ЭТО БЫЛ НЕ СОН…

 

Трамвай медленно катил по вечерним улицам города, монотонно громыхая стальными колёсами и мерно покачиваясь. Я стоял, на задней площадке и рассматривал усталые лица людей, возвращающихся домой после очередного рабочего дня. В большинстве своем, скучные, совершенно неинтересные лица. Хотя, спустя несколько остановок, я поймал себя на мысли, что продолжаю всматриваться в лица пассажиров трамвая, и эти они уже не кажутся мне такими уж неинтересными.

Это напоминало игру. Присмотреться к человеку повнимательнее и попытаться угадать: кто этот человек, что за профессия у него, его характер, счастлив ли он в жизни… Это занятие увлекло меня. Мой путь был неблизким и, пока доехал на своей остановки, я успел присмотреться практически к каждому пассажиру и о каждом из них сложить свое мнение (конечно, это были лишь мои личные догадки, за достоверность которых я не могу поручиться, так как ни с кем из находившихся в вагоне людей не был знаком). Я делил их на разные категории, и, что интересно, при каждом таком делении, получалось примерно одинаковое число счастливых и несчастных, добрых и злых, умных и глупых щедрых и жадных… - белые и черные фигуры, выстроившиеся по разные стороны шахматной доски.

Продолжая рассматривать «фигуры», раскачивающиеся в такт движения трамвая, я продолжил размышлять на «шахматную тему» и вскоре в мыслях возник образ двух умудренных опытом длиннобородых старцев, играющих партию на шахматной доске мира. Этот образ был так ярок, что я задумался. А почему бы и нет?! Что, если все мы лишь фигуры на разлинованной доске и вся наша судьба, вся наша жизнь зависит лишь от того, на какую клетку в следующую минуту тебя передвинет рука шахматиста?

Я спешил домой, решив, не откладывая в долгий ящик, сесть за пишущую машинку и написать об этом. Я шел, боясь отвлечься, упустить сюжет.

«Тот, кто считает, будто он – хозяин своей судьбы – заблуждается! Каждое наше действие, поступок заранее спланирован и просчитан на несколько ходов вперёд!» - мысленно твердил я себе, стараясь поверить в эти слова. Будучи атеистом до мозга костей, не верящим ни в бога, ни в чёрта, мне тем более было трудно поверить в только что выдуманных мной «гроссмейстеров», вершащих судьбу мира. Но мало ли во что я верил, а во что нет? Когда пишу, я должен заставить себя верить в то, о чем пишу, и тогда быть может, в это поверит и читатель.

 

Я сел за свою старенькую пишущую машинку, грохот которой нервировал всех моих соседей, зарядил в неё девственно чистый лист бумаги и, откинувшись на спинку стула, впился взглядом в потолок, словно надеялся прочесть на нём те главные первые строки, что служат фундаментом любому рассказу, любому литературному произведению. Узреть на нём первое предложение, которое я писал уже второй час.

Сюжет рассказа был готов в моих мыслях, в моей голове. Дело оставалось за малым: перенести содержимое своей головы на бумагу и внести детали, которые, не повлияв на общий сюжет, придадут рассказу глубины, дополнительных красок и целостности, подобно последним мазкам, которыми художник завершает писать картину. Но, как обычно и бывает, это самое «оставалось за малым», оказалось самым сложным. Слова никак не желали ложиться на бумагу. Прошло почти два часа, как я сел за работу, и за это время мной не было написано ни одного сносного предложения.

Корзина для бумаг была полна моих безрезультатных, скомканных «попыток». Комья мятой бумаги валялись всюду: на столе, под креслом и даже на кушетке. Этот беспорядок создавал видимость длительной и упорной работы, хотя она ещё толком и не начиналась.

Шел первый час ночи.

Я смотрел на девственно чистый лист бумаги тупым взглядом и не понимал что происходит. Предложение было сформировано в моих мыслях полностью, от первой заглавной буквы, до точки, завершающей его. И не только предложение, но и весь рассказ в целом, но стоило моим пальцам коснуться клавиш машинки, как все мысли выскальзывали из головы, а на бумаге, вместо осмысленных слов, появлялась какая-то тарабарщина.

Я сходил на кухню и приготовил кофе, после чего вернулся в кабинет, где вновь попытался приняться за работу.

Испорченные листы отправлялись в корзину один за другим. Глаза начинали слипаться от усталости. Я подошел к открытому окну и закурил сигарету.

После выкуренной сигареты, сон навалился на меня с новой силой. Свалив все свои неудачи в написании рассказа на усталость, я решил отложить работу до лучших времён и лечь спать. Я прилег на кушетку, стоявшую в кабинете и смежил отяжелевшие веки. Мир погрузился во мрак.

