...А было холодно.Промозглый осенний ветер не спрашивал разрешения у людей - он просто дул, дул во всю мочь, загибал у матросов, солдат, юнкеров и просто прохожих(которых, кстати, было меньше всего) воротники, свистя, как удалой разбойник, преследующий незадачливого купца на разжиревшей клячи и чувствуя скорую поживу.Иногда разбойник сбавлял скорость, как будто забавляясь, и тогда матросы чувствовали облегчение:переставало щипать лицо, воротник на мгновение принимал своё обычное положение и не пытался хлестнуть по носу, винтовка не сваливалась постоянно набок, больно ударяя всякий раз прикладом по спине.Впрочем скоро ветер-разбойник принимался за старое и матросам казалось, что лучше бы и не было этой передышки, за которую они успевали отвыкнуть от инфернально-сильного буйства природы.Ветер не спрашивал разрешения, но он словно чувствовал, что сегодня в царстве людей произойдёт что-то необычное, из ряда вон выходящее и пытался подбавить угля в топку.

Пейзаж был однообразен - железные громадины заводов, из труб которых уже пару дней не вился дым, закопчённые стены ближайших домов.Стены домов, расположенных подальше были закопчены меньше, но жизнерадостности пейзажу это не добавляло.Голые деревья и кусты, то тут, то там возникающие среди квадратных конструкций выглядели дико, как институтки, зачем-то пошедшие на Лиговку и думающие, что скромный, свойственный коренным её обитателям наряд позволит им остаться незамеченными.Было неестественно тихо и пусто.

На пути встретилась рота солдат.Они сидели вокруг костра, пытаясь одновременно и согреться и защитить его от равнодушного октябрьского ветра.

-Эй, мужики! - крикнул мичман.

Солдаты обернулись на его голос.Одежда их была старой и грязной, а лица измождёнными.Похоже, они не ели несколько дней.

-Чего тебе? - неприветливо и с опаской спросил высокий белобрысый с погонами прапорщика.Видимо, главный.

-Вы чего тут сидите?Дезертиры что-ль?

Подождав несколько секунд ответа и не дождавшись, мичман продолжил:

-В центр надо идти.Там сейчас дела делаются.

Не этот раз ему ответили.Невысокий, высоколобый и широкоглазый солдат со шрамом на лице прогнусавил:

-Это какие-такие дела?

-Революция, мать твою!

-Аааа, - лениво протянул гнусавый - Нам твоя революция по барабану.Мы дохнуть не собираемся.Не от немецких снарядов, не от юнкерских пуль.

По лицам солдат было видно, что это их общее мнение.Прапорщик добавил:

-Вы нас не видели и мы вас не видели.Идите подобру-поздорову.

Глаза мичмана сверкнули.Он вытащил парабеллум и направил на белобрысого:

-Ах ты, куррррва контрреволюционная! - весело прокричал он.

Прапорщик пожал плечами.Среди остальных солдат это действие тоже произвело мало эффекта.Было видно, что дело здесь не в каком-то философском мировоззрении, презирающем смерть, а в немощном состоянии, когда не хватет сил не то что пугаться, а даже удивляться чему нибудь.

Мичман хмыкнул и засунул парабеллум обратно.Времени заниматься ерундой совершенно не было.

Матросы зашагали дальше.

Прохожих по-прежнему было по-странному мало.Все кого встретили - две старушки и мужик - испуганно отстранялись и спешили скорее убраться в парадное ближайшего дома или куда-нибудь ещё.

Их окликнули, когда промышленный район уже заканчивался.Это оказались солдаты из той роты, которую они встретили на пути.Некоторые всё же решили "поучаствовать" в революции.

Начало смеркаться.Где-то там, уже недалеко, был Невский и Дворцовая.Где-то там был Керенский и где-то там были большевики.

А между тем солнце уже ушло за горизонт.Уже в воздухе носилось что-то, что нельзя назвать днём, но и вечером это не было.Тягучий воздух, похожий на прозрачный туман, пришёл на смену давешнему острому ветру.

Всё было подозрительно одинаковым.Одинаковые дома возвышались над матросами, хоть они уже приближались к центру.Одинаковые лавки взирали на них закрытым дверями, словно созданные по образцу какой-то идеальной лавки.Даже одинаковая реклама - совсем уж редкость в большом городе - взирала на них со стен домов и с растяжек.Впрочем, на рекламу внимание обращали в последнюю очередь, так как стало смеркаться и различить что-нибудь становилось всё труднее.

Бабахнуло.Было похоже на залп из какого-то орудия.

Моряки озабоченно переглянулись.

-Что это?

-Что, что...Просрали мы свою революцию - устало ответил мичман.

-Как это?!

-Как, как...Аврора это...Сигнал к Штурму Зимнего...Без нас начали.Без нас и закончат.

 

-...случай, надо сказать, тяжёлый.Тем и интересен.Больной находится в состоянии летаргического сна, но! периодически "просыпается" - если можно так выразиться.И оказывается, ему снятся сны.Точнее даже один большой цельный и связный сон.Мы записываем его и анализируем.Применение стандартных методов лечения дало поразительный, хоть и не необходимы нам эффект.Это форсировало "события сна", если можно так сказать...И ещё одна проблема:пациент всё реже стал просыпаться.Ваши мысли, коллеги.

