Олег ГОВДА

 

ТРУДНО БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ

 

КНИГА ПЕРВАЯ

 

Л Ю Д И Б Ы В А ЮТ Р А З Н Ы Е

 

Часть первая

 

Ч У Ж О Й С Р Е Д И Ч У Ж И Х

 

«Есть только миг между прошлым и будущим –

именно он называется жизнь».

 

ПРОЛОГ

 

Хоть утро выдалось не самым студеным за последнюю неделю, снег под ногами скрипел так громко, что заглушал треск, издаваемый лопающимися от мороза деревьями. Охота, в такое время, казалась занятием совершенно бессмысленным, – зверье слышало шаги даже самого ловкого и умелого следопыта за версту. Но, оставались еще те лесные жители, которые считали, что сумели ловко спрятаться в глубокую нору и поэтому могут спокойно спать до весны.

Зореслав ткнул длинной жердью в едва заметную в глубоком снегу проталину, настороженно прислушиваясь к доносящимся из берлоги звукам.

Потревоженный человеком медведь глухо и недовольно ворчал, но просыпаться не спешил. Слишком сладким и крепким был зимний сон лесного владыки.

И вдруг – время ускорило свой бег.

Вырванная с невероятной силой, жердь вылетела из рук княжича, а наст над логовом зверя взорвался фонтаном снега, льда, комьев земли и обломков веток. И как бы порождением его стал огромный косматый монстр, в мгновение ока бросившийся на человека.

В зимней охоте на матерого медведя, этот миг самый опасный и непредсказуемый. Даже опытному медвежатнику, с достоинством носящему на груди ожерелье из дюжины клыков, трудно предугадать момент, когда вялая и сонная многопудовая туша превратится в смертельный вихрь, сотканный из силы и злобы. Достаточно на одно лишь мгновение оторопеть, и рассвирепевший зверь собьет охотника с ног и подомнет под себя.

Почти во всех историях, рассказываемых долгими зимними вечерами возле уютного очага, упоминается о том, как косматый хозяин, прежде чем напасть на человека, сначала выпрямляется во весь рост, будто уподобляясь двуногому врагу, и только потом начинает угрожающе размахивать мощными лапами. На самом деле медведь изображает подвыпившего кабацкого драчуна, только если сыт, и ему лень сражаться. Вот и демонстрирует зверь свою стать и мощь, давая зарвавшемуся наглецу шанс одуматься и отступить.

Разъяренный медведь атакует быстро, – совершенно не собираясь услужливо подставлять врагу незащищенный живот и сердце. Противопоставить что-либо такому натиску первозданной силы помноженной на быстроту и изрядный вес, кажется, совершенно невозможно. Даже предельно точный удар, поразивший мозг или сердце зверя, не остановит его мгновенно. Обезумевший от ярости, медведь некоторое время не чувствует боли, и даже смертельно раненый, продолжает преследовать врага. Но, именно эта слепая ярость и губит зверя.

Увидев перед собой врага, он нападает столь стремительно и шало, что сам нанизывается на направленную ему в грудь рогатину, воткнутую тупым концом древка в землю. Сила удара при этом такова, что лезвие пробивает грудь медведя на всю длину острия. И если б не крестовина, то рогатина проткнула б тушу навылет, как иголка толстый холст…

На словах все просто, как миску борща умять. Особенно, если сам не стоишь на пути атакующего зверя, не видишь слетающую с оскаленных клыков бешеную слюну и не смотришь в пылающие ненавистью глаза.

Но сегодня Зореслав пришел не за шкурой лесного владыки, и убивать зверя не собирался. Как только медведь выскочил из берлоги, он кувырком ушел в сторону, разрывая дистанцию между собой и зверем еще на несколько шагов.

Промахнувшись, медведь остановился и завертел косматой башкой, пытаясь определить местонахождение врага. Он чувствовал ненавистный запах человека, но яркий отблеск наста слепил его, отвыкшие от света, глаза, и медведю приходилось полагаться исключительно на нюх.

В это время, прицельно пущенный рукой княжича, снежок чувствительно ударил зверя в нос. Медведь слегка отпрянул и недовольно заворчал. Удар не был болезненным, из нависающих веток иной раз и не такие комья на голову валились, но, впитавший в себя запах человека, снежок, разбившись о морду, окончательно сбил зверя с толку. Медведь рыкнул и поднялся на задние лапы. Вспорол воздух мощными лапами, вооруженные острыми когтями с палец взрослого мужчины. Раз, другой… да только враг был недосягаем. К тому же – плотные комки уже сыпались градом, при этом попадая исключительно в нос или между глаз зверю.

Медведь, матерый хищник, настоящий лесной исполин, весом в двадцать пудов, сначала ожесточенно вертелся юлой, все еще пытаясь высмотреть врага, но тот оставался невидимым, и не на ком было зверю сорвать, закипающую ярость. Ослепший и потерявший нюх, медведь топтался на месте, а плотные, с льдинками наста снежки больно жалили ему вспухший нос и глаза, вызывая в памяти зверя образ самых ненавистных для него существ – лесных пчел. Кусачую пакость, еще гораздо сильнее ненавидимую им, чем человек.

Медведь был зол, голоден и все не хотел смириться с тем, что враг недосягаем для его когтей и клыков. Но всему есть придел, и спустя некоторое время, лесной владыка в последний раз обиженно заревел во всю глотку и уселся на откормленный зад, тщетно прикрывая передними лапами свою многострадальную морду. Но, получив от невидимого врага еще несколько болезненных укусов, не выдержал столь изощренного истязания и спешно ринулся в спасительную глубь леса, смешно и недостойно вскидывая куцым хвостом.

Зимние пчелы оказались не менее лютыми и недостижимыми для его смертоносных когтей, нежели их летние товарки. И медведь сбежал. Ведь проиграть схватку разъяренному рою никому не зазорно …

А вслед за ним, уже не таясь, метнулось несколько охотников, до сих пор прятавшихся неподалеку от берлоги. Шатун – хищник слишком злобный и опасный, как для лесной живности, так и для человека, чтоб оставлять поднятого из зимней спячки медведя живым и на свободе.

Зореслав, проводив зверя взглядом, устало опустился в шершавый, но такой уютный и ласковый снежный сугроб. Вообще-то юноша чувствовал в себе достаточно сил, чтоб вместе с взрослыми воинами продолжить преследование, но понимание того, что поставленная цель достигнута, как-то в один миг сбило дыхание и налило ноги непомерной тяжестью. Ведь он только что не просто зло пошутил над лесным хозяином, а с честью выдержал традиционное воинское посвящение рода Зеленого Медведя. А значит – стал взрослым.

 

* * *

 

– Не стану лукавить, – проворчал недовольно за его спиной отец, – будто бы мне не случалось видеть увальней и менее расторопных, но позволю себе заметить, что для княжеского сына и воина нашего рода, Зореслав, ты вожжался со зверем непростительно долго. А ведь сколько раз было говорено: что не столь опасен противник перед глазами, как тот, – который незнамо где прячется и выжидает твоей промашки, чтоб всадить клинок в незащищенную спину. И никогда нельзя терять на схватку времени больше, чем нужно для того, чтоб отбить удар и ударить самому…

Несмотря на то, что князь-воевода Шульга ростом не уступал лесному исполину, а в воинском доспехе и весил не меньше матерого зверя, шагов его Зореслав не расслышал. Когда хотел, тот умел двигаться столь бесшумно, словно скрипучего снега или сухих веток и вовсе не существовало.

– Но, – голос отца потеплел, – должен признать: ты все же неплохо справился. Особенно учитывая, что до совершеннолетия тебе еще почти два года. Уверен: вскоре тебе не будет равных в воинском умении. И не только в нашем княжестве, но и во всем Пятиземии. Разве что лесники… Да и то, с какого боку поглядеть. Молодец!

Услышав это, Зореслав не удержался от счастливой улыбки. Похвала из уст князя-воеводы дорогого стоила, – поскольку он был твердо убежден, что лучше попенять умельцу, чем невзначай перехвалить неумеху, а после – оплакивать.

– Х-хе, – усмехнулся широко отец, присаживаясь рядом с сыном и подавая Зореславу затянутую в замшу флягу. – Глотни-ка матушкиного сбитня. Хорошо в чувство приводит… Видал, как Топтыгин драпанул? То-то же, знай наших!.. – и вдруг произнес с ноткой грусти в голосе. – Вот ты и вырос, сына… Возмужал… – и продолжил скороговоркой, словно пытаясь убежать от неприятных мыслей. – Чем теперь думаешь заняться? Какие желания в первую очередь намерен осуществить?

Вместо ответа Зореслав неопределенно пожал плечами, не разрешая даже самому себе лишний раз вспомнить лицо любимой, но при этом не удержался и бросил быстрый взгляд за спину отца, вглубь леса.

– Что ж, – понял его по-своему князь-воевода. – Не могу сказать, что твое решение меня слишком удивило. Каждый мужчина в нашем роду хоть раз, да пытался преодолеть Бешеную Гряду. Вот только преуспеть в этом, до сих пор, никому не удавалось. Так отчего б и тебе не попытать счастья?.. Совет примешь?

– Конечно, отец, – Зореслав даже слегка зарделся. – Ведь от того, что я могу считать себя взрослым, ты же не перестал быть старше и мудрее меня…

– Важно, чтоб ты об этом не забывал позже, – буркнул сварливо Шульга, отчего-то пребывая нынче в сумрачном настрое. – А совет предельно прост: прежде чем соваться в дебри, дождись травостоя. Пара месяцев ничего не изменит, зато летом тебе там полегче будет. Проверенно.

– Да, я тоже об этом подумывал, – согласился Зореслав. – Раньше начала лета на Гряду соваться не стоит. Я тем временем, в Оплот съезжу… Может чего интересного у хранителей узнаю? Или какие упоминания о той стороне мира в библиотечных архивах смогу отыскать?

– Это вряд ли… – с сомнением помотал головой князь-воевода. – Отговаривать, конечно, не стану. В таком деле каждый должен лично все от начала и до конца испытать и проверить, чтоб после не сомневаться: а все ли им было сделано как надобно. Но ни на что важное особо не надейся. Во-первых, – искали и до тебя. А во-вторых, – что более верно: либо хранители давно уже все нашли сами и получше перепрятали, подальше от любопытных глаз; либо – нет и никогда не было в Оплоте никаких упоминаний о таинственном Зеленом Клине.

– Откуда ж в нашем замке та старинная карта взялась, если за Грядой нет ничего? – удивился Зореслав, незаметно втягиваясь в беседу на запретную ранее тему, спеша поделиться с отцом вызревшими в душе сомнениями и надеждами. – Кто-то ж ее нарисовал? Ведь не с пьяных глаз или в горячечном бреду, возник в голове древнего картографа целый мир. Да такой подробный и непротиворечивый? Тем более, что все знают – по ту сторону Гряды не плещутся воды Океана, там должно быть еще очень много суши. Океан гораздо дальше… Так что ж там за земли? Неужто весь заселенный людьми мир состоит только из Пятиземия, Островов и пустынных Полуденных Земель? Поскупился, з-начит, Творец? – от избыточного волнения юноша даже заикаться начал. – Или люди не столь уж ему милы и надобны, как принято считать?

– Не богохульствуй! – одернул разошедшегося парня князь-воевода. – Конечно же мир не обрывается за лесом. И о том нам ведомо не только по преданиям или старинным рукописям. Вот только после Армагеддона во многие места стало невозможно попасть. С востока Пятиземие ограничивает – непроходимая Бешеная Гряда. Дорога в Полуденные земли лежит через Проход, который стерегут драконы, а дальше на юг – мимо Сечи. При этом совершенно неизвестно, с кем в Вольной Степи путнику лучше встретиться: с огнедышащими тварями или – с казаками… С запада – океан. Тут уж ничего не поделать, так всегда было. А на севере, за непредсказуемым и трудно преодолимым Проливом – острова. Великое королевство Серого Ордена. Наши единственные соседи и враги.

– Не считая сечевиков…

– Ну, да… Конечно. Просто с хохлатыми, за столько веков мы уже как бы свыклись, даже сжились. Ведь, кроме рожденных в Сечи, все они выходцы из Пятиземия, в разное время бежавшие из княжества на вольные хлеба… Вот и отношение к их наскокам, скорее, как к внезапному ливню с градом, чем – наводнению или пожару.

Воевода на мгновение замолчал, морща лоб и вспоминая: к чему он вел, а вспомнив – закончил:

– Вот, из-за всего этого и неизвестно, что твориться в иных землях. Остался ли там еще кто в живых, или все окончательно подмяла под себя безлюдная пустыня. Ледяная, огненная, каменная или какая иная. Увы, но я всего лишь воевода, а не Мастер-хранитель и многое в этом мире мне самому неизвестно и непонятно. А вообще-то, не о том сейчас речь. Хочу тебя предостеречь, что ни одна попытка нашего рода разведать неведомое, никогда не приветствовалась хранителями. Более того, случалось, что и прямой запрет на преодоление Бешеной Гряды Оплот накладывал. Пуще жизни оберегая Равновесие, не любят они тех, чьи поступки могут повлиять на установленный веками ход событий. Во многом, при этом, явно переусердствуя… Но, нашего с тобой мнения, к сожалению, они никогда не спросят. Разве что, – Шульга улыбнулся одной только мысли, – когда-нибудь ты сам решишь место Мастера занять…

– Пусть убережет меня Создатель от подобной участи, – невольно вздрогнул юноша и прижав к груди кулак, взглянул на суровое зимнее небо. – Лучше оставлю свои мысли при себе и начну еще тщательнее готовиться к путешествию.

– Верное и мудрое решение, – кивнул головой отец. – Достойное не только шагнувшего за порог взрослой жизни юноши, но и зрелого мужа. Чаще поступай взвешено и можешь быть уверен, – Создатель поддержит тебя. Ибо ничто Ему так не мило, как разумность действий и хорошо исполненный долг.

 

Глава 1

 

Солнце еще крепко спало, не потревоженное даже первым чуть хриплым «кукареку», когда Олег поднялся с лежанки и, осторожно ступая босыми ногами по скрипучим половицам, чтоб невзначай не разбудить умаявшихся за день хозяев, прокрался наружу.

Он любил эти летние предрассветные часы за их бодрящую свежесть, нежную прохладу, ненавязчивую тишину, и то, что именно в такие мгновения его посещало непередаваемое чувство – преддверие чего-то прекрасного, важного и невозможного в обыденной жизни. Каждое утро Олег выходил во двор, подолгу смотрел на угасающие звезды, и только после этого приступал к своим обязанностям, – постепенно входившими в привычку и уже ставшими почти будничными. Сегодня он собирался выкосить небольшой лужок, за пригорком у ручья. Травы там уже вполне созрели и начинали цвести. Еще несколько дней и они перезреют. Стебли их, готовясь удерживать потяжелевшие колоски, станут более твердыми и не такими сочными. Конечно, скотина не настолько привередлива, чтобы на основании этого отказываться от предложенного сена, но люди-то знают, насколько жирнее и вкуснее будет молоко, если травы заготовлены именно в пору цветения. Да и погода последние дни держалась на удивление ровная и сухая, поэтому только самый ленивый селянин сейчас не выходил на сенокос.

Ко всем прочим хозяйственным резонам, у Олега, была еще одна важная причина. Отчего-то в последние дни возникла уверенность, что не задержится долго в этом гостеприимном доме, и он спешил отблагодарить хозяев, как только мог. Старому мельнику с правнуком самим уж никак не суметь заготовить на зиму достаточно сена для своей Ласочки. Хватило б сил с мельницей управиться. Дед Мышата уже как-то начинал разговор о том, чтобы Олег оставался у них навсегда, но тот не спешил с ответом. Хоть и не помнил ничего о своем прошлом, знал, что не родился крестьянином. Для этого достаточно было взглянуть на его руки. Которые, хоть и умело управлялись со всяким инвентарем, все ж были не настолько огрубевшими как, к примеру, у приезжавших на мельницу с ближних деревень мужиков и парней. Особенно удивляли мозоли, располагавшиеся не как у всех – на внутренней стороне ладони, а сверху – на костяшках пальцев. Да и характерные потертости на плечах, которые оставляет после себя многолетнее ношение воинского доспеха, наводили на определенные мысли…

Предрассветная роса придает траве особой упругости, и та ровно, без лишних рывков, как бы сама собой, без лишних усилий, укладывается в ровные пожни, под острым лезвием косы. Поэтому у косаря, неспешно ведущего покос, есть время и поразмыслить, и помечтать, и вспомянуть давно забытое...

Как-то неуютно все же жить, ничего о себе не зная. И тревожно. Не может человек быть полноценным, даже не будучи уверенным в собственном имени. Ведь Олегом он назвался лишь потому, что это было единственное имя, которое отчетливо вспомнилось, и как бы всплыло из прошлого.

Почувствовав, как коса норовит зацепиться за стебли, Олег остановился и вынул из-за пояса точильный камень. Взглянул на, обрамленное верхушками деревьев, светлеющее над лесом небо, жмутом травы тщательно вытер от грязи лезвие и ловкими, точными движениями стал подводить косу к прежней остроте. Отсюда, с лужка, хорошо было видно место, где несколько седмиц назад он как бы заново родился. Будто в возмещение ущерба прошлому, Олег хорошо помнил не только день, но даже миг, с которого его жизнь начала свое новое движение, напрочь отсекая все прежние годы.

Он лежал вон там, на запруде, почти у самой мельницы и чувствовал только безграничный холод. Этот холод сковывал тело, как мороз сковывает воду, превращая ее в лед. Он мог только лежать и смотреть в небо, да и то лишь потому, что глаза были открытыми, а отвернуться или хотя бы прикрыть веки, он не смог бы при всем желании.

Небо было лазурным, удивительно прозрачным и абсолютно пустынным. Без единого облачка и даже солнца. Это обстоятельство пробудило и первое отвлеченное чувство – удивление. Потому что днем солнце обязательно должно быть на небе, особенно в такую прекрасную погоду. Правда, удивление длилось не слишком долго, поскольку следом пришло понимание, что светило никуда и не девалось, а всего лишь находится вне поля зрения. Но его жаркие лучи уже делают свою работу, постепенно отогревая тело и душу, лежащего на земле человека.

Спустя некоторое время, он сумел повернуться набок и, устроившись удобнее, попробовал собраться с мыслями и сосредоточиться. Но тут было еще сложнее. Как оказалось, кроме ряда элементарных вещей, Олег ничего не помнил! Ни кто он родом, ни каким образом и по какой надобности здесь очутился. А так же, где именно находиться, и как называется это «здесь»? Он не знал ни сколько ему лет, ни к какому сословию принадлежит… Больше того – он даже не помнил собственного имени! Что-то с ним случилось. Но что именно, и когда, – этого он, к сожалению, тоже вспомнить не мог.

Банальное ощупывание себя не слишком увеличило число ответов. Крупное, сильное тело принадлежало молодому мужчине и не носило явных следов недавних ранений. Хотя, старых рубцов вполне хватало, особенно на руках и груди. Но все они уже хорошо затянулись и совершенно не беспокоили. А в данный момент у него ничего не болело.

Даже одежда из тонкого полотна была совершенно целой и на удивление чистой. В том смысле, что в пути штаны из тонкого белого полотна, должны были хоть немного измяться и запылиться. Да и носки низких сапог из сафьяна сверкали такими яркими солнечными бликами, будто их только что наглянцевали сапожной щеткой. Какое-то время он размышлял над этой загадкой, но в очередной раз не найдя вразумительного ответа, мысленно отправил ее к остальным таким же, и более внимательно огляделся вокруг.

Над головой у него по-прежнему оставалось безмятежное, ослепительно-лазурное летнее небо, в глубине которого весело звенели колокольчики жаворонков, а за спиной и немного правее – лениво, без усилий, скрипела лопастями загребного колеса водяная мельница. И если судить по почерневшим, совершенно замшелым бревнам, из которых был собран сруб, она пережила уже не одно поколение мельников. Плотина, на которой он очутился, перегораживала мелкую лесную речушку, скорее напоминающую большой ручей, накапливая в запруде ленивую воду в достаточном количестве, для того чтобы той хватило сил проворачивать жернова. Одновременно ручей, был своего рода границей между землями завоеванными человеком и дикой натурой.

С той стороны, где поставили мельницу, простирались довольно обширные луга и выпасы, а деревья росли чахлыми, небольшими группками. Тогда, как на противоположном берегу вздымались глухие дебри, настоящий вековой лес. Что именно мешало столетним исполинам перебросить семена на другую сторону мелкого ручейка, было совершенно непонятно, но и не настолько важно, чтобы забивать себе этим голову. Проблем и так хватало... Но, это обстоятельство превращало старую мельницу, в единственное место, где могли быть люди, а значит и ответы на беспокоящие вопросы! Или – новые загадки. В любом случае выбирать было не из чего. Ничего не знающий, или, что по существу одно и то же, – ничего не помнящий о жизни, человек в одиночку долго не протянет, – а значит: вынужден искать себе подобных. И почему б не начать именно с обитателей мельницы? Как-то же он попал на эту греблю, так неужели никто ничего не видел и не слышал?

Образы недавних событий нахлынули так отчетливо и ярко, что Олег оторопело потряс головой, не желая заново переживать весь ужас своего пробуждения, сунул за пояс точильный камень, поплевал на ладони и взмахнул косой, ведя покос дальше. Но и нахлынувшие воспоминания не желали отступиться так просто. И пройдя буквально несколько шажков, Олег даже не заметил, как воротился мыслями обратно.

 

* * *

 

Размеренное поскрипывание загребного колеса настраивало на безмятежность и обнадеживало. Как-то не верилось, что за всей этой обыденностью таится опасность. Слишком уж тихо и уютно было вокруг.

Он вздохнул и решительно поднялся на ноги. Только удовольствие можно растягивать до бесконечности, а от бед и тревог стоит избавляться сразу. Пока они не выросли и не набрали настоящей мощи. По меньшей мере, именно так когда-то учил отец. И наверное не зря, если он вспомнил эти его наставления даже сейчас.

Деревянные ступеньки устало вздохнули под ногами, дверь неуверенно скрипнула, и, низко пригнувшись, Олег шагнул в пыльное, скрипящее, сопящее и скрежещущее нутро мельницы.

Невзирая на изнывающий снаружи от жары летний полдень, здесь царил прохладный полумрак, пропитанный сероватой мучной пылью мелкого помола. Словно в тот день, когда мельница впервые заскрипела жерновами, кто-то шутки ради или в исполнение добрых примет, подбросил к потолку несколько пригоршней первой муки, и та, с тех пор, так и зависла в воздухе, не имея возможности нигде приютиться. Поскольку и ремни, и решета, находясь в постоянном движении, все время подбрасывали ее снова вверх. А единственным, более-менее стабильным обиталищем для всей этой взвеси служили деревянные стены, а также одежда, борода и волосы мельника. Потому, что худощавый дедок, который медленно сновал от одного лотка к другому, больше напоминал снеговика или привидение, чем живого человека.

− Доброго здравия, дедушка! – поздоровался гость. Впрочем, не особо надеясь с первого раза перекричать грохочущие каменные жернова.

И не ошибся. Мельник даже не вздрогнул.

− Э-ге-ге! – сказал он громче. – Здравствуйте, хозяин!

На этот раз дед оборотился на голос.

− Ась?! Кто здесь?

− Здравствуйте! – гость крикнул изо всех сил и зашелся кашлем. Каверзная пыль мгновенно воспользовалась предоставленным ей случаем и попыталась набиться в легкие.

− А-а… И ты здоров будь, человече… Слабоват я стал слухом к старости, да и зрение уже не то, что в молодости. Извини, не признаю. Ты, чей будешь? Откуда путь держишь?

Тот только вздохнул. Именно этот вопрос он и сам хотел бы кому-то задать. Да, судя по всему, пока некому.

Привычный к одиночеству и безмолвию, мельник не спешил продолжать разговор, а гость молчал, понимая, что в этом грохочущем и скрежещущем, как сходящая с гор лавина, пространстве задушевная беседа все равно не удастся. Потом окинул взглядом приготовленные к помолу мешки и кули, и спросил:

− Не тяжело?

− Одному, конечно, не с руки, − степенно ответил мельник, кивая головой себе за спину. − Но Гостиша справляется. Хоть с виду он и неказистый, но весь в отца. А Вербан в его годы уже вепрей и медведей из лесу таскал.

Проследив взглядом в указанном направлении, в дальнем углу, Олег только теперь заприметил еще одну запыленную фигуру, засыпающую в лоток зерно. А еще чуть погодя к ним приблизился парнишка лет четырнадцати. Невысокий, но крепкий. Как говориться: в плечах самого себя шире.

− И я б приносил, − буркнул обижено, но степенно. – Так вы ж, деда, меня в лес не пускаете. И рогатину спрятали…

− Руками работай, а не языком, − отвернулся от помощника мельник и добавил для гостя. – Один он остался со всего нашего рода. Случись что, и похоронить меня некому будет. Вот ужо приведет в дом невестку, тогда пущай и поступает по-своему хотению… А ты, мил человек, по какой надобности к нам забрел? Или обоз с зерном привел? Так раньше чем через две седмицы нам никак не управиться. Вишь, сколько из замка навезли. Всяк перед страдой хочет хлебом запастись, чтоб потом время не терять. Да и казаков, по моему разумению, самое время поджидать. Вот князь-воевода и делает запасы. Сытому-то – за стенами гораздо сподручнее отсиживаться, нежели с пустым брюхом…

− Даже не знаю, что ответить… − медленно, подбирая каждое слово начал тот и громко чихнул.

Дед присмотрелся к незнакомцу более внимательно и легко подтолкнул его к двери.

− Вот что, мил человек, пошли на воздух. От хлебной пыли и сомлеть не долго. С непривычки-то… Там и побеседуем. Чего зря горло драть? А ты посматривай здесь! – наказал внуку и вышел за дверь.

Во дворе, на слегка ошалевшего парня, свалилась такая плотная тишина, что он на мгновенье решил, будто оглох. Лесная безмятежность была столь явной, словно он нырнул на дно глубокого озера и взирает на мир сквозь толщу вод. Пришлось встряхнуть головой, чтобы наваждение исчезло.

Да и мельник в это время привычно заорал за спиной:

− Давай, вон к той иве! Подле нее скамейка вкопана! Там и присядем! Хоть землица уже теплая, да в мои годы лучше на нее не садиться. А то, не ровен час, может и не отпустить более…

Погруженный в свои невеселые думы, тот, когда шел с гребли к мельнице, особо по сторонам не разглядывался, поэтому ничего и не увидел. И только сейчас обратил внимание, что мельница не стояла в лесу сама по себе, а имелось возле нее ухоженное подворье. С уютной избой. С небольшим хлевом и сеновалом, а также прочими, надобными в хозяйстве, пристройками. Под крытым очеретом навесом стоял разгруженный воз. А главное – перед порогом избы лежали два огромных пса и молча вглядывались в незнакомца. Видно были приучены, что в мельницу может войти каждый, а вот что они сделали б с чужаком, попытавшимся без спроса зайти куда-нибудь еще, лучше и не предполагать.

Шагах в двадцати от мельницы и чуть ближе к избе, на берегу ручья росла старая верба, длинными ветвями образующая природный шатер. Очевидно, это было излюбленное место отдыха хозяев, поскольку под деревом кроме скамейки оказался еще и небольшой столик с кувшином и берестяными кружками.

Первым делом мельник наполнил две посудины и подтолкнул одну гостю.

− После того как надышишься мукой, нет ничего лучше, чем кваску испить! И горло ополоснул, и пообедал, хе-хе…

Тот не стал отказываться, поскольку жажда уже давала о себе знать. Испил с удовольствием.

− Ну, вот, − подчиняясь общей тишине, мельник уже вопил не так громко. – Теперь можно и поговорить. Вижу неладно что-то с тобой. Коль из дому в одном исподнем выскочил… Душой маешься. А совета спросить не у кого. Не тушуйся, говори как есть. Я многое повидал на этом свете. Опасаться ж тебе и вовсе нечего. Не столкуемся – пойдешь, добрый молодец, дальше своей дорогой. Посуди сам: какое я тебе препятствие чинить смогу? До Дубровинского замка добрых два дня пути. Даже если б я уже сейчас Гостишу за воинами отправил, все равно скрыться успеешь. Да только не стану я этого делать. Говори смело. Или может, ты голоден? Накормить тебя сперва? Как там принято говорить о соловье…

Но гость только отрицательно помотал головой. Есть ему, конечно, хотелось, но не настолько, чтобы отвлекаться от такого важного разговора.

− Как знаешь... – не стал упрашивать хозяин. – Вообще-то до обеда уж недалече, так что, глядишь, с голоду не помрем. Ко мне можешь обращаться Мышата, или дед Мышата, а то и просто – деда. А тебя, добрый молодец, как люди кличут?

− Олег… Олех… Лех… Лесь… Олесь… Как-то так, наверно…

Одно из имен, неожиданно всплывших в памяти на заданный вопрос и произнесенное вслух, показалось ему чужим меньше других.

– Думаю, да… – повторил более уверенно. – Олегом кличут!

− О, как, − мельник, сквозь сбитую набок длинную, седую от муки и возраста, густую поросль, задумчиво поскреб подбородок. – Чудны дела твои, Отец Наш Всеблагой!– поднял глаза в высь старик. – Видать, впрямь беда с тобой приключилась. Ну, рассказывай… А главное – не отчаивайся. Глядишь, придумается что-то.

− Рассказывать-то нечего, деда. – Олег открыто посмотрел в глаза сострадательному хозяину. − Верь, не верь, часу не минуло, как я очнулся возле вашей мельницы. На запруде. У колеса. О себе совершено ничего не помню… Имя свое – вот только сейчас вспомнил, да и то… сомневаюсь. Вроде, раньше оно как-то по-другому звучало, – Олег примолк ненадолго, собираясь с мыслями. – Одежда на мне целая и чистая, ран на теле нет. Вот и весь сказ…

− Занятно, − дед Мышата покивал головой, после облокотился на столешницу и подпер щеки ладонями. – А я еще, старый глупец в гордыне своей, думал, что удивить меня уже нечем. Что, совсем-совсем ничего не помнишь?

− Выходит так, − Олег пожал плечами.

− Приходилось мне слыхивать о том, как после сильного удара в голову, воины теряли память, но ты утверждаешь, что ран на тебе нет.

− А чего утверждать, сами смотрите, − Олег наклонил макушку к лицу мельника.

Тот оглядел ее внимательно и согласился.

− Да, целехонька. На колдовство похоже. Да и чувствуется еще вокруг тебя что-то такое… − дед Мышата неопределенно и странно поводил глазами. – Недоброе. Видно, не прост ты, мил человек. Ох, как не прост. И судьба твоя такая же. К тому же очень не угоден ты кому-то в этой жизни. Человеку влиятельному. Такому, кто имеет власть и богатство. Посуди сам. Произвести заклятие переноса – это не в щи начихать. Оплот никогда не пойдет на нарушение Равновесия, а нанять хранителя-ренегата такой силы, даже если знаешь где его искать, далеко не каждому по карману. Очень надо кого-то бояться и одновременно любить, чтоб связаться с таким исчадием и темной Силой. Ведь тебя, неугодного, не сживают со света, что гораздо проще и дешевле, а забрасывают в чужие земли. Значит, пожалели… С дороги убрали, а еще более тяжкий грех на душу взять не смогли. Из близкой родни враг твой. Там его искать придется. Когда прочее вспомнишь…

Олег только глазами хлопал.

Казавшийся недалекого ума стариком, лесной мельник даже преобразился во время разговора. Столько уверенности было в его словах и манерах. Очевидно, он тоже это заметил, потому что сник и дальше говорил уже гораздо проще.

− Трудно тебе придется, Олежа. Но, кто знает, может оно и к лучшему. Враг-то твой уже тебя не боится, а значит, и искать не станет, в покое оставит. А ты, молодой, сильный, глядишь – и новое счастье найдешь. Глядишь: получше прежнего будет. Покуда ж, если не торопишься и других намерений не имеешь, поживи у нас. Оглядись. Поразмысли. А там посмотрим, с какой стороны кафтан застегивается…

Этот разговор произошел почти месяц тому, и что-то подсказывало Олегу, что время относительного безмятежного лесного приволья, проведенного в ожидания чуда и самосозерцании, стремительно уходит. Он смахнул ладонью пот с чела и осмотрелся. Большую часть лужка укрывали ровные покосы. За своими мыслями и воспоминаниями он и не заметил, как управился с сенокосом. Можно было еще немного прихватить, но это уже разве что от жадности. Косить нужно ровно столько, сколько потом за один день свезти на сеновал сможешь. А то перестоятся травы, или того хуже – дождем замочит, и никакого проку не будет. Олег же все явственнее чувствовал, что не загоститься долее у мельника. С этим бы сеном управиться.

Пользуясь гостеприимством деда Мышаты, Олег остался жить на мельнице. Все это время он добросовестно старался вспомнить хоть что-нибудь, но безрезультатно. Ему даже сны не снились. Приезжающие из окружных деревень крестьяне тоже не рассказывали ничего такого, что могло бы приоткрыть занавес над тайной. И только еще один случай, напомнил ему, что старый мельник не так уж прост, как хочет казаться, а его появление здесь не столь уж очевидная случайность.

Где-то на второй или на третий день Олег забрел слишком далеко в лес и, как водиться, заблудился. Каково ж было его изумление, когда он, поплутав некоторое время, вышел обратно к мельнице. Еще больше его озадачили слова Гостиши, в ответ на рассказ о своем приключении.

− А ты, думаешь, чего я здесь сижу? Давно б убежал, да дед Мышата не отпускает.

И видя недоумение гостя, подросток объяснил:

− Говорят, что и не дед он мне вовсе, а еще моего деда дед. Давно тут живет и со всеми лесными духами знается. Без ведома и согласия Мышаты сюда никому пути не найти. А нужного ему человека тропинка завсегда обратно приведет. Вообще-то он и не только с Лесным дружит. Зимой у нас запруда никогда не замерзает. Ручей, хоть и мелкий, а колесо крутит – будь здоров. И мука у на нашей мельнице как снег белая. Нигде такой больше нет. А вареники из нее такие, что лопнет человек, а оторваться от миски не может. От того и свозят сюда зерно со всего княжества… Особенно зимой, когда другие мельницы останавливаются. Даже из Зеленца. А порой и из самого Турина обоз приходит… Я, правда, сам не замечал, чтобы деда волшбой баловался, но ведь неспроста все это, верно?

После того разговора Олег стал меньше кручиниться, а больше работать по хозяйству и ждать. Ведь, здраво размышляя, если он оказался здесь не случайно, а по чьей-то воле и замыслу, то те же силы и дальнейший путь ему указать должны.

Из разговоров с дедом и Гостишей он узнал, что находиться в землях великого княжества Пятиземия.

Что – более полувека назад по всем землям прокатилась страшная болезнь, прозванная в народе Моровицей, после которой выжил даже не каждый десятый. Поэтому, во всем княжестве теперь людей меньше, чем ранее проживало в одной только столице. А все выжившие сбились в основном в пяти главных городах княжества и близлежащих селениях, а все остальное жилье, покинутое без присмотра, за многие годы либо порушено и поглощено лесом, либо сожжено лихими людьми.

Что – мельница деда Мышаты стоит не так уж и далеко от большака, когда-то соединявшего Полуденные Земли и – Турин, столицу великого княжества. А теперь – он пуст, так как после Армагеддона, на юге никто не живет, а с казаками торговать нечем.

Что здесь – в удельном княжестве Дубравке княжит Домослава из рода Зеленого Дуба, а князем-воеводой – пребывает ее муж Владивой.

А кроме прочего, еще много такого, о чем и не думаешь, но это надобно знать человеку, чтобы суметь выжить среди людей. Чему дети обучаются сызмальства в кругу семьи и между ровесниками.

 

Глава 2

 

Смыв в прохладном ручье пот с утомленного тела, Олег почувствовал такой прилив сил, что вернувшись на подворье и пристроив косу под навесом, не стал входить в избу, из которой доносилось незлобивое бурчание Мышаты, занятого привычным утренним делом – попыткой разбудить внука. А, напоив скотину и выпустив из клети уже зашебуршившуюся птицу, свистнул собак и подался через запруду на дикую сторону леса. Вчера, в молодом ельнике он заприметил хорошую грибницу только что проклюнувшихся маслят. За прошедшие сутки грибы уже должны были достаточно подрасти и набрать весу. А что может быть вкуснее яичницы на зажаренных в сметане маслятах? Как раз к завтраку и поспеет. И собирать их поутру лучше всего – влажные шапки призывно блестят в лучах солнца. Ни одного не пропустишь.

Олег вошел в лес и не успел даже углубиться в чащу, как услышал слабый стон, доносившийся из неглубокого овражка, рядом с ельником. А псы вздыбили загривки и зарычали, припадая животами к земле. Цыкнув на них и не таясь, нарочно потрескивая при ходьбе сухим валежником, Олег двинулся на звук, и его сразу же окликнули.

− Кто здесь?

Голос был мужской, но слабый, едва слышный.

− Кто бы ты ни был: старик, мужчина или отрок, Перуном заклинаю – приблизься. Даже если ты всего лишь женщина, пусть Род не позволит тебе пройти мимо…

Олег подошел ближе и увидел лежащего ниц мужчину, в яркой одежде непривычного покроя. Остатка сил у него хватило лишь на то, чуть повернуть голову. От того произносимые им слова звучали приглушенно и невнятно.

− Я здесь. Нужна помощь? Что случилось?

− Молчи! − голос незнакомца окреп, и в нем зазвучали повелительные нотки. – Нет времени на пустые речи! Слушай и запоминай! Островид из Вольной Степи извещает Мастера-хранителя Остромысла о том, что в мир пришел Разрушитель! Видение было слишком явным, ошибка исключена! Кто бы ты ни был, стоящий рядом, клянись своим именем, что донесешь эти слова Оплоту!

Голос незнакомца звучал столь повелительно, что Олег не осмелился отказаться, хотя совершенно ничего не понял из услышанного.

− Ну, же! Клянись!!! – снова потребовал тот.

− Клянусь.

− Именем своим клянись! Чтоб боги услышали!

− Я, Олег, клянусь, что передам слова Островида Остромыслу, − понимая, что иначе раненый не успокоиться, Олег произнес клятву.

− Хвала богам… − теперь в слабеющем голосе незнакомца звучало лишь облегчение. – Ты поклялся. Можно и помирать. Я передал эстафету… Все что мое – теперь твое! Глупая случайность… Дракон сбросил... Напоролся грудью на сломанный сук… Видно, так угодно Перуну, – раненый перевел дух и совсем уж тихо закончил. – Не судьба знать, атаману Вернигоре погибнуть в бою. Не жалею… Гонец – он ведь как пластун... В разведке, среди врагов… Об одном еще прошу, друг-товарищ: похорони по нашему обычаю. Не зарывай как падаль…

− Погоди умирать, − Олег наклонился над лежавшим ниц атаманом. – Тут рядом жилье. Мельник немного в лечении сведущ. Сейчас приведу помощь, авось обойдется…

− Не надо, не суетись напрасно… – прохрипел тот. – Я в ранениях толк знаю. И так чудо, что до сих пор не помер… Видно, тебя должен был дождаться… Прощай, друг-товарищ Олег. И помни, ты поклялся! Перун тому свидетель. А наш Громовержец очень суров с клятвопреступниками…

Не было ни вздоха, ни содрогания тела, но по внезапной тишине, на мгновение окутавшей лес, Олег понял, что Вернигора умер. Постоял немного молча над его телом, не зная что делать, а потом поднял на руки и понес к мельнице.

− Ну, вот судьба тебя и нашла, − дед Мышата встретил Олега на пороге избы, словно давно поджидал его именно с такой страшной ношей. − Что-то чудилось мне сегодня недоброе, всю ночь, − объяснил, заметив удивление на лице юноши. – Думал из-за полнолуния. И месяц последнее время какой-то странный, будто кровью изгвазданный… Жив? Нет? Так чего ж ты его в дом тащишь? Это ж − казак! А пожелание: «что б тебе умереть в избе!» − для них худшее из оскорблений. Положи, пока, под навес... на сено... И где ты с ним повстречался? На большак ходил? Хотя, что я несу, – мельник задумчиво потеребил бороду и забормотал едва слышно. – Лес бы не выпустил... Неужто, казак сам сюда заявился? Кто же смог меня найти и защиту сломить? Нет, невозможно… – а обращаясь к Олегу, произнес громче. – Казак-то не прост. Судя по одежде и сабле – из сечевой старшины.

− Назвался атаманом Вернигорой.

Олег бережно уложил покойного на мягкое сено, вдруг пронзительно пахнувшее ему в лицо сладкими ароматами смерти.

− Ух, ты! – дед Мышата удивился пуще прежнего, и прибавил безо всякого почтения к усопшему. – Вернигора, говоришь? Слыхивал, слыхивал. Знатный был злодей! В многих домах его прокляли! Как же ты, Олежа, приноровился такого воина положить? Еще и голыми руками, а?

– Да ты что, старик, с ума сбрендил? – возмущение Олега было столь велико, что он совершенно позабыл о почтении к хозяину. − Я его чуть живым в овражке нашел. Перед смертью сказал, что… дракон его сбросил… – закончил уже не так напористо, – и в темноте он напоролся на острый сук.

– Не зря, значит, говаривали, что не суждено лихому атаману ни от клинка, ни от стрелы погибнуть! – забормотал старик. – Вона, какая судьба поджидала казака… Дракон?! – переспросил удивленно, когда осознал услышанное. – Да ну, глупость. Бредил наверное…

– Мне почем знать? – Олег все еще не остыл от нелепого обвинения. – Говорю ж, нашел умирающим, а когда он дух испустил, решил тело сюда принести. Перед смертью, очень просил, похоронить по обычаю. Извини, деда, я не совсем понял, кто он такой?

– Казацкий атаман. Это тебе что-то напоминает?

– Наоборот. Ни одно слово не знакомо. Может, расскажешь?

 

– Не сейчас, – отмахнулся тот. – Извини, но коротко не получиться… Позже. А зачем ты покойника на руках нес? Не мог на коня навьючить? Кстати, где ты его оставил? Сейчас Гостишу пошлю. Сгодиться животина в хозяйстве… Или – продадим. У казаков знатные кони, дорого стоят… Уверен, не меньше малого дуката сторговать удастся.

– Не было коня, – прервал мечтания старого Олег.

– Ускакал?

− Вообще не было. Может, когда атаман о Драконе говорил, то имел в виду, что его конь с такой кличкой сбросил? – предположил Олег и по выражению лица мельника понял, что сморозил явную глупость.

− Даже если б я раньше не верил в потерянную память, то теперь перестал бы сомневаться. Во всем мире, от восхода и до Закатных земель, нет более умелых наездников, чем казаки. Для степняка конь – больше, чем ноги для обычного человека. Иначе в Вольной Степи не выжить. Проще предположить такую несуразицу, будто атаман летал на настоящем драконе, чем поверить – что его сбросила лошадь. Ну, да ладно… Солнце поднимется выше, пойду сам на следы взгляну. Значит, жил еще, говоришь, когда ты его нашел? А что сказал?

− Просил меня поклясться своим именем, что передам…

− Надеюсь, ты не сделал такой глупости? – поспешно перебил Олега Мышата.

− Он очень просил... – Олег уже не был так уверен в том, что совершил добрый поступок. − Я не смог отказать умирающему... казаку.

Дед Мышата помолчал немного, неодобрительно покачивая головой и что-то бормоча себе под нос, а потом хмыкнул:

− Мудры были жившие до нас. Судьбу и в самом деле по обочине не обойдешь, а каждое доброе дело должно быть наказуемо. Остается верить, что Творцу, в его замыслах нужен только ты, а не немощный старый мельник… Повтори-ка, в чем атаману поклялся?

− Что донесу до какого-то Мастера-хранителя известие от какого-то Островида, о приходе Разрушителя.

Подоспевший к этим словам Гостиша только охнул, услыхав его слова.

− Да, Олежа, видно и впрямь не простая тебе дорога стелиться... – цыкнул зубом дед Мышата. – Потому, возможно, вся твоя предыдущая жизнь и забылась, что с этого дня она уже не имеет никакого значения. И я очень надеюсь, что попал ты сюда лишь затем, чтобы принять эстафету от атамана Вернигоры. Иначе, нам с внуком было бы гораздо лучше придушить тебя ночью по-тихому.

Мельник немного помолчал, давая Олегу прочувствовать все сказанное, а потом спросил.

– Кстати, что означает поклясться собственным именем, ты помнишь?

Олег только головой покачал отрицательно.

− Еще лучше. Атаман сказал, что все, что на нем твое?

− Да.

− Другом-товарищем называл?

− Называл.

− Что ж, ритуал соблюден до мелочей и Перун тому свидетель. Умирая, атаман Вернигора призвал на тебя древнее казацкое заклятье. И если до срока не успеть исполнить обещанное… − мельник что-то забормотал себе под усы. – Ага, … да. Ну, вообще-то времени у тебя еще предостаточно. До Маковея уж точно…

− Деда, – взмолился Олег, – я совсем ничего не понимаю.

− Все просто и неизбежно как восход и закат, мил человек, – произнес мельник. – Атаман передал тебе свою честь, имущество и незавершенное дело. Поэтому, если не хочешь навлечь на себя немилость всех ныне здравствующих Богов, а возможно и самого Творца, обещанное придется исполнить. И особо не откладывая на потом.

− Я же не предполагал ничего такого! – воскликнул Олег. – Он меня обманул!

− Нет, с его стороны все было честно, − не согласился дед Мышата. – Атаман не мог знать, что ты, несмотря на возраст, совершеннейший несмышленыш в житейских делах. С дитем он по-другому разговаривал бы…

− И что же мне теперь делать?

− А что ты собирался делать, когда клялся? – поинтересовался старик. – Только не говори, что сразу решил обмануть Вернигору. Все равно не поверю. Небось, обрадовался, что найдется причина убраться отсюда куда подальше? Вам молодым все неймется, не сидится на месте. Да и не удивительно… – продолжал ворчливо, скорее разговаривая сам с собой, нежели с парнями. – Понимание того, что нет ничего в этом мире важнее покоя, приходит с мудростью. А та – в свою очередь – с прожитыми годами…

− Думал, вы подскажете, как поступить, – потупил взгляд Олег, потому что дед и в самом деле почти угадал его истинное побуждение.

− Подскажу, конечно, − смилостивился старый мельник. – Ты у нас уже почитай с месяц гостишь, а память так и не вернулась. Даже сны не сняться. Верно говорю?

Олег кивнул.

− Значит, нравиться нам это или нет, а тебе и в самом деле пора, добрый молодец, в путь собираться. И если раньше ни ты, ни я не ведали: куда и зачем, то нынче сама Судьба прислала к порогу нашего дома подсказку. Вот только, судя по весточке, и тому, как она явилась: ждут тебя впереди не молочные реки и кисельные берега, а путь кровавый и жестокий. Трудный путь!

− Но, я же еще толком ничего не знаю о мире! – растерянно воскликнул Олег. – Далеко ли зайду в одиночку? И кто такие эти – Островид и Остромысл? Где мне их искать? В какую сторону поворотить?

− Похоже, ты, меня старого, совсем выжившим из ума считаешь? – хмыкнул насмешливо дед Мышата. – Я ж не гоню тебя, сию минуту, за дверь. Обскажу: что да как. И самого уж точно не выпровожу. Знать, пришла пора и Гостише мир увидеть. Он хоть ни разу далеко с мельницы не уходил, но смышлен и хозяйственен не по годам. Обузой не станет, а пригодиться сможет.

– А как же ты, деда? – забеспокоился внук. Услышав, что его заветной мечте суждено сбыться, парень вдруг оробел. – Сам что ли мешки ворочать станешь?

– Не-а… Самому мне не осилить. Либо молоть задешево придется, либо с условием, что люди сами и зерно засыпать, и муку отбирать станут. А это – прямой убыток хозяйству.

– Да я б с радостью заплатил, – развел руками Олег. – Но ты же, деда, знаешь, что у меня добра ровно столько, сколько на себя надето. Штаны да рубаха…

Мышата бросил взгляд на его добротные мягкие сапожки и добавил:

– Ну, порты твои, Олежа, мне ни к чему, носи на здоровье. А вот насчет остального добра, ты ошибаешься…

– У меня что, с собой еще какие-то вещи были? – удивился тот. – Или вы позже нашли?

– Нет, деда о твоем наследстве говорит, – пришел на помощь товарищу Гостиша. Но только еще больше все запутал.

– Ничего не понимаю, – взволновано потер лоб Олег. – Может, объясните? Откуда у меня наследство. Что еще мне неведомо?

– Не злись, тут и тайны никакой нет, добрый молодец, – неспешно ответил мельник. – Просто, ты о покойном атамане запамятовал. А ведь он перед кончиной все свое добро именно тебе завещал.

– Вот еще, – возмутился Олег. – Стану я мертвеца обирать…

– Погодь, не шебаршись… – остановил парня старик. – Согласно древнему казацкому обычаю, если воин считает, что еще не все долги им уплачены, он перед смертью может выбрать себе приемника. И, коли тот согласен, принять на себя этот долг, то все имущество усопшего, вместе с именем, переходит к наследнику. Поэтому, Олег, отныне ты не только вправе называться Вернигорой, но и владеешь всем имуществом атамана. А судя по толщине кошеля, который все еще заткнут за пояс усопшего, там не только для найма работника хватит, но и вам с Гостишей на дорогу останется, – и видя, что Олег собирается возразить, быстро продолжил. – Так что, не кручинься раньше времени, добрый молодец, а давай-ка в дорогу готовиться. Эх, знать бы, где упадешь, соломку подстелил бы…

– А вот с места не тронусь, пока вы мне все о казаках не объясните, – твердо промолвил Олег. – Обещание данное по незнанию, возможно и стоит чего-то в глазах Перуна, но лично для меня – пустой звук! С какой такой радости я должен рядиться в одежды злодея, которого, как ты деда сам сказал, прокляли многие?

– М-да, как молвиться: говорили-ехали, сели и прокатились, – произнес старик, а после прибавил серьезнее. – Столько времени, считай, попусту ухлопали. А о стольких вещах, оказывается, даже и не упоминали в разговорах. Ох, Олежа, слишком многое тебе еще предстоит узнать и запомнить, и ты прав – надо оставшееся время с толком использовать, пока есть кому совет подать. Дальше-то вам, сердешным, – только на себя самих, да на добрых людей придется надеяться. Хотя, чудиться мне отчего-то, что не слишком долгим будет ваш путь. Скоро тропка обратно воротится. И не одних вас ко мне на подворье приведет. К добру ли, к худу ли – поживем, поглядим… – закончил старик уже не так безнадежно. Потом помолчал немного и произнес задумчиво. – А что касаемо Остромысла, то искать его надлежит в академии Оплота Равновесия. Мастер-хранитель со времен Моровицы не покидает ее стен. Слишком дорогой ценой обошлось ему укрощение поветрия… Совсем занемог старикан.

– Погодь, деда, – не дал заболтать себя Олег. – Не перепрыгивай с одного на другое. Про Оплот – опосля поговорим. Сначала – давай о казаках. Они, в данный момент. Меня больше всего прочего интересуют!

– Добро, – не стал увиливать Мышата. – Слушай, коль приспичило. К югу отсюда высокий горный хребет отрезает наши территории от Полуденных земель. Вообще-то название Полуденные земли совершенно условное и охватывает участок суши во много раз больше всего Пятиземия, вместе с островами. Раньше, еще до Армагеддона, с лежащих там стран, к нам шли караваны с дивными товарами и невиданными животными. Но, с тех пор как сама земная твердь восстала против человека, в те места нет прохода. Доступной осталась лишь, соизмеримая с княжеством территория, простирающаяся от скал, именуемых Проходом – до того места, где невидимый барьер закрыл от нас сами Полуденные земли. Те безлюдные и никому не подвластные места издавна нарекли Вольной степью, и именно туда устремились преступники со всего княжества, которым удавалось скрыться от правосудия и избежать рук палача. Собственно они, эти беглецы, и стали первыми казаками. До Армагеддона и Моровицы людей на континенте проживало гораздо больше. К примеру, только в нынешнем Дубровинском городке копошилось больше шести тысяч обитателей, не считая жителей близлежащих сел и хуторов. Поэтому, мужчин поссорившихся с законом и стремящихся тайком покинуть пределы Пятиземия, тоже вполне хватало. Думаю, не стоит объяснять, что все они были уверены, будто страдают напрасно и хотели вернуться – рассчитаться с обидчиками. И как только их количество в ватаге достигало того числа, когда они переставали бояться собственной тени, а жажда отмщения становилась невыносимой, казаки врывались на земли княжества, сея смерть и разрушения в незащищенных стенами поселениях. Не отделяя виновных от – невинных. Делая все быстро, в один-два дня. Избегая схваток с княжескими дружинами. После чего опять скрывались в степи, угоняя захваченный скот и молодых женщин. Высланные вслед отряды, поплутав некоторое время по степи, возвращались ни с чем. Даже пословица возникла, что проще ветер поймать, нежели казака в степи. А потом казаки заложили где-то посреди степи городок, именуемый Сечью. И, обосновавшись все вместе, из разрозненных банд, превратились в некое войсковое государство, подчиняющееся своим законам и вполне управляемое. Пятиземию пришлось смириться со столь беспокойным соседом, в ответ построив у Прохода сторожевой замок.

Мышата перевел дыхание, и продолжил.

– Но, это давняя история. Нынче ж все обстоит немного иначе. После Армагеддона, Пятиземие, Вольная степь и Острова оказались отрезанными от всего остального мира. А с Полуденных земель, сквозь барьер стала проникать всяческая нежить. Сперва воинственные казаки, только обрадовались врагу, ведь после Моровицы было объявлено всеобщее перемирие. Но, со временем барьер пропускал нежити все больше, и казаки обратились за помощью к Пятиземию. К сожалению, прежние обиды и пролитая кровь не были забыты, и княжество отказало в помощи. С тех пор Сечь в одиночку сдерживает нежить, временами налетая на наши поселения, в отместку и для пополнения запасов. Вот, примерно все, что тебе следует знать в первую очередь. А подробнее выспросишь в пути у Гостиши.

 

Глава 3

 

Почти кладбищенская, если не сказать – могильная, тишина периодически нависала с утра над всем просторным замковым подворьем и княжеским теремом.

Вот только объяснялась она не следствием страшного поветрия, а плохим настроением хозяина здешних мест, князя-воеводы Дубравки Владивоя. Князь всегда славился необузданностью характера, вспыльчивостью и крутым норовом, а что был он молодым тридцатитрехлетним крепким мужчиной и руку имел тяжелую, то вся дворня – горничные служанки, ливрейные слуги, поварихи, кухонная и прочая замковая прислуга – сегодня изображали призраков. При приближении воеводы, а его массивная поступь легко угадывалась издали, челядь мгновенно исчезала с глаз, словно накрытые тенью коршуна, перепелята. И вся жизнь в замке возобновлялась только после того как стихали не только шаги, но даже эхо от них.

Бешеная злоба нынче просто распирала Владивоя, и уже заранее оставалось посочувствовать тому, на кого она выплеснется. А причина такого настроения была самая банальная и увы, постоянная – княгиня Домослава.

Жена заболела еще зимой. Сначала показалось ничего страшного, обычный кашель, но супруге день от дня, становилось пусть чуточку, но только хуже. Так минула и весна. А две седмицы тому замковый лекарь-хранитель с прискорбием сказал, что дни княгини сочтены, и он совершенно бессилен что-либо предпринять. А более опытный целитель, присланный в Дубравку из академии Оплота, по приказу Великой княгини, который осматривал Домославу вчера, подтвердил, что не в силах ничем помочь. Что его жена просто не хочет жить, а посему протянет еще не больше месяца.

А ведь это означало крах всем мечтам и планам Владивоя! Конец власти и привольной жизни. Потому, что вскоре, после похорон, согласно майорату, все права на земли перейдут к его падчерице Светлане. А та, в свою очередь, недолго засидится в девицах, и приведет в замок нового хозяина. И тогда ему, если молодой князь будет настолько любезен, в лучшем случае разрешат командовать отрядом наемников и патрулировать Проход в Заскалье. Или доверят вести учет фуража. Хотя, скорее всего, – а Владивой поступил бы именно так и не рассчитывал, что другие будут более милосердны, – Светлана предоставит отчиму право выбрать себе в конюшне любую пару лошадей, добавит к ним средней тяжести кошель с серебром, разрешит забрать все личное оружие и тепло попрощается. Настолько тепло и радушно, что вооруженный отряд проводит бывшего воеводу до самой границы княжества, с родственно-дружеским напутствием: никогда более не попадаться им на глаза. Причем все это произойдет в самые короткие сроки! До зимы-то, уж точно... Светлана всегда отличалась взбалмошностью, тем более, что пятнадцать лет – возраст самых скоропалительных и непреложных решений. Ну, а новому хозяину, как бы покладист он не был, попросту тесновато в одной берлоге с прежним владельцем.

Владивою на мгновение почудилось, что с задымленного потолка повеяло холодком. Хотя, даже в лютый мороз, в трапезной было достаточно тепло, благодаря двум огромным каминам, расположенным у противоположных стен и умудряющимся сожрать за один вечер целую поленницу дров. Воевода зябко дернул плечом, плотнее запахнул на груди кафтан и жадно хлебнул подогретого со специями вина из услужливо протянутого слугой кубка.

С падчерицей у него как-то сразу не задались отношения.

Когда, три года тому Владивой женился на, еще не переступившей тридцатилетний рубеж, вдове своего старшего брата Ждислава, их дочери − Светлане уже исполнилось одиннадцать, и она вступила в права майората. Несмотря на то, что это обстоятельство лишало Владивоя возможности удочерения княжны, и он оставался ни с чем, в случае преждевременной кончины Домославы, даже если бы к тому времени у него появилась родная дочь, Владивой искренне жалел сироту и всячески пытался заменить ей отца. Но, то ли девочка считала себя слишком взрослой, вместе с тем оставаясь совершеннейшим ребенком, то ли, как обычно, нашлись «доброжелатели», но искреннюю заботу со стороны чужого мужчины, та восприняла не как родственные чувства, а как нечто имеющее совершенно непотребный смысл. Глупышка! Это сейчас, четыре года спустя, Владивой иногда ловил себя на том, что с удовольствием рассматривает, удивительно похорошевшую барышню. А тогда – гадкий утенок, да и только. Но, тем не менее, девочка дичилась его с каждым днем все больше и больше, пока это не стало заметно со стороны.

Как следствие произошел доверительный разговор Домославы с дочерью. Потом были совершенно глупые, но от этого не менее неприятные, выяснения отношений между супругами. Какое-то скомканное примирение всех со всеми, слезы, сопли и, как результат – щемящее чувство досады и привкус недоверия. С годами так и не прошедший. Ни у Домославы, ни у Светланы, ни у самого Владивоя. Достаточно было стареющей княгине увидеть мужа рядом с расцветающей дочерью, как у нее портилось настроение и начинались невыносимые мигрени. Потому, что Светлана, к тому времени уже начавшая постигать таинство отношений между мужчиной и женщиной, вспоминая глупости, которые она себе воображала, мучительно краснела при встрече с отчимом. А мать, не понимая настоящей причины ее жаркого румянца, доискивалась в поведении дочери иного смысла. Воевода же, от всего этого впадал в настоящее бешенство. Что, с точки зрения княгини, лишь подтверждало его вину.

И если Владивой выходил из спальни, она тут же требовала к себе дочь. Или, наоборот – достаточно было куда-то отлучиться Светлане, как слуги бежали за князем. День за днем. Ночь за ночью… Хотела этого Домослава или так вышло, но Владивой иногда просто ненавидел свою падчерицу. А та, уже научившись разбираться в чувствах мужчин, непроизвольно отвечала ему взаимностью. Дошло до того, что князь-воевода вполне серьезно начал задумываться над тем, чтобы уговорить жену отправить Светлану куда-нибудь из замка: погостить к одной из венценосных теток, или – на обучение в Академию. Но тут приключилась болезнь княгини и все поутихло. Зато теперь все идет к тому, что вскоре наболевшая проблема решиться раз и навсегда. К сожалению, не в пользу воеводы.

От таких мыслей, Владивой скривился, как от зубной боли, и садясь за стол, пнул ногой некстати подвернувшегося пса.

Необходимо было немедленно что-то предпринять, но ничего путного в голову не приходило. Даже если отбросить в сторону, естественное нежелание брать на совесть жизнь падчерицы, то ведь и это злодейство пришлось бы обставить таким образом, чтоб ни у кого и тени подозрения не возникло.

Как любой дворянин и мужчина, воевода великолепно владел оружием, мог оседлать дикого жеребца, отважно бросался во главе своей дружины на неприятельский отряд. Мог в жару и холод сутками сидеть в засаде, выслеживая дичь или врага. Знал все звериные уловки, а так же военные хитрости чубатых казаков, серых рыцарей и лесных братьев. Но любым маломальским планированием всегда занимались женщины, поэтому придумывание разного рода замысловатых козней и далеко идущих интриг, не относилось к сильным сторонам натуры князя. А время уходило вместе с жизнью жены.

Владивой тяжело вздохнул и попытался залить тревогу очередным кубком вина. Как правило, после второго кувшина, становилось немного легче.

− Если, князь-воевода, разрешит сказать… − услышал он вдруг тихий шепоток за спиной. – Мыслю, беде можно помочь…

Владивой оборотился на голос так резко, что его верный есаул Калита, казак-отступник даже отшатнулся. Но воевода был отходчив и если не прибил сразу, то после, обычно, миловал. Главное было не подвернуться под горячую руку. Поэтому весь расчет есаула строился именно на этой черте характера князя, а также на том, что легкий хмель смягчит крутой норов Владивоя, и он хотя бы выслушает его.

− Ты, что-то сказал или мне послышалось?! – но, несмотря на суровый тон, чувствовалось, что князя заинтриговали слова старого казака. – Говори внятней, когда к князю обращаешься!..

Калита мысленно возблагодарил Перуна: «Все ж верно подгадал время». И поклонился.

− Как будет угодно, князю-воеводе.

− Да, мне угодно, казак… Так о чем это ты? И какой такой беде вознамерился помочь?

− Общей… − слово было произнесено одним дыханием, так что даже губы не шевельнулись.

− Но, но! Ты говори, да не забывайся, есаул! – Владивой нахмурился. – Что за вздор? Что у меня с тобой, может быть общего?

− Враг, князь-воевода. Как обычно… В бою никогда неизвестно в чью грудь прилетит первая стрела, но все знают, откуда ее ждать. Вот и сейчас мы в одну сторону поглядываем.

− Гм… − Владивой внимательнее взглянул на Калиту. Казак и бровью не повел под пристальным взглядом воеводы. – Извернулся, шельма. И отчего вы, казаки, все такие хитрованы?

− Потому, что баб меньше слушаем, а все больше своим умом промышлять приучены, − буркнул под усы есаул. А вслух ответил. – Наверно от того, что глупец в Вольной Степи долго не живет. Его либо дракон сожрет, либо исчадия Полуденных Земель врасплох захватят. Вот и остаются те, кто чуток умнее будет. Хе-хе…

− Может и так… − воевода добрел на глазах, очевидно, сказывалось выпитое вино. – Садись рядом, старина. Бери кувшин, угощайся.

− Разве ж можно? – есаул притворно замешкался, будто в растерянности от оказанной чести. Словно и не бражничал никогда с князем за одним столом.

− Ты, это… – ухмыльнулся воевода, будучи еще достаточно трезвым, чтоб заметить фальшь в игре хитреца. – Не перестарайся, шельмец… Или мне тебя упрашивать надо? А может, налить собственноручно и поднести с поклоном?

Ничего такого Калита не хотел, поскольку свирепел князь-воевода значительно быстрее, чем остывал. Поэтому в мгновение ока оказался за столом с кубком в руке и наполнил его сам, не дожидаясь слуги.

− Здоровье князя-воеводы! – гаркнул браво и выпил на одном дыхании.

А в следующее мгновение Владивой крепко схватил казака рукой за чуб и притянул его голову к своему лицу.

− Теперь говори, что удумал. Только, очень прошу, постарайся, чтобы совет твой дельный оказался. Иначе, не посмотрю на все былые заслуги. Тут же срублю дурную голову вместе с болтливым языком и скормлю псам! Это понятно?

Калита только крякнул и поскольку князь все еще не выпускал из кулака его волос, лишь моргнул.

– Ну?

– Молодая бабенка завсегда лучше старой будет… – промолвил тихо, но выразительно, казак. – Одной подушку на лицо, пусть спит вечно, а другую – под венец… Тут и делу конец.

Похоже, Владивой ожидал каких-то иных слов, потому что встрепенулся и, не отпуская чуприны советчика, второй рукой ухватил его за горло.

– Как смеешь, пес?! Удавлю!

Но Калита уже ломился к задуманному, не взирая, ни на что. Ушлый и тертый жизнью казак-отступник хорошо понимал, что князь-воевода, в любом случае, сумеет где-то прислониться, а то и выпросит у Большого Совета право строить собственный замок. А вот ему, – сперва бежавшему от правосудия хранителей на Сечь, а потом – из Вольной Степи обратно, уже спасаясь от казацкой мести, – без милости Владивоя, приютившего беглеца за искусную воинскую выучку, ни этих стенах, ни в каком-либо ином месте, ничего кроме хорошо смазанной петли не светит. Как и его верному побратиму, не бросившему в беде своего товарища.

– Хоть и прибей, – прохрипел, как мог убедительнее, сквозь сдавленное железными пальцами горло. – Осмелился лишь ради твоего же добра. Если бы и в самом деле не ведал, как незаметно помочь беде, то и рта б не раскрыл. Зачем рану бередить, если не перевязывать? Твоя воля, прикажи казнить, но, выслушай!

Князь окончательно протрезвел и, благодаря этому, нужное слово из не слишком внятного хрипа вычленил: «незаметно!»…

– Говори дальше, – промолвил уже гораздо спокойнее и убрал руку с кадыка, хрипящего и синеющего лицом, но покорного Калиты. – Позволяю. Только, хорошо думай над тем, что скажешь! Я ценю преданность. Но, слуга, который знает слишком многое о хозяине, и становиться болтливым, перестает быть таким!

– И в мыслях не было, – потирая горло ладонью, ответил есаул. Потом налил себе из кувшина вина и, болезненно морщась, выпил мелкими глотками. – Тяжела у тебя рука, князь. Едва не задушил…

– Не отвлекайся, – буркнул Владивой. – Может, еще и удавлю… Если не прогоню.

– Тьфу, тьфу! – сплюнул суеверно казак. – Не приведи Создатель. Сам ведь знаешь, что в Сечи с отступниками делают. Кол – милостью покажется. А в любом другом месте меня, волею хранителей, повесят сразу – слишком долго я казаковал... Да и раньше, кое-что за душой сыщется. Нам, с побратимом, без тебя, князь, и податься некуда. Только с твоего соизволения и живы… пока.

Говорил есаул вроде искренне, поэтому воевода не стал перебивать его речи.

− О том, что княгиня при смерти и со дня на день преставится, никто уже и не сомневается. А когда это станет известно Великой княгине, она если сама не прибудет, то обязательно сразу же пришлет кого-то из своих советников или фрейлин, чтобы помочь Светлане вступить в права наследницы. И тогда уже ничего не изменить, а сейчас – все еще в руках Создателя и… наших.

Владивой задумчиво хмыкнул, соглашаясь с услышанным. Пока есаул говорил дельно.

– Вот что я придумал... – понизил голос тот, непроизвольно оглядываясь на замерших неподалеку слуг, приставленных прислуживать князю за столом. Владивой понял его верно и сделал жест юношам удалиться. – Но, чтобы успеть к приезду княжеских советников, необходимо сделать дело если не сегодня, то завтра.

– Что сделать?! – снова начал терять терпение воевода. – Не томи душу, сучий сын, говори яснее!

Казак на мгновение заколебался. Потому, что хорошо понимал: одно дело – замыслить преступление, а совершенно иное – выразить свои намерения вслух. Замысел, хотя и самый подлый, еще не наказуем, а вот после произнесенных слов... Ступив первый шаг, человек попадает в такую быстрину, что и рад бы остановиться, да – поздно! Может, одумался б еще казак, но ведь речь шла всего лишь о судьбах больной женщины и девицы, в разумении традиций Сечи, как бы и не совсем людей, поэтому он отбросил всяческие сомнения и произнес:

– Сначала придется помочь княгине покинуть этот свет. По сути, совершить доброе деяние. Бедняжка так страдает. И даже лекарь сказал, что ей осталось жить считанные дни.

Владивой кивнул, соглашаясь. Во всем, что говорил старый пройдоха, пока был только здравый смысл и никакого злодейства. Помочь умереть смертельно раненому воину и тем самым избавить от мучений, и в самом деле никогда не считалось преступлением.

− А после, когда утихнет переполох, возникший вследствие неожиданной кончины княгини, и все угомоняться, − продолжал тот бойче, воодушевленный проявленным интересом князя, − как любящий отец, ты просто обязан пойти утешить дочь. В ее светелку... И пробыть там вместе с ней до утра. У кого повернется язык осудить осиротевшего ребенка, который задремал в объятиях, скорбящего отчима? И не удивительно, в таком горе позабыть о иных уложениях и традициях. Главное, чтобы наш хранитель, после, отсылая извещение о случившемся, мог абсолютно искренне засвидетельствовать перед Мастером, что Светлана провела эту ночь вместе с вами наедине!..

– Да, – пробормотал слегка удивленный таким изощренным коварством Владивой. – Эта затея, могла бы удаться. Во многих дворянских семьях женщины подняли бы вой, но обычай этот древний и не нами придуман. И хотя все понимали бы, что произошла совершенно нелепая случайность, отменить действие закона Общей Ночи не сможет не только Великая княгиня, но даже Большой Совет. Великолепно задумано! Но, как это осуществить? В комнату к Светлане я войду без проблем. Смерть матери достаточно сильное потрясение, и девочка, скорее всего, будет не такой строптивой как обычно. А вот как остаться там до утра, да еще так, чтоб малышка ничего не заподозрила, гораздо труднее? А ведь это необходимое условие! В противном случае, ни о какой дальнейшей совместной жизни и думать нечего. Либо она меня со свету сживет, либо мне придется ее в этом опередить. Разве что, притворится мертвецки пьяным от горя, и прохрапеть у ее ног до утра. Но вряд ли княжна будет потрясена настолько, что даже не попытается, покинуть свою комнату или не позовет кого-то из слуг, отнести меня в спальню? Глупость… Кстати, – князь пристально взглянул советчику в глаза. – Ведомо ли тебе, что за попытку посягнуть на непорочность дворянки, всех причастных к этому делу мужчин, сначала кастрируют, а затем колесуют. Увы, но в осуждении подобных злодеяний женщины всегда единодушны и совершенно беспощадны, а треклятые евнухи-хранители их непременно поддержат… Если возникнет, хотя бы капля подозрения в преднамеренности содеянного, нам всем лучше заколоться своими мечами. Гм… Подсыпать Светлане сонного зелья? Для верности?

С того, что воевода даже словом не обмолвился о судьбе жены, Калита понял: в целом его план Владивою понравился.

– Никакого шума, князь, не будет. И обойдемся без дурмана. Вдруг кто-то что-либо заметит. Сделаем по-другому. Я с Кривицей…

− Кривицей? – переспросил Владивой.

− Ну, да… Мой побратим, – удивился есаул. – Мы же вместе к твоей дружине прибились, когда со степи уходили. Старшим десятником служит.

– Ах, да, – кивнул воевода. – Просто имя позабылось.

Князь, конечно же помнил тощего как жердь, одноглазого казака, с постоянной ухмылкой на, перечеркнутом черной повязкой, лице, но надо было как бы невзначай указать есаулу его место. Так в стае иногда, безо всякой надобности, вожак покусывает других волков, напоминая им: кто есть кто.

− Так вот: когда все служанки уснут, – продолжил Калита. – Мы незаметно проникнем в комнату к княжне, привяжем ее к кровати и заткнем рот.

– Час от часу не легче… – помотал удивлено головой князь. – Лучше выкладывай весь замысел сразу, а то я что-то никак толку не найду. Ведь ты нападение предлагаешь. Как же его утаить? А горничная? Куда девать Вторушу? – вспомнил к слову Владивой о неотлучно находящейся рядом с княжной служанке.

– Погоди, князь, дослушай, – не дал сбить себя казак. – Думаю, мы найдем, чем занять девицу. Есть у нее дружок, с которым Вторуша встречается, как только госпожа заснет. И возвращается всегда лишь под утро. Причем – и туда, и обратно, лазит исключительно через окно. Так что никто ее отсутствия не замечает.

− А если именно этой ночью она не уйдет? Или хахаль на свидание не позовет?

− Не сомневайся, князь, обязательно позовет. Добрило не из тех парней, кто любит коротать ночь в одиночку. Да и Вторуша ноги вместе долго держать не умеет.

– Похоже, ты все заранее обдумал, − хмыкнул Владивой. – Когда только успел?

– Все не все, но думал, – не стал отрицать очевидное хитрец и продолжил выкладывать свой замысел. – Когда все улягутся, ты спокойно войдешь к дочери. Стража это увидит, но не будет знать, что княжна в комнате одна, без служанки. А войти и побеспокоить вас сами не осмелятся. Тем более, что я с Кривицей за этим прослежу.

– Увы, но ты выпустил из-под внимания самое существенное... Зайдя в комнату Светланы и увидев, что случилось, я буду вынужден ее развязать. Иначе суд женщин, когда княжна расскажет им все обстоятельства дела, признает мои действия пособничеством злодеям и обвинит в надругательстве.

– Обязательно должен развязать! Ты, князь, ни в коем случае не имеешь права поступить иначе. Еще и клятвенно пообещаешь найти и достойно проучить негодяев! Но… – шельма хитро улыбнулся и вкрадчиво продолжил, – кто же будет виноват в том, что избыток выпитого вина не даст исполнить свой долг сразу?

Есаул довольно засмеялся, видя, как выражение непонимания на лице князя сменяется догадкой.

– Пьянство – порок простительный. И хоть подлежит осуждению, но – не наказуем. Тем более в ситуации, когда муж оплакивает преждевременную кончину молодой жены… От избытка выпитого вина, ты попросту упадешь посреди комнаты и заснешь, не дойдя пару шагов до ложа княжны. Мы же с Кривицей постоим до утра за порогом, чтобы вас даже случайно не побеспокоили. Хотя, даже если по какой-либо причине горничные и всполошатся, то кто дал им право решать за княжну: подобает, ей оставаться с мужчиной всю ночь наедине или нет. Утром, конечно, когда Вторуша вернется к своей госпоже, все проясниться. И ты, князь, проспавшись, коленопреклоненно попросишь прощения у падчерицы… Объяснишь, что с горя выпил лишку. Будешь крайне огорчен и не менее ее озабочен досадной ситуацией, но случившегося – назад не воротишь! Девушке, которая провела ночь наедине с мужчиной, никогда не избавиться от дурной славы. И никто, кроме тебя, уже не возьмет ее брачный венец. Даже за право стать воеводой. Особенно из тех надменных столичных щеголей, которые могли бы понравиться юной княжне.

– Она меня возненавидит, и будет пытаться рассказать правду, – не слишком уверенно, протянул Владивой.

– Кому? – фыркнул одноглазый проходимец. – Кто будет слушать лепет о том, как благородная девица всю ночь блюла свою честь, оставаясь привязанная к кровати рядом с совершенно пьяным мужчиной? Кроме того, ты и не будешь отрицать, что войдя, увидел ее лежащей, но более не помнишь ничего. И даже, если княжна каким-то чудом сможет доказать, что все сказанное ею правда, в законе Общей Ночи не оговариваются обстоятельствах, которые могут отменить его действие. А что касаемо девичьей ненависти, то знаешь, княже, те, кто до нас жил не зря ведь поговаривали: «от ненависти до любви – один шаг». Да и настроение девичье, что погода в начале березеня – то морозцем ущипнет, то солнышком улыбнется.

– Вообще-то древние мудрецы как раз совершенно противоположное имели ввиду… – задумчиво произнес Владивой. – Но шанс на успех в твоем плане есть. Не зря носишь голову на плечах, есаул. Надолго ли? Га-га-га! – рассмеялся неожиданно зло и серьезно прибавил. – Вот только сделаем мы все иначе.

− Как велишь, княже… – Калита хоть и не ожидал подобного поворота, но согласился сразу. Главного он добился – воевода поборол свою растерянность и начал думать в нужном ключе.

− Увы, невзирая на поговорки и пословицы, привести силой строптивую барышню к свадебному столу, это самое глупое из решений. Даже если все Пятиземие поверит в случайность произошедшего, жить с ней мне, а не им… Ведь выждет момент и зарежет, стерва, сонного или пьяного… И глазом не моргнет. Еще тот характер у девицы. Эх, жаль – сразу убить нельзя.

– Почему?

– Во-первых, не чужая мне Светлана, все же дочь родного брата. А во-вторых, подряд две такие смерти переполошат все княжество. Результат будет похуже, чем сейчас.

− Что же нам предпринять? – есаул совершенно растерялся. Так хорошо обмозгованный им план рушился на глазах.

− А поступить умнее. Начать все как ты предлагал, а потом повернуть дело так, чтобы напуганная девица успела сбежать, прежде чем свершиться само злодейство. Понимаешь? Для Светланы все будет происходить взаправду, а остальные и не заметят ничего. После только удивляться будут: «Что с княжной случилось? То ли разум у бедняжки с горя помутился, то ли другая какая причина подтолкнула ее на безумный поступок»? Но только сбежать она должна обязательно! И искать мы ее будем со всем тщанием! Землю на сажень в глубину всех рыть заставлю!

− Напрасно ты, княже, столько времени потерял, выслушивая бредни старого казака, − в глазах шельмы было одно восхищение. – Конечно же, девица должна сбежать. Как я сам не догадался… А за стенами замка с ней может приключиться все что угодно! Она же может попасть в руки казаков! Ведь сейчас самое время показаться в округе степным ватагам. Не хочу даже представлять себе, что в этом случае ожидает смазливую девицу.

− А вот этого я не слышал! – вмиг посуровел Владивой. – Даже и думать не моги. Пока я окончательно не решил судьбу Светланы, чтоб и пылинка на ее платье не упала! Ты меня понял?! Головой отвечаешь!

– Все в твоей воле, князь, – кивнул есаул, пытаясь скрыть легкое разочарование.

− Хорошо… А то знаю я вас, казаков. Только оставь наедине с чужой невестой. Надеюсь, ты уже думаешь, как убедить Светлану тайно покинуть замок еще этой ночью?

Поняв, что разговор окончен, Калита встал из-за стола, уважительно поклонился и уверенно ответил:

− Пусть князь-воевода не тревожиться. Еще нет, но к вечеру обязательно придумаю. Чтоб мне остаток жизни в хлеву за свиньями навоз убирать, если княжна вскоре в бега не кинется.

− Надеюсь, ты все верно понял, – Владивой выговаривал каждое слово по отдельности, будто ворочал тяжелые камни. – Девица должна сбежать для всех, кроме меня!

– Не сомневайся, князь. Именно так и будет… Прикажешь доставить ее в какое-то ведомое лишь тебе место или действовать по своему разумению?

– По своему… Разрешаю и заранее одобряю любые твои действия. Только, чтоб до утра Домослава покинула этот мир навсегда, а после и падчерица исчезла. После подумаю, что с ней делать.

− Но, осмелюсь спросить: к кому отойдет княжеский венец, если обе будут мертвы?

− В том и вся прелесть, есаул, – улыбнулся Владивой. – Пока не установлена смерть наследницы, право распоряжаться на этих землях принадлежит ее опекуну, то есть мне! – довольно расправил плечи князь-воевода. − А ведь никто княжну мертвой так и не увидит… − Владивой тоже поднялся, поощрительно похлопал отступника по плечу и как-то по особому, слишком пристально взглянул тому в глаза. – Сделаешь как надо – до конца жизни ни в чем отказа знать не будешь. Слово, благородного человека. Ты уж постарайся!

− А куда ж я денусь? − вздохнул казак, выходя за дверь. − Вот только долгой ли будет, после этого, моя сытая жизнь? Хоть самому вслед за девицей убираться куда подальше. Только некуда, кругом клин. Если б знать, что одно доброе дело остальные грехи перевесит, можно б и попытаться судьбу изменить. А так! Не первый день живу. Собственным горбом научен, что благодарность людская коротка, а еще короче девичья память. Ну, а у благородных барышень она и вовсе с комариный нос. Светлана будет признательна своим спасителям до тех пор, пока в безопасном месте не окажется. А после, княжеские дознаватели припомнят нам с побратимом прежние похождения, и затанцуем мы с Кривицей последний гопак, хоть и в разных петлях, да на одной ветке. Не зря люди поговаривают: «коль увяз коготок – знать всей птичке пропасть».

Старый казак-отступник, в растерянности поскреб затылок, привычно поглаживая кончиками пальцев чубу заткнутой за пояс трубки.

− И все ж пойду с этой одноглазой оглоблей посоветуюсь. Иногда и у него дельные мысли бывают. Тем более, что хоть шея у каждого своя, да доля выдалась одна… и, стало быть, на той же самой веревке подвешена.

 

Глава 4

 

Несмотря на полное безветрие, при котором не трепетал даже самый мелкий листик, синее полотнище штандарта с изображением книги, циркуля и лупы не свисало с флагштока бессильной лоскутом, а гордо реяло над плоской крышей немного странного каменного сооружения, оседлавшего вершину горы Угрюмой.

Этот шедевр архитектурного искусства, образованный, поставленными в кольцо несколькими зданиями, связанными между собой крытыми балконными галереями, на официальных географических картах обозначался как «Оплот Равновесия Силы». А между людьми, не осведомленными в картографии, именовался просто Оплотом или Кругом хранителей. С добавлением имени последнего Мастера-хранителя. Единственное жилище белых чародеев, отказавшихся от активного использования магии, во имя сохранения Равновесия, и ревностно следящих за поддержанием такового порядка вещей во всем Пятиземии. Равновесие было краеугольным камнем их философии и культуры. Для них не было ничего важнее, соблюдения Закона, и ничто так сурово не преследовалось и не наказывалось, как нарушение канонов Равновесия.

Здесь, в Оплоте они самосовершенствовались, занимались науками, вели летопись, а в Академии воспитывали новых хранителей, лекарей и старейшин. Поэтому, если и удивился бы путник, видя, как над окутанным таинственностью и легендами местом в безветренный летний вечер, гордо реет штандарт Оплота, то покивал бы лишь значимо головой и направился дальше, убежденный, что удостоился увидеть еще одно подтверждение могущества хранителей. Хотя, все объяснялось не применением Силы, а воздействием на легкую шелковую ткань восходящих потоков воздуха, нагретого от раскаленной за день кровли. К сожалению, наглядные, но непонятные явления производят на людей более сильное впечатление, чем вещи гораздо более сложные и судьбоносные, но не сопровождаемые громом с молниями.

Мастер-хранитель Остромысл любил летние ночи. Особенно с тех пор, как тело почти полностью перестало подчиняться своему хозяину, и единственной его утехой остались глубокие размышления. А также книги и рукописи.

Особенное удовольствие его изощренному уму доставляли последние дневники Мастера-наставника Драголюба, известного феноменальным умением логически обосновать почти любую абракадабру. А уж темы, содержащие в себе хоть малую толику здравого смысла, в его изложении мгновенно приобретали вид неоспоримой истины, иной раз – путем различных умозаключений, возводясь едва ли не в ранг аксиом. И чем ближе Драголюб был к безумию, в последствие сведшего мудреца в могилу, тем стройнее и непререкаемее становились его обобщения. Особенно, если он размышлял над сводом законов о Равновесии и Всемирном сохранении количества и качества жизненной энергии.

Остромысл тяжело вздохнул. Да, пресловутое и треклятое Равновесие! Именно, согласно его канонам, чем больше Силы мог зачерпнуть человек, тем мизерней становилась личная палитра использования. И хоть Мастер-хранитель понимал, что это ограничение единственный способ не позволить магам злоупотреблять приобретенными возможностями для удовлетворения личных прихотей за счет других, легче больному старцу, умеющему одним мановением руки призывать ливень или успокоить ураган, от этого не становилось. Тем более, что запрет на использование магии лежал исключительно в сфере морали и самоограничения. Казалось бы, чего проще, – позвать к себе наставника Вавулу, более других имеющего склонность к целительству, усилить его возможности собственным потоком Силы и, – раз и навсегда избавиться от всех хворей и недугов. Вот только нет у хранителей на это права. Равновесие для них важнее собственной жизни. В том они клялись, поступая в Академию и проходя посвящение в Оплоте, для того и живут. Чтоб никогда больше не прокатилась миром, уносящая тысячи людских жизней, Моровица, вызванная мощным откатом, после использования Силы, ренегатом чародеем!.. И чтоб даже в летописях рода человеческого навсегда исчезло слово «Армагеддон»!

А труднее всего было вот в такие погожие дни, когда воздух наполняли ароматы скошенных трав. И порой, вдыхая опьяняющие запахи, сметанного в стога сена, Мастер спрашивал себя: в самом ли деле, умение беречь и направлять в безопасное русло потоки Силы, является достаточным вознаграждением за приносимые хранителями жертвы? И не чувствовалось былой твердости в утвердительном ответе, еще не старого душой мага, но очень немощного телом человека.

Летняя жара все больше утомляла его, и Мастер с нетерпением ожидал того благословенного времени, когда щедрое солнце спрячется за горизонт. Ни простолюдинам, ни благородному сословию жара не кажется чем-то чрезвычайно досадным и не слишком их донимает, если только речь не идет о засухе. Но мудрецу нестерпимо чувствовать себя идиотом, в пустой голове которого вместо умных мыслей, пойманной в клетку птахой, бьется единственно желание: вдохнуть прохлады. А остальные думы лениво пережидают это время, прячась где-то в самых потаенных закоулках. Отсюда и раздражение, которое усиливалось беззаботным смехом учеников.

Можно, конечно, прикрикнуть на неучтивую молодежь – да только, что это поможет? Молодежь переберется в другое место, а легче все равно не станет. Настоящее облегчение приходило только с началом ночи.

Остромыслу не так давно исполнилось семьдесят, и голос крови не всегда соглашался с холодной рассудительностью ума. Поэтому, хоть ноги и поясница Мастера онемели, он все еще с горечью прислушивался к звонким молодым голосам, которые оживленно нарушали вечернюю тишину, продолжая исконную игру человечества в «найди свою половинку». Мастер хмыкнул, и в который раз, напомнил себе, что за все в этом мире приходится платить. И чем ценнее вещь собираешься приобрести – тем дороже и плата. Причем, продавцу совершенно безразлично – «хорошо» это или «плохо», для собственного пользования или счастья всего рода людского... Для удовлетворения утонченного извращения или спасения остатков человечества от неслыханной эпидемии, которая к тому времени уже успела забрать девятерых из каждого десятка. От подобных мыслей раздражение лишь усилилось. Справедливо ли это? Наверное, да!.. Потому, что никогда неизвестно, где заканчивается «хорошо» и начинается «плохо». Особенно с субъективной точки зрения человека.

Мастер удобнее умостился в кресле-качалке, позволил прислужнику, одному из послушников, укутать больные колени шерстяным платком и нетерпеливым жестом отправил парня прочь, торопясь остаться наедине со своими мыслями, сомнениями, надеждами и звездами, которые друг за дружкой начинали медленно выскальзывать из своих дневных убежищ.

С наступлением сумерек, температура воздуха существенно понижалась, а веселый гам стихал. Правда, начинали донимать комары, которые налетали тучами из недалеких топей, невесть как так высоко взобравшихся в горы. Но, чтобы прокусить его выдубленную годами кожу, нужно было иметь жало куда острее. Раздражало лишь то, что мошкара совсем обнаглела и прямо-таки лезла в глаза. Бережно натоптанная, мелко порезанным, отборным табаком, трубка обычно легко справлялась с этим неудобством. Вот только огниво прислужник прихватил с собой. Оглянувшись, Мастер увидел, что мальчишка уже скрылся в лазе, который вел из чердака на крышу. Недовольно засопев, Остромысл вызывал на кончике мизинца маленький огонек, медленно раскурил трубку и спрятал лицо за клубком благоухающего дыма.

Мастер пытался без крайней надобности не использовать Силу даже в таких ничтожных количествах и особенно там, где можно было обойтись обычными средствами. С годами начинаешь осознавать, что ничего не дается просто так. И кто знает, чем в будущем, возможно, придется заплатить за это ничтожное деяние, скорее всего, совершенно не затронувшее Равновесие. А все-таки? Пусть, даже, если не лично ему?! Возможно, это тоже одна из тех причин, из-за которых не удается молодым мудрецам достичь настоящего могущества, и нарастает оно частями – по достижении определенного статуса, возраста и опыта. Но не орать же за этим, то бишь как его – Грабком, на весь Оплот. Представив себе на мгновение, как бы это смотрелось со стороны, Остромысл насупился и сделал засечку в памяти: дать послушнику при случае хорошего нагоняя, чтоб добросовестнее относился к выполнению своих обязанностей и не доводил шалопайством к подобным непредсказуемым ситуациям.

В мире все взаимосвязано! И часто одна безделица тянет за собой целый ряд проблем значительно более серьезных и неприятных, чем сама первопричина. Которых легко можно было избежать, если бы чья-то опрометчивость не вызывала их к жизни. И только Создатель знает, какую именно лавину событий мог сбросить на головы ничего не подозревающих людей, этот хилый огонек. Равновесие! Фундамент, на котором крепко и несокрушимо стоит Вселенная. Ночь – день. Огонь – вода. Женщина – мужчина. Родители – дети. Господин – слуга. Жизнь – смерть. Создатель – Тень...

 

* * *

 

Какая-то, из наиболее назойливых, комарих, невзирая на дымовую завесу, все же достигла цели и впопыхах тыкнула свое жало просто в висок Мастеру, не обращая никакого внимания ни на суровые движение бровями, ни на недовольное подергивание щекой. Ну, о каком Равновесии можно говорить, если насекомое считает себя вправе прервать серьезные размышления?

Остромысл попытался наморщить чело, но насекомое, не прекратило процесс добывания крови. Инстинкт продолжения рода был сильнее инстинкта самосохранения. Не желая во второй раз, за такой короткий промежуток времени, касаться Силы, старый маг таки дотянулся пальцами до лба и превратил будущую мать в мокрое пятно. Жизнь... Чья-то судьба находиться в наших руках, а нашей собственной распоряжается еще кто-то... при этом совершенно не интересуясь ни твоим мнением, ни планами, ни желаниями.

Мудрец раздраженно дернул плечом и еще раз затянулся благоухающим табачным дымом.

Лет тридцать тому назад, перелистывая на досуге предсмертные записи Драголюба, он неожиданно натолкнулся на интересные мысли. В своих рассуждениях тот утверждал, что состояние равновесия противоречит Закону бытия и неизбежно должно закончиться. Как только исчерпаются внешние причины, поддерживающие искусственное status quo. Мало того, Мастер-наставник доказывал, что это событие может произойти в следующем веке.

Сначала, Остромысл списал все на бред старого мастера, который умер, будучи совершенно безумным (иногда использование Силы давало и такой эффект). Но что-то в этом утверждении зацепило его по-настоящему. И с каждым годом мудрец чаще возвращался в своих размышлениях к теме, как бы оставленной в наследство покойным. Сложнейшие расчеты, проведенные Остромыслом, убедительно доказали: Драголюб ошибался только во времени. Все произойдет не в будущем, а значительно раньше! В пятый год Белого быка! А значит – уже в этом году! Но какого именно события ждать? Как отличить нужный знак среди сотен явлений, пусть и странных, но таких, которые имеют банальное объяснение – Мастер-наставник не ведал. К сожалению, так далеко откровение, которое осенило Драголюба, не простиралось. Остромыслу же приоткрылось и того меньше.

Остромысл глубже затянулся затухающей трубкой и выпустил в рой наглеющих комаров густую струю дыма. И тех, благодаря содержащейся в табаке примеси желтой медуницы, как ветром развеяло. Зато, сквозь эту белесую дымку, выкатывающаяся из-за горизонта луна над головой Мастера сделалась особо зловещей. Будто предвещающее бурю, садящееся солнце.

И что, в приступе самообмана и выдавая желаемое за действительное, прикажете считать, месяц, неожиданно сменивший белый окрас на багрово-красный, – знаком свыше? Предупреждением от Создателя о грядущих переменах? Уж слишком банально для события, которому суждено потрясти основы Мироздания. Как если бы перед началом празднеств Весеннего равноденствия, о выходе Великой княгини объявил не церемониймейстер, а полупьяный стражник, который, усевшись на ступеньках дворца прямо на зеленую дорожку, – икая и заикаясь, крикнул бы замершему на площади, в предвкушении торжественной минуты, народу:

− Ик!.. Да не т-толпитесь вы, б… благородные! Идет уже Беляна… Ик!.. С-час она… это, нос-сик зашла припудрить… Но оттуда – сразу к вам!..

Мастер хмыкнул, осуждающе поглядев на расшалившееся ночное светило и снова вернулся к воспоминаниям.

В приступе почти болезненного сомнения, он съездил в Заскалье и поделился этим тревожным знанием с Островидом. Нынче знаменитый отшельник, так почитаемый казаками, десять лет послушничества протирал школярскую лаву вместе с ним и долгое время считался другом, насколько вообще возможна приязнь между направляющими силу. Остромысл хотел выслушать ехидную критику с уст затворника, и навсегда отказаться от своей навязчивой идеи, но неожиданно обрел поддержку. Оказалось, что Островид, после посвящения в ранг Ищущего истину, увидел сон, предупреждающий о приходе в мир Разрушителя Устоев. Юный искатель посчитал сновидение проявлением раннего безумия, и опасаясь заключения, бежал куда глаза глядят, пока не обосновался в скиту за Проходом, и с тех пор практически не касался Силы. А это значило, что если у Драголюба и Островида имелись лишь разрозненные части головоломки, то Остромыслу удалось соединить их, подтвердив истинность.

Придя к такому выводу, оба мудреца беспробудно пропьянствовали целую неделю. Радуясь, что сумасшествие им не угрожает. А когда протрезвели, достаточно, чтобы суметь понять: до чего же собственно додумались – запили еще на неделю. Теперь от того, что уразумели ужасную истину: «знать будущее, совершенно не то, что иметь возможность влиять на его ход». Чувство, с родни тому, какое переживает лекарь, сидя у постели умирающего больного. Ясно понимая, как будут развиваться события, но, вместе с тем, оставаясь совершенно беспомощным.

Изменения должны были произойти настолько глобальные и затронуть такие исконные устои, что, даже если бы все оставшееся время оба израсходовали на попытку подготовить к переменам людей, то не были бы поняты. Скорее всего, их возвели б в сумасшедшие, и на этом успокоились.

Издревле люди почитают наивысшей наградой от Богов – внезапную смерть. Таким образом, подтверждая свое предпочтение с легкостью принять любую неожиданную гадость, чем упорно и систематически готовиться к отражению неприятностей.

Истратив еще одну седмицу на то, чтобы прийти к общему мнению, оба мудреца решили не разглашать открывшееся им опасное знание. Но, если Разрушитель появиться: обязательно обнаружить его и постараться смягчить результат вмешательства! А также записать, все происходящее, для поколений грядущих. Дабы потомки, если у них возникнет такое желание, смогли учиться на чужом опыте.

Сколько всего произошло с тех пор мелкого и глобального. Одной Моровицы с избытком хватило бы на иное столетие. Ведь именно тогда, он, Мастер-хранитель, не удержался и все же нарушил принцип Равновесия, используя Силу для прекращения поветрия. Правда, лишь после того, как в стране в живых оставался, в лучшем случае, один человек на десяток. Но Силы пришлось зачерпнуть так много, что это вмешательство никак не могло пройти незамеченным для мирового Равновесия. Что еще раз подтвердило верность их расчетов. А потом пришли известия из-за Пролива о набирающей силу вере в приход Искупителя. И сны… Беспокойные, тревожащие душу, но почему-то совершенно не запоминающиеся.

И вот с тех пор Остромысл, не зависимо от времени года, каждый погожий вечер стал подниматься на крышу Академии и до полуночи пристально всматривался в небеса, оставаясь совершенно уверенным, что если знак будет дан, то он его непременно заметит.

С крыши главного здания Оплота было хорошо видно, как постепенно все строения погружаются в ночную тьму. Всего несколько пятен выпадали из нее яркими светляками. Пара факелов у караулки. Четыре разных окна на третьем и втором этаже Библиотеки. Десяток бледных пятен, хаотично разбросанных по всех пяти уровнях, от свечей в окнах спален. И три ярко освещенных окна в ряд напротив, на втором этаже Академии в лекционной аудитории. Мастер покопался в памяти и вспомнил, что со вчерашнего дня начата начитка тем для всех учеников и послушников, пожелавших, на время уборки урожая, вернуться к своим семьям.

