КИЕВСКИЕ ЗАРИСОВКИ 1 ЛАВРА Благолепный фрегат: Перламутр, бирюза… Белокаменных врат Развернув паруса, Окунул купола, Точно весла, по грудь В пустоту, в зеркала – Отражения суть. В синеве маята Позолоченных пик. В медной полости рта Колоколит язык. Силуэты святых Озаряют – не то Ореолы вкруг их Глав, светящихся что Одуванчиков пух В благовесте лучей. Эх, настроить бы слух На беззвучный ручей! Да зрачок навсегда Поселить в белизне Этих стен, где звезда Различима во дне. И где света берет Само небо взаймы – На заход, на восход, На познание тьмы… Неподъемная тень От собора легла. От крестов, что мишень, Вся исколота мгла. Так из верха в ночи, Что из дыр в решете Ниспадают лучи, Дабы нам в темноте Не терять эту связь Со звездою своей, Без нее становясь Все черней и черней… Дабы слиться в одно С клокотаньем внутри. Милый мой, не в окно, Так в лицо посмотри! Ты увидишь на нем Отпечаток искры, Из которой потом Возникают миры. Крестный ход… и везде Между всходов земли Только след на воде Тихой баржи вдали, Да летящей, не весть Куда, пары тех крыл, Обнимающих весь Поднебесный наш тыл. Увлекающих наш В окуляре слезы Взгляд на верхний этаж Белизны, бирюзы… август 2 АНДРЕЕВСКИЙ СПУСК Путь голубя, выпорхнувшего из Подола. Жест-волна от запястья к плечу. Булыжник пристально и подолгу Смотрит вдаль сквозь каштановую парчу. Это единственный выход к набережной, к точной Своей копии на смятом рябью холсте. И река с переулком, избрав тебя точкой Пересеченья, оказываются в хвосте Воспоминаний чрез год иль два. Когда отсутствие твое там Подвигает к письму слова, Что взгляд с высоты к шагам. конец августа – 5 сентября 3 ДОМ ТУРБИНЫХ Веранда Если и пить чай, То непременно здесь. С выходом «сразу в рай», С видом на смесь. Стекол – в дыму лет, В мозаичных лучах Утренних… в рыжий плед, Что в мантию, облачась. Лестница Перила помнят апрель, Дождь, молоко в бидоне… Как лучшая параллель С хозяйской ладонью, Они-то и есть ось Дома, где скрип ступенек – Единственно, что спаслось От памяти – преступленья. Прихожая Из боязни остаться Запертым и в тени Крошечное пространство Наказанному сродни Ребенку, взглянув за ту Дверь, проживает в замочной Скважине пустоту, Как будущее – заочно. Гостиная Зима. Прислонясь щекой К стеклу, за метель гардины Встала судьба щенком – С белой макушкой сына. Один только не зачах, Печален средь нас и жалок, Рассыпанный впопыхах По стенам букет фиалок. Комната Елены Владения абажура. Место, где мандарин, Вырвавшись из ажурной Кожицы, вас дарит Безукоризненным цветом Солнечного руна, Да – «Доброй ночи! – согретым Голосом от вина. Кабинет Роза мертва. И в гипсе Конечности интерьера Уповают на гибкость, Инсценируя «Веру» На траурном кирпиче. Скупо и плоско: С мечтой о луче Под таянье воска. Книжная На полках нет книг. В книгах страниц и слов – На бумаге, сам крик Закостенел – улов У вечности не богат. Но и она молчит: Яблоневый сад Потрескивает в печи. Столовая Ностальгический крем Приспущенной шторы Чуть замедляет крен Пола, стола – что скоро Обрушатся в один миг Навзничь, таща за собою – Что составляло мир. Противостояло бойне… 15-16 сентября 4 ШЕВЧЕНКО После стольких дождей Точно чашу подняв, Ослепил и понес В канделябрах ветвей… Опуская рукав В остывающий воск. И аукалась даль С немотою в груди, Имитируя глушь. Да крошилась эмаль Фонарей впереди – В черных блюдечках луж… Ты ушел в рушнике, Аки агнец, под плач Старых мазанок – в сон Восковой – налегке: Шелестя с песней мачт Октября в унисон…. 