Кроваво-красный круг, окаймленный зыбкой пеленой перехода в густой темно-синий цвет вечернего неба, величественно и неумолимо плыл к линии горизонта, освещая кладбище тяжелым матовым светом.

Ветер, покинувший это скорбное место, оставил в безмолвии увядающие ритуальные венки и сухие деревья, без борьбы уступившие силе глубокой осени, придававшей сухим черно-коричневым стволам неживой оттенок.

Черная утрамбованная земля, из которой постепенно выходило последнее тепло, неприродно громоздилась на недавно зарытых могилах, словно выпуклая дверь в мир такой нежеланный, но такой закономерный.

Надгробные таблички поблескивали над ними своим однообразием. Они, как замки смерти, открывали эту дверь с легкостью и непринужденностью. Дверь, за которой зло перестает быть злым, как впрочем, и добро теряет для плоти свою могущественную силу.

И тут наступает единение покинутого душой тела с землей.

Это мир, где многостороннее «Все» сливается в нечто «Одно». И оно неизмеримо. Оно, как уплывающее солнце оставляет после себя лишь пустоту, в которой не может зажечься хоть маломальская искра ощущений, желаний, душевного порыва.

И в этой безмятежной пустоте и неизвестности, пронизанной зарождающимся мраком ночи, возникают деяния, которые, вопреки здравому смыслу и по сути своей не знающие его, приоткрывают занавес небытия, обнажая истинное положение вещей, утопающих в своей безукоризненной правильности, и, в тоже время, граничащий с вездесущим надземным абсурдом.

Они медленно, но верно шли на встречу друг другу: бывший осужденный за убийство своей жены и бывший прокурор, настоявший на вынесении ему смертного приговора.

С прошлым их разделял метровый слой земли – последний небосвод для плоти и полное безразличие к положению, в котором оные оказались.

Они шли по подземному коридору огромного лабиринта, встречая сотни подобных себе, которые так же равнодушно глядели на окружающих тем местом, которым когда-то излучали различного содержания свет глаза.

Эти сущности изредка, встречая родственников или друзей, не здороваясь, вернее, не желая друг другу здравия, обменивались беззвучными короткими фразами о состоянии костей. И еще реже, вспоминали короткие, недопонятые и недоосмысленные моменты жизни. И с каждой новой встречей эти воспоминания были все бледнее, а разговоры все примитивнее.

И хотя путь разложения у костей очень долог, да только при жизни, у бывших жителей весьма небольшого городка, по всей видимости, было не так уж много этих недопонятых и недоосмысленных моментов. Во всяком случае, так им казалось.

Они встретились у большого подземного камня: приговоренный к смерти и его прокурор.

- Ну, как ты?- спросил прокурор.

- Я как все. А ты как здесь оказался?

- На природу ехал. Намечался замечательный пикничок.

- Сердце?

- Автокатастрофа.

- Не доехал, значит…

- Лобовое. Он выехал на мою полосу. Пьяный, наверное, был…. Когда-нибудь узнаю…,- прокурор смахнул червячка с волосатого черепа.

Приговоренный к смерти, облокотившись о камень, принял задумчивую позу:

- Говорил на суде, что ты не прав. Вот и наказала судьба.

- Странно.… Ведь не было ж ни какого повода…. Уважение, почет, денежное содержание…. Дурацкий пьяница. Выбить душу у такого благородного тела. Интересно, мучается ли она от разлуки, или нет?

- Мучается ли твоя о тебе не знаю, но мою огорчила точно,- подумал приговоренный и почесал оголенной скулой оголенную ключицу.

Несколько минут они стояли, отвернувшись друг от друга, по всей видимости, размышляя о своих душах.

Где они сейчас…., как им сейчас…. И есть ли они вообще. А если их нет, то, что же покинуло тело? А если покинуло, значит было. Что-то было и, не попрощавшись, расставило последние точки над і, и явно в свою пользу…, а может не в свою…

- А ты знаешь, я ведь в аварию попал на следующий день после твоей казни,- с укоризненной интонацией сказал прокурор,- В тот момент, когда думал о твоем процессе.

- Думать надо было на суде. Смертная казнь, смертная казнь…. Разве я виноват, что не нашел именно те слова, которые убедили бы?

- В школе надо было хорошо учиться. А то думай за него. Могу тебя огорчить – до твоего помилования я б все равно не додумался.

- Видать, поэтому и здесь…

- Ты еще раз расскажи, что не был виноват,- на сколько это было возможно, ухмыльнулся прокурор,- А может, это домовой подсыпал яд в молоко, а не кот?