Желая хоть немного сбить сумрачный настрой, Мастер повел рукой по направлению к установленному перед ним смотровому зеркалу и прежде, чем оно высветило внутренность учебного помещения, на крыше зазвучал уверенный, хорошо поставленный голос.

– …так попытаемся глубже осмыслить разницу между понятиями «логика» и «здравый смысл». Кто из вас хотел бы что-то заметить по этому поводу?

А спустя мгновение перед глазами Остромысла открылась, обрамленная ночной тьмой, панорама большой комнаты, уставленной рядами ученических столов. Посреди которой, сосредоточив на себе внимание нескольких десятков студиозусов, вышагивал по кругу, заложив за спину руки, плотный как гриб-боровик, наставник Совва.

– Прошу прощения, наставник, – раздался с мест для младших учеников девичий голосок. – А разве это не синонимы?

Со скамьи старших послушников послышался негромкий, но отчетливый смешок.

– Тихо! – поднял руку Совва. – Во-первых, молодой человек, вы, как и множество других людей, заблуждаетесь и вскоре поймете свою ошибку. А во-вторых, Редан, смех не является аргументом, а всего лишь свидетельствует о завышенном самомнении. Я более чем уверен, что спроси я, ты вряд ли сумеешь внятно и неоспоримо аргументировать свое мнение.

– Извините, наставник, – ломким баском отозвался смешливый послушник.

– Забыли, – опустил руку наставник. – Возвращаемся к поставленному вопросу: «В чем отличие между логикой и здравым смыслом?» Никто не хочет мне помочь?

– Разрешите, наставник? – голос снова был девичий.

– Конечно, Весняна, – обернулся в ту сторону Совва. – Ведь именно для этого я и спрашиваю. Говори без стеснения. В стенах Академии, в отличие от обычной жизни, мы все имеем право ошибаться и, сколь угодно долго, отстаивать свое мнение, даже если оно в корне неверно. Потому как путь познания состоит именно из возможности делать ошибки и исправлять их.

Остромысл узнал в поднявшейся из-за парты стройной девушке, наследницу Зеленца.

– Думаю, главное различие этих понятий в том, что при некотором навыке, с помощью логики можно доказать почти любую чушь, в то время, как здравый смысл напрочь отметает все несуразности, – неспешно промолвила та, подчеркивая и интонацией и гордой осанкой уверенность в своих словах.

– В точку! – обрадовался Совва. – Благодарю тебя, Весняна. Садись. Нет ничего приятнее для наставника, чем видеть, что твой труд не напрасен и дает всходы. Обращаю внимание всех и прошу запомнить сказанное! Логика – инструмент чистого разума, а потому не разделяет вещи на плохое и хорошее, правильное и – наоборот. В то время, как здравый смысл – подчинен сердцу и жизненной мудрости. И то, что недостойно и вредно, никогда не будет воспринято иначе, сколь бы долго и уверенно об этом не рассуждали прочие глупцы и перемудрившие мудрецы. А для закрепления всего вышесказанного, рассмотрим пример.

Наставник, добиваясь полной тишины и внимания, неспешно прошагал полный круг внутри аудитории и только после этого, неспешно и четко заговорил:

– Ум вреден! А мужчины умнее женщин по праву рождения!

Легкий шум в учебном помещении тут же продемонстрировал, что большинство студиозусов с подобными утверждениями не согласны.

– Что ж, попытаюсь вас переубедить, – ухмыльнулся Совва. – Пример первый. Поразмыслим… Что выделяет людей меж другими животными, заселяющими землю? Конечно же – разум. Что является вместилищем знаний и основой Силы? Опять же – мозг! Поэтому, именно его наличие у человека больше всего угрожает Равновесию, поскольку жажда познания не позволяет людям раз и навсегда оставаться в намеченных Создателем пределах. А кроме того, – Совва улыбнулся, – наличие ума необходимое условие для возникновения безумия.

Шутка, очевидно, не удалась, поскольку никто не засмеялся.

– Пример второй. Почему мужчины должны изначально быть умнее женщин? Никто не подскажет? – Совва обвел взглядом приникшую аудиторию. – Ладно, начнем с того, что я вовсе не намерен отрицать способность женщин к мышлению. Но их счастье, и польза для Равновесия заключается в том, что если женщина всего лишь может быть умной, то мужчина обязан быть таковым. Опять таки из-за неумолимых законов бытия! Надеюсь, никто не станет противоречить такому очевидному факту как тот, что каждый из видов живых организмов получил для выживания какое-то определенное орудие. Жирафы – длинную шею, орел – острое зрение, кактус, – колючки... Что же досталось женщине?

– Красота! – не удержался от реплики все тот же ломкий басок.

– В данном случае Редан прав, хотя это не дает ему права перебивать наставника! – голос Соввы мгновенно потерял всю теплоту и проникновенность. Теперь в нем звенела крица. – Останешься после лекции, и мы сможем подробнее обсудить твое поведение. Так вот… – душевность вновь вернулась на свое место. – Женская красота – сильнейшее оружие их вида в битве за выживание. И любая из этого племени, прибавив к своим естественным прелестям чуточку лукавства, может без особых забот прожить до самой смерти, так и не воспользовавшись мыслительными способностями. Вывод – женщина, имея возможность стать умной, вовсе не обязана прилагать усилия дабы стать таковой.

Хорошо рассчитанная пауза и голос зазвучал еще убедительней.

– И абсолютно противоположную картину имеем в случае с мужчиной. Почему? Да потому, что здесь природа распорядилась иначе – наделив нас мышцами! Не схватываете хода моих размышлений? – переспросил Совва, уловив очередной неспокойный шумок в аудитории. – Хорошо, объясняю… Хотел бы кто-нибудь из вас встретить на своем пути неуправляемые разумом груду мышц? Думаю, нет. Это было бы весьма неприятно. Да и самому носителю силы отсутствие ума вредит, не позволяя правильно оценивать ситуацию и обходить неодолимые препятствия или более мощного соперника. Поэтому, исходя из вышеизложенных умозаключений, мы скорее должны удивляться: почему в мире живет такое огромное количество глупых мужчин, если, согласно законам натуры, все должно быть наоборот?

Мастер-хранитель не стал дослушивать до конца всю эту ерунду, тем более, что Совва использовал в виде примера записки Драголюба. Послушное его воли, зеркало погасло, а Остромысл опять погрузился в свои безрадостные размышления.

Великое княжество Пятиземие! Благословенный край, в котором люди живут в достатке и без особых хлопот, не зная ни бед, ни войн. Уголок тишины и спокойствия отрезанный от всего мира и, как оказалось теперь, созданный всего лишь для появления Разрушителя. Ибо сказано было в древнем пророчестве, что тот сможет вернуться лишь туда, где был рожден. Или вместо него в мир придет Искупитель… Но, тогда человечество навсегда поглотит Тьма и вечные сумерки! Именно поэтому, хранители прилагают всех усилий, чтобы сохранить Пятиземие в первозданном виде, дабы его жители в нужный час смогли исполнить предначертанное!

Но вместо чувства удовлетворения, от подобных мыслей, Остромысл почему-то ощущал какую-то досаду. Будто был не великим и могущественным Мастером-хранителем, а сторожевым псом, нетерпеливо поджидающим хозяина, который от чего-то сильно запаздывает… И даже теперь, когда все указывало – Разрушитель грядет, возникало закономерное сомнение: а в каком настроении хозяин вернется? Приласкает ли за верность, или – пинка отвесит?..

 

Глава 5

 

Когда просека, пропетляв лесом вслед за колеей проложенной тележными колесами, вывела их на опушку, Олег непроизвольно шагнул назад, под защиту деревьев. Огромное, ничем не ограниченное пространство, открывшееся его взгляду, не то чтоб испугало парня, но озадачило сильно. После лесной поляны, приютившей мельницу, поля, раскинувшиеся до горизонта, изумляли своей бесконечностью.

– Ты чего? – тронул его за рукав кунтуша Гостиша. – Увидал что-то? Где?

– Да вот, – повел неопределенно рукой Олег. – Как-то так все далеко…

Подросток презрительно сплюнул под ноги и пренебрежительно ответил:

– Разве ж то далеко? – а потом ткнул пальцем перед собой. – Видишь вон там, чуть левее от шляха, рощицу?

Олег взглянул в ту сторону и кивнул утвердительно.

– Ну, так за ней уже первая на нашем пути в Зеленец деревня будет, – объяснил Гостиша и, степенно опираясь на увесистый посох, размеренным шагом продолжил путь. Олегу ничего не оставалось, как сбросить с себя наваждение и двинутся следом.

– Опупение... – вдруг прибавил, смеясь мельничук.

– Что? – переспросил Олег, подумав, что ослышался.

– Деревенька, говорю, Опупение называется. Смешно, да? – повторил Гостиша.

– Скорее, нелепо. С чего вдруг о себе столь неуважительно?

– О, тут целая история! Правдива, или нет, судить не стану. Но, рассказывают, что в то время, когда Великая княгиня прислала первого удельного князя-воеводу, заложить у Прохода сторожевой замок Зеленец, в здешних местах уже не одно поколение стояла небольшая деревенька в десяток дворов. И князь, когда объезжал свою вотчину, увидав ее, удивился страшно, и промолвил: «Они что, опупели, здесь жить? Прямо на пути у казаков?».

– Именно, Опупение? – рассмеялся Олег.

– Бают, что воевода Бакула, употребил более емкое определение, – словоохотливо продолжил Гостиша, улыбаясь во весь рот. – Но, карту местности следовало представить для ознакомления Великой княгине и Большому совету. Вот и подобрали картографы, более пристойное название. Именно оно и прижилось в дальнейшем.

– А что, – чуть погодя, когда веселье пошло на убыль, спросил Олег. – Здесь и в самом деле так опасно жить? Из рассказов Мышаты, у меня сложилось суждение о казаках, как о жестоких и беспощадных воинах.

– В целом, все так говорят. Но к Опупению это не относится, – отрицательно помотал головой парнишка. – Хоть деревенька и в самом деле примостилась почти у Южного тракта, и на виду у Прохода, не было ни одного случая, чтоб казаки напали на нее.

– Странно…

– Деда как-то обмолвился, что ничего странного. Просто – навару там для сечевиков на один зуб, а вот подружиться с поселянами – у них прямой резон. Те и тревогу не подымут, когда степняки в набег пойдут, и раненым казакам помощь окажут, буде их живыми до сечи довезти, никак не удастся. Новости расскажут, сменяют или продадут чего из нужных вещей… Возможно, и о готовящейся походе княжеской дружины в Заскалье, предупредят… Правда, мужики говорят, после Моровицы людей в княжестве осталось так мало, что ни о каких походах никто и не помышляет.

– А все же, неужели князя-воеводу не удивляет такая подозрительная приязнь поселян и казаков?

– Еще как! Но, сколько не пытались его дружинники поймать в деревне хоть одного казака, те так ни разу в расставленные сети не попадались. А засада, вскоре начинала животами маяться, и воины возвращались в крепость, не солоно хлебавши. Бают, вода в ручье там особая, только для местных уроженцев и годиться. Чужакам, долго привыкать приходиться. И – наоборот… От того и деревенька с годами не разрастается, и ее жители на другие земли переходить не спешат. А еще, – несмотря на то, что на мили вокруг не было ни одной живой души, Гостиша понизил голос, – слыхивал я от привозивших на мельницу зерно мужиков, что по ночам и драконы к ним наведываются…

– Драконы? – Олег недоверчиво покрутил головой. – Ну, это уж точно басни. Волчонка приручить и то не всегда удается, а тут… – он снова хмыкнул. – Я память потерял, а не рассудок.

– Не стану утверждать, будто мне все тайны открыты, – вкрадчиво продолжил Гостиша, – но если внимательно прислушиваться к чужим разговорам, особенно когда люди уверенны, что их никто не слышит, много интересного удается узнать. Порой, такого, что собственным ушам не веришь. Да и Проход, рядом… – паренек ткнул пальцем на юг. – Вон те темные и низкие облака над горизонтом видишь?

Олег остановился, отер пот с чела, – после лесной прохлады, не смотря на близость вечера, на голой равнине солнце еще припекало всерьез, – и только потом проследил взглядом в указанном направлении.

– Вижу…

– Так это и не облака вовсе, а горы. То есть – Проход…

– Погоди, – остановил Олег словоохотливого товарища, из которого, после вынужденного молчания на мельнице, слова сыпались так, будто мех прохудился. – Как я понял из объяснений Мышаты, Проход – это единственный путь с севера на юг, проложенный по ущелью в горной гряде. Но я не могу разглядеть его с этого места.

– Вообще-то ты прав, – согласился парнишка. – Но люди называют, для краткости, Проходом и всю гряду, преградившую перешеек, между водами двух океанов. Только, я не о том хотел сказать, отмечая близость гор… – он удобнее поправил заплечный мешок и продолжил. – Неподалеку ущелья, на одной из вершин, образовалось озеро… Именно там, поговаривают и гнездятся драконы. А до Опупения, которое и нам рядом, – им, крылатым, лететь всего ничего. Вот и суди, много ли нелепости в этих разговорах?

– Вот как? – неуверенно произнес Олег. – Знаешь, что-то мне расхотелось заходить в ту деревню? Может, ну ее? Обойдем стороной?

– Не глупи, – осадил его Гостиша. – Россказни россказнями, а путь до Оплота не близок. Хорошо, если в две-три седмицы управимся. И все это время надо что-то есть. А много ли у нас припасов? Даже если бы деда оставил нам чуть больше медяков из кошеля атамана, так их еще потратить где-то надо. И на обратный путь кой-какой запас оставить. Теперь думай… После Опупения, в дне пути будет деревня Перекресток. Потом еще день ногами перебирать – и увидим город Зеленец. Он нам не совсем по пути, и если б спешили, то свернули б в Перекрестке на большак, ведущий к Турину, и двинулись по нему на север, но в городке всегда найдется возможность подзаработать. Тем более – бродячим скоморохам, какими деда велел сказаться.

– С этим я и не спорю, – произнес Олег. – Но до Перекрестка нам провизии точно хватит… И двигаться налегке сподручнее.

– Своя ноша не тянет, – отрезал паренек. – В Опупении меня каждая собака знает, а староста и подавно. Сколько раз на мельницу наведывался. Можем у него даром поужинать и переночевать. Какой ни какой, а прибыток.

– Ну, будь, по-твоему, – согласился Олег, тем боле, что деревенька, уже хорошо видная, сквозь просветы между редкими деревьями, выглядела тихой и беззаботной. – Только, если случится что, не говори, будто я не предупреждал.

– Брось, атаман, – отмахнулся Гостиша. – Ничего с нами не случиться. Во-первых, раз жители так дружелюбны к казакам, то одет ты соответственно. А во-вторых, я к ихнему старосте заветное слово знаю… Да, вот еще, Вернигорой называться не спеши. Думаю, не стоит прежде времени всю округу о кончине атамана извещать. Погоди, пока до Оплота доберемся… Там видно будет. Не зря ведь покойный ночью в Оплот пробирался. Знать – таился от кого-то.

– Я и не собирался… Это ж вы с дедом настояли, чтоб я в казацкие одежды облачился.

– А ты в путь, прям в исподнем хотел двинуть? – удивился паренек. – Не спорю – добротное белье, но не для дальней же дороги. Да и безоружным, не совсем сподручно…

Олег непроизвольно притронулся к эфесу дорогой сабли, по обычаю скоморохов, закрепленной за спиной. Впервые сжав рукоять оружия в ладони, он сразу понял, что хорошо знаком с этим ощущением. И, похоже, держал саблю в руке гораздо чаще, чем, скажем, топор или вилы.

– Вот и пришли, – остановился тем временем Гостиша, указывая подбородком на невысокий частокол, который еще как-то мог отпугнуть диких зверей, но совершенно никуда не годился для защиты от людей. Одновременно с его словами, из ворот в ограде с громким лаем выкатилась свора собак. И хоть каждому известно, что днем сторожевые псы никогда сами не набросятся на человека, паренек удобнее перехватил тяжелый посох, готовясь в любой момент огреть им зарвавшегося кобыздоха.

 

* * *

 

– Здоров будь, хозяин! – произнес громко Гостиша, когда с крыльца одного из десятка добротных домов, стоявших вкруг, двухоконными фасадами к просторной и ухоженной площади, к ним шагнул крепко сбитый мужчина, одетый по-крестьянски добротно и не броско. Единственной дорогой деталью его одежды был широкий, атласный кушак, сине-желтого цвета, несколько раз обвитый вокруг отчетливо выступающего живота.

– И вам здравствовать! – густым басом ответил староста, с прищуром вглядываясь в их лица. – Кем будете? Откуда и куда странствуете? Тебя, казак, я никогда прежде в наших краях не видал, а вот лик мальца – вроде, мне знаком…

– А то нет, – ответил Гостиша. – Сколько раз на мельницу заезжал, столько раз и виделись, дядька Кондрат.

– Вот те на, – изумился тот. – Мельничук? И вправду похож. Прости, что сразу не признал. Ты завсегда мукой с ног до головы выбелен, а тут – умылся, приоделся… Каким ветром к нам? Деда что ж одного оставил? Иль беда какая приключилась?

– Да нет, хвала Создателю… Все у нас хорошо. Деда здравствует, чего и тебе желает. Упросил я его отпустить на пару седмиц, мир повидать…

– Дело доброе, – согласился староста. – Когда ж, как не в твои годы, мир глядеть? А то совсем носа с мельницы не кажешь. Небось, и девку-то живую, за подол еще не держал… У вас же, окромя русалок в запруде, да наяд в лесу, их и вовсе не водиться.

– Это завсегда успеется, штука не хитрая, – отмахнулся паренек.

– Тоже, верно… – дядька Кондрат заметил, что Гостише не слишком понравилась его шутка, и поспешил увести разговор в сторону. – А ты, добрый молодец, кем Гостише и старому Мышате приходишься? – обратился к Олегу.

– Олег, наш давний знакомый, – поспешил ответить за товарища мельничук. – Гостил на мельнице. Теперь в путь собрался, и деда отпустил меня сопроводить его. Путешествовать вдвоем гораздо веселее.

– Да, разговор заметно укорачивает путь, – подтвердил староста. – Заночуете в деревне или, может, торопитесь?

– Заночуем, заночуем, – засмеялся разбитной Гостиша, заметив разочарование на лице старосты, и прибавил. – Деда особо просил меня поглядеть, сколько ж вареников вы за один присест съедаете. А то, говорит, в селе пара домов, а зерно опупенцы, на помол, почитай каждую седмицу несколькими телегами везут. Куда только мука девается?

От услышанных слов староста скривился так, будто гнилое яблоко надкусил. Но ответил все также степенно и будто бы искренне.

– За ужином и поглядите. А пока, прошу ко мне в сад. Там прохладнее будет… Передохнете с дороги, умоетесь… Слегка перекусите. Разносолов не обещаю – гостей не ждали, жена с дочерьми в огороде… Но, краюха хлеба и кусок буженины, в доме найдется. А там – и женщины вернутся, вареники затеют. Пить захотите – взвар есть. Воду из колодца лучше не берите, а то животами с непривычки маяться станете. Чтоб с ней свыкнуться – не меньше месяца у нас пожить надо. Да и то – не каждому… Иной так мается, что смотреть больно. Ну, да тебе, Гостиша, то ведомо и если что, товарищу подскажешь… Прошу, за мной… – указал он рукой на утоптанную стежку, ведущую вокруг дома на задворки. – Утолите только мое любопытство в одном вопросе, если можно?

– Спрашивай.

– Отчего, Олег, ты саблю поцепил, по обычаям скоморохов? Или в Сечи теперь так принято?

– От того и поцепил, – ответил Олег быстрее, чем Гостиша собрался с мыслями. – Что я самый настоящий скоморох и есть. Вернее – кулачный боец. А кунтуш, – это мой последний выигрыш. У казака денег не было, а поверить, что я его искуснее, пан-товарищ не хотел. Вот и поставил в заклад свои вещи. Глупо было отказываться? Одежка справная, долго послужит и стоит не дешево.

– Угу, угу, – кивнул головой староста, в знак согласия, украдкой поглядывая на гладкие костяшки пальцев, без единого мозоля, на кулаках Олега. – Вполне может быть. Казаки, они такие… Если втемяшат себе что в голову, то идут до конца, даже если заведомо знают, что проиграют. Гордый и бесшабашный народ. При этом, они свято уверены, что сильнее любого. И… – хитрее.

Гостиша открыл рот, собираясь что-то сказать, но Олег ловко ткнул его локтем в бок, давая понять, что не стоит разочаровывать хозяина, решившего, что он о чем-то догадался. Лишь бы тот не лез с дальнейшими расспросами и оставил их в покое.

Восприняв молчание гостей, как растерянность перед собственной проницательностью, и уверовав, что сумел прикоснуться к какой-то большой и важной казацкой тайне, староста и в самом деле поутих, всячески демонстрируя загадочному незнакомцу, что умеет молчать и не лезть в чужие секреты.

Но, уйти в сад им так и не удалось, – раздался топот лошадиных копыт и на майдан вынесся небольшой отряд легковооруженных княжеских дружинников. Старшой осадил коня прямо перед старостой и весело произнес:

– Вот и попались, птички! Как говориться: «носил волк овец, понесли и волка!» Хо-хо-хо! Нам – награда, вам – батоги! Не ожидал от тебя, Кондратий!.. Не ожидал… А как клялся, что даже в глаза живого казака не видывал.

– Окстись, Нечай, – не растерялся староста. – Где ты казаков увидал? Лишку хватил, аль на солнцепеке перегрелся?

Услыхав такой ответ, десятник немного поубавил в тоне, но продолжил, поигрывая кутасами на гарде меча:

– А вот эти два молодца, тогда кто такие? Они не из вашей деревни! И пришли не со стороны замка… Ну, изворачивайся, плут, если сможешь…

Староста подбоченился, собираясь рассмеяться дружиннику в лицо, но потом сообразил, что не стоит наживать себе смертельного врага. А десятник, осмеянный перед всем отрядом, легко мог в такого превратиться. Поэтому, ответил степенно и даже чуть заискивающе.

– Совершенно верно, Нечай. Эти хлопцы не из нашего рода. Меньшой – внук мельника Мышаты, а второй – бродячий скоморох, у них гостивший...

Уверенный голос старосты, был убедительнее любых слов, но вот так сразу признаться, что засада в очередной раз закончилась ничем, десятник не мог.

– Угу, – фыркнул насмешливо. – А я – хранитель истины…

– Малец и в самом деле с мельницы, – отозвался кто-то из отряда. – Не раз видывал, когда с замка зерно на помол возили.

Несколько голосов вразнобой подтвердили слова своего товарища.

– А здоровяка тоже видали? – вскинулся Нечай. – Вот и молчите. Слышь, ты, Олег, или как тебя там! Чем народ развлекаешь? Каково твое умение?

– Я кулачный боец. Доказать?

– А то!.. – Нечай спрыгнул с коня. – Не каждый день такое развлечение встретишь. Дорого возьмешь за представление?

– Сколько у нас денег, Гостиша? – повернул голову к товарищу Олег.

– Почитай, на большую серебряную наберется…

– Слыхал, десятник? Вот такой заклад. Моя монета против твоей. Кто кого отдыхать уложит, того и серебро. Идет?

– Идет! – хлопнул азартно ладонями Нечай.

– Вот и ладно, вот и славно, – засуетился староста, довольный, что досадное недоразумение разрешилось более-менее мирно. Все ж, неровен час, этот скоморох мог и в самом деле оказаться казацким лазутчиком. А князь-воевода скор на расправу. Всей деревне батогов отсчитать мог. А что оброк увеличил бы, это и к провидцу не ходить…

– Вечерком и затеем представление. Когда все наши с поля воротятся. Пусть тоже поглядят. А сейчас – прошу всех в сад, откушать, чем Создатель благословил.

– Ох и хитер же ты, Кондратий, – уже не так сурово промолвил десятник. – Норовишь за кусок хлеба бесплатное представление для всей деревни устроить? Не на того напал… Добавишь от общества призовой кругляш, смотрите в свое удовольствие, а нет – так нечего рот разевать!

– Создатель с тобой, – вздохнул украдкой староста, который и в самом деле решил воспользоваться случаем. – И в мыслях ничего подобного не было. Конечно, победителю от деревни приз полагается. Вот только денег совсем нет, – сокрушенно развел руками. – Урожай еще в поле, скотинка мясо не нагуляла… Может, едой возьмете?

– Ладно, уговорил, горемыка ты наш, возьмем… – промолвил Нечай так уверенно, будто его супротивник уже валялся в пыли.

Но ссориться преждевременно нужды не было, поэтому Олег только покривил губы в снисходительной ухмылке и неторопливо зашагал в сад.

 

Глава 6

 

Подсчитывать убытки и прибыль; решать: сколько, чего и где засеять; какого именно из подросших бычков оставить в стаде на приплод, а каких пустить под нож; в каком углу амбара, с чем мешки поставить, – нет, все это не для мужчины. Пусть женщины, заседая в советах, прядут свои нити из шерсти и слов, а воин должен действовать, и только потом оценивать поступок. Если останется жив. Но у того, кто действует, гораздо больше шансов выжить, нежели у тех, кто много размышляет.

Конечно, ему еще далеко до отца и старших братьев, как в высоту, так и в ширину плеч, но в то же время семнадцатилетний Зореслав был выше и сильнее многих парней постарше в Медвежьем Бору. Кроме того он вырос не в меру любознательным и непоседливым, – от того и не хотел верить, что Бешенная Гряда непреодолима! Не придумал еще Создатель такой щелки, куда человек не сумел бы просунуть свой любопытный нос. А там – и целиком влезть.

Все-таки великое дело – Случай! Счастливый и ужасный, неожиданный и выпадающий удивительно вовремя. Как многое он значит в человеческой судьбе. Вот не любил бы Зореслав рыться в библиотеке; не любил лес и путешествие, не был бы третьим сыном…, да еще десяток и столько же «не»!.. Но, случилось то, что должно! Парню попалась на глаза старинная карта, на которой за Бешенной Грядой были отмечены неведомые земли, обозначенные, как империя Снов. Кроме того, за ними, на востоке, безбрежный Северный океан простилался не сразу, а сперва лежало сравнительно небольшое Белое море!.. отделенное от океана тоненькой, как стилет, полоской земли. А по этой косе, как по мосту, можно было перебраться с северного берега на южный, причем гораздо восточнее Заскалья и Вольной Степи – прямиком в таинственные Полуденные Земли.

Дело оставалось за малым: найти путь в империю Снов сквозь доселе непроходимую Гряду. И Зореслав, с несокрушимой юношеской самоуверенностью, решил, что это дело ему вполне по плечу. Во всяком случае – как в той прибаутке про петуха и курицу: не догоню, так согреюсь – это отличное испытание для мышц и умений. И в случае поражения – никому не навредит. Он попросту вернется домой, отдохнет и попытается пройти еще раз, учитывая все сделанные ошибки. Или – займется чем-либо иным. Под настроение…

– А что такого? – бормотал негромко, успокаивая себя, Зореслав подходя к лесу и нарочно ступая на просеку, прорубленную от замка до охотничьей избушки. − Никому из княжичей Медвежьего Бора, после достижения пятнадцати лет, не возбраняется ходить на охоту… – при этом юноша непроизвольно оглянулся на городскую стену, вспомнив непременное условие: возвращаться домой целым и невредимым, а то разъяренная матушка могла задать такой трепки, что и объятия медведя покажутся нежностью. Отец сразу предупредил, что с ней не стоит делиться своими планами. Матушка любит их всех, но при этом остается женщиной и княгиней. Поэтому – в своем первом обличии, она попросту не одобрит затеи сына, а во втором – запретит ему даже приближаться к Гряде. Пусть считает, что он ушел охотиться. Слава Создателю, тут ее женское начало как раз пригодиться. Потому как любого мужчину немедленно насторожило б желание княжича бить дичь в начале лета, когда и линька не закончена, и молодняк не вырос… К тому же, не так стыдно будет возвращаться домой, в случае неудачи. Отец – поймет, а остальные ни о чем и не догадаются.

– Да, – произнес вслух Зореслав, подтверждая собственные мысли. – Отец всегда поймет…

Князь-воевода Шульга, тем, кто его хорошо знал, напоминал лесную чащу. Издали грозно шумел, как верхушки деревьев на шальном ветру, а вблизи был уютным и спокойным, готовым приютить и защитить всякого путника от, бушующего над головами, урагана. И таким же мудрым, – умеющим и успокоить, и дать совет... без лишних слов, но всегда дельный и важный. К примеру, как с его последней поездкой в Оплот. Не высказывая дюжины мелочных наставлений, о чем надо – предупредил, а все прочее оставил на рассуждение Зореслава.

Безбрежные водоемы восхищают, горы ошеломляют и только лес убаюкивает. Зимой и летом, весной и осенью. Даже в самую ненастную погоду, он привечает человека, все еще помня то время, когда люди не считали себя в нем чужаками, а жили в согласии с природой и по ее законам. Нырнув под кроны, пускай даже самой жиденькой рощицы, человек сразу ощущает такой уют и защищенность, будто воротился под своды отчего дома. И мысли у него при этом возникают душевные.

Двигаясь давно изведанными тропами, и не опасаясь встречи с опасным зверем в такой близости от человеческого жилья, парень занялся собственными мыслями. Вспоминая и еще раз обдумывая важные моменты из тех событий, что произошли с того дня, как он выложил отцу свое желание.

 

* * *

 

Хоть Зореславу уже приходилось посещать Оплот, каждый раз, подъезжая к подножию горы Угрюмой, окутанному таинственностью и легендами месту, юношу охватывало какое-то щемящее чувство. Это ощущение нельзя было сравнить с тем благоговением, которое он изведал, впервые взяв в руки боевое оружие, или – к примеру, с восторгом, когда рука отца отпустила узду, и лошадь вынесла его с замкового подворья и понеслась во всю прыть по мостовой. Скорее оно походило на оторопь, которую он ощутил, когда девичья ладошка впервые скользнула ему в штаны. Добиваясь именно этого, Зореслав не ожидал, что желание может осуществится так легко и непринужденно, и оказался не готов насладиться столь упоительным мгновением. А после оно захлестнулось волной более емких и сильных чувств и потеряло свой первозданный блеск.

Так и с Оплотом… Слушая множество невероятных и волшебных историй из жизни магов, Зореслав в зависимости от смысла сказки и настроения, по-разному представлял себе их жилище. То в виде великолепного хрустального дворца, переливающегося всеми цветами радуги, – то, как мрачную и неприступную башню из черного базальта, уносящуюся к облакам острым шпилем, вокруг которого, взамен штандарта, непрерывно вьются молнии и гремят раскаты грома. Поэтому, когда перед его глазами впервые возникла несуразная серая громадина, больше всего напоминающая гигантский калач, он не то чтоб испытал разочарование, а просто в очередной раз убедился, что в жизни гораздо меньше ярких оберток, даже для самых интересных вещей. Но, вера в сказку остается с человеком навсегда, до самой смерти. Веруем же мы в загробную жизнь и всякое такое… Вот и Зореслав, приближаясь к Оплоту Силы, краешком души ожидал волшебства. В чем конкретно оно должно было показать себя, парень не задумывался и высматривал его изъявления в каждой, самой ничтожной, мелочи.

Ведь каждому ребенку известно: «если нельзя, но очень хочется, то хоть немножечко, а все-таки можно». Так неужели в месте, где проживает не один десяток чародеев и во много раз больше их учеников, хоть и не столь умелых, но, к слову, гораздо менее дисциплинированных, иные ухватки? Поэтому, и свет по вечерам в некоторых окна гораздо ярче, нежели от целой дюжины свечей, а птицы, в иных кельях, зимой пели, – хоть и не громко, но ведь не по сезону. Да и послушницы, все как одна были стройны, миловидны и столь женственны, что оставалось только изумляться тому, с каким безразличием на их прелести взирает мужская часть населения Оплота.

А еще, каждый раз, въезжая в широко распахнутые ворота, которые наверняка не закрывались со дня основания Оплота и попросту вросли в землю, поглядывая на круглосуточно пылающие факелы у двери пустой караулки, Зореслав дивился непревзойденной беспечности здешних обитателей. Сила силой, но метко пущенная из ближайших зарослей стрела не успеет ощутить разницы между обычным человеком и магом.

Человеческая натура такова, что даже если нет нужды бороться за выживание, поскольку земли, домов, скота, инвентаря и всего прочего, людям, пережившим Моровицу, досталось в избытке, некоторые особи предпочитают отбирать нужное им у других. Зачастую – вместе с жизнью. И если казаки и лесники еще придерживались каких-то своих законов и кодексов чести, то разбойники не щадили ни старого, ни малого.

Зная из прошлых приездов, что слуг в Оплоте заменяют ученики и послушники из числа провинившихся, – а так как учиться в Академию идут только жаждущие знаний отроки, и их нет нужды понукать, то и отбывающих наказание: «скорее пусто, чем густо», – поэтому Зореслав не стал никого дожидаться. Сам завел коня в стойло, расседлал, обтер соломой потные бока, накрыл попоной, кинул в ясли охапку сена и пообещал чуть позже вернуться и напоить его. Конь недовольно фыркнул, но понимая, что хозяин прав, тяжело вздохнул и принялся неспешно хрустеть сушеной травой.

Вообще Оплот и Академия множеством своих манер и обычаев, с непривычки наводила оторопь на любого, кто впервые попал в ее стены. К примеру, пока светило солнце, все, рангом ниже Хранителя истины, не обращали на чужака совершенно никакого внимания, будто вовсе его не замечали. И, ошеломленный этим обстоятельством, гость или случайный путник, через некоторое время и самому себе начинал казаться невидимкой. Приписывая это превращение злой шутке одного из здешних магов.

Оставив переметные сумы в одной из гостевых келий, Зореслав направился в Библиотеку. Правила пользования книгами и рукописями из архивов, отец объяснил ему достаточно подробно. Дабы упростить процедуру, важно было сразу испросить разрешения у главного библиотекаря Академии. Мастер-наставник Блажен имел две важные черты характера: терпеть не мог нерях, и всегда приветствовал желание других покопаться в архивах. Оставаясь при этом совершенно не любопытным к чужим изысканиям. И чтоб завоевать его расположение, достаточно было выглядеть опрятным, а разговаривая – не смотреть на собеседника, а шарить взглядом по книжным полкам.

Быстро пройдя пустынными коридорами первого этажа, смешивая под их высокими арочными потолками эхо своих шагов с невнятным гулом, доносившимся из учебных аудиторий, Зореслав поднялся по широкой лестнице на второй уровень и открыл тяжелую дверь, ведущую в читальную залу. И замер от неожиданности, увидав перед собой несколько десятков спин учеников…

 

* * *

 

Каким бы длинным не был летний день, а все ж – и он незаметно закончился. К тому времени, углубленный в воспоминания парень, уже успел забрести в такие непролазные чащи, что продвигаться дальше стало невозможно, и надо было подумать о ночлеге. К счастью, еще до наступления сумерек, Зореслав успел заметить неподалеку поваленное бурей дерево и устремился к нему. В сухую погоду трудно найти одинокому путнику пристанище лучше, нежели яма под вывороченным корневищем. Тут тебе и защита, и уют.

Поворошив концом увесистого костура, скопившуюся на дне ямы листву, чтоб проверить насколько та истлела и не опередил ли, случайно его, кто иной из лесных обитателей в выборе ночлега, Зореслав остался доволен результатом. Похоже, дерево упало не так давно, поскольку листвы набралось совсем немного, и она даже не успела сопреть. И все же, не желая ночью сражаться с теплолюбивыми насекомыми, парень не поленился выгрести и ту малость, что накопилась. Потом выстелил дно ямы толстым слоем лапника, насобирал хвороста и соорудил костерок.

Теперь, от всевозможных неприятных и опасных лесных неожиданностей, сзади и сверху парня защищало нависающее корневище старого дерева, с боков – берега ямы, а спереди: яркое пламя костра, надежно отпугивающее всякое зверье. Привлекая, правда, другого хищника – более страшного – человека. Но тут уж ничего не поделаешь, уберечься от лихих людей, порой, не удается ни за высокими стенами, ни за крепкими запорами. Остается уповать лишь на удачу, собственную отвагу, добротную кольчугу и верную саблю.

Разогрев на огне нехитрую снедь, и вслушиваясь в звуки ночного леса, Зореслав принялся ужинать, мысленно возвращаясь в Оплот…

 

* * *

 

Мастер-наставник сидел по своему обыкновению не на стуле. В длиннополой сутане, напоминающий огородное чучело, долговязый и сутулый, он с трудом втискивал длинные ноги под столешницу, и всегда предпочитал садиться на стол сверху.

Потрясая перед притихшей аудиторией зажатыми в руке листами бумаги, он совершенно не обратил внимания на Зореслава – видимо посчитав его за одного из опоздавших учеников – и продолжал торжественно вещать.

– В этом документе упоминается имя мастера-хранителя Казаруса! – звонкий баритон Блажена, даже как-то неподобающий семидесятилетнему старцу был полон восхищения. – Следовательно, описанные события происходили, по крайней мере, две сотни лет тому. Еще до Армагеддона! Где-то между 1009 и 1185 годами. Потому, что если вы напряжете мозги, то припомните, что позже Оплотом правил Мастер-хранитель Лютоволк. А значит, перед нами очень давний манускрипт. Нужно не забыть выразить благодарность старшему архивариусу Бронеку. Заслужил... До сих пор, этот отчет корабельного исповедника Парвуса воспринимали как развлекательный опус одного из, канувших в безвестие, не слишком удачливых литераторов. Еще бы: свободное путешествие вокруг побережья Полуденного континента каждому здравомыслящему человеку покажется неумной басней. Ведь вся эта территория недоступна даже для магии. Земля, где появились драконы, ведьмовские круги, в которых время течет вспять, источники с живой и мертвой водой, показывающиеся лишь тому, кого сами изберут, странствующие деревья, что могут подсказать верный путь путнику, а могут и на околицу завести... Теперь вы понимаете, почему я собрал здесь именно вас?

– Потому, что это твои любимые ученики, мастер, – ответил кто-то, за спиной у Зореслава. – А ты, отрок, чего в дверях застыл, проходи, не загораживай проход? – обратился уже к нему вошедший, вернее – вкатившийся на кресле-каталке человек, в котором парень без труда узнал самого Мастера-хранителя. – И ты хочешь поделиться с ними этой ошеломляющей новостью. Уверенный, что будущие архивариусы и библиотекари лучше будущих лекарей или старост смогут ее оценить. Вот только, отчего ты не включил в этот список старого друга?

– И тебе доброго здравия, Мастер, – Блажен слез со стола еще при первых звуках знакомого голоса, а ученики вскочили со своих мест. – Понимаешь, я думал, сначала разобраться…

– Ну, поскольку я уже здесь, – остановил его Остромысл, – предлагаю не транжирить попусту драгоценное время, а приняться за чтение. У кого из твоих любимчиков самый внятный голос?

Блажен поманил пальцем одного из сидящих в первом ряду послушников, вручил ему стопку листов, а сам взгромоздился обратно на стол.

– О, люди! Опомнитесь! О, небеса! Смилуйтесь! – начал читать послушник текст, не слишком громко, но внятно и отчетливо.

«Я, Константин Парус, исповедник с фрегата «Соленый Тур» под флагом империи Снов, пишу эти строки после того, как море приняло тело, а Создатель душу последнего из моей духовной паствы. Знания, которые открылись мне, слишком ужасающие, чтобы я смог разобраться в их истинном значении, и решить что лучше для людей: узнать правду, или находиться в блаженном неведении?

В имя Равновесия я доверю это послание океанским волнам, и пусть Создатель сам осуществит свою волю! Потому что, если в настоящий момент кто-то читает эти строки, значит так должно быть! Часы мои сочтены, и я лишь смиренно прошу Создателя дать мне силы завершить начатое.

И так, я приступаю. Описываю все подробно, как сумел запомнить, стараясь не упустить ни одной детали. Поскольку не мне определять, что в этой исповеди важнее другого…

Мы шли фордевинд вдоль южного побережья где-то между 22-м и 24-м градусами восточной долготы, в поисках захваченной пиратами шхуны «Волшебная». Сообщение поступило из корвета «Мгновенный». Они подобрали в море помощника капитана, которому удалось вырваться из рук матросов, поднявших мятеж на шхуне.

Южный тропик радовал нас на удивление уютной погодой. Океан едва-едва шевелился, ленивый ветер почти не надувал парус, а фрегат держался так близко берега, как только позволял рельеф дна. Марсовые привычно высматривали в ломаной линии берега каждую бухту, где могли бы скрываться пираты. Кроме них на вантах висели все свободные от вахты матросы, отчасти для развлечения, отчасти в надежде заработать несколько золотых. Поэтому плот, который отлив медленно сносил в океан, увидело сразу несколько пар глаз.

На плоту был распят совсем истощенный мужчина лет тридцати, все тело которого представляло одну сплошную рану. Не буду останавливаться на перечне всех пыток, которые судя по его состоянию, пришлось вытерпеть несчастному, потому что лишь при упоминании о них, сердце мое обливается кровью. Хочу только отметить, что увидев все это вблизи, половина матросов выблевывала за борт свой завтрак. А все это люди смелые и с увечьем и смертью знакомые не по рассказам в таверне.

Белый, словно полотно на парусах, корабельный хирург суетился около несчастного, пытаясь привести его в сознание, одновременно накладывая на ужасные раны обезболивающий бальзам. Этот человек уже давно должен был либо умереть, либо – обезуметь...

И, словно пытаясь доказать обратное, незнакомец открыл глаза.

– Воды... – едва прошептали его пересохшие уста, вернее те кровавые лохмотья, что остались от них.

В глазах неизвестного была лишь боль. Одна-единственная... Огромная, как летнее небо. Но остатки здравого ума все еще теплились в них.

– Вы нас слышите? – спросил капитан Изрид. – Вы можете говорить? Если можете, назовите себя.

– Где я? – были следующие слова незнакомца, после того как врач влил в него добрую кварту густого макового отвара.

– Вы на борту фрегата империи Снов.

– Исповедника...Ради Создателя, позовите исповедника!

– Я здесь, друг мой! Все ужасы уже позади. Ты – среди своих...

– Слушайте меня внимательно! – неожиданно громко и внятно сказал несчастный, наверное, подействовала обезболивающая и опьяняющая микстура. – Слушайте, потому что лишь осознание тайны, которую я должен поведать, удерживает меня здесь! Слушайте внимательно, примите как исповедь и поверьте, что все сказанное, правда, а не бред умирающего!

– Никому из нас наверняка не ведома своя кончина, – ответил я скорее по привычке, потому что давно понял, что все именно так. Этот мученик держался при жизни лишь страхом унести в могилу какую-то невероятную тайну. – Все в воле Создателя. Но, как бы то ни было, наши молитвы будут сопровождать твою душу. Назови свое имя, чтобы они обрели завершенность.

– Мое имя вам ничего не скажет, да я и сам уже не уверен, какое из тех имен, что остались в памяти, принадлежит именно мне. Я – путешественник. Поиски нового, неизведанного, носили меня по свету, и мало оставалось мест, где мне еще не пришлось побывать. Чрезвычайная легкость в изучении языков служила мне хорошую помощь, и я легко переходил из страны в страну, знакомился с разными обычаями, изучал странные народы.

В этот прибрежный закоулок Полуденного континента я попал несколько лет тому назад. В то время, обо мне уже слыхали, как о путешественнике бывалом и удачливом даже в Пятиземии. Узнав, что я собираюсь в очередную экспедицию, ко мне обратился сам Мастер-хранитель Казарус.»…

– Вот! – перебил чтица мастер-наставник Блажен. – Слышали? Рассказчик отсылает нас во времена Казаруса!

– Занятно, – согласился Остромысл. – Мы все отметили этот момент. Продолжай, юноша…

– … обо мне уже слыхали, как о путешественнике бывалом и удачливом даже в Пятиземии, – повторил чтец, сделал паузу и продолжил.

«Узнав, что я собираюсь в очередную экспедицию, ко мне обратился сам Мастер-хранитель Казарус. От имени Академии он предложил мне большие средства, с условием, что я обязательно зайду в один район, где при неизвестных обстоятельствах исчезли два хранителя. Последний – в прошлом году. Путешествуя в одиночку, я не нуждался в деньгах, но дома оставались старые родители... А в пожелании Оплота не было ничего, могущего навредить Империи, поэтому, мы быстро пришли к согласию.

Высадившись на Черном мысе, я не спешил выполнять поручения Оплота, рассудив, что прежде, чем лезть в опасное место, необходимо ознакомиться с местными языками и обычаями. Мастер Казарус, вероятно, согласился бы со мной, потому что ему нужен был результат, а не еще один исчезнувший эмиссар.

Так минуло несколько лет...

Побывав везде, где лишь можно и пожив среди множества племен, я решил, что достаточно приготовился к важнейшему испытанию. Вождь племени Гепардов, с которым я подружился ближе других, всячески пытался отговорить меня от этого путешествия, говоря, что там, за горами, плохое место, и что ни один человек оттуда еще не возвращался... Но напрасно... Ведь для настоящего исследователя, чем опаснее – тем интереснее.

Представьте себе мое удивление, когда после недельного путешествия дикими дебрями я, с северного склона высокой горы, неожиданно разглядел у ее подножья ухоженные поля, сады, стада коров и неизвестное селение…»

На этом месте послушник кашлянул и умолк.

– Ну, в чем дело? – недовольно вскинулся Блажен.

– Часть текста совершенно не читается, учитель, – объяснил тот. – Размытые и неразборчивые каракули.

– Да, – согласился тот, взглянув на протянутые листы. – Время не пошло на пользу документу. Жаль, но ничего не поделаешь. Продолжим с того места, где слова становятся понятными.

«…Какой благословенной показалась мне эта страна с первого же взгляда! Нарядные домики, взлелеянные сады. В каждом, пусть даже из пяти жилищ, поселке стояла красивая каплица. А какая здесь властвовала чистота! Мощеные камнем дороги, посыпанные толченым кирпичом и песком дорожки с обеих сторон. Беленые бордюры и низенькие штакетники, ограждающие цветники перед ухоженными и опрятными домиками. Даже дымари, и те, казалось, прятали дым от человеческих глаз. Хотя тайна наверняка была в том, что никто здесь не пихал в печь сырые дрова.

Так случилось, что тот день, когда я вошел в первый на моем пути городишко, был воскресным, и все население, от мала и до велика, в праздничном наряде собралось на утреннюю мессу. Вокруг себя я видел лишь счастливые, сердечно улыбающиеся лица. Взрослые мужчины и женщины искренне радовались жизни, воспринимали его, как бесценный дар, к которому нужно относится бережно и уважительно. Что же, если миссионеры хранителей, попав в этот волшебный закоулок, решили навсегда здесь осесть и забыть об остальном мире, то кто сможет упрекнуть их за это? Я не смог бы...

Выбрав один из домиков, решил зайти в гости и попробовать познакомиться с особенностями их жизни ближе. Наверно, это было легкомысленное решение, но добродушие, которое так и веяло отовсюду, очень к этому располагало.

Поднявшись по резному крыльцу, я постучал предусмотрительно привязанным к дверному косяку деревянным молоточком о косяк.

– Просим, просим! – послышались из-за застекленных дверей дружественные, беззаботные голоса взрослых и детей. А еще через мгновение двери приоткрылись, и на пороге показался хозяин домика. Крепкий мужчина моих лет, румяное лицо которого так и сияло радостью.

– Слава Равновесию! – поздоровался я учтиво.

– Пусть Создатель всегда будет с нами, – искренне ответил хозяин. – Милости просим. Давненько нас никто из высокочтимых наставников не навещал...

Не ведаю, почему он принял меня за наставника и кто они, но выяснения этого и еще многих других вопросов решил оставить на потом.

Хозяин посторонился, пропуская меня внутрь. И я очутился в горнице, где стоял стол, накрытый для праздничного обеда, а вокруг него сидела вся семья: мать и трое подростков.

– Мы как раз полдничаем, – прогудел у меня за плечами человек. – Милости просим, присоединяйтесь...

– Просим, просим, – поддержала его жена, а старшенький мальчик между тем подставил шестой стул. Девочка достала с полки тарелку и искусно вырезанную ложку.

– Благодарю, но...

– Будете благодарить потом, – улыбнулась хозяйка, уже насыпая на тарелку щедро приправленный овощами гуляш, – если понравится. Кто знает, к чему вы в столице привыкли...

Спорить было делом напрасным, и я сел на предложенный мне стул. И младший сразу поднес мне миску с водой для мытья рук.

Хозяин занял главное место и начал молитву. Тонкие голоса детей и жены красиво сливались с его басом, так что я и не заметил, как присоединился к ним.

Ели медленно, с чувством достоинства, смакуя каждый кусок... И только после того, как моя тарелка опустела, хозяин начал разговор.

– Меня зовут Улаф, господин наставник... Я и моя семья счастливы, что вы выбрали именно наш дом для отдыха. Позволите поинтересоваться, как далеко путь держите?

– Не слишком, – ответил я пространно, обдумывая, как мне держаться дальше и что именно рассказывать.

– Давно из столицы? – поинтересовалась жена хозяина. – Как здоровье нашего короля?

– Гм... Прежде всего, хотел бы извиниться перед вами, за небольшую ошибку... Я, уважаемые, не совсем тот, за кого вы меня принимаете... Собственно говоря, я впервые в вашей стране... Я – чужеземец...

На мгновение в комнате установилась такая тишина, что можно было услышать биение сердец всех присутствующих. Некоторое время и взрослые, и дети сидели неподвижно, таращась на меня широко раскрытыми глазами. А затем...

С диким визгом старший мальчик уцепился в косы сестры и стал свирепо дергать их во все стороны. Младший, схватил с кухни тяжелую сковородку, подкрался к брату из-за спины и с силой опустил ее тому на голову. Тот вскрикнул и, залитый кровью, упал на пол.

Хозяйка как-то нервно хохотнула и медленно потянулась рукой за острым ножом для нарезания хлеба.

– Как вы меня все достали, – проговорила почти шепотом и так свирепо блеснула глазами, что девочка и младший с визгом прыснули из дома на улицу.

Зато хозяин широко улыбнулся, поднялся из-за стола и похлопал меня по плечу.

– Ты и в самом деле чужестранец?

Потрясенный такими неожиданными переменами, я смог лишь кивнуть головой.

– Ну, наконец-то! Подожди немного, я сейчас вернусь, – и он быстро исчез за дверью.

Перспектива остаться наедине с безумной женщиной меня не слишком привлекала, поэтому, торопливо попрощавшись, я выскользнул следом за Улафом.

Мой гостеприимный хозяин, торопливо вошел в домик напротив, и за мгновение оттуда послышалось бряцанье бьющейся посуды, а еще чуть погодя – женские вопли.

Я долго колебался, а когда, наконец, решил вмешаться и поспешил туда, то не успел дойти до дверей, как они отворились, и передо мной опять появился Улаф.

– Вот уже несколько лет я ожидал этого мгновения, – проговорил довольно, поправляя на себе одежду. – Каждый день, каждую ночь... Глупышка... Будто нельзя было по-хорошему договорится. Ну, Чужестранец, двигаем в столицу. Порадуем принца. Хе-хе, я уже чувствую себя бароном!

– Чужестранец! – загудело между людьми, которые собрались на крики. И все сразу разбежались с таким видом, словно эта весть была для них важнее всего.

Улаф грубо схватил меня за руку и потянул к коновязи перед корчмой на площади. Там стояли чьи-то кони. Не спрашивая позволения, он выбрал двух наилучших, вскочил в седло одного из них и указал мне на второго.

Удивляясь и возмущаясь, я все же послушался. Кто знает, какие здесь обычаи? За долгие годы путешествий мне часто приходилось сталкиваться с нравами, которые возмутили бы и менее привередливого, зато у аборигенов считаются нормой поведения.

Мы еще не успели отбыть, как двери корчмы распахнулись, и оттуда выскочила целая толпа вооруженных людей.

– Эй! – воскликнул один из них. – Вы что, спятили?! Это же мои кони! Ребята! Держи конокрадов!

Воины решительно двинули к нам, и на мрачных лицах я не увидел ничего хорошего для себя.

– Прочь с дороги! – неожиданно гаркнул сердито Улаф, а потом прибавил нечто непонятное мне. – Я везу Искупителя! И если вы не последние глупцы, то не теряйте времени!

Те сперва недоверчиво переглянулись, а затем с хохотом ринулись обратно в корчму. И звуки, которые донеслись оттуда, уже не могли иметь ничего общего с тихим полуднем в городке, где каждый житель только что вышел из церкви.

Так повторялось в каждом селении, которое нам пришлось проехать. Перед нами стелился рай, как только представляет его себе человек, а позади оставался ад. И все это начиналось с магических слов Улафа:

– Я везу Искупителя!»

– Как? Как?! – удивленно переспросил, словно очнувшись, Остромысл. – Там действительно написано – Искупитель?

– Да, Мастер, – подтвердил Блажен, бросив взгляд на текст. – Удивительно! Искупитель… Подумать только: две сотни лет тому, на Полуденном континенте уже верили в Искупителя! Невероятно! Неужели именно оттуда распространилась эта страшная ересь, впоследствии захватившая почти весь мир и даже после Армагеддона уцелевшая на островах?

– Думаю, мастер, ты слегка поспешил с групповым ознакомлением, – задумчиво продолжил Остромысл. – Наверное, стоило прислушаться к предупреждению брата Парвуса и сперва самому вникнуть в суть рукописи. Слишком важными и опасными могут оказаться знания, сокрытые в ней. Но теперь уж ничего не поделаешь – в стогу огонь легче зажечь, чем потушить. Поэтому, прошу всех здесь присутствующих учеников, о найденном документе никому не рассказывать. Это понятно?!

– Да, Мастер! – хор голосов был слитным и уверенным.

Пользуясь суматохой, Зореслав выскользнул из библиотеки одним из первых. Собственно, ему уже незачем было вообще оставаться в Оплоте. Ведь главное для себя он узнал – старинная карта не врет! Есть еще в мире страны, помимо Пятиземия. Вернее – были. А значит, все же стоит попытаться преодолеть Гряду. Вдруг за ней все не совсем так страшно, как представляют себе эти мудрые, но немощные старцы, годами не покидающие стен Академии.

– Отлично. Тогда, я в свою очередь, обещаю, что, если в ближайшие дни по Оплоту не поползут лишние слухи, послание будет обязательно в присутствии всех вас. А сейчас – все свободны.

 

Глава 7

 

Детвора разнесла известие о представлении со скоростью достойной почтовых голубей, – и еще задолго до сумерек деревня стала оживать. С полей и огородов в одиночку и целыми семьями потянулись люди. Даже пастухи перегнали стада на ближние пастбища и, оставив скот под присмотром собак, поспешили в деревню. Просторное поселение вдруг оказалось тесным и шумным. А невнятный гомон и гул с каждой минутой все увереннее превращался в стоголосый ор, усиливаемый всеми иными, обычными звуками сельской жизни…

Возбуждение, охватившее опупенцев, передалось и старосте. Доселе чинный и степенный дядька Кондрат постоянно потирал руки и не мог найти себе места. Он то подсаживался к лежащему на спине Олегу и, посидев немного молча, уходил к расположившимся чуть в сторонке княжеским дружинникам, но и с ними не решался заговорить.

– Не суетись, Кондратий, – насмешливо промолвил Нечай, после сытной еды всегда впадающий в некое добродушие, когда нервозность старосты стала уж слишком заметна. – Если считаешь, что пора начинать, то так и говори. Нашему Давиле все едино, когда скомороху скулу своротить. Верно, Давила?

Молодой ратник, крепкого телосложения и чуть живодерского вида, который его лицу придавала свороченная набок переносица и глубокий шрам на подбородке, лишь невнятно хмыкнул и пожал плечами.

– Нам тоже не досуг у вас засиживаться. Почитай целую седмицу в замке не были, выслеживая, мм… перелетных птиц. Ха-ха-ха… Тем более, не с пустыми руками…

– Ты все еще думаешь, что Олег казацкий лазутчик? – удивился Кондратий.

– Скажу тебе по секрету, староста, – засмеялся Нечай. – Я, в отличии от тебя, в Академии Оплота не обучался, поэтому думать мне не по чину, а главное – без надобности. Для этого у нас есть воевода. Вот доставим скомороха в замок, а там пущай князь Владивой сам решает: кто казак, а кто – нет… Тем более, что парни и сами в Дубравку собирались. Верно говорю?

– Где ж еще заработать, как не в городе? – пожал плечами Олег, все больше свыкаясь со своим новым, придуманным дедом Мышатой, обличием.

– Тоже верно, – согласился десятник. – Если сейчас достойно сумеешь показать свое умение, то в Дубравке у тебя отбоя от желающих померяться силой не будет. У князя, почитай, три сотни в дружине, да в ремесленной слободе тьма не ученого жизнью молодняка найдется. И каждый второй считает себя непревзойденным силачом и бойцом. Важно лишь достойную награду победителю объявить. Чтоб отсеять скучающих по дармовым развлечениям но, в то же время, не отпугнуть не слишком зажиточных. Думаю, малого золотого дуката на кон поставишь – не прогадаешь.

– Благодарю за совет, – ответил Олег. – Так и сделаю. А что, дядька Кондратий, не пора ли начинать? Вечереет…

Так и не осмелившись задать, в присутствии Нечая, ни Олегу, ни Гостише самого важного для себя вопроса, староста махнул рукой и промолвил.

– В сам раз. Жители уже собрались. Будет с чего вам дополнительный приз выделить. Можете начинать и… храни вас Спаситель.

– Да ты чего, дядька Кондрат? – удивился десятник. – Забыл, что потешные бои запрещают душегубство? Тут не столько сила, как ловкость и умение важны. Да и мы ротозейничать не станем – вмиг бойцов разведем, если забудутся. Давай, иди на площадь, собирай деньги… Мы – следом. И раз уж наш гостеприимный староста так обеспокоился, напоминаю бойцам: любые удары, причиняющие увечья, будут считаться нарушением правил и соответственно наказываться! Во-первых, я тут же остановлю поединок и защитаю победу пострадавшему, а во-вторых, провинившемуся прикажу отвесить полдюжины канчуков! Это понятно? Повторять не надо?! Особенно это касается тебя, Давила! Проиграть мастеру не зазорно, но опозорить честь княжеского дружинника и потерять мои деньги из-за несдержанности – совсем иное… И мне это не понравится. Будь уверен…

– Не ярись, десятник, все будет красиво… – прогудел Давила, неспешно снимая легкий тегиляй. – Я, небось, тоже не лыком шитый… Не впервой в потешном бою сходиться. И сам бит бывал, и другим спуску не давал.

Молодой ратник был хорошо развит физически и явно гордился своими грудными мышцами, поэтому, хоть правила того и не требовали, разделся до пояса целиком. Олег решил последовать его примеру. Стыдиться собственного тела у него тоже не было причины.

– Ну, что, пан-товарищ? – подмигнул заговорщицки Олегу Давила, уважительно взглянув на широкие плечи и мускулистые руки противника. – Пойдем, потешим честной народ брызгами слюны и соплей…

Вообще, стоило ответить на подначку, подобный словесный поединок даже поощрялся, но Олегу вдруг стало скучно и как-то уныло. Словно взрослому, вынужденному принимать участие в детских забавах. Очевидно, ему не удалось утаить это от наблюдательного взгляда Гостиши, потому что тот сильно дернул товарища за рукав и настойчиво зашептал.

– Слышь, Олег!.. Я не знаю какой из тебя боец, но если хороший – не вздумай победить дружинника слишком легко!.. Осрамишь его – лишнего недруга наживешь, это раз… Опозоришь княжескую дружину – разозлишь десятника, а он и так на тебя, что на врага коситься, это два… А самое главное: имей в виду, что за короткий бой опупенцы не заплатят ни гроша. Этим людям не так часто удается поглазеть на что-либо интереснее, чем перебранка между соседками, – и они хотят насладиться зрелищем за свои деньги сполна. Ты меня слышишь?!

– Да, – Олег сбросил с себя наваждение и широко улыбнулся. – Не волнуйся… Как заметил друг Давила – не впервой. Зрители останутся довольны.

 

* * *

 

Как только они показались на улице, непрерывно галдевшие бабы и детвора, вмиг примолкли, и от наступившей внезапно тишины, даже псы поджали хвосты и настороженно прижались к изгородям. Воспользовавшись моментом, староста громко провозгласил:

– В кулачной потехе сойдутся скоморох Олег Ночной Ужас и княжеский дружинник Давила! Ночной Ужас в красных шароварах, Давила – в коричневых штанах. Следить за соблюдением правил будет десятник Нечай. Пока бойцы разминаются, кто желает поддержать скомороха, бросайте медяки в шапку… А те, кто за дружинника – в шлем… И не жадничайте. Потеха, потехой, а увечья случаются. Так пусть бойцы знают, что не зря рискуют, а потому – покажут нам все свое умение. Главный приз победителю – два серебряных рубля заклада и на рубль серебром провизии от Опупения!

Если Олег и сомневался в том, что умеет драться, то все его колебания развеялись, как только он шагнул, вслед за старостой, десятником и Давилой, в образованный празднично разодетой толпой круг. Все это было ему знакомо: и утоптанная сапогами земля, и восторженные вопли зрителей, и восхищенные взгляды ребятни. Манящие улыбки девушек, чьи сочные губы обещали победителю сладкие объятия, а проигравшему – утеху и забвение. Наверное, в прошлой жизни Олегу пришлось достаточно часто выходить на арену, если ее звуки и запахи, запомнились гораздо четче, нежели многое иное. Он скользнул взглядом по раскрасневшемуся личику молодой селянки, потом немного полюбовался ее задорно выступающей грудью и улыбнулся в ответ. Девица чуть растерялась, потом прыснула смехом и закрылась по брови, расцвеченным вышитыми лилиями, шелковым платком.

Олег только головой помотал. Надо же: за прожитое на мельнице время, он даже не вспомнил о том, что на свете, оказывается, есть еще и такое диво… И не одно! Жадно выглядывая в толпе миловидные девичьи лица, Олег очнулся лишь после того, как дядька Кондрат объявил результат подсчета:

– Ночной Ужас поддерживает тридцать пять монет! Давилу – двадцать четыре!

– И кто после этого станет сомневаться, что опупенцы не сроднились с казаками? – толкнул локтем вбок старосту Нечай. – Видно, придется обо всем князю доложить. – И видя, как тот враз побледнел, продолжил весело. – Да шучу я, дядька Кондратий, что ты в самом деле? Просто скоморох посмазливее моего воина будет. Вот ваши девки и бросили свои монетки в шапку. Охолонь чуток… – после чего вышел на средину площади и крикнул:

– Потешный бой начинается. Победителем будет считаться тот, кто останется на ногах, в то время, как соперник не сможет подняться. Так же проигравшим будет признан тот боец, который нанесет своему сопернику серьезное увечье. Дополнительное наказание – полдюжины батогов и передача всех денег пострадавшему. Ну, а теперь бойцы – ваш черед!… Покажите удаль, да потешьте народ!

Давила и в самом деле имел большой опыт подобных забав, поскольку тут же стал мелкими шагами перемещаться по кругу, заставляя противника повернуться лицом к садящемуся солнцу. Но как не странно, этот маневр лишь позабавил Олега. В то время, как ратник вытанцовывал вокруг, стараясь незаметно сблизиться на расстояние удара, он занял центр круга и теперь, слегка прищурив глаза, лишь чуть смещался по линии атаки. Любой балаганный боец знает, что порой, особенно на ярмарках, за день приходиться мерятся силами с десятком, а то и более, желающих заполучить приз. И если не беречься, выкладываться в каждом поединке, то до вечера с ног свалишься не то что от меткого и увесистого удара, а от простой усталости. Поэтому, оставляя за противником право нападать, знающий боец всегда сводит количество собственных передвижений до самой малости. Со стороны это выглядит тоже достаточно живописно: злобная собачонка пытается укусить солидного сторожевого пса, но, чтоб не напороться на острые клыки, носиться вокруг него с громким лаем. И напасть боится, и отойти ума не хватает… Ведь тот, кто больше суетиться, всегда кажется менее уверенным в себе.

Наградой, за такое поведение, Давиле вскоре стали смешки и колкие прибаутки.

– Куси, его, куси!

– Ату, казака!

– Что ты топчешься, как петух подле курицы? Вона он, прям перед тобой стоит!

– Окликни его, Ужас! Видишь, дружинник заблудился, найти тебя не может!

И вперемешку с этими выкриками, дразнящий и насмешливый женский смех. Особенно ярящий кровь и туманящий мозги. Сбившись с шага, Давила как-то неловко переступил ногами и едва не потерял равновесие. Подобная неуклюжесть дружинника была встречена новым взрывом хохота, от чего тот весь раскраснелся и, позабыв о защите и иных премудростях, почти прыгнул к противнику.

Олег помнил о наставлениях Гостиши, но зрелищность лучше демонстрировать с противником уже почти побежденным и обессиленным, а не разъяренным и пылающим жаждой свалить тебя с ног одним дюжим ударом. Он сместился чуть влево, пропуская мимо тяжелый кулак Давилы, увлекший за собой все тело соперника, быстро нанеся ему два удара костяшками напряженных пальцев по подставленному животу. Не сильно, но точно и болезненно. Дружинник сдавленно охнул от острой боли и, изгибая корпус, попытался дотянуться до Олега левой рукой, но тот уже отшагнул еще дальше в сторону и был недосягаем. А Давила аж задохнулся от пронзительной боли в боку, но совладал с собой и еще ретивее бросился на соперника.

Вот теперь, когда на каждое движение княжеского дружинника, его же тело отзывалось острой резью в боку, можно было и праздную толпу потешить. Отдав инициативу разъяренному воину, подставляя под его, уже утратившие резвость, удары, локти и плечи, а иной раз и лоб, Олег стал изображать избиваемого и еле удерживающегося на ногах бедолагу. Вдруг вспомнив, что даже если толпа демонстрирует поддержку победителю, сердца зрителей, особенно женщин, в большинстве своем открыты для сострадания. И нет для них большего удовольствия, нежели воочию наблюдать торжество слабого над сильным. Потому, как это зрелище вселяет в их умы веру, что надежда на лучшее остается всегда и победить может каждый.

Как только кулаки дружинника становились немного крепче, а его атаки – чувствительнее, Олег вновь наносил ему несколько ударов по туловищу, сбивающих дыхание и усиливающих боль в боку. Со стороны это больше походило на попытку обессилившего скомороха, хоть на мгновение оттолкнуть от себя беспощадного соперника. И только сам Давила, да еще, наверное, Нечай понимали: что в кругу происходит на самом деле. Потому как десятник мрачнел на глазах, а дружиннику каждое движение давалось все труднее, притом, что Олег даже не вспотел.

– Заканчивай, мастер… – прохрипел Давила еще некоторое время спустя. – Сам не упаду… Приложись, как следует… Не позорь…

– Как для воина, ты совсем неплохо дерешься, – прошептал в ответ Олег, повисая на сопернике и давая ему перевести дух. Хотя каждый из глядящих на поединок, мог бы поклясться, что это именно безжалостно избитый скоморох едва держится на ногах. – Только наставник у тебя был никудышный. Все внимание уделял оружию… Потерпи… Еще чуток повозимся, пусть народ потешится, а потом сделаем как надо.

Оттолкнув от себя Давилу, Олег тяжело упал на спину и некоторое время лежал, не подымаясь… А у дружинника даже не осталось сил сдвинуться с места. Он так и стоял, пошатываясь и нависая над «беспомощным» скоморохом.

– Давила! Давила! – восторженно взревели дружинники, нестройно поддержанные редкими голосами тех сельчан, что бросали медяки в шлем. Большая же часть зрителей безмолвствовала, сочувствуя побежденному. И как только тот, сделав кувырок назад, поднялся с земли, толпа возликовала.

– Держись, Ужас! Держись! Дай ему сдачи!

Взбадриваемый этими криками, Олег словно преобразился. Вытерев грязь с лица, он закричал что-то нечленораздельное, очевидно долженствующее означать воинственный клич его рода и бросился в атаку.

Теперь он бил руками и ногами с предельной дистанции, и хоть такие удары совершенно не причиняли вреда сопернику, зато стали более зрелищными и эффектными. А сердобольные селянки, увидав, как ожил их боец, завизжали от восторга уж совсем безудержно. Отдышавшись и понимая, что Олег больше старается для него, Давила тоже принялся усиленно размахивать всеми конечностями. При этом, совершенно не стараясь попасть в соперника и удивляясь каждый раз, видя как тот, от легкого соприкосновения с кулаком, или от пронесшейся близь лица ноги, кубарем катиться по земле, тут же вскакивая и непременно оглашая площадь своим диким воплем.

Долго такое продолжаться не могло, ведь настроение толпы, как и ее симпатии, вещь переменчива, поэтому вскоре настал момент, когда упал не скоморох, а дружинник... И – не смог подняться.

– А-а-а!!! – взвыли опупенцы и бросились в круг с таким рвением, словно собирались растерзать победителя, хотя на самом деле, все закончилось лишь одобрительным похлопыванием по спине и неумелой попыткой поднять скомороха на плечи. Воспользовавшись суматохой и неумеренной толчеей, Олег славировал так, что оказался плотно прижатым разгулявшейся толпой, к понравившейся ему красавице. И хоть, несмотря на всеобщее ликование, да подкравшиеся сумерки, в плотном окружении других сельчан, он смог позволить себе лишь один короткий поцелуй и, не удержался от того, чтоб незаметно пошалить руками. Все ж, сиськи у девицы были потрясающе роскошные… Но, для начала и это было неплохо. Восторженная красавица томно подняла бровь и повела глазами в сторону сеновала – свидание было назначено. Дальнейшее пребывание в столь тесной близости становилось излишним, поскольку, как водиться могло быть неверно, или – наоборот, слишком верно понято отцом и братьями девушки. Поэтому, Олег быстро скользнул на пару шагов назад и попал в другие, не столь приятные, но крепкие объятия.

– Спасибо, мастер, что не опозорил… – негромко пробормотал ему почти в ухо Давила. – А такому как ты, не зазорно и проиграть. Научил бы, чему, а? – и прибавил поспешно. – За ценой не постою. Хоть самую малость?

– Хорошо… – не стал набивать себе цену Олег. – Выберем время, покажу пару финтов. А сейчас, извини. Надо привести себя в порядок и отправляться за наградой.

– Так, малой сразу деньгу забрал… – не понял, его Давила.

– Я, о другом, – понизил голос Олег и подмигнул.

– О бабах, что ли? – засмеялся тот. – Ну, ты брат даешь… Да этих наград под каждым плетнем парочка… Только б не ленился собирать, – и заметив недоверчивость в глазах скомороха, почесал за ухом и добавил неуверенно, – Чудной ты, право слово…

– Ушибленный, а не чудной… – подвернулся вовремя Гостиша. – От того и объяснить толком не можем ничего, что не помнит Олег себя прежнего. Как он набрел на нашу мельницу, один Создатель знает, но деда его приютил и выходил. Теперь в Оплот идем. Мышата сказал, что только Мастер-хранитель ему помочь может.

– Что ж сразу всей правды не поведали? – посетовал староста.

– А вы б поверили?

– Гм… – задумчиво согласился десятник. – Прав малец, пока собственными глазами не поглядел на его умение, ни за чтоб не поверил. Настоящего мастера сразу видно. Да и дружинника казак ни за что б жалеть не стал. С удовольствием унизил бы перед честным народом. Девку для озорства умыкнуть, да над мужиком посмеяться – нет у них слаще удовольствия. Ни по чем бы не устоял…

– Верно говоришь Нечай, – поддержал его староста. – Уж я-то казака распознал бы сразу… Что, и в самом деле ничегошеньки не знаешь?

– Теперь уж многое знаю, – пожал плечами Олег. – Да, только, со слов других. А собственных воспоминаний ни на грош не осталось. Нынче девку, и то впервые увидал…

– Зато увидал сразу ту, что надо… – как-то совсем не солидно хихикнул староста, от домовитого и острого взгляда которого не могло укрыться в деревне ни одно событие. – Не тушуйся… Лагута не девица, а вдова. До зимних святок – вольная птица. Тебе в радость, и ее не убудет. Захочешь одарить – пятака за глаза хватит. Родит – опять-таки, обществу прибыток и свежая кровь в роду. Ну, а понравится…

– Прекрати свое сватовство, Кондратий, – одернул разошедшегося старосту Нечай. – Оставь парня в покое. Ишь, распушил перья, старый петух… Твои курочки и сами не против посидеть на новых яйцах. Уж Дубровинским дружинникам это хорошо ведомо. И мы завсегда готовы, в меру своих слабых сил, улучшать здешнюю породу. Вон, видал – малец пробежал? Ну, вылитый я, в младые годы… – закончил он под дружный хохот своих парней.

Староста ответил что-то не менее едкое, и смех плеснулся вновь. Но Олег уже не прислушивался к их перепалке, спеша подготовиться к условленной встрече. Ощутив на губах бархатистую нежность кожи Лагуты, и вдохнув ее ромашково-мятный запах, парень ощутил странную дрожь во всем огромном теле, будто в его душе натянулась звонкая струна, начинающая мелко вибрировать от одной мысли о девичьих прелестях.

 

Глава 8

 

Кривица, как обычно, сидел в корчме «Жареная Гусыня» и неспешно потягивал что-то из глиняной кружки, при этом лениво отгоняя от стола зеленой веткой совершенно бесцеремонных мух.

Раньше корчма называлась «Жареный Гусь» и принадлежал Беримясу, мужику мощному и никогда не терявшемуся, если подвыпившему клиенту надо было засветить между глаз. Но, вот уже год с лишком, как он в несколько дней умер от какой-то хвори. Непрерывно жалуясь на невыносимое жжение в желудке, и запивая эту боль ведрами вина и пива. Пока, не свалился замертво. Замковый лекарь Дорогопис и хранитель Повет, посовещавшись, решили, что всему виной, случайно попавшая в пищу, отрава для крыс, которую Беримяс сам же на прошлой седмице в аптеке у Дорогописа и купил.

Многие думали, что после его смерти, смазливая и щедрая на ласку Ядрина, бывшая вдвое моложе совсем не старого Беримяса, быстро продаст заведение и исчезнет из города, вместе с первым же купеческим караваном, направляющемся на ярмарку в столицу, но – случилось иначе. В вывеске над корчмой изменились буквы. У парочки приохотившихся к дармовой любви, еще при жизни Беримяса, блудливых отцов семейств, почему-то оказались до крови расцарапаны лица. А гуляк, вдруг решивших, что в заведении, принадлежащем слабой женщине, можно порой и побуянить, в самом дальнем закутке привечал Кривица. Сразу после похорон, словно поселившийся в этом углу навсегда. Сплетничали, что он и ночует там же… Но любому, кто хоть раз видел Ядрину, станет понятно, что это досужие враки. Находиться под одной крышей с такой кралей, и ночевать в общей зале, может только слепой или больной. А побратим Калиты, хоть и потерял в бою один глаз, вторым видел, как бы не лучше, чем иной двумя. И со здоровьем у сорокалетнего казака-отступника было все хорошо…

Порой есаулу казалось, что Беримяс отправился до строка к Создателю не без помощи побратима, но как водиться в таких случаях – спрашивать не стал. Потому, что уж если, из-за многолетней привычки к воле, сам до сих пор не удосужился завести себе хозяйку, или мало-мальски постоянную зазнобу, то нечего других осуждать… Каждая птица вьет себе гнездо, как умеет.

– Здравствуй, одноглазый, – уселся Калита рядом с побратимом, зная что тот не любит, когда ему загораживают зал.

– Давно не виделись, – как всегда приветливо буркнул тот. – Чего приперся, старый пес? Убить кого надо?.. А сам, что, уже сабли в дрожащей ручонке удержать не можешь?

– Не, братка, тут дело поважнее обмозговать надобно, – не поддержал обычной перебранки есаул. И Кривица сразу насторожился. Обычно, после того, как его побратим начинал говорить таким голосом, им приходилось убегать из насиженных мест. А за последние месяцы одноглазый уж больно привык к хлебному месту, да ласковой хозяйке. И совершенно не хотел менять ее постель и стол, на черствый калач и седло под головой.

– Не надоело тебе, есаул, по свету скитаться? Глупые люди прозвище давали… Ну, какая из тебя Калита, коли ты, гроша в руках удержать не умеешь. Только-только у князя пригрелся и опять за старое?

– Не гуди, братка. О князе и пекусь.

– Тогда, да… Если для Владивоя, то извини… Говори что делать надо.

– Для начала, хорошо б горло промочить… – намекнул на привилегированное положение побратима, Калита. Мол, я и сам могу служанку окликнуть, но ведь тебе поднесут и быстрее, и – из личных запасов хозяйки.

Кривица не стал лукавить и подал условленный знак.

Но Ядрина и сама уже спешила к ихнему столику. Половину жизни проведя в корчме, помогая мужу вести хозяйство, молодая женщина научилась хорошо разбираться в мимике мужчин. А то ведь, ближе к ночи, их речь не всегда понятна даже им самим. Да и побратим ее одноглазого стража, захаживал сюда не так часто. «Жареная Гусыня» для люду победнее, а Калита – есаул. Считай, правая рука князя! От чего ж дальновидной женщине не потрафить милому дружку, заполучив заодно еще покровителя и в самом замке? И вскоре на столе перед побратимами появился жбан запотевшего пива и порубанная большими ломтями тарань. Выждав минутку и поняв, что мужчинам пока больше ничего не надо, Ядрина чуть покачивая бедрами, неспешно удалилась.

– Хороша, – одобрил Калита. – Умеешь ты, обустраиваться…

– Поговорку о ласковом теляти знаешь?

– Не знаю, что ты там сосешь, – хохотнул Калита, – но на теленка уж никак не похож. Тот еще волчара…

– Или пей, или говори чего надо, или – проваливай! Не хватало еще нам с тобой начать бабу делить, – проворчал Кривица.

– Да ты что, братуха, окстись! – возмутился есаул. – И в мыслях не было!.. Даже по сечевым законам, любка побратима неприкасаема! Тут на мне греха нет! Поклялся бы, да – нечем. А дело у меня такое… Надо помочь Владивою, остаться воеводой в Дубравке, и после смерти княгини.

Кривица только крякнул и непроизвольно прикоснулся к пустой глазнице.

– Отчего, не Кошевым? Нам ведь это раз плюнуть, нет? Калита, эта мысль мне не кажется забавной. Дознаватели хранителей, не лучше казацких! – одноглазый жадно отпил из кружки. Вытер усы, и продолжил чуть спокойнее. – Ох, братишка, опять ты за старое… Вспомни, как нам пришлось драпать на Сечь? А все потому, что тебе пришла в голову отличная мысль: наняться в охрану к столичному купцу, пустившего по миру твоих родителей? И больше года заставлял меня верой и правдой служить этому жирному борову, выжидая своего часа.

– Так ведь по-моему все вышло! – оживился, вспоминая былое, есаул, возбужденно покусывая кончики длинных вислых усов. – Глупец проникся к нам таким доверием, что отправился на ярмарку закупать товары, не взяв с собой, кроме нас, ни одного охранника! Еще и дочку с собой прихватил. Мол, засиделась в девках, пора и себя показать, и как другие живут – поглядеть.

– Вот и следовало, в тихую, перерезать ему глотку и ограбить. Но, тебе непременно надо было сперва позабавиться с Маришкой. Коль так уж зудело, то и увез бы с собой. А потом – хоть сам пользуйся, хоть лесникам продай…

– Да она сама, была не прочь покувыркаться… – ухмыльнулся есаул.

– Ага, именно поэтому ты расстелил ее прямо на глазах у отца.

– Для настоящей мести, унижение врага важнее его смерти.

– Вот и доунижался, пока на ее вопли, не нагрянул отряд дружинников. Хорошо – ноги унести успели.

– Кто ж знал…

– Ну, да, ну, да. А Хромого зачем добил?

– Он давно затаил на меня зло и только ждал удобной минуты, чтоб ударить в спину.

– Так и надо было ловчее саблей орудовать, коль уж выпал такой случай, – отмел подобное объяснение одноглазый. – Но осквернять убийством Рощу Смирения, чересчур… До сих пор не верю, что сумели из Сечи живыми уйти. И что пластуны в покое нас оставили, тоже не верю. Каждую минуту чувствую пустой глазницей, влетающую в него стрелу.

– Можешь спать спокойно, – отвел взгляд Калита. – Сечь нас не простила, но карать не станет.

– Ну-ка?! – вскинулся Кривица. – Ты знаешь что-то мне неведомое?

– Сразу, как только Владивой приютил нас в замке, Кошевой присылал характерника по наши души. К счастью, я тогда у твоей постели сидел. Лекарь велел, чтоб зараза в мозг не пошла, непрерывно рану обмывать. А ты в горячке метался. Одним словом – удалось отбиться я, и нападавшего ранить.

– Характерника? Силен, братка… Коль не врешь.

– Чтоб мне лика Перуна не узреть, – побожился есаул.

– А дальше?

– Отпустил я его. И попросил передать Кошевому, что сожалею о случившемся. Мол, помутнение какое-то разум затмило. И прошу принять эту жизнь, взамен загубленной.

– И ты, паскуда, молчал столько времени? – сжал пудовые кулаки одноглазый.

– Не хотел зря обнадеживать. Сам ведь знаешь: у казаков, месть отступникам – дело священное. Ну и хватит прошлое ворошить. Я не за тем сюда пришел… И не веди себя, как баба! – чуть прикрикнул на побратима есаул. – Это не моя затея, а приказ князя-воеводы!

– Что ж, – обреченно вздохнул Кривица. – Будем надеяться, что у князя ума чуть побольше, нежели у простого казака. Говори, я слушаю…

– Князь хочет, чтобы мы с тобой устроили так, чтоб княгиня умерла еще этой ночью, а княжна – исчезла из замка.

– Вот теперь я понял, что ты на старости окончательно сдурел. Молодым в таких случаях советуют жениться, ну а за тобой – разве, костлявая с косой заявиться. И я не хочу, чтоб она и меня с собой прихватила. Знаешь, братка, что-то мне мягкие перины становятся все больше посердцу… Шел бы ты отсюда.

– Я-то пойду, – окрысился Калита. – Да только что нам с тобой делать, когда Владивоя попрут с Дубровки. Думаешь, молодой воевода захочет терпеть у себя отступников? Нет, брат, шалишь. Мы с Владивоем, еще с той охоты повязаны. Вот он нас и терпит. А уйдет, то и тебя с перин сгонят. И как бы в придачу, петельку на шее не затянули! Вот и кумекай, раз такой башковитый сыскался: делать, как князь велит, или уже в седло садиться? Пока еще дороги открыты?

– Твоя правда, – нехотя согласился Кривица. – Ради старости под теплой периной, придется опять взять грех на душу. Убивать обоих будем?

– Нет, только княгиню. Она и так на ладан дышит, так что большого греха не будет. А со Светланой надобно так исхитриться, чтоб она сама из замка сбежала. С тем, кто нам нужен, и в ту сторону, куда мы укажем. Не знаю, толи Владивою потешиться с ней охота, толи уломать надеется, но – приказал ее не трогать.

– Давай, я княгиней займусь… Мне убить проще пареной репы, – кивнул головой одноглазый. – А хитрить я не умею. Может, сам чего придумаешь?

– Не выйдет, – отрицательно помотал головой Калита. – В покоях княгини тебе делать нечего. Все сразу неладное заподозрят. А вот, что касаемо обмана, есть у меня задумка. Только как назло ни одного чужака в городе нет! Ну, ничего… Время терпит, глядишь: и сладиться еще, – и вдруг, ни с того, ни с сего, прикрикнул весело. – Наливай, ишь, расселся как куренной атаман. Да вели своей зазнобе подать чего-нибудь перекусить. Иной раз, кажется, что проще воз дров переколоть, нежели умом пораскинуть!

А смена настроения есаула объяснялась очень просто, говоря побратиму, что в городе нет ни одного чужака, он увидел в окне корчмы, как со стороны тракта в Дубравку въезжает отряд Нечая, а с ними вместе – двое незнакомцев. При этом один из них одет в богатый казачий строй. Посчитав такое совпадение добрым знамением, Калита пришел в отличнейше расположение духа, и поманил к себе одного из стражников, обедавших за соседним столом.

 

Глава 9

 

Когда вчера, с нависающей над тропой ветки ему на спину прыгнула рысь, – Зореслав в этот момент нагнулся подобрать понравившейся камешек, и дикая кошка промахнулась, сбив юноше с головы шапку, – он уверовал в свою счастливую звезду и в то, что обязательно переберется на другую сторону гряды.

Но только теперь, подойдя к ее подножию, Зореслав понял: от чего все считают Гряду непроходимой, а прозвали – Бешеной.

Какими бы не были густыми и плотными переплетения веток, кустов и прочих буреломов, только здесь становилось понятно, что подразумевают, говоря: «лесник ногу сломит».

Бесконечная насыпь громадных брыл и нагромождение скальных обломков, создавали впечатление, что когда-то давно, безумный великан раскрошил здесь в ладонях огромную гору, словно зачерствелый ломоть хлеба… А после, сдвинул куски их в плотную кучу. Причем так замысловато, что в иных местах протиснуться между ними смог бы только ребенок, а в иных – наоборот, никак поверху не перебраться – не допрыгнешь.

Каждая глыба была только чуть выше самого Зореслава, и взобраться на нее не составляло особого труда. Но, взглянув с вершины первого валуна в обозримую даль и сопоставив время необходимое на преодоление каждой, отдельно взятой брылы с их общим количеством, парень не выдержал и громко закричал от злости:

– А-а-а!

– А-а-а! – чуть тише, но гораздо многоголоснее ответило ему, доселе притаившееся промеж каменой россыпи, эхо.

Если на мгновение отрешиться от мыслей о поставленной цели, открывшаяся его взгляду картина была достойна кисти любого живописца. Хаотично наползающие друг на дружку валуны, казались неприятельской армией, раскинувшейся на отдых по всему обозримому пространству и готовой в любой момент двинуться в наступление.

Сплюнув в сердцах, парень уселся на верхушке брылы, закрыл глаза и задумался. Конечно, можно было проявить упрямство и терпение, и брыла за брылой продвигаться вперед. Десятка два-три препятствий в день он уж точно преодолеет… Но, идти так медленно – никаких припасов не хватит. Хорошо, если хоть родник с водой среди этой мертвой каменой пустыни удастся обнаружить. В таких обстоятельствах любой здравомыслящий путешественник, не раздумывая, тут же повернул бы назад. Но у Зореслава не было иного выбора, нежели путь триумфатора.

И сейчас, чувствуя, что весь его, столь хитроумно разработанный план рушиться, словно песчаный замок, парень был на краю отчаяния. Ведь, кроме одного единственного человека, никто, даже отец не подозревает об истинных побуждениях Зореслава. Хотя, когда речь заходит о князе-воеводе Шульге, ни в чем нельзя быть уверенным до конца. Может, потому он и поддержал все начинания сына, что давно обо всем догадался?..

– Карина, – прошептал Зореслав вслух, впервые за много дней. И повторил с грустью. – Карина!

Именно она, пепельноволосая дочь хранителя Медвежьего Бора, стала причиной тому, что младшему княжичу рода Зеленых Медведей захотелось повзрослеть до срока и совершить подвиг. Вернее, те чувства, которые обуревали парнем каждый раз, как только Карина попадалась ему на глаза. И если раньше, до зимних празднований, все это оставалось лишь несбыточной мечтой слишком быстро растущего отрока, то во время последних новогодних забав, юная красавица недвусмысленно дала понять княжичу, что совсем не прочь открыть ему свои объятия. Вот только отец, ни за что не согласиться нарушить столько традиций и уложений сразу. Иной – был бы рад породниться с князьями, но хранитель Истины Вечерник, на то назначен в Медвежий Бор хранителем, чтоб следить за соблюдением его жителями законов Равновесия. И кому, как не ему, ревностнее иных чтить все предписанное Оплотом и Большим Советом? А в случае венчания Карины и Зореслава нарушить пришлось бы слишком многое.

Во-первых, согласно уложению о браке, мужчина имеет право обзавестись собственной семьей только после того, как разменяет третий десяток. А Зореслав, до недавнего времени не только не дорос до заветного возраста, но даже взрослым не считался. Хорошо, хоть разрешили ему пройти испытание на полтора года раньше. Да и то, матушка была не в восторге от подобной затеи. Спасибо, отец поддержал…

Во-вторых, Карина почти на год старше Зореслава. В то время, как закон требовал, чтоб жена была обязательно моложе своего мужа, и не меньше чем на десять лет. Поскольку лекарями подмечено, что именно в таком союзе, в большинстве случаев, рождаются здоровые и умные дети. А после Армагеддона и Моровицы это было очень важным обстоятельством – для выживания человеческого рода.

А, кроме того, Зореславу казалось, что Вечерник попросту боится этой свадьбы и станет всячески препятствовать ей и с боле важных для него соображений. Ведь если Карина родит, а это, как говориться: дело молодое, – ему, освобождая место внуку, придется умереть. И хоть, теперь, уже никто не придерживается этих старинных законов и традиций, дошедших с незапамятных времен, именно у хранителя нет права по своему усмотрению обойти даже столь глупый, особенно после Моровицы, обычай. Поскольку, сегодня один древний обычай посчитают устаревшим и не нужным, завтра – другой, третий… и все: конец законам, конец Равновесию. А ведь люди, вводившие эти законы, неспроста утверждали их кровью врагов и ценой жизни собственных граждан.

Вот и выходит, что любовь – одна, а препятствий на ее пути малый воз и тележка… И ни одно из них не разрешиться само собой. А что в девках Карина не засидится, тут и к провидцу не ходить… Многие из холостых мужчин, достигших должного возраста и имеющих определенный достаток, уже засматриваются на нее. И если к зимнему солнцестоянию, когда девушка перешагнет свое пятнадцатилетие, и придет пора свадеб, он ничего не придумает – Карину поведет под венец другой. Любовь – любовью, а не было еще случая, чтобы дочь не покорилась родительской воле. А если все ж станет сглупа артачиться – так это Вечернику только с руки. Отречется от дочери, да и выставит ее на осенней ярмарке, в наказание и назидание иным строптивым,. И купит ее за гроши, не столько для утехи, как по хозяйственной нужде, какой-то вдовец из дальних сел или – случайно забредший на торг лесник.

Осознав все это, Зореслав посвятил любимую в свой план. Он должен совершить подвиг! Да не простое удальство, а – настоящий Подвиг! Такой, что и награду не зазорно испросить. У Великой княгини, а то и у всего Большого Совета! Героев ведь принято награждать? Принято. А, в прочитанных им книгах, те завсегда просят именно то, чего другим нельзя! И получают свое! В этом был определенный смысл, и пока еще вкус благодарного поцелуя Карины держался на губах, Зореслав приступил к осуществлению своего плана. Начав с испытания на зрелость…

И вот теперь – перед лицом непреодолимой преграды, он растеряно глядел вдаль и совершенно не представлял себе, что делать дальше.

Но отступить, даже не попытавшись, он не имел права.

Пищи и воды у него с собой дней на шесть-семь, а можно растянуть и на десять. Значит – пять-шесть дней, двигаясь только вперед, он может попытать счастья. Ну, а коль и в самом деле не судьба – повернет обратно. И нечего рассиживаться зря, – время теперь для него самая ценная вещь на свете.

Приняв окончательное решение, Зореслав поднялся на ноги и поспешно стал сползать с валуна вниз, чтоб тут же начать взбираться на его соседа…

 

* * *

 

К вечеру парень сумел преодолеть девять валунов, и был очень доволен этим результатом. Поскольку последних два препятствия он прошел уже, что называется: на одном дыхании. И даже хотел перепрыгнуть с разгону на десятый, но вовремя одумался. В наступившей темноте недолго поскользнуться, а до утра тот никуда с места не денется. Зато на следующий день можно будет открыть счет покоренных «вершин» именно с прыжка.

Понимая, что среди россыпи камней у него, не будет возможности насобирать дров для костра, Зореслав начал свое путешествие с солидной вязанкой хвороста, служивший к тому же, дополнительной ступенькой. Именно благодаря ей, он смог преодолеть третий валун, и уже жалел, что не заготовил связку побольше.

Наспех перекусив, и оставив догорать небольшой уютный костерок, Зореслав укутался с головой в плащ и заснул…

Из сна его вырвала резкая боль в сдавленном теле!

Что-то огромное сжало Зореслава за бока и, с силой рванув вверх, потащило по воздуху, словно орел схватил добычу.

Парень даже испугаться толком не успел...

А когда проняло, и Зореслав дернулся за оружием, то с ужасом понял, что прижатыми к туловищу руками, не только саблю, но и захалявный нож не вытащить!

Неизвестность усугубляло еще и то, что укладываясь спать, он завернулся в плащ, и теперь, плотный капюшон, наброшенный на лицо, полностью скрывал от него облик напавшей бестии.

До слуха Зореслава доносилось только громкое дыхание, будто работали кузнечные меха, да редкий и глухой посвист, издаваемый огромными крыльями, с силой вспаривающими воздух.

Каких же размеров должна быть птица, с такой легкостью поднимающая крупного юношу, вместе с доспехом и оружием?!

К счастью, бестия пока не проявляла агрессии, и болтаясь в лапах чудища, словно тряпичная кукла, Зореслав стал размышлять…

Будучи не столь опытным охотником, как отец, он все ж, не понаслышке был знаком с повадками зверей, и хорошо знал, что хищника лучше не раздражать. Часто посчитав неподвижного человека неопасным, зверь не нападает. Вот только к птицам это не относилось. Зато, была вероятность, что чудовище тащит его в гнездо. А значит – по пути не бросит…

И тут Зореслав вздрогнул от жуткой мысли. Дракон! Он стал добычей дракона! Страха, как не странно не возникло, скорее накатила растерянность.

Чудище, считавшегося сказкой в его родных краях, и совершенно обыденного на юге страны. Гнездившиеся у Прохода, эти твари редко пролетали сколь либо значительные расстояния. Поэтому, северяне, могли прожить всю жизнь, так никогда и не увидав дракона, оставаясь свято уверенными, что эти басни, придумали южане, ради красного словца. А все его знания о драконах сводились к тому, что тварь питается мясом крупных животных и не брезгует людьми.

Произошедшее дальше, убедило Зореслава в том, что матушка родила его под целым созвездием счастливых звезд.

Сжимающие бока, лапы разжались, и княжич кубарем покатился вниз с пологого пригорка. Почти одновременно с этим, рядышком яростно взревел крупный медведь. И Зореслав еще даже не успел остановиться, как рык матерого зверя перешел в предсмертный хрип, заглушенный сотрясающим округу ревом более могучего хищника.

А одновременно с этим, в мозгу Зореслава прозвучала странная мысль: «Медведя принес, медведя – забрал. Закон не нарушен…»

Подхватившись с земли, парень разъяренно рванул с головы, столь предательски поведший себя капюшон и взглянул ввысь. Но, успел увидеть, лишь удаляющийся огромный силуэт, настолько размытый, что ни о размерах, ни о внешнем виде таинственного чудища, судить было совершенно невозможно.

А развернувшись на восток, не удержался от восторженного вопля.

– Э-ге-ге-гей!

Он стоял в неглубокой ложбинке, на склоне горы, а впереди открывалась панорама таинственной страны.

Правда, пока перед княжичем всего лишь простирался густой лес, но поодаль, подсвеченная лучами восходящего солнца, явно просматривалась сторожевая башня неизвестного замка, с развивающимся штандартом на шпиле. Милях в четырех прямо на восток. Похоже, дракон или кто бы там ни был, любезно перенес княжича через Бешеную Гряду и сбросил на краю той цели, к которой он собственно и стремился. Правда, теперь, стало совершенно непонятно, как возвращаться обратно. Но до той поры было еще слишком далеко, и Зореслав вновь заорал от восторга:

− Ого-го-го! А-а-а!!!

Пытаясь залихватским криком отогнать испытанный страх и тревогу перед будущим. Само собой, княжич не рассчитывал увидеть на другой стороне гряды поджидающую его восторженную толпу здешних жителей и роскошную карету, готовую везти чужеземного гостя в прекрасный палац, но все же. Ведь если б не чужое знамя, реявшее там – впереди, Зореслав, скорее всего, решил бы, что сбился с пути, сделал круг и вышел где-то в стороне от Медвежьего Дола. Но ярко-красного полотнища не было ни в одном штандарте княжестве Пятиземия.

