Марат ЗУБКО.

 

Известно, что Пушкин в Финляндию не попал, хотя от Петербурга до Великого княжества Финляндского, входившего в состав Российской империи, было рукой подать. Железной дороги там еще не было (Петербург связали с Хельсинки в 1870 году), но все же это было сравнительно недалеко. А вот друзьям Пушкина по Царскосельскому лицею – поэтам Баратынскому, Дельвигу и Кюхельбекеру – довелось побывать на финской земле. Правда, в разной ипостаси. Баратынский стал солдатом в полку, дислоцированном в Суоми, Дельвиг приезжал к нему на время в гости, а Кюхельбекер был узником Свеаборгской крепости под Хельсинки.

 

Не сохранились ли в Финляндии какие-либо материалы об участниках этого «союза поэтов», как называл четверку друзей Баратынский? Я решил найти ответ на этот вопрос и отправился в государственный архив в Хельсинки, где после некоторых поисков мне удалось обнаружить тонкую бумажную папку с грифом «Секретно». На ней стоял номер 483/19, а на обложке чернилами начертано «Дело по отношению С.Петербургского Военного Генерал-Губернатора, об отыскании мятежника коллежского асессора Кюхельбекера». Открытие этого дела помечено двумя стилями «23 Декабря 1825 года / 4 Генваря 1826», то есть вскоре после Декабрьского восстания в Петербурге.

 

Вильгельм Кюхельбекер, как известно, принимал участие в восстании декабристов в Петербурге (14.12.1825). Оно было разгромлено, и власти арестовывали всех, кто был к нему причастен. Жандармы искали Вильгельма повсюду. В романе «Кюхля» Юрий Тынянов подробно описывал бегство Кюхельбекера в направлении Польши. А в той папке из финского архива я нашел сведения, что друга Пушкина разыскивали не только в Польше, но и в Финляндии. В финском архиве хранится, в частности, предписание, полученное русским генерал-губернатором Финляндии А.Закревским из Петербурга (цитирую по оригиналу):

 

«В числе лиц, дерзнувших на происшествие, о котором Вашему Превосходительству известно из высочайшего манифеста, 19 декабря изданного, находился и, по словам самовидцев, даже участвовал в произведенном мятеже Коллежский Асессор Кюхельбекер. Он того же дня при наступлении ночи скрылся и... местопребывание его не открыто ни в столице, ни в уездах здешней губернии». (Красивое слово – «самовидцы», не так ли?)

 

В предписании предлагалось рассматривать Кюхельбекера как одного из главных зачинщиков мятежа, и давалось указание «приказать кому следует скромным образом принять деятельные меры к отысканию Кюхельбекера, на случай, если бы он скрывался в Финляндии». Не удивляйтесь выражению «скромным образом»! Тогда оно обозначало тайные меры.

 

Генерал-губернатор выполнил приказ и составил свой секретный циркуляр, который направил во все финские губернии. В архивной папке сохранился черновик, в котором, в числе других, сделана и такая вставка: на случай поимки беглеца рекомендовалось «заковать его в железные кандалы и с нарочным благонадежным чиновником и под достаточным конвоем отправить его в Петербург». К документу прилагалась бумага с описанием примет Кюхельбекера: «Росту высокого. Сухощав. Глаза навыкате. Волосы коричневые. Рот при разговоре кривится. Бакенбарды не растут и борода мало зарастает. Сутуловат и ходит немного искривившись. Лет ему отроду около 30-ти».

 

Там же приложены ответы с мест. Они свидетельствуют, что поиском Кюхельбекера на финской земле занимались два месяца, так как самое последнее письмо было помечено 24 февраля / 8 марта 1826 года. Это письмо пришло от главы Кюменегородской губернии (в юго-восточной Финляндии), который информировал генерал-губернатора о том, что преступника повсюду искали, но нигде не могли обнаружить. Любопытно, что один из ответов помечен необычным для сегодняшних дней грифом – «По секрету».