- Кот не сыпал, а опрокину.

- Да, я помню, как ты всех рассмешил. Кот достал яд, насыпал в молоко, затем выбросил баночку, оставив на ней твои отпечатки пальцев. И тем самым принес тебе огромное состояние. Хороший кот. Умный.

- Да нет же,- вяло ответил приговоренный.

- Баночку выбросил я. И мусор затем, выбросил я. А зачем мне на кухне пустая баночка нужна, … была. Я ж не знал, что в ней лежало.

- Так на ней же ясно было написано – яд.

- На маленькой наклейке маленькими буквами? Я ж был без очков.

- А что, не мог взять очки?

- Мой был дом. Как хотел, так и по нему ходил. А она тоже молодец – крыс цианидами травить…. Да еще и на кухне поставила.… Это ж надо быть такой … невнимательной. И вообще, вылей я тогда молоко в раковину – вечер скандала. Попробуй, объясни, зачем вылил три литра молока, только лишь потому, что в него упала маленькая баночка.

- Так она ж была с ядом.

- Да откуда ж я знал.

- Так чего же ты до последней минуты скрывал, что был в доме?- прокурор покрутил пальцем в большой дыре, которая до последних мгновений жизни называлась виском.

- Это ты у адвоката спросишь. Думаю, с таким юридическим умом он там долго не задержится.

Увлекшись разговором, они не заметили подошедшего пожилого скелета с железными зубами и причесанной бородой. Пожилой скелет долго слушал их.

Какое-то странное выражение печали застыло в его глазницах.

Наконец, воспользовавшись затянувшейся паузой, он, с невыразительной ноткой обреченности заговорил:

- Дети мои, сколько уж времени Вы что-то обсуждаете, а я ни как не могу понять – кто из вас чего хочет?

-Дед, оно тебе надо?- хмыкнул прокурор.

- Земная жизнь обременительна,- не обратив внимание на прокурора, продолжил старик,- Страдания, выпадающие на нее, во сто крат перекрывают те незначительные радости, которые так редко навещали нас. Словно воспитанные гости, они боялись задержаться хоть на мгновенье. Примите за данность – чем меньше времени проводишь там, тем больше шансов с честью выдержать экзамен, не пачкая свою душу земной грязью.

- Праведник,- подумал приговоренный.

- Грешник,- подумал прокурор.

Старичок хотел еще что-то сказать, но ему помешала выросшая, словно из-под земли под землю, молодая девушка с продолговатой лицевой частью черепа и недоразвитыми бедрами.

- Отец, а Вы спросите у этой дамы,- неестественно язвительно сказал прокурор,- Хотела ли она покидать земной мир?

- Да, хотела,- ответила девушка, поставив спрашивающего в глупое положение.

- Врет,- подумал прокурор.

- Какая страшная правда,- подумал приговоренный.

- Вот видите,- проснулся старичок,- Говорю вам, дети мои, не говорите о мирской суете с сожалением. Смотрите в будущее…

- А что в будущем?- прокурор сделал вид, что сплюнул,- Вот отпадет у тебя голову лицом вниз, тогда и насмотришься! И добавил про себя: – Старый идиот.

Старичок призадумался. По всей видимости, он хотел сказать что-то о будущем, о душе. Но как связать неизвестно где обитающую душу с обреченными костями не смог.

- А что с Вами случилось?- по-братски положив кости рук на плечо девушки, спросил приговоренный.

- Я покончила собой. Не выносимо было терпеть свою обреченность. Больная, бедная и к тому же ужасно некрасивая. Мной совершенно ни кто не интересовался. Взгляды молодых людей не останавливались на мне. Они скользили так, словно я не женщина, а шкаф. Длинный перекошенный шкаф, стоящий поперек дороги. Об который можно только удариться.

В последние месяцы жизни я даже перестала выходить на улицу.

Вечерами, сидя у окна, я много раз спрашивала себя, зачем я родилась? Почему судьба так не справедливо отнеслась к моему телу?

А ведь я так любила мечтать, уносясь в волшебную страну, в огромный и прекрасный дворец с золотыми окошечками, белыми мраморными колонами, серебряный петушком на мозаичном шпиле.

Там где жили простые, веселые люди. И все они были одинаково красивы. Поэтому красивые люди искали свою половину не по внешности, а по самым сакральным веяньям души. Души открытой и светлой.

И если под звуки этих веяний у двух людей рождалась музыка любви, они вступали в брак для осуществления самых заветных желаний.

И в вечном движении любви возникала бесконечная гармония счастья.

Все присутствующие, кроме прокурора, ковыряющегося в ушной раковине, замерев, слушали ее горячие слова.