Он первый из множества смельчаков их рода, не однократно осуществлявших подобные попытки, сумел преодолеть Бешеную Гряду, и вот теперь перед ним простилались земли страны, как бы и не существующей вовсе. Это было так странно, что Зореслав даже не обрадовался. Конечно, виной всему была смертельная усталость от пережитого, сковывавшая все тело, и настойчиво требующая немедленного отдыха. И – почти нарочитая обыденность достигнутой цели.

Зореслав устало опустился на землю и протер глаза, словно не доверяя очевидному. Но, даже сидя, знамя отчетливо просматривалось сквозь верхушки деревьев. Особенно в те минуты, когда, словно позади него, по небу проплывали белые облака. Не сводя глаз с реющей на ветру яркой ткани, будто опасаясь, что та исчезнет, как только он выпустит ее из виду, княжич достал из уцелевшей, благодаря привычке ничего не снимать с себя в походе, заплечной сумы нехитрую снедь. Таким простым способом успокаивая собственную разыгравшуюся фантазию и приводя в порядок мысли.

Достичь неизведанных земель он сумел, а что с этим делать дальше? Возвращаться обратно, дабы поделиться своим открытием? А какой княжеству в этом прок? Ведь проход в Бешеной Гряде, так и не обнаружен! Рассказ о паромщике-драконе будет осмеян, и никакие клятвы или заверения Зореславу не помогут. Из героя он обернется во всеобщее посмешище, и тогда – ни о какой свадьбе уже и речи не будет.

Нет, пока у него не будет ответов на все вопросы и весомых доказательств о существовании иных земель, возвращаться домой, по меньшей мере, глупо. А времени до совершеннолетия любимой у него предостаточно. Успеет…

Хоть брезжило утро, здраво поразмыслив, юноша решил отдохнуть после пережитого, прежде чем одолеть последние мили. Во-первых, днем гораздо легче незнакомым лесом пробираться, а во-вторых, незнакомец являющийся к воротам замка на рассвете никогда не вызывает особого доверия, у слишком бдительных стражников. Иное дело – полдень. Яркое солнце, близость обеда – все настраивает воинов на добродушный лад. А в его планы не входило привлекать к своей персоне излишнее внимание ни со стороны стражи, ни со стороны любителей поживиться за чужой счет.

 

Глава 10

 

Бессмысленное бормотание, суетливая возня, хриплые смешки, прерывистые стоны, осторожные вскрики и ощущение изумительной легкости. Будто, в одно мгновение вся тяжесть забот оказалась сброшена вместе с одеждой, и смыта водопадом волос, прикосновением ласковых рук и жадных губ. А поверх всего – одуряющий запах разворошенного свежего сена, не выветрившийся из памяти даже по истечении нескольких дней.

Все прочие ощущения поблекли, многое стало казаться забавным и нелепым, а запах – остался. Тем более, что вместо подушки, под головой у него опять была охапка сухой травы...

В замковой темнице было почти уютно. Сразу становилось понятно, что узников здесь нет, или они по какой-то причине надолго не задерживаются. Либо Олега, по ошибке, засунули не в то помещение. Потому что сухая и достаточно светлая клеть больше годилась для хранения запасов зерна или муки. Общее впечатление уютной кладовой портил только разнообразный зловещий инвентарь, развешанный по стенам, большая жаровня и деревянное ложе с кожаными зажимами для рук и ног.

Олег уже, по-видимому, в сотый раз измерил шагами свое довольно просторное узилище, равнодушно потрогал некоторые из пыточных приспособлений, найдя их в безобразно ржавом состоянии, и в который раз вздохнул. Потом, прилег на, более пригодный для пыток, чем отдыха, топчан и попытался немного вздремнуть. Но, на все ложе сена не хватало, а от твердых и кое-как оструганных досок, затекала спина. Поэтому Олег вскоре опять слез на пол и занялся любимым занятием всех узников – размышлениями и воспоминаниями.

Поначалу все шло очень даже неплохо.

Благодаря выигранному поединку и уважению, завоеванному у Давилы, отношение княжеских дружинников к Олегу и Гостише стали ровными и дружелюбными. Нечай даже распорядился оседлать для них пару вьючных лошадей. И, – судя по злым взглядам, бросаемым вслед отъезжающим воинам, из-под шапок да, прячущимся под низко повязанными платками, мокрым глазам, – проведя беспокойную ночь, отряд двинулся к замку.

Ночлеги, в лежащих на пути Пустобрехах и Осинках, только упрочили славу Олега, как непревзойденного мастера кулачной потехи, заодно – утяжелив кошель двумя копами медяков и прибавив опыта в общении на ощупь. А услышанные по пути, в обмен на обещанные уроки, курьезные рассказы из жизни ратников, заполнили еще одну брешь в знаниях, обязательных для взрослого мужчины.

О том, что на их пути станет сторожевой замок и малый город Дубравка, дед Мышата Олегу рассказывал. И обходить его стороной не советовал. Где ж еще показывать себя скомороху, если не среди мастерового люда, воинов и дворян? Один день на рыночной площади мог принести доход больший, чем сборы во всех деревнях вместе взятых. А поскольку кошель покойного атамана, за исключением нескольких мелких монет, дед Мышата оставил себе, от возможности подзаработать новоявленный артист не мог отказаться. Особенно теперь, когда они третьи сутки путешествовали вместе с отрядом дружинников. Шаткое доверие, возникшее к ним, могло вновь сменится на подозрительность, вздумай Олег на развилке шляха сказать десятнику, что дальше им не по пути, когда вдалеке показался сторожевой городок Дубравка. И капризная память опять подкинула Олегу очередную загадку. Увиденное совершенно не впечатлило его. В то время как Гостиша едва не подскакивал от восторга, он спокойно рассматривал возвышающее вдали суровое фортификационное сооружение, понимая, что ему приходилось видеть постройки куда мощнее.

Замок действительно был так себе. Прилепившийся, на господствующей над этой местностью высотке, донжон имел всего одну башню. А ограждающими замковое подворье стенами, служили несколько десятков поставленных впритык добротных домов. С плоскими крышами и стрельчатыми окнами. Хотя большинство зданий, в том числе весь ремесленный квартал, ютились кто где горазд. Не соблюдая никаких правил и ограничений, кроме целесообразности. К примеру, кожевники и ткачи строили свои жилища поближе к реке, а заезжие дворы выбегали навстречу проходящей неподалеку дороге, ведущей в столицу княжества и одновременно соединяющей южную границу с северным портом. И хоть по ней уже давненько не пылили купеческие караваны, все ж дородные шинкари больше предпочитали поглядывать из окон трактиров на проезжий шлях, нежели на городскую сутолоку.

Но, похоже, заявились они сюда в недоброе время. Не успел Олег даже с лошади слезть, как к нему бросились княжеские дружинники. И как не пытался Нечай объяснить им, что это не казак, а скоморох – ничего не помогло. Ссылаясь на какого-то есаула Калиту, те скрутили Олега и отвели в темницу. Буркнув на все вопросы, что когда князь-воевода придет в себя, тогда сам с ним и побеседует. Хорошо, хоть Гостишу не тронули. И хотя все это не предвещало ничего хорошего, на какое-то время Олегу стало даже интересно. Ведь он никакой вины за собой не знал. А вдруг, эта история тоже прольет какой-то свет на его прошлое? Если, конечно, не придется отвечать за прегрешения мертвого казацкого атамана, в чьи одежды он сдуру нарядился.

 

* * *

 

Устав вышагивать, Олег присел на топчан и тут же подхватился. В дверях его темницы медленно, проворачивался ключ. Потом створки тихо отворились, и парню показалось, что он все же умудрился незаметно для себя задремать.

В освещенном факелом дверном проеме возникло видение прекрасной феи! Или ведьмы, принявшей свой самый обольстительный вид. Одним словом, обворожительное и чудесное создание женского пола. В красоте коих он уже начал немного разбираться. Чуть мелковатое росточком, но зато изумительно изящное. Во всяком случае, то, что подчеркивал костюм для верховой езды, было на взгляд узника, наивысшего сорта. Правда, при таком освещении черты лица оставались, будто укутанные густой вуалью. Потому что факел, который незнакомка держала над головой, давал больше чада, нежели света. К тому же – отбрасывали тень рука и подставка. Но, Олег был уверен, что природа не может быть настолько нерациональной, чтобы до такой степени идеальное тело обременить некрасивым лицом. И доказательство такому выводу давали пышные волосы незнакомки, плавными волнами спадающие ей на плечи, из-под небольшой зеленой бархатной шапочки.

Девушка приложила палец к устам, а потом сделала знак свободной рукой, приглашая узника за собой, и отступила вглубь коридора.

– Сюда тащат силой, а выводят тайком, – буркнул Олег и попробовал протиснуться сквозь едва приоткрытый проем, но при его телосложении это оказалось не так просто. Дверь подалась, и петли предательски заскрипели.

– Тихо! – раздраженно прошипело видение.

Барышня уверенно шла запутанными переходами, но почему-то не вверх, а наоборот – еще глубже. Под ногами неприятно хлюпала болотная жижа, с низкого земляного свода то и дело срывались крупные капли, что так и норовили упасть на нос или за шиворот. В едва рассеянной огнем темноте пищали и шуршали крысы. Но, в конце концов, потянуло свежим воздухом. Потом факел зашипел, опущенный в воду, и Олег понял, что они выбрались на свободу.

Тут моросил мелкий дождь и смеркалось. Но было еще достаточно светло, чтобы беглец смог увидеть, что подземный ход вывел их далеко за черту города, ближе к опушке леса. Как и то, что у незнакомки есть помощник, и они вполне серьезно подготовились к его освобождению и побегу.

Буквально в нескольких шагах от выхода из подземелья их поджидал Гостиша, удерживающий под уздцы трех лошадей.

– Поспешим, – прекрасная незнакомка, была живым воплощением лаконичности, потому что, не прибавив больше ни одного слова, прыгнула в седло и послала свою кобылицу вперед.

Парням не оставалось ничего другого, как последовать за ней. А поскольку быстрая скачка лесной дорогой не способствует беседе, все расспросы Олегу пришлось отложить до более удобного случая. Рассчитывая, что тот вскоре представиться.

В самом деле, не прошло и получаса, как барышня стала придерживать лошадь, а вскоре и вовсе перевела на размеренный шаг. Может, не опасалась погони, а может – хотела дать роздых коням, чтобы потом, когда придется спасаться бегством, можно было гнать их во весь опор. И у Олега появилась возможность поговорить с Гостишей.

− Спасибо, друг, − поблагодарил искренне. – Несмотря на то, что я так и не узнал, за что меня схватили и в чем обвиняют, все же на воле гораздо лучше.

− Зато я выведал, − ответил Гостиша. – Дело вовсе не в тебе. У здешних жителей особые счеты с казаками. Это ж – Пограничье. И месяца не проходит, чтобы степняки чего не натворили. То скот угонят, то девицу умыкнут. Вот и на весенних празднествах невеста сына пекаря в ночь перед венчанием пропала. Дубровинцы до сих пор, жуть как лютые! К тому ж – княгиня болеет. Воевода лют, как поднятый до весны медведь. Вот стражники тебя и схватили. Одежка больно приметная…

− А ты, в отместку, тоже решил лошадей и девицу выкрасть?

− Ах, да, − спохватился Гостиша. – Ты же совершенно ничего не знаешь…

− Знаешь, обычные люди не зрят будущего и очень из-за этого переживают. Я же кроме этого, не помню прошлого и понятия не имею о том, что происходит сейчас. Перебор, не правда ли?!

− Ладно, ладно, − засмеялся Гостиша. – Остынь, друг. Все поправимо. Молчи и слушай. Как схватили тебя, стал я расспрашивать. И выяснилось, что казаки тут не в почете, а тебя приняли за их лазутчика. Есаул Калита считал, будто ватага где-то неподалеку затаилась, а ты под видом скомороха пробрался в замок осмотреться и выведать, где чего стащить можно. Но Нечай уверил меня, что воевода Владивой сгоряча судить не будет. И если за тобой вины нет, то вскоре освободит. Хотя, из-за смерти княгини Домославы, рассмотрение дела могло быть отложено надолго. Пока не объявят всеобщее прощение, в связи со свадьбой княжны и объявлении нового воеводы. Одним словом, угрозы жизни не было.

Олег хмыкнул, вообразив себе столь длительное заключение. Хорошо, если б кормить не забывали, а то всякое случается, когда до безвестного узника никому нет дела.

Гостиша покосился на него, помолчал немного, а потом продолжил.

− Так вот, ближе к вечеру, ко мне в харчевне за стол подсел странный тип, но сразу видно, воин бывалый. С повязкой, закрывающей один глаз. Он положил на стол золотую монету и сказал, что если я хочу помочь своему товарищу, то должен немедленно купить трех коней, провизию в дорогу и ждать тебя здесь. Когда ж я поинтересовался: «за что такая милость, и кто он такой?», воин ответил, что платит нам за то, чтобы мы сопроводили княжну Светлану ко двору ее тетки – княгини Звениславы. А почему тайком, и остальные вопросы мне лучше не задавать, потому, как лишнее знание укорачивает жизнь. И что отказаться я могу, но в таком случае ты из темницы, скорее всего, вообще не выйдешь. Потому, что у князя Владивоя и без тебя забот хватает, а придет в замок новый хозяин или нет, и когда это будет – никому не известно. Тогда, как помогая княжне, и сами ноги унесем, и добрый поступок совершим. Я даже не раздумывал. Какое мне дело до княжеских интриг или забав? Главное, что ты будешь на свободе, и путешествие продолжится. В конце концов, провести пару дней в обществе княжны, не такая уж тяжелая плата за свободу и пару лошадей. К тому же – хороших лошадей!

С этим Олег не мог не согласиться. Кони действительно были не обычные крестьянские тягловые шкапы, а выезженные под седло скакуны. Да и барышня пока проблем не создавала. Хотя, что-то такое вспоминалось из прошлого жизни, что сложности появятся обязательно.

− Спасибо за освобождение, − произнес, как мог учтивее, как только поравнялся с княжной.

− Перед тобой благородная госпожа, хам! – в голосе молодой девушки было столько холодного высокомерия, что Олег даже поежился. – И обращаться ко мне следует: либо достойная госпожа, либо светлая княжна.

− Как будет угодно, достойной госпоже, − улыбнулся Олег, наконец-то увидев, что и профиль у княжны был под стать всей внешности. Возможно, слишком утонченный и чуточку подпорченный выражением надменности, но в целом, привлекательный, если не сказать – красивый. Вот только в целом она оказалась совершеннейшим ребенком, едва созревшей девочкой. – А разрешите спросить, светлая княжна.

− Спрашивай. Разрешаю.

При этом благородная девица даже шею не соизволила повернуть.

− Что случиться, если я и мой товарищ не пожелаем придерживаться дворцового этикета?

− Как это не пожелаете?! – княжна устремила на него взгляд полный негодования. – Да я вас!… На конюшне запорю!…

− Милая барышня, − Олег веселился от души, в то время как Гостиша почему-то вдруг побледнел и с ужасом взирал на товарища. – Вся беда в том, что среди этого дикого леса, можно встретить волков, даже – медведя. Я допускаю, что тут водятся разбойники. Но что конюшни нет, ни одной, это хоть об заклад побиться. Хотите поспорить? Например, на поцелуй?

Гостиша вдруг застонал и стал медленно сползать с коня. Обеспокоенный состоянием приятеля, Олег поспешил к нему, а Светлана тем временем, растерянно огляделась. Похоже, до ее сознания только теперь дошло обстоятельство, что она находиться не среди подобострастной дворни, а наедине с совершенно чужими мужчинами. А так же вдруг нахлынули воспоминания, о событиях предшествующих ее безумному побегу. И несчастная, осиротевшая девушка горько разрыдалась.

− Что за напасть? − раздраженно бросил Олег, оставляя Гостишу, который, оказывается, просто пришел в ужас от такого вольного обращения с дворянкой, и поспешил к девочке. – Тоже нашли место истерики закатывать. Хотите поплакаться, давайте устроим привал. Разведем огонь, поедим. А заодно и пожалуемся на судьбу. Вы не возражаете, высокочтимая госпожа?

Но та даже не услышала его, заново переживая все ужасы прошлого вечера.

Когда ей под утро сообщили о смерти матери, Светлана была уверенна, что это самое ужасное событие, которое только может произойти. Но все оказалось гораздо хуже, и самое страшное еще впереди.

Под вечер, когда обессилевшая от рыданий, девушка уже собиралась ложиться спать, Вторуша сообщила, что Калита, есаул княжеской дружины, имеет важное известие, касающееся жизни и чести княжны, и просит его принять.

Старый казак вошел, низко кланяясь и пряча взгляд. А поведанное им было до такой степени ужасно, что Светлана совершенно растерялась. Опасность, грозившая ей в родном доме, была столь велика и ужасна, что не умещалась в сознании, а подлость, задуманная отчимом, – до того чудовищной, что девушка на какое-то время потеряла голову. И только одна мысль казалась ей разумной: «бежать»! Как можно скорее! Как можно дальше! Тем более что именно это советовал спаситель. Оказалось, он уже все продумал и успел подготовить. Надо было только дождаться ночи и, опередив подлые замыслы Владивоя, тайком покинуть замок. А чтобы ее спохватились как можно позже, всех слуг оставить здесь, а вместо охраны взять с собой посаженного недавно в темницу скомороха и его товарища. Которые, в благодарность за освобождение, и сопроводят княжну до Зеленца, под защиту тетушки Звениславы.

Тогда эта мысль показалась Светлане достаточно здравой. И только теперь, когда ужасы, возникшие в связи с планами отчима, слегка поблекли, девочка поняла, что поспешные решения редко бывают стоящими. Но, сделанного не воротишь, тем более, что позади осталась опасность подлинная, а впереди и рядом – скорее вымышленная и сомнительная. От осознания этой простой истины, княжна почти успокоилась. Хотя слезинки из уголков глаз все же не исчезли.

А дождь становился все сильнее. Даже сквозь плотную листву, переплетенных по краям дороги ветвей, отдельные крупные капли уже срывались вниз. И их становилось с каждой минутой все больше. К этому временем они подъехали до каких-то развалин. Вернее остатков полусгнившего сруба с провалившейся крышей. Но, обращенная от дороги к лесу, часть навеса для лошадей все еще каким-то чудом держалась на почерневших от старости столбах и стропилах.

− Заезжий двор посреди леса? – удивился Олег.

− Мы же на большаке, ведущем в столицу. До Моровицы на этом тракте было не в пример оживленнее.

− Переждем, непогоду?

− А не опасно? − засомневался Гостиша. – Как бы погоня не настигла?

− Уходили мы тихо… Вряд ли кто до утра хватиться. А навес почти незаметен с дороги, − объяснил прямой резон Олег. – К тому ж дождь все гуще. Даже, если нас ищут, то следы вскоре смоет, и никто не додумается искать нас, так близко от замка.

Девочке помогли сойти с коня и бережно усадили на уцелевшее бревно, которое расторопный Гостиша, успел застелить попоной.

− Простите мое хамское поведение, госпожа, − Олег и дальше продолжал удивляться самому себе. Нужный тон нашелся сразу, словно он только тем и занимался в своей предыдущей жизни, что разговаривал с взбалмошными благородными девицами. – Это все от волнения. Согласитесь, не каждый день попадаешь в темницу, и уж тем более не каждый раз покидаешь ее таким изысканным способом. Тут у кого угодно голова кругом пойдет. А вы, если осмелюсь спросить, от кого бежите?

− От отчима… − Светлана ответила раньше, чем успела решить, хочет она этого разговора или нет. Но увидев искреннюю заинтересованность в добрых и внимательных глазах молодого мужчины, слово за словом пересказала ему всю свою безрадостную историю.

− Вот значит как. − Олег неожиданно почувствовал какое-то смутное беспокойство. – Тогда отдых отменяется. Есть во всей этой кутерьме какая-то фальшь. Не могу понять, что именно здесь не так, но уверен, никому из нас ничего хорошего вся эта история не предвещает. Думаю, здесь лучше не задерживаться. Тем более что и дождь слегка успокоился. Надеюсь, никто не устал? А думать и разговаривать можно в седле.

Гостиша только хмыкнул. Один день, проведенный в темнице, так изменил товарища, что он его совершенно не узнавал. Тихий, задумчивый, немножко робкий Олег вдруг превратился в человека готового принимать решения и нести ответственность не только за свою судьбу, но и за тех, кто рядом. Очевидно, почувствовала это и княжна, потому, что подчинилась без каких-либо возражений. Но вместо того, чтобы выходить на дорогу, Олег повел коней вглубь леса.

− Что это значит?! – только теперь забеспокоилась Светлана.

− Тише, − попросил Олег. – Еще чуток в сторону от дороги отойдем, и я попытаюсь объяснить. А пока, Гостиша, завяжи лошадям морды, чтоб даже случайно не заржали.

Олег и сам пока не мог понять, что насторожило его в рассказе девушки, но чувство близящейся опасности только окрепло. И подтверждение не заставило себя долго ждать. Едва успели они углубиться в лес, как на дороге застучали копыта, и отряд из шести всадников, мельком осмотрев развалины, галопом унесся в том направлении, куда должны были двигаться беглецы.

− Ну, вот и ответ, на мои сомнения, − произнес он вслух. – И если благородная госпожа будет столь благосклонна, чтобы выслушать скомороха, могу кое-что объяснить.

Но сейчас Светлана была так испугана, что совершенно не обратила внимания на его дерзкий тон.

− Скорее всего, побег, так умело и вовремя организованный, вашим слугой, на самом деле – часть плана отчима. Согласитесь, если в замке вы могли рассчитывать на поддержку слуг, то в глухом лесу, помощи ждать неоткуда. И виновных искать не надо. Эти два жертвенных барана, находятся рядом с вами. Остается только вас убить, а меня с Гостишей – вздернуть. Будто, за совершенное злодейство. Решив, таким образом, одним махом все проблемы.

− Нет, − неожиданно твердо возразила Светлана. – Убивать меня не станут. Если вокруг лишь измена и ложь, то отчим заинтересован в моем исчезновении больше чем в смерти. Поэтому, меня должны похитить. Вернее, уже похитили. Вот он, − указала на Гостишу, − побратим казака, которого вчера бросили в темницу, воспользовался царящим в замке сумбуром и освободил своего товарища. А вместе вы, в отместку и для куража, умыкнули меня. Разве не похоже на правду? И вполне в духе разудалых степняков. Не первая бедняжка, пропавшая из родительского дома или из супружеского ложа. Возможно, вы и не метили так высоко, а попросту украли первую попавшуюся хорошенькую девицу? У кого такой рассказ вызовет сомнение? Отсюда и погоня. Князю-воеводе обязательно нужно, чтобы слуги могли присягнуть, что он все сделал для поиска.

− Вполне возможно, − согласился Гостиша. – По меньшей мере, не противоречит здравому смыслу. И искать нас станут со всей тщательностью. Но, Олег прав, когда найдут, живыми не оставят. Мы слишком много знаем. А тебя, светлая княжна – скорее всего спрячут где-нибудь, до времени. Мало ли, какие у князя на тебя виды? А уж потом, за ненадобностью, либо убьют, либо и в самом деле подбросят настоящим казакам…

− Как это? – Олег удивленно покрутил головой. – Она что, дыня или окорок?

− Князь придумает, − Гостиша не дал сбить себя с толку. – Всем ведомо, что казаки рабов не покупают, а в Сечи держат только побежденных в бою мужчин, или украденных девиц. Поэтому продать княжну не удастся, но можно подбросить ее у них на пути. Немного хлопотно, но спроворить можно. Да это и неважно. Главное, что в любом случае участь нам предопределена мерзкая, и я, с таким решением, не согласен.

− Можно подумать, − буркнула Светлана, − я мечтаю, стать наложницей грязного степняка?

− Значит, будем выбираться, − подытожил разговор Олег. – Вот только в какую сторону лучше двигаться?

− То есть, как? – княжна повысила голос. – Помощь против отчима я смогу получить только у тети Звениславы или у Великой княгини!

− Согласен, − не стал спорить Олег. – Именно, в той стороне нас будут тщательнее всего искать.

И, как бы в подтверждение его слов, по дороге в направлении северном направлении проскакал еще один отряд.

– Что же нам делать? – растерялась Светлана, и оба парня вдруг поняли, что рядом с ними не светлая княжна, а все лишь – маленькая девочка.

− У деда Мышаты никто не найдет, − вдруг предложил Гостиша. – Вернемся. Оставим княжну на мельнице. А сами, окольными путями, отвезем известие о случившемся княгине Звениславе. Деда, если захочет, так через лес проведет, что ни один соглядатай не сыщет.

− Умно, − согласился Олег, веря, что мельнику по силам еще и не такое.

− Ну, уж нет, − неожиданно воспротивилась Светлана. – Сами сидите на своей мельнице. Не дождется Владивой, чтобы княжна из рода Зеленого Дуба от него, как курица от ястреба пряталась. Вместе в Зеленец пробираться станем. А коль отвернется удача, стыдиться за меня не придется. Прошу только – надругательства не допустите. Увидите, что настигают, сами убейте.

И так прекрасна была в своем благородном порыве Светлана, что Олег не стал убеждать девочку, что главное достоинство правителя заключается не в безудержной храбрости, а наличии ума и умении им пользоваться. Тем более, что и до спасительной мельницы, и до момента окончательного принятия решения было еще слишком далеко.

 

* * *

Как только беглецы скрылись в ночи, из прилегающих к развалинам кустов, на открытое место выбрались три дюжие мужики. Они были одеты в сшитые из мятой оленьей шкуры свободные куртки, каждый с тяжелой рогатиной в руке, луком и колчаном за спиной.

− Ну, а теперь, Мухомор, − пробурчал один из них, здоровяк с чрезвычайно спутанной на голове гривой волос. – Объясни нам, отчего ты вдруг решил отпустить такую крупную добычу? Взять которую было проще, чем водицы испить?

− Да, − более требовательным тоном поддержал его второй из лесных братьев, чуть поменьше ростом, недовольно сплевывая сквозь редкие зубы. – Объясни, нам!

− Гнездо, ты, ползущую в траве, гадюку со скольких шагов сумеешь расслышать? – спросил вместо ответа тот, вытирая рукавом отчего-то вспотевшее рябое лицо.

– Шагов с пяти, наверное… – пожал могучими плечами тот, озираясь вокруг. – Потому как… это, по чем ползти станет. А что?

– А ты, Щерба, сумеешь отличить свист моей стрелы от стрелы другого охотника?

– А то… – ухмыльнулся тот. – Могу даже сказать, пустил ли ты ветры, перед тем как выстрелить, или – сдержался…

– Значит, как у любого охотника, со слухом у вас все в порядке?

– Слухом, нюхом и злостью… – огрызнулся за обоих Щерба. – Не тяни за хвост, Мухомор, растолкуй, что произошло!

– Мне просто непонятно, что с вашими ушами сейчас произошло, если ни один, ни другой не услышали куда собирались податься беглецы? – недоуменно пожал плечами тот.

Оба его товарища переглянулись и вопросительно посмотрели на Мухомора, все еще не понимая, к чему тот ведет.

– Малой молвил, – стал припоминать Гнездо, – У деда Мышаты никто не найдет… Значит, они на Дивную Мельницу поскакали?

− А-а, − понимающе протянул Щерба, с уважением поглядывая на сообразительного Мухомора. – Тогда пусть… Вечного мельника даже Лесной дух опасается… С его гостями связываться, себе дороже станет. И как ты только успел сообразить, что их трогать не след?.. Хотя, жаль, конечно… Очень уж ладная одежка на них была. Дорогая, наверное…

– Сказал бы сразу: девка понравилась… – уел холостого приятеля, недавно остепенившийся Мухомор. – Ты от того и оглох, что все на нее пялился…

− Кони у них знатные, − вздохнул тихонько Гнездо. Здоровяк, всю жизнь передвигался исключительно на своих двоих, да в лесной пуще и нельзя иначе, но испытывал необъяснимую страсть к лошадям.

– Кто о чем, а вшивый о бане… – сплюнул наземь Щерба и промолвил. – Пошли, что ли? Больше ничего не высидим…

Трое лесников повернулись спиной к тракту и совершенно бесшумно растворились в глухой чаще. А, ничего не подозревающие и чудом уцелевшие, беглецы – тем временем – продолжали свой путь, сквозь поутихший, но не прекратившийся ливень, и еще до рассвета, копыта коней простучали по запруде у лесной мельницы.

 

Глава 11

 

Замок, чей красный стяг стал для Зореслава путеводной звездой в неизведанном мире империи Снов, оказался на другой стороне глубокого ущелья, по самому донышку которого уютно журчала тоненькая речушка. Но, выросший в горах юноша прекрасно знал, как такие крохотули, наполненные ливневыми или талыми водами, в считанные часы переполняют русло и с ревом вырываются на свободу, снося на своем пути все живое и мертвое. Поэтому и не удивился, увидев сколь крепкие и высокие фундаменты подвели строители под стены крепости.

Горное зодчество существенно отличается от равнинной архитектуры. И перед глазами изумленного юноши возникло селение, более всего похожее на муравьиную кучу. Башни и дома замка как бы произрастали одни из других, − служа либо стеной, либо опорой соседнему строению... Плоские крыши первых этажей переходили в фундаменты и улицы домов второго яруса, соединяясь с ними широкими лестницами и замысловатыми анфиладами. Те, в свою очередь, вели к строениям занимавших третий этаж, и так далее. Пока, где-то на десятом кольце, весь этот каменный муравейник не заканчивался великолепной башней – на которой, собственно, и реял штандарт властителя здешних.

Таиться не было смысла, и выйдя из чащи на хорошо утоптанную дорогу, ведущую в замок, Зореслав неспешно зашагал по ней к мосту через ущелье, приняв самый беззаботный вид и громко насвистывая какую-то незамысловатую мелодию.

Одетый в добротный замшевый камзол, такие же штаны, свободного покроя, выпущенные поверх голенищ толстых, но мягких сапог, кремовую рубашку с простым отложным воротом и тонкую, почти неприметную под камзолом, кольчугу, его вид не должен был насторожить стражников. Вряд ли, обычно набираемые из деревенских парней воины, знали в лицо каждого состоятельного жителя государства.

Доспехи у них, хоть и сверкали на солнце надраенными металлическими частями, были так себе. Ратников Медвежьего Дола вооружали гораздо лучше. Обычные стеганые куртки, с тонкой пластиной нагрудников, прикрывающих область сердца, открытые шишаки и толстые копья, с непривычно широкими и длинными наконечниками. С дисциплиной дело, похоже, обстояло тоже неважно, поскольку стражники сидели прямо на ступенях ведущих с моста на площадку перед воротами. И лишь один из тройки, стоял, опираясь на копье.

Зореслав угадал и с одеждой, и со временем, и с настроением стражников. Как и следовало ожидать, вид одинокого путника совершенно не обеспокоил стражу, озабоченную главной проблемой всех караульных: запоздает смена или придет вовремя? Оглядев юношу с плохо скрываемым безразличием, они уставились каждый в свою сторону, предоставляя вести разговор старшему стражи.

− День добрый! – поздоровался учтиво Зореслав.

− И тебе того же желаем, путник, − не менее дружелюбно ответил стоявший стражник. – Куда и откуда путь держишь?

− Оттуда, − махнул непроизвольно рукой в направлении Гряды юноша. Сразу же и опомнился, но было уже поздно.

− Хочешь сказать, что в Медвежьем Бору такой молодец вырос? – удивился стражник, заставив сердце Зореслава учащенно забиться. – Невероятно… А ведь всего лет десять меня там не было.

− Ну, ты и скажешь, Глень, − заржал добродушно один из сидящих стражников. – Пять лет, го-го-го! Да ты как узнал, что Верейка в тяжести, так и носа туда больше не показывал. Может, это твой сынишка в гости пожаловал? А, парень? Твою матушку, случай, не Верея зовут?

Зореслав настолько растерялся от неожиданности, что не сразу понял, о чем речь. Потом успокоился и сложил − дважды два… Нет ничего странного в том, что живущие по обе стороны Гряды люди, назвали свои поселения одинаково. Медведей и в самом деле в здешних лесах превеликое множество. Да и бор, на той стороне ущелья славный. Как нет ничего странного в том, что обрюхативший девицу парень, подался в бега, и с тех пор, не кажется в родных местах.

− Даже, если б мою почтенную матушку и в самом деле звали так, я б в этом не признался. Не хочу, чтоб «отец», − он весело подмигнул веселящимся воинам, − решил, будто я за вспомоществованием пожаловал. Из замка-то бежать некуда…

− Га-га-га! Го-го-го! – от всей души веселились, скучающие на дежурстве стражники. Даже Глень улыбнулся. Причем, совершенно незлобиво. – Молодец, парень! Вот сказанул! Го-го-го!

Зореслав тем временем поднялся к ним на площадку и поинтересовался:

− Я впервые в ваших местах, уважаемые, не подскажете как дальше быть?

− А ты у «отца» поспрашивай, − продолжил немудреную шутку один из стражников. – Может, ты тоже от чьей-то юбки спрятаться решил? – и они опять зашлись хохотом, совершенно перестав обращать внимание на парня.

− Подходи ближе, «сынок», − махнул на них рукой Глень. Был он и в самом деле мужчиной в летах, и мог претендовать скорее на роль дедушки Зореслава, нежели отца. – С детства в голову ушибленные. Как величать тебя?

− Зореславом…

− Гм, странное имя, − покрутил головой тот. – Видно, не простую судьбу для тебя матушка выпросила. Да, только когда еще тот сон сбудется. Не-а, не годиться. Задразнят… А всем и каждому морду бить станешь – быстро из замка вытурят. И оглянуться не успеешь. Выбирай – либо Зорей, либо – Слав…

− Зорей лучше, − ответил Зореслав, не совсем понимая, отчего ему не пристало называться собственным именем. Но, откладывая расспросы на потом.

− Наверняка, − согласился Глень. – Не стоит судьбу испытывать дважды. Слава – она ведь чаще всего посмертной бывает. А сам-то ты, Зорей, чем думал заняться?

− На службу хочу поступить, − невнятно ответил юноша, умышленно не уточняя о какой именно службе идет речь. Но пожилой ратник понимал это слово только в одном значении.

− Это правильно, − одобрил. – Парень ты крепкий. Даже, при оружии. Думаю, возьмут. Жалование, конечно, сперва, не шибко большое, но на степенную жизнь хватит.

Тем более – кормят, и за ночлег платить не придется. Двигай прямиком на второй уровень, спросишь у любого, где казармы стражи. А у стражников поспрашивай сотника Еремея. Вообще-то он, обычно, в это время дрыхнет, змей, чтоб потом ночью караулы проверять, но может и застанешь. Если не повезет – ступай в харчевню, подкрепись и жди вечера. Как темнеть начнет, Еремей поверку у казарм устраивает. Там – точно найдешь. Да, − вспомнил вдруг. – Пошлину оплатить найдешь чем?

− А сколько?

− С пешего путника и без поклажи – медный грошик… А, − махнул рукой. – Не тушуйся… Заплатишь, когда на службу поступишь. Считай, от отца помощь… − промолвил неожиданно серьезно Глень. – Может, и моему сыну кто-либо, вот так же, поможет когда-то… Ну, ступай, Зорей. Еще увидимся… Растеряешься или иная какая беда приключиться, ищи меня в северных казармах городской стражи.

Юноша благодарно кивнул пожилому стражнику, и неспешно двинулся дальше. Хоть у него было достаточно денег, а все ж неожиданная чужая забота доставила ему удовольствие, и Зореслав сразу перестал чувствовать себя здесь чужеземцем.

 

* * *

 

Талант и искусство строителей этого горного замка были столь велики, что желающий подняться вверх, ни в коем случае не мог заплутать в его улицах, переулках и площадях, поскольку везде был неощутимый, но заметный глазу нужный уклон. Даже трактир «Веселый Свин», в котором он решил скоротать время до вечера, совершенно ничем не отличалась от десятков таких же, построенных в равнинном Пятиземии. В том числе и бестолковым названием, потому что ни один здравомыслящий человек не сможет назвать причину, по которой поросенок должен веселиться в харчевне. Если Свин – не имя ее владельца.

Присев за довольно чистый стол, и заказав себе мясную поджарку, Зореслав стал с любопытством разглядываться по сторонам, пытаясь по внешнему виду и поведению посетителей составить себе общее представление об обитателях замка. Но, как не старался, найти у них какие-либо характерные отличия от своих земляков, это ему так и не удалось. Люди – как люди. Те же степенные разговоры, те же улыбчивые и сдобные служанки.

− Слава Творцу единому, сын мой! И да будут благословенны во веки веков его руки, дающие нам все блага этого мира… – произнес кто-то перед его столом, приторно-слащавым голосом.

«Что-то везет мне сегодня на попытки усыновления…» − подумал Зореслав и повернулся в сторону говорившего.

За его стол, совершенно бесцеремонно, усаживался толстый как боров мужик в коричневом балахоне с капюшоном.

«Хранитель?» − мелькнуло в голове, но как-то слишком мало походил этот толстяк своим видом и манерами на степенных мудрецов Оплота, с которыми приходилось общаться Зореславу.

− Думаю, − ответил чуть раздраженно, − если бы мой отец увидел, кто претендует на его место, то тебя, незнакомец, уже соскребали бы со стены.

− Чужеземец? – удивился коричневый толстяк и нахраписто поинтересовался. – Почему ты не возносишь ответную хвалу щедрости Творца?

− Извини, незнакомец, − насколько ему еще хватало терпения, вежливо ответил Зореслав. – Я уверен, что твой Творец достоин поклонения и сумеет свершить все то, чего ты от него ожидаешь, но я у него ничего не просил. Поэтому, не могу ответить на твое приветствие подобными словами.

− Несчастный! – запричитал на всю харчевню надоедливый собеседник, так и не удосужившись назвать себя. – Ты не веруешь в Творца?

Зореславу совершенно не хотелось привлекать к себе внимания, но, похоже, с этим коричневым толстяком, надежды его были тщетны. Нужно было как можно быстрее избавиться от его общества. Но, как?

− Верить можно лишь в того, в ком уверен как в себе самом, − попытался юноша еще раз вразумить спокойными речами разошедшегося толстяка. – Как я могу верить в то, чего ни разу в жизни не видел. Ни я сам, ни мои родители…

− О, бедная заблудшая овечка! – опять вскричал, вздевая к потолку руки тот. – Неужели не ведомо тебе, что в небесах непрерывно идет борьба Добра и Зла. Что даже в эту минуту, когда ты собираешься отобедать, слева, за твоим плечом, лукавый бес строит козни, пытаясь своротить тебя с праведного пути и заполучить на службу Злу. А справа – ангел – огненнокрылый защитник добра, прикладывает всяческие усилия, дабы уберечь тебя от подобной судьбы!

Зореслав недоверчиво скосил глаза сначала влево, потом вправо, после чего – уставился на собеседника.

− И все это они проделывают непрерывно? – поинтересовался.

− Конечно! – с пафосом в голосе подтвердил толстяк. – Ведь силы Зла готовы на все, лишь бы заполучить твою душу. А Творец оберегает тебя…

− А мое мнение в этом споре кого-то интересует?

− Ничтожный червь! – опять завопил явно больной или прикидывающийся таким грубиян. – Да разве твое мнение может что-то значить, по сравнению с небесным правом?! Покайся, пока не поздно и приди в лоно святой церкви!

Все сидящие внутри харчевни давно и с интересом присматривались к происходящему, из чего Зореслав заключил, что попал в очередной розыгрыш. А коричневый толстяк – здешний шут. И подавив в себе огромное желание смазать того по роже, затевать драку с шутом – ниже достоинства любого дворянина, рассудительно произнес.

− Тогда, я не буду мешать этим господам получать удовольствие, как равно и вам, мой громогласный друг, а удалюсь за другой столик, дабы спокойно, в одиночестве поразмыслить, над истиной, которой вы так любезно осветили мой дальнейший жизненный путь…

С этими словами Зореслав поднялся и перенес свою тарелку и кружку подальше от покрасневшего и онемевшего от возмущения толстяка. Сдержанный смешок, прокатившийся харчевней, был наградой юноше за удачное решение проблемы. А «коричневый» – еще минуту поворчав что-то недовольно, неуклюже выбрался из-за стола и вышел вон.

Как только дверь за ним с треском захлопнулась, к Зореславу подошел хозяин трактира.

− Смело, молодой человек, − произнес он, то ли одобрительно, то ли осуждающе. – Но, если не хотите через полчаса иметь дело с городской стражей, советую поскорее закончить трапезу и сменить уровень. Брат Козелиус вряд ли настолько точно вас запомнил, чтоб суметь описать, но указать пальцем у него мозгов хватит. – И еще один совет. Примите, как от старшего годами… Не стоит разглагольствовать о Творце с незнакомыми людьми. Может, там – откуда вы родом, это в обычаях, но в замке Лебедя подобная беседа, может стоить не только свободы, но и головы.

− Благодарю, − кивнул Зореслав. – Сколько с меня за обед?

− Будем считать, что вы расплатились великолепным представлением, юноша. Теперь, ко мне многие станут заглядывать просто из любопытства, поэтому в накладе я не останусь. А вот лично вам – советую, в «Веселом Свине» пару недель не появляться.

− Хорошо, − не стал спорить Зореслав, уже успев доесть свою поджарку. – Еще раз благодарю… − и поспешил к выходу, шепча себе под нос. − Похоже, я мог отправляться в путь даже без гроша в кармане… Интересно, какие еще бесплатные угощения уготовила мне судьба в империи Снов?

 

* * *

 

Сотник Еремей вышагивал вокруг гурьбы новобранцев, ибо назвать строем это скопище баранов, у него не поворачивался язык, − время от времени бросая яростные взгляды в сторону вытянувшейся в струнку, и стоящей ровно, как по нитке, шеренге ветеранов замковой стражи. Поскольку едва слышный смешок, раздававшийся с их стороны, сотнику явно не чудился.

С какой такой радости виконт Северен, старший сын графа Одури, решил увеличить количество ратников сразу еще на полсотни неумех, оставалось только догадываться. Похоже, слухи о готовящемся походе, не только слухи. Одним развлечение, а ему, сотнику Еремею – дополнительные хлопоты… Хоть бы одного толкового помощника заполучить, так где ж их возьмешь? Века мирной жизни, под защитой Волшебного свитка, не прошли бесследно для коронного графства Сван. Кому из молодежи охота терять время на ратное обучение, если мы сами ни с кем не воюем, а ни один сосед, даже сумасшедший король Крестам, никогда не отваживались напасть на эти земли? Все кто хотел чего-то достичь, подались в купечество. Еще и жалуются старому, что в лесах разбойники шалят, а стража их не защищает. Будто в обязанности замковой стражи патрулирование дорог входит? А может, поэтому виконт дополнительный набор объявил? Пойди, угадай…

Вдруг внимание, распалившего себя почти до белого каления, сотника привлек чуть поодаль стоящий крепкий на вид юноша. С лица совсем юн, но статью иного взрослого покрупней будет. Еремей заинтересованно подошел ближе.

− Откуда родом?

− Из Медвежьего Бору, ваша милость, господин сотник, − четко ответил юноша.

− Молодец.

− Благодарю, господин сотник.

− Ого, − удивленно свистнул тот. – Откуда службу знаешь?

− Никак нет, господин сотник, совсем не знаю… Само как-то…

− Гм, − недоверчиво протянул Еремей. – Как звать?

− Зорей, господин сотник.

− А меч где взял?

− От отца достался, господин сотник.

Теперь Еремей пригляделся к парню гораздо внимательнее. Выглядел тот похожим на кого угодно, но только не на деревенского увальня. Ну, не водятся такие парни в Медвежьих Борах, Долах и прочих Норах… Не та порода.

− Может, ты и владеть им умеешь? – поинтересовался вкрадчиво.

Тут парень просто пожал плечами. Словно спросили о чем-то настолько очевидном и обыденном, что и отвечать зазорно. К примеру, умеет ли он одевать штаны.

− Еще интереснее, − протянул сотник. – Кисель! – позвал к себе одного из лучших рубак сотни. – Проверь хлопца, но не калечить!

Вызванный стражник молча обнажил меч и небрежно стал в позицию, поджидая соперника. Остальные ратники – и новички и ветераны, обрадовавшись внеочередному развлечению, быстро образовали широкий, в десять шагов, круг – оставив внутри только двух бойцов и сотника.

− Ну, − сделал пригласительный жест Еремей, − покажи Зорей, чему батюшка обучил.

Юноша ловко скользнул вперед, одновременно вынимая оружие из ножен. Отсалютовал сопернику и, используя свое преимущество в росте и длине рук, сразу же напал. Прямо с верхней позиции. Не ожидая ничего подобного, Кисель едва успел подставить свой меч, под мощный удар и попятился, смягчая движением силу удара. Сделай юноша паузу, он успел бы восстановить равновесие и контратаковать, слишком подавшегося вперед Зореслава, но тот не стал разрывать дистанцию, а продолжил удар, но уже не лезвием, а рукоятью. Тяжелое оголовье, служащее для уравновешивания меча, врезалось в защищенный шишаком лоб дружинника и оглушило его. Кисель пошатнулся, а юноша тем временем провел прием до конца, обозначив волнообразным движением, слева на право, как он бы перерезал горло оглушенному врагу в настоящем бою. Весь поединок занял меньше одной минуты и большинство стражников даже не смогли ничего разглядеть из-за спин товарищей. Они еще только собирались насладиться зрелищем, а Зореслав уже прятал свой меч в ножны, а ошеломленный Кисель, недоуменно осматривал свою пустую ладонь. Его меч юноша протягивал сотнику.

− А теперь осчастливь меня, − добродушно, как кот мышке, улыбнулся Еремей. − Скажи, что ты обучен грамоте.

− Обучен, господин сотник.

− Так! – рявкнул тот, цепко беря Зореслава за предплечье. – Это что за сборище? Быстро все по местам? Нечем заняться? Я вам сейчас найду занятие! Каждый, кого через минуту увижу без дела, простоит сутки на башне без смены! Конюшни вылизывать заставлю!

Очевидно, это было суровое наказание, поскольку всех стражников с плаца словно ветром сдуло.

− А теперь, поговорим откровенно, Зорей, или как тебя там? – снизил голос почти до шепота сотник. − Ты же никогда в жизни не был в Медвежьем Бору и понятия не имеешь где эта деревенька находиться, − ведь так?

− Так, господин сотник, − не стал упираться юноша, здраво рассудив, что преступника не ловят шепотом, предварительно разогнав всю стражу.

− Великолепно? – прямо расцвел тот. – Из-под венца удрал?

Сперва Зореслав не совсем понял, о чем речь, но его растерянность сотник истолковал так, как сам хотел.

− Неужели страшная такая? Ладно, можешь не отвечать… От раскрасавиц не бегают… Лет то тебе хоть сколько?

− Девятнадцать… − Зореслав не стал слишком завышать собственный возраст, но и рисковать не захотел. Вдруг, в здешних местах, в семнадцать еще нельзя женится?

− Откуда родом спрашивать не стану, все равно соврешь. Хотя, судя по манере фехтования – скорее из графства Лилий… Угадал? Нет? Ладно, не тушуйся – я уже забыл, а технику мы тебе чуток поправим, чтоб еще кто-нибудь не догадался. Ну, то что благородных кровей и сам вижу. Полное имя назовешь?

− Зореслав…

− Ого! – не сдержал восклицания сотник. – Уж, не из принцев ли ты, отрок? А? Не имеет значения… Все, все, больше ни о чем выпытывать не буду. Когда-нибудь сам расскажешь, если захочешь. Вот тебе моя рука, − Еремей крепко пожал протянутую Зореславом ладонь. – И предложение. Я назначу тебя десятником стражи. И своим помощником. Будем вместе муштровать пополнение. Кто ты и откуда родом я до утра обмозгую, так чтоб в замке у тебя поменьше земляков оказалось. Оклад соответствующий. Идет?

− Благодарю, господин сотник, − даже и не думал отказываться юноша. Что-что, а воинскую муштру принц знал не хуже иного старшего десятника или сержанта гвардии.

− Тогда, до утра свободен. Знакомься. Народ у нас разный, но уверен – ты справишься. Или помочь?

Зореслав лишь ухмыльнулся.

− Вот и славно, вот и славно, − удовлетворенно потер ладони сотник, шагая прочь. – Похоже, бог все-таки услышал мои молитвы…

Зореслав постоял немного в одиночестве, собираясь с мыслями, все же край Снов как-то слишком нахраписто взял его в оборот, не давая и минуты передышки, − а потом вошел внутрь казармы.

− Новому господину десятнику, на караул! – рявкнул кто-то в царившей внутри полутьме. – Сейчас, господин десятник, нас муштровать начнет!

Зореслав дал глазам обвыкнуть к новому освещению, а потом глянул в упор на дравшего глотку стражника.

− Вообще-то прежде чем приступать к муштре, положено угощение выставить, господин десятник… − продолжил тот, − здоровенный детина, из тех, кто кичиться своей силой и всегда готов унизить всякого, кого считает слабее себя. – Али матушка денежек на дорожку не дала?

− Отчего же, дала, − спокойно ответил Зореслав. – И об угощении подумать можно. Вот только одно условие…

− Какое еще условие, − пренебрежительно хмыкнул тот.

− А такое: если уложишь меня, то всех, кто от дежурства свободен, сегодня напою и накормлю, а тебя лично – всю неделю. Идет?

− Идет! – гоготнул тот.

− А если ты Хмура? – поинтересовался вдруг кто-то из более опытных ратников, заметивших что юноша уж слишком спокоен, или просто рассудительных, не взирая на возмущенные вопли последнего. – Тогда как?

− Тогда… − Зореслав на минутку задумался. – Тогда мое приглашение остается в силе, но к ближайшей харчевне Хмур повезет меня на закорках.

− Я?! Тебя?! – взревел тот и шагнул вперед.

− Ты не ответил, − чуть отступил юноша. – Согласен на мои условия?

− Согласен, дьявол меня побери! – воскликнул тот и бросился вперед.

В свое время, Зореславу приходилось выходить и с ножом на медведя, и с коротким мечем на вепря, поэтому, разъяренный поселянин, считающий себя непобедимым воином, только потому, что он носит у пояса оружие, не мог быть для него серьезным соперником. Юноша немного отклонился в сторону, пропуская пролетающего мимо себя, детину, и сильным, но не смертельным ударом кулака в затылок уложил его отдыхать на затоптанный сапогами пол. Если б не вытянутые вперед руки, которыми вояка собирался ухватить противника, то Хмур еще больше покалечился б, врезавшись лицом о камень. И опять поединок закончился раньше, чем зрители успели занять места.

− Да, Зорей, − услышал возле себя знакомый голос новоиспеченный десятник. – Видать не зря матушка подобрала тебе такое длинное имечко… Далеко пойдешь, – рядом с ним, искренне улыбаясь, стоял, встреченный у ворот, стражник Глень. – Будем ждать пока Хмур придет в себя?

− Да ладно, − отмахнулся Зореслав. – Я ведь пошутил…

− Э, нет, − неожиданно внятно прогудел пострадавший и, постанывая, поднялся на ноги. Договор – дороже денег! Садись, десятник, довезу, куда прикажешь. Поделом мне, раз проиграл. Но мы еще поборемся, не против?

− И в самом деле, Хмур, не стоит, − попытался отшутиться Зореслав, но остальные с хохотом подняли его на руки и водрузили на плечи присевшего детины. А после – всей гурьбой, во главе с необычным всадником, двинулись к выбранной замковой стражей таверне «Лысый Карась»…

 

Глава 12

 

− Принимай гостей, деда! – весело заорал Гостиша, предвкушая тепло хаты и сухую одежду.

− Явились, не запылились, − старый мельник степенно подошел к лошадям и принял узду из рук девочки. – Уходили пешком, а воротились верхом. Уж не вздумали ли вы случаем начать разбойничать понемногу? – и удивленно поинтересовался. – А чего это вы такие мокрые?

− Так дождь же, как из ведра… − начал было Олег и умолк. Потому что на подворье не упало ни капли. Даже копна сена, которую он перед отъездом не успел сложить под навес, сухо шелестела стеблями на ветру. – Однако…

− Протри глаза, старый ворчун, и веди себя подобающе! – тем временем продолжал веселиться шебутной правнук, которому подобные вещи были не в новинку. – К нам на мельницу пожаловала княжна Светлана.

− Прошу прощения, вельможная госпожа, что не признал сразу, − изобразил что-то вроде поклона дед Мышата. – К старости глазами слабеть стал,

− Потом будешь извиняться, дед, − назидательно вмешался в разговор Олег, помогая девочке сойти с седла. – Лучше приготовь завтрак и постель. Видишь, барышня от усталости с ног валиться. Умаялась за ночь…

− Да ты что, мил человек, с ума сбрендил? – дед выразительно покрутил пальцем у виска. – Где ж это видано, чтобы благородную госпожу, да в деревенскую избу? Мы ж сами-то почитай на голых досках спим, немного соломки подстелив. А тут – барышня!

− Я сейчас, кажется, на голой земле улягусь, − еле вымолвила Светлана. – И есть не буду. Попить только дайте. Хоть воды из ручья…

− Да чего уж там, − сразу же перестал ерничать мельник. – И кваску медового найдем, и перинку раздобудем.

− Ну и ладно, − Олег хлопнул деда по плечу. – Устраивай госпожу на ночлег, да выходи к нам с Гостишей во двор. И совет твой, деда, нам надобен, и о помощи просить станем. Не управиться иначе.

− Вижу, на пользу тебе время-то пошло, − то ли осудительно, то ли одобрительно покивал головой дед Мышата. – То двух слов связать не мог, а теперь – чистый атаман. Добро, коли так. Ждите. А вы, милостивая госпожа, ступайте следом. Сейчас приляжете, отдохнете. А поутру все печали, глядишь, и не такими ужасными покажутся…

Пока хозяин устраивал на ночлег неожиданную гостью, Олег и Гостиша расседлали, стреножили и отпустили пастись коней. А потом и сами, усевшись под вербой, умяли на двоих краюху хлеба. Запивая густым, настоянным на меду, холодным квасом. Сытнее пока завтракать не стали, опасаясь, что с усталости может разморить, и они уснут прежде разговора с дедом.

Дед Мышата тоже понимал это, и не мешкал.

− Все, спит бедняжка. Как легла на кровать, так сразу и уснула. Совсем замотали девочку, башибузуки. Ну, выкладывайте, что за напасть с вами приключилась? – спросил он чуть насмешливо, как только вышел за порог. – Совершенно нельзя без присмотра оставить. Даже на пару дней…

− Будет разоряться, деда, − улыбнулся искренне Олег. – Неужели, твои невидимые друзья еще не сообщили всех новостей? Никогда не поверю.

Старый мельник неодобрительно посмотрел на Гостишу и осуждающе покивал головой.

− А ведь сколько раз было говорено, что спокойствие нашему роду обеспечивает только полная тайна. Не любят люди, когда кто-то хоть чем-то от них отличается. Даже, если и нет от этого никому урона, а одна сплошная выгода для всех. Сначала терпят, используют в своих целях, но проходит немного времени, и уже полыхает огнем жилище иных. Так было, так есть и так будет! И уж тем более теперь, когда Пятиземие вот-вот…

− Погоди, деда, − слишком поспешно вступился за друга Олег, тем самым не услышав того, о чем едва случайно не оговорился рассерженный старик . – Ничего такого, о чем я не мог догадаться и сам, Гостиша мне не говорил. Это – раз. Два – я добро помню, и тайну вашу сохраню, как свою собственную. Тем более, что я все равно ничего не помню. Какая еще мельница? Что за дед Мышата? Никогда не видел. А где это? Ха-ха-ха… − Олег засмеялся столь искренне и заразительно, что следом заулыбались и мельник, и Гостиша. – Ну, вот и славно... А то ругаешь парня, почем зря. Я на вашей запруде, почитай, родился. Неужели подведу? Иль не веришь, деда? Криводушным считаешь?

− Верю, − дед Мышата ответил спокойно и твердо. – Верю, Олешек... Иначе, и разговора никакого б не было. Но, и мальца пожурить надобно, тем более – заслужил! За битого – двух небитых дают…

У Гостиши нашлось бы пару слов в ответ, но понимая, что тогда де, из старческой вредности, еще долго будет брюзжать, он, молча, взял его за руку и слегка погладил по тыльной стороне ладони.

− Не ругайся, деда. Кровь-то у нас одна. Вот и мне завеса будущего чуток приоткрылась. Узрел я, что перед Олегом таиться нет надобности. Сам ведаешь. Монета не врет!

− Молчи, сорока, − дед не только не подобрел, но посуровел еще больше. – Завеса ему приоткрылась! Лучше б она тебе в рот забилась по самые кишки, чтоб навек зарубил себе на слишком длинном носу, что нельзя ничего предсказывать раньше времени! И уж тем более в переменных узлах! Учишь, учишь его, а все, как горохом о стенку…

Перебранка угрожала затянуться, а у Олега сил оставалось только на то, чтоб глаза открытыми держать. Поэтому он демонстративно зевнул и спросил:

− А нельзя ли все это отложить до следующего раза? Право слово, деда, с ног валюсь. А просьба к тебе, очень важная. Никак нам, с Гостишей, без тебя не управиться!

− Важная, − буркнул мельник, недовольный тем, что прервали воспитательный процесс. – Чего там важного? Ешьте, да дрыхните, чтоб лошадям роздых дать, а как вздремнете чуток? открою я вам короткую тропку сквозь трясину. До обеда как раз и поспеете в околицы замка Зеленых Вепрей. Только княжну с собой не берите. На вас обоих у меня приметы надежно сошлись, а с барышней, покамест, не все мне понятно. И так, и эдак обернуться может. А гибель княжны слишком много плетений в судьбах порушит, и дополнительную тропку злу в мир открыть может. Вам же самим, потом, когда время придет, гораздо тяжелее будет.

− Как скажешь, деда, − Олег хоть и не понял ничего, но возражать даже не пытался. – А о какой монете упоминал Гостиша?

После этого вопроса, шебутной правнук засвистел себе тихонечко что-то веселое под нос и скрылся в избе, пообещав собрать на стол. Потому как разъяренный взгляд деда Мышаты мог испепелить его прямо на пороге дома.

− Иногда хороший слух доставляет человеку больше хлопот, нежели пользы, − проворчал мельник, очевидно размышляя над тем, как лучше ответить. – Слышал пословицу: «многие знания порождают многие печали»? Извини, Олежа, но не ко времени тебе это знание будет.

− Может, я сам решу, что мене лучше знать, а с чем – повременить? – неожиданно вспылил Олег. – Чай, не дите малое? Как-нибудь пойму, о чем речь?

− Охотно могу согласится с этим, − голос старого мельника также посуровел и окреп. – И готов отвечать на все твои вопросы без утайки. С одним единственным условием: после этого ты уйдешь и навсегда забудешь дорогу в мой дом! Идет?

И было во взгляде деда что-то такое, что парень понял: благоглупости закончились, и сразу же пошел на попятный.

− Извини, деда, – повинился искренне.

− То-то, − укоризна сменила строгость. – Эх, молодежь! Все вам неймется. Все не терпеливится. И ведь понимаете, что опытные, тертые жизнью, старики вам зла не желают, а одинаково по-своему повернуть норовите. Монету я тебе эту дам. Спрячь хорошо, чтоб не потерять. Но ответы на свои вопросы узнаешь только у Островида либо – Остромысла. Да и то, в том случае, если они решат, что о тебе речь. Не обижайся, Олежа, но, ты пока только необработанный алмаз. Несомненно – драгоценный. А вот, превратишься ли, со временем, в бриллиант, или так и останешься обыкновенным твердым булыжником, никому не известно. Жизнь сама расставит правых – направо, а левых – в иную сторону….

− Вот только не надо тень на плетень наводить, деда, − Олег все ж не удержался от ехидства, хоть уже и не рад был беседе. – Я, вообще-то, о прошлом своем спросить хотел. Ведь понятно ж, утаиваешь что-то от меня. Думал – объяснишь. А ты такие страсти развел, что впору до конца жизни с мельницы носа никуда не высовывать.

− И этот случай в Книге Перемен предусмотрен, − серьезно ответил мельник. – Да только пользы с того ни тебе самому, Олежа, ни всем остальным никакой не будет. Поэтому, добрый молодец, и сиднем не сиди, и действовать без оглядки не торопись! Оно, вишь ты, иногда, и подумать сперва не мешает. А прежде чем отрубить что-либо, чаще вспоминай, что обратно-то не приставишь…

Похоже, кроме ведовского умения, у правнука мельника был талант не только вовремя исчезать, но и столь своевременно появляться. А то, неведомо, в какие назидательные дебри завел бы Олега, вошедший во вкус просвещения молодежи, дед Мышата, если б не Гостиша.

− Соловья баснями не кормят, − провозгласил он весомо, и водрузил на стол поднос, уставленный различной снедью.

Явно недовольный тем, что его опять прервали, дед Мышата все ж сдержался, тем более что Олег, заметив. как насупились кустистые брови старика, поспешил перевести разговор другую тему.

– Я вот еще что спросить хотел… На холме у Пустобрех я ветряк видел… Да и возле самой Дубровки, в излучине мельница стоит. Отчего же так много зерна именно сюда везут?

– У деда, свой секрет иметься, – поспешил с объяснениями Гостиша, пытаясь задобрить старика. – И мука наша никогда не слеживается, сколько не храни. А уж какие вареники из нее слепить можно, на пустой желудок лучше и не вспоминать…

− Истинный пустомеля... – проворчал Мышата, но уже заметно добрее. – Чем больше увидишь, Олежа, тем больше вопросов у тебя возникнет. Привыкай… И не всегда об увиденном спрашивать спеши. Подумай, присмотрись внимательно – глядишь, и сам смекнешь. Ну, довольно, разговор у нас получился неожиданно длинный. А вы и впрямь устали. Завтра в пути, Гостиша тебе все обстоятельно расскажет. Сам видишь, ему б только языком почесать вволю… Так что ешьте и ложитесь спать. Утро оно, как известно – мудренее. Вот только, это у умных людей так, а глупцу все едино – солнце во дворе светит или луна блестит…

С этим высказыванием уже никто не спорил. И менее чем через полчаса всех сморил крепкий сон.

 

* * *

 

Хоть притомились изрядно, но спали тревожно, поэтому и не долго. Солнце еще и над крышей не показалось, а все уже были на ногах. Даже княжна. Но, после короткого разговора со старым мельником, с ними больше не просилась. Видно нашел дед и для Светланы заветные слова.

А как собрались, пошептал Мышата что-то лошадям на ухо, и те с места в карьер понеслись сквозь лесные болота и чащи, совершенно не слушаясь ни узды, ни стремян. Зато безошибочно выбирая в этих гиблых местах единственно верную и безопасную дорогу. Бешеная скачка продолжалась почти до полудня. И Олегу с Гостишей было совершенно не до разговоров на какие-либо исторические, философские, религиозные или другие отвлеченные темы. Все их силы и старания уходили единственно на то, чтобы любой ценой остаться в седле. Потому, что без заколдованных лошадей они, заплутав во всех этих буреломах и непроходимой трясине, самостоятельно не смогли б ни вернуться на мельницу, ни найти дороги к иным людским селениям. И в минуты продыху, когда кони брели по холку в болотной жиже, оба в полный голос костерили старого мельника, на чем свет стоит. По всей вероятности, сегодня деду Мышате икалось без удержу.

Но, в конце концов, закончились и дебри.

Вынесшись на опушку, кони встали как вкопанные, натужно всхрапывая и тяжело поводя взмыленными боками. Крепко удерживая в руках поводья, мало ли что взбредет на ум завороженным лошадям, всадники спешились. После лесной гущи, когда перед глазами мельтешат лишь стволы деревьев и кусты, от необъятности пространства, что открылось взгляду, они почувствовали себя птицами. Будто вдруг воспарили над землей. Такой огромной, бескрайней показалась им простилающаяся впереди низина.

Деревья, если и случались тут, то лишь в виде небольших групп, да и то исключительно плодовых сортов. А вся пригодная для пахоты площадь в основном была засеянной хлебами. Вся эта желтая, бурая и зеленая безграничность щедро рдела красными маками, взблескивала белизной ромашек и охлаждала взгляд бездушной голубизной васильков. Способный доставить радость буйством красок душе художника, Олегу же весь этот пасторальный пейзаж говорил только о близости человеческого жилья. Тем более что левее, вдали, виднелась широкая темно-синяя полоса реки. А люди, везде и во все времена селились вблизи водоемов.

– Если деда не подшутил, то перед нами должны быть земли Зеленых Вепрей, или я ошибаюсь? – вопросительно посмотрел на своего спутника Олег.

− Нет… − кивнул головой Гостиша. – То серое и неподвижное облако на горизонте, там, в самой дали, за речкой, вполне может оказаться строением. И если не случится ничего неожиданного, то еще до прихода сумерек мы сможем добраться до замка. Но учитывая наше везение, думаю, увеселительной прогулки и здесь не получиться.

− С чего так мрачно, друг Гостиша? – задорно воскликнул Олег, которому после завершения этой сумасшедшей скачки, все остальное казалось вполне по плечу.

− А ты прислушайся, − не разделял восторг товарища тот. − Отчего вокруг такая полная тишина образовалась? Даже сороки утихли. Нет, не нравиться мне это…

Олег хотел было ответить, что за несколько часов дороги, которые отделяют их от замка, тем более на открытой местности, едва ли с ними успеют случиться большие неприятности, но в это время встревожившую Гостишу тишину всколыхнул странный гул. Олег удивленно оглянулся, но сзади все так же вздымались деревья, полностью закрывая обзор, а гул доносился именно как бы именно оттуда. Такой звук издавал бы шмель, если б сумел вымахать, хотя б до размеров овчарки.

– Это дракон! – вскричал Гостиша и потащил лошадей обратно в лес. – Бегом! Под деревья! Не отставай! Надо спрятаться! Быстрее!

Олег чуть замешкался, завертев головой, в поисках неведомой напасти, но товарищ выглядел слишком напуганным и так громко кричал, что не прислушаться к его словам, было полной глупостью. Поэтому, когда чудовище пролетело над опушкой и дыхнуло пламенем вниз, там уже никого не было.

Разочарованный неудачей, дракон сердито заревел и несколькими взмахами сильных крыльев взвился над деревьями. А потом стал описывать широкие круги над местом охоты, все еще не теряя надежду выследить излишне резвую добычу.

− Что, тварь, выкусила? – продемонстрировал, обретший хорошее расположение духа, Гостиша кукиш невидимому сквозь густые кроны деревьев, но хорошо слышимому дракону. – Размечтался. Это тебе не телок с пастбища таскать.

Шутки шутками, но кто знает, как долго пришлось бы простоять незадачливым путешественникам под ненадежным укрытием, которое предоставил им лес, если бы на дороге, что пролегала вдоль хлебной нивы, не появилась яркая точка. К сожалению, блики мешали рассмотреть детальнее...

Появление нового действующего лица заметило и чудовище. Его упорное кружение сразу прекратилось. Менее минуты понадобилось дракону, чтобы опознать добычу. А еще за мгновение, он с устрашающим ревом, понесся к новой жертве, в какой Олег все же сумел распознать витязя, поскольку тот имел на себе отполированный до зеркальности доспех…

 

Глава 13

 

Князь-воевода Владивой стоял на мокрой после ночного дождя обзорной площадке донжона, опираясь локтями на невысокий, чуть выше пояса, но достаточно широкий зубец, и хмуро наблюдал за тем, как вечернее солнце, неохотно тонет в дебрях вечного леса. За годы прошедшие после Моровицы, невозбранно поглотившего, когда-то любовно обихоженные людьми, нивы и пастбища.

Отсюда, с высоты открывался прекрасный вид на дикий южный хребет, прозванный Проходом из-за единственного, достаточно широкого ущелья, пригодного для сносного проезда купеческих караванов. Собственно, по просьбе и за деньги купцов, дабы оградить их от опасностей непременно сопутствующих в столь тяжелом, но важном для всего княжества, труде, и была сотни лет тому возведена сторожевая башня Дубравка и выставлен постоянный пост. Заодно Пятиземие прикрывало свое мягкое брюхо от неистовых казаков.

Со временем, строившие башню и несшие караульную службу ратники, как водиться обзавелись женами и детьми. Нуждающееся в ремонте оружие и прочий реманент, привлекли кузнеца со всем выводком. Срубили дома поселяне, мудро решившие, что под боком у вооруженного отряда жить спокойнее, нежели самим отбиваться от лихих людей… Да и выращенное зерно, овощи и мясо, не надо никуда возить на продажу. Полсотни ратников и их кони сметут все, успевай только поворачиваться… Так и возникло само селение, разросшееся со временем до городка на несколько тысяч душ. Вот только теперь, даже спустя полсотни лет после Моровицы, слишком много домов в округе пустует и ветшает. Князь, конечно, делает все что в его силах, чтоб удержать и крепость и город в надлежащем состоянии. Привечает каждого, желающего поселиться в Дубравке, пусть и с не совсем понятным прошлым. А, порой, попросту закрывая глаза на темное прошлое. Лишь бы сейчас человек жил достойно и не нарушал покоя сограждан.

Сейчас Владивой сурово супил брови и напускал на себя вид крайне раздраженного человека, но мимолетная улыбка, что искривляла его уста, сводила на нет все попытки воеводы, играть роль отца, отчаянно обеспокоенного судьбой падчерицы, и уж тем более – безудержно скорбящего вдовца.

Да и с чего было ему печалиться, если все шло к тому, что род Зеленых Дубов остался без наследницы, и Большому совету придется разрешить ему, князю-опекуну, основать новую династию. А значит, замок Дубравка становился его собственностью. До тех пор, пока на смертном одре он не передаст венец своей старшей дочери.

Владивой окинул взглядом замковую площадь, дома предместья. И в который раз нашел подтверждение своим мыслям. Его пристальный глаз подмечал и некоторое запустение, и отсутствие дозорных на стенах, объясняющееся банальной нехваткой людей. Треклятая Моровица прошлась, хоть и зазубренной, но очень уж острой косой по всему краю, слишком многих унося с собой, и слишком мало оставляя при жизни. До сих пор женщины не успевают восполнить утраты... Но с другой стороны, это проклятие принесло и благо – ведь врагов тоже почти не стало, вот и опасаться особенно не кого.

Единственное войско, что могло потревожить княжество Пятиземие, с юго-восточных границ – это степняки. Но среди казаков пока еще не было кошевого, которому бы удалось собрать в единый кулак всю эту разудалую вольницу. А пока, их разрозненные ватаги, в несколько десятков сабель, время от времени вихрем проносившиеся по Пограничью, в поисках легкой наживы, столь же быстро убирались назад, за Проход в Заскалье. А к замку, где их поджидали три сотни вооруженных ратников и множество ополченцев, они и близко не потыкались. Поэтому основной добычей казачьих шаек, в основном становились неосмотрительные путники и жители неукрепленных селений или лесных хуторов. Разве, кто из новиков хотел продемонстрировать товариществу свою удаль и на спор, пробирался в город, чтоб умыкнуть доброго коня или хорошенькую девицу. Драконы и те приносили значительно больше урона, особенно если им удавалось застать скот на выпасе.

Сколько раз уже Владивой, поглядывая в сторону далекой Степи, думал над тем, что мог бы собрать отряд и попробовать уничтожить гнездовье чудовищ. Ведь того витязя, который смог бы этого достичь, ожидала вечная слава. Да, все как-то руки не доходили. Зато теперь... Когда все идет к тому, что он станет полноправным владельцем замка рода Зеленого Дуба, можно будет вернуться к своим давним мечтам.

Бич южных земель и стража, перекрывшая Проход надежнее Дубравки и Сечи вместе взятых, – огнедышащие крылатые бестии появились словно ниоткуда, в дни хаоса, наступившие после Армагеддона. И с тех пор, без их ведома, никому не было позволено преодолевать южную границу. А пропускали туда и обратно они людей сообразно только собственному разумению. Одних – испепеляли огнем, не дав даже приблизиться к проходу. С иных – брали дань животными. А на третьих вообще не обращали внимания, хоть за хвост дергай. И совершенно не имело значения одинокий путник или вооруженный отряд вступал на дорогу, ведущую в Вольную Степь. При этом, с казаками, шастающим туда и обратно, драконы поддерживали что-то сродни добрососедских отношений. Время от времени наведываясь на Сечь за гостинцем, и всегда получая столько мяса, сколько в состоянии унести с собой. Странно, но со слов привеченных в замке отступников и бежавших из казацкого плена, князь знал, что бестии никогда не питаются на глазах людей. Убьют – запросто, а жрать не станут.

– Дивны твои деяния, Создатель… − пробормотал он себе в усы. – Что-то погоня задерживается? Пора б уже.

И будто в ответ на его слова, на замковое подворье влетел отряд конницы, и Калита, перемолвившись со стражником, бросился бегом к дверям донжона. А еще через некоторое время его сапоги загрохотали по лестнице, и на смотровую площадку выбежал сам есаул.

− Рассказывай, − предвкушая приятную новость, бросил ему Владивой. – Поймали беглянку?

− Не гневайся, князь-воевода, но ни бежавшего казака с товарищем, ни падчерицы твоей мы найти не смогли. Словно сквозь землю провалились!

Есаул вытер рукавом потное и заляпанное грязью лицо.

− Что сие означает? – Владивой как-то даже не осознал услышанное. – Как это, не нашли? У нас в округе что, так много мест, куда можно спрятаться?

− По всех дорогах разосланы отряды. Каждый проскакал верст пятнадцать. Нет их нигде. Кривуля было заприметил, что будто бы подались они в сторону мельницы, но и там след беглецов обрывается еще задолго до запруды. Словно драконы их сожрали!

− А может, действительно – драконы? Говорят, пролетал вчера один, ближе к утру.

− Один никак не мог сожрать троих лошадей, людей и при этом совершенно не оставить следов. Да там кровищи было бы столько, что никакой ливень не смоет. − Калита отрицательно покивал головой. – Нет, князь…

− Понятно. Это я так, к слову. Куда ж они тогда подевались?

− Мельник сказывал, что намедни видел небольшую ватагу казаков. Около дюжины сабель. Думаю, что именно к ним и спровадили нашу княжну, беглые степняки.

− Это что же получается? – удивился Владивой. – Отпущенные тобой скоморохи действительно были казаками? И мы сами вручили им Светлану? Да, ничего не скажешь, хитроумный план. Или ты, сразу узнал своих старых товарищей и решил им подыграть, старые прегрешения задобрить? А?

От такого предположения, старый есаул сначала побледнел, а потом бухнулся на колени.

− Жизнью клянусь, пресветлый князь, и в помыслах не было. Я ж того скомороха и в глаза не видывал. Вместе с Нечаем они из Опупения приехали. А с пацаненком Кривица разговаривал. Само собой так повернулось. А, может, и не виновен никто? Сами, невзначай, в руки длинночубых попались? Эх, кабы не спешка, можно было все умнее сделать. Не с пришлыми парнями ее отправлять, а самому с Кривицей, взять девку, да и отвезти в надежное место. А после, как все поутихнет, вы бы решили, что с ней дальше делать. Как же я мог так ошибиться? Ведь уверен был, что эти скоморохи простодушнее невинного дитяти!.. И Кривица меня уверял, что малой ни одного условного жеста не знал?. Неужели, так умело прикидывался? А на самом деле и впрямь лазутчиками были? Что же это выходит, мы им сами княжну и лошадей подарили, да еще из замка выпроводили? Надо Нечая взять на спрос! Не было ли у них изначально злого умысла? Может, десятник и теперь что знает? И староста опупенцев…

− Ладно, не горячись, есаул, − Владивой неожиданно по-доброму улыбнулся и облегченно вздохнул. – Это судьба, вмешалась. И кто ведает, может, оно и к лучшему, что не пришлось мне брать на душу ответственность за жизнь дочери покойного Ждислава. Зато теперь, со всей скорбью, непритворно и правдиво, смогу сообщить в письме Великой княгине, о горе, которое неожиданно постигло мою семью. О смерти жены – княгини Домославы, о похищение казаками наследной княжны Светланы… Как и о том, что все предпринятые нами поиски ничего не дали.

Князь-воевода сделал паузу, и с прищуром взглянув на есаула, продолжил.

− И кажется мне, что никто не справится, лучше тебя и Кривицы, с доставкой этой новости в Турин.

От слов князя-воеводы Калита только громко крякнул. Больше чем в Турине ему не хотелось очутиться разве что, на Сечи.. И, словно, прочитав его мысли, Владивой прибавил успокоительно:

– Конечно, придется приодеться, как полагается, чтобы упаси Создатель, вас даже случайно за разбойников не приняли. А то, вдруг вы с побратимом окажетесь на кого-то похожи? Мало ли в жизни разного случается… Но, не волнуйся, в этом – помогу. Людей с гербами расщепленного дуба никто не посмеет задержать. А в остальном – сам сообразишь, как выкрутится. Не вчера родился… Лишний раз перед глазами стражи не мелькайте, и все обойдется. Денег дам… Ну, подумай головой, есаул, кому еще, если не вам двоим я сейчас могу довериться? Вдруг Беляна не поверит моим словам и прикажет допросить гонцов со всем пристрастием? А вы и на дыбе все сказанное подтвердите, поскольку за свои жизни бороться будете. Шучу… – улыбнулся князь, увидев, как побледнел Калита. – Никто не станет поддавать сомнению правдивость моего письма. Но, все же помните, что дело выглядит не совсем недостоверным. И потому, чтобы не попасть в руки княжеских дознавателей, сами меньше мелите языками, а в столице ведите себя сообразно, удрученным господским горем, верным слугам. Ведь в Дубравке, помимо прочего еще и по старой княгине траур объявлен! Да и не горничная девка пропала, а – княжна! Все, на этом разговор закончен!

Владивой вдруг понял, что почти уговаривает есаула, и это ему не понравилось.

− Надеюсь, приказ мой ясен, поэтому, иди и готовься в дорогу. Медлить не стоит... За письмом зайдешь утром. И помни, что ваша с Кривицей жизнь, с одного боку в моих руках, а с другого – на кончике ваших же языков. Но, если сумеете подтвердить мои слова, чтобы никто и на мгновение не засомневался, что именно так все и происходило, то заживете с побратимом в Дубравке лучше, чем сами придумать сможете. За Кривицей корчму с его сдобной «гусыней» запишу и деньжат на новоселье подкину, а о том, что люди говорят, забуду и другим закажу. Тебе, Калита… Сам придумаешь, что попросить… Уверен – не продешевишь. А теперь, оставь меня. Надо подумать, как лучше все эти новости изложить.

Когда Владивой принимал решение, переубеждать его в чем-либо, можно было даже не начинать. Рад не рад, а деваться некуда. Есаул поклонился и затопал вниз по лестнице. В конце концов, сколь веревочке не виться, а в стенку лбом упрешься. Коль не отвернули от них с Кривицей свои лики Перун и Создатель, глядишь и вывезет кривая… Зато, как одноглазый обрадуется награде, когда узнает…

Говоря, что ему нужно придумать, как написать Великой княгине, Владивой лукавил. Текст скорбного, но такого приятного для него письма, уже давно сложился в голове князя-воеводы. И он, не мешкая, мог записать его слово в слово.

«Низкий поклон нашей госпоже и венценосной сестре, Беляне!

На двадцать седьмой день месяца Травостоя, со слезами на глазах вынужден известить тебя, Великая княгиня, об ужасном горе, которое постигло все княжество Зеленых Дубов сразу дважды.

В ночь с двадцать пятого на двадцать шестой день после продолжительной болезни умерла княгиня Домослава, которая не поднималась с ложа уже почти полгода. Умерла без мучений, отойдя от нас во сне и не приходя к памяти...

А на следующий день случилась другая трагедия, что нечеловеческой ужасностью своей затмила предыдущую беду. В то время, как все помыслы и мои, и, верной памяти княгине, дворни, были наполнены скорбью по поводу ее смерти, лазутчик казаков, который накануне пробрался в наш замок под видом скомороха, похитил наследную княжну, нашу дочь − Светлану.

Думая, что Светлана, желая остаться некоторое время наедине с собственной печалью, закрылась в личных апартаментах, а также уважая ее дочерние чувства, никто не тревожил княжну. И только после того, как она не вышла к прощанию с телом покойной, мы обеспокоились.

Следы свидетельствовали, что по неведомым нам причинам, княжна сама спустилась в подземелье, где содержался плененный казак. Что произошло там, неизвестно, но темницу оба покинули через подземный ход, о котором могла знать лишь княжна. Считаю, что казак сумел каким-то образом запугать девушку и заставить ее выйти вместе с ним из замка.

Снаряженная и возглавленная лично мной погоня ничего не дала. В основном из-за ливня, который начался с вечера и к полуночи смыл все следы. Но все следопытам же удалось установить, что в лесу лазутчика поджидала ватага степняков численностью около полусотни сабель. Последующие поиски ничего не дали. Казаки с пленницей успели перебраться на ту сторону Прохода.

Желая за любую цену освободить княжну, я отправил в Заскалье двоих доверенных слуг, которые должны найти в Сечи Светлану, и выкупить ее из плена. Но в этом приходится уповать лишь на милость богов, ведь всем известно, как неохотно казаки возвращают молодых и красивых рабынь.

Прошу прощения, за грустные вести. Пятна на пергаменте, это мои слезы пролитые за упокой души моей жены, княгини Домославы, и от бессилия что-либо улучшить в злосчастной и бесславной судьбе дочери моего брата Ждислава, княжны Светланы.

Написано в замке Дубравка, собственной рукой вашего слуги и младшего брата, князя-воеводы Владивоя».

Поставив мысленно точку и подпись, Владивой довольно потер руки и улыбнулся. И, если взгрустнул маленько, то лишь потому, что в планы воеводы совсем не входило дарить, вступавшую в пору цветения, красавицу падчерицу, каким-то казакам. Напротив, не смотря на все слова, о не желании брать ее судьбу на свою совесть, Владивой не отказался бы от возможности продержать девушку под замком, на одном из дальних хуторов. Пока не надоест... Все же, за последний год, Светлана очень уж похорошела. И обещала стать еще краше. А позже, если бы ему все же удалось обуздать падчерицу, то известил бы Великую княгиню, об удачном выкупе, или что-то в этом роде. И только, если бы девица оказалась уж слишком строптивой, Владивою пришлось бы подумать о ее окончательном исчезновении. Хотя, зачем? Женским рукам, нашлось бы применение в глухом лесном хозяйстве какого-нибудь крепкого мужика-бортника. Умеющего ценить княжескую ласку и держать язык за зубами. А без еды, коня и оружия, не ведая потайных тропок, дикими пущами долго не побегаешь…

Князь еще раз угрюмо усмехнулся собственным мыслям, в которых соблазнительное тело юной девушки занимало далеко не последнее место, и неспешно двинулся в трапезную.

Как подло устроен мир! Да если бы полгода назад кто-то осмелился сказать, что он не только сотворит нечто такое, но сможет хотя бы подумать, о подобном, Владивой зарубил бы наглеца на месте. А теперь? Если уж быть до конца правдивым, то он вспыльчив, упрям, скор на расправу, но ведь негодяем не был. Что же изменилось? Да ничего. Пойманный в капкан, зверь отгрызает собственную лапу, для сохранения жизни. Вот и ему приходиться поступать так же. И от того, что вместо лапы надо убрать другого человека, легче не становиться.

Владивой вдруг так отчетливо увидел перед собой лицо покойного брата, что весь взмок и, задыхаясь, остервенело рванул ворот камзола на груди. И с накатывающей злобой, прошипел:

− Она сама виновата, Ждислав! Я ж еще совсем не стар. И стал бы Светлане прекрасным и любящим мужем. Жили б вместе, душа в душу… А так, ничего иного не оставалось. Извини, брат, но слишком уж дичилась меня твоя дочь. Я не смог бы ее убедить по-хорошему… − Сказал и почувствовал облегчение. Будто и впрямь покойный брат услышал его слова и понял. Не простил, но понял. Он ведь и сам был воеводой и знал, что часто приходиться поступать не так как хочется, а как лучше для княжества. И от понимания этого, Владивой успокоился окончательно.

А все-таки жаль, что все сложилось так печально. Может, действительно не надо было мудрить, а согласиться на план старого отступника? Глядишь, и птичка уже трепыхалась бы в клетке. Князь-воевода был более чем уверен, что сумел бы довольно скоро, причем к общему удовольствию и благополучию, урезонить, неопытную в жизненных обстоятельствах, и совершенно неискушенную в утехах, барышню. Вскружить ей голову и свести под венец. А нет – так и самая худшая, из уготованных им для девицы судеб, была бы не в пример лучше той, что ожидала Светлану теперь... В каждом замке, селе и хижине бортника, малому и старому известно: пригожей девушке или красивой молодой женщине, попавшей на Сечь, предстояло пройти сквозь настоящий ад. И тем ужаснее ждала ее доля, чем очаровательнее была пленница...

Что ж, знать такова ее судьба. Человек может лишь подтолкнуть камень, а по какому склону ему катиться и каких размеров вызвать лавину, предугадать невозможно. Нельзя быть даже уверенным, что он обязательно докатиться до подножья горы. Поэтому, Владивою только оставалось надеяться, что все сделанное им приведет к главному, и он сможет стать полноправным хозяином Дубравки. Ведь согласно той же Книги благородных уложений: «в случае смерти всех прямых наследниц по женской линии или в результате совершенного ими бесчестья, муж последней княгини, становится владельцем замка вплоть до его кончины. А при повторном браке, майорат, минуя жену, переходит к его дочери».

И никто кроме основателя новой династии, самого князя-регента Владивоя из безземельного рода Малинового Сокола, не мог решить: когда и с кем ему зачать наследницу нового уже княжеского рода.

 

Глава 14

 

Все происходило невероятно быстро и в относительной тишине.

Конь витязя стал, как вкопанный.

Навстречу чудовищу одна за другой, свистнули три стрелы.

Чудовище коротко рыкнуло, но продолжало атаку.

Витязь соскочил на землю, слегка присел, прикрывая себя и спину коня большим овальным щитом, нижний край которого умостил на луку седла.

Из-под этого прикрытия выставил острием вверх длинное копье.

Дракон дунул пламенем.

Заржал и рванулся конь.

Массивная туша подмяла под себя копье, лошадь и человека.

Оглушительный рев и визг смертельно раненого чудовища, вероятно, заставил вздрогнуть всю околицу.

Дракон из последних сил замолотил по воздуху крыльями, вздымая клубы пыли, приподнялся чуток над землей и рухнул в нескольких шагах от места схватки. Но и там чудище не угомонилось, а продолжало реветь, скрести лапами землю, бить хвостом, вертеться и плеваться огнем во все стороны. К счастью силы уже покидали его, поэтому сноп пламени не доставал до того места, где неподвижно лежал витязь.

Не теряя ни одного мгновения, Олег и Гостиша прыгнули в седла и погнали коней к поверженному воину.

Драконоборец лежал придавленный конем, частью прикрытый щитом, один край которого опирался на луку седла, а второй – увяз в землю. К счастью для рыцаря, весь удар приняли на себя оплавленный щит и спина коня. Если бы не это обстоятельство, то судя по состоянию щита и ранений, нанесенных лошади, огонь дракона, запек бы его в доспехах заживо, а упавшая сверху, конская туша довершила начатое. Зато лошади повезло гораздо меньше. Даже, если не считать ожогов, позвоночник благородного животного удара не выдержал. Конь жалобно косил глазом на людей, но не мог, ни шевельнуться, ни заржать.

Витязя освободили из-под груза, и Олег удобно расположил его на траву рядом с дорогой. А Гостиша опустился рядом на корточки и отклонил забрало, чтобы облегчить дыхание:

– Интересно, кто же здесь настолько глуп, чтобы попытаться напасть на дракона без оруженосцев?

− Отвага подобает мужчинам, – вступился за юного витязя Олег. – Тем более, что этот парень все же победил!

Гостиша лишь плечом дернул. Мол, такая глупость и обсуждение не требует.

− Если то, что деда рассказывал о драконах, правда, то еще нет. И тебе придется добить чудовище, иначе менее чем через час оно полностью выздоровеет. Кроме того, совершенно не возьму в толк, отчего он сразу набросился на добычу, а не дыхнул огнем второй раз. Наверное, молодой и глупый.

Очевидно, что-то такое помнил и Олег, потому что сам уже поднял с земли выпавший из рук витязя обоюдоострый меч, и присматривался с какой стороны безопаснее подобраться к раненому дракону.

Вблизи чудовище казалось довольно симпатичным. Так мог бы выглядеть хорошо упитанный вол, заимевший огромную пасть, парочку трехметровых перепончатых, как у летучей мыши, крыльев и навило себе на утолщенный и удлиненный хвост небольшой моргенштерн. Схожесть подчеркивали лоснящаяся кожа с короткой гладкой шерсткой бурой масти.

Острие копья вошло дракону в грудь и торчало со спины, между крыльями. Что же касается стрел, то или лучник из рыцаря был не слишком ловкий, или кожа у чудовища отличалась особой прочностью, но только один обломок древка торчал в левой передней лапе. Когтистой и мощной.

− Бойся хвоста! − подсказал Гостиша. – Он может немного удлиняться, как хлыст!

Заметив опасность, дракон попытался извернуться мордой в сторону Олега, но сил явно не хватало. И он выжидающе замер.

Понимая, что добраться до мощной шеи просто так не удастся, Олег быстрым шагом приблизился к дракону сбоку, провоцируя удар хвостом. И дракон напал. Если бы он не был ранен, наверное, на этом бы схватка и закончилась, но чудовище действовало медленнее, чем обычно, и Олег успел не только подсесть под удар, но и со всей силы рубануть снизу по мелькнувшему над головой хвосту.

Меч оказался просто великолепным оружием. Треть хвоста дракона, увенчанная смертоносным набалдашником, бессильно повисла, разрубленная почти до половины. Больше чудовищу защищаться было нечем. Подступив ближе, но все также держась чуть сзади, Олег замахнулся во всю силу и уже хотел обрушить острое лезвие на шею дракона, когда в голове у него прозвучал чужой голос: «Не хотел человека… лошадь хотел… не убивай…»

Олег изумленно отступил в сторону и озадаченно пробормотал:

– Все равно издохнешь…

– Ты это с кем разговариваешь? – спросил сзади Гостиша.

Олег промолчал, пристально глядя на дракона, вдруг поняв, что ожидает ответа, но тот только тяжело дышал и даже не шевелился.

– Ладно… – почему он решил пощадить дракона, Олег в последствии не смог объяснить даже самому себе. – Будь по-твоему. Сумеешь убраться, пока рыцарь не придет в себя, живи… Может, и в самом деле, ошибся… – и отступил от полумертвого дракона. – А как быть с копьем? Давай, вытащу, что ли?

Чудовище искоса взглянуло на человека и тяжело улеглось на бок.

Олег воткнул меч в землю, поплевал на ладони и, крепко ухватившись за торчащее древко, потащил копье на себя. Дракон вздрогнул, но не пошевелился… Только дым из ноздрей повалил, как из разжигаемой печки. Еще мгновение и оружие выскользнуло из раны.

«Спасибо, человек… Шелешестрон не забудет…»

А в следующее мгновение дракон неуклюже подпрыгнул, взмахнул крыльями и стелясь почти над самой землей полетел куда-то на восток, придерживаясь кромки леса. Очевидно, тяжелая рана не давала ему подняться выше деревьев, и он попросту убирался подальше от людей.

Пока Олег возился с чудовищем, Гостиша освободил голову витязя от шлема. И сразу стало видно, что это юноша лет двадцати. Очень бледный, без сознания, но живой.

Прислушиваясь к едва слышному дыханию, находящегося в глубоком обмороке воина, Гостиша попытался привести его в чувство, хлопая ладонями по лицу и растирая уши... Но пока все было напрасно. Даже вылитая на лицо вода не принесла желаемого эффекта, воин не приходил в сознание.

− Вот напасть, что же нам с тобою, друг, делать?

− Неужели ничему у деда не научился? – пошутил Олег.

− Научился, − буркнул тот обижено. – Надо его разоблачать и пустить кровь. Чтоб не загустела. А не поможет и это, повезем в замок. Уж там-то лекарь найдется. Так что лучше не мешай, а раз уж у тебя в руках меч, то пойди, заодно, добей коня, чтоб не мучился. Кстати, почему ты не добил дракона? Пожалел?

– Вроде того…

– Ну и ладно… Деда утверждает, что неосознанными поступками человека руководит сам Создатель, а кто мы такие, чтоб ослушаться его воли? А еще…

− Хорошо, − Олег не стал вслушиваться в премудрости, которых правнук мог нахвататься от мудрого старика и двинулся к лошади. Но в это время послышался топот множества копыт и из-за холма вынесся отряд конницы.

− А ты беспокоился, что парень без няньки гуляет, − настороженно проговорил Олег, учитывая здешний нрав: «сначала рядить, а потом судить». Свой недавний опыт общения с княжескими дружинниками. – Вон сколько поспешает…

Всадники, в свою очередь, тоже заметили их. И все увиденное, похоже, не пришлось им по нраву. Потому, что они вдруг все вместе заорали что-то угрожающее, и пустили коней вскачь.

– Интересно, они всех так радостно приветствуют, или нам выпала особенная честь? – поинтересовался немного встревожено Олег, но видя, что Гостиша абсолютно спокоен, положился на его уверенность.

Между тем отряд конницы разделился на две части. И пока несколько всадников спешили напрямик, еще трое заложили длинную дугу, конечной целью которой было отрезать чужакам путь к побегу. А возглавлял тех, кто гнали напрямик, витязь в черных латах, выделяясь среди прочих могучим телосложением и белым пером на шлеме. Олег конечно мог бы попробовать помериться с ним силами, но здесь были не безопасные селяне. Даже, если и удастся ему одолеть нескольких, остальные воины мгновенно нашпигуют стрелами. Да и Гостиша никуда не денется... Поэтому оставалось ожидать, чем все закончиться. И надеяться, что обитатель лесной мельницы, который впервые выбрался в свет, благодаря умению предвидеть события, и в самом деле знает что делает. В смысле, почему не убегает.

– Это и есть Зеленые Вепри, к которым нас послала Светлана! – поспешил успокоить своего спутника Гостиша, вероятно почувствовав его состояние. – А вопят так, потому что, думают, будто мы напали на одного из их рода... Черный витязь − это Ставрог! Былины о его храбрости и силе, крестьяне рассказывают каждый раз, когда зерно привозят. Правда, после смерти их отца, князя-воеводы Полежая, Ставрог теперь больше хозяйством занят. Как старший сын… В чине «сын-воевода». − При этом Гостиша внимательнее взглянул на все еще бессознательного витязя. – И в этом случае, мы пытались помочь, Любомиру. Третьему из братьев – младшему. Второй из Зеленых Вепрей – княжич Вышемир, больше к хранителям и книгам привержен, нежели к ратному делу. Есть у них еще сестра, Весняна, но о ней люди мало рассказывали, соответственно и я ничего поведать не смогу.

Тем временем Вепри окружили их плотным кругом. Мрачно рассматривая незнакомцев, один из которых держал в руке меч. А так же – своего неподвижно лежащего родственника и издыхающую лошадь.

− Кто вы такие и что здесь произошло? – воскликнул воевода, поднимая забрало. Но ответа дожидаться не стал. – Любомир ранен?! Вышемир, посмотри брата!

Но очень высокий и сутулый мужчина в длинной черной хламиде с капюшоном уже и сам спешил к раненому. Потирая на ходу ладони, будто в предчувствии давно ожидаемого наслаждения.

«Вепрь средний... – догадался Олег. – Тот, что больше книжник, чем воин. Значит, и в лекарском деле понимание имеет. Только чего он так радуется? Родной брат без сознания, а этот весел, словно на дармовую пьянку попал. Странные у Вепрей лекари. Или это дела семейные?»

А витязь тем временем уже снял шлем и, демонстрируя пышный слегка посеребренный смоляной чуб, длинные обвислые усы и густую бороду, спрашивал:

− Я – Ставрог Зеленый Вепрь, сын-воевода здешних мест. Что вы за люди и что на наших землях делаете?

− Здоров будь, сын-воевода! − поспешил ответить внук мельника, прежде чем Олег собрался с мыслями. – Перед тобой Гостиша и Олег с княжества Дубравка. Путешествуем по своей надобности.

− Какого сословия будете?

− Скоморохи балаганные. Олег – кулачный боец, а я – внук мельника Мышаты, чья мельница у Прохода в лесу стоит. Но, тоже могу, тяжести разные подымать, или на руку побороться.

Ставр окинул цепким взглядом кряжистую фигуру парня, и в отличие от других, пренебрежительно хмыкавших на подобное заявления Гостиши, согласно кивнул.

