Я не хочу! Я не хочу, чтоб ты мне позвонил! Ты не звонишь, а значит - все в порядке, и утра горизонт, густой и гладкий, похож на очертания перил. Пускай! Пускай!.. Ты держишься за них, чтобы пройти остатки этой ночи! Мне за тебя, больного, страшно, очень, и за всех тех, кого ты не любил. Они такие, будут долго спать, за шторой не почувствовав вторженья – той женщины над городом круженья, что в страшный мир спускается опять. А после — будут скромны и грустны: «Недоценили, да, недосмотрели!..», и говорить четыре-три недели о том, как не любил ты тишины. Но только за одну мне всех страшней, с лицом уставшим, с мягким, точно вата, глядящую, как будто виновата, хотя вины не водится за ней. И лишь ее молитвами из слез, которые все матери на свете пролили столько, что не смогут дети вдруг оценить их тяжкий дар всерьез, и лишь ее молитвами из слов, одной себе нашептанных украдкой: «Пусть только будет с сыном все в порядке,.. чтоб только был по прежнему здоров!..» - сегодня впрок утешиться ОНА, летящая над городом несмело, забудет то, что вдруг забрать хотела, и превратиться в облако из сна. А я, поверь, сильней всего хочу, чтоб не пришлось нагадано расстаться с тем, с кем смешней смешного мне смеяться, с тем, с кем порой и боль не по плечу. |