 

Я проснулся от жуткого холода. Открыл глаза и удивился отсутствию перемен. Было так же темно, как если б я глаз не открывал вовсе. «Странно, ведь я не выключал лампы», - было моей первой ещё сонной мыслью. Затем настала очередь удивиться и холоду пробиравшего меня до самых костей, не смотря на то, что на улице разгар лета. Но больше всего я удивился отсутствию кушетки под собой, на которой, как я помнил, совсем недавно так удобно расположился. Вместо удобного диванчика, подо мной было что-то твёрдое и холодное. Тьма была такая, что я, как не силился, ничего не мог разглядеть, поэтому я не мог точно сказать на чём я лежал, но на ощупь это было похоже на каменную плиту.

Я сидел на холодном камне, уставив взгляд в темноту и пытался разобраться в происходящем со мной, но все мои мысли сводились к тому, что я просто ещё не проснулся и вижу какой-то глупый сон. Чтоб проверить эту единственную мою догадку я сильно ущипнул себя за руку и… оказался в тупике, ибо никаких других соображений касательно происходящего у меня не осталось.

Вдруг мне показалось, что слышу голоса. Я прислушался, но, как назло уже ничего не слышал. Может быть я сошёл с ума? Эта мысль, которая уже предпринимала осторожные попытки прокрасться в мой мозг, но которую, до этого момента, я яростно прогонял из своей головы, совершенно осмелев, твёрдой походкой вошла в мой разум и удобно там расположилась. Расположилась, словно гость, которому разрешают чувствовать себя как дома и сажают на лучшие места. Мне стало страшно. Говорят, сумасшедшие порой слышат голоса, которых нет на самом деле, уж не их ли я слышал минуту назад?

Я вновь услышал голос. Нет, я вовсе не сошёл с ума, твёрдо сказал себе я и решительно поднялся на ноги.

- Эй! – громко прокричал я в темноту. – Здесь есть кто-нибудь? Не притваряйтесь, будто здесь никого нет, я вас хорошо слышу!

Как и следовало ожидать, ответа не последовало. Ответило мне лишь собственное эхо, уноящееся вдаль. Прислушавшись к всё не стихающему звуку собственного голоса, я понял, что нахожусь в каком-то тоннеле или пещере. Тем временем голоса никуда не делись. Бормотание доносилось оттуда, куда только что унеслось эхо моего крика. Решив не тратить времени по посту стоя на одном месте и ожидая с моря погоды, я сделал шаг. Всего-лишь шаг, но давшийся мне нелегко. Страшно идти в неизвестных местах, когда вокруг ни зги не видно. Кто может поручиться за то, что сделав очередной шаг ты не провалишься в бездонную пропасть? Прежде чем сделать очередной шаг, я топал ногой перед собой, словно шёл по болоту и размахивал руками, чтоб ненароком не воткнуться во что-нибудь головой. Медленно, но я шёл, а это лучше чем совсем ничего не предпринимать.

Мрак угнетал. Я мечтал о лучике света, который хоть на миг осветил бы то, что окружало меня вокруг, который позволил бы мне увидеть, что осталось ещё что-то, кроме тьмы. Единственной радостью, ну просто бальзам на душу, были мои наручные часы «Победа», благодаря крохотным фосфоресцирующим точкам на циферблате и стрелках, я мог ориентироваться во времени. Судя по ним, я брёл во мраке уже почти час. К этому времени я весь продрог, словарь нецензурных слов, который я перебирал всё это время в уме, успел иссякнуть, а кроме того, и это в данный момент было для меня самым страшным, я больше не слышал голосов, по которым я шёл всё это время как капитан корабля по звёздам.

Я пошёл быстрее. Как долго предстояло идти неизвестно, а со своей осторожностью, прощупывая каждый свой шаг, моё продвижение к цели проходило слишком медленно, поэтому, плюнув на всю свою осторожность, я распрямился, опустил руки которыми шарил перед собой и пошёл дальше своей обычной размашистой походкой. Теперь я продвигался вперёд гораздо быстрее… правда недолго. Не прошло и пяти минут, когда мне пришлось пожалеть о беспечности. На протяжении всего пути пол под ногами был ровным, как стол, без единой неровности, но вдруг всё переменилось. Споткнувшись обо что-то, как выяснилось позднее, о первую ступеньку лестницы уходящей куда-то вверх, я неуклюже упал, сильно ушиб коленку и поцарапал ладони о шершавую каменную поверхность.