− Куда путь держите?

− Куда глаза глядят. А потом – обратно, − вмешался в разговор и Олег.

Ставрог взглянул на него, смерил рост, ширину плеч, более пристально изучил одежду и, видимо, остался недоволен. Поскольку нахмурил брови, и следующие слова произнес гораздо прохладнее.

− Хорошо, испытаем твое умение… Но больше не дерзи, а то прикажу выпороть. А теперь, расскажите, что здесь произошло?

– Витязь пострадал в бое с драконом. Мы увидели битву издали, – взялся объяснять Гостиша, – и поспели только, чтоб спугнуть раненое чудовище. Княжич поддел его копьем так ловко, что дракон уже почти подыхал. Так что особого труда это нам не составило. Чудище бежало раньше, чем мы приблизились. Вся честь победы принадлежит молодому витязю.

− Как он там? – тут же поинтересовался Ставрог.

– Жить будет, – отозвался Вышемир. – Через несколько минут и сам бы очнулся. Даже Силу использовать не пришлось, хвала Создателю.

– Отлично. Вы поступили храбро и достойно. Приглашаю вас по такому случаю в замок. С развлечениями у нас последнее время довольно скудно, все в Турин перебрались, поэтому имеете возможность хорошо заработать.

− Благодарствуем. Охотно... – Гостиша с достоинством поклонился воеводе. – К тому же у нас имеется известие для княгини Звениславы от княжны Светланы.

− Вот как, − удивился Ставрог и вопросительно посмотрел на Олега. – Так вы, прямиком с Дубравки? Хорошо. Если сообщение срочное, я дам вам нескольких сопровождающих и скачите в замок.

− Ничего такого, что не могло бы подождать, пока княжич Любомир сядет в седло. Тем более, он уже приходит в себя.

Тот и в самом деле пытался подняться. Тряхнув чубом, от чего в голове у него опять все закружилось, Любомир сумел сесть.

Некоторое время витязь мутным взглядом обводил все вокруг и не мог понять – где он? Как и когда здесь очутился? Где его конь, оружие?... Чем так обеспокоен Ставрог? И важнейшее: что здесь делает Вышемир? Любомир не сдержался от брезгливой гримасы, когда тот наклонился к нему слишком низко. Среднего брата он недолюбливал, за льстивость и тщательно скрываемую подлость натуры. А также из-за того, что тот, невзирая на благородное происхождение, пристал к касте хранителей. И сумел даже достичь в ней третьего ранга. И с высоты достигнутой мудрости относился к младшему брату как к безмозглому балбесу, способному только махать мечом и морочить головы девицам. Соответственно, такое неожиданное беспокойство могло свидетельствовать лишь о его плачевном состоянии. О чем Любомир и сам мог веско утверждать со всеми основанием: мышцы тела болели так, как будто по нему пробежалось стадо бешеных коров. Голов в двести... Со стопудовым бугаем впереди. Или родственники, похищенной девушки. Верхом и вместе со всеми, кого не забыли пригласить на свадьбу.

– Ну, наконец! – прогудел укоризненно густой бас, который просто невозможно было спутать, и над младшим братом навис Ставрог. – Разве можно так людей пугать? − и тут же, продолжил другим тоном. – Герой, герой. Самостоятельно свалить дракона, не миску вареников с кухни стянуть...

− А здоровый был, правда? − по-мальчишески задорно спросил Любомир, озираясь кругом и не видя туши чудища. – Куда вы его утащили?! – удивился. – И откуда здесь взялись?

– Прискакали, – охотно объяснил брату воевода. – Когда дозор на башне известил о драконе, что кружит на месте, я взял с собой парочку лучников и поторопился сюда. Скотину мы здесь не пасем, значит – он охотился на человека. Мало кого чудище приглядело себе на добычу. Гонца, наших бортников, или купеческий обоз?

− Понятно, а это я был.

− Не совсем, сначала ему понравились странствующие скоморохи. Это потом ты его на себя отвлек.

− Все-таки не зря рисковал, − удовлетворенно вздохнул княжич. – Людей спасал.

− Можно, конечно, и так сказать, − вмешался в разговор Вышемир. – Но, если б эти люди не освободили тебя из-под тяжести собственной лошади, ты бы уже задохнулся под ее весом. Кроме того, они отогнали дракона. Так, что еще неизвестно, кто кого спасал, мой непоседливый брат. По меньшей мере, спасибо можешь им сказать с полным на то основанием, − произнеся всю эту тираду, Вышемир впервые пристальнее взглянул на обоих скоморохов и вдруг, смертельно побледнел. Правда тут же взял себя в руки и отвернулся, чтобы никто не заметил его испуга.

− Неблагодарность более свойственна средней ветви рода Зеленых Вепрей, − встряхнул головой и поморщился княжич. – Я же очень признателен за помощь, − он осторожно, чтоб не потревожить больную голову, кивнул Олегу с Гостишей, − и при случае отвечу тем же!

– Меньше маши чубом, – буркнул обиженно Вышемир, украдкой продолжая присматриваться к Олегу. – А то и остаток ума растрясешь.

– Добро, ссору оставим на потом, – мигом вмешался Ставрог. – Скажи-ка, лучше, брат, как чувствуешь себя? На коне удержишься? Или подождем еще немного?

– Терпимо... После празднования Весенней ярмарки бывало хуже, – отделался шуткой тот. – Особенно, если вспомнить утреннюю речь матери.

Очевидно, пресловутую речь помнили все трое братьев, потому что Ставрог оглушительно захохотал, а Вышемир сделал такое лицо, будто разжевал полный рот терновых плодов.

– Тогда полезай в седло, и будем двигаться. Чего здесь торчать? Гнаться за драконом нет смысла, за это время он уж невесть куда улетел... Жаль, конечно – великолепные доспехи могли получиться. Хоть и хлопотное это дело дубить драконью шкуру, но – результат того стоит. Еще как стоит…

 

Глава 15

 

Единственная дорога, по которой можно было ехать, не забредая в созревающие посевы, извивалась узкой, в шесть-семь шагов, лентой с запада на северо-восток. А вдали, там, где она выбегала на берег достаточно широкой с заводями реки, в окружении сотни разнообразных каменных и деревянных домов, взметнулся ввысь нарядный замок, опоясанный отвесными стенами в виде шестиугольника. Всю долину между лесом и замком на несколько миль вокруг занимали хлебные поля и виноградники. А на западном берегу к реке жались сенокосы и пастбища, будто искали у людей защиты от угрюмой чащи... Мрачные, могучие деревья вздымались темной суровой стеной, сразу же за луговой полосой, затопив бескрайним морем все, вплоть до горизонта. От чего все сооружения казались случайной шелухой, подхваченной весенним паводком.

Начинало смеркаться, и людей на полях уже не было. Женщины в основном хозяйничали возле хат в предместье. Из отдаленных пастбищ пастухи гнали к замку большой гурт коров и овец, а несколько здоровенных псов степенно вышагивали вместе со своими хозяевами и только временами бросались вернуть в стадо отбившуюся скотину. На реке кричали встревоженные чем-то гуси, и доносился перезвон железа в кузне.

Чем ближе подъезжали к крепости, тем заметнее становилось, какие у нее мощные стены, какой широкий оборонный ров, наполняющийся водой из реки. Как высоко вздымаются угловые башни. Над детинцем, на высоком шпиле, реяло на ветру зеленое полотнище, на котором вблизи удалось разглядеть вышитого серебром, могучего секача, вепря-одиночку.

Хозяева замка не пожалели ни времени, ни труда, ни денег, ради безопасности. Даже неискушенному взгляду становилось понятно, что имея достаточно запасов, за этими стенами можно не бояться осады очень большого войска.

Ворота тоже были сделаны не кое-как. Просвет в толстенных, трехметровых стенах закрывался двумя массивными, окованными железом створками, которые запирались толстыми брусьями. А с внешней стороны, при необходимости, моментально опускалась тяжелая решетка. Ее используют при внезапном нападении, чтобы отрезать атакующий отряд от главных сил.

В отличие от Дубровского замка тут, в Зеленце всюду чувствовалось присутствие рачительной владетельницы. Просторный замковый двор был вымощен плотно подогнанными каменными плитами, а щели между ними выполоты и затерты глиной. Стены всех зданий аккуратно выбелены известью, всюду чисто и подметено. А в вечернем воздухе смешиваются ароматы мясной похлебки, горького дымка и свежескошенного сена.

Сам детинец выдавался в центре крепости отдельным сооружением. А его окна, больше похожие на бойницы, начинались на высоте более четырех метров. И единственные двери, к которым вела достаточно крутая и не особенно широкая каменная лестница, были едва не массивнее въездных ворот.

Все это можно было еще долго разглядывать, но слуги уже брали коней под уздцы и все спешились.

− Желаешь лично доложить княгине, новости, привезенные от княжны Светланы, или доверишь их мне? – поинтересовался у Олега воевода, жестом отпуская слуг и ратников. Вышемир еще раньше, не отозвавшись ни словом, удалился по своим надобностям. И рядом с лестницей, ведущей в детинец, кроме них остались только Гостиша и младший Вепрь.

− Никаких распоряжений по этому поводу княжна не давала, − ответил Олег. – Поступим так, как будет угодно, сыну-воеводе.

− Чужих ушей здесь нет, − немного подумав, решил Ставрог. – Скажи, о чем речь, а там посмотрим: тревожить княгиню или нет.

− Хорошо. Во-первых, намедни умерла княгиня Домослава. Во-вторых, княжна…

− Что, тетя Домослава умерла?! – вскричал Любомир. – Думаю, Влад, матушка должна об этом узнать из первых уст! И немедленно!

− Ты, прав, брат, − без колебаний согласился Ставрог. – Хоть мы и ожидали подобного известия, но оно стоит того, чтобы потревожить княгиню. Следуй за мной, гонец.

Ставрог обращался исключительно к Олегу, считая его главным, а Гостишу принимая если не за слугу, то за подростка, обязанного подчинятся старшим и пока еще не имеющим права голоса. Олег взглянул на товарища, и уже было собрался поправить воеводу, но Гостиша поспешно дернул его за рукав и прошептал:

− Не надо, я лучше тут, во дворе побуду. Мне княжеские палаты без надобности? А ты и сам неплохо справляешься…

− Матушка не слишком требовательна в проявлениях этикета, − даже не заметил короткой заминки Ставрог. – Но, все ж помни, скоморох, что не на ярмарочном майдане находишься.

Сказав все это, Ставрог стал подниматься вверх по лестнице. Любомир же подхватил под руку Олега и потащил следом, вполголоса объясняя тому главное:

− Матушка очень добрая. Даже если делает вид, что сердиться, то никогда не наказывает. Будет орать, опусти взгляд и молчи. Вскоре сама успокоиться и забудет. Это я на всякий случай, чтоб не волновался, если что. Ругать она в основном будет меня, но достанется всем. Это и к гадалке не ходить.

И только теперь Олег понял, почему все так странно напряжены и не гостеприимны. Оказывается, сын-воевода не хотел, чтобы чужие люди стали свидетелями того, как княгиня будет их ругать. А не из гордыни, как он вначале подумал. Это понимание существенно приободрило Олега, и он вновь принялся внимательно осматриваться.

За входными дверями оказался узкий коридорчик, которым можно было пройти лишь по одному, и только потом отворялись еще одни дверцы, в которые иначе, чем согнувшись, войти было просто невозможно... В случае нападения, защитникам замка достаточно было стать по обеим сторонам дверей и рубить подставленные шеи. Четверо мечников, усиленных несколькими копьеносцами и десятком лучников, легко могли оборонять вход в зал от целой толпы. Даже закованных в броню рыцарей...

Эти дверцы вели в гридницу, занимавшую добрую половину детинца. Посередине глухой стены, над камином, на толстых цепях с потолка свисал парадный герб семьи, тускло освещенный двумя канделябрами, рассчитанными на три дюжины свеч каждый. Но горело их в настоящий момент не больше десятка. Однако и при таком скупом освещении Олег сумел разглядеть серебряного вепря, на зеленом поле.

Вдоль всех четырех стен, на уровне окон тянулась галерея, удобная для лучников. Галерею поддерживало двенадцать каменных колонн, метра четыре в высоту. Еще шесть таких же, но значительно более высоких поддерживали купол кровли.

Братья молча стояли рядом и терпеливо ожидали пока гость все рассмотрит. И только потом, Любомир легко тронул Олега за локоть, указывая перед собой.

В нескольких шагах от входа начинался невысокий помост. На нем, ближе к камину, стоял т-образный стол, душ на сто, обставленный крепкими креслами, хотя и грубой работы. Стол был уже накрыт для ужина, и проворные служанки расставляли последние подносы с едой. Похоже, здесь было заведено ужинать вместе со всеми обитателями замка, потому что огромный трапезный зал постепенно заполнялся шумной толпой разночинного люда, и стал вроде даже немного тесным, а так много дворян просто не могло жить в столь небольшом городке. И пока все расседалась по своим местам, Олег получил возможность разглядеть вблизи княгиню Звениславу.

Госпоже замка никак не могло быть больше пятидесяти. Потому что, невзирая на строгость черт, ее правильной формы лицо, с полными, будто налитыми вишневым соком устами, зеленые, с карими блестками глаза, еще хранили свежесть, присущую лишь молодым или тучным людям. Одета княгиня была в опрятное бледно-синее платье, украшенное единственной серебряной розой на левом плече. Парадно во всем наряде выглядела только легкая парчовая накидка, что полностью покрывала ее пышные волосы.

Стараясь не высовываться вперед, Олег поклонился вместе со всеми, но княгиня даже не заметила его, не сводя взгляда с Любомира.

– Что ж, сыне, поведай нам, почем нынче на ярмарке пуд драконьего мяса? – насмешливо поинтересовалась она.

Любомир слегка поклонился и заговорил поспешно:

– Все произошло совершенно случайно, матушка. Я просто выезжал нового коня. И тут появилось чудовище. Конечно, вступать в схватку с драконом без оруженосцев глупо, но долго раздумывать было некогда... Дракон мог напасть на беззащитных крестьян или случайных путников. А разве не моя обязанность убивать этих чудовищ в наших землях? – и прибавил немного заискивающе. − В конечном итоге, все же окончилось хорошо?

– В народе говорят: « Создатель особо оберегает пьяниц и глупцов… поскольку тем не на кого больше надеяться…», – задумчиво произнесла княгиня. – В чарку ты вроде не особо заглядываешь. К какой же тогда категории прикажешь тебя отнести?

– Зря обижаешь Любомира, матушка, – заступился за брата Ставрог. – Убить дракона не каждому рыцарю по силам. Тем более самостоятельно.

– А я о чем? – возмутилась княгиня. – Удача постоянный спутник храбреца. Вся проблема в том, что в один миг, и совершенно неожиданно, она может где-то задержаться, и одним героем в мире станет меньше. А с меня достаточно бессмысленной, хотя и не подобает так о покойнике, смерти вашего отца! И мы еще вернемся к этому разговору, – пообещала она в завершение тоном, который ничего хорошего не предвещал молодому витязю и поинтересовалась. – А теперь, будьте любезны, объяснить: что это за человек в одежде степняка, прячется за вашими спинами?

− Гонец от княжны Светланы, − поспешил объявить Ставрог, в душе тешась, что внушение на этом закончилось. – Кстати, именно на него и напал дракон, которого попытался убить Любомир.

Княгиня, как-то совершенно по-детски, потрясла головой.

− Повтори, пожалуйста, еще раз, − попросила недоуменно. – Кто, кому и что именно помог?

− Пожалуйста, − разговор полностью терял сварливые ноты, поэтому Ставрог спокойно и обстоятельно стал объяснять.

− Дракон напал на гонца княжны. Любомир отвлек его на себя и смертельно ранил. Гонец…

− Олег, − назвался и поклонился тот.

− Олег прогнал смертельно раненого дракона и помог Любомиру выбраться из-под убитой лошади. Ну, а там – и мы с Вышемиром подоспели.

− Понятно, − княгиня укоризненно покивала головой. – Значит, если б не Олег, то еще неизвестно чем бы схватка закончилась!

− А с другой стороны, пресветлая княгиня, − позволил себе вмешаться Олег. – Если б я не притащил за собой дракона, то всей этой истории вообще не произошло б. Значит, я один во всем виноват.

− Или – дракон, – кивнула головой княгиня. – Раз был настолько глуп, что связался с моим сыном. – Немного помолчала и не то одобрила, не то осудила. – Смел, не по чину, а после строго велела. – Говори, гонец, как поживает моя сестра Домослава? Какие известия ты привез из Дубровки? И почему конной эстафетой, а не почтовым голубем? Что там произошло, гонец?

Олег выступил вперед.

− Я не гонец, но волею судеб именно мне назначено сообщить вам, что княгиня Домослава умерла. И это печальное известие, еще не самое важное из того, что я обязался передать княгине Звениславе из рода Зеленых Вепрей от имени княжны Светланы из рода Зеленый Дуб! – Олег снова уважительно поклонился, переждал тихий шепоток и отдельные восклицания, быстро пронесшиеся среди слуг и прочей дворни, и продолжил.

– Пресветлая княгиня, княжна Светлана моими устами извещает тебя о том, что после смерти ее матери, князь-воевода Владивой затеял крамолу, направленную против чести и жизни княжны. Поэтому княжна была вынуждена бежать из собственного замка и спрятаться. Княжна Светлана просит тебя оказать ей помощь по восстановлению своих законных прав на княжий венок. А также – для возвращения наследных владений и надлежащего наказания узурпатора. Просит, как родственницу и как, равную ей по чину, княгиню Пятиземия.

Он произносил слова громко и внятно. Настолько отчетливо, что последнюю фразу уже договаривал в полной тишине. Потому, что все присутствующие в гриднице, поняли, какая, следом за этими новостями, надвигается беда.

Конечно, поход малой дружины, это еще не Война! Слово, которое за несколько последних десятилетий уже начали забывать. Но, все же – опять засверкают клинки, вспаривая живую плоть, а бабушки будут рассказывать внукам страшные истории. А в селениях появятся молодые мужчины, украшенные свежими шрамами, и обездоленные калеки.

Дослушав до конца известие, княгиня поднялась из-за стола и сурово произнесла:

− Я услышала тебя, гонец! Скажи, в данную минуту, жизни и чести княжны что-либо угрожает?

− Нет, пресветлая княгиня. Княжна Светлана находиться в совершенно безопасном месте, и в ближайшее несколько дней, ей совершенно ничего не угрожает.

− Хорошо! – Облегчение явно доминировало в ее интонациях, и подумала про себя чуть удивленно: «Это где же ты, малышка, такую норку отыскать сумела? Интересно…». А вслух продолжила. − Ты исполнил, что должен, Олег! Присоединяйся к трапезе. Будь нашим гостем. Мы станем думать. Ответ получишь утром.

− Спасибо, пресветлая княгиня, − Олег еще раз поклонился. – Но если в этом нет урона гостеприимству дома Зеленых Вепрей, я, с вашего позволения, хотел бы умыться с дороги и… лечь спать. Сил нет, как умаялся.

− Пусть будет так, Олег, − княгиня все еще придерживалась официального тона, но видно было, что эта часть разговора уже позади. – Подойди поближе. – И когда тот оказался почти рядом, осмотрела его более внимательно и продолжила. – Ты наш гость и волен поступать по своему разумению. Подтверди только еще раз, что Светлана в безопасности.

− Клянусь честью, пресветлая госпожа. Лучше она могла бы чувствовать себя только рядом с вами.

Странно, но вместо того, чтоб успокоиться, княгиня вдруг как-то странно и очень пристально взглянула на молодого мужчину. Всего лишь за несколько секунд в ее глазах выражение недоумения сменилось удивлением, потом – узнаванием, испугом, ужасом и совершенно неожиданно – облегчением и даже радостью. Хотя, вполне возможно, что все это почудилось Олегу из-за скудного и мерцающего освещения, которое давали свечи и факелы.

Наверняка какая-то следующая фраза все бы объяснила, но неугомонный Любомир, считая, что аудиенция завершена, уже тащил Олега куда-то за собой, приговаривая при этом:

− Вот теперь, друг, посидим, как следует. Никто не упрекнет Зеленого Вепря в неблагодарности. Знаешь, у меня в голове, после схватки, все как в тумане было. И я только теперь понял, что жизнью тебе обязан! – при этом он резко остановился и порывчато обнял Олега. Правда, тут же устыдился несвойственной мужчинам чувствительности и отступил на шаг, но продолжил столь же горячо. – Согласно древнему обычаю – ты мне уже брат названный. А если ты еще не связан ни с кем кровными узами, то будь мне побратимом!

− Что ты, Люба, на человека набросился? − вмешался в разговор и удержал Олега от немедленного ответа Ставрог. – Огорошил без продыху. Как дитя малое. Разве ж так делается? Ты напои, накорми гостя сначала. Дай осмотреться. О своей жизни поведай, что он рассказать захочет – послушай, а тогда уже и решайте. Побрататься – не ковш хмельной браги испить. С перепоя голова поболит и минется, а кровное братство на всю жизнь. И нет несчастнее в мире человека, чем воин, который ошибся в выборе побратима. Это я не к тому веду, что сомневаюсь в ком-то из вас, или в искренности чувств Любомира… − успокаивающим жестом он слегка обнял их за плечи и закончил уже не так наставительно. – Просто, я немного старше вас, и уже успел понять, что серьезные решения лучше принимать взвешенно, на трезвую голову и полный желудок.

− Целиком и полностью согласен, − подхватил шутейный тон Олег. – Тем более, что я действительно валюсь с ног и немного беспокоюсь за Гостишу. Хоть вы и приняли его за моего слугу, на самом деле этот парень, не слуга, а – товарищ.

− Да понял я, и не забыл о нем. Не беспокойся, десятник Кручина позаботиться о нем со всем, надлежащим гостеприимством, − отмахнулся Ставрог. – Так что твой друг вскоре будет сыт, чуть пьян и завалится спать без задних ног на сеновале над конюшней. Не хотел далеко от лошадей уходить. Сказал, они к стойлу не привычные, пусть хоть дух знакомый чуют. Если б на ночь не выставлялся караул, и не опускалась решетка, я подумал бы, что вы удрать собираетесь. Ха-ха-ха! – засмеялся воевода так искренне и заразительно, что и остальные улыбнулись. – Кстати, – словно только вспомнив, произнес озабоченно и сочувственно. – Я, собственно, чего за вами увязался… Тебя, Любомир, опять матушка зовет. Так что давай, двигай к ней, пока она еще больше не осерчала. Наверняка, Вышемир уже что-то ей нашептал. Не зря я его нигде не вижу. Любит наш братец напакостить и смыться. А о госте не беспокойся, сам проведу.

− Чтоб ему в прорубь провалится! – сплюнул молодой витязь. – Вот, гад ползучий. И когда он уже уберется к своим инкунабулам и рукописям. Морду ему набить, что ли?

− Тогда матушка тебя точно запрет в одной из башен и будешь ты морковку из себя изображать. «Сидит девица в темнице, а коса ее на улице». Иди уже, воитель.

− Вышемир, конечно, зануда и подлиза, но умен, стервец… – пояснил Олегу сын-воевода, продолжая уводить гостя дальше, в глубь замка, запутанными лестничными переходами. − Как из Оплота вернулся, стольких недужных на ноги поставил, что даже наш старый лекарь удивился. Все потом искал следы применения Силы, но ничего не нашел и признал Вышемира более искусным в науке врачевания. А характер у братца вредный из-за немочи телесной. Завидует нам, здоровым, вот и шпыняет при каждом удобном случае. Ну, вот мы и пришли, заходи, гостем будешь… – с этими словами, Ставрог открыл какую-то совершенно незаметную в стене дверцу, пропустил внутрь Олега и зашел следом.

Гость удивленно огляделся, потому что эта комната походила больше на, оставленную им не так давно, темницу Дубровского замка, нежели на гостевую комнату или опочивальню. Даже для очень нежданных гостей.

Тот же деревянный лежак с зажимами, те же устрашающего вида орудия пыток на стенах, похожий на гроб, ящик. Только все какое-то пыльное, затянутое паутиной, не обжитое что ли, если можно так выразиться про допросную комнату. Даже от камина тянуло сыростью и плесенью, словно огонь в нем не разводили уже, как минимум, несколько лет.

− Тут нас не потревожат, − жестом заботливого хозяина обвел странное помещение сын-воевода. – Присаживайся, где удобнее и не удивляйся. Извини, но слишком много вопросов вокруг тебя, Олег, образовалось – и слишком мало ответов мы имеем. Так что, ничего не поделаешь, но пока мы с тобой, в дружеской или какой иной, на твое усмотрение… − он сделал весомую паузу, − беседе не наведем ясность, из этой комнаты ты не выйдешь. Если всему виной моя мнительность, и ты чист, в своих помыслах и деяниях – извинюсь. Посчитаешь нужным, согласен на поединок, несмотря на твое низкое происхождение. Ну, а подтвердятся сомнения – не обессудь, повесим.

− Видать, планида у меня такая, − вздохнул Олег, устраиваясь на каком-то, больше похожем на гроб, ящике, – ночи в темницах коротать. Спрашивай, Ставр... Только у меня просьба будет, можно?

− Конечно, мы же с тобой, пока, не враги. И совершенно не обязательно должны ими становится.

− Спасибо. Я так понимаю, что наша беседа затянется, и спать мне не придется вовсе. Так нельзя ли хотя б умыться и перекусить?

− Это даже и не просьба, − почти обиделся Ставрог. – Сейчас все принесут. Я ведь и сам не ужинал.

Как раз в этот миг в дверь комнаты негромко постучали.

− Вот и угощение, − сын-воевода посторонился, пропуская внутрь двух слуг с ведром воды и принадлежностями для умывания. Те немного замешкались, соображая куда все поставить, потом примостили таз на деревянном топчане и посторонились. Свое удивление они либо удачно прятали, либо подобные причуды воеводы были не вновь.

Олег, поспешно сбросив с себя кафтан и рубаху, с удовольствием заплескался в теплой, чуть пахнущей мятой воде. Умывшись и вытершись на сухо, куском мягкой выбеленной ткани, Олег потянулся за своей одеждой, но вместо нее на лаве уже лежал совсем другой костюм.

– Не думаю, что после умывания приятно одевать грязные тряпки, – ответил на его, невысказанный вопрос, Ставрог и махнул слугам. – Уносите…

Не успели слуги выйти за дверь, как те вновь отворились, впуская парочку поварят, с двумя подносами снеди.

 

* * *

 

Ставрог собственноручно наполнил кружки и произнес:

− Ну, за взаимопонимание. Пусть разговор наш будет приятным, и завершиться скорее, чем кончиться вино в этих кувшинах!

− Пусть, − Олег с наслаждением сделал большой глоток прохладного и мягкого напитка, а потом оторвал от зажаренного гуся ногу и стал с удовольствием ее обгладывать.

− Тогда, вопрос первый. Как давно ты служишь у княжны?

− Со вчерашнего дня… − Олег говорил с набитым ртом немного не внятно, но ответ был понятен.

Ставрог кивнул головой.

− Отсюда, вопрос второй. Почему княжна выбрала именно тебя своим гонцом?

Олег немного подумал, потом проглотил еду и ответил:

− Если кратко, то выбирать было не из кого. А если подробно…

− Подробно позже, − остановил его Ставрог. – Ты не думай, Олег, что я забыл, что именно благодаря тебе и твоему другу остался в живых Любомир. Просто, слишком уж много странностей. И хоть, после Моровицы уже давно никто и ни с кем не воюет, когда-то же начнут. Верно?

Олег пожал плечами. До тех пор, пока кто-либо не объяснит толком: кто он такой, и – откуда родом, вопрос войны кого-то с кем-то, его совершенно не волновала.

− Вот я и хочу понять, если ты лазутчик, то чей и с какой целью к нам пробрался? А если все повязанные с тобой странности имеют иную причину, то какую? И чем это может угрожать нашему княжеству и Пятиземию вообще? Понятно излагаю?

− Да, я ж отвечаю… − Олег еще раз приложился к кружке. – Только не тяни кота за хвост. Предупреждаю честно – долго не выдержу, засну.

− Ну, посуди сам, − Ставрог будто оправдывался. − Является никому неизвестный человек, в казацкой одежде и объявляет себя гонцом княжны. Но, при этом не говорит где она, и никто из нашей дворни, ни тебя, ни твоего товарища в Дубравке никогда раньше не видел. Что я должен предположить?

− Что казаки хотят напасть на Зеленец, а мы пришли осмотреться или, даже, открыть ночью ворота? – предположил Олег.

− Глупость, конечно, − согласился воевода. – Лет пятьдесят тому назад, вполне реальная ситуация. А сейчас, − он махнул рукой. – Для захвата городка нужен отряд, хотя б в тысячу сабель. А казаки никогда больше чем одним куренем в набеги не ходят, да и то – очень редко. Обычно пронесется вихрем ватага в несколько дюжин степняков, утянет, что поселенцы спрятать не успели, и опять спрячется в Заскалье? И главное, что может понадобиться кому-то в чужой стране настолько ценное, чтобы ради этого жертвовать жизнями собственных граждан? Лично я, даже представить себе такой добычи не могу.

− Ну, например, другие жизни… − совершенно сонным голосом ответил Олег. – Думаю, я сумел бы назвать несколько уважительных причин для войны, если б мог нормально соображать. Но, если ты и в самом деле считаешь, все эти подозрения чепухой, то объясни: почему мы беседуем в пыточной, а не в более приятном месте?

− Сложный вопрос, − вздохнул Ставрог, и снова наполнил кружки. – Матушка сказала: «Что хочешь, придумай, но сделай так, чтоб до утра наш гость ни с кем не общался»! Я и решил сам с тобой поговорить, по душам. Все ж, странного в тебе чересчур, как для одного человека. Хотя, и не могу поверить, что воин с таким прямым взглядом и открытым лицом, может оказаться врагом.

− Как будто враг обязательно должен быть сволочью…

− Нет, наверно, не обязательно, – задумался над этой мыслью Ставрог. – Но, ты же не враг?

− Я, − Олег тоже попытался сделать умное лицо. − Вообще-то, я ничего о себе не помню… Но, отчего-то уверен, что не враг. Ни вам, ни Светлане.

− Вот, а я что говорю. Ты со мной не спорь!.. Я здесь, после матушки, самый главный. – Ставрог с удивлением повертел в руке пустую кружку и потянулся за кувшином. − Ладно, рассказывай все, что сочтешь нужным. Чего не пойму, переспрошу позже.

Олег вздохнул, промочил горло и стал подробно излагать сыну-воеводе всю свою замысловатую историю, с момента пробуждения на запруде у Дивной мельницы деда Мышаты.

− Вот, собственно и все… − закончил спустя некоторое время и устало потянулся за кувшином. Хотел налить в кружку, но потом передумал и приложился к нему так. – А теперь: либо казни, либо дай поспать. Все остальные вопросы только утром. Сил нет, как заморился…

− Чудеса, − Ставрог силой отобрал у Олега кувшин и в два глотка допил все, что в нем еще оставалось. – Да, такую небылицу нарочно не придумаешь. Во всяком случае, не для оправдания. Чудеса! Без хранителей не разобраться. Тебе, Олег, в Оплот, к Остромыслу надо двигать. И не откладывая. Такие события просто так не происходят. Кто знает, чего дальше ожидать?

В это мгновение дверь в темницу распахнулась от мощного пинка, а на пороге появился, весь кипя от негодования, Любомир, и заорал на всю глотку, хватаясь рукой за оголовье меча.

− Вот вы где! Так я и знал! Ну, брат, от кого, от кого, а от тебя я такого лицемерия и подлости никак не ожидал! Да ты же хуже Вышемира! Тот – напакостил и скрылся неизвестно куда! А ты! Ты!.. Как ты мог?! Немедленно освободи нашего гостя, или я за себя не ручаюсь! Олег, друг, я с тобой!.. Пошли отсюда!

− Э, нет, − Олег удобно свернулся калачиком на похожем на гроб ящике и, еле ворочая языком, пробормотал. – Хош убейте, никуда отсюда не уйду. Сп-койной н-чи… – И провалился в глубокий, крепкий сон. Уже совершенно не слыша ни нелицеприятных обвинений Любомира в адрес старшего брата, ни неуверенных оправданий обескураженного таким поворотом Ставрога.

 

ПАРАНТЕЗ

 

Философы утверждают, будто женщины счастливее мужчин, из-за того, что чаще смотрят в небо. Изречение спорное, но рациональное зерно в нем присутствует. Именно там – в сверкающей звездами, невообразимой дали − определяется наша судьба. И возможно, милость богов была бы гораздо щедрее, если б они постоянно чувствовали на себе пристальный взгляд людей.

Вот и сейчас, там – куда, как многие верят, отправятся их души... В месте, где нет зла и насилия, не имеет физического измерения время, и едино пространство… Проще говоря, в обители Богов – происходят события, в результате которых, как утверждают мудрецы, рождается истина, или, по мнению скептиков – драка. Боги все же сделаны по нашему образу и подобию, а значит: ничто человеческое им не чуждо.

В комнате, до мелочей повторявшую своим видом традиционную залу в охотничьем домике (если не обращать внимания на то, что дальние стены и потолок исчезают в пространстве), в удобном мягком кресле, габаритами больше подходящими семейству мини-диванов, придвинув ноги к решётке камина, сидел осанистый, крупный мужчина. Того размытого возраста, когда с первого взгляда понятно, что ему уже далеко за пятьдесят, но, как не приглядывайся, определить насколько далеко – практически нереально. Слишком много противоречий вызывал его облик. Всё ещё пышная, но совершенно седая шевелюра указывала на почтенный возраст, зато аккуратно подстриженные, густые рыжеватые усы и борода сразу отнимали у этой цифры несколько лет. Печальные и умные глаза говорили о вековом жизненном опыте, а упругих мышц, отчетливо бугрившихся под свободной рубахой, не постыдился бы и молодой атлет.

Из-под прикрытых век мужчина неотрывно глядел на огонь в камине и внимательно слушал своего собеседника.

Второй мужчина был молод и худощав. Даже слегка тщедушен. Но это была не худоба человека, изможденного болезнью, а скорее изящество легкоатлета. А длинные тёмные волосы придавали его бледному лицу черты благородного аскетизма.

– Извини, Отец, но я не понимаю тебя, – горячился младший. – Которое тысячелетие прошло с тех пор, как им, буквально на пальцах, объяснили, что и как нужно делать, чтобы достичь цели – и каков результат? – Он красноречиво развел руками. − За это время люди научились летать в космос, опускаться на дно океана, убивать миллионами себе подобных, а в нужном направлении не продвинулись даже на шаг. Больше того – сегодня человечество оказалось значительно дальше от зафиксированной мной исходной точки. Ты понимаешь, отец, что это значит? Развитие цивилизации движется по отрицательному вектору! А вы с дедом спокойно созерцаете эту картину всеобщего морального разложения и ничего не предпринимаете. Извини, но я с вами не согласен... – он сделал быстрое движение рукой и взял с воздуха полный фужер, к которому тотчас припал губами. – Такое бездействие преступно!

− Наверное, − старший мужчина, отвечал медленно, будто каждое слово он сперва взвешивал, рассматривая со всех сторон, и только окончательно оценив, нехотя отпускал на волю, − ты, Эммануил, совершенно прав. И как всякое совершенство, твоя речь не имеет ничего общего с реальностью. Знаешь в чем различие между умом и мудростью?

Бог-сын удивленно приподнял брови.

− А разве это не синонимы?

Бог-отец слегка улыбнулся.

− Ум можно развивать и тренировать, опираясь на знания, позаимствованные у других, а мудрость приходит только с опытом. При этом, заметь, лично приобретённым.

− Что ты хочешь этим сказать?

− Ты умён, сыне. Возможно, даже умнее меня в твои годы. И всё же собираешься совершить ту самую ошибку, что и мы с дедом. В чем тут мудрость? Зачем в третий раз делать то, что уже дважды не приносило ожидаемого результата. Разве не целесообразнее поискать иной путь?

− Но ведь ты даже не ищешь! Вы просто ждёте, чем всё закончиться?

− А вот тут ты не прав. Хотя и этот вариант тоже как-то отличается от предыдущих. Я – думаю.

− Третье тысячелетие?!

− Когда речь идёт о судьбе мироздания, время не имеет значения. Главное найти ошибку. А исправить её – дело третье...

Рядом с камином в воздухе свилось и загустело туманное облако, уютно укутывающее старенькое плетеное кресло-качалку и восседавшего на нем благообразного и совершенно прозрачного старика.

− Благословенны будьте, дети мои, − торжественно прогудел призрак, окутываясь при этом в дым, как в пелерину, благоухая традиционной лавандой. – Все бунтуешь, Эммануил?

− А ты, опять подслушиваешь, дедуля? − Бог-сын плюхнулся на ближайший стул. – Ни один разговор без тебя не обойдется!

− Очень надо, − фыркнул Святой Дух. – Не забывай, что боги, по определению, всеведущи и вездесущи. Поэтому, естественно, что я в курсе вашей дискуссии, и так же естественно – принимаю в ней непосредственное участие. Тем более, что первая ошибка, о которой упоминал твой отец, была совершена мной. В опровержение, так сказать, тезиса о непогрешимости…

При этом призрак так неподдельно опечалился, что даже окутывающая его дымка уплотнилась и запахла хризантемами.

− Кто ж мог предположить, − промолвил Бог-отец, − что люди, изгнанные из Рая, так обрадуются своей неограниченной свободе и так интенсивно станут осваивать новые земли, что совершенно забудут о своём истинном предназначении.

− Никто не мог, − согласился с ним Святой Дух, разгоняя руками перед лицом дымок, от чего запах цветов сделался почти удушливым. – Потому, что кроме меня никого больше не было. А я увлёкся. Сначала хотел просто приструнить строптивую парочку, а потом пошёл на принцип…

− Не оправдывайся, − Бог-отец потянулся к камину и протянул к огню руки. – Я тоже был хорош со своим Потопом. А вроде ж правильное казалось решение: убрать весь балласт, оставив наиболее удачную ветвь, и уже с её потомством строить царствие всеобщего благоденствия. И даже не предполагал, что шустрые наследники праведника выродятся практически за одно-два поколения. Вот и выходит, что ни угрозой, ни лаской от людей ничего путного добиться не удалось. Хаос только возрос.

− А как же мои деяния, − Бог-сын, протестуя, вскочил на ноги. – Разве подброшенная философия христианства не улучшила показатели?

− К сожалению, нет, − ответил призрак. – Всё, чего ты достиг – это частичная стабилизация морально-этического континуума. И то лишь временная... Последние столетия регресс протекает с устрашающей скоростью. А о том, во что учение о всеобщей любви превратилось со временем, даже упоминать омерзительно. Да ты и сам всё прекрасно видишь, иначе не требовал бы от своего отца немедленного вмешательства. Только на этот раз спешить будем медленно. Потому, что если и сейчас не поймём: в чём заключена концептуальная ошибка – проект «Человечество» придётся свернуть, как не оправдавший вложений. И – совершенно бесперспективный.

− То есть, как это – свернуть? – переспросил Эммануил. – Насовсем?

− Нет, временно, − недовольно буркнул Святой Дух. – Как будто не понятно, о чем я говорю…

− Но, это же убийство!

– А что ты предлагаешь? Ждать пока они сами себя уничтожат, а вместе с собой свернут и всю Вселенную?

− Ну, вот, а кто-то еще берется утверждать, что жить вечно – уныло. − Бог-сын даже прохаживаться перестал. − Имея таких родичей – вряд ли соскучишься. О каком коллапсе идет речь? Чего я, так сказать, по малолетству, еще не знаю о мироздании? Что припрятали мои мудрые родители к совершеннолетию?

− Не юродствуй, − отмахнулся Бог-отец. – Просто эта информация была настолько изначальной, что мы с дедом, даже не сообразили: что ты появился гораздо позже и можешь чего-то не знать.

− Я весь во внимании, − Бог-сын, уселся в кресло и приготовился слушать, при этом, демонстрируя свою независимость и протест, не забывая потягивать из бокала.

− Лучше ты, − Бог-отец переложил просветительскую миссию на Святого Духа. – Тем более, что это твоя придумка.

Призрак отнекиваться не стал, хотя при этом ощутимо пахнуло хвоей.

− Все началось в тот момент, когда я творил Вселенную, − начал он медленно, будто вспоминая. – И когда Мироздание было практически завершено, оказалось, что я не учел гравитационные силы. Взаимное притяжение тел в пространстве настолько ничтожно, что казалось им можно пренебречь. Но, ведь я впервые столкнулся с такими массами! И вообрази себе, что вся эта космическая прелесть вдруг начала стягиваться в единый ком. Небесные тела, под действием гравитации, стали сходить с орбит. А то и разваливаться из-за сильнейшего притяжения своих более массивных соседей. Ужас! Нужно было что-то срочно предпринимать. Исхитриться стабилизировать пространство, при этом, не нарушая уже существующих законов.

− И?..

− И я придумал человека и… время.

Огорошенный всем услышанным, Бог-сын даже не стал переспрашивать.

− Именно. Ведь нужно было что-то такое, что принадлежало бы этому миру, но находилось как бы вне его. То, что могло б сцементировать, сделать стабильным космическое пространство, не нарушая при этом ни одного из уже утвержденных параметров вакуума.

− Не улавливаю связи…

− Согласно с первичной идеей, вакуум представляет собой практически идеальную пустоту, разделяющую космические объекты и возникшую, вследствие концентрации всемирной материи в местах образования этих объектов. Поэтому заполнять его вещами материальными не представляется возможным.

− А как насчет нематериальных?

− Та же проблема. Исходя из базовых законов мироздания, созданные мною нематериальные субстанции не могут взаимодействовать с материальными.

− И тогда из сугубо материального ты создал Адама и вдохнул в него частичку себя, − закончил вместо деда Эммануил. – А человек, будучи чем-то средним, смог продуцировать необходимую субстанцию, которая оставаясь нематериальной, могла взаимодействовать с телами материальными. Гениально!

− И не менее самонадеянно. Поначалу мне тоже показалось, что идея удачная. Я рассчитал, что, будучи смертным, человек, обязательно изобретет время. А с его помощью уже удастся все расставить по своим местам. Именно время должно было заполнить вакуум и не дать свернуться пространству. И все бы так и произошло, но…

− Можешь не продолжать, − криво усмехнулся внук, демонстрируя старые рубцы на ладонях. – Что такое человеческий фактор я знаю не понаслышке. И где он возникает, все всегда идет наперекосяк. Вот только не пойму, что нужно было учудить, дабы испортить столь идеальную схему?

Святой Дух опять поскучнел, и разговор продолжил Бог-отец.

− Дед не учел один нюанс, который он не мог предвидеть, по одной простой причине – человек был его изобретением и предыдущего опыта эксплуатации не имелось. А ошибка заключалась в том, что стабилизирующее воздействие на пространство оказывало не само время, как задумывалось изначально, а грань – разделяющая временной континуум на прошлое, нынешнее и будущее. И еще в том, чего уж никак нельзя было предусмотреть, что каждый человек создает свое время! И оно тем более отличается от других, чем большее социальное, умственное, моральное и т.д. различие существует между людьми. Потому что количество и качество времени напрямую зависят от желаний его «генератора».

− И конечно, все это выяснилось только сейчас? – хмыкнул Эммануил. – Раньше не замечали?

− Почти… − начал было Святой Дух, но замолчал.

− В том-то и проблема, − тяжело вздохнул Бог-отец и продолжил объяснение. – Ведь изначально в Раю жила только одна пара гм… человеков. Да и желаний у них было с гулькин нос. Поесть, поспать, потрах… Вот. А позже, когда турнули слишком любопытных голубков на Землю, и те стали там плодиться и размножаться, не обратили внимания на происходящие изменения из-за того, что места во Вселенной достаточно для всего. И спохватились мы, только после того, как заметили, что космические объекты вдруг начали потихоньку отодвигаться друг от друга…

− Потоп тоже, сгоряча устроили? – напомнил бестактно Эммануил.

− Скорее с испугу, − слегка покраснел Бог-отец. – Но, сразу выяснилось, что одновременное массовое исчезновение времени имеет еще более катастрофические последствия для Мироздания, ибо высвобождает такое количество энергии, что вся Вселенная может запросто сгореть вместе с нами. В идеале необходимо такое состояние, когда количество гаснущих генераторов заменяется новыми, и при этом их желания не варьируются от полного пофигизма, до – невозможного.

− Да, уж эта задача точно находиться за пределами разумного. Проще попытаться обойтись без человечества. И надежнее, и спокойнее… Неужто, никакой замены не придумаем?

− Всё-таки в тебе, внук, слишком много импульсивности. То ты, как Враг, предлагаешь карать и рубить с плеча, то – всех прощать и миловать. Мечешь молнии и, при этом, готов на самопожертвование. Видно, многое от людей передалось тебе по материнской линии.

− Кстати, − оживился Эммануил. − А что по поводу вашего бездействия вещает мамина интуиция? С ней вы уже обсуждали сложившуюся ситуацию? Или, как обычно, сочли вопрос слишком сложным для женского разума? Как она оценивает позицию умывания рук?

Святой Дух сразу стал более прозрачным, а Бог-отец – поскучнел и притворно зевнул.

− А то мы не знаем, что Мария нам скажет. Твоя мать, как всегда, обвинит нас во всех смертных грехах и потребует решать свои проблемы так, чтобы не затрагивать покой людей. Мол, они и так уже немало из-за нашей глупости пострадали. И что после Потопа, мы теперь им должны вечно носы утирать и всюду соломку стелить.

− А если с ними просто поговорить, попытаться объяснить? Должны же среди всего человечества найтись умы, достаточно мощные, чтоб охватить суть происходящего? Неужто, не договоримся?

− Думали…

− И что?

− Да понимаешь, сыне, какая ерунда, получается, − крякнул Бог-отец. – Высчитали мы оптимальное, минимальное и достаточное вмешательство, но… Ты только не смейся.

− Не буду.

− Человек, который смог бы повлиять на течение событий в нужном русле, спит лицом к окну.

− Чего? − Бог-сын от удивления поперхнулся вином. – Что он делает?

− Спит Лицом К Окну, − раздельно произнес Бог-отец. – И проснувшись, совершенно не помнит своих снов. А по-другому выйти с ним на контакт у нас не получается.

− Потому, что вы чистая энергия… − пожал плечами Бог-сын. – Естественно, у вас ничего не выйдет. Такие сильные медиумы, как моя матушка, всего лишь раз на много тысячелетий рождаются.

− А вот это мысль, − Бог-отец с прищуром оглядел Эммануила и от удовольствия даже губами причмокнул. – Это ты правильно подметил. И ведь на поверхности лежало… Уверен – теперь все получиться как надо!

− Думаешь? – Святой Дух тоже придал своему лицу серьезное выражение. Ведь, он-то изначально знал, что весь разговор собственно и затевается с единственной целью: подтолкнуть Эммануила к этой идее. – Вполне, вполне…

− Эй, эй, эй… Погодите, − забеспокоился Бог-сын. – Прошлый раз, когда вы так же умничали, мне пришлось на Голгофу подниматься.

− Не-е, не волнуйся, − успокоил его призрак. − На этот раз все сделаем тоньше и обойдемся без прямого физического воздействия. А результат будет, чтоб мне до конца веков снова одному во тьме скитаться.

− Хорошо, − Бог-сын посерьёзнел, – только изложите доступно, что пришло в ваши просветленные головы. Не забывайте, Создатели, на сколько тысячелетий я моложе вас. И что восприятие ваших мыслей мне пока недоступно.

− Конечно… − Бог-отец кивнул головой в знак согласия. – Вкратце идея такова. Нам с Духом кажется, что человечество не удаётся привести к общему знаменателю, не потому, что оно сознательно этого не хочет, а по какой-то иной причине, действующей на людей извне. Причем достаточно сильно и на всех сразу. То есть, в душе каждый homo sapiens хотел бы выполнить предназначение, (да и как иначе – душу ведь мы сами программировали), но какая-то сила ему не позволяет выполнить эту задачу…

− Вот новость! Люди давно уже дали имя этому явлению, да и мы прекрасно осведомлены, о ком речь.

− Имеешь в виду Люцифера? Нет, Враг никогда не решиться нарушить Закон и пойти на прямое противодействие. Его оружие состоит из выращенных в человеческих душах ростков неуверенности, нерешительности, чувстве беспомощности, ущербности. Но, такое возможно только с отдельными личностями, в силу различных жизненных обстоятельств готовых принять в себя дьявольское семя. Одновременно и везде такое неосуществимо. Поэтому, Врага мы, конечно, не упускаем из вида, но искать надо в другом месте. Потому, что противодействие реально и интенсивно! И твоя задача: узнать, что оно собой представляет? Откуда берётся? И как его обезвредить? А для этого тебе на некоторое время придётся стать человеком.

− Я как чувствовал, что добром ваши идеи для меня не кончатся. Но, если вы ещё не забыли, я уже был человеком. И никакого противодействия, кроме всеобщего невежества и глупости, не ощутил.

− Тогда у тебя были другие цели, и потом – ты изначально знал, что суть – сын Божий. А это, согласись, существенное отличие от homo vulgaris. Кроме того, теперь ты будешь не активным участником событий, а всего лишь наблюдателем. В крайнем случае… Подчеркиваю – в крайнем случае – советчиком. Но, не более. А лучше, вообще себя не обнаруживать!

− И как долго продлятся мои поиски этого философского камня и вечного двигателя, как теперь принято говорить: «в одном флаконе»?

− Решай сам. Ведь задач много. Первая и самая важная, сделать так, чтоб нужный нам объект, хоть одну ночь провел в целиком затемненном помещении. Вторая – оценить возможность вмешательства Врага. Третья – все ж попытаться понять, почему люди столь упорно не хотят следовать указанным им заветам? Четвертая… В общем, сам сориентируешься. Ну, как, хватит для начала?

Бог-сын немного помолчал, размышляя. Потом кивнул:

− Хорошо. Можно попытаться? Несмотря на мой прошлый опыт, человечество не так уж безнадежно, чтоб отказать ему в последнем шансе.

− Вот и славно, − Святой Дух распространял вокруг стойкий запах сирени, а Бог-отец довольно поглаживал усы. – И не волнуйся, Эммануил. На сей раз, мы все время будем рядом, и если что пойдет не так – вытащим. Хотя, если не удастся понять и обуздать спонтанность расширения времени, то вскоре, никакого будущего не будет ни у них, ни у нас.

 

Часть вторая

 

С В О Й С Р Е Д И Ч У Ж И Х

 

«Tutte le strade conducono a Roma»!

 

ФАЛЬСТАРТ

 

Сумерки только ложились на землю, но для непривычного глаза и этот полумрак уже казался чем-то неестественным и зловещим. Придорожная корчма, на две трети прячущая стены в густых зарослях, даже при дневном свете не вызывала особого доверия и чувства беспечности, несмотря на то, что из четырех окон, выходящих на проезжий тракт, лился достаточно яркий свет, а изнутри доносился женский смех и мужской хохот. И будь у Эммануила возможность выбирать, он с удовольствием прошел бы мимо, невзирая на сгущающуюся тьму. Но, выбора не было. Он не имел ни малейшего понятия: куда попал в результате совместных усилий отца и деда. Точнее – он знал, куда те планировали его отправить, а вот насколько результат соответствовал ожидаемому, еще предстояло выяснить.

Свет из окон явно не электрический, поэтому вполне возможно – средневековье. А если это всего лишь временные затруднения или перебои в подаче энергии? Почему нет? Какой-нибудь кризис, так любимый людьми с недавних пор? Хорошо, допустим, со временем угадали. А как насчет пространства? Где гарантии, что он попал в одно из княжеств русинов? И какое именно? Возможно, мощенная булыжником дорога ведет именно в Оплот Мастера-хранителя Остромысла, а, возможно, совершенно в ином направлении. И почему-то становилось все устойчивее убеждение, что здесь земли франков, или какого другого народа, близкого по развитию и культуре к латинянам. Уж в этом Эммануил разбирался больше иных божественных экспериментаторов. Так что расхождение между желаемым и действительным определенно просматривалось. Что было немного неприятно, но исправимо, поскольку передвигаться из пункта «А» в пункт «Б», можно и самостоятельно, собирая при этом в пути различную информацию. А вот если окажется, что все же промахнулись и во времени, то тогда не останется ничего иного, как ожидать, что наверху спохватятся и исправят ошибку.

Но в целом Эммануил был доволен и не жалел, что согласился на эксперимент. Ведь он еще отлично помнил и запах леса, и шелест ветвей над головой, и разнообразие человеческих голосов. Пока слишком невнятных, чтобы определиться с языком. Конечно, здесь не родная Палестина, и мокрая трава гораздо прохладнее нагретого солнцем песка, но как приятно ощущать всем телом эту сырость, вдыхать на полную грудь, пьянящий аромат прелых листьев…

Эммануил так задумался, что не обратил внимания, на двух мужчин, которые вышли из корчмы освежиться или по какой-либо иной, не менее важной надобности, и уже некоторое время внимательно приглядывались к одинокому путнику, что нерешительно остановился в двух шагах от «Щербатой чаши». Растерянность молодого, не по-здешнему одетого мужчины была так очевидна, что они забыли на время о своих делах, быстро переглянулись и двинулись в его сторону. Причем, более крепкий подходил прямо, а второй, тем временем, обошел, неподвижно стоявшего незнакомца сзади.

− Хм… − произнес здоровяк, уже практически дыша перегаром от дешевой выпивки в лицо Эммануилу.

И только теперь тот опомнился и обратил на разбойного вида детину внимание.

− Мир вам, люди добрые, − произнес он мягко, но в этот миг, резкая боль обожгла его голову, а ночь стремительно опустилась на землю, окутывая все непроницаемым покрывалом.

− И ты покойся с миром, − произнес второй разбойник, на баварском наречии, подхватывая на руки обмякшее тело.

 

* * *

 

− Как прикажете все это понимать?! – голос матери звенел во тьме отчетливо и достаточно сердито. – Что вы на этот раз затеяли?!

− Да все нормально, − Бог-отец отвечал на удивление безмятежно. – Уж больно, Мария, наш сын истосковался по людям. Слишком молод он еще для вечности. Да и одинок совсем. У деда есть я, ты, внук. Мы – любим друг друга и своего сына. А Эммануилу не на кого излить все те чувства, что переполняют его сердце.

− Хочешь сказать, что мы не достойны его любви? – Божья Матерь, похоже, сильно удивилась.

− Ну, что ты, дочка, − вмешался Святой Дух. – Мой сын имел в виду, что любовь как вода, легко и быстро струится вниз, полноводно разливается по горизонтали, и очень неохотно и скупо поднимается вверх. Поэтому, о полноценной любви стоит говорить лишь тогда, когда она возникает между равными. Или – у родителей к детям. А сыновние чувства больше напоминают благодарность должника кредитору, когда удается возвратить часть долга.

− И вы придумали равнозначную замену скуке – затеяв очередное спасение человечества…

− Поверь, родная, если бы Эммануил не хотел быть обманутым, то у него вполне хватило бы ума: понять, что при такой многогранной, многомерной, многослойной, безгранично сложной и т.д. системе Мироздания, никакое точечное вмешательство (даже божественное!) не сможет сколь-нибудь существенно повлиять на ее развитие. Но, уж слишком сильно он скучал, поэтому и ухватился за протянутую нами соломинку. А с другой стороны, его миссия все ж не совсем высосана из пальца. Мы и в самом деле просчитали, что если приложить достаточное усилие именно в той точке Вселенной, куда и собираемся отправить нашего сына, равновесие в мире пусть немножечко, но укрепиться.

− А весь этот балаган с членовредительством, зачем был нужен? Или телесные травмы и увечья обязательная составная любого миссионерства?

− Видишь ли, Мария, после вознесения, у нашего сына тело и душа слишком сильно соединены между собой. И разделить их, даже при полном согласии, достаточно сложно. А отправлять его к людям в реальном физическом облике никак нельзя. Во-первых, Эммануил долго пожил в другом мире, и уже не сможет адаптироваться к новым условиям. Что наглядно продемонстрировал увиденный тобой эпизод. Выйти к разбойникам со словами: «Мир вам…»! Просто великолепно… Увы, это не то время, и не те люди… − Бог-отец развел руками. − Во-вторых, для событий, что его там ожидают, он слишком хрупок и совершенно не владеет холодным оружием. Одной встречи с любым недружелюбно настроенным воином будет достаточно, чтобы миссия закончилась, даже не начавшись. В то же время, если работать исключительно с его разумом – все становиться гораздо проще. Поэтому, нам и пришлось чуточку схитрить. Ну, не бить же мне самому его по голове? Заодно, устроили небольшую проверку, которая только подтвердила обоснованность наших сомнений. Зато теперь, когда он без сознания, мы легко сможем переместить частичку его души в любое подходящее тело. Благодаря человеческому происхождению, его присутствие останется практически незаметным ни для носителя, ни для окружающих, а сам Эммануил, после возвращения, будет все помнить, как происходившее именно с ним. Таким образом – риск минимальный, а впечатлений и личного опыта, еще на несколько столетий хватит. Кроме того, именно в том мире, куда мы собирались его отправить, представился идеальный случай, который было бы глупо не использовать.

− Хочу услышать об этом подробнее!

− Если настаиваешь, − вздохнул Бог-отец, вопросительно взглянув на Святого Духа. – В мире Пятиземия существует легенда, что несколько столетий тому, могучий чернокнижник отправил в относительно далекое будущее княжеского сына, которому было предсказано, что он сумеет остановить распространение новой лже-веры, которая должна была увеличить могущество чародея. Не желая испытывать судьбу, чернокнижник принял меры…

− Это что, сказка? – удивилась Божья Матерь.

− Почему? Во множестве миров нечто подобное не является невозможным. Все именно так и было.

− И вы хотите использовать тело княжича?

− Ну, да. – Вмешался Святой Дух. – Он молод, силен, отлично обучен ратному делу. Великолепный набор физических и духовных качеств. К тому же, их задачи, на некоторое время, полностью совпадают. И княжичу, и нашему сыну необходимо попасть в Оплот Равновесия, к мастеру-хранителю Остромыслу. Подумай сама, какое восхитительное развлечение ожидает Эммануила! А выбранный нами витязь не только ничего не потеряет, даже наоборот – присутствие частички божественного духа немного увеличит его фортуну и умственные способности.

− Что ж, − под их сдвоенным давлением Мария нехотя уступила. – Остается только надеяться, Творцы и Создатели, что на этот раз вы точно знаете, что делаете… И чтоб уже была полная ясность: куда именно вы хотите его отправить?

− Да все в тот же, вышеупомянутый мирок. Именно там сейчас создает свое учение некий философ. Оно еще никому неизвестно, но в недалеком будущем, после проведения археологических раскопок, о его трудах узнает весь мир. Так вот, было бы очень неплохо, если б с его помощью, Эммануил сумел донести до человечества одну очень важную мысль, относительно устройства Вселенной. Совсем скоро это упростит нам возможность установить обоюдовыгодные отношения с людьми. А кроме того, там образовался узелок, который необходимо либо распутать, либо разрубить. Одним словом – принять меры пока не поздно.

− Торжество Хаоса?

− В том-то и дело, что как раз наоборот. Практически на ровном месте возник островок псевдо стабильности, да такой прочный, что никакое время его не берет, − вздохнул Святой Дух. – Аж завидно. Я просто уверен, что здесь не обошлось без Врага. Слишком уж точно рассчитано, случайность исключена.

− Тогда я уже совсем ничего не понимаю. Стабильность-то вам, чем не угодила? Мы же вроде именно ее насаждаем в мире?

− Так-то оно так, − хмыкнул Бог-отец. – Но, есть разница. Мы за стабильность, как бы это выразиться – динамическую. А тут случай чистой статики.

− Подожди, − вмешался Святой Дух, видя несчастное лицо Божьей Матери. – Дай, я попроще. Итак, Мария, представь себе, что Мироздание – это река. Она медленно, но непрерывно куда-то течет. Наша задача не в том, чтобы остановить течение, да это и невозможно, потому что любую плотину рано или поздно размоет, и даже не хочу себе представлять, что получиться в результате подобного эксперимента, а в том – чтобы направлять эти воды в наиболее спокойное русло. А тот островок, о котором мы упоминали, он сродни ледышке. Маленький айсберг. И сам замер в развитии, и вокруг себя нездоровые флуктуации создает. Хотя и движется вместе со всеми, в едином потоке. Поэтому, катастрофой не является, но нервирует. Вот твой сын, как раз, в виде небольшого развлечения-приключения, и окажет всем небольшую услугу, если сможет изменить ситуацию.

− А он сумеет? Возможно, надо было ему подробнее объяснить?

− Сможет. Там все так перезрело, что любое вмешательство вызовет целую лавину событий. И после них восстановить статус-кво уже не удастся никому. Ну, а мы проследим, чтобы обошлось минимумом жертв и разрушений.

− Как интересно. Что же в этом мирке такого необычного. Можно взглянуть?

− Конечно. Смотри. – Святой Дух повел рукой и вместо ближайшей стены в воздухе завертелся зелено-голубой шар планеты.

− Каталожный номер тебе ничего не скажет, поэтому назовем его – Словенией. Там достаточно сильны общеславянские корни и их же мифология. Хотя и из иных культур намешано изрядно… Нас интересует прежде всего вот это княжество. – Шар приблизился и превратился в объемный макет. − На местном наречии – Пятиземие. Небольшое государство – всего пять замков, несколько городков и до сотни селений. С северо-запада достаточно мощное, но мирное королевство. После использования упомянутым уже чернокнижником потоков Силы, по планете прошел страшный мор, поэтому земли хватает с избытком, и пока никто не зариться на чужие территории. С юга княжество отрезает от моря и других земель практически непроходимая горная цепь. Сразу за ней – дикая степь. Кстати, в горах компактно проживает небольшое семейство драконов. Уникальный вид… Хотя, это не столь важно. На востоке – империя Снов. Но, о ней жителям Пятиземия ничего неизвестно. Считается, что сразу за каменистой грядой – океан. Впрочем, упустим местную географию и историю. Захочешь – прочитаешь в библиотеке, я оставлю ссылку. Так вот, именно в Пятиземии, несмотря на то, что развитие других стран продвигается условно нормальным, или точнее сказать – обычным путем, сохранился матриархат. Правят им уже шестое столетие, по праву майората, женщины династии Журавлей. Осуществляя абсолютную власть во всех замках и прилегающим к ним землям. А что такое женщины у власти? Это безусловное сохранение традиций любой ценой. И где? В средневековье! Полная остановка любого прогресса… Вот мы и хотим, чтобы Эммануил послужил своего рода катализатором. Потому как любое действие, подчеркиваю – любое, это уже динамика. А значит именно то, к чему мы стремимся.

− И люди еще верят в беспристрастных и справедливых богов, − вдохнула Мария. – Махровый мужской шовинизм. Нигде от вас женщинам нет покоя. В одном единственном месте во всей Вселенной обустроили свой мирок, так нет – они и туда эмиссара направили. Чтоб все по их разумению переиначить. И обязательно втихомолку, исподтишка. Хоть бы знамение людям какое подали, что ли?.. – Божья Матерь осуждающе покивала головой. − Ладно, мешать не буду, но и уж без присмотра не оставлю. А пока действительно загляну в библиотеку, разберусь подробнее. И если увижу, что слукавили, отмотаете все обратно, каких бы усилий это вам не стоило.

От неожиданности Боги настолько растерялись, что даже потеряли от возмущения дар речи. А когда собрались с мыслями и приготовили достойный ответ, Марии в комнате уже не было.

− Знамение, конечно, можно… – вопросительно взглянул на Святого Духа Бог-отец. – Или пророчество?

− Почему нет, − запах тот хвоей. – Хоть с десяток. Вот, к примеру:

«Настанет день, когда Искупитель шагнет через Пролив, и мгла поглотит Пятиземие! Обезлюдеет княжество и не сможет противостоять Серым воинам. Степной ветер принесет лишь малый глоток свободы, но надежда останется, если люди не предадут Равновесие и сумеют сохранить прошлое. Перед Разрушителем ложных истин, расступится тьма веков, и Он вернется, чтоб уничтожить зло! Если сам не впустит его в сердце свое… Дружба и предательство, любовь и измена подведут Разрушителя к развилке путей, но – никому не дано узреть, куда шагнет Он, покоряясь велению души и сердца. И да хранит всех Создатель, если Разрушитель ошибется в своем выборе!».

− Примерно, как-то так. Да только, поверь мне на слово, бессмысленное это занятие… Все равно, истолкуют по-своему. На моей памяти, люди еще ни разу не отнеслись надлежащим образом ни к одному предупреждению.

 

Глава 16

 

Проснулся Олег один от ужасной тупой боли в голове и нестерпимой жажды. Пить хотелось настолько немилосердно, что это желание вытесняло из остатков сознания все остальные мысли, и он кривясь от пульсирующей в висках боли, огляделся по комнате. Очевидно, пакостное ощущение утреннего похмелья было хорошо известно обитателям здешнего замка, поскольку кувшин с прохладным и слегка приправленным мятой квасом стоял рядом на прикроватном сундуке. Олег мысленно поблагодарил заботливых хозяев и огромными глотками стал жадно поглощать целительную влагу. При этом вспоминая подробности вчерашнего дня.

Утолив жажду, Олег перевернулся на живот и весело хмыкнул.

Вчерашний день и в особенности вечер вообще был весь какой-то сумбурный и забавный. Это ж надо – умудриться заснуть во время снятия допроса. Никакого уважения к палачам. М-да… А те в свою очередь, исключительно из чувства сострадания, перенесли его бесчувственное тело из пыточной камеры на мягкое ложе и заботливо укутали мягким одеялом. Бред! Хотя, что-то такое он смутно припоминал. Как ругался Любомир, как оправдывался Ставрог. Как они потом вместе куда-то вели его, поддерживая под руки. А дальше – сладкая тьма забвенья.

Ветер легко качнул приоткрытое окно, и отраженный в стекле солнечный луч шаловливо перепрыгнул с резной спинки ложа на лицо Олега. Тот тревожно вздрогнул, мигнул ослепленными на мгновение глазами и окончательно проснулся... Сладко потянулся, прогоняя остатки сна, и попытался бодро соскочить с ложа. Застонал от боли в затылке и уселся обратно. Похмелье не желало так быстро распрощаться со своей жертвой.

Дверь в комнату приоткрылась, и вопреки неуверенной надежде Олега, снова увидеть вчерашнюю озорницу, в нее просунулась взлохмаченная голова Гостиши. А потом и весь он, целиком.

− С добрым утром. Фу, насилу тебя нашел. Не замок, а сущий лабиринт. Собирайся, поехали. Кони уж давно оседланы…

− Куда? – в голове у Олега пока еще не было ни одной цельной мысли. А те обрывки, что толклись там, словно шумные поселенцы на ярмарке, ничем ему помочь не могли. Или – не хотели?

− Вот тебе, как говорится: «слазьте, куме, приехали…». Олег, тебе что, совсем мозги отшибли? Видно, не все утренние слухи оказались выдуманными.

− Гостиша, родной, − взмолился Олег, протягивая руку за спасительным кувшином. – Пожалуйста, медленнее, не так громко и сначала. Честное слово, ничего не помню и ничего не понимаю.

− Дело обстоит хуже, чем я ожидал. К тому, что ты ничего не помнишь, я уже пообвык чуток, но, неужели придется мириться еще и с тем, что ты ничего не соображаешь? Жуть… − глубокомысленно произнес Гостиша. Подошел к Олегу, отобрал у него кувшин и легким толчком уложил на спину. При последнем движении тот издал звук издыхающего осла. – Лежи и не сопротивляйся. Буду тебя осматривать для обнаружения телесного ущерба, несовместимого с мышлением. Хотя, – он с кислой миной втянул амбре распространяемое, еще не умывшимся, Олегом, − можно считать причину установленной. И если употребление горячительных напитков, небольшими дозами, полезно в неограниченном количестве, то злоупотребление объемом выпитого вина, дает совершенно противоположный результат. Как противоядие, рекомендуется обливание колодезной водой или купание в горном ручье. По крайней мере, так советует деда. Альтернатива – опохмелиться и плотно поесть.

− Гостиша, друг, не торохти. И без тебя голова раскалывается?

− Хорошо, снизойду к последней просьбе друга, − неугомонный правнук деда Мышаты, аккуратно, двумя пальцами снял с плеча Олега длинный золотистый волос и неопределенно хмыкнул. – Так что же, все-таки, вчера произошло? Спрашиваю, потому что дворня обсуждает сразу две версии. Первая: ты казацкий лазутчик, который проник в Зеленец с целью отворить ночью, кстати, совершенно не запертые, ворота и впустить в замок ватагу кровожадных степняков, которые скрываются в близлежащем лесу. Второй: ты − легендарный Разрушитель, пришедший в наш мир, дабы исполнилось пророчество Могуты, и тебя вчера по изображению на монете опознали княгиня и Вышемир. В результате чего, Ищущий истину от имени Оплота потребовал подвергнуть тебя Испытанию, а Звенислава приказал: схватить и зверски пытать. Хотя, даже если не знать сути происходящего, но верить собственным глазам, созерцающим чуть живую жертву изощренных пыток, то вторая версия более правдоподобна. Похоже, вином и… прочими, гм… зверствами, тебя измордовали до полусмерти.

− И это все обо мне? – слабо удивился Олег, будучи не в силах даже ответить на колкость товарища.

− Ну, относительно казацкого лазутчика я и сам могу утверждать, что данный слух является бредом сивой кобылы. А вот, по второму поводу, не так все просто. Не зря ведь дед Мышата нас к Остромыслу отправил. Кстати, ты сам-то на монету, им переданную, смотрел?

− Старый, медный, потертый кругляш. С одной стороны изображена какая-то длинноногая птица, а с другой – профиль мужчины.

− Никого тебе не напоминает?

− А должен?

Гостиша хмыкнул.

− Хочешь сказать, что не узнал собственное лицо?

− Собственное что? – Олег удивился еще больше. А потом добавил, задумчиво трогая пальцем кончик носа. − Вообще-то я себя еще и не видел толком.

Теперь пришел черед Гостиши удивляться.

− А что тут странного? – объяснил Олег. – Где мне было своим обликом любоваться, в ручье? Или в корыте для умывания? Прежнего себя я не помню, а зеркала в лесу не растут, – и прибавил уже раздраженно. − Поэтому, либо рассказывай все по порядку, либо признайся, что шутка затянулась и прекрати дурачиться! И без твоих глупых историй никак с мыслями не соберусь.

− Да не придумываю я ничего, − возмутился Гостиша. – Чего ты злишься?

Олег цепко ухватил товарища за руку и медленно, почти чеканя слова, произнес:

− Сначала дед Мышата сует мне какую-то монетку и говорит, что Остромысл все объяснит. Потом – Вепри с ума сходят, подозревая меня во всех смертных грехах, хотя я всего лишь передал им просьбу о помощи от их же племянницы. Теперь ты, Гостиша, пристаешь со своими сказками. А я – как последний недоумок, мечусь между всем этим бредом, ничего не помня и совершенно ничего не понимая. Поэтому, верь на слово, если я в ближайшее время не возьму в толк, что происходит, то сойду с ума окончательно. Или, согласно вашему же предсказанию – упомянутый Разрушитель и должен быть сумасшедшим? Иначе, с какого рожна, ему все уничтожать?

Гостиша вздохнул.

− Не горячись, Олег, деда прав, у меня действительно слишком длинный язык. Всегда вперед мыслей высовывается. Хорошо… Слушай. Объясню, как смогу. Все дело в том, что несколько сотен лет тому назад…

В это мгновение в дверь комнаты легко постучали, после чего она широко распахнулась, и на пороге, сверкая посеребренным нагрудником с родовым гербом, возник, улыбающийся во весь рот младший Зеленый Вепрь – Любомир.

− С добрым утром, брат! Как спалось?! Хорошие ли сновидения посетили тебя этой ночью?

− Можно конечно и так сказать, − пробурчал Олег, раздосадованный, что и в этот раз разгадка тайны от него ускользала на неопределенное время. Поскольку ставший вдруг не в меру робким, Гостиша одновременно с тем как Любомир, звеня парадными латами, приближался к ложу гостя, незаметно смещался ему за спину, с явной целью – смыться. И давно сделал бы это, если б дверной проем не загораживала, влитая в кольчугу двойного плетения, монументальная фигура Ставрога.

− Надеюсь, мой побратим… − Любомир выжидающе посмотрел на Олега, а потом продолжил. – Ты разрешишь мне так тебя называть?

Чтоб не увеличивать проблем немотивированным и оскорбительным отказом, тот неопределенно пожал плечами, что можно было истолковать по-разному. Любомир понял так, как ему желалось.

− Спасибо. Так вот… Я, Любомир Зеленый Вепрь, хочу принести тебе, Олег, глубочайшие извинения за все недоразумения, которые имели место быть вчерашним вечером.

Ответить на такую официальную речь какой-либо иной фразой, кроме «извинения приняты», означало нанести смертельное оскорбление, и естественно, что Олег произнес не менее патетически, тем более что с его точки зрения, «вчерашним вечером имели место быть» именно недоразумения:

− Извинения приняты, побратим Любомир. Инцидент исчерпан. У меня нет претензий к гостеприимству Зеленых Вепрей.

При этом он элегантно кутался в смятое покрывало, что придавало его словам особый шарм и смысл.

− Спасибо, Олег. Ты не только храбр, но и благороден. Вопрос второй: разрешишь ли ты принести также свои извинения и моему брату?

− А разве твои слова были сказаны не от имени всех Вепрей? – удивился Олег, только намерившийся усесться обратно.

− Побратим Олег, ты был не внимателен, − с легкой укоризной произнес Любомир, − я говорил только от своего имени и от имени матери. Что касаемо моих братьев, то с каждым из них у тебя свои счеты. В особенности с Ищущем истину, братом Вышемиром, но, о нем – позже… А вот – у Ставрога найдется, что тебе сказать. Ведь оскорбление, нанесенное им можно смыть только кровью, и ты вправе требовать поединка!

− С ума сойти. Напоить человека в непредназначенном для этого месте, ты называешь смертельным оскорблением? И я должен за это вызвать на поединок старшего брата своего побратима?

Ставрог с улыбнулся, вошел в комнату, и проговорил не мене торжественно.

− У тебя не только благородное сердце, но также великолепное чувство юмора, Олег. Рад, что мой брат не ошибся в выборе. Мы все хорошо понимаем, что оскорбление нанесено не рядом отдельных проступков, а недоверием, которое тебе вчера выказала наша семья, но если ты желаешь именно так истолковывать произошедшее, то я только рад. И все же прими и мои искренние извинения.

− Хорошо, − Олег изобразил что-то вроде поклона. – Надеюсь, тема исчерпана, и мы не станем к ней больше возвращаться?

– Увы, все на так просто, Олег… Понимаешь, лично у меня, и уж тем более – Любомира, нет и тени сомнения в твоей честности…

– Благодарю…

– Не спеши… – жестом остановил его Ставрог. – Речь идет не о твоих личных достоинствах, или о наших с братом симпатиях. Попросту, воевать нам не с кем… Но, у женщин и хранителей имеются свои соображения, и никакой логикой – в обратном их не убедить.

– Особенно, братца нашего, разлюбезного, – зло произнес Любомир.

– И кто же я таков, в их представлении? – вяло полюбопытствовал Олег.

– Да я и сам не возьму в толк, – раздраженно махнул рукой Ставрог, усаживаясь в кресло. – То ли, лазутчик серых братьев, от избытка ума, сначала пробравшийся сквозь всю страну на юг, и уже оттуда, для пущей надежности, переодевшись в одежду сечевика, начал выведывать, что и где?.. То ли, казаки, вопреки всем своим законам и традициям, вдруг покорились единой воле и, заскучав в Степи, решили завоевать княжество?.. Что, еще более несуразно… Но, если матушку, я еще сумел бы убедить в нелепости подобных предположений, то Вышемир – непоколебим. Тем более, что странности вокруг тебя, не только не проясняются, а напротив – накапливаются…

– Ночью еще что-то произошло? – Олег уселся на кровати удобнее. Выпитый квас подействовал изумительным образом: голова прояснилась, а в теле больше не чувствовалось вялости.

– Какие? – переспросил Ставрог. – Да так, мелочь… С твоих слов и депеши, доставленной сегодня из Дубровки голубиной почтой, княгиня умерла позапрошлой ночью. Верно?

Не совсем понимая, к чему воевода клонит, Олег все же утвердительно кивнул.

– А скажи мне, брат, – повернул голову у Любомиру Ставрог. – Сколько времени необходимо всаднику, чтоб доскакать от Дубравки до нашего замка?

– Трое су… – начал отвечать младший Вепрь и замолчал, задумчиво теребя мочку уха.

– Это первое, – не меняя тона, продолжил сын-воевода. – Второе: Олег утверждает, что спас княжну, но, при этом, не открывает нам места, где она прячется. А в письме Повета, хранителя из Дубравки, указано, что Светлану похитил, выдававший себя за кулачного бойца, казак... Перечислять третье и четвертое?

– А они есть? – похмельная тяжесть в голове и желудке окончательно прошла, уступив место неприятному покалыванию в груди.

– Хорошенько поразмыслив, – кивнул Ставрог. – Найдется… Но, как я упоминал, в самом начале нашего нынешнего разговора, отсутствие врагов сводит на нет, все прочие подозрения. Которые, я убежден, можно было бы развеять простой дружеской беседой… Если б…

– Если б не Ищущий истину, – проворчал Любомир. – Догадываюсь, уж братец своего не упустил и придумал какую-то очередную пакость. Верно?

– Именно, – согласился воевода. – Вышемир – хранитель Равновесия, и имеет право потребовать от княгини, подвергнуть тебя, Олег, Испытанию воли Создателя, как то указано в своде законов Пятиземия… Именно на тот случай, когда подозрения невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Вот он и воспользовался своим правом. А сам ускакал, то ли к Остромыслу, то ли прямо в Турин, к Великой княгине.

– И матушка согласилась? Ты мне ничего не говорил! – возмутился Любомир.

– Не успел. Мы встретились, когда я выходил из кабинета матушки, а по пути сюда, ты не умолкал ни на минуту…

– Но, ведь…

– Взирая на сердитое лицо Любомира, я догадываюсь, что ничего хорошего меня не ждет? – прервал перебранку братьев Олег. – Надеюсь, вы объясните: в чем заключается Испытание? Что должен совершить подозреваемый, чтоб воля Создателя стала очевидной даже для хранителя Вышемира.

– Выжить… – проворчал Любомир.

– Вот и делай после добро людям… – вздохнул Олег. – А отказаться никак нельзя?

– Увы… – ответил вместо воеводы Любомир. – Отказ от испытания считается признанием вины. И мы будем вынуждены доставить тебя либо в столицу, либо в Оплот. И хоть самому мне не приходилось бывать под следствием, говорят, что самые закоренелые преступники предпочитают княжеских палачей, гостеприимству хранителей…

– В целом, брат прав, – вздохнул Ставрог. – Испытание воли Создателя в том и состоит, что, без помощи высших сил, пройти его почти невозможно. А если Создатель будет благосклонен к испытуемому, то и все иные обвинения снимутся. Ибо кто мы такие, чтоб препятствовать изъявлению воли Самого?

– Ну, что-то такое я и предполагал… – почесал затылок Олег. – Сразу приступим, или позавтракаем?

– Брат Вышемир, умен и хитер, но – не воин, – ухмыльнулся в ответ Ставрог. – Я предложил начать испытание ближе к вечеру, и он согласился.

– Хоть одна приятная новость за все утро. Спасибо, брат, – искренне произнес Любомир.

– Уверен, это, наверное, отличная уловка, – согласился Олег. – Но, я не понял: в чем тут соль?

– В том, что наш замок стоит на восточном берегу Веселой, – усмехнулся младший Вепрь и поинтересовался у Ставрога. – И как тебе удалось его убедить в своей правоте?

– Сказал, что на фоне садящегося солнца, лучникам лучше будет освещена фигура бегущего человека.

Любомир коротко хохотнул.

– При этом, матушка удивленно вскинула бровь, но промолчала… – продолжил монотонно Ставрог.

– Еще одно доброе известие, Олег! – делано весело воскликнул Любомир. – Если княгиня на твоей стороне, то главное: постарайся не погибнуть – а все остальное, как-то образуется… Уж, поверь мне!

– Мне послышалось, – прищурившись, уточнил тот хмуро. – Или здесь упоминали о лучниках?

 

Глава 17

 

Вся последующая седмица превратилась для Зореслава в один бесконечный и стремительный калейдоскоп головокружительно меняющихся событий. Конечно, содержание десятника отличалось от платы обычного стражника, но не на столько, чтобы компенсировать уйму хлопот, свалившуюся на голову Зореслава, и то время, что тратилось на их решение. Особенно, в сравнении с обычной караульной и патрульно-постовой службой. Отстоял в сутки четыре часа на посту, четыре побродил по маршруту, приглядывая за порядком, да еще часок на тренировочном плацу мечом помахал и – гуляй душа. Хочешь – отсыпайся, хочешь, коль денежки завелись – сиди в таверне или с подружками кувыркайся. Красота! А Зореслав носился по замку, как угорелый, с утра и – до утра.

Сотник Еремей был отличным воином, и в том, что касалось владением оружием и прочей службой, спуску никому не давал, зато во всем остальном – особенно когда речь заходила о бумаге и чернилах – и сам палец об палец не ударил, и с подчиненных не требовал. Соответственно – канцелярия стражи велась из рук вон плохо, если вообще хоть как-то велась. И если б не ежемесячное жалование, которое стражникам всегда платилось исправно, ни владелец замка, ни его секретарь Манило, наверное, даже не знали б истинного количества, имеющихся на службе, ратников. Да и то – не допуская шельмовства в расчетах с воинами, сотник в то же время каждый месяц подавал списки, в большей части состоящие из вымышленных имен. Повторялись только те, кого он знал лично, а остальные полторы сотни прозвищ менялись произвольно, в зависимости от настроения Еремея, в момент заполнения платежной ведомости.

Поначалу – секретарь пытался образумить сотника, но видя, что количественный состав не меняется, − в конце концов, махнул рукой и больше к этому не возвращался. Лелея надежду, что рано или поздно, вояка все-таки одумается, или порядок удастся навести благодаря какому иному случаю. Поэтому, как только Манило узнал о том, что у Еремея появился грамотный десятник, у Зореслава не было ни единого шанса, избежать участи переписчика.

А там – пошло и поехало…

Все цифры, которые сотник мог, находясь в любой степени опьянения, назвать, не задумываясь, но никак не удосуживался изложить в письменном виде, несмотря на то, что секретарь графа был без них как без рук, Зореславу пришлось скрупулезно выяснять самому, и аккуратно записывать. Причем – все это было необходимо сделать срочно, а еще лучше – немедленно! Оставалось лишь удивляться: как до сих пор Манила умудрялся заказывать нужное количество обмундирования, оружия, хлеба, мяса и многих других вещей, ежедневно необходимых в трудных буднях замковой стражи, без усилий, приложенных новоиспеченным десятником?

Единственным плюсом во всей этой кутерьме стало разрешение – беспрепятственно пользоваться замковой библиотекой. Что для человека, попавшего в чужую страну, и не имеющего ни малейшего понятия, что здесь и почем, переоценить невозможно…

Перво-наперво Зореслав разыскал атлас земель империи. И к своему величайшему изумлению узнал, что, оказывается, на запад от Бешеной гряды лежит не Пятиземие, как он до сих пор наивно полагал, будучи уроженцем тех мест, а всего лишь достаточно небольшая полоса непроходимых болот, сползающая прямо в воды Холодного океана. А Объединенных королевств не существует вообще, вместе со всеми принадлежащими им островами. Лишь на месте самого большого из всего архипелага куска суши – на карте был обозначен… вулкан. Пустынные, а не пустующие, земли, по мнению местных картографов, находились также и на противоположном берегу Белого моря, здесь – залива, соединяя в единый массив и южную часть Пятиземия, и Проход, и всю Вольную степь…

Зато огромный кусок таинственных Полуденных земель, и в особенности их северная часть − были тут изображены гораздо подробнее, чем на карте, висевшей на стене его комнаты в Медвежьем Доле.

День за днем урывая время у сна, Зореслав пробирался в библиотеку за новыми знаниями.

Согласно утверждению человека, составлявшего сопроводительные заметки к атласу, − перейдя через Бешеную Гряду, княжич оказался в графстве Сван. А само графство лежало на западном краешке когда-то огромнейшей империи, носившей название Зеленый Клин. Империя та – пару веков назад простиралась на тысячи и тысячи миль, занимая огромнейшую площадь – но, теперь была раздроблена на неисчислимое множество мелких королевств, княжеств, графств, баронств и даже – независимых городов! Все эти государства, в подавляющем своем большинстве, состояли из одного-трех замков или городов с прилежащими к ним деревнями и селами. При этом границы между ними пролегали исключительно по природным преградам – рекам, озерам, горным склонам или лесным топям.

Именно таким было и графство Лебедя. Три замка с, прирезанной к ним ущельями и рекой, территорией соизмеримой с северо-восточной частью Пятиземия. Чуть больше Бобруйского и Медвежьеборского княжеств вместе взятых, но меньше, если прибавить к ним еще и земли вокруг Турина.

Кое-что прояснилось и с обычаями. По крайней мере, Зореслав сумел понять, что жители исчезнувшей империи поклоняются Единому Богу, которого также еще именуют Творцом. В чем принципиальная разница между ним и Искупителем островитян, юноша пока разобраться не успел, но усвоил, что его служители, называемые священниками (светлые рясы) и монахами (коричневые сутаны) исполняют роль хранителей, но гораздо суровее. Не так радикально, как серые братья, но все же имеют вполне достаточно власти, чтобы испортить жизнь любому. В этом Зореслав убедился буквально на следующий день своего пребывания в замке, когда брат Козелиус, все-таки сумел его разыскать. И кто знает, чем бы это закончилось для юноши, если б, кроме сотника Еремея, на его защиту не встал секретарь графа, успевший уже по достоинству оценить расторопность нового помощника.

И еще, благодаря частым посещениям библиотеки, он познакомился с виконтессой Галеной. Миловидная и хрупкая девушка, стала для любознательного и рассудительного парня самым ценным кладезем информации, о котором можно лишь мечтать. Словоохотливая и совершенно не подозрительная Галена легко и подробно отвечала на все вопросы Зореслава, совершенно не задумываясь над тем, где ж это в их краях можно дожить до семнадцати лет и совершенно ничего не знать об окружающем тебя мире. Притом, что во всем остальном юноша был образован, умен, понятлив и мог блеснуть хорошо развитым чувством юмора.

Вот так в заботах и учебе у Зореслава, княжича из рода Зеленого Медведя, начавшего свою карьеру в этом мире десятником замковой стражи, промелькнула целая седмица. А на следующий день произошел случай, изменивший ход всех событий, и пустивший время вскачь…

 

* * *

 

Забежав в очередной раз в библиотеку, уже не столько за новыми знаниями, сколько чтоб хоть на время спрятаться от секретаря, похоже задавшегося целью непрерывно придумывать для десятника Зорея новые задания, Зореслав невольно стал свидетелем разговора отца с сыном.

Старый граф сидел за столом и невнимательно перелистывал какой-то альбом с гравюрами, а виконт Северен нервно мерил шагами пространство перед столом, хотя говорить пытался довольно сдержанно.

− И все же, я не понимаю, отец, почему ты столь категоричен в своем отказе? Ведь ни о чем порочащем честь дворянина и, уж тем более, задевающем семейную гордость и достоинство, я не прошу…

− Нет, − несмотря на односложность ответа, тон которым он был дан, не вызывал сомнения в непреклонности старого графа.

− Но почему? Будь добр, все же объяснить… − не менее категорично потребовал виконт. – Я твой сын и наследник, а не человек из прислуги, чтоб довольствоваться обычным приказом!

− Именно, поэтому, я и не согласен, − чуть мягче произнес старый граф. – Тебе, не за соседскими замками разглядываться надобно, а о нашем заботится надлежит.

− Ты только послушай и вдумайся, как это все глупо и несправедливо, − криво улыбнулся Северен. – Тебе замок Лебедя достался в двадцативосьмилетнем возрасте. А мне уже тридцать. Ты достаточно крепок и лет десять, а то и более еще проживешь. Значит я стану полноправным хозяином замка после сорока. Возможно – гораздо позже. Притом, что мои младшие братья, уже давно владеют собственными поместьями.

− Ну и что? – не понимая или делая вид, что не понимает резонов старшего сына, произнес граф. – Зато, им никогда не стать графом Сван и не унаследовать власть над драконом!

− Да пропади он пропадом, этот Ключ! Кто и когда видел хоть одного дракона, с тех пор, как три сотни лет тому, первый граф Сван сумел спасти императора при битве у Желтых холмов? Призвав с помощью магии огнедышащее чудовище, которое смогло изменить ход сражения, за что и получил в наследный лен этот клочок земли, на самом краю государства! А может, это всего лишь красивая легенда? Может, нет никаких драконов вообще? Тогда как? – воскликнул в сердцах виконт. – А я прошу всего лишь разрешить мне завоевать замок барона Транса, граничащий с нашими землями, и осесть в нем. И для этого мне надо лишь немного денег, чтоб нанять отряд наемников, остальное они получат, захватив замок, и – полсотни наших ратников, для моей личной охраны. А Ключ и нашу часть заклинания, можешь передать в приданое сестрице, которая, пока, и замуж не собирается и ролью сиделки при тебе не тяготится. Ну, в крайнем случае, я потом, после твоей кончины, с ней наделами обменяюсь.

− Нет, нет и нет! – все еще спокойно, но, уже теряя самообладание, воскликнул старый граф. – Могущественная империя Зеленого Клина распалась не из-за того, что ее уничтожили могущественные враги, а потому – что такие нетерпеливые как ты, шаг за шагом попирали вековые традиции. Потихонечку приспосабливая их под свои повседневные нужды! Ты – наследник графства Сван! И разговор окончен! Либо – нам вообще не о чем больше разговаривать!

− Почему же, отец! Именно теперь у нас появилась новая тема! – голос виконта Северена скрипел, как несмазанное колесо. Он остановился прямо перед сидящим за столом старым графом и произнес, пристально глядя прямо ему в лицо. – Теперь я ежедневно буду справляться о твоем здоровье, вознося молитвы о том, чтобы ты как можно быстрее окочурился!..

− Пошел вон! – рявкнул граф, в сердцах захлопнув тяжелый фолиант, и будучи не в силах сдержаться, произнес то, что совершенно не следует говорить сгоряча. – Проклинаю! Лишаю тебя всех прав! Ты мне больше не сын!

− Вот и славно… − улыбнулся криво, насмешливо покачиваясь перед отцом, с носка на пятки, виконт. – Благодарю вас, сударь… Теперь у меня полностью развязаны руки. Прощайте, ибо в этой жизни мы с вами больше не увидимся. С матушкой и сестрицей объясняйтесь сами. Надеюсь – ваша версия будет вполне правдоподобной. Можете, к примеру, соврать, что я обезумел и набросился на вас с кинжалом в руке… Кстати, а почему бы и нет? Мы совершенно одни – удар в грудь, и я граф? Вполне изящно, вы не находите? – произнеся все это с хрипловатым смешком, Северен и в самом деле вынул из ножен великолепный стилет. – Ваш подарок, между прочим, к моему совершеннолетию. Продолжим, так уважаемые вами, традиции? Его острие может преподнести мне так же подарок и к тридцатилетию…

− Стража! – закричал старый граф, в испуге отшатнувшись от сына – на искаженном злостью лице которого, исчезли все человеческие чувства – превратив его в маску ненависти и презрения. Казалось, что Северен и в самом деле сошел с ума.

Зореслав поспешил выскользнуть из библиотеки, прячась за спинами вбежавших внутрь стражников. Но, конец размолвки все же услышал…

− Взять и выбросить за ворота! – приказал, сипя от волнения старый граф, указывая рукой на сына. – Обратно не впускать. Будет прорываться – приказываю применить оружие. Отцеубийце – не место среди людей!

Но, пока воины нерешительно поглядывали то на отца, то на сына, виконт сам ринулся к двери.

− Не стоит беспокоиться, ребята, я знаю дорогу, − кивнул еще стражникам и прибавил, на прощание, обращаясь уже к отцу. – Запомни, вздорный и упрямый старик, когда я вновь войду в замок, тебя здесь больше не будет. Я имею в виду – в этом мире, ха-ха-ха!..

 

* * *

 

− Где тебя носит, десятник? – набросился на Зореслава сотник Еремей, как только тот попался ему на глаза. – Нет, определенно пора напомнить секретарю графа, что ты состоишь в стаже, а не числишься его личным помощником. А если хочет, то пусть оформляет тебя к себе в штат и ставит на довольствие. По крайней мере, тогда хоть будешь знать – за что трудишься. Верно говорю?

− Благодарю за заботу, господин сотник, − поклонился юноша и подольстился к старому вояке, зная, как тот презирает всякое бумагомарательство. – Я и в самом деле вскоре этой писаниной, так глаза измучаю, что не только в яблоко из лука с десяти шагов не попаду, а и в саму яблоню промахнусь…

− Так-так, − озабоченно произнес Еремей, − а ты, собственно, откуда и куда бежишь?

− Да вот, господин секретарь…

− К черту секретаря, к черту его господина и к черту перо и чернила! – вскричал тот вращая от возмущения, выпученными глазами. – Не позволю калечить своих воинов! Сейчас же идем на ристалище. Будем упражняться. И пусть попробует только кто-нибудь заикнуться, что ты ему нужен. Запрещаю! Ты слышишь, десятник! Я, сотник Еремей, категорически запрещаю тебе ближайшие три дня и три ночи заниматься, чем либо, кроме несения воинской повинности!

− Слушаюсь, господин сотник!

− Вот так… − закончил тот чуть спокойнее. – И никаких личных просьб Манилы, без моего на то, гм… письменного разрешения!

Подобный приказ, в устах сотника мог означать только: «никогда».

− Как прикажите, господин сотник.

− А вот так и прикажу, а теперь – марш на плац, лично проверю, как долго ты сможешь удержать в руках меч.

Собственно сотник был нужен Зореславу по одной, простой причине – юноша хотел расспросить его о драконах и иных тайнах замка Сван, ненароком подслушанных в библиотеке.

Изгнание наследника прошло столь незаметно и буднично, что только к обеду, когда в казарме собрались вместе стражники верхнего уровня и их товарищи, караулившие у моста, всем стала известна причина и подробности поспешного отъезда виконта Северена. Правда, никто не поверил в серьезность произошедшего, – ссоры между старым графом и его наследником происходили достаточно часто, особенно в последний год, и как оказалось впоследствии – совершенно напрасно. Может, вняв предупреждению, удалось бы обойтись меньшем количеством жертв. Выслушав рапорт, сотник лишь махнул рукой, хотел что-то прибавить, о том, что у дворян свои причуды, но тут ему как раз и подвернулся Зореслав.

Прежде всего облачились в специальные тренировочные костюмы, местными острословами прозванные – «пивоварнями».

Считая, что воин должен совершенно спокойно переносить и блеск сверкающей стали, и вид крови – как своей, так и чужой, а привыкнуть к этому не так просто, − сотник Еремей разрешал пользоваться для обучения затупленными мечами только новобранцам, да и то – не дольше первой недели. Но, в то же время, не собираясь увеличивать объем работы лекарю, и тем более – гробовщику, приказал: в обучающих поединках надевать вместо обычной одежды толстые камзолы, сшитые из трех простеганных слоев войлока. Имея свободный покрой, они совершенно не сковывали движения, но довольно неплохо защищали от пропущенных вскользь ударов и уколов. А кроме того, наглядно демонстрировали значение пословицы: «гонять до седьмого пота…». Отсюда и прозвище пошло – мол, одежка готовит место для пива.

Увидев выходящих на круг сотника и Зореслава, посмотреть на поединок высыпали с казармы все свободные стражники. Неудача Киселя была еще достаточно свежа в памяти, а другого случая оценить искусство владения оружием нового десятника, благодаря стараниям секретаря, у них еще не было.

