Мы стояли с Денисом в лесопитомнике возле поваленных стволов деревьев. Груда стволов и веток возвышалась чуть ли не на метр. Выпавший недавно снежок кое-где лежал на стволах. Наше внимание привлекли обитатели этого нагромождения. Вот юркая синица — с ветки на ветку, и улетела. Вот по стволу побежала внезапно появившаяся мышь, остановилась на мгновение, поводила мордочкой из стороны в сторону, принюхиваясь, и юркнула в щель между стволами. Мы стояли неподвижно в трех метрах и не являлись причиной столь быстрого её исчезновения. Вдруг Денис дернул меня за рукав: «Смотри, дедушка,— шепнул он, — кто это?».

Там, где только что была мышь, появился тонкий и гибкий белый зверек. Подвижный, с черными бусинками глаз, с маленькими полукруглыми ушками, острой мордочкой, коротким хвостиком, он был не длиннее моей ладони.

— Ласка, — прошептал я.

Этого тихого звука было достаточно, чтобы зверек насторожился и повернул свою маленькую изящную головку с розовым носиком, окаймленным усиками, в нашу сторону. Мы замерли. Убедившись, что с нашей стороны опасность не угрожает, ласка села на задние лапки, красиво изогнула длинную шейку и короткими передними лапками быстро расчесала усики. В мгновение ока она взлетела на верхнюю ветку, обнюхала её, а затем почти слилась с ней. Теперь её было трудно отличить от бугрящихся полосок снега, лежащих на ветках. Если бы мы отвлеклись, то могли бы потерять её из вида. Ласка еще плотней прижалась к ветке, и я понял, что сейчас что-то произойдет, и не ошибся.

На том стволе, где мы впервые увидели мышь, вновь появился длиннохвостый комочек. «Снежная полоска» с верхней ветки, совершив стремительный бросок, накрыла серенькую мышку; раздался тонкий пронзительный писк. В сплетении темных веток мелькнуло белоснежное тело ласки. Опустевший ствол хранил тайну разыгравшейся лесной трагедии.

— Какая она белая, ей очень трудно, наверно, охотиться летом.

— Нет, Денис. С потеплением, когда приходит весна, она линяет и становится буровато-коричневой; остаются белыми животик, грудка и нижняя часть шейки. Такая сезонная маскировка и вообще, сходство окраски и формы с окружающей средой, способствующее в борьбе за выживание, называется мимикрией.

— Плохо, что человек не имеет эту самую мимикрию.

— У человека ум и руки, которые и помогают ему бороться за существование и маскироваться, если это потребуется.