- Счастливая,- подумал приговоренный.

- Несчастная,- подумал прокурор.

- А вы знаете,- после небольшой паузы, продолжила девушка,- Только здесь я начинаю понимать, что резать вены, в конце – концов, и не надо было…

- Правильно!- хихикнул прокурор,- Куда традиционнее утопиться!

- Стисни зубы!- гаркнул на прокурора приговоренный.

- Ведь должен же быть какой-то смысл,- девушка приподняла зеницы,- Даже если жизнь покрыта убогим одеялом действительности.

Старичок с недоумением взглянул не девушку:

- Дочь моя! Не надо так думать. Тебе вообще не положено думать!

- Оказывается без мозгов приходят гораздо более практичные мысли,- оживился прокурор, - Если б не этот проклятый пьяница, сколько нужных дел я бы сделал там…

- Да, ужжж,- покачал черепом верх вниз приговоренный.

- А я вообще не могу понять, чего вы хотите!- почему-то рассердился старичок,- Земная жизнь обременительна. Выпадающие на нее страдания, в сотни раз…

- Слушай дед, пошел бы ты отсюда!- вдруг выкрикнул прокурор и толкнул его в левую часть грудной клетки, так и не поняв, почему при этом у того отпала правая рука.

Старик мысленно заплакал, но мужественно остался стоять на месте, поддерживая оставшейся рукой дрожащие кости.

- Ты дружок, полегче!- заступился за старика приговоренный,- Здесь тебе не зал заседаний. Толкну так – костей не соберешь!

Прокурор сник.

Девушка осторожно усадила дедушку на закопанный кем-то сундучок с расписной резьбой.

- А Вы отец, как прожили свою жизнь? – спросил у старика приговоренный,- Наверное, Ваши кости не краснеют за грехи своей души.

- Все было в той жизни: и горести и печали, поступки правильные и не правильные,- задумчиво ответил старик,- Но тяжелей всего было умирать в полном одиночестве. Нет, конечно, я не в обиде на жену и детей.… Но дети разъехались. А жена, как всегда, все в общественной работе…

- Да, всем нам было не легко,- вполголоса подытожил приговоренный.

Наступила тишина. Полная задумчивости тишина…

- А что это мы тут загрустили?- прервал ее прокурор,- Я например – еще молод! Давайте веселиться!

- Тебя забыли спросить, что нам делать!- прикрикнул на него приговоренный.

- Мальчики, не надо сориться,- поспешила успокоить их девушка,- В самом деле. Теперь мы должны мериться и смериться. Ведь ни чего не исправишь. Наше существование обусловлено повиновению природе. И если у кого и остались эмоции, то пусть он их проявляет тихо, незаметно для других.

- Да почему тихо?!- взревел прокурор, приняв позу полководца,- Я не могу дождаться, когда этот пьяница появиться здесь! Уж я ему покажу…

- Слушай, а может это не пьяница был пьяным?- ехидно спросил приговоренный.

- Так что же, по-твоему, я сам в себя врезался?!

 

- Больно ты какой-то неугомонный. А не может быть так, что это какой-нибудь добрый человек, скажем врач, спешил по дороге к тяжело больному, а тут пьяный прокурор.… Бац!

- Да ты чего?! Я вообще не пью за рулем!- возмутился прокурор.

- Не пил,- поправил его приговоренный.

Ему понравилось дразнить служителя закона, чей серый череп начал покрываться черными пятнами. Черные пятна гармонично смотрелись на фоне черного земляного неба.

- О, какая это замечательная игра – шахматы!- влез в разговор старичок, ассоциативно уловив схожесть черепа прокурора с Доской древней индийской игры, в которую он всю жизнь мечтал научиться играть, но так и не успел.

Приговоренный мысленно усмехнулся, взглянув на дедушку.

Однорукий, неуклюже сидящий на сундучке с расписной резьбой инкрустированной золотыми каменьями, напоминал груду костей, которая, к удивлению, еще имела какую-то схожесть со скелетом.

Приговоренный посмотрел на старичка повнимательней - сутулая груда была с кривыми ногами, одна из которых вывернута в обратную сторону. Деформированный таз продолжал перекошенный позвоночник. И на всем этом водрузился лоснящийся треугольный лысый череп. Полная дисгармония.

Но старичок приговоренному нравился. Ему нравилось, как тот страстно пытается скрыть свою трухлявость за проявлениями интеллекта. Особенно нравилась философия о том, что земная жизнь обременительна…

Чего не скажешь о прокуроре. У этого старый вызывал совсем другое чувство – явно отталкивающее. Он совершенно не приемлел нудные и, как ему казалось, навязчивые нравоучения старика.