 

"Белые" наступали с севера.Ещё с утра, когда только занялся рассвет, на горизонте можно было наблюдать тёмную массу.Предстоящую стычку ждали чуть ли не с нетерпением - засиделись уже в этом глухом городке.В том числе и бывший мичман, попросившийся в сухопутную армию и сидевший теперь в мундире РККА в промёрзшем окопе.Шёл лёгкий пушистый снежок - плевала природа на человеческие войны.Сегодня было даже не так холодно, как обычно."В тепле и помирать нестрашно" - невесело усмехнулся красноармеец.С ним было три его старых сослуживца, бывших матроса, тоже переведшихся в пехоту, - всё что осталось от той колонны, которая октябрьским вечером шла делать революцию.

-Без нас начали - без нас и закончат?- со злой иронией спросил один из них.Снежок мягко ложился на его пышные усы.

Вообще снег как будто зарядил сильнее.Если утром, когда "белые" были тёмной тёмной точкой на горизонте это была едва заметная морось, то сейчас, когда можно было различить отдельных солдат, снегопад стал сильнее и грозил перерасти в настоящий буран.Но бывшие матросы, плававшие в холодных морях и остальные бойцы не боялись ни погоды, ни предстоящей схватки.Не впервой.

Многозначительно посмотрев на задавшего вопрос, а потом и на остальных взглядом, который мог означать как "Кто ж мог знать?", так и "Я именно это и имел ввиду", мичман оставил вопрос без ответа.

-А вот я слышал, - заговорил другой красноармеец, с высоким лбом и синими глазами, - что "белые" в психические атаки любят ходить...

-Как это? - спросил четвёртый - маленький и толстый, бывший на корабле коком.

-Ну, нарядят целый полк в офицерские мундиры - и на передовую.Наш брат думает, что у них офицерья видимо-невидимо и его оторопь берёт...

-Только что-то не попадалось нам таких полков, - заметил мичман, - А хоть бы и так - какая с них польза?Только и умеют, что командовать.Из-за них белые войну-то и проиграют...

Воцарилась тишина.Усатый стал курить, толстяк проверял пулемёт, голубоглазый достал какую-то фотокарточку и на лице его появилось мечтательное выражение,а мичман смотрел на небо.Делать это было сложно, так как настырный снег лез в глаза.Никто не собирался умирать.

-Революционный держите шаг, неугомонный не дремлит враг, - стал декламировать усач.

"Белые" тем временем подошли совсем близко.

Была дана команда "Огонь!".Застрочил пулемёт.Строй противника стал редеть.

Однако белых было слишком много.Они подбирались всё ближе и ближе, пока не оказались на расстоянии ружейного выстрела.А тут, как назло, закончились патроны в пулемёте.

Зачирикали пули уже в сторону красноармейцев.Но идти за патронами было нужно и мичман высунулся из окопа...чтобы схлопотать пулю...

...когда он очнулся, то лежал на окровавленной земле с простреленной грудью.Сзади раздался голос усатого:

-Выходит...и правда без нас...того.Ну прощай...мичман...

Мичман даже не видел как тот умер, потому что опять отключился.

 

-...болезнь прогрессировала с 1917 года.Видимо, на него так подействовала революция в России.У него был чрезвычайно связный бред.Он придумал ещё одну революцию и себя видел её идеологом.Ну и по нарастающей...С сентября 1918 у пациента стало ухудшаться сердечное здоровье.Стали происходить клинические смерти.Они участились настолько, что чуть ли не каждый день ему делалась реанимации.Консилиум решил, что гуманнее будет провести эвтаназию, оставив функционировать мозг для дальнейшего изучения.Поскольку работа его не прекращается.

-Дайте мне его историю болезни.

Два доктора шли по длинному освещённому коридору больницы.Один остановился, выудил из своего кейса тетрадь и передал другому.На ней значилось:"Пациент Ульянов Владимир Ильич"

Доктор стал листать тетрадь и непроизвольно открыл последнюю исписанную страницу.Последняя строчка гласила:"Эвтаназия приведена в исполнение 21 января 1924 года"

 

Такого столпотворения Красная Площадь не знала давно.Москвичи удивлённо присматривались к новому появившемуся на ней зданию, красному с чёрным, с надписью:"Ленин".

-Вот и мавзолей у нас появился, - сказал интеллигентного вида мужчина мичману, приобретшему несколько шрамов на лице и несколько медалей на груди, - как у китайцев каких-то...А вообще - это символично.Я имею ввиду смерть Ленина.Потому что это одновременно и смерть революции.Эвтаназия, так сказать, приведена в исполнение 21 января 1924 года...С этого момента осталась только память, которую этот мавзолей олицетворяет и поддерживает.Исчезнет он - и даже память исчезнет...

Но тут мужчина заметил, что мичман смотрит на него каким-то странным и, можно даже сказать, недружелюбным взглядом и поспешил ретироваться."Однако, мне пора.Всего хорошего." - сказал он и растворился в толпе.

Началась церемония прощания с вождём пролетариата.