− Ну, ну, сынку, поглядим, чего ты стоишь… − произнес Еремей, коротко и молниеносно нанося прямой колющий удар в живот, словно в руках у него был не меч, а кинжал. Если б Зореслав не ожидал какого-то подвоха от старого воина, то наверняка не успел бы защититься. Но, юноша был начеку… Не успевая провести ни одного классического блока или вяжущего выпада, он перенес всю тяжесть своего веса на левую ногу, довернул корпус вправо, подтягивая ногу, и, продолжая вытаскивать свое оружие из ножен, самим кончиком меча резко ударил по лезвию сотника. Чуть-чуть отклонив его вниз и вправо. Если бы Зореслав оставался неподвижным, то меч Еремея воткнулся бы ему в бедро, что в бою ничем не лучше ранения в живот, но, поскольку юноша успел немного сместиться – острие меча хоть и прошло в опасной близости, но, всего лишь вспороло воздух. А потом Еремей увидел летящий ему в лицо кулак сжимающий рукоять меча…

Конечно, юноша лишь обозначил удар, понимая, что сбить сотника с ног, на глазах у всей стражи, будет не только не вежливо, но и глупо. Ни себе, ни окружающим он этим поступком ничего не докажет, а благосклонность старого вояки – потеряет навсегда. Поэтому, Зореслав пошатнулся, будто заплутал в собственных ногах, и нелепо взмахнув руками, сел на задницу. Правда, уже в следующее мгновение он перекувыркнулся через голову и вновь оказался на ногах. Со стороны это выглядело так, словно десятник, потерял равновесие, слишком резко отшатнувшись от неожиданного удара, и только сотник и Кисель успели по достоинству оценить ловкость юноши, сумевшего и от укола уйти, и гордость командира не уязвить. Остальные ж, попадавшиеся на подобную уловку сотника, лишь радостно засвистели, подбадривая Зореслава, что хоть и упал, но все же не был задет. Что, кстати, до сих пор не удавалось никому.

На этом, собственно, вся проверка и закончилась. Окончательно убедившись, что перед ним отпрыск дворянских кровей, приученный к оружию с младых лет, Еремей уже просто разминал кости, считая, что и сотник время от времени должен выходить на ристалище, чтоб потом не пряча глаз, требовать от подчиненных полной отдачи.

И весь последующий получасовой поединок прошел в немудреном бряцанье мечами, проходившем в переменном темпе и имеющим единственную цель – продемонстрировать зрителям красоту виртуозного владения оружием. Именно красоту, поскольку истинное боевое мастерство заключается в умении убивать мгновенно, и с минимальным усилием. В настоящем сражении врагов всегда слишком много, и с каждым не станешь фехтовать – руки устанут. Да и не будут остальные дожидаться своей очереди. И подножку подставят, и в спину ударят…

− Благодарю, десятник, − произнес Еремей, когда решил, что с него достаточно. – Давненько я так не веселился. Даже не понятно, кто же кого из нас учил?

− Один прием вы у меня переняли, а три – я у вас, − негромко ответил Зореслав. – Поэтому, мне и угощать…

− Не три, а два, − уточнил тем же тоном сотник. – Третий ты знал, только ногу слишком далеко выставлял и локоть отводил… Вообще, Зорей, странная у тебя манера. Никак не пойму, что за школа… Такое впечатление, что удары тебе не на человека, а на зверя ставили. То ты, как кабана слишком низко рубишь, оставляя неприкрытой голову, то – словно матерого медведя подкалываешь, рассчитывая только на уклон с нырком, или на боковой блок.

− Вы совершенно правы, господин сотник, − изумленно ответил Зореслав. Все-таки старый вояка сумел его удивить. – До сих пор, я и в самом деле больше со зверьем стыкался…

− Ну, это поправимо. Будешь теперь ежедневно с Киселем работать, а я – пригляжу… А, что ты там об угощении упоминал, или мне послышалось?

− Никак нет, господин сотник, прошу разрешения угостить вас кубком вина за оказанную мне честь и преподанную науку.

− Разрешаю, − милостиво кивнул головой Еремей. – Пойду, умоюсь, да и тебе не помешает… А потом, жди меня в «Серебряной утке». В «Лысом карасе» еще с прошлого раза, наверное, запасы пополнить не успели. Поднесут какую-то бурду, а я уже не в том возрасте, чтоб наливаться только что выбродившим пойлом… – и продолжая бурчать себе под нос, что-то в этом же духе, сотник скрылся в казарменной пристройке, где он жил. А к Зореславу подошел Кисель.

− Хорош, молодец… − одобрил искренне. – Правда, рукоять слишком сильно сжимаешь, так, что костяшки белеют. Не хорошо: пальцы быстро чувствительность потеряют, и будет легче меч из рук выбить, а в целом – очень неплохо. Я, несмотря на то, что гораздо дольше сталь в руках держу, и сейчас тебе не во всем равен, а года через два-три, когда опыту наберешься, сам целого десятка стоить будешь. А то – и больше… Слышал, что Еремей хочет нас в пару поставить? Я согласен… Ты как? Может, завтра же и начнем?

− Обязательно… − улыбнулся Зореслав. – Только б Манилу, со своими бумагами, опять нелегкая не принесла.

 

Глава 18

 

Кому взбрела в голову мысль, назвать широченную, в добрый полет стрелы, каждый год заливающую восточную низину и подрывающую с западного берега леса, реку Веселой, не упомнит никто. Но, вот уже которое столетие, именно под этим названием, зародившийся в озере Чар-Даш, бурный горный поток, подпитанный в пути множеством ручьев и прочих мшар, радостно шурша галькой и прибрежным песком, проносил свои глубокие воды левее Зеленецкого замка. Заполняя его оборонительный ров и спеша достигнуть Щедрого залива, чтобы слиться там с холодными волнами Пролива.

Обычно в реке, у более пологого правого берега в это время дня, плескались только гуси и дети, но сегодня тут собралось почти все население замка, а самые любопытные, взирали на происходящее, выглядывая промежду каменных зубцов северной стены.

Казалось, само солнце, устыдившись столь откровенной глупости, спешило скрыться за горизонтом. Но, даже ему нельзя было нарушить, раз и навсегда установленные правила. Поэтому, уходило степенно… Надменно взирая издали на все громче галдящих, в предвкушении зрелища, людей.

Олег глядел на березовую рощу, махоньким лоскутом выбегавшую из угрюмого темного леса на противоположный берег реки. Обычная, совершенно ничем не примечательная рощица, в несколько десятков белоствольных деревьев. Но, только после того, как он выйдет из нее, держа в руке зеленую ветку, испытание будет закончено, и все окончательно убедятся, что Создатель на его стороне. Казалось, ничего сложного, даже, учитывая водную ширь, если бы не шестеро лучников, по количеству возникших у Вышемира невыясненных вопросов. Стрелков, имеющих по три стрелы в колчане, и стоящих в ста шагах позади Олега. Сто шагов – дающих человеку, прыгнувшему с берега, фору в пятнадцать ударов сердца, прежде чем лучники добегут до реки и смогут прицельно выстрелить. Все, как предписано в своде законов об Испытании воли Создателя. И надеяться на то, что они промахнуться со столь ничтожного расстояния, было бы непростительной ошибкой. Даже учитывая слепящие глаза блики, отбрасываемые водной гладью. Шутки закончились. Олег бросил взгляд за спину, встретился с суровыми взглядами воинов и понял, что если немедленно не придумать какую-то хитрость, то придется проститься с жизнью. В том, что он прав, и Создатель должен быть на его стороне, Олег не сомневался, но – вдруг у Него в это время нашлись дела более важные, или Он, попросту, отвлекся на минуту?

Олег подошел к самому краю берега, так что его следующий шаг уже пришелся бы в пустоту, оценил по цвету воды, приблизительную глубину в этом месте и, взявшись руками за подол рубашки, неспешно потащил ее вверх, как бы желая раздеться. А в следующее мгновение запнулся за собственные ноги и с громким всплеском ушел под воду.

Произошедшее было столь нелепо, что даже лучники, готовые каждое мгновение сорваться с места, опешили от неожиданности. А громкий смех, раздавшийся со всех сторон, еще на миг задержал их, давая беглецу дополнительный шанс отплыть подальше от берега. Но, в целом это ничего не меняло. Меткому стрелку, что полсотни шагов, что сотня – а дальше Олег уж никак не мог успеть отплыть – разница не большая. Тем более что и мишень гораздо больше тренировочного круга будет.

Сперва, один, самый прыткий, а потом – и все остальные лучники выбежали на берег, и еще не видя цели, привычно потащили стрелы из колчана, обшаривая цепким взглядом прибрежные воды. Но, ни вблизи, ни на стремнине, ни левее, ни правее беглеца не было видно. Догадываясь, что тот держится под водой, трое из них побежали вниз по реке, рассчитывая перехватить Олега, если тот пытается использовать скорость течения, чтоб увеличить расстояние между собой и стрелками. Двое осталось на месте, а еще один двинулся вверх реки.

Возбуждение преследователей возрастало, но с каждым последующим мгновением, оно постепенно сменялось недоумением. Любое разумное время, которое человек может находиться под водой без воздуха, давно минуло, а Олег все не выныривал. Ратников для Испытания отбирали самых опытных, дабы никто не смог усомниться в исходе дела, и они просчитывали все возможные уловки беглеца. Кроме одной… Никто из них не знал, что делать в том случае, если беглец – утонет.

Ведь никому не пришло в голову спросить Олега: умеет ли он плавать? У выросших на берегу реки, Вепрей такой вопрос даже не возник. А тот, тем временем, все не показывался на поверхности.

Ставрог, Любомир и все, кто был поближе, бросились к самой кромке воды, усиленно высматривая средь мелкой ряби речных волн человеческую голову. Но, Веселая оставалась безучастной к их надеждам, совершенно не собираясь отдавать людям, доверившегося ей беглеца…

 

* * *

 

Удача, как обычно, дело случая.

Олег понимал, что переплыть реку, когда с берега в тебя целиться полудюжина отменных стрелков, можно лишь под водой. Но, человек – не рыба и дышать жабрами не научился. Учитывая ширину реки, даже самому умелому ныряльщику, пришлось бы не менее четырех раз вдохнуть воздуха, а для этого – показаться на поверхности. Лучникам, бьющим птицу на лету, а белку – в глаз, промахнуться в такую цель почти невозможно. И вот в этом «почти», умноженном на шесть, и был заключен смысл Испытания. Если, в столь безнадежной ситуации, испытуемый все же, вопреки здравому смыслу, сумеет выжить – значит, он еще нужен Создателю среди живых. Но, нельзя же и в самом деле во всем полагаться исключительно на высшую волю! Зачем, в таком случае, человеку ум? Нуждайся Создатель в безмозглых помощниках, он заселил бы всю сушу овцами или коровами, а не стал бы возиться со столь капризными созданиями, как люди.

Спасительная идея пришла в голову Олегу именно в то мгновение, когда он уже потащил с себя рубашку. Вернее калейдоскоп отдельных сполохов, словно молнии в ночную грозу, осветил в его голове главную мысль…

Вспышка первая: для того, чтобы выжить, необходимо, как можно дольше оставаться на глубине. Вторая: задержаться там можно только имея возможность дышать. Третья: под водой воздуха нет! Четвертая: его необходимо взять с собой! Пятая, воздуха не зачерпнешь в ладони! И как гром: бабах! Так зачерпни же, хоть чем-нибудь!!! Хоть немного, хоть – совсем чуть-чуть! Ведь даже один-единственный вдох вдвое увеличит шансы на выживание!..

Скомкав в одном кулаке подол рубахи, и стянув другой как можно туже ворот, Олег плюхнулся в реку, давая той потянуть себя на дно. А когда увидел, как шелковая ткань упруго вздулась над головой, чувство радости и надежды на благоприятный исход, были столь велики, что он едва не заорал от восторга.

Но, шанс на спасение – всего лишь шанс, ибо далеко не каждый умеет им воспользоваться.

Поскольку обе руки у Олега были заняты, он встал на колени и стараясь сильно не отталкиваться от дна, двинулся вправо и вперед – на глубину и вниз по течению. К счастью для него, буквально в нескольких шагах от берега русло реки резко углублялось, а течение усиливалось. И вскоре, Олег почувствовал, как вода подхватила его и потащила за собой. Теперь ему оставалось только, как можно дольше не показываться на поверхности. Что, несмотря на хитрость, все же было не так просто. Ткань, не стекло, и воздух все ж понемногу уходил из пузыря, и надо было хорошенько рассчитать, что лучше – задерживать дыхание, как можно дольше, чтобы потом использовать оставшиеся крохи, или вдохнуть пораньше, а уж после – держаться до конца. А помимо всего прочего – с укутанной рубахой головой, Олег не имел ни малейшего понятия, к какому берегу его вынесет река. Если она, вообще, не кружит сейчас по широкой дуге от берега к берегу, как это часто случается со спокойным течением. Но, тут уж приходилось полагаться исключительно на волю провидения…

Почувствовав, что удерживать дыхание невмоготу, Олег как мог аккуратнее выдохнул под воротник, а после потянул в себя воздух из рубашки. К счастью, того оставалось как раз на хороший вдох.

Отпустив одежду, Олег быстро заработал руками и ногами, стараясь удерживать себя поперек течения, так, чтоб чувствовать его напор левым боком. И поскольку тот продолжал возрастать, можно было надеяться, что он движется к середине реки, а не наоборот.

Еще пара сильных гребков и подошло мгновение, от которого зависела жизнь. Воздух был на исходе, и надо было подниматься на поверхность. И тут Олег почувствовал, как его тело охватывает парализующий мышцы ужас. «Нет! Только не наверх! – вопило сознание. – Там смерть!» Умирать всегда страшно, а умирать человеку, который как бы только что начал жить, не хочется вдвойне. К сожалению, смерть была не только наверху, но, и здесь, в уютной тиши речных вод.

Чтоб прогнать страх, Олег рванулся к поверхности с такой силой, что буквально вылетел из воды по пояс, словно огромная белуга или осетр. И, пока легкие жадно вдыхали воздух, успел заметить, что находиться почти на средине реки, ближе к лучникам, чем к роще, а уже в следующее мгновение, вновь погрузился в воду.

Лучников для Испытания и в самом деле подобрали самых лучших. Поэтому, хоть Олег вынырнул гораздо позже и дальше чем его ожидали, три стрелы свистнули в воздухе с совсем ничтожным запозданием. Но, и его хватило для того, чтоб смерть пронеслась мимо, лишь слегка царапнув плечо. Стрелы были бронебойными, поэтому Олег отделался именно царапиной, а не резаной раной.

Теперь он знал куда плыть и использовал свой шанс до конца, мощно загребая руками и ногами, разрешая течению уносить себя подальше от стрелков. Но, теперь и те знали, что беглец не утоп и где можно ожидать его следующего появления.

Больше уповая на милость Создателя, Олег все же использовал, не бог весть какую хитрость и, прежде чем вынырнуть, поднял над головой снятую рубаху. Шесть стрел пробили ткань почти одновременно с тем, как она забелела среди волн. И взяли свою дань – одно острее пронзило левую ладонь Олега, едва не захлебнувшегося от острой боли. Но, и беглец сумел воспользоваться предоставленным ему шансом, и вдохнул еще раз.

Он уже миновал стремнину и существенно приблизился к противоположному берегу, но со стрелой в руке плыть дальше было затруднительно, и почти весь запас воздуха Олег использовал на то, чтоб оставаясь под водой, сломать древко и вытащить его из раны. Только течение увеличивало расстояние между ним и лучниками. Да и то, если те пустили корни, а не бежали сейчас вниз по течению. В чем Олег не сомневался ни на мгновение. Но, нужно было плыть дальше, а для этого – хотя бы еще раз вдохнуть полной грудью.

Как можно осторожнее он всплыл, задрав лицо вверх, пытаясь лишь одними губами достать до вожделенного воздуха. Олег этого не увидел, но зато смог оценить собственную сметливость Ставрог, за что и был чуть позже вознагражден увесистым тумаком в бок, от Любомира. В любое иное время суток, подобный маневр беглеца окончился бы смертью, но играющие на ряби волн, блики от лучей заходящего солнца, создали на воде такое количество белесых пятен, что прибавление к ним еще одного, прошло почти незамечено. А когда, кто-то из самых зорких, все ж высмотрел беглеца, время было безнадежно упущено. Шесть раз тренькнула тетива, и шесть, оперенных серыми гусиными перьями, стрел вспороли воздух, вслед уходящему на глубину Олегу, но, даже не царапнули его.

Крик досады вырвался из уст троих, оставшихся без стрел, лучников, и они в азарте бросились к привязанным неподалеку лодкам. Правилами Испытания не предусматривалась смена оружия, но и не запрещалось помешать испытуемому, выполнить задание, голыми руками. А трое осталось на берегу, условившись между собой, теперь стрелять только по очереди…

Не зная обо всех этих приготовлениях, Олег продолжал плыть, пока на очередном гребке, не задел пальцами, к счастью, целой руки, прибрежного ила, а потом и грудью не наполз на отмель. Понимая, что сквозь мелкую воду его крупное тело отлично видно, он резко откатился в сторону, подтянул ноги и толчком бросил себя вперед. Оба движения увели его от двух выстрелов, но третья стрела все ж настигла беглеца в самый последний момент, глубоко вонзившись в мякоть левого плеча. Боль, рванувшая измученное и задыхающееся тело, была ничем в сравнении с радостью, которую ощутил Олег. Ведь эта стрела была последней, а он находился на противоположном берегу, живой и, сравнительно, невредимый.

Лодку, пересекающую реку, он конечно же заметил, но не отнес ее к разряду опасностей. И только отдышавшись настолько, что сквозь шум в ушах смог различить приветственные крики горожан, большая часть из которых даже не знала, в чем подозревается этот чужак, но все равно была рада столь очевидному изъявлению милости Создателя, – обычно не балующего свои создания особым вниманием. А среди них и вопль Гостиши:

– Беги к роще! К роще беги! В лодке враги! Беги!

– Что же вы собственные правила нарушаете? – возмутился Олег, наоборот, усаживаясь удобнее на берегу. – Говорили, что надо всего лишь увернуться от стрел, а сами драться хотите? Ну, добро… Кулаками махать, дело знакомое. Вот только стрелу вытащу, мешает…

Говоря все это полушепотом, Олег крепко ухватился за древко и ровно, без рывков потащил стрелу из раны. Видно, он в чем-то все же провинился перед Создателем, поскольку тот, хоть и не опасно, но довольно болезненно «пожурил» его подобным образом. Кость была не задета, а кровь, хоть текла и обильно, но без толчков, характерных, когда задеты жилы. Пожалев об утопленной рубахе, лоскутами которой можно было бы перевязать раны, Олег встал на ноги и неспешно, восстанавливая дыхание, двинулся к заветной роще. Три свежих и раззадоренных собственной оплошностью бойца, против одного, измотанного и дважды раненого в левую руку, было испытанием достаточно серьезным, даже для мастера кулачного боя. Но, Олег уже шел на кураже… и остановить его можно было только убив, или… оглушив ударом дубины по голове.

Первого, бросившегося на него лучника, он даже не удостоил ударом, всего лишь ловко уклонился влево, подставляя ногу, и тот – со всего маху, кубарем укатился куда-то за спину, ломая своим весом кусты и собственные ребра. Второй был остановлен сильнейшим ударом в живот ногой, оставшись мужчиной лишь благодаря тому, что в последний момент Олег вспомнил слова наставника: «не бей воина в пах, если не собираешься прикончить! Заимеешь врага на всю жизнь». Третьему лучнику он разрешил нанести удар, перехватил руку, развернул вокруг оси, согнул и сильным пинком послал незадачливого вояку в реку. После чего – неспешно подошел к опушке рощи, отломил с ближайшей березы веточку и стал обмахиваться ею, словно отгонял мух…

 

* * *

 

Трудный день остался позади, вместе с восторженными воплями жителей Зеленца, клятвенными заверениями Любомира, что с этой минуты, каждый, кто усомниться в Олеге будет должен сперва убить по меньшей мере двоих из рода Зеленых Вепрей и одобрительным кивком княгини. Звенислава была не многословна, но о том, что Испытание воли Создателя завершено и с Олега снимаются все подозрения, огласила сразу, как того перевезли на замковый берег. Потом его ранами занялся лекарь, и, похоже, от примененных снадобий, Олег незаметно для себя заснул. Поскольку за окном была ночная темень, а он лежал на своей кровати, раздетый, укутанный легким покрывалом и с перевязанными ранами, которые, кстати, его совершенно не беспокоили. Умение замкового лекаря, было достойно всяческих похвал.

Олег сел на ложе и потянулся к заботливо оставленному на столике кувшину. Приятно пощипывающий в носу квас, окончательно смыл с век тяжесть лекарственного забытья, освежил память, и Олег неожиданно вспомнил свой сон.

А чудилась ему какая-то сплошная несуразица.

Здоровенный мужик, в сопровождении какого-то полупрозрачного старика, сначала долго извинялся, за небольшую, как он выразился, военную хитрость, при этом даже не думая объяснять, о чем речь. В то время, как дедок неодобрительно бурчал что-то об окончательно отбившейся от рук молодежи, для которой собственные утехи и забавы важнее судьбы Мироздания. И что подобное вмешательство не только не приведет и к нужному результату, а вообще совратит неокрепший дух с праведного пути и, то, что с ними потом сделает невестка, лучше не загадывать, потому, как ничего хорошего в обозримом будущем их не ожидает. Кряжистый мужчина, степенно отвечал, что времени прошло совсем немного, и что ничего зазорного нет в том, что юноша хочет немного порезвиться, впервые за столько столетий. Вот если подобное будет иметь тенденцию к повторению, тогда им придется принимать адекватные меры. И что это никому не понравиться, а значит, следует как можно скорее взяться за ум и приступать, в конце концов, к выполнению возложенной миссии.

Усталость и выпитые лекарства сделали свое черное дело, поэтому странному сновидению так и не удалось пробиться до сознания Олега, и оно исчезло столь неожиданно, как и появилось, едва он с трудом открыл глаза…

Но, виденное во сне настолько походило на правду, что могло быть всполохом прошлого. Того прошлого, которое упрямое сознание так старательно скрывает от него же. Ведь сон во сне о том, как ты спишь и видишь сон – это уже такая бессмыслица, которую даже шутя нельзя принимать во внимание. А вероятнее всего: память начинает возвращаться! Хотя и малыми крохами, а все же... И еще одна мысль бродила где-то на периферии, почти неуловимая, но весьма важная. Олег попробовал сосредоточиться на ней, но вероятно еще не был готов к мыслительным процессам, или потому что она и сама избегала выйти на свет.

Он недовольно тряхнул головой и едва лишь собрался закрыть глаза, чтобы опять погрузиться в сон, как заметил, что свет от светильника мигнул, и его пламя беспокойно затрепетало.

Олег поневоле насторожился. Особенно, когда увидел, как двери в его комнату начали медленно отворяться. Он весь подобрался, готовый как атаковать, так и защищаться. В руках того, кто знает, как с ним обращаться, и массивный бронзовый подсвечник становится оружием. Однако особенной тревоги Олег не чувствовал. Если даже после Испытания у хозяев замка оставалась причина избавиться от него, то времени и возможностей для этого у них уже было предостаточно. И для этого совершенно не требовалось перевязывать его раны, переносить его в бессознательном состоянии в опочивальню, чтоб позже подослать тайного убийцу. Разве, что в игру вступали иные силы? Воистину, тяжело жить слепцу среди зрячих…

Как только дверь приоткрылась достаточно широко, в комнату юркнула тонкая фигурка, закутанная во что-то темное и длинное. Потом покрывало упало на пол, и в неуверенном мерцающем свете, юноша увидел перед собой светловолосую девушку, на которой кроме покрывала, легко скользнувшего к ногам, были только мягкие ботиночки и… небольшой кувшин в руках. Растерянно поглядывая на неожиданное виденье, Олег даже не шевельнулся, чтобы не спугнуть. А незнакомка тем временем неслышно проскользнула вглубь комнаты, поставила сосуд на стол, дунула по пути на огонь ночника и забралась к нему под покрывало.

Все еще пребывая в небольшом оцепенении, Олег лежал, не двигаясь, и старался понять, снится ему все это, или же происходит наяву.

Но, девушку его неподвижность не останавливала... Не потревожив раны, прижалась плотно всем упругим и прохладным телом, потерлась носиком о небритую щеку, проверила нежно и шаловливо рукой все ли на месте. Потом слегка приподнялась, так, чтобы он погрузился в шелковистый водопад ее волос, которые помнили ароматы мяты и любистку, а соски на округлых полных грудях очутились просто перед лицом, и все также молча, откупорила принесенную с собой амфору. Сначала надпила сама, а второй глоток, вместе с поцелуем, перелила Олегу из губ в губы. В сосуде оказалось сдобренное пряностями сладкое молодое вино, и когда златовласка приложила к его губам горлышко, он с удовольствием опорожнил амфору несколькими жадными глотками. И закусил – длинным, как горное эхо, поцелуем.

У таинственной соблазнительницы были нежные губы, бархатная кожа, и опыт в подобных играх. Хватило нескольких восхитительных поцелуев, чтобы убедиться в том, что в каждом деле, помимо желания, нужна еще и определенная сноровка. Ибо время, проведенное на сеновале, в жарких объятиях деревенских красавиц, отличалось от нежности незнакомки, как, сметанная на живую нитку, кожаная безрукавка – от пышного костюма, сшитого портных дел мастером. И Олег с наслаждением покорился ее утонченным ласкам. Да и разве могло быть иначе? Ведь, если быть откровенным, что нужно для счастья нормальному мужчине, после того, как для достижения цели пришлось рискнуть собственной жизнью? Кусок хорошо прожаренного мяса, кружка хмельного вина, мягкое ложе и пригожая незнакомка. Еще лучше – женщина, которая любит искренне и ждет верно. Но, не будем уж слишком привередливыми. Как известно: «за неимением гербовой – пишут на простой…»

 

Глава 19

 

Турин с первого взгляда, поражал каждого, кто впервые видел его, своим величием и строгостью. Особенно – издали. Потому, как со второго – становилось понятно, что все это грандиозное великолепие заслуга не ныне здравствующих обитателей столицы княжества, а наследие былых времен. Так сверкает надраенный до блеска дедушкин доспех. Но, при ближайшем рассмотрении, становятся заметны трещины в эмали герба, потертые завязки. А главное – видно, что и внук уже не той стати. Ибо, если славный предок поддевал под латы один лишь кафтан, то нынешний витязь свободно помещается в них вместе со стеганой поддевкой.

Два ряда оборонительных стен, господствующие над высоким, но пологим холмом о подножие которого, будто морские волны разбивались вековые дубовые и буковые леса, весомо напоминали всем тем, кто грезит игрой света на зубьях венца Великой княгини, что завладеть им будет совсем непросто. Но, с учетом уменьшившегося количества жителей города после Моровицы, всех этих фортификационных сооружений имелось даже в избытке. Хотя, по сравнению с другими замками, столицу Великого княжества можно было считать довольно многолюдной. И словно бросая вызов всем врагам, на шпиле наивысшей башни детинца, на зеленом полотнище, в венке из пяти малых корон, сурово бил копытом и грозно наставлял рога могучий серебряный тур.

Одновременно с этим, островерхие крыши дворцов и башен, которые проглядывали между кольцами отвесных стен, своей разноцветностью издалека напоминали пышное произведение сладкого кулинарного искусства под названием «торт». Побуждая путников к определенному роду шуткам, касаемо лакомого куска.

И хоть вырубленные, по всему склону деревья старались сделать город Великой княгини Беляны хотя бы на вид суровым, а крепость на загривке Замковой горы – пыталась казаться высокой и неприступной, несколько березок и осин, что живописными группками повырастали в предполье, придавали общему пейзажу впечатление какой-то шаловливости. Буд-то все тут не взаправду, а – понарошку. Слишком беспечно, слишком шумно.

При тщательнейшем рассмотрении столица действительно напоминала праздничный торт, который пытаются растащить по крохам трудолюбивые муравьи.

Люди копошились везде и особенно в предместье. Заполняли гамом улочки и площади. Громыхали чем-то на крышах зданий, перекликались из открытых настежь окон, торговали, ругались, договаривались о чем-то внизу, орали песни в корчмах, флиртовали... То есть, жили привычной жизнью. И всякому, прибывшему из более спокойных мест, вся эта свалка должна была казаться одним гигантским исступленно квакающим в любовном угаре весенним болотом, и сводила на нет все впечатление от пышности и величия.

Ну, о каком величии можно думать, созерцая например, обтрепанного крестьянина, который медленно бредет на рыночную площадь за фурой, заворачивая пыль босыми ногами?.. Или лесоруба, который тащит на собственных плечах в детинец вязанку дров? Хмельного трубочиста, дремлющего на краю сточной канавы и ожидающего ближайший гвардейский патруль? Или языкатых баб, которые заткнув за пояс подол сарафана, стирают в оборонном рву грязное белье? Рядом с богатыми постоялыми дворами можно было увидеть рудокопов, утомленных тяжким трудом. Им-то точно чихать на любую роскошь, кроме дуката в собственном кошельке.

Даже сверкающие на солнце кирасы здоровяков гвардейцев, которые, опершись на поручни подъемного моста, лениво переговаривались между собой и от нечего делать сплевывали вниз, смотрелись во всем этом бедламе, как две монетки, брошенные вместе с пригоршней речной гальки и ила в богато украшенный кошель.

Часовые время от времени все же посматривали по сторонам, но, в основном задерживали взгляд на оголенных женских ногах, соблазнительно белеющих даже на таком расстоянии. Хоть солнце еще едва взошло над верхушками деревьев, в кожаных шлемах и металлических кирасах, им уже было достаточно душно, но – служба не тетка. Зато длинные копья оба небрежно прислонили к стене у створа городских ворот.

В большую охранную дружину преимущественно вербовали крестьянских парней, из тех, кто не хотел или не умел работать на земле. А что при этом преимущество отдавалось верзилам могучего телосложения, то и лености в них было заложено природой значительно больше нормы. Кроме того, поскольку, Пятиземие уже полвека ни с кем не воевало, а казаки так далеко на северо-запад не забирались, то и дружинники к службе относились, как к не слишком утомительному ритуалу, справно исполняя который, будешь сыт, обут, одет и пару монет к старости отложишь. Чем существенно отличались от гвардии, в которую принимали только дворянских семей, где мальчиков с детства обучали владеть оружием и наставляли, что когда-нибудь с врагом все же придется столкнуться. Но, поскольку, к сохе недавним крестьянским парням возвращаться не хотелось, их слаженных усилий вполне хватало для поддержания в столице вальяжного спокойствия и мгновенного прекращения любых беспорядков. Хотя и отлынивали стражники от службы, как могли.

Вот и эта парочка не столько караулила мост, сколько дремала, перебрасываясь редкими фразами, в основном о качестве завтрака и о том, что будет сегодня на обед и на ужин.

– А я тебе говорю, – уверенно говорил старший по возрасту, если судить по седине уже вплетенной в рыжие усы и бороду, – что на обед будет жареная свинина!

– Опомнись, Аким, – не давал убедить себя младший, коротко остриженный шатен. – Я хорошо знаю, что вчера прирезали двух бычков. Пастухи холостили молодняк, и рука лекаря дважды дрогнула, от чего нож вошел слишком глубоко... Пришлось прирезать.

– Лекаря? – захохотал старший из двоих.

– Типун тебе на язык... – сплюнул младший. – Чем тебе хранители не угодили?

– Чего ты, Лучезар, – посерьезнел товарищ. – Я же шучу.

Младший только головой покрутил неодобрительно и прибавил:

– Глупые шутки. А я так скажу – от хранителей повсюду лишь добро. Особенно с тех пор, как Великая княгиня приблизила к себе мудреца Ксандора...

– Разве я спорю? Конечно так. Даже князь-воевода не заботился о нас настолько... – признал старший дружинник. – Тебе, Лучезар, не с чем сравнивать, а меня, как вспомню предыдущие годы службы, мороз по коже дерет. Городские ворота постоянно открывались и закрывались. Одни дворяне прибывали, другие – куда-то уезжали. А мы должны были неподвижно часами выстаивать на посту, как истуканы... К концу дежурства казалось, что копье прибито к ладони гвоздями. О том, чтобы так, как сейчас, спокойно поболтать, нечего было и мечтать. Торчи на самом солнцепеке, и пошевелиться не смей... Даже, не мигни! Сразу получишь от десятника в тыкву!..

– Да. Я еще немного успел застать старые порядки, но уже под сам конец... Из-за того, что был еще совсем зеленым, меня не ставили в караул. Но, зато постоянно муштровали. Спозаранку и до заката.

– А теперь, – завершил удовлетворенно Аким, – тишина и порядок. Никто никуда не торопится, никаких дворян с визитами. Князь с княгиней почти не кажутся из хором. За все время нашего дежурства лишь те двое, что назвались гонцами князя-воеводы из Дубравки, въехали в город. Да, не служба, а вареники, со шкварками.

– Истинная правда, – согласился товарищ. – Всей службы, что раз на несколько дней постоять на чатах. Да по городу прохаживаться, напоминая о необходимости соблюдать порядок.

– Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить! – спохватился младший. – Как говорят: не буди лихо, пока тихо. Серые братья, такой сосед, о котором не стоит лишний раз вспоминать. Не хотелось бы мне сейчас в поход. Особенно после стольких лет спокойной и сытой жизни. А все – благодаря мудрецу Ксандору!..

– Да, благодаря Ксандору! – поддержал его Аким. – За те годы, как он стал советником Великой княгини, простому люду стало жить значительно привольнее. Даже налоги уменьшили. Уродило – вези оброк, а нет – то и простят... Что говорить: никто так не понимает крестьянскую долю, как наш астролог. Сто лет ему жизнь и крепкого здоровья...

– Ксандор и в самом деле знает, что нужно мужику для счастья, даже если мы сами того не понимаем, – улыбнулся Лучезар, а потом прибавил притворно небрежно. – Великолепный из него был бы регент-воевода. – После чего посмотрел пристально своему товарищу в глаза, неспешно отвернулся и демонстративно небрежно сплюнул в ров.

Аким встрепенулся и недоверчиво взглянул на напарника. Воровато оглянулся, хотя и так знал, что на мосту кроме них нет ни одной души. А затем крякнул в сердцах.

– Ты болтай, да знай меру... На первый раз, считай, что я ничего не слышал, но если сболтнешь подобное еще раз, доложу сотнику. А уж Ждан спустит с тебя кожу за подобные разговоры.

Лучезар, который стоял спиной к замку, собрался было что-то сказать, но Аким остановил его резким жестом.

– Опомнись, несет кого-то... Хочешь из-за непомерно длинного языка стать короче на голову? Вечером, договорим... В более подходящем месте. Запомни юноша, иногда тебя слышат, даже если ты вокруг никого не видишь. И не обязательно те, что разделяют твое мнение…

Лучезар, понимая, что хватил через край, заполошно оглянулся и увидел, как сквозь боковую калитку ловко выпорхнула наружу девичья фигурка с большой корзиной впереди себя. Но еще быстрее ее распознал Аким.

– Опять твоя Забава... Никак не налюбуетесь? И почему всегда во время караула, другого времени вам мало? Гляди, дождешься нахлобучки от десятника Лисогора.

– Вот еще, – отмахнулся ратник. – Волка бояться...

– Ну, ну... Постоишь, на солнцепеке с полной выкладкой, тогда и поймешь, что не следует десятника злить... Потому, как не захочешь после этого ни девушки, ни молодухи.

– Забава прогневит, она же его и успокоит, – хмыкнул пренебрежительно парень не то всерьез, не то в шутку. – Ты бы, например, смог устоять перед такими глазоньками? Не вспоминая уж обо всем прочем?.. Вот и Лисогор никуда не денется. Попрошу, даст она ему разок и все хлопоты из головы вон...

– Баламут, – сплюнул в сердцах старший. – Всем говоришь, что к свадьбе готовитесь, а такое о собственной невесте плетешь.

− Убудет с нее, что ли? Главное, чтоб мне никогда отказа не было, а остальное – ее забота.

– Не помешаю, дядька Аким? – девушка между тем подошла ближе и стрельнула глазками сначала на старшего, а затем и на младшего дружинника. При этом сумела послать и шаловливо лукавый взгляд невинного ребенка, и обольстительный, полный нетерпеливого ожидания – молодой прелестницы. В зависимости от того, на кого он был направлен. И была она вся такая свежая, румяна и радостная, что седеющий мужик поневоле почувствовал зависть к молодому повесе. И украдкой вздохнул...

– По мне... – дернул плечом. – Чирикайте, только б десятник не заметил. – И обернулся к молодежи спиной.

– Вот, старшая горничная послала простирнуть, – кивнула Забава на корзину полную белья, как будто оправдываясь. Ей и в самом деле было немного не по себе, потому что хоть они с Лучезаром и уговорились пожениться после жатвы, все же женщины, по старинке, не слишком одобряют, когда девушка сама бегает за парнем. Да и тот может начать слишком много о себе воображать. Вон, как свысока посматривает... Чисто петух посреди курятника.

А Лучезар и в самом деле захотел немножко покрасоваться перед старшим товарищем. Смотри: каков я! Ты уже начинаешь трухляветь, а вокруг меня, девки, словно пчелки вьются. Поэтому и стоял молча, задравши носа, понуждая Забаву начинать разговор первой. Но, в этот раз судьба распорядилась иначе...

Неожиданно на дороге, выныривающей из леса, показался всадник, скачущий во весь опор.

– Вовсе не жалеет коня... – буркнул неодобрительно Аким.

– Спешит... – пробурчал недовольно Лучезар и прибавил, обращаясь к девушке. – Извини, малышка, служба.

Дружинники быстро кинулись к воротам и замерли, скрестив копья, как того требовал устав караульной службы.

– А ты, лучше хватай свое белье и двигай отсюда. Осмотрительного – и беда минует... – посоветовал, почувствовавший что-то недоброе Аким.

Девушка и сама собиралась так поступить, но не хватило времени. Неизвестный всадник в бешеном, почти убийственном для лошади, галопе махом влетел на мост. Копыта зацокали подковами по настилу, и скакун порывисто встал перед самыми вратами. Забава только пискнула, потому что показалось ей: еще мгновение и, покрытый хлопьями бледно-розовой пены, вороной конь ударится грудью о кованные железом доски. У горемычного животного кровь капала из разодранных удилами губ, а точеные ноги скакуна дрожали и подгибались. Бока ходили, как будто кузнечные мехи, и было видно, что он держится из последних сил и вот-вот упадет...

Балахон, в который был одет путник, от пыли и засохшей грязи стал рыжевато-серым и не давал понять, к какому общественному сословию принадлежит его владелец.

Введенный этим в заблуждение, младший дружинник хотел было уже выразить свое мнение относительно столь варварского обращения с благородным животным, но к счастью не успел. Прибывший спешился и небрежно распахнул на груди плащ. И перед глазами часовых блеснул медальон, в виде серебряного паука с синим диском в передних лапах. Оба дружинника в то же мгновение торопливо развели копья и уважительно, согласно уставу, наклонили головы и опустили глаза.

− Коня выгулять и поставить в княжескую конюшню, − ни к кому конкретно не обращаясь, неприятным хрипловатым баском произнес Ищущий истину, потом добыл из кармана несколько монет и бросил их под ноги оцепенелым дружинникам.

Немного замешкался возле девушки, что так и замерла присев на корточках у корзины, но отчего-то забыв опустить глаза. Мазнул тяжелым взглядом по ее милому личику. Значительно дольше задержал его на зрелых полушариях, взволнованно натягивающих достаточно глубокий вырез рубашки, неопределенно хмыкнул, а затем поспешно протеснился в отворенную калитку, и очутился на Таможенной площади, с которой собственно и начинался город.

Мелодичное звяканье золота по мостовой не спутаешь ни с чем. Поэтому, как только шаги хранителя стихли, воины ринулись за монетами.

– Смотри-ка! – удивленно воскликнул Аким. – Дукаты! Цельных два малых дуката!

– Месячная плата, – восторженно покрутил головой Лучезар, беря заморенную лошадь под уздцы. – Ну, ну, хороший мой… − проговорил ласково, слегка похлопывая свободной рукой вороного по шее и обтирая ему ноздри от едкой пены, какой-то тряпицей, полученной от Забавы. – Чуток потерпи. Восстановим дыхание, остынем. А потом напьемся вволю и отдохнем…

И прибавил, обращаясь уже к Акиму, что тем временем снимал с коня седло.

− Я начинаю сомневаться в том, что оживленное движение у ворот так плохо, как ты рассказывал. Дадим одну серебряную монетку Лысогору, за нарушение Устава, а у самих еще золотой и девять серебряных останется. Живем! Не знаешь, кто это был?

– Ты что, пенек гнилой, не узнал Ищущего истину? Ослеп что ли? Не видел паука на груди?

– Почему же не видел... Видел и знак распознал, а вот лицо хранителя мне не знакомо.

– Это Вышемир! Любимый ученик и приятель советника княгини и ее же племянник. Сам он из рода Зеленых Вепрей, а те, как известно, отличаются причудами в решениях и поступках. Так что, никогда не знаешь: наградит ни за что, как сейчас, или пакость какую учинит...

– Не стоит продолжать. Кто же в Турине не слыхал о Вышемире. И не знает, что Ищущий истину больше всего сердится, когда что-то происходит не так, как ему хотелось бы. Просто до сегодняшнего дня мне еще не приходилось видеть среднего Вепря лично. Тогда десятнику вообще фигу с маком, − оживился младший ратник. – Пусть попробует оспорить приказ Ищущего истину.

– Вот и будешь иметь золотой в память об этой приятной встрече. Поэтому не пропей...

– Не беспокойся, – улыбнулся Лучезар. – Мы найдем для него лучшее применение. Правда, ласточка? – спросил девушку.

От обращенных к ней слов, девушка опомнилась и сбросила с себя неожиданное оцепенение, которым сковал ее взгляд мудреца, и растерянно затрепетала ресницами.

– Что?..

Лучезар заглянул ей в глаза и расхохотался.

– Ты смотри, Аким, Забава влюбилась в хранителя! – ткнул локтем товарища.

– Болван, – ответила та обижено, подхватила корзину и побежала к реке, соблазнительно сверкая стройными лодыжками.

– Действительно влюбилась что ли? – удивленно почесал затылок парень, сводя коня с моста.

– Я не стал бы шутить такими вещами, – неожиданно серьезно оборвал его Аким. – При всей доброте к простолюдинам, с хранителями никогда не знаешь, чего они хотят в действительности... Вот, к примеру, надумает забрать Вышемир Забаву себе, что тогда станешь делать?

– Убью! – Лучезар так зыркнул на приятеля, что тот и на мгновение не засомневался в его словах. Действительно убьет сгоряча, или хотя бы попытается.

– А пуповина не развяжется? Ищущий истину, это не пьяный рудокоп в корчме. На его стороне Сила! Они такое знают и умеют, что тебе и в страшном сне не приснится. Не используют свое умение из-за присяги, но кто знает, что им разрешено в случае смертельной опасности.

– Тогда, лишь ее... – уже не так уверенно ответил молодой дружинник.

– Еще лучше, – хмыкнул Аким. – А ее за что? Подвергать наказанию птичку за то, что змее в рот запрыгнула? И это, после слов, что с нее не убудет, а тебе и дела нет?

– Ты бы лучше посоветовал что-то, – уже совсем тихо сказал парень. – А ругаться я и сам умею.

– А совет мой таков: если действительно любишь, а не время приятно проводишь – не тяни со свадьбой. Забава девушка хорошенькая. А добрый товар никогда долго не залеживается. Всегда найдется рука, которая если не купить, то хотя бы пощупать и прицениться захочет. И какая разница чья: татя или иного негоцианта?

– Ты и в самом деле думаешь, что хранитель может ее себе забрать?

– Я ничего не думаю, просто предостерегаю. Мой покойный отец всегда говаривал: «То, чем действительно дорожишь, надо надежно хранить не только, после того, как вора заметишь».

– Вот напасть... – видно было, что парень совсем упал духом, будто вся эта мнимая трагедия не вымышлена его товарищем, а уже случившееся событие. – Что же делать? Я ж ее и в самом деле...

Аким поднес руку и значимо постучал кулаком себя по шлему.

– Ну-ну, коли сам не подставишься, то никто и не пнет, – успокоил как смог товарища Аким и перевел разговор на другую тему. – А я свой золотой сохраню для покупки коня.

– На коня? – удивился Лучезар. – А что с твоим гнедым случилось?

– То – княжеский... А я хочу – собственного. И корову... И свинку, и овечек...

– Когда же ты за всем этим будешь присматривать? И где держать?.. Ведь на княжескую конюшню даже коня не пустят, если он будет лично твоим. А не то, что корову...

– Женюсь на Оляне, вдове бондаря Бивоя.

– Ага, – засмеялся Лучезар, понемногу набирая привычной самоуверенности. – Ты хочешь того же, что и я от Забавы, только выбираешь значительно более длинную дорогу. Потому что сначала платишь, и только тогда уже идешь за товаром. И как, мягкие у нее перины?

– Не твоего ума дело... – буркнул Аким, который считал эту тему слишком серьезной, чтобы попусту опошлять ее языком.

– Но не сердись. Это я так, от нечего делать. Хотя, если обстоятельно подсчитать, то верная жена гораздо дороже блудливой девицы обходится.

– Тьфу, – в который раз сплюнул старший товарищ. – Вот еще язык без костей. Никак я тебя не пойму. А если бы твоя невеста да вдруг узнала, что ты о ней мелешь?

– Не поверит, – серьезно ответил парень. – Для таких как Забава плохих людей не существует. Мне порой самому страшно за нее. Каждому слову верит. Но всегда белым и пушистым не будешь, все равно изгваздаешься. Если не об одно, так о другое. Да и с чего это ты вдруг о ее девичьей чести забеспокоился? Ее товар, ее и забота – хранить им до того времени, пока настоящую цену предложат, или приторговывать потихоньку в розницу. Хоть что мне не говори, а не верю я во все эти скромно потупленные глазки и стыдливый румянец. Как мы на них облавы устраиваем, так и они в засаде сидят, разбросав вокруг приманку, и выбирают: тот недостаточно красив, этот статью не вышел, а вон тот – всем хорош, но слишком беден.

− Тебя послушать, − буркнул Аким, − так начинаешь радоваться, что бобылем остался. А баба, сидящей на дереве дикой рысью, покажется.

− А ты, лживым чарам не поддавайся, ума не теряй, глядишь, и сам из добычи в охотника превратишься, – улыбнулся лукаво младший товарищ. − И тогда не собственная дурная голова чью-то стену украсит, а совсем даже наоборот – бархатная шкурка, прелестной хищницы, твое ложе согреет.

− Да, Лучезарушка, − удивленно помотал головой старший товарищ. – Мудрено ты о бабах говоришь. Как будто из нас двоих тебе седина волосы посеребрила. Иль обманула которая? Да так гнусно, что до ныне простить не можешь?

− А вот это, Аким, уже не твое собачье дело, − грубо буркнул Лучезар.

− Значит, угадал, − вздохнул Аким. − Э-хе-хе, говорила одна муха другой: бойся паутины, да со временем обе влипли. Я тебе так скажу, друг, с девками, как с «костями». Иной, сразу все шестерки выбросит и счастлив до смерти, а другой – сколько не трясет, а у соседа расклад лучше. Но тут уж либо рисковать своим счастьем, либо вообще за стол не садиться. Главное распознать, когда пора закончить кон, и не переиграть самого себя.

 

Глава 20

 

«Серебряная утка» размещалась на четвертом уровне и претендовала уже на роль не обычного питейного заведения, а – трактира для людей зажиточного сословия. Поэтому, содержалась в чистоте и носила на себе отпечаток домашнего уюта. А за прилавком вместо привычной фигуры толстяка-хозяина, красовалась миловидная хозяйка, хоть и не менее дородная. Наверное, таков отпечаток профессии. Кто же пойдет обедать к человеку, который не в состоянии сытно накормить даже самого себя.

Чтоб, даже случайно, не продемонстрировать свое плохое знание кухни и обычаев, Зореслав предложил сотнику самому заказывать, чего душа пожелает. Чем окончательно убедил Еремея, что он имеет дело с отпрыском благородных кровей, решившего предпочесть бегство или изгнание неравному браку с какой-то престарелой уродиной, в целях получения богатого приданного или по каким-либо иным причинам династического характера. Но, вспомнив, как Зорей небрежно относиться к деньгам, сотник был вынужден исключить экономическую составляющую из своих выводов, оставив лишь политику. Прожив весь свой немалый век бобылем и будучи абсолютно и непоколебимо уверенным, что все зло в мире происходит от женщин и, частично – от девиц, после третей кружки Еремей воспылал к бедному парню совершенно искренними дружескими и где-то отцовскими чувствами. В которых равными частями было намешано и сочувствие, и понимание, и восхищение. Все-таки далеко не каждый юноша так дорожит свободой, что сможет отважиться на столь решительный поступок и сбежать на край света, лишь бы только не надевать себе на шею ярмо, на руки узы, а на ноги – кандалы семейной жизни.

Заметив такое лирическое настроение и повышенную говорливость сотника, Зореслав не мог ими не воспользоваться для удовлетворения собственного любопытства.

− А что это за драконы, которые будто бы охраняют наше графство, господин сотник? − поинтересовался он как бы невзначай, в четвертый раз наполняя кружку Еремея хорошим, почти не разбавленным вином. − Что-то я до сих пор ни одного не видел…

− О-о! – произнес тот, поднеся вверх указующий перст. Проследил за ним взглядом и некоторое время с удивлением рассматривал потолок. Потом вспомнил вопрос, мотнул головой и продолжил. − Это очень интересная и неимоверно старинная история. Могу рассказать…

− С удовольствием послушаю.

− Хорошо… Значит, так. Три сотни лет тому, правящий тогда император Переверниворот III решил привести к покорности взбунтовавшийся союз свободных городов. Но считая купцов никудышным противником, отправился в поход всего лишь в сопровождении нескольких сотен гвардейцев и около полусотни мелкопоместных дворян. Из тех, что обычно крутятся возле престола, рассчитывая, при случае, ухватить хоть какие-то крохи с императорского стола. Переверниворот III был уверен, что как только бургомистры узрят его воочию, да еще с такой блистательной свитой, у своих границ, то сразу же одумаются и принесут вассальную присягу, − поэтому и собрался в поход, как на увеселительную прогулку. Император знал, что в свободных городах почти нет дворян, а значит – и мало-мальски приличной армии. Да и сами, отцы свободных городов, никогда не отличались особой воинственностью.

Не учел Переверниворот ІІІ только одного: когда речь идет о повышении налогов и иных отчислений в казну, купец, а именно из них в основном состоял Совет городов, из трусливого зайчишки превращается в разъяренного дикого вепря, − известного своим бесстрашием и нечувствительностью к боли, в приступе ярости. Кроме того, купцы быстро прикинули свои затраты и высчитали, что за те деньги, которые ежегодно уходят в столицу, они могут содержать вполне внушительную армию профессиональных наемников, кроме прочего – существенно экономя на телохранителях и городской страже…

Поэтому, когда беззаботный император вступил в пределы Союза, дорогу ему преградил отряд, состоящий из трех сотен тяжелой кавалерии, трех сотен броненосной пехоты и пяти сотен лучников. Поцепившая парадные кирасы, блестящие на солнце, как зеркало, но защищающие не лучше бумаги, императорская гвардия и против одних лучников не смогла б устоять. Что ж говорить, о латной коннице? Переверниворот ІІІ угодил в ловушку собственной спесивости и недальновидности.

Кто знает, чем бы вся эта история закончилась, и какие еще привилегии и вольности выторговал бы у императора Союз, но тут – вперед шеренги гвардейцев выступил какой-то дворянин, вытащил из-за пазухи свиток и пробубнил магическое заклинание, призывающее невиданное доселе крылатое чудовище. Сперва, не произведшее впечатления ни размерами, ни видом.

Но, после того как дракон, а речь именно о нем, пролетел вдоль строя наемников, обдавая их жаром и оставляя за собой выжженную дотла широкую полосу черной и дымящейся земли, при этом совершенно не обращая внимания на слаженные залпы лучников, исход переговоров был предрешен. Все свободные города присягнули на веки вечные императорскому престолу и согласились на пятипроцентное увеличение налогов. Думаю, большего из них и сам Творец не выжал бы… А дворянин, спасший императора получил титул графа, а в придачу − в вечное и наследственное пользование этот кусок земли на самом краю империи. То ли ничего более пристойного не нашлось, то ли сам дракон ему так посоветовал, но, вот с тех пор и возникло графство Сван… − произнеся это, сотник тяжело выдохнул, словно сбросил с плеч тяжелую ношу, поднес свою опустевшую кружку и недоуменно заглянул на донышко.

Зореслав подал знак, и прислужница поспешила наполнить вином вместительную посуду. Еремей удовлетворенно хмыкнул и сделал солидный глоток. Похоже, от длинного рассказа у него здорово пересохло во рту.

− О чем это ты говорил?.. − поинтересовался у Зореслава сотник, которого к этому моменту окончательно развезло, при этом глядя совершенно в другую сторону. – Извини, это очень интересно, но я что-то задумался и не услышал последних слов.

− О графстве… Будто дракон посоветовал первому графу взять себе земли Сван. Это действительно так?

− Откуда я знаю, − пожал плечами Еремей. – Меня же там… в это время… не было…

− А свиток исчез или остался.

− Остался, − кивнул головой сотник и снова хлебнул. – Ты не бойся, мы тебя никакой кикиморе отсюда не выдадим…

− Спасибо, − поблагодарил Зореслав. – И где же он?

− На три части разделил его граф Сван перед смертью и вручил по одной каждому сыну… чтоб никого не обидеть… Да… три замка − три сына… А ключ, без которого свиток бесполезен переходит всегда только от старшего сына к старшему… вместе с графским титулом…

− И что? – изумился Зореслав, все-таки кое-что смысливший в наследовании, − за все эти века до сих пор ничего не изменилось?

− Да нет… всяко бывало, − Еремей еще глотнул. – Но, если у графа рождались сыновья, вот как сейчас, то все остальные дядьки, тети и прочие племянники уступали им право владения замками.

− Добровольно? – еще больше удивился юноша.

− Ага… а иначе… иначе… заклинание вызова могло… да, могло… это, исчезнуть… так объяснил в своем за-веща… ау, − зевнул он, − первый граф… хр-хр … − похоже сотник исчерпал свои возможности до дна, в прямом и переносном смысле.

Зореслав поднял руку, подзывая к себе хозяйку заведения, и та поспешила на зов, умудряясь при этом сохранять степенность и достоинство.

− Сколько мы должны?

− Одну серебрянку…

− Отлично… Тогда поступим так, − Зореслав положил на столешницу одну монету. – Это за угощение. – Потом, положил вторую. – Это, за то, чтоб сотник мог отдохнуть до утра и проснуться в чистой постели. Найдется для этого уютная комнатка? – и получив в ответ утвердительный кивок, присоединил к двум первым и третью монету. – А это, если господину сотнику понадобятся дополнительные услуги…

− Не волнуйтесь, господин десятник, − расцвела хозяйка. – Все сделаем как нельзя лучше… А вы не желаете… отдохнуть?

− В другой раз, − кивнул головой тот и выложил на стол еще одну серебрянку. – Что б вы не забыли о своем предложении в тот день, когда я буду не в состоянии подтвердить свое желание.

− Вы очень предусмотрительны и мудры, господин десятник, − проворковала та, одним движением сметая деньги со стола, куда-то в район своей талии и уступая дорогу, поднимающемуся из-за стола Зореславу. – Не удивлюсь, если у нас, вскоре, будет два сотника, или – один новый.

 

* * *

 

– Ба-ам!.. Ба-ам!..

Мягкий, размеренный звон, убаюкивающий затихший город, казался такой же неотъемлемой частью вечера, как и малиновый закат, разукрасивший лесистые вершины западных гор. Голос колокола не требовал, не раздражал, а всего лишь ненавязчиво напоминал о том, что суетность дня уступает место ночи, и подошло время подумать о вечном. Тем более, что здесь – неподалеку, именно для этого самими жителями возведен прекрасный храм. Откуда все слова и мысли людей будут более отчетливо слышны Творцу.

Зореславу приходилось слышать, что подобные здания строятся на островах, но выросший на учении хранителей о том, что Создатель вездесущ, и Ему нет надобности в каких-то особых условиях, чтоб услышать и узреть каждого человека, совершенно не понимал, что тянет людей в храм каждый вечер. Давно хотел пойти посмотреть, но с Манилой разве ж найдется свободная минутка. И вот, наконец, сегодня он был предоставлен самому себе, и мог воспользоваться отдыхом по собственному усмотрению. Тем более что посещение храма считалось делом благовидным, а многие стражники уже начинали поглядывать на нового десятника искоса, видя, что услышав колокол, он даже щепотью лба не касается.

Поскольку большинство жителей направлялось в храм, на вечерню, Зореслав неспешно шагая в общем потоке, даже не заметил, как очутился в доме Творца, и, едва переступил порог этого сооружения, мигом ощутил все его величие.

Здесь все – начиная от едва поворачивающихся на крепких кованых петлях мощных дубовых дверей, но столь изящно изукрашенных ажурной резьбой, что они казались совершенно воздушными – было предназначено для удивления. Особенно высокие куполообразные своды храма, что будто парили в воздухе, едва касаясь краями вычурных колонн. Разноцветные витражи, заменявшие окна, сверкали в последних лучах солнца и придавали неповторимого волшебства в изумительные настенные фрески, и без того пленяющие взгляд игрой красок. И взирая на все это великолепие, человек понимал – сколь ни было б высоко мастерство зодчих, строивших храм, без помощи самого Творца, тут не обошлось. Ибо – подобное искусство лежит совершенно за гранью человеческих возможностей.

Внутри витало легкое марево, напоминающее предрассветную дымку, когда ночная сырость и тьма вот-вот должны исчезнуть перед набирающими силу и жар лучами солнца. Запах ее что-то смутно напоминал Зореславу. Но так отдаленно, что он даже и не попытался вспомнить. Нерешительно задержавшись сразу за дверями и стоя вполоборота к выходу, Зореслав обратил внимание, как из глаз и лиц людей, перешагивающих порог храма, исчезает выражение тревожного и нетерпеливого ожидания, уступая место благостной кротости и умиротворению. Да и для него самого, с каждой минутой, проведенной в храме, все вопросы теряли свое значение и отодвигались куда-то вглубь сознания, освобождая место тихому речитативу священника, слаженному хору певцов и нежной музыке, как будто сплывающей с самих небес.

Чтоб не выделяться из общей массы, Зореслав вместе со всеми поднимал вверх руки, кланялся и становился на колени, когда того требовала церемония. Поначалу, он пытался понять слова проповедника, но вскоре потерял связующую нить повествования и какой-либо смысл, в напористо повторяемых высказываниях, исчез окончательно. Отрешившись от его монотонного голоса, Зореслава обратил все свое внимание и воображение на рисунки, украшающие стены и своды храма, – и чем дольше он всматривался в них, тем сильнее понимал собственную сопричастность к творению Мироздания. Вот он, вместе с Творцом создает твердь, вот – всякую живность. Тут – человека. А здесь – они повергают с небес Врага…

И, казалось, ничто не в состоянии омрачить столь благостное состояние души. Храм отнял у Зореслава его личность и влил в многоголосый поток общих желаний и устремлений, обещая взамен бесконечное счастье. Суть которого состоит в отсутствии забот и волнений. Живи человек и радуйся. Оставь печали и не о чем не тревожься! В этом мире о тебе есть кому позаботиться… И, скорее всего, Зореслав, захваченный врасплох, в своем простодушии и наивности, от избытка чувств пополнил бы когорты верующих, если б на следующей седмице в замке и пригороде не стали умирать люди...

Смерть не делала различий между жертвами и забирала всех. Взрослых и детей, мужчин и женщин. В одиночку и целыми семьями. А, когда количество покойников перевалило за второй десяток, и жители попытались убежать из города, от неизвестного поветрия, их встретили на мосту и завернули обратно острые стрелы разбойничьего отряда Лесных братьев, нанятых виконтом Севереном. Замок Лебедя был взят в облогу, а ценой освобождения для горожан, была назначена клятва верности новому господину, ключ от волшебного свитка и… голова отца.

 

Глава 21

 

Княгиня замка Зеленец высокородная госпожа Звенислава из рода Зеленых Вепрей ждала их в малом кабинете, восседая на своем кресле, во главе небольшого овального столика, накрытого скорее для трапезы, чем серьезного разговора. Поскольку на сверкающей столешнице громоздились, наталкиваясь друг на дружку всевозможные кувшины и кувшинчики, тарелки с ломтями еще дымящегося жареного мяса, слезящегося сыра, горки ломаного кусками хлеба и прочая снедь.

Одета хозяйка замка и всего ленного княжества была в платье из синего шелка, расшитое серебряными нитями, сплетающимися в волшебный паутинообразный рисунок и заколотое на плече неизменной розой, и выглядела, будто собственный оживший портрет, висевший на стене за ее спиной. Художник, изобразивший княгиню, был настолько талантлив, что только резная рама на картине и легкий ветерок, врывавшийся сквозь открытые настежь окна, что небрежно шевелил прядку ее волос, выбившуюся из-под накидки, позволяя отличить живую женщину от нарисованной.

Поздоровавшись всяк на свой лад и испросив позволения присоединится, Олег с проводившими его сюда Любомиром и Ставрогом, разместились за столом.

− Рада видеть нашего гостя в добром здравии, − приветствовала Звенислава Олега полуофициально, давая понять, что, несмотря на кажущуюся непринужденность, разговор предстоит важный и серьезный. Потом указала жестом на яства и напитки, в изобилии выставленные перед ними, и добавила. – Особенно учитывая то обстоятельство, что между нами нет больше недомолвок и подозрений. Прошлое забыто, а о будущем – поговорим… Кто еще не завтракал или успел проголодаться, не стесняйтесь, ешьте. Мужчины должны всегда быть голодны, и это нормально. Если не будете слишком громко хрустеть костями, то ваше чавканье мне не помешает, зато и вы не будете отвлекаться. Слушая меня вполуха, одновременно поглядывая на стол. Хорошо? – все ж не удержалась от шутки, а увидев слаженные кивки, улыбнулась и продолжила чуть добродушнее, − вот и славно. Позвала я вас всех сюда, по нескольким причинам. Во-первых, надо обсудить как в наилучший способ и в кратчайшие сроки оказать помощь Светлане. Во-вторых, решить вопрос с побратимством Любомира… И поскольку я вижу, − предупредила она оживившихся витязей, − что именно этот вопрос для вас наиболее важен, то с него и начнем.

− Я предложил Олегу побратимство на поле брани, − поспешно проговорил Любомир. – Он спас мне жизнь, и наше право на кровные узы освящено вековыми воинскими традициями!

Княгиня промолчала.

− И даже без вчерашнего Испытания, − вмешался Ставрог, − после всего того, что поведал мне о себе Олег, я берусь утверждать, что он человек, безусловно, мужественный, храбрый и благородный. И безусловно достоин, назвать моего младшего брата побратимом. Равно – и наоборот…

Княгиня все так же молчала, не сводя при этом испытующего взгляда с гостя.

Олег пожал плечами и, понимая, что все ждут только его слов, стараясь не горячиться, произнес:

− Я премного благодарен Любомиру и всему роду Зеленых Вепрей, но должен заметить, что этот шаг может быть опрометчивым и поспешным. Я совершенно ничего не помню о своем прошлом и, соответственно могу оказаться проходимцем или преступником. Вы же, связав себя со мной кровными узами, примите на герб Зеленых Вепрей и возможное бесчестие, скрывающееся в таинственном прошлом. Мало ли из каких соображений Создатель был ко мне милостив? Поэтому, по-прежнему оставаясь признательным Любомиру и всем вам, за оказанный почет, я совершенно не обижусь, если сейчас вы решите повременить с проведением обряда до тех пор, пока вся эта история окончательно не разрешится. Так, или иначе. Это было бы разумно и совершенно не нанесет урона ни его, ни моей чести.

− Разумно, − спокойно согласилась княгиня. – Что скажут на это благородное предложение мои сыновья? Ибо я согласна с Олегом, что побратимство, коль вы уж столь серьезно на него нацелены, в лес не убежит, а помочь гостю разобраться с его прошлым и помочь найти собственные корни, гораздо важнее.

− Нет! – горячо воскликнул Любомир. – Даже если Олег преступник, что невозможно себе вообразить, то я готов разделить с ним и эту ношу. Когда он спасал меня от дракона, разве имело значение, кто я и какого он сам роду-племени или сословия?

− Мне тоже кажется, что плохой человек не поспешит на выручку незнакомцу, без личной выгоды. А какая выгода была в том, чтобы спасти Любомира? Он третий сын… − Ставрог проговорил все это таким тоном, что сразу становилось понятно: человек оказавший помощь младшему Вепрю совершил безусловную глупость. И поступить так мог только либо полнейший безумец, либо великодушный рыцарь, то есть – подчиняющийся благородным порывам души и не задумывающийся о последствиях своих деяний.

− Что ж, пусть будет так, − торжественно подытожила разговор княгиня. – Даю свое материнское благословение и княжеское соизволение на проведение обряда кровного братания между Любомиром из рода Зеленых Вепрей и Олегом… − тут она замялась. – После установления кровного родства один из побратимов может войти в род другого…

− Благодарю, но отказываться от своего рода из боязни, что он может быть обесчещен – трусость. Пусть все остается по-прежнему.

− Хорошо. На том и поставим точку. Но, чтоб уж совершенно точно быть уверенным в правильности наших действий, предлагаю… − Звенислава сделала небольшую паузу. – Заметьте, не приказываю по праву главы рода, а предлагаю: обряд провести после того, как с нашей помощью, будет восстановлена в своих правах княжна Светлана, а Олег, выполнив свой долг перед мертвым казаком, вернется из Оплота. Если судьба благосклонна к вам, то отсрочка в несколько дней ничего не изменит. Если же – нет, так и разговаривать не о чем.

− Это разумно, − поспешил согласиться Олег, чтобы не дать братьям затеять бессмысленный спор. Видно же было, что решение княгини окончательное и дальнейшее препирательство ни к чему хорошему не приведет.

− Тогда давайте быстрее решать, как помочь Светлане, − придя к такой же мысли, воскликнул Ставрог.

Любомир хмыкнул и, всем своим видом демонстрируя несогласие, но готовность, подчинится большинству и старшинству, вынул из ножен кинжал, наколол им с блюда ломоть изумительно прожаренной, благоухающей специями ветчины и впился в сочное мясо зубами, словно в горло ненавистного врага.

− Благодарю, − княгиня серьезно посмотрела на сыновей и Олега. – Всегда приятно, когда другие прислушиваются к твоим резонам. А что касается племянницы, то думаю, особых трудностей тут не возникнет. Прежде всего, у Владивоя дружина никак не больше нашей. Ратников сто пятьдесят. И у нас их около двух сотен? – она вопросительно посмотрела на Ставрога.

− Со Дня весеннего солнцестояния уже двести шесть. Надо готовить молодых… Тем более, старшие воины часто отпрашиваются помочь своим семьям в полевых работах, особенно при уборке урожая и сенокосе. А я – не препятствую. Пусть помнят для чего взяли в руки оружие, кого защищают.

– Что ж, – кивнула княгиня. – в этом есть резон. Лично я никогда не доверяла наемникам. Они хороши при штурме, когда рвутся к добыче. А обороняться до последнего человека могут только те, у кого за спинами собственные семьи. Хотя разговор не о том. И так, у нас больше двух сотен отлично вооруженных и тренированных ратников, каждый из которых прекрасно сражается копьем и мечем. Также все воины обучены стрельбе из лука, и могут биться как в конном, или пешем строю, так и в одиночку. Это не хвастовство, − добавила она, заметив некоторое недоверие в глазах Олега. – В дружину воины готовятся с шестилетнего возраста. Около десятка каждый год. Из мальчишек специально отобранных по сложению, ловкости и сметливости. А переходят из ученического возраста в ратники они только после достижения шестнадцати лет. А через пятнадцать лет несения службы, могут оставаться в дружине, или удалится на покой. Некоторые так и поступают, особенно те, что успели обзавестись семьями. Поэтому, наше княжество помимо дружины всегда может собрать не уступающую ей по выучке, но гораздо более многочисленную запасную рать…

− Где-то около четырех сотен, − подсказал Ставрог. – А, если уж очень прижмет, то из сбежавшихся в замок, в поисках защиты поселенцев, из ближайших селений, можно будет организовать еще до тысячи ополчения. С этими мужиками десятниками тоже иногда проводятся занятия, но все же, по своей крестьянской натуре, эти воины скорее пригодны для защиты стен и стрельбы из лука, чем для непосредственной схватки.

− Мощно… − восхитился Олег.

− После Моровицы людей осталось так мало, что количество ратников пришлось заменить качеством. Но, если бы у врагов и соперников не возникли те же проблемы, с такими силами нам ни за что не удалось бы защитить замок. Даже от нападения обычной в давние времена ватаги степняков. Когда те собирали отряды в несколько тысяч сабель.

− Из чего следует заключить, что при всей своей великолепной выучке, − уточнил Олег, − ни один из ваших дружинников живого врага еще в глаза не видел. И в битве не участвовал? Я правильно понимаю?

− Почти… − вынуждена была признать княгиня. – Правда, мы немного отвлеклись от сути разговора, − Звенислава, собираясь с мыслями, протянула руку, взяла со стола бокал с каким-то напитком и чуть надпила. – Я хотела сказать, что Владивой, может и мерзавец, но не глупец, точно. Узнав, что его замысел раскрыт, он едва ли станет упорствовать и идти на конфликт со всем Пятиземием и Оплотом. Тем более что Великая княгиня может направить к стенам Дубравки рать не в пример больше двух наших, вместе взятых. Уверена, что как только вы со Светланой появитесь у стен замка, он сбежит. Захотите ловить, перечить не стану, но считаю делом бесполезным. Кроме как в Заскалье – ему податься некуда. Важнее, помочь новой княжне навести порядок в хозяйстве. Поэтому, считаю, что с небольшим отрядом, туда должны отправиться Любомир и Олег, если полученные им вчера раны этому не воспрепятствуют.

– Отнюдь… – поспешил ответить Олег. – Я отлично себя чувствую. А за время пути – поправлюсь окончательно. Тем более, что, как я понял: сражение не намечается?

– Вот и славно. Потому что Ставрог мне нужен здесь, да и пора уже младшему учиться делать хоть что-то путное, а ты, Олег – знаешь, где прячется княжна. Заодно, сможете с Любомиром узнать друг друга ближе. Вот, – княгиня немного помолчала. – Ну, а после, мой сын останется в Дубравке и окажет поддержку Светлане в ее первых шагах правительницы. А ты отправишься в Оплот. Немного окольным путем, но у судьбы не те тропы хороши, что короче, а те – которые приводят в нужное место. Кстати, Олег, если судьба распорядиться так, что после разговора с Остромыслом тебе суждено вернуться в Зеленец, а не придется отправляться еще куда-то, в поисках истины, то у меня будет небольшая просьба.

Олег в знак внимания слегка наклонил голову и подался вперед.

− В Оплоте заканчивает обучение наша младшая дочь, княжна Весняна. И я уже как раз собиралась посылать за ней Любомира, − Звенислава сделала вид, что не замечает, как удивленно переглянулись ее сыновья. – Сделай одолжение, привези ее домой. Вот тебе мой перстень, − Звенислава протянула Олегу кольцо-печать с гербом рода. – Покажешь его Остромыслу, и Мастер-хранитель отпустит с тобой княжну. Сам понимаешь, Ставрог занят. Любомир – тоже. А больше и просить некого. Согласен?

− Почему бы и нет? − просто ответил Олег, не усматривая в просьбе княгини ничего необычного и уж тем более потайного смысла. – Обязательно привезу. Если сам ворочусь…

− Вот и славно, − подвела итог семейно-военному совету Звенислава. – Тогда, готовьтесь в дорогу. Хоть Олег и утверждает, что Светлана находиться в безопасном месте, а все ж доброе дело лучше не откладывать, − и исполненным величия жестом отпустила мужчин, прошептав про себя: − А если пророчество Могуты должно свершиться, то никто не сможет упрекнуть нас в том, что бездействие Зеленых Вепрей этому помешало.

 

Глава 22

 

Пройдя сквозь глубокую арку ворот, и невольно задержавшись у ворот, вынужденный дать роздых, одеревеневшим в седле и стремени ногам, хранитель хорошо слышал все сказанное дружинниками. Крестьянские дети, выросшие на просторе, не умели говорить шепотом, и даже о самом потаенном, всегда орали так громко, словно переговаривались через бурный поток. Вышемир довольно ухмыльнулся. Своеобразный философский подход к этому вопросу младшего дружинника ему понравился, и он взял себе на заметку, при случае, приблизить и изучить ратника. Такие парни, без особых моральных устоев и с завышенной самооценкой всегда могли пригодиться, особенно в делах, где излишняя щепетильность только вредит. Вышемир любил, чтобы его уважали и боялись, потому что считал оба этих чувства прерогативой настоящей власти. Потом память охотно напомнила все сказанное словоохотливым Лучезаром о девушке, и молодой мужчина ухмыльнулся собственным мыслям. Глядишь, со временем, представится возможность проверить действительно так ли она хороша. Подумал об этом, и сам удивился неожиданно вспыхнувшему желанию. Ведь, до сих пор, Вышемир не замечал за собой чрезмерного влечения к прелестям смазливых служанок. Напротив, имел вечные недоразумения по этому поводу со своими братьями, которые с юных лет не пропускали ни одного миловидного личика или соблазнительной фигурки, и не могли понять, почему он остается равнодушным даже к откровенным совращениям. И вдруг – такой каприз сознания?.. Чудно, право слово. Хотя, если вспомнить все, что удалось высмотреть в разрезе платья, да прибавить к этому доверчивый взгляд беззащитного ягненка...

Вышемир покрутил головой, пытаясь разобраться в собственных ощущениях. Маловразумительных и лишенных логики поступков он не любил и опасался, даже если это всего лишь собственные прихоти. Вернулся мысленно к только что услышанной и увиденной сцене и вдруг понял: встреченная им на мосту девица стала столь желанной не из-за своих выдающихся личных качеств, а потому, что должна была принадлежать другому мужчине. А он мог ее отнять! И именно это покушение на чужое счастье, использование его осколков для собственных утех, еще и без учета желания жертвы, обещало предоставить Вышемиру доселе неизведанное удовольствие. Наслаждение, несравнимое с заурядными любовными забавами. А вот это уже имело смысл и стоило потерянного на эксперимент времени. И, разобравшись в своих капризах, Ищущий истину заторопился дальше.

Сразу за стенами привратной башни, Вышемир остановился и обвел взглядом улицу. Она была полна народу. Казалось, все справное население Пятиземия съехалось сюда на одну большую и бесконечную ярмарку. Если в предместье почти на каждом шагу встречались лавки с кипами выставленных на продажу вещей: от одежды и тканей, до горшков и сапог, будто высыпалась кладь из десятка купеческих фур, то здесь уже продавали более дорогие товары. Но толчея от этого ничуть не становилась меньше. Складывалось впечатление, что все зажиточные горожане, спасшись от пожара в одном платье, одновременно выбежали на Таможенную площадь, желая срочно пополнить свой оскудевший гардероб. Вышемира, который успел уже привыкнуть за время каникул к провинциальной безмятежности и тишине, этот вселенский бедлам немного ошеломил.

Чтоб попасть от южных ворот во дворец ему предстояло пройти через половину города. И при такой толчее, это его не особо радовало. Хорошо, хоть амулет хранителя все так же исправно очищал дорогу от толпы. Серебряный паук мрачно взблескивал на его груди, и все, кто попадался навстречу: купцы, ремесленники, служанки, воины, иные горожане или дворня сразу уважительно склонялись в поклоне и опускали глаза, отдавая надлежащие почести одному из представителей всесильного Оплота. Даже злобные бродячие псы и, разнежившиеся на прогретых солнцем камнях мостовой, независимые коты, чувствуя силу, спешили убраться с его пути в ближайшую подворотню. Только благодаря этому преимуществу, Вышемир достиг княжеских хором довольно быстро и без приключений.

По этикету, каждый прибывший ко двору шляхтич, должен засвидетельствовать свое уважение Великой княгине, но, не желая терять время на глупые церемонии, Вышемир проигнорировав парадный вход, сразу двинулся к правому крылу терема. Того, что был связан крытой галереей с Башней Прорицания, с незапамятных времен селились все великокняжеские астрологи и предсказатели.

В слишком просторных и полупустых коридорах огромного дворца его шаги, звучали как эхо железной поступи неумолимой судьбы. Даже жутко делалось. Полвека тому, до Моровицы здесь просто роилось от вельмож, придворных, стражников, лакеев, прислужников и служанок. Зато теперь, безлюдье, особенно в помещениях, рассчитанных на проведение различных церемоний, постоянно напоминало о беззащитности человечества. Относительно оживленно и шумно было только вокруг центральных хором, где непосредственно проживала княжеская семья. В другой раз, возможно молодой Вепрь и заглянул бы на часок, засвидетельствовать свое почтение венценосной тетушке, но сейчас он спешил.

Напустив на себя вид весьма озабоченного важными делами, что в конечном итоге не далеко ушло от действительности, Вышемир прошествовал бесконечными галереями и переходами, к хорошо знакомым апартаментам советника и предсказателя Великой княгини, а так же своего друга и наставника мудреца Ксандора.

Здесь всегда было пусто, словно все опять вымерли. Поэтому он даже удивился, когда перед самими дверями в опочивальню Ксандора дорогу ему заступила фигура в латах. Поскольку Вышемир шел, привычно сгорбившись и не отрывая нахмуренного взгляда от земли перед собой, будучи уверенным, что почти все поспешат уступить ему дорогу, то это препятствие оказалось для него совершенной неожиданностью. Он прекратил созерцать собственные сапоги и удивленно поднял голову. И увидел перед собой Жирослава, сотника личной гвардии Великой княгини.

– В чем дело? – недовольно проскрежетал Вышемир, не понимая, как обычный воин, хоть и гвардеец мог дерзнуть его остановить. К тому же, столь неучтиво. – Ты что, Жирослав, не узнаешь меня?

– Разве можно не узнать Ищущего истину, Вышемира из рода Зеленых Вепрей? – спокойно ответил сотник. – Искренне прошу прощения, что осмеливаюсь на такой поступок, но мне строжайше приказано никого не впускать в покои.

– Милостивый сударь! – от возмущения ломкий басок хранителя превратился в хриплое рычание. – Разве ты не знаешь, что мне открыт доступ к Мудрецу в любое время дня и ночи?!

– Знаю, – с полупоклоном спокойно подтвердил Жирослав. – Но, распоряжение получено мною не от достойнейшего Ксандора. Поэтому, никто, даже Вышемир Зеленый Вепрь в эту дверь не войдет.

Как и все остальные дворяне, которые избрали себе ратную стезю, витязь с легким презрением относился к хранителям. Особенно, отпрыскам из благородных семей. Считая, что те, таким образом, променяли меч на сутану исключительно из-за личной трусости. Но, в то же время, как опытный придворный, знал насколько опасно заводить себе среди них врагов. И, опять же, именно среди выходцев из аристократии. Именно те отличались исключительной подлостью и злопамятством.

– Так в чем же дело?

Вышемир догадывался об истинном взгляде витязя на себе подобных, и это еще больше выводило его из равновесия. Но и он понимал, что сотник никогда бы не пошел на прямое столкновение, не имея на это веских причин.

– В том, что мы стоим перед дверями в кабинет не обычного астролога, а личного предсказателя пресветлой княгини.

– Но я именно к нему и иду! – воскликнул, теряя терпение Вышемир, не услышав намеренно подчеркнутых сотником интонацией слов о княгине. – Или, может, за время моего отсутствия в столице произошли какие-то изменения, и Ксандора взято под стражу?

– Нет, – не позволяя мышцам лица даже дернуться, все так же невозмутимо ответил Жирослав. – Просто в настоящий момент он не один.

– Так кто же там?! – Вышемир уже бесился от ненависти, которую вызывал у него этот белокурый, самонадеянный красавец и совершенно потерял способность к логическому мышлению. – Господин сотник, ты ищешь врага? Думаю, что вскоре ты его получишь!

– Ни в коем случае, господин Ищущий, – Жирослав снова напомнил себе, что с хранителями лучше не ссориться (честного поединка не дождешься, а вот яда в кушанье или какой-то другой пакости – легко) и прибавил в голос ноту отчаяния. – Еще раз прошу прощения, но я только выполняю приказ.

– Тебе приказали не впускать меня к Ксандору?

– Не совсем так... Приказано, никого не впускать в апартаменты предсказателя, чтобы не препятствовать беседе венценосных супругов со своим слугой.

– Так, значит, у Ксандора княжеская чета? – немного успокаиваясь, уточнил Вышемир, понимая, что и в самом деле, не слишком учтиво выглядел бы, силой врываясь в апартаменты, где находится Великая княгиня и князь-воевода. − Угу, угу, – пробормотал он задумчиво. – И как давно они там беседуют?

– Вошли сразу после завтрака, – ответил Жирослав. – Я мог бы и не отвечать на этот вопрос... – добавил как бы невзначай. – Но, если речь пошла о враждебном отношении, думаю, моя искренность станет доказательством обратного.

– Да, ярость плохой советчик, − согласился Вышемир, которому подчеркнуто учтивый тон витязя все же вернул хорошее расположение духа. – Я буду помнить твою дружелюбность. А теперь, когда мы остались друзьями, давай вместе подумаем, каким образом и ко всеобщему удовлетворению решить это недоразумение?

– Какое именно, хранитель? – сделал непонимающее лицо Жирослав.

Сотник понял, что ему неожиданно представилась возможность заработать немного золота, и сразу решил воспользоваться ею, если не придется нарушать своих обязанностей. Ведь вчера он неудачно проиграл Маламиру, тысячнику дружины, целых три партии в туры, и его финансовое состояние соответственно ухудшилось.

– Нужно дать знать Ксандору, что я здесь. И по возможности как можно скорее! Пусть хоть на мгновение выглянет. Чтобы я знал здесь ожидать или идти устраиваться на ночлег.

– Каким образом? – разочарованно сдвинул плечами сотник. К сожалению, просьба хранителя превышала его полномочия.

– Это действительно необходимо сделать! – в голосе Вышемира опять зазвучал металл, и от предыдущей доброжелательности не осталось и следа. – Если Мудрец узнает, что именно ты задержал меня перед его дверями, с вестью, которую он давно ждет, боюсь, тебе сотник, никогда не дослужиться до тысячника! И это так же верно, как то, что мы оба останемся без головы, если мне придется, из-за твоего ослиного упрямства, воспользоваться Силой! Все слишком серьезно, чтобы продолжать игры в этикет.

– Я в отчаянии, – еще раз достаточно низко поклонился, уже не в шутку озабоченный, сотник. – Но приказ был однозначен. И ты, Ищущий, мог бы догадаться об этом хотя бы из того, что перед этими проклятыми дверями торчу я лично, а не обычный патруль из пары гвардейцев, которые не стали бы с тобой даже разговаривать. Так что, прошу прощения, – он опять развел руками. – При всем уважении к Оплоту в целом и к тебе в частности, ты, требуешь от меня невозможного. А угрожать тому, кто не может ответить, ниже дворянского достоинства.

Вышемир внимательно посмотрел в глаза сотнику. Витязь не отвел взгляда. Настоящий неподкупный страж. И только какие-то искорки в глубине глаз говорили, что ситуация не безнадежна.

«Неподкупный?! – Вышемиру сразу сделалось весело. – Кто придумал это глупое слово? Разве существует в мире что-либо подобное? Это же противоестественно. Все и вся имеют свою цену! А мудрость заключена в том, чтобы уметь точно определять ее с одного взгляда!»

Он запустил руку под полу балахона и отвязал от пояса достаточно объемный кошель с деньгами, который прихватил из дому. Конечно, многовато для банального подкупа. Но торговаться некогда, тем более, что Ксандор, за привезенное известие, все вернет сторицей. Вышемир зажал кошель в ладони и приступил ближе к витязю. Потом ловким движением опустил его за вырез кирасы и, как будто ничего и не случилось, отступил назад.

Сотник сделал вид, что тоже ничего не понял, и удивленно вытаращился на хранителя.

– Позвольте узнать, что это вы сейчас такое сделали?

– Вам, наверно, не сладко приходится в этих латах, сотник? – сказал тот слащавым голосом. – Если, например, заведется какая-то вредная блоха, или еще какой вредный жучок. Правда?

– Хуже может чувствовать себя мужчина, лишь, когда за шиворот закатится горячий уголек, – охотно согласился Жирослав, ожидая, что будет дальше. – Да и то как посмотреть. Уголек обожжет да и остынет. А такая пакость может копошиться часами. Тогда просто с ума сходишь. Ведь бывает так, что латы нельзя снять. Тогда, хоть вешайся. Слово чести!

– Вот… А то, что я вложил вам за воротник, – Вышемир внимательно посмотрел в глаза витязю, – новейшее средство против любой мошкары. Но действует оно лишь на добротном, шелковом белье. И потому не по карманы простому воину. Но у вас, надеюсь, с этим проблем больше не будет.

– Искренне благодарю, хранитель, за такой подарок, – легко поклонился витязь. – Я подумаю, чем можно помочь, чтобы ускорить вашу встречу с Мудрецом Ксандором. А пока не желаете ли немного почистить платье с дороги? Все-таки, мне кажется, не слишком удобно появляться на глаза княжеской чете в таком запорошенном виде, – и не ожидая, пока Вышемир соберется с мыслями для ответа, гаркнул так, что его услышала, наверное, добрая половина города. – Эй, служба! Кто-нибудь! Помогите Ищущему истину Вышемиру почиститься с дороги! Быстро! Ищущего истину Вышемира ожидает Мудрец Ксандор!

От могучего голоса сотника, тренированного для командования ратниками во время сечи, забренчали витражи в окнах терема, а Вышемир даже прищурился. Витязь же, только подмигнул. Мол, я свое сделал, а остальные в руках провидения.

Провидение в этот раз оказалось на стороне Ищущего истину. Потому что едва перестали звенеть окна, двери в апартаменты Ксандора отворились, и княжеский астролог появился на пороге собственной персоной.

Это был низенький, кривобокий горбун, у которого права нога росла немного в сторону и была несколько короче левой. Но самым страшным было его лицо. У кузнецов так выглядят натруженные руки. Все в узлах деформированных мышц и раздутых переплетенных жилах. А на довершение – уродство усиливал единственный зрячий глаз. Второго не было с рождения. Обычно астролог носил шелковую маску, чтобы не ужасать своим видом каждого встречного, но для гадания почему-то ее снимал. И тогда тот, кто хотел услышать его совет, напряженно замирал где-то в уголке и испуганно поглядывал на мудреца, все время поспешно отводя взгляд.

Но, невзирая на все это, приходили к Ксандору часто. Потому что, отобрав у горбуна то, чем обычно кичится недалекий, но здоровый человек, природа наградила его чрезвычайно острым умом и настоящим даром провидения. К астрологу приходили и платили. Платили щедро и никогда не торговались. А еще – почти никогда не приходили дважды. Отчасти от того, что его советы и лекарства помогали, отчасти от того, что каждый, кому пришлось увидеть настоящее лицо мудреца, не мог перебороть отвращения и осмелиться взглянуть на него снова. Исключение составляла княгиня. Беляна относилась к Ксандору с искренним сочувствием. Что, кстати, приводило его в состояние тихого бешенства.

Предсказатель сердито поглядел на сотника и буркнул:

– Чего рычишь, словно недорезанный буйвол? Устал от хорошей жизни в столице?

А затем повернулся к прибывшему и придал своему лицу подобие приветливости, которую искренне испытывал к молодому хранителю, считая его своим учеником.

– Здравствуй, Вышемир. Ты поспел вовремя. Заходи. Мне как раз нужна твоя помощь.

Вышемир открыл было рота, но тот остановил его нетерпеливым жестом.

– Понимаю, что с новостями. Но сначала – Беляна! – А затем повторно обратился к витязю. – Пожалуйста, попытайся больше не шуметь, сотник. Потому что вскоре зори могут оказаться не слишком благосклонными к тому, кто не уважает чужой покой.

Створки дверей гулко захлопнулись, и Жирослав остался сам. Он какое-то время молчаливо рассматривал стену перед собой, а затем криво улыбнулся.

– И кто-то смеет утверждать, что в мире существует справедливость. Надеюсь, хоть в мешочке, что у меня за пазухой, серебро, а не медь. От дворянина, который променял меч на тогу, всего можно ожидать.

 

Глава 23

 

После совета Любомир позвал Олега в арсенал.

– Давай посмотрим, что можно подобрать тебе из доспехов? – предложил он. – Потому что, хоть ты и производишь впечатление силача, способного убить ударом кулака лесного тура, а все же, не подобает дворянину ходить без меча и панциря. Будто голый, право слово. Кольчугу тебе Ставрог свою вторую отдаст, вы по сложению почти одинаковы, а остальное сам возьмешь, что глянется.

− Спасибо, − не стал отказываться от предложения Олег, но не преминул спросить. – Вот только объясни, зачем непрерывно таскать на себе всю эту тяжесть, если более полувека никто ни с кем не воюет? Или я что-то не так понял?

Любомир задумчиво поскреб затылок. Потом, в раздумье, наполовину вытащил из ножен собственный клинок, и некоторое время всматривался в играющие на лезвии солнечные блики.

− И да, и нет… − произнес он чуть погодя. – Большие войны прекратились давно, это правда. Но, остались казаки, лесные братья… Дикие звери, в конце концов. Когда у князя-воеводы Пятиземия было под рукой несколько тысяч дружинников, не считая гвардии и вассальных дружин, то все готовились только к большим сражениям, а об этой мелкой пакости никто и не задумывался. Зато теперь, именно малые разбойничьи ватаги главный бич земледельца и одинокого путника. Налетают, как вихрь, и уносятся столь же быстро. А в такой внезапной и скоротечной схватке, хороший доспех, обретает цену жизни… Собственной или твоих спутников. Ну, а что касается ежедневного ношения, то будущего витязя или ратника сызмальства приучают к этой тяжести. Иначе в бою тот был бы слишком неповоротлив. Вот и привыкай... Тебя же не обременяет и не стесняет твой камзол?

− Я понял, − кивнул Олег. – И благодарю еще раз.

Оружия в арсенале хватало для того чтоб вооружить не только дружину, но и все население княжества Зеленец. Еще и осталось бы. Копья, луки... Боевые топоры. Щиты, шлемы, шишаки.

Олег подошел к куче мечей и стал заинтересованно рассматривать основное оружие витязя. Они тоже были разнообразных размеров и видов. Долго перебирал и взвешивал в руке, пока наконец не выбрал себе один, что показался ему и не слишком коротким и достаточно удобным. Рукоять, отобранный меч, имел оплетенную кожаными полосками и мягко ложился в ладонь. Олег взмахнул им несколько раз и остался доволен.

– Копье, при отсутствии хорошо выезженной лошади, мне без надобности, – пробормотал потихоньку. – А лук? Лук можно попробовать.

Выбрал самый тугой и мощный. С некоторым усилием, но натянул тетиву. Оружие повиновалось. Как-то не совсем уверенно и неуклюже, но все же руки помнили, что с ним делать. Потом подошел к щитам. Долго приценивался, высматривая среди них наиболее удачный и, наконец, остановил свой выбор на, потемневшем от старости, но с хорошо различимым на умбоне журавлем. Потом принялся перебирать кучу шлемов. Что оказалось значительно труднее, потому что, нужный размер не находился.

Осознав неожиданную проблему, Любомир отобрал по собственному усмотрению, совершенно новый шишак и уточнил:

– Коваль подгонит его по твоему размеру и приклепает бармицу. Подойдет в сам раз, а то с непривычки, более тяжелый шлем только раздражать будет. И шея быстро устанет.

Потом выбрали еще богатую, разукрашенную золотой вышивкой, перевязь с добротными ножнами, и незаменимую в ежедневной жизни любого мужчины вещь, тонкий обоюдоострый кинжал, в две ладони длинной. Почти стилет.

Все это вроде бы не заняло много времени, но когда они вышли на двор, то утро давно минуло, солнце подбиралось к зениту, а петухи устроили полуденную перекличку, кукарекая со всех сторон и на все голоса.

Выехали сразу, как только закончили сборы. Да и что за сборы у ратников, служба которых и заключается в словах «будь готов!». Сын-воевода отдал приказ десятнику Гладиле и Кручине, те свистнули подчиненных им ратников. И уже через пару часов небольшой отряд, состоящий из двух витязей – Любомира и Олега, Гостиши и двух дюжин воинов, уже был готов хоть сразу в бой, хоть в длительное путешествие. Потому что именно на этот случай, их сопровождал маленький обоз из пяти верховых учеников воинской школы, с пятью же вьючными мулами в поводу.

Еще пока готовились к отъезду, было принято решение разделиться на две группы. Первая, состоящая из десятника Гладилы и пяти его воинов, вместе с Гостишей отправлялись на рысях за княжной на мельницу. А вторая, двигаясь неспешно следом, должна была встретить их на развилке между Зеленцом, Дубравкой и дорогой в Заскалье. Учитывая то обстоятельство, что отряду Гостиши надо было сначала попасть на мельницу, а потом, к полудню следующего дня, вместе со Светланой успеть вернутся к месту встречи, у основных сил появлялся существенный запас во времени.

И это время Олег решил посвятить самообразованию. Раз память решительно отказывается возвращаться, значит все забытое нужно разузнать заново. А такое длительное и неспешное путешествие в обществе молодого, дружески настроенного дворянина, давало ему идеальный случай сразить наповал свое невежество. Он посвятил в свой план Любомира, и тот без раздумий согласился стать его учителем. Правда, предупредив, что главным образом уделял внимание воинским дисциплинам, но в плане общего развития, что-то сумел запомнить.

К учебе приступили сразу, как только уселась пыль, поднятая на дороге, авангардом.

− Предлагаю поступить так, − предложил Любомир, приноравливая шаг своей лошади с лошадью побратима. – Ты спрашиваешь обо всем, что тебе интересно, а я в меру собственных познаний, отвечаю на твои вопросы.

− Хорошо, − согласился Олег и попросил. – Только не смейся, даже если мой вопрос покажется тебе странным или глупым.

− Можешь быть совершенно спокоен: Ставрог мне вкратце поведал твою историю. А касаемо памяти, я однажды тоже, в поединке с ним сильно ушиб голову, и представь себе, полдня удивлялся, что меня зовут Любомиром. Хе-хе. Смешно, правда?

− Если часть дня, то да, − подтвердил Олег. – А если навсегда, то как-то не очень.

− Извини, − Любомир легко коснулся его предплечья. – Я не подумавши…

− Пустяки, − отмахнулся с улыбкой Олег. – Вот мы сейчас и займемся устранением причины моего уныния.

− Вперед. И пусть хранители простят мне невольное покушение на их вотчину, − Любомир так заразительно захохотал, что улыбнулись даже те ратники, которые не слышали разговора.

− И так, вопрос первый. Объясни мне, что это за предсказание или легенда, которую все постоянно примеряют ко мне?

− Ну, ты и спросил, − покрутил головой Любомир. – Это надо было у матушки, или в крайнем случае у Вышемира выяснять. Я и не помню всего.

− Рассказывай что знаешь, остальное приложиться. А то у меня от этих пустых разговоров уже голова кругом.

− Ладно, − не стал отнекиваться Любомир. – Но, предупреждаю, в моем изложении это будет похоже на неуклюжую сказку. Все началось несколько сотен лет тому. Уж извини – точнее не вспомню. То ли еще до Армагеддона, то ли – позже… Да, об Армагеддоне знаешь?

– Слышал. После него исчез весь мир, и осталось только Пятиземие, так?

– Почти. Есть еще Острова, да и Сечь в Заскалье, уже почти отдельное государство. Так вот, в наших краях некогда было могущественное королевство. Правил им добрый король. И начиналась у них там какая-то смута, имеющая цель сменить правителя. Но, кто-то сумел предвидеть, что сыну короля удастся воспрепятствовать этому. И его, естественно убрали, вместе с отцом. Как именно – не знаю. Короля кажется, отравили, а сын – исчез. И с тех пор власть в свои руки в Пятиземии взяли женщины, а самая первая королева, впоследствии – Великая княгиня, вычеканила какое-то количество монет или медальонов, с ликом ее пропавшего сына, который якобы должен вернуться и восстановить справедливость. Вот и все.

− А я тут, с какого боку? – уточнил Олег.

− Хочешь – верь, хочешь – смейся, но ты, копия изображения на монете. Будто с тебя чеканили.

− Иди ты… − не поверил Олег.

− Слово чести. Вылитый пропавший королевич.

− Значит, я родился много столетий тому назад, а здесь очутился, чтобы отделять агнцев от козлищ, а так же карать виновных и восстанавливать справедливость?

− Что-то в этом роде, − подтвердил Любомир.

− Самому-то не смешно? – Олег покрутил пальцем у виска.