Может и поэтому отношение в этой группе бывших людей все более и более обострялись. А у прокурора и приговоренного, где-то даже, в глубине костей появлялось не весть, откуда взявшееся желание набить друг другу череп.

И если у приговоренного служитель закона был единственным раздражителем, то прокурор вполне мог бы довольствоваться и старичком.

Ситуация все более и более запутывалась и нагнеталась отрицательными эмоциями.

Оставалось надеяться лишь на то, что через несколько часов свершится извечный круговорот природы. Солнце медленно, шаг за шагом отвоюет землю у тьмы.

И снова закрутится колесо бытия у живых. Кого, увозя в приятные ощущения, кому, переезжая отдельные участки тела и мыслей. А на кого наедет всей своей массой, вдавливая в подземное царство.

Да, через несколько часов костлявым жителям кладбища необходимо разойтись по своим местам на дневной покой.

Старичок уже сонно клонил голову, когда к нему обратилась молодая девушка:

- Дедушка, может провести Вас в могилку? Давайте я помогу…

- Да – да, давай дед, давай, уже пора,- добавил прокурор.

Но старичок встрепенувшись, привстал и бодро отреагировал:

- Да я уже все! Много ль мне надо…. И вообще, странно, почему из нас так и выплескиваются сегодня эмоции? Это противоестественно. Нарушение закона. Земная жизнь…

- Да, из тебя выплеснуться…,- перебил прокурор,- Земная жизнь обременительна…. Много ли ты знаешь о ней?! Небось, нарасказывал нам тут баек! А на самом деле провел свою жизнь в пьяном разврате! А тут те на – закаялся!

- Пошел вон!- крикнул прокурору приговоренный,- Придурок!

- Да ты я вижу, еще и сквернослов?! Да тебя не повесить, тебя четвертовать надо было!

- Конечно! А ты б лично отпиливал конечности!- приговоренный подскочил к прокурору на расстояние вытянутых костей руки.

Далее пошла брань и маты.

Напрасно девушка пыталась унять разбушевавшиеся страсти, заходя за спину то приговоренному, то прокурору. Напрасно дедушка взывал к разуму, сидя на расписном сундучке.

Финал сей драмы, был предрешен.

На крики стали собираться жители подземного небытия. И скоро их собралось столько, что удивились даже посыпавшиеся старожилы. А небольшая площадка вокруг подземного камня все наполнялась и наполнялась скелетами различных мастей и сроков давности.

И все они с энтузиазмом стали обсуждать то или иное ругательство, которым так обильно обменивались прокурор и приговоренный.

Затем группа солдат, похороненных в братской могиле, вдруг начали горячо дискутировать по поводу бесчестного поведения своих начальников, которых не похоронили вместе со всеми. Хотя те искренне заверяли в верности принципам братства.

Затем рассорились две старушки из-за куска земли между их бывшими огородами.

Рядом с ними бывший футболист начал доказывать пышному скелету барышни, что именно он придумал игру в футбол.

Ревнивая жена заподозрила мужа - лаптя в измене уже после смерти и завязала бытовой скандал, вдалбливая мужа в подземлю забытой пьяными хоронителями лопатой.

Юнец наркоман стал истерически кричать, что кончилась даже травка и последняя доза была для всех смертельной.

Вдалеке прозвучало победоносное «Ура!».

Это – гвардейцы! Они сумели в этой сложной ситуации провести неподготовленную победоносную атаку на не гвардейцев.

И вот в кисти приговоренного оказалась железная труба. И со всей силы он опустил ее на череп разъяренного прокурора.

Здоровый череп в мгновенье разлетелся на маленькие черепки. По всей видимости, он был весьма не прочным, вероятнее всего, из-за малого количества кальция в рационе питания прокурора.

Это деяние явилось сигналом к всеобщей потасовке!!!!!!!

И только старичок мирно спал на расписном сундучке, за которым спряталась сонная некрасивая девушка.

Ни кто не знает, что произошло. Подумать только – тихие, мирные скилетики, молчаливо бродящие по подземным тропам существования…. И вдруг! Взорвавшиеся!!!

Что же случилось?

Но мы-то скоро узнаем об этом. Ибо, через несколько мгновений забрежет рассвет. А в это время им положено лежать на своих местах.

Правда, пока не известно, угомоняться ли они с первыми лучами солнца. Как впрочем, и не известно, что делали в эту ночь живые.

Да и вообще не известно – будет ли рассвет…..

 

1992 год.

Олег.