Как бы до того ни жили мы - праведники, грешники, таланты,- словно пена от морской волны, мы сейчас всего лишь эмигранты. Всяк по-своему пришёл сюда - кто ломился, а кого - насильно... В этой „каше" радость и беда солью слёз замешана обильно. Под запретом виделся мираж, ожиданье разжигало грёзы; ну, а здесь, естественно, пассаж, да такой, что вышибает слёзы. Что мы знали в простоте своей, прошмыгнув под занавес железный? Вот он - я, хватай меня скорей, я приехал - будьте уж любезны! Сколько лет - соскучились, поди? Ждали сушей, воздухом и морем... Хоть пляши, хоть в обморок пади - здесь теперь я, тут, ядрена корень! Где же всё, чем Запад ваш богат - весь горю желанием законным? Надоел талонный суррогат - угощай меня „Наполеоном"! Принимай меня во всей красе, я - почти явление Господне! (Извинюсь попутно: ведь не все так вот рассуждали до сегодня.) Врать не стоит - встретят хорошо, даже больше чем..., но и без звона: сходу - на „конвейер" и - пошёл! в жёстких рамках буквы и закона. Прояснится розовый туман, раз-другой „костяшкой" щёлкнет рынок... Нет, конечно, это не обман, но не вечный бал и не смотрины. Слепишь жизнь твореньем рук своих; всё - с нуля (уж у кого как выйдет). Может, здесь не „пашут" за двоих, но за одного - обязан выдать. Не в почёте здесь родной кураж, „хата с краю" - тоже не подходит. Захрустит прославленный типаж, ну, и всё такое- в этом роде. Всяко сложится - ведь разные все мы: кто - в хандру, а кто сверкнёт талантом. Только, всё ж, мы - пена от волны; что с нас взять - мы просто эмигранты. Будем жизнь напополам делить - каждый по себе нарежет квоты: первой - по ушедшему скоблить, а другой, оставшейся, работать. Пусть мы не знакомы, но узлом результат связал нас, не причины: мы прошли сквозь жизненный разлом, мы своё - по счёту - получили. Март - май, 1991 Мёнхенгладбах |