− А кто его знает. Как говориться: «сказка ложь, да в ней намек». Может, глупость несусветная, а может – совершенно наоборот. Ты не тушуйся, Олег, я тебя не оставлю. Мы с тобой еще такого наворотим, многим икнется. Кстати, а мы ведь уже начали и кривду карать, и правду миловать. С Владивоя…

Олег успокоительно похлопал товарища по плечу.

− Ладно-ладно. Мели Емеля, твоя неделя.

− А что? Суди сам: откуда ты появился и кто таков, никто не знает, но именно благодаря тебе Светлана спаслась и помощь обрела. Иначе пропала бы, как цыпленок в когтях ястреба. И пуха бы не осталось. Так что воспринимай это как свершившееся, а на дальнейшее, поглядим. Главное, встретить достойно и принять с честью.

За время, которое понадобилось Любомиру, дабы произнести эту тираду, Олег уже и сам согласился с таким подходом к проблеме. Действительно, какой смысл возмущаться всему услышанному, даже если оно тебе не особенно нравиться?

− Добро, с пророчеством пока повременим. Надеюсь, Мастер-хранитель Остромысл, к которому меня все посылают, а я все никак не могу доехать, не страдает чрезмерным воображением и сумеет объяснить происходящее более доходчиво и проще. Давай, лучше поговорим о землях, на которых живем и тех, что окружают княжество Пятиземие.

− Легко, − Любомир явно обрадовался смене скользкой темы на другую, более знакомую и понятную. – Значит, слушай меня внимательно – повторять не стану. Великое княжество Пятиземие, как понятно из названия, состоит из пяти объединенных в одно государство вассальных княжеств. А именно: на северо-востоке наших земель, на правом берегу залива Щедрого, там, где река Веселая впадает в Северный Пролив стоит городок Бобруйск. До Моровицы с Северных объединенных королевств, чьи земли находятся за Проливом, к нам прибывали самые богатые, выгодные и щедрые негоцианты, а также – самые свирепые и воинственные грабители. Когда-то давно наши предки построили там торговый порт, а для его охраны от беспокойных соседей рядом возвели небольшую крепость. Торговля сейчас конечно не та, поэтому гавань стала так себе. Корабли торговцев в основном поднимаются по руслу Веселой сразу в столицу. Кстати, столица Пятиземия, город Турин расположен в трех конных переходах от Бобруйска на юго-восток. Хоть сам великокняжеский терем находиться на вершине горы Замковой, один склон ее омывается рекой и там тоже есть причал.

Любомир перевел дух. Потом снял с пояса флягу и сделал небольшой глоток.

− Внятно объясняю? – поинтересовался.

− Вполне, − похвалил его старания Олег. – Все, как вживую, себе представляю. Пожалуйста, продолжай.

− Хорошо. Значит так, если от столицы двинуть на северо-восток, то через пять-шесть дней пути, почти рядом с Бешеной Грядой, в горах, стоит третий городок – Медвежий Бор. С какого похмелья туда занесло его жителей, все кто там побывал, так и не смогли понять. Те же, в свою очередь, из своих лесистых гор в долину практически не спускаются. Самое большее – четыре раза в год, на сезонные ярмарки. Говорят, не любят суеты.

− А кто ее любит, − поддержал незнакомых «медведей» Олег. – Думаю, я мог бы их понять.

− Вероятно, − не стал спорить Любомир. – За Бешеной Грядой, прозванной так за совершеннейшую непроходимость, и до самого Северного океана пустошь. Но даже к ней, невозможно добраться. Медвежатники даже шутят, что если бы один зверолов остался готовить обед у подножья Бешеной Гряды, а другой попытался ее перейти, то к тому времени, как варево поспеет, второму достаточно было бы обернуться и протянуть руку, чтоб получить свою порцию.

− Что, действительно такой сложный рельеф? – удивился Олег, который был твердо убежден, что человек такое существо, которое пролезет везде и всюду.

− Когда-нибудь съездим к воеводе Шульге в гости, сам убедишься, − пожал плечами Любомир. − Так, что еще осталось? Ага… В нашем замке ты побывал лично, скажу лишь, что от столицы Пятиземия Зеленец находиться в четырех днях пути, строго на юго-запад. Ну, а по дороге к Дубравке мы сейчас движемся. И если нам ничто не помешает, то послезавтра, как раз к обеду и поспеем. Вот и все, если не перечислять все хутора, деревеньки и лесные хижины бортников-пчеловодов, великое княжество Пятиземие. Ага, чуть не запамятовал. Где-то на половине пути между нашим замком и Медвежьим Бором, на самой вершине горы Угрюмой, хранители возвели свой Оплот Равновесия. При этом все уверенны, что строили они при помощи Силы, потому как туда и просто так подняться сложно, а уж стройматериалы таскать, не приведи Создатель. Но, в то же время, не могу понять, почему используя чародейство, они оборудовали себе столь уродливую обитель.

− Дело вкуса, − сдвинул плечами Олег. – Или какие другие ограничения были. Много ты понимаешь в волшебстве?

− Откуда? – удивился Любомир.

− Вот и я о том же. Люди всегда, чем меньше понимают, тем больше начинают судить и осуждать.

− Вот, набросился, − Любомир даже слегка обиделся. – Я тебе о том, что другие говорят, рассказываю, а не собственное суждение передаю.

− Да, извини, − пошел на попятную Олег. − Вообще-то в таких разговорах принято считать присутствующих, вне подозрений и оскорблений. Так что не принимай мои замечания на свой счет. Хорошо? Чтоб не было глупых размолвок и ссор.

− Договорились, – покладисто согласился Любомир. – Так на чем, бишь, я остановился? На Оплоте Равновесия?

− Именно. Поговорим немного об этом. К территориальным вопросам вернемся чуть позже.

− Как скажешь. Спрашивай.

− А ты мне в общих чертах расскажи о Равновесии.

− Извини, брат, но тут я тебе не помощник, − развел руками Любомир. – В вопросах веры я ничего не понимаю. Вроде все сводиться к тому, что Создатель завещал нам жить в равновесии со всем миром. Нет необходимости быть слишком добрым, но и не надо превращаться в законченную скотину. Одним словом, всего должно быть в меру. Ну, как-то так. И следить за соблюдением этих канонов, поставлены хранители. Чего они там охраняют и от кого, мне совершенно все едино. Тем более что я и не согласен со всеми традициями. Как тебе, к примеру, такое, если в семье родился ребенок, то кто-то из близких должен умереть, чтоб не нарушать Равновесия. И это после Моровицы! Конечно, с молчаливого согласия хранителей и княгинь, мы сейчас все считаемся одной семьей, и мертвецов хватает на всех новорожденных. Но, ведь этого закона придерживались веками, и его никто не отменял. Значит, рано или поздно, все повториться. И в один совершенно не прекрасный, а напротив – грустный день, когда моя внучка разродиться первенцем, хранители могут потребовать моей головы! Не знаю как ты, а я лично, против подобных традиций! Даже, если они проверенны веками.

− Честно говоря, мне тоже пока эта мысль: уступить кому-то место под солнцем – не слишком нравится. Но, уверен, у нас еще будет время принять меры.

− Спасибо, − улыбнулся Любомир. – Успокоил. А то я даже вспотел от волнений. Поговорим лучше о чем-то более безобидном.

− Например, о драконах.

И оба рассмеялись. Не очень искренне, но достаточно весело.

− Легко. Появились эти чудища сразу после Армагеддона, возле горного озера Чар-Даш, что образовалось в потухшем кратере вулкана у Прохода в Заскалье.

− Заскалье, это где?

− Тебе ведомо слово континент?

− Большой кусок суши. Очень большой.

− Годиться. Так вот, континент, на котором расположено Пятиземие и все прилегающие территории, к югу сужается в тонкий перешеек, который соединяет нас с Полуденным континентом. Этот перешеек полностью перегорожен совершенно неприступными горным массивом, который без особых затей назвали Проход,

− Своеобразное, надо признать, чувство юмора. А почему не – Запор?

− Суть в том, что через эти скалы все же проходит одна тропа. Единственная. Вот и говоря о перешейке, почти всегда имеют в виду именно этот проход. Отсюда и название. А территории, что начинаются сразу за горами – Заскалье или Вольная Степь. Место обитания казаков.

− О казаках чуть позже. Сначала закончим с драконами.

− Хорошо. Как я уже говорил, живут они возле горного озера Чар-Даш, в потухшем кратере вулкана у Прохода в Заскалье. Одной большой стаей. Сколько точно – неизвестно. В основном нападают на путников и караваны, движущиеся через Проход. А после Моровицы, когда купцы с юга перестали к нам заглядывать, охотятся на все что движется, но почти никогда не забираются дальше от гнездовья, чем на один перелет. Это приблизительно, что-то около трех конных переходов. Остальное ты и сам видел.

− Согласен. Теперь поведай мне коротко свое мнение о казаках.

− Казаки или степняки. Главное и единственное их крупное поселение именуется Сечь или Кош, а мелкие хутора, где одновременно проживает не более нескольких десятков человек – куренями. Все население этого «государства» состоит из беглых преступников мужчин и их рабынь. В результате чего получился один огромный разбойничий притон.

− Что ж правители Пятиземия оставили все столь безнаказанно?

− Вначале делались попытки уничтожить это бесчинство, но: во-первых, только в схватках с драконами карательные отряды несли существенный ущерб в людях, а главное – в лошадях; во-вторых, казаки вступали в схватки либо один на один, либо ввиду многократного преимущества, во всех остальных случаях – скрывались в степи. А поиск разрозненных групп всадников, великолепно знающих край, местонахождение родников, потайные тропы – занятие бесполезное и неблагодарное. Первая экспедиция, поплатилась за самоуверенность тем, что из пятисот хорошо обученных ратников, обратно вернулось восемнадцать человек. А вслед за ними по княжеству пронеслись летучие отряды казаков, угоняя в Заскалье молодых женщин и скот…

А позже, все как-то угомонилось само собой. Даже торговать стали. В степи обнаружились залежи соли и самоцветов. А чтобы обезопасить себя от их набегов, невдалеке от Прохода, при большаке из Степи в столицу поставили замок Дубравку. Куда мы, кстати, направляемся. И еще одна тонкость. Бежали ведь не только в Степь, но и со Степи. При этом ненавидя казаков ничуть не меньше, чем те – княжество. Поэтому было рекомендовано воеводам Дубравки, таких изгоев не наказывать, а наоборот – всячески привечать и брать на службу. И не прогадали. Перебежчики становились самыми ретивыми и беспощадными стражами. Поэтому, население в Дубравке главным образом состоит из наследников тех, кто сумел вырваться из Заскалья. Народ своеобразный, вспыльчивый, но к тем, кого уважает, открыт и благодушен.

– А какие теперь у княжества отношения с казаками? – уточнил Олег, заметив, что побратим говорит только о прошлом.

– Теперь? Да все по-прежнему. Они – грабят, мы – ловим. Ходили слухи о какой-то нежити, будто бы объявившейся в степи и которой противостоят казаки. Да только враки все это. Кто ее видел – нежить эту? Южане, брат Олег, такой народ, что только дай язык почесать. Наплетут за раз столько, что и в короб не уложить… Ф-фу, − Любомир с трудом перевел дух. – Может, прервемся немного, а то у меня уже челюсть болит и язык распух?

− Только пару коротких вопросов и обещаю не надоедать тебе до ужина. Пока помню, о чем спросить хочу.

− Ладно, куда ж от тебя деться. В следующий раз буду более осторожен с обещаниями.

− Ты настоящий товарищ, − Олег широко улыбнулся. – Вопрос такой: «Почему в стране всем заправляют женщины?»

− Это случилось сразу после исчезновения того легендарного короля Белослава и его сына. Чтобы не допустить смуты, бразды правления подхватила вдовствующая королева Руслана, взяв советником хранителя Могуту. Того самого, что сделал известное тебе пророчество.

− А может, они сами это затеяли?

− Хочешь сказать, что жена, совместно с любовником, убила мужа и единственного наследника, после чего зажили счастливо и в достатке? В оправдание, сочинив для всех волшебную сказку? – уточнил Любомир.

− А что? Неужели настолько невозможно? Поверь – человеческая подлость безгранична.

− Удивительная мысль, − растерялся на мгновение витязь, задумчиво потирая переносицу, но быстро пришел в себя. – Исключено. До пророчества никто не знал об Искупителе. Это еретическое учение появилось гораздо позже. К тому же, Мастеру-хранителю дана сила видеть в людских душах. Думаю, подобное злодейство уж точно не осталось бы безнаказанным. Вот. Ну, а поскольку у Русланы была маленькая дочь, совет дворян постановил перенести майорат с мужской ветви на женскую. С тех пор так и повелось.

− А если серьезно?

− Да все из-за того же пророчества. Будто Разрушитель может вернуться исключительно в то место, откуда был похищен. И все вокруг должно оставаться узнаваемым, иначе Олешек никогда не найдет пути обратно. И поскольку женщины более консервативны и рачительны, им и была отдана власть в Пятиземии. Для сохранения княжества в, так сказать, первозданном виде. Бред, конечно… − Любомир пожал плечами. – Как по мне, то, какие еще нужны изменения после Моровицы?

− Угу, − кивнул Олег и добавил задумчиво. − Вообще-то пророчества никогда не следует понимать дословно. В том и сокрыта мудрость, что люди как бы предупреждены, и в то же время у них остается свобода выбора.

Любомир только хмыкнул.

− О, завернул, − удивился сам себе Олег. – Ладно… А что за Моровица, о какой постоянно все упоминают?

− Смертельная болезнь, более полувека тому назад унесшая за полтора месяца почти все население нашего государства. И, как позже оказалось, это случилось не только здесь, но и во всем известном мире. А Полуденный континент, похоже, вообще вымер. Во всяком случае, за последние сто лет никто оттуда не появился. А если кто и пробовал туда пробраться, то не сумел вернуться. Все, − Любомир опять приложился к фляге, только теперь уже гораздо основательнее. – Даже если ты обзовешь меня человеком не умеющим держать данное слово, я все равно умолкаю. Иначе мой язык так распухнет, что перестанет помещаться во рту.

− Хорошо, − Олег кивнул, – Благодарю за науку. Теперь у меня тоже есть о чем помолчать.

− Спасибо, друг! – искренне обрадовался Любомир. – Тогда соединим приятное с полезным и присмотрим уютное местечко для ночлега. В лесу смеркается быстро…

 

Глава 24

 

Предрассветная августовская мгла создана Богом с единственной целью, − чтобы люди могли узнать, как выглядит уготованный им Рай. Равнины, луга, поля – все укутано белоснежной невесомой пеленой, где исчезает вся грязь, кровь и прочие нечистоты, а остается лишь чувство свежести и легкости полета. Только бегущая вода, не прячется от людских глаз, сама по себе будучи и свежестью, и девственной красотой. Она не оспаривает прав тумана, на существование, но не дает ему ложиться на свою поверхность до тех пор, пока тот не вспомнит о своем происхождении, и не прольется вниз шалым летним дождиком. А если он все же выберет иную судьбу и, совершенно забывшись, унесется ввысь – к солнцу и свету, она станет ждать его обратно, уже вместе с осенними угрюмыми облаками.

И лес, отстаивая свои свободы, тем более, что ему не нашлось места в Раю (чего стоят какие-то кущи, в сравнении с настоящим бором), удерживает марево над верхушками, впитывая одну лишь влагу, обильно сочащуюся на листья из плотной белесой дымки. Изредка разрешая ему лечь на просеку или лесную дорогу, чтоб спрятать в непроницаемой мгле еще одну тайну. Не навсегда, − лишь пока солнечные лучи не войдут в полную силу, и не распахнут занавесь, перед каждым, кому придет охота к тому времени заглянуть в лесную чащу, или просто случиться проезжать мимо – по своей ли, чужой ли надобности.

А до того времени, ничто не потревожит жизнь лесных обитателей. Даже паучок не броситься к, дернувшей паутинку, капельке, упавшей с листика, нависающего над его цепким кружевом. Всему свой час и свои очевидцы…

Зная лесную дорогу, лучше собственной казармы, пятеро всадников, как только перешли мост, понеслись сквозь туман со всей возможной скоростью, − очень рассчитывая проскочить, под его прикрытием, самый опасный участок, что вблизи замка. В любое другое время их вылазка не имела бы шанса на успех. Не стоило и пытаться, − лесные братья били из своих роговых луков белку в глаз, а кабана – навылет. У всадников, невзирая на плотную мглу, и сейчас было не так уж много надежды на успех. Эти лучники не менее метко стреляли и на слух. Поэтому, воины скакали плотным ромбом, взяв гонца внутрь. Прикрывая его самого, а главное – его лошадь, щитами, кольчугами, собственными телами и толстыми попонами своих лошадей. Все пятеро вызвались добровольцами, после того, как стало понятно, что ни один из предыдущих посыльных так и не смог пробраться за кольцо осады, − а над обитателями замка Лебедя все плотнее сжимал свою длань беспощадный призрак сухой смерти – жажда!

Подмога была рядом, в трех конных переходах, но те, от кого зависела жизнь нескольких сотен людей, даже не догадывались об этом, и естественно – не собирались прийти на помощь.

Стрелы посыпались на всадников как-то сразу и отовсюду. Заржали от боли кони, вскрикнул кто-то из воинов. А другой, молча повалился под копыта своей лошади. Потом стрелы свистнули еще раз, и наступила тишина. Одна из раненых лошадей еще надсадно хрипела, но кроме этого – с лесной дороги не доносилось ни звука. И кто знает, как бы все происходило дальше, если б еще мгновение тому плотная, совершенно непроглядная белая пелена, вдруг – прямо на глазах – не истончилась и не растаяла.

К огромной радости лесных стрелков, и неописуемому ужасу человека в кольчужной рубахе, который, используя последнюю возможность, − несмотря на раненую ногу, − совершенно бесшумно с ловкостью достойной рыси, как раз пытался скрыться в лесу. Бережно прижимая к груди сумку, украшенную белой птицей. Это не был гонец, − его тело осталось лежать на дороге, вместе с телами остальных воинов… В этой игре случая, на мгновение посчастливилось десятнику Зорею. Да, видно, не столь сильна была планида юноши, раз все закончилось, даже толком не начавшись. Всего несколько шагов оставалось сделать воину до спасительного переплетения придорожных зарослей, но теперь они отодвинулись от него на длину измеряемую не саженями, а целой жизнью.

− Не стреляйте! – крикнул он громко. – Я держу сумку за внешний клапан. Если умру – письмо исчезнет!

О волшебных свойствах письменных сумок, предназначенных защищать послания от чужих, слишком любопытных глаз, знал каждый, поэтому в ответ крикнули из лесу:

− Что ты хочешь, десятник?

− Жизнь!

− И только? – в голосе спрашивающего была только насмешка. – Какая разница, о чем моя матушка хочет известить братца Конвента? Тем более, что она всего лишь просит помощи, как и во всех предыдущих письмах. А тебя – миловать, потом стеречь. Столько хлопот.

− В сумке… Ключ… − понизив голос и делая над собой усилие, произнес десятник.

Какое-то мгновение тишину не нарушало даже шевеление листьев. Только в чьих-то нетерпеливых руках скрипнула туго натянутая тетива. И Зореслав судорожно облизнул враз пересохшие губы.

− Вот как… Это меняет дело, − отозвался все тот же голос. − И ты поверишь мне на слово?

− Тот, кому хоть раз довелось видеть в бою виконта Северена, не станет сомневаться в данном им обещании.

− Что твой голос слишком дрожит!.. Думаю, ты лжешь и виляешь, десятник. А я не люблю ни лжецов, ни тем более – трусов!

− Постойте, ваша милость! – взмолился тот. – Я не трус, но мне нельзя умирать, пока не исполню клятву. Прошу вас, поверьте!

− А мне какое дело, до твоих клятв, воин? Хотя, да, я хочу узнать, с чего ты решил, что она столь важна, что даже сможет остановить моих стрелков?.. Притом, что я не готов подарить тебе жизнь, ради обладания Ключом?

− Я дал клятву виконтессе Галене… − еще тише ответил тот.

− Галене?! – вскрикнул виконт, выходя из лесной чащи на дорогу. Это был дородный, не слишком высокий мужчина, закованный в броню с ног до головы, и лишь забрало его глухого шлема было поднято вверх. – Тогда ты не так прост, десятник. Думаю, мне стоит поговорить с тобой немного дольше… Слушайте все! Не трогать этого человека. Десятник, я дарую тебе жизнь, взамен на то, что ты поведаешь мне о принесенной клятве. Идет?

− Хорошо, ваша милость, − немного подумав и будто колеблясь, ответил тот, ломким юношеским баском. – Я открою вам тайну клятвы, а взамен – получу свободу, коня и увезу с собой нетронутую сумку… Так?

− Мне нравиться твоя наглость, десятник, − чуть насмешливо произнес виконт, приближаясь к воину. – Настолько, что я пойду на твои условия, если известия будут того стоить.

Он подошел еще ближе и стал почти грудь к груди десятника.

− Ну, говори, сосунок… − промолвил пренебрежительно, как сплюнул, − рассмотрев вблизи истинный возраст воина. − Я жду!.. И не вздумай еще раз соврать! Если услышу что-то о несчастной матушке, разорву между верхушками деревьев. Лучше, скажи правду – и умри достойно. Фу, как от тебя винищем разит, для храбрости что ли принял?

− Я поклялся жизнью и честью виконтессе Галене, что… − побледнев от плохо сдерживаемой ярости, юноша понизил голос, вынуждая Северена еще немного податься вперед. – Что убью тебя, аспид, как только встречу! − и еще даже не договорив последних слов, Зореслав одним движением воткнул виконту острый стилет прямо в левую глазницу.

Закованный в латы рыцарь дернулся и рухнул с громким бряцаньем на землю. А десятник утомленно присел ему на грудь и вытер ладонью вспотевший лоб… В глазах не то чтоб двоилось, но какая-то расплывчатость присутствовала.

Некоторое время в лесу не раздавалось ни звука. А потом из-за деревьев и кустов стали появляться расплывчатые, из-за надетых на них зелено-коричневых курток, отороченных по шву длинной бахромой, фигуры угрюмых мужчин, − и неспешно собираться вокруг поверженного рыцаря и его убийцы.

Зореслав поднял голову, оглядел разбойников и совершенно бесцветным от усталости голосом попросил:

− Ради всего святого, пить…

Кто-то, молча, протянул парню свою флягу. Зореслав вынул пробку, поднес ее ко рту, но тут же резко отвел руку.

− О нет… Воды! Просто чистой воды… От вина уже тошнит. Семь дней ни капли воды... Только вино.

Стоящие рядом с ним лесные стрелки недоуменно переглянулись, но вода тоже нашлась, и десятник жадно вылакала всю почти литровую емкость до капли. И только после этого спросил:

− Кто у вас старший?

Лесные братья сдали назад, высунув из своих рядов одного детину, мощного сложения, с лицом заросшим густой, но давно не чесанной и от того – клочковатой бородой. Он остановился прямо перед Зореславом и произнес:

− Дык, это самое… Значит, ты теперича и будешь… Раз, это – Северена завалить сумел...

Сказанное страхолюдным разбойником не сразу дошло до сознания, уже во второй раз за сегодня простившегося с жизнью, юноши. А когда он все-таки уловил смысл слов, то поднял голову и недоверчиво взглянул на окруживших его лесных братьев.

− Это как понимать? – переспросил на всякий случай Зореслав, не слишком доверяя своим ушам. Непривычный к алкоголю, разум мог сыграть с ним злую шутку, подменив действительность пьяным бредом.

− Да так и понимай… − неожиданно широко и по-доброму улыбнулся разбойник, разобрав, что молодой десятник находиться в том состоянии алкогольного окосения, когда человек уже настолько пьян, что ведет себя как абсолютно трезвый. До тех пор, пока не свалиться с ног. – Закон лесного братства гласит, что тот кто атамана сможет убить, тому на его место и становиться. Правда, виконт не был настоящим атаманом, а лишь купил себе это место, но все равно, пока луна не спрячет свой лик, никто не может его права оспорить. Или ты хочешь отказаться?

− А могу?

− Можешь… Этого закон не возбраняет.

− И что, никто из вас не станет этому противиться.

− Я же ясно сказал, − совершенно ровным тоном, будто вдалбливая прописную истину не слишком понятливому ученику, повторил разбойник. – Пока луна не спрячет свой лик, а это значит, − он задумался что-то прикидывая. – Еще две седмицы. Ну, а там – не обессудь. Найдутся желающие твою планиду проверить. А то как же – шо за атаман, коль с судьбой не дружен… Ну, так как, парень? Ты время потянешь, али сразу откажешься?

− Я в детстве на голову не падал и темечка не зашиб, − ухмыльнулся Зореслав, которому выпитая вода ослабила похмелье, разбавила загустевшую кровь и, вновь погнав алкоголь по жилам, вернула кураж, − чтоб по доброй воле отказаться от отряда таких искусных воинов. Гм, вот только как к этому отнесется графиня? Не уверен, что ее обрадует подобное пополнение… Несмотря на то, что в краю явно назревают горячие деньки. Тут надо крепко подумать…

Зореслав залез с ногами на поверженного врага и с высоты этого жуткого постамента и собственного немалого роста оглядел свой, столь неожиданно свалившийся ему на голову отряд. За то время, что он переговаривался с одним из них, вокруг места утреннего сражения, или вернее – побоища, собралось уже больше двух дюжин вооруженных длинными луками и короткими мечами мужчин, посматривавших на него с некоторым фатализмом и ничтожной примесью любопытства. Последнее – наверняка из-за столь юного возраста нового атамана.

− Меня можете звать Зорей, − громко назвался Зореслав тем именем, которое ему дали в замке Лебедя, а потом обратился гораздо тише к своему единственному собеседнику. – У виконта был есаул, десятники или кто там, − не знаю, как эти чины у вас называются?

− Да так и называются, − все так же бесстрастно отвечал разбойник. – А шо?

− Тогда, всему отряду отдыхать, небось, заморились в засаде всю ночь сидеть. А есаула и десятников прошу ко мне…

Лесные братья неспешно и совершенно бесшумно исчезли среди деревьев, а трое – остались рядом с Зореславом. Среди них и самый словоохотливый.

− Кто из вас есаул?

− Я и буду, − отозвался он. – Грыжеем кличут.

− И почему это меня не удивило? − пробормотал едва слышно себе под нос Зореслав, а вслух произнес. – Рад знакомству, Грыжей. А остальные?

− Лопушан, − кивнул есаул на невысокого, худощавого разбойника с отчетливо выступающими и сразу впадающими в глаза немного великоватыми, оттопыренными ушами, а потом ткнул пальцем в грудь второго. – Злыдень… − тут кличку давали наверняка исходя от противоположного, поскольку десятник был одет даже немного щегольски. Особенно нелепо смотрелись у его простого кожаного пояса дорогие ножны. Слишком дорогие, как для лесного жителя…

− Отряд состоит всего из двух десятков стрелков? – удивился Зореслав, видя, что больше к ним никто не подходит. – Странно, а в замке все были уверены, что осаждающих не меньше трех сотен…

− У страха глаза велики, − хмыкнул Грыжей. – В братстве Совы сейчас всего шесть десятков стрелков. Один в лагере – баб и детишек оберегает, а еще два – по другую сторону крепости засели. Назвать имена десятников, или потом познакомишься, когда подойдут?

− Лучше потом, − согласился Зореслав. – Проще будет запомнить. Как с провиантом?

Грыжей даже руками развел, не найдя слов, а промолвил неуверенно:

− В лесу же… мы…

Зореслав молча помянул Тьму. Прошло чуть больше месяца, как он оказался запертым в горном замке, а уже совершенно по-другому мыслить начал. Раньше, − в Медвежьем Доле, ему бы и в голову не пришло поинтересоваться у охотника: сыт ли тот. Это было почти оскорблением – особенно в летне-осеннюю пору.

− Ну, да… − согласился он и тут же ловко вывернулся. – Я имел в виду – соль, муку, иной припас…

− Виконт к долгой осаде готовился, запаслись.

− Ну, и отлично. Тогда – поступим так. Осаду замка, а главное – дороги к водопаду, приказываю снять. Особо не прячьтесь, но и перед замком не мельтешите, − много людей умерло из-за отравленных колодцев. Лют народ на вас за столь подлое дело…

− Ты что, атаман?! – воскликнул Грыжей, а оба десятника из лесного братства, переглянувшись, дружно плюнули на труп виконта. – Ты что?! Зачем напраслину возводишь?! Какой яд?! Мы же не змеи, чтоб исподтишка жалить! Лук, засада – в обычаях охотника, но яд… Прости, Господи!.. Не знали.

− Да я и не думаю на вас, − отмахнулся Зореслав. – Отравителя поймали. Перед смертью сказал, что виконт ему заранее и яд оставил и деньги, когда старый граф из его проклял, лишил наследства и из замка турнул. Но все равно – вы же с ним вместе были, а каждому не объяснишь… Приказываю всем отдыхать и охотиться. Охотиться впрок! Делать запасы вяленого мяса. Чем больше – тем лучше! Меня ждать пять дней. Если на шестое утро не явлюсь – выбирайте себе нового атамана и живите, как знаете… Труп виконта заберу в замок, остальных похороните как положено. Хоть и обычные воины, а все ж не падаль. Все понятно?

− Сделаем, атаман, − кивнул головой есаул. – Видел я тут пару муравейников. Вот только… − он неловко замялся.

− Да говори, − поощрил его грубовато Зореслав. − Что ты жмешься, как красна девица…

− Покойник братству Сов за осаду замка награду обещал, а ты – велишь ее снять. Денежки-то тю-тю, или как?

− Или как, − улыбнулся Зореслав. – Есть у меня одна мыслишка, уверен – сработает. Скажу графине, что вы согласны снять осаду за выкуп. А в подтверждение своего решения – прирезали атамана. Ну, как-то так… Посмотрю, что ловчее соврать будет. Сын все же…

− Ну, атаман, − восхищенно воскликнул Грыжей. – Если тебе это удастся, считай, в затмение на половину меньше претендентов на твое место станет. Да, я первый за тобой пойду. Хоть в пустыню…

Для лесовика это была серьезная клятва. И тем более важная, что произнес ее есаул от чистого сердца.

− Там поглядим, − туманно произнес Зореслав. – Сумку эту, Грыжей, оставляю тебе на хранение. Думаю, что смогу продать ее отдельно… Да, не вздумай, проверить что там внутри.

− Ты, это, атаман, − произнес есаул чуть обижено. – Совсем уж за темного меня не держи, знаю я эти почтовые секреты. Доводилось… Не беспокойся – сохраню. Тем более, не задаром. Только шо энто за ключ, о котором ты с убиенным Севереном гуторил?

− Ключ? Честно, я и сам толком не ведаю. Что-то колдовское. Но раз сын ради него готов отца убить, а брат – брата… − развел руками Зореслав.

− Да, похоже, вещь ценная и – опасная, − кивнул задумчиво Грыжей. − Поберегусь, однако…

 

Глава 25

 

В кронах высоких деревьев шелестел листьями легкий ветер. Галдели невидимые глазу птицы. В придорожных кустах заворочалось, а потом рвануло вглубь леса какое-то большое животное, испуганное приближением людей. В просветы между ветвями мельком заглядывало любопытное солнце.

Скакали галопом. Молча. Что, после вчерашнего слишком говорливого дня, было даже как-то чудно. Но Олег сегодня с самого утра оставался неразговорчивым, полностью погрузившись в свои мысли. Перед тем, как отряд двинулся в путь, сказал Любомиру, что хочет спокойно уяснить все от него услышанное, пустил коня вскачь и с тех пор, хоть скоро уже полдень, не отзывался. Сначала Любомир, через некоторое время, хотел было заговорить с товарищем, но после здравых размышлений, отказался от своего намерения. В конце концов, на человека столько всего свалилось, что ему не то что собраться с мыслями трудно, но и захандрить от такой жизни не мудрено. Пускай помолчит. До условленной развилки уже совсем близко, а там, возможно, опять такая кутерьма завертится, что будет не до раздумий и унынья.

А поразмышлять Олегу было над чем, потому что этой ночью настырные призраки все же сумели получить некоторые ответы на свои вопросы.

Как только после легкого ужина все улеглись на отдых, и первый сон начал вступать в свои права, получая власть над телом, Олег увидел, что над ним опять склонилась эта странная парочка. Но самое удивительное заключалось в том, что навстречу им, из его тела, неподвижно лежащего на попоне, поднялся еще один прозрачный силуэт. И все трое радушно принялись обниматься и хлопать друг друга по плечам. Одним словом, вели себя как близкие люди, что встретились после длительной разлуки. А потом посыпались ответы и вопросы.

Еще одна странность заключалась в том, что хоть весь разговор происходил о нем, Олегу удавалось полностью понять смысл только некоторых фраз. Остальное как бы произносилось на чужом языке. Но и того, что удалось разобрать, было более чем достаточно, чтобы крепко задуматься о своей значимости в этом мире, или, что всего вероятнее, о состоянии собственного душевного здоровья.

Заявившаяся в гости парочка категорически настаивала на том, чтобы он бросал все и немедленно направлялся в Оплот Равновесия, поскольку это была его главная и единственная миссия в этом мире. И что от своевременности ее выполнения зависит очень многое. А он вот уже третью неделю, считая с момента начала операции, не приблизился к цели даже на шаг. Более того, например, сейчас вообще движется в обратном направлении. А время уходит, и Враг уже насторожился. На что обвиняемый, худощавый мужчина с совершенно глупой и жиденькой бородкой, ответствовал, мол, ничего не могу сделать, поскольку обстоятельства гораздо сильнее желаний. И он вынужден им подчинятся. Что и сам чрезвычайно удивлен, как люди могут вообще достигать каких-то итогов, постоянно находясь в подобных условиях. Тогда как он, к примеру, просто болтается, словно щепка в пруду, отданная на волю волн, и совершенно бессилен повлиять на происходящее.

После чего самый древний на вид призрак произнес загадочную фразу: «довлеет дневи злоба его», и все глубокомысленно закивали головами. Потом щуплому господину были даны напутствия: всячески беречь Олега, не лезть на рожон и попытаться как можно скорее увидеть Мастера-хранителя Остромысла. А тот, в свою очередь, поблагодарил за заботу, передал пожелание здравствовать матушке и попросил не навещать так часто. Потому, что если Олег что-то заподозрит, придется перед ним открыться, а еще неизвестно как отреагирует на это знание неподготовленный разум.

Гости согласились с логикой доводов и пообещали не тревожить до тех пор, пока не смогут пообщаться с Остромыслом. Только, в случае крайней необходимости. После чего откланялись и исчезли. Оставшийся господин, какое-то мгновение приноравливался, а потом его дымчатый силуэт как бы нырнул под камзол Олега и спрятался там. А витязь в то же мгновение погрузился в крепкий сон.

Всех этих странностей, вдобавок к реально происходящим событиям, хватило с избытком, чтобы у Олега утром началась мигрень, и пропало всякое желание расспрашивать Любомира еще о чем-то. Вот и несся по лесной дороге, не обращая внимания ни на что вокруг, бут-то хотел ускакать от себя самого.

Но эта странность в его поведении была подмечена не только молодым Вепрем. Потому как совершенно неожиданно, тихий голос тщедушного господина раздался в его голове.

«Умоляю, не кручинься ты так. Всего чуть-чуть осталось подождать и будущее, как и прошлое, тебе откроется. Клянусь, я не только не причиню никакого вреда, но и всячески помогу, когда придет время. А сейчас просто отодвинь свое знание в сторону, как оставляют на ужин, недоеденный за завтраком кусок пирога».

− А почему… − начал, было, Олег.

«Не надо говорить, − попросил голос. – Просто думай».

«Почему нельзя все объяснить сейчас, и зачем откладывать помощь, коль появилась такая необходимость? − послушно произнес мысленно Олег. – И кто ты такой? Как к тебе обращаться?».

«У меня много имен, − чуть замешкался голос. – Для тебя буду… Эммануилом. О большем не спрашивай, нельзя. Вмешавшись в твою судьбу в полной мере, мы дадим разрешение действовать и силам противоборствующим. А кто знает, какую каверзу они изобретут? Возможно, вместо помощи, выйдет только хуже. Даже то, что я сейчас общаюсь с тобой, уже всколыхнуло Равновесие, и немного изменит реальность. Но я не имел права оставлять тебя наедине с сомнениями. Крепись, витязь. Скоро ты получишь ответы на все вопросы. Только, умоляю, уж после Дубравки больше не сворачивай никуда. Нам обоим необходима встреча с Остромыслом».

«Хорошо, Эммануил, − согласился Олег. – Я выполню твою просьбу, но и ты уж будь добр, позже, не прятаться за недомолвками».

«Обещаю, − в голосе собеседника звучало облегчение. – О сохранении тайны упоминать не надо?».

«Уже упомянул, − мысленно улыбнулся Олег, с удивлением замечая, что к нему стремительно возвращается хорошее настроение. – Спасибо…». Но, дух уже не ответил.

 

* * *

 

− Далеко еще до развилки? − Олег придержал коня и оглянулся на Любомира.

− Не очень.

− Тогда, поговорим?

Любомир тяжело вздохнул, втайне радуясь, что хандра оставила приятеля, и с обреченным видом кивнул.

− У меня, собственно осталось всего несколько вопросов. Да и то, не слишком важных.

− Спрашивай, − милостиво согласился Любомир. – Все равно заняться нечем. Поохотится времени нет, а остальное – скука смертная. Спрашивай.

− Тогда скажи мне, каким образом получилось, что все княгини родные сестры?

Любомир засмеялся.

− Откуда ты это взял? Давно уже не родные. Минимум несколько веков, но то, что от одного корня происходят, это правда. Поэтому и величают себя сестрами, а всех наследников – племянниками. А мы, между собой, считаемся сестрами и братьями. Но, кровное родство настолько далекое, что даже браки между разными ветвями разрешены.

− Понятно, − кивнул Олег. – Тогда второй вопрос. Вчера вечером ко мне девица наведывалась, это кто-то из вас послал?

− Не-а, − отмахнулся Любомир. – У нас такие забавы происходят добровольно. Видать, сильно понравился какой-то красотке. Молодых девиц в замке много, а после Моровицы нравы проще стали. Хранители что-то долго объясняли по поводу чужой крови и вырождения, а закончилось тем, что с одной стороны распутство, как бы и не поощряется, а с другой – если какой вертихвостке дите ветром надует, и она его растить не пожелает, то для нового карапуза всегда приемная мамка сыщется. А девице, глядишь, еще и монет немного для приданного подбросят. И зазорным это не считается. Такая вот кутерьма.

Ближе к полудню отряд добрался до перекрестка трех дорог. И витязи увидели, что их уже поджидают, хотя по их расчетам должно было случиться как раз наоборот. Очевидно, и на этот раз тоже не обошлось без помощи деда Мышаты. Потому что, княжна, вместе с сопровождавшим ее отрядом, уже изрядно беспокоилась. Даже ее кобылица, чувствуя волнение всадницы, горячилась, неспокойно перебирала ногами и прядала ушами. Убедившись, что подъезжающий отряд именно тот, который они ожидают, Светлана нетерпеливо пришпорила лошадь и поскакала навстречу.

Потом, правда, слегка успокоилась и сумела придать своему, еще детскому лицу, некоего подобия величия.

− Здравствуй, сестричка! – Любомир, делая ударение на родственные отношения, решил устранить все церемонии и напряженности в общении. – Давненько не виделись. С позапрошлой ярмарки, кажется? Подросла, похорошела. И не узнать! Олег, а ты точно уверен, что эта прекрасная фея и есть княжна Светлана? Вот это чудеса! – продолжал фиглярствовать витязь, видя, что от его слов, девушка хоть немного, но повеселела. – Глазам своим не верю! Среди зеленых дубов в Дубравке вдруг выросла березка!

Девочка и впрямь выглядела великолепно. Во время бегства, а потом из-за сумерек у Олега не было времени, как следует разглядеть ее, зато теперь Светлана предстала перед ним во всей своей красе. Особенно впечатляли великолепные каштановые волосы девушки, струящиеся по ее плечах на манер шелковой пелерины. Но, чудесней всего в этом бутоне, обещающем вскоре распуститься восхитительным цветком, были большие, изумрудного цвета глаза. И если бы Светлана была немного старше, кто знает, возможно, Олегу захотелось бы чуточку больше, чем просто помочь обиженному ребенку. Например – стать князем-воеводой в Дубравке.

− Не сомневайся, Любомир, − княжна легким наклоном головы ответила на приветствие Олега и остальных ратников, а потом продолжила, обращаясь к Вепрю. – А мне гораздо проще, даже с завязанными глазами безошибочно узнаешь первого пустомелю Зеленца, если не всего Пятиземия.

Любомир притворился обиженным и окликнул Олега, подъехавшего поздороваться к Гостише.

− Видишь, брат, каково это спешить на помощь женщине, даже если это твоя сестра. Теперь я понимаю всю мудрость матушки, когда она решила, что ты здесь будешь просто незаменим. А то эта кошка, вместо спасибо, мне просто глаза выцарапает и скажет, что так и было.

− Брат? – удивилась Светлана, пропуская мимо ушей остальную тираду витязя.

− Да, − тут же отозвался Любомир, − Олег любезно согласился стать моим названым братом. Так что мы тут все родственники и обойдемся без церемоний. Думаю, все в сборе и никого ждать больше не будем? Тогда, вперед! Быстро приструним Владивоя и плотно поужинаем. А то, что-то от походных харчей у меня живот постоянно урчит. К чему бы это, как думаешь, Олег?

− Пока не объясните, как вы собираетесь убедить Владивоя отказаться от своих намерений, я и с места не сдвинусь, − посерьезнела вдруг Светлана. – Мальчишки! В замке больше сотни воинов!

− Не волнуйся, княжна, − как можно рассудительнее и успокаивающе заговорил Олег. – Наши действия одобрены княгиней Звениславой, а ее-то ты, надеюсь, в глупости не будешь обвинять?

Светлана кивнула.

− Чудесно. Тогда двигаемся потихоньку, а в пути я все объясню. Тут-то чего зря стоять?

Княжна согласилась и с этим. Любомир подал знак, десятники подхватили приказ, и весь отряд, стройной колонной, неспешно двинулся к виднеющейся на горизонте Дубравке.

− Конечно, рать у нас не очень большая, − продолжал убеждать Светлану Олег. – Но, во-первых, то, что затеял твой отчим – большая подлость, плодами которой можно воспользоваться только в том случае, если никому ничего неизвестно. Теперь же, когда все вышло на явь, он прекрасно понимает, что ни хранители, ни другие княгини не позволят ему спокойно править Дубравкой. А станет упорствовать, соберут рать больше нашей и покончат с ним в любом случае. Мы же, дадим ему возможность уйти живым.

− Как?! – вскричала княжна. – Вы собираетесь его отпустить после всего, что он сделал?

− Хотел сделать, − уточнил Олег, − но не смог. Есть разница: мстить за поруганную честь и отнятую жизнь, или – восстанавливать порушенную справедливость. Это сказала княгиня, − прибавил на всякий случай, уже понимая, что для юной княжны Звенислава непререкаемый авторитет. – Да, поступки Владивоя подлые и мерзкие, ведь он хотел присвоить себе принадлежащие тебе привилегии и права на наследство, но при этом, все же, воевода никого не убил и не обесчестил. Хотя, возможно, и желал. Поэтому, он не заслуживает прощения, но имеет право на снисхождение. Владивой будет навсегда изгнан за пределы великого княжества Пятиземие, но не казнен. Кроме того, как ты, верно, заметила, в замке достаточно вооруженных людей, и часть из них может быть предана воеводе. А, как будущая княгиня, ты просто обязана заботиться о жизни своих подданных и не допустить неоправданного кровопролития.

− Я понимаю, − нехотя ответила Светлана, которая за последнее время уже мысленно казнила отчима всеми воображаемыми способами. – Пусть будет так. Тетя Звенислава плохого не посоветует.

− Из замка выехал всадник! – громко крикнул зоркий Гостиша.

Любомир тут же схватил лошадь княжны за уздечку, останавливая. А десяток Кручины выдвинулся на три корпуса вперед, сомкнулся перед ними и наклонил копья.

Всадник приближался довольно быстро, и было видно, что еще две лошади у него скачут заводными. Одна с довольно объемной поклажей.

А еще спустя немного времени стало понятно: кто именно к ним приближается.

− Владивой, − почему-то испуганно прошептала Светлана. Как будто отчим мог в одиночку напасть на такой отряд.

Да, это был бывший князь-воевода замка Дубравка Владивой.

 

* * *

 

Еще утром узнав от дозорных, что в сторону Заскалья проскакал небольшой отряд ратников с вымпелами Вепрей на копьях, он понял, что либо падчерицу каким-то образом и так быстро сумели найти другие, либо его слуги искали не там, где она пряталась. Другой причины посылать пятерых воинов в Степь, минуя при этом Дубравку, он просто не видел. А может, угрызения совести направили его мысли по этому пути, но Владивой ясно понял, что все кончено. Его замысел раскрыт и надо уходить. Или – бежать. Что более подходит к данному случаю. Вряд ли его собираются казнить, но и испытывать судьбу не хотелось. Жизнь в Степи конечно совсем не сахар, особенно для воина, что прежде только и делал, что воевал с казаками. Но всем известно, что по законам Сечи, пока ты можешь защищать свою честь с мечем в руке, никто не посмеет набросить на твою шею рабский аркан. А меч воевода умел держать, и неплохо умел. Поэтому – шанс оставался.

И вроде торопился, но когда собрался, понял, что опоздал. За это время первая группа воинов уже успела обернуться обратно, и соединилась с вновь прибывшим отрядом, и теперь они вместе двинулись к замку. Но Владивой никогда не был трусом. А оставаясь в душе, князем Дубравки, не желал бессмысленного кровопролития. Поэтому, приказав всем оставаться в замке, в одиночку поскакал навстречу судьбе. Приготовившись в равной мере, как к смерти в неравном поединке, так и к длительному, вернее – бессрочному путешествию.

В нескольких шагах от застывшего в ожидании отряда, он отпустил вьючных лошадей и остановился.

− Здравствуй, Светлана, − слегка поклонился падчерице. – Прости, что так вышло. Хотелось − по-другому. Но, не судьба. И тебе привет, Любомир, − обратился он к молодому Вепрю. – Вижу, Звенислава все так же умна и была уверена, что я не стану цепляться за княжеский венец до последнего. В этом действительно нет смысла и чести. Ну, так я жду. Каков приговор?

Любомир выехал вперед и остановил своего коня, морда к морде с лошадью Владивоя.

− Ты волен покинуть пределы Пятиземия, − проговорил он негромко. – Но, клянусь честью, я с удовольствием скрестил бы с тобой мечи. Подобная тварь не имеет права на жизнь.

− Ты молод и глуп, Вепрь, − не разозлился на нанесенное оскорбление бывший воевода. – Возможно, твое желание еще осуществится. Умерь свой пыл и веди княжну в замок. Самое время. И не будь глупцом, не упусти такого случая. Другого может и не представится. А мне пора, хотелось бы засветло добраться до какого-то человеческого жилья за Проходом. Бывай! – И прежде чем пустил коней вскачь, крикнул Светлане. – Попытайся меня простить, девочка! Это сложно! Но можно! Как мертвого! Правь счастливо!

И ускакал, уже не видя и не слыша, как будущая княгиня замка Дубравка упала на шею лошади и заревела во весь голос, не стыдясь никого вокруг. Потому как только сейчас осознала, что осталась совершенно одна во всем огромном и не слишком дружелюбном мире. А еще оттого, что бездумное детство безвозвратно ушло в прошлое. Хотя, возможно она этого и не думала, а просто плакала от усталости и обиды, как глупый олешек обижается на подстреленную охотником мать, за то, что она лежит неподвижно и больше не желает с ним играть.

А когда княжна успокоилась, то все остальное произошло буднично и как-то совершенно неинтересно.

Поскольку о произошедшем в Дубравке, кроме самого Владивоя и его особенно доверенных лиц, на данный момент, ускакавших в столицу с письмом к Великой княгине, никто толком ничего не знал, то и возвращения княжны, почти никто не заметил. А для тех, кто что-то знал или считал, что знает, было объявлено, что наследница княжеского венца, будучи в расстроенных чувствах ускакала за утешением и помощью к своей тетушке в Зеленец. И сейчас возвращается прямо оттуда, что наглядно подтверждает сопровождающая ее почетная охрана и витязь из рода Вепрей. А князь-воевода Владивой, опечаленный смертью любимой жены, принял решение удалиться от мира в пущу и доживать там свой век в молитвах и покаянии. Возможно, кто-то и усомнился в услышанном, но далее последовали распоряжения приготовить все необходимое к погребению княгини Домославы, и дворни стало не до обсуждения странностей и нелепиц в произошедшем.

Олег же, помня свое обещание, данное духу, откланялся сразу после ужина. Оставив Светлану на попечение Любомира, взяв с собой Гостишу и, после недолгих пререканий, десяток Кручины. На этом настоял Вепрь, объясняя, что на лесных дорожках все же неспокойно, и это просто какое-то изумительное везение, что они до сих пор не попали ни в одну засаду лесных братьев. А поскольку из Оплота Олегу придется сопровождать наследную княжну Зеленца, то с ратниками будет надежнее. Иначе матушка отвертит голову каждому, если с Весняной приключится какое-то несчастье.

 

Глава 26

 

Помещение, выбранное и оформленное под рабочий кабинет княжеского придворного предсказателя Ксандора, производило впечатление мрачного могильного склепа. Высокий потолок комнаты специально для этого был затемнен черной краской, а стены затянуты зловещими бордовыми гобеленами, на которых уродливые драконы дрались друг с другом, или пожирали людей и животных. На Вышемира вся эта бутафория, конечно же, не производила никакого впечатления, но, на обычных людей – действовала безотказно.

А еще в кабинете было чрезвычайно много зеркал, размещенных таким образом, чтобы человек заглянув в него, увидел часть себя спереди, а часть – со спины. Что к общему беспокойству, добавляло еще и какой-то мистической угрозы.

Мебели в кабинете практически не было. Только большой диван для посетителей в центре комнаты, кресло перед ним и широкое трапезное ложе у окна.

Однако сейчас угрюмость кабинета была развеяна другими, добрыми чарами – человеческим обаянием.

На том единственном диване, в чудесном платье из тончайшей белой шерсти, сидела Великая княгиня Беляна. Накидка из бирюзовой парчи частью прикрывала ее золотисто-рыжие волосы, делая благородные, нежные черты лица молодой женщины еще выразительнее. На высокой груди всеми цветами радуги искрилось бриллиантовое колье. А за спиной у нее, как будто простой паж, в таком же белоснежном костюме стоял князь-воевода Ладислав. Мужчина достаточно хрупкого, как для витязя, сложения, но решительный и упрямый. О чем красноречиво свидетельствовали его выпяченный подбородок и крепко сжатые губы. Русые волосы были достаточно коротко подстрижены и собраны под тонкий золотой венец с единственным ониксом, величиной с лесной орех. А кудрявая бородка, вместе с длинными обвислыми усами придавали его лицу выражение озабоченности и грусти.

– Мое почтение Великой княгине, – поклонился Вышемир венценосной тетушке. – Милостивый сударь, – отвесил следующий поклон князю-воеводе.

– Здравствуй, племянник, – мягко улыбнулась Беляна, протягивая прибывшему юноше руку для поцелуя. – Это ты поднял во дворце такую кутерьму?

– Не трудно было догадаться, – буркнул князь-воевода, который слегка недолюбливал Вышемира. – Ведь только Вепри настолько бесцеремонны, что ломятся в закрытые двери любой ценой. Никто иной, из наших подданных, не осмелился бы на подобное.

– Князь-воевода слишком суров к Ищущему истину, – отозвался Ксандор, не опуская случая отметить степень посвящения молодого коллеги, которая выводила его из-под княжеской власти. – Вышемир наверняка спешил к нам с важной вестью. И весть эта достойная подобной спешки?

– Несомненно, – утвердительно кивнул Вышемир.

– А, кроме того, все что ни случается, происходит вовремя и к лучшему. Потому что, без его помощи, нынешнее гадание могло и не удастся, – предсказатель ловко вернулся к предыдущему разговору, намереваясь отвлечь внимание венценосных особ от расспросов, одновременно поглаживая мочку уха. Что, для всех учившихся в стенах Оплота, всегда означало только одно: «слушай и подыгрывай!».

– И что же это за новость? – все ж услышала главное и заинтересовалась княгиня.

– О событиях в Дубравке, тетушка.

− Какая ж это новость, − погрустнела Беляна. – Ужасные события. Такое несчастье. Бедная девочка. Лучше б она погибла.

− Вот те раз? – слегка опешил Вышемир, совершенно не понимая, почему смерть для Светланы лучше, чем спрятаться на некоторое время в надежном месте. Что-то тут не срасталось, и хитрец решил, прежде чем раскрывать свои карты, подсмотреть чужие. − А что, вы уже все знаете? Интересно, каким образом известия попадают в столицу раньше, чем к ближайшим соседям?

– Сначала было короткое донесение в Тайный кабинет голубиной почтой, а сегодня прискакали гонцы с подробным письмом от Владивоя, – объяснил князь-воевода.

− Письмо от Владивоя, − повторил тихо Вышемир. – Так, так. И что в нем говорится?

– А почему ты спрашиваешь, – поинтересовался в свою очередь Ладислав. – Если сам привез такие же известия?

– Вы меня в чем-то подозреваете, князь? – вскинулся Вышемир.

– Создатель с тобой, хранитель… – отмахнулся тот. – Просто спросил.

– Да, чтоб не повторяться и не отнимать зря время, коли вам и так все известно…

– Это невыносимо, – произнесла сердито Беляна. – Опять начинаете? Хоть при мне не ссорьтесь. А известно нам следующее: умерла княгиня Домослава, а Светлану в тот же день похитили казаки.

Вышемир едва удержался от изумленного возгласа.

– Казаки?! – переспросил и, понимая, о чем сейчас думает молодая женщина, прибавил. – Только не это! Как это случилось? Нет, это немыслимо!

– Ты прав, – Ксандор подошел к Вышемиру и, поглядывая на Ладислава, обнял его за плечи. – Достаться степнякам – худшей судьбы для юной девушки и не выдумать. Но, что поделаешь, к сожалению, судьба не всегда благосклонна к людям. Поэтому они и приходят к провидцам со своими вопросами.

Воевода насупился. Для Ладислава любое упоминание о разбойниках из Заскалья, была как соль на рану. А что он мог поделать? Даже если сзывать народное ополчение, то и тогда под его знамена соберется не больше пяти тысяч людей. Три четверти, из которых умеет натягивать лук и догадывается с какой стороны браться за рогатину. В лесу с таким войском никакой зверь не страшен, а в чистом поле, супротив драконов, да казачьей конницы, много ли навоюешь? А тут еще и северные соседи зашевелились, очевидно, желая, чтоб и здесь приносились искупительные жертвы. И если, хотя бы часть их многотысячного, закованного в добротную броню войска переберется через Пролив – пятиземцев попросту задавят. Или возьмут измором – замок за замком. Что княжество может им противопоставить?.. В Турине сейчас два десятка тяжелых рыцарей, полсотни гвардейцев и три сотни дружинников. Ну, остальные замки еще десяток-другой рыцарей и немногим больше пяти сотен дружинников насобирают. Да с тысячу ветеранов ополчить удастся…

– Мы уже дали знать Владивою, что он получит любую сумму, которую казаки потребуют за выкуп княжны. А Ксандор, заверил нас, что княжна Светлана жива и… здорова.

Вышемир искоса взглянул на предсказателя, и тот, на всякий случай, сразу же поспешил отвести от себя подозрение в злоупотреблении Силой. За это Оплот не погладит по голове. Даже не выслушивая оправданий. А приятельские отношения никогда не были гарантией того, что один хранитель не доложит Совету о проступках другого… В особенности, когда провинившийся занимает такое теплое местечко у подножия княжеского трона.

– Я только в Чашу свою заглянул. Без какого-либо усиления свойств. Даже, где находится княжна, понять не могу. Какой-то лес вокруг, речка, человеческое жилье... Но, что жива она и в безопасности: вне всякого сомнения. Сам удивляюсь, но почему-то чудится мне, что она вообще не в плену, а в гостях у добрых друзей.

– Возможно, покоренные ее красотой, казаки решили отвезти девушку в подарок куренному атаману? – предположил Вышемир. – Поэтому и не обижают? Чтоб цена на товар не упала?

– А что дома, в Зеленце? – чувствуя, что сейчас расплачется, от жалости к судьбе бедняжки, княгиня изменила тему. – Как поживает моя сестра Звенислава? Какие вести от Весняны? Надеюсь у них-то все в порядке?

− Спасибо, не беспокойтесь, тетушка. Матушка здорова, чего и вам желает. Что касается сестрицы, то и с ней все в порядке. Как и должно быть, если кто-то находится под личным присмотром Мастера-хранителя. Скучает, конечно, домой просится, но слово Великой княгини – непреложный закон для ее подданных.

Сказал, и сразу заметил, как окаменело лицо Ксандора. Вены на уродливой маске, заменяющей лицо предсказателя, напоминали в это мгновение фиолетовые шнуры, которыми неизвестно зачем обмотали голову мудреца. А единственный глаз так налился кровью, что сделался совершенно красным и, казалось, вот-вот вывалиться наружу. Все-таки, что бы там не думали о нем другие, Вышемир точно знал: Ксандор свои видения не высасывает из пальца, и они довольно часто сбываются. А все пророчества, связанные с замужеством сестрицы, имели странную связь с жизнью предсказателя! И тот ведал, как не вертись, как не исхитряйся – судьба свое возьмет. И так же, неумолимо, закончится жизнь мудреца! Сказано: «долю на коне не объедешь!» От того он и нервничал при каждом упоминании о Весняне. И Вышемир решил подождать с известием о чужеземце, как две капли похожего на пропавшего княжича Олешка, пока не останется с Ксандором с глазу на глаз. Кто знает, какую цену, запуганный собственными пророчествами, астролог заплатит за эту новость. Ведь именно с появления чужестранца все и должно начаться.

– А что касается Светланы, – продолжил, – то я не верю, что ее могли так просто поймать в родном замке и никто совершенно ничего не заметил. Как казаки вообще попали в Дубравку? Куда смотрела охрана? Могу поклясться, здесь что-то не чисто. И расследование не помешает…

– Думаешь? – вскинулась княгиня.

– Уверен! – покивал головой Вышемир.

– Гм, тогда я сейчас же велю допросить гонцов Владивоя!

– А вот с этим торопиться не следует, – твердо продолжил Ищущий истину. Зачем давать пищу лишним сплетням и унижать подозрением вдовца? Я после разговора с мудрецом, сам займусь гонцами Владивоя. Вы же знаете, у меня дар чувствовать ложь. Не такой сильный, как у Мастера, но ведь и присланные с письмом воины – не специально обученные вражеские лазутчики. Если что-то скрывают, я сразу почую.

– Сделай одолжение, – согласился Ладислав. – Мы были так удручены этим печальным известием, что о проверке даже не подумали. Ну, да чего уж теперь. Если Светлана, как утверждает Ксандор, в безопасности, то и с помощью успеем, а если, − он замялся, не желая лишний напоминать о неприятности жене. – То тем более, спешить уже нет смысла. Поэтому, давайте вернемся к тому вопросу, ради которого мы собственно и пришли сюда.

– Ты как всегда прав, муж мой, – поддержала супруга княгиня Беляна. – Так и поступим. Государственные дела, прежде всего. Мудрец, ты готов ответить на заданные тебе вопросы?

– Я попытаюсь, Великая княгиня, – ответил тот. − Но, в этот раз мне будет мало помощи от самой чаши, и придется использовать пыльцу красной сирени. А в этом мне понадобиться помощь Ищущего истину.

– Делай все, что считаешь нужным, Ксандор. Для блага Пятиземия важны ответы, а не способы их получения.

– Согласно вашей воле, − астролог низко поклонился, подошел к ложу под окном и взял в руки одну из трех шкатулок сандалового дерева чрезвычайно тонкой работы, оставленные им там прежде, чем выглянуть в коридор.

– Для того чтобы как можно точнее заглянуть в будущее, старые манускрипты рекомендуют использовать пыльцу сирени, собранную в определенное время, какое настает не чаще одного раза на двенадцать лет. Цветы сирени бывают – белые, красные, черные и сиреневые. Последние придают активности человеческому мозгу исключительно своим запахом и больше ни на что не годятся. Пыльца красного – дарует любовное забвение женщинам и воодушевление мужчинам. Черные цветы – дают возможность заглянуть очень далеко, но каждая такая попытка заканчивается тем, что побывавший за пределами, разум больше не возвращается к человеку. А пыльца белых – приподнимает завесу времени совсем немного, но полностью безопасна для медиума. Какой порошок прикажете использовать?

– Конечно, из белых цветов! – даже всплеснула ладонями молодая женщина. – Ведь ты собираешься, в роли медиума использовать Вышемира, я правильно понимаю? И странно было бы мне желать его безумия, даже в государственных интересах. А если и в самом деле нельзя будет по-другому, то в государстве найдется преступник, приговоренный к смертной казни, и который будет только рад обменять виселицу на напиток забвения.

Ладислав молчаливо кивнул, полностью соглашаясь с женой. Конечно, после Моровицы наказания смертью практически не применяются, но исключения бывают всегда. И наконец, есть же просто, неизлечимо больные, чьи родственники отчаянно нуждаются в деньгах.

Вышемир церемонно поклонился венценосной чете, словно благодарил тетушку за проявленное милосердие, хотя в глубине души только посмеялся над представлением, которое привычно начал мудрец. Потому что прекрасно знал о существовании, по крайней мере, трех способов применения пыльцы черной сирени без каких либо последствий для организма. Ведь разница между ядами и лекарствами в основном заключена в соблюдении правильных пропорций и используемой дозе.

– А белый цветок действительно безопасен? – продолжала обеспокоено выспрашивать княгиня, которой впервые пришлось принимать непосредственное участие в столь сложном гадании. Раньше астролог просто сообщал ей открывшиеся ему тайны и новости.

– Полностью, – серьезно подтвердил Ксандор. – Если все провести умело и согласно с наставлениями древних.

– Ты согласен нам помочь, Вышемир? – спросила Беляна у племянника. – Или все же, приказать привести кого-то из преступников? Правда, у нас сейчас нет серьезно осужденных. Но, смерть какого-то пропойцы и дебошира, княжество переживет проще, чем потерю Ищущего истину. Даже, если на минутку позабыть о родной крови.

– Для добра княжества и ради ваших прекрасных глаз, милая тетушка, я согласен на все, − широко улыбнулся молодец, при этом подмигивая Ладиславу, давая понять, что шутит. – Не стоит… Мудрец понимает толк в зельях, да и я не на плотника в Оплоте учился. Не беспокойтесь, все сделаем, как следует…

– Позволите начинать? – спросил Ксандор, которому уже немножко надоел этот театр.

– Да, – ответила Беляна, а князь-воевода ограничился энергичным кивком.

– Садись сюда, Вышемир, – указал астролог на ложе. Потом взял бокал вина, всыпал туда щепотку пыльцы и протянул своему ассистенту.

Вышемир, не затягивая процедуру, быстро, в три глотка, выпил содержимое кубка.

Какое-то мгновение с ним ничего не происходило, а затем все тело молодого мудреца начало мелко дрожать, а по бледному лицу потекли большие капли пота. Глаза он имел широко раскрытые, но взгляд их блуждал где-то очень далеко.

– Говори, – вывел его через несколько томительных минут из транса Ксандор. – Рассказывай!

Вышемир сидел бледный, как будто осыпанный мукой и весь мокрый от пота. Казалось, в теле юноши не оставалось сил даже на то, чтоб мигнуть веками.

– Дайте же ему напиться, – приказала княгиня. – Неужели не видно, что он почти в обмороке.

Спеша выпытать увиденное за гранью, Ксандор хотел было отмахнуться, мол, ничего с юношей не случится, но с княгиней не поспоришь, особенно в делах, касающихся здоровья ее племянника. Поэтому пришлось прижать к пересохшим губам помощника стакан с вином. Вышемир жадно втянул напиток, и взгляд у него прояснился.

– Война... – промолвил тихо, не в силах скрыть впечатления от всего увиденного. – Огромная флотилия в Проливе... Множество войск у стен Бобруйска... Магистр в покоях Великой княгини.

– Бобруйск? – обеспокоенным эхом повторил князь-воевода. – Магистр?.. Серые Рыцари?..

– Да, – подтвердил Вышемир.

– Когда?

– Мне трудно определить, – задумался тот – Похоже, ближе к зиме.

– А из того, что ты увидел, – вмешалась княгиня, – не понятно кто победит? Чьи стяги реяли над побоищем?

Вышемир сокрушенно покачал головой.

– К глубочайшему сожалению, виденья не настолько четкие. Я видел землю устланную телами мертвых воинов. Но, чьих именно – не разобрать… Могу лишь повторить: очень, очень много мертвых!

Не говорить же им и в самом деле о том, что один флаг в этих виденьях все-таки попался на глаза. На главном шпиле столицы реял штандарт Вепря! А в великокняжеском дворце, в зале заседания Большого Совета Вышемир увидел не только Магистра Серого ордена, но и Мастера-хранителя Остромысла! А с ними – матушку и самого себя! В то время когда ни князя-воеводы, ни самой Великой княгини в его видениях нигде не было…

Лицо у Беляны побледнело, почти так же как у Вышемира, но выражение на нем осталось надменным и твердым. Она резко вскочила с дивана, и, не обращая ни на кого внимания, торопливо вышла из комнаты. Князь мгновение замешкался, очевидно, хотел задать астрологу еще несколько дополнительных вопросов, но решил, что успеет, поэтому порывисто крутнулся и почти бегом ринулся вслед за супругой.

А как только двери за ним закрылись, Ксандор подскочил к Вышемиру и изо всех сил затряс его за воротник хламиды.

– Какую новость ты привез?! Это касается Весняны?! Не теряй сознание, не сейчас! Говори!!!

Измученный неожиданно сильным действием пыльцы, Вышемир с усилием расплющил веки и, едва вращая языком, шепнул:

– Ксандор, в наш замок пришел чужестранец. Олешек…

После этих слов тело молодого хранителя обмякло, и он мешком повалился на бок, – Вышемир потерял сознание. И даже не почувствовав, как, в то неуловимо короткое мгновение, когда он еще балансировал на грани жизни и забвения, чужая и неизмеримо большая сила легко коснулась его сознания.

И одним этим прикосновением, что-то стерла, в том месте, где в душе у Ищущего истину еще хранились остатки сочувствия и добра, укрепила стены той темницы, где была упрятана совесть и, как бы в награду, пополнила знаниями те полки, где хозяин держал ум и хитрость. Заполнила доверху, давая значительно больше, чем взяла. Но, наверное, малая утеха внезапно ослепшему художнику получить взамен идеальный слух и замечательный голос. Хотя, как знать?..

А княжеский прорицатель, он же мудрец Ксандор, застыл рядом с беспамятным хранителем, оцепенев от услышанной новости, будто сраженный громом. Очень напоминая в это мгновение раскоряченного паука, которого пришпилили иглой к столу. И, если верить его же пророчеству, эту иглу удерживал в руке чужестранец, объявившийся в Зеленце.

 

Глава 27

 

Любое строение начинается с фундамента. И чем крепче, чем надежнее фундамент, тем дольше простоит и постройка. Того же мнения Остромысл придерживался и по отношению к прорицанию будущего. Считая, что результат тем вернее, чем больше провидец знал о прошлом. И никогда не жалел времени потраченного на изучение документов из архива Оплота. Особенно тех, что были написаны еще до Армагеддона, навсегда изменившего лик планеты. Странное чувство какой-то щенячьей восторженности и ожидания чуда, возникало у Остромысла каждый раз, в минуты сопричастности к чужой жизни. Будто глыба минувшего времени, дышащая ему в лицо из усеянных словами страниц, отбирала у него груз большей части прожитых лет и возвращала Мастера-хранителя в счастливое отрочество. И тем сильнее было это восхитительное чувство, чем древнее записи предстояло ему изучить. Островид закрыл глаза, давая размышлениям вынести себя из кабинета на волю.

Как часто он думами забирался в тот измененный край, в поисках чудес, которые могли улучшить жизнь, и планировал экспедицию.

Но… Всегда находилось какое-то «но». Вспомнить хотя бы Моровицу, собравшую слишком богатую жатву. А это значило, что нужно неустанно готовить из каждого более-менее пригодного ученика странствующего знахаря. Чтобы отправить в многолюдные замки по одному хранителю внутреннего круга и паре-тройке искателей истины, в сопровождении десятка хранителей низшего ранга. А где, на милость Небес, было их взять, если в целом Оплоте, считая вместе с учителями мудрецами и самым молодым послушником, их тогда не набиралось и сотни?..

А тайна манила. Поэтому, он сосредоточил свои усилия на поисках ключа к загадке в старинных манускриптах. И неожиданно выяснил, что, по какой либо из неизвестных причин, практически все давние документы, которые заключали в себе достоверные географические данные о Полуденном континенте, почему-то бесследно исчезли из всех библиотек и архивов.

Поэтому тем интереснее был для Остромысла каждый лучик, который хоть немножко проливал свет на Terra incognita. Мастер умостился удобнее и сосредоточенно углубился в чтение старательно перебеленной рукописи.

«…Когда мы оказались в покоях его высочества, во дворце еще никто не знал, что я чужеземец, и жизнь там протекала размерено и спокойно. Юноша сидел у отворенного окна и кормил голубей. Увидев нас, он поднялся навстречу и вежливо склонил голову на наши поклоны, а затем молвил:

– Не ведаю, кто вы, уважаемые, и с чем прибыли сюда, но хочу сразу предупредить, что отец мой тяжко болен вот уже почти год. И в скорби нашей мы не склонны выслушивать глупости. Поэтому лучше еще раз обдумайте все, что хотите произнести...

– Ваше Величество! – не дал сбить себя Улаф и торжественно произнес. – Перед вами – Искупитель!

Принц покачнулся, ухватился рукой за грудь, рванул воротник, будто задыхался, и побледнел. Потом перевел взгляд на меня:

– Ты – чужестранец?

Не ведая, каких еще ужасов ожидать, я все же не стал отрицать очевидное.

Получив утвердительный ответ, принц улыбнулся хищно, выхватил из ножен на поясе острый стилет и выбежал из покоев...

Вернулся он через каких-то полчаса, весь бледный, как будто сама смерть, или ее посланец. Что было более вероятно, если отметить кровь, что скапывала с его стилета. Улаф понял все произошедшее быстрее меня, потому что упал на коленей и неистово закричал:

– Король умер! Слава королю!

Принц слабо улыбнулся и тихо ответил:

– Благодарю вас, барон. Я всегда буду помнить: кто привел Искупителя. А теперь прикажи отвести его в темницу. Видеть не могу эту отвратительную морду.

Так я стал причиной того, что сын убил отца...

Две недели меня держали в удобной солнечной камере и сторожа выполняли каждую мою прихоть... Но молча, категорически не произнося, ни одного слова. Где-то на пятнадцатый день в мою тюрьму вошел хранитель в священных белых одеждах.

– Отче! – обратился я к нему. – Молю вас, сжальтесь над несчастным путешественником. Скажите, в чем меня обвиняют. Почему держат здесь?

Священник благословил меня десницей и ответил мягко:

– Что ты, сыне, разве можно тебя в чем-то винить? Мы все безгранично благодарны тебе и радостно исполним каждое выполнимое желание. А держат тебя здесь потому, что подсчет грехов дело всегда длинное и нелегкое. Ведь не сразу понятно, который необходимо искупать, а который и так простится.

– Но я здесь причем?

– Как это, – не меньше меня удивился священник. – Столько грехов... Создатель Всемилостив... На моей памяти – такое впервые! Их же нужно все искупить! Грешные души нуждаются в очистке...

– Так пусть молятся. Разве я против?

– Сыне! – воскликнув священник, осеняя себя крестным знамениям. – Разве ты не веришь в Святое Равновесие?

– Я? Верую, отче.

– Помнишь ли ты, что Создатель говорил об искуплении?

– Да, отче.

– Скажи!

– Во имя Равновесия на каждый грех должно быть осуществлено покаяние.

– А кем?

– Как это? – даже удивился я. – Конечно, тем, кто грешил.

– Несчастный, – сплеснул руками священник, – Ты совершенно ничего не ведаешь об Искупителе?

– Нет.

– Тогда слушай. В большой любви к людям, Создатель послал нам своего сына, чтобы тот, умерев в тяжких муках, смертью своей очистил человечество от грехов. И именно этим указал нам путь к Равновесию. Пока нет жертвы, а ею может быть лишь чужеземец, присланный нам Творцом, мы живем, твердо придерживаясь всех заповедей. И только в тот, единственный день, когда приходит Искупитель, мы даем выход всему, что накипело в душе. Потом все скрупулезно подсчитывается, и каждый грех Мессия искупает одним мгновением мук.

Он замолчал, внимательно глядя на меня. И лишь после того, как заметил, что я все понял, поднялся и отступил к дверям.

– Молись, Искупитель, воплощение Сына Божьего. Проси у Отца своего сил выдержать все. Потому что путь тебя ожидает тернистый. Слишком давно Создатель не посылал нам Искупителя...

Одновременно с этими словами мученик потерял сознание, и спустя несколько ударов сердца его не стало.

А на следующий день пришел мор.

Первым умерли капитан и штурман. Поэтому команда корабля была обречена. В этих водах, не разбираясь в навигации доплыть можно было только до ближайшей подводной скалы. Пытаясь спастись, люди бросались за борт и пробовали добраться вплавь до неприступного берега, а те, которые остались на борту, беспомощно наблюдали, как их одного за вторым затаскивали под воду акулы или другие морские чудовища.

О, Всемогущий Творец, неизвестны пути твои... Если мы не должны были узнать об этой тайне, то почему нам встретился этот плот в бескрайних водах Полуденного моря? Что сделано не так?

Незнакомец, берегись! Теперь и ты знаешь!»

Остромысл отодвинул на край стола свиток пергамента с копией «Путешествия к Полуденному континенту» и устало закрыл глаза. С одной стороны он остался доволен: он вовремя прекратил чтение рукописи учениками, а с другой − оскоминой жгла мысль: «Сколько в записке Парвуса выдумки, а сколько правды?» Целое королевство, в котором ради поддержания Равновесия священнослужители приносят человеческие жертвы?! И это за два столетия до того, как учение об Искупителе возникло на островах! Неужели оно пришло в королевство оттуда? Но, каким чудом миновало Пятиземие? А, может, то, что случилось со всем Полуденным континентом, следствие реакции Создателя на деформацию Равновесия в этом регионе? Да, уж... Как всегда – вопросов больше, чем ответов. Недаром говорят, что как только решишь, будто ты что-то знаешь, в то же мгновение оказываешься в начале пути познания.

 

* * *

 

«В большой мудрости скрыто много печали, и тот, кто преумножает знание, преумножает печаль».

Сквозь широкие витражи зеленого и синего стекла солнечный свет свободным потоком вливался в просторную келью, все стены которой от пола до высокого потолка были вставлены широкие полки. Полки же в свою очередь были заполнены свитками и фолиантами, в которых хранилась мудрость веков, из поколения в поколение преумножающаяся хранителями Оплота. И не только мудрость... Была здесь целая стенка человеческой глупости, полки недальновидности, тома упрямства и ошибочных мыслей, сумевших долгие годы властвовать над истиной. В отличие от других библиотек, в которых с появлением нового хозяина, изменялось и содержимое полок, хранители сберегали каждое слово в первозданном состоянии. Все сочиненное заново ставили рядом, но, ни в коем случае не вместо текстов, написанных прежде. Да и все жилище Мастера Остромысла, Оплот Равновесия, в целом ничем не напоминала замки других феодалов. И если бы не правильность форм, это массивное серое здание издали легко было спутать с дикой скалой, которая неведомо как очутилась на горе Угрюмой. И только несколько десятин бережно ухоженного виноградника, что вопреки всем фортификационным нормам, подступал к самой стене с южной стороны, доказывал, что это не озорство природы, а творение человеческих рук.

Не было здесь также подъемного моста и оборонного рва. А еще во внутренний двор вело сразу четверо ворот, гостеприимно отворенных с рассвета до заката солнца. Да и еще достаточно долго после наступления сумерек. Демонстрируя, что путнику здесь всегда рады. Хотя, острые языки студиозусов давно уже придумали другое объяснение. «Пришел, посмотрел и проваливай». Мол, никого насильно не держим. Да и какие здесь путники? Взбираться на склоны горы Угрюмой, без особой надобности, никому не взбредет в голову – даже с похмелья. Да и стоит Оплот не на самом оживленном тракте.

А не остерегались хранители по одной простой причине, одно лишь знание того, что Мастеру подвластна Сила, надежно защищала Оплот Равновесия от непрошеных гостей всех сословий.

А еще ходили слухи, что однажды, давним давно, кто-то все же осмелился напасть на Оплот, но судьба его была столь печальна, что с тех пор, повторить подобное, желающих не находилось. Поэтому все живущие здесь могли спокойно заниматься своими учеными делами, а ученики и послушники носили при себе оружие лишь для защиты от хищников, которые из-за отсутствия разбойников, слишком расплодились в близлежащих лесах. И от драконов.

Драконы, правда, тоже ни разу не наведывались, и это, по мнению всех, лишний раз подтверждало могущество нынешнего Мастера – Остромысла. А также, напоминало всем о его дружбе с казацким хранителем-еретиком Островидом.

Обитатели Оплота настолько были убеждены в своей защищенности от всех бед, что эта беззаботность уже переходила любые разумные пределы. Некоторые даже в лес за грибами или ягодами выбирались без оружия, и вероятно лишь благодаря счастливой случайности возвращались живыми. Но таким образом опять косвенно подтверждали общее мнение о полной безопасности.

Мастер сидел у открытого окна и наслаждался утренними запахами и звуками лета. И мало-помалу, его мысли обрели более низменное направление, оставив вечное и глобальное на время ночных бдений.

Чуть менее радостно встречала утро четверка учеников, в наказание одетых в серые балахоны послушников и выставленная на стражу у восточных ворот. Из оружия у них был один тупой меч на всех, а у стены лежали два копья. Правда, судя по испещренным ржавчиной жалам и обвившейся вокруг древка травы, их забыли здесь еще предыдущие стражники.

Юноши рядком лежали на солнышке и грелись в его утренних лучах, обсуждая тему, не имеющую ничего общего с несением караульной службы.

Слух и зрение у Мастера-хранителя с возрастом и тем как теряло силу его тело, обострились настолько, что он прекрасно видел и слышал все, что происходило внизу, будто находился рядом.

– Клянусь бородой самого Остромысла, – настаивал один из них, смугловатый, мускулистый парень. – Эта девушка не может быть создана из плоти и крови! Такая красота – нереальная!

– Я не удивился бы, Грабко, – поддержал товарища другой, – если бы оказалось, что это Мастер создал ее нам в наказание и назидание!

– А что? – оживился первый. – Весьма возможно... Иначе чего бы это наследная княжна столько времени сидела в нашей глуши? Даю голову отрубить, что когда она впервые прибыла в замок, то была уродливее жабы. Но, золото и чары Остромысла сделали свое...

– Между прочим... – вмешался в разговор третий. – Кто из вас видел ее сразу после приезда?

Все задумались. А затем удивленно переглянулись. Как оказался, никто этого дня не запомнил. Просто, как-то утром все узнали, что в одной из келий поселилась будущая княгиня из рода Зеленых Вепрей.

– Вот! – воскликнул убедительно Грабко. Этот возглас должен был свидетельствовать, что его мысль была верна изначально. Возможно, юноша хотел прибавить еще что-то, более вразумительное, но от избытка чувств, слова выскочили у него из головы.

Последний из четверки так и не отозвался за весь разговор. Он лежал на животе и не отводил восторженного взгляда от предмета обсуждения – молодой и красивой девушки, неспешно прохаживающейся между рядами виноградных лоз.

Весняна, княжна из рода Зеленых Вепрей поражала каждого своей необычной красотой, особенно по сравнению с простолюдинками, и речь была не в чем-то конкретном, как обычно описывают девушек, когда хотят подтвердить их прелести... Дело было не в гибкой фигуре, не в упругих округлостях или глубоких карих глазах, точеном носике и совершенных вишневых губах. Даже не в пышных, цвета воронова крыла, волосах. А в том, что всего перечисленного было ровно столько, сколько необходимо и в нужных местах. И как бы долго любой мужчина не рассматривал девушку, спроси потом, какое у нее сложение или рост, все, на что он был способен, это сделать рукой неуверенное волнистое движение и задержать ее где-то на уровне собственного подбородка.

Девушка знала это свойство своей красоты, а потому воспринимала вытаращенные глаза и разинутые рты как данность.

Весняна уже изрядно утомилась Оплотом. Преподаваемые здесь науки ее совершенно не интересовали и, если б не чтение, а также недвусмысленный приказ матери, девушка давно б сбежала отсюда и вернулась домой. Там, по крайней мере, она могла ходить, куда заблагорассудится без постоянного сопровождения из нескольких безусых юнцов с совершенно глупыми взглядами на влюбленных лицах. Весняна была уверена, что если бы не опека самого Мастера-хранителя, то даже высокое положение не уберегло б ее от неприятностей с этими ярыми почитателями противоположного пола. Правда, с другой стороны, это навязчивое ухаживание вносило в ее жизнь хоть какое-то разнообразие. А то иной раз, Весняне хотелось плакать, кусаться, царапаться и бить посуду... Лучше всего – о голову Ксандора.

А причиной такого состояния девушки было ужасное предсказание треклятого провидца, сделанное им, то ли – по глупости, то ли с какой иной, неведомой княжне целью. И с первого же дня, как только, по приказу Великой княгини Пятиземия, матушка отправила Весняну в Оплот, девушка поклялась приложить максимум усилий, чтобы поквитаться с уродом. Ведь именно это заумное чудовище напророчило целый ворох бед и несчастий, должных обрушиться на Пятиземие, сразу после ее замужества! Хорошенькая перспектива: весь век проходить в старых девах, дабы предотвратить выдуманные беды, существующие только в воображении кретина предсказателя и втемяшенные им же, в голову венценосной тетушке. А к тому явно идет. Ей уже скоро семнадцать! И хоть сердце девушки еще ни разу не тенькнуло в груди, при виде мужчины, но, тем более досадным, могло стать мгновение, когда оно отзовется, а запрет на брак так и останется. Весняна была более чем уверена, что все беды великокняжеский астролог придумал по наущению ненавистного братца, либо – для того, чтобы самому жениться на ней! От подобной мысли Весняну всегда бросало в дрожь. Только не это! За кого угодно, только бы не достаться этому чудовищу. Лучше умереть старой девой, чем согласиться делить ложе с этаким уродом.

И чем дольше ее удерживали в Оплоте, тем больше крепчало решение княжны: выйти замуж за первого встречного пригожего молодца, только б поскорее покинуть стены этой, хоть и весьма гостеприимной, а все же – тюрьмы. При этом, все виденные здесь парни и молодые мужчины, отметались ее напрочь. Очевидно, не попадая под определение – «первый встречный» или «пригожий молодец».

Весняна тяжело вздохнула, невнимательно отщипнула тонкими пальчиками зеленую виноградину из ближайшей грозди и положила ее в рот. Но, тут же передернулась вся и с отвращением сплюнула. Жизнь узницы и без того была не слишком сладкой, чтоб по мимо всего портить ее еще и вкусом несозревшего винограда.

Если бы княжна знала, что Остромыслу ведомы все ее переживания и томления, более того, что Мастер-хранитель уже давно решил каким образом наилучше для всех, а в первую очередь для нее самой, устроить судьбу девушки, возможно думы барышни были бы не столь печальны. Или – совершенно наоборот. Ведь ни одному мудрецу еще не удалось понять ни способ мышления женщины, ни методы принятия решения. Чего уж тут браться прогнозировать реакцию взбалмошной девицы, у которой и семь пятниц на неделе, и фиалки в голове цветут. Как говориться: «поживем – увидим»! Тем более что доля Весняны уже поспешала к горе Угрюмой, хоть и окольными путями, но верно и неотвратимо, как восход солнца или – его же закат.

 

Глава 28

 

Утомленного Зореслава, ведущего в поводу лошадь, нагруженную телом мертвого виконта Северена, встретили открытые настежь ворота замка и мертвецки… пьяная тишина. Если б покойник смог догадаться, к чему привела его подлость, то в графстве Сван давно б уже был новый правитель.

Потому, что как только люди догадались, в чем кроется причина мора и что на очищение источника понадобиться не менее двух седмиц, а путь к водопаду преграждают лесные стрелки, обитателям замка не осталось ничего другого, как утолять жажду запасами вина и пива. Причем пиво, как более легкий напиток, было предоставлено детям… Поскольку молоко, вместе с коровами и овцами, осталось на пастбищах и выгулах.

И сейчас, когда миновали десятые сутки облоги, практически все население замка Лебедя находилось в состоянии непрерывного похмельного бреда, с трудом различая грань между явью и сном.

Не тратя напрасно времени на попытки что-либо кому-то объяснить, Зореслав, пошатываясь от измождения и отнимающего остатки сил похмелья, сам ведь тоже не молоко употреблял, растормошил трех дремлющих у ворот стражников, усадил их на водовозку и направился к водопаду. Там он загнал ратников по шею в ледяную воду и держал до тех пор, пока те не пришли в себя. Потом общими усилиями они наполнили бочку и воротились в замок.

Когда количество трезво соображающих мужчин достигло целого десятка, Зореслав отправил двоих стражников приводить в чувство сотника, а сам доковылял до ближайшей постели и, едва успев прилечь, провалился в глубокий сон. Как он не крепился, а невольное недельное возлияние все ж возымело свое пагубное действие даже на его крепкий молодой организм…

Сон у Зореслава был рваный и сумбурный. Он сладко целовался за овином с Кариной, и уже едва было, не уговорил девицу на более жаркие ласки, как именно в этот момент откуда-то вывернулся Вечерник. Заметив беспорядок в одежде дочери, он вознегодовал, взмахнул полами черного плаща и оборотился в огромное трехглавое чудище. Не растерявшись, Зореслав оттолкнул в сторону девушку и потащил из ножен меч, но вместо оружия, в руке у него почему-то оказалась пивная кружка…

– Ага, попался, прелюбодей! – зарычало страшное чудище, ухватило юношу за грудки передними лапами и стало трусить как грушей…

− Будет дрыхнуть! – рявкнуло оно почему-то голосом сотника Еремея. – Такую кутерьму поднял, а сам – спать завалился! Ну же, поднимайся! На том свете отоспишься! Эй, парень, ты в состоянии открыть глаза и промолвить хоть слово, или окатить тебя из бочки?!

Странный сон исчез до более благоприятного момента, а Зореслав, даже не делая попытки подняться, продемонстрировал открытые глаза и произнес требуемое слово:

− Чего?

− И он еще спрашивает! − картинно всплеснул руками сотник. И прибавил более ласково и серьезно. – Подымайся, тебя виконтесса Галена ждет! Последний раз прошу: либо сам слезай с кровати, либо я сейчас свистну хлопцев, и попрошу оказать тебе посильную помощь. Тобой же, кстати, изобретенным способом… Думаю, многие из стражников, будут рады отплатить тебе, десятник, той же монетой.

− А что случилось? – похмельная одурь покидала разум вместе с остатками сна, не так быстро как хотелось бы, и Зореслав все еще никак не мог прийти в себя.

− Не понял? Хочешь сказать, что… − сотник вдруг понял: парень и в самом деле почти ничего не помнит, а возвращающиеся воспоминания считает хмельным сновидением. – Вот это здорово!.. Деяние достойное летописи было сделано тобой мимоходом, в пьяном угаре. Нет, брат, так не годиться… − посерьезнел Еремей. – Вставай, умывайся и приходи в себя. Потомки нам подобного пренебрежения к подвигу не простят. Героические деяния должны совершаться осознанно, с молитвой, или уж, в крайнем случае – с именем любимой на устах, а, не в таком непотребном виде. Это, даже не знаю, как назвать: издевательство какое-то получается, а не подвиг. Держи и опохмелись, герой… − сотник протянул Зореславу наполненный вином кубок, к которому тот тут же припал жаждущими губами. – Убивать таких героев надо, − добавил с доброй улыбкой Еремей, − чтоб другим неповадно было… Вставай, горе луковое, виконтесса совсем уж заждалась.

Убивать Зореслава не стали, а напротив – отнеслись с надлежащим почтением, и меньше чем через час – умытый и приодетый – он оказался в малом тронном зале, где происходили все торжественные события, не требующие, или не предполагающие большого скопления людей.

Сейчас, в просторной комнате, стены которой были обильно увешаны различными геральдическими и боевыми щитами, всевозможным оружием и особо престижными охотничьими трофеями, а из мебели имелся лишь малый трон, и малый стол заседаний, присутствовали только четыре человека. Одетая в белые траурные наряды виконтесса Галена, секретарь покойного графа Манила, сотник Еремей и непосредственный виновник последних событий.

− Графиня все еще плохо себя чувствует, и присутствовать не сможет, − доложил присутствующим секретарь. – Отец Третях остался у их постели. Честно говоря, − секретарь позволил себе легкую улыбку и с намеком потер ладонью лоб, − он тоже еще не слишком хорошо себя чувствует, как и большинство обитателей замка. Поэтому, можно начинать…

И тут виконтесса сделала то, что не предусматривалось никакими протоколами. Она подошла к вскочившему при ее приближении юноше, крепко обняла его и поцеловала в обе щеки.

− Спасибо…

− Пожалуйста, − растерянно брякнул порозовевший от смущения Зореслав. – Не за что…

Всеобщий смех был ему ответом.

− Ну, давай уж, герой, не томи, рассказывай… − попросил Манила, подождав, пока виконтесса займет свое место на троне. – Желательно, как можно подробнее и по порядку…

Зореслав конфузливо потер лоб, точь-в-точь повторив жест секретаря, только в отличие от последнего, совершенно непритворно.

− Боюсь, что с последовательностью и подробностями не получиться… − произнес сокрушенно. – Может, я лучше стану отвечать на вопросы? – предложил с надеждой. – Так мне легче будет вспомнить…

− М-да… − произнес с непонятной интонацией секретарь.

− А что?.. − встал на защиту своего подчиненного Еремей. – Так даже лучше выйдет, правда госпожа? Чем выслушивать множество излишних подробностей, сразу получим ответы на все интересующие нас вопросы…

− И впрямь… − согласилась Галена. – Манила, думаю, у тебя давно уже составлен список главных вопросов, можешь задавать.

− Как скажете, госпожа виконтесса, − обозначил поклон тот. – Тогда я начну, пожалуй, − он выждал немного, давая возможность желающим поправить его или что-то добавить, а после начал допрос.

– Десятник Зорей, вместе с тобой из замка выехало еще четверо стражников, где они?

− Мы не смогли проскочить внезапно. Все мои спутники убиты.

− А ты выжил?

– Случайно…

– Возможно, – кивнул головой секретарь. – Ты привез в замок труп виконта. Кто его убил?

− Я…

− И опять-таки стался жив?

− У лесных братьев существует обычай, − вмешался в разговор сотник Еремей. – Согласно которого, воин, убивший в поединке предводителя, может занять его место.

− Это действительно так? – поинтересовалась виконтесса.

− Да, госпожа, − подтвердил Зореслав.

− Как интересно… – ехидно заметил Манила. – Значит, Зорей, ты теперь не десятник замковой стражи, а – атаман разбойников?

− Это был единственный способ остаться в живых и снять осаду. По крайней мере, иного я не видел.

− И что, Совы так просто подчинились тебе? – недоверчиво уточнил секретарь. – Безо всяких условий?

− Нет, − потупил взгляд Зореслав. – Мне пришлось пообещать им выкуп…

− И много?

− На ваше усмотрение. Лесные братья считают, что вы сами лучше определите цену собственным жизням…

− Час от часу не легче, − возмутился Манила. – Совсем обнаглели. А если мы оклемаемся чуток, да нападем на них всеми силами? Ведь благодаря тебе, теперь мы сможем собрать их всех в одном месте и уничтожить. А?

Зореслав, и одновременно с ним – Еремей, отрицательно покрутили головами.

− Ну, да… ну, да… это ж не благородно, − ухмыльнулся секретарь. – Истинным воинам подлость не по вкусу, даже, если она применима к врагу. Хуже того – разбойникам. А о таком тактическом приеме, как военная хитрость, вам не приходилось слыхивать? Госпожа, − обратился секретарь к виконтессе. – Вы сами то, что по этому поводу думаете?

− Я думаю, мы заплатим, − медленно произнесла Галена. – Отец всегда требовал соблюдения законов и обычаев. Он тоже считал, что слово, данное даже неприятелю, все равно надлежит держать. Ибо это твое слово. Обманешь врага, а в следующий раз тебе не поверит и друг. Тем более, что нам предоставили возможность самим определить сумму выкупа.

− И во сколько же мы оценим собственные головы? – не скрывая своего неудовольствия, поинтересовался Манила. Секретарь за долгие годы услужения старому графу, поневоле перенял и манеру мышления своего хозяина. А тот – всегда был прижимист.

− Исходя из того, что, вряд ли виконт Северен планировал дать разграбить собственное наследство, обычный наемник получает три золотых в месяц, и еще столько же – по окончании дела, − стал подсчитывать вслух сотник Еремей. – И учитывая их добрую волю… Ведь осаду можно было продлить еще на несколько дней и взять наш пьяный замок голыми руками… Думаю, что по десять золотых будет справедливой ценой…

− Я согласна с сотником, − остановила, сделавшего попытку возмутится секретаря, Галена. – Осталось узнать, сколько разбойников в отряде?

− Не думаю, что нынешний атаман Сов захочет назвать нам точное число своих воинов, − ухмыльнулся секретарь.

− Ну, это пустое лесное братство никогда не насчитывало больше сотни мужчин, − отмахнулся Еремей, − поэтому тысячи золотых хватит за глаза. Верно, десятник?

− Наверно, − пожал плечами Зореслав. – Вам виднее. Могу лишь прибавить, что лесные братья ничего не знали, об отравлении источника, поэтому согласны на меньшую сумму выкупа. Думаю, хватит и половины названной суммы, плюс пару сотен серебром.

− Благородные разбойники, подлые дворяне, − куда мир катиться? – пробурчал себе под нос Манила, уже мысленно отсчитав из казны и простившись со всей тысячей, и по этому, не в силах спрятать довольную улыбку. – Идти, готовить выкуп, госпожа?

− Да, − кивнула виконтесса. – Тебя, сотник, я тоже более не задерживаю. Уверена, что после всеобщей недельной попойки, у тебя в замке – дел невпроворот… О должном погребении отца и его убийцы завтра поразмыслим. Сегодня – не хочу омрачать себе радость победы и освобождения.

− Вы совершенно правы, госпожа! – вскочил тот и почтительно поклонившись, поторопился вон, следом за секретарем.

Галена провела их взглядом, а потом пересела за стол, напротив Зореслава. Немного помолчала, и спросила:

− Уходишь?

Хоть вопрос был поставлен не совсем внятно, юноша понял, что именно девушка имела ввиду.

− Да, госпожа… Я и так у вас задержался слишком долго…

− Брось, Зорей, какая я тебе госпожа… − отмахнулась та. – Не сомневаюсь, что твое происхождении никак не ниже моего… − и прибавила чуть погодя. – Расскажи о себе, если можешь?

− Хорошо, − легко согласился княжич. – При условии, что и ты ответишь правду на мои вопросы.

Виконтесса лукаво улыбнулась.

− Ну, тайны, это удел мужчин… Мне скрывать нечего… Отвечу.

− Тогда, слушай… Там, на западе, за Бешеной Грядой не болота и пущи, как считают ваши ученые мужи, а моя родина…

 

* * *

 

За окнами вечерело, таинственный сумрак окончательно заполнил залу, но никто из слуг не посмел потревожить увлеченных беседой молодых людей. И только когда Зореслав закончил свой рассказ, а Галена вздохнув с сожалением, что завершилась такая увлекательная история, стала задумчиво прохаживаться комнатой, слуги тихонько разожгли свечи и накрыли стол для ужина.

− Кто распорядился? – удивилась виконтесса.

− Господин секретарь, − ответила старшая горничная, кланяясь и закрывая за собой двери.

− Молодец, Манила, не зря отец его считал незаменимым, − с оттенком грусти промолвила Галена. – Обо всем подумать успевает. Я и в самом деле здорово проголодалась. А ты?

− Как волк, − подтвердил Зореслав, наполняя оба кубка ароматным... соком и подавая один виконтессе. – Тем более что теперь твоя очередь рассказывать. А я смогу тем временем подкрепиться. Хоть это и не совсем вежливо…

− И какие же тайны ты хочешь у меня выведать? – улыбнулась чуть игриво молодая девушка.