 

Чиновники в Финляндии в те дни еще не ведали, что Кюхельбекеру уже надели железные оковы, но в другом месте – в Польше. Поэта осудили на смертную казнь, однако затем наказание заменили на заточение и каторгу. Вильгельм был помещен в Петропавловскую крепость, потом переведен в Шлиссельбург. Пришлось побывать и в иных местах. А в 1831 году друг Пушкина попал в Финляндию, где его бросили в Свеаборгскую крепость. Эта крепость с массивными стенами и мрачными казематами была построена шведами в те времена, когда Суоми входила в состав Шведской империи на правах ее восточной провинции. Орудия Свеаборга охраняли вход в гавань Хельсинки. Так вот, в одиночке Кюхельбекер провел там долгих четыре года.

 

Дальнейшие поиски показали, что обнаруженные мною документы о розыске Кюхельбекера на финской земле не были известны специалистам ни в Финляндии, ни в России. Во-первых, я обращался за пояснениями к профессору университета города Ювяскюля Эркки Пеуранену, который был председателем Финляндского национального Пушкинского комитета.

 

– Известно ли в Финляндии, что царские власти вели охоту на друга Пушкина не только в Польше, но и на земле Суоми? Отмечался ли сей факт в финской исторической литературе? – спросил я профессора.

– Конечно, я могу предположить,– ответил мне Эркки Пеуранен,– что Кюхельбекера разыскивали во всех ближних к Петербургу районах Российской империи, однако о конкретных поисках в Финляндии мне не доводилось слышать или что-либо читать в книгах...

 

Во-вторых, отрицательные ответы я получал после своих находок и в беседах с сотрудниками института русской литературы («Пушкинского Дома») в Петербурге и музея Пушкина в Москве.

 

Свеаборг – военная крепость, но власти царской России использовали такие объекты и для содержания в них особо опасных для режима заключенных. В том же финском архиве мне встретился документ более раннего времени (11.03.1819), который касался другой крепости в Суоми, но он ясно показывает, как устраивались подобные дела. В письме из Петербурга на имя предыдущего генерал-губернатора Финляндии генерала от инфантерии графа Штейнгеля говорилось, что император повелел «устроить в Швартгольмской крепости две или три особые комнаты, или номера, для содержания секретных арестантов». Далее шло следующее пояснение: «Комнаты должны находиться в особом и сколько можно отдаленном от прочих строений – бастионе ли, равелине ли или другом здании – совершенно укрепленном и от всякого сообщения удаленном». И еще нечто важное: «Комнаты сии должны быть сухи, воздушны, не вредны для здоровья и содержаться в возможной чистоте и опрятности».

 

Cудя по всему, такие комнаты были и в Свеаборге, в одной из которых содержался Кюхельбекер. Он был из переселившихся в Россию немцев, его отец учился в Лейпциге вместе с Гете и Радищевым. Кюхельбекера называли редкостной личностью, по знаниям ему не было равных даже в среде блестящих соратников-декабристов. После лицея он вместе с Пушкиным работал в главном архиве иностранной коллегии, преподавал русскую словесность, выступал в журналах. Считается, что некоторые черты Вильгельма были использованы Пушкиным в создании образа Ленского. Дневники Кюхельбекера, которые он вел в Свеаборге и других застенках, похожи на глубокие литературоведческие исследования.

 

От своей сестры он получал книги и журналы, штудировал поэзию, полемизировал с авторами, делал переводы, сочинял поэмы, оды и сонеты. 11 января 1832 года он писал: «Занятия – лучшее средство против ипохондрии. Я опять принялся за греческий язык – читаю четвертую книгу «Илиады».

 

Профессор Эркки Пеуранен рассказывал мне о том, что в Финляндии был выпущен в свет прекрасный сборник «Финский альбом», в котором собраны произведения русской поэзии от начала XIX до начала XX века. Он издан на русском языке по инициативе университета в Ювяскюля, в котором работает сам профессор.

 

– В этом сборнике вы можете прочитать одно стихотворение Кюхельбекера на финскую тему, – сказал он мне.

О ты, последний в мраке заточенья

Мой друг в далекой стороне!

 

«Мысль для куплетов, которые здесь следуют, – отметил Кюхельбекер в дневнике, – подал мне прекрасный клен, растущий в виду гауптвахты». К этому клену и обращался поэт со словами «мой друг».

 

Что же касается самого Пушкина, то он, напомню, в Финляндии не бывал, однако шанс у него был. Во время нашествия Наполеона в Россию войска французов двинулись не только на Москву, но и на Санкт-Петербург, рядом с которым размещался за год до того открытый Императорский Царскосельский лицей. Его собирались эвакуировать в финский Або (ныне Турку). Уже велась подготовка, однако путешествие не состоялось, так как француз потерпели поражение.

 

Все же финны присутствуют в произведениях Пушкина. Вспомним старца-колдуна из «Руслана и Людмилы». Это был «природный финн», который в рассказе о своей судьбе поведал, в частности, Руслану:

И наконец задумал я

Оставить финские поля...

 

Выбор Пушкина пал на финна совсем не случайно: в прошлые времена говорили о связи финнов с колдовством, а оно тогда считалось признаком мудрости. Финн воспылал любовью к Наине, имя которой создано от финского «найнен», что означает девушка.

Но сердце, полное Наиной,

Под шумом битвы и пиров

Томилось тайною кручиной.

Искало финских берегов.

 

А в «Медном всаднике» есть такие строки:

Вражду и плен старинный свой

Пусть волны финские забудут...

 

«Откуда у молодого Пушкина такие глубокие познания финского фольклора и языка?» – задает вопрос Эркки Пеуранен. И поясняет: «Ответ, если мы его вообще можем дать, очень прост. В русской литературе существовал уже целый финский пласт, начиная с новгородских летописей, который становился все более актуальным для пушкинских современников в истории Карамзина. И друзья Пушкина бывали в Финляндии и писали о ней. Это участники Финляндского похода 1808 – 1809 гг. Константин Батюшков и Денис Давыдов...» Не забудем также, что Петербург был основан в местах, где проживало много ингерманландцев из родственного финнам племени. Их было немало и среди обслуги Царскосельского лицея.

 

Помимо Пушкина в сборнике представлены многие другие авторы, в частности поэты-декабристы, которые, как и Кюхельбекер, отбывали свои сроки в крепостях Финляндии. Это Г.Батеньков и А.Бестужев-Марлинский. Разумеется, в сборнике представлены произведения еще одного друга Пушкина – поэта Евгения Баратынского («Финляндия», «Эда» и другие), которого, как говорилось выше, в 1820 году послали солдатом в полк, расквартированный в Суоми.

 

В финских архивах мне довелось найти еще одно подлинное письмо из Петербурга от 1816 года, которое содержало такое строгое предписание: исключенный из Пажеского корпуса за негодное поведение Евгений Баратынский волею государя не может быть принят ни на какую службу. А Пушкину очень понравились произведения Баратынского на финскую тематику. «Что за прелесть эта «Эда!» – писал он. И еще шутливо:

Твоя чухоночка, ей-ей,

Гречанок Байрона милей.

 

Но вернемся к трагической судьбе Вильгельма Кюхельбекера. Он провел в одиночках десять томительных лет, четыре из них – в Свеаборге. Затем поэт оказался в Сибири – в Баргузине, Кургане, Тобольске. Там он узнал потрясшее его известие о трагической гибели Пушкина. 19 октября 1838 года, то есть в день 27-й годовщины создания Царскосельского лицея, он написал:

В тот гроб бездонный,

молнией сраженный,

Последний пал родимый мне поэт...

И вот опять Лицея день священный;

Но Пушкина уже меж нами нет!

 

Вильгельм Кюхельбекер скончался от чахотки. Это случилось в Тобольске в 1846 году.

 

Хельсинки – Москва.