СЕМСК.

 

Линкор

 

. Военный городок в степи на окраине Семипалатинска. Все молодые лейтенанты, приехавшие в полк после училища, проходят через линкор. Это длинное трехэтажное здание, гостиничного типа, увитое снаружи железными лестницами Линкором его окрестили первые испытатели, он и правда похож на огромный линейный корабль. Когда - то в далеком 1949 в степи, в 130 километрах от ядерного полигона, где проводились и проводятся испытания, его построили для работающих здесь Курчатова и других ученых - физиков,

За двадцать лет здание обветшало, все коммуникации пришли в негодность, а денег на ремонт у военных нет, поэтому в туалет мы ходим в аэропорт, это недалеко – метров пятьсот от дома. Терпение, главное терпение.

Нам досталась угловая комнатка – восемь квадратных метров. Здесь с трудом помещается железная кровать из гостиницы, стол, стул (оттуда же) и, когда родилась Ксюша, в комнату вкатили детскую коляску, доставшуюся нам по наследству, не помню от кого. Да, еще есть подоконник. Очень удобная вещь. Поскольку стены этого здания достаточно толстые, где-то полметра, то и подоконник очень широкий, зимой он вполне заменяет холодильник. На нем стоят бутылки с молоком, банки с зеленым горошком, лежит семипалатинская колбаса. Окно в комнате изнутри покрыто толстым слоем пушистого инея. Чтобы налить молоко в ковшик, нужно сначала ножом продолбить лед в бутылке. А мерзлую, твердую, как камень, колбасу можно отпилить, только подержав над пламенем керогаза.

– Была колбаса полукопченая, а стала сапсем копченая, – смеется муж, оттирая тряпкой жирную черную копоть.на полопавшейся шкурке.

Очередная авария на станции– и снова военный городок замерзает в степи. Темнота –ерунда, на этот случай у нас есть свечи, целая коробка стеариновых свечей под кроватью, а вот то, что батарея ледяная и обогреватель не включить, это пострашней будет. На улице буран и около тридцати мороза. Интересно, сколько в комнате, если изо рта идет пар и ноги мерзнут в валенках (надо все же разориться и купить комнатный градусник). Мы укладываем в постель между собой нашу грудную дочь, завернутую в ватное одеяло, как для зимней прогулки, и всю ночь дышим на нее с двух сторон, натянув на голову одеяло.

Утром мужчины уходят на аэродром, а в линкор, по случаю аварии в котельной, приходит начальник политотдела со свитой. Высоченный красавец, командирская цигейковая папаха, погоны с тремя большими звездами. Полковник. Я видела его весной на параде: вся грудь в орденах, боевой летчик, всю войну прошел. В коридор выходят женщины. Здесь почти в каждой комнате простуженные кашляющие и сопливые

дети, и измученные матери набрасываются на него с криками. Слезы, рыдания, истерики:

– Когда это кончится?!

– Да мы сожжем на.. этот барак керогазами!.

Замполит молчит, папаху снял, весь седой, ждет, когда женщины, прокричатся, смотрит в пол, обещает, что часа через два, ну, в крайнем случае, к обеду в котельной все починят, там и так всю ночь на морозе работали солдатики. Потом почему- то заходит в нашу комнатку, она крайняя от лестницы. А может быть потому, что я не ору, а молча стою в валенках, шмыгаю носом. Мне двадцать лет – ему сорок пять. Совсем старик.

– Окно хорошо утеплили? – задает он совершенно идиотский вопрос и противно скребет по инею ногтем, иней осыпается. Потом подходит ко мне, обнимает за плечи.

.– Ну, потерпи, дочка, потерпи, вот достроим дом…. А ты знаешь, что в этом доме жил Курчатов? Знаешь, кто такой Курчатов? Ты еще гордиться будешь, будешь всем рассказывать, что в этом доме жила. Ну, потерпи. Ты ведь жена военного… – он говорит, а изо рта у него идет пар.

Что же, что Курчатов, ну и что же, что жена военного. Мне так жалко себя, так Ксюшку жалко, что я наконец реву навзрыд.

Свет действительно дали к обеду, если это можно назвать «светом». А может, оттого он такой тусклый, что в городке сразу повключали все, что греет: электроплитки, обогреватели, да еше какие обогреватели– самодельные. Но батарея постепенно нагрелась, стала тепленькой. Все же нет худа без добра: у нашей маленькой клетушки- комнатушки есть свои плюсы, вернее, один плюс – она быстро нагревается. Ксюшка под направленным на нее обогревателем извлекается из ватного одеяла, удивляется, наверное, девочка, что это мы так долго гуляли на свежем воздухе и по уши все промокли. Потягушечки…Мы наскоро моемся, переодеваемся в сухое и чистое, кормимся, играем.

 

А вечером того же дня мы всем этажом поздравляем с днем рождения соседку Зину.

Ее комната напротив нашей. Комната огромная, с тремя большими окнами, тоже обледеневшими изнутри. Во времена Курчатова она, наверное, была каким-нибудь конференц-залом. Комнату украшают тридцать разноцветных воздушных шаров и на стене – юбилейная газета, склеенная из пяти листов ватмана, над которой мы трудились почти месяц, а сейчас над ней рыдает наша именинница. Немудреные подарки, серенады, исполненные мужчинами авиаполка под гитары, даже цветы где-то достал в такую стужу Зинкин муж (позже выяснится, что цветы он срезал в медсанчасти, и за это ему вкатят выговор). Зинаида урыдалась! Такого дня рождения у нее в жизни не было. Ей тридцать лет( весьма почтенный возраст), пятнадцать из них она провела в детском доме. Вот так Зинке не повезло, она родилась в 39-м. и сразу осталась без родителей. И еще раз не повезло ей – день рождения перед самой получкой. Уже давно все сидят без денег, в магазин спускаются только за хлебом да за молоком для ребятишек. Все это понимают, и каждый принес что-нибудь съестное из дома. Насчет выпить, тоже невезуха: завтра с утра полеты. На столе картошка, сдобренная подсолнечным маслом, посыпана бледно-зеленым выращенным на окошке лучком, соленые огурцы, маринованные помидоры, селедочка, посыпанная кольцами лука, сало соленое и сало копченое, тонко нарезанная докторская колбаса по два рубля десять копеек за килограмм и, конечно же, знаменитая колбаса Семипалатинская.. А Зинаида расстаралась, приготовила удивительно вкусное казахское блюдо, бешбармак называется. Запахи в Зинкиной комнате обалденные! Нам как раз прислали из Минска посылку с настоящими шоколадными конфетами. Их расхватали и слопали в один момент, я даже на стол не успела поставить глубокую тарелку с красиво уложенными горкой конфетами.

– Аппетит перебьете, аппетит перебьете, это же на десерт!- кричала медсестра Людмила, пытаясь нас образумить. Она работает в нашей медсанчасти и про все знает, и про аппетит тоже. Ее не слушают, хохочут. На аппетит никто не жаловался, – все хотели есть постоянно.

 

.