− Ну, как ты, наверное, догадалась из моего рассказа, одной из главных загадок для пятиземцев стали драконы, о которых нам почти ничего неизвестно. Ни – откуда они появились, ни – зачем? И вообще, что с ними делать: дружить или уничтожать? Поэтому, как только я узнал, что по преданию, графство Сван охраняет дракон, я не мог не заинтересоваться этой дивной историей… Возможно, узнав больше о вашем драконе, мне удастся понять, гм… и наших чудищ?

− Хорошо, − покладисто кивнула виконтесса. – Я расскажу тебе, все что знаю. А если этого окажется недостаточно, то – позовем Манилу. Уж ему-то все доподлинно известно…

− Все не надо… − поспешно перебил ее Зореслав, чувствуя, что усталость вновь берет над ним верх. – Семейное предание графства я знаю. Поэтому, оставим прошлое в покое и остановимся на дне нынешнем, если ты не возражаешь, конечно…

Виконтесса возражать не стала, только уточнила:

− Что именно тебя интересует?

− Как призвать дракона?.. И как с этим чудищем общаться, если оно и в самом деле объявиться?

− Для того чтоб вызвать дракона, − стала обстоятельно объяснять Галена, − сначала необходимо собрать в одних руках все три части свитка призыва, а потом соединить его воедино при помощи волшебного Ключа. Кстати, а где он? Ведь именно его вы везли Конвенту. Ключ и одну часть свитка.

Тут Зореслав потупился, но ответил почти честно:

− У разбойников остался. В залог получения выкупа.

− Глупцы, − усмехнулась виконтесса. – Разве ж с волшебными вещами так поступают…

Девушка поднялась из-за стола, подошла к окну, выходящему на ту сторону, где должны были прятаться лесные братья, открыла его, протянула руки и что-то тихо забормотала.

Не успел Зореслав даже прожевать и проглотить кусок мяса, как она уже возвращалась обратно, демонстрируя ему на одной ладони какой-то, источающий тусклый свет, небольшой, с голубиное яйцо, шар, а на другой – скрученный в трубочку и перевязанный красной тесьмой пергамент.

− Вот и все… − произнесла немного рисуясь. – Магия этих вещей такова, что они подчиняются только тому человеку, который имеет законное право владеть Ключом. И больше никому! Вор, ни при каких обстоятельствах, не сумеет воспользоваться свитком призыва. Более того, я почему-то уверена, что даже, если бы тот каким-то образом сумел обойти защиту и все-таки вызвать дракона, то вряд ли обрадовался бы этому…

− Сурово, − одобрил Зореслав. – Но, это означает, что ты вот таким же образом можешь заполучить и все остальные части пергамента?

− Нет, − отрицательно покачала головой виконтесса. – Обе недостающие части хранятся в специальных шкатулках, и пока нынешний владелец их не откроет, они мне не доступны.

− А если шкатулки будут открыты или уничтожены?

− Тогда, да… − Галена внимательно взглянула на Зореслава. – Ты это к чему ведешь, благородный князь? Собираешься их похитить? Или напасть с Совами на их замки?

− Нет, − серьезно ответил тот. – Если удастся договориться с твоими братьями полюбовно…

− Я напишу им, − кивнула девушка. – Братья Конвент и Валенса не столь спесивы и жадны, как покойный Северен. Если им все как следует объяснить, наверняка согласятся. Тем более, что это должно быть впечатляющее зрелище.

− Почему ты это делаешь? – не смог удержаться от вопроса Зореслав.

− Ну, − Галена улыбнулась, − во-первых, обычное женское любопытство… Мне и самой интересно будет на дракона поглядеть. А во-вторых… − виконтесса сделала небольшую паузу. – Княжич Зореслав, ведь только благодаря тебе замок Лебедя остался не разграбленным, а убийца моего отца – наказанным. Любому другому я предложила бы деньги, земли, должность, но для чужеземного княжича – все это слишком мелко. Будь ты постарше… − Галена помолчала, давая возможность юноше, самому додумать невысказанное предложение и продолжила. – А это такая безделица, но вдруг, да пригодится? И ты сможешь узнать что-то важное.

− Благодарю…

− Не спеши. Я еще ничего не сделала. Сейчас, напишу и разошлю с гонцами письма братьям. Думаю, ровно через сутки, можно будет повторить попытку. А ты, иди – отдыхай. И еще раз – спасибо, Зорей. От себя, от матушки и от всех остальных обитателей замка Сван…

− Не уверен, что от всех… − вдруг озорно улыбнулся юноша. – Подумай о том, к скольким людям сейчас пришло похмелье, и сколько из них были бы не против продолжить этот бесплатный банкет…

 

* * *

 

Сотник, похоже, даже не отходил от дверей, а ждал Зореслава прямо у порога. Поскольку тот лишь шагнул в коридор, а Еремей – тут как тут. Стоит, улыбается.

− Я уж думал, вы прям в зале и заночуете, − подмигнул чуть скабрезно сотник. – Хоть там совершенно никакой мебели, но разве молодым этакая мелочь – помеха? Хо-хо… А там и свадебку отгуляли б, как только народ от пьяной осады окончательно протрезвеет…

Зореслав удивленно взглянул на слишком говорливого и непривычно небрежного в речах старого воина, но потом вспомнил, что в таком состоянии сейчас каждый житель замка, и лишь улыбнулся:

− Брось, какая свадьба… Она же старая…

− Какая? – даже споткнулся на ровном месте Еремей. – Галена?.. Ага, ну да, ну да… − Потом немного помолчал, собираясь с мыслями и спросил. − Так сколько же ты все-таки себе лет прибавил, воин? А?

− Два, − не стал упираться Зореслав, понимая, что раскрыт, хотя и не сообразил – почему.

− Угу, тогда, вопросов нет… Пойдем, что ли выпьем, гер-рой? – спросил по привычке и видя как прямо на глазах зеленеет юноша, поспешил поправиться. – Соку яблочного… − и потащил своего десятника к каменной лестнице.

У самых графских палат не было вообще никаких питейных заведений, только двумя уровнями ниже. − Прямо беда, с этими детьми. Что дальше-то делать намерен, Зорей? Поделись со стариком, авось подскажу что? В замке останешься, аль с Совами промышлять начнешь?

− В замке? – переспросил юноша. − Не-е, в замке точно не останусь. Пора мне дальше двигаться. Итак, засиделся…

− Неужели, Галена не предлагала? – недоверчиво произнес Еремей, с плохо скрываемым облегчением.

− Может, сперва и было у нее, что такое на уме… − не стал скрывать Зореслав. – Но, после того, как мы с ней откровенно поговорили – виконтесса передумала. Господин сотник, − остановился он прямо перед открытыми дверями «Озорная лоза». – Может, отложим празднование до завтра? Право слово, спать хочу, сил нет…

− Успеешь отоспаться, − не стал слушать его резонов сотник. – Значит к Совам… Что ж, не самая плохая компания в здешних краях. Послушай моего совета, десятник… – начал было Еремей, но наткнувшись на спину Зореслава, недовольно прикрикнул. – Да, что ты в дверях застрял, словно дурная корова перед свежеокрашенными воротами? Заходи, не канителься.

Зореславу не оставалось ничего другого, как войти внутрь трактира. Тем более что совет сотника он и в самом деле хотел послушать. До сих пор Еремей еще ни разу не подсказал ему ничего плохого.

И хоть вместо обещанного сока в кружке оказалось какое-то пенистое, будто квас, вино – ничто в юноше от такой замены не возмутилось, а напротив – буквально после нескольких глотков, в голове значительно прояснилось, а все мышцы налились новой силой.

− Ну, как? – довольно поинтересовался сотник, видя какое благодатное действие возымел на юношу пузырящийся напиток.

− Великолепно, − в полном восторге ответил Зореслав. – Никогда не пробовал ничего подобного…

− Это храмовый ключник, брат Астан, несколько лет тому, по ошибке вместо кваса, разлил по бочонкам молодое вино. Потом о нем, о вине, забыли. А когда откупорили, получился этот напиток… Прозванный «Шалуньей», за то, что вызывает в женщине исключительно озорное веселье. А для нас – самое лучшее средство, после длительного возлияния – чтоб чуток взбодриться. Но, только ты не налегай особо, он вроде легкий, а коварный… Следует принципу: «ты пей-веселись, а я тебя потом догоню…». После третьей кружки еще никому не удалось уйти домой на своих двоих.

Зореслав, который успел к этому времени уже одну порцию осушить, сделал совсем маленький глоточек и с сожалением отодвинул от себя вторую кружку, щедро наполненную, шипящим от лопающихся пузырьков, напитком.

− Так, что господин сотник, хотел мне посоветовать? – напомнил Зореслав.

− Брось, Зорей, какой к пьяной матери, господин? Ты больше не мой подчиненный, а значит, говори мне просто – Еремей.

− Хорошо, Еремей, − не стал перечить юноша. – А все же: какой совет?

− Простой и надежный. Не уходи сам, возьми с собой хоть несколько хлопцев. Есть же среди стражников парочка вояк, с которыми ты успел подружиться?

− Не знаю, − пожал растерянно плечами тот. – Я как-то не задумывался над этим. Некогда было.

− А зря… Должен кто-то быть настороже, когда ты устанешь и спать уляжешься? Спину в бою прикрыть? Совы, напраслину возводить не буду, свое слово держат. Да только в этой жизни часто так случается, что тот, кто слово дал, может и обратно его забрать… Нельзя одному. Я б и сам с тобой пошел, засиделся в замке, да только от меня теперь уже стоящей помощи разве что умным словом, сказанным в уютном трактире, можно добиться.

− Спасибо, что надоумил, Еремей. Надо будет и в самом деле перемолвиться с Киселем и Хмуром… И с Гленом, наверное… Хоть он и не молод уже, а как-то у нас с самого начала заладилось.

− Перемолвись, − кивнул сотник. − Надеюсь, ты не с самого утра в дорогу собираешься?

− Нет, пару дней еще погожу. Отдохнуть надо, да и Галена обещала мне еще в одном деле помочь. А там надобно ждать, пока она своих братьев известит.

− Вот и славно, − улыбнулся сотник. – Тогда, давай выпьем, за исполнение надежд и желаний… − и, подождав, пока Зореслав отхлебнет изрядную порцию, прибавил. – Ты сегодня в казарму можешь не ходить. Тут заночуй… Уверен – тебе понравиться, − и не давая юноше опомниться, вновь поднял кружку. – Давай, Зореслав, выпьем за то, чтоб нам в этой жизни довелось еще встретиться… А то, кто знает – завертится завтра какая-то очередная кутерьма и не найдется у нас с тобой больше времени, до твоего отъезда, в трактир заглянуть. Люб ты мне стал, как сын, совсем прощаться не хочется, да судьбе нет дела до людских желаний. Твое здоровье! – и не отрывался от своей кружки до тех пор, пока не осушил ее до дна.

− Не помешаю, братья?

Зореслав повернул голову и увидел стоящего рядом с их столом брата Козелиуса.

− Поелику, звук издаваемый соединяющимися кружками хоть и не может быть милее колокольного звона, а все ж, страждущему общества себе подобных, человеку трудно пройти мимо этой мелодии.

− Присаживайся, брат Козелиус, − приглашая, повел рукой сотник. – О том, что из храма бесов изгоняют, слыхивал. А вот, чтоб священника – из таверны… Как-то не доводилось.

− Благодарю вас, братья, − тучно пропыхтел тот, подбирая рясу и тяжело перелезая через лавку, одновременно вцепляясь свободной рукой за, поставленную перед ним прислужницей, полную кружку. – Не жажда чревоугодия привела меня под эту крышу, а только недостаточность душевного общения.

− Да, − хмуро согласился Зореслав. – Здесь уютно и хмель располагает к откровению… Иной раз такое брякнешь, о чем и под пытками смолчал бы.

− Ну, мы люди простые, и скрывать нам нечего, − поспешил сгладить слова парня сотник.

− Тем более что от всевидящего ока Творца нашего все равно ничего не укроется, − назидательно поднял палец брат Козелиус. – И пытаться нечего… Кстати, хотел спросить тебя, десятник: отчего ты за все время, что в замке, в храм только раз зашел, да и то ненадолго?

− Дел невпроворот… − отмахнулся Зореслав. – Кроме того, ты и сам говоришь: Создатель всеведущ. А значит – зрит меня не только в храме, но и в каждом ином месте.

− Надменны и дерзки слова твои, и нет в них надлежащего смирения перед силами высшими, десятник…

− Я воин, брат Козелиус, − слегка раздраженно ответил юноша. – И смирение не входит в перечень качеств, которыми должен обладать ратник. Кроме того, запах трав, которые вы воскуряете во время богослужения, мне слишком сильно напоминают…

− Я вот о чем думаю, други! – воскликнул Еремей. – Может, попросить хозяйку запечь нам гуся или утку? А то после утоленной жажды, у меня что-то аппетит разыгрался.

Брат Козелиус пожевал губами, с видимым усилием преодолевая соблазн, потом вздохнул и решительно помотал головой.

− Нельзя… пост. И так, из-за облоги замка, нагрешили изрядно. Кружку пива Творец простит, а невоздержанность в пище… − он еще раз вздохнул и полез из-за стола. – И вам не советую. Хоть отец Третях разрешил ратникам скоромное, но воздержание всегда угодно.

С этими словами опорожнил свою кружку и важно поплыл к выходу, с гримасой сожаления жадно втягивая ноздрями ароматы жаркого.

− С ума ты сошел, десятник, или все еще не протрезвел? – набросился на юношу Еремей, как только коричневая ряса исчезла за дверьми. – Какой еще Создатель? Неужто так сложно запомнить – Творец. Творец! Хочешь, чтоб тебя в вероотступники зачислили и в холодную бросили? У святош это мигом! И пикнуть не успеешь… А что касаемо воскурений… Да, прав ты, прав! Как отец Третях у нас объявился, так народ теперь без богослужений уже и обойтись не может. Только колокол услышат, так и валят в храм. А оттуда все выходят смиренные и благостные… как овцы.

− И что? – удивился Зореслав.

− А ничего… Старый граф одобрил. Ему ведь спокойствие в замке и городе важней всего в последние годы стало… Вот так-то. Поэтому, помалкивай, да по сторонам поглядывай. Графа больше нет. Поглядим, что Галена скажет. Ей эти воскурения конопляные тоже не очень нравились. Вот тогда черед стражи и настанет… А пока, пей «озорницу», жуй мясо и веселись… Решил задержаться – задержись и не нарывайся на лишние неприятности. Одним словом: делай как я. Глядишь, еще и понравиться. Не зря говориться – всему свое время.

Осознающего всю глупость собственной несдержанности, Зореславу ничего не оставалось, как последовать примеру Еремея… А после неожиданно приятно затянувшейся трапезы, его ждала уютная комната, мягкая, чистая постель, пахнущая свежескошенной травой, ландышами и сиренью. Полутьма, чье-то тихое и ласковое воркование, нежные объятия, поцелуи, ласки. И тертый жизнью сотник вновь оказался прав: это юноше понравилось больше, нежели горячечные сны о Карине, и он остался в «Озорной лозе» до утра.

 

Глава 29

 

Вышемир полусидел-полулежал на диване в кабинете Ксандора, и обалдело водил взглядом по сторонам. И хоть в голове у него еще немного туманилось, а в теле ощущалось легкое недомогание, в целом он чувствовал себя гораздо лучше, чем перед сеансом медитации. Увереннее, что ли? Даже – могущественнее. Как студиозус, что неожиданно для самого себя сумел выдержать сложный экзамен! Вроде ничего не изменилось, количество знаний не увеличилось, но чувствуешь себя почему-то значительно умнее и – опытнее. А если трактовать понятие мудрости, как «умение применять собственный опыт, дабы с его учетом оптимально выбрать жизненно важную цель и способ ее достижения», то – и мудрее. Потому, что как только, Вышемир окончательно пришел в себя, он неожиданно понял, что пора созревания и обучения закончилась, а на смену ей пришло время определяться с собственными желаниями и приступать к их осуществлению. Потому что если своими руками не возьмешь сладкий пирожок с полки, сам он к тебе в рот навряд ли запрыгнет. Столь детское сравнение возникшее в уме для оценки собственного душевного состояния, вызвало мимолетную улыбку на губах Вышемира. Над этим тоже предстояло еще поработать. Хотя – по существу, подмечено верно.

Зато Ксандор выглядел так, словно его только что привели из камеры допросов, где мастера заплечных дел трудились над ним не менее суток. О таких лицах в народе говорят: «краше в гроб кладут». И без того уродливая физиономия прорицателя перекосилась еще больше, а веко на единственном глазу так дергалось, что, казалось, он непрерывно кому-то подмигивает.

– Следовательно, предсказанный мною чужестранец объявился? – переспросил он хриплым голосом.

Вышемир, разыгрывая роль изнеможенного гаданием, ограничился лишь утвердительным кивком.

– Какой он из себя?

– Собственно, ничего особенного. Ростом будет чуть пониже меня, но мощного телосложения. Волосы темно-русые, коротко острижены. Глаза зеленые. Не юноша, но и не зрелый муж. Где-то моего возраста. Слегка туповат и медлителен. По манере держаться, видно, что опытный и решительный воин. Но, главное не это. Его лицо точь-в-точь, как изображение на монете. Или как на портрете Белослава с сыном, в княжеской галерее. Изумительное фамильное сходство. И хотел бы, да не ошибешься. Моя матушка тоже сразу это заприметила.

– Высокий! Сильный! Красивый! – каждое слово вырывалось у Ксандора, как предсмертный вскрик. – И Весняна выйдет за него замуж! И я – умру! Невзирая на всю мою мудрость и проницательность. Несмотря на то, что умею заглядывать в будущее и предсказывать его. Знать все наперед и быть бессильным что-либо предотвратить! Как можно такое стерпеть?! Нет, я все же его, я его... Убью!!! Вот!

При последних словах Вышемир с интересом вздернул брови и испытующе глянул на мудреца.

– На поединок его вызовешь, Ксандор?

– Не заходи слишком далеко, Ищущий истину! – окрысился тот. – Я еще не полностью обезумел. Но чужестранца, с лицом Олешка, обязательно нужно убить. Пока мое предсказание не начало исполняться дальше. И этим займешься ты!

Вышемир, передернул плечами и выразительно продемонстрировал свои хилые руки.

– Прошу заметить, сударь, что меня в Оплоте тоже не научили владеть копьем или мечем.

– Кто говорит об оружии? – ухмыльнулся, понемногу приходящий в себя Ксандор. – У хорошего охотника на каждого зверя свой способ.

– Предлагаешь воспользоваться Силой? – Вышемир слегка постучал кулаком себя по лбу. – Тогда ты еще безумнее, чем коты в месяц Березослез. Ведь нас с тобой за нарушение закона, самое меньшее разорвут конями. И в этом случае, даже моя матушка не заступится за родного сына.

– Ну, ну, – с некоторой обидой проворчал мудрец. – Ты, говори, да не заговаривайся! Когда тебя только в послушники принимали, я уже Хранителем истины был! Конечно, никто из нас чужестранца и пальцем не тронет. Но, чья вина, если с ним случится какая-то неприятность?

– Гм, – протянул задумчиво Вышемир. – Уже убедительнее. А кто именно и какую неприятность организует?

– Вот то-то и оно. Не беспокойся, все обставим так, что комар носа не подточит. Я дам тебе деньги и хороший, медленный яд, а исполнителя сам сыщешь.

– Это меняет дело. Имея достаточно денег, всегда можно найти желающего подать больному лекарство от головной боли. Хоть бы и с похмелья.

– Но, займешься этим сразу же!

Вышемир еще раз внимательно посмотрел в глаза княжескому предсказателю и грубо молвил:

– Ксандор, я могу порадовать тебя и приятными известиями, но при условии, что и ты перестанешь юлить, а наконец-то скажешь мне всю правду?

– А с чего ты, вдруг решил, будто я что-то утаиваю, а?

– Так не договоримся… – развел руками Вышемир и закрыл глаза.

– Ладно, ладно, – пошел на попятную провидец. – Спрашивай, о чем хочешь. Обещаю – отвечу искренне.

– Хорошо, – Вышемир уселся удобнее. – Тогда скажи: чего именно ты боишься?

– Я?! – даже подскочил от неожиданности уродливый человечек.

– Да, и предупреждаю: больше не пытайся хитрить. Я должен знать: чем судьба этого чужеземца угрожает лично тебе? И не говори, что переживаешь за княжество. Не верю я, что у тебя нет запасного варианта, как заполучить княжеский венец. Даю голову отрубить, что какой-то заговор в столице уже зреет. Прости, но с твоей внешностью ставить все надежды на брак с моей строптивой сестренкой, было бы недостойным твоего же ума, мудрец. Следовательно, именно чужестранец угрожает твоей жизни, да? Ну, попробуй, разубеди меня.

Даже непривычная фамильярность в обращении не так поразила Ксандора, как уверенный голос юноши. Он хотел было возмутиться, но встретив неожиданно властный взгляд Ищущего истину, не нашел в себе сил противиться.

– Ты угадал, Вышемир, – ответил тихо. – Не зря я всегда считал тебя самым способным своим учеником. Однажды я решил проверить предсказание Могуты. Не то, чтоб я засомневался в умении Учителя, но что-то в его откровениях не давало мне покоя. Монета-то, вот она! И проведенное мною гадание с помощью пыльцы черной сирени показало, что в этом году в наши земли должен прийти чужестранец, после появления которого, все изменится. Все! Исчезнет даже сама вера в приход Искупителя! Ты понимаешь, что это значит? Войны не избежать!

− Мастер знает о посетившим тебя откровении? – голос Вышемира посуровел. – Или хотя бы кто-то из наставников?

− Нет, − на астролога было жалко смотреть. – Я не посмел…

– Ксандор, но ты же не хуже меня знаешь, что предсказание можно повернуть по-разному. Плати! И плати хорошо, тогда в следующую нашу встречу разговор пойдет о чем-то более приятном. Например – о внезапной кончине чужеземца.

– Ты что-то придумал, ищущий? – в глазах Ксандора появилось оживление. – И ты обещал хорошую новость в замен за мою откровенность.

– Да, я уже предпринял кое-какие шаги, чтоб никто не смог помешать вашей с сестрицей свадьбе. Чужеземец должен пройти Испытание воли Создателя.

– Ты и в самом деле провернул это?! – вскричал радостно Ксандор.

– Да, – кивнул головой Вышемир. – Но случай, штука ненадежная, не стоит слишком уповать на везение. Всяко может обернуться – я ведь упоминал: Олег производит впечатление опытного воина. А такого убить непросто. Поэтому, предупреждаю сразу, если он сумеет вывернуться из расставленной ловушки, то во второй раз мне понадобятся деньги. Много денег.

Ксандор понимающе кивнул и направился в соседнюю комнату, которая правила ему за спальню.

– Все имеет свою цену, – бормотал при этом себе под нос. – Еда, кров, дружба, любовь. Чего ж удивляться, что и за жизнь требуют денег? Вот кому она больше других нужна, тому и платить. А за свою, или за чужую – какая, в сущности, разница?

Он вошел в комнату, стены которой были полностью оббиты зеленым аксамитом. А вся мебель состояла из узкого ложа, покрытого таким же бархатным покрывалом, и высокого дубового секретера, с множеством ящичков. Причем, каждый закрывался на замочек и выдвигался в строго определенном порядке. И не зная очередности, не удастся отворить ни одного, даже имея ключи. Разве что – топором…

Ксандор открыл центральный, выдвинул его. Потом крайний верхний справа, потом слева от центрального, и, наконец – самый нижний слева. Из него вынул два тугих кошеля, набитых золотыми дукатами и небольшую сафьяновую коробочку. Его недаром титуловали мудрецом. Эту ситуацию он предусмотрел давно и сумел соответствующим образом подготовиться.

– Вот деньги, – протянул один из мешочков Вышемиру. – Думаю, ты сумеешь распорядиться ими надлежащим образом, главное, чтобы хоть одна капля из флакончика, что в коробочке попала в пищу или питье чужеземца. Лучше – две. А этот кошель тебе на непредвиденные расходы. Я знаю, что у Зеленых Вепрей достаточно и собственного золота, но убедился на личном опыте, что оно никогда не бывает лишним. И еще одно, я зрел чужестранца в княжеском дворце, рядом со Звениславой! В покоях Великой княгини! А меня не было нигде. Как и тебя, кстати! – слукавил он в последний момент, для надежности. – Хотя медиум искал нас долго, пока не умер. Поэтому, помни, Ищущий истину, в твоих руках сейчас не только моя жизнь, но и твоя.

– Я понял тебя, мудрец, – ответил Вышемир спокойно, пряча оба кошеля за широкий пояс. – Можешь считать, что чужестранца уже нет, даже если Создатель разрешил пройти ему первое испытание. А теперь, посвяти меня в свой запасной вариант. Не хотелось бы навредить тебе из-за глупого незнания.

– Зачем? – насторожился Ксандор.

– Ну, к примеру, что ты станешь делать, если я случайно устраню вместе с чужеземцем и Весняну?

− Использую Беляну, − коротко ответил тот.

− Объяснись, − слегка опешил, не ожидавший от мудреца подобной смертоносной откровенности, Ищущий истину.

− Ты же и сам знаешь, как еще можно использовать пыльцу, кроме гадания, − Ксандор неопределенно хмыкнул. – Принцип тот же, что и при введении в транс. Только установка дается другая. И смертельный враг становится другом, а любимый человек – ненавистным.

В это мгновение тяжелая портьера возле входных дверей легко качнулась, хотя сквозняка в комнате не было.

Ксандор краем глаза заметил это движение и подал знак Вышемиру. Тот вопросительно поднял брови, но с места не сдвинулся, предоставив действовать прорицателю.

– Ты только вообрази себе, – продолжал говорить тот, беря в руку шкатулку с пыльцой черной сирени и неспешно приближаясь к портьере, – женившись на Беляне, я стану князем-воеводой, или – при ней князем-регентом. Интересно, как люди меня будут величать? По-видимому – Ксандор Ужасный?

Он остановился у портьеры и уже приготовил в руке щепотку порошка, когда тяжелая материя вдруг отклонилась сама, а перед астрологом появился, саркастически улыбаясь, сотник Жирослав.

– Тебя могли бы называть Ксандором Кривобоким, гнида! Но, к сожалению, не будет кого! Потому что ты еще сегодня окажешься в темнице, а до конца недели потеряешь свою хитроумную уродливую голову!

Он решительно шагнул вперед, отпихивая мудреца кирасой.

– Хорошо, что я догадался задержаться немного и послушать, с какой вестью так спешил к тебе Ищущий истину. Причем настолько, что не пожалел полный кошелек золота.

Услышав это, Вышемир лишь глазами мигнул. Вот тебе и урок на будущее! Ну, что за люди? Мало даешь – скупердяем обзывают, а заплатишь по-человечески, тут же начинают доискиваться скрытых причин проявленной щедрости.

– А оно вон что выходит! – продолжал между тем сотник. – Заговор против Великой княгини! Простите, хранители, но я буду вынужден вас задержать. Эй, кто там?! Сдвоенный караул к апартаментам астролога!

В то же мгновение Ксандор взмахнул рукой, и тучка пыльцы укутала лицо Жирослава.

Сотник отшатнулся, ухватился рукой за горло, но так и замер с открытым ртом. А Ксандор подождал немного, и щелкнул пальцами перед носом у неподвижного командира гвардейцев.

– Слышишь меня, Жирослав?

– Да!

– Ты еще помнишь, о чем мы тут с Ищущим истину говорили?

Сотник на мгновение задумался.

– Нет.

– Странно. А мы обсуждали, как заслать к Серым братьям шпиона. Для того чтобы он выведал их планы и время нападения на княжество. А кроме прочего – попытался отравить Магистра. Да?

– Да.

– Ты хорошо помнишь?

– Хорошо.

– Может, ты заодно вспомнишь, кого мы считаем достойным выполнить эту крайне важную и рискованную миссию?

Витязь некоторое время честно пытался это сделать, но только бессильно опустил плечи.

– К сожалению, я этого не помню.

– Жаль, милостивый сударь. Потому, что речь шла о тебе.

– Обо мне? – если сотник гвардейцев и удивился, то не очень.

– Именно, – Ксандор широко улыбался, от чего его уродливое лицо превратилось в что-то настолько ужасное, что и словами не передать. Глядя на него, сказочный василиск удавился бы от зависти. – Ведь такое важное дело не поручишь какой-либо деревенщине. Здесь нужен человек верный, сообразительный, бесстрашный. Готовый пожертвовать собой ради княгини и княжества. Ты согласен со мной?

– Без сомнения, мудрец.

– Вот именно поэтому мы и подумали о тебе.

– Благодарю, – поклонился обоим задурманенный витязь. – Если княгиня поручит мне эту миссию, я выполню ее с честью.

– Мы рады, что не ошиблись, – Ксандор подмигнул Вышемиру. – А еще о чем говорилось в этой комнате?

– К величайшему сожалению, я больше ничего не слышал...

– Тогда зачем вызвал караул?

Сотник продолжал стоять неподвижно, словно каменное изваяние, и ни одной мысли, ни одно чувство не вырисовывалось на его желтом, словно воск, лице.

– Я не помню...

– Ты позвал их, чтобы отдать приказ, чтобы на завтрашнее утро приготовили лучшего коня для Ищущего истину. Он спешит в государственных делах.

– Верно, – согласился Жирослав. Тело его уже начинало оживать, а во взгляде появились признаки разума. – Я это точно помню!

В это время по коридору забухали тяжелые шаги гвардейцев.

– Кто звал караул?! – воскликнул дежурный десятник.

– Иди, – приказал Ксандор, – это твои люди подоспели.

– Слушаюсь, – ответил сотник, слегка обалдело, потом коротко поклонился мудрецу и вышел. А еще через мгновение на галерее зазвучал его громкий голос, отдавая приказ подготовить на утро самого прыткого скакуна Ищущему истину.

Ксандор пренебрежительно улыбнулся и тяжело опустился на диван.

– Ты никогда не рассказывал мне об этом свойстве пыльцы, – вымолвил изумленно Вышемир.

– И что с того? В мире есть много тайн неизвестных ни тебе, ни мне. Но сегодня для тебя их стало на одну меньше. А ты – будь чуточку наблюдательнее, мог бы и сам обо всем догадаться. Меня-то никто не учил.

– И что, он никогда не вспомнит правду?

– Никогда, это слишком долго, – скривился Ксандор. – Увы, мне не приходилось проверять действие пыльцы столь точно. Но, смысл внушения был в том, что завтра же он испросит разрешения, отправится в разведку на острова. Где и погибнет.

– Особенно, если один из его оруженосцев тоже любит золото?

– Платить за то, что произойдет бесплатно, верх цинизма, – хмыкнул Ксандор. – Нет, просто я знаю натуру доблестного витязя и ни на мгновение не сомневаюсь, что за Проливом у него сразу найдется множество причин подраться. Униженных и оскорбленных, по наших мерках там множество. И его сразу вычислят. Ну, а что Серые братья делают с чужаком, думаю объяснять не надо?

Вышемир улыбнулся.

– Они будут несказанно рады такому подарку. После Армагеддона и Моровицы чужеземцев, могущих исполнить роль Искупителя, прибывает на острова гораздо меньше, чем того требует вера... – хмыкнул Ищущий истину. – Как жаль, мудрец, что вынужден покинуть тебя! Один лишь день рядом, а сколько новых знаний. Кстати, раз мои умения немного расширились, то не подаришь ли ты мне чуток пыльцы, для углубления знаний? В жизни всякое может случиться.

– Почему нет? – передернул плечами Ксандор, от чего вся его неуклюжая фигура перекосилась еще больше. – Похоже, ты и в самом деле шагнул на следующую ступеньку познания. Наверно, мне стоит замолвить словечко в Оплоте. Хламида Ищущего истину уже тесновата для тебя, Вышемир. Попрактикуйся. Может, сразу и не достигнешь нужного эффекта, но насладиться небольшим могуществом сможешь наверняка. Думаю, найдешь на ком или подсказать? Хотя, о чем это я? Наверняка рядом с тобой вертится какая-то красотка, прикидываясь недотрогой – набивая цену своим прелестям? Угадал? Да ты не тушуйся, каждый мужчина проходит через это испытание и как раз, примерно в твоем возрасте. Хочу лишь предостеречь, что пыльца сирени не столь безопасна, как кажется на первый взгляд. Потому что пока ты подчиняешь себе чужую волю и сознание, она – уничтожает частичку твоей – собственной души. И обязательно наступит время, когда ты окончательно изменишься, и никогда больше не будешь прежним. Почаще вспоминай мое обличие и не забывай об этом!

Бубня скороговоркой свое последнее наставление, прорицатель осторожно отсыпал в маленькую коробочку с пол ложечки чудесного зелья. Потом подошел к молодому хранителю, протянул ему подарок и поощрительно пожал предплечье, для покровительственного хлопка по плечу низкорослому Ксандору пришлось бы встать на стул.

– Ты… ты, хочешь сказать… – непроизвольно отшатнулся Вышемир, – что все это урод… изменение в тебе следствие использования пыльцы?

– Ну, что ты, – ухмыльнулся Ксандор. – Нет, конечно. Я таким уродился. А тебе о своей внешности к слову сказал. Просто, гм… яркий пример привел, чтоб ты о негативном свойстве пыльцы не забывал… Вообще, я о другом хотел Вышемир. Знай, как только покончим с проблемами и прочими делами, а княжеский венец очутится на моей голове, я отменю майорат по женской линии и назначу тебя своим наследником. А про себя подумал:

«Как только стану князем, ты умрешь. Потому что слишком хитрый и умный. Я не буду рисковать своей жизнью, постоянно чувствуя за плечами твое сопение, и зная твою жажду власти, мой юный и подлый дружок».

– Благодарю, учитель, – поблагодарил его совершенно искренне Вышемир и двинулся к дверям. – Обещаю не злоупотреблять.

– А, может, останешься отобедать со мной?

– От души благодарю за заманчивое предложение, но трое суток непрерывной скачки и медитация совершенно вымотали меня. Предпочитаю отдельную комнату, бадейку теплой воды, кувшин вина, один каравай и ломоть сыра. Если твоя милость, соизволит распорядиться? Чуть отдохну, и в путь. От чужестранца нужно избавиться как можно скорее, пока о нем не проведали в Оплоте. Под надзором Остромысла сделать подобное будет гораздо… дороже. А лишь после его устранения можно быть спокойными и за венец Пятиземия, и за наследство Вепрей. Верю, что проведя время с тобой за одним обеденным столом, я получил бы и удовольствие, и еще много мудрых советов, – Вышемир притворно вздохнул. – Зато так я смогу быстрее отправиться в обратный путь. А за роскошной трапезой посидим, когда вернусь с хорошей вестью. Справим отличную тризну по чужестранцу...

– Хорошо, – признал правильность его рассуждений прорицатель. – Действуй и помни: даже, если будешь вынужден убить его собственноручно, я всегда смогу помочь, составив новый гороскоп Беляне. А теперь – иди. Если, действительно, ничего больше не хочешь?

Видно в глазах Ищущего истину, невзирая на все притворное безразличие, что-то промелькнуло. А Ксандор не был бы мудрецом и прорицателем, если бы в совершенстве не владел физиогномикой.

Вышемир сначала хотел было отрицать, но то новое, что поселилось на дне его подсознания. опять шелохнулось, и он подумал: «А почему бы и нет? Разве я не заслужил небольшое развлечение?».

– От твоей наблюдательности напрасно и пытаться что-то скрыть, мудрец. Есть у меня одно пожелание. Вернее – два. Первое, для дела. Прикажи разыскать гонцов, которые прибыли от Владивоя, я хочу, чтоб завтра они были готовы отправиться в путь вместе со мной. Пригодятся, если придется кого-то подставить под подозрение. Знаю я людей, которые в Дубравке служат. Одни бывшие разбойники. За золото родную сестру в курень отволокут. Второе, в общем-то так, безделица. Но – больно уж любопытно поскорее испытать твое средство, а заодно и развлечься чуток. А то все – дела, дела… Интриги…

Догадываясь, о чем речь, Ксандор снисходительно улыбнулся.

– Понимаю. Сам еще плотских утех не чураюсь. Не беспокойся, пришлю к тебе с бадейкой свою Малинку. Пригожая, молодая, умелая… и, что важнее всего – немая с рождения.

– Благодарю, обязательно воспользуюсь, но, может, в другой раз, – мотнул головой юноша. – Я не о Малинке сейчас... Въезжая в город, заприметил одну служанку – Забавой кличут. И зацепила она меня чем-то крепко. Мыслю, не знак ли? Поэтому, если бы ты прислал мне в апартаменты еду, вино и воду, именно с ней, был бы весьма благодарен... Дальше – уж как-нибудь сам справлюсь.

– Прислать не проблема. Но, что если девица не захочет разделить твое ложе? Зачем тебе лишняя морока? А с Малинкой не прогадаешь, уверяю... Удовольствие то же, а возни – меньше.

– Ну, Ксандор, не будь занудой – мои причуды, мои и проблемы. Заодно и пыльцу испытаю. Коль не мытьем, так катаньем… Понравилась она мне больно, понимаешь? Хе-хе…

Вышемир лукавил даже перед собой, поскольку хорошо знал, что запомнил эту девушку лишь потому, что она влюблено смотрела не на него, а на молодого дружинника. А бездна в его душе, властно шептала, что нет пущего наслаждения, чем возможность безнаказанно отбирать чужое?

– Что, так хороша? – искренне удивился Ксандор. – Ну, добро, как знаешь. Вот тебе ключи от моей синей комнаты для гостей, помнишь еще, где она расположена?

– Безусловно.

– Тогда двигай туда, а остальные – мои заботы. Только помни, что закон и княгиня не одобряют подобных развлечений. Поэтому сделай все тихо, и зря не рискуй! Не стоит оно того.

Ищущий истину пряча насмешку, поклонился и вышел из комнаты. И только идя по пустой галереи, позволил себе засмеяться. А тот же голос, который советовал ему развлечься с Забавой, убедительно шептал дальше то от третьего лица, то от имени Вышемира:

«Глупая, старая жаба! Как же, станем мы таскать для тебя жар из огня. Да, чтоб меня бешеные псы разорвали! Владеть таким секретом и до сих пор ничего не предпринять? Да мы в течение месяца стали б и воеводой, и регентом! Ксандор, Ксандор... Благодарю за науку. Но, двое таких людей не смогут ужиться вместе. И, чтобы дать шанс тебе, мы нанесем удар первыми. Клянусь!».

 

Глава 30

 

Это место не оставляло равнодушным ни одного человека, сподобившегося собственными глазами увидеть Проход. Если бы Владивой был хранителем, он, конечно, задумался б над таинственностью и неизведанностью мироздания, о том – как ничтожен в этом мире человек. Насколько мелочны и недолговечны все его, так называемые, извечные проблемы. Как смешны потуги возвеличиться, дабы занять как можно больше места под солнцем. Но, Владивой был обычным воином и к таким вершинам философских мыслей никогда не поднимался. Или, если быть точнее, никогда не погружался с головой в их пучину. И все же – каждый раз, приближаясь к Заскалью, а у любого ратника, несущего службу на пограничье, такие моменты происходили довольно часто, воевода ощущал непривычный восторг и какое-то легкое опьянение.

Бывалые казаки-отступники, взятые на службу в дружину Дубравки, называли это ощущение – хмелем свободы. И становились еще угрюмее и раздраженнее, нежели обычно. Им-то, предавшим своих и отрекшимся от клятвы, путь через Проход был заказан навек.

А место действительно впечатляло! За спиной путника на всю ширь простирались необъятные буковые леса и дубовые рощи, с небольшими проплешинами, возникшими вследствие появления человека. По обеим сторонам, не так уж и близко, но вполне достаточно, чтобы хорошо разглядеть с конского хребта, грань между небом и водой, плескалась синь сразу двух океанов – Северного и Мертвого. Вообще-то вместо лазури бывала и темень, и заляпанная белыми бурунами зеленоватая муть, но все же чаще океаны, уподобившись небу, отдыхали, облокотившись на свои совершенно дикие, каменные берега. А впереди, как стена исполинской крепости, от одного океана до другого, перегородив весь перешеек, над дорогой нависала горная гряда. Такая же неприступная и дикая, низвергающая вниз изумительной красоты водопад – начало реки Веселой. Сам водопад вытекал из озера, что образовалось в кратере потухшего вулкана, где именно и гнездились самые странные, суровые и неподкупные стражи Прохода – драконы!

Солнце уже окунулось в вечернюю купель Мертвого океана, и у Владивоя оставалось совсем немного времени, чтобы перебраться на ту сторону Заскалья. Неизвестно почему так происходило, но всем было известно, что с наступлением сумерек драконы не пропускали через Проход ни одно живое существо. А в послеобеденное время, ближе к вечеру удавалось провести даже вьючные караваны. При этом, огнедышащие стражи восседали на близлежащих скалах, на подобие уснувших грифов и с любопытством посматривали на копошащихся внизу людей и животных. Возможно, такая причуда объяснялись: обычной болезнью птиц, под названием «куриная слепота» и, проявляющейся именно при наступлении первых сумерек, а не чем-то чрезвычайным. Но, выяснить точнее до сих пор так и не удалось, хотя поблажкой этой пользовались всегда и охотно.

Владивой въехал в единственный, предоставленный прихотью природы, проход в сплошном каменном массиве, опасливо поглядывая вверх, высматривая на вершинах скал притаившихся чудовищ. И, как оказалось, беспокоился не напрасно, потому что неприятности поджидали его, вот только не наверху, а впереди – прямо на выезде из ущелья. Именно там обосновался огромный дракон, по-видимому, уже давно и с нетерпением поджидающий свою жертву. Чудовище, словно в оскорбительной насмешке над беззащитным человеческим существом, широко разевало огромную пасть и раздраженно хлестало по бокам тяжелым шипастым хвостом.

Убегать не было никакого смысла, дракон мог двигаться так быстро, что догнал бы и гепарда. Но, и умирать столь глупо, воеводе вовсе не хотелось. Стараясь не делать резких движений, Владивой медленно слез с лошади, привычно прикрываясь ее корпусом. Чудовище захлопнуло пасть и с любопытством склонило голову, вроде даже поощрительно, наблюдая за человеком. Владивой подумал и стал расседлывать коня. О том, что порой стражи Прохода берут с проезжих мзду лошадьми, в Дубравке известно каждому мальцу. Дракон присел на задних лапах, как пес, ожидающий от хозяина косточку. Убедившись в верности принятого решения, Владивой стал снимать сбрую быстрее. И вскоре первая лошадь, с завязанными глазами, сильным ударом кнута была послана вперед, на свою погибель.

Хвост дракона мелькнул так быстро и сильно, что просто смел несчастное животное в сторону, и лошадь, не издав ни звука, осталась валяться там бесформенной кучей. А чудовище опять ожидающе уставилось на витязя.

− Да-а, похоже, что пошлина за проезд у вас тут серьезная, − пробурчал Владивой, проделывая ту же операцию со второй лошадью. Надеюсь, хоть одного коня ты, мне все же оставишь?

Дракон не ответил, но и не пошевелился.

− Что ж, − вздохнул витязь, − как говориться: «плетью обуха не перешибить»… Подавись, скотина!

Но, жадный дракон не думал ни давиться, ни – подыхать какой-либо иной смертью. Впрочем, после того, как последняя из, взятых с собой Владивоем, лошадей упала с перебитым хребтом, чудовище все же сделало пару шагов в сторону, неуклюже освобождая проезд. И улеглось, вытянув шею и положив голову на щеку, отворачиваясь от дороги. Видимо, потеряв всяческий интерес к человеку.

− А я еще рассказам степняков верить не хотел, − вздохнул Владивой, выбирая из кучи припасенного снаряжения самое важное и необременительное.

Но что б он при этом не думал, страж удовлетворился платой, и проход в Заскалье для бывшего князя-воеводы был открыт. А уж что ждет его там, оставалось только гадать и верить, что, возможно, создатель еще не прописал окончательно его судьбу своим алмазным стилом на золотых листах Книги будущего, оставив Владивою шанс исправить все к лучшему.

Будучи опытным воином, проведшим в дозоре больше времени, нежели в мягкой постели, Владивой из оружия и брони взял с собой только тонкий меч, сбросив даже кольчугу. Прекрасно понимая, что ни от крупного хищника, ни от стрелы в спину или, наброшенного умелой рукой, аркана она все равно не спасет, а при длительном пешем переходе сил заберет изрядно. А также и то, что если уж брать лишний вес, то только провизией. Как быстро станут пополняться его запасы – еще неизвестно. А кроме того торба с харчами имеет удивительное свойство, ведомое каждому путнику: с каждым привалом становиться все легче и легче.

После чего поспешил покинуть Проход, пока «сборщик налогов» опять не передумал.

Степь, бесконечная как песня, начиналась сразу за горной грядой, протягиваясь во все стороны полноводной изумрудной дельтой, расширяясь с каждым шагом. Узкая в начале, как и весь перешеек, она буквально еще на обозримом пространстве, упорно выталкивала за горизонт воды обоих океанов.

Главное, он был жив!

Воды и пищи Владивой припас дней на пять-шесть, а если расходовать бережливо, то и все десять протянуть можно. Кроме того, со слов Калиты, воевода знал о двух источниках, в относительной близости к Проходу. А в степи, рядом с водой, всегда невдалеке мясо пасется. Не пропадет. Гораздо хуже то, что без лошадей он существенно стеснен в движении, а самое главное – в обзоре. Находясь на равнине, каждый, кто может видеть дальше других, получает неоспоримое преимущество. Потому, что и от врага спрятаться успеет, и добычу заметит раньше, чем та скроется с глаз.

Он еще не знал, с чего и как начнется его новая жизнь, но и задумываться не стал. Сейчас важнее всего было добраться до ближайшего родника. Размеренной поступью Владивой углублялся в степь, стараясь удерживать в поле зрения темную полоску Мертвого океана, но скоро заметил, что слишком круто забирает вправо, и сообразил, что приметы ему Калита давал исходя из возможностей всадника. Поэтому, он плюнул и пошел прямо, рассчитывая самостоятельно обнаружить воду по иным приметам, поблагодарив мысленно судьбу, что та милостиво забросила его сюда в начале лета, а не ближе к середине. Когда пешему путнику приходиться брести по грудь в густых травяных зарослях, не видя вокруг себя ничего дальше собственной, вытянутой вперед руки.

Ночевать лег там, где застала его ночь. Выбирать все равно не приходилось. Примял сапогами траву, огородил участок кольцом из аркана, сплетенного из конского волоса, и смазанного бараньим жиром, взял в руки саблю, да и улегся ничком, готовый в любое мгновение вскочить и обороняться. Прекрасно зная при этом, что спящий человек никогда не успевает достаточно быстро прийти в себя, чтобы отразить направленную лично на него атаку. Но, с теплым и удобным эфесом в руке было как-то уютнее и спокойнее. Владивою даже удалось задремать чуток, несмотря на разнообразные шорохи, вскрики и вопли ночной степи…

А утром, проснувшись, он обнаружил, что не добрался до искомого родника всего несколько десятков шагов. Оттого и не давало ему зверье спокойно спать, что чувствовало запах чужого, тревожилось и пробиралось к водопою окольными путями.

Превращенный за ночь копытами рогатых обитателей степи в одно сплошное жидкое месиво, родник представлял собой жалкое зрелище для человека, привыкшего к озерам, рекам и колодцам. И Владивою довелось хорошенько потрудиться, прежде чем он при помощи кинжала, ножен от меча и голых рук сумел выкопать вокруг почти незаметного ключа, достаточную яму для сбора и отстаивания воды.

Пока повеселевший родник заполнял приготовленный для него колодезь, витязь уселся на сухом и приступил к трапезе. Теперь, когда у него была вода, все остальное могло подождать. И бывший князь вдруг почувствовал странное освобождение. Будто с его спины свалилась привычная уже тяжесть, с которой свыкся настолько, что и не замечал вовсе, но без нее стало легче двигаться и дышать. Впервые за много-много лет, он остался совершенно один. И ему больше неким было командовать и некому отдавать приказы. Никто не бежал за очередным распоряжением. И никто не стоял за спиной в то время, когда он неспешно жевал свой кусок хлеба. Он мог прямо здесь прикорнуть на боку, мог изгваздаться в грязи по самые уши, мог кричать и визжать, мог… Да все, что взбредет в голову мог – и никому, ни одной живой душе, не будет дела до его сумасшествия, горя или веселости. Размышления над этим непривычным восторгом, символизирующим начало новой, совершенно иной жизни настолько увлекли Владивоя, что он и в самом деле немного вздремнул. А когда проснулся, увидел невдалеке от себя толстого зайца. Не заметив лежащего с подветренной стороны человека, длинноухий неспешными прыжками двигался куда-то по своим заячьим делам, еще не ведая, что путь его закончился, потому что стрелять из лука воевода умел лучше иного зверолова-охотника…

Обжаривая на огне, истекающую соком, тушку, Владивой в очередной раз подумал, что все не так уж и плохо складывается. И возможно вся эта княжеско-воеводская тягомотина не стоит вот такой, привольной жизни. Ведь не зря на Сечь убегали не только преступники, но и, казалось бы, вполне достойные и зажиточные люди. Бросая дела, семьи, имущество. Чем-то манила их к себе степь. Так может, именно этим, опьяняющим без вина, воздухом свободы?! И Владивой решил, что если в течение пяти дней не встретит человеческого селения, то выберет место поуютнее, и сам его обустроит для жилья. Лето только началось, и до осенней распутицы, а тем более – зимних стуж, у него оставалось достаточно времени, чтоб подготовиться к любым превратностям судьбы. А обжившись, можно будет продолжить поиски людей, если к этому времени у него еще останется желание кого-то видеть и общаться.

Чувство, сродни этого, несколько лет назад, уже однажды посещало Владивоя, когда он пообещал умирающему брату не оставить без опеки его семью. Глупо и самонадеянно… Ждислав, пуская кровавые пузыри, желая всем добра, заставил присягнуть в этом и его, и свою жену. В целом, в таком браке не было ничего необычного, но Владивой тогда еще ничего не знал о любви, а к семейному союзу относился как к торговому соглашению. Мол, я соглашусь исполнять ряд обязанностей, а меня за это сделают князем-воеводой, о чем молодой сотник Дубравской дружины мечтал постоянно. Но поскольку эту должность, как и место в кровати хохотушки Домославы, занимал по праву его старший брат Ждислав, то честолюбивый витязь муштровал своих подчиненных, гонялся за казачьими ватагами и не забивал себе голову разными глупыми мыслями, о том, что он был бы лучшим воеводой, чем Ждислав. Но судьба, под видом случайной казацкой стрелы, как обычно, решила все сама и за всех сразу. И два человека, неожиданно для себя самих, оказались под одной крышей и одним одеялом, связанные лишь посмертной волей мужа и брата, а также утешительной поговоркой: «стерпится – слюбится».

Несмотря на свои тридцать с лишним лет Домослава оставалась довольно привлекательной толстушкой добродушно-смешливого нрава, с постоянными искорками веселия в зеленых глазах, роскошными рыжеватого оттенка волосами, обожающей цветы и застолье. Она затевала непрерывные празднования по любому мало-мальски приличному поводу. Засыпая при этом терем цветами, и умудряясь довести до обморока поваров и всю кухонную прислугу. А в результате, плещущего через край веселья, в Дубравке, количество скоморохов и иных балаганных артистов, иногда превышало записанных в дружину воинов.

В то время как сам Владивой предпочитал коня, тишину и приволье. И если не было необходимость скакать куда-то сломя голову, молодой витязь занимался клеймлением скота, заготовкой фуража, ловлей рыбы или проведением совершенно необходимых и бесконечных ремонтных работ. А любые звуки, издаваемые работничьим инструментом, были ему гораздо милее мелодий, извлекаемых из дудок, бубнов и прочих скрипок. Искренне считая, что для хмельной потехи в году отведено четыре тридневных праздника, когда можно и повеселиться всласть и о незавершенных делах не печалиться. И еще… В отличии от своего сухопарого брата, кряжистый Владивой терпеть не мог толстушек. С юности предпочитая поспевшей сдобе стройные и гибкие тела.

Поэтому, если днем княгиня и князь-воевода довольно удачно сочетались, совершенно не мешая друг другу заниматься любимым делом, то уже через несколько месяцев, после каждой проведенной на одной кровати ночи, чувство отчужденности только обострялось. Превратившись через полгода в совершенно непреодолимое ущелье, разорвавшее их уютный мирок на две части с зазубренными и острыми краями. И оба супруга надели на свои сердца и души плотную тяжелую броню, защищавшую их от неизбежных ранений и иных человеческих слабостей. Как-то незаметно перестав радоваться хорошей погоде, пению птиц и, даже, любимому делу. Все вокруг сделалось серым и пресным, как сваренная без соли и совершенно остывшая каша, которой при необходимости можно набить живот, чтобы не умереть с голоду, но удовольствия от такой трапезы нет никакого.

Но, если Владивою удавалось отвлечься от безрадостных мыслей: днем с головой окунаясь в повседневные заботы, а по вечерам заглядывая в кувшин с вином, то несчастная молодая женщина, не обретшая счастья в новом браке и теряющая голову из-за ревности к собственной дочери, от такой жизни начала потихоньку сходить с ума. А князь-воевода, чувствуя в этих, случившихся с Домославой переменах, свою вину, но не находя сил переступить через желания и брезгливость тела, еще больше замыкался в себе, порой месяцами не разговаривая с собственной супругой. Порой, не видя ее целыми седмицами. Все больше понимая, что женился он не на женщине, а на княжеском венце. А должность воеводы, это единственное, что в этой жизни принадлежит только ему. Потому, что даже дочь у него от брата, а своих детей от постылой супруги уже не дождаться, как и прихода любви, которая, по слухам, делает жизнь людей счастливой и радостной. И Владивой, чтоб придать хоть какой-то смысл своей жизни, стал посвящать всего себя заботе о Дубравке. Отдавая этому все свое время, силы и желания. Порой забывая и о сне, и о еде… Слившись с городком и замком в какое-то единое существо, физически чувствуя где требуется расчистить засорившийся колодезь, а где – срочно необходимо укрепить прохудившуюся стену или подвести новые блоки под просевший фундамент.

Кто знает, возможно, и та смертельная болезнь, что в конечном результате свела в могилу княгиню, приключилась с Домославой не столько из-за простуды или какой иной заразы, сколько от нежелания женщины оставаться в этом безрадостном для нее и пустом мире.

И князь-воевода, с одной стороны чувствуя несказанное облегчение от сброшенной тяжести, вдруг, с какой-то ослепляющей ясностью понял, что вместе со смертью жены, теряет и смысл всей своей жизни. Становясь никому ненужным и даже лишним. Отчего, в какой-то иступленной злобе решил, что сделает все возможное, но не отдаст венец князя-воеводы Дубравки никому. Даже ценой чести и жизни родной племянницы… А также – собственной

И вот Владивой лежит посреди бесконечной и безлюдной Вольной степи, смотрит на невозмутимые и далекие звезды, доедает только что подстреленного жареного зайца и счастливо улыбается. Оттого, что судьба в очередной раз перемешала колоду, и Светлана осталась невредима, по праву унаследовав родительский венец, а он – получил шанс обустроить собственную жизнь, уже не совершая прежних ошибок. А что эта новая судьба определенно требует всех усилий ума и тела, то тем слаще должен быть конечный результат…

С этой мыслью витязь крепко уснул, не слыша, как рядом, всего лишь на расстоянии полета стрелы, к Проходу проскакал небольшой отряд казаков, выступивший в поход за поживой.

 

Глава 31

 

В зале, которая служила венценосным особам простым кабинетом, и была не теснее трапезной в замке Вепрей, кроме Великой княгини и князя-воеводы не было больше никого. Тусклый свет от нескольких канделябров, должных осветить помещение, добавлял, расшитым батальными сценами, гобеленам зловещей таинственности. Особенно выражению глаз витязей, наносящих последний удар поверженному врагу. Если бы не совершенно несвоевременное приглашение на аудиенцию, Вышемир по достоинству оценил бы такое проявление высшей милости. Разговора наедине удостаивался далеко не каждый дворянин, даже родственник. Предыдущий случай не в счет, ведь в кабинет астролога он ворвался, почти силой. Даже свою сестру Беляна всегда принимала в кругу фрейлин, сановников и прислуги. Так велел обычай. Но в настоящий момент хранитель был очень зол, хотел только есть и спать. Ведь лакей перехватил его прямо у двери в опочивальню. Поэтому, он лишь поклонился в дверях и остановился, ступнув внутрь едва пару шагов.

– Подойди ближе, – нетерпеливо махнул рукой воевода. – Или ты думаешь, что княгиня станет орать на весь дворец, как сержант на плацу?

Вышемир еще раз поклонился и невозмутимо приблизился. Накопившаяся за последние дни усталость настолько измотала его, что если бы в это мгновение Вышемиру предложили княжеский венец, то и тогда Ищущий истину не нашел бы в себе силы для проявления каких-либо чувств.

– О неизбежности войны с Объединенными королевствами кроме нас троих и Ксандора не знает никто. Надеюсь, сударь, тебе хватило ума больше никому об этом не говорить?

– Даже если бы и не хватило, – спокойно ответил Вышемир, не показывая, что манера князя-воеводы обращаться к дворянину могла бы быть и учтивее, − я кроме вас троих больше никого после гадания не видел.

– Я сама, – остановила мужа Беляна, но обратилась к Вышемиру не как к родственнику и равному по происхождению. – Не обижайся, Ищущий истину. От подобных новостей, кто угодно голову может потерять. Думаю – ты понимаешь, что у княжества нет ни одного шанса на победу в предстоящей войне?

– Зато, – опять не сдержался Ладислав, – мы можем с честью погибнуть!

– Не уверена, что в разлагающихся трупах много чести, – отмахнулась княгиня. – Помолчи, твое мнение, мне хорошо известно, а теперь я хотела бы услышать, что сможет предложить хранитель.

Князь-воевода раздраженно дернул плечом и отошел к дальней стене, притворно заинтересовавшись одним из гобеленов.

И только теперь Вышемир понял, почему так холоден с ним Ладислав. Ищущий истину всего лишь оказался между мужчиной и женщиной в минуту, когда те не смогли найти общий язык. А еще – зачем его позвали. Ведь только Вышемир совмещал в себе целых три, необходимых для посвящения в венценосную ссору качества – дворянина, родственника и хранителя.

– Я весь к вашим услугам, – склонился почтительно.

– Исходить следует из того, племянник, что сколь ни было б сомнительным ваше с Ксандором предсказание, даже в том случае если в нем хоть часть правды, то все приготовления к войне нужно начинать немедленно, и в то же время – держа их в максимально возможной тайне. И чтоб зря людей не будоражить, если провидец ошибся, и чтоб, если прав, опосля локти от бессилия не кусать.

– Это, уж как водиться… – Вышемир согласно кивнул.

– А потому мы хотим использовать тебя, в роли гонца.

Что же, и в этом Ищущий истину не видел ничего невозможного. Немного странновато, но не более, во всяком случае, не настолько, чтобы вызвать такое недовольство князя-воеводы.

– Куда именно прикажете отправиться?

– Домой и в Дубравку, – ответила Беляна. – Выпишем тебе грамоту, в которой укажем, что исполняешь нашу волю. С правом карать и миловать. Это – для Владивоя. Не знаю, что у них произошло, но перед лицом общей беды, все внутренние недоразумения должны отойти на задний план. Потом рассудим кто прав, а кто виноват. Если уцелеем. В противном случае – Серые сами станут решать: кого казнить, а кого в вечном рабстве Искупителю жить оставить.

И в этот раз Вышемир кивнул утвердительно, только чуть оживленнее. Неограниченные полномочия наместника-воеводы Великой княгини, это не шутка. Ведь теперь, даже его матушка, княгиня рода Вепрей, должна будет обращаться к собственному сыну с поклоном и надлежащем уважением!

– А князь-воевода Ладислав – против твоей персоны. И убеждает меня, что ты еще слишком молод для наделения столь огромной властью. Но, я считаю, что рассудительность и молодость не всегда противоположные качества. Иначе, ты не достиг бы в Оплоте уровня Ищущего истину. А поручать эту миссию еще кому-то, значит увеличивать круг посвященных в грядущие беды.

– Князь прав, тетушка, − Вышемир добавил в свой голос достаточно смиренности, чтобы угодить любому, – вне всякого сомнения. Поэтому, осмелюсь спросить, а почему воевода сам не объедет свои владения? Ему-то для этого, никакие верительные грамоты не нужны. И ослушаться никто не осмелиться…

− Я так и хотела, сперва учинить, − не удивляясь вопросу, ответила Беляна. – Но мы не знаем точно, когда все начнется. Поэтому, жаль, попусту терять время… Князь-воевода сегодня же выезжает в Бобруйск. Этот город стоит первым на пути «серых», его и ожидает самое тяжелое бремя войны. Князь Ладислав урожденный Бобер, и мы считаем, что ему удастся быстрее и доходчивее объяснить серьезность грядущих событий, своей сестре Деснянке и ее мужу.

− Это меняет дело, − согласился Ищущий истину. – Тогда, для успокоения князя-воеводы, клянусь, что ни одним своим поступком не нанесу вреда Пятиземию. И еще, хочу напомнить, что отобрать временные полномочия, гораздо проще, чем предоставить.

Княгиня, удовлетворенная таким ответом, прикрыла глаза и немного помолчала, собираясь с мыслями.

– Я знаю это. Ведь ты – сын Звениславы. Так вот, мне необходимо в семидневный срок получить из замков Зеленец и Дубравка списки о том количестве воинов и добровольцев, которое может быть незамедлительно отправлено в Бобруйск, исходя из расчета, что эти молодые мужчины задержаться там, до зимы. С тем, чтобы и сами замки не остались беззащитными перед разными разбойными и казачьими ватагами, и уборка урожая не слишком затянулась. Кроме того, сколько обозов с провиантом, фуражом и различной амуницией, в первую очередь со стрелами и метательными дротиками, оба замка смогут выслать под охраной этих же отрядов. Причем, желательно, чтобы пока ты вернешься со списками, первые обозы уже выдвигались к Бобруйску. Все должны понимать, что если «серых» не остановить сразу, то и все остальное княжество рыцари Ордена завоюют в течение месяца. Поэтому мы должны сосредоточить в Бобруйском замке максимальное количество войск. А как только вернешься, отправишься в Медвежий Бор. Этих − хоть упрашивать не надо, Шульга заявится со всей дружиной, оставив в городе только стариков и детей. Но, скоординировать наши действия и с ними необходимо. Чтоб отряд медведчуков смог ударить вовремя… И еще, ты должен это знать, чтобы спешить, но и не пороть горячки.

Князь снова хмыкнул, но перебивать не стал.

– Я собираюсь отправить на север посла, с предложением выплачивать Объединенным королевствам дань, в обмен на вечный мир. Сомневаюсь, что Магистр согласится на этот шаг… Зачем ему часть, когда можно заполучить все? Они не хуже нас знают, какое мизерное у княжества войско. Но, немного времени эти разговоры помогут выиграть. Возможно, они захотят увидеть наши дары, и из их стоимости вычислить насколько жалко мы оцениваем собственные шансы. Возможна, появиться какая иная причина… Но, каждый лишний месяц, а еще лучше – год, это возможность подготовиться к предстоящему сражению как след. Сама пока не знаю: на что надеюсь, но чувствую – удача рядом… Вот только кому бы поручить эту сложную и опасную миссию, еще не решила?

− Ну, да, − буркнул Ладислав. – Женская интуиция в любых спорах, всегда была самым сильным аргументом.

Княгиня, сверкнув глазами, промолчала, а Вышемир тактично вернулся к вопросу о посольстве.

– Это очень мудро, тетушка, – он попросту не мог упустить такого удачного случая. – А если миссию с посольством поручить сотнику вашей гвардии.

– Жирославу? Почему именно ему? – князь отреагировал быстрее. – Чем сотник заслужил подобное уважение хранителей?

– Мыслю так. Какие бы дары княжество не выслало Магистру, и независимо от официального отношения к послу, «серые» братья, из тех, кто ниже рангом, будут находить возможность задеть достоинство «пятиземца»…

– Мудрено! – снова воскликнул Ладислав, перебивая Ищущего истину. − Жирослав чем-то обидел тебя, и ты хочешь поквитаться с ним столь подлым образом? Ведь будучи послом, ему придется соблюдать дипломатический протокол, и витязь не сможет отстоять свою честь, зная, что таким поведением ускорит войну, а будет вынужден молча сносить оскорбления.

– Напротив, милостивый сударь. Сотника Жирослава я предлагаю именно потому, что он ни за под каким видом не станет терпеть оскорбления. А постоять за себя сумеет. Лучший меч столицы, если я ничего не забыл? И великая княгиня даже обяжет витязя не допустить урона чести: ни его, как дворянина – лично, ни государства – в целом.

– Тогда я совершенно ничего не понимаю, − чуть растерянно произнес князь-воевода. – Хочешь, чтоб на поединке его убили?

– Зато, я понимаю, – произнесла задумчиво княгиня. – Посол, который приехал с предложением мира, но без колебаний вызывает на поединок любого обидчика из враждебного лагеря, тем самым доказывает, что мы не так уж и беззащитны, как кажется на первый взгляд. А если он при этом еще и убьет какого-то их мастера меча, то – совсем хорошо. Я правильно рассудила?

– От вашего ума ничего не скроется, тетушка, – уважительно поклонился Вышемир, искоса поглядывая на князя. – Кроме того, вы сами упомянули, о соблюдении суровой тайны. А Жирослав был еще одним лицом, которое может что-то знать. Поскольку во время гадания находился непосредственно за дверью кабинета.

– Отлично, – искренне похвалила хранителя Беляна. – Теперь я больше чем уверена, что сделала верный выбор. Грамоту, подтверждающую твои полномочия, а также письма к Звениславе и Владивою получишь утром. Но, все же помни: это делается лишь для того, чтобы придать весу и веры твоим словам. А теперь можешь отдыхать... – и протянула руку. Вышемир учтиво поцеловал десницу княгини и, пряча самодовольную ухмылку, поторопился вон, давая возможность венценосным супругам завершить свое препирательство наедине.

Но Ладислав вышел следом.

– Подожди, Вышемир! – сказал в спину.

Ищущий истину остановился и выжидающе взглянул на князя-воеводу. Тот неспешно приблизился, очевидно, подбирал слова, но потом передумал, и заговорил достаточно обидно:

– Возможно, я ошибаюсь... Хотя, вряд ли. Ну, не нравишься ты мне, сударь. Моя супруга ослеплена твоей мнимой мудростью и голосом родной крови, но я-то вижу тебя насквозь. Поэтому, предупреждаю, если только помыслишь сделать что-то, что сможет причинить вред ей лично или княжеству, я найду тебя и убью. Клянусь.

– Вы ошибаетесь, князь, – спокойно ответил Вышемир. – В моих мыслях нет подобных замыслов.

– Хотелось бы в это верить, но я все более убеждаюсь, в своей правоте. Считай это мужской интуицией.

– Жизнь нас рассудит, – улыбнулся Ищущий истину. – А теперь, позвольте, откланяться. Завтра с утра уже в дорогу, а я очень устал.

– Иди, – махнул князь-воевода. – И помни данный мной обет!

– До встречи, сударь... Берегите себя… – не остался в долгу Вышемир. После чего еще раз, насмешливо медленно поклонился и удалился, негромко насвистывая какую-то мелодию.

 

Глава 32

 

Не имея опыта в общении с драконами и совершенно не представляя, чего можно ожидать от огнедышащей рептилии, чтоб не подвергать жителей замка даже случайному риску, виконтесса Галена решила совершить обряд вызова на другой стороне ущелья. Для этого, под видом прогулки, она перешла мост только в сопровождении Зореслава. Но, шила в мешке не утаишь, и любопытные жители, в ожидании чуда, дружно облепило все окна, двери, балконы, лестницы и площадки замка, выходящие на эту сторону.

Но волнения оказались излишними. Призыв прошел на удивление просто и буднично. Как только виконтесса поднесла тускло светящийся шар к трем обрывкам пергамента, тот на мгновение озарился яркой вспышкой, заставив людей зажмуриться, а когда Галена и Зореслав вновь открыли глаза, то в руках у девушки был цельный лист, скатанный в плотную трубку. Повертев им и тщетно попытавшись распрямить пергамент, виконтесса скорее по наитию, чем в результате логических размышлений, поднесла к губам более тонкий конец своеобразной «дудочки» и легонько дунула в нее.

И поскольку, процедура призыва была произведена виконтессой, стоящей спиной к замку, − вполне логично, что дракон материализовался на единственном, остававшемся перед ней свободном пятачке пространства, а именно – у скалы, прямо под струями водопада…

Дракон – был великолепен!

Несмотря на то, что судить приходилось только по видимой части его туловища, проступающей наружу сквозь, искрящуюся на солнце мириадами брызг, водяную занавесь. Выглядывали собственно – голова, немного гибкой шеи и крепкие передние лапы, скрещенные на мощной груди. При этом сам дракон сидел на корточках, опираясь на хвост, в мелком озерце, образованном стекающим с ледника водопадом, покидать который отчего-то, совершенно не спешил… И похоже, − невзирая на всю внезапность своеобразной купели, огнедышащему волшебному ящеру, она явно нравилась. Хотя, если принять во внимание, чуть ошеломленное выражение его морды и пристальный, с прищуром, взгляд, устремленный через пропасть, в сторону горной крепости, причина такого поведения дракона могла оказаться не столь прямолинейна, как любовь к водным процедурам.

А замок Лебедя тем временем напоминал смесь филиала лечебницы для душевнобольных и трибуны спортивного ристалища, во время проведения финальных соревнований, с непременным участием в них местных атлетов. Всяк – и мал, и стар – вопили что-то несуразное и не всегда пристойное!.. Визжали, свистели, пищали!.. Подпрыгивали, хлопали в ладони и размахивали над головами всевозможными предметами, в основном – сброшенными от избытка чувств, частями верхней одежды…

Не ожидавшие ничего подобного, Галена и Зореслав, ошалев от этого безумного ора, сами едва не бросились в водопад, ища в водяных струях, защиту от злого колдовства, столь внезапно поразившего сумасшествием поголовно всех обитателей замка.

Ситуацию спас дракон.

Наверное, ему уже приходилось сталкиваться с чем-то подобным, поэтому и опомнился он гораздо раньше.

− Разрешите представиться, госпожа, − произнес дракон удивительным по глубине и чистоте звучания баритональным тенором. – Родедердрон ХIХ из Родедердронов Стрелкохвостых. Готов служить вам, в соответствии с Уложением о праве призыва. Согласно которому: владеющий формулой, может пользоваться нашими услугами не реже одного раза в год. Так же, должен объявить, что с учетом неиспользованных за последние столетия услуг, вам предоставляется право неограниченного призыва до полного использования лимита. О сроке окончания действия дополнительного условия, вы будете предупреждены за десять вызовов до окончания льготных услуг. Позволено ли мне будет услышать имя госпожи и ее первое требование?

Произнеся без запинки, на одном дыхании, свою протокольную речь, дракон обозначил поклон и дружелюбно продемонстрировал виконтессе все двести великолепных клыков.

К счастью, Галена не до конца представляла себе всей смертоносной мощи и сущности огнедышащего чудовища, а так же дало себя знать дворянское воспитание, поэтому, она совершенно буднично и слегка покровительственно улыбнулась дракону, как сделала бы это в ответ на приветствие любого чужеземного посла:

− Виконтесса Галена из графства Сван, уважаемый Родедердрон ХIХ из Родедердронов Стрелкохвостых. Но…

− Можно просто – Род… − предложил любезно дракон.

− Благодарю… Так вот, гм… Род. Я конечно рада увидеть такое великолепное живот… живое воплощение красоты, но призыв состоялся по просьбе княжича Зореслава из рода Зеленых Вепрей.

− Согласно Уложению о призыве, призывающий может передавать свое право иному лицу на любой, оговоренный заранее или неограниченный срок. При этом основной Ключ остается у владельца, а доверенному лицу выдается копия. Услуги могут предоставляться одновременно и идут в общий зачет, − дракон наконец-то соизволил шагнуть из бассейна наружу и переспросил у виконтессы. – Имею ли я честь лицезреть перед собой вышеупомянутого княжича Зореслава? И является ли ваше решение, госпожа Галена, окончательным?

− Да. Да.

− Хорошо. Напоминаю, что вы можете отменить его в любое время… Господин Зореслав – протяните руку ладонью вверх.

Юноша поднес десницу, и в его ладони оказалась маленькая глиняная свиристелка, напоминающая грубо вылепленного петушка. С дырочкой в хвосте и бечевкой для ношения на шее.

− Итак, все формальности завершены, прошу назвать какую именно услугу, господин хочет получить?

Род был сама любезность. Он даже улучил момент и, пока девушка и юноша изумленно таращились друг на друга, поднял вверх морду, и под всеобщее ликование обитателей замка испустил в небо длинную струю огня. Как от взорвавшейся ликованием толпы, крепость не сползла с фундамента, оставалось только гадать. Очевидно, при возведении замка пользовались колдовством, − любое иное здание такой нагрузки попросту не выдержало бы.

− Собственно… − все еще не придя в себя окончательно, начал мямлить юноша, а потом решительно полез под ледяные струи водопада.

Дракон с уважением отнесся к такому поступку, поскольку вновь уселся рядышком и молча ждал его возвращения. Кивая лобастой головой в такт каким-то своим размышлениям.

Чуть погодя Зореслав вышел на сухое место, с мокрой, но ясной головой и упорядоченными мыслями.

− Подсушить? – поинтересовался дракон?

− До состояния головешки? – в такт переспросил юноша, давая понять, что оценил шутку. – И засчитаешь себе, как выполнение услуги?

И чудовище вновь продемонстрировало клыки, теперь уже, − как следовало из разговора, − в улыбке.

− Известно ли тебе, Род, о Пятиземии?

− Княжество, лежащее на запад за горами? – уточнил Род. – Или, то, что у Большого озера на юго-востоке? Или…

− То, которое на западе… − непроизвольно уточнил Зореслав, хотя ответ уже был понятен из самого вопроса дракона. – Понятно. Тогда, скажи, отчего твои братья преграждают жителям нашего княжества проход в Полуденные земли?

− Угу… − произнес тот задумчиво. – Тут вначале придется провести некоторые уточнения. Во-первых, что именно ты подразумеваешь под названием Полуденные земли? Людям свойственна такая небрежность в названиях. Ведь все что находиться на юг от любого из ваших поселений, для его жителей сразу же становиться Полуденными землями. А то, что на север – соответственно, Полночными территориями. Совершеннейшая неразбериха…

− Хорошо, уважаемый Род… Я уточню, о чем речь. С юга княжество Пятиземие ограничивает непроходимая скалистая гряда, полностью перегородившая перешеек между двумя океанами с единственным проходом в ней…

− Который вы изобретательно и совершенно нетривиально назвали – Проходом, х-хе − опять продемонстрировал клыки дракон. – Да. Эта местность мне знакома и я понял о чем ты хочешь спросить… Но, позволь узнать, почему обитающих там драконов, ты назвал моими братьями? Это же совершенно другая стая.

– Как другая?

– А что в этом необычного? – пришла очередь удивляться дракону. – Разве у людей по-другому? Или вы все одна семья?

− Нет, конечно, уважаемый Род, − поспешно согласился Зореслав. – Извини, если чем-то не нарочно обидел. Это от незнания…

− Забудем, − покладисто согласился Рододендрон. – Отвечаю: драконы из стаи Шелешестроны Булавохвостые, не пропускают в Вольные Степи только тех людей, которым там совершенно нечего делать. Или, что почти одно и то же, − тех, кто еще не все предназначенное совершил у себя дома.

− Ты хочешь сказать… − Зореслав неспешно додумал до конца, внезапно возникшую в его голове мысль. – Что, к примеру, меня – они бы пропустили?

− Вообще-то, довольно странно услышать подобный вопрос от человека, которого один из Шелешестронов, в собственных лапах, перенес через Бешенную гряду, – хмыкнул Род, покачивая лобастой башкой.

– А откуда тебе…

– Если позволишь, – голос дракона перешел на свистящий шепот. – Эту тайну я оставлю себе…

− Извини, Род… Значит, я напрасно так изощрялся? Надо было всего лишь оседлать хорошего коня и ехать торным шляхом? Через Проход?

− Тебе самому решать, Зореслав, − дракон сунул пасть в водопад и сделал хороший глоток, даже в животе заурчало, после чего продолжил все также насмешливо.− Насколько бесполезно ты прожил последнее время…

− Да я ж не о том, − досадливо отмахнулся юноша.

− Тогда о чем?

− О дороге, которая короче и легче…

− А, ну тогда да. Если жизненный путь измерять исключительно милями, то – конечно…

− Глупость! – воскликнул уже слегка раздраженно Зореслав. – Я совсем иное хотел сказать!

− Прошу прощения, человек, − сокрушенно произнес Рододендрон. – Возможно, не все слова в вашем и нашем языках имеют одинаковое и однозначное толкование… Если б ты только знал, Зореслав, как порой запутывают и усложняют общение, все эти идиомы, иносказания, сравнения…

− Стоп, стоп, стоп! Сдаюсь… − поднял руки вверх Зореслав. – Не будем углубляться… Но из услышанного, напрашиваться интересное умозаключение. Вы, я имею в виду драконов, умеете предвидеть будущее каждого человека?

− Именно так, − согласился Род.

− Каким образом?

– Каждый из одухотворенных имеет вокруг себя разноцветную ауру. И по сочетанию этих цветов и оттенков любой дракон может узнать о человеке все так же легко, как вы прочитали бы это в своих книгах… Надеюсь, твой следующий вопрос не будет просьбой приоткрыть тайну твоей судьбы?

Зореслав, что и в самом деле едва не попросил об этом, прикусил язык, а потом степенно ответил:

− Нет. Если все знать заранее – жизнь станет совсем не интересной. Уверен, если б предвидение собственного будущего было людям необходимо, Создатель не прятал бы его от нас столь тщательно.

− Ты тоже так считаешь, госпожа? – поинтересовался Род у Галены, которая до сих пор больше уделяла внимание рассматриванию великолепного дракона, нежели текущему разговору.

− А мне было бы любопытно, − чуть подумав ответила девушка. – Но, вынуждена согласиться с Зореславом. Без особой надобности, так надежно и глубоко не прячут. Наверняка, в этих знаниях спрятано что-то плохое.

− Приятно узреть мудрость в столь юных умах, − еще раз изобразил свою улыбку дракон. – Вы оба совершенно правы. Знание будущего убивает так же неизбежно, как чрезмерное употребление дурмана и вина. В награду могу сказать, что вы оба достигнете своей цели и большинство ваших желаний, особенно из тех, о которых вы еще ничего не знаете – сбудутся… Продолжим?

− Ах, да, − спохватился Зореслав. – Только сперва еще один вопрос, из той же полки, но не обо мне лично. Если можно?

− Свадьбы с Кариной не будет… – словно о само собой разумеющимся промолвил Рододендрон.

− Не будет?! – вскричал изумленно и растерянно Зореслав. – Но… Тогда зачем я?.. К чему все?..

− Этот вопрос носит риторический характер, господин, поэтому, я воздержусь с ответом на него. Тем более, что ты и сам прекрасно все понимаешь… Или – поймешь, совсем скоро. Хотя, спешить тебе совершенно некуда. Прими это, кстати, к сведенью…

Из всего сказанного Зореслав понял только одно: ему совершено незачем возвращаться домой. И теперь он мог изучать открытый им мир никуда особо не торопясь. Разве что родители? Но и те еще пару месяцев не станут беспокоиться.

− Весточку подать можно… − будто угадав его мысли, произнес Род.

− А отнести меня в Полуденные земли сможешь? – поинтересовался Зореслав, прикидывая, сколько при таком способе передвижения, он выиграл бы времени.

− Смогу, конечно, − впервые за весь разговор дракон распрямил свои широкие крылья. − Но разве, господин, уже не хочет отыскать свой путь сам? Да и что толку в таком открытии? Ведь драконы не станут после возить туда и обратно караваны с товарами. Ведь ты даже сквозь Гряду пока пути не знаешь. Так что важнее для тебя, Зореслав, конечная цель, или – дорога к ней? Готов ли ты, юный княжич, пожертвовать всеми, поджидающими тебя на этом пути, приключениями, встречами, находками, знаниями? Готов оказаться в чужом, совершенно неизвестном тебе мире, оставаясь совершенно безоружным в прямом и переносном значении этого слова? Если да, то садись мне на спину и полетели…

− Погоди, Род, − поднял руки Зореслав. – Я же всего лишь спросил. Мало ли какую глупость иной раз сморозишь…

– Тогда, может, стоит сперва думать, и уже только после этого пасть разевать? – проворчал дракон.

− А просто прокатиться, вокруг замка можно? – отозвалась неожиданно Галена. – Ну, совсем чуть-чуть…

− Это можно, − зубастая улыбка Рода уже не вызывала невольной дрожи. – Вот только как вы удержитесь на моей спине?

− Но, но… − помахал укоризненно указательным пальцем Зореслав. – Уж совсем за несмышленышей нас держать не стоит… Кто тут с волшебством знаком? А? Ну-ка, изобрази всю необходимую сбрую, и сразу можешь отметить себе одно выполненное задание!..

Выражение, появившееся на морде дракона можно было считать изумлением, но деваться ему было некуда, Уложение требовало полного подчинения… И вскоре Родедердрон ХIХ из Родедердронов Стрелкохвостых взмыл в небо, неся на спине двоих седоков – безмолвствующего от изумления Зореслава и безудержно и восторженно визжащей Галены.

 

* * *

 

Оставив отдыхать уснувшую графиню, отец Третях поднялся на один уровень, и вошел в молитвенный дом Творца. Вот уже больше века, как граф Мелвист, осознал, что власть Бога выше людской, и отдал под храм самый верхний этаж замка. Где ничто уже не отделяло, пришедших преклонить колени и вознести молитвы, от глаз Творца.

За минувшие годы, храм сделали более просторным и покрыли внутренние стены богатыми росписями и златоткаными гобеленами, изображающими сцены бытия Божьего. А так же – деяния выдающихся сторонников Творца, которым было обещано вечное блаженство у стоп Господних. Все в храме навевало на вошедшего человека покой, благолепие и мысли о собственной ничтожности, в сравнении с силами мироздания, подвластными лишь Ему.

Воскурявшиеся здесь благовония, благодаря некоторым непредусмотренным канонами примесям, но с успехом использующимися отцом Третяхом, кроме приятного запаха имели некое особое свойство. И человек, вдохнувший их ароматный дым, во-первых, воспринимал все произнесенное с амвона как непреложную истину, а во-вторых, уже не мог обходиться без этого дыма. Поэтому, спустя некоторое время, сам спешил в храм. А тот, кто побывал на десятке богослужений – уже ни в чем и никогда не мог перечить священнику. Отец Третях хорошо продумали все мелочи, чтобы паства не оскудевала, а лишь множилась с годами, тем самым увеличивая и его влияние, благосостояние, а так же – величие.

И вот, похоже, подошло время, окончательно утвердить власть церкви в этом графстве. Старый граф помер не оставив завещания, старший сын – убит как разбойник, оставаясь холостым и, соответственно, без наследника. Набожная графиня готова сделать все, что будет угодно настоятелю храма – даже передать все графство в управление святой церкви. Вот только – виконтесса. Эта егоза редко посещала богослужения, и сломить ее волю будет не так-то просто.

По храму надлежало передвигаться медленно и на цыпочках, это священнослужителям, а всей остальной пастве – только на коленях и почти упираясь лбом в пол, − поэтому быстрая поступь и тяжелое дыхание брата Козелиуса должны были свидетельствовать о чем-то чрезвычайном. Ибо в поспешности своей, усердный монах, даже перекреститься позабыл…

− Отец Третях! Отец Третях! Где вы? – вскричал тот, ничего не видя от резкой смены освещения.

− Я здесь, брат… − отозвался настоятель церкви. – К чему такой переполох?

− Там… Там такое… − от избытка чувств, переполнявших его, брат Козелиус частично потерял дар связной речи. – Там…

Видя, что подобное состояние у монаха само минует еще не скоро, священник сунул ему в руку кубок, наполненный «кровью спасителя», предназначенного для обряда помазания. На самом деле – обычное вино. Условности… Никто же не думает, что Творец каждое воскресенье сцеживает для своих последователей бочки крови?.. Брат Козелиус жадно причастился и выдавил из себя:

− Дракон!

− Что, дракон? – постепенно теряя сдержанность, переспросил отец Третях.

− Виконтесса Галена призвала дракона!

− Ага, колдовство! – возликовал настоятель, довольно потирая руки. – Запрещенное самим Творцом использование силы! Значит, мы сможем объявить ее отступницей, чьи действия угрожают Равновесию! И многие из нашей паствы это видели? – поинтересовался озабоченно.

− Да, почитай, все население замка. Тем более что сейчас она на нем летает над нами.

− Это судьба, − даже зажмурился, как кот, от удовольствия отец Третях. – Надо срочно известить братьев в столице пусть присылают Исповедников из святой канцелярии. Уж те сумеют изобличить в девке ведьму и пособницу темных сил! Эх, если б еще какое-то наглядное подтверждение…

− Отец Третях, − вкрадчиво произнес хитрый монах. – Она же прямо над храмом летает…

− И что?

− Знак Господень! Надо призвать на ее голову проклятье! А знак Творца станет лучшим подтверждением того, что виконтесса Галена отринута им и проклята!

− Святые слова, брат, − возликовал настоятель. – Поспешим же! Пока они еще в воздухе! А тучи? Тучи на небе есть?

− Не знаю, − растерялся монах. – Я так спешил к вам с известием, что не обратил на это внимания…

− А, не важно, − махнул рукой отец Третях. – Помыслы наши не к собственному обогащению и гордыне, а только лишь к вящей славе Господней! И Владыка Небесный не оставит нас без своей помощи!

 

Глава 33

 

В сероватой предутренней мгле неохватные стволы сливались в один громадный частокол, предназначенный охранять поселение ушлых людей от чужого глаза. А все ж – особенно вблизи, никакая чаща не в состоянии спрятать следы человеческого поселения. Очень уж по нраву людям привольно обустраивать свое жилье. Ни уютная пещера, ни теплая нора их больше не прельщает. Человеку для счастья нужен дом!

Песий Лог.

Двенадцать хат, вольготно разместившихся посреди просторной вырубки, сообщали о том, что с замковых земель на вольные хлеба ушла сразу дюжина семей. А три венца новых жилищ, заложенных особняком – свидетельствовали о намечающихся в деревне свадьбах и отделяющихся в новые хозяйства сыновьях. Огромная деревянная клеть в центре и вместительные односкатные срубы, прилепленные к домам – подтверждали верность рассуждений о том, что жить крестьянину без господ и сытнее, и вольготнее. Вот только – не так сохранно. Привычки беречься нет. Поэтому и часовые не выставлены. Мол, от зверя добро псы уберегут, а лихому человеку в эту глухомань, вовек дороги не сыскать. Ведь и сами поселенцы обосновались тут только после того, как поняли, что окончательно заплутали в дебрях. Куда уж другим дорогу к их выселку сыскать?

Крепок сон бортников-пчеловодов, ничто его не тревожит...

Утро в лесные дебри приходит с опозданием. Слишком трудно солнечным лучам пробиться сквозь сплетенье развесистых ветвей и гущу листьев. От того и петух кукарекает попозже, и куры не шебаршат на насесте, и скотина дремлет в стойле, задумчиво и неспешно пережевывая вчерашнюю траву. Даже всклоченные страховидные псы притомившись за ночь, тихо сопят каждый перед порогом своего хозяина.

Сладко спится крестьянам вдали от замка. Знают, что не вломится с рассветом на подворье староста и не погонит с ругательством на княжеский надел, не дав даже толком умыться и позавтракать. Здесь, все вокруг свое. И то, к чему не доберутся руки сегодня, можно сделать завтра. Или наоборот – взяться и переделать все сразу, пока держат ноги и не падаешь от усталости, зато, на следующий день, будешь волен отлеживаться в тени или развлекаться охотой-рыбалкой. Чувство свободы и понимания того, что благополучие семьи, зависят исключительно от благословения Создателя и твоего собственного трудолюбия пьянит сильнее самого старого меда. Особенно тех поселян, кому довелось расти на «замковой» пище, а в лесу укрылись не так давно. Забывая, при этом, что даже самый могучий лесной житель – тур, и то, коль уж отбился от стада, должен постоянно быть настороже. В лесу, любая стая одиночку загрызть норовит. А голодных и жадных до чужого добра ртов везде полно.

Хорошо прячет обжитую поляну густая чаща от человеческих глаз, но все ж не так надежно, как хотелось бы поселенцам… Не так, как люди сами себя в этом убеждают. Нашлись недобрые, но – зоркие глаза. Высмотрели, отыскали и здесь…

За черными неохватными стволами, мокрых от росы дубов, уже притаились беспощадные хохлатые воины. Целая ватага, четыре дюжины. Острые сабли обнажены, стрелы наложены на тетиву. Замерли степняки – ждут сигнала. Перемигиваются друг с другом, скалят зубы в волчьей улыбке, предвкушая легкую и славную добычу.

Песий Лог – не первый и не последний хутор, не сумевший спрятаться от казацких следопытов. И совсем скоро придется поселенцам заплатить дорогую цену за свою свободу. Потому что сегодня казачий атаман Угрюм решил взять с них больше, нежели обычный выкуп.

Десятник Медведь, хоть и понимал резон атамана, все ж не вполне одобрял такую непомерную жестокость. Считая, как и многие другие казаки, что совершенно незачем убивать курицу, когда от нее можно иметь и яйца, и цыплят? Причем – каждый год. Но, мог понять и тех, чье сердце зачерствело глядя на то, как из года в год, гибнут их товарищи. В то время, как княжество жиреет, почивая в мире и неге, пока Сечь закрывает своим телом дорогу нежити.

Давно уже нет единомыслия в Вольной степи. Одни «витязи» договорились до того, что надо отойти в сторонку и пропустить нежить в княжество. К счастью, до подобного позора никогда не дойдет, потому что безмозглое воинство оживших мертвецов движется на живой дух, и уступить ему дорогу не удастся никак. Зомби не выберутся из степи до тех пор, пока там будет оставаться хоть один живой казак. Но, те же «герои», зазывают не жалеть пятиземцев, и при каждом случае вырезать в пень всех жителей захваченных селений. Мол, чтоб те тоже почувствовали… Вот только что именно должны почувствовать обычные крестьяне, в особенности – дети, Медведю было не совсем понятно. Девки, скот – это правильно. Казаку надо что-то есть, у чьего-то мягкого боку после боя погреться… Но зачем же убивать тех, кто вырастит новый скот, и детишек – из которых через пару лет могли вырасти новые красавицы? Нет, этого подъесаул не понимал.

В селении всего-то пятнадцать-двадцать взрослых мужиков и чуть более дюжины парней, сносно владеющих луком и рогатиной, но – не воины… Людей убивать не обучены. Остальные – бабы, да девки с ребятишками. Положить стрелами клыкастых стражей. А потом – повязать сонных бортников прямо в избах, и без спешки забрать себе все приглянувшееся. Как это всегда делал запропастившийся где-то Вернигора. Но занявший его место атаман Угрюм хотел дать прочувствовать своим молодцам, среди которых большая часть лишь недавно прошла посвящение в казаки, наслаждение победы и упоение боем. И Медведь вынужден был признать, что в чем-то тот все же был прав. Посвящение посвящением, а в беспощадной стычке с нежитью, молодняк, не видевший смерти и не нюхавший крови, может оробеть, замешкаться и погибнуть почем зря. Конечно, расстрел полусонных селян, не совсем та наука, которую следует пройти воину, но хоть что-то. Глядишь – и в настоящем бою не дрогнет рука, направит стрелу в живое тело. А в Сечи и так не слишком много казаков, в то время, как количество прорывающейся сквозь барьер нежити с каждым годом только растет. И когда они уничтожат, задавят своим количеством степное войско, Пятиземие будет обречено. Так отчего бы этим поселянам не умереть немного раньше, но с пользой для дела?

Весть о выселке, который прошлым летом возник в Чернолесье ближе, чем в шести конных переходах от их куреня, полмесяца тому доставили Рысь и Сорокопут. Лазутчики из молодых, но остроглазые и азартные. Переселяясь в лес, селяне выбрали место для своего хутора между двумя замками, в двух пеших переходах вглубь топей от главного тракта и чуть ближе к Дубравке. Очевидно, рассчитывая на то, что близость крепостей даст им дополнительную защиту. Тем более что, добираясь сюда, казаки должны были оставить за спиной Дубравку с ее воинственным, ненавидящим степняков, гарнизоном из отступников и сбежавших пленников. Правда ушлые по весне люди еще и обжиться толком не успели, поэтому на большую добычу казакам рассчитывать не приходилось. Но, зато в этом селении была главная для степи ценность – девки. Как уверяли лазутчики, десяток погодков пятнадцати – девятнадцати лет.

Узнав об этом, атаман Угрюм не долго раздумывал. Женщин в Сечи всегда не хватало, а кроме того, удачливый налет, лично для него, сулил укрепление авторитета. Свистнул на коней охочих поразмяться, и двинулся за добычей, ведя десяток лошадей в поводу. Сгодятся, если не от драконов откупиться, мало ли что тварям взбредет в голову, то – добычу перевезти.

Следопыты вели уверенно. Так что за все время пути ни один княжеский разъезд их не заметил. И на выселок ватага вышла без задержки, а как и было задумано, вскоре после полуночи. Стреножили неподалеку, с подветренной стороны, коней, а сами затаились вокруг, терпеливо выжидая времени Волка. Той предутренней поры, когда сон имеет над человеком наибольшую власть.

А Угрюм тем временем в который раз взвешивал: стоит ли уничтожать поселение, или все-таки, ограничиться добычей? Все ж древнейший неписаный закон Сечи не велел без надобности невинную кровь проливать. Но, поглядев на нетерпеливо переминающихся с ноги на ногу молодых воинов, стряхнул с себя неуверенность и принял окончательное решение.

Клацнуло огниво, поджигая стрелу, атаман натянул лук, и быстрый огонек мигнул в воздухе, впиваясь в крытую сухим тесом кровлю одного из загонов для скота. Вроде и тихо все сделал казак, а псы насторожились, вскочили и громко залаяли. Но, было уже слишком поздно. Опять свистнули смертоносные стрелы, и псы, жалобно воя, покатились по земле.

А из домов уже начинали выбегать полураздетые и сонные люди. И пока они протирали глаза, растерянно поглядывая на страшное пламя, жадно облизывающее навес, острые стрелы казаков впивались в их тела, не защищенные ничем, даже тонким полотном рубашек. И только после того, как упал замертво последний мужчина, а к его телу с душераздирающим воплем бросилась из хаты первая женщина, степняки вышли из-за деревьев. Самая приятная часть охоты для них только начиналась.

А с высокого разлапистого дуба, стоявшего на краю поляны, почти полностью спрятавшись в огромном дупле, обеими руками зажимая себе рот и глотая жгучие слезы, за всем этим ужасом наблюдал двенадцатилетний Вратко, который остался сегодня ночевать в лесу, чтоб доказать старшим братьям, что он не трус и ничего не боится.

 

Глава 34

 

На постоялом дворе звуки бубна и скрипки полно терялись в хриплом смехе и пьяных выкриках. По объемному залу бесцельно слонялись и толпились за столами подвыпившие мужчины. Они хлестали дешевое вино и пиво, вымахивали кружками и пытались одарить грубыми знаками внимания девушек-служанок, которые едва успевали уклоняться от их рук. Та же из них, которой не везло, сначала заучено вскрикивала, потом давала посадить себя на колени, а еще через мгновение, ловким движением выскальзывала из пьяных объятий и продолжала свою работу. На лицах у девушек застыли, как будто наклеенные, многострадальные улыбки, но хозяин платил хорошо, да и от лишнего щипка или поцелуя еще никто не умер. Здание вздрагивало от возгласов, а стойкая вонь прокислого вина перемешивалась с запахом давно немытых тел. Купцов в богатых, шелковых одежах здесь и близко не было. Предназначенные для них отдельные кабинеты, располагались на втором этаже, оберегая слух и обоняние сановитых гостей, от всего того, делалось внизу.

На кухне тоже кипела работа – еще издалека можно было уловить запах баранины, на сковородах шипели куски свинины и рыбы. Гостей встречал за не очень чистым прилавком сам корчмарь – полный лысый, словно колено, мужчина с красными от непрерывной попойки глазами на запухшем, одутловатом лице. Если бы не место за стойкой, невозможно было бы его принять за хозяина. Потому что одет он был как и остальные посетители в легкую полотняную куртку, щедро украшенную по обшлагу воротника зелено черным шитьем. Даже без традиционного замызганного белого передника.

