившись на Майка.

Нет, его ангелы-хранители я и архангел Гавриил. А Джоди... я вас не понимаю, - недоуменно сказал Майк, оглядывая присутствующих взглядом своих серых глаз, - Кто же еще, кроме Духа Святого, может сделать то, что ни Богу, ни Дьяволу не под силу?

 

Ганс, уставший за эту ночь удивляться, прервал новую, повисшую в зале тишину. Полувопросительно и немного растерянно он произнес:

Выходит, я — крестный отец Духа Святого...

Выходит, так, - отозвался Майк, - Тебя это смущает?

Так вот какова цена спасения мира, - задумчиво промолвил Ибрагим, - Душа Духа Святого...

Впрочем, земные корни мальчика интересовали его куда больше, чем небесные. Он многое хотел узнать у Майка, но тот опередил его.

Да, Ибрагим, тебе велели передать, - сказал он и он положил перед Ганнибалом рубль, - Сегодня ночь, когда старые обязательства исчерпаны...

 

Майк помолчал немного.

Джоди, возможно, будет немного вялый после этой ночи, - сказал он, - Возможно, его даже будет лихорадить. Это нормально. Он проснется ровно в три, с боем часов. Он ничего не будет помнить. Также не будут ничего помнить Рыков с сыном.

А что до нас? - спросил государь.

Вы будете помнить все, - заверил Михаил.

Часы ударили полтретьего.

Мне пора, - сказал Майк, поднимаясь, - Провожать меня не надо. Я не прощаюсь.

И он встал и направился к двери, засиявшей ослепительным светом, отщипывая на ходу виноград от виноградной кисти.

 

- Боже мой! - простонал Ганс, - Дух Святой! А я его по шее...

До трех оставалось четверть часа.

Государь встал и сказал:

Вот что. Вы тут распоряжайтесь по своему усмотрению. Я пойду, устал я... - и он быстрыми шагами прошел из залы в сторону своей опочивальни.

Ибрагим с Гансом молчали.

Вот что, Ибрагим, - сказал наконец Ганс, - Я, пожалуй, тоже пойду, прогуляюсь немного, - и он вышел через портал, который на этот раз оказался обычной дверью.

Ибрагим пересел на место Ганса. Ему хорошо было видно мальчика, лежащего на кушетке. Часы показывали без двух минут три. Наконец, раздался мягкий бой часов.

Джоди не шевелился.

Прошло еще три минуты... пять... Джоди лежал с закрытыми глазами и ровно дышал. Вдруг глаза его открылись, Ибрагим видел, как шевельнулись его ресницы.

Джоди, - тихо позвал он.

Джоди встрепенулся и вскочил на кушетке. Плащ Михаила сполз с его хрупкого, подросшего за этот год тела.

Ты не представляешь, ты не представляешь! - восторженно воскликнул он, - Мне такой сон снился, что ты не представляешь, - и он начал торопливо обуваться.

Он подскочил к Ибрагиму и, сияя, сказал:

Мне снилось, что я принц. Принц какой-то очень-очень сказочной страны. И когда я проснулся, я лежал и долго-долго не мог вспомнить, какой страны я принц и где я. А тут ты позвал меня, и я все вспомнил, и стало даже лучше!

Вошел Ганс.

А, - сказал он, - проснулся!

Джоди тем временем ел темный, крупный виноград.

А где все? - спросил он, жуя звуки сквозь набитый рот, - Тут же были Иван с отцом. И где государь?

Иван начал о святых материях рассуждать, а ты возьми и засни, - смеясь, ответил Ганс, - Захрапел прямо в середине пресвятого рассказа.

Да ну? - не поверил Джоди.

 

Они отъехали от Монплезира около трех тридцати. Всю дорогу Джоди резвился и старался растормошить Ибрагима и Ганса.

Вот что, друг мой, - сказал, наконец, Ибрагим, - полезай-ка ты на козлы, там тебе будет веселее.

Джоди обрадовался. Карету остановили, и он перебрался к кучеру.

Боже мой! Дух Святой! - воскликнул Ганс, когда они остались в карете одни.

Дух Святой — это оболочка, - отозвался Ибрагим, - На самом деле он — Маленький принц...

С козел доносился беспечный смех Джоди.

Мне кажется, что про горячку Майк пошутил, - сказал Ибрагим, чувствуя, как смертельная усталость разливается по всему его телу.

 

Конец первой части