Я сидел на ступеньке и смотрел в темноту. Мне стало казаться, что я вижу во мраке какие-то странные тени, кружащие вокруг меня и неустанно следящие за мной. Я видел их краем глаза, но стоило повернуть голову и попытаться внимательнее рассмотреть их, как всё исчезало.

А что если я умер?! Что если это и есть ад, в котором грешные души обречены вечно вот так, бесцельно блуждать во тьме и мучиться в догадках.

Мрачные мысли мгновенно вылетели из головы, когда я вновь услышал голоса. Улыбка скривила губы и вроде как даже сил прибавилось в моих мускулах. Голоса стали громче и ближе, а это значит, что я двигался в верном направлении. Мои ноги готовы были бежать на эти звуки, музыкой звенящие в моих ушах, но я сдерживал себя помятуя о том, что об осторожности забывать всё таки не следует. Конечно, забавно было бы понаблюдать за собой со стороны, особенно теперь, когда я полз вверх по лестнице на четвереньках, но что поделаешь, это был самый быстрый и безопасный способ подняться по лестнице в непроглядной тьме.

Хорошо, что по пути мне не пришло в голову считать ступени. В лучшем случае я просто сбился бы с пути, или сошёл с ума, в худшем… как бы то ни было, я взобрался на этот «Эльбрус» и повалился навзничь, вывалив язык и задыхаясь, подобно загнанной лошади. Мне казалось, что я больше не смогу подняться на ноги и останусь лежать здесь, дожидаясь конца, каким бы он ни был. Пусть хоть костлявая с косой приходит по мою душу! Плевать на неё хотелось! Как оказалось, мне плохо были известны пределы моих возможностей. Ноги сами подняли меня, когда я увидел узкую вертикальную полоску света, и понесли меня туда. Мне было плевать на всё, я просто шёл, не думая, как мотылёк летит на свет, даже если этот свет - убийственное пламя свечи.

Полоска света, оказалась просветом в огромных двустворчатых воротах, которые широко распахнулись и окатили меня волной тепла и света, когда я почти вплотную приблизился к ним. Как загипнотизированный я остановился в воротах, поражённый увиденным. Ворота вели в огромный овальный зал, настолько просторный, что в нём можно было расположить Римский коллизей, но самое интересное, что зал этот был почти совершенно пустым, если не считать тысяч горящих факелов и шахматного столика располагающегося точно по центру зала, за которым сидели два седыз старика в мантиях, один в белой, другой в чёрной.

Когда ворота распахнулись, старики оторвались от шахматной партии и взглянули на вошедшего пронзительными взглядами из-под кустистых бровей.

- Так это ты решил поведать о нас людям? - раздался хрипящий, но тем не менее очень громкий голос.

- Кто вы?

- Неужели ты не знаешь, кто мы такие? – с наигранным удивлением вскинул брови старик в белоснежной мантии. – Неужели тебе не известны имена тех, о ком ты только что собирался писать?

- Так вы...

- Рок? Судьба? – так ты хотел сказать, не правда ли. – Чтож, пусть это и будут наши имена. Вот они мы, те, в кого ты не веришь. Но беда в том, что ты слишком талантлив. Люди склонны верить тебе и верят даже в то, во что не веришь ты сам, поэтому мы запрещаем тебе писать о нас. – С этими словами старик взял сухой рукой с доски белую пешку и с интересом повертел её в руках. – Видишь ли, иногда для того, чтоб уничтожить сильную фигуру пративника, нужно жертвовать ему более слабую.

Не смотря на огромное расстояние разделявшее нас, я смог рассмотреть пешку в сухих руках старца во всех деталях. Меня прошиб холодный пот, ибо я увидел, что эта пешка – я.

Я проснулся. Одежда была влажной от пота, во рту пересохло. "Слава Богу, это всего лишь сон!" - вздохнул я, садясь на диване, - "Вот, что бывает, когда человек работает допоздна". За окном ещё только начинало светать, значит, я спал не больше трех часов. Встав с дивана, не обращая внимания на тупую боль в колене, я прошлепал к столу, взял кружку, в которой еще оставалось немного остывшего кофе и осушил ее до дна одним глотком.

Когда я уснул, то забыл выключить настольную лампу, сейчас я решил исправить это упущение и потянулся к выключателю, но моя рука остановилась на пол пути и обессиленная опустилась на столешницу. Я долго смотрел на ссадины на своих ладонях затем мой взгляд нечаянно упал на чистый лист, который я вставил в пишущую машинку, перед тем, как уснуть. Я отлично помнил, что не писал на нем ничего, но сейчас на нем ясно были видны буквы, складывающиеся в слова: "Это был не сон..."