И только четверо мужчин, которые сидели попарно в противоположных углах, не принимали участия в общей суматохе, которую здесь вероятно считали веселым отдыхом. Всем своим видом они напоминали бывалых воинов, в конечном итоге, достаточно было глянуть на бережно ухоженные кольчуги, поверх кожных курток (и это в такую жару!) одних, и на нагрудники дружинников второй пары, чтобы все сомнения исчезли сами по себе. Те, которые выглядели наемниками, сидели в самом дальнем углу и неспешно наслаждались тушеным с грибами мясом, степенно заливая его солидными глотками пива. При этом, не забывая отдавать надлежащего почета и интересной беседе. Не то, чтобы прелести молодых служанок вовсе не привлекали их внимание, но эти мужчины умели делать все в нужное время, не смешивая в одну кучу грешное и праведное, а кроме того, судя по всему, никуда не спешили.

– Благодарить небеса, Калита, мы справились с порученным делом, – сказал одноглазый своему товарищу. – И нам поверили...

– Похоже, – согласился есаул. – Хотя, брат Кривица, в какое-то мгновение я готов был присягнуть, что без палача не обойдется.

– Было и у меня такое ощущение, – согласился с товарищем одноглазый. – Потому что пока княгиня читала письмо Владивоя, воевода мало что дыру во мне своим взглядом не просверлил. Вот уж дал Создатель глаза. Поневоле задумаешься над тем, что нас ожидает, когда правда всплывет?

– Что ты имеешь в виду? – чуть не удавился куском каравая седой казак и поспешно отхлебнул из кварты.

– Не делай глупый вид, есаул, тебе не идет... – отмахнулся Кривица. – Конечно же не твою покойную бабку, завещавшую перед смертью мельницу и пасеку.

– Думаешь, Светлана не у казаков?..

– Будто ты сам не видел, что следы беглецов вели не к Проходу, а к мельнице Мышаты?

− Так ведь дождь все смыл! – вскричал Калита. – И ты сам со мной согласился… А лучше тебя я не знаю следопыта!

– Ливень... – Кривица покачал головой. – Почудилось мне, что не захотел ты еще один грех взять на душу. Да и сам стар становлюсь и жалостлив. Подумал, если повезло малышке, то пусть будет так… Только не втирай мне, будто ты сам не догадался! В жизнь не поверю. Уж кто-кто, а ты должен понимать, что подобную чушь можно плести лишь вельможам, а для любого охотника, не говоря о следопыте, сказанное прозвучало приблизительно как: «мы не нашли хутор, потому что вчера он сгорел». А каменные основания и дымари? А угли? Вонь пожарища? Чтобы не оставить после себя ни одного следа, тем более, когда земля разбухла от влаги, а трава сделалась скользкой, человек должен научиться летать. А ты – воин опытный, значит, все понимал и молчал. Почему? Тоже стареешь?

Калита молчал долго. Очень долго. А потом произнес задумчиво:

− Да почувствовал я в эту минуту, что не надо ее ловить! Неправильно это будет! А уехать и соврать воеводе – справедливо и достойно! Представляешь?

− Нет, − правдиво ответил Кривица, потому что никак не мог представить себе своего побратима поступающего не как выгодно, а достойно. – Но верю! Видно, заколдованное там место! Не зря люди про Мышату разное бают! Глаза отвел, пень трухлявый, вот и опростоволосились мы, не довели дело до конца!

– Ну и что из того? Княжна все равно пропала. И раз повсюду тишина, то выходит, что сгинула Светлана так же верно, как если бы ее похитили казаки. И хватит об этом! А найдется девочка, мы здесь причем? Ну, ошиблись. Неверно разобрали следы. Так что пей свое пиво без раздумий, они тебе вредны, и закрой пасть. В конце концов, мы выполняли приказ князя. Вон, те два дружинника напротив и так уже слишком часто на нас поглядывают.

Кривица посмотрел в указанном направлении и сплюнул на пол.

– Глупость. Кому-кому, а им на нас точно наплевать. Разве, что заскучали вояки на службе и ищут приключений на собственный зад.

А за вторым столом между тем продолжалась беседа, и в самом деле, не имеющая никакого отношения к проблемам слуг князя-воеводы Владивоя.

– Вот и вся правда, Лучезар, – повторил последнюю фразу старший из гвардейцев.

– А не боишься, что я донесу на тебя, за подобные слова, Аким? – поинтересовался младший.

– Докладывай, но подожди пока зори укроют все небо и... – старший выжидающе посмотрел на товарища.

Тот удивленно вытаращился на него, но заучено продолжил:

– ... погасят солнце.

– И наступит ночь...

– ... спокойнее, чем день...

– ... длиннее, чем день. Так ты, Лучезар, тоже с нами? Молодец! А я все время размышлял, как предложить тебе присоединиться к хорошему делу. Едва осмелился сегодня...

– А я к тебе знаешь, сколько уже присматриваюсь, – ответил младший товарищ.

Дружинники расхохотались и, от избытка впечатлений, плеснули себя взаимно по плечам. Дружно опрокинули кружки.

– Кстати... – сказал через какое-то время Аким, видя, что молодой приятель опять погрустнел. – Тот одноглазый, что поглядывает в нашу сторону, и его приятель больно похожи на тех гонцов из Дубравки, которых мы с тобой давеча в город впустили.

– А давай намылим этим пентюхам морды, − оживился Лучезар, которому было невтерпеж сорвать на ком-то накопившуюся в нем злость.

– Я не против, − равнодушно пожал плечами старший товарищ, − только придраться не к чему?

Но, дурное дело не хитрое, и как свинья всегда отыщет лужу, чтобы изгваздаться, а пьяница – способ напиться, так буян придумает причину, чтоб подраться. А Лучезар, похоже, чувствовал сейчас в этом большую необходимость. Поэтому, не говоря и слова, сорвался с места, пнул приятеля и, нахмурив брови, двинулся к столу, где сидели люди, не понравившиеся Акиму.

Покончив с трапезой, Кривица решил, что наступило время заняться другим, не менее важным для наемника делом, а именно – договориться с какой-то служанкой насчет общего отдыха. И, чтобы долго не выбирать, ухватил за юбку ту, что пробегала рядом, и притянув ближе, посадил ее к себе на колени. И хоть девушка не слишком упиралась, заметив в ладони воина, хотя и мелкую, а все же серебряную монету, дружинник решил, что лучшего повода для драки нечего и ждать.

– Отпусти девушку, ты, сын свиньи! – гаркнул еще издали.

Одноглазый воин сначала даже не сообразил, что столь дерзкий окрик обращен к нему. В конечном итоге, он не делал ничего запрещенного, или необычного. А когда разобрался – то даже побледнел от ярости. Мгновение, и девушка с визгом улетела в сторону, а наемник, с обнаженным клинком стал напротив Лучезара. И поплатился бы юноша, который не ожидал такой быстроты от подгулявшего наемника, головой за собственное безрассудство, но положение спас его старший товарищ. Меч Акима мелькнул в воздухе также молниеносно, как и сабля, остановив оружие Кривицы в нескольких пальцах от шеи Лучезара.

– Не так быстро, – буркнул недовольный как поведением юноши, так и своим, вовремя вспомнив, что разговоры о вооруженном столкновении будут ходить по городу не один день. Вместе с приметами тех, что его устроили. – Может, уважаемый, в тех краях, где тебя вырастили и рубят головы за сравнение со свиньей, но у нас – особенно после Моровицы, за такое лишь бьют морду. Товарищ мой погорячился немного, ошибся. Принял тебя за другого человека. Надеюсь, кувшин вина, распитый совместно, но за наш счет, сможет уладить недоразумение?

– Сможет, – ответил спокойно Кривица. Бывалый воин, сразу распознал в старшем гвардейце серьезного противника и решил, что за глупость и в самом деле не стоит рисковать головой. – Тогда прошу к столу. Меня зовут Кривицей, а приятеля – есаул Калита. Мы из Дубравки.

– Я – Аким, а мой вспыльчивый товарищ – Лучезар. – ответил дружинник, подзывая служанку и делая заказ. Потом уселся сам и посадил рядом, все еще упирающегося приятеля. – У кого мы на службе и так понятно. А относительно поведения моего друга, то оно объяснится тем, что парень зол на подругу, вот и срывает зло на том, кто подвернется.

– Уважительная причина, – понимающе кивнул головой Кривица. – Только иногда можно и на отпор нарваться...

– Тем лучше, – буркнул Лучезар. – Со слабаками драться совсем неинтересно. А Забава, все равно еще пожалеет. Будет знать, как обманывать. Днем хвостом крутит, мало на шею не вешается, а вечером и за порог не выйдет.

– Все бабы такие, – подвел общую черту Калита. – Ни одна хорошего слова не достойна. Не хватайся за меч, но я не удивлюсь, если узнаю, что когда ты зря ее дожидаешься, она дарует свои объятия другому мужчине. С женщинами всегда так, одному глазки строит, другого ласкает, а третьего в уме держит.

– Нет, – упрямо покачал головой юноша. – Забава не из таких. Наверняка во дворце задержали. Там всегда работы много...

– Я хотя и одноглазый, но вижу женщин насквозь, того и предпочитаю проституток... – Кривица хотел было еще что-то прибавить, но Калита положил ему на плечо руку и сказал юноше:

– Не бери в голову! Вообще-то в словах моего приятеля достаточно правды, но исключение всегда может случиться. И тогда – будешь счастлив. А нет – не скажешь, что тебя не предупреждали... – после этого он сделал знак одной из служанок приблизиться. А когда та торопливо подбежала, показал ей серебряный кругляш. – Не покажешь мне, где уставший путник может найти, до утра, охапку свежей соломы и крышу над головой?

– Почему нет... – хихикнула девушка. – Только где-то после полуночи. В настоящий момент слишком много посетителей. Хозяин будет недоволен.

– Договорились.

Монета поменяла владельца, и девушка, развевая подол юбки, поторопилась к прилавку, соблазнительно покачивая бедрами и посверкивая стройными лодыжками.

Лучезар провел ее тяжелым взглядом и буркнул. Тихо, но так, чтобы услышали все.

– Если Забава и в самом деле что-то такое сделает, пожалеет, что родилась. Клянусь могилой родителей. Сама и тот, кто ее... Потому, что я ей верил... – А тогда потянулся к кувшину с вином и сделал длинный, жадный глоток. Как будто пытался ополоснуть горло от грязного обещания.

– На ловца и зверь бежит! – голос десятника Лисогора дружинники надеялись услышать где угодно, только не здесь, и не в настоящий момент. – Пьянствуете? А сотник везде вас ищет.

– Нас? – удивился Аким. – Мы ж только сменились.

Но вместо ответа десятник только внимательнее пригляделся наемникам. И те сразу почувствовали, что загостились в столице.

− Нет, − объяснил десятник Лысогор, усаживаясь за стол и тщательно принюхиваясь. – Не вас, оболтусов… Дубравинских гонцов приказано срочно доставить к Ищущему истину Вышемиру. Он остановился в башне Ксандора. В синих апартаментах. Вот вы двое, и отведете к нему своих новых друзей. Вопросы есть? Вопросов нет! Выполняйте! – и, проведя подчиненных суровым взглядом, поманил к себе ближайшую служанку. – А подай-ка, доченька, и мне чего-то не совсем прокисшего, пару ломтей сыра и лепешек...

 

Глава 35

 

Синие комнаты для гостей получили свое название через окрашенные в небесный цвет доски на дверях. Едва сдерживая рвущееся наружу раздражение, Вышемир привычно повернул ключ в замке, зашел внутрь и огляделся. Ему не раз приходилось останавливаться здесь на ночлег. Но обычно, Ищущий не обращал внимания на ее обстановку, потому что, например, какая разница под окном или нет стоит твое ложе? Главное чтоб оно было достаточно мягким и удобным. Зато сейчас какая-то часть его сознания внимательно все оглядывала, всем интересовалась и хотела веселья.

Апартаменты состояли из прихожей, кабинета и спальни. В прихожей около теплой печи можно было просушить обувь, помыться с дороги в удобной, широкой на десять ведер бадье, а на, прибитых к стенам, рогах молодых оленей, удобно развесить верхнюю одежду, и справить другие надобности. В кабинете находился большой письменный стол со всеми необходимыми принадлежностями, уютное кресло и камин. А в спальне стояла широкая кровать, застеленная шелковым покрывалом, привычного светло-синего цвета, пол перед ней устилал толстый и мягкий ковер из медвежьих шкур, а также стояло два уютных маленьких дивана.

Ищущий истину тяжело опустился в один из них и закрыл глаза. Говоря, что крайне устал, он не кривил душой. Трехдневная скачка действительно утомила Вышемира. А еще больше отбирало силы сознание того, что все его предыдущие скрупулезно выстраиваемые планы необходимо было срочно пересматривать.

Поговаривают, что человек появляется на свет сразу целостной личностью, а весь последующий процесс воспитания и обучения, лишь выгранивают или притупляют его, полученные уже при рождении, вместе с душой, качества. Но если это утверждение истинно, то почему на свете столь много разных людей, родных по крови и выросших под одной кровлей?

Вышемир отличался от своих братьев с раннего детства. Слишком болезненный для обычных мальчишеских забав, он рано выучился читать и большую часть времени проводил среди книг. В то время, когда Ставрог и Любомир усердно накачивали мышцы, учились владеть оружием и приобретали иной, не менее важный для будущих воинов, жизненный опыт, он впитывал знания и мудрость, заботливо изложенную предшествующими поколениями на рукописных страницах. И если старший и младший братья, посчитав себя обиженными, тут же, без раздумий, давали обидчику в ухо, то средний Вепрь никогда не проявлял открытой агрессии. Но чуть погодя, с тем, кто имел неосторожность его затронуть, всегда случалась какая-то неприятность. И со временем все в замке усвоили простое правило – этого улыбчивого ягненка лучше не занимать.

Худощавый, будто сложенный из одних палок, подросток превосходил своих братьев только в искусстве верховой езды. Будучи легким и цепким, он легко обгонял в скачках даже взрослых наездников. И будущий хранитель уже тогда сделал из этого для себя еще один важный вывод, определивший всю его дальнейшую жизнь – победить других и стать первым можно лишь там, где твои личные качества превосходят соперника изначально. А значит никогда не стоит вступать в схватку на чужом поле и уж тем более: играть за чужими правилами. Лучник – сильнее мечника, пока тот не подберется к нему вплотную. Мечник одолеет мудреца, взявшегося за оружие. Но, если мудрец сумеет стравить этих воинов между собой, то, как минимум на одного врага у него самого станет меньше.

Умышленно демонстрируя свою полную неспособность к ратному делу, Вышемир подтолкнул отца к принятию нужного решения – и среднего отпрыска рода Зеленых Вепрей отправили на обучение в Оплот Равновесия. Где тот, с полным прилежанием, стал готовить к борьбе за место под солнцем свое собственное оружие.

Именно в Оплоте он понял вторую истину – лучше всего тем, кто находиться на вершине власти. Самый смышленый и талантливый последователь должен беспрекословно подчиниться любому приказу, полученному от хранителя рангом выше. Самый блестящий мечник или виртуозный лучник может быть наказан за проступок десятником, уступающим им и силой и умением. Поэтому целью его жизни стало достижение этой вершины. Вернее, одной из двух: светской – княжеской власти, или духовной – власти Мастера Оплота. Если к тому времени, когда он будет готов, обе эти вершины не удастся объединить.

Для начала Вышемир сложил себе в уме список всех, кто может ему помешать в достижении заветной цели, и тех – с кем ему, оказалось, временно по пути. Во главе первого листа стояли имена сестры Весняны, наследницы венца княжества Зеленец и старшего брата Ставрога, занимающего пост сына-воеводы при вдовствующей матери, великокняжеской четы – тетушки Беляны, ее мужа Ладислава и их шестимесячной дочери, наследницы престола, Божены. А также – Мастера-хранителя Остромысла. Второй список начинался и заканчивался именем хранителя Ксандора – астролога и прорицателя Великой княгини, прошедшего обучение в Оплоте и подтвердившим ранг Мудреца.

Вышемир еще не ведал, как выиграет свою партию, но точно знал, что раньше или позже, жизнь неизбежно расставит все эти фигуры по нужным клеткам, и именно тогда он сделает свой сокрушительный ход, должный привести его к победе.

И вот судьба преподнесла ему долгожданный подарок. Какой теперь смысл в физическом устранении врагов и соперников? Будет значительно лучше и умнее использовать их в собственных целях, сделав так, чтобы они выполняли его волю. Понимали это, страдали, но не могли противостоять. Но, прежде чем приступать к серьезным делам, нужно лично убедиться так ли эффективно действие пыльцы сирени? Где предел ее силе. И не последнюю роль в этом эксперименте Ищущий истину отводил случайно замеченной хорошенькой служанке. Тем более, что возможность безнаказанно поиграть с таким птенчиком, само по себе уже приличное вознаграждение за годы, проведенные с книгами и пергаментами.

Двери в апартаменты тихо заскрипели, и в прихожей кто-то загремел ведрами.

– Кто там? – позвал сердито Вышемир.

– Я, сударь хранитель, – отозвался приятный девичий голос. – Принесла вам воду для мытья и бегу на кухню за едой.

Она протарахтела все так быстро, что прежде, чем Вышемир опомнился и открыл рот, двери хлопнули, и он опять остался один. Ищущий истину улыбнулся и вновь закрыл глаза. В настоящий момент он сам себе казался старым мудрым змеем, который греется на полянке и никуда не спешит, точно зная, что его суетливая добыча рано или поздно сама приблизится на расстояние броска. И вот тогда он уже не промедлит. Ну, а заранее, зачем суетиться?

 

* * *

 

Вероятно, он должен был задремать, потому что когда открыл глаза, то ощутил себя значительно бодрее, несмотря на чувство легкой боли в затекшей от неудобного сидения шее. За окнами темнело, а на столике рядом с креслом, стоял поднос с кувшином и большой миской, наполненной кусками сыра и буженины. Отдельно красовался румяный каравай. А довершить ужин предлагалось горстью отборных черешен.

Вышемир посмотрел на еду и скорчил недовольную гримасу. Во-первых, раз он не расслышал шагов служанки, то значит, спал слишком крепко, и в другой раз из-за подобной беспечности, может стать жертвой покушения. Во-вторых, девушка выполнила все, что ей было поручено, и звать ее опять, означало привлекать излишнее внимание к ее и своей персоне, – давать повод совершенно ненужным сплетням. К тому же и вода в бадье, скорее всего, давно остыла. А значит, вместо вечера приятных развлечений его ожидает холодная купель и ночь в одиночестве. Что ж, как говорят: «нет ничего хорошего, что нельзя оборотить во что-то плохое. И нет ничего настолько плохого, чтобы его не удалось использовать к добру». В данном случае, Вышемир получил возможность сладко выспаться и еще с рассветом двинуть в обратный путь. А развлечения могут подождать до лучших дней.

Ищущий истину уже решительно собрался вставать, как вдруг двери в апартаменты опять тихо приоткрылись, и кто-то крадучись на цыпочках вошел внутрь. Вышемир ловко вытащил из-за пояса тонкий стилет, осторожно выглянул из кабинета в прихожую и засмеялся. Мудрый старый змей оказался прав: кому суждено стать жертвой, тот обязательно придет в расставленную ловушку.

В прихожей, как можно деликатнее, вероятно, чтобы не потревожить сон хранителя, хозяйствовала Забава.

– Ой! – обрадовался девушка. – Вы уже проснулись, сударь... А я третий раз меняю воду и никак не решаюсь вас разбудить.

– Умница, – искренне похвалил старательную служанку Вышемир и, добыв из-за пояса маленькую сафьяновую коробочку, протянул ее девушке. – Это тебе за старательность.

– Какая красивая, – как дитя обрадовалась неожиданному подарку Забава. – А что в ней?

– Открой. Там сбоку есть маленький бугорок. Нажми на него.

Девушка послушно нажала на указанное место, и коробочка открылась.

– Порошок какой-то красненький? – удивилась девушка. – А что с ним делают?

– Возьми и понюхай, – ответил Вышемир. – Сама все поймешь.

Забава послушно сунула носик внутрь коробочки и легонько втянула воздух ноздрями.

– Не бойся, – еле сдерживаясь от нетерпения, поощрил ее Ищущий истину. – Вдохни глубже.

Другая, может, и заподозрила бы подвох, но Лучезар верно говорил, что эта девушка всегда видит вокруг лишь добро, и в мыслях не допуская, что кто-то может желать ей дурного. Поэтому, Забава послушно вдохнула пыльцу гораздо сильнее.

Вышемир довольно улыбнулся и ловко подхватил коробочку, выпавшую из враз ослабевших рук служанки.

– Удалось! – воскликнул почти счастливо, а потом, наследуя Ксандора, щелкнул пальцами перед носом девушки.

– Ты меня слышишь, Забава?

– Да, − голос у девушки стал совершенно безжизненным, а слова она произносила медленно, делая между ними небольшую паузу, но четко.

– Тогда внимательно слушай и запоминай. С этой минуты и навсегда, ты старательно будешь выполнять все мои приказы! Все!!! Даже, если будешь считать, что исполнять их нельзя! Запомнила?

− Да.

− Ты все будешь понимать, и помнить, но никому не сможешь рассказать о происходящем ни слова. Мой голос, мой взгляд, мой приказ, станут для тебя дороже жизни. Поняла?

– Да.

– Навсегда запомнила?

– Да.

– Тогда отомри и давай умываться.

Вышемир снова щелкнул пальцами, и румянец вернулся на щечки служанки. Некоторое время она не могла понять, что делает, но вскоре вспомнила последний приказ своего господина.

– Конечно, прошу мыться, сударь. Вода давно нагрета.

– Замечательно. Помоги мне раздеться.

Вышемир умышленно выбрал для проверки самый простой способ. Поскольку вряд ли невинной девушке понравиться такое распоряжение. В этом случае горничная фыркнет, давая понять, что оценила шутку, и со смешком убежит. И тогда ему придется признать эксперимент неудачным. Но, если чары подействовали, то она должна выполнить приказ.

Забава растерянно мигнула ресницами, что-то похожее на изумление промелькнуло в ее глазах, а затем девушка медленно опустилась на корточки и начала стаскивать с Вышемира высокие ботфорты. Сняла их один за другим, аккуратно приставила к печи сушиться, и вернулась за остальным платьем. Видя, что Ищущий истину не двигается, а выжидающе смотрит, девушка, сама принялась его раздевать.

С рубашкой, как и с предыдущей частью наряда, проблем, не возникло. Но когда пальцы служанки затрепетали, неумело распуская шнуровку на мужских штанах, Вышемир почувствовал настоящее торжество.

Между тем, как ее руки покорно выполняли свою работу, на лице Забавы сначала отобразилось удивление. Но, как только девушка поняла, что с ней происходит, оно побелело от ужаса. А когда, живущие самостоятельной жизнью, ее пальцы, распустили пояс, и она, подчиняясь чужой воле, опустилась перед Вышемиром на колени, чтобы стянуть с него штаны, то вся так и вспыхнула от унижения и стыда, но независимо от этого продолжала делать все исправно и согласно с полученным приказом.

Освободившись с помощью Забавы от одежды, Вышемир залез в кадку и с наслаждением погрузился в теплую воду. Первое испытание его новоприобретенного могущества прошло удачно.

Купель навевала дремоту, поэтому Ищущий истину не позволил себе долго нежиться, а лишь вымыл голову и стал быстро растираться жестким полотенцем. В другой раз, может, и гаркнул бы на служанку, которая неподвижно замерла рядом, не зная, что делать дальше, но сейчас это было то, что надо. Раз стоит, пунцовеет, но даже не шелохнется, а всего лишь отводит стыдливо глаза, значит действие пыльцы достаточно сильно. И им можно пробовать сокрушить волю любого человека! Покончив с вытиранием и почувствовав, как веселее заструилась в жилах кровь, Вышемир понял, что страшно проголодался.

Бросил влажное полотенце служанке и поспешил в спальню. К подносу с едой и свежей постели.

– Может тебе, куколка, тоже стоит помыться? – произнес небрежно, уже после того, как умостился на ложе с куском сыра и караваем в одной руке, и ломтем ветчины – в другой.

– Я сегодня в речке купалась, сударь, – запинаясь и пунцовея, от того, что какая-то сила вынуждает ее сообщать столь интимные подробности чужому мужчине, ответила Забава.

– Когда мы остаемся наедине, называй меня: господин, куколка.

– Как прикажете, господин. − Девушка присела в поклоне.

– Вот и хорошо. Тогда, раздевайся.

– Зачем, господин?! – воскликнула Забава, в защитном жесте сложив руки на груди, но ее, уже покорные чужой воле, пальцы немедля принялись ослаблять шнуровку, стягивающую ворот рубахи. – Не надо!

– Поторопись, куколка. Мне с рассветом в дорогу. А еще и поспать надо.

– Смилуйтесь, господин! – умоляла девушка, со слезами на глазах, а между тем сбросила яркую плахту и потащила вверх подол исподней рубашки. Делала все медленно, преодолевая саму себя, а казалось, будто девушка нарочно дразнится. – Какой стыд! − она вся дрожала, но послушно продолжала обнажаться. – Отпустите, господин!

– Быстрее, куколка! – приказал Вышемир. Молодого мужчину ее скулеж только забавлял. – И брось ты на пол эту тряпку! – рыкнул раздраженно, потому что горничная все еще заслоняла себя рубашкой, прижимая ее к груди. – Вот так. Теперь, куколка, встань на цыпочки, а руки подними вверх!

− У меня жених есть! Скоро свадьба! – пролепетала Забава, но покорно выполнила приказ. – Отпустите, господин! Ноги вам буду целовать, – от обиды и унижения слезы текли ручьем.

А Вышемир тем временем с нарастающим вожделением осматривал свою рабыню. Конечно, горничная проигрывала в стройной грациозности дворянкам. Но все же перед ним тянулась в струнку молоденькая девушка, уже созревшая для принятия мужской ласки, и чью упругую плоть, еще не тронуло время. Было даже странно, что такой лакомый кусочек до сих пор оставался нетронутым.

Он проворно соскочил на пол, взял Забаву за руку и притянул к себе. Взвесил на ладонях тяжелые, зрелые груди, довольно уловив выражение ужаса в глубине зареванных глаз девушки. Обошел сзади и по-хозяйски провел ладонью по ее стройной спине, от затылка и до самого низа. Развернул к себе лицом и крепко поцеловал. Потом неожиданно сильно ткнул девушку кулаком в живот.

Забава вскрикнула, отпрянула назад, но споткнулась о край кровати и завалилась навзничь. Да так и замерла, с ужасом глядя на надвигающуюся костлявую фигуру мужчины, а потом отвернула лицо вбок и зарыдала. От осознания своего бессилия и обреченности. Но Вышемиру и той бездне, что жила в его душе, было наплевать на девичьи слезы. Им полностью хватало ее тела, с которым можно было делать все, что вздумается.

 

* * *

 

Громкий и настойчивый стук в дверь прозвучал для обоих, словно гром среди ясного неба, с той лишь разницей, что Забаве он сулил спасение, а Вышемиру снова перебил настроение.

− Да что же это за напасть такая сегодня происходит? − недовольно проворчал Ищущий истину. – Опять что ли княгине неймется? Ни минуты покоя. Чтоб вам всем провалиться!

Вышемир набросил на себя халат и поспешил к двери, не желая никому постороннему демонстрировать обнаженную и зареванную девицу в своей постели.

На пороге тянулись в струнку два знакомых с виду гвардейца, а за их спинами супились два воина в казацких одеждах.

− В чем дело?! – рявкнул раздраженно Вышемир, похвалив себя за предусмотрительность. В молодом дружиннике он без труда узнал жениха горничной Забавы.

− Ваш приказ выполнен, Ищущий истину, − отчеканил старший из дружинников. – Гонцы из замка Дубравка доставлены. Разрешите идти?

− Идите, − махнул рукой Вышемир, постепенно приходя в себя и вспоминая свое пожелание – насчет гонцов, высказанное при княгине. – Нет, постойте здесь… Я сейчас.

Вышемир вернулся в комнату, выудил из кармана, висящего в прихожей плаща, малый кошель, достал оттуда одну серебряную монету, а сам кошель положил в карман халата. Потом вернулся к ожидающим его на коридоре ратникам и наемникам.

− Это вам за службу, − протянул монету старшему. – Свободны. А к вам, − взглянул на оставшихся воинов, − у меня небольшой разговор.

− Внимательно слушаем тебя, сударь, − чуть поклонился старший из двоих с есаульским значком на отвороте камзола. Второй – одноглазый и тощий, словно жердь наемник, молча, кивнул, в знак того, что согласен со своим товарищем. Вышемир, всегда полагавший себя худым и нескладным, даже залюбовался столь уникальным экземпляром. Потом продолжил:

− Вы оба воины и долгие разговоры нам ни к чему. Тем более, я сегодня слишком устал для бесед, поэтому сразу скажу главное, а вы уж сами сообразите в чем ваша выгода… Итак, я знаю всю правду о произошедшем в Дубравке. Больше того, я уверен, что к этому часу с Зеленца отправлена дружина на помощь княжне Светлане. И князь-воевода Владивой уже либо бежал, либо убит, либо – схвачен и брошен в темницу. Меня не интересует ваша роль в этом деле, но вряд ли княжеские дознаватели поверят, что вы – казаки-отступники совершенно ничего не знали о делах своего господина. – Вышемир немного помолчал, давая воинам осознать то, что он сказал. – Это плохие новости… Теперь – хорошие. Мне нужны верные люди, готовые ради хозяина на все. Я хорошо плачу и не рискую зря ни своей, ни чужими головами. Лишних слов произносить не надо. Просто, если мое предложение вас заинтересовало, ждите меня завтра, на выезде из города, сразу за Южными воротами. Вместе и двинемся. А это, − Ищущий истину протянул есаулу приготовленный заранее кошель, − чтоб вам легче было принять верное решение. Ну, а захотите жить иначе, Создатель вам судья. Деньги ваши, но помните, что этого разговора никогда не происходило. И меня больше не ищите. Я – дважды к себе никого не зову.

− Спокойной ночи, господин, − поклонились учтиво оба воина. – Мы обдумаем ваше предложение.

− Думайте, − согласился Вышемир и пробурчал себе под нос, закрывая дверь. – Это всегда и везде достойное и необходимое занятие… А что касаемо спокойной ночи, то очень надеюсь, что так оно и будет.

 

Глава 36

 

Комната Светланы утопала в цветах, даже пол, вместо ковра, был устлан ромашками и васильками. И их устойчивый аромат не выветривался, несмотря на отворенные настежь окна. Сдерживая всхлипывание, четырнадцатилетняя княгиня рода Зеленых Дубов терпела это умопомрачающее благоухание, потому что никак не могла избавиться от духа тлена и ладану. А поскольку эти, присущие похоронам и склепам, запахи существовали исключительно в ее воображении, то все старания пропадали напрасно. Ужас от пережитого вкупе со смертью матери и недавних похоронах нельзя выветрить или заглушить иными ароматами. Непрошеные слезы так и наворачивались на глаза.

Но Светлана смогла удержаться, и не расплакалась.

Уже целые сутки минули с тех ужасных событий, в результате которых юная девушка возложила на себя венец княгини. Ощутив вдруг, что она осталась совершенно одна в целом огромном мире. И даже родной, знакомый с детства каждым уголком и закоулком, замок и городок теперь не просто ее любимая Дубравка, а княжество, где она стала полноправной владычицей. А все жители княжества: Вереи, Галки, Годицы, Дануты, Жданы, Калины, Купавы, Лагуты, Ладославы и Любомилы, Свири, Севы, Савояры, Третьяки, Удалы, Улыбы, Читаны, Марки, Шульги и прочие Щербы – это не просто девки и парни, мужчины и женщины, служанки, воины и ремесленники, купцы, хранители и мелкая шляхта, а – подданные, которыми она имеет право повелевать, и которых может, по своему усмотрению, карать или миловать.

В настоящий момент Светлана стояла у окна, крутила в руках стебель ромашки с несколькими оборванными лепестками и мучительно думала: «как же ей теперь себя вести, чтобы все вокруг поняли, что она больше не маленькая девочка, а настоящая княгиня? Какой поступок смог бы сразу прибавить ей важности и возвысить в глазах подданных?»

Деликатный стук в двери прозвучал довольно неожиданно, вырывая ее из задумчивости, и княгиня удивленно оглянулась. Посетителей не ожидала. Поэтому, увидев на пороге немного сконфуженного Любомира, девушка приязненно улыбнулась молодому витязю и шагнула навстречу. Именно благодаря его, где тактичному, а где и бесцеремонному вмешательству, Светлана смогла достойно выдержать все заботы, обрушившееся на нее, с момента возвращения в замок.

Но, ранее непосредственный и даже бесцеремонный кузен, смущенно топтался в дверях, явно не зная как начать разговор, и неожиданно для себя, девушка тоже растерялась. По этикету она должна была подать ему для поцелуя руку, − все ж была княгиней, − но Любомир не ее подданный, а кроме того, он гораздо старше ее и уже сражался с драконом. Поэтому протянутую для поцелуя руку мог расценить как оскорбление. Или… как поощрение. И если против последнего истолкования Светлана, вполне возможно, и не стала бы возражать, то оскорбить Любомира она никак не хотела. Каждый, кто относился к ней с приязнью, теперь для юной княгини был важнее наследного венца.

Ее столь очевидное замешательство еще больше увеличило растерянность витязя, но стоять пеньком не подобало, поэтому Любомир собрался с силами и хрипло выдавил из себя:

– С добрым утром...мм, княгиня.

– С добрым утром, кузен, – Светлана и, приняв окончательное решение, протянула парню руку. Но, только ладонью вверх, маня к себе.

Тот неловко переступил деревянными ногами несколько шагов по цветочному ковру и опять окаменел.

Волнующий образ повзрослевшей девушки не выветривался с его головы с момента их встречи на перекрестке. И несмотря на то, что весь его предыдущий опыт основывался на общении со служанками, он догадывался, что любые слова о чувствах преждевременны, как из-за слишком юного возраста предмета обожания, так и в связи с трауром. А также понимал, что поступив глупо или бестактно, может навсегда потерять шанс на взаимность. «Да, уж… − усмехнулся мысленно витязь, пытаясь озорными воспоминаниями возвратить себе душевное равновесие. − Со служанками гораздо проще. Главное поймать и в руках удержать…».

Представив, как несет на сеновал, крепко прижимая к себе, с притворным возмущением визжащую и брыкающуюся княгиню, Любомир наконец-то почувствовал, как сковывающее его смущение отпустило.

Наверно, эту перемену заметила и Светлана, потому что тоже улыбнулась и, будто ругая, строго пригрозила пальчиком. И прерывая затянувшуюся паузу, ляпнула первое пришедшее на ум:

– Что-то мои горничные сегодня слишком сонные, и непрерывно похихикивают, обсуждая гостей. Кузен, случайно не знает, что бы все это могло значить?

Любомир поневоле засмеялся, вспомнив свои вчерашние попытки освободиться от наваждения любви, но ответил абсолютно серьезно:

− Новые люди, новые впечатления. Пусть себе щебечут…

− Да, − снова погрустнела Светлана. Потупив взор, неспешно подошла к дивану и грациозно опустилась на мягкие подушки. – Мне бы сейчас пригодилась их беззаботность…

Любомир тут же убрал с лица улыбку и важно произнес:

– Пусть, кузина, не обижается, но смею заметить, что наше настроение в большей мере от нас же и зависит, − и, невзирая на ее попытку слабо запротестовать, продолжил. − Истинная правда. Есть вещи, которые нужно и должно научиться забывать... Не изымая из памяти, а как бы отодвигая в самый дальний закоулок. Матушка говорит, что горе и неприятности значительно быстрее проходят, если не держать их в себе, а разделить с товарищем.

– Товарищем... – эхом повторила Светлана, и столько печали было в этом простом слове, что Любомир опустился перед маленькой княгиней на колено и прижал ладонь к груди.

– Если мне будет разрешено... Я считал бы счастьем... Поверьте, более надежной руки и более отданного сердца...

– Ты предлагаешь мне свою дружбу? – изумленно переспросила девушка.

– Если мне будет разрешено...

– Спасибо! Но почему на коленях? Пожалуйста, поднимись... Разве дружбу выпрашивают? Я очень рада, что моя дружба нужна такому отважному витязю...

Еле удерживаясь, чтоб с визгом радости не повиснуть у кузена на шее, Светлана, подражая матери, протянула Любомиру руку, и тот быстро чмокнул ее губами. Не поймал воздух над кожей, как обязывали правила хорошего тона, а коснулся нежной кисти своим сухим и жарким ртом. Это было так поразительно необычно и приятно, что Светлана растерялась и вспыхнула румянцем.

– Не нужно так больше делать, это... – Светлана хотела сказать „некрасиво”, но поймала себя на мысли, что уже не девчонка. Да и витязь – не босоногий подпасок. Поэтому юная княгиня завершила фразу иначе, все равно не слишком уверенная в том, что сумела ли подобрать соответствующее слово. – Это... преждевременно...

А Любомир снова прижал ладонь к груди и как можно серьезнее и вдохновеннее произнес:

– С этой минуты и до тех пор, пока ты, княгиня, соизволишь милостиво принимать мои услуги, клянусь защищать тебя собственной жизнью и честью!

– Благодарю, витязь... – искренне ответила девушка, понимая, что и юноша пытается вложить в свои слова значительно больше того, что произноситься вслух. – Еще мгновение назад я чувствовала себя в этом мире брошенной всеми сиротой. Но теперь, снова начинаю верить, что жизнь прекрасна... Благодаря тебе... И на будущее – обойдемся без церемоний. Мы же друзья?

Услышав эти слова, сказанные нежным и звенящим от искренних чувств голоском, молодой витязь улыбнулся и еще раз поцеловал, как бы забытую в его ладони, руку девушки. Не менее горячо, чем в первый раз.

– Так, может, воспользуешься маминым советом? – молвил Любомир вполне серьезно, заглядывая при этом девушке в глаза. – Переложи на меня часть своей ноши, которая давит на твои плечи, и сразу увидишь, как все станет гораздо проще и надежнее.

– Возможно, возможно... я так и поступлю, – произнесла неуверенно Светлана. – Но, видишь ли, есть вещи, о которых девушке не подобает рассказывать мужчине.

– А брату? – заволновался тот. – Брату ты бы могла доверить свою тайну?

– Брату? По-видимому, да... Не знаю, я росла одна...

– Тогда считай меня своим братом.

– О, нет! – вырвалось у Светланы, прежде чем она успела овладеть собой. – Мне этого бы совершенно не хотелось.

– Я недостоин... – погрустнел Любомир.

– Да нет же, глупый, я совсем другое имела в виду... – попробовала оправдаться девушка, но видя, что парень ничего не хочет понять, прибавила, с долей свежего румянца на щечках. – Не обижайся. Просто между мужчиной и женщиной существуют взаимоотношения гораздо теснее кровных уз... И при этом – совершенно невозможные между братьями и сестрами...

К счастью, витязю хватило ума, чтобы сообразить, о чем непроизвольно говорит Светлана, опасаясь, обидеть его неосторожным словом и потерять товарища. Однако также хватило ума и на то, чтобы понять, что от симпатии до свадьбы, гораздо дальше, чем от Зеленца до Южного корня. Но, если ему не послышалось, то первые ростки взаимности уже проклюнулись сквозь черноту безразличия!..

– Ну, ладно, – махнул притворно легкомысленно рукой. – Если не хочешь видеть во мне своего брата, то для достижения полного доверия придется мне побыть в роли жениха? Годиться такой вариант, или для того, чтобы откровенно поговорить, придется ждать до свадьбы? – и деланно рассмеялся, чтобы скрыть смущение, от слов, которые взлетели из уст и прибавил смеясь. – Свет моих очей, считай меня хоть котом, хоть вазой на столе, но клянусь: «все сказанное тобой, останется между нами навсегда».

– Верю. − Девушка схватила охапку цветов и спрятала за ними лицо. А потом неуверенно начала говорить:

– Меня до сих пор бросает в дрожь, когда я вспоминаю ту страшную ночь... Что матушка должна умереть, все знали давно. Даже столичный лекарь предупредил, что ей уже недолго осталось. Но – одно знать, что она умрет, и совсем другое говорить с ней перед ужином, а после трапезы видеть восковую маску, заменившую родное лицо, и понимать, что матушка уже никогда не отзовется к тебе ни одним словом... В эти мгновения несчастней меня не нашлось бы в мире существа. И я была уверенна, что ничего худшего в моей жизни, уже и случиться не может...

Переполняясь состраданием к этой хрупкой девочке и подчиняясь непреодолимому желанию защищать ее, Любомир присел рядом с девушкой на диван. Но, сделал это напрасно… Как только ее душистые волосы очутились так близко к его лицу, молодой мужчина потерял ощущение реальности и нить рассказа. Но суть его была ясна и без подробностей. А ушедшая мыслями в прошлое, Светлана даже не заметила этого движения.

– Владивой еще пожалеет о своей подлости! – вырвалось у Любомира. И забыв о робости, он порывисто и крепко прижал девушку к себе. – Клянусь тебе, мое сердце! Я найду его и убью!

Светлана сделала вид, будто не заметила этого вопиющего нарушения этикета, потому, что неожиданно почувствовала, насколько ей спокойнее и уютнее в его объятиях... А еще – потому что от витязя исходил еще непривычный для нее, очень резкий и будоражащий мужской запах, в котором смешалось столько оттенков, от оружейной смазки и до лошадиного пота, что сразу и не разобрать чего тут больше. Но запах этот был ей на удивление приятен, а еще – он полностью вытеснил в небытие всяческое напоминание о тлене и смерти.

Гром за окном тарарахнул столь неожиданно и сильно, что вздрогнули оба.

Когда Любомир спешил навестить Светлану, на улице ласково светило солнце, а теперь тяжелая грозовая туча заполонила небо, превращая уютный летний день, на мрачные осенние сумерки.

Не сговариваясь, они подошли к окну и встали рядом. При этом Любомир упрямо забывал убрать руку с талии девушки. А Светлана – не противилась. Хотя ее чувства были не так уж и однозначны. Потому что холодок, принесенный грозой, был ничем по сравнению с той стужей, которая поселилась в ее душе с того мгновения, когда она поняла, что самые болезненные раны наносят не враги, а самые близкие люди, от которых не ждешь удара. Но присутствие влюбленного витязя отвлекало ее от этих неутешительных дум, неуклонно отодвигая все плохие мысли и воспоминания, куда-то на самые дальние задворки памяти. И юная княгиня из рода Зеленого Дуба поклялась себе, что больше никому не даст возможности захватить себя врасплох и обидеть. Даже вот этому, самому лучшему изо всех, восхищенному ее красотой, неистово влюбленному и будто искреннему мужчине.

В это время во дворе началась какая-то суматоха, а еще через несколько минут в комнату влетел возбужденный младший десятник Дубровинской дружины Бренко.

− Милостивая княгиня, − проговорил он, задыхаясь, не успев перевести дыхание после быстрого бега. – Беда! Казаки сожгли Песий Лог! Вратко, малой из хутора, с вестью прибежал. Взрослых, говорит, всех перебили, а девок – полонили!

От услышанного Светлана побледнела и пошатнулась. Слишком свежи в душе были собственные раны.

− Еще и это… − прошептала растерянно. – Что же мне делать?

Любомир поспешил ее деликатно поддержать, и, не колеблясь, рявкнул на десятника:

− Коней седлать, пентюхи!

− Ваша милость, так…в замке ж теперича, ни воеводы, ни есаула, ни старшего десятника. Из старшины – я один остался, − растерялся слегка Бренко. – Кто отряд возглавит?

− Я поведу, − спокойно, как о самом обычном деле, сказал Любомир. – Если княгиня разрешит? – и тихонько шепнул на ухо. – Возьми себя в руки, княгиня! О том, как ты себя вела в эту минуту, потом весь город судачить будет! И прикажи мне возглавить вашу дружину!

Его шепот возымел благоприятное действие на девушку. Она выпрямилась и повелительно произнесла:

− Княжич Любомир, прошу принять на себя во временное подчинение Дубравскую дружину, а, на время похода, должность князя-регента.

Любомир учтиво поклонился, поцеловал ей руку и поспешно вышел. А спустя некоторое время, сквозь открытое окно, со двора донесся его уверенный голос отдающий необходимые распоряжения…

 

Глава 37

 

Когда ослепительная молния ударила Родедердрона XIX в гребень, выступающий у него на голове наподобие казацкого чуба, и дракон, коротко рыкнув, стал стремительно опускаться на землю, ни Зореслав, ни Галена ничего не поняли. Да они собственно и внимания на это не обратили. Только, когда в совершенно ясном небе загрохотал гром и второй огненный зигзаг попытался дотянуться до хвоста дракона, но был притянут крестом на куполе замкового храма, а Род понесся к водопаду еще быстрее, − оба смекнули, что происходит что-то не совсем обычное. Если полеты на драконах вообще можно считать вещами обыденными.

Род мягко опустился на все четыре лапы, сделал несколько шагов, гася разбег, и остановился, тяжело поводя боками, − совсем как лошадь.

− Вот и полетали, − проворчал слегка раздраженно. – И знал, что добром не окончиться, а отказать не мог. Уложением запрещено…

− Да, что такого особенного произошло, − не могла понять озабоченности дракона Галена. – Молнии в горах довольно частое явление. Даже при хорошей погоде.

− Не в погоде дело, госпожа, − вздохнул Родедердрон ХIХ. – А в человеческой подлости. Бежать вам обоим теперь придется из замка…

− Бежать?! – переспросила виконтесса. – Из замка? Это невозможно! И от кого? От матушки?

− От тех, кто молнию призвал…

− Призвал? – Галена на мгновение задумалась, а потом встрепенулась. – Служители Творца! Как же я раньше не поняла! Когда еще настоятель Третях похвалялся, что они, с Его благословения, могут управлять молниями… Но, это же покушение на наследницу графского титула! Я сейчас же велю выпроводить его вон из замка!

− Увы, госпожа, это было не покушение на виконтессу, а изгнание дьявола и его слуг. В роли дьявола – пастве предоставят меня, а приспешниками оного – вас обоих. Слышите, колокола звенят? Послушайте доброго совета, пока все будут на молебне, возьмите самое ценное и покиньте замок. А еще лучше – уходите прямо сейчас. Возможно, через несколько дней страсти поутихнут, и к жителям вернется здравый разум, но сегодня они, надышавшись дурмана, будут слепо выполнять распоряжения священника. После их проповеди, от вас отвернуться даже самые лучшие друзья.

− Ты не шутишь? – недоверчиво спросил Зореслав.

− Я давно не был столь серьезен… И в доказательство своих слов, покидаю вас, господа, дабы не раздражать своим видом обитателей замка еще больше. Не теряйте времени, у вас его не так уж много. Видите – на стенах остались только дети. Значит, все взрослые уже в храме, и вскоре займутся изгнанием ведьмы! Прощайте, надеюсь – еще увидимся…

С этими словами Родедердрон ХIХ из Родедердронов Стрелкохвостых шагнул в прозрачный занавес из водяных струй и исчез.

− Что будем делать? – неумело пряча растерянность, обернулась к Зореславу Галена. – Неужели, Род прав?

− Даже если он и не ошибается, − парень интуитивно шагнул вперед и легко приобнял девушку, − ничего страшного не случиться. Ну, побуянят твои подданные денек-другой, что и не удивительно после столь грандиозной всеобщей попойки, да и угомоняться. Не все ж столь ревностные слуги Творца? Что-то я не замечал среди замковых охранников тех, кто в храм заходил чаще, нежели в таверну… А не угомоняться – обратимся за помощью к твоим братьям. И вместе с моими Совами, вразумим даже самых непокорных смутьянов. Выкуп-то я из замка еще на рассвете вынес и лесным братьям передал. Как чувствовал, что не стоит откладывать… Надеюсь, они не низложат меня, всего лишь за то, что я на драконе с красивой девушкой покатался? − попытался неуклюже пошутить Зореслав, чтоб отвлечь виконтессу от тяжелых раздумий. Но та его даже не услышала.

− И что, вот так прямо и пойдем? – Галена теряла свой задор прямо на глазах, превращаясь в маленькую и незаслуженно обиженную девочку.

− Нет, конечно. Подождем еще немного… Может, все не так сумрачно, как Род предполагает? Хотя, судя по трезвону, который становиться все громче, дракон был прав в своих предположениях. Ведь, бьют набат!.. Я прав?

− Да, − подтвердила девушка. – Это – набат!

− Значит, и ждать уже не долго. Сейчас либо все утихнет, либо все дружно кинутся нас с тобой ловить. Но, уверяю, у них ничего не получиться. Поскольку в ярости люди ведут себя слишком глупо и больше мешают друг другу, нежели помогают. Увидишь, им даже чтоб мост преодолеть потребуется столько времени, что раньше стемнеет…

Девушка недоверчиво взглянула на довольно высоко стоящее светило, но возражать не стала – очень уж уверенно говорил Зореслав.

− Либо, к нам прибежит кто-то из друзей, желая предупредить, о случившемся.

Ожидать и в самом деле не пришлось. Юноша еще и не поведал до конца своих умозаключений, а на ступенях, ведущих к мосту, показалось три человека. Присмотревшись, Зореслав узнал в них – Хмура, Гленя и Киселя.

− Товарищи успели первыми.

− А если они хотят только отвлечь внимание, а сами попытаются схватить нас. Все-таки их трое? – обеспокоилась Галена.

− Не волнуйся, − голос Зореслава звучал предельно уверенно. − Я уже немного успел узнать этих людей. Они – не враги, и посланы к нам другом. Исключительно для твоего спокойствия, добавлю, что я при оружии, а троих стражников слишком мало, чтобы совладать со мной, и они тоже об этом знают… Но, клянусь, эти люди – друзья, − и уверено вышел из-за огромного валуна, за которым они прятались, на открытое пространство.

− Ей, десятник! – заорал издали Хмур, как только заметил юношу. – Мы к тебе! Нас Еремей послал!

− Мы б и сами додумались, − добавил Глень. – Но в этой кутерьме, что отец Третях, из-за вашего летания на драконе, в замке поднял, собственное имя можно позабыть. Хорошо – сотник не растерялся… Он и распорядился раньше, чем мы сами сообразили, что делать.

− Еремей, он умный… − закончил за всех Кисель. – Теперь, мы в твоем распоряжении. И лучше нам всем побыстрее уходить в горы… Сейчас сюда весь город хлынет… все словно обезумели. Отец Третях объявил виконтессу ведьмой и пособницей сил Тьмы!

− Э, нет… − остановил их словоизлияние повелительным жестом Зореслав. – Так не годиться… Вы присягнули на верность не мне, а виконтессе Галене. Это – раз! В дальний путь выбираются с товарищами, а не подчиненными. Это – два! Поэтому, от имени наследницы графства Сван, я отменяю приказ сотника и разрешаю слугам удалиться. Остаться прошу только друзей!

− Ну, ты и загнул, Зорей, − только ухмыльнулся Кисель. – Сгоряча и не доберешь – обидеть норовишь, или так насмешничаешь?

− Это он к тому ведет, − подначил, смеясь, Глень, − что друзьям, в отличие от слуг, платить не надо… Верно, десятник?

− Друзья останутся, − кивнул Хмур. Мучительно наморщил лоб, пытаясь понять, из-за чего возникло такое веселье, и добавил. – А как же?

 

* * *

 

Вопреки тому, что нужные слова были сказаны, и все стало предельно ясно, пятеро людей продолжали неподвижно стоять возле моста, у водопада, недоверчиво поглядывая на родной замок, в одночасье превратившийся в чужой, враждебный и смертельно опасный.

− Ты б это… атаман… и в самом деле определился, − раздался неожиданно позади голос Грыжея, хотя самого есаула Сов, обернувшиеся воины и виконтесса увидеть не сумели. – Хлопцы сигналят, что сюда скоро весь город хлынет. Так шо: либо сами уходите, либо – дозволь наших свистнуть. Мы их тут, на мосту, как кутят уложим. И перебежать не успеют…

− Не надо! – воскликнула виконтесса, а стражники насупились, пристально вглядываясь в голый участок берега, усеянный крупными камнями. – Они одурманены и не ведают, что творят.

− Убивать никого не будем, − твердо промолвил Зореслав, глядя прямо перед собой. – Разве что, пару стрел пустить, так, для острастки… И это – хватит в прятки играть, Грыжей! Давай, вылезай и веди в лагерь! Пока и в самом деле нас тут не поймали…

− Не поймают, − ответил, поднимаясь с земли Грыжей, и только когда, лежащий неподалеку, есаул пошевелился, стала заметной разница между настоящими валунами и маскировочной накидкой. – Мы тут, еще раньше, по приказу виконта Северена, небольшой завал подготовили. Если толкнем, на несколько дней дорогу надежно закупорит…

− Великолепно! – одобрил Зореслав. – Коль у горожан слишком много дурной силы в руках, пусть попотеют, разбирая камни. Авось – раньше в себя придут. А к тому времени, и мы с подмогой воротимся…

− Лопушан! – позвал есаул, и почти из-под ног изумленных стражников поднялся еще один лесник. – Проводи по тропке дорогих гостей к нашим кострам. А мне с атаманом, еще потолковать надобно.

− Ловко! – восхитился Хмур. – Я бы так, наверно, не сумел…

Лопушан окинул взглядом огромную фигуру стражника и согласно кивнул. Но тут же прибавил с усмешкой, уважительно глядя на его пудовые кулаки:

− Тебе и не надо прятаться. Возьмешь по сосенке в руки, и все будут думать, что это утес стоит.

Немудреная шутка возымела свое действие, и все вдруг ожили, задвигались. Легкое оцепенение, возникшее из-за чувства нереальности, нарочитости всего происходящего, отпустило людей. И нарастающий рев возбужденной толпы, перестал восприниматься ими, как что-то отдаленное и непонятное, а напротив – был оценен разумом, как огромная опасность и подтолкнул к действиям. Не дожидаясь больше никаких дополнительных распоряжений, Лопушан двинулся по едва заметной чужому взгляду тропе в лес, следом – Глень, за ними – виконтесса и Кисель. Дальше топал Хмур, и изрядно приотстав – Зореслав с Грыжеем. И как раз вовремя. Потому что только-только их силуэты скрылись в тени лесной чащи, − замок выплюнул на площадку перед мостом людской поток, издали напоминающий пенистое, бурлящее варево. Такое ж неуемное, бесформенное и разноцветное.

− Ведьма! Не потерпим в городе приспешников Тьмы! Убить ведьму! Убить!

Вопли, долетавшие оттуда, не отличались особым разнообразием и сливались в один сплошной рев, издаваемый обезумевшим и жаждущим чужой крови, многоголовым, но при этом – совершенно безмозглым чудовищем.

Распираемая изнутри и подталкиваемая сзади неутоленной злобой, толпа перехлестнула через ступени и потекла по мосту, убыстряя свое движение. Со стороны казалось, что бегущие впереди люди не догоняют кого-то, а сами спасаются от тех, других – дышащих им в плечи и истекающих неистовой злобой и ненавистью. И так – слой за слоем.

Надежно укрытый за деревьями от ищущего взгляда толпы, Зореслав только головой покрутил.

− Дикие животные!.. А ведь это все добропорядочные люди… Матери, отцы семейств... Многие из которых, никогда в жизни, не держали в руках не то что оружия – разделочного ножа. Что же такого надо было с ними сотворить, чтоб превратить в подобных чудовищ? А, Грыжей?

− Не забивай себе глупостями голову, атаман, не досуг сейчас, – отмахнулся есаул, подавая условный знак засаде. – А люди – это та же отара овец. Куда пастух погонит – туда и бегут.

И в тот же миг поверх рева стихии живой, стал накладываться иной гул – голос силы равнодушной, каменной. Сдвинутые с места камни, сперва неохотно, сонно отнекиваясь, тяжело ворочались с боку на бок, совершенно не желая покидать удобные лежки, но, неумолимо увлекаемые вниз собственным весом и присоединяющимися сородичами, с каждым оборотом увеличивали темп. И в какой-то миг, все эти брылы ринулись вниз по склону, вопя во всю глотку от восторга, испытываемого в те секунды, когда они, подпрыгнув, пролетали над землей, чтоб неизбежно рухнуть у подножья горы, − сминая все на своем смертоносном пути. Как будто, ожив на мгновение, камни вынуждены были расплатиться за это чьей-то жизнью, одновременно возводя на месте погребения останков грандиозный монумент…

Дорога, ведущая из замка, мгновенно исчезла в туче взметнувшейся пыли, а когда та опала, пред взором притихшей толпы высился непреодолимый завал, высотой в два человеческих роста, − все еще не унявшийся, продолжающий неспокойно шевелится и вздрагивать.

− Это ведьма. Убить ведьму… − пытались вновь разбудить в толпе жажду крови самые неистовые. Но, заглянув в глаза смерти, люди стали приходить в себя и, осознав, как близко были от гибели, отшатнулись в испуге. А вслед за этим чувством, в их затуманенные головы, стали возвращаться и другие мысли. И, ведомая проблесками разума, безликая толпа начала стремительно таять, сперва превращаясь в огромное людское стадо, в свою очередь, приобретающее черты человеческого сообщества...

Но отрезанные от них высоким завалом, изгои уже не могли увидеть этого облагораживающего превращения, и уходили прочь с тяжестью на сердце и горечью в душе.

 

* * *

 

− О чем ты хотел поговорить, есаул? – отряхнул с себя оцепенение Зореслав, когда утихли и грохот лавины, и вопли толпы.

− О деньгах, о планах… Разве не о чем, атаман?

− Есть, конечно, − согласился тот. – И что с деньгами?

− Золото роздал, как велено. А серебро, − есаул протянул Зореславу увесистый мешок, который неизвестно где прятал, − вот… Все в целости, до монетки.

− Благодарю, − принял деньги Зореслав. – Они тоже будут ваши, но на других условиях.

− Продолжим осаду замка?

− Нет, не уверен. Да и не наше это дело. Пусть Галена сама разбирается со своими подданными. Хоть миром, хоть войной… Не думаю, что нам стоит опять во все это встревать.

− А что, вот так просто бросим ее посреди леса? – слегка опешил Грыжей, который уже успел немного понять благородную натуру юноши.

− И в мыслях не было, − теперь пришла очередь удивляться Зореславу. – С чего ты решил? Просто, отведем ее к тому из братьев, к которому она сама укажет… А там – простимся. Неблагодарное это дело – междоусобицы. Уж поверь… Знаю, о чем говорю. В конечном результате, там все настолько изгваздаются в крови и дерме, что чистых и правых не останется совсем. А мне не охота наблюдать за тем, как станет свирепеть и черстветь душой Галена. Убивая или посылая на смерть своих людей против – своих же подданных…

− Сколько ж тебе лет, атаман? – спросил уважительно есаул. – С виду даже двух десятков не дашь, а рассуждаешь, словно век прожил…

− Лет мне и в самом деле не много – семнадцать всего. Но ум ведь не только свой бывает…

− А чей же еще? – опешил Грыжей. − Голова-то одна у человека…

− Голова одна – да места в ней много. Я очень любил умные книги читать. В замке у отца большая библиотека. А в книгах одни мудрецы с другими людьми, теми кто прочитать сможет, своим опытом и рассуждениями делятся… − и видя непонимание в глазах неграмотного лесника, попытался объяснить понятнее. – Карту видеть приходилось?

− Обижаешь, атаман… − засопел тот. – Не совсем темные. В рисунках земли разбираемся.

− Вот так же, как изображая на бумаге реки, озера и тропки один человек указывает другому куда идти, а куда и соваться не следует, так в иных книгах, люди, жившие задолго до нашего времени, рассказывают о том, что делать можно, а что – и пытаться не стоит.

− А ты, стало быть, все эти буковки знаешь и понимаешь… И у отца твоего – замок имеется… Ох и не прост ты, атаман. Ох, не прост. Я сразу заприметил, − покрутил головой Грыжей. – Добро, с виконтессой мне теперь более-менее понятно, а сам-то чего делать удумал?

− Хочу… − тут Зореслав наткнулся на совершенно неожиданную мысль. – Ты какую карту видел, Грыжей? Маленькую или большую? В смысле, насколько подробную?.. – и видя непонимание, поправился. − Белое море на ней было?

− Море-то?.. – почесал в бороде есаул. – А как же… Синелось в углу. Только мне оно без надобности…

− А дорога? Дорога к морю обозначена? Видно как короче пройти? – оживился юноша.

− Больно далеко море, атаман, − нахмурился Грыжей. − За месяц – и то едва управимся. Трудно дойти будет. Можно совсем не вернуться. Боюсь, не отпустят с тобой Сов жены и старики. Нельзя воинам так далеко от своего рода отрываться…

− Да мне всех и не надо. Но, надеюсь, пара непосед, не обремененных семьями и желающих посмотреть мир, найдется?

− Это да, − согласился есаул. – Даже, с десяток… Особенно, если ты из того мешка, немного в задаток сыпанешь. Все ж, люди, не в лесу найдены. У каждого родня сыщется, которую одарить есть нужда или – охота.

− Обязательно отсыплю. И тебе – если поможешь отряд собрать. Только, как по мне – лучше небольшой, но – удаленький.

− Помогу, атаман, − улыбнулся тот. – И сам с тобой пойду. Глянулся ты мне, а жена – наоборот… Га-га-га! – рассмеялся оглушительно. – Шучу. Га-га-га! Но ты, все равно, не оговорись. Даже случайно! А то нам из лагеря придется убегать, гораздо быстрее, чем думаешь. Га-га-га!

− Тогда, − Зореслав тоже улыбнулся, оценив шутку, и протянул мешок с серебром обратно, − сам и распорядись деньгами по уму. И чтоб в дороге не особо часто пришлось на пополнение припасов время тратить, и чтоб род Сов доволен остался.

− Доверяешь? – серьезно переспросил Грыжей.

− В пути нам, возможно, друг другу свои жизни вверять придется, есаул, − не менее серьезно промолвил Зореслав, глядя тому прямо в глаза, − а ты о серебре печешься… Глупо.

− Ты прав, атаман, − потупился тот, пряча тяжелый мешок. − Как-то, не подумав, спросил. Извини… И вот еще – как в стойбище придем, особо не удивляйся, если чего не поймешь. Каждый род по-своему чужаков привечает. Я б подсказал, да не в моей власти традиции менять. Уж извини…

− Больно не будет? – делая испуганные глаза, поинтересовался юноша.

− Наверно, не будет…, − помотал тот косматой головой, но больше не прибавил ни слова.

 

* * *

 

Привлеченные грохотом обвала, воротились назад по своим следам и остальные спутники, успевшие к тому времени уже изрядно удалится.

− Что произошло?! Это и есть тот маленький завал? – воскликнула виконтесса, пытаясь заглянуть через плечи столпившихся на тропе мужчин. Но густой подлесок надежно скрывал все за непроницаемой зеленой стеной.

− Не стоит беспокоиться… − отозвался Зореслав. – Обычный камнепад... Клянусь, никто не пострадал. Не толпитесь… Глень! Кисель! Хмур! Если сотника нет рядом то, что, по-вашему, и дисциплину отменили?! Марш за проводником в селение! Есаул, проводи хлопцев! Только так, чтоб больше не возвращались!

− Да, десятник! Хорошо, атаман! – негромко, но достаточно отчетливо произнесли четверо мужчин, и понукаемые насупленным лесником, стражники опять углубились в лес.

Зореслав и Галена остались одни.

− Я что хотел спросить, − промолвил юноша, видя, что та все еще порывается в сторону замка. – Что такое: вельма?

− Какая вельма? – удивленно переспросила девушка. – Не знаю…

− А чего ж мы тогда убегали? – пришла очередь удивляться Зореславу. – Может, это не за нами гнались?

− А-а… Ведьма… − сообразила виконтесса. – Толпа кричала: «Убей ведьму!».

− Ну, пускай… − пожал плечами юноша. – Что такое: ведьма? И кого из нас они имели в виду?

− Вообще-то, меня… Поскольку, согласно преданий, ведьмами могут быть только черноволосые девушки. Они олицетворяют собой злые силы и занимаются тем, что всячески пакостят добрым людям. Помогая Врагу заполучить людские души. Разве тебе это не ведомо?

− Откуда? В Пятиземии следуют Равновесию, почитая Создателя не в молитвах, а помыслах и деяниях.

− Тогда, я сейчас тебе расскажу…

− Хорошо, − согласился Зореслав, который и разговор затеял с одной целью – отвлечь виконтессу от грустных мыслей. – Только, ты рассказывай и иди вслед за мной, а то стемнеет, и мы в конец заплутаем. Тропинка столь тайная, что если б по ней сейчас не прошли наши стражники, ни в жизнь не заметил бы…

Галене кивнула и послушно двинулась следом.

− Творец, создавший мир, однажды увидел, что люди живут в грехе, решил послать им своего сына, который научил бы как надобно… И чтоб тот лучше понял людей, зачал его вместе с обычной женщиной. А когда сын вырос и стал проповедником, то понял, что люди не слышат его слов. И тогда он позволил людям убить себя, чтобы воскреснув, доказать свое божественное происхождение и придать вес произнесенным ранее словам. Так люди обратили внимание на проповеди Спасителя и стали на путь, который он им указывал.

− Эта история мне немного знакома. На островах молятся и веруют в Искупителя, который своей смертью и муками избавит всех от зла и очистит от грехов… Только, по-моему мнению, вера эта сама зло. Мужчина должен уметь оценивать свои поступки и быть готовым нести за них ответственность. И спрашивать с него должны такие же люди, а не какой-то мифический и невидимый Спаситель-Искупитель из небылицы...

− Но это же правда!

− Извини, Галена, но, что-то не вериться, − не согласился Зореслав. – Я, конечно не самый умный. У нас сложными интригами занимаются женщины, но и я заметил ряд нестыковок в твоем рассказе. Смотри – люди сначала убивают посланника, верно?

− Да.

− Почему? Ведь жестокость ради жестокости людям не свойственна. Он должен был вначале стать их врагом или столь грубо нарушить существующие законы, что его приговорили к казни.

− Так и было. Все Его проповеди отрицали прежние учения.

− Вот мы и пришли к сути первой ошибки. Неужто, Создатель настолько глуп, что не знает элементарных вещей, известных каждому подростку. В чужом доме веди себя сообразно их традиций, и прежде чем давать советы или поучать кого-то, заслужи это право своим трудом и умом. Зачем, нужно было вызывающим и заносчивым, поведением сначала озлобить людей, подтолкнув их тем самым на убийство и только после этого продемонстрировать свои права и возможности? Представь человека, ворвавшегося в твой дом, перевернувшего все вверх ногами, требующего исполнять его волю, и только после того, как твои слуги поднимут его на копья – предъявляющего документ, о законном владении…. Ей, ты чего? – остановился он, услышав за спиной всхлип. – Извини, неудачный пример…

− А, может, все именно так и происходит?

− То есть, священник, обозвавший тебя, законную наследницу, ведьмой и под шумок, прибравший к рукам родовое поместье, является прямым продолжателем дела Творца и Спасителя? Возможно, я слишком плохо знаком с вашими верованиями и обычаями, чтоб судить достаточно серьезно. Но, одно могу сказать точно: с таким Создателем мне не по пути, и если именно туда тащат меня силы Добра, то я лучше подружусь со Злом!

− Остановись! – взмолилась девушка. – Не богохульствуй. Ты и в самом деле многого не понимаешь…

− Хорошо, − юноша сменил тему. – Скажи: казнь, и последующее воскрешение было обставлено таким образом, что его могли наблюдать лучшие люди из всех стран?

− Конечно же, нет, − даже удивилась такому вопросу Галена. – Его судили, как обычного разбойника… Никто ж не мог ожидать подобного финала, вот и не были готовы.

− Откуда ж узнали о чуде?

− О нем рассказали очевидцы!

− Теперь подведем итоги… Одному из народов, при этом – заметь, наиболее погрязшем в грехе и мерзости, явился сын Создателя, дабы те опомнились и вернулись к жизни праведной. Верно?

− Да, так и было.

− Отлично. Но эти люди настолько закостенели в своем грехопадении, что совершенно не обратили внимания на проповеди какого-то, по их мнению, юродивого. После чего, Посланник сил Добра стал вести себя столь вызывающе, что даже эти «изгои» не выдержали, и приговорили его к казни. Так?

− Я бы сформулировала иначе, но по существу…

− Казнь состоялась в присутствии только этого – лживого, бесчестного и разбойного люда, который спустя некоторое время стал рассказывать всем остальным, про увиденное ими чудо. Я ничего не перепутал?

− Нет. Именно они поведали миру о воскрешении.

− И все остальные народы, прекрасно зная репутацию этого подлого и лживого народа, ни на мгновение не усомнились в их словах? Тем более, что, как я понимаю, никакого иного подтверждения больше не последовало? Неужто, никто не заподозрил элементарного обмана?

− Но зачем им лгать? Такими святыми вещами не шутят!

− Милое дитя, − вздохнул юноша. – Все средства хороши, если они приведут к победе над врагом. Тем более – бескровным... И потом – священны они только для тех, кто верует, а для всех остальных, к примеру, таких как я – обычная, и совсем неправдоподобная сказка. Я не знаю вашей истории и не берусь судить об истинных мотивах, стоящим за столь грандиозным обманом, но попытаюсь. Скажи, священники этого Спасителя не из казнившего люда происходят?

− Раньше, говорят, так было… Но, очень давно, теперь – точно нет.

− Угу, подготовили учеников из покоренных народов, а сами ушли в тень. Не хотелось бы мне заполучить врага в их лице. С такими хитрецами лучше жить в мире, а свои мысли держать при себе… − пробормотал тихонько Зореслав, а вслух прибавил. – Ну, вот мы и пришли, виконтесса. Перед тобой лагерь Сов!..

 

Глава 38

 

Топот копыт и звон сбруи обеспокоил только сорок. Птицы оказались единственными живыми существами, кого заинтересовал небольшая кавалькада, ровной колонной неспешно въезжающая во внутренний двор Оплота.

Олег остановил отряд и удивленно огляделся. Все здесь было не так, как он уже привык видеть в замках Зеленец и Дубравка. Ни сторожей, ни слуг. Никто не ринулся принимать коней. А несколько, одетых в свободные серые и черные балахоны, обитателей этого странного места, снующие по двору, только с любопытством взирали на прибывших воинов и продолжали заниматься своими делами. Будто не отряд вооруженных ратников гарцевал у них в обители, а воробьиная стая копошились в пыли, предвещая жару.

– Эй, ты! – гаркнул Гостиша почти в ухо одному из жителей Оплота, проходившему почти у морды его коня. – Есть тут у вас кто зрячий? Или здесь совсем не привечают путников?

− Нужны слуги – ждите, − с полупоклоном ответил тот и неспешно удалился.

– Неплохая выдержка, у книжников, – одобрил Олег. – Но, хотя бы ради приличия, кто-то же должен встречать гостей или нам самим о себе придется позаботиться?

Не пришлось. Чуть погодя к отряду ратников неспешно подошел пожилой мужчина и уважительно поклонился.

– Приветствую, милостивый сударь, в стенах Оплота Равновесия. Смею ли спросить, по какому делу пожаловали вы в жилище хранителей, которое находится на попечении Великой княгини и под защитой Мастера Остромысла?

– Приветствую и тебя, мудрец, – ответил на поклон Олег и соскочил с коня, наполнив при этом весь двор бряцаньем доспеха. – Я прибыл с поручением от княгини Звениславы к Мастеру-хранителю Остромыслу.

Тот поклонился еще раз.

− Я всего лишь наставник, − скромно поправил витязя. – Обращайся ко мне: наставник Вавула или попросту – Вавула. А как прикажешь тебя называть, витязь?

− Зови Олегом, не ошибешься.

– Как будет угодно, Олег. Не сердись, но будет ли мне позволено поинтересоваться насколько важно твое дело? Следует ли для этого беспокоить Мастера-хранителя? Может, я смогу помочь? Или кто из мастеров рангом ниже?

– Я прибыл забрать домой княжну Светлану из рода Зеленых Вепрей, – прямо ответил Олег, не видевший надобности делать из этого тайну.

– За княжной? – переспросил хранитель. – Что ж, этого и в самом деле кроме Остромысла, никто решить не сможет. Великая княгиня поручила девицу его опеке. Соизволишь последовать за мной?

– Соизволю, – улыбнулся Олег. – Но, сначала прикажи, пусть слуги напоят наших коней и зададут овса. А также выдели помещение для отдыха моим людям, и вели их накормить.

– Не беспокойся ни о чем, Олег. Послушники все исполнят надлежащим образом. Прошу за мной, − ответил Вавула и двинулся по направлению к одной из дверей, ведущих в здание. И Олег поспешил следом, крикнув своим:

− Кручина, остаешься за старшего! Гостиша, помоги десятнику!

И при звуках его зычного голоса, Весняна, наблюдающая всю эту сцену из окна своей светелки, вдруг почувствовала, как ее сердце на мгновение ухнуло куда-то вниз, там быстро-быстро затрепыхалось, а потом, будто ничего и не было, воротилось на свое место и вновь забилось ровно и спокойно. Заставив девушку лишь слегка побледнеть и сильнее опереться руками о подоконник.

 

* * *

 

Остромысл молча, внимательно глядел на витязя и чего-то ждал. Ни слова не произнеся с того момента, как за наставником Вавулой закрылась дверь, и они остались наедине. Тогда Олег, повинуясь внутреннему импульсу, подошел ближе, вынул из кармашка на поясе и положил на стол такую же монету, как и та, что уже лежала перед седобородым стариком, только более затертую.

И тогда Мастер-хранитель произнес немного напряженным голосом:

− Ну, здравствуй, Олешек.

− И тебе долгой жизни и крепкого здоровья, милостивый сударь, − слегка поклонился Олег. − Вообще-то меня зовут иначе.

− Да? − удивился Мастер. – А как?

– Олег…

– Что ж, пусть так, – согласился Мастер. – Присаживайся, Олег, в ногах правды нет. – Хмыкнул и добавил со смешком. – Сомневаюсь, что она имеется и чуть повыше, но не станем нарушать все традиции сразу. Верно? Рассказывай, что привело тебя в Оплот, не считая старинной монеты?

Олег уселся в единственное свободное в этой комнате кресло и неторопливо ответил:

− Прежде всего, я выполняю предсмертную волю казацкого атамана Вернигоры, который просил передать тебе, Мастер, следующее послание: «Островид из Дикого поля извещает хранителя Остромысла о том, что в мир пришел Разрушитель! Видение было слишком явным, любая ошибка исключена!». Эти слова произнес умирающий воин. Возможно, не совсем так, но я передаю так, как запомнил.

− Великолепно! – Остромысл тихонько засмеялся. И видя возмущение на лице Олега, поспешно добавил. – Извини, Олег, я не хотел проявить неуважение к погибшему атаману. Но, согласись, довольно забавно слушать, когда кто-то лично предупреждает о своем появлении. Зачем мне слова о чьих-либо сновидениях, когда ты здесь, и я зрю тебя воочию?

– Наверно, это должно быть приятно, когда все вокруг тебя узнают, считают ожившей легендой, а провидцы видят во снах? – вздохнул Олег. – Но, как быть, если ты сам о себе ровным счетом ничего не знаешь и не помнишь? Мастер, если я и в самом деле столь ожидаемый вами Разрушитель, то может, ты возьмешь на себя труд – объяснить, что же мне, в конце концов, надлежит разрушить? А, заодно, растолкуешь более внятно и правдоподобно – кто я?

− А, ты что, до сих пор еще ничего о себе не знаешь? – вдруг понял Остромысл и посерьезнел. – Это существенно меняет суть. Хорошо, Олег. Мы обязательно вернемся к этой теме. Но не стоит начинать столь важный разговор впопыхах. Давай, сначала, разберемся с мелочами, а уж потом – вернемся к главному. Согласен?

– Да, Мастер. Коль я мог ждать столько времени, то несколько минут уж точно ничего в моей судьбе не изменят.

– Позволю себе с такой трактовкой вопроса не согласиться. Иной раз важна не то что минута – мгновение. Но, надеюсь: не в этот раз. Итак, послание хранителя-ренегата единственная причина, из-за которой ты здесь?

− Нет. Еще княгиня Звенислава шлет тебе свой перстень, в знак того, что я именно тот, за кого себя выдаю. А на словах просит отпустить княжну Весняну под моей охраной домой, − с этими словами Олег протянул Мастеру кольцо-печать княгини рода Зеленых Вепрей.

− Ну, все один к одному, − даже восхитился Остромысл, и что-то нажал на подлокотнике своего кресла. Где-то в отдалении, в коридоре зазвенел колокольчик, а еще через минуту в дверь просунулась голова послушника. – Передай Весняне, чтоб собиралась в дорогу. Завтра утром она уезжает домой! – распорядился Мастер, и видя, как огорчился парень, добавил улыбаясь. – Советую, прежде чем передашь ей мои слова, подойди ближе, глядишь, она на радостях тебя расцелует. – Дождался, пока покрасневший послушник умчался выполнять поручение, и снова обратился к Олегу. – Прямо поветрие какое-то. Иной раз кажется, будто в нее влюблен весь Оплот, за исключением меня и, может быть, девяностолетнего Страха. Притом, что вполне смазливых и более ласковых девиц, среди учениц и послушниц, вполне хватает. Ну, да Создатель с ними – любовь и все такое прочее, больше не моя забота. Итак, с барышней решено, но вижу по твоим глазам, что и это не все, верно?

Олег кивнул.

− Да, мастер. Вот только не знаю как начать.

− С главного. Если чего не пойму, всегда объяснить успеешь.

Представляя себе мысленно встречу с Остромыслом, Олег отчего-то воображал ее себе жесткой и суровой. Сам Мастер – виделся ему эдаким могущественным чародеем, великаном-громовержцем, открывающим рот исключительно для того, чтобы изречь непреложную истину, или отдать приказ. А на самом деле разговор с этим добродушным старичком протекал как-то слишком легковесно. Почти – фривольно. Будто не перед повелителем Силы и хранителем Равновесия он сейчас находился, а болтал с Любомиром или Гостишей о каких-то пустяках. Оттого и с мыслями не мог собраться, и произносимые фразы у Олега строились, как у человека не имеющего ни малейшего представления о риторике.

− Ночью я разговор духов подслушал, случайно. И понял я из него, что очень им важно пообщаться с вами, Мастер. Но, какое-то окно им мешает. Бессмыслица, по-видимому? – Олег даже покраснел немного, понимая как глупо это должно было прозвучать.

− Как знать, − неожиданно всерьез воспринял это известие Остромысл. – В любом случае не вижу никаких препятствий, чтобы провести эту ночь в комнате без окон.

«Спасибо!» − прошелестело в голове Олега, и он поспешил поделиться новостью с Мастером.

− Духи меня благодарят, значит, я все сделал верно.

− Ну, хвала Создателю, хоть тут достигнуто взаимопонимание, − улыбнулся Остромысл. – Это все, или у тебя в рукаве еще какая-то тайна припрятана?

− Кроме меня самого – все, − ответил не менее широкой улыбкой Олег.

− И мельник не потрудился тебе хоть что-то объяснить? – удивился Остромысл.

– Он утверждал, что телегу впереди лошади не ставят. И направил меня к вам, в Оплот.

– Да, совсем обленился Мышата, – хмыкнул Мастер. – Как затворился на своей мельнице, так и носа в мир не кажет. Думает, что под ее защитой неподвержен никаким напастям. Представляю себе, как старик изумился, когда судьба преподнесла ему столь изысканный подарок. А с другой стороны, – пожал плечами Остромысл. – Может, он и прав: благодаря его молчанию, я могу рассказывать тебе всю по порядку, не переспрашивая: «знаешь, не знаешь?» Так как, приступим, или отобедаешь с дороги?

− Если вы не возражаете, Мастер, и моя бестактность не нарушит каких-либо уложений о нормах поведения в Оплоте, то – вместо обстоятельной трапезы, я довольствовался бы кувшином вина и куском хлеба. Исключительно, дабы не издавать непристойного урчания пустым брюхом, и не мешать нашей беседе. Слишком часто откладывалось заветное объяснение, и я уже начинаю опасаться, что если не услышу его прямо сейчас, то не услышу никогда.

− Такое нетерпение вполне понятно и приемлемо. Хорошо, не станем искушать судьбу, и поступим по-твоему, − согласился Остромысл и вновь нажал кнопку на подлокотнике. На этот раз рожица послушника появилась гораздо быстрее. И глаза парня так радостно сияли, что Мастер не удержался и промолвил. − Вижу, Грабко, что ты все же воспользовался моим советом, и смог заработать поцелуй княжны, – и, не дожидаясь ответа, велел. – Вина и закусить! Гостю! Быстро!

Послушник кивнул и убежал. А Остромысл обратился к Олегу.

− Ну, а мы начнем повествование о делах давних, берущих начало еще до Армагеддона и достигших времен нынешних. Все началось с того, что в мире начала распространятся вера об Искупителе, основная догма которой состояла в том, что люди могут избавиться от всех смертных грехов, если принесут искупительную жертву. И эта ересь достаточно быстро нашла множество последователей. Суди сам, все религии требуют от человека праведной, в их трактовке, жизни, а за отклонение от канонов, угрожают жестоким наказанием либо посмертно, либо – немедленно. А тут абсолютно иной подход: принес в жертву, совершенно чужого человека, и греши дальше. До следующей, так сказать, оплаты по «заемным книгам». При этом, лично от тебя даже ничего не требуется, просто поверь что учение справедливо, а в остальном положись на Серых братьев. Всю грязную работу они сделают сами. Не могу сказать точно, почему хранители слишком поздно обратили внимание на это учение, но когда спохватились, искоренить его, не уничтожая целые страны было уже невозможно. И именно тогда хранитель внутреннего круга Могута сделал свое предсказание. Вернее, его первую часть, где говорилось о том, что именно сын Белослава, княжич Олешек уничтожит веру в Искупителя. И стал провозглашать об этом всюду и всем.

− Глупо предупреждать врага где, когда и какими силами собираешься на него нападать, − пробормотал Олег.

− Совершенно верно, − согласился Остромысл. – Но мудрец Могута не был воином и не ведал о такой элементарной предосторожности. Поэтому, наплевав на законы Равновесия, Магистр, стоящий во главе Серго братства, сумел нанести упреждающий удар. И князь Белослав погиб, а княжич Олешек исчез. Но за пренебрежение законами бытия и столь мощное использование Силы, Равновесие отомстило. Разразился страшный катаклизм – Армагеддон. После которого весь Полуденный континент, а именно оттуда распространялась вера об Искупителе, и находился главный храм, превратился в нечто, где человеку нет места. К сожалению некоторые последователи и сам Магистр уцелели, и их сил хватило, чтобы впоследствии подчинить себе Соединенные островные королевства. А княжество Турин возглавила жена Белослава – Руслана, возложив на себя венец погибшего мужа. Призвав к объединению все уцелевшие после Армагеддона, близлежащие земли. Так и возникло нынешнее Пятиземие. А после, ближе к собственной кончине, мудрец Могута увидел вторую часть пророчества, в которой говорилось, что бесследно пропавший княжич возродиться, в другом веке в образе Разрушителя, и уничтожит Зло. Вот тогда княгиня Руслана, чтоб его смогли узнать и много веков спустя, приказала чеканить монеты с ликом Олешка. На этом легенда заканчивается, − Остромысл перевел дыхание. – И начинаются смутные будни.

В двери тихонько постучали.

− Войди, − разрешил Мастер, и внутрь проскользнул послушник с подносом уставленным мисками с простой снедью. – Поставь на стол перед витязем.

Грабко быстро исполнил приказанье и опять скрылся за дверью.

− Угощайся и слушай. Это все тебе, в моем возрасте яства только услада для глаз. Итак, на чем мы прервались? – промолвил задумчиво Остромысл, после того, как Олег послушно отпил из кубка и впился зубами в сырную лепешку. – Ах, да. Суммируем. В Пятиземии появился молодой мужчина, с лицом как две капли воды похожим на отчеканенный профиль – раз! Видение Островида, совпавшее по времени с твоим появлением – два! Предсказание Ксандора, о том, что судьба Весняна неразрывно связанна с судьбой Олешка, и что этот союз для княжества это обернется катастрофой – три! Твое умение общаться с духами, которое я сегодня ночью еще проверю, но и так вижу, что говорил правду – четыре!

− И подытожив все вместе, вы, Мастер, приходите к мысли, что я – пропавший много веков назад княжич Олешек? – Олег уже ничему не удивлялся, но говорил как-то рассеянно.

− Или его новое воплощение, − уточнил Остромысл. – Хотя первый вариант предпочтительнее.

− Почему? – вяло поинтересовался Олег.

− Потому, что только истинный княжич сможет остановить Искупителя не прибегая к оружию. А война унесет жизни очень, очень многих.

− Я тоже не хочу сражения, − Олег поморщился. – Здешний люд слишком давно не воевал, и я – не поведу их на бойню. Говори, Мастер, как избежать кровопролития?

Остромысл внимательно поглядел на молодого мужчину и задумчиво произнес.

− Даже, если б я сомневался раньше, то теперь безусловно уверен: ты – Олешек!

− Я – Олег! – твердо произнес витязь.

− Как будет угодно, князю из рода Зеленых Журавлей, − не стал спорить, но оставив за собой последнее слово Остромысл. – А способ просто: надо вернуться в прошлое и устранить Магистра с его учением раньше, чем он будет предупрежден пророчеством Могуты.

− Что? – Олег едва не выронил от неожиданности кубок. – Куда отправиться?

− А что ты так удивляешься? − пожал плечами Островид. – Из прошлого в будущее путешествуешь запросто, а когда посылают обратно – возмущаешься.

− Но, я же не сам. Я ведь, даже, не помню, как это произошло.

− И не нужно. Использование Силы запрещено категорически. У меня нет желания и на остальной суше устроить ад поглотивший Полуденный континент. Но, вспомни как учили древние мудрецы? Каждое зло порождает и собственное противоядие. На юге, в Запертых землях образовались участки с обратным временем. Человек, переночевавший в нем, может оказаться в прошлом. Вот только сыскать их очень сложно, а еще сложнее – определить нужный участок.

− Вот так задачка, − ухмыльнулся Олег. – Пойти туда, неизвестно куда. Найти то, неизвестно что. Как в сказке.

− Сказки, Олег, – самая что ни на есть народная мудрость, − вполне серьезно ответил Остромысл. – И это, к моему величайшему сожалению, единственный способ избежать кровопролития. Выбирать тебе. Для успокоения добавлю, никаких временных ограничений в предсказании нет. Кроме срока отведенной тебе жизни. И – уже зреющей войны. Но, в любом случае, все эти события произойдут не завтра, и даже не на следующей седмице. Поживи спокойно, приглядись. Можешь оставаться в Оплоте, можешь попутешествовать по стране. Не торопись. Верное решение придет само. А пока – умойся с дороги, отдохни. Встретимся за ужином. Там я представлю тебя княжне Весняне, а возникнут еще вопросы, заодно и побеседуем. Думаю, к тому времени обязательно вспомниться что-то, о чем сейчас позабыли, либо – упустили из виду.

− Ты прав, Мастер, сейчас мне и в самом деле лучше побыть наедине. Слишком многое предстоит обдумать. А то – до сих пор кажется, что мы разговаривали о ком-то другом. Благодарю... Встретимся за ужином, − Олег поднялся, сделал глубокий поклон и вышел из кабинета.

А Остромысл устало закрыл глаза и… задремал. Впервые за множество последних лет на него снизошло умиротворение от недурно выполненной работы. И еще Мастер-хранитель почувствовал облегчение, словно, под груз ответственности, который десятилетиями давил на него, подставил плечо молодой и сильный товарищ.

 

МЕЖДУСЛОВИЕ

 

Окрест разливалась невозмутимая, бездонная синева. Ледяная, пронизанная насквозь струями невесомого золотого сияния, которое вплеталось в этот холодный шелк, будто нити оранжевого люрекса. Похожая на утреннее апрельское небо, уже свежее и беззаботное, но все еще чуждое и пустое. А в самом центре бездушной сини, легкой дымкой клубился туман. И если он еще воспринимался чем-то целостным, первозданным, исконным, то изба, посреди просторной лесной опушки, крыша которой, со сложенным из красного кирпича дымоходом, виднелась сквозь молочную завесу, казалась совершенно невозможной. Однако была.

Внутри избы, в горнице трапезничали. Трое, обычная крестьянская семья – хрупкий дедушка, статный мужчина и моложавая женщина. Четвертый − чопорный господин, в строгом городском костюме, более подобающем служителю магистрата. С виду совершенно обычные люди. За исключением того, что их силуэты дрожали, напоминая марево над сухой землей в жаркий летний день. Но это странное обстоятельство никоим образом не мешало им продолжать трапезу, поддерживать неспешный разговор и временами поглядывать на входную дверь.

Тот, кого они выглядывали, не заставил себя долго ждать.

Скрипнули плохо смазанные петли, и внутрь избы вошел Эммануил.

− С возвращением тебя, сына! – радушно пробасил Бог-отец.

− С возвращением, − присоединились к нему Святой Дух и Мария.

− Да, да, − пророкотал чопорный. – Заждались уже, можно сказать.

Эммануил искренне улыбнулся и отвесил всем земной поклон.

− Уютно тут у вас стало. Если хотели мне угодить, то смогли. Действительно, приятно. В знак благодарности я даже не буду спрашивать, почему у меня болит голова и что это за странная шишка на затылке.

− Такова плата за бессмертие, − рассыпался мелким смешком чопорный. – Там, где нет времени, живешь вечно, но и физические повреждения заживают бесконечно долго.

− Да не слушай ты Лукавого, − махнул рукой дедушка, и вместе со своим любимым креслом-качалкой, подлетел к внуку. Легким дымком обтек его неспешно со всех сторон, а когда снова собрался за спиной в человеческое подобие, Эммануил почувствовал себя полностью здоровым, а Святой Дух стал чуточку плотнее. – Вот и все. Никаких забот и мне толика искренних эмоций.

− Именно так, по своему усмотрению, вы и поступаете с Равновесием, − обличительным жестом выставил указующий перст чопорный господин. – Если б что-либо подобное было совершено мной, вой, о нарушении незыблемых правил, стоял бы уже до небес.

− Кто-нибудь хочет объяснить мне, что здесь делает Враг? – поинтересовался наконец Бог-сын.

− Да ты не стой посреди комнаты, − отозвалась Мария. – Проходи к столу, садись. Отобедай с нами. Вот и поговорим обо всем. Куда спешить?

− С Врагом за одним столом? – удивился самый младший бог. – Не много ли чести?

− А ты не ершись, юноша, − слегка обиделся тот, или притворился обиженным, ведь с Лукавым ни в чем нельзя быть уверенным. – Я трапезничал с твоим дедушкой за одним столом еще за много столетий до твоего появления на свет. Ответь-ка лучше, где это ты пропадал и чем таким интересным занимался? А также – сколько постулатов нарушил?

− Я? – делано удивился Эммануил, одновременно, пряча замешательство, наклоняясь и целуя матушку в руку.

− Именно ты, милок, − твердо ответил Враг. – Слепым надо быть, чтобы не заметить таких флуктуаций. А я, как ты можешь убедиться, вполне зрячий. Да собственно, мне и не нужны твои оправдания или объяснения. Просто воспользовался случаем заглянуть на огонек. Пообщаться с равными. А то вокруг такие рожи. И ни грамма интеллекта… − Лукавый продолжал, делая вид, что не замечает негодующего ропота, раздавшегося в то мгновение, когда он приравнял присутствующих к себе. – А здесь, просто Рай. Хотя, собственно, где ж ему еще быть? – даже удивился собственному сравнению. − То бишь, о чем это я? Ага. Так вот, милостивые судари и сударыня, поскольку вы позволили себе вмешательство, приблизительно, пятого уровня…

− Седьмого, − уточнил Бог-отец.

− Ладно, я не жадный, не будем мелочиться. Только, не держите меня за профана, никак не ниже шестого, − подвел черту Враг. – Я считаю себя вправе ответить адекватно. За сим, благодарствую за трапезу и приятный разговор, но неотложные дела, да-с. Поэтому, разрешите откланяться.

− Предупреждение принято, − степенно ответил Бог-отец. – Ты вправе сделать ответный ход. Только прошу тебя, Люцифер, когда будешь уходить, обойдись без дешевых трюков, а то потом помещение долго проветривать.

Враг улыбнулся, видно и вправду собирался исчезнуть в традиционном облаке серного дыма, поклонился всем по очереди и улетучился. Тихо и благочинно. Как и подобает в приличном обществе. Унося с собой атмосферу официального радушия и доброжелательства.

− Вот оно как, сыне, − пробасил Бог-отец. – Да не стой ты пнем, в самом-то деле. Присаживайся, будем думать, как дальше быть.

− А что, все настолько серьезно? – чуть сник Эммануил, признавая свой проступок.

− Враг умен и хитер. Я даже предположить не могу, какую каверзу он затевает. А против его интриг люди Пятиземия, что слепые кутята. Так все обернет, что того глядишь, станет хуже чем было изначально. И общение с Остромыслом не поможет.

− Кстати, − поинтересовался Бог-сын. − Он исполнил обещанное? У вас получилось убедить его?

− Да, тут все хорошо. Мастер спит в кельи без окон. А ум у него изощрен даже больше, чем мы рассчитывали. Удалось объяснить все достаточно быстро. Тем более, что в награду мы слегка подкорректировали его тело. То-то удивляться завтра все, когда он собственными ногами к завтраку выйдет. А вот с Олегом ты зря напрямую вышел. Это и было вмешательство, отмеченное Лукавым. Теперь надо готовиться к серьезному противодействию. И выходит, по всему, рано тебе возвращаться. Нельзя людей без поддержки оставлять. Уж извини, сам виноват…

− Спасибо, отец, − широко улыбнулся Бог-сын. – А я все думал, как же мне убедить вас, вернуть меня обратно.

− Что, интересно? – с пониманием отнесся к его словам Святой Дух.

− Еще бы, ведь приключения только начинаются. И потом, я же так ничего еще и не выяснил. Хотя…

− Неужели ухватил ниточку? – оживился Бог-отец. – Рассказывай, не томи. Сам знаешь, что один ум хорошо, а два сапога – пара…

− Ухватил, не ухватил, − Эммануил неопределенно пошевелил пальцами, опираясь кистями рук о столешницу. – Могу только отметить, исходя из собственного опыта, что если вся человеческая жизнь протекает в такой суете, то удивляться совершенно нечему.

− Что ты имеешь в виду? – присоединился к разговору Святой Дух, усиленно благоухая сиренью, что означало высшую степень заинтересованности и увлечения.

− Их будни столь насыщенны ежедневными заботами, проблемами и совершенно непредсказуемыми неожиданностями, что времени на что-либо еще, у людей просто не остается физически. Хотите – верьте, хотите – нет, но за весь этот месяц, что я был человеком, мне было некогда взглянуть на небо.

− Да, мы это заметили, − подтвердил Бог-отец, − когда пытались несколько раз пообщаться с тобой во время сна. Неужели, все так плохо?

− Я сказал: трудно, а не плохо, − уточнил Эммануил. – И интересно… Иначе мне б не хотелось там оставаться еще немного.

− Хорошо, когда желания могут осуществиться, − произнес Бог-отец, беря со стола большой и тяжелый черпак. – Тогда подставляй голову, будем отправлять тебя обратно к людям.

Эммануил вздохнул сокрушенно и нагнул шею, ожидая удара, но вместо этого услышал дружный мужской хохот. Даже Мария ласково улыбнулась, оценив шутку мужа.

− Вот это самопожертвование, го-го-го! − Басил Бог-отец. – Ну, молодец, сынок. Вот потешил.

А Святой Дух, видя искреннее недоумение в глазах Эммануила, с улыбкой объяснил.

− Это только в первый раз, проще работать с бесчувственным объектом. А сейчас, мы тебя, по существу, на уже обжитое место возвращаем. Так что избиение младенца отменяется. Уйдешь обратно сам, как только почувствуешь, что Олешек просыпается. А пока, поведай нам наконец о своих приключениях. И по возможности подробнее, чтоб и мы смогли понять, что же тебя так обратно влечет?

− Ну, раз вы так настаиваете…

Бог-сын залпом проглотил стакан молока, вытер ладонью забеленные усы и прикрыл веки, настраиваясь на воспоминания.

− Для меня все началось с пробуждения в чужом мире, и в теле мужчины, который совершенно ничего о себе не помнил…

 

конец книги первой