Зима. Мороз, наверное, около 20 градусов. Я со своим другом играем на пруду. Целый день пробегали по льду. Валенки без галош промокли насквозь. Только мы засобирались по домам, как я увидел, что на лошади, запряженной в сани, подъезжает отец. Это он собрался ехать на станцию, встречать с поезда маму. Для нас деревенских мальчишек поездка на станцию было целым событием. Хотя станция и представляла, из себя небольшое деревянное здание вокзала. Это был совсем другой мир. Горели прожектора, семафоры и их свет тысячами разноцветных искр отражался на снегу. Вокруг всё горело и сверкало. Как тут не упросить отца взять меня с собой. На его вопрос, не промокли ли у меня валенки я, не моргнув глазом, соврал, что нет. После чего быстрёхонько запрыгнул в сани, и мы поехали на станцию. До неё надо было ехать километров около двенадцати. Километре на третьем мне поплохело. С учётом мороза и моих мокрых валенок ноги у меня совсем замёрзли и я их почти не чувствовал. Признаться отцу было стыдно и страшно. Ведь сам напросился, да ещё соврал, что ноги сухие. Дальше, хуже. Терпеть уже не было сил и я, невзирая на стыд, и страх, потихонечку начал скулить. Именно скулить, а не плакать, так как от мороза у меня даже челюсти свело. Отец, догадавшись, в чём дело, прогнал меня с саней и заставил бежать за ними, а сам всё подхлёстывал лошадь. Страху я натерпелся, до сих пор вспоминая, вздрагиваю. Больше всего я боялся, что папа на лошади ускачет, а я останусь замерзать один на зимней дороге. Это я потом стал понимать, что такого отец бы никогда не сделал. Но это было потом. Спустя некоторое время отец остановил лошадь, усадил меня на сани, вдобавок ко всему своими руками ещё растёр мне ноги и надел свои носки. После этого я наверное понял, что такое счастье. В конечном итоге мы встретили маму. А обратную дорогу, все двенадцать километров, я благополучно проспал в санях укрытый тулупом и сеном. Рядом были папа и мама, и я с ними, самый счастливый в мире ребёнок.