21 сентября-6 октября 5 НАБЕРЕЖНАЯ Трепещущий пульс орешника на холме Заставляет тебя оглянуться еще в начале. Дряхлая, скудная местность с мыслями о зиме Чередует воспоминанья о шелестах на причале. Присмиревший сад – убежище горожан – С крапом охры на асфальтовом пиджаке, Точно из дому выйдя кого-нибудь провожать, Так и замер с платочком-облаком в кулаке… Одиночество звука: лишь мелкая дробь В партитуре ненастья находит то же, Что Днепр в каплях, – насквозь продрог – Съежась под ними гусиной кожей. В продолженье аллеи наспех вписанные, навек Имена любимых – рукою бодрой На «Мосту поцелуев», что первый снег, Опушают поручни формулами свободы… 9-10 октября ЯНВАРСКОЕ Равнинная ширь замыкается в полукруг Узенькой комнаты – той, что без цели… Душа растет, затмевая собой недуг, Как температурный жар в ослабевшем теле. И кажется, за что ни возьмись, что теперь ни сделай, Все кончится хорошо или, как минимум – без утрат! И все нечистоты в нас за ночь засыплет белый Навеки девственный пух отстреленных лебедят. НА КРЕЩЕНИЕ Январь. Все снегом заросло. Ртуть скачет бешено в окошке. В заиндевевшее стекло Глядится мысль о неотложке. А той все нет и нет… но вой Непрекращающейся бури, В сон опрокинув с головой, Сознанье наше не зажмурит. И мы, от холода трясясь Или от страха перед худшим, Еще нащупываем связь С благоразумьем, ибо тут же И речь, и трапеза простая Да полусвет в полутепле… Где кисть герани зацветает, Чуть отогревшись на столе. 23 января Январь. И хочется уснуть, Зрачки направив на другое, Лишь бы не чувствовать блесну, Как проволоку, над головою. Пока нутром всем на крючке У золотого исполина Ты в замерзающей реке Пульс замедляешь в половину. И ждешь в расчете на рывок С колючей думой по соседству: Лишь бы не выдал поплавок Твое порывистое сердце…. 27 января 28 января 2006 г. Колокол в темноте Качается, напряжен. Свет зажигают – где Услышат печальный звон. Памятен тот язык, Хоть и незрим звонарь… Обугленной спичкой сник Черный в снегу фонарь. В пальцах крошится мел – Грубый, колючий ворс. Финский заледенел. Купол к звезде примерз. Единственный ледокол, Вызвавшись отыскать Выход, в ночи набрел На пустоту… Тоска. ВЕСЕННИЙ РЕКВИЕМ 1 стихи к баралгину На острие у часовой Малейшей радуясь отсрочке, Я различаю профиль твой До бледной родинки на щечке. Яснеет смысл наших дней. Опоры шаткие вернулись. И черный снег течет вдоль улиц Правдоподобнее, ясней… Освобожденный бок лежит, Как отвоеванное царство… И одеяло словно щит Распространяется над частым Сердцебиеньем. Никого – Из караульных у постели! И чаю я в ослабшем теле Весну нетленную его. 10 марта 2 С Неупиваемою Чашей Да в человеческой пустыне Весна берет на приступ наше Ледком покрытое унынье. Особенно под воскресенье, Когда округа спьяну спит, Все четче реквием весенний Капельным голосом гудит. Я слышу исповедь метели О самых лучших временах, Как мысли черные белели, И снег царил даже во снах. Луч отпускает ей грехи И опускается по шторе На грудь, соблазну вопреки Тепло со светочем рассорить. Одна медлительная льдинка, Положенная под язык, Как все хорошее – с горчинкой, Мне открывает напрямик: «Нам эта буря по плечу! Еще две капсулы в кармане…» Грудь прижимается к лучу, И запах таянья дурманит. 18 марта 3 Как хорошо, светло! Ни горечи нет, ни страха. Лишь колотое стекло Щекочется под рубахой. Воистину ты – весна! И будто бы не причем Изрытая белизна, Что скальпелем тем, лучом. В израненной синеве Жаворонковый апрель. Дремотную в голове Дурь облекла свирель! Но вместо баллад в уме Звенит все ясней-черней Реквием по зиме, По тем, кто остался в ней… 31 марта 4 Пасхальное Чешуя предзакатная лучиков Словно плачет на выцветшем куполе. И дождавшись удобного случая, Колокольный хрусталь за скорлупами Неумолчных псалмов в ястребиное Равнодушье проклюнулся сызнова, Где стоим с тополями, рябинами На коленях под белыми ризами. А страстная, как умалишенная, Разошлась! Но опутали ноги ей. Но уже понесли освященные Куличи прихожане убогие Я иду подворотнями ужаса Вдоль домов, огибая безумие, Где оно после сытного ужина Почему-то все злей и угрюмее. Я несу сердце голубя, водкою Оглушенное – блевом застеночным, Меж людьми отстраненной походкою Переулками срама Ко всенощной. 23 апреля, Пасхальная ночь 5 Признание (Л. Губанову) Снова звезды-санитары сквозь стекло за мной следят: Не свихнулся ли? Не запил? И вообще живой ли – там? Я держу мои височки словно диких жеребят За уздечку новых строчек с прежним горем пополам. Чуть я в сторону, те – следом, и заламывают руки! И с размаху о диван, как последнего пропойцу! Эти звезды-санитары не метафора, не глюки, Я ору нечеловеком, а они мне: «Успокойся…» А они уж пеленают то ли крылья, то ли плечи. И лежу я, как младенец – в первый день после рожденья. Ошалело различая чьи-то лица, письма, встречи. И в ногах моих признанье утра – жиденькою тенью. ________________ Я сходил с ума, спивался, нарывался и стрелялся. Я кончался непрерывно, одиночеством ужален. Только звезды-санитары молча щурились сквозь пальцы: Мол, заштопаем, обколим – не таких еще видали! Мол, проспится - обретется и очухается вскоре. Дурь - долой! повеселеет, снова сядет, невредим, За стишки, тогда повяжем, забинтуем и зашторим, Чтобы не было повадно – за спиной его – другим! …В самом пышном лазарете, разорен, раздавлен, скомкан, Я лежу в последнем свете умирающего дня. Снова звезды-санитары над моей склонились койкой И совиными очами устремились на меня. 22 мая, на Николу МАРИНА. ТАРУСА. ПРИЮТ ДУШИ. Девственный тюль тумана В утренний полусон Провинции… тот румяный, Росами напоен, Берег под сапогами Старого рыбака Вслушивается в гаммы Незримого поплавка. Брызжется в земляничных Омутах страшных тех Детский, немного птичий, Бубенчиковый смех. Темный хороводы Платьица вкруг рябин… Девочка смотрит в воду Дальше ее глубин. Бодрый клокочет ключ В смуглой ракушке губ С купола храма луч Рвется куда-то вглубь Хладной аллеи. Сквозь Пальцы и далеко Пролито на авось Окское молоко… Лег бонапартов лоб Камнем на берегу. Эта земля по гроб Будь перед ним долгу. Это и есть судьба В городе над рекой! Росы горят у лба. Что свечи за упокой. 2-4 августа 2005 года Таруса. ПЕТРШИН ХОЛМ Превосходство садовой розы Над камнем средневековым Неоспоримо. Первооснова, Достигнув апофеоза, Забирается с головою Под облачное покрывало. Ниже, береговою Линией от причала Разворачивается мотив Готической колыбельной, И всходит над корабельной Палубой мощный риф Костела. Через минуту Куранты на Староместкой Изобразят кому-то Полночь. За занавеской Каюты «У Флеку» город Гаснет, как ожерелье На новогодней ели, За разговором… Таинственный светлячок Пустого фуникулера, От берега увлечен По восходящей, скоро Скроется в белокурых Зарослях – эфемерных, Невозмутимых кудрях Спящего Гулливера… 20 июня 2005 ФОНТАНКА (элегия) Свежевыстиранное утро Облегает изгибы древ Саваном света, будто От влаг отяжелев. Дом глядит не моргая, Как только что от сна: В нем – еще молодая, Рассветная тишина… Неподалеку тополь Стряхивает с головы Капли дождя. И шепот Отчетливей той листвы Предвосхищает пару Любимых. За парапетом Тлеет звезды огарок, Теплой слезой воспетый. Обмороком симфоний На вензелях моста, Что поцелуй ладони – Млечная нагота. Забывшиеся в объятьях Двое – в своей ночи, И ничему не разнять их… Опережая лучи, Над волнами первый катер Уходит куда-нибудь… Жизни целой не хватит, Чтобы его вернуть. 9 июня 2005 «ГОРОДСКИЕ МОТИВЫ» МОСКВА 1 Византийская вязь Грубых мазков царит В обруче дня, дробясь Листьями о гранит! Тень тополиной свечи, Упавшая наугад, Процеженные лучи Вскармливает что цыплят. Июнь испустил дух. В памяти его след. Шоссе оскверняет слух. Язык поражает бред. Термометр за стеклом Зашкаливает – жара! Точно моллюск, тайком Проглядываешь из нутра Переполненного трамвая… Между соленных век Сыплет не переставая Белый до жути снег. 5 июля 2 Это час разоблаченья! Голова /не голова – Головешка в час горенья. В пепле ночь по рукава. Я держу ее, как факел – Догорела, довела... И обугленной во мраке Прозревает до бела. Я иду, стопа слабеет: Очертанья дома, в нем Бред подъезда каменеет Непреступным дверью-ртом. Миг один! И полупьяный, Получокнутый сосед Отворит мне, точно рану, Дверь и выведет на свет… 19 июня 2006 г. 3 КОСТЫЛЬ Твой город: найди хоть бы десять отличий, За множеством лиц – лицедей! – обезличен. За множеством форм и громоздкостью оных – Луч выхода в тех переходах неровных… Как будто тебя выгоняют из дома, И ты постигаешь, насколько бездонны Проспект и проулки, и марш одноглазых Больных светофоров ночною проказой! Твой город! Найдешь хоть причину одну Остаться? А нет – замени на вину. Тогда, истощаемый душной слезой, Любое прими, примири, урезонь. Взвали на себя хромоногую рвань, Беспечную пьянь осчастливь, остакань! Как будто тебе проломили бока, И язвы горят в суете сквозняка… Чумное соседство: кабак и бордель. Кичливый швейцар до дыр проглядел, Как ты, отражаясь в витринном стекле, Раздолбанный тащишь костыль по земле… 30 ноября ПСКОВ от 28 августа Льется с белых свечей Мед в речную купель. Колокольных ключей Опрокинутый хмель Хлебным духом томит. И смиренен, и тих В узком небе царит Голубь башен резных. Будет вечно мала Ему строгая клеть… От крыла до крыла – Византийская медь! И роняя кресты На упругую гладь, С птичьей той высоты Белогрудая ладь Четвертует порог, Намечает ходы Перекрестком дорог От звезды до звезды… ПСКОВ (этюды) вокзал Вокзал. Четвертый час утра. Зал ожиданья – склеп для посторонних. И город смотрит из его нутра, С ногами сев на подоконник. Над остановкой сердца фонари Все еще ждут автобуса, что тот Их вытащит отсюда – до двери Ночлега – в уличный пролет… в автобусе Размеренно, все зная наперед, Садятся в гроб с глазами ясновидцев. Пока кондуктор, как со дна всплывет. Нащупывают мелочь, чтоб не сбиться, Взгляд прячут в пол и медленно в ладонь Отсчитывают нужные монеты. И все молчат, но только тронь, Как хлынет плач из трафаретов. кремль То ли от стен сознанье правоты, А то от колокольных зыбей… Куда укрыться, если ты Лбом прислонился к мертвой глыбе. И хрупкой сущностью своей Вдруг постигаешь, сколь неравен Твой натиск здесь, и тем верней Шаг отступления раздавит… в кафе С фигуркой женщины твой столик. На нем дымится кофе растворимый… За занавеской – луковица столь не- Вместима в сердце, сколько объяснима Заглавьем храма. Мысленный поток Уводит в сторону, и кажутся нелепым Затертая тетрадь, обилье строк И с колокольни снятый фотослепок. 7 сентября по набережной Незваным гостем входишь в дом И задержаться здесь неволен. Хозяин с каменным лицом Твоей прикуривает болью. Он облака с речною тиной Разводит, чтоб не обожгла, И в кружки льет, как на холстину, Свинцовые колокола! двор Столб на манер гвоздя Торчит под шляпкой света. Двор – в стороне гудя Листвой, полураздетый – Полухмельной, стучась В тебя, вопит и стонет: «Впусти хотя б на час! Хотя бы на ладони» поезд на Москву Рывок из-за спины Дневного мордобоя, Мимо ларька, стены… С разбитою губою Титаником твоим, Весь в нервах – перекошенный, Как будто смыли грим С неузнанного прошлого... 13 октября 31 июля Смерть отсюда приметнее нежели Акушера персты, профиль скальпеля… Где до слез потрясающей нежностью Разрешается сумрак оскаленный! Где тебя не по имени-отчеству, Отворяя боль – из невесомости, Но за волосы в ночь развороченной Кровоточиной света и совести Отнимают от матери-иволги, Обессиленной что-либо вымолвить… Тащат – долго ли, грубо ли, криво ли! И обратной дороги не вымолить. Эта ночь заговорена, крестная. Только двинешься ей на попятную – С Днем рождения, смерть необъездная! С Днем зачатия, скорбь необхватная! "РАДОНИЦА" Посвящается Лине Корниловне Табашниковой «Хотя бы в последний мой смертный час, Назначь мне свиданье у синих глаз» М. Петровых 1 Зелень древесной плоти Заключает с крылом пари, Что, приблизившись к позолоте Купола, воспарит Выше! Маслина кровли Окунулась в лиловый сумрак. Все оттенки отбросив кроме Бархата, тот рисунок Служит единственным ориентиром Душе, свое позабывшей имя. В четырех плоскостях мира, Пренебрегая ими, Она неизбежно к пятой Тяготеет, прозрев, и скоро Чума оставляет, пятясь От нее, разоренный город. 31 октября С посвящением Илье Тюрину ВСТРЕЧА Затертый до дыр пейзаж. Где волны, что эхом крик, Песчинкой насытясь, наш Оставили материк Не тронутым. Точно в ней Будущий разглядев Берег за много дней Отсюда, за много древ… Птенчиком, наповал Сшибленным из гнезда. Столько о нас узнал, Сколько одна звезда Знает о тех в ночи Свечках да фонарях. Только ты не молчи, Глядя на нас впотьмах! Все стремления к нулю Сводят вода и дно. Пастель отдала углю Финальное полотно. В сущности, тот же прыжок Без парашюта, но – В небо! Хотя, дружок, Не все ли тебе равно… ____________________ Что не отнимет день В нервах своих тревог: Песню, обличье, тень, Молитву, как монолог Ужаса, вплоть до строч.., Какие допишем там. Все забирает ночь. Что ж остается нам? Взгляд, устремленный вверх – Немногим крупнее тли – На ту неземную верфь, Откуда мы все пришли. Взгляд в себя без зеркал С пристальностью Его. Где замолчав создал Нечто из ничего. ____________________ Это письмо без начал Без края и величин. Настолько о нас смолчал, Насколько родник один, Из глубины пришед, Морю отдал, и сам Стал глубина и свет, Не покорясь волнам… 1 сентября – 26 ноября А. Кобенкову Так и встал в дверях, точно памятник. Ливнем, листьями зацелованный. Отсекает дни сердце-маятник. Ночь пришла к тебе за подковами. И ни чем от нее не открестишься. Ни упреками, ни поллитрою. Только жизнь, глядишь, заневеститься! Под фатою росой политая… На березовых складках первыми Проступают слезинки-крапинки. Что-то с хрустом в рубашке прервано, Отлетело под ноги запонкой. И метнулись вслед руки-молнии. Шарим в темени, как в репейнике. Но один Господь в той намоленной Тишине сидит, вяжет веники… И так ласково нам: «Что вы, глупые! Баньку славную приготовил я!» Легче дух в сенях, пар под куполом… Рабу Божьему Анатолию. 10 сентября НОВОГОДНИЙ МОТИВ I Новогодний мотив: марш последней недели, Непрерывный смычок сумасшедшей метели, Снег с дождем зачеркнул мостовую, и еле Различимым стал дом С годом, прожитым в нем. Торжество акварели! Где, разбавив вином пустоту и тревогу, Мы из дома бежим, забывая дорогу... Трезвый мусорщик тих, – с неподдельной заботой, Что подснежник, сгребает с земли нечистоты, Тучный дворник метет невесомое что-то, Вызвав к яви от сна Мутный светоч окна В день последней субботы… Символический плен – тот же ценник на елке Упраздняет мечту, ностальгию и толки… Как рабыню, ее выкупаешь для старых Впечатлений, забав, или больше для пары – Вместо женщины, друга, высокого дара, Диалога, объятий, Чтобы только не спятить Под бренчанье гитары Одному… ты, к себе прижимая больную, Облетевшую хвою, тот праздник минуешь. 30 декабря II Расстоянье растет каждый год непрестанно: Мир скорее лишь тень от лампады Лианы, Александра, Эмилии, Виктора, Анны. Имена их, юдоль, Повтори как пароль В этот мир безымянный! Как синоним любви, окликая руины – Сашу, Витеньку, Милочку, Аннушку, Лину… В эту полночь и день, что остались от года, Воскресенье влачит без просвета и брода Скорбь и память о них, чтоб проститься у входа В новый дом или стих, Но без тех – пятерых. На краю небосвода Они нынче, как мы, над столом поднимая Золотые фужеры, зовут, поминают… Как же всем объяснить – сыновьям и вдове, Сироте и отцу… что, всегда в большинстве Остается любовь – в непрерывном родстве С неизбывной бедой? И идут чередой С той бедой во главе Оборвавшие пленку последние кадры: Анны, Викторы, Лины… Эмилии, Александры… 